Глава 1
Погода стояла великолепная. Тепло, сухо, от реки, несущей свои воды вдаль, в дебри древней тайги, веяло приятной прохладой. На прибрежные камни падала тень от высоченных, разлапистых елей, подступивших близко к берегу. Казалось, что стремительные потоки воды неслись в глубоком каньоне, стены которого образовали густо растущие вдоль берегов деревья.
Я встал с большой коряжины лежащей возле берега, с удовольствием потянулся и, присев на корточки у кромки воды, начал умываться. Ополоснувшись, вытер мокрые ладони о штаны и осмотрелся. Ничего не скажешь, места здесь всё-таки красивейшие, без преувеличения. Вроде и не раз уже на таёжных речках бывал, но до сих пор дух от этих диких мест захватывает. К слову, волнует не только здешняя красота. На фоне этой необъятной первозданной дичи чувствуешь, как страх одиночества мелкими капельками заползает за шиворот и холодит покрывшуюся мурашками кожу.
Раздался приглушённый расстоянием рокот лодочного мотора. Я прикрыл ладонью глаза от яркого солнечного света, усиленного водными бликами и, посмотрел на противоположный берег. Ну вот, пожалуй, и всё! Моё ожидание закончилось, это явно за мной: других людей в округе не наблюдалось, да и оговорённое время уже подошло.
– Утро доброе, – поздоровался лодочник и, шустро выпрыгнув из своей посудины, одним рывком задёрнул её почти до половины на берег.
Заметив мой удивлённый взгляд, сказал, словно оправдываясь:
– Течение здесь сильное, унесёт лодку влёт!
Он подошёл ко мне и протянул руку.
Мужик был здоров! Широкие плечи, выпуклая грудная клетка, на которой, наверное, взрослая рысь спокойно уляжется. Мощные руки, ширина запястий которых указывала на недюжинную физическую силу. Одет незамысловато: клетчатая рубашка с подвёрнутыми рукавами и вездесущие в этих местах камуфляжные штаны. Я пожал протянутую руку и, крякнув про себя от крепости рукопожатия, кивнул в сторону лодки:
– Да, пожалуй, корму вон уже по течению разворачивает.
– Ну так и затягивать не будем! – засуетился мужик. – Вещички-то ваши где?
Я подхватил с земли рюкзак и, продемонстрировав его встречающему, направился к лодке.
– Ну и добре! – согласно кивнул он и, догнав меня, улыбнулся. – Так-то оно даже и лучше, канители без багажа меньше! Меня, кстати, Николаем зовут.
– А по батюшке? – спросил я, устраиваясь на скамейке посредине лодки, здраво рассудив, что на корме мне не место – если два мордоворота усядутся рядышком, то лодку утопим на раз-два! Да и не мне с мотором управляться.
– Можно и без батюшки, – опять улыбнулся мужик. Он с силой оттолкнул лодку от берега, ловко запрыгнул в неё, заставив качнуться на неспокойной воде.
Течение как пушинку подхватило массивную посудину и, разворачивая кормой вперёд, повлекло на середину стремнины. Николай, обогнув меня, устроился на кормовой скамье возле мотора.
– Ни к чему нам батюшка, да и годками мы с Вами схожи, – заметил он и взялся за рукоятку управления мотором, добавляя оборотов.
– Ну а меня Александром кличут, – ответил я, не надеясь, впрочем, что из-за шума мотора он меня услышит.
Но всё же услышал, так как прощаясь уже после прибытия на противоположный берег, назвал меня по имени.
– Ну что же, Саня, вот и прибыли, деревня отсюда недалече, до неё в аккурат с полкилометра будет по этой вот тропинке, – и он опять протянул мне руку. На этот раз я уже был готов и ответил на рукопожатие как следует.
Он удивлённо посмотрел мне в лицо, а потом довольно рассмеялся:
– А ты брат силён! Честно говоря, даже не ожидал такого от горожанина.
– А что, по мне не видно было? – удивился я и демонстративно повёл плечами, которые по ширине ничуть не уступали его размерчику.
– Ну не скажи, видал я больших и здоровенных!.. Да вот толку от них не было, разве что весом похвастать и могли!
– Так я и не чистокровный горожанин, родился и вырос не так уж и далеко от этих мест.
– Ну вот и славно, – улыбнулся Николай и, ещё раз встряхнув мою руку, добавил:
– Здесь можешь ходить спокойно, зверь сюда не забредает, – и он сильным толчком отправил лодку в буйные речные воды.
Прежде чем взревел мотор, я услышал:
– Вернусь через несколько дней, ты, если что, обращайся!.. Я завсегда в хорошем деле помочь готов!
Николай мне понравился. По внешности он, скорее всего, славянин: лицо широкое, курносый нос, глаза голубые, волосы русые и коротко стриженые. Хотя в чистоте его славянского происхождения я не уверен – скулы выдавали примесь азиатской крови. Оно и понятно, в своё время в этих местах обитали племена отнюдь не славянские! Вот и смешалась кровь, образовав расу сибирских людей. Одним словом – спокойный, улыбчивый, и обаятельный человек.
Я вообще делю людей на приятных и неприятных. Это не лучшая черта моего характера, но по-другому не получается. Так смотришь, вроде бы человек как человек, ничего тебе плохого не делал, а душа к нему не лежит, и если с ним общаешься, то только по служебной необходимости. С другими наоборот, первый раз его видишь, а говорить хочется о чём угодно, хоть о погоде.
Треск лодочного мотора стих. Я посмотрел вслед стремительно удаляющейся по течению лодке, вздохнул и забросил рюкзак за спину. Постоял, внимательно осмотревшись по сторонам, а потом зашагал в деревню по широкой тропе, с опаской поглядывая на близко подступившие к её краям густые заросли кислицы.
Не верю я этому зверью! Никогда сюда не забредает, а сегодня в его хищную голову что-нибудь втемяшится, и припрётся зверюга, чтобы на меня посмотреть.
* * *
– Так Вы, Александр Андреевич, стало быть, из краевой столицы к нам по делам службы прибыли? – пробормотал глава здешних мест, внимательно изучив моё служебное удостоверение.
Он читал его, близоруко щурясь, а потом, спохватившись, ловко выудил из внутреннего кармана пиджака старенькие очки с круглыми, без оправы, стёклами и бодро зашевелил губами, вчитываясь в казённые слова.
– Можно и так сказать, Алексей Николаич, – усмехнулся я.
Незачем переубеждать человека. Если уж местная власть решила, что я прибыл в официальном порядке, то пускай так и остаётся. Содействие, если потребуется, оперативнее оказывать будут. Благо, что не потребовали командировочного удостоверения, которого у меня не было. Но, скорее всего, он и не знал, что такие удостоверения у силовиков вообще имеются. А может и знал, да решил благоразумно не обращать на это внимание.
Перед поездкой я узнал, что Алексей Николаевич Садов, семидесяти лет от роду, вот уж как двадцать годков является бессменным лидером деревни, носящей звучное имя Бузан. Личность он разумная, энергичная, радеет как в целом о благополучии родных краёв, так и о людях, регулярно избирающих его во власть, в частности. Это, знаете ли, вызывает нешуточное уважение.
Я понял, что Алексей Николаевич личность не только разумная, но и колоритная, как только увидел его. Он сидел на крыльце деревенского средоточия власти, о чем недвусмысленно сообщала массивная, прибитая над дверями вывеска, на которой аккуратными, выкрашенными в синий цвет дощечками было выложено слово «Контора».
– Выходит, что это о Вас меня районное начальство предупреждало? – спросил, поднимаясь с крыльца, Алексей Николаевич.
Не дожидаясь ответа, он указал на дверь и предложил:
– Проходите, чего на улице-то торчать.
Пока я через деревню добирался до конторы, встретил несколько человек, которые органично вписывались в деревенский пейзаж. Другими словами, одеты были просто и удобно. Алексей Николаевич же, видимо основываясь на принципе, что руководитель должен быть заметен издалека, нарядился в светлый пиджак, темные брюки, коричневую рубаху и слишком длинный светло-синий галстук. Смесь убойная, не для местных условий жизни, зато теперь его ни с кем не спутаешь.
Рабочий кабинет местного начальства не отличался богатством и красотой убранства, напротив, Алексей Николаевич, по всей вероятности, придерживался минимализма и по-спартански был неприхотлив.
Большое здание конторы было собрано из бруса и на первый взгляд имело только одно помещение – кабинет главы поселкового самоуправления. Всё! Никаких тебе приёмных и служебных помещений, секретарш, прочих ненужностей и красивостей.
В кабинете стояли два стола в виде буквы «Т», причём было заметно, что ножку этой буквы изготовили местные умельцы. Приткнувшийся к столу одинокий стул, не внушающий доверие внешним видом, наводил на мысль о том, что совещания в этих стенах не проводились. Решения руководитель принимал самостоятельно и в советах не нуждался. Ещё одной характерной особенностью конторы были большие окна чуть ли не на полстены.
Алексей Николаевич вернул удостоверение и внимательно проследил, как я прячу его в нагрудном кармане. Когда я застегнул клапан кармана, он удовлетворённо кивнул, встал из-за стола, за которым мы сидели, и вдруг визгливо заорал, повернувшись к одному из окон:
– Гринька!.. А ну подь сюды, охломон!.. Дело есть…
По крыльцу протопали, судя по звуку, босые ноги, и в контору заглянул пацанёнок лет девяти-десяти. На нём, в отличие от разодетого местного руководителя, ничего не было, кроме застиранных, непонятного цвета шорт.
– Доброго дня, деда Лёша! – шмыгнув пару раз носом, поздоровался мальчишка, а потом, кивнув в мою сторону лохматой головой, добавил:
– И Вам, дядя, здрасьте!
– Ты чего это раздолбай по улице носишься?! – набросился на мальчишку Алексей Николаевич. – Не тебе ли было велено дома сидеть и со двора ни ногой?
– Да мне же за этим… за хлебом надо, – начал, выкручиваясь, врать Гринька.
– Покажь-ка деньги на хлеб, – строго потребовало начальство.
– Да я же под запись брать буду! – вывернулся из неприятной ситуации пацан и довольно разулыбался, демонстрируя отсутствие передних зубов.
– Под запись он брать будет… – проворчал Алексей Николаевич и, ткнув в меня пальцем, приказал:
– Сейчас вот проводишь Александра Андреича до Варвары, он у неё несколько дней поживёт. Ну и по пути покажешь ему, что у нас к чему, – протянув на прощание руку, он добавил, покосившись на ребёнка:
– Вы если что узнаете – уж сообщите, всё-таки дело вон какое страшное. Волнуются люди, знаете ли, страшно людям-то!.. Женщин с детьми мы почти всех вывезли, кроме этого вот… один он у бабки остался. А она отсюда ни ногой!.. Говорит, что дома помирать будет!..
Он ещё долго мог бы рассказывать о местных делах-бедах новому человеку, но вовремя спохватился и завершил моё введение в местные события:
– Вы, Александр Андреич, если помощь вдруг какая потребуется, обращайтесь, чем смогу, как говорится, подсоблю.
Я кивнул и вышел вслед за Гринькой на улицу.
Бузан по таёжным меркам деревня большая, около сотни домов, но труднодоступная. Я несколько часов трясся по ухабистой дороге на полицейском УАЗике, прежде чем добрался до реки. Ну а дальше вы уже знаете. Хорошо ещё сезон сухой, можно на машине проехать, а как только пойдут дожди, всё, хана! Останется только ждать холодов, когда зимник проскребут.
Сам же Бузан дождя не боится. Даже во время осенней распутицы не случается здесь грязи – деревня на песке стоит. По этой же причине огороды находятся за деревенской чертой, что наверняка доставляет селянам неудобства.
Гринька вприпрыжку бежал рядом по утрамбованному до состояния асфальта песку и, бросая на меня любопытные взгляды, тараторил:
– Вон там у нас покосы, но они уже закончились, и не интересно стало! А вон там родник Егорьевский, кто хочет родниковой воды, сюда ходят. Так-то обычно колодцами пользуемся, они ведь у нас почти в каждом дворе есть! – с нотками гордости заявил Гринька и покосился на меня – как я отреагирую, на эту, несомненно, ошеломляющую новость.
– Да что ты говоришь! – не стал я разочаровывать пацана. – В каждом дворе колодец?! Здорово!.. За водой, брат, далеко ходить не надо! Да если ещё колонку рядом с колодцем воткнуть, так и совсем милое дело!
– Ага, ага! Точно!.. – обрадовался пониманию гостем ситуации Гринька и, поддёрнув шорты, добавил:
– А то на родник с флягой если ездить – морока одна!
Мы неторопливо шествовали по деревенской улице и болтали ни о чём, вернее, Гринька тараторил без остановки, стараясь вывалить как можно больше новостей на благодарного слушателя.
– Ну вот и пришли!.. – наконец-то сообщил мой проводник и ничтоже сумняшеся звучно высморкался, поочерёдно зажимая ноздри большим пальцем.
Он вытер ладонь о шорты и, кивнув на ворота дома, возле которого мы остановились, добавил:
– Тута бабка Варя живёт!.. Вы, дядя, заходите на двор, не бойтесь, собаки у неё отродясь не бывало! – и он, ещё раз поддёрнув шорты, вприпрыжку поскакал дальше по улице, размахивая как саблей какой-то рейкой и срубая головы росшему вдоль дороги чертополоху.
Я посмотрел мальчишке вслед и запоздало спохватился: «Как он не боится один по деревне-то бегать? Не может же он не знать, что в недалёком лесу случилось?»
От размышлений меня отвлёк раздавшийся за спиной скрип открывшейся калитки, и женский голос произнёс:
– Все мы за этого непоседу переживаем, не сидится ему никак дома. Вся надёжа на то, что хозяин через речку не переберётся, в лесу останется.
Шустро обернувшись, я встретился взглядом с высокой пожилой женщиной, которая стояла в створе распахнутой настежь калитки и, спрятав руки в карманы цветастого фартука, внимательно меня разглядывала.
Честно говоря, я не понял, причём тут речка и что это за хозяин такой, который не сможет пересечь реку, но, с умным видом покивав, протянул:
– А-а-а-а!.. Как же, как же, понимаю…
Женщина улыбнулась, продемонстрировав великолепные зубы, и, посмотрев вслед моему «навигатору», спросила:
– А Вас, я так понимаю, наш «голова» прислал?
– Простите, кто? – не понял я.
– Ну, начальство местное!.. Николаич. Он тут давеча справлялся, смогу ли я у себя на несколько дней горожанина приютить.
– Да-да, конечно! Он меня и имел в виду, – засуетился я, – мне бы действительно на постой к кому-нибудь.
– Ну надо же! На постой ему… – хмыкнула женщина, а потом, опять улыбнувшись, добавила, – что ж, гусар!.. Считай, что ты место для постоя нашёл.
И она, сделав приглашающий жест рукой, отступила от калитки, освобождая дорогу во двор.
Я кивнул, дурашливо щёлкнул каблуками высоких армейских ботинок и, подкрутив несуществующие усы, под довольный смешок хозяйки дома строевым шагом направился к калитке.
* * *
– Сама я и прошу Николаича, чтобы он, если вдруг кого нуждающегося в крыше над головой повстречает, ко мне присылал, – рассказывала Варвара Михайловна, когда я вечером, напарившись в её без преувеличения шикарной бане, сидел за столом и, прихлёбывая горячий, настоянный на травах терпкий чай, расспрашивал о местном житие-бытие.
– Сама… – вздохнув, повторила она и, помолчав, горестно добавила, – когда Стёпу моего Господь прибрал, так и поговорить вечерком не с кем стало.
Затем вдруг встрепенулась и торопливо добавила:
– Только ты мил человек не подумай, что с соседями я не в ладах! Напротив, все мы в мире да согласии живём! По-другому никак! Но, всё же это не то… родная душа завсегда рядом должна быть!
– Понимаю, понимаю, – пробормотал я и, чтобы соскочить с грустной для хозяйки темы, спросил:
– А что за хозяин такой, про которого Вы говорили?
– Хозяин, спрашиваешь кто? – нахмурилась Варвара Михайловна и тяжело вздохнула, – медведя эдак зовут! Хозяином-то…
– Понятно, – кивнул я, – через такую реку действительно трудно переплыть, неудивительно, что он не может этого сделать, снесёт течением так, что…
– Да Бог с тобой сынок, я не имела в виду Бирюсу! – перебила меня Варвара Михайловна и стала что-то высматривать за окошком, приподнявшись с табуретки. – Я говорила про Стремянку, которая вытекает из Бирюсы и, обогнув деревню, в неё же опять и впадает…
С этими словами она встала и шустро направилась к двери, но вдруг остановилась и спросила:
– А ты, друг мой, случаем, не женат ли?
– Да нет! Бог миловал, – усмехнулся я и тоже встал из-за стола.
Варвара Михайловна несколько секунд задумчиво рассматривала меня, а потом предложила:
– Пошли-ка со мной...
Я пожал плечами и вышел вслед за хозяйкой из дома.
А потом я стоял и молча таращился на необыкновенно красивую девушку, вокруг которой хлопотала Варвара Михайловна. Стоял до тех пор, пока она не окликнула меня:
– Александр Андреич, подсобите Олеське – из ведра, эвон в сенцах стоит, молоко перелейте, пока она марлю над банкой держать будет.
Придя в себя, я торопливо схватил стоящее в сенях ведро с молоком. Вытащив его на улицу, начал лить молоко в банку, чувствуя, как от волнения подрагивают руки.
Девушка, зажав между коленок подол светлого платьица, сидела на корточках возле банки и, придерживая марлю руками, время от времени до невозможности приятным голосом повторяла:
– Не торопитесь только, а то разольём!
Стоит ли говорить о том, что молоко я всё-таки разлил? Руки дрогнули, когда Олеся подняла голову и, улыбнувшись, посмотрела мне в глаза.
Когда девушка ушла, я вышел за ворота, сел на приткнувшуюся к палисаднику лавочку и загрустил. Если откровенно, то женским вниманием я не был обделён. Ну а как же, здоровенный, почти под два метра ростом тридцатилетний мужик, у которого есть всё для нормальной жизни. Работа, квартира, неплохая машина, даже гараж рядом с домом имелся.
Поэтому некоторые представительницы прекрасной половины человечества считали, что в одиночку мне не справиться со всем этим хозяйством. В русле моей жизненной реки периодически появлялись очаровательные подводные камни, на которые я должен был налететь и, как говориться, сесть на мель. Но не тут-то было. Лоцман я опытный, и мне удавалось удачно лавировать между подружками и ЗАГСом.
Рядом на скамейку со вздохом опустилась Варвара Михайловна и спросила:
– Ну что, понравилась девка-то?
Отвечать я не стал, просто кивнул и, сорвав высунувшуюся между штакетников палисадника травину, засунул в рот и начал жевать, чувствуя, как во рту разливается травяная горечь. Вот и в душе разливалось горькое осознание того, что я родился слишком рано – годков на десять бы попозднее! Слишком стар я был для Олеси, ей на вид лет семнадцать, от силы восемнадцать.
– Ну а чего загрустил-то тогда?! Гусар!.. – вдруг толкнула меня в бок локтем баба Варя. – Радовался бы, такая красавица на тебя внимание обратила! Она, кстати, до парней-то ох какая строгая! Я, между прочим, специально тебя вызвала на неё посмотреть!..
Баба Варя хитро сощурилась и, слегка отстранившись, демонстративно оглядела меня с ног до головы, добавив:
– Ну и тебя ей показать! Красавца такого!..
– Это когда же она успела-то внимание обратить? Я её сейчас в первый раз увидел!..
– А когда ты молоко наливал. Посмотрела так, что у тебя руки затряслись! Неужто не заметил?
Я хмыкнул:
– Как же не заметил?! Почти полведра разлил!..
– Ну а коли понравилась, так и сходи к ней на работу! Она у нас в амбулатории фельдшером работает. Скажи мол, так и так, голова разболелась…
– Подождите, подождите!.. – перебил я бабу Варю. – Как это фельдшером?.. И давно она работает?
– Да уж годочков, наверное, пять, – пожала та плечами, – сразу же после медицинского техникума и вернулась к нам.
– Баб Варя, ты уж поверь, обязательно схожу! – ответил я, не в силах удержаться от бестолковой улыбки.
Уснуть не мог долго, всё вспоминалось невероятно красивое лицо Олеси. Наверное, только в таких глухих местах и сохранилась истинная красота, незамутнённая идиотизмом неразумного прогресса. Я не сумел разглядеть её подробно. Да что там говорить, я, даже несмотря на профессиональные навыки запоминать лица и мелкие детали в окружающей обстановке, не мог вспомнить расцветку её платья – что-то голубенькое на светлом фоне и всё! Запомнились только необычайно яркие синие глаза. И ещё движение рукой, когда она привычно убирала за ухо прядь длинных русых волос.
Глава 2
В этом богом забытом уголке я оказался случайно. Будучи в отпуске собирался погостить в местах, где провёл детство и закончил школу. Спокойно уехать не успел. Перед отъездом меня вызвал начальник убойного отдела и, походив по привычке вокруг да около, попросил заглянуть в таёжную деревеньку со странным названием Бузан.
– Сань, ты же всё равно в ту сторону едешь, а этот несчастный посёлок недалеко от тебя будет.
– А почему это он несчастный? – насторожился я, по собственному опыту зная, как умеет портить жизнь начальство.
– Видишь ли, в окрестностях этой деревни за две недели были убиты четыре человека…
– Офигеть! – опешил я. – И что, наши уже там?! Мне к ним надо будет присоединиться?
– Да нет! Ни к кому ты присоединяться не будешь, – поморщился начальник, – ты приедешь туда, скажем так, полуофициально. Никого из управления там нет. Местные сами разобрались, что там к чему.
– Ну и что же там к чему?
– А там, Саня, медведь. Он и задрал всех четверых!..
– Да нет!.. Так не бывает!.. После первой же жертвы, его, насколько я знаю, выследили бы и убили. Охотниками те места не обделены.
– Да! На него сразу же началась охота, а он, словно издеваясь над охотниками, убил ещё одного человека, потом ещё одного. За ним, знаешь ли, целый отряд гонялся, и ничего! Голяк. Всё без толку... Он всё время как в землю проваливался. В общем, пока на него шла охота, он убил ещё троих.
– И-и-и?.. – удивлённо протянул я.
– И ничего! Не нашли медведя!.. Говорят, что каждую ночь его рёв слышат, а выследить не могут. Охотники разъехались. Уголовные дела прекращены за отсутствием состава преступления, так как, согласно экспертизе, людей убил медведь.
– А от меня-то Вы что хотите? Чтобы я этого ненормального медведя нашёл и удавил?! Мне, знаете ли, с косолапым бодаться как-то не комильфо!
– Не знаю я, что мне от тебя надо!.. Хочу, чтобы ты там покрутился, воздух понюхал. А то, знаешь ли, четыре смерти даже для тех диких мест перебор, однако. Не нравится мне, что-то, этот чёрт лохматый!.. Кстати, в обязательном порядке вооружись, я не только настаиваю, но и прослежу за этим.
О том, что Бузан находился рядом с местом, где я собирался отдыхать, можно было сказать с большой натяжкой. Если откинуть сотню километров вглубь тайги по плохой дороге, а потом ещё несколько часов по бездорожью и через реку, то да – рядом.
Я стоял на берегу речки Стремянки и с интересом рассматривал три могучих, потемневших от времени лиственных бревна, лежащих у воды. Рядом со стволами возвышался штабель из аккуратно сложенных толстых досок – всё, что осталось от моста, с помощью которого деревенские в лучшие времена перебирались на другой берег реки.
Баба Варя рассказала, что как только охотники разъехались, мужики мост сразу же и разобрали, от греха, как говорится, подальше. Надежда была на то, что медведь-убийца не полезет в воду специально, чтобы попасть в деревню.
Выспался я плохо. Полночи таращился в окно и с опаской слушал порыкивания медведя в лесу. Он то подходил к реке, и тогда казалось, что лохматый ревёт где-то совсем рядом – выгляни в окошко и увидишь за забором. То уходил дальше в тайгу, и тогда его приглушённый расстоянием рык уже не звучал так пугающе-грозно.
Горестно вздохнув, я осмотрелся. Ага! Вот и лодка, про которую моя хозяйка говорила. Она заменяла мост тем, кто захочет самоубиться таким жутким способом. Хочешь на тот свет? Пожалуйста, никто не неволит, плыви на другой бережок. Однако желающих до сего момента не находилось.
Я не самоубийца, и жизнь люблю во всех её проявлениях, но плыть всё равно придётся. Не иначе как вчера вечером я, распушив хвост перед опять пришедшей за какой-то надобностью к бабе Варе Олесей, хвастливо заявил, что утром собираюсь на другой берег Стремянки.
Ну а когда увидел, как и без того большие глаза девушки от страха раскрылись вовсе уж на пол-лица, понес ахинею о том, что мой ПМ штука настолько убойная, что мне завалить какого-то косолапого – как два пальца об асфальт! К тому же я парень сильный и дюже отважный, настолько, что не перестаю сам собой восхищаться.
Ладно! Теперь после этого трёпа хочешь не хочешь, а плыть надо. И я, сев в лодку поморщился, вспомнив, как, провожая девушку до дома, на её слова дождаться возвращения Николая, гордо ответил, что с этим немудрёным делом справлюсь и сам.
– Вот ведь долбодрон! Тянул кто за язык, что ли?.. – не сдержавшись, вслух выругался я и, выдохнув, в несколько сильных гребков перегнал лодку к противоположному берегу.
Шустро выпрыгнул на прибрежные камешки и, осмотревшись, выдернул посудину из воды, как это недавно делал Николай – течение у Стремянки тоже приличное. Осмотрелся. Тишина. Только кузнечики, радуясь продолжающемуся лету, трезвонят в траве как ошалелые.
Никого! Я один. И это радует. Может эта тварь ночью наоралась, а теперь дрыхнуть куда-нибудь в дебри забралась?! Если так, то мне повезло. Пошатаюсь недалеко от речки да домой подамся, а когда Николай вернётся, вместе уже и пошаримся по лесу. Баба Варя говорила, что он охотник знатный, даже на медведя с рогатиной ходит. Вот только почему этот знатный охотник, вкупе со своими собратьями так и не смог выследить здоровенную тушу? Непонятно.
Берег речки плавно перетекал в довольно большую поляну, которая в сотне метрах от воды заканчивалась густым кустарником – за ним и начиналась тайга. Я несколько минут постоял, внимательно осматриваясь, а потом вытащил пистолет из поясной кобуры и дослал патрон в патронник. Пусть будет так, чем чёрт не шутит! Страшновато однако, не поросёнок же всё-таки ночью орал, значит реально здесь косматый бродил.
Я не сомневался, что при случае застрелю медведя. Как бы я не хвастал, но останавливающая способность пээмовской пули действительно на высоте. И если всадить косолапому в голову их несколько штук, то, какая бы она у него ни была большая и крепкая, мозгами ему придётся раскинуть! Я даже не думал, что могу промахнуться. Стрелять я умел, и это умение поддерживал практически ежедневными тренировками.
ПМ, несмотря на безотказность и надёжность, в прицеливании сложен, и если расслабишься, например, сходишь в отпуск, считай, что надо по новой набивать руку. Ну а я только-только отдыхать начал, так что навыки растерять ещё не успел.
Ну что же, потопаю к лесу, я вооружён и такую крупную зверюгу замечу издалека, если она сейчас здесь околачивается, главное, повнимательнее быть.
Поляну пересекал долго, часто останавливался и прислушивался. Не увидев и не услышав ничего подозрительного, опять медленно двигался к лесу. В лес решил заходить через кусты, благо, что через них уже была протоптана тропинка, к которой я и направился.
Сегодня явно не мой день. Зверюга здесь. Напрасно успокаивал себя тем, что сумею медведя обнаружить первым. Не сумел. Не успел сделать и несколько шагов по тропинке, как в кустах справа шевельнулась тень, и я получил сильнейший удар в грудь. Проломив кусты, выпал на поляну и нелепо уткнулся физиономией в траву.
Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, кто меня так нехило приложил. Я сразу понял, с кем имею дело. Извернулся и, встав на колени, вырвал из кобуры пистолет. Ухватил его обеими руками и навёл в сторону кустов, из которых вывалился.
Медведь был огромен. Он стоял на задних лапах и, возвышаясь над землёй на добрые три метра, ворочал башкой, осматриваясь.
Я выстрелил сразу, как только понял, что целиться в голову зверя ничего не мешает. Пистолет методично задёргался в руках, успокаивая отдачей. Кончились патроны, затвор встал на задержку. На автомате выщелкнул магазин и, загнав в пистолетную рукоятку запасной, опять начал стрелять, с тоской понимая, что медведь моих «убойных» пуль даже не чувствует. Закончились патроны, и я, вскочив на ноги, побежал в сторону речки.
Когда до воды оставалось метров сорок, я оглянулся и заорал от ужаса, увидев позади медведя, который быстро меня догонял, совершая длинные прыжки на мощных лапах. Убегать от медведя – безнадёжное дело, но я всё равно наддал так, что, наверное, даже не касался ногами земли. Думал, ноги оторвутся!
Зверю в этот раз не повезло. Ему не хватило расстояния до воды, чтобы меня догнать. Я же, не притормаживая, с разбега махнул через речку. Перепрыгнуть Стремянку мне не удалось, как-никак, в самом узком месте она была шириной не меньше десятка метров. Но почти получилось! В воду я ухнул рядом с противоположным берегом, быстро выбрался из воды и оглянулся.
Медведя не было!.. Вообще не было! Как будто и не эта морда только что гнала меня до самого берега. Я ошалело осмотрелся. Никого!.. Подошёл к воде и заглянул в реку. Тоже чисто! Вода светлая, рыбёшки плавают, да водоросли по течению стелятся. Выругался. Зашибись!.. Чего я там надеялся увидеть-то? Медведя?! Сидит он там, на дне, и выжидает удобного момента что ли!..
– Ну и куда же этот гад делся? – пробормотал я и, усевшись на кстати подвернувшийся валун, долбанул зажатым в правой руке пистолетом по собственному носу, пытаясь вытереть мокрую физиономию ладонью.
– Ну ты глянь, а! – хохотнул нервно. – От страха совсем память отшибло! Про собственный ствол в руке забыл, надо же!..
Машинально снял затвор с задержки и, поставив пистолет на предохранитель, затолкнул его в кобуру. Посидел немного, бездумно таращась на другой берег, а потом встал и, охнув от резкой боли в груди, опять шлёпнулся задним местом на камень. Всё-таки лохматый меня достал! Я задрал до шеи футболку и начал любоваться попорченной шкурой. Картина безрадостная, но до похорон далеко, поживём ещё. Кряхтя поднялся и потопал в медпункт, попутно радуясь тому, что теперь не надо выдумывать причину для визита к Олесе.
Фельдшерский пункт находился в здании конторы, только с другой стороны, – об этом вчера сама Олеся и сказала. Пробраться к медицинскому пункту я рассчитывал, не привлекая ничьего внимания. Но не получилось. Как назло, когда уже в поле зрения появилась контора, из-за забора, как чёрт из табакерки, выскочил Гринька с палкой и, восторженно уставившись на мою мокрую персону, благоговейно выдохнул:
– Дядь Саша!.. Вы чё!.. Никак с медведюгой чё ли сцепились?! Футболка у Вас вона разодрата, и кровь на ней видна!
– Ну да, было дело, пришлось, знаешь ли, немного побороться, – как можно равнодушнее протянул я и, небрежно кивнув в сторону конторы, спросил, – а докторша-то на месте? Не знаешь ли случаем?
– Ага, на месте… я видал её давеча, она с тёткой Нюрой как раз к конторе шла, – покивал лохматой головой Гринька и опять прицепился, – а как это Вы с ним?!.. А где...
– Так, братан, давай, все вопросы потом! – перебил я Гриньку, – а то сейчас, сам видишь, мне просто необходимо пообщаться с медициной. Да, и ещё, будь другом, сгоняй к бабе Варе, пускай она тебе отдаст рюкзак, который под моей кроватью лежит, сменка там. Рюкзак тащи к доктору!
– Ага, ладно, – шмыгнул носом Гринька и, часто оглядываясь на меня, помчался по улице, забыв про свою рейку.
Я проводил пацана взглядом и продолжил свой скорбный путь, оставляя мокрые следы на пыльной деревенской дороге.
Когда добрался до конторы, навстречу мне поднялся сидевший на крыльце Алексей Николаевич и со словами:
– Я что хотел спросить-то, Александр Андреич! – поспешил навстречу, однако, разглядев, что со мной что-то не так, вернее, что со мной всё не так, остановился. Открыв рот, он стоял, провожая меня глазами, пока я не скрылся за углом конторы.
– Свят дух по земли! – запричитала, мелко крестясь, какая-то женщина, с которой я нос к носу столкнулся возле дверей медпункта.
Я не стал тратить время, объясняя, что не имею к святому племени никакого отношения, обошёл её и, толкнув скрипнувшую дверь, вошёл в обитель последовательницы Гиппократа.
Если откровенно, то обитель выглядела так себе, не очень, не отягощена изысками. В небольшом помещении разместились стол, два стула и стеклянный, под потолок, шкаф, в котором аккуратными рядками выстроились всевозможные баночки, пузырьки и коробочки. Правда имелась ещё одна дверь, но она была заперта, и я не видел, что за ней.
Увидев меня, Олеся встала и, недоумённо осмотрев с ног до головы, спросила:
– Я так понимаю, что с медведем Вы, несмотря на предупреждение, всё-таки повстречались, а потом, по всей вероятности, решили остудиться в речке? Или очерёдность событий была другая?
Я себя чувствовал, как описавшийся пудель – бледный вид и мокрые ноги. Предупреждали ведь – не ходи!..
– Нет-нет! Всё верно!.. Именно в таком порядке всё и происходило, – поспешил я согласиться с докторшей, – сначала встреча, дружеские объятия, потом пробежка и только после этого водные процедуры.
Я осмотрелся – куда бы присесть, но решив, что не стоит тут всё мочить, вздохнул и добавил:
– Мне бы, доктор, к Вам на приём, проблемы у меня некоторые возникли.
– Я вижу, – усмехнулась Олеся и вдруг строгим голосом скомандовала:
– Раздевайтесь! Одежду на пол, прямо там, где стоите! Возле двери!..
Ну что же, команда вполне себе логичная, я как-никак не у зубного врача на приёме.
– Носки тоже! – приказала докторша, а потом улыбнулась, – плавки можете оставить, с них много не натечёт…
Она открыла дверь в смежную комнату и, сделав приглашающий жест рукой, опять усмехнулась:
– Входите, ложитесь на кушетку. Только аккуратно, а то вы своими габаритами мне тут всё разрушить можете!
Я пожал плечами, послушно подошёл к кушетке, осторожно улёгся на спину и вопросительно посмотрел на Олесю.
Она села рядом и, мило закусив нижнюю губку, внимательно стала меня разглядывать. Я тоже решил глянуть, что же такого интересного образовалось у меня на груди. Но как только поднял голову посмотреть, сразу же получил ладошкой в лоб и, опустив затылок на кушетку, услышал:
– Не шевелиться!.. Лучше скажите, когда делаете вдох…
– Если Вы насчёт переломов рёбер, – перебил я докторшу, – то Бог миловал, уже ломал, симптомы известны!
– Ну и отлично!.. – кивнула Олеся, – значит, всё значительно упрощается, но придётся наложить десятка полтора швов, он Вас довольно сильно зацепил.
Она помолчала, а потом озабоченно добавила:
– Я сейчас обработаю раны перекисью, обколю, и начнём понемногу. Только Вы уж постарайтесь не шевелиться, а то рука дрогнет и вышивка крестиком может получиться!
Пока докторша меня штопала, прибежал Гринька и, открыв дверь в процедурную, проорал:
– Всё, дядь Саш! Принёс!..
– Да чтоб тебя!.. – вздрогнула Олеся.
Строго посмотрев на пацана, распорядилась:
– Положи вещи там, на стул, я уже заканчиваю.
Гринька шмыгнул носом и скрылся за дверью.
А потом случилось неожиданное. Уже переодевшись в сухое, я заталкивал мокрую одежду в рюкзак, как вдруг Олеся сказала:
– Оставьте одежду, я постираю и принесу.
Это было настолько неожиданное предложение, что я, не зная, что сказать, забормотал что-то невразумительное.
Не дождавшись адекватного ответа, девушка забрала у меня рюкзак с вещами и, улыбнувшись, добавила:
– Не бабе Варе же стирать, в самом-то деле!
– Я даже не знаю, как Вас и благодарить … – начал было я, но Олеся перебила:
– Да ладно!.. Всё Вы знаете!.. Вот только медведь, похоже, головушку Вам тоже зацепил. Либо Вы от природы такой несообразительный!
– Нет, не зацепил… – пробормотал я, шагнул к девушке и прижался своими губами к её дрогнувшим в ответном поцелуе губам.
– …Да, с головой, похоже, обошлось, – прошептала, отстранившись, Олеся, – но энергичные движения тебе всё равно пока нежелательны. Поэтому меня сейчас лучше отпустить, да и заглянуть сюда кто-нибудь в любое время может!..
Глава 3
Стоит ли говорить о том, что мои тёрки с медведем не остались незамеченными? С вопросами ко мне не приставали, но шестнадцать выстрелов, предваривших моё эффектное появление, явно добавили интриги в установившийся статус-кво.
Объектом повышенного внимания оставшихся в деревне селян я стал после того, как Гринька, подливая масла в огонь, каждому встречному рассказывал, как он, якобы с расстояния вытянутой руки наблюдал мою феерическую битву с медведем. Ну а когда узнали, что я ещё и пострадал от медвежьей лапы, к бабе Варе началось паломничество – мужики из первых уст желали услышать о моих похождениях. Женщин состояние моего здоровья не особо волновало – живой, и слава Богу. Их больше интересовало, какими такими выдающимися достоинствами я смог завоевать их односельчанку?
Но вскоре бабе Варе и местной медицине это надоело, и они решительно разогнали любопытствующих, мотивируя тем, что пострадавшему нужен покой.
Самому же пострадавшему этот покой и даром не нужен был. Поэтому он под покровом ночи огородами пробирался в дом к докторше на лечебные процедуры. Эти ночные вылазки скрыть мне, разумеется, не удалось, но на них снисходительно смотрели сквозь пальцы – народ у нас такой, болезным и убогим многое прощается.
***
– Дядь Саш! Колька приехал! – заорал в своей обычной манере Гринька, приоткрыв калитку во двор к бабе Варе. Слышал кто-нибудь или нет, его не волновало, он дело сделал, а дальше уже не его забота.
– Стой! – остановил я пацана, успев выглянуть из сеней, пока он не убежал. – Давай дуй назад к Николаю и скажи, что я сейчас к нему приду, разговор есть.
Гринька кивнул и, забыв закрыть калитку, помчался по деревне, поднимая пыль.
Мы сидели с Николаем во дворе его дома и пили чай под «живым» навесом, выращенным из какого-то вьющегося растения.
– Ну ты брат даёшь! – ошарашенно уставился на меня Николай, когда я в красках поведал о стычке с медведем. – Скажи на милость, а какого чёрта ты полез в эти кусты? Ты что, не мог их стороной обойти?
– Что такого в этих кустах? Просто в этот раз не повезло, он мог меня и в любом другом месте встретить, – удивился я, – и почему их надо было обходить?
– Да потому что в кустах медведи обычно засады и устраивают! – перебил меня Николай, – а если бы ты стороной обошёл, он тебя мог и вообще не тронуть, тогда бы ты для него угрозы не представлял. Да и видят они хреново!
– А я-то думаю, чего это он башкой ворочал во все стороны, когда на задние лапы встал, – пробормотал я, – он меня просто не видел, что ли?..
– Верно, – вздохнул Николай, – и если бы ты догадался не шевелиться, он, вполне возможно, мог бы тебя вообще не заметить. Постоял бы и ушёл. Хотя, мог бы, конечно, и по запаху определить, обоняние у них на высоте. Тут уж как повезёт…
– Как же, «не шевелиться»! Хорошо, что про пистолет-то со страху не забыл!
– Кстати, – встрепенулся Николай, поставил на столик чашку и заинтересованно на меня посмотрел, – сколько раз ты в него попал, хотя бы примерно?
– Шестнадцать.
– Уверен?
– Совершенно уверен, – обиделся я, – я же не сомневаюсь в том, что ты умеешь стрелять. Вот и ты можешь не сомневаться – стрелять я умею! И потом, с пяти метров в такую тушу не попасть можно только специально.
– Да ладно, ладно, – засмеялся Николай, – не обижайся, должен был спросить.
Он долил в кружку чай из термоса, шумно отхлебнул горячий напиток и озабоченно добавил:
– Если он не сдох где-нибудь и подранком стал, это не есть хорошо!.. Это даже совсем плохо.
– Тогда надо туда вернуться и посмотреть! – решительно заявил я, удивившись собственной смелости. – Если кровь есть, а туши нет, значит, он либо окочурился где-то, или, как ты говоришь, стал подранком. Разыскать его надо и добить…
– Согласен, – сказал, поднимаясь из-за стола, Николай, – надо идти, тем более что ты где-то там «магазин» обронил. Или магазин это так, мелочь?
– Да нет, не мелочь, пожалуй, – с досадой протянул я, – если не найду, описываться придётся, а это, знаешь ли, то ещё удовольствие.
– Ну и ладушки! – непонятно чему обрадовался Николай. – Значит, сейчас вооружаемся, чем Бог послал, и выдвигаемся.
Мне Бог послал двенадцатую «Сайгу» с магазином на пять патронов, а Николаю – ИЖевскую «помпу». Достал охотник их из металлического шкафа, который предварительно вытащил из-под собственной кровати.
– Патроны снаряжены жаканами, – предупредил он, передавая мне магазин от «сайги», – обращаться с этим аппаратом умеешь?
– Стрелять не доводилось, – пожал я плечами, – но в руках держал, так что разберусь, тем более что с калашом знаком не понаслышке.
– Ну и славно, – пробормотал Николай, забросил «помпу» за спину, внимательно осмотрел меня с головы до ног и, видимо решив, что моя персона вполне подходит для выполнения предстоящей задачи, скомандовал:
– Вперёд!
Через Стремянку переправились на лодке. Я, слава Богу, вспомнил, что она осталось на противоположном берегу, и Николай захватил с собой «кошку». С первого же броска он зацепил лодку и перетянул на нашу сторону.
– В каком месте ты его первый раз увидел? – спросил Николай, когда мы уже прошли полпути до кустов.
– Я его, можно сказать, не увидел, а почувствовал, – хмыкнул я и, кивнув в сторону кустов, добавил:
– Видишь вон тропа в кустах, только потопал по ней и получил…
– Ясненько, – понизив вдруг голос, проговорил Николай, – ты пока за лесом понаблюдай, а я тут осмотрюсь малость.
И он заходил по поляне кругами, иногда присаживаясь на корточки и внимательно что-то рассматривая в траве.
«Магазин» нашёлся сразу же. Я его увидел, как только мы приблизились к кустам. Подобрав «магазин», выдул из него вездесущих муравьёв, а потом, пошарившись в траве, нашёл пять стрелянных пээмовских гильз и сунул в карман – Гриньке отдам.
– Ну что, нашёл? – окликнул меня Николай, заметив, что я ковыряюсь в траве.
– Порядок, теперь можно и в лес податься.
– Не вижу смысла, – помотал головой Николай, – в этот раз мы его не увидим.
– Почему это? – удивился я.
– Не знаю, но его здесь нет, и похоже на то, что никогда не было. Возвращаемся, а то только зря время потратим, – и он, спокойно забросив «помпу» за спину, пошёл к речке.
Я пожал плечами и, часто оглядываясь на негостеприимные кусты, скорым шагом направился за охотником – нет зверя, значит, нет, он специалист, ему виднее.
Вернулись спокойно, никто нас не потревожил. Не торопясь переправились на деревенский берег и под любопытными взглядами встречных односельчан двинулись домой к Николаю.
* * *
– А почему ты решил, что зверя там и не было? – спросил я, подавая Николаю «сайгу».
Ответил он не сразу, сначала внимательнейшим образом осмотрел оружие, не торопясь уложил карабин обратно в ящик, закрыл его, а потом с тяжёлым вздохом усевшись сверху, ответил:
– Дело не в этом... Конечно же, я тебе верю, что зверь был, да и метку свою он на тебе оставил, не сам же ты так грудину расчесал!
Он ещё раз вздохнул и, уставившись в окно, добавил:
– Видишь ли, я был там, где убили всех четверых! Карина, скажу я тебе, жуткая. Тела людей разодраны в прямом смысле слова! Оторваны руки, ноги, головы, брюшины разодраны и, всё это разбросано в разные стороны. Так быть не должно, не разрывает медведь таким образом добычу. Он, как правило, прикапывает её где-нибудь, и ждёт какое-то время, пока она не дойдёт до нужной кондиции. Следов зверя, мы тоже обнаружить не смогли, как ни искали. Собаки, специально натасканные на медведя, тоже след не взяли.
Я пожал плечами и, устроившись рядом с Николаем на ящике, сказал:
– Ничего странного, запах, наверное, выветрился, такое бывает, по работе не раз сталкивался, ну а следы в траве не очень-то и найдёшь. Тела разрывал?! Так может среди них тоже маньяки попадаются, кто знает?
Николай покосился на меня и хмыкнул:
– Вот ты говоришь, что медведь за тобой бежал, а между тем я на этой поляне не нашёл ни единого следочка! Твои есть, сколько угодно. Легко определяется, что от реки ты шёл спокойно, пять раз останавливался и крутился на месте, а вот обратно нёсся как угорелый.
Я согласно кивнул.
Николай легко поднялся с ящика и, глядя на меня сверху вниз, добавил:
– А теперь представь тушу весом килограмм шестьсот-семьсот, которая несётся на лапах с когтями длиной сантиметров десять! И если не знал, то медведь не кот, когти втягивать не умеет, они у него всегда наружу торчат! Не мог он не оставить следов, иной раз когтями целые пласты выворачивает.
– Но он не оставил.
– Да, не оставил… – негромко сказал Николай и вышел из спальни.
– Он убивал только одиночек? – спросил я. – Догнав охотника уже во дворе?
– Да.
– Значит, если по лесу люди ходили компаниями или вдвоём, с ними ничего не происходило?
– Нет, – вздохнул Николай, – но, к сожалению, к этому мы пришли слишком поздно, успели погибнуть ещё три человека.
Он подозрительно на меня посмотрел и спросил:
– Ты к чему это клонишь?
– К тому, что он не хотел, чтобы его увидели, ну или к тому, – пожал я плечами, – что его можно увидеть только в одиночку, как я, например.
– На что я тебе, на полном серьёзе, отвечу – бред!
– Пожалуй ты прав, – пробормотал я, – бред получается... А раньше нечто подобное здесь случалось? Медведи на людей охотились?
– Нет, никогда! – не задумываясь, ответил Николай. – По крайней мере, я об этом не знаю.
– А это медвежье сафари на людей когда началось? Может самому первому убийству какое-то событие предшествовало? Типа того, что ранили зверя, вот он и стал мстить людям.
– Исключено! – уверенно заявил Николай. – У нас только я специально на медведя хожу, а я, к твоему сведению, подранков не оставляю! Если с лицензией к нам приезжают, то обращаются именно ко мне. Сам видишь, мимо деревни незамеченным не проедешь и стороной не обойдёшь.
Он замолчал, прошёлся по двору, зашёл под навес, где на растянутой проволоке вялились два десятка хариусов, сорвал с проволоки рыбину и начал сосредоточенно счищать с неё чешую.
– Но ведь что-то всё-таки было?..
– Да, было… – проворчал Николай и, оторвав зубами от рыбины кусок вяленых волокон, начал задумчиво жевать, иногда поднося рыбку к носу, словно нюхая.
Я не торопил его. Если уж заговорил, то скажет, секрета здесь, я так понимаю, не будет.
Николай положил рыбу на крыльцо и негромко сказал:
– В аккурат за день до того, как медведь дядю Гришу убил – ну, это первый… который, к нам с лицензией на отстрел медведя из района приехали, – он помолчал, вновь взял рыбину, повертел в руках, опять положил и добавил:
– С разрешением у мужиков всё было в порядке. По срокам, правда, рановато, начало охоты на них с первого августа в наших краях. Ну а поскольку охотники они были те ещё, то, как водится, обратились ко мне, хорошо заплатили. Я для них медведя и нашёл.
Он замолчал и, подхватив с крыльца рыбину, начал терзать, легко отрывая куски мяса короткими, сильными пальцами.
– А дальше, – поторопил я охотника.
– А что дальше?.. Дальше как обычно, тушу разделали, они забрали шкуру, часть мяса, желчь, в общем всё, что имеет хоть какую-то ценность. Я отрезал от тела голову и притащил домой, ну а туша на прокорм зверью осталась.
– Нафига тебе его башка? – удивился я.
– Выварил… остался череп – в сарайке вон стоит, я его хотел во дворе на стену дома присобачить.
– А до этого у медведей ты или кто другой головы уже отрезали?
– Нет. Железно нет. Не было такого!
– Значит, – подвёл я итог, – неубиваемый медведь, который не оставляет следов и которого не могут выследить специально натасканные собаки, начал убивать сразу же после того, как ты отрезал голову у его сородича.
– Получается, что так, – хмыкнул Николай, – но, как я уже говорил, это бред! Не могут медведи так мстить за собрата. Можно было бы ещё понять медведицу, у которой детёныша убили. А у нас взрослая особь, они, вообще-то, одиночки, родственные связи не для них.
– Ну и как, по-твоему, что или кто это?
– Не знаю, – вздохнул Николай, – но то, что пришло мне в голову – это вообще потусторонняя ерунда какая-то. Не верится!
– У тебя есть какое-то другое объяснение? – ехидно спросил я. – Давай, выкладывай свою версию.
– Нет, ничего путного придумать не могу, – покачал головой Николай, – разумом понимаю, что так не бывает, а глазами вижу совсем другую картинку…
– Ну и что делать-то будем?
– Остаётся только одно, – пожал он плечами и, поднявшись с крыльца, добавил, – не верю, что это говорю я, но похоже, что череп надо утащить в лес и прикопать возле останков медведя. А потом посмотреть, что получится.
– А как мы узнаем, получилось что-то или нет?
– Это просто, – пожал плечами Николай, – он ведь каждую ночь ревёт? Верно?
– Верно, по крайней мере, пока я здесь, слышу его каждую ночь.
– А то! Ещё бы ты не слышал! – съехидничал Николай. – Не до сна тебе, небось, ночью-то!.. Дело, как говорится, молодое!
– А потом что? – не обратил я внимания на «шпильку» охотника, – допустим, что после похорон черепушки он перестанет ночами орать?..
Николай не ответил, молча направился в дом и через пару минут вышел с большим копьём в руках.
– Тебе бы ещё коня и щит, – съязвил на этот раз уже я, – как раз за рыцаря и сойдёшь!
– Это не копьё, как ты, наверное, подумал, – снисходительно улыбнулся Николай, – это, к твоему сведению, рогатина, с которой на медведя ходят.
Он ловко крутнул рогатину несколько раз, а потом, прислонив её к стене дома, уже серьёзно сказал:
– С ней вот потом в лес и схожу! Один пойду, для чистоты, так сказать, эксперимента.
Некоторое время он рассматривал рогатину, а потом, налюбовавшись ею, негромко добавил:
– Если ничего не произойдёт, тогда наша сверхъестественная теория, связанная с отрезанной головой этого медведя, получит практическое подтверждение.
Олесе я ничего не сказал про медвежий череп, сообщил только, что с Николаем завтра снова в лес идём – может на этот раз повезёт зверя найти. Она меня не отговаривала, но заметно радовалась, что я пойду не один, а с настоящим охотником. Я её понимал и потому не обижался. Из меня охотник действительно не очень-то – никакой, одним словом, охотник.
Вышли утром, часов в девять, дождались, когда роса сойдёт, и двинулись. Николай пристегнул к поясу сапёрную лопатку, забросил мешок с медвежьим черепом на плечо, и, сказав, что чувствует себя идиотом, вышел со двора.
Я пристроился рядом с охотником и, сообщив, что идиот он здесь не один, обратил его внимание на то, что уж больно много нам по пути встречается селян. Складывалось впечатление, что на улицу и во дворы домов высыпали все оставшиеся присматривать за хозяйством жители деревни.
– А чёрт его знает! – пожал плечами Николай. – Я никому ничего не говорил, ты тоже. Откуда они что узнают, без понятия. Может, чувствуют – всё-таки наша земля, здесь рождаемся, здесь же и умираем.
Он некоторое время шёл молча, а потом вдруг улыбнулся:
– Знаешь, я не удивлюсь, что и моё семейство, несмотря на то, что они сейчас у родителей в районе, тоже чувствуют, что мы с тобой здесь что-то затеяли.
Идиллию нарушил Гринька.
– Дядь Коль! А чего ты в мешке тащишь? – как обычно заорал он, догнав нас уже на выходе из деревни.
– Соль, – усмехнулся Николай, – знаешь, небось, что сохатые без неё не могут.
– А-а-а!.. – разочарованно протянул Гринька и, потеряв к нам интерес, ускакал обратно в деревню.
– Далеко до места шлёпать? – спросил я, когда мы переправились через Стремянку и направились в лес, обходя по большому кругу кусты, в которых я нарвался на медведя.
– Да нет, не очень, – неопределённо махнул рукой Николай в сторону близкой тайги, – пара километров, не больше, – и прибавил ходу.
О том, что мы почти добрались до места назначения, я понял по гнилостно-сладковатому запаху. И чем ближе подходили, тем сильнее смердело.
– Ну вот, полюбуйся на эту сволочь! – прорычал Николай, сморщившись от вони, исходящей от разлагающейся туши медведя. – Я рассчитывал, что зверьё с ним быстро разделается, но он такой скотиной оказался, что его никто и жрать-то не хочет! Столько беды гад принёс!.. Знал бы, другого какого добыл! – и он в сердцах сплюнул прямо на покрытую червями тушу зверя.
– Ладно, давай быстрее закапываем и валим подальше от этой дряни, – прохрипел я, чувствуя, как к горлу подкатывает противный ком, – а то провоняем насквозь…
– И то дело, – кивнул Николай и, вытащив из чехла лопатку, попросил:
– Ты тут по сторонам внимательнее поглядывай, пока я ковыряться буду, а то мало ли! – и он с силой вонзил полотно лопаты в землю рядом с останками зверя возле того места, где голова и должна была находиться изначально.
Медведь словно появился из воздуха. Вот только что его не было, моргнул, и на тебе, стоит собственной персоной в десятке метров от нас. Я похлопал Николая по плечу, привлекая его внимание, а когда он выругался и вскочил на ноги, вскинул «сайгу» и прицелился в медведя.
Зверь не нападал, он даже не шевелился. Стоял на задних лапах, опустив к земле голову, словно разглядывал что-то в высокой траве.
– Подожди, пока не стреляй, что-то здесь не так, он не собирается нападать, – прошептал Николай и чуть сместился в сторону, продолжая целиться в зверя.
– Почему ты решил, что он не кинется? – так же шёпотом спросил я.
– Не нападают они, стоя на задних лапах… только с четырёх…
Шло время, а мы стояли, направив стволы в неподвижного медведя. Стало жарко, и я почувствовал, как по щеке покатилась капля пота. Держа на «мушке» голову зверя, покосился на Николая. Тот, коротко глянув в мою сторону, негромко сказал:
– Присматривай за ним, – и, положив «помпу» на траву, он энергично заработал лопатой.
Я не видел, когда Николай закончил. От медведя вдруг стали отделяться тонкие серые полосы, которые медленно, словно нехотя, расплывались в стороны. Этих полосок становилось всё больше и больше, пока тело медведя окончательно не рассыпалось, превратившись в серое полупрозрачное облако, быстро истаявшее в пронизанном солнечными лучами воздухе.
– С ума сойти! – услышал я хриплый голос охотника и согласно покивал, забыв, что умею разговаривать.
– Точно… – наконец с трудом выдавил я из пересохшей глотки, – расскажи кому, не поверят!
– Вот и не будем рассказывать, – озабоченно проговорил Николай, осторожно подошёл к тому месту, где стоял медведь и, присев на корточки, пошарил рукой в траве.
Потом посмотрел на меня ошарашенными глазами и добавил:
– А травка-то не примята! Нет следов-то!.. Как и раньше! – встал, передёрнул плечами, как будто ему стало зябко, и, вернувшись к останкам зверя, подобрал лопатку.
– Не знаю, как ты, – пробормотал он, пристраивая её на ремне, – а я, знаешь ли, не хочу в глазах людей выглядеть идиотом.
Он повесил «помпу» на плечо, осмотрелся и со вздохом добавил:
– Ладно, айда домой, хватит эту дрянь нюхать.
Ночью я не спал. Наверное, привык к тому, что зверь ночами ревел, околачиваясь возле деревни. Ну а тут вдруг тишина, и, несмотря на то, что после увиденного я был уверен, что нам уже ничто не угрожает, в голову лезли неприятные мысли: «А ну как нам это всё привиделось? Как говорится «глюк» словили – жарко было, вот нам головушки-то и напекло. Хитрая же зверюга, перебравшись, в конце концов, через речку и прячась среди могучих зарослей крапивы, в это время уже подкрадывается к домам!..»
На следующее утро, когда мы с Николаем направились к переправе, кроме вездесущего Гриньки следом увязалось ещё с десяток мужиков. Скорее всего, не услышав ночью привычного рёва, народ пришёл к логичному выводу, что несмотря на смерть зверя, о которой стало известно вчера, однозначно требуется проверка – а вдруг не того медведя упокоили?
Мы с Николаем, стараясь не обращать внимания на мужиков, с любопытством на нас поглядывающих, переправились на другой берег Стремянки.
– Ладно, пойду, пройдусь, – спокойно сказал Николай, принимая у меня из рук рогатину.
– А может, всё-таки, прихватишь, – протянул я ему «сайгу», – плеча не оттянет.
– Да не! Пустое!.. – улыбнулся он, – я кожей чувствую, что всё уже закончилось. Так что, успокойся, через часок приду.
И он, махнув рукой, быстрым шагом направился в лес, как копьё положив рогатину на сгиб локтя.
Я стоял, вглядываясь в спину охотника до тех пор, пока он не скрылся в лесу, потом сел на борт лодки и, слегка раскачиваясь вместе с ней, стал ждать.
Николай появился ровно через час, как и обещал, подошёл, положил рогатину поперёк лодки и, пожав плечами, сказал:
– Всё спокойно, никого, следов нет.
– А следы это и не показатель, – хмыкнул я, – тебе ли этого не знать!
– Твоя правда, – вздохнул охотник и, присаживаясь рядом со мной на бортик, добавил:
– Поэтому надо ещё несколько дней погулять в окрестностях, а мужикам сказать, чтобы обороты сбавили, – он покосился в сторону суетящихся на другом берегу мужиков, – а то они уже сейчас готовы брёвна ворочать да мост восстанавливать.
* * *
Домой, как планировалось, я не вернулся, остался на лето в деревне и нисколько об этом не пожалел. Во-первых, как жених Олеси на почти законных основаниях перебрался к ней домой. Во-вторых, рыбалка, купание, грибы, дальше можно и не считать! Этого за глаза хватает. На охоту, правда, сходить с Николаем не получилось, не сезон был. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Вот и мне, чтобы успеть выбраться из тайги до дождей, надо было уже, как говорится, и честь знать.
Вопреки обычаю, завидев меня, Алексей Николаевич не пошёл навстречу, а неторопливо поднявшись с крыльца, степенно проследовал в рабочие апартаменты.
– Здравствуйте, Алексей Николаич! – поздоровался я и, пригнувшись, чтобы не долбанутся головой о дверной косяк, зашёл в контору.
– С чем пожаловали? – сухо осведомился Алексей Николаевич и демонстративно уставился в окно, всем видом показывая, что ответа не ждёт.
– О как!.. А отчего такая немилость, может я сотворил чего, сам того не желая! – усмехнулся я и тоже посмотрел в окно, за которым по деревенской улице как угорелый нёсся Гринька во главе орущей, полуголой банды.
– Конечно, сотворил! – чуть ли не взвизгнул Алексей Николаевич. – Докторшу-то нашу увозишь! А как же мы тут? Без медицины-то! Ты об этом-то хотя бы подумал! – он постучал костяшками пальцев по лбу и уставился на меня блестевшими от возмущения глазами.
– Успокойся, Николаич! – вздохнул я и, усевшись напротив него на жалобно пискнувший под моим весом стул, грустно добавил:
– Остаётся твоя медицина!.. Не хочет Олеся отсюда уезжать, по-всякому уговаривал! Она ни в какую... хоть ты тресни.
– Да что ты говоришь?! – обрадовался Алексей Николаевич и, вскочив с места, забегал по кабинету. – Это знаешь ли очень даже хорошо! А то мы сюда медика неизвестно сколько лет разыскивали бы. Пришлось бы до фельдшера к чёрту на рога добираться!
– Да, действительно, проблема была бы, – улыбнулся я и, встав из-за стола, протянул руку Николаичу:
– Я, собственно, попрощаться зашёл, машина за мной до обеда должна прибыть.
– Ну что же, коли так прощевайте, друг дорогой! И, удачной дороги!.. Кстати, – вдруг встрепенулся он, – а может Вам самому к нам сюда, на работу-то? Участкового здесь нет, а это непорядок, власть она завсегда присутствовать должна, к тому же слухи ходят, что районное начальство собирается этот вопрос решить в положительном, так сказать, ракурсе.
– Подумаю над этим вопросом, Алексей Николаич, обязательно подумаю, – заверил я и вышел на улицу.
Я шёл по деревенской улице и вдруг поймал себя на мысли о том, чтобы вернутся сюда работать. Пускай тем же участковым, а почему бы и нет! Работа как работа, и, кстати, в таких отдалённых деревнях почти ничего не происходит, все друг дружку знают с рождения, так что дурью маяться не перед кем. С удобствами напряжёнка конечно, но живут же люди, человек он ко всему привыкает, тем более что рядом будет Олеся. Это, как ни крути, не просто весомый аргумент. Это, можно сказать, вселенский аргумент!
Вспомнив свою докторшу, я выбросил из головы ненужные в данный момент мысли и, ускорив шаг, поспешил домой. О насущных проблемах подумаю потом, а сейчас надо успеть попрощаться с ней до отъезда.