Происшествие на Колесе Истории войны с бесами

Происшествие на Колесе(Истории войны с бесами)

" Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете;..."
Евангелие, Нагорная проповедь Христа.

                Странное исчезновение

Утром, в десятом часу, когда уже надо было собираться и ехать на Игру, в семье инженера Дубяги случилась очень странная и, крайне, досадная пропажа. Ещё вчера ве-чером, казалось бы, всё было в порядке, переписка со Студией, и самое ценное- «Пригла-шение на Игру,» благополучно лежали в ящике письменного стола, в жёлтой папке. И, что характерно, самим же Дубягой оно было положено поверх всех остальных докумен-тов, специально на самом виду. А сегодня этого «Приглашения,» в помине не было, буд-то его черт проклятый языком слизал! Эта дикая, непостижимая, пропажа выбила сразу  же всех из колеи, но на Дубягу она подействовала особенно, как, если кто- то взял бы, да, и хватил его ни с того, ни с сего по голове дубиной. И, разумеется, такой удар не мог зак-ончиться для него ничем, так, только небольшим психическим расстройством, но произ-вёл на Дубягу самое тяжёлое и даже, можно сказать, плачевные воздействие. Потому что после всей этой суматохи, расспросов, и самых тщательных поисков, какие обыкновен-но сопутствуют всем подобным случаям, он, добравшись кое- как до спальни, как был в своём парадном костюме, в котором собирался ехать на Игру, так и рухнул на неё, не имея уже сил ни на что другое. Впрочем, он успел при этом положить на лоб свой носо-вой платок, предусмотрительно им самим, смоченный в воде. Обретя в этом положении некую устойчивую и, соответствующую его внутреннему состоянию, позицию он начал тихо стонать, усугубляя, и без того уже тяжёлую, домашнюю атмосферу. Эти стоны не-мало удручали его жену, и малолетнего сынишку, тоже, кстати, достаточно испережива-вшихся, из- за такого внезапного крушения всех их планов, связанных с, долгожданной, поездкой на Игру. Такое демонстративное проявление слабости и смятения чувств, свойственное бо-лее женщинам, нежели мужчинам, для человека стороннего могло бы показаться дово-льно странными. Однако, для тех немногих, кто был вхож в семью, и знал, каким чело-веком был Дубяга, такое проявление слабости немало бы их изумило. Поэтому самое время сказать, хотя бы что- то, что влекло Дубягу в этой жизни, и отчего это потеря «Приглашения на Игру» так подавляюще подействовала на него. Увы, в своей основной профессии инженера- проектировщика систем водоснабже-ния и канализации, Дубяга ничем особым себя не проявил, хотя, с другой стороны, чем бы и можно было бы себя проявить в этом, безусловно, нужном, но таком уж шибко при-землённом деле! Тем не менее, со своими обязанностями он справлялся неплохо, и как-их- либо нареканий от своего начальства старался не получать. Но вместе с этим, основ-ным его занятием, поневоле необходимым всякому человеку, для поддержания, как себя самого, так и членов своей семьи, у Дубяги имелось ещё одно дело- не дело, а так некое, давно уже превратившееся в привычку, увлечение. О себе оно заявило ещё в его юные годы, когда, однажды, ему, ученику пятого класса, попался на глаза один из выпусков «Пионерской правды,» и, именно, в нём- то он и наткнулся на некий ребус, который предлагалось разгадать всем любознательным пионерам. Некие подспудные силы, кстати, сидящие в каждом молодом даровании, тол-кнули его немедленно углубиться в это непростое дело со всем жаром, ещё не растрачен-ных, молодых сил. Однако, разгадать ребус сразу, одним кавалерийским наскоком, ему не удалось, потребовалось несколько дней, и, весьма, напряжённых, часов мыслитель-ной работы, прежде чем ребус дался ему в руки. Именно, тогда и свершилось то чудо, он впервые ощутил тот сладкий вкус прео-доления, неразрешимых, препон, что и зародило в нём впоследствии злую лихорадку ра-згадывания всяких сложных загадок: шарад, чайнвордов, кроссвордов, а впоследствии и участие в викторинах и розыгрышах, где победители награждались, весьма, привлека-тельными призами. В этом непростом деле со временем он нашёл себе несколько едино-мышленников, таких же, подвинутых на разгадывании всяких, запутанных, головоло-мок, с ними он и имел привычку теперь общаться, со вкусом и немалой пользой для се-бя проводя время в их узком кругу. Общение же с другими людьми, на что поневоле тол-кала его жизнь, было для него в тягость, и время таких контактов он стремился, по воз-можности, сократить. Эти обычные люди казались ему какими- то пустыми, а он всегда стремился с пользой проводить своё время. В те тихие, спокойные годы заката коммунизма, лишь изредка нарушаемых ярос-тным противоборством со странами капитала на фронтах государств, ещё не определив-шихся со своей принадлежностью к тому, или иному лагерю, дух наживы и безудержное стремление к обогащению любой ценой, были свойственны лишь незначительной части общества. Что касается Дубяги и его специфического увлечения, то оно, безусловно, как раз и таило в себе этот дух наживы, хотя в те бравые, уже уходящие, коммунистические годы никак не могло заявить о себе, в силу самой направленности общества к совсем другим целям, и, требовавшего от своих граждан, скорее бескорыстия, чем скопидомст-ва и обогащения. В последние же годы, когда общество красных флагов и многочасовых докладов стало всё более расшатываться, утрачивая былую требовательность к своим гражданам в отношении безоговорочного поддержания ими, своих немеркнущих, свето-чей, лихорадка обогащения начала быстро овладевать массами. Тогда- то и у Дубяги с его высоколобыми единомышленниками наметились суще-ственные перемены в направлении их мыслей, и разговоров. Так между ними внезапно начали завязываться, весьма, жаркие споры и обсуждение неких комбинаций, как и ка-ким образом можно было бы с немалой выгодой для себя применить их знания и, годами наработанные, их изощрённые навыки? В душе своей все они были великими себялюб-цами, и потому действовать сообща могли договориться лишь в крайнем случае, теперь же каждый из них немедленно примерял к себя те хитроумные предложения, которые появлялись в процессе их обсуждений. Первой целью для себя Дубяга выбрал простенькую, популярную Игру «Колесо исполнения желаний», выбрал специально, именно, её, дабы только попробовать свои силы на поприще завоевания дорогих призов. И всё, казалось бы, поначалу шло гладко, ему с первого раза удалось, среди первых трёх, успеть дозвониться в студию, и правиль-но ответить на все вопросы, которые задавал ведущий. Затем приходилось ждать, пока черёд играть не дойдёт до него, за это время он несколько раз побывал на Игре в качес-тве зрителя, и вот он- долгожданный миг, «Приглашение на Игру», наконец- то, приш-ло! Конечно же, он относился к своему участию в этой незамысловатой Игре с долей снисхождения и скептицизма, как к некой пробе сил, и первой ступени выявления своих способностей. Зато его домашние восприняли эту новость с явным восторгом и энтузиаз-мом, и уже предвкушали тот день, когда должны были осуществиться их сладостные ож-идания участия в весёлой игре и получении ими интересных и довольно дорогих подарк-ов. Сам же Дубяга твёрдо рассчитывал на гораздо большее, он верил, что сумеет выигр-ать самое ценное, что имелось у организаторов Игры, импортный автомобиль! Одним словом, у всех ожидания были немалые, и вот теперь, когда, казалось бы, всё было уже так близко, почти в кармане, это жестокое и внезапное разочарование, всё вдруг полетело к чертям! Понятно, что такой серьёзный человек, как Дубяга, не мог так просто пасть духом, и потом, молча, лежать и страдать, нет, он, немедленно, предпринял всё необходимое, что полагалось делать во всяких подобных случаях, и помимо самых тщательных поисков, сразу же дружно предпринятых всеми членами семейства, кото-рые, как он и ожидал, не принесли никакого результата, он сразу же сделал несколько важных звонков в Телецентр.                На первый его звонок в организационный центр откликнулась некая очень эне-ргичная, молодая особа, которая на его просьбу выдать дубликат «Приглашения…,» в связи с утратой им оригинала, заверила его, что никаких препятствий к этому не сущес-твует, но, мол, ей требуется сперва минут пятнадцать- двадцать, чтобы во всём разобра-ться и решить этот вопрос окончательно. Когда же он позвонил во второй раз к телефо-ну по неизвестным причинам уже никто долго не подходил. Когда же, по прошествии минут десяти, трубку всё же взяли, это была уже совсем другая девица, обладавшая гру-бым, мужским голосом, которая, в весьма, холодных тонах ему объяснила, что никаких таких Дубяг в качестве игроков, предстоявшей сегодня, Игры у них не зарегистрирова-но!                Её ответ крайне поразил, а потом, в не меньшей степени, и возмутил Дубягу, кото-рый немедленно задал ей закономерный вопрос, как такое может быть, когда у него име-ется на руках вся переписка со студией!? На что девица в ещё более холодных тонах за-явила, что все тройки игроков у них уже давно скомплектованы, и даже все уже успели прибыть в студию! И вот эта уж информация начала бить Дубяге по голове, и бить дово-льно больно. Он, разумеется, ещё поспорил с девицей, упирая на тот, вопиющий, факт, что вся переписка со студией у него на руках, и, дескать, как быть с этим, и что он в лю-бой момент может представить её, и доказать кому угодно своё право участвовать в этой Игре. На что девица со вздохом отозвалась: «Ладно уж, если хотите, то приезжайте, но как можно скорее, попробуем успеть с вами как- то разобраться.» Все эти вздохи девицы, и особенно её наглое заявление, что «все тройки игроков уже укомплектованы, и даже успели появиться в студии» подействовали на Дубягу сам-ым удручающим образом. Ему вдруг захотелось всю эту суету, связанную с Игрой, брос-ить, и заняться какими- ни будь другим, более простым и спокойным делом. Именно, то-гда- то он и позволил себе немного пасть духом, и, удивляя своих ближних, всегда смот-ревших на него, как на, совершенно непогрешимый, столп и твёрдую опору для них при любых невзгодах, теперь же это безвольное лежание на кровати и стоны со всей очевид-ностью демонстрировали им, что их кумир всё- таки имеет свои слабости.     На самом деле этот двадцатиминутный отдых и расслабление нужны были ему лишь для нового рывка к достижению, всё время ускользавшей от него, цели. Подняв-шись, наконец, с кровати, он объявил своим домашним, что едет в Телецентр разбирать-ся, те с радостью и энтузиазмом осознали, что никакого упадка сил у их кумира не было, а была лишь короткая передышка, и набирание сил для новых свершений. Прихватив с собой папку с перепиской, Дубяга уже собрался выходить из дома,  когда в квартире раздался какой- то очень пронзительный, телефонный звонок. Дубяга нутром почуял, что звонок этот, именно, ему, и потому не стал выходить из квартиры, а вернулся назад, и взял телефонную трубку.- Никуда не ходи, слышишь, а то худо будет!- Прозвучал на другом конце линии чей- то неприятный и до отвратительности злобный голос.                -В чём дело,- удивлённо отозвался Дубяга,- вы кто, собственно, будете, товарищ, из сту-дии..?-                -Не твоё дело, недоумок, кто- мы, и что мы, делай то, что тебе велят, и тогда цел остане-шься,- в том же до крайности наглом и грубом тоне отозвался голос на другом конце, по-сле чего в трубке раздались частые гудки, звонивший, видимо, из города, бросил трубку. Дубяга не был большим храбрецом, и на рожон никогда специально старался не лезть, предпочитая обходить все, возникавшие в его жизни, опасности стороной, но на этот раз нешуточные угрозы от незнакомца, прозвучавшие по его адресу, показались ему какими- то очень уж странными, и непонятными. И, главное, было не ясно от кого они, и ещё, для чего и кому это всё нужно было, так что уж он решил отнестись к звонку, как к чей- то очень злой шутке, и своего твёрдого решения ехать не отменил.
           Самое обычное начало Игры.

В тот самый день, который впоследствии вспоминался всеми, как ужасный бред и невозможный кошмар, по началу всё шло, как обычно, как бывало уже до этого много раз. В назначенный час первая тройка игроков, заранее обо всём осведомленная ассисте-нтами, и обо всём ими предупреждённая, что требовалось знать им, как о самой Игре, так и о тех незамысловатых правилах, которые были обязаны они соблюдать в процессе  её, встала у объёмистого волчка— «Колеса исполнения желаний», имевшего точно такое же название, как и само название передачи, с нетерпением ожидая её начала, и в тайне надеясь, что глупая удача вот теперь- то, сейчас обязательно попадётся в их руки. И в это же самое время осветители у своих, окрашенных в чёрную краску, проже-кторов, стуча задвижками, начали их постепенно все зажигать, налаживая необходимую для записи Игры освещенность в студии. Так же и режиссёр передачи вместе со своим ассистентом показались за обширным окном в отдельной, наглухо изолированной от ос-новной студии, аппаратной возле стендов с, записывающей, аппаратурой. Аппаратная специально была расположена у глухой стены, без дверей, за мониторами и прожектора-ми, устремлёнными, к главному месту действия- игровому барабану и небольшой эстра-де. Во время Игры по кабелям из Главной студии к ним поступали сигналы, формирую-щие картинку и звук, и в их обязанности входило наилучшим образом, без искажений и помех, записать всю массу той, получаемой, информации, которую они впоследствии об-рабатывали, отбирая наиболее интересные и выгодные ракурсы и реплики участников Игры. Сигналы же эти шли от нескольких подвижных мониторов и от не менее десятка микрофонов, одни из которых были установлены особым образом на специальных стой-ках в различных местах Главной студии, другие же, также в определённом порядке, бы-ли подвешены к потолку. Причём, ассистент режиссёра, едва только показался за окном своей аппаратной, сразу же принялся энергично что-- то изображать руками одному из операторов у монитора в Главной студии, по всей видимости, таким способом растолко-вывая ему что- то очень существенное по поводу качества «картинки», а точнее множес-тва «картинок», постепенно загоревшихся на его мульти— экране, очень сложном обо-рудовании, снабжённом таинственной надписью «Лого видеос». При этом, он ещё ухит-рялся то и дело вертеть головой, по виду ничуть не уставая, и сверяясь с качеством и со-держанием изображений на всех тех многочисленных экранчиках, которые и составляли весь большой мульти— экран.                Последним в студии показался ведущий, высокий, статный брюнет, он вошёл от-куда-- то сбоку, из-- за короткой занавеси, скрывавшей за собой небольшую дверь, веду-щую в длинный коридор, и далее к артистическим гримёрным и двум большим и, ярко освещённым, буфетам. Он вошёл, потягиваясь, разминая свои плечи и руки, и в эти мгновения, быстрых движений пальцев его рук, казалось, каким- то мистическим обра-зом загорался в руках его яркий, малиновый огонёк, но это был всего лишь зрительный эффект, обман. На самом деле то горел алым огнём на его руке рубин значительных раз-меров, вставленный в оправу золотого перстня. Едва только войдя, и даже ещё при входе, ведущий сделал вежливый поклон в сторону окна, где, готовые к записи передачи, стояли режиссёр с ассистентом, и они в ответ ему также вежливо поклонились. Пройдя некоторое расстояние в направлении «Колеса», горевшего всеми цветами радуги, и воплощавшего в себе ту главную цель и те тайные, робкие надежды, ради которых, собственно, и удалось заманить сюда всех, при-сутствующих, ведущий снова остановился, и сделал поклон, теперь уже всем, кто был в студии, поворачиваясь по кругу, сперва к игрокам и зрителям, а потом и ко всему тех-ническому и творческому персоналу.                В общем, как было уже сказано, всё по началу шло обыкновенным чередом, по, давно уже накатанным, рельсам, и, таким образом, когда стрелки больших, электронн-ых часов, висевших над входом в студию, добрались, наконец, до цифры двенадцать, ве-дущий, глубокомысленно произнёс,-- нутессс..., что ж, пора, начнём что ли!-- После чего назвал игрокам тему, предстоящей, игры, а потом принялся задушевно и подробно разъ-яснять им значение и смысл первого слова, которое им предстояло разгадать. Как вдруг глаза его округлились, брови резко подскочили вверх, а задушевные интонации его бар-хатистого  голоса неожиданно сбились на что-- то очень злое и не вразумительное.                Правда, потом, когда следствие по горячим следам, только что случившегося не- обычайнейшего происшествия на Четвёртом Телецентре столицы, ведущем свои переда-чи в её Западном, и в некоторых соседних с ним округах, выходящего за все мыслимые рамки, и повлёкшее за собой серьёзнейший сбой популярной в столице передачи, приня-лось за интенсивный допрос свидетелей, сразу же отыскались среди них такие, которые, безо всяких на то оснований, измыслили, и потом настойчиво стали уверять следствие, что в тот момент у ведущего выскочило что— то вроде ругательства, сильно напомнив-шее им банальное,-- чорт тя сюда принесло!--                Но, удивительное дело, сразу же нашлись и такие, которые с не меньшей горяч-кой стали настаивать на том, что, дескать, у ведущего просто случился голосовой срыв вследствие излишнего волнения и некоторой его нервной экзальтации, этакая своеоб- разная и непроизвольная вибрация, отчего и образовался весьма редкий и необычный звук, чем— то им отдалённо напомнивший клёкот стервятника.                Так, или каким-- либо иным образом обстояло дело, но милиция сразу же учуяла, что заключалось оно совсем не в ведущем, и не в том, что, именно, он там намеревался сказать, или даже сказал, а в том индивидууме, который внезапно обрисовался среди  игроков первой тройки.               
                «Он появился!»
А человек тот был настолько не рядового вида, что при первом же, даже мимолёт-ном взгляде на него становилось ясно абсолютно всякому, даже человеку далёкому от профессиональных оценок внешности, что уж говорить о лицах, которые облечены бы- ли надлежащей ответственностью, опытом и соответствующими знаниями, что участие такого нетипичного гражданина в любимой всеми Игре никаким кривым боком не воз-можно. Отсюда следовал естественный и абсолютно единственный вывод, что гражда-нина, сумевшего каким— то образом затесаться в первую тройку игроков, следует неме-дленно с передачи удалить. Да бы не была она испорчена, а о такой грустной вероятнос-ти даже и подумать никто не решался. То— есть сам-- то по себе гражданин ещё был и ничего, ясное дело, что далеко не подарок, но уж коли и выбивался среди прочих своей, далеко не радующей, физиономией, то не на столько же, чтобы его выбрасывать сходу с Игры.                Он был средних лет, высок ростом, лицо имел длинное, бугристое, на носу криво сидели тёмные очки, которые он то и дело снимал, но потом, будто опомнившись, спеш-ил снова надеть их себе на нос. Ну, в общем, кажется, и всё, но нет, ещё, лицо у него было какое— то очень дурное, определённо глумливое, с наглыми, круглыми глазками, да, и сам он весь казался этаким неуравновешенным вертуном-- хохмачом. Но, если всё, о нём сказанное, ещё можно было бы как— то принять, и стерпеть, то вот костюм его был отк-ровенно гадок и не приличен до такой степени, что гляделся буквально притчей во язы-цах, что в купе с не стандартной физиономией гражданина, а точнее вертлявого, как чорт придурка, создавало откровенно гадкое, безобразное впечатление. Причём до такой степени, что при первом же, даже беглом на него взгляде, потом сразу же хотелось снова обернуться и проверить, да, не уж-- то же там был этакий фрукт!                И, таким вот образом, в самый первый и самый ответственный, момент, когда Игру настоятельнейшим образом следовало немедленно начинать, около «Колеса» обре-тался, а, точнее, переминался с ноги на ногу, зевал, и время от времени подмигивал и что-- то показывал пальцами одному из зрителей, скучившихся амфитеатровыми рядка-ми возле небольшой эстрады, гадкий, вертлявый, при неприятнейший субъект. О кото-ром человек грубый и несдержанный сразу бы бухнул сгоряча,-- ну, и рожа!-- По счастью таковых в студии, как среди игроков, так и между зрителями, никого не нашлось, иначе трудно было бы себе представить, чем завершилась бы эта, неизбеж-но вспыхнувшая между ними, разнузданная перепалка или даже свара. А вертлявый, это обязательно нужно признать, и своевременно уведомить об этом читателя, в этот критический момент оставался в полном неведении о том, какое гадкое, не терпимое впечатление производил он на окружающих, и в особенности на лиц, облечённых, отве-тственностью за качество передачи.       Однако, теперь говорить об этом игроке, тем более обсуждать его невозможный и, не терпимейший в обществе, вид, имеет мало смысла, когда на руках у следствия имел-ось два десятка подробных протокола, полученных при страстнейшим допросом всех, кто, хотя бы ненадолго, побывал в студии в период подготовки и в особенности во время самой Игры, и даже несколько позже. Мы имеем в виду тот исключительный по важнос-ти момент, когда по звонку некоего гражданина, так и оставшегося вне внимания следс-твия, и всех его энергичных действий, что безотлагательно были предприняты им уже вскоре после завершения этого, в высшей степени необычайного и неприятного, проис- шествия, вышедшего за все мыслимые рамки допустимого и возможного, и всего того, что вполне можно было бы ожидать и принять впоследствии, и что могло бы произойти в нашем суетливом, безостановочном хаосе жизни громадного города, она в жутком, нер-вическом запале ворвалась в здание телецентра.                Абсолютная правда, милиция вполне была обеспечена протоколами, но её смуща-ла жуткая пестрота и значительное несходство в показаниях буквально всех допрошен-ных ею. Так, например, один из свидетелей настоятельно утверждал, что лицо у главно-го, подозреваемого было квадратное, нос-- ломанный, длинный с явным следом от ножа, глаза серые, злые, маленькие. Другой же, словно специально в разрез первому, клялся, что тот имел лицо треугольной формы, а нос был не порезан, а сломан, и потому кончик его торчал настырной, маленькой кочерыжкой, глаза же вертлявого явно косили и бы-ли разного цвета, правый был зелен, как весенний лист, левый— радикально жёлт. Однако, в какой-- то момент расследования, к необычайной радости милиции, у неё всё- таки затеплилась слабая надежда на удачу, так в протоколах, при чём абсолют-но во всех, имелся один штришок, на который указывали единодушно все допрошенные. Оказалось, у вертлявого имелся головной убор! Вот- она, казалось бы, удача, вот за что теперь может следствие уцепиться! Но, увы, увы. При дальнейшем, самом внимательн-ом изучении и сопоставлении данных о виде и внешних особенностях предмета опять шёл полный разнобой. Потому что один из, допрашиваемых, утверждал, что на голове незнакомца ловко сидела белая, капитанская шапочка, на чёрной тулии которой золо-тисто отблёскивало украшение в виде якоря, переплетённого цепями, другой же наста-ивал, что никакой такой капитанской шапочки не было у него в помине, а наличество-вала самая что ни на есть обыкновенная клетчатая фуражка, какую носят либо шпио-ны, либо бедолаги— помощники кинорежиссёра, третий, правда, с меньшей уверенно-стью нежели первые двое, и даже долей сомнения в голосе говорил о какой-- то малень-кой жокейской шапочке в полоску-- белого и красного цветов, четвертый…, но, впро-чем, зачем он кому нужен, какая разница, что говорили следствию пятый, шестой, деся-тый и тридцать первый, так как уже со всей очевидностью всем было давно ясно, что и в этом частном вопросе имелся столь же серьёзный и никому ненужный разнобой, веду-щий по разным дорогам в джунгли неразберихи. Таким вот образом, несмотря на обилие, имевшихся у следствия, самых подроб-ных показаний, ему уже довольно скоро стало абсолютно ясно, что несмотря на огром-ный объём, проделанной им, работы, оно так и не получило в свои руки хотя бы прибли-зительного представления, кем был тот загадочный человек, что наделал такую невооб-разимую чехарду в студии и, в конечном итоге, испортил популярную и любимую отн-юдь не только в одном Западном округе, но и далеко за его пределами, передачу.                На самом деле у игрока, сотворившего такой переполох в студии, на затылке по-мещалась маленькая, клоунская шапочка, удерживаемая на этом высоком месте обык-новенной резинкой. Одет же он был в самый неподходящий, гадкий и невозможный кос-тюм из белой материи с лёгким кремовым оттенком, по полю которой шла, едва види-мая, крупная, клетка с таким же слабым рисунком внутри её, повторяющим заставку популярной игры. То есть, в этих клетках помещались те самые условные фигурки, ко-торые всегда появлялись на экранах телевизоров перед тем, как наступало время самой Игры.               

Первые неприятности.

Несмотря на дурацкий вид гостя лицо его выражало сознание ответственности момента и важности, предстоящих, событий.                --Вы, собственно, от куда взялись, товарищ? Я вас что-- то не припомню,-- дерзко, но со-храняя тепло улыбки, обратился к нему ведущий. Его неприятно беспокоил несообраз-ный вид игрока, и неотступно мучил вопрос,-- как он мог не заметить его раньше!-- Обычно перед игрой он выходил к, приехавшим, гостям, распределял тройки, де- лал замечания, и, в том числе, рассказывал как, собственно, будет проходить Игра, что игрокам делать можно, а что- не желательно, или даже совсем- недопустимо. Но на этот раз, родственник жены, внезапно, без звонка и телеграммы, будто снег на голову, нагря-нувший к ним из провинции, задержал его, и игроками должен был заниматься старший ассистент, правда вполне возможно, что он тоже перепоручил это важное дело кому—то из младшего персонала.                --Никому, ничего нельзя поручить, всё должен сам, всё сам!-- с горечью подумал веду-щий. Вертлявого, не приглядного игрока следовало в обязательном порядке, немедленно переодеть, так сказать, привести в божеский вид, или даже, возможно, совсем заменить,-лихорадочно проносились в его голове досадливые, горькие мысли. Такие случаи у них бывали и бывали неоднократно. От радостной возможности побывать в Москве, да, ещё поучаствовать в весёлой, популярной Игре, показываемой в Москве, а в записи, транс-лировавшейся на всю страну, некоторые, особенно впечатлительные, гости подчас явля-лись в студию, уже нагулявшимися, тёпленькими. В таких случаях существовало негласное правило их быстро заменять на кого- то из зрителей этой же передачи. В любом случае Игра должна была оставаться популяр-ной, доставлять всем исключительно лишь доброе, радостное и весёлое настроение.                --Вы, меня обижаете!-- Отозвался неприглядный игрок, навеявший столько безрадост-ных мыслей в голову ведущему. При этом, говоря это, он, будто то плакса- мальчик, не-много подвыл, видимо, стараясь изобразить некое потрясение от столь прямолинейного вопроса ведущего, и тем самым, возвращая его из забвения мыслей, которые, словно де-тальки, брошенного в сердцах, будильника, разлетелись в его голове в разные стороны. Ведущий вопросительно посмотрел на него, не понимая, что ещё нужно этому на-зойливому придурку, так не к стати задержавшему передачу, и свалившего на него сто-лько забот.                А тот, заметив расстроенной, озабоченный, вид ведущего, внезапно резко, словно про жжёный актёр, сбросил с себя маску, жутко расстроенного, человека, поменяв её на ехидную, злую, всё понимающую, рожу. Но тут же, оглянувшись воровски на зрителей, снова «натянул» на себя её, слезливую личину, оскорблённого, человека.                --Какого беса к нам сюда принесло!?-- мелькнуло тут же в голове у ведущего, и он был недалек от истины, но так как в, сложившейся, ситуации задумываться ему долго не  приходилось, он сразу же подступил к неприятному гражданину, особенно не церемон-ясь с клетчатой шушерой,-- чего, чего такое случилось, что вам не понравилось?— спра- шивал он, подступая живо к нему.                --Как же что!-- жалобно проскулил тот,-- я про ваши слова расстраиваюсь, эти ваши: ”откуда взялись!”-                -Что ли, разве я шпион какой-- то!? Или что ли в окно сюда тайно влез!— сказав это, вертлявый мигом обследовал взглядом студию, и, не найдя в ней ни одного окна, пере-ключился на, более приземлённые, материи,-- или, скажем, если бы я в бане кальсоны снял, а на колене клоп сидит, вот тогда, действительно,..– Банный пример свой он до рассказать не успел, так как не дал ведущий.                --Вы чего себе такое позволяете, товарищ, какие такие кальсоны!? И потом ещё эта на-секомая гадость!-- В нервическом запале наскочил он на него,-- вы, похоже, совсем не понимаете, где вы сейчас находитесь!-                -И… как у нас здесь, в студии Телецентра, подобает себя вести!-- При этих словах он «бросил», испепеляющий, взгляд на старшего ассистента, но тут же и спохватился, взял себя в руки. Ведь, время неумолимо шло, а Игра так ещё и не сдвинулась с мёртвой точ-ки. Секунду передохнув (это понадобилось ему, чтобы сбросить с себя лишний запал), он снова приступил к неприглядному игроку, который ещё продолжал что- то уныло бу-бнить себе под нос, и при том, довольно назойливо и громко, так, чтобы и все, находив-шиеся в студии, слышали его,-- что тут такого, подумаешь, клоп! Он же тоже животное!- -А то взяли себе манеру всех зажимать, слово никому не дают сказать!…-- И, так далее,  всё в таком же унылом, капризном и противном духе.                --Ваше «Приглашение»,-- перебивая назойливую докуку вертлявого, резким голосом, не допускавшим малейших возражений, и подлых увёрток привередливого ломаки, потре-бовал ведущий, нарочито не глядя в его блудливые глаза. После такого, нарочито официального, обращения, произнесённого голосом, исп-олненным ледяного бесстрастия, вполне, можно было бы ожидать, что этот наглый, не-приглядный и, тормозящий Игру, гражданин теперь, наконец, уймётся, и Игра пойдёт далее, как и всегда ранее, своим обычным, весёлым и бодрым чередом. Но не тут-- то было. То, что всегда удавалось ведущему играючи, теперь неожиданно наткнулось на подлый норов, неизвестно из каких тёмных углов, сюда в студию, затесавшегося, верт-лявого привередника.                --Да, сколько же можно, товарищи!-- Истерически всплеснув руками, и адресуясь преи-мущественно к зрителям, воскликнул вертлявый показушник.                --Каждый раз просят, давай, давай показывай им всё, да, и только! Вот напасть какая у нас пошла сегодня, товарищи!-                -Просто беда, как вошёл к ним в эту ихнюю здоровенную, сразу тут и начинается этот ихний показ! Входному, наглому, показывал, потом, значит, их режиссёру…! Ему- то- за-чем!? Для сведения захотелось, хотя, казалось бы, зачем бы ему, если вдуматься! Ну, нет же- давай! Теперь, значит, ассистенту, ну, он, как бы за главного у них числится, хотя какой же- главный! Совсем- неглавный, но, ведь, тоже-- требует! Говорит- в обязатель-               ном порядке, потому что, он-- ответственный за организацию. Коли так, показываю и ему. Ну всё, думаю, кончено дело, отдохну, приду в себя немного от нервотрёпки с ихни-ми мвд-- шными показываниями, и тут опять-- нате вам по зубам!-                -Является, значит, этот хм.., и снова за старое, опять со своими показываниями!!--                Горестно взмахнув руками, вертлявый страдалец умолк, вопрошая взглядом, притихших, зрителей, почуявших неминуемое приближение скорой «грозы». В студии воцарилась тягостная пауза, которую сам же страдалец и прервал.                —Что ж, коли надо, то что ж! Нам- ничего, мы стерпим, вы только толком разъясните-- для чего он, показ-- то этот ваш, и сколько, главное, ещё нужно раз? Мы тоже вроде как человеками пока числимся, и у нас нервы скручены.--                --Нате, чего уж там, глядите, коли хотите,-- вертлявый проказник внезапно бросил ску-лить и ломаться, и, фантастически далеко оттопырив нижнюю губу и, устремив сумас-шедшие глаза доле, протянул ведущему мятую телеграмму, в которой мелкими печат-ными буквами было отчётли вовидно, что «гражданин Гадажжёнов и ещё один человек с ним, по выбору самого Гадажжёнова, приглашаются к двадцать первому числу мая месяца 198.. г. на телевизионную передачу «Колесо исполнения желаний». Под телеграм-мой стояла личная подпись ведущего.                --Ага, значит, телеграмма у вас есть, ну что же,…, тогда всё, вроде бы, в полном поряд-ке— фальшивым, потерянным каким— то и совсем уж не свойственным ему, голосом сказал ведущий, как бы признавая полную бесполезность его проверки, так  скоропали-тельно, и, как оказалось, без  какого— либо ощутимого результата, затеянную им.                --Что ж, вопросов к вам у меня больше нет никаких,-- говорил он, задумчиво поглажи- вая свой, до блеска выбритый, подбородок, и с удивлением и отвращением сознавая, что память абсолютно ничего не сохранила ему об этой телеграмме, хотя его подпись на ней буквально вопияла о том, что она побывала в его руках. Как это могло произойти и не  оставить ровным счётом никакого следа в его памяти, он мог только гадать.                Но это он ещё бы мог себе простить и принять, годы всё-- таки брали своё, но вот   то, что он не сохранил ни малейшего воспоминания о фотографии, которые все, пригла-шенные на Игру, в обязательном порядке должны были высылать в адрес передачи, это-го простить он не мог ни себе, ни ассистенту, готовившему с ним передачу.                --Потом я у него спрошу её, и мы посмотрим вместе, и того, кто мне её не показал…,-- да-льше он не стал додумывать, что будет с тем бедолагой, но в себе ощутил сильнейшее ра-здражение.

                «Надо что- то предпринять!»

Ведущий намеревался сообразить ещё кое-- чего по части таких вполне очевид-ных и нетерпимых в будущем промахов, но опомнился, ведь Игра всё ещё ждала, а её было нужно незамедлительно начинать. И мысли его стремительно забегали по рельсам, как и что можно сделать в пять минут, чтобы всё выглядело хотя бы немного поприлич-нее, и первое, к чему он устремился был костюм вертлявого. А главный виновник всей этой, затянувшейся вне всякой меры, паузы, того сум-бура и сумятицы, творившегося в головах всех, ответственных за передачу, лиц и в осо-бенности в голове у ведущего, в это самое время продолжал корчить из себя, обиженную жертву, произвола, ломался и «тянул резину» своей нескончаемой и нудной болтовнёй, состоявшей исключительно из одних и тех же однообразных, бесконечно повторяемых, восклицаний,-- а они опять лезут, а я-- то тут при чём! Я же, как все, с телеграммой, а они, давай, давай им, лезут все, показывай им, да, и только! Ведь, обидно! Других всех пускают так, а меня— давай!-- Добавить что-- либо ещё он не успел, ведущий ловко влез в его придурошную нуд-ню,-- чего вы так возмущаетесь!  У вас просто с костюмом -- полные нелады, он у вас ка-кой-- то такой! Просто ни в какие ворота не лезет, неприглядный, и нам абсолютно не подходит. Но ничего, ничего,.. вы, главное, не волнуйтесь, мы обязательно вам поможем, прямо сейчас же всё моментально и исправим. Вы только поймите, был бы и я так одет, и меня то же бы на всех перекрёстках останавливали!--                --Да уж, что тут рассуждать, давайте-- ка, мы с вами его быстренько заменим, и, я вам  слово даю, больше никогда, никто и нигде к вам больше не придерётся. Потом сами всё увидите.--                --Давайте быстрее пройдёмте, пройдёмте-- ка вон туда, за ту синюю занавесочку, и там вам подберут наши костюмерши такой вам обольстительный костюмчик, что вам слово даю— ойё.., ёй, закачаетесь.--                Но сдвинуть с места вертлявого ведущему не удалось, тот не только наотрез отка-зался менять костюм, но раскипятился и разобиделся окончательно. Ведущий был опытен, и умел оценивать ситуацию почти мгновенно, что в конеч-ном итоге и обеспечивало ему все преимущества и давало всегда возможность своевре-менно «разрулить» все возникавшие проблемы. Вот и сейчас он вовремя соориентирова-лся, и круто поменял тактику.                --Ладно, понимаю, вы переволновались, разнервничались, что ж, это бывает, не огорча-йтесь, я сейчас же всё быстренько вам устрою, усадим вас в одном тихом, уютном месте-чке, посидите себе в креслах, отдохнёте, успокоитесь, наши девушки вам напитки прине-сут, и давайте— ка, не будем больше, пойдёмте, пойдёмте- ка…. сейчас, во..он туда. Смо-трите, вон туда,-- уточнил он, показывая на дверь, где слово «выход» горело яркой ма-линовой чертой. Тихонько подталкивая, упирающегося, Гадажжёнова, ведущий незаме-тно успел подмигнуть двум своим ассистентам, и те торопливо двинулись в его сторону. Как вдруг, изворотливый Гадажжёнов мгновенно преобразился с минора уныния и бес-конечных жалоб, явив в своём лице собой неуёмную бодрость и страстную жажду игры.      --Я без игры от сюда никуда не пойду,-- крикнул он запальным голосом бойца, бросаю-щегося на врага в последнюю, отчаянную атаку, и оглашая своим козлиным криком гу-лкое пространство студии. И в тут же секунду, резко преобразившись, он скорчил дурац-кую рожу, словно исполнил смешной аттракцион, и при этом ещё стервец ухитрился подмигнуть одному из зрителей, видимо, своему товарищу, сидевшему в первом ряду. Этот знакомый его по странному стечению обстоятельств немало выделялся сре-ди прочих зрителей, сидевших рядом с ним, своей, столь же непривлекательной и даже  отталкивающей внешностью, как и сам Гадажжёнов. И вот что ещё— примечательно, если бы в это самое время в студии оказался какой— ни будь очень внимательный на-блюдатель, то он- то уже непременно бы взял себе на заметку, что этого достаточно неп-риглядного зрителя, имевшего немалый рост, сильно портит чрезмерная сутулость, а также, что лицо у него, вне всякой меры заросло густой, к тому же растущей вкривь и вкосьи, и клочьями, растительностью. При том ещё и волосы у него отчего- то имели,  необыкновенный, сероватый оттенок, а лицо было, как у покойника, мертвецки бледно. Одним словом, на всякого, кто ненароком удосужился бы взглянуть на него, он без сом-нения произвёл бы ещё более отталкивающее и неприятное впечатление, чем даже сам Гадажжёнов. Но при всей своей необычной внешней одиозности гражданин тот нисколько не терялся в шумливой и суетливой толпе зрителей, сидевших рядками около эстрады, а, наоборот, потешался во всю наглым выходкам Гадажжёнова, хохотал и орал, поддержи-вая этого наглого, с неприкрытой подлянкой и неуёмным гонором игрока, и, по всей ви-димости, он- то и был тем самым человеком, «приглашённым на передачу по выбору са-мого Гадажжёнова».                И, когда Гадажжёнов подмигивал ему, и показывал исподтишка разные знаки, он давал ему тем самым понять, что, дескать, он- то уж разберётся с этим зазнайкой— веду-щим и что, дескать, ещё он покажет ему большую фигу в кармане.                Но, посмотрим, сумел ли исполнить он своё мстительное обещанное, и что же пос-ледовало дальше, а также, чем, собственно, всё это в конечном счёте завершилось. Веду-щий ни на йоту не поступился своей спокойной и миролюбивой манерой общения с этим откровенным наглецом, Гадажжёновым, и, несмотря на вызывающе дерзкий отказ того покинуть студию, он не ответил ему грубой силой.                –Я понимаю, ваше желание- похвально,-- бодрым, ласкающим голосом, увещевал веду-щий, всё более наглевшего и расходившегося, игрока, -- оно нам нравится, но вот кост-юм ваш! Поймите же, он, ну, совсем, совсем негодится!-                -И принимать в нём участие в игре потому категорически запрещено, вы понимаете?!-                -Это же не моё личное желание, таковы наши правила. Так что лучше уж не сопротив-ляйтесь, не получиться!-                -Я просто права не имею вам позволить испортить нашу Игру этим вашим грязным кос-тюмом. --                --Давайте, не задерживайте передачу, мы из-- за вас на целых уже пятнадцать минут-- вне графика. Идёмте, идёмте скорее…,-- ведущий снова пытался затащить Гадажжёнова  в кабину, и поменять, наконец-- то, его отвратительный, невозможный костюм, но тут вертлявый гад отколол ещё одну свою наглую выходку, да, такую, что до ведущего, на-конец--- то, дошло, что с таким откровенным наглецом благодушие и уравновешенность благих плодов принести не могут.                --Мне, ваше вашество, всё удастся, даже и не сомневайтесь, потом век меня помнить бу-дете,-- и тут же, как бы в подтверждение своих наглых слов, он состроил такую гадкую и противную рожу, что ведущего от этого даже передёрнуло.               

                Подлый норов вертлявого.

Тут уж он мгновенно осознал, что и дальше терпеть эти наглые выходки Гадаж-жёнова для него могло означать лишь одно-- в одночасье потерять весь свой, авторитет, с таким трудом нарабатывавшийся им годами, а одновременно потерять и любовь зри-телей со всеми, вытекающими от сюда, неприятными последствиями. Так что уж он твё-рдо теперь решил, с этим паршивцем более не церемониться, и показать всем, кто здесь- настоящий хозяин.                -- Ко мне, быстро!--  скомандовал он своим ассистентам.                --Давайте, давайте скорее,-- энергичными жестами призывал он их к себе, одновременно показывая им и на Гадажжёнова, который в этот критический момент увлеченно расс-матривал чёрный шарик на одном из штырей «Колесе исполнения желаний». Всем сво-им беззаботным, невинным видом он будто показывал всем, что вся эта, возникшая вок-руг него, кутерьма, лично ему абсолютно безразлична, потому что к такому человеку, как он, претензий не бывает, и никогда быть не может.                --Выведите этого безобразника отсюда и хулигана, немедленно!— Приказал ведущий ассистентам таким страшным голосом, как командир полка отдал приказ команде «на изготовку» перед тем, как расстрелять, схваченных, предателей Родины.                -Пошёл вон, хулиган!— гаркнул он ещё более страшно, будто скомандовал «пли!». И то-гда ассистенты, как гончие, сейчас же лёгкой трусцой, молчаливо кинулись к наглому лиходею, который изумлённо взмахнул своими длиннющими, костистыми руками, в жа-лкой попытке изобразить лик, невинно убиенного, младенца. Но тут, вместо этого, вне-запно что— то такое ужасное изобразилось в его лице, абсолютно противоположное то-му, к чему он стремился, и тогда в студии на миг объявилась такая ужасающая и отвра-тительная рожа, что все, кто находился поблизости от него, мгновенно отпрянули в раз-ные стороны.                –Что!! Вывести меня хотите, а за что?-- Возгласила жертва заунывно и жалобно,-- може-те человеку толком объяснить!-- Гадажжёнов явно заволновался, буравя ведущего сума-сшедшим своим взглядом. И в этот ответственный, напряжённый, момент, когда лишь от ведущего зависело-- начнётся всё-- таки когда—ни будь эта, безнадёжно опаздываю-щая, Игра, или всё так и пойдёт ковыряться и опаздывать в нескончаемых склоках с эт-им, прожжёным насквозь наглецом и скандалистом.                В студии уже было очевидно всем, кто хоть какое— то имел отношение к проведе-нию этой передачи, и во всяком случае, уж, тому же старшему ассистенту, и режиссёру в его, изолированной наглухо, студии, что ведущему не стоило ввязываться во все те лука-вые распри и споры с Гадажжёновым. Так как этот, изворотливый вне всякой меры, и, не брезгующий ни чем, прохвост, мог сто очков дать любому из них. Об этом думал ре-жиссёр, наблюдая через своё окно аппаратной, творящуюся перед ним в главной студии неразбериху, так думал и старший ассистент, стоявший рядом с ведущим. Но ведущий по своему характеру был очень добрый человек, и, хотя уже для всяких разъяснений и разговоров абсолютно не хватало  никакого времени, он ещё раз взялся объяснять Гада-жжёнову отчего и по каким причинам тому следует поменять его, откровенно гадкий, костюм. На это ненужное и бестолковое занятие он пошёл с единственной целью, чтобы окончательно теперь разделаться с этим вопросом, и уже в процессе Игры, в дальнейш-ем, больше никогда к нему не возвращаться, но всё, произошедшее уже через непродол-жительное время, показало всю бесполезность этой его пустой затеи. Потому что он не знал, и даже подумать не мог о том, с какой гадкой, хитроумной и злобной тварью он связался, и какому великому плуту он взялся растолковывать cвои наивные доводы относительно костюма. Да, к сожалению он не знал, что даже самого эт-ого костюма в некотором роде вовсе не существовало, и потому ничего с себя снять и пе-реодеться во что- то новое Гадажжёнов просто физически не мог. А то, что всем казал-ось, было на нём, являлось лишь обманчивой и иллюзорной профанацией одежды. И пребывая, таким образом, в этом, заранее проигрышном, неведении, он продол-жал старательно втолковывать Гадожжёнову, зачем тому настоятельно нужно заменить его дурацкий костюм.                --Приходиться снова повторять то, что уже говорилось нами не раз,-- начал он настави-тельно,-- этот костюм ваш совершенно нас не устраивает, он полностью не соответству-ет нашим требованиям Ведь, вы сами же заметили уже, что везде вас останавливают! Очевидно, что до  сих пор вы так ничего и не поняли, причём, не поняли главное- из-- за чего, собственно, это всё так происходит. Вернёмся опять к нашим правилам, ведь вы получали их с приглашением, в них- наши рекомендации, они гласят: в каком виде нуж-но было приезжать к нам на Игру?--                --Что ж, известное дело, получали,-- осклабился Гадажжёнов,-- зимой в тёмном, а летом, желательно, в светлом, от сезона и погоды зависит.--                --Ну, правильно, а вот у вас-- то конкретно что!?--                --У нас, как полагается, в лучшем всё виде, к сезону, как раз светлый,-- прохвост, назой-ливо вертя задом, прошёлся  взад и вперёд перед ведущим, демонстрируя достоинства своего костюма.                --Светлый- то, это-- да, он, действительно- светлый, но вот расцветка у него! Вся какая-- то в жутких разводах, со стороны так и кажется, что вы в грязной луже где-- то выкупа-лись! Он-- отвратительный и категорически нам для передачи не годится, одним слов- ом, не подходит нам ваш костюм!--                –-Поздравляем, как раз вы- то сами и попали впросак!-- Рожа Гадажжёнова расплылась в такую радостно-- гадкую улыбку, что ведущего опять едва не стошнило,-- начальник, вы же ничего не понимаете насчёт рисунка,-- вертлявый с навязчивой, деланой угодли-востью принялся старательно разъяснять ведущему его ошибку,-- рисунок-- то, он как раз и есть ваш же, ваша собственная клетка, а вы мне всё,-- лужа, да лужа!--                -Вот, дурачьё-- то! Уж коли он-- лужа, так сами вы в неё и сели, поздравляем вас с лужей!--                --Прекратите немедленно, хватит здесь нам дурочку ломать, какой такой ещё наш рису-нок, когда на лицо-- одни лишь грязные разводы, и больше ничего!-- нахмурился веду-щий, стараясь не смотреть в блудливые глаза вертлявого говоруна,-- грязные пятна и больше ничего,-- заключил он возмущённо.--                Несмотря на все его усилия сохранять спокойствие, и держать себя в руках, удава-лось ему это не совсем, но особенно его огорчало то обстоятельство, что несмотря на все его самые подробные объяснения вертлявый пройдоха ещё продолжал спорить, и задер-живать начало Игры своими никому ненужными препирательствами. А время неумоли-мо шло, продолжая тратиться по сути впустую.                --А вот, смотрите внимательно,- угодливо показывал ему вертлявый,- здесь вот- ваши фигурки, «бегающие» по полю, между прочим, те самые, из вашей же, придуманной, за-ставки!-                -Можете даже не сомневаться.--               
                «Да, этот клетчатый- настоящий мерзавец!»

Ведущий, преодолевая в себе сильнейшее, подспудное отвращение к этой гадкой, омерзительной материи Гадажжёновского костюма, всё— таки заставил себя вглядеться в неё, и к непередаваемой своей досаде различил в самом деле на ней те, схематически нарисованные, фигурки их собственной телевизионной заставки, показывавшей все те подарки, которые специально раздавались в процессе Игры для создания в студии и у зрителей, смотревших Игру у телевизоров, счастливой, радостной атмосферы.                --Где вы это только раскопали?-- Досадуя на не пробиваемую везучесть Гадажжёнова, спрашивал он, понимая, что вопрос его- абсолютно пустой, и теперь уже никому не нуж-ный. Разочарование и горечь досады звучали в его голосе.                --Специально к передаче,-- бодро отрапортовал Гадажжёнов, нарочито не замечая ноты огорчения, звучащей в голосе ведущего.--                -Достигнул с большими трудностями, в магазинах такой нигде нет, даже и искать не на-до, только зря мучиться!-                -Пришлось мне в нашу дирекцию выходить, для меня сделали.--                --Уж очень хотелось предстать, так сказать, соответствующим счастливому моменту Иг-ры, словом, с большим трудом, но удалось.--                --Конечно же, шил сам, чтобы уж комар носа не подточил, сидит, как влитой.--                --Столько сил потратил!-- Гадажжёнов опять взял cвою любимую горькую, слезливую струну,-- а что же получилось здесь, товарищи!--                --Как отнеслись, как оценили мой энтузиазм, и желание превзойти..!?--                --А вот как!!-                -Взяли они, да и прямиком меня с Игры вон, взашей!--                --Люди! Что ж такое творится, разве можно ж с человеком- то этак!--                --Сволочь, подвёл под меня как, подлец!-- Ядовитой змеёй вползла в сердце ведущего злая, мстительная мыслишка. После слезливого, Гадажжёновского представления в студии установилась тягост-ная, томительная тишина. Всем, в том числе и зрителям стало понятно, что ведущий не справляется, тормозит, и ещё, что во всех задержках Игры, а также в, затеянных им, не-нужных спорах, Гадажжёнов с лёгкостью берёт над ним верх, без каких— либо особых затруднений переигрывая его в этом, безусловно, очень важном для того, кто руководил Игрой, деле. Хотя ведущий и сам давал ему такую возможность, но, спрашивается, зачем бы ему это следовало делать, когда передача и так уже ковырялась через пень колоду, и уже существенно отставала от, намеченного, графика. Вскоре это стало понятно и самому ведущему, увы, с опозданием, он с сожалением уже ясно видел теперь, что ни на какие переодевания времени у него совсем не оставал-ось. С огорчением видел он и то, что слезливые выверты вертлявого прохвоста, его бес-стыжая реклама своего поганого костюма, мерзостная сущность которого была очевид-на всякому объективному свидетелю уже с порога, а также его чувствительные расска-зы о, якобы, непосильных собственных трудах по его добыванию, не пропали даром для зрителей. И из всех этих, увы, слишком запоздалых прозрений и соображений у ведущего  родилось и окрепло в одночасье одно неодолимое, болезненное желание немедленно выд-ворить вертлявого мерзавца из студии, и, вообще, желательно, из Телецентра и даже из самой столицы, куда- ни будь подальше, на край света, чтобы больше никогда не видеть и не слышать этого отвратительного в своей фальши голоса. Однако, желание это его было явно неисполнимо, его приходилось отставлять в сторону, а оставалось ему только одно— без каких— либо дальнейших промедлений немедленно начинать, прерванную в самом начале, Игру, терпя весь ущерб, и все издержки, связанные с присутствием на ней такого, не в меру бойкого, и откровенно мерзкого, «молодца». В то же самое время в отяжелевшей голове ведущего, по сути одновременно с тем первым его, расчётливым и осторожным соображением, но где-- то совсем в другой, от-далённой её части, билась совсем другое, напрочь противоположное первому, жгучее же-лание-- всё немедленно бросить, и заняться прежде всего тем, чтобы этого кручёного, за-рвавшегося вне всякой меры, игрока вышвырнуть в три шеи из студии, и наказать всем, имевшим хотя бы какое— то к этому (пускай даже совсем косвенное и отдалённое) отношение, никогда, под самым строжайшим запретом, не пускать сюда этого подлого хитреца и пройдоху, но также и всякого чем-- то похожего на него, не только конкретно в эту саму студию, но даже и в фойе Телецентра.                Ему очень хотел поступить таким образом, и, наверное, он решился бы на это, со-всем уж запоздалое действие, но в ту же секунду, едва лишь в его голове зародилась эта жгучая, до сердечного содрогания желанная, мысль, к нему в голову тот час же влезла ужасно злющая, неизвестно от куда взявшаяся, чужеродная тварь, и от этого в голове его полыхнуло такой адовой болью, что все его мстительные помысли-- безотлагательно заняться выдворением с Игры подлого, зловредного гада, в одно мгновение вылетели из его головы. Ведущий успел только издать короткий, сдержанный стон, потому что боль сразу же и отступила, и тогда он сделал окружающим короткий, предупреждающий жест, говорящий о том, что, дескать, с ним всё в порядке. После такого странного и очень болезненного недомогания, ведущий больше и ду-мать боялся о выдворении этого неприятного, до костей про жжёного, игрока, шум и не-рвотрёпка, неизбежно сопровождавшие бы всё это, могли кого угодно отправить на бо-льничную койку. И поэтому теперь ему только и оставалось, что продолжить, им же са-мим остановленную, Игру. Этим он сейчас же и занялся, смирив в себе, было закипев-ший в душе протест против всего, что успел здесь уже натворить и испортить этот, как бес, неуправляемый и, совершенно разболтанный, игрок, терпя неизбежно, все, последу-ющие за этим его решением, издержки от присутствия такого невозможного типа на Иг-ре.

                Игра началась.               

Итак, ведущий опять взялся объяснять игрокам смысл задания на Игру, и, нако-нец-- то, передача сдвинулась с мёртвой точки, и потихоньку пошла, покатилась, как и должна она была идти, по своему обычному, давно уже накатанному ранее руслу. Но «катилась» она, кдосаде ведущего, совсем недолго, до тех пор лишь, пока черёд играть не добрался до Гадажжёнова. А, когда это случилось, тогда ведущий сейчас же по каким- то своим мелким, мстительным соображениям принялся назойливо приставать к Гада-жжёнову с разными, не очень уместными в такое время, вопросами, откровенно портя Игру,-- так, значит, вы сказали, что ткёте,-- ядовито упирая на слове «ткёте», спрашив-ал он у него, в то время как Гадажжёнов, весь погруженный в Игру, выцеливал хищным глазом максимальный балл, помеченный яркой, чёрной чертой, а также и соответствую-щей цифрой на гладкой, верхней поверхности Колеса, как, впрочем, и все другие баллы, меньшие по величине. Он собирался легонько подтолкнуть Колесо, но ведущий всё при-ставал к нему, лез со своими неуместными в это время вопросами, и вся эта, затеянная им, болтовня была куда как не к стати в этот ответственный для него момент.                --А к нам-- то вы откуда пожаловали?— поинтересовался ведущий, расплываясь по без-брежному пространству, неуместных и несвоевременных вопросов.                --Мы-- то,-- глумливо поглядывал на, вопрошавшего, вертлявый пройдоха, морщась от слишком навязчивой его настырности,-- мы, натурально, из Адова, откуда ж нам ещё!--                --Неплохая шутка! Но всё— таки, если серьёзно, откуда вы?-- озабоченно хмурился ве-дущий,-- ведь, в самом деле, интересно, такие курьёзные ткани, где делают, а!?— веду-щий брезгливо косился на гадкий костюм Гадажжёнова.                –Дался ему мой костюм, вот пристал, как глист к ж..!— Неожиданно повернулся он к зрителям,-- ну, не даст просто так поиграть! Я ж говорю тебе русским языком-- из Адова мы, какие ещё шутки, чего тут непонятного- то!--                -- Вот как! Что ж, тогда получается, в самом деле существует город с таким комичным названием!— Поразился ведущий, морщась от откровенного хамство вертлявого гада,-- просто трудно в такое поверить!--                --На, на— смотри, коли не веришь, проверяй ещё раз!—грубо совал Гадажжёнов под нос ведущему свой паспорт.                –Ага! Поверить он не может! Чего там верить-- то, когда чёрным по белому написано!--                Страдая от откровенной наглости Гадажжёнова, и, не решаясь ещё раз оборвать, паршивца, и объяснить ему, всё более выходившему из— под контроля, как нужно вести себя на такой, популярной на всю страну, передаче, ведущий недоверчиво заглянул в, протянутую ему, книжечку. И, не веря собственным глазам, прочёл на белой страничке, сплошь испещрённой мелкой малиновой сеткой, что гражданин Гадожжёнов с тысяча девятьсот шестьдесят шестого года прописан в городе Адове, где и до сих пор проживает в квартире девять, дома номер шестьдесят шесть. Прочтённое, подействовало на него, как ледяная вода на поросёнка. Подпрыгнув на полметра вверх, он мелким бесом сделал небольшой круг, изумляя присутствующих, никогда не замечавших за ним таких экстравагантных вывертов. При чём в течение эт-ого, проделанного им, короткого променада, он дал себе мстительный зарок, чтобы при малейшей зацепке, коли ещё только раз что— либо подобное, выходящее за рамки доз-воленного, произойдёт с вертлявым хамом, он ни в коем случае уж не даст ему ни малей-шей поблажки, а ни секунды не медля, уж более не постесняется, и выдворит тот час же взашей из студии, и, вообще, из Телецентра, вконец обнаглевшего, паршивца. После такого радикального решения ведущий весь как-- то насупился и приум-олк, бормоча себе под нос что-- то невнятное, но явно злое и мстительное. И, действите-льно, стоявший поблизости от ведущего осветитель, впоследствии, в кругу своих това-рищей, таких же, как и он, осветителей, проводящих свою жизнь, в совершенно бессмыс-ленном освещении чего— то, им, до конца непонятного, и по большей части чуждого, ра-ссказывал впоследствии, что готов поклясться чем угодно, но, дескать, это были, имен-но, такие мстительные слова,-- сволочь адова, у подлеца всё припасено! Чтобы гнить те-бе, сволочь, в канаве сточной!--                Но что было, куда более важным, чем эти злые, раздражённые слова, якобы, про-изнесённые, ведущим, что в тот же самый момент временного его замешательства, Гада-жжёнов успел лёгким щелчком ткнуть по шарику Колеса желаний. Для тех, кто совер-шенно не интересуется весёлыми, азартными представлениями, необходимо пояснить, что, как хорошо известно тем, кто в противоположность первым, очень любит эти весё-лые, развлекательные представления, шариками увенчиваются железные штыри, тор-чащие вверх по всей периферии Колеса желаний. И вот тут- то, при этом слабом и тиш-йшем его касании, почти мгновенно произошло такое, что немедленно заставило всех, присутствовавших в студии, встрепенуться в едином порыве, и с широко раскрытыми глазами воззриться на верх, на тёмное пространство под потолком.
                Необыкновенный выброс Колеса!

По началу в Колесе возникла престранная и довольно сильная вибрация, а, если оставаться в пределах скрупулёзного описания событий, то это легчайшее Гадажжёновс-кое касание к удивлению и неистощимому восторгу зрителей, ищущих постоянно себе аттракцион и забаву, отдалось в Колесе удивительными и никогда ранее невиданным образом. Зрители буквально попрыгали со своих мест, а в купе с ними и операторы вытя-нули в изумлении свои понурые шеи, и даже режиссёр с ассистентом за стеклом неволь-но приподнялись со своих стульев, стараясь не упустить из виду столь необыкновенное явление.                Весь же этот удивительный феномен заключался в том, что массивное и тяжелен-ное Колесо Желаний вместе с нижней своей железной трубой, и с, запрессованным на ней, подшипником, непрерывно вибрируя и издавая тяжкий гул, резко выскочило из своего, направляющего, ложа, прочно вмонтированного в цементную плоть пола, и на какое-- то время повисло высоко в воздухе, вращаясь с бешеной, неприятной скоростью, и продолжая издавать тоскливый, зудящий гул. Затем оно с просто—таки ювелирной точностью, плавно вернулось на своё старое место, и напоследок, жутко заскрежетав, ре-зко притормозило, останавливаясь. Но, что особенно сейчас же поразило всех, и непре-менно бы не укрылось от глаз нашего внимательного наблюдателя, Колесо каким— то непонятным, граничащим с чудом, образом ухитрилось остановиться точнёхонько в по-ложении, максимального балла. На него— то, как мы помним, с самого начала и наце-ливался проказник Гадажжёнов.                Однако, лицам, которые были наделены ответственностью, и, в первую очередь, это касалось ведущего, теперь было совсем не до веселия, и не нужных странностей в работе Колеса, таких несвоевременных, и разом нарушивших весь стройный порядок Игры. Что же касается зрителей, то все они пребывали в каком— то расслабленном сос-тоянии неизбывного веселия и шуток, и, как уже говорилось, только и ожидали что ка-кого- либо нового аттракциона и очередного повода для этих своих шуток. И, когда это всё произошло, они на мгновение замерли, осмысливая, случившееся, и дальнейшие во-зможности продолжения Игры. Особенно тяжело и даже болезненно внезапный выброс Колеса восприняли стар-ший ассистент и ведущий. Они всерьёз, сразу же после происшествия, задумались, что же такое следует им предпринять, чтобы Игра наладилась и пошла снова в её прежнем, обычном режиме. А время неумолимо продолжало убывать, и необходимо было срочно что-- то предпринять в этой непонятной, невероятной ситуации.                Первым взял себя в руки ведущий, чутко уловив, чей-- то тишайший, вкрадчи-вый шёпоток, идущий со стороны зрительских трибун,-- вот она тебе твоя зацепка,-- и он, ни секунды более не медля, и не беря себе в голову, кто нашёлся такой чуткий, и как он мог уловить его внутреннюю, недобрую вибрацию о сладком миге выдворения Гада-жжёнова, бросился к своему мучителю, так нагло и столько раз изводившего его своим неуёмным, злобным и придурковатым норовом. Теперь он решил быть твёрдым в столь непонятной и нелепой ситуации, и уж больше не поддаваться, сидевшей в нём самом за-разе, мягкотелости и благодушия к, столь изощрённому, лжецу и мерзавцу, в таких нап-ряжённых, и, по существу, в цейтнотных обстоятельствах.                --Более никакого спуска негодяю,-- шептал ведущий, настраивая себя на боевой лад,-- выгоню вон с позором, разделаюсь с негодяем,-- и уже более не медля, он кинулся испол-нять, задуманное.                --Что вы делаете, Гадажжёнов! Портить Игру я вам не дам! Уходите, отсюда, вон, немед-ленно убирайтесь!-- грозно надвинулся он на вертлявого лиходея, показывая ему на вы-ход. В столь напряжённой, создавшейся, ситуации, редкий человек сумел бы взять себя в руки, и найти подходящие аргументы для противопоставления ведущему, под натиском его справедливых и вполне очевидных обвинений. А, вероятнее всего, такой бы средне- арифметический человек предпочёл скорее убраться от сюда, к себе домой, чтобы ост-ыть и успокоить свои, расшатавшиеся, нервишки. Но не таков был Гадажжёнов, он при-надлежал к тем упрямцам, для которых и не такие боевые наскоки оказывались абсолю-тно безрезультатными. Он немедленно отразил «удар», нанесенный, ему ведущим, при этом лицо его (ес-ли, конечно же, можно называть то, что у него имелось, этим горделивым именем), сло-вно слепленное из мягкого пластилина, оно расплылось в страдальческой гримасе чело-века, насмерть уязвлённого в самое сердце, да, и вся фигура его поникла приняв облик невинной жертвы. И эта поразительная его деформация явилась некой предваритель-ной, но существенной частью, приготовленных им, ответных действий. А ведущий, считая своё решение о выдворении хулигана с Игры окончательным и бесповоротным, схватил его, как следует, за плечи, и принялся довольно энергично тя-нуть и подталкивать Гадажжёнова в направлении выхода, и одновременно он призывал ассистентов и операторов скорее помочь ему в этом не лёгком занятии. Но вертлявый пройдоха не дался так просто разделаться с собой. Намертво уцепившись за железный штырь Колеса желаний, и извиваясь при этом, словно удав в объятиях дрессировщика, он не давал ни ведущему, ни, подоспевшим ему на помощь, ассистентам и опера-торам ни малейшей возможности, хотя бы немного, подвинуть его в направлении выхода. И при этом ещё наглец ухитрялся вопить и жаловаться, обращаясь всё к тем же зрителям,  взыскуя у них справедливости.                --Товарищи, не оставьте одного с этими крокодилами, помогите!— орал и взывал он к ним голосом комиссара, избиваемого оголтелым, белогвардейским офицерьём. И всё это время неистовых усилий и попыток операторов с осветителями, при самом остервенел-ом участии самого ведущего и его старшего ассистента, дотащить стервеца, Гадажжёно-ва, до выхода, а потом, как тайно мечталось ведущему, пронести негодяя по всем тёмн-ым коридорам Телецентра, и, как последний, торжествующий, финал всех их непомер-ных усилий, выбросить негодяя на свежий московский асфальт. Но это, увы, были лишь одни наивные и розовые мечты ведущего, реальность же бытия оказалась, как всегда жестока, и безжалостно опрокинула всё это.                Виновник происшествия своими отчаянными, задушенными, криками и жало-бами к зрителям не позволил осуществить этот замечательный план, созревший и лю-бовно лелеемый, в голове ведущего. И от этих его задушенных криков, и от того, что он без конца жаловался и то и дело обвинял его, и показывал на него, у Ведущего вдруг, на нервной почве, стало непроизвольно дёргаться веко правого глаза.                -Этот, который главный,- орал Гадажжёнов,- как вошёл, сразу цепляться, придирается, гад!-                -Что ни скажешь ему, не нравится, у них  Колесо-- ломаное, а я, отвечай! Теперь с Игры ни за что, гад, вырывает!--                Но что особенно казалось обидным ведущему, что это его слезливое, насквозь фа-льшивое, представление, к сожалению находило живой отклик среди зрителей. И своеоб-разным заводилой и самодеятельным дирижёром у них был тот самый, мертвенно блед-ный и свирепый ликом до сердечного содрогания зритель в первом ряду, приехавший вместе с Гадажжёновым. Он всеми силами старался поддерживать своего приятеля, по-дражая и ломаясь в его духе. Однако, получалось это у него не столь ловко, как это уда-валось его, более оборотистому, дружку. Неожиданно он упал на колени, и принялся по дурацки кверху воздевать свои волосатые, непомерной длины, руки, и при этом ещё ор-ал каким- то странным, утробным звуком,- Асгард! Они тебя уморят!- повторял он до-вольно монотоно,-- зачем мы пришли сюда! Мне больно смотреть на твои страдания.--    В самом начале Игры чудовище сумело удачно устроиться в первом ряду, и до по-ры не обнаруживало своей жуткой личины перед, присутствовавшей в студии, публи-кой, личины до такой степени жуткой, что она способна была напугать даже очень сме-лого человека. Свою образину он ловко укрывал от трепетных, зрительских взглядов, надвинув на нос, широкополую шляпу.                С, закипавшем в сердце, негодованием наблюдал ведущий за его воплями, дурац-кая природа которых должна, казалось бы, была быть видна всем, но, вопреки очевид-ному, все зрители, находившиеся в студии, вкупе с игроками, и даже и с некоторой час-тью технического персонала, будто заворожённые каким-- то сильным наваждением, тем не менее, принимали весь этот, откровенно показной, дешёвый балаган за чистую монету. Но ещё с большей силой они поддерживали и заступались за, прожжёного нас-квозь, враля и негодяя-- Гадажжёнова. Ведущий с досады даже плюнул, от столь очевид-ного и странного заблуждения и самообмана толпы, а также и от собственного бессилья и невозможности что- либо с этим поделать, почти воочию ощущая, как рвутся нити Иг-ры, которые с такой лёгкостью он ранее всегда держал в своих руках, умело поддержи-вая и направляя её ход. И в результате зрительского недовольства, и под давлением их энергичных про-тестов, и поддержки ими хулигана Гадажжёнова, он вынужден был пойти на попятную. Махнув рукой, он дал знак своим ассистентам прекратить их яростные до неистова по-пытки, увы, не приносившие пока даже малейшего результата, хотя бы только оторвать мерзавца от железного штыря Колеса желаний, за который он ухватился мёртвой хват-кой, как матрос в, бушующем океане, на картине Айвазовского «Один». При этом он ма-лодушно подумал, что с таким изворотливым и подлым типом, каким- то не понятным образом, сумевшем овладеть зрительской аудиторией, грубой силой желаемого не доби-ться.               
                Выброс Колеса повторился!

Но бездействовать ведущий уже не мог, внутри у него всё так и горело от неистре-бимого желания больно ударить по злобному норову, вне всякой меры зарвавшегося, ху-лигана Гадажжёнова, наглого враля и притворщика. И он поддался этому своему, эгоис-тическому порыву, и в жутком запале кинулся изобличать подлеца в его, обескуражива-ющем до бесстыдства вранье,–- чего, чего такое!?— Спрашивал он, ядовито напирая на слово «чего».                -- Что такое вы говорите! Зачем встревать и молоть всякую чепуху о том, чего вы совс-ем не знаете, к тому же ещё и врать!-                -Какое, такое оно-- ломанное, когда у нас перед Игрой, всё проверяется!-- негодовал он, давая, наконец, себе волю, хотя бы в чём- то ущипнуть и унизить негодяя. При этом он совсем отчего- то забыл о своём прежнем зароке, который совсем ещё недавно давал са-мому себе, а именно,-- ни при каких обстоятельствах не ввязываться в споры с этим, не знающем ни меры, ни узды, наглым  и бесстыдным пройдохой. Увы, всё действительно обстояло, именно, таким образом, ещё недавно он давал себе это слово- всегда стараться поступать исключительно расчётливо и умно. Но, увы, взялся снова за то, чего делать ни при каких обстоятельствах было не нельзя! Да, к сожалению, с нами порой случается такая огорчительная забывчивость и непоследовательность в наших важных поступках, то, что совсем ещё недавно мы поло-жили себе за образец, мы отчего— то уже вскоре отвергаем, избирая гораздо худшее. Та-кова уж- наша человеческая природа, и с этим ничего не поделать нельзя, принимать правильные, разумные вещи, и, через каких-- то несколько минут, поступать совсем на-оборот, совершая непростительные ошибки, за которые сами же себя мы впоследствии будем винить и укорять. Несомненно, ведущему следовало настойчиво гнуть свою линию, тащить негодяя вон, и добиваться его выдворения из студии, чего и сам он безусловно в душе искренно желал, но снова не устоял под придурковатым Гадажжёновским напором, ввязался в ни-кому не нужную перепалку, вследствие чего и произошли впоследствии все те весьма ог-орчительные и не ожидаемые никем события.                --Вот посмотрите,-- энергично, с долей превосходства показывал ведущий,-- если не ху-лиганить и не толкать Колесо изо всех своих дурацких сил, чем, кстати, вы и любите за-ниматься! Ведь это же, в конце- то концов,— не какой— то силовой аттракцион в Парке Культуры!-- Назидательная интонация звучала в голосе ведущего.                -- Всё нужно делать по правилам, как всегда делают все умные люди, и тогда никогда у вас, обратите внимание, никогда из своей, направляющей, Коле…,-- и в этот самый мом-ент ведущий легчайшим движением ткнул мизинцем игровой барабан в полной уверен-ности, что при таком разумном подходе к делу ничего, выходящего за рамки обычного, и всегда имевшего место на этой Игре, с его аккуратной подачи произойти не может, ни  при каких обстоятельствах. Но он кое- чего не знал, не имел малейшего представления и потому ошибся.                Барабан, словно камень, выпущенный пращой в руках туземца, cо скрежетом, со-дрогаясь и вибрируя, и сейчас же до смерти перепугав ведущего, метнулся вверх, достиг-нул уровня потолочных светильников, и, грубо расколов один из них, камнем упал на пол, погнув, направляющую, трубу Колеса! Затем, тяжело грохнулся на пол студии, и по инерции покатился кру’гом, нещадно давя ноги, всем, кто по неосторожности не успел отскочить в сторону, столпившимся вокруг него, игрокам, осветителям и операторам. Все они с криками неуклюже начали разбегаться и прыгать от него в стороны.             Ведущий, как, наверное, и всякий бы другой человек, по невообразимой случай-ности очутившийся на его месте, оказался совершенно не готов к такому предательско-му и, трудно вообразимому, поведению Колеса. Он и представить себе не мог, чтобы Ко-лесо, к которому постепенно, с годами он привыкал, и, наконец, привык, как к, самому обыденному и рядовому, предмету, которое всегда и считал абсолютно безвредным и на-дёжным в виду его видимой простоты. И чтобы ни с того, ни с сего, вдруг оно взяло и взбрыкнуло, сиганув под потолок на какой- то сумасшедшей, убийственной скорости, и лишь по слепой случайности не покалечило, ни его самого, ни всех тех, кто стоял от не-го поблизости. Всё, произошедшее, повергло его в сильнейший конфуз и замешательство,-- да что ж такое с ним твориться, двигатель что ли приделали!-- жалобно шептал и восклицал он, «упавшим», голосом. Напротив, Гадажжёнов торжествовал, внося свой дополнитель-ный диссонанс в суетливую неразбериху, затеянную ведущим и его ассистентами во-круг Колеса, и пытавшимися с, растерянными лицами, тем или иным способом выправ-ить положение. Теперь- то он был удовлетворён и доволен, потому что все, наконец, уви-дели, кто здесь портит Игру, а кто- невинная жертва произвола, и ещё, ему удалось всё- таки посрамить этого противного зазнайку-- ведущего. С радостной, гадкой ухмылкой, стараясь побольнее ущемить самолюбие ведущего, он втолковывал зрителям,-- говорю же ему-- ломаное, не верит!--                --Ничему же не верит, но, ведь, всё же-- правда!--                --Взялся гнать с Игры! Меня— не виноватого!--                И эти назойливые его измышления необъяснимым образом находили живой отк-лик не только среди зрителей, но и у операторов и ассистентов, и те тоже начинали раз- дражаться и злиться на ведущего, о чём ранее, всего лишь передачу назад, никто даже и помыслить не мог. Сейчас же все они принялись шептаться и обмениваться недоволь-ными недовольными взглядами, а потом и мнениями, поругивая ведущего за его мелоч-ные придирки, из— за которых, как им казалось, Игра спотыкалась на каждом ходу. Но помимо этого, пока что скрытого, их недовольства, все они уже томились от, чрезмерно затянувшейся, Игры. Профессионалам известно, что запись телепередачи-- чрезвычайно кропотливое и длительное дело, и потому от всех её участников требуется терпение и немалая затрата физических сил. Именно, поэтому многие уже успели изрядно пресытиться всем, проис-ходившим в студии, и ощущение усталости в них изрядно подогревалось, творившейся неразберихой. Что уж говорить о зрителях, которые уже расшалились вовсю, предъяв-ляя свои особые требования и зрительские пристрастия.                И, таким образом, в этот трудный и очень досадной момент, внезапной остановки Игры, вследствие сбоя в работе Колеса желаний, такого неожиданного и непонятного, увы, и среди зрителей тоже, к сожалению, наблюдались чрезмерное возбуждение и рас-пущенность. Этому в немалой степени способствовал Гадажжёновский приятель (при более пристальном взгляде на которого, любой бы человек, по нелепой случайности вдруг очутившийся здесь, в студии, и, едва ли глубоко осведомленный в зоологии, и с формами жизни, существующими у нас на Земле, отнёс бы его по первому взгляду к не-ким, мало известным науке, человеко- подобным существам, лишь отдалённо напомина-ющим, человека). Это полу- разумное существо, тем не менее, сумело воспользоваться внезапной заминкой в Игре, и временным замешательством в умах, ответственного, пе-рсонала, а также, возникшей сейчас же, неразберихой в рядах зрителей, принялось вести себя всё более и более разнузданно и до странности дико. Существо это явно злонамерен-но старалось ещё более усилить, возникшую неразбериху, и сгустить тяжёлую атмосфе-ру в студии. Повинуясь, явно сидевшему в нём, какому- то звериному инстинкту, он принялся издавать невозможные, и, трудно терпимые, дикие крики, довольно близко имитирующие, завывания Геены. Но этого ему показалось мало, и он начал вскоре ещё и сопровождать их столь же необузданными прыжками, явно, стремясь увлечь и посиль-нее раззадорить этим диким занятием зрителей. И они, в самом деле, вскоре переняли эту заразу дикого буйства, сочтя её за образец нормального поведения, и тоже принялись прыгать, и изо всех сил надрывать свои связки, без сомнения уверенные, что только та-ким безобразным способом им и следует поддерживать своего любимца. Без сомнения каковым для них был этот, вконец распоясавшийся, наглец и хам, Гадажжёнов. Однако, уже вскоре это безумное занятие показалось им слишком утомительным,  и тогда они, подустав от своих расхристанных прыжков, принялись за другое, взявшись орать и требовать у руководства студии немедленно принять неотложные меры,-- мен-ять, менять ведущего, ведущего…!--  Заунывно кричали они.                -- Ещё и этот! Гада мне мало, показушного!-- С горечью подумал ведущий, наблюдая за, творившейся вокруг него, неразберихой, отмечая унылым взором буйство и бесовство, сорвавшейся с цепи, толпы,-- этого скота тоже хорошо бы поскорее вышвырнуть отсю-да вон!—Увы, он никак не находил, подходящего, способа, и не видел быстрого реше-ния для исправления, создавшееся, ужасного положение. Прежде всего, нужно было от-ыскать дефект в Колесе, и его отремонтировать тут же, в кратчайшие сроки, а затем уж постараться обуздать, взбесившуюся из- за чуждого влияния, толпу, чтобы уже потом, без каких- либо проволочек, снова запустить Игру в её прежнем живом и весёлом русле. И, всё— таки, в этот ответственный, по сути критический, момент ведущий сумел не сплохавать,-- технарей, быстро ко мне сюда!— Гаркнул он голосом, звенящего, мета-лла, к нему, наконец-- то, вернулась та былая его, всегда присущая ранее ему, решитель-ность и стремление действовать.                --Главного механика позвать, быстро!-- Не терпящим возражений, голосом, командовал он, приходя понемногу в себя.                Но, и появление в студии технического персонала, эта последняя надежда ведуще-го, увы, тоже не принесло желаемого результата- исправить, возникшую, поломку, эту, досадную проблему с Колесом, и снова возобновить, прерванную, Игру. Самый тщатель-нейший осмотр технарями устройства, к сожалению, не выявил в нём никакой поломки, пускай, даже самого небольшого дефектика. И, главное, не дал абсолютно никакой заце-пки к пониманию, что же делать!? Из-- за чего, в чём собственно, движением каких нега-тивных сил, образуется такой энергичный, но в конкретных условиях никому не нуж-ный, импульс, выбрасывающий, Колесо в тёмные, подпотолочные сферы студии. По началу, правда, возникло робкое подозрение относительно пружины, которая крепилась снизу у Колеса, и заботливо укрывалось от досужих взоров зрителей. Она да-вила на специальный шток, специально для этого и предназначенный, так как вследст-вие его движения под действием пружины, он входил случайным образом, при замедле-нии скорости вращения Колеса до нужной величины, в одно из двадцати восьми отверс-тий, имевшихся на нижней плоскости барабана. Чего, собственно, и добивались от конс-трукции при её проектировании.                К этому ещё следует добавить, что все эти, предпринятые, ухищрения по управ-ляемой остановке Колеса, исходили прямиком от ведущего, который настоятельно тре-бовал и добивался того, чтобы ему в обязательном порядке была обеспечена возможн-ость по, его собственному, произволению вмешиваться в процесс Игры. При этом он абсолютно был убеждён, что, именно, благодаря этому, его личному вмешательству, Иг-ра и стала постепенно такой популярной и желанной в столице, и не только, но и во мно-гих других городах. Успешно конкурируя с её несколько другими вариантами, также, в своё время показываемыми на других каналах телевидения. Понятное дело, об этой ос-обенности Игры широко не распространялись, дабы и сомнения по этому поводу не воз-никало в в головах у игроков, настроенных на праздник, радость, и предвкушение, неж-данной, удачи.                Внешне всё выглядело совершенно невинно и незаметно, само же вмешательство ведущего в Игру технически осуществлялось с помощью ряда специальных средств, ко-их мы, за неимением времени и, очевидного для нас, нежелания самого читателя углубл-яться в столь скучные материи, касаться не станем. Отметим лишь, что имелось ещё специальное реле, закреплённое на игровом барабане, и небольшой пульт. Его-- то веду-щий всегда и держал в кармане пиджака, и им управлял всей Игрой, как уже говорил-ось, совершенно незаметно для окружающих: игроков и зрителей, раздавая очки, призы и другие бонусы по своему, в общем—то случайному, наитию, по сути творя и создавая канву игры. Этим правом он очень дорожил, считая его своей творческой привилегией. Но в, сложившихся, условиях, абсолютного технического тупика и застоя, и одновреме-нно и параллельно, разгоравшегося в зрительской среде, раздражения и баловства, он вынужден был отказаться и от него, и от пружины, как не тяжело ему это давалось, сог-ласившись на всё в силу, принуждающих его к этому, обстоятельств.                –Сейчас не до привелегий,-- с горечью вздыхал он, размышляя над, непредвиденной, си-туацей,-- а пружина, она, кто её знает, она- мощная, и, если что— то на неё нажмёт, то..,-- словом, ради дела он решил не искушать судьбу, и сразу же от всего сомнительного, и способного, хотя бы в какой- то степени повлиять на, создавшуюся, тупиковую ситуа-цию, избавиться.                Однако, и это тоже, радикальное упрощение конструкции, как показало следую-щее, повторное испытание, нисколько не изменило дурной нрав Колеса. Оно, как и при первом своём, самовольном, психованном и сокрушительном, взлёте, отказывалось ост-аваться на своём законном месте, в, специально для него изготовленном, цилиндричес-ком ложе. Но каждый раз, при малейшем прикосновении, как бешеный шершень, выс-какивающий из своего гнезда, соскакивало с него, с невероятной силой закручивалось и немедленно воспаряло в высь, угрожая всякому, кто по своей неосторожности оказался поблизости от него, своим жутким воем оглашая подпотолочные пространства студии. Технари, вызванные ведущим, умело и споро в короткие сроки выправили погну-тую, направляющую, трубу, повреждённую простодушным действием рук ведущего, в его неведении, при падения на неё игрового барабана, и в результате кое-- что в работе игрового барабана, всё—таки, изменилось, но не улучшилось. В, еле переносимый всеми гул его вибрации, начинавшийся в нём почти сразу же, едва лишь кто- то успевал к не-му прикоснуться, добавилась ещё одна, томительная, изводящая душу, нота. Казалось бы,-- мелочь, но и она сказывалась пагубным образом на тяжкой атмосфере студии. Всем было ясно, тем более, уж конечно, и самому ведущему, что с таким опасным, при каждом ходе выскакивающим, Колесом, продолжать Игру категорически было не-льзя. Всё это ещё усугублялось тем, что время продолжало уходить, а с ним уходило и время, отведённое на запись передачи. И было ещё одно, быстро надвигающееся, собы-тие, приближалось время, когда в студии должен был появиться коллектив другой, следующей за этой по времени, программы. Все эти соображения, как бытовая электро-пила, распиливали мозг ведущего, на которого было жалко смотреть, до того он был уд-ручён своей неудачей, этой, образовавшейся, совершенно тупиковой ситуацией, в нема-лой степени это било по его самолюбию и авторитету.
                «Колесо нужно исправить, во что бы то ни стало!» Ведущий.

Затравленным зверем, в глубочайшей задумчивости ходил он по студии, умствен-ным взором озирая все, приходящие ему на ум, возможности тем, или каким-- то иным способом выправить положение. То и дело возвращался он к, навязчиво сидевшему в го-лове его, вопросу,-- что бы такое ещё предпринять полезного для дела! При этом, где—то внутри него, как неотступное заклинание, звучали слова,-- нет, нет, сорвать Игру я не могу, просто не имею права!-- И точно таким же, затравленным, зверем, пойманным, в кем-- то подстроенную ему, хитроумную ловушку ощущал себя Главный механик Теле- центра. Он не бродил растерянно по студии, как это делал ведущий, а в глубочайшей за-думчивости смотрел на, аляповато и ярко раскрашенный, объёмистый и тяжёлый по ви-ду игровой «волчок», который весь, целиком был его детищем, им самим же придуман-ным, и во всех подробностях изображённым, на его собственных эскизах, а потом и изго-товлен в, подведомственных ему, мастерских. Вся предистория появления Колеса желаний в студии говорила лишь об одном, совершенно очевидном и, не допускающем каких— либо иных, надуманных и заведомо неверных, толкований. А, именно, что для полётов оно предназначено не было, и никто, и никогда не пытался обеспечить его этими, заведомо не нужными, обременительными свойствами, приспособить каким- то образом к полёту. И то, что вопреки этому неоспо-римому факту Колесо, всё— таки вдруг приобрело эти ненужные качества, заставляло его задумываться о самых невозможных и даже фантастических вещах, таких, как вол-шебство, бесы и демонизм. И, пребывая в столь недоумённом, но чутком ко всякому ин-ородному влиянию, состоянии, он вдруг, на самом деле, ощутил на себе некое воздейст-вие, подтвердившее его первоначальное подозрение о присутствии в студии чего- то, или кого- то чужого. И, обратившись весь тогда в одно большое ухо, чутко вбирающее в себя малейшее отвсюду воздействие, он буквально кожей почувствовал, что здесь, в студии присутствует некая, очень злая и, ненавидящая всё и вся, сила. Эта неведомая, но, явно почувствованная им, злобная сила, испугала его до дро-жи, заставив содрогнуться, так как всем своим существом он мгновенно ощутил свою полную беспомощность перед её своеволием. Он пугливо оглянулся, ища чего— то,  что помогло бы ему, дало укрытие и позволило бы защититься от неё. Но сейчас же, радостной и тёплой волной, внутри него самого родилась и окрепла другая, ободряющая и успокаивающая, мысль: «не бойся, ты от них защищён», и эти, неизвестно откуда прилетевшие к нему, слова напомнили ему, что он на самом деле за-щищён.                --Огради меня, Господи, силою честного и животворящего креста твоего, и сохрани мя от всякого зла,-- прошептал он, успокаиваясь.                Явно ощущая в себе эту необоримую силу святого креста, олицетворением кото-рого был небольшой серебренный крестик, что был надет на него в детстве, и всегда ос-тавался на нём. Он уже безбоязненно, принялся искать взглядом того, кто был тем носи-телем этой злой энергии. И так переводил он свой взгляд с одного на другого, пытаясь различить среди людей, собравшихся в студии, того, кто воплощал в себе эту не челове-ческую энергию.                И в это же самое время раздражение, недовольство и даже личная неприязнь, за-родившаяся постепенно в сердцах зрителей, и быстро усиливавшаяся, в связи с внезап-ной остановкой Игры, в первую очередь по отношению к ведущему, но в не малой сте-пени и к остальному персоналу студии, наконец, достигло, наивысшего предела. И, всле-дствие такого их воинственного и раздражённого состояния, даже трудно было себе воо-бразить и представить, чего ещё такого буйного, вызывающего и, нарушающего всеоб-щий порядок в студии, они могли решиться, и позволить себе в ближайшее время! И в этот критический момент, когда уже всем казалось, что вот прямой сейчас произойдёт что- то совсем уж непоправимое, разом отбрасывающее, немалые усилия от-ветственных лиц всё- таки попытаться возобновить Игру. Но тут, всё вдруг как- то само собой успокоилось, очень быстро и неожиданно, словно по мановению волшебной пало-чки, затих шум, утихомирились и успокоились зрители, и Игра пошла дальше своим об-ычным, спокойным чередом. Будто всего каких- то пять минут назад, все эти недоволь-ные зрители не орали, не показывали свою неприязнь и не возмущались! А случилось это лишь потому, что нашёлся герой, который всё сразу и исправил, разрядив, до преде-ла накалённую, атмосферу в студии.
               
«Кого подозревали, тот и спас Игру!»

И кто же стал этим чудесным спасителем (другого слова и не подберёшь), сейчас же захочет узнать читатель! Явил себя в этом победоносном, славном качестве в труд-ный момент безысходности и всеобщего уныния никто- то иной, как Гадажжёнов, воп-реки самым серьёзным опасениям и подозрениям в его адрес! К тому же, как сочли по началу многие, он сам и испортил Игру, сломав Колесо, и, казалось бы, совсем её похо-ронив.                --Чего думать- то, зачем Игру-- то держать!— неожиданно подал он голос, травя и, без того израненное и сокрушённое, сердце ведущего. Своим наглым, навязчивым норовом, возмущая и без того тяжкую атмосферу студии, которой по- прежнему владели разброд, всеобщая озадаченность и уныние,-- чего без толку толкаться—то!?- продолжал он всё так же бесцеремонно и безапелляционно,- ось солидолом смажьте, и делов- то, как ми-лое, пойдёт.-                -Даже и не сомневайтесь!-                -Ну, чего стоите- то, вылупились все на меня зря! Не сидите, как прилипшие, мажьте ось по быстрому, и всё пойдёт у вас в лучшем виде.-                -Слово даю!—Добавил он внушительно.                Конечно, никто из технического персонала, как грачи по Весне, облепившие все ближайшие подступы  к Колесу, в своих черных халатах, и пальцем не пошевельнул, слушая в пол уха, дурацкие советы записного придурка в колпаке на резиночке. Но Гла-вный механик расценил это странное предложение совсем по другому. Он всё ещё продо-лжал озирать внимательным оком, каждого человека, находившегося в студии, исключ-ив из них только тех, кого уже знал многие годы. К ним он сразу отнёс ведущего, но так-же и режиссёра за стеклом, и старшего ассистента, а также и всех своих механиков и эле-ктриков, проверенных им, при приёме на работу. И, когда Гадажжёнов ввязался со своим нелепым предложением, и начал навязч-иво предлагать и втолковывать всем необходимость его немедленно применить, он не-вольно повернулся к нему, уже через секунду понимая, что как раз этот- то и есть то са-мое, что с таким упорством он выискал в студии. И с облегчением он пробормотал себе под нос,-- так вот же эта, гадина, а я всё ищу её!--                --Нашли!?-- радостно откликнулся ведущий, и блеск надежды загорелся в его глазах, но тут же и потух, так как механик лишь отмахнулся, соображая, как бы ему ловчее подс-тупиться к столь опасной и чуждой ему личности. Ведущий же, расценив его отмашку, как откровенную грубость, сейчас же ответил ему той же монетой,-- о посторонних вещ-ах надо дома думать!—С досады вырвалось у него, ему тут же хотелось добавить ещё что— то в том же духе, абсолютно бессмысленное в, существующей, ситуации,-- а на ра-боте надо…,- начал было он, но тут же осекся, увидев, что Главный механик его уже не слушал.                –Что, в самом деле поможет!?- с весёлой, непонятной заинтересованностью спросил он у Гадажжёнова.                --Как не помочь, когда одним им и спасаемся!-- Распалялся вертлявый пройдоха, махая своими ручищами в опасной близости от лица механика,- всегда только им одним! Вы даже не сомневайтесь, начальник, пойдёт, как милая.--                Ведущий с нараставшим интересом и удивлением прислушивался, как Главный механик, вроде бы, не глупый человек, и, тем не менее, с какой- то стати с большим вни-манием выслушивал, а затем и старательно исполнял все глупейшие указания этого лживого прохвоста. Так он тщательно очистил от грязи внутреннюю поверхность нап-равляющей трубы, а, затем взялся и за трубчатый стержень барабана, после чего все, со-прикасающиеся между собой, поверхности тщательно смазал солидолом. Но то, что про-изошло за тем, после этих его всех, заведомо глупейших, и нелепых действий, уязвило ведущего в самое сердце. Вопреки, всем известным, законам физики, в соответствии с которыми Колесо было просто обязано ещё более увеличить скорость своего вращения (для чего же тогда ещё делается смазка!!), и, тем не менее, вопреки очевидному, оно неожиданно возобнови-ло свою обычную работу. И, таким образом, Игра, наконец, сдвинулась с мёртвой точки, входя в своё нормальное русло, и пошла обыкновенным своим чередом, если, конечно, не принимать во внимание на такую «пустяковую» неприятность, что всё время играл лишь один Гадажжёнов. По неизъяснимой прихоти фортуны никому другому Игра в ру-ки не давалась! Как же жалел ведущий, что так поспешил со снятием с барабана пружи-ны со штоком и электрическим реле, и в результате не имел теперь абсолютно никакой возможности прервать наглую, беспроигрышную серию удачливого своего ненавистни-ка.                –-Поиграл бы ты у меня тогда, червь гнилой,  я б тебе раз! Пожалуйте-- переход хода, и к свиньям!-                -Что ж так везёт- то гаду завирушному!-- Бормотал он себе под нос, закипая от благород-ного негодования по поводу нескончаемой чреды успешных ходов, необъяснимо удачли- вого, пройдохи. Всё дело же заключалось в том, что он не знал, и знать никак не мог, и даже вообразить бы такое себе не смог бы, со сколь злобным и мстительным существом пришлось здесь ему столкнуться. Столкнулся же он с тварью, не имевшей в себе, ни ма-лейшего сочувствия ни к одному человеку в студии и далее, за её пределами, и даже к своим же ближайшим собратьям, относившейся с немалой долей злобы и неприязни.  Бывали случаи, и бывали не раз, когда находился такой ловкий игрок, который, заданное, слово угадывал почти слёту, но в благородном стремлении заработать по боль-ше баллов, он продолжал и дальше угадывать его по буквам. Игра затягивалась, и неле-пость ситуации усугублялась тем, что пока этот лукавый игрок продолжал набирать свои баллы, угадываемое, слово успевало уже стать всеобщим достоянием. Вот для таких-- то хитрецов ведущему и требовался пульт, с его помощью он брал на себя роль фортуны, придавая Игре дополнительный динамизм и неожиданные её по-вороты. Едва в Игре возникала подобная ситуация, он сейчас же, стараясь действовать незаметно, как бы невзначай, погружал руку в карман пиджака, и быстро нажимал нуж-ную кнопку, обанкротив, не в меру зарвавшегося, игрока, к величайшей того досаде. Имелся у него и другой сценарий, необходимый для ситуаций, когда кто- то из иг-роков вызывал у него симпатию каким- то особым своим поведением в процессе игры. Таких исключительных счастливчиков, он неожиданно «призовал» немалой денежной суммой, правда, удачливый игрок при этом выводился из Игры, но немалые деньги с лихвой перекрывали этот досадный момент, и он удалялся восвояси вполне удовлетво-рённый. К сожалению, в этой его системе ведения Игры, казалось бы, так хорошо и надёж-но, им налаженной, всё- таки иногда появлялись нежелательные сбои и казусы, чрезвы-чайно расстраивавшие ведущего. Так случалось и бывало, увы, не раз, что, вроде бы, он нажимал ту кнопку, какую и задумал нажать, к примеру, чтобы бесславно обанкротить, зарвавшегося выше всякой меры, игрока, но получалось почему- то обратное, очень об-идное, и идущее совершенно в разрез с его первоначальным замыслом! И, таким образ-ом, вместо, запланированного, банкротства, какое этот игрок вполне и заслуживал, он непонятно для чего вдруг отхватывал ещё и приз! Это просто была беда какая- то!  И в  результате игрок убирался восвояси, похихикивая над дураками- устроителями Игры, ни с того, ни с сего, вдруг для чего- то напихавшими его ещё и деньгами. Ведущий после этого себе просто места не находил, переживая непростительную свою оплошность. Статистика Игры беспристрастно свидетельствовала, что порою случалось и обр-атное, так иногда игрок, вполне заслуживший приз и иные поощрения, вместо этого ни с чем внезапно выводился из Игры, правда, такое почему- то случалось гораздо реже, чем предыдущие сбои. Такие случаи беспокоили ведущего уже гораздо меньше, и, тем не ме-нее, мы обязаны отдать ему должное. Исключительно в силу своей доброй натуры в этой плачевной для игрока ситуациии, ведущий стремился, хотя бы немного, утешить неуда-чника, одаривая его какой- ни будь пустой, но приятной, безделицей, или незначитель-ной денежной суммой.

  «Игра возобновилась, но как?»

Теперь же, когда у ведущего напрочь отсутствовала всякая возможность управ-лять игрой, подталкивая её к благому, справедливому исходу, так сказать, «очеловечи-вая» её порою жестокий характер, и теперь поэтому она шла своим унылым и однообра-зным чередом, забавляя лишь одного игрока. И теперь игра вся сводилась лишь к одно-му монотонному, повторявшемуся раз за разом, и до крайности раздражавшему ведуще-го, циклу. Колесо после, нарочито легчайшего, касания его Гадажжёновым будто шесте-рёнка, сорвавшаяся силой пружины со своей оси, набирало невероятное вращение, сове-шенно не типичное для такой простой увеселительной Игры. В эти жуткие мгновения своего вращения, оно неотразимо напоминало турбину двигателя реактивного самолёта. Примерно секунд через двадцать, оно вдруг резко теряло силу своего вращения, вибри-руя, и скрежеща всеми своими частями, под действием новой, неизвестной, противобор-ствующей, силы. Но не только это удивительное, но, к сожалению излишнее и, никому не нужное, вращение, смущало ведущего. Выводило его из себя другое, то, что происходило потом, после того, как Колесо, теряя былую свою силу, наконец, останавливалось. На этой вот финальной стадии, когда Колесо резко притормаживало, теряя былую свою прыть, в не-кий неуловимый момент, когда неподвижная стрела, по которой фиксировались, зарабо-танные игроками, баллы, вдруг оказывлось напротив цифры максимального балла! И, почему- то, всегда, именно, в этот момент, действием неведомой силы Колесо вдруг оста-навливалось. И так происходила постоянно, при каждом розыгрыше, приводя в истери-ческий восторг лишь одного неугомонного игрока.                --Опять сфартило!— орал он, подпрыгивая с безумной устремлённостью достичь пото-лочных вершин, превосходя в этом дурацком занятии даже своего не в меру прыгучего товарища, который в радостном умилении немедленно присоединялся к безумствам то-варища.                -- Сегодня везёт, не то что прошлый раз, проиграл начисто горбатому!- Доверительно жужжал он в уши ведущему, явно тяготившемуся столь назойливым панибратством.                В этот раз, будто нарочно, всё сошлось в одну точку, и даже слово, которое веду-щий назвал игрокам перед игрой оказалось небывало длинным, и в результате выигр-ыш нашего «героя» достиг небывалой суммы в тридцать тысяч баллов, никогда ранее, и ни разу во все, последующие, годы, ни кем не превзойдённой. После безумных ликований Гадажжёнова от неслыханной удачи своего выхода в финальную часть игры, на него неожиданно сошла слезливая, родственная лихорадка, и он взялся отсылать бесконечные приветы своим бесконечным родственникам и прияте-лям, словно ветряная мельница махая перед монитором им своими непомерными ручи-щами. При том ещё вся эта обширная его родня и приятели все как один оказались ино-странцами, носителями очень специфических имён! И не какими-- то там обыкновенны-ми, вроде Жоржа или, скажем, Габриэля, нет, у всех них текла в жилах жаркая персиан-ская, или, возможно, арабская кровь. Там были, к примеру, такие заковыристые имена как: Аластор, Кихикмеш, или даже Марбас! Не часто услышишь такое!                Ведущего буквально трясло от этих имён, и ещё, его неодолимо мучило страстное желание озадачить, зарвавшегося, мерзавца коварным вопросом,-- а в каких, собствен-но, жарких странах вы нахватали себе всех этих родственников!?- Однако, после тех, чрезвычайно мучительных, ударов по самолюбию, какие совсем ещё недавно он получ-ил от ненавистного пройдохи, и как раз, именно, тогда, когда пытался он уличить мер-завца в его наглом вранье. Пройдохе с лёгкостью удавалось всякий раз в таких случаях наносить ему очень болезненные удары по его самолюбию и репутации. И потому теперь уже он не решался связываться со столь опасным и непредсказуемым в своей, поистине фантастической, изворотливости прохвостом. И теперь ему оставалось лишь яростно шептать себе под нос всё то, что рвалось у нег с языка, таким лишь образом изливая свою ярость по отношению к наглому говоруну. Здесь нам обязательно следует обмолвиться, чтобы у читателя не возникло каких- то, совершенно нам ненужных, недоразумений. Ведущего раздражали отнюдь не сами по себе довольно странные и редкие имена родственников и друзей, непревзойдённого, лов-кача Гадажжёнова, и уж никоим образом он не был отягощён какой-- либо религиозной или же национальной нетерпимостью. Совсем нет, ведь, и в собственных его жилах тоже текла горячая еврейская кровь, за что он так и любил, и относился всегда трепетно и с  любовью к своей престарелой матери,.                Здесь, конечно же, всё было в другом, в том откровенном вранье, и в явном несо-ответствии его, так сказать, ближайших родственников- арабов собственной заурядной внешности Гадажжёнова- европейца, конечно же со всеми теми оговорками, касающи-мися его, мягко говоря, не совсем приглядного вида. Ведущий подозревал, он буквально разрывался от томительного, щемящего, подозрения и негодования, что всё, что говор-ил здесь Гадажжёнов, буквально всё являлось одним искусным враньём и сплошной профанацией! Но и это было далеко ещё не всё то главное, что буквально сводило веду-щего с ума. Главное же заключалось в том, что ему никак не удавалось подцепить прой-доху—ловкача в этом его качестве, уличить явно, в присутствии всех, в его сплошь жу-льническом качестве, и уж тут сразу же, не медля более ни секунды с величайшим позо-ром выдворить гада вон из стен почтенного заведения.                Но довольно уже нам наблюдать эту фальшивую и насквозь лживую в своей осно-ве Игру! Теперь же нам настоятельно необходимо, нисколько немедля, безотлагательно покинуть это уютное и во многих отношениях приятное помещение студии, так заботли-во и искусно устроенное, исключительно лишь для того, чтобы зрители получали здесь одно лишь удовольствие, ощущая себя легко и свободно, как не досаден, вероятно, этот наш скоропалительный побег нашему милому читателю. И всё— таки мы принуждены оставить студию, дабы нить, начатого нами, рассказа не оборвалась, и не повисла бы в воздухе самым нелепым и абсурдным образом.            


         Главный Энергетик и его Мастерская, очень нужный звонок.

И вот с этой-- то целью мы без малейшего промедления последуем за Главным Энергетиком, который в это самое время спешил побыстрее попасть в свою Мастерс-кую, и уже всеми своими помыслами, как бы уже находился в ней. Призывали же его туда не сами по себе дела в, руководимой им, Мастерской, а острое желание поскорее сделать один очень важный для него звонок, и для этого как раз ему и нужен был го-родской телефон, лежавший на его письменном столе в его личном кабинете, в дальнем углу. Кабинет представлял собой довольно большую комнату, сделанную лично для не-го, специально по сути отгороженную для него, и отделённую от остальных помещений Мастерской с помощью, сваренных друг с другом, больших, металлических листов. С одной стороны её, обращённой к верстакам и столам, где работали слесари и наладчики  оборудования, устроено было большое окно, начинавшееся примерно на уровне живота всякого человека, стоявшего в полный рост, что позволяло тому, кто сидел в кабинете за столом, то-- есть самому Главному Энергетику, оставаться невидимым для досужих взо-ров рабочих, корпящих над ремонтом очередного, силового шкафа, или какого-- то дру-гого оборудования, но, встав из-- за стола, он имел возможность быстро обозреть всё пространство мастерской, и убедиться, что его подопечные заняты делом, а не досужими разговорами или же изготовлением домашних поделок. Такое устройство кабинета обя-зано было предусмотрительности самого Главного энергетика и его способности позабо-титься о самом насущном, что требовало его начальствующее положение. Но теперь ему было совсем не до забот о коллективе и не до присмотра за, проводившимися в мастерс-кой, работами. Едва войдя в свой кабинет, он поторопился сразу же сделать звонок одному свое-му хорошему знакомому, о котором сейчас мы можем только сообщить читателю, что был он далеко не обычным человеком. Потому-- то Егор Фомич и звонил ему, что очень надеялся на его исключительную помощь, будучи абсолютно уверен, что лишь только такой человек, и способен разобраться с той опасной, безобразной и совершенно нетер-пимой ситуацией, какая сложилась к настоящему моменту в студии. Более того, он серь-ёзно подозревал и опасался того, что подобная ситуация, по всей вероятности, имела ме-сто не только в данной, конкретной студии, но ещё и во многих других помещениях и студиях Телецентра. Об том же особом человеке, пока можно сказать лишь, что он обла-дал некими духовными свойствами, с помощью каких только и можно было уловить те невидимые и потому очень опасные, и трудно обнаруживаемые, источники силы, питав-шие удушливую атмосферу студии.                Как показали все, последующие, события, сам их характер, и то направление, ка-кое они постепенно приобретали, было, безусловно, обязано вот этому, своевременному звонку Главного Энергетика. Теперь же, когда мы понимаем сколь своевременным оказалось вмешательство Главного Энергетика в напряжённую обстановку студии, мы не можем удержаться от того, чтобы не рассказать, хотя бы нескольких словах, каким человеком он был. Если же этого не сделать сейчас, тогда останутся совершенно непонятыми те мотивы, котор-ыми он руководствовался, задумав своим звонком привнести столь резкое и необрати-мое вторжение новых, освежающих сил в затхлую и мрачноватую атмосферу студии. Ат-мосферу, создавшуюся исключительно благодаря тем бесчинствам и разнузданным дей-ствиями Гадажжёнова и его лохматого горбуна— приятеля. Но, главное, ещё и с помо-щью неких, весьма специфических средств и свойств, о существовании которых нам уже давно пора уведомить читателя. Мы имеем в виду те скрытые, магические свойства, ко-торыми, безусловно, владел и умело пользовался Гадажжёнов (в некоторой степени и его приятель) в процессе Игры. Теперь должно быть понятно, какими силами ему удавал-ось перехватывать инициативу у ведущего, восстанавливать против него не только иг-роков и зрителей, но даже и некоторую часть персонала студии. В результате в студии и происходило то, чего всеми силами добивался этот, внешне разболтанный и бесстыжий, но в тайне, своей истиной сущности, очень расчётливый, холодный и, ненавидящий вся-кое существо, демон.  Для своих родных, ближайших родственников и некоторых знакомых Главный Энергетик был обычным Егором, Егорушкой и даже Егоркой, но у себя на работе, и во всякой другой, более строгой и официальной обстановке он уже не допускал в отноше-нии себя таких вольностей и простецкой отсебятины, но дозволял лишь, единственно возможное в этих условиях для себя, наименование - Егор Фомич. И, тем не менее, имя его вряд ли добавит нам что— то новое и особенное о нём, поскольку оно-- самое обык-новенное и  рядовое. Некоторым косвенным подтверждением тому послужит, целиком из мысленная автором, но вполне вообразимая ситуация, когда на весёлой сходке моло-дых людей кто— то из  них, вдруг заметив вдали их товарища, не спешно приближающ-егося к ним, сейчас же крикнет ему,-- эй, Егор!— И сейчас же другой его товарищ, са-мый бойкий из них, и ищущий себе забавы, презрительно фыркнув, повторит старую, заезженную шутку,-- эй, Егор, выходи на двор!--                Но довольно уже нам предаваться досужим измышлениям, поскольку уже всем должно быть ясно, что имя Главного Энергетика было ничем не хуже всякого другого.            А вот, занимаемая им, должность в этом Телевизионном Центре, вероятно, сказала бы многое, сведущему, человеку, но мы оставим в стороне и его профессиональные навыки, и устремим свой взор преимущественно к тайным помыслам и устремлениям его души. Человеком Егор Фомич был весьма достойным, и, несмотря на то, что сам характер, за-нимаемой им, должности по неволе требовал от него значительной твёрдости характера, упорства и некоторой душевной чёрствости, что понятно тому, кто, хотя бы на короткое время, наблюдать за действиями начальства в отношении их подчинённых, или же, кто сам какое— то время находился в подобном положении. Особенно выпукло это проявляется в трудовых, по преимуществу рабочих, кол-лективах, где главным стимулом энтузиазма и устремлённости их к достижению высо-ких показателей в труде является исключительно лишь величина их материального во-знаграждения. Словом, занимаемая Главным Энергетиком, должность требовала от не-го достаточно крепких нервов и твёрдого характера. И, тем не менее, в тайне своей души он оставался всё таким же нежным, и даже чувствительным человеком, каким был ког-да— то в пору его ранней юности, ещё не познавшим, как груба порою и жестока бывает к нам жизнь. А для того, чтобы можно было нам представить, с чем приходилось ему иногда сталкиваться, нужно упомянуть об одной странной особенности этого коллектива. Но, впрочем, это в полной мере относится и ко всем остальным, существующим в мире, об-ъединениям людей, собравшихся выполнить за деньги, давно им уже опостылевшую, ра-боту, к которой они были призваны ещё с отроческих лет, и вполне обучены ей в тече-ние всей своей, предшествующей, жизни.               

Кое- что об особенностях руководства рабочим коллективом.               
Сталкиваться же приходилось ему вот с каким, весьма, своеобразными, очень ну-дным и неприятным делом. Так уж сложилось при его, начальственном, положении, что время от времени кто- то, да, обязательно наведывался к нему, а порою так скорее даже приступал к нему, обычно это был кто- то из его же рабочих: слесарей, наладчиков или монтажников. И уже с порога такой человек начинал с большой долей артистичности ныть, канючить и жаловаться на его— Главного энергетика вопиющую к нему лично несправедливость. И, когда он, обеспокоенный насущной бедой этого человека, испыты-вая к нему настоящее, человеческое сочувствие, спрашивал страдальца, чем же таким он, пред ним провинился, не ведая сам того, и, как бы ему получше исправить неволь-ную свою оплошность? Всякий раз с удивительным постоянством (исключения бывали крайне редки) оказывалось неизменно одно и то же, а, именно, что он, как начальник, допустил очень непростительный промах. Состоял же он в том, что денежное довольст-вие рабочего оказывалось пугающе мало в сравнении с тем, каковое он сам бы желал се-бе назначить, и которого он был безусловно, достоин. Но, мало того, он начинал требовать немедленного повышения cвоей зарплаты до, назначенного им, предела, навязчиво указывая при этом на по истине циклопичес-кий объём, совершённой им, работы, достигнутого, исключительным его самоотречени-ем и жертвой здоровья ради достижения, поставленной начальством, цели. Такие простодушные, но до остервенелости и полного раздрая чувств наскоки его подопечных, ему приходилось отражать постоянно. Это было какое-- то тяжкое повет- рие, почти на грани болезни, буквально все они, слесари и наладчики свято верили, и остро мучились от сознания, что получают сущие крохи от тех несметных богатств, соз-данных их непосильным трудом. Богатств, так бессовестно ускользающих из их рук, благодаря непостижимому коварству и ловкому обману, проделываемому с ними регу-лярно их же непосредственным руководством, то— есть вот им, начальником. Таким вот образом, весь этот сумбур в их головах всё кипел и кипел, постепенно повышаясь в градусе, и терзая их, и без того уже израненные, сердца. И вот, однажды, дело уже дошло до того, что у одного из них это тяжкое подозрение выплеснулось в откровенную исте-рию, и твёрдый отказ заниматься далее столь неблагодарным трудом до тех пор, пока вся правда с тайными денежными махинациями начальства, и, крадеными у него лич-но, деньгами не откроется вся целиком, и он, наконец-- то, получит тогда свои кровные, все сполна, которые так долго ему не додавались. История со всей убедительностью нас учит и показывает нам, весьма, наглядно, что в подобной ситуации подспудного и продолжительного кипения страстей масс, не шибко обременённых знаниями о бухгалтерском учёте, и о политических движениях и бунтах прошлых лет, весьма опасно, и в одночасье может полыхнуть самым настоящим взрывом, если отыщется хотя бы один зачинщик из их среды, готовый поджечь это ус-ловное «топливо», приготовленное заранее, чтобы однажды оно полыхнуло. Так примерно, в общем— то, и получилось, стоило лишь, копившемуся исподволь недовольству в их среде, соприкоснуться с тем из них, кто не выдержал накала страстей и пошёл в разнос, его безумство немедленно перекинулось и заразило всю остальную часть их коллектива. И тогда подозрение, что все их деньги уходят в карман начальству, то-- есть к нему, Егору Фомичу, но также ещё к старшему мастеру Захарычу, и к их бесс-овестной нормировщице Клавдии, как бы перешло уже в полную и окончательную увер-енность. И тут сразу же тяжкое их подозрение, всех их целиком, в некий непостижимый миг ввело в тяжкое состояние умопомрачения, и они, более уж не медля, кинулись всем своим скопищем к виновникам их беды, и предъявили  свою муку страшно и требовате-льно.    Разочарование, боль и даже смятение, охватившее их, после того, когда по просьбе Егора Фомича женщина из бухгалтерии принесла ведомость, и показала, всем желающ-им, таковых сразу же отыскалось не менее тридцати человек, но, удостоенных большин-ством, взглянуть суровой правде в лицо, ими было избрано всего двое. И они- то и при-няли главный удар на себя, как оказалось, зарплата их начальника, ощутимо уступает тем немногим из них, кто больше других надрывался и изливал своё возмущение. И всё это было сравнимо с ударом большой дубины по их, воспалённым болезненной выдум-кой, головам. За этой бестолковой сумятицей и кипением страстей, после некоторой пау-зы, использованной ими на то, чтобы, хотя бы как- то успокоиться, и прийти в себя пос-ле такого удара, последовали самые убедительные извинения и объяснения лично ему, Главному Энергетику, почему всё так некрасиво получилось. А так же очень настойчи-вые, до навязчивости, просьбы, чтобы Егор Фомич понял их правильно, и, главное, ни в коем случае обиду на них не таил, потому что с ним решали серьёзные дела не какие- ни будь там паршивые людишки, а сам рабочий класс, а это— уж, известное дело, не какая- то плюха с изюмом, а, ого— го! Впрочем, что такое это,-- ого-- го, и за какие- такие зас-луги они так высоко себя ставят, и выделяют относительно прочих людей, не пояснял-ось, оставаясь в качестве некого неясного пугала. Также многое чего ещё говорилось Егору Фомичу, и горячо обсуждалось в узком кругу слесарей и наладчиков, и дело доходило даже чуть ли не до мордобития, ко-гда, од-нажды, их пристрастные взоры, все в едином порыве, устремились на зачинщика этого, возникшего, недоразумения, на того болезненного бедолагу, кто первый измыслил такие тяжкие подозрения в адрес начальства о краже, но, слава богу, всё в, конце— концов, уладилось и постепенно улеглось, и всё это, опять—таки, благодаря героическим усили-ям самого Главного Энергетика. Можно было бы подумать, что после такого оглушительного конфуза горькая мысль о недодаче, наконец, оставит их, и перестанет терзать, израненные, сердца слеса-рей и наладчиков, но нет, этого не случилось. По-- прежнему страшные подозрения про-должали роиться в их, не совсем крепких, головах, так через определённое время среди них опять отыскался один, особо одарённый среди прочих, болезненной своей склоннос-тью к мрачным и изощрённым фантазиям, и он-- таки измыслил такое, что немедленно заворожило несчастные головы всех остальных. То было лютое подозрение, что своим тяжёлым трудом они кормят легкомыслен-ное племя актёров, режиссёров, танцоров, певцов, и даже суфлёров в придачу ко всем ос-тальным. А надо признать, что для подозрений такого рода в мутноватой среде слесарей и наладчиков, неутомимо трудящихся на ниве силовых шкафов, двигателей и всякого другого, столь же мощного и опасного оборудования, уже давно имелась вполне благода-тная почва. Так было в мире всегда, когда зависть к, ближайшему же, своему соседу бес-покоила, мучила и изводила людей чуть ли не до состояния помрачения рассудка. О же-стокие человеческие сердца! В данном случае речь идёт о тех творческих коллективах многочисленных студий Телецентра и их, легкомысленных, занятиях, которые уже давно рождали в среде, неза-мутнённых иными заботами, сердцах рабочих Главного Энергетика зависть и ядовитые подозрения. Кратко их можно было бы сформулировать в двух словах примерно таким образом,- мы здесь целый день корячимся, а они два раза губами шлёпнут, и идите себе, пожалуйста, получайте свой большой гонорар!--                Вот поэтому- то горькая мысль, куда деваются их, кровно заработанные, денежки, опять невольно заворожила умы всего коллектива, и немедленно понесла всё их скопи-ще к Егору Фомичу. Дальнейшее нам уже хорошо- известно, по вызову, скорое появле-ние женщины из бухгалтерии, кропотливое изучение платёжной ведомости, а также нор-мировочных расценок за почасовой труд каждого из них, и в итоге, после всех этих труд-ов, опять- бесславие, позор, горчайшее разочарование, а в последствии, после осмысле-ния всего произошедшего, лютая ненависть к зачинщику всего буйства. К сожалению, что, весьма удивительно, и в дальнейшем неугасимое желание пой-мать и уличить того, кто тайно, хитрой комбинацией, изымал их денежки в свой карм-ан, не оставило их простодушных, наивных умов. Но теперь лишь боязливо, и только в узкой компании. И такое их следующее подозрение отчего-- то пало на неясное происхо-ждение несметных доходов космонавтов,-- и как это такие суммы,- дескать,-изыскива-ются у государства, и откуда они берутся, не у нас ли?-- Потом эта фантазия, после не-долгого воспламенения их рассудков постепенно поутихла, но тут же вскоре она переки-нулась на олимпийских  спортсменов, и так далее гуляла она, пока, по происшествии довольно длительного времени, совсем не угасала в их подозрительных сердцах. Однако, довольно нам рассуждать об этих болезненных, и порою даже слишком мучительных конфликтах, внезапно разгоравшихся в трудовых коллективах, казалось бы, совсем на пустом месте. Присмотревшись к ним повнимательнее, мы сейчас же на-ходим их причины, и они таятся, исключительно, лишь в человеческой жадности, и, ро-ждающихся на этой почве, самых удивительных и нелепых фантазиях. Но мы слишком удалились от того, что было с таким пристрастием взялись рассматривать и изучать, и к чему доселе было приковано наше внимание. Но тут случайная мысль о странностях и особенностях коллектива, которым руководил Егор Фомич, внезапно заворожив нас, по-несла нас, словно, сбившийся с пути автомобиль, в непроглядную мглу всевозможных фантазий и выдумок. Но вернёмся опять к тому, с чего мы начали, к чертам характера Егора Фомича. Ведь, в самом деле, остаётся совершенно непонятным, отчего это только он один, единст-венный, во всей студии, сумел уловить, ощутить в себе, присутствие некой враждебной силы, нагло противопоставившей себя всем остальным, и своими, откровенно злодейс-кими действиями, создавшей немалую угрозу, по крайней мере, для некоторых участни-ков телевизионного шоу. К этому ещё следует добавить и его настойчивые хлопоты по привлечению в студию неких особых людей, речь о которых у нас пойдёт выше. Причём, впоследствии, когда уже всё будет кончено, читающий эти строки, наконец, поймёт, как своевременны были эти его действия.
«Что за человек- этот Главный Энергетик?»

И теперь, когда сказано уже достаточно о том, каким человеком был Егор Фомич, Главный Энергетик Телецентра, мы обязаны упомянуть и той, наиболее существенной, сокровенной части, его натуры, о коей обычно мы предпочитаем всуе особо не распрост-раняться в наших праздных и лукавых разговорах. Речь идёт о его религиозных предпо-чтениях, о его православной вере. Благодаря только ей, и только тому благодатному воз-действию, какое на всякого человека оказывает святая молитва, он сумел ощутить эти мрачные и злобные силы, их присутствие в студии. Единственной же целью появления этих сил, враждебных всякому живому существу и, в первую очередь, человеку, было яростное разжигание ненависти и злобы среди всех, кто здесь в это время находился. И кто ни слухом, ни нюхом не имел ни малейшего представления, что вытворялось и вы- делывалось ими буквально у них перед носом. И, кроме того, многие из них были бы крайне удивлены, если бы узнали, что многие мысли, которые они считали своими, на самом деле нашёптывалось им в уши существами не только безобразными, но и злоб-ными ко всему чистому и светлому до неистовства.                Свои религиозные предпочтения Егор Фомич скрывал, старательно охраняя их от досужих ушей, тем более, никакие вопросы веры ни с кем никогда не обсуждал, ведь, несмотря на большие перемены, происходившие в стране, времена ещё оставались сове-тскими. И, кроме того, те люди, с которыми приходилось ему иметь дело, отличались су-щественной невосприимчивостью к этому, сердечному для него самого, делу. В те перестроечные, непростые годы, могучая страна быстро слабела, теряя бы-лую устойчивость, народные массы пугливо озирались, прислушиваясь к бодрым при-зывам, объявившихся повсюду, говорунов, быстро забывая трезвон о Великой Партии и её не менее великих свершениях. Это была, и преобладала ранее по сути во всём некая особая религия, со своими многочасовыми молебнами-- митингами, на которых закли-налось всё население страны, заклиналось даже само дело грядущих счастливых пере-мен, и осуществление этого, по сути религиозного подвига (по, искусственно взращён-ной, и целиком придуманной, религии), в построении, никогда ещё никем невиданного, нового «Вавилона».                В отличие от своих товарищей, простодушно, хотя и вяловато, принимавших, эти бодрые призывы, Егор Фомич хорошо знал им цену. И потому жил совсем другими ин-тересами, в которых значительное место отводилось жизни во Христе, с посещениями храма, чтением святоотеческих книг, из коих он постепенно и почерпнул знания о при-сутствии в нашем мире, среди нас, врагов рода человеческого. Вот почему он и оказался тем единственным, кто смог почувствовать и различить в, создавшейся, тяжкой атмос-фере студии ту чуждую всякому нормальному, не павшемуся, человеку силу, везде и по-всюду стремящуюся увлечь за собой тех, кто пленился их вкрадчивыми речами, или же увлёкся их странными и, ничем не сдерживаемыми, чудными порывами и разгулом. И затем, когда он уже воочию ощутил на себе действие этой злой, хищной силы, он внезапно понял, что ему, вряд ли, удастся одними собственными силами, унять, уже явно обнаглевшую, и вовсю разошедшуюся, бесовскую силу. Вот тогда-- то он и подумал, чтобы немного подыграть Гадажжёнову в его явно дурацкой и, казалось бы, совершенно безнадёжной и пустой затее с солидолом и смазкой оси колеса. Но, как ни странно всё это показалось, окружающим, тем не менее, это привело к некоторому улучшению работы Колеса, и, естественным образом, последовавшему за этим, возобновлению игры, и пос-тепенному снижению градуса в тяжкой атмосфере студии. За этим неожиданным умиро-творением страстей, и, долгожданным, возобновлением игры, несомненно, скрывался Гадажжёнов, в тайне от чуждых глаз явившего свои магические таланты в усмирении непокорного Колеса. И теперь, наконец-- то, добравшись до своего личного кабинета, Егор Фомич тот час же устремился к своему письменному столу, точнее к телефону, стоявшему на нём. С нетерпением схватив его, он набрал номер того особого своего знакомого, на котором и были сосредоточены все его надежды по выдворению бесов из студии. Тем знакомым ок-азался игумен Новодевичьего монастыря, иеромонах Нафанаил. Так уж получилось, что Егор Фомич волею судеб жил неподалёку от стен этого, известного всем, монастыря, и, естественным образом, часто посещал службы в его Успенском храме, где однажды и случилось его знакомство с игуменом, постепенно переросшее в, устоявшиеся, добрые отношения между прихожанином и его пастырем.                Это и позволяло теперь ему надеяться получить ту особую помощь, которая одна только и могла разобраться с непрошенными гостями, явившимися из мест тёмных и   зловещих.  К удивлению Егора Фомича игумен воспринял его рассказ спокойно,-- аа.., значит всё-- таки появились!--                То-- то я всё удивлялся, когда наша казначейша как— то днями мне говорила, что ник-то не видел их у вас в явном-- то образе,-- отвечал он, выслушав взволнованный рассказ Егора Фомича.                --Там их туча, даже и не сомневайтесь, и всегда было полно, только вот в натуральном виде боялись пока объявиться, ну вот, значит, уж теперь совсем обнаглели. Вы поймите, как же им там не быть, ведь безобразия же каждый день людям показывают! Нагишом  бегают, с обтянутыми задами, а теперь, значит, у них ещё и эти завелись, как там их, с памятью беда, ах да, вот! Приколами они что ли их называют, так что у них теперь уж другого удовольствия никакого и не осталось, лишь только поиздеваться над своим же товарищем,-- игумен даже вздохнул тяжко от, нахлынувших на него, мерзостных воспо-минаний.                –Простите, я увлёкся, а время не ждёт, некогда вспоминать ихние пакости,-- он умолк, соображая, что бы такого можно было бы предпринять, чтобы по возможности быстрее выдворить, непрошенных, гостей, но на ум ему пришло только одно.                --Послушайте, вы погодите немного, я вам перезвоню, надо мне одно дельце сообразить,- предупредил он Егора Фомича, но уже знал, наверное, что предпримет в ближайшее вре-мя.               

                Игумен Нафанаил и старец Писий.

Единственной силой, которая только и смогла бы без особых затруднений проти-востать и справиться с любым бесом, был, известный в церковных кругах своими нес-лыханными чудесами, схимомонах (монах, принявший ангельский образ) Боровского монастыря, святой старец Паисий.                Игумену лишь однажды удалось соприкоснуться с этим удивительным челове-ком, когда в группе священнослужителей, сопровождавших, епископа Московской епар-хии Пантелея, осуществлявшего попечительскую поездку в Боровский монастырь, он присутствовал при его беседе со святым старцем. Он уже тогда почувствовал на себе не-кую, тёплую, ободряющую, силу, исходившую от него.                У него имелся телефон монастыря, и он уже было собрался туда позвонить, чтобы просить, дежурившего, послушника позвать ему старца, как в голове его послышалось чьё-- то кряхтенье и кашель, после чего в ней возник тот самый, хорошо знакомый ему, ещё с того, последнего его посещения Боровского монастыря, глухой голос святого стар-ца,-- чего тебе, Нафанаил?-                Игумен, смутившийся в первую минуту, от такого неожиданного проникновения в его голову, усилием воли заставил себя принять эту, никогда ещё доселе ему не встре-чавшуюся, данность,-- я это, насчёт бесов хотел тебя просить,..--                --У вас что ли объявились?— В голосе старца выразилось удивление, мешавшееся с до-лей сомнения.                --У нас-- то пока, вроде бы, не замечали, а вот…,-- игумен вдруг замялся, ему отчего-- то  стало очень стыдно просить, почтеннейшего, уважаемого всей церковью, старца о таком сомнительном заведении, как  Телецентр. Он вдруг подумал, что, коли и повыгоняешь из него всех ихних бесов, то те, кто занимались там выдумыванием всяких заманчивых гадостей, в которых неким искусным покрывалом заволакивалась пакостная их сущн-ость, в скором времени вновь привадят их, да, ещё и в большем количестве.                –-Не мнись, я-- такой же, как ты,-- вдруг снова возник в голове его глухой голос старца,-насчёт Игры что ли беспокоишься, так плюнь на неё, там бесы всегда будут,-- повторил он, что буквально только что промелькнуло в голове самого игумена.                –-Прошу тебя, помоги,-- тихим голосом попросил игумен, я обещал одному, нашему вер-ному, он там работает по ихней технике.--                --Такой не будет верным, коли пакостникам служит,-- твёрдо возразил старец. Игумен, волнуясь, что вот сейчас святой старец ему откажет, и тогда придётся ему одному идти на очень рискованное и абсолютно новое для него дело, о  котором знал он лишь по рассказам и книгам, но не имел, хотя бы небольшого, личного опыта. Прав-да, он слышал от кого-- то, но уже забыл от кого именно, что в Новоспасском живёт ещё один такой умелый иерей, совсем недавно, с девяностых годов, переселившийся туда из российской глубинки, из какого-- то малоизвестного сибирского монастыря. Но связы-ваться с ним ему не хотелось, так как на все дела, выяснения и договорённости ушло бы уже слишком много времени.                Кроме того, он решил взять с собой монастырскую диаконису, одну из стариц их монастыря, чтобы помогла ему при чтении псалмов, молитв, и оказывала помощь, ког-да дойдёт черёд кропить на нечистых святой водой. Но в ней он не был достаточно увер-ен, в самый критический момент она, вполне, могла впасть в непроизвольную истерику при виде ужасных бесовских рыл, и самой, напряжённой, обстановки и необыкновенно-сти ситуации. Так что едва ли от неё можно было ожидать ощутимой помощи. И, таким образом, выходило, что все его надежды были целиком устремлены на святого Паисия, абсолютно не знавшего страха перед извергами рода человеческого. Поэтому теперь, ус-лышав увещевания старца «оставить мирское, ненужное монаху дело» он затрепетал, зная, что отступиться от, взятого на себя, дела уже не сможет.                Но старец, видимо, почуяв страхи и волнение игумена, неожиданно согласился.                –Ладно, помогу тебе,- пообещал он,-- а то сам себя потом «съем».--                –Ты вот что, Нафанаил, подготовь-- ка пока всё, что надумал там у себя со своей стари-цей, и жди меня, я буду у вас этак минут через десять.--                Игумен уже давно знал из рассказов знакомых монахов о необыкновенных спосо- бностях Паисия, подаренных ему Богом, но теперь, столкнувшись с  этим воочию, когда слушал его ответ и обещание прибыть в Москву со столь непостижимой скоростью, ска-занное ему, тихим, уверенным голосом, будто речь шла о чём-- то совсем рядовом и обык-новенном, а не о преодолении за несколько минут значительного расстояния, более чем в сто километров, у него невольно перехватило дыхание от ожидания чего-- то, никогда ра-нее им не виданного.                Между тем, Паисий, уведомив игумена, что прибудет в монастырь через десять минут, тем самым уже выбрал для себя способ, каким решил добираться до Москвы. Он, конечно же, мог бы добраться туда значительно быстрее, скажем, за несколько секунд, но в последнее время он что— то слишком засиделся, проведя несколько дней подряд в некоем забвении, погружаясь в необъятные глубины Иисусовой (умной) молитвы, и по-тому теперь решил воспользоваться случаем, чтобы немного поразмяться. Он и раньше так иногда летал, обычно в вечернее время, причём, и летом, и в зи-му, потому что с лёгкостью умел переводить себя в состояние не чувствования ни жары, ни холода, и даже самого лютого мороза. И так вот летал он, всматриваясь в жизнь, ко-торая копошилась потихоньку под ним, там внизу. Иногда по дороге ему попадался ка-кой- ни будь чёрт, с задумчивым, глупым видом летевшего куда-- то по своим бесовским делам, и тот, внезапно заметив в отдалении Паисия, и, сейчас же признав его, с перепугу бросался, куда подальше, лишь бы скорее скрыться с глаз долой этого, невыносимо страшного для него, святого старца. Попадались порой и ведьмы, в тайне от своих ближайших соседей, стараясь дейс-твовать по возможности тихо, всякая такая ведьма со всеми предосторожностями выби-ралась из своего окна, и потом летела куда- ни будь по своим пакостным, ведьминым де-лам, или просто резвилась, собравшись с чертями и другими ведьмами где- ни будь в ук-ромном местечке- на поляне в лесу, или же в чистом поле. В последние же годы, из-- за увлечения молодёжи чёрной магией и различными оккультными практиками, Паисию стали попадаться и колдуны. Обычно такой колдун, пролетая в отдалении, стоял в боль-шом чугуне, или порою, не найдя себе оного, приспосабливал для этих целей самое обы-кновенное, хозяйственное ведро, предварительно отломив у него ручку. Но, наибольший интерес у него вызывали «тарелки» с игвами 1). Ими управляли демоны, наиболее умные и, многое знающие, в сравнении со всей остальной, более мел-кой нечистью, они владели самыми передовыми, научными и техническими знаниями, пока ещё не доступными человеку, и умели создавать очень сложную технику, но эти су-щества, к сожалению, попадались Паисию гораздо реже.
               
Удивительный Паисий, полёт в Новодевичий монастырь.

Встречая по дороге чертей, Паисий имел склонность иногда пошалить, дать им хорошенькую трёпку. Он снимал с груди свой крест, который по специальному заказу сделал ему один местный кузнец. Крест был тяжёлый, железный и отличался от обычно-го тем, что имел более вытянутую форму с коротким перекрестием, вследствие чего чем-- то напоминая боевую палицу. Вот им-- то он и «награждал» вражью силу, да, так, что уже через короткое время, после дня, когда он взял это себе за привычку, все окрестные бесы при одном только его упоминании буквально цепенели от страха.  Хотя, конечно же, вес и форма креста имели лишь вспомогательное значение, по-могая старцу ощутить себя этаким богатырём, когда он, со всех сторон окружённый сво-рой чертей, одним взмахом своей «палицы» разил сразу их целую кучу. На самом же де-ле их побивала та мощная, духовная сила, которой наделён был крест неисчислимыми  молитвами старца.                Игвам же, он наносил урон совсем другим способом, эти существа иноматериаль-ного, подземного мира были куда как умнее и изощрённее обыкновенных чертей. Заме-тив где-- ни будь в отдалении хаотичные перемещения «тарелки», он тихонько подбира-лся к ней сзади, и со всеми предосторожностями проникал внутрь, после чего можно бы-ло считать дело практически выполненным. Он никогда почти не вникал в особенности работы их оборудования, лишь старался отыскать его наиболее мощную часть, после че-го вносил в него серьёзные повреждения, или же делал замыкание между проводниками. Так, или иначе, но после подобного его вмешательства тарелка внезапно начинала вести
себя странно, менялся, заданный ей, курс движения на траекторию случайную и произ-вольную, тем самым вводя её обитателей в сильнейшую панику. Итак, Паисий уже летел, приближаясь быстро к Москве и Новодевичьему монас-тырю. Времени у него было в обрез, и поэтому он дал себе строгий зарок ни в какие сва- ры с чертями на этот раз не вступать, даже в том случае, если ненароком ему попадётся в пути какой— ни будь совершенно бесстыжий и, в конец обнаглевший, чорт, но ему не по-везло. Вот в таких-- то случаях иногда как раз и получается то, чего совсем не жела-ешь, не ждёшь, но всеми силами стараешься избежать этого. Так получилось и теперь, на том пути, каким решил добираться до монастыря Паисий ему попался один очень от-чаянный и дерзкий чертёнок. Он был очень ещё молод, и уже потому, не боялся ничего и никого, он так и жаждал сделать какому— ни будь добропорядочному христианину са-мую отвратительную и скверную пакость.
И теперь, когда вдали перед ним замаячила согбенная фигура святого старца, он так и прыснул, так и надорвался от смеха, весь содрогаясь от внутреннего хохота, уже только при одной мысли, что бы такое он смог для него сотворить, чтобы до смерти нап-угать этого зловредного старикашку! Было бы куда как превосходно, сейчас же загорел-ась в его уме одна очень проказливая и злая мыслишка, чтобы каким- то диковинным  способом навести на него зыбкое, обманчивое наваждение. Постараться сделать так, чтобы сразу же старик запутался и потерялся, не понимая, где у него- явь, а где- лишь, 1.. Игвы-главная из рас анти- человечества, высокоинтеллектуальные демони-ческие существа, обитатели «изнанки миров»-шрастров.               
обманчивая, сонная марь. В результате, тем самым привести его в полную растерянн-ость и недоумение, а затем уже хорошенько напугать, да так, чтобы кинулся он стремг-лав бежать, не разбирая дороги, от, обуявшего его, нестерпимого страха, крича и призы-вая кого- ни будь поскорее ему помочь. Всё это намеревался он сотворить, как уже отме-чалось, так искусно, чтобы у этого по виду самого обыкновенного и тихого старика не появилось даже малейшего сомнения или подозрения по поводу, им увиденного. Чертёнок этот, как уже говорилось, был ещё очень молод, и потому ничему не ве-рил, и уж, тем более, совсем не доверял, доходившим, конечно же, и до него, страшным рассказам об ужасных наказаниях и избиениях его сородичей, попавшимся под горячую руку, этого бесстрашного и могучего своей духовной мощью старца. Он, ведь, уже дога-
дался вскоре, с кем он имеет дело, поскольку, как известно, бесам не составляет особого труда узнать, кем является человек, стоящий сейчас перед тобой. Но вот в чём была ещё пикантность данной ситуации, чертёнку как раз очень хо-телось, именно, теперь, как— то особенно громко отличиться перед своими хвостатыми собратьями, с тем их сообществом, с которым он имел постоянное, совместное общежи-тие, то— есть с теми, с кем попросту он жил. И для этих— то целей старец этот ему оч-ень подходил, он просто- таки сгорал от нетерпения, ожидая, когда ему удастся так исхи-трится, чтобы посрамить этого сильного и успешного для всех них противника. Он пре-двкушал запах славы, когда ему всё- таки удастся опозорить этого, сделавшегося  столь широко известным в их кругах, врага и противника. Ему уже мерещилась благосклонность одной смазливой бесовки, так приглянув-шейся ему, однажды, на Шабаше, устроенном их сообществом в Зюзинском лесу на Лы-сой горе, во время всех тех восхитительных шалостей, прыжков, ужимок и самых разгу-льных игрищ, которыми так наслаждались все они, побывавшие там в ту волшебную, дивную, майскую ночь. В арсенале его, конечно же, были всё те же старые, заскорузлые и, известные теп-ерь уже многим, не шибко замысловатые волшебства и ухищрения в простеньких нава-ждениях, которые и много лет тому назад исправно служили всему бесовскому отродью. Но в наши дни в виду буквально мгновенного распространения информации, эти, весь-ма, специфические ухищрения со временем распространились в среде тех, кто наделён преувеличенным до болезненности воображением и необъяснимой привязанностью и тя-гой к тёмной, злобной и враждебной всему живому и здоровому, стороне жизни. К этому немало добавили книги той же особой направленности, и во след им, в обилии распрост-ранившаяся литература художественного толка, в которой главными героями выступа-ют волшебники и маги разных мастей, также и фильмы на её основе, и уж, конечно же, без телевидения здесь тоже не обошлось. Наибольшее предпочтение вся эта продукция имеет у наиболее впечатлительной, свежей на восприятие и, постоянно ищущей себе новых забав и острых ощущений, части насе-ления, у нашей молодёжи. В её среде приобрели особую популярность мрачные, ми-стического содержания фильмы, в которых с особой силой выразительности и реализма изображается самая поганая, и отвратительная нечистая сила. При том её, и без того жу-ткий вид, с великим тщанием усиливается и подчёркивается всем тем множеством мер-зейших до отвержения мелких ухищрений, которые и нормальному-- то человеку перес-нести трудно, что уж говорить о людях, наделённых болезненным воображением! Не меньшие усилия прилагаются другими кудесниками с «благороднейшей» и ед-инственной целью, чтобы те наваждения, которые создаются нечистой силой для своих жертв, были ничуть не менее отвратительны, чем самих их мерзейший вид. Но вот па-радокс! Несмотря на все эти ужасы и страхи, и столь неоспоримое, казалось бы, превос- ходство бесов, каким- то чудом среди их несчастных жертв всегда находится некий, ве-сьма, тщедушный герой, которому странным образом удаётся всё— таки одержать над ними победу! Правда, герои иногда гибнут, или же их поражение завершается ужасной деформацией их в чудовище, знаменуя тем самым их окончательное падение и переход на сторону тёмных сил, и всё такое прочее, в том же зловещем и мрачном духе. Но оставим это всё тем, кто ищет и находит во всякой чертовщине, и в тех ужасн-ых обрядах и инициациях себе кривую дорогу к окончательному падению и соитию с не-чистой силой. Мы же вернёмся к тому, как встретился чертёнок со святым старцем, и что, в конце- концов, из этого получилось. Чертёнок, хорошо зная все те незамысловатые ухищрения, которые и сто лет наз-ад, и двести, и даже десятки веков тому назад с большим успехом и немалой выгодой для себя использовались его собратьями, придумывая, как бы ему побольнее напугать свя-того старца, сразу же решительно отказался от них. Он счёл, что для такого могуществе-нного старца необходимо придумать что- то совсем уж новенькое, ему совершенно незна-комое. И такое, чтобы в тот момент, когда всё это должно было совершиться, старец, просто обязан был по- настоящему застигнут врасплох, и от этого переполнен сразу же невыносимым ужасом. Так, что он, словно малый ребёнок, кинется прочь, не разбирая пути, стеная и вопя от, объявшего его, невыносимого страха при одном лишь взгляде на столь ужасающее, внезапно разразившееся перед ним, наваждение. Чего чертёнок и жел-ал, и добивался, так как верил, что, именно, вот такой, чрезвычайно позорный для свя-того отца исход дела, как раз и принесёт ему, очень желаемую, и, так долго ожидаемую, победу. При этом он ожидал ещё, что за ней сейчас же последует и слава, её неизменная спутница, и не она одна. Вполне вероятным было и то, что старейшины того бесовского сообщества, в ко-тором он постоянно находился и жил, впоследствии, после тщательного раздумья и взве-шивания всех за и против, надумают всё- таки присвоить ему тот славный, и, в тайне желаемый всяким бесом, титул «ниспровергателя святых отцов». Но как же он ошибал-ся, и каким наивным и жалким он оказался в результате впоследствии, и это всё после таких, очень тщательных его приготовлений, и тех, казавшихся ему чрезвычайно гран-диозными, замыслов!
               
                Ужасная встреча.

Проехав в метро до конечной станции «Юго- Западная», Дубяга сел затем на ав-тобус, на котором долго плутал среди новостроек, он делал неожиданные развороты, и временами, даже двигаясь в противоположном направлении относительно основного своего маршрута движения. Вышел из него он на двенадцатой остановке в таком состоя-нии, как- будто всё это время кружил по, запутанным, тропам непролазной чащобы. Те-перь, чтобы добраться до Телецентра, ему оставалось миновать лишь несколько кварта-лов, застроенных современными, высокими домами, после чего повернуть направо, и пройти немного по проспекту, в который упиралась эта улица. Высоченная антенна и верх громады Телецентра уже во всех подробностях были ему отсюда видны. Благодаря своим предыдущим поездкам, он успел хорошо изучить маршрут, и теперь шёл уверен-но, не задумываясь, и даже знал, где было можно немного его укоротить, чтобы быстрее попасть к Телецентру. Так, собственно, он вскоре и сделал, пройдя мимо ряда однотип-ных, высоких домов, он свернул за угол одного из них, и по узкой, асфальтированной, дорожке углубился в разнокалиберную застройку. И далее он уже шёл по диагонали, время от времени сворачивая направо, вдоль торца очередного дома, и потом снова, вы-правляя свой путь в направлении, видневшейся, башни Телецентра. Наконец, Дубяга вышел на широкий, просторный двор, со всех сторон окружён-ный старой застройкой, и, сплошь покрытый, яркой, зелёной травкой, своим жизнерадо-стным видом, невольно напоминавший ему, известную картину Поленова «Московский дворик». Но любоваться прелестными видами ему было теперь недосуг, потому он сейч-ас же постарался её вытравить из своего сознания, эту радостную картину, мешавшую ему, сосредоточиться к, предстоявшей, непростой встрече с работницами Телецентра.  Чтобы выйти к Телецентру, ему достаточно было лишь пересечь наискось, по крепкой, глинистой дорожке, этот самый зелёный луг, и уже на другом его конце пройти через тёмную, узкую подворотню, зиявшую чёрной дырой, в старой, трёхэтажной халу-пе. Широкая, большая площадь, на которой находилось здание Телецентра, была как раз за ней. И Дубяга, слегка пружиня на своих коротких, крепких ногах, и ощущая в се-бе ту холодную, хорошо известную ему по прошлым делам, бодрую силу, быстро устре-мился по ней. Но уже перед самой подворотней он невольно насторожился и замедлил своё движение, интуитивно ощущая ту, таившуюся внутри неё, угрозу, живо напомина-вшую всякому, собиравшемуся войти в неё, о свирепых разбойниках и мрачных убийц-ах. Однако, он тут же взял себя в руки, успокаиваясь ироничной мыслью,- какие там ра-збойники, да, что это я, в наше- то время, и какая- то там дешёвая шпана!-                С этими бодрыми мыслями о благах цивилизации, о, весьма, успешной и, глав-ное, такой действенной, работе столичной милиции он и вошёл в эту подворотню, сохра-няя улыбку на устах! Сделав в темноте несколько неуверенных, поспешных шагов, и, постепенно привыкая к ней, Дубяга с испугом вдруг разглядел, буквально, в трёх шагах от себя две угрюмые фигуры, приближавшиеся к нему, и неотличимо похожие на тех са-мых разбойников, рисовавшихся в его воображении, о которых всего несколько секунд назад он успел с такой иронией подумать. Бандиты недвусмысленно «отрезали» ему путь к спасительному, яркому квадрату площади, видневшемуся уже совсем рядом, на другом конце подворотни.                –Это просто смешно, в наше время и такое, когда милиция..!- Неожиданно снова в его голове возникла та его недавняя, ироничная мысль, только теперь уже, в этих страшн-ых условиях, какая- то совершенно неуместная, и он тут же с отвращением её отбросил.  Последующие действия Дубяги были почти мгновенными, и единственно возмож-ными в, создавшихся, опасных обстоятельствах. Он быстро успел повернуться, и сразу, что есть силы, рванул назад к, такой желанной теперь для него, зелёной, «Поленовской» лужайке. Но, сделать он успел лишь несколько мощных скачков, как увидел, что в проё-ме подворотни замаячила тёмная фигура третьего бандита, «отрезавшая» ему путь к от-ступлению.                -Да, что ж так- то, со всех сторон.., гады!- Жалобно проскулил он, не замедляя сво-его бега, и, надеясь, что, всё- таки, сумеет своей массой и руками отбросить от себя это-го, третьего, и всё же вырвется в, спасительный, зелёный дворик. Но в ту же секунду что- то, очень увесистое, больно хватило его по голове, и, теряя уже сознание, на ватных ногах, он сумел по инерции сделать лишь несколько шагов, после чего бессильно рухнул на, усыпанный мелким шлаком, асфальтовый пол подворотни.                Очнулся он лишь от того что, чья- то нетерпеливая нога старательно и очень бо-льно била его по рёбрам,- нечего валяться здесь! Давай, поднимайся толстожопая, сука!- Услышал он резкий, неприятный голос, показавшийся ему сразу очень знакомым, в то же время, он остро чувствовал, что тот, кто бил его, куда- то очень торопился, для чего и понукал его с явным раздражением и злобой. Слышал же его он совсем недавно, и вдруг память сразу всё расставила по своим местам, ну как же! Да, это был тот самый, очень злобный незнакомец, что позвонил ему перед самым выходом его из дома.                Дубяга боязливо приподнял голову, и всмотрелся в, стоявшего над ним, высоко-го, вертлявого субъекта в летнем, довольно мятом, костюме, продолжавшего, время от времени, ловко охаживать его своим ботинком.                -Ага, очухался, наконец, толсто- жопый!- Заметил он взгляд Дубяги,- я из- за тебя, сука, теперь на Игру опаздываю!-                -А ну.., поднимайся, не тяни резину, а то рёбра сейчас поломаю!- В подтверждение своих слов вертлявый опять очень больно ударил Дубягу носком ботинка.                –Прошу вас, не бейте! Я сейчас, сейчас,- жалобно простонал Дубяга, и торопливо, с голо-вой, гудевшей, как деревенский набат, попытался встать. Но его попытка сейчас же от-далась в нём резкой болью в подреберье, заставив его со стоном согнуться. Остро чувст-вуя, чем грозит ему малейшее промедление, он каким- то сумасшедшим волевым усили-ем заставил себя подняться. Теперь он уже мог лучше разглядеть своих обидчиков, и то, что он увидел перед собой в мрачном сумраке подворотни, не только не прибавило ему оптимизма, но повер-гло в настоящий шок, переполнив его прямо- таки мистическим ужасом.  В сумраке под-воротни, нависая над ним, стояли двое, невообразимо страшных, громил, с какими- то удивительно мертвенными, звериными ликами, покрытыми на скулах пегой шерстью, и, озиравших его просто- таки с лютой ненавистью. Будь они совсем в другом месте, да, хотя бы на той же площади, в двух шагах от этой подворотни, перед Телецентром, Дубя-га, наверное, сейчас же задался бы вопросом, кто они- такие, и откуда, столь жуткие су-щества, могли взяться, поскольку ясно уже было сразу, что это- не какие не люди. Но си-туация была такой, какой уж была, и в ней ему было совсем не до вопросов, тем более до таких, отвлечённых! Дубяга разобрался сразу, что командовали и распоряжались здесь не они, а тот вертлявый субъект в светлом, мятом костюме, который только что бросил избивать его.                –Хорошо, хорошо!- Попытался наладить он, хотя бы какой- то диалог с мучителями,- я же ничего не знал, что у вас так всё серьёзно, я, вообще, ничего не знал,- обмирая от страха, униженным тенорком зачастил он, пытаясь любым способом избавить себя от всего, что с ним сейчас происходило, в этой жуткой, тёмной, как мышеловка, подворот-не.                - Прямо сейчас же я уеду домой, и, я вам слово даю, больше никогда, я даже вспоминать никогда об этом проклятом Телецентре не стану!-                -Вас это устроит?- Униженно проскулил он, каждую секунду обмирая от страха, и сам не веря до конца, что благоприятный исход в этой жуткой компании для него, действитель-но, возможен.                –Нет, не устроит!- Грубо прервал его заискивания вертлявый, вертя в руках жёлтую па-пку с Дубягиной перепиской со студией.                - К тебе, суке, у нас теперь никого доверия быть не может,- «отрубил» он всякую подоб-ную вероятность, усеивая пол подворотни клочками его документов.                –А что делать с тобой будем, это мы прямо сейчас и решим!-                -Конечно же, скорей всего, убьём ,- в руках злодея замелькал паспорт Дубяги,- чтобы под ногами больше зря не болтался, так с тобою, жопа, вернее будет! – Обнадёжил он Ду-бягу, безжалостно кромсая его паспорт, после чего отошёл к своим жутколицым поде-льникам.                - Свезло тебе, очень свезло, толстожопый!- сообщил он Дубяге с явным сожалением, воз-вратившись к нему через некоторое время,- радуйся, жив останешься в этот раз. Тебя Шамшур отнесёт, куда подальше, ну, а нам на Игру уже топать с Дагоном пора, опазды-вать зря не хочется.-


Проказливый чертёнок и его злоумышления.

Но расскажем всё по порядку, проказливый чертёнок придумал вот что, взамен  тех старых, уж давно, набивших всем оскомину, соблазнов и ловушек, таких, как яркое видение котелка, набитого до краёв золотыми червонцами, прекрасных дев, тоскующих возле своих шатров, и манящих своими прелестями усталого путника, таинственных, волшебных колодцев, и ужасающих своим скверным видом и огромными размерами, свиноподобных рыл всяческого рода, способных до смерти напугать даже, весьма, иску-шённого в опасностях, и мужественного человека, он решил устроить на пути старцев ужасающий, небывалый по своим масштабам и, никогда, и ни кем, невиданный, обвал и камнепад. Но откуда же, спросите вы, он смог бы отыскать столь огромные, каменные валу-ны и глыбы, когда они нужны ему были не где— то там, скажем, в горах или же в доли-нах, прихотливо извивающихся между, высоченными, хребтами, где камнепады совсем не редкость, и где всегда при желании было бы можно отыскать, подходящие по своей тяжести и внушительным размерам, валуны. Нет, они нужны были ему, именно, там, в самой что ни на есть далёкой, небесной выси, где испокон веков никаких камней не бы-вало, и никогда их там не сыщешь, хоть лоб себе расшиби, но всё равно не найдёшь даже самого маленького камешка. И, мало того, ещё требовалось бросать эти глыбы точно в цель, в то место, где предположительно должен был пролететь cвятой старец, к тому ж, ещё нужно было так суметь исхитриться, чтобы сделать это точно в тот момент, когда он вплотную приблизится к, выбранному чертёнком, месту!? Но на что только не исхитрится чёрт, задумавший устроить добропорядочному христианину какую— ни будь ловушку, лишь бы только побольнее досадить ему! И вот до чего он додумался, под рукой у него только и имелись, что лишь одни тёмные тучи, нависшие слезливыми мешками над деревеньками и посёлками, над которыми в это время он пролетал. Вот из них-- то он и взялся со всей ловкостью и быстротой, прису-щей одним лишь чертям, лепить эти огромные камни.   И ему удалось это сделать, поистине, со сверх естественным мастерством и с та-кой же необыкновенной скоростью, буквально в одно мгновение, он налепил их целую огромную кучу, присваивая таким способом самым обычным, водянистым облакам ви-димость огромных, тяжёлых, каменных глыб. Он очень рассчитывал, что эта его гран-диозная затея произведёт на старца чудовищное, устрашающее, впечатление, уж очень он желал этого, и вскоре так уверил сам себя, что, именно, так вот всё и произойдёт. Но как же он был раздосадован, как горевал, и бил изо всех сил себя в грудь, а также куда попало. Он был буквально сражён наповал, наблюдая, как Паисий, словно могучий кор-абль, величественно проследовал мимо него, сквозь это неимоверное месиво каменных глыб, которые при малейшем соприкосновении с ним разлетались вдребезги, как обык-новенные, хрупкие, фарфоровые чашечки. Тысячами мелких осколков они рассыпал-ись далеко в разные стороны, а затем таяли и превращались в воду, и проливались мел-ким дождиком на головы тех редких прохожих, которые по воле случая в это время про-гуливались непосредственно под тем местом, где всё это происходило в это время. От такого бесславного конца всех его титанических усилий чертёнок чуть с ума не сошёл, кусая то в бессильной ярости свои локти, то в мучительном безумии грызя ко-нчик своего грязного хвоста, что так сокрушительно и так позорно провалилась, прев-ратившись в ничто, буквально в одно мгновение, его изумительная, и, с таким великим тщанием продуманная им, затея с камнепадом. А, ведь, совсем ещё недавно она предст-авлялась ему такой совершенной и непогрешимой, так грандиозно и исключительно ум-но по своим немыслимым масштабам, им придуманной! И вдруг всё разом закончилось, так бесславно, от этого, действительно, можно было сойти с ума! Однако, единственно только из- за того, что он был очень великим упрямцем и строптивцем, и после этого даже своего сокрушительного поражения, он не отступил, не сломался и не бросил своё каверзное дело. И, хотя он уже понимал хорошо, что против старца ему не отыскать подходящего «оружия», он всё- таки решил ещё выждать, в роб-кой надежде, что, может быть, хотя бы потом, впоследствии, по какой- то непостижимой воле случая, каким— то чудесным, восхитительным образом ситуация вдруг переменит-ся в благоприятную для него сторону, или же подвернётся по нелепой случайности глу-пая удача, и тогда-- то уж он сумеет поквитаться с этим, непробиваемым ничем, старик-ом за то своё прошлое, сокрушительное поражение, сумеет отомстить своему могущест-венному обидчику. И, как это не странно, такая редкая возможность вскоре, действите-льно, ему подвернулась. Однако, не станем торопиться, и расскажем всё по порядку.           Сейчас же нам следует заблаговременно уведомить читателя, что другие, более опытные и умные черти, вскоре узнали о проделках их молодого и столь тщеславного сородича, и в особенности о тех его горделивых претензиях и планах уже в ближайшее время превознестись над всеми ними. Так иногда бывает, что несмотря на все наши, са-мые тщательнейшие предосторожности и предусмотрительные попытки утаиться от стороннего, недоброжелательного взгляда, всё- таки найдётся такой хитрец, неведомый нам соглядатай, который впоследствии, воспользовавшись моментом, с великой радос-тью и веселием, в присутствии всей большой компании наших общих с ним знакомых, вывалит вам на голову все эти пикантные подробности своих предвзятых наблюдений, и при том ещё с прибавлением множества всяких собственных выдумок и фантазий. Но вернёмся к тому, как восприняли, и что подумали черти, выслушав рассказ этого случайного соглядатая горделивых мечтаний и тайных надежд нашего чертёнка, услышанное ими, крайне всех их возмутило. Но когда до них, наконец, дошло, какую цель избрал себе этот гордец для собственного превозношения, они все, буквально как один, по падали со своих полок от хохота. Уж как потом они все потешались, представ-ляя себе тот сладостный для всех них момент, когда этот, вконец опростоволосившийся, павший до самых последних своих риз, и в конечном итоге, пригвождённый к полному своему ничтожеству, чертёнок, наконец, будет вынужден вернуться восвояси. Они уже предвкушали тот сладкий миг, когда он дойдёт впоследствии до последней уже крайнос-ти, и жестокими обстоятельствами своего бесприютного существования принужден буд-ет, в коне- концов, вернуться домой, к ним, и начнёт тогда перед ними искательствов-ать, унижаться и буквально валяться у них в лапах, в грязи. Тут обязательно нужно сказать о том, что для бесов унижение и издевательство (не говоря уж о другом- мучительстве и даже убийстве), даже в том случае, когда это- их собственные же собратья, является первейшим удовольствием. Что тут поделаешь, так-ова уж их природа! Увы, но не одним им это- свойственно, но, к великому сожалению, и множеству таких существ, какие, вроде бы, по первому взгляду, внешним своим обличи-ем неотразимо напоминают людей, однако, на самом деле таковыми ни коим образом не являются.                Но довольно, что нам до чертей, когда в нас самих же порою сидит такое чудови-ще, что даже между очень близкими людьми случаются самые отвратительные и остер-венелые свары, полные дичайших криков, жгучей ненависти и изощрённого издеватель-ства! Когда мы забываем всё разумное, доброе и человеческое, что дали нам наши бед-ные родители, и превращаем себя в безжалостных, лютых зверей, а тем самым и свою жизнь в полное безумие. Увы, как много ещё среди нас таких бесчеловечных людей, не-отразимо похожих в своём внутреннем состоянии на бесов, они буквально задыхаются от, кипящей в них, злобы и ненависти к своим собратьям, и готовы буквально загрызть их и обглодать все их косточки ради какого— ни будь пустякового, совершенно ничтож-ного повода. Остаётся лишь вздохнуть и с горечью покачать головою,-- эх вы, люди..!--  Относительно чертей, то их дела всем хорошо известны, это-- насмешки, издева-тельства, обман и презорство. Однако, мы опять увлеклись, улетели в дальние страны, и совсем забыли о том, за что взялись с самого начала, и что намеревались рассказать на-шему терпеливому читателю. Давно, давно уже нам пора вернуться к нашему рассказу. Прошло совсем немного времени с того момента, когда святой Паисий легко и, без какого- либо видимого ущерба для себя, отразил все злоумышления злобного и чрезвы-чайно тщеславного чертёнка, и теперь летел легко и быстро, надеясь, что остаток пути преодолеет уже без каких- либо помех. Между тем, до столицы ему оставалось совсем не-много, каких- то двадцать километров, а такие расстояния для Паисия были сущим пус-тяком. И тут, он вдруг увидел под собой яркую ленту реки, прилежно вьющуюся по рав-нине, где поля с, созревшими плодами, перемежались с небольшими, зелёными перелес-ками и деревеньками. Яркие солнечные блики, отражённые от поверхности реки, созда-вали радостную феерию света. Стояла та благодатная пора конца Лета, когда земля уже была полна своими ще-дрыми дарами, и водители на грузовиках, время от времени проезжавшие по пыльной, просёлочной дороге, идущей вдоль реки, торопились скорее свезти, собранный, урожай в закрома своих новых хозяев, ибо небо становилось временами несколько темно из- за, собиравшихся, кучевых облаков, грозящих скорым дождём.       Паисий несмотря на прохладу, царившую в верхних сферах, вдруг ощутил, что до-вольно сильно по обветрился, пока летел с немалой скоростью, успевая и поглядывать, время от времени, вниз, что происходит там, на земле. И теперь, из- за этого, не очень приятного, ощущения им овладело неодолимое желание окунуться в прозрачные воды этой речушки, благо она находилась совсем рядом, под ним. Так что ему достаточно бы-ло лишь скинуть с себя одежду, и долго не мешкая, кинуться в её воды. Так он и сделал, быстро снизившись, и почти уже у самого берега реки, плавно приземлился на низкорос-лую травку, покрывавшую её берега. При этом он тут же с удовольствием ощутил, как, под остывшее в прохладных высях, его тело обволакивает и согревает, стоявшая внизу, жара. Сняв подрясник и власяницу, он положил их на травку, сверху придавив всё сво-им тяжёлым крестом и цепью, чтобы тёплый, летний ветерок не разметал одежду по сторонам. После чего одним сильным, размашистым движением устремился в воду, яв-ив тем самым некое слабое подобие той давнишней своей, удалой привычки, присущей ему когда- то, в уже значительно отдалённые от теперешних, годы.  Ему хватило нескольких минут, чтобы снова ощутить в себе свежесть, и он уже выбирался на берег, когда острый его взгляд заметил, что ни его одежды, ни креста на том месте, куда они были положены им не было в помине. Его немало при этом удиви-ло, что внутреннее его чутьё, всегда исправно предупреждавшее его об опасности, на эт-от раз дало сбой, оставив его в полном неведении относительно, произошедшего. Огляд-ев полянку, которую он выбрал, чтобы спуск к реке был пологим, в слабой надежде, что может быть какая- то, неведомая, сила их перенесла в другое место, однако, ни возле, ок-аймлявших поляну, плотных зарослей ивовых кустов, тянувшихся вдоль берегов реки, ни в каком- то ином месте вещей не было. Тогда он понял, что его обокрали. И сейчас же, одновременно с осознанием всех неприятных последствий, связан-ных с этой утратой, на него навалилось отвратительное чувство полной своей беспомо-щности в этом безлюдном, пустынном месте. Да, и как бы он мог решиться, коли даже и создалась бы каким- то чудом такая возможность, выйти и оказаться перед толпой нез-накомых и знакомых людей в таком бесстыдном виде. На такое вещи были способны, лишь крайне развращённые, люди! После минутных размышлений он вынужден был признаться перед самим собой, что не может, вот так сразу, изобрести нечто разумное и достаточно действенное, чтобы вытащить себя из этой глупейшей ситуации!                О том же, какими неприятностями ему грозит утрата подрясника, да, что там под-рясник! Как сам себя он станет казнить за потерю креста, он предпочёл пока не думать, дабы таким самоедством вконец не ослабить себя в тот момент, когда от него требовал-ась собранность и ясный ум. Все эти огорчительные, малодушные мысли в один миг промелькнули в его уме, а затем он заставил себя cнова стать тем, кем был всегда в своей жизни, то- есть могучим, христовым воином, не знавшим ни страха, ни сомнения. Но оставим на время могучего Паисия, пребывающего в некотором недоумении и расте-рянности, и пока что так и не решившего, что же ему предпринять такое, дабы отыскать верный и скорый путь, и выкарабкаться из этого, по его собственной вине, cоздавшего-ся положения? Пока Паисий собирался с мыслями, и даже некоторое время пребывал в, совер-шенно расслабленных, чувствах, главный виновник его беды, конечно же, речь идёт о чертёнке, который находился тут же рядом, поблизости. Причём, тоже в страшно расс-лабленном и, буквально, граничащем с безумием, состоянии (правда, по совсем иным причинам), он изнемогал от, обуревавшего его, непрестанного, хохота! И он никак не мог от него избавиться и остановиться, он то и дело взвивался вверх, и тут же падал вниз, на, нагретую Солнцем, травку, а потом вдруг ещё принимался кататься по лужай-ке, словно, припадочный, или же, хлопая себя по бокам, принимался кричать: «Какой же он, всё- таки, дурак! Ведь ухитрился попасть в самую простую, обыкновенную и, да-вно всем известную, ловушку! И что он теперь будет делать, ему же никогда отсюда не выбраться! Так и сдохнет здесь от голода!» Однако, все эти, припадочные и безумные крики, прыжки и ужимки чертёнка, по- видимому, не очень понятны читателю, и уж, наверное, потребуется кое- что пояснить, дабы всё встало на свои места, и никого не беспокоило, что так болезненно сказалось и повредило разум чертёнка? Ведь, казалось бы, совсем недавно мы оставили его, сильно приунывшим, таким жалким, и «раздавленным», неодолимым, могуществом Паисия! Когда тот с, необыкновенной, лёгкостью сумел опрокинуть, и превратить в ничто, весь его хитроумный план с камнепадом. Но уже говорилось, этот чертёнок был крайне упрям и своенравен, что ж удивля-ться тому, что он не отступил, и продолжал «тянуться,» и преследовать своего, ненавис-тного, врага. Время от времени, он утешался и подкреплял себя, ни на чём не основан-ными, надеждами на глупую удачу, и, таким образом, всё продолжал следовать за Паи-сием, стараясь, не потерять его из виду. И, чтобы вы думали, этот редчайший, но иногда, всё- таки, случавшийся, благоприятный момент ему подвернулся! Эта глупая его надеж-да, уловить каким- то способом могучего старца в западню, взяла и вдруг объявилась перед ним в своём обольстительном виде! С, нарастающим, изумлением, он увидел, как его, ненавистный, враг начал быст-ро снижаться, и, достигнув берега реки, опустился на, покрывавшую его, пушистую тра-вку, после чего начал раздеваться с явным намерением искупаться. Это была просто- таки какое- то чудо, невероятная удача, чертёнок даже не мог поверить собственным бе-льмам, и, чтобы окончательно во всём удостовериться, хорошенько протёр их, и промо-ргался. Нет, всё было так, как ему показалось в первый раз, могучий старик ни с того, ни с сего прервал свой стремительный полёт, и это тогда, когда до столицы, куда он яв-но направлялся с пока что, неизвестными чертёнку целями, оставалось совсем нечего! Это было просто какое- то безумие! Такой хитрый, всегда ужасно осторожный, и никогда не делавший ошибок, старик, словно совсем потерял голову, и стал малолетним ребёнком, с которым теперь можно было делать, что угодно. Ну, как такое могло прои-зойти с таким суровым, не дававшим никогда и никому спуска (ни бесу, ни демону) мо-гучим старцем!? Вдруг совершенно расслабился, и ни с того, ни с сего, этим своим купа-нием отдал ему в руки все шансы, всю массу самых разных возможностей! Ну конечно же, не уничтожить совсем его (это не под силу было никому из них), то, по крайней уж мере, хорошенько за всё наказать, поквитаться с ним за все прошлые  свои неудачи. И тут, медливший, и без конца перебиравший в уме всяческие возможнос-ти, чертёнок опомнился, наконец, осознав, что купание Паисия будет продолжаться не вечно, и, такая немыслимая, удача может вдруг превратиться в ничто. И он судорожно принялся вспоминать и выискивать в уме возможности, которые всегда, у всякого беса имеются под рукой, чтобы, долго не раздумывая, устроить, попавшемуся ему в руки, христианину какую- ни будь пакость. И в этот момент он заметил двух воришек, уныло бредущих вдоль пыльной, про-сёлочной дороги, и несложная схема сейчас же зароилась в его уме. В одно мгновение ок-азавшись рядом с ними, он принялся вкрадчивыми речами и нашёптываниями подвод-ить их к мысли о такой исключительно редкой возможности, почти не прилагая никак-их собственных усилий, быстро поживиться. И долго их уговаривать ему не пришлось, они сами уже всё быстро сообразили, и тихо, со всеми предосторожностями, подкравш-ись к тому месту, где лежали вещи Паисия, благополучно их умыкнули, после чего, с те-ми же великими предосторожностями отползли назад. После чего вскочили быстро на ноги, и не оглядываясь, принялись бежать во все лопатки по пыльной дороге, по кото-рой ездили грузовики с, собранным, урожаем моркови и свёклы. И остановились только метров через сто, когда наткнулись на, стоявший посреди дороги грузовик с кузовом по-лным моркови (водитель его, видимо, тоже решил искупаться). И тогда- только они по-няли, что день, так не заладившийся поначалу, может оказаться для них не так уж и плох. Вот после этого- то чертёнок и принялся ликовать, немедленно, представив себе, как голый Паисий бегает по берегу реки, не понимая, что же ему такое предпринять, чтобы выбраться из, столь постыдного для себя, безвыходного, положения. Его природ-ное воображение сейчас же стало рисовать ему самые фантастические картины, одна не-лепее другой, они- то и вызвали в нём те неодолимые приступы хохота. И дело дошло до того, что он без сил, в полном изнеможении, стал кататься по траве, дрыгая своими ко-пытами, или хлопая себя по бокам, после чего на него находил новый приступ смеха, и он снова принимался хохотать и валяться по траве. Он уверовал, и уже более не сомне-вался, что совершил дело, какое оказалось не под силу другим, куда более опытным и, хорошо известным в их сообществе, бесам. И теперь, когда великая победа над могучим Паисием одержана, он мог себе позволить немного расслабиться и покайфовать. Пускай этот голый старик теперь мечется там, у реки, в неразрешимой дилемме, как ему быть, и что же такое предпринять, чтобы, хотя бы как- то, исправить своё, практически без-выходное, положение! Кстати, он находился совсем рядом, за ближайшими кустами, и это нисколько те-перь не пугало чертёнка, наоборот, усиливало остроту ощущений, сознание собственной силы, и полного превосходства над, уже поверженным, врагом! Да, это он один, тот са-мый, ни к чему непригодный, неумеха и хвастун, как имели привычку говорить о нём его собраться, взял, да, и совершил этот великий подвиг! И это в то время, когда ни один бес в ближайшей округе даже близко не мог решиться на то, чтобы подступиться к, не-навидимому ими всеми, такому страшному и неодолимому врагу. Помимо всего прочего, что приходило ему в это время на ум, и так подавляюще действовало, увеселяло, и распирало его от хохота, немалую долю вносила гордыня, зас-тавлявшая его забывать о всякой осторожности, ведь, ему казалось, что теперь уже ему всё нипочём, и предвкушение, грядущей, славы, переполняло его неземным восторгом. Что касается Паисия, то на какое- то время он, действительно, совершенно упал духом, и, впервые за долгие годы, ощутил себя совершенно беспомощным перед столь подлым и, изощрённым в своих действиях, врагом. А то, что всё это устроил, именно, враг человеческий, он уже не сомневался, и сознание невозможности быстро исправить положение угнетало и мучило его. Однако, эта его слабость продолжилась недолго, уже через минуту он снова стал тем, кем был и оставался всегда, бестрепетным, могучим воином христовым. Он умел при необходимости вводить себя в некое особое состояние, в котором в течение нескольких секунд обозревал всю ближайшую округу, отыскивая место, куда успел схорониться враг. Этим и собирался он сейчас заняться, как тут до него донеслись довольно странные звуки, напоминавшие, то кудахтанье, то возню по траве. С осторож-ностью ступая, и обходя заросли прибрежного ивняка, он начал тихонько подкрадыва-ться к тому месту, откуда доносились звуки. И вскоре, тихонько раздвинув ветви ив, ув-идел того, кто их совершал, и был, как мгновенно понял Паисий, тем вором, который украл у него вещи, и стал причиной, его, вынужденной задержки в пути. Ни секунды не раздумывая, Паисий ухватил чертёнка за хвост, и, дабы сразу «ох-ладить» его бесовскую прыть, наложил на него святое знамение! Обычно, ответная ре-акция чертей на всякое такое, неожиданное, нападение, или чей- то внезапный удар, бы-вает почти мгновенной. Они всегда успевают либо вовремя увернуться в сторону, либо даже ответить, нападавшему, каким- либо своим излюбленным, хитроумным способом. Но в данном случае ни того, ни другого сделать он не успел, ибо святое знамение сначала ослепило его, на несколько мгновений сковав все его действия, после чего лишь он всеми силами пытался уйти в сторону, отвернуться и вжаться поглубже в землю от этого, нестерпимого, света. Внешне это было скорее похоже на то, как, если бы его хва-тили дубиной по его, самонадеянному, рылу. В результате, он так и не успел понять, кто ж это такой внезапно напал на него, и потому, едва оправившись от удара, немедленно потянулся своей зубастой пастью к ноге Паисия, стремясь хорошенько за всё проучить своего обидчика. Но в ту же секунду ощу-тил, хорошо ему известный, невыносимо приторный, непереносимый бесами, дух свято-сти, от чего немедленно отпрянул в испуге назад, и задрал кверху своё, удивленное, ры-ло, чтобы разглядеть своего обидчика. Возможно ли передать ту гамму чувств, какую пережил он в тот миг, когда увид-ел, стоящего перед собой, разъярённого, Паисия, от торжества и упоения самим собой, к ужасу и осознанию полного краха всех своих надежд и упований!? А, ведь, какую- то ми-нуту назад он ощущал себя вершителем судеб, празднуя грандиозную свою победу над этим могучим и доселе, никогда ещё непобедимым, врагом! И вот он уже сам повержен, и, ожидавшая его, казавшаяся такой уже близкой, слава рассеялась перед ним, как дым. Такой удар мог сломить, и повергнуть в тоску на долгое время всякого человека, одна-ко, для чертей столь сильные чувства совсем не свойственны в силу их почти полной бесчувственности к кому, и к чему- либо. Они быстро принимают новые обстоятельства, смиряясь с тем, что уже произошло, и с чем приходится теперь им иметь дело. Что касается Паисия, то ему ещё никогда не доводилось вступать в прямое обще-ние с бесами, как не покажется это кому- то странным при том великом множестве раз, когда ему приходилось отражать их наглые, исподтишка, наскоки, и выбираться из их хитроумных ловушек. Ведь бесы боялись действовать против него напрямую, страшась одного его вида, и тех разрушительных последствий, которые обычно оставались после его вторжения в их пределы. Теперь же Паисию поневоле приходилось говорить с этим, в конец обнаглевшим, бесом.                -Вернёшь вещи сразу, или помучиться хочешь?- Спросил Паисий, с отвращением глядя на, извивавшегося перед ним, чертёнка.                –Не хочу мучиться, всё тебе верну!- Заторопился чертёнок, отворачиваясь от Паисия, не в силах выдержать его пристальный, изучающий, взгляд.                ¬                -Две минуты дай мне, только две, и получишь своё обратно в целости. Потому что сам видишь- твоих вещей у меня нет!-                -Говори, где они?-                -У тех вон двоих, глуподырых дрищей,- чертёнок махнул лапой в сторону дороги, где, стоявшая столбом, пыль уже через двадцать метров застилала собой всё, что было далее по дороге.  Паисий, волоча за собой чертёнка, поднялся вверх, на воздух, метров на десять, и с этой высоты вгляделся в ту сторону, куда ему показал чертёнок, и где сквозь плотное марево пыли различил грузовик, стоявший на обочине дороги, и двух каких- то субъек-тов, деловито суетившихся возле него. Он сразу понял, что чертёнок не обманул, вещи его, в самом деле, были у тех людей. Он тут же было хотел броситься, отнимать своё, до-рогое, но сразу же вспомнил, что гол, как Адам в Эдемском саду, и что, весьма возмож-но, его бесстыдство уже кто- то заметил из почтенных жителей ближайшей округе. Мысль эта тотчас же наполнила его жгучим стыдом, но он тут же и укротил её в себе.                -Ладно, семя тли,- со вздохом повернулся он к чертёнку, едва они оказались на земле,- на этот раз прощу тебе многое, если сумеешь только отличиться, и раздобудешь мне быстро штаны какие- ни будь штаны.-                -Штаны, штаны! Что там ещё у вас: брюки, трусы, шаровары, галифе,…?- Принялся глубокомысленно перечислять чертёнок.                -Брюки у нас в Сельпо, три штуки разных цветов..., досада! Начисто отпадает, слишком уж далеко- целых двенадцать километров добираться,!-                -Гмм, есть одни, почти рядом! Только совсем уж плохонькие, с дырой в кармане, уж не знаю, как смогу предложить тебе такое!-                -Показывай, пёс, не теряй времени!                -Да, вон они, чего там, из- под куста «выглядывают».- Паисий жадным взором обвёл, утопавшую в зелени, поляну, и, о радость! В том месте, где трава заканчивалась, и на узкой, береговой кромке начиналась, плотно утра-мбованная, земля, под ветвями, склонившихся, ив, почти в двух шагах от них, молчали-вым укором человеческому легкомыслию и равнодушию из земли «робко выглядыва-ла», сильно запылённая и выцветшая, верхняя, поясная часть мужских брюк. Всё же их остальное, невидимое глазу, продолжение было скрыто под, плотно утрамбованным вре-менем, пластом земли. И то, что чертёнок назвал брюками, теперь уже мало походило на вещь, какую можно было бы обозначить таким, вдохновляющим, наименованием.  Но, в, сложившихся, обстоятельствах выбирать Паисию не приходилось, он и такой находке был рад.                -Ладно, бес, будет тебе зачёт, коли сделаешь всё быстро, откапаешь, отмоешь их.- Чертёнок понуро кивнув, ухватился за, выступавшую из земли, брюки, после чего сде-лал сильный и довольно ловкий рывок, норовя одним махом решить дело, немало при том рискуя разорвать их, и оказаться опять ни с чем. Но брюки устояли перед этим то-ропливым наскоком, показав наглядно, что плоть их надёжно вросла в землю.  Понял сразу это и чертёнок, он отыскал, здесь же, на берегу, довольно увесистый, плоский камень, которым и наковырял на скорую руку вокруг того места, где предполо-жительно находились брюки, небольшую канавку, которую, тем же камнем, потом зна-чительно углубил. Усилия его оказались не напрасными, дальше всё пошло гораздо лег-че, и в непродолжительное время он уже держал в лапах, и показывал Паисию, довольно увесистый, пласт земли, в котором уже можно было разглядеть, сильно помятые, и, поч-ти вросшие в землю, брюки.                -Хорошо, пёс, продолжай,- ободрил его Паисий,- отмочи их теперь, и хорошенько очис-ти.- Но тут же сразу возникла досадная заминка, чертёнок вдруг начал «тормозить», вилять и отнекиваться, ссылаясь на какие- то свои обычаи, и что, мол, для них, бесов, вода крайне не желательна, и они всегда предпочитают её избегать. Вот и пришлось тог-да Паисию, в связи с сильным дефицитом времени, обойтись с ним грубо и больно, нало-жив на него втрое своё, неотразимое, Святое Знамение. После чего бес совсем поник, и выполнял все уже безропотно, что требовал от него Паисий. Так, кое- как добредя с тяжёлым комом, откопанных им, брюк до реки, он с, ви-димым, отвращением вошёл с ними в реку, после чего, отмочив и хорошенько очистив их от грязи, прополоскал и отжал.                -Ладно, пёс, не унывай, сам, ведь, виноват,- напутствовал его Паисий, только теперь уж запомни, я тебя заранее предупреждаю, хорошенько запомни! Ещё раз, один лишь раз, попадёшься мне вот так на глаза, знай- не пощажу!- Как это не кажется странным, но эти слова Паисия стали пророческими, и чертёнок действительно получил от него впос-ледствии один очень болезненный удар, но, конечно же, об этом и многом другом речь у нас пойдёт впереди. Сам же Паисий был очень рад, что, наконец- то, сможет теперь прикрыть свой срам, и заняться тем, что мучило и беспокоило его гораздо больше, а, именно, возвраще-ние его монашеского одеяния и креста. При этом ещё, он постоянно терзался от мыслей, что время так бездарно тратится им на все эти мелочные дела, и уже его почти совсем у него не осталось. Так что всё, что теперь ещё предстояло ему сделать, он стремился сове-ршить в не ком наитии, почти интуитивно. В секунду оказавшись возле, стоявшей, машины, Паисий тихо кашлянул, стара-ясь привлечь к себе внимание, по крайней мере, кого- то из тех двоих, что очень делови-то продолжали сновать возле неё. На вежливый призыв Паисия очень нервно, и даже с явным испугом, откликнулся тот из них, которому, по распределению обязанностей ме-жду ними, предназначено было стоять на стрёме. Это был полнотелый, невысокого рос-та мужчина, уже лет за пятьдесят, на нём была старая, клетчатая рубашка и чёрные, си-льно запылённые, с пузырями на коленях, брюки. Но, главное, что немедленно выдава-ло его вороватую натуру, были его, напрочь, лживые, маслянистые, круглые глазки, ко-торыми он часто моргал, будто волновался при разговоре.                -Ты что, как это! Откуда, старичок, ты взялся?-                -Я всё время же смотрел, и рядом никого не было! И вдруг- бац, ты стоишь!-                -Ты вот что, ты лучше иди куда- ни будь, уходи отсюда. Нечего тебе здесь делать.-                -Отдай одежду и крест,- тем же тихим, просящим, голосом произнёс Паисий.                –Ты вона чего, ах, ты! Какой такой крест,- казавшийся всего секунду назад довольно миролюбивым и даже ласковым, обрюзгший, человек вдруг чрезвычайно рассердился и озлобился,- нет у меня никакого креста, и одежды твоей нет!- Выкрикнул он неожидан-но запальчиво и даже с угрозой в голосе.                –Ты напрасно врёшь, я вижу всё, и крест, и подрясник мой с власяницей, они в твоём мешке, сверху лежат. Развяжи его, и увидиш!-                -Ты вот что, старик! Ты, наверное, давно уже живёшь, забыл всё на...-                -Как по пыхтелке своей получал, вот сейчас я тебе, дураку, напомню,- поучу тебя, сво-лочь, немно...-                Видимо, используя какой- то старый свой, отработанный, удар он выбросил впе-рёд правую руку, стараясь попасть Паисию в лицо, и этим одним ударом сбить его с  ног. Но ему мешал тяжёлый мешок, нарушавший координацию его движений, попытка ока-залась неудачной. Сбросив мешок на землю, он пытался снова, раз за разом осуществ-ить, задуманное, подступая к Паисию, и ловя мгновение для удара. Но и эти его решите-льные приготовления, и настойчивые попытки проучить Паисия оказывались безрезу-льтатными, со стороны всё это выглядело крайне нелепо. И было похоже скорее на та- кую, трудно представимую, вещь, как если бы малолетний ребёнок собрался одолеть здоровенного, крепкого мужика! Удары этого, далеко уже немолодого, человека всякий раз не достигали цели, а вскоре он, вообще, выдохся, и Паисий, наконец, смог беспрепятственно завладеть в ка-честве приза его мешком. Всё это время второй воришка, крепкий парень лет двадцати пяти, стоял к ним спиной, продолжая деловито копаться в кузове машины, и не обра-щая никакого внимания на, затеянную за его спиной, бестолковую возню. Он явно то-ропился, стараясь успеть наполнить два свои мешка молодой морковью, которой до краёв был «забит» весь кузов грузовика.                -Вань!- Тяжело отдуваясь, подал голос недавний соперник Паисия,- тут гопник один объявился наглый.-                -Мешок взял наш, копается…-                - Хрыч что ли этот!- С явным недовольством, что его отрывают от делана, повернулся к ним парень, копавшийся в грузовике, с пренебрежением разглядывая Паисия,- и что, ты сам не можешь с ним разобраться? Почему я должен опять терять на это время, когда хер тот с реки вот- вот объявится!?-                -Старик деловой какой- то попался, ловкий он. Прости, Вань, не сумел я с ним...-                -И ты с ним, того, по осторожней!-                -Да, чего там!- Нетерпение, стремление всё завершить одним махом толкали этого парня к, заве-домо проигрышным, действиям. К тому же он ещё явно хотел уязвить своего напарни-ка, показать тому наглядно, сколь он бесполезен, настоящий балласт в их рискованном, требующем от них быстроты и сноровки, деле. Он и подумать себе не мог, чтобы какой- то жалкий старик мог оказать ему- такому молодцу, хотя бы мало- мальски какое- то со-противление.  В отношении Паисия, он по- прежнему торопился, сознавая, что продолжает тер-ять время, возясь с этими недоумками- воришками. Он стремился теперь действовать быстро, особо не церемонясь с ними, благо, украденные, его вещи- крест и одежду он успел уже себе вернуть. В подобных случаях, когда ему требовалось закончить, возник-ший с кем- либо, конфликт быстро, он иногда применял гипнотические свои способно-сти. И теперь, когда этот, обозлённый, парень приближался к нему, и стычка грозила затянуться, он решил действовать таким же способом.                - Голова свободна от мыслей, теряется ощущение времени, веки слипаются, тяжелеют все больше и больше, ты устал, и уже не можешь идти…- произнёс он тихим, обволаки-вающим, голосом, и, сделав внезапный, быстрый выпад навстречу, нападавшему, резк-им движением очертил перед ним правой рукой широкую дугу, сверху вниз. Тот застыл неподвижно, удивлённо тараща глаза, не в силах не только двинуться с места, но даже и пошевелить пальцами рук.                Это была та, довольно редкая, разновидность гипноза, немало подкреплённая, и усиленная, духовной силой Паисия, когда, нападавший, впав в гипнотическое состоя-ние, не уснул, как бывает при обычном гипнозе, но оставался, бодрствующим, пытаясь осмыслить всё, происходящее теперь с ним. А происходило что- то, совсем не укладыв-авшееся в его голове, прямо перед ним вместо одного того, норовистого, и дряхлого ста-рика теперь выстроилась их целая шеренга! При том ещё, весьма, воинственно настрое-нных, махавших ему руками, и, как бы, приглашавших, его сразиться со всеми ними.                Не в лучшем состоянии в это время пребывал и его напарник, также внезапно об-ездвиживший, и совсем было, приунывший, при виде в каком беспомощном положении оказался его более сильный товарищ. Для Паисия же появилась благоприятная возмож-ность привести себя в божеский вид, наконец- то, переодеться в свою привычную одеж-ду. Но, кроме того, он постоянно думал, что же ему делать, как поступить с этими двумя, почти потерявшими человеческий образ, людьми! Времени на то, чтобы следовать обы-чным, полагавшимся в таких случаях, путём, то есть возиться, увещевать, и стараться всеми способами направить их на путь истинный, у него не было уже совсем. Поэтому, в конце- концов, он остановился на том, чтобы поступить с ними очень просто и решите-льно, точно так, как некогда, в старые годы, поступали с шаловливыми, нерадивыми учениками, по указанию господ- учителей исправники. По- видимому, это было совсем не по- христиански, но, что делать, ограниченность во времени подтолкнула Паисия де-йствовать, именно, таким образом. Оставить же их просто так, на волю судеб, без дейст-венного поучения, для Паисия было равносильно тому, как если бы их бросили погиб-ать в глубокую яму. Подойдя к реке, к зарослям ивовых кустов, он на скорую руку наломал кучку кре-пких, ивовых веток, после чего быстро и тщательно очистил их от листвы, воришки с тревогой наблюдали в это время за всеми его приготовлениями, чуя для себя худшее. И ожидания их вскоре, вполне, оправдались, вернувшийся, Паисий, несколько ослабив им свои гипнотические узы, приказал им снять рубашки и майки, и лечь затем ничком на траву, что те и исполнили беспрекословно, сознавая полную свою беспомощность перед  его, подавляющей, властью над собой.                -Молитесь, грешники,- кратко напутствовал их он, прежде чем начать экзекуцию,– и за-помните хорошенько, в аду черти вас будут бить во сто крат сильнее, покайтесь, пока не поздно, и более не воруйте.-    И далее, каждый свой удар прутом он сопровождал всё тем же кратким своим на-путствием,- не воруй, не воруй!- В короткое время покончив с этой неприятной и для не-го самого обязанностью, и ограничившись лишь семью ударами каждому, он отпустил их с миром, предоставив самим себе. После чего, сочтя христианский свой долг перед ними уже выполненным, внезапно исчез у них из вида, будто никогда его здесь и в поми-не не было. Вполне, можно было бы предположить, что воришки, понеся столь чувствитель-ное наказание, тем более, немало подкреплённое некими полезными, духовными настав-лениями, наконец, оставят своё пагубное занятие!? Увы, ничего благотворного и, обна-дёживающего, с ними в дальнейшем не произошло, к сожалению в наше время таких быстрых перемен в человеческих душах не случается. Да, воришки эти немало были ра-стеряны, и удручены столь плачевным исходом их сегодняшних усилий прибрать к рук-ам всё то, что плохо лежит. С немалыми охами и стенаниями, поднявшись на ноги, они принялись собирать в мешок остатки дневного своего «улова», всё, что осталось после того, как Паисий забрал свою одежду и крест. Когда же они пошли забирать из грузовика свои мешки с морковью, за этим заня-тием их и застал шофер грузовика, столь несвоевременно возвратившийся с реки, после купания. Мгновенно между обоими сторонами вспыхнула горячая свара, и чем она зако-нчилась, и что стало потом с этими воришками, а также немало важный вопрос- изме-нила ли их впоследствии судьба к лучшему, или нет? Нам не ведомо, всё это так и оста-лось скрыто непроницаемой мглой неизвестности. Нас же влекут теперь совсем другие дела, что- то же выдумывать своё, и растекаться потом по древу, терзая чувствительное сердца читателей, подробностями событий, мало существенных, от этого мы всегда пре-дпочитаем себя удерживать. Понимая, что опаздывает, и уже много относительно времени, назначенного им игумену, своего прибытия в монастырь, Паисий теперь старался, хотя бы немного, на-верстать, упущенное, хотя понимал, что, вряд ли, ему это удастся. Он безошибочно оты-скал келью игумена, и затем беззвучно в неё просочился, введя в некоторое содрогание и оторопь её обитателей сначала внезапностью своего появления в виде некой, вьющейся и быстро меняющейся, бесформенной массы, а затем и постепенной деформацией и пре-вращением себя в своё обычное состояние. Кое- что требуется сказать ещё и о чертёнке, тем более что он, отнюдь, не исчезнет из дальнейшего нашего повествования, как это можно было бы подумать при том стра-шном ударе, который довелось ему получить от Паисия, мгновенно обратившего в нич-то все его тщеславные ожидания, и, даже уже добытую им, великую победу. Нет, и даже после этого поражения, после всех тех унизительных дел, которые он принуждён был выполнять под давлением Паисия, он не упал духом, не убрался подобру- поздорову вос-вояси, но решил продолжать преследовать старца, надеясь на новую свою удачу.               
                Приготовления в монастыре.

В келии игумена в это время помимо его самого находилась ещё его постоянная помощница и советчица по многим монастырским делам игуменья Федотья, Нафанаил уже предупредил её о, предстоящем им, деле, чем поначалу вызвал у неё энергичные воз-ражения. Но впоследствии, как это обыкновенно между ними бывало, она скоро смири-лась, и более уже не роптала. Перед самим же уже появлением Паисия они занимались совсем другим делом, просматривали список очерёдности причастия монашек, и обсуж-дали с кем из них нужно было срочно поговорить. С, ожидаемым, но всё равно оказавшимся для них таким внезапным, появлением старца Нафанаила, больше испугалась диаконисса, она тут же схоронилась за худой спи-ной игумена, который лишь вздрогнул от неожиданности.                –Что! Испугалась, Федотья?--                --Боишься, что съем тебя?-- Пошутил святой Паисий, он любил так запросто общаться с монахинями, представлявшими для него определённый интерес, некой своей загадочно-стью и странностью по сравнении с обычными монахами. Ведь он свято верил, что це-лью и смыслом монашеского служения всегда было ранее и оставалось, безусловно, и те-перь, быть и оставаться воинством, бесстрашно и бестрепетно ведущем войну со злобн-ым и очень коварным врагом. Вот отчего монашенки представлялись ему слишком сла-быми и, плохо приготовленными к этому, очень суровому и, как ему казалось, целиком мужскому делу. Потому его и ставило в тупик, одно, приходившее ему иногда на ум, сом-нение, как они всё— таки могли решиться на такое опасное и трудное дело!?          С Федотьей он не был знаком, но легко умел узнавать имена тех, к кому хотел об- ратиться.                –Да, ешь, коли хочешь, только не пугай ты меня больше,-- откликнулась Федотья тих-им, старческим голосом, выходя из-- за спины игумена.                Паисий строгим взглядом обозрел игумена, выжидательно стоявшего у узкого ок-онца его кельи, с объёмистым, целовальным крестом в руках, и старушку-- диакониссу с кропилом и объёмистым бидоном святой воды, крепко закупоренным с помощью плот-ной бумаги, положенной под крышку, дабы, не приведи Господь, драгоценная вода не расплескалась по дороге, и удовлетворённо хмыкнул,-- значит, подготовились что ли? Ну, тогда сейчас и двинемся.-- Но тут игумен вдруг вспомнил, что совершенно позабыл об телефонном звонке, обещанном Егору Фомичу, которым обещал предупредить его, что помощь уже- близка, и скоро к нему подоспеет. И, дабы через чур не волновать Егора Фомича, он сейчас же этим занялся, помимо всего прочего, договорился с ним и о месте встречи, где- то по- близости от стен Телецентра. И, наконец, всё завершив, объявил своим сподвижникам, что теперь уже совершенно готов, и что Главный Энергетик их ожидает на месте собы-тий.                --Тогда Поехали что ли!?-- спросил Паисий, устремив на него свой взор, полный, умиро-творяющей, тишины и спокойствия.                --Поехали,-- покорно отозвался игумен, совершенно не представляя, что под этим имел в виду старец, столь не предсказуемый, и не постижимый в его действиях.                –Ну, тогда вот что, ты пойдёшь со мной первым, потому что сразу обоих вас я не потя-ну.--                --Может быть, на машине моей сподручнее!—Неуверенно предложил игумен.                –Не успеем, куда там, у них такую свистопляску скоро бесы устроят, что хоть святых выноси, так что уж давай не медли, цепляйся за меня сзади покрепче, как сумеешь, и    читай Иисусову, не переставая, пока не скажу тебе «стоп»,-- поучал Паисий, суровея лицом.                –А ты, моя милая,-- обернулся он к диаконисе, скорбно стоявшей в углу кельи,-- обожди меня пока маленько, я к тебе минут через пять ворочусь, и потом, и тебя возьму с собой,  не уроню, не боись.--                Пока наши путешественники готовились к волнующему событию— скорейшему отбытию в столичный Телецентр, с весьма воинственными целями, чтобы исполнить дело очень трудное и даже нигде и никогда доселе ещё небывалое-- избавить замечатель-ное заведение от засилья гостей непрошенных и чрезвычайно злобных, прибывших из миров, весьма, отдалённых, тёмных, и зловонных. Чертёнок же всё это время терпеливо дожидался появления из монастыря Паисия, обретаясь тут же поблизости, невдалеке от его стен. Не имея малейшей возможности проникнуть внутрь его, что ему очень хотелось, пролезть, пробраться туда любым способом. О, как это ему хотелось! Прямиком в саму игуменскую келью, но, увы, молитвами многих поколений монахинь сами стены монас-тыря, и эта келья игумена, сделались совершенно недоступными для посягательств су-ществ подобного рода, так что ему уж ничего другого не оставалось, как только ждать, изнывая в томительном состоянии неопределённости. Но как же он хотел, чтобы, хотя бы одним глазком, подсмотреть, а, лучше бы всего, так подслушать, чего такое он там затевает, о чём и с кем договаривается, возможно с другими, такими же ненавистными ему, святыми старцами. Он очень желал этого, но, увы, никакой реальной для этого во-зможности у него не имелось. И поэтому, изнывая от полного своего бессилия, он только и мог, что бестолково болтаться в воздухе, в некотором отдалении от монастыря, в робкой надежде, что, мож-ет быть, хотя бы в дальнейшем что— то такое ещё произойдёт, и вот тогда-- то уж он не оплошает, а покажет себя по настоящему, и какой— ни будь очень хитрой комбинацией сумеет спутать планы этого хитрого старикашки. И, таким образом, получит, чего доби-вался,- отомстит этому, доселе неуязвимому, своему врагу, вознёсшемуся над ними- беса-ми своей неуязвимостью для всех их уловок, выше всякой разумной и допустимой меры. Эту хлипкую его надежду на отмщение подогревала в нём та недавняя его неуда- ча, словно заноза, засевшая в его теле. Так что он буквально места себе не находил, и от скуки, и злобы, и, просто не зная, чем себя занять, вился по близости от монастыря, на-поминая в некотором роде пчелу, вьющейся над цветком неподалеку от своего улья. На его удачу ожидание его оказалось не слишком долгим. Паисий объявился пер-ед ним совершенно внезапно, вдруг предстал перед ни очень страшно и, не один, когда на подобии огненного метеора, со свистом и шумом, дымным вихрем он вынесся из не-большой пристройки (кельи игумена), неким выступом лепившейся к белесой от плесе- ни, кирпичной стене монастыря. Чертёнок от неожиданности и невольного, слепого страха едва не упал на, сильно помятую, траву, росшую возле монастырского пруда. И из- за самой этой внезапности, возникшего, немалого шума и в результате сразу же, на-валившегося на него тяжкой глыбой, непомерного, непроизвольного страха, а также из- за сумасшедшей скорости, которую в один миг набрал Паисий, чертёнок только и сумел уловить одно лишь направление их полёта. И то лишь, единственно благодаря, образо-вавшемуся следом за воздушным вихрем, зыбкому, белому следу, продолжавшему вис-еть в воздухе ещё некоторое время. Старцы, между тем, совсем не ведая об этом стороннем их ненавистнике и внима-тельном, досужем наблюдателе, уже вовсе пары летели к Телецентру со всей, доступной им, скоростью, в твёрдой решимости совершить всё то, что они заранее задумали в отно-шении, вконец обнаглевших, бесов. Им приходилось считаться с тем, что времени уже у них осталось в обрез, так как на все приготовления и сборы у них ушло слишком много времени, и теперь приходилось его наверстывать из— за боязни опоздать, чтобы не слу-чилось так, что они явятся в студию уже к шапошникову разбору, когда всё окончатель-но и безвозвратно уже будет решено и окончено. Чертёнок же, сумев уловить направление их полёта, оказался в чрезвычайно за-труднительном положении. Всякий другой бы чорт на его месте немедленно бы бросил эту безнадежную затею в виду полной её неразрешимости, но этот был не таков. Упрямс-тво было главной чертой его натуры, и он, ориентируясь только на этот зыбкий след, ос-тавленный старцами (след этот, к тому же, уже начал потихоньку развеиваться и исчез-ать, колышимый лёгким московским ветерком), как безумец, утративший последнюю нить, соединяющую его с пониманием того, кто же он- сам такой, и чего вот прямо сей-час он хочет добиться, кинулся во след им изо всех сил, в тщетной надежде, что, быть может, и на этот раз удача поможет ему отыскать конечную цель путешествия святых старцев. Однако, мы оставим теперь на время это, не знающее себе нигде удержу и покоя,   злобное существо, а последуем лучше скорее за святыми старцами, во след их благород-ных устремлений. За те короткие мгновения своего, окутанного дымным вихрем, полё-та они успели уже довольно приблизиться к, намеченной ими, конечной цели. И даже во время стремительных порывов, совершаемого ими, полёта, их не оставляли думы, как и каким образом всё у них будет происходить, и ещё, как бы им получше приступить к эт-ому непростому делу, когда уж поневоле придётся им соприкоснуться с существами по настоящему злобными, дикими и потому очень опасными, в то же время, весьма, изво-ротливыми и в немалой степени хитроумными. Они так заранее уже между собой реши-ли, чтобы очистить от бесов, не только эту одну студию, где бесы предстали пред чест-ной публикой почти в натуральном своём обличии, но поработать на будущее, очистив заодно и все другие студии и помещения Телецентра. Иначе, какой бы прок оказался от их поверхностного, скоропалительного набега, когда б вся эта же нечисть уже через са-мое непродолжительное время опять бы заполнила все закоулки и щели Телецентра!? Эти неутомимые искатели нежных, простодушных, человеческих душ, и попутно всяческих разнузданных для себя забав и игрищ, в этом случае так скоро не сдались бы, и не бросились отсюда, куда глаза глядят, лишь бы поскорее убраться от, нестерпимого для них действия Святого Духа, при столь лёгком для них обороте дела, и при столь ма-лых жертвах. Ведь хорошо известно, свято место пусто не бывает. У Паисия на этот счёт было своё, особое мнение. Он не раз говорил у себя в монастыре, среди своих же Боровс-ких монахов, что, если кому- то удалось очистить от бесов даже и всю Москву, то и тогда бы, в самое кратчайшее время они бы снова возвратились на свои места, прокравшись неведомыми, извилистыми своими тропами и ходами, и, в конечном итоге, заполнили все старые свои, насиженные, пристанища и норы, да ещё, глядишь, и, в гораздо больш-ем количестве. Конечно же, и ранее, лет, эдак, двадцать тому назад, некоторые люди, владеющие особым видением, и, наделённые исключительным усердием и своеобразным опытом, к ним мы должны отнести опытных магов, йогов и экстрасенсов и мало ли кого ещё, дав-но уже заметили, что с Телецентром не всё так ладно. В том числе, они прямо указыва-ли, что многие его студии и даже подсобные помещения, с началом его работы, постепе-нно были захвачены невидимыми нашими врагами, и впоследствии превращены ими в самые настоящие «Авгниевые конюшни», в грязные прибежища для их самых грязных и разнузданных игр и забав.                Но теперь уже мы оставим и старцев, стремительно летевших к Телецентру, и по-спешим скорее в, оставленную нами на время, студию, чтобы узнать, что ж такого особе-нного успело там произойти за то время, пока вслед за Паисием мы витали в облаках, а потом ещё и побывали в Новодевичьем монастыре, у игумена Нафанаила, и даже неко-торое, непродолжительное время наблюдали с чертёнком эффектный вылет старцев из кельи игумена. Более же всего нам крайне любопытно взглянуть, что такого ещё могло произойти на популярной Игре— «Колесо желаний» в тот опасный момент, когда прямо здесь, в студии, соприкоснутся в непримиримой борьбе две противоборствующие силы. Это, разумеется, случиться лишь тогда, когда здесь объявятся Игумен со старицей и свя-той старец Паисий.

Новые козни Гадажжёнова, удивительные происшествия.

Пока же в студии они ещё не появились, бросим беглый взгляд на то, как там обс-тоят дела, не взвинтилась и не испортилась ли снова ситуация в студии стараниями Гад-ажжёнова и его безобразного приятеля? Как ни странно бы показалось то человеку, ус-певшему уже сполна «налюбоваться» на наглые и до изощрённости хитроумные уловки  Гадажжёнова, нет, всё пока в студии обстояло вполне благополучно, Игра шла обычным своим чередом к тихой радости и умиротворению ведущего. Совсем недавно Гадажжёнов одержал убедительную победу над игроками из своей тройки, и, таким образом, завоевал себе право сыграть в финале. И теперь, усевшись ря-дом со своим жутковатым приятелем, занимался тем, что перешёптывался с ним, обсуж-дая с необыкновенной живостью те свои недавние, чрезвычайно ловкие проделки и все обидные словечки в адрес ведущего, которые он умело ввернул пока принимал участие в игре. Все эти его старания тем, или иным способом пытаться раздражать, «поддевать» самолюбие ведущего, имели цель не только получать от этого удовольствие, что, вооб-ще, присуще всем бесам и демонам, являясь их природным свойством. Но также преду-сматривали и более дальновидные цели- нарушить весь ход Игры, и, в конечном итоге, испортить и сломать её до основания, вызвав общественный резонанс. В особенности их смешили те моменты, когда ведущий из- за своей глупости попа-дал в совсем простые, дурацкие ловушки, которые ему очень ловко подстраивал, Гадаж-жёнов. Эти их перешёптывания порою заканчивались абсолютно идиотскими выходка-ми. От переизбытка поганых своих эмоций, оба разом иногда вдруг срывались со своих мест, заходясь в отвратительном, обезьяньем визге, сопровождаемом самыми нелепыми ужимками и прыжками.                Боль и негодование, закипало в, израненных, сердцах ведущего и старшего ассис-тента, от всех этих безобразий, они буквально скрежетали зубами, едва удерживаясь от нестерпимого желания, немедленно сорваться со своих мест, и вышвырнуть из студии и, вообще, из Телецентра, вконец обнаглевших, и, уже не знающих себе удержу, негодяев. Но чувство долга и большая ответственность за, выполняемую ими, работу, удерживало их обоих всякий раз от этого довольно опрометчивого и импульсивного порыва. Ведь, они ещё пока верили в возможность довести запись передачи до своего логического кон-ца, для чего и стремились всеми своими силами сохранить на Игре, видимый, порядок, и старались избегать и тушить малейшие поводы к возникновению ссор и конфликтов. И, таким образом, теперь, к настоящему моменту, большая часть передачи, худо- бедно, но была уже записана на носители, и всё лишь благодаря многих и многих их сов-местных, стоических, невидимых, стороннему, взгляду, усилий. И потому, если бы слу-чилось то самое, непредсказуемое, когда б не выдержали они и сорвались, отступив от, избранной ими с самого начала, линии поведения, поддавшись секундному, безотчётно-му чувству, и, бросившись на негодяев, немедленно вышвырнули их отсюда вон! Тогда, немедленно, была бы похоронена вся работа, проделанная их коллективом, с такими трудностями и небывалым напряжением нервов.                Но вот, уже наступил финал, и бесстыжая рожа Гадажжёнова вновь замаячила над игровым барабаном,-- подарки в студию!-- объявил он голосом короля, повелеваю-щего немедленно отрубить голову своей последней фаворитки. И тогда из первого, зри-тельского ряда медленно поднялась вoплощением загробного ужаса огромная, согбенная фигура приятеля Гадажжёнова с какими-- то бумажными кульками и свёртками в его, заросших волчьей шерстью, лапах. Тяжко ступая, он медленно двинулся к игрокам, мо-лчаливо томившихся возле игрового барабана, в ожидании очередного раунда Игры. И в ту же секунду что-- то в студии будто прорвалось. Среди зрителей, мятущейся, волной пробежал панический шёпоток,-- это что!! Я что- то, не… Я не врубаюсь, это, кто ж- та-кой?- И сейчас же на всю студию раздался визгливый, истерический, женский крик,- Бо-                же мой, какой ужас! Я не могу..!?— Это истерически взвизгнула дамочка из финальной тройки, и она, пометавшись в узком промежутке возле Колеса, вдруг довольно быстро «рванула» в сторону выхода. И сей-- час же другая уже дама, более солидная, лет сорока, сидевшая во втором зрительском ряду, тоже внезапно мертвенно побледнев, со стоном вскочила со своего места, и, пробравшись к краю трибуны, мелкими шажками быстро засеменила к выходу. Причём, всего какую- то минуту назад обе, почему- то, совсем не обращали внимания на, согбенную, фигуру в широкополой шляпе, сидевшую в первом, зрительском ряду, а в очень весёлом настроении наслаждались всем, происходившим на Игре: галантным и таким остроумным ведущим, но более всего смешными выходками Гадажжёнова и, конечно же, самой Игрой, столь непредсказуемой и странной. Все эти неожиданные проявления страха и истерии явно указывали на то, что в студии назревает паника, которая вот- вот должна разразится, и тогда- то неминуемо произойдёт, самое ужасное, то, чего более всего боялись ведущий и старший ассистент. И ведущий в этой очень опасный, критический момент проявил себя с самой лучшей сто-роны, он нашёлся почти мгновенно, ни на секунду не промедлив, не сплоховав, и в коне-чном итоге ухитрился спасти положение. Немалый опыт и превосходное чутьё на такие вот ситуации дали ему возможность своевременно уловить тот первый, едва уловимый, импульс паники, и своевременно его блокировать, когда была ещё возможность исправ-ить положение. Ни секунды не медля, он сразу же бросился к выходу, наперерез беглянк-ам, с самыми нежными, успокаивающими, словами,-- спокойно, спокойно, дамочки, я вас поддержу, со мной вы в абсолютной безопасности,-- и успел перехватить обеих почти уже в дверях. И потом мягкой, мужской своей магией привычно погасил их панический порыв, и потом неспешно повёл их обратно, каждую на своё место, успокаивающе журча поочерёдно то одной, то другой на ухо,-- ни о чём не беспокойтесь, и, главное, не бойтесь ничего, ведь, я всегда с вами.--                --А тот- высокий, сутулый, которого вы так испугались, он- наш, наш же собственный актёр, Спиридон Горюжданов! Его совсем не надо так бояться, Он просто- в костюме, загримирован, чтобы немного сгустить обстановку, и потом всем посмеяться..,-- объясн-ял и успокаивал их ведущий достаточно громко, чтобы слышно было и всем остальным в студии. И, таким образом, сумел, погасил, вот- вот уже готовую разразиться, панику, и, очень умелыми действиями. При этом он то и дело бросал косые, пугливые взгляды на Гадажжёнова, очень опасаясь его противодействия, или какого- ни будь подвоха. Но тот промолчал, видимо, не желая привлекать, повышенное, внимание к своему мохнатому приятелю.  И тогда, когда всё уже в студии начало постепенно успокаиваться, и приходить в своё обычное, нормальное состояние, всё вдруг испортил какой- то злостный шутник из задних, зрительских рядов. Видимо, вконец разбаловавшийся, и чересчур обнаглевший, от атмосферы вседозволенности, постоянных споров и бесконечных заковык, случавш-ихся в Игре, этот зритель надумал пошутить. И это получилось у него куда как не к ста-ти, очень неловко, и привело снова к тем же самым неприятностям, от которых едва то-лько успели избавиться. Тем более, что ещё и шутка- то его оказалась чрезвычайно глу-пой и очень старой, и могла позабавить, разве только самых невинных, неоперившихся юнцов.                --Ой, ой!-- крикнул он противным фальцетом,-- я тоже боюсь,» И сейчас же все головы в студии повернулись в его сторону, вместе со всеми повернулся и горбатый «Голем», про-должавший держать в своих мохнатых лапах какие- то свёртки, кульки, и довольно об-ъёмистую коробку. И тогда уже все смогли полюбоваться на его ужасающую рожу и мох-натые лапы. Результат неожиданного, всеобщего знакомства с существом непонятным и очень страшным превзошёл всякие ожидания. Все дамочки, находившиеся в студии, и, ещё минуту назад, так мило «щебетавшие», в веселом обсуждении от, только что увиден-ного, к ним следует обязательно добавить и некоторых мужчин, не отличавшихся, урав-новешенной, психикой, все они, вдруг разом смертельно побледнев, отпрянули назад. Немало добавило страхов и то, что опасный зверь, не только повернулся к ним, но и сде-лал несколько шагов в их сторону. Всё это закончилось тем, что они все, отличавшиеся чрезмерной чувствительнос-тью и боязливым характером, из- за, охватившего их тот час же, неудержимого страха, повскакали со своих мест, и начали искать себе безопасное прибежище, спешили скорее убраться подальше от опасного зверя. И, в конце- концов, все спрятались в узком проме-жутке, между стеной студии и высокой перегородкой, в которую упирался последний, зрительский ряд, загородившись стульями. Сутулый бес не смог, конечно, осмыслить своим, далеко не выдающимся, умом причин, столь скоропалительного, панического их бегства. И отозвался на все эти стра-нности недоумённым вопросом,-- что!?--                После чего надолго умолк, продолжая туго соображать и «переваривать», всё про-изошедше, своим, несовершенным, мозгом, но потом в его чугунной голове, наконец, что- то сработало. И тогда он осклабился в жуткой ухмылке, обнажив свою клыкастую, звериную пасть, привнеся тем новую волну страхов в, было немного ожившие духом, се-рдца зрителей, игроков и той части технического персонала, что оказалась в опасной близости от него. Возможно, что это тяжкое его мысленное усилие было как— то связано с подарками, которые он продолжал держать в своих лапах. Но так ли это, или же что-- то другое «варилось» в его голове, понять было трудно. Во всяком случае он вскоре что-то прорычал, будто водопроводная труба в ночной, неурочный, час внезапно прорвалась  от засора,-- я подарки давать всем буду! Идите, берите чего тут у меня.--
                Драгоценности в подарок игрокам и зрителям.

Однако, такого смельчака, не побоявшегося, принять из его невообразимых лап те свёртки и коробку с неизвестным содержимым, в студии не нашлось. И тогда, недоу-мённо обозрев, перепуганных, людей, он вытащил из своих «подземных глубин» вопрос к своему дружку-- прохиндею,-- чего они не берут-- то, Асгард?--                --Напугал ты их. Очень напугал, Дагон, ну, помнишь, как мы их там, у нас? Они теперь шевельнуться от страха боятся! А ты в голову это особенно не бери, иди сядь, посиди не-много, пока я с ними разбираться стану.--                Дагон, кивнув своей ужасающей мордой, покорно последовал  совету своего, обо-ротистого, дружка, уныло проскрежетав,-- ладно, тебе видней. Коли так, давай, дели сам им всё,-- и, выложив свои кульки и коробку на плоскую поверхность Колеса Желаний, угрюмо побрёл на своё место в первом зрительском ряду. Всё, прилегающее к нему, про-странство- весь первый зрительский ряд, также н все три последующих были теперь пу-сты, благоразумно оставленные, бежавшими в страхе, зрителями. И Гадажжёнов немедленно принял это приятное дело в свои руки, заранее уже ли-куя от всех тех будущих зрительских восторгов, восхищений и благодарностей лично ему, такому щедрому и великодушному!                --Внимание! Важное объявление! Граждане зрители и игроки!- Объявил он, схватив ми-крофон, стоявший поблизости на стойке.                --Мы привезли вам сегодня много подарков, чтобы вам хорошо запомнился этот особен-ный, очень необыкновенный день. Теперь не стесняйтесь, можете подходить сюда и вы-бирать то, что вам понравилось.                –И вот ещё что, каждому разрешается брать по шесть подарков, два больших ичетыре маленьких, и, главное, никого не бойтесь, товарищи, всё это я специально для вас вёз!-- С этими словами Гадажжёнов с треском разорвал бумажную обёртку, в которую была завёрнута большая коробка, снял крышку, аккуратно перевернул, и на гладкую поверхность Колеса, сверкая искрами, посыпались груды чУдных, прозрачных, искря-щихся, камешков. Отдельно он высыпал камешки большие по размеру, и камешки дру-гого цвета, от золотистого до ярко красного, и от бледно зелёного до густо синего цвета. И сейчас же среди зрителей, которые находили ещё в себе силы оставаться на своих пре-жних местах, но также и в той их части, которая по началу скоропалительно смалодуш-ничала, бежав со своих мест, но потом всё же нашла в себе силы пристроиться неподалё-ку от выхода, произошли сильнейшие волнения и внутренние, душевные борения. Их результатом явилось то, что вскоре отыскались и среди них первые желающие. Как и всегда в таких случаях, ими оказались самые решительные и предприимчивые. Они по-дходили настороженно, и на лицах их «читалось» недоверие и готовность, при первых  признаках подвоха всё обратить в смех и шутку. С недоверием всматривались они в, ра-ссыпанное на Колесе, восхитительное великолепие, целое море красивых, искрящихся, камешков. Самые опытные деловито царапали ими стекла очков или зеркальца, и, на-конец, убедившись, что никакого подвоха нет в помине, уже более не могли себя сдержи-вать. Они с жадностью целыми горстями хватали, искрящуюся, драгоценную россыпь, рассовывая её по своим сумочкам, портфелям, или же за неимением оных, по своим кар-манам, восторженно восклицая,- алмазики, алмазики, настоящие!--                --Отставить! Прекратить хапанье немедленно! Забыли о чём я вас всех предупреждал,-- Гадажжёнов подходил к тем, кто вконец обнаглев, хапал и рассовывая себе по карманам всё подряд. Он бесцеремонно у таких вытряхивал содержимое их сумочек, пакетов и ка-рманов на поверхность Колеса,-- напоминаю ещё раз, каждому брать по шесть, только по шесть! Два- больших, четыре- маленьких.--                И вскоре уже всё множество тех, кто находился в студии: зрителей, игроков, осве-тителей и, мало ли кто ещё по воле случая здесь оказался, в нужное время, в нужном ме-сте, вся их масса бросилась к вожделенному источнику счастья и богатства. Но каким- то чудом Гадажжёнову всё- таки удавалось их вовремя останавливать,-- не все сразу, то-варищи!—Зычно орал он.-- Соблюдайте очерёдность, в очередь, в очередь! Стройтесь все в очередь! Всем хватит, не бесп…--                --Это что такое! Немедленно прекратить безобразие!— Крикнул ведущий каким- то нео-жиданно неистовым и пронзительным голосом. Только теперь нашёл он в себе силы это сделать, когда безумная страсть наживы уже зашла слишком далеко, и охватила буква-льно всех. По непонятным причинам он пропустил тот самый главный, самый критиче-ский момент, когда Гадажжёновым затевалось, и уже фактически началось это лукавое, исподволь разжигаемое им, кипение самых пагубных, нездоровых страстей в зрительс-кой среде, а потом уже и среди всех, кто оказался в это время в студии. Он непоправимо опоздал с принятием решительных мер, чтобы остановить это безобразие. В полной мере всё это относилось и к его главному помощнику- старшему ассистенту. Причина такого временного их «выключения» из очень важных событий, проис-ходивших возле игрового Колеса, в которые они просто обязаны были вмешаться и пос-тараться не допустить их дальнейшего развития, так до конца и остались ими непоня-тыми. И вот что ещё характерно, всё то время, пока Гадажжёнов распоряжался и расп-ределял свои подарки на поверхности Колеса, устанавливал очередность среди, рвавши-хся к нему, получить свою долю, отнимал их у тех, кто, в конец обнаглев, и потеряв пос-леднюю совесть, хапал камешки вне всякой меры, ведущий и старший ассистент, пре-бывали в каком- то странном оцепенении. Оба стояли почти рядом с Колесом с, вытара-щенными в изумлении, глазами, будто поражались, внезапным одичанием зрителей и игроков и всех остальных, тотчас же, с немалым остервенением, присоединившихся к ним, которые, казалось бы, ещё совсем недавно казались такими милыми и рассудите-льными  гражданами, и ничем не обнаруживали столь отвратительную суть своей нату-ры.
                «Немедленно прекратить безобразие!» Страшная вакханалия.

И вот только теперь, придя в себя, ведущий возмутился духом, обретя, наконец, силы, противостать, творившемуся перед ним, безобразию. Но немедленно осуществить, задуманное, как ни желал он этого, он не мог, его задерживал старший ассистент, кото-рый по- прежнему оставался ещё в этом, изумлённо очарованном, состоянии. Ведущий, с недоумением и неприязнью оглядев его, принялся энергично трясти его за руку со сло- вами,- не спать на работе, не спать!- Стараясь побыстрее привести его в чувство.                Его энергичные действия, в немалой степени ошеломив старшего ассистента, тем не менее, вскоре возымели на того действие, он очнулся из своего странного состояния. Дурацкая гримаса постепенно сползла с его лица, оно сморщилось, выражая протест, насильно разбуженного, человека. Ведущий же, не давая ему ни секунды передышки, хотя бы немного, опомниться и прийти в себя, уже показывал ему на то, что творилось возле Колеса. И тогда уже оба они кинулись в толпу, окружавшую игровой барабан, пы-таясь загораживать доступ жадным, тянувшимся к дармовому богатству, рукам.                –-Вы опять, Гадажжёнов, устраиваете здесь безобразие, настоящий бедлам! Уводите, ув-одите их всех скорее отсюда!— Неистово крикнул он своим ассистентам, и те, быстро по-дбежав, начали с немалыми трудностями оттеснять и оттаскивать их всех от Колеса, страшно недовольных и упиравшихся, что им не дали получить свою часть таких дорог-их, очень нужных им всем подарков.                --Учтите, Гадажжёнов, теперь вы попались по- настоящему, и вам помочь я уж никак не смогу! Неужели вы не знаете, что за такие дела вам тюрьма грозит! Законы не для вас писаны, читать их вы не желаете, и устраиваете здесь бог весть что! Запомните, по на-шему Законодательству оборот драгоценных камней между физическими лицами запре-щён, категорически!--                --Ой, ой, ой! Как плохо-- то мне, он меня убьёт сегодня!-- Заохал тяжко Гадажжёнов, не-ожиданно глухим, и каким- то, ещё неслыханным от него, голосом, покрываясь сплошь очень странным, тускло- серым налётом. После чего выкинул, совсем уж непотребное. При том, вдруг загоревшись совершенно дикой, необузданной злобой, он неистово крик-нул каким- то визгливым и противным голосом,-- дался ему Этот! Поминает Его каж-дый раз, надоел совсем, сука!!--  Эта, совершенно недопустимая, откровенно хулиганская его выходка во всякое другое бы время непременно возмутила бы большинство, здесь собравшейся, публики, и, уж во всяком случае, на  это непременно бы отреагировал тотспециальный персонал, что был ответственен за  поддержание в студии надлежащего порядка. Но, увы, в дан-ный момент внимание абсолютно всех было со средоточено а, вернее, буквально заворо-жено, созерцанием того восхитительного, блестящего богатства, что «щедрой» рукой Га-дажжёнова было рассыпано на поверхности игрового барабана, и в результате и эта бе-зобразная его выходка должного отпора не получила. Через несколько секунд он уже сумел совладать с, одолевшим его внезапно, недуг-ом. И, как ни в чём ни бывало, опять было принялся без удержу болтать, как вдруг, бу- дто сразу всё вспомнив, набросился на ведущего со словами,-- ну, снова же опять, как всегда! Всё нам испортил!--                --Он всю Игру поломал, ничего делать не даёт. Всем мешает, зараза!— С досады от, одо-левшего его снова, необузданного, приступа бешенства, он яростно махнул рукой по по-верхности Колеса, и тогда на тёмный ковролин, устилавший пол студии, горя всеми ог-нями радуги, посыпалась чудесная, искрящаяся, разноцветная кисея. И тогда случилось то самое страшное, то, не очень ясно и определённо засевшее в головах ведущего и старшего ассистента, чего они, почти не сознавая, всегда боялись бо-лее всего. Потому что сейчас же все, кто находился в это время в студии, в особенности же те, кто стоял поблизости от Колеса, в том числе и операторы, и осветители, да, и все остальные, побросав свои прожектора, мониторы, и стулья, попадали на колени, на мяг-кий  пол студии. Все принялись усердно ползать по полу, подбирая и выковыривая из его мягких «зарослей» искрящееся, дармовое богатство.                –-Да, что ж такое! Ты что делаешь, сукин сын, скот настоящий!— Истерическим, страш-ным и, никогда ещё никем от него не слыханным, голосом крикнул ведущий, и этот странный звук его голоса дребезжащим стеклом разлетелся по всей студии. Но, увы, аб-солютно никто из, снующих по полу, даже не обернулся на этот его, пугающий, своей не-обыкновенной вибрацией крик.                Постояв растерянно над, творившейся перед ним на полу, вакханалией, он повер-нулся к первому, кто в эту минуту всеобщего безумия оказался рядом, то был старший ассистент.-- Я вас очень прошу, я уже не могу с ним! Вы же сами видите, что он вытво-ряет здесь, гоните его отсюда ко всем чертям, все нервы мне измотал, cкотина!--                –-Я-- то выгоню, вопросов нет,— поразился старший ассистент,-- но не понял, кто же то-гда за него в финале сыграет?--                –-Да…, кто за меня сыграет!?-- Червём влез в чужой разговор Гадажжёнов, уловив чут-ким ухом его суть, и тут же с своими обычными, наглыми смешками и  издевательски-ми ухмылками принялся что- то доказывать ведущему, и при том ещё настойчиво сов-ал ему в руки какую-- то сальную бумагу довольно непотребного вида. А ведущий к эт-ому времени, к сожалению, уже пребывал в довольно плачевном и даже упадническом состоянии духа. Источником тому была постоянная неудовлетворённость тем, как скла-дывалась Игра, то и дело ускользавшая, и не дававшаяся ему в руки. Это его состояние немало отягощали помимо прочего неистощимые ужимки и выверты Гадажжёнова. Вот и сейчас он настойчиво лез к нему с каким- то своим, наверняка глупым, вопросом, не отступал, и всё настаивал на чём- то,-- вы прочтите, прочтите, начальник, а то я знаю вас, начнёте потом опять кричать ваши глупые, «посажу, посажу!» У меня сердце, оно тоже- не казённое.--  Ведущий, пребывавший некоторое время в состоянии унылого само- капания,  принужден был вернуться в, творившийся вокруг него, хаос и сумятицу нездоровых страстей. Но читать поганую бумажку, которую с прежним упорством продолжал ему совать Гадажжёнов, было выше его сил. И от, давно уже кипевшей в его сердце, досады, в нём тотчас же, словно, подожжёная, спичка, вспыхнуло сильнейшее раздражение. И, целиком руководимый, этим внезапным своим, горячим импульсом, он взял Гадажжён-овскукю бумажку, и тут же было собрался её разорвать в клочья. Но, стоявший здесь же поблизости, и наблюдавший за его действиями, старший ассистент оказался начеку, он вовремя успел вырвать бумагу, не допустив тем самым потери, возможно, важного доку-мента. С удивлением и долей презрения оглядел он своего, потерявшегося, шефа,-- так же нельзя, документ всё-- таки!—                Развернув помятую бумажку, он отошёл с ней поближе к свету и углубился в чте-ние. --Вот это да,-- криво усмехнулся он, осилив её содержимое,-- так и знал, этого стер-веца голыми руками не возьмёшь, ведь, всё предусмотрел, гад!--                Подойдя  к ведущему, отчуждённо стоявшего у Колеса исполнения желаний, он тихо доложил ему на ухо,- у этого,-  такая справка, что он этими самыми алмазами полы стелить может.--                --Откуда?—Поразился ведущий,-- ты мне одно лишь скажи, откуда он смог их достать, работая на какой— то своей задрипанной, мухосранской, ткацкой фабрике?!--                --Видишь ли, Артур,-- старший ассистент впервые за всё время своей работы на Телеце-нтре, в этой студии, с удовольствием позволил себе так вот запросто обратиться к свое-му начальнику, никогда прежде не допускавшему в отношении себя подобных вольнос-тей,-- город Адов это— небольшой, рабочий городок в Якутии. Он возник при «трубке», там у них, где алмазы добывают, а вот материю свою для костюма он заказал совсем в другом месте-- в городишке по соседству, в двадцати километрах от Адова.--  Пояснения подчинённого, и эта его нарочитая вальяжность в общении с ним, нем-ало добавили, и в, без того уже подавленное, состояние ведущего. В ответ он только и смог, что сокрушённо простонать.– Ладно, разрешаю, давайте им всё, суйте им сколько хотите, хоть в ж.. пихайте!-- Он махнул рукой, отстранившись от безумия, которое без промедления, тут же снова охватило всех, столпившихся и нетерпеливо томившихся всё это время у Колеса и поодаль от него, ожидавших окончательного решения вопроса о во- зможности снова прильнуть им к дармовому богатству. Когда понемногу всё постепенно улеглось и успокоилось, и, позванный на пом-ощь, медицинский персонал немного подлечил ссадины и ушибы, полученные участни-ками, опять вспыхнувшего мгновенно нездорового ажиотажа, и все они несколько при-вели себя в порядок, Игра возобновилась, и кое— как пошла своим обычным, корявым чередом.
Правда, сыграть удалось, кроме Гадажжёнова, лишь одному узбеку, приехавшему из какого— то далёкого Ген- Зи- Юля. Ему выпало первым начинать Игру, и он сделал  первый ход, но ход этот у него  получился очень глупым, потому что в качестве первой, отгадываемой, буквы он отчего- то выбрал букву «ы», прямо сказать, не самую ходовую, что в результате сразу привело к ошибке, и переходу хода. И вот, следующим- то игрок-ом как раз и оказался Гадажжёнов, а узбек фактически полностью выбыл из дальней-шей игры, как, впрочем, и все остальные трое игроков первой пятёрки. Все они никуда не девались, продолжая стоять здесь же, на своих местах, но никакого практического уч-астия в игре уже не принимали, выполняя в некотором роде фигуру умолчания. В процессе следствия узбеку, как и всем остальным, кто находился в это время в студии, задавались вопросы, среди прочих ему задали и такой вопрос,-- отчего это он на-звал такую не очень ходовую букву, тогда как существуют другие, куда чаще встречаю-щиеся, буквы?-- Вопрос привёл его в сильное смущение, и он по началу было замялся, но следователь надавил, и после многих  запирательств он принужден был отвечать. И вот как он объяснил свой глупый выбор,-- я не хотел «ы», я очень любить «ё», но пло-хой, очень злой шайтан влез в башку, кусал везде, очень больно кусал!--  И таким вот курьёзным образом ход неизбежно перешёл к Гадажжёнову, который уже, как говорится, «больше кия из рук не выпускал», и опять набрал очень много очк-ов. По сценарию Игры победителю полагалось играть в суперфинале, в нём в качестве супер приза разыгрывался— автомобиль, были и другие ценные и очень привлекатель-ные призы.

                «Хочу спеть!»

Ведущий, кляня Гадажжёнова про себя всяческими погаными словами, скрепя се-рдце, принуждён был объявить его победителем, и уже собрался было начинать финаль-ный этап за  приз Фортуны,-- но тут вдруг оказалось, что у победителя имелась своя осо-бенная, горделивая фантазия, о притязаниях на которую он немедленно и заявил,–- поз-вольте, начальник, спеть в минуту триумфа?— Обратился он к ведущему, при первых же его словах, начавшего неприязненно морщиться и отворачиваться, словно вдруг по-веяло чем- то, протухшим и дурно пахнувшим. Но удачливого финалиста эта физионо-мистика нисколько не смущала, он продолжал добиваться и настаивать на своём, -- хотя бы раз, сегодня можете обойтись без скандала,-- уродовал он свою непотребную рожу,на- глой ухмылкой, от которой, в самом деле, многие бы, очень вкусные вещи могли бы по-чти мгновенно испортиться. Гадажжёнов теперь уже почти не скрывал свой природный, чрезвычайно злобный норов, и он даже уже не просил, а требовал и настаивал на сво-ём. Согласно, существовавшим на Игре, правилам, время песен и плясок к финально-му этапу заканчивалось, но, увы, к этому времени, ведущий уже был практически мора-льно сломлен, возникавшими то и дело, неурядицами, но, главное той, напряжённой, ат- мосферой, сложившейся в студии, из- за постоянных стычек с Гадажжёновым. Он уже со многим смирился, и фактически уже не был способен активно противодействовать его хамскому натиску. Да и, кроме всего прочего, ему отчётливо уже была видна вся прова-льная суть Игры, напрочь загубленная этим, продолжавшим егозить возле Колеса жела-ний, прожжённым, аферистом. И поэтому, исходя из этого, уже абсолютно очевидного для него факта, исключительно лишь ради спокойствия и умиротворения игроков и зрителей, приехавших сюда из, бог— весть, каких дальних, российских углов, он и ста-рался всё- таки довести игру до её логического конца. Только из этих своих соображе-ний, отчётливо возникших в его голове в эту минуту, он и махнул безвольно рукой, да-вая тем самым своё разрешение неугомонному певуну делать то, чего тот с таким напо-ром от него добивался. При этом в жесте его явно угадывались пренебрежение и даже откровенное презрение к, просившему, так что этот безвольный его жест можно было бы изъяснить примерно такими словами: «Давай, собака, делай своё поганое дело!» Певуна ни в малейшей степени не покоробил оскорбительный взгляд и жест веду-щего, он немедленно испустил дикий, восторженный крик, после чего без промедления полез на эстраду, а забравшись на неё, снова выкрикнул что- то в том же торжествующ-ем духе. Одновременно он принялся ободряюще махать зрителям своими непомерными ручищами, как бы ободряя их, притихших и не понимавших, чего же им теперь такое ждать от этого, распоясавшегося вконец, игрока. Певец же приготовился издавать сладостные звуки, по началу он было попытался принять, соответствующую для этого вдохновенного дела, несколько скорбную и том-ную мину, но, увы, вышло что- то совсем уж жуткое и неприятное, отчего зрители из со-седних с эстрадой рядов дружно зашикали. И тогда, собственно, сразу и началось пение, и, вопреки всем сомнениям, и даже, родившемуся сначала в зрительской среде, недове-рию к певческим способностям ловчилы- игрока, оно оказалось выше всяких похвал. И даже сам ведущий, наедине с собой, вынужден был отдать ему должное, правда, внешне он ничем этого не показал. Голос Гадажжёнова был наделён удивительной, восхититель-ной прелестью, а уж коли выражаться совсем точно, поганец владел тем изумительным голосом, каким обладал наш великий бас прошлых лет.                --На земле весь род людской,…,-- пел он, наполняя своим невыразимым по красоте тем-бра и мощи голосом всё студийное пространство, от этого голоса сладко замирало у слу-шателей сердце, и хотелось снова и снова впивать в себя этот сладостный, звуковой нек-тар.                Но некогда уже нам слушать, завораживающее, пение Гадажжёнова, поскольку  уже вскоре возле Телецентра должны появиться наши воздушные путешественники, иг-умен и  старец Нафанаил. Поскольку появление их в студии совсем не пустяк, но неиз-бежно привнесёт в её, и, без того напряжённую, атмосферу, свой особый колорит и даже, вполне вероятно, её переменит коренным образом. И это их скорое появление с большим нетерпением и даже некоторой долей волнения поджидал Егор Фомич, занимавший за-метное  положение в этом известном, познавательном и развлекательном учреждении. К сказанному, по— видимому, следовало бы ещё добавить (исключительно дабы лишь на-помнить нашему читателю), что целью их появления в этом достойном учреждении бы-ло изгнание из стен его огромной массы существ необычных, отличавшихся, чрезвычай-ной коварностью, назойливостью и злобой. А также, что существа эти, к несчастью, как раз и имеют великую склонность во множестве поселяться, именно, в таких, очень весё-лых и уютных местечках. Их неодолимо влекут туда такие, трудно ощутимые нами, но хорошо видимые бесами свойства человека, как гордыня, алчность и подлое смехотвор-ство. Весьма возможно, что в нас есть многое и ещё чего— то такого, о чём, милый чита-тель, нам, пожалуй, сейчас даже лучше бы и не задумываться, дабы не окунуться по нео-сторожности в какую— ни будь такую дрянь, что потом неделю будешь ты ходить и кру-тить головой, плеваться и содрогаться при одном лишь зыбком воспоминании о ней. А надобно признать, что подобного «добра» в многочисленных студиях, уютно расположи-вшихся в стенах Телецентра, в иные дни и часы, а особливо в вечернее, но так же и в но-чное время, подготавливалось по наущению бесов, а потом и выбрасывалось зрителям такое несметное количество, что сами бесы от буйства чрезмерной радости, охватывав-шей их в те мгновения, когда им удавалось своими вкрадчивыми шёпотками и подс-казками внушить сценаристам и режиссёрам передач свои гнуснейшие измышления, и, таким образом, в будущем заполучить себе их души. Но главная—то беда заключалась в том, что впоследствии повреждались души многих зрителей, кто был очарован и соблаз-нён этими их зрелищами, и кто будет впоследствии неизбежно увлечён бесами в их ужас-ные, подземные страдалища. Пока же всё то, пребывавшее здесь, бесовское скопище от души выламывалось, веселилось и гуляло порой до утра, проводя время в своих бесов-ских вакханалиях, танцах, и нескончаемых хороводах.               
                Мальчишка и всё то, что он увидел.

Но посмотрим, как всё происходило на самом деле. До Телецентра святой Паисий добрался вместе с игуменом без каких-- либо особых приключений, и потом благополу-чно произвёл себя и игумена из бестелесного состояния в телесное, приютившись в укро-мном местечке между тощих кустиков, с теневой стороны здания Телецентра. В процес-се этого удивительного таинства он старался оставаться вдали от досужих, посторонних взглядов, так что этот поразительный процесс остался практически ни кем не замечен. Но, как оказалось впоследствии, всё-- таки уберечься полностью им не удалось. Одни, очень любознательные, и всё примечающие, глаза успели заметить и внимательно рас-смотреть это очень странное и необычное явление. Обладателем их оказался тринадцатилетний мальчишка, валявший неподалёку дурака, и нетерпеливо поджидавший в скверике Телецентра свою маму, по удивитель-ному стечению обстоятельств как раз и работавшую, именно, в этом, ценимом многими москвичами и, даже признаваемым ими очень престижным и интересным, учреждени-ем. Заметил необычайное явление он по нелепой случайности, и поводом к тому пос-лужило его вынужденное безделье. Мама велела ему обязательно дождаться её, пока она не закончит на работе все свои какие-- то очень важные дела, и потом она твёрдо ему об-ещала выполнить то, чего он с таким упорством и надеждой добивался и выпрашивал у неё уже целых три последних месяца, а, именно, чтобы отправиться вместе с ней в один очень большой и известный всем универмаг, и, наконец, купить ему такие славные и оч-ень ему нужные роликовые коньки. Вот тогда- то Витька Перевёртышев узнает, как по настоящему нужно кататься на этих коньках. И теперь, когда желанная цель была от него уже буквально в двух шагах, он при-нуждён был здесь ждать и проводить это томительное время в этом очень скучном, неп-риятном месте, заставленном сплошь множеством машин, кучно лепившихся к высоко-му, стеклянному зданию. Вот из— за этого, ища себе хотя бы какую-- ни будь забаву, по-зволившую бы ему немного развлечься, и как-- то скоротать, так медленно и томитель-но текущее, время, он и сдвинулся немного в сторону, в направлении чахлых кустиков, высаженных сбоку от Телецентра.                Сунулся же он туда только потому, что вдруг заметил нечто, лежащее, среди куст-ов, а, именно, сильно запылённый, да, к тому ж ещё и, порванный, зелёный мячик с нес-колькими, опоясывавшими его, белыми полосами разной ширины.  Конечно, в другое бы время он даже на него бы не взглянул, но теперь, и он годи-лся ему на то, чтобы немного развлечься в нехитрой забаве-- попинать его ногами, вооб-ражая себя самым ловким и быстрым среди всех, известных ему, игроков в футбол, за-бивальщиком голов-- Олегом Блохиным. И вот он уже было направился к тому месту, где застрял среди ветвей этот непри-глядный мяч, как откуда— то в воздухе, здесь же поблизости, само собой возникло не-кое, быстро мельтешащее, коричнево-- зелёное облачко. Едва заметив его, он тут же, ни секунды более не медля, что есть силы кинулся бежать прочь от него, этого, крутящего-ся с сумасшедшей скоростью, очень подозрительного и поэтому опасного мутного облач-ка, и так бежал он всё далее от него, и тем самым постепенно удалялся от Телецентра, пока совсем уж не выбился из сил, и не понял, что он уже в полной безопасности. Причи-ной же его испуга и поспешного бегства при взгляде на это, очень странное, пёстрое об-лачко, было, собственно, не само это облачко. Подумаешь, чего бояться- то его, мы и не такое видели! Но тут ему в голову, неизвестно откуда, пришла очень страшная, цепеня-щая и, немедленно охватившая его всего, мысль, и прежде всего его сердце и голову, что вот— вот эта дурацкая штука сейчас взорвётся, и тогда уж- всё, прости-- прощай насовс-ем эти, такие милые, и уже совсем реальные роликовые коньки, а также и мама, и Вить-ка Перевёртышев с его противным выпячиванием каких— то его, якобы необыкновен-ных, способностей, и, вообще, буквально всё тогда исчезнет!                Но, убедившись, теперь, что он уже вроде бы в безопасности, и находится на дос-таточном удалении от непонятного, опасного и мутного облачка, мальчишка быстро присел на корточки, и всё своё внимание снова обратил на непонятный, пёстрый, быст-ро вертящийся шар, или скорее на какой— то переменчивый клубок-- облачко. Чтобы уж до конца разобраться нам с этим мальчишкой, следует сказать, что вообще-- то он эти самые взрывы очень как любил, хотя и несколько их побаивался. Такие  противоре-чия встречаются и не только у таких хулиганистых мальчишек, как этот, но даже и у вполне взрослых людей. Они, как бы это сказать вернее, совсем не редкость, как могло бы это показаться с первого взгляда. Так что мальчишка буквально впился взглядом в то место, где впервые заметил разноцветный, мельтешащий шар, и, как оказалось он никуда не исчез, и ещё продол-жал вращаться, постепенно увеличиваясь в размере, и буквально на его глазах чернея. И вот так, постепенно, из него сформировались два довольно необычных, и никогда ещё им невиданных дотоле, очень странных по своему обличию человека. Оба оказались в длинных, чёрных до пят одеждах, из которых один показался ему глубоким стариком, а второй был по моложе, но тоже далеко не юноша.                От столь поразительного, в своей исключительной невообразимости, явления, причём не только ранее им никогда не виданном, но о чём он даже никогда и ни от кого не слышал, цепенящий ужас крепкой хваткой сжал его нежное, детское горло. Вследст-вие чего, как только началось это поразительное превращение, он впал в некоторое по-добие ступора, и был способен лишь на то, чтобы хватать ртом судорожно воздух, чтобы совсем не задохнуться. Это неизбежно ввело его в другое, ещё более не приятное, тягост-ное состояние— безостановочной, мучительной икоты. Собственно, из-- за этой самой икоты он и был обнаружен святыми отцами, которые поняли, что утаиться им не удал-ось. В результате им пришлось терять драгоценное время на разговоры с мальчишкой, ведь, оставлять его в таком плачевном состоянии, было никоим образом нельзя. Поэто-му они поспешно подошли к нему, и затем святой Паисий одним лёгким движением пер-ста снял с него икотную муку.                –Чего ты, мальчик, так испугался,-- ласково заговорил с ним игумен, святой же Паисий предпочитал помалкивать, долгие годы затвора отучили его от легкомысленных бесед с мирянами. Мальчишка в первый момент дичился, боясь общению с людьми, способны-ми на такие поразительные превращения, о которых он никогда раньше не слышал, и даже не видел в самых захватывающих кинофильмах, признаваемых всеми его друзья-ми за высший сорт, и, что особенно ценно, признавал это и, непререкаемый в их компа-нии, авторитет-- сам Витька Перевёртышев. Тогда святой Паисий лёгким касанием руки слегка затуманил сознание мальчиш-ки, вследствие чего его воспоминания об увиденном, странном явлении приобрели хара-ктер чего-- то очень неопределённого и далёкого. Так что его воспоминания обо всём, случившемся, постепенно отодвинулись в его сознании в самые дальние уголки памяти, и, в конечном итоге, он почти полностью всё позабыл, и потому с удивлением и долей опаски смотрел на этих незнакомых и странных людей в чёрных мантиях, с какой-- то стати заинтересовавшихся им.                Святые отцы, наконец, поняли, что, нечаянно возникшая у них, забота о совсем не нужном свидетеле необычного их появления в этом месте, отпала, и они, перекрестив на дальнейшую, добрую жизнь мальчишку, и тем самым перепугав необычайно одного  проказливого чертёнка, неотлучно вертевшегося возле него, и уже считавшего, что осо-бых проблем у него с этим озорным мальчишкой не предвидится, и ему удастся уже в скором времени научить его очень многим весьма скверным штукам, чем собственно он и завлечёт его в свои сети, и, в конце-- концов, достигнет той, постоянной и никогда не покидавшей его, цели-- заполучить, повреждённую, душу мальчишки. Таким быстрым и, весьма, действенным способом, преодолев, было возникшее пе-ред ними, затруднение, святые отцы со спокойным сердцем направились на встречу с Егором Фомичом, чтобы всё-- таки попытаться освободить такое просветительское, ин-формационное и развлекательное учреждение, как Телецентр, от, захватившего его, бе-совского воинства. Но едва только они успели сделать несколько шагов в направлении центрального входа, как до них донеслись чьи-- то очень резкие до скандальности и гру-бости выкрики, и тогда они сразу же заметили какую-- то, чрезвычайно рассерженную, женщину, бегущую им навстречу, и, явно проявлявшую свою злость и раздражение по их адресу.                Святым отцам не стоило больших трудов догадаться, что причиной её гнева было их общение с мальчишкой, что, по всей видимости, она очень тревожилась за него, что они могут чем- то ему навредить. Они также догадались, что женщина эта каким- то об-разом была связана с мальчишкой, и, по всей видимости, была его матерью. Но теперь времени у них на улаживание и этого, возникшего внезапно, конфликта не оставалось совсем, поэтому святые отцы действовали быстро и решительно.                –Её бесы распаляют!?-- убеждённо сказал игумен Паисию.                –Двое, отъявленных мерзавцев, один перед другим стараются, вытрющиваються, хвос-тами погаными крутят, суют ей всякую дрянь то в нос, то в уши,-- согласился Паисий,-- но мы сейчас их немного отрезвим, давай-- ка осени её своим целовальным.-- Результат от крестного знамения, исподволь положенного игуменом на женщину, прозябавшей долгие годы в лоне атеизма, превзошёл все ожидания. Ещё какую- то ми-нуту назад она готова была с великим ожесточением нападать на них, обвинять во всех смертных грехах за приставание к её любимому сыночку, теперь же, едва только они с ней поравнялись, она отчего- то вдруг пошатнулась, и едва не упала, но святые отцы ус-пели её вовремя поддержать. Это было внешнее проявление той немедленно, начавшей- ся в ней, внутренней перемены, ещё мало чем обнаруживаемой, но она началась в ней почти сразу под благодатным воздействием святых старцев.                Уже вскоре, когда по не многу она начала приходить в себя, выяснилось, что же-нщина эта абсолютна лишена того внутреннего раздражения и злобы, которые в ней бу-шевали ещё какую— то минуту назад. И раздражение это с великой страстью и упорс-твом всё время «подогревалось» и «разжигалось» в ней всё теми же бесами. Теперь же, когда с помощью старцев, она ощутила в себе благое начало, она принялась горячо из-виняться и выражать им свои сожаления за свою несдержанность, поняв, что такие лю-ди никакого вреда её мальчику принести не могут. Уже не таясь, игумен снова осенил её крестом, а святой Паисий пошептал про себя какую-- то особенную, свою молитву, и по-том положил тоже на неё свой не совсем обычный крест. Бесы, в первое же мгновение опрометью рассыпавшиеся в разные стороны от свя-того распятья игумена, через некоторое время сбились в кучу, и с великими сожаления-ми и воплями издали наблюдали, как их упорные и длительные труды, и самые великие тщания погубить и, наконец-- то, заполучить себе в руки эту, пропащую, душу, в один миг пошли все прахом. Но более всего их удручали те очевидные, духовные перемены, которые тут же начали происходить в женщине, совсем ещё недавно так близко подсту-пившей к той черте, после которой уже начинаются очень быстрые изменения её души, обычно заканчивавшиеся её необратимым распадом. И только одним лишь прикоснове-нием святого креста весь их труд вот так сразу обратился в прах, все их упорные и дли-тельные труды! И от сознания этой великой своей потери такая ярость и злоба охватила их, что они буквально места себе не находили, изводя себя в каком- то бессмысленном, неистовом и безостановочном кружении на одном месте. Но нам уже пора, оставим эту женщину, и чертей, и поскорее последуем за святыми отцами, которые уже спешили к зданию Телецентра, ведь, в то самое время, пока они приводили поистине в божеский вид эту, павшую духом, женщину, они уже видели вдалеке Егора Фомича, который при-зывно махал им рукою, приглашая их поскорее последовать за ним. Конечно же, святые отцы не забыли, что в монастыре Федотья уже ждёт появле-ния святого Паисия, и ввиду их, возникшей, задержки, по всей вероятности, немало вол-нуется и переживает от неизвестности и, предстоящего вскоре ей, волнительного перелё-та к Телецентру. Что уж говорить о том скором, всем им предстоящем, участии в очень необычном и, явно, опасном деле! В немалой степени это волновало и самого игумена, то и дело мыслью он представлял в уме, как будет освящать огромную студию, заполнен-ную под завязку, разношерстной, праздно настроенной, толпой, и невольный страх схва-тывал порой его сердце. Он очень боялся упустить что- то существенное, проявить слаб-ость, когда великое множество бесов начнёт со всем своим бесовским неистовством им мешать и всячески противодействовать, устраивая свои хитрые ловушки и каверзы. В особенности его смущало присутствие в студии великого множества людей в тот, предс-тоящий ему, очень ответственный момент, когда он начнёт освящать помещение (в эт-ом, собственно, и состоял обряд изгнания бесов), совершенно нерасположенных, и никак не подготовленных к этому святому делу. Между тем, святые старцы вскоре сообразили, что им, по- видимому, совсем не следовало, без особой нужды, задерживаться здесь, возле столь бойкого заведения, каким являлся Западный Телецентр, дабы не привлечь к себе излишнего внимания. Ведь, вок- руг здания Телецентра жизнь буквально кипела: непрестанно подъезжали автомобили, в поисках себе места для стоянки, из них вылезали, озабоченные, люди, тут же устремляв-шиеся в большие стеклянные двери его вместительного подъезда. И, уже ни на что более не отвлекаясь, они немедленно поспешили к, ожидавшему их вдалеке, и по- прежнему призывно махавшему им рукой, Егору Фомичу, чтобы узн-ать от него, уже более основательно и подробно, где, в каких условиях предстоит им «во-евать» с бесами? Помимо этого, им надо было хорошенько обдумать, каким бы наилуч-шим способом, не привлекая к себе, по возможности, внимания, окружающих, осуществ-ить это, ещё доселе неслыханное, дело по выдворению из студии, по- видимому, совсем не малого числа бесов. Но, как уже говорилось, прежде Паисию предстояло ещё достав-ить сюда старицу Федотью. Вместе с ней нужно было также захватить из монастыря не-которые святые предметы, пока остававшиеся ещё там: святую воду, кропило, свечи, металлическую фольгу ( в неё завёртывалась нижняя часть свечей), бумажные наклей-ки с крестами, и некоторые другие мелочи. Основную часть предметов, необходимых в этом деле, игумен уже захватил с собой (как ни тяжело а, главное, с какими неудобстава-ми это ни было сопряжено), в том числе: небольшой, складной, столик, чашу, кадильни-цу и требник. В монастыре всё это, он обычно использовалось во время молебнов.
                Предстоящее, освящение студии, и некоторые сомнения игумена.

Но все эти мелкие трудности казались ему несущественными в сравнении с тем, что им предстояло ещё совершить, и вот это- то, теперь уже вплотную подступившее, де-ло продолжало всё более его смущать своей, устрашающей, неопределённостью. Взявш- ись с самого начала было за него со всей решимостью, к тому же, уговорив и старицу Федотью помогать ему, а за тем и, упросив святого Паисия, игумен, казалось бы, не дол-жен был уже ни в чём сомневаться. А, между тем, чем дальше заходило дело, тем всё бо-льшие и большие сомнения одолевали его, лишь спокойный, умиротворённый вид свя-того Паисия, шедшего с ним рядом, и, казалось бы, не имевшего даже тени каких- то со-мнений на этот счёт, немного успокаивал его. Когда они совсем близко подошли к Егору Фомичу, и буквально были уже в нескольких шагах от него, Паисий сообщил игумену, что здание Телецентра буквально кишит бесами, и дело, по всей видимости, предстоит им очень серьёзное. Это не добавило игумену спокойствия и тем более уверенности в, предстоящем, деле. Корень всех его сомнений состоял в том, что само помещение, которое предстояло им освятить (в этом, собственно, и состоял метод изгнания бесов), никаким боком, хотя бы в малой степени, не соответствовало тем требованиям, которые предъявлялись к по-мещениям, предуготовленным для этих целей. В студии во время этой чрезвычайно за-нимательной передачи велась по сути самые настоящая азартная игра, составлявшая, наиболее интересную и притягательную для зрителей её часть. Для игумена же самая главная заковыка состояла в том, что освящать студию как раз приходилось в самый разгар этой Игры, а это, вообще, выходило за все мыслимые рамки!!        Все эти огорчительные соображения только теперь обнажили перед игуменом ис-ключительную сложность, предстоящего им, дела, тем более, в отсутствие всякого опы-та в делах подобной сложности. Но даже и это ещё было не всё. Студия была, в трудно вообразимой степени, переполнена бесами, о чём его только что предупредил святой Па-исий, умевший прозревать даже сквозь самые непроницаемые стены. Но, что делать, от-ступать уже было поздно, оставалось лишь уповать на то, что всегда служило прочной защитой и опорой для всякого христианина, тем более такому опытному монаху, каким был игумен,- на силу святых молитв, и ту невидимую, но, вполне, ощутимую, и, всегда сопутствующую всякой молитве, необоримую силу Святого Духа. В таком небывалом по ожесточённости, предстоящем, столкновении с бесами иг-умену насущно также требовалась святая вода, вооружавшая возможностью поражать бесов ещё в отдалении. Едва попав на кожу им, святая вода затем оказывала на них точ-но такое же, обжигающее, действие, как кипяток на всякое живое существо. Впоследст-вии, уже в непродолжительное время, у бесов возникали, весьма, болезненные ожоги, со-путствующие им, волдыри, от чего бесы так и боялись её. Подспорьем в этом деле всегда служило кропило, с помощью которого воду удавалось разбрызгивать на немалые расс-тояния, и, таким образом, настигать бесов ещё на, отдалённых, подступах.  Федотье игумен поначалу предполагал поручить только чтение молитв, но теп-ерь, когда страх и переживания за неё увеличились в нём многократно, он решил отдать ей также второе кропило, захваченное им на всякий случай, и большую часть святой во-ды, чтобы в самый лихой момент она смогла отбиться от бесов. Перебирая в уме, не ос-тавлявшие до сих пор его, сомнения, он так и не мог представить себе всё до конца, как в конечном итоге у них всё там сложится, и во что это всё может обернуться. И, тем не менее, он стоически пытался об этом не думать, в особенности о том, что освящение буд-ет производиться во время игры, когда алчность разжигалась практически неприкрыто. Для себя же он положил так, уж коли Паисий согласился ему помочь, то, значит, и сам грех его будет не столь велик, и он сумеет его отмолить впоследствии. После коротких приветствий Егор Фомич без лишних слов повёл святых отцов в свои Мастерские, чем привёл в великое изумление всех, работавших там в это время: слесарей и ремонтников, среди которых были исключительно мастера и подмастерья, а также наладчиков электро и электронного оборудования и ещё слесарей с их  ученика-ми, едва только начинавшими, осваивать эту очень нужную профессию. Все они, нико-гда прежде не замечавшие за своим начальником склонности к общению со служителя-ми культа, все, как один, в изумлении вытаращили на них глаза, едва только они перед ними появились. Но благородные мужи долго здесь не задержались, Главный Энергетик сразу же провёл их в свой обширный кабинет, в котором не только углы все и стены бы-ли уставлены оборудованием самого разного назначения, но даже в центре самого каби-нета, загораживая стол начальника, громоздились одна на другую какие- то коробки, некоторые без крышек, с кабелями и деталями непонятного назначения, у стен же ящи-ки и эти коробки громоздились почти до самого потолка. В связи с дефицитом времени, Егор Фомич хотел было сразу же приступить к де-талям, предстоящего им, дела, а также собирался безотлагательно сделать звонок в про-пускной отдел, чтобы оформить на всех пропуска для прохода в Телецентр и далее в, ну-жную им, студию, конечную цель их, весьма, воинственных намерений. Но святые стар-цы заблаговременно поспешили предупредить его, что им срочно требуется доставить сюда ещё одного, очень нужного им, для их церковных священнодействий, человека. И тогда, не секунды более не мешкая, святой Паисий ввиду отца Нафанаила и Ег-ора Фомича, снова отправился в монастырь, поначалу, с привычной для него сноров-кой, преобразившись, в который уже раз за день, в небольшое, быстро мельтешащее, об-лачко, а затем уже полностью исчез из вида, что, как и раньше, со проводилось слабым хлопком. По прошествии семи, или десяти минут, в течении которых Егор Фомич с игуме-ном обсуждали удивительные способности святого старца, облачко неожиданно вновь появилось в кабинете, и в непродолжительное время из него сформировались сначала святой Паисий, но уже с бидоном святой воды в руках, и с массивной ношей на спине, каковая уже через мгновение тоже, уплотнившись, стала старицей Федотьей. Вот теперь они могли уже оценить свои силы, и договориться, как и каким наилучшим способом, по возможности, дружно и слаженно, осуществить им, задуманное, дело- освятить сту-дию, и тем самым изгнать из неё, совершенно зарвавшуюся, и обнаглевшую, бесовщину. То есть, по сути о плане нападения на эту чертовщину.                Но, стоп, стоп! Это никуда не годиться- вот взять так с наскоку да и, выложить всё разом читателю, прежде, чем эти события самым естественным образом сами не «по-дойдут», и начнут разворачиваться постепенно и осуществляться, но также ещё и мно-гие другие, предшествующие им. Ведь, известное дело, если, хоть раз, уступишь себе, на-рушишь, намеченную, последовательность и стройность изложения материала, потом жди беды- обязательно столкнёшься с немалыми трудностями и препятствиями всякого рода, начнёшь путаться, искать концы и начала, а потом ещё и увязывать одно с друг-им, пока совсем не устанешь, и не плюнешь в сердцах на всё, и не отложишь, было нача-тую, работу в долгий ящик. Да, трудно бывает впоследствии справиться с материалом, когда дашь себе волю, хотя бы малую, слабину! Вот поэтому- то я и предпочитаю умолчать, и не выбрасывать на читателя весь груз сразу, подобно скаковой лошади, в бешеном угаре первой добравшейся до финиша, и сразу сбросившей с себя седока за ненадобностью, сочтя дело уже сделанным. Нет, мы предоставим читателю самому созерцать все эти события, во всех их возможных подроб-ностях, когда дело постепенно дойдёт до них. События, весьма, необычные и во многих отношениях чрезвычайно примечательные.
                Удачливый чертёнок, «какое хорошее место- этот Телецентр!»

Однако, мы совершенно позабыли о том несносном чертёнке, обуреваемом чрез-мерной гордыней и тщеславием, который в безумной лихорадке кинулся было от стен монастыря во след святым отцам, отбывшим от туда с такой невероятной и недоступной никаким  чертям скоростью, так что чертёнок мог рассчитывать лишь на чудо, или на какую- то совсем уж неожиданную и глупую, слепую удачу в своей жалкой попытке оты-скать их где-- то впереди, вдалеке на, избранном с самого начала ими, пути. Но чертёнок оказался страшным везунчиком. Он летел всё и летел в том, выбранном им с самого на-чала, направлении, с каждой минутой всё более и  более понимая бессмысленность этой своей затеи. Ведь, прошло достаточно уже времени, чтобы эти, преследуемые им, мона-хи, либо уже долетели до конечной цели их путешествия, либо изменили направление полёта, свернув куда— ни будь, и, таким образом, давно уже совершенно сгинув, затеря-вшись в необъятном городе. Однако, бросить, отказаться от, выбранного с самого начала им, дела ему не поз-воляла его безмерная гордыня и упрямство, затмевавшие в нём все остальные его жела-ния, чувства и предпочтения. И только из- за этого он сразу же отвергал буквально вся-кую было робкой тенью, возникавшую в его уме, мысль, что ему никогда, ни при каких обстоятельствах, не удастся догнать этих хитроумных, ловких монахов на их загадочном пути. Но, повторюсь, он оказался большим везунчиком, ему очень помогло то соверше-нно случайное обстоятельство, когда Паисий и Нафанил принуждены были задержать-ся у Телецентра, сначала провозившись с, так не кстати подвернувшимся им, мальчиш-кой, оказавшегося совсем ненужным свидетелем их появления возле Телецентра, а пот-ом и с его матерью. Так что, когда чертёнок уже, практически, ни на что не надеясь,про-  должал свой унылый полёт, равнодушно всматриваясь в окрестности, открывавшиеся перед ним внизу, он к неописуемой своей радости, и сейчас же, возродившейся в нём мгновенно, надеждой, вдруг увидел сутулую фигуру cвятого Паисия, входившего в ка-кое-- то странное высокое, стеклянное здание, возле которого возвышалась, вообще, ка-кая— то, несусветно высоченная, как игла, башня, горделиво взметнувшаяся к небу. И он тогда, уже ни секунды более не раздумывая, как настоящий герой, безрассудно броса- ющийся в саму гущу боя, кинулся вдогонку ему, но, как уже вскоре выяснилось, всё-та-ки промахнулся. Потому что внезапно обнаружил себя в огромной студии, под завязку заполненную сотнями и, возможно, даже тысячами людей, сидевших рядами в обширн-ом зале, и, с интересом наблюдавшими, за совершенно разнузданными, а порою так и, доходящими до полного бесстыдства плясками и песнями, распущенных девиц и молод-ых людей, прикрывавших свои тела едва- едва какими- то несуразными, разноцветны-ми, блестящими обносками. Но не это так восхитило и несказанно обрадовало его, совсем нежданно, когда он немного по обвык и по привык к темноте в те местах, где сидели зрители, он вдруг обна-ружил там такое несметное количество своих соплеменников, которые буквально обло-жили своими мохнатыми телами всё пространство этого помещения, и свисали от туда наподобие виноградных лоз, или вернее даже крупных летучих мышей. Такого скопища родни он даже никогда и вообразить себе не мог. Они облепили весь потолок и цеплял-ись буквально за всякую неровность, каждый выступ, и даже небольшая какая- ни будь железяка или палка, что у ж говорить о, специально приготовленном для передачи обо-рудовании, использовались ими, чтобы хоть как-- то примоститься и найти себе место.                -- Эге-ге- ге,-- сказал тогда сам себе чертёнок, весьма, глубокомысленно (ведь и черти порой не лишены некоторой изысканности, и способности делать в некотором роде фи-лософские заключения),-- вот так штука, то- то я сразу же почуял, как откуда- то несёт нашим живительным, родным духом- скотным двором!-- И надо признать, что черти не тратили здесь своё время даром, как только какая- ни будь миловидная девица или парень пускались в пляс, или вдруг начинали голосить дурными голосами, все они, своим, трудно вообразимым, скопищем сейчас же гурьбой срывались со своих мест, выпрыгивая и выскакивая на эстраду, и пускаясь немедленно в присядку. И тут- то и начиналась у них такая безумная и, совершенно ничем не обузда-нная, катавасия, что всякий бы нормальный человек, решивший ненароком, заглянуть сюда (конечно же, при том обязательном условии, чтобы он смог всё это разом увидеть и услышать), без сомнения, хотя бы на короткое время, лишило бы его разума. А, найдя в себе, всё- таки, силы по добру- по здорову поскорее убраться отсюда, долго бы потом плевался и отплёвывался бы при одном только воспоминании об этом мерзостном нава-ждении. Тем временем, одни из бесов сразу же присоединялись к певцу или певице, отте-няя их и, без того не очень привлекательные завывания, такими душераздирающими воплями, что создавалась совершенно невыносимая какофония звуков, но, как раз она- то, и приводила чертей в ещё больший восторг и неистовство. Это поразительное зрелище до того воодушевило и поразило воображение моло-дого чертёнка, никогда доселе не видавшего такого бешеного разгула страстей, и это ему чрезвычайно понравилось, так что он тут же совершенно позабыл о своих прежних гор-деливых претензиях и устремлениях. Но, кроме того, местная братия оказала ему очень тёплый приём, в то время как кровная его же родня смотрела на него презрительно, и всегда насмехалась над ним. Эти же все были под хмельком, и важно объясняли ему, что уже давно привыкли к этой роскоши, такой аристократической жизни, и даже совсем те-перь не представляют себе, как это можно было бы жить без всего этого восхитительно-го, если бы оно- их теперешнее наслаждение разом куда- то внезапно рухнуло бы и безво-звратно для них пропало навсегда, и, что в таком, дескать, чрезвычайно прискорбном случае, они едва ли бы согласились продолжать жить и дальше, когда б в одночасье все они оказались где- ни будь на холодной, голодной улице. Так что уж чертёнок теперь решил и не возвращаться вовсе в родной дом, дав се-бе зарок, оставить навсегда родные пенаты, и обосноваться тут, на этом новом, гораздо лучшем, и, очень, очень приглянувшемся ему, своей какой-- то неповторимо бесшабаш-ной весёлостью и разгулом, месте. Правда, место было довольно тесноватым, но зато это было единственным его не-достатком, а, главное, оно обещало ему множество всяких приятных минут веселия, раз-влечений, и, милого его сердцу, баловства, а в будущем во всех отношениях множество всяческих отрадных дней. Вот так порою круто меняется наш жизненный путь, и иногда находишь себе по-лезное и интересное совсем не там, где так долго чего- то ждёшь, и очень многими тяжё-лыми трудами добиваешься себе хорошего и полезного. Но, увы, радость чертёнка от этого, нежданно обнаруженного им, места, столь по-разившего его в первый же момент, своим масштабом и необычайным разгулом страс-тей, и неудержимым порывом к веселию, подвернувшегося ему по нелепой случайности, окажется не долгой. Такова жизнь, её неожиданные повороты, довольно чувствитель-ные в иных случаях, а порою так и даже очень жестокие удары судьбы, к сожалению, по-делать с этим ничего невозможно!                Но об этой страшной катастрофе, когда в одночасье рухнут все его надежды и упо-вания на будущую весёлую жизнь, когда рассыплются в прах, было уже завертевшиеся в сладостном упоении бесчисленные и до того милые, весёлые танцы, выверты, игрища и проказы, и многое, многое чего ещё другого, отлично придуманного, в том числе и им самим, будто кто-- то внезапно вошёл, и погасил было уже, запылавший, яркий и весё-лый фейерверк, но обо всём этом мы расскажем несколько позже. Теперь же скорее поспешим в студию, где Гадажжёнов только что с большим ус-пехом исполнил арию Мефистофеля из оперы Фауст, и его пение поразило буквально всех, кто имел счастье в это время находиться в студии. Ободренный, грандиозным ус-пехом, пришедшим к нему, хотя и ожидаемо, но всё равно так сладостно внезапно, и ему, конечно же, хотелось ещё и ещё впивать этот радостный и, всегда желаемый им, восторг публики. И потому сейчас же он решил поразить её ещё одной своей по настоящему «уб-ойной» «вещью», неизменно принимаемой ею, c восторгом.               
                Грандиозный успех Гадажжёнова, внезапная, ужасающая размолвка!

«Очи чёрные!» Объявил он со своей обычной приторной ухмылкой в точности так, как, если бы во время застолья, в ресторане, официант объявил следующим блюдом чёрную икру. И он уже было начал своим чудным, полным ласкового бархата, голосом, и уже даже успел взять то первое, очень нежное и такое, изумительно чарующее,- «Ооочи  чёоо…ооорные», как вдруг опять, при том так неуместно и совершенно не некстати, в его сладостную песнь влез ведущий! Он незаметно дал отмашку дирижёру небольшого оркестра, ютившемуся у края эстрады, и эта отмашка для него, вне всяких разночтений, означала лишь одно- немедленно умолкнуть, одновременно один из ассистентов выклю-чил оборудование, к которому подключён был микрофон, стоявший перед Гадажжёнов-ым.                --Закончили, закончили с пением,- торопливо сообщил всем ведущий,- времени у нас со-всем не осталось.--                --Вы согласны участвовать в игре за главный Приз Колеса желаний?— спросил он, обо-рачиваясь к Гадажжёнову, и стараясь говорить торжественно. Это была та стандартная фраза, какой завершалась всякая игра, то, что он всегда спрашивал у каждого победите-ля, в полном соответствии со сценарием на игру. Говоря всё это, ведущий подошёл нем-ного ближе к эстраде, но при этом явно старался избегать гадких, глумливых глаз тщес-лавного певуна.                Ничто, казалось бы, не предвещало бури, все зрители, игроки, а также творческий и технический персонал с видимым спокойствием и благодушием вслушивались в при-вычные команды ведущего, казалось бы, ничто не вызывало никаких опасений. И, тем не менее, это, видимое, спокойствие было обманчиво, и, как показали все, последовав-шие за тем, события, этот, казалось бы, вполне, рядовой, безобидный вопрос ведущего, таил на самом деле в себе настоящий атомный заряд. Потому что, едва только он его за-дал, вопрос этот немедленно произвёл на Гадажжёнова точно такое же действие, какое, бывает, оказывает лёгкое движение бомбового запала, на всю массу, имевшегося в ней, заряда пластида! Вот и реакция Гадажжёнова оказалась в точности такой же, и потому, не успели ещё стихнуть слабые отголоски от слов ведущего, как в ту же секунду он возз-рился на него с такой, поистине, лютой ненавистью, что всем, находившимся в это вре-мя в студии, немедленно почудилось, что сейчас, вот прямо сейчас на их глазах, через какое-- то ещё одно неуловимое мгновение произойдёт что- то совсем уж страшное, ни-когда, и никем неслыханное и небывалое, выходящее за все мыслимые рамки. Что, при-мерно, можно было бы сравнить с таким неожиданным явлением, как, если бы их всех, всех их  сразу, пока ещё находящихся тут, в этой студии, в одно неуловимое мгновенье выбросило бы на безлюдный и, при том, люто холодный берег Ледовитого океана! Либо.. ..(об этом, правда, они даже думать побаивались), как все они вдруг оказались бы на ка-кой- ни будь отдалённой, безжизненной и, совершенно пустынной, планете, без воды, еды и…, просто, вообще, без всего, нагишом! «И что прикажите нам тогда делать!??» с ужасом задавались они вопросом.                --Ты что меня прерываешь, сука! Ты кто здесь такой!!— Взвизгнул неожиданно громко, утробно клокочущий, голос певца, сразу же поразивший всех, какой- то разительной своей непохожестью на то, что он извлекал из себя буквально только что перед этим. В студии мгновенно установилась мертвенная, гнетущая тишина, это и было то самое, че-го все очень опасались, то, страшное и, никогда ещё ими неизведанное. И вот что важно ещё, в этот поразительный момент певец таким наглым и сове-ршенно беспардонным образом попирал те, самые незамысловатые и обыкновенные правила общения между людьми, какие имеют у нас повсеместное распространение. Что уж говорить о том, что обращался он таким хамским образом не к кому- то там, не к тё-те Стеше, и не к Павлу Демьяновичу (хотя, безусловно, и они тоже требуют к себе, впо-лне, приличного и достойного обращения), а к главному лицу в студии, человеку, заслу-женному, уже завоевавшего своим немалым талантом, и умением вести легко и весело это не простое дело, любовь и уважение многих и многих телезрителей! Но, с другой сто-роны, чего же ещё и ждать от такого существа, чья жизнь целиком направлена лишь к одной, неизменной, цели, разными хитрыми уловками и заманчивыми предложениями, нашёптываемыми вкрадчивым голосом, на ухо какому- ни будь простодушному христи-анину, а ещё лучше атеисту, с тем, чтобы завлечь того сначала в одно поганое дело, впо-следствии- в другое, не менее мерзостное, и, таким образом, постепенно и незаметно ов-ладеть им окончательно и целиком. И теперь, на пике своего певческого триумфа, поддерживаемый, практически, всеми зрителями, игроками, и отчасти даже техническим и творческим персоналом, Га-дажжёнов ощущал себя полным хозяином положения, и уже не считался ни с чем, и ни с кем. Он отчётливо это ощущал и знал, что сейчас ему уже дозволено всё, что в студии не найдётся никого, кто сумел бы выступить и противостать его наглому, обескураживаю-щему напору, и тем хитрым магическим приёмам и невидимым воздействиям, которые он исподволь пускал то и дело в ход, когда лишь один голый напор и хитрость не давали ему желаемого результата. И теперь он лез уже напролом, продолжая «гнуть» свою наг-лую, подлую линию,-- значит это, поёт певец,-- продолжил он несколько патетически,-- все плачут от удовольствия и восторга, тут является этот хмырь в пиджаке, и всё мне ломает!--                --Ты что, идиот что ли, ничего совсем не соображаешь!? Ну, тогда и иди отсюда, слыш-ишь, тебе говорю, иди, иди отсюда, уматывай! И больше тут не показывайся, ты никому не нужен, без тебя управимся, уж как- ни будь сами!— заключил он свою хамскую, вкон-ец бесстыжую и, неподдающуюся никакому здравому осмыслеиию, речь. И эти слова его прозвучали для ведущего так, словно у него над ухом вдруг грянул невидимый оркестр, и сыграл ему начало трагической симфонии Франца Шуберта номер четыре. И тогда, почти мгновенно и чрезвычайно остро он осознал, во всей полноте, что лично для него означают эти хамские слова и наглые притязания, вконец обнаглевшего, певуна. А озна-чать для него они могли только то, что напрочь, сразу же и безжалостно выбивали под ним тот невидимый, но зато всегда, хорошо ощущавшийся им, фундамент, который од-ин лишь и позволял ему оставаться здесь тем полновластным распорядителем всего и вся, здесь происходившего. Вместе с тем, как- то совсем уж некстати, в голову ему вдруг просочилась, неизве-стно откуда взявшаяся, та старая его, давнишняя мыслишка, выражавшая потаённое, жгучее его желание,-- вот он- момент, вот она- твоя, долгожданная, возможность, отбр-ось все сомнения, бери, хватай негодяя за шиворот, и волоки его в коридор, потом сразу же к выходу, и затем, с позорящими негодяя, криками и напутствиями, вышвыривай его, голубчика, из Телецентра на мокрый от короткого летнего дождика, последних дней августа, асфальт. Да, так можно и так, наверняка, нужно было бы поступить ведущему, но, увы, увы! К сожалению, к этому моменту ведущий уже был в значительной степени сломлен, да и, помимо всего прочего, по своему характеру он был далеко не боец, он опасался ог-ласки, превратных, посторонних мнений. И потому такие очень грубые, однако, в пол-ной мере, соответствовавшие хамским словам и хулиганским выходкам, зарвавшегося, певца, были совершенно чужды характеру ведущего. Безусловно, ведущий, имел опреде-лённый вес в некоторых, довольно влиятельных кругах, и даже был в хороших отноше-ниях с некоторыми, всем известными, весьма, значимыми в столице, людьми. Рассчи-тывал ли он впоследствии воспользоваться их содействием, мы этого не знаем, и потому не берёмся судить что- либо по этому поводу. Из того же, как и что он ответил Гадажжё-нову, тоже осталось не ясным, каким образом он решил поступить в дальнейшем. Со стороны же всё это выглядело, как полная сдача всех своих позиций, и, уж во всяком случае, что- то очень похожее на полную капитуляцию. Судите сами.                --Ладно,-- глухо произнёс ведущий, и лицо его покрылось плотным, тёмно- вишнёвым налётом, с примесью буро- синеватой ржавчины,-- пой, сволочь показушная, и дальше, я этого не хотел, но жди, гадина, не долго тебе осталось здесь пакостить и коверкать нашу любимую Игру, скоро ты взвоешь, как чорт на сковородке.--                С такими удивительными словами, отражавшими всю бурю, какая в этот момент бушевала в его душе, ведущий тенью Гамлета молчаливо прошествовал к той же самой двери, из которой он появился в самом начале Игры, когда ещё ничто не предвещало та-кого бурного «взрыва» страстей, и, последовавшего за тем, её печального исхода, и  вскоре скрылся за ней. Как выяснилось впоследствии, слова ведущего оказались проро-ческими, исполнившимися почти в точности, как он и предрекал. Хотя всё совершилось совсем не теми могучими силами, на которые он в тайне рассчитывал, а некими людь-ми, не обладавшими явно никакой силой, но зато в тайне своей души которые могли со-прикасаться с силой необоримой.  Ведущий ушёл, и та мертвенная тишина, которая немедленно установилась в сту-дии едва начался этот невообразимый конфликт, ещё продолжала звенеть в ушах зрите-лей и игроков, ставших невольными его свидетелями, а также всех тех страстей, кото-рые ему сопутствовали. Вопреки ожиданиям Гадажжёнов ничем не выразил своей бурной радости от, с та-кой легкостью доставшейся ему, победы над ведущим, столь бесславно и безоговорочно сдавшего, по сути, все свои начальствующие права, перед, неописуемой, наглостью и, со-вершенно невообразимыми, претензиями, возомнившего бог весть что о себе, самозван-ного, певуна. И, таким образом, он получил возможность творить на Игре всё, что толь-ко вздумается его поганой душонке. И, тем не менее, к удивлению, присутствовавших, последние слова ведущего подействовали на него каким- то непонятным и, удручающ-им, образом.                –Ну, почему!--                --Почему он всегда так всё портит!-- Сетовал и горевал он, будто это и не он сам вовсе, буквально только что, с наглым, издевательским напором выдворил ведущего из сту-дии!                --Скажите, ну, скажите мне, наконец, как можно петь, дарить людям радость, когда тебе плюют в самое сердце!—И, сейчас же, все: зрители и игроки, и, вообще, все, кто был в студии, восприняли боль артиста с большим личным сочувствием и желанием любым способом, но поскорее обогреть, измученное, сердце певца своим тёплым участием. И по-тому они, как один, принялись его упрашивать, склонять и уговаривать, чтобы он что- ни будь для них ещё спел, а это только и нужно было проказнику и шалуну Гадажжёно-ву, который, поломавшись для приличия ещё какое- то время, вскоре пошёл на попят-ную, найдя, всё- таки, в себе силы души и сердца для нового творения, словом, он опять полез на эстраду. Но в этот раз он отмёл «Очи чёрные», как вещь, совершенно недопус-тимую в обстоятельствах, сложившихся после ухода ведущего, и, тем более, с учётом его мрачных посулов. Нет, он выбрал боевое «Из-- за острова на стрежень».
         
Стенька Разин, возглашение: «Благословен Бог наш!», и что из этого получилось.               

По студии широко разлился мощный и гордый голос Стеньки Разина, он то уми-ротворяюще затихал, то звучал возмущённо и протестно, обволакивая своим разбойни-чьим шармом всякое робкое человеческое сердце. И в тот горький момент, когда уже Стенька Разин повёл непростую беседу со своими товарищами, которым тоже захотел-ось отведать прелестей заморской княжны, в студию деловым шагом вошли Егор Фом-ич с тяжёлым бидоном в руках и, сопровождавшие его, игумен Нафанаил со складным столиком и монахиня Федотья, тоже с какими вещами. Изумляя, замершую в блаженном томлении, публику, и несколько мешая ей слу-шать печальную песнь про разбойника Стеньку Разина, который под влиянием своих завистливых товарищей уже было собрался швырнуть княжну в бурные воды матушки-Волги, они молчаливо прошли вдоль стен студии, остановившись возле двери, через ко-торую только что вышел ведущий. Здесь игумен привычным движением раскинул свой складной столик, положил на него молитвослов, крест, чашу и кропило, другие священ-ные предметы, зажёг три свечи, после чего, умиротворённо оглядев свою немногочисле-нную паству, произнёс,- ну, что ж, начнём потихоньку с Божьей помощью,- и покадив кропилом на Егора Фомича и Федотью, стоявшую с небольшой иконкой творца в руках, потом на занавеси, скрывавшие дверь, и на ближайшую стену, после чего торжественно и протяжно возгласил,- Благословен Бооо..г наш!- На что Федотья с Егором Фомичём дружно отозвались,- Амии..нь.- Игумен продолжил с должным пафосом,-Слава Тебе, Бо-же наш. Слава Тебе.- Певцы ответили,- Царю небесный, утешителю, душе истины,..- И так далее, не слишком громко, но и не тихо пошло у них довольно споро это святое дело- освящение студии от сил тёмных и злобных. И вот, уже оно дошло до троекратного освя-щения елея, которым, обыкновенно, освящаются стены дома, и игумен возгласил уже все, надлежащие, молитвы, после чего он и приступил, собственно, к окроплению «стен и клетей дома» со словами:« Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, окроплением вод сея освещённые в бегство да, претворится всё лукавое бесовское действо. Аминь.,… »                Эти молитвенные возгласы игумена и тихое пение Федотьи и Егора Фомича бы-ли едва слышимы за громогласным рыком Стеньки Разина, всё- таки, бросившего, кня-жну в бурные воды матушки- Волги, дабы унять нездоровое волнения и ожидания своих товарищей. Но, чем далее шло освящение студии, тем всё слабее звучал голос разбойни-ка, и тем громче «разгорались» молитвы игумена и его паствы, пока певец не учудил та-кое, что сначала заставило всех слушателей единодушно содрогнуться, а потом вскочить со своих мест, дабы поскорее куда- ни будь отсюда убраться. Постепенно слабевший, но ещё какое время, остававшийся достаточно могучим, бархатистый голос певца, видимо дойдя до некой невозвратной, критической точки, пос-ле которой эта постепенность уже не могла долее сохраняться, внезапно сорвался на ка-кой- то дичайший, совершенно неописуемый визг. Ближайшим подобием ему, но не так-им громким, прежде всего приходят на ум те звуки, которые обычно издаёт молодой, проворный поросёнок в момент, когда его уже поймали, и засовывают в мешок с тем, чтобы отдать его хозяйке, и та, уже через непродолжительное время превратит его в превосходный холодец. Содрогнись читатель, и вспомни эти строки, когда под водочку пережёвываешь это нежнейшее блюдо.  Между тем, голос певца не сразу успокоился и затих после своего неожиданного конфуза, но и потом ещё некоторое время продолжал всё так же булькать и щебетать что- то очень злое, птичье, оглушая своим жутким визгом нежные уши своих добрых по-читателей. Они и представить себе не могли, чтобы их любимец был способен на что- либо подобное, напоминающие, звуки, издаваемые патефонной иглой, когда она выска-кивает из, уготованной ей, колеи, и начинает произвольно ползать по пластинке. Одна-ко, и это сравнение лишь в слабой степени отражает то, что выделывал со своим голо-сом, само- званный, певец. Но вот он уже совладал с собой, сразу же принявшись с боле-зненным видом что- то бормотать и жаловаться на кого- то,-- ох, как мне плохо- то!—за-скулил, завыл он,-- раньше тот хмырь вредничал, а теперь эти пришли убивать меня со-всем!--                --Люди добрые, помогите одинокому певцу, уберите от меня этих,..,чёрных, я из-- за них, проклятых, теперь даже петь совсем не могу!— Немедленно на помощь певцу было пос-пешил старший ассистент, чтобы разобраться, что с ним такое приключилось, а, глав-ное, чем, cобственно, он так не доволен!? Но тут, буквально сразу же, началось ещё что- то такое, совсем уж невообразимое и едва ли доступное, человеческому разумению. Пока все морщились и страдали от, с трудом переносимых, трелей Гадажжёнова, что- то, столь же пугающее, одновременно началось и с его мохнатым другом. И это, дей-ствительно, было нечто удивительное, и оно уже в непродолжительное время развилось до величин таких, не замечать которые было просто нельзя. И странное явление немед-ленно приковало к себе всеобщее внимание, ибо такие, пугающие, вещи просто не могут долго оставаться втуне. Но пора уже объяснить, в чём было дело, и что такое там приключилось, а было то, что ни с того, ни с сего мохнатую рожу Гадажжёновского дружка по непонятным причинам стало вдруг разносить и распирать самым невообразимым образом, и при том ещё одновременно довольно сильно перекашивать, буквально до неузнаваемости! И в результате всего этого уже вскоре получилось, просто- таки невообразимое, рожа его до-стигла, таких невероятных объёмов, продолжая и дальше всё дуться и болезненно корё-житься, что, казалось, будто она была не самой существенной принадлежностью живого организма, а какой- то никчёмной и, никому не нужной, надувной игрушкой.  Подозрение, зародившееся вскоре у некоторых,- мол, такое поразительное измене-ние не может состояться в одной лишь голове, никак не затрагивая и не сказываясь в остальной части тела. И это мнение, уже в непродолжительное время, вполе подтверди-лось, присмотревшись к, заросшему собачьей шерстью, телу Гадажжёновского прияте-ля, эти, наиболее любознательные, представители, собравшейся, публики, вскоре убеди-лись, что и тело его, с некоторым опозданием, но с той же, необузданной, силой претер-певало те же, устрашающие, изменения, начав раздуваться самым неправдоподобным образом. Попутно они заметили ещё одну странность, фосфоресцирующие, глаза зверя, видимо, вследствие, сопутствующих внешним изменениям, столь же чудовищных внут-ренних перемен в его органах, расширились, будто что- то донельзя странное и удивите-льное поразило его.                Между тем, в этом гибельном, в своей потённой, опасной природе, процессе через какое- то время наступил перелом, неуправляемый его рост, замедлился, тело зверя об-рело, прямо- таки, устрашающие, объёмы. Его, лоснящаяся, рожа коснулась верхних светильников, наливаясь жутким, ярко бурым цветом с фиолетовым отливом, и тогда, сразу все ощутили, что находятся у той опасной черты, когда малейшее промедление грозит им неминуемой бедой. И они кинулись все, как один, врассыпную, стремясь ук-рыться за чем- то тяжёлым и устойчивым, способным защитить их от, ужасного по своей мощи, взрыва. Но, вопреки всем опасениям, чего- то страшного и непоправимого к всеобщему  успокоению не произошло. Внутри зверя, что- то неожиданно взвизгнуло, переходя в яр-остное шипение и свист, и тогда незамедлительно процесс повернул в обратную сторону, причём, всё это опять совершалось с такой же, потрясающей, скоростью. Непомерная, морда и тело зверя, стремительно начали возвращаться, как было решили все, в свои первоначальные размеры. Но, сдуваясь, и так шипя, тело зверя вдруг принялось ещё  метаться по полу из стороны в сторону, роняя оборудование, и пугая, попадавшихся ему по пути, людей. Словно то было вовсе и не тело живого существа, а так какой- то обык-новенный, никому не нужный, надувной мяч, в котором лопнула камера. По студии распространился лёгкий, тошнотворный запашок, все начали морщи-ться, в ход пошли носовые платки и тряпки, которыми затыкались носы, и пытались через них дышать. Однако, вскоре включилась вентиляция, которая быстро и исправи-ла положение, все вздохнули с облегчением, понимая, что, возникшая, было опасность каким- то образом рассосалась сама собой. И, успокоившись, таким образом, от своих, неоправданных, страхов, взоры всех опять устремились на мохнатого Гадажжёновского товрища, ещё продолжавшего, своё причудливое, телесное умаление. Но, как вскоре выяснилось, это уже была заключите-льная фаза его фантастических изменений. Тело его вернулось уже в своё первоначаль-ное состояние, и все подумали, что на этом всё и закончится, но, вопреки их ожиданиям, зверь продолжил своё стремительное умаление, беспомощно мечась по полу, теперь уже меж кресельных ножек зрительской трибуны, путаясь в своих же, ставших теперь для него непомерно большими, одеждах. Но было уже ясно, что дело движется к заверше-нию, и, действительно, вскоре зверь начал притормаживать свои беспомощные конву-льсии, и, наконец, совсем угомонился. Тогда, пыхтя, и что- то злобно и обиженно на ко-го- то ворча, он начал выпутываться нз- под своего трепья, одновременно ища и выби-рая в нём для себя что- то, подходящее, чем бы он смог прикрыться. И не нашёл ничего лучшего в результате, как выбрал в качестве своей новой одежды свою же старую май-ку, ставшую для него теперь просто- таки необъятной. Из неё- то он и изготовил себе но-вое одеяние, порвав сперва её на куски, используя для этого свои острые зубы, а затем, связав из них что- то похожее на детский комбинезон, на этом и успокоился, наконец, яв-ив себя «миру» в новом своём, умалённом, виде. Что немало повеселило многих, но наш-лись и такие, то были те самые зрительницы и некоторые зрители, но также кое- кто из игроков, которых совсем ещё недавно так напугал он, буквально до полуобморочного состояния, когда надумал нести к игровому барабану свои подарки. Теперь же это был  совсем не такой страшный, клыкастый зверюга, а всего лишь смешной хвостатый зве-рёк, не превосходивший по своим размерам, мальчика начальных классов. Но вот, приподнявшись на свои, ещё немного, взбрыкивающие, лапы, он забавно отряхнулся, и, продолжая что- то недовольно ворчать, и кого- то обвинять, заковылял к  своему прежнему месту, на которое и вскарабкался с некоторыми затруднениями. Его глухое ворчание отнюдь не походило теперь на тот прежний, его мощный рык, а скорее напоминало тявканье небольшой собачки. Тот час же та самая дамочка, которую так  перепугала при раздаче подарков клыкастая морда зверя, теперь, жаждая отмщения, кинулась к нему, замершему в нелепой позе в кресле, в своём детском комбинезоне. По-ка она подбиралась к своему врагу, она одолжила у одного из зрителей увесистую  трость, и подбежав с ней к, столь сильно умалившемуся, и ослабевшему, врагу, принял-ась охаживать ею его со словами,- ах, ты, сволочь такая! Получай же! Получай, гад, ско-тина, за это!- Зверёк, хоть и казался теперь жалким, и каким- то, болезненно cъёжившимся, его совсем не испугал нежданный, воинственный набег, видимо, в своей прошлой жизни, он давно был приучен к чему- то подобному. Будто только того и дожидался, он с яростн-ым, собачьим визгом принялся атаковать и бросаться на воинственную даму, норовя вцепиться ей в ногу или цапнуть за руку. И в непродолжительное время, являя немалую сноровку и боевитость, он для начала, ловко вцепившись своими мелкими зубами в пал-ку, ухитрился во мгновение ока её перегрызть пополам, лишив тем самым, нападавшую, её оружия. Дамочка в горячке схватки пыталась действовать ногами и руками, но и здесь зверёк не дал ей спуску, выбрав мгновение, он вцепился зубами ей в руку, тем са-мым и решив окончательно исход поединка. Дамочка мгновенно поняла всю тщету своей затеи, огласив студию отчаянными криками от нестерпимой боли, таким образом, бесславно затем покинув место «схватки», и поспешив поскорее убраться из студии.
                Старший ассистент и кое- что о чепухе.

Казалось бы, подобный пример должен был бы сразу же охладить боевитый запал у всех, желающих, проучить зверя, ничуть не бывало! Напротив, это наглядная демонст-рация, показавшая, что зверь, хоть несколько и ослабел, но сил у него ещё достаточно, чтобы справиться с противником, почуявшим его слабость, распалила и даже разгнева-ло их ещё более. Так другая дамочка, не менее пострадавшая от переживаний при виде ужасного зверя, подступавшего к ней, сейчас же, вооружившись зонтом, с великими криками набросилась на зверька, ощетинившегося, и свирепо клацающего зубами. А вместе с ней и кое- кто из, осмелевших, мужчин, зрителей и игроков, мгновенно припом-нивших, какую гадость под видом подарков преподнёс им этот подлый зверь. Все они вскочили со своих мест, и были уже готовы присоединиться к воинственной дамочке. И тогда уже в самом воздухе студии создалась и повисла та напряжённая и тревожная ат-мосфера, которую немедленно ощутили все, бывшие здесь,- вот- оно, началось! Ещё се-кунда, другая и начнётся что- то совершенно невообразимое,- подумали они сейчас же.                –Какая- ни будь неописуемая возня и чуть ли не драка!- Их воображение рисовало всё новые и новые страшные картины. Но тут, по счастью, старший ассистент уж сообраз-ил, что его молчаливое потворство всему, что творилось в студии, далее просто невозмо-жно. Ибо это уже было явным, личным его недосмотром, попустительством тому очеви-дному, начинавшемуся, безобразию и самоуправству отдельных, безответственных, лич-ностей, которых ему в обязательном порядке надлежало удерживать от самочинства и откровенного хулиганства. И с некоторым, правда, опозданием, он, всё- таки, дал всем понять, что начальст-во не дремлет, и не позволит здесь никому никакого самоуправства и дурного баловства. Будто опомнившись от наваждения, он дал короткий знак своим помощникам, призы-вая их к себе, якобы что- то важное ему нужно что- то им сообщить, и затем, когда они уже были рядом, велел им удерживать толпу, и ни в коем случае не допускать никого к зверьку, в том числе и ту воинственную дамочку, которая к этому моменту разошлась уже немало, размахивала своим зонтом, и пыталась хорошенько наподдать им, как ей казалось теперь, вполне доступному, и не столь уже опасному для неё зверьку. И, таким образом, дамочку тоже вскоре оттащили от зверька, и страсти постепенно стали сходить на нет и успокаиваться, и уже, казалось, Игру можно было бы продолжить и завершить хорошей Супер Игрой! Но тут старший ассистент вспомнил, что финалист был чем- то очень расстроен и недоволен, он решил сейчас же его хорошенько расспросить по этому поводу, а заодно и узнать у него о, крайне интересовавшем его самого, удивительном по-ведении его товарища,- что такое с ним вдруг приключилось, и отчего это он так сперва чуть ли не лопнул, а потом взял и уменьшился почти вдвое?-                Хотя теперь всё, казалось бы, успокоилось и пришло в норму, разве что, исклю-чая лишь Гадажжёновского друга, так неожиданно, в короткое время, утратившего поч-ти всё- и старую свою личину, и былые размеры, превратившись теперь, буквально, чорт знает во что! Словом, несмотря на видимое умиротворение ситуации в студии, это странное происшествие ещё продолжало всех удивлять и озадачивать, никто просто не знал, что им подумать по этому поводу. Теперь же, перед тем, как старший ассистент начнёт расспрашивать Гадажжёно-ва о его друге, уместно кое- что сообщить и о нём самом, ведь, с уходом ведущего он зан-ял начальствующее положение (в точном соответствии с правилами, существовавшими в Телецентре на этот счёт, в отношении не только данной студии, но и, вообще, примени-тельно ко всем другим: творческим и студийным коллективам, без какого- либо изъя-тия). В результате столь внезапной перестановки, старший ассистент мгновенно ощутил себя очень значимой фигурой, но вместе с тем, он теперь должен был отвечать не только за один лишь порядок в студии, что и ранее входило в его обязанности, но уже целиком за всё, что в ней делалось и происходило, или же могло ещё произойти в будущем в, ещё остававшееся до конца передачи, время, и, самое главное, за само её успешное заверше-ние.                Немаловажным в этих новых, открывшихся для него, обстоятельствах было его отношение ко всему, что так внезапно и сокрушительно разразилось в студии и, в пер-вую очередь, к тому, что случилось с ведущим. Что говорить, старший ассистент всегда в тайне мечтал, чтобы когда- ни будь, каким- то неизъяснимым действием неких таинс-твенных сил, произошло нечто подобное. И тогда- то, в один сладостный, блаженный миг, он мгновенно бы занял главенствующее положение в студии со всеми, вытекающи-ми из этого факта, очень приятными для него преимуществами, как то: увеличение де-нежных выплат почти втрое, но также ещё выплаты процентов с дохода от каждого но-вого выпуска передачи, и многое чего ещё такого же полезного и приятного. Это была самая сокровенная его мечта, но, к сожалению, одновременно, имелись очень и очень се-рьёзные опасения и сложности, портившие эту общую радостную и, обнадёживающую, картину. В своей жизни старший ассистент всегда старался не выходить за рамки реально-сти. И потому со всей очевидностью отдавал себе отчёт в том, что, при самом пристальн-ом сопоставлении и сравнении себя с ведущим обнаруживалось почти сразу, что по всем главным и существенным статьям он явно уступал ему, и то многое, что ведущему дава-лось походя, с необыкновенной лёгкостью, для него самого это представляло непреодо-лимую преграду. И это сознание собственной ущербности и какой- то неполноты, рожда-ло в нём неуверенность в себе, в своих силах, и в результате омрачались все самые тай-ные и сладостные его мечты. И, именно, из- за этого, понимания, внутри себя, недостижимость этой цели, он и относился всегда к ведущему с долей подозрения и предубеждения, имел привычку в уз-ком своём кругу осуждать его за малейшие промашки. И теперь, после того, как это не-возможное каким- то, самым непостижимым, образом всё- таки случилось, поистине уд-ивительным столкновением какого- то, не совсем понятного, игрока с его начальником, и прохвосту тому удалось совершить просто- таки немыслимое- выгнать его с Игры! Старший ассистент, наконец, и получил то, что всегда составляло его тайную, главную, казавшуюся такой несбыточной, мечту, и вот теперь уже вся власть в студии, как он ве-рил, была в его руках, он теперь отвечал здесь за всё.  С усилием, наконец, заставив себя отбросить в сторону эти, метущиеся в его голо-ве, мысли, старший ассистент оглянулся, ища глазами Гадажжёнова, и обнаружил его, на эстраде, сидевшим на стуле, возле пианино, в каком- то странном, понуром состоя-нии, и тогда сразу же направился к нему.                –Что случилось, что с вами такое?-- С удивлением спрашивал он, разглядывая, искажё-нное в непонятной муке, физиономию певца, скорчившегося в нелепой позе, с заломлен-ными за голову руками, и, то сжимавшего её, своими пальцами, то, ощупывавшего её ими, причём, голова его, да, и сам весь он заметно посерели.                --Я ж говорю, из- за этих всё, чёрных, я из- за них поганых теперь даже петь не могу!--                --Уберите их скорее от меня, я просто не выдержу сейчас!--                И тут- то старший ассистент сразу и вспомнил про них, про тех самых монахов, что так по началу удивили его своим внезапным появлением, неизвестно откуда и с ка-кой целью объявившись здесь, и, вообще, для чего это всё было нужно! Потом, почти сразу же, он позабыл о них, за совсем другими, более важными и неотложными делами, и, в том числе, та первая мысль, возникшая по поводу их прихода, что обязательно с ни-ми следует разобраться, поскольку Правилами категорически запрещалось нахождение в студии, во время записи, любых посторонних людей.                -Этого мне теперь только не хватает!- Подумал он с, усиливавшимся, раздражением и досадой, что так непростительно забыл о них.                –Даа! С ними же был ещё этот, наш Главный Энергетик, ему- то чего надо?!—Вспомнил он, и тогда уже решил окончательно, что, прежде всего остального, ему срочно нужно ра-зобраться с этим делом.                К этому времени игумен со своими помощниками, пользуясь неразберихой, цари-вшей в студии вследствие той чреды очень странных происшествий, и некоторым заме-шательством лиц, ответственных за порядок, сумели освятить уже две стены, начиная с той, с которой начали свои священнодействия, и где была дверь с занавесями, а также следующую, за зрительскими рядами и эстрадой. И они уже было принялись за освяще-ние третьей, той, где был главный вход, но тут- то и были повторно замечены и останов-лены старшим ассистентом. Сюда- то сейчас и направился старший ассистент, несколько взвинченный и разд-ражённый всем тем, что творилось в студии.                – Что здесь происходит, ты чего это здесь напридумывал?— спрашивал он Главного Ме-ханика, подходя к нему, и, вглядываясь в его сосредоточенное, лицо, совсем не то, какое он знал ранее, и к какому успел привыкнуть.-- И ещё к чему- то этот старинный, латун-ный крест в руках!?--                –А эта штука тебе зачем?-- Кивнул он пренебрежительно на крест,-- ты что, неужели ве- ришь во всю эту чепуху!?--                --Чепуха!—  удивился Егор Фомич.                — Чепуха!— повторил старший ассистент несколько задумчиво.                --Чепуха, она вон- где, эта ваша колёсная забава,-- кивнул он на Колесо желаний, и пот-ом на, стоявшую за мониторами и прожекторами, аппаратную и на, видневшееся за сте-клом, оборудование для записи передачи.                --Ну, если для тебя наше дело -- чепуха, друг, ты уж извини, и тогда не обижайся,-- он сделал знак ассистентам, и те направились к Егору Фомичу и его спутникам, торопясь поскорее вытолкать их из студии.               
           Появление инопланетянина, «что прикажете с ним делать!»

И, когда их повели к выходу, снова зазвучал сладостный, победоносный голос Га-дажжёнова, решившего порадовать благодарную публику знаменитым романсом «Очи Чёрные». И он начал чудно, и уже вывел первое своё, мягкое, заволакивающее душу не-жной радостью, «Ооочи Чёоорные..», как ни с того, ни с сего, без каких— либо особых приготовлений и видимых причин голос его сорвался, и завизжал, заскулил и защебетал что— то очень неприятное, резкое, птичье, и сразу же на всю студию раздался испуган-ный, истерический крик какой-- то удивлённой до помрачения рассудка дамочки,-- вы поглядите- ка на него, что ж это- такое!--                -- Он что же, этот, оказывается инопланетянин?!-- Старший ассистент нервно дёрнулся, будто обжёгся, поворачиваясь к зрительс-кой трибуне, и, впиваясь взглядом то в одного, то в другого зрителя, и, ища среди них тот источник, что своей истерикой создавал этот, совершенно недопустимый, здесь, в студии, беспорядок, но так и не отыскал его. Но тут, почти сразу же, он услышал, как по зрительским рядам пробежал взволнованный шепоток,-- да, да, точно он, ну, вылитый! Как есть— настоящий инопланетянин,.., чего там сомневаться!-- --У тебя, глаз своих нет, ясно же- он, в точности!--                --Серый, как и полагается!--                И уже сам он увидел, что ломака и сволочь, Гадажжёнов, куда-- то подевался,  словно под землю ушёл, а вместо него на эстраде мнётся и копается с какими- то непо-нятными, блестящими штучками, совсем другой человек, вернее- вовсе даже и не чело-век, а какое- то непонятное, серокожее, худое существо довольно высокого роста, или просто так ему казалось из- за его худобы. Существо это довольно громко верещало по птичьи, что- то своё, назойливое, и не очень приятное для человеческого уха. И, в общ-ем, ну да, действительно, самый что ни на есть настоящий, лупоглазый инопланетянин. Как и во всех других, редких случаях общения человека с подобными существами инопланетного мира (это всегда бывало как- то связано с авариями их тарелок), и этот конкретный их представитель начисто попирал все правила и  приличия, бытующие в современном обществе. Не испытывая малейшего стыда, он  в виду всего почтенного об-щества, с неприкрытым интересом наблюдавшего за его специфическими действиями, явил откровенное хамство и неприглядную наглость, разгуливая перед ним в полном  неглиже. Но мало этого, его цинизм порою переходил, вообще, все грани, когда он при-нимался, пренебрегая всем и вся, почёсываться и копаться длинными своими пальцами в своих самых сокровенных местах, будто то был какой- ни будь обыкновенный, растре-павшийся на ветру, вихор, который следовало скорее пригладить, дабы, не выглядеть в обществе, как скаковая лошадь, пришедшая к финишу последней. Но вот что окончате-льно уже выводило всех из себя, этот мерзавец, ко всему прочему, чуть ли не издевался над ними, поглядывая на всех так нарочито презрительно своими чёрными, на выкате, немигающими, глазищами, словно все они вместе были какой- то навязчивой, мелкой мошкарой, которую прихлопнуть бы всю разом мокрым полотенцем!                --Вот сволочь какая!-- на больном нерве прервал неловкую, тягостную тишину, устано-вившуюся в студии, нарушаемую лишь птичьим щебетом инопланетянина, гражданин довольно приятного вида.                --Посмотрите на него, ведь, он же всех нас за говно тут держит, сволочь!--                --Никого, ведь, не стесняется- похабник!-- Сейчас же взвизгнула дамочка из зрительских рядов, поддерживая, первого гражданина.                И тогда уже никто, из, находившихся в студии, не мог смолчать, немедленно заз-вучали, заполняя студийные стены, гневные, протестующие, крики, сливавшиеся в еди-ный, сплошной, тяжкий гул. И эти крики, и непонятное исчезновение победителя Игры, ещё более сбили и окончательно запутали старшего ассистента, совсем уже не понимав-шего, что здесь творится, и что в таком хаосе ему требуется сейчас же со всем этим дел-ать.                – Что ж такое!— С оттенком обиды воскликнул он беспомощно.                Что с этим- то чёртом мне делать?!— подумал он, внутренне ужасаясь, всё более отчёт-ливо сознавая, что на него свалилось, просто- таки неподъёмная, задача. Беда вся была в том, что ведущий, как нарочно, пошёл в разнос, и, будто заранее предвидя все, возник-авшие впоследствии одно за другим осложнения: сначала с этими монахами, и сразу по-том с, объявившимся неизвестно от куда, инопланетянином, сбежал неизвестно куда, пе-реложив на его плечи всю эту хрень. Разумеется, он начисто при этом забывал, или же намеренно старался не принимать в расчёт всё то, что и самому ведущему немало доста-лось от, распоясавшегося, и вконец обнаглевшего, Гадажжёнова.                --Вот зараза, сволочь ловкая!-- вырвалось невольно у старшего ассистента, когда в его голове, в который уже раз, прокрутилась вся эта, запутанная, последовательность нео-жиданных, неприятных событий.                Однако, все эти переживания его были заведомо напрасны, конечно же, знать это старший ассистент не мог, но, как и подтвердилось это впоследствии в полной мере, осо-бо переживать и расстраиваться, принимая всё так близко к сердцу ему не следовало. Потому что уже вскоре всё должно было образоваться, и прийти в обычную свою норму само собой, абсолютно без его участия.  Но, как было сказано, знать этого старший ассистент не мог, и потому всё, проис-ходившее в студии, вызывало у него, усиливающееся, чувство беспомощности и тревоги. Казалось, уже всё указывало на то, что катастрофа- неизбежна, и чтобы попытаться её как- то предотвратить, незамедлительно требовалось предпринять самые срочные и ре-шительные действия. Но беда- то была в том, что он не находил в себе ни сил, ни разуме-ния, и просто уже не понимал какими средствами ему следовало бы к этому подступить-ся. Тем временем ситуация в студии ещё продолжала быстро меняться, к сожалению, всё в ту же, худшую строну. С, возраставшим, изумлением он вдруг увидел, как этот самый, поганый инопланетянишка, без какой- либо видимой причины, вдруг рухнул, как под-кошенный, на мягкий, ковролиновый пол студии, успев издать лишь тонкий, мышиный писк. Налюбовавшись на тело, недвижимо лежавшего, инопланетянина, старший ассис-тент подтолкнул плечом, стоявшего рядом с ним, и, хлопавшего удивлённо глазами, аси-сстента, -- давай, Витя, пойди к нему, и взгляни, чего это с ним вдруг?-- И  тот покорно было двинулся к телу, как вдруг, мохнатый зверёк с гадким, свин-ым рылом и не менее безобразным, длинным хвостом, выглядывавшим из- под его детс-кого комбинезончика, доселе недвижимо сидевший в первом ряду, возле эстрады, одним скачком очутился рядом с, лежащим. И сразу же принялся с обезьяньим проворством обнюхивать и подталкивать своим рылом, совершенно мертвецкое по виду, тело своего хозяина, то и дело при этом обнажая свои клыки. Виктор в сомнении остановился, обду-мывая, стоит ли ему подходить ближе к, хоть и к небольшому, но явно хищному зверю. И, наконец, окончательно утвердился во мнении, что в любом случае ему лучше этого не делать.-- Ну, его¬ на фиг, я к этому не пойду,-- запротестовал ассистент, пятясь назад,--  иди, если хочешь, сам к нему.--                --Не гунди только, Виктор, мне твоих отказов, вот уже сколько! Выше крыши. Ещё раз так сделаешь -- уволю к чёртовой матери, надоел совсем!--  Старший ассистент понимал и, наедине с самим собой, признавал, что Виктор им-ел все резоны отказаться от сближения с опасным, хвостатым зверьком, сумевшим как-им- то образом утаить свою звериную сущность при проходе через контроль в большом, фойе Телецентра, и потом ухитрился, таясь среди зрителей и игроков, попасть и сюда, и потом уже на Игре выскочить, как чёрт из табакерки. Но немалый его опыт позволил  ему давно уже выработать в себе привычку пользоваться, представившимися, возмож-ностями, чтобы держать в крепком повиновении всех своих подчинённых. Поэтому, вну-шая Виктору боязнь потерять, столь ценимую им, работу, он в это время думал совсем о другом, о той непонятной, непрерывной чреде каких- то очень странных происшествий, то и дело возникавших в этот день,-- да, что же за день- то сегодня такой! То одно, то другое!?-- Задавался он то и дело вопросом,-- голова и без того уже опухла от, навязав-шегося на шею, инопланетянина, а тут ещё и эта зверюга вылезает некстати!--                Старший ассистент был человеком основательным, и в своей жизни ориентирова-лся на ряд простых, но очень действенных правил, которые можно было бы обозначить одним словом-- выгода, его личная польза, и за пределы этого посыла он старался нико-гда не выходить. Вследствие такого постоянного и целенаправленного самоограниче-ния, он умственно вырос очень мало с тех пор, когда впервые пришёл на Игру, в эту сту-дию, лет, этак, семь тому назад. И от того не всегда мог правильно понять, и по справед-ливости оценить те многие, весьма, оригинальные высказывания и искрометныя выра-жения, и даже иногда чистые фантазии, слетавшие с языка ведущего. И, именно, из- за этой своей неразвитости и узости он относился к ведущему несколько снисходительно, с долей превосходства, как к человеку, имеющему, слабости (за них он принимал его эру-дицию, и способность высказываться ярко и самобытно), и даже с долей превосходства и подозрения из- за его склонности к сомнительным занятиям, не приносящим никакой очевидной пользы.  Но в действительности ведущий, без всякого сомнения, был гораздо выше его и умом, и эрудицией, и, вообще, многими разносторонними знаниями и навыками. Только вот атеизм его, с упрямой настойчивостью исповедуемый им, накручивал на него такие шоры, что, бывало, человек, ранее с ним никогда не встречавшийся, и с дуру ввязавши-йся с ним в спор о Боге, или о потустороннем мире, потом только крутил головой в недо-умении, как это может уживаться в человеке, вроде бы, обладающим немалым умом, творческой фантазией, и такая вдруг зашоренность и средневековая тьма! При этом  ве-дущий, в подобных спорах, дабы остаться победителем, имел привычку завершать его словами,-- Всё, друг мой, возможно, что пользы о том рассуждать,.., вот помрём- тогда вскрытие и покажет!--                Подобная сентенция, несмотря на всю, кажущуюся, её значительность, в существе своём- абсолютно пуста, и не несёт в себе никакого положительного смысла, создавая лишь видимое глубокомыслие, и означает только то, что, мол, все эти разговоры о вере- пустая трата времени. А потому,- чего там зря- то сотрясать воздух!- И, таким образом, из этого определённого превосходства ведущего (носящего иск-лючительно интеллектуальный характер) над его старшим ассистентом, и той, внезапно произошедшей, передачи власти в его руки, в силу всех, упомянутых ранее, причин, поч-ти сразу же обозначилась ещё более заметная слабость и неумение в руководстве Игрой. Хотя, конечно же, верно и то, что все эти странности и явления, случавшиеся в прихотливой последовательности, и сами по себе могли озадачить и сбить с толку кого угодно! И, вообще, возникает не праздный вопрос, смог бы, хоть кто- то, кто в силу сво-их удивительных способностей и незаурядных черт характера, возобладать над хаосом, возникавших то и дело, неурядиц, и, обескураживающими, явлениями потустороннего мира!?                И, таким образом, уже ясно, что вряд ли будут оправданы, в столь непростых ус-ловиях, какие- либо упрёки в адрес старшего ассистенте! Он явно был слаб, и соверше-нно не годился для такого дела. Все эти, происходившие на его глазах, неприятные про-исшествия, всё более озадачивали его, и, чем дальше шло дело, тем потрясения от этих, непонятных в своей странности, событий уже представали перед ним в совершенно не-вообразимом свете. И всё по той же причине, на какую неоднократно уже нами указыва-лось, что всегда прежде он с порога отвергал саму их вероятность. Всё это неизбежно создавало у него отвратительное ощущение душевного диском-форта, безотчётного, лютого раздражения. Это состояние духа человека хорошо извест-но, и кратко его можно было бы описать словами: «Глаза бы мои ни на что не смотре-ли!» Однако, довольно скоро, оно в нём сузилось, и окончательно оформилось, найдя се-бе первопричину этой беды и цель, на каковую он и обрушил всё своё раздражение и да-же что- то очень близкое к ненависти. Разумеется, всё сосредоточилось на, уже и без того пострадавшем, ведущем! Окончательно, таким образом, для себя всё уяснив, старший ассистент затем уже по инерции начал искать и выискивать другие зацепки и поводы, оправдывающие его  недовольство и осуждение последних всех действий ведущего. И, в конечном итоге, у не-го вызрело даже нечто, вроде целой концепции, направленной против него. Он объяснял для себя всё так, мол, в горячке распри с Гадажжёновым ведущему явно не хватило ну-жной твёрдости и упорства, а это совершенно было недопустимо для руководителя та-кой Игры, которая была известна не только в столице, что уже само по себе было нема-ло, но и далеко за её пределами. И, именно, в этом крылась причина всех дальнейших ошибок и неудач, в его слабости и малодушии! Из- за них теперь пошло что- то совсем непонятное, и в результате он оказался тем козлом отпущения, кому выпало теперь «ра-схлёбывать», совершенно немыслимую, и не вмещавшуюся в его голову, ситуацию. При этом, всё ещё усугублялось тем, что в обстоятельствах жуткого цейтнота (об этом прямо говорил весь его опыт и внутреннее чутьё) ему надлежало срочно принять какие- то оч-ень жёсткие меры, а что конкретно, и как это нужно начинать, он не имел малейшего представления. Впрочем, он вскоре уже сам догадался, что ситуацию эту, по всей видимости, вряд ли бы осилил и сам ведущий, и от этого ему как-- то сделалось несравненно легче и спо-койнее. Как человек практичный и серьёзный, он рассудил, что в такой непростой ситу-ации ему лучше всего в своих действиях придерживаться того узкого круга дел, на кото-рые он и был сюда поставлен с самого начала, то есть наблюдать за порядком, чтобы «в  его присутствии ни одна падла» не наделала никаких нехороших дел, и чтобы никого не зашибло здесь, и не изувечило. Очертив таким образом круг своих задач, он было совсем успокоился, но тут как раз и случилось то самое, чему всеми силами он обязан был про-тиводействовать, и избегать, то- есть то самое, кое- кого всё- таки изувечило! Старший ассистент и вообразить себе не мог, что существуют какие- то дурацкие, никому не нужные и непонятные инопланетяне, в своих мыслях никогда и близко он не забирался так далёко, а тут на тебе,- пожалуйте, получите в конверте!-                В результате это фактическое присутствие в студии инопланетянина, да, ещё в та-ком плачевном состоянии, по сути, как бы уже и мертвеца, настолько болезненно отло-жилось в его голове, что он явственно ощутил себя полным идиотом, выставленным на всеобщее посмешище. Но что делать, ему пришлось- таки  собираться, правда, стоило это ему больших мысленных усилий, зато уже вскоре он знал, как ему поступить.                -- Виктора оставлю за главного,-- рассуждал сам с собою он,-- а сам сбегаю, позвоню в  Академию Наук, пускай приедут, посмотрят на него и решат, чего с ним такое делать, и как с ним разбираться. Уж, наверное, обязательно примутся вскрывать его, их сахаром  не корми, только дай им кого- ни будь вскрыть, ну, посмотрят, какие- такие у него нела-ды, неважно, живой он или же мёртвый. А что касается этой самой зверюшки, придётся её, наверное, как- то в клетку садить,- да, он так, именно, и подумал, «садить».                --Пускай этот ихний, Запашный, его себе возьмёт, для выступлений, он, зверь- то этот-- смышлёный такой, вот и говорить как- то сам приучился!-- Благополучно разрешив, таким образом, все, терзавшие его, проблемы, и, оставив вместо себя, за главного, того самого, злополучного Виктора, он поспешил к той же са-мой двери, через которую совсем недавно вышел ведущий, и исчез за нею.               
                «Команда» игумена постаралась изрядно. Инопланетянин ожил!

А в это же самое время игумен с диакониссой и Егором Фомичом ещё оставались в студии, брошенные в спешке здесь ассистентами, ввиду совсем других, внезапно возни-кших, обстоятельств, оказавшихся куда более важными, и потому, мгновенно затмивш-их собою, прежнее указание начальства, вывести их из отсюда. И в этот, исключительный по его неожиданности и непонятности, момент, когда, внезапно объявившийся на сцене, инопланетянин вдруг бессильно рухнул на пол, повер-женный неведомой силой, они оказались единственными, кто сразу же понял истинную, подспудную причину этого, непонятного для других, явления.                --Вижу руку Паисия, уже здесь он,-- заговорщицким шепотом сообщил игумен своим со-общникам,-- это он его приголубил, давайте ка, родимые, теперь разделимся, встанем по разным углам, чтобы ни один бес не выскочил у нас.--   Успев к этому времени освятить две стены, они теперь решили разделиться (по-мимо прочего, так сложнее их было отсюда удалить), заняв места: игумен- возле входной двери, Федотья- у двери, через которую вышли ведущий и старший ассистент, Егор же Фомич встал возле аппаратной. Всё это было проделано ими решительно и быстро, но, когда диаконисса безбояз-ненно потащила свой тяжёлый бидон мимо хвостатого зверя, а Егор Фомич, как автома- тчик с крестом в руках встал возле аппаратной, Виктор, с умиротворением и тихой ра-достью доселе наблюдавший за тем, что происходило в студии, и с удовлетворением от-мечавший про себя, что в его начальство всё в студии сохраняется в полном порядке, вдруг обеспокоился,-- эй! Вы куда!— Крикнул он каким- то неожиданно обиженным и сиплым голосом.                --Ступайте обратно, на прежние свои места, и стойте там, от туда не выходите,-- продол-жал он кричать и распоряжаться, показывая руками, куда, именно, и на какие места, им следовало вернуться. Но ни диаконисса, ни Егор Фомич даже бровью не повели, остава-ясь по- прежнему там же, где и стояли.                --Кому говорю, оглохли что ли, бестолковые!?-- горячился всё более и более Виктор, ни-когда ещё доселе не испытывавший на себе, как может быть неприятно и болезненно  пренебрежение твоими начальствующими замечаниями. И, достигнув предела в cвоём оскорблённом чувстве, он уже было хотел кинуться сам к хулиганам, чтобы уже силой заставить их повиноваться, как вдруг страшный, мохнатый зверёк, видимо, убедивш-ись в бездыханности, поверженного, своего хозяина, взвыл невыносимым волчьим воем, обнажив жёлтые свои клыки, и Виктор сразу же охолонул в своём горячем, начальству-ющем порыве, из боязни оказаться в опасной близости клыкастого друга мёртвого ино-планетянина.                Впрочем, как вскоре выяснилось, инопланетянин, и не думал вовсе помирать,сна- чала раздался его тихий стон, если конечно можно назвать стоном птичье, визгливое ве-рещанье, но уже вскоре он зашевелился, потихоньку оживая и понемногу приходя в се-бя. Что привело его в чувство, то ли заливистый лай его мохнатого друга, или же сип-лые крики Виктора, возможно, было что- то ещё, не столь явное, но достаточно сущест-венное, всё это так и осталось неясным. Так, или иначе, главное же состояло в том, что сразу же все с облегчением вздох-нули, весьма, заметно оживившись и повеселев, от одного сознания, что не находятся в комнате с трупом. А когда пришелец из иных миров ещё более усилил своё птичье щебе-танье, все поняли, что его здоровье явно идёт на лад. Тем временем, оживший, щебетал всё громче и громче на своём инопланетном языке, недвусмысленно выражая свой про-тест и категорическое несогласие противоположной стороне относительно её методов ве-дения диалога между представителями цивилизованного мира. Он явно подразумевал то самое, недавнее происшествие, в результате которого, он так болезненно соприкоснулся с мягким, ковролиновым полом студии. Наконец, с видимым усилием, пришелец поднялся на ноги, поправил на шее ка-кую- то свою блестящую фитюльку, после чего почти мгновенно, в глазах всех, присутс-твующих, на эстраде снова объявился, всем хорошо известный, шалун и подлый показу-шник- Гадажжёнов. Все, кто был в студии, разом ахнули от удивления, привстали со своих мест, и в изумлении вытянули свои шеи. Но долго удивляться они уже не смогли, эта удивитель-ная метаморфоза, немедленно, ещё более оживила и даже, буквально, возродила их всех к жизни, скучавших от временной неразберихи. Публика загалдела, зашумела, обсуждая такую невероятную, только что произошедшую, перемену в облике инопланетянина.                –-Прошу внимания,-- взяв микрофон, Гадажжёнов хозяйски махнул рукой,-- ну да,..сог-ласен, чего уж там!— Помолчав в задумчивости несколько минут, и помотав недоумён-но головой, он продолжил,-- скажу, как всегда, прямо-- не утаился, не хотелось смущать, как бы это выразиться, ну, не хотел, в общем, пугать вас, товарищи, своим несколько отличным от вас видом.--                --Но дело- то в том,-- прохвост почесал в раздумье затылок,- когда- то надо всё- таки нам с вами знакомиться, как говориться, лицом к лицу, а!?--                На его слова толпа откликнулась восторженными, бурными аплодисментами.                –Ага, ага, значит у нас, вроде бы, всё- нормально!-- оживился и повеселел псевдо Гадаж-жёнов,-- ну, тогда что ж, тогда не смолчу, порадую от сердца, «Вернись в Сорренто»!—выкрикнул он, и восхитительным, нежным голосом маленького Робертино запел, лас-кая окружающее пространство студии, и тех, кто имел счастье в нём находиться, слад-кими звуками детского голоса. Но радость студийного сообщества долго не продлилась. Ушлёпистый, мягкий стук тела, свалившегося на пол, снова внёс неприятный ди-ссонас в, благостно молчаливую, обстановку студии, прервав и, чудно лившуюся, мело-дию и ангельский, детский голос.                –Я просто ничего сегодня не понимаю, что у нас такое здесь происходит, только соберё-шься дарить людям радость, только возьмёшь такое трудное верхнее си, и сразу тебе- бац! Ты на полу! Кто это там вытворяет всё….ещё!-- недоумевал Гадажжёнов, холодным взглядом озирая равнодушно, распластавшееся на полу перед ним, тельце его мохнатого товарища. Миновала тягостная минута, в течение которой лицо певца успело отразить целую гамму всяких разнообразных чувств, сменявших одно другое, от благодушия и пресыщения, до внезапного испуга и, всё более явно, охватывавшего его, страха. Резу-льтатом этих всех, боровшихся в нём настроений, стали насторожённость и боязливая подозрительность. Ему пришлось стянуть с себя, так нравившуюся ему, наглую, развя-зную личину любимца публики, теперь весь он превратился в слух и насторожённость.

                «Батюшки! Уберите её от меня!»

Боязливо пятясь к роялю, и пытливо озирая взглядом каждого, находившегося в студии, он вдруг заметил на мохнатом затылке своего товарища свежий, набиравший силу, волдырь, выдававший его ожоговую природу.                –Нет, всё- таки не пойму, кто мне скажет, где тут опасность?— крикнул он, продолжая пугливо озираться, и вглядываться в каждого, кто был в студии. И, наконец, испуганно и удивлённо уставился на старицу Федотью, которая с кропилом в руке и, уже открыт-ым ею, бидоном в безмолвии, выжидательно стояла в полной боевой готовности возле шторы, прикрывавшей дверь, через которую вышло начальство.                –Батюшки!-- крикнул он, покрываясь опять сероватым налётом,-- она всё- таки остал-ась здесь! Она- моя убийца… здесь, уберите, уберите от меня её сейчас же, я с ней просто не могу!-- истерически закричал он, заламывая потрясённо свои длинные руки.                –Ну, попал, всё, вроде бы, шло нормально, Гадажжёнов этот, собака, нашёлся,-- начал всё более пугаться и огорчаться Виктор, ощущая, что почва уходит у него из- под ног, и испытывая почти точно такие же страхи, какие совсем недавно испытал старший ассис-тент. И, уже теперь было начав думать, что ему, наверное,  всё- таки придётся ответить по серьёзному за, давно уже назревавшую, катастрофу, и, именно, теперь почему- то, при его ответственном руководстве, начавшую  окончательно разваливаться и выходить из- под его контроля.                -- Этот гад (про себя он так, именно, называл старшего ассистента) обязательно придёт потом и скажет «опять не справился, и потом- выгоню тебя к чёртовой матери!» Вот гад позорный!--                --Как чувствовал, старуху и тех с нею убрать было надо,-- нагнетал он в себе страсти, на-страивая себя сейчас же, без долгих разговоров, выдворить её из студии, и с глаз долой. Виктор в чём- то был очень похож на своего начальника, старшего ассистента, он также, как и тот в своих мыслях и желаниях не выходил за узкие пределы насущных дел своей жизни, но в отличие от него он не обладал той серьёзной положительностью и твё-рдостью убеждений, которая с годами образуется в человеке, по мере завоевания им не-которого положения на службе, или же значительного обогащения. Но вместе с тем в нём ещё сидела та бесшабашная, остававшаяся ещё из детства, свое- вольность, когда под действием непреодолимых обстоятельств, вставших у него на пути, он мог послать всех куда подальше, и, бросив всё, «смыться» в неизвестном направлении. Вот и сейчас что- то подобное как раз вызревало в нём, по мере того, как ситуация в студии, действи-тельно, всё более ухудшалась и выходила из- под его контроля. События же за последние минуты, действительно, принимали всё более неприят-ный и хаотичный характер, и это отражалось в нём самым огорчительным и даже мучи-тельным образом. И, чтобы, хотя бы как- то, избежать уж полного разлада и хаоса в сту-дии среди игроков и зрителей, он счёл насущной необходимостью немедленно убрать от-сюда тех, кто, хоть как- то, мешал, и содействовал каким- то образом к дальнейшему ра-спространению беспорядка. Вот к таковым- то зачинщикам беспорядка он и отнёс ту cа-мую буйную старуху с бидоном и седого монаха с золотым крестом. Окончательно утвердившись, таким образом, в этом воинственном намерении, он решительно и направился было к ней, но не успел он и полшага ступить, как сама ста-руха, ни с того, ни с сего, вдруг выскочила вперёд, быстрым ходом подобралась совсем близко к эстраде, после чего с визгливым, сиплым криком,- на тебе, получай демон по-ганый!- Махнула своей большой кистью, окатив, злосчастного Гадажжёноваего с голо-вы до ног целым водопадом водяных брызг. Что с ним случилось вследствие такой, казалось бы, обыкновенной шалости (не-сомненно, сейчас же бы отыскались некоторые, очень серьёзные люди, которые тут же бы признали эту шалость самой настоящей, злостной, хулиганской выходкой ) поразило всех в студии до такой степени, что в ней тот час же воцарилась мёртвая тишина, нару-шаемая лишь жалобными всхлипами и криками бедолаги Гадажжёнова.  Но ещё прежде, чем всё это случилось, произошло ещё одно, в высшей степени по-разительное и очень странное происшествие! Не успели водяные брызги достичь Гадаж-жёнова, как он выкинул по- настоящему замечательный фортель! Однако, прежде чем описать его, следует кое- что объяснить, дабы, произошедшее, не выглядело просто стра-нным курьёзом, никак не связанным с тем, что послужило его источником и первопри-чиной. Едва обнаружив Федотью, Гадажжёнов сразу же для себя определил её, как самого опасного врага, и с этого момента, буквально, глаз с неё не сводил. Только поэтому он и сумел уловить её быстрое движение и наскок к эстраде, а затем и короткий взмах её кро-пила. Тотчас же, словно кот, застигнутый врасплох с большим куском колбасы в зубах, он с обезьяньим визгом взвился метра на два вверх, но и этот поразительный его прыж-ок не уберёг его от тех неприятностей, которые неизбежно причиняет демону святая во-да. Почти сразу же на морде его и по телу, во многих местах, образовались очень болез-ненные, зудящие, ожоги и волдыри. Среди зрителей и персонала студии, не имевших малейшего представления, об, обжигающем, действии святой воды на существа иноматериального мира, вскоре воз-никло и окончательно утвердилось мнение, что в студии объявилась и действует форме-нная психопатка, поливающая из каких- то своих, несомненно, в той же мере безумных предпочтений, всякого, кто показался ей чем- то подозрителен или неприятен, ядовитой кислотой.                --Ты чего такое творишь, сука!— Теперь уж по настоящему возмутился Виктор, броса-ясь к старухе, с запоздалым, протестующим, криком,-- но когда он оказался уже рядом с ней, она ловким движением своей кисти успела прыснуть и на него «ядовитой» влагой, в ответ крикнув ему своим глухим, старческим голосом,- получай и ты, паразит- бесовс-кий подкормыш!--                Он даже испугаться не успел, и ничуть ещё не обеспокоился тем, неизбежным и чрезвычайно жгучим действием «кислоты» на те места, куда она попала, как сумасбро-дная старуха, окончательно съехав с катушек, принялась, словно газонный опрыскива-тель, бешено махать кистью в разные стороны, заливая всё и вся вокруг себя, включая и тех, кто по случайной неосторожности подвернулся ей под горячую руку. Но затем, присмотревшись внимательнее, Виктор с удивлением обнаружил, что все свои усилия она направляет не абы куда, а с какой- то, понятной лишь ей одной, целью исключите-льно лишь наверх, в под потолочную область студии.                --Просто дура какая- то,-- в сердцах вырвалось у него,-- там- то чего ей нужно! Оборудо-вание наше, сволочь, портит только!-- Раздражение и злоба к глупой старухе закипели в нём с новой, силой. Ему страст-но захотелось тихой сапой, очень незаметно и ловко суметь к ней подобраться, чтобы потом уж, без всякой такой ненужной канители, очень решительно и быстро схватить эту дуру, и сразу же вытолкать, вытолкать её- психопатку вон из студии, чтобы не ме-шалась больше тут, и не встревала ни во что, и, главное, чтобы не портила их дорогое и сложное оборудование. Однако, присутствовавшее в нём постоянно, равнодушие ко все-му, а также и малодушие, и, к тому же, откуда- то вдруг взявшийся, нелепый страх, его удержали от этого очень сильного, но случайного порыва. И, в результате, он так и оста-лся на своём прежнем месте, где и стоял ранее. Казалось бы, чего только не было уже в этот день, но даже и это, весьма, необыч-ное происшествие, оказалось, к сожалению, далеко не последним. В состоянии какой- то полного безразличия и апатии Виктор продолжил свои наблюдения за действиями безу-мной старухи, время от времени равнодушно поглядывая на то, что творилось под пото-лком, куда старуха с прежним упорством продолжала брызгаться своей кистью. И тут, в одно, едва уловимое, мгновение он с испугом и, нараставшим, удивлением заметил, как в этом подпотолочном, тёмном мареве копошилось, и изо всех сил пыталось оттуда вы-браться что- то такое странное, дрыгающееся, и мохнатое. Как ему показалось, это что- то скорее похоже было мохнатую лапу, то и дело пытавшуюся с бешеной энергией, то ли выбраться от туда, или же стремившуюся что- то схватить, или даже цапнуть кого- то. Всё это до такой степени поразило, и даже испугало его, что, обезумевшая, стару-ха, и все её сумасшедшие выходки сразу же отошли на задний план, показавшись теперь ему совсем уж чепуховой забавой. Через непродолжительное время он понял, что странное явление не осталось его личным достоянием, но привлекло внимание, по крайней мере, некоторых зрителей, не-нароком взглянувших вверх, и также заметивших там нечто необычное и непонятное. Но и на этом всё не ограничилось. Зрители, заметившие первыми это странное движе-ние под потолком, поспешили сообщить о своей «находке» ближайшим соседям. Те, в свою очередь, передали эту новость другим, и пошло, и поехало гулять по кругу, пока уже все в студии, задрав головы, не воззрились с нескрываемым изумлением на, поисти-не, чудесное завихрение прямо у них над головами.
               
Долгие блуждания Дубяги под Бородино.

-Я что же, так вот просто должен всё это принять, отбросив всё, что ранее знал, на чём стоял, что было основанием всей моей жизни!?- Беспрестанно задавался Дубяга одн-им и тем же, вопросом, и не находил на него ответа, продолжая пребывать на мучитель-ном распутье между своими прежними воззрениями, и тем, что так сокрушительно втор-глось в его жизнь, и ниспровергало их.                -Ну, допустим, я приму, что бесы - не какие- то сказочные и, кем- то выдуманные, суще-ства, но- вполне, реальные, обитатели подземного мира, потому что я видел их в натуре, своими собственными глазами, могу и ещё раз взглянуть на того, по крайней мере! И, главное, мне потом невозможно будет отказаться от этого, я просто не в силах вот так взять, и напрочь забыть всё. Потому что это сразу же сомнёт, уничтожит всякое, даже минимальное уважение к самому себе. А я не могу так жить!-                -Но вот что ещё неизбежно лезет из этого, казалось бы, простенького, и совсем невинно-го допущения, тогда неотвратимо и нагло является, как бы уже само собой, другое, что Бог всегда был, есть сейчас, и будет всегда! А уж это- совсем какая- то дикая несуразица, и для меня вещь совершенно неприемлемая!!-                - Меня с таким утверждением наши все сейчас же на смех поднимут, и будут, безусловно, правы! Так же нельзя, с такими взглядами далеко зайти можно!- Как видим, Дубягу бо-лее всего пугала сама возможность быть отвергнутым его старым, давно уже прочно, во-шедшим в его жизнь, кругом высоколобых умников. И он теперь всё более и более мыс-ленно улетал и углублялся в поиски ответа на этот, едва ли когда- либо, разрешимый им, вопрос, совсем позабыв где- он, и что с ним сейчас происходит. Так что момент, ког-да Шамшур, замедлив полёт, начал быстро снижаться, он совсем упустил из вида, и оч-нулся лишь тогда, когда они уже летели совсем низко над землёй.  Придя в себя, он начал с испугом оглядываться по сторонам, пытаясь всмотреть-ся и изучить то место, где они пролетали. Немного освоившись, он понял, что они, нако-нец, добрались до места, которое вертлявый злодей назначил Шамшуру в качестве их конечного пункта назначения, и это опять наполнило его новыми переживаниями и страхами: «Где и как это произойдёт, и чем, в конечном итоге, всё для него закончится!» Теперь они кружили над каким- то очень широким и, раскидистым, полем, в раз-ных сторонах которого стояли, свежескошенные, стога сена, а также ещё какие- то, не совсем понятные, небольшие сооружения, напоминавшие собой часовенки. И тот самый жуткий момент, которого Дубяга всё время ждал и, в то же самое время, очень боялся, вдруг настал, Шамшур внезапно с силой оттолкнули его от себя своими мохнатыми лапами, и он, дико, по- женски, взвизгнув, стремительно полетел вниз, в последнее это мгновение успев осознать лишь то, что до земли ещё очень далеко,- это верная смерть!!- Ужаснулся он. Но, оказалось, испугался он совершенно напрасно, Шамшур всё рассчитал точно (умел ли он только считать, вот вопрос?). Он свалился на верхушку стога, который ока-зался довольно высок, и очень жесток, его сено уже успело слежаться, и он кубарем ска-тился с него на пахучую, жёсткую травку, сильно отбив себе при этом часть спины и за-да. Кряхтя, и проклиная, слонявшуюся без дела, нечистую силу, Дубяга с трудом подня-лся на ноги, озирая, незнакомые, окружавшие его, пространства.                –А, всё- таки, жив остался!- Воскликнул он с радостным умилением, преодолевая боль, продолжавшей саднить части спины и зада.                -Это так хорошо само по себе, что я готов простить теперь всем всё, даже этим поганым, вислоухим чертям, только вот тому вертлявому гаду я ничего, никогда не прощу! Чтобы он околел, проклятая сука!- Дубяга, оглядевшись ещё раз, и, не найдя вокруг себя, ничего, подходящего, спо-собного послужить ему каким- то ориентиром, где- он находится, и в каком направлении ему следует отсюда выбираться, тихонько побрёл в сторону одного из тех самых соору-жений, которые видел сверху, когда они пролетал над полем. Одно из них теперь выгля-дывало своим верхом из- за, ближайшего, бугра, и то была совсем не часовня, а что- то вроде могильного памятника.                –Кладбище- что ли!?- Задавался он вопросом, карабкаясь на небольшой холмик, и тут же, сам отверг это предположение, объект здесь был в единственном количестве. «Доб-лесть родителей– наследие детей. Все тленно, все прехо..,» начал было читать он унылую надпись на постаменте памятника, завершавшегося вверху колонной с двуглавым орл-ом, и бросил от усталости, он уже знал, где находится. Это, действительно, было кладбище, только кладбище особое, это было место ве-личайшего сражения, вошедшего в мировую историю, о котором впоследствии было на-писано много всего. Но Дубяга сразу же отмёл всё, что тут же начало мелькать у него в голове по этому поводу, как совершенно неуместное в теперешнем его, тяжёлом положе-нии, когда ему, избитому, и, истомлённому всякими дикими страхами и переживаниями, теперь предстояло ещё совершить очень трудный путь, чтобы выбраться из этой глухо-мани. Сориентировавшись по Солнцу, и узнав, таким образом, примерное направление, в котором, должна была находиться железная дорога и станция, одноимённая славному названию того поля, где он очутился странным образом по, неисповедимой прихоти су-дьбы, и злодейским проискам вертлявой падлы, он тихонько побрёл в ту сторону. Прой-дя совсем немного, он, к великой своей радости, встретил местного поселянина, шедшего куда- то по своим делам с самодельной тележкой, на которой лежали несколько мешков, туго забитых сеном.                -Скажи мне, дружок, как скорее мне к станции выйти?- Преодолевая отвратительное, самочувствие и упадок сил, Дубяга умильно обласкал взглядом невысокого человека в тёмном, сильно поношенном, с пятнами краски на бортах пиджака, костюме.                –Станция- то, она- рядом, если только по дороге всё время идти, всего- то километров восемь выйдет,- отвечал поселянин, ничем не откликаясь на лукавые взоры Дубяги.                -Зря вы только туда идёте,- почёсывая свой, отдававший малиновыми оттенками, нос,  прибавил он несколько туманно.                –Почему ж так?- Обеспокоился Дубяга.                –А потому, когда до топаете туда, потом всё равно вам электричку придётся ждать. Три часа, никак не меньше!-                -Три часа!- Поразился Дубяга,- отчего ж так долго?-                -Так уж у них чертей заведено, терпеть приходится нашему брату,- по- свойски разъясн-ил поселянин, изучая рваные брюки и, сильно испачканный, и измятый, пиджак Дубя-ги.                -Я, к примеру, сам никогда так не хожу, потому как по «Можайке,», куда быстрее- раз, и прямо до города!-                -Хотя и далее, на два километра,- заключил он свою сложную, умственную арифметику.                Однако, сбить Дубягу спанталыку поселянину не удалось, хоть тот и был очень измучен физически и душевно, но на его уловку не поддался! А, поблагодарив за все его разъяснения, и, так и не утолив его желание, приобрести себе временного попутчика до Можайска (а, именно, такова и была его подспудная цель), он пошёл в, первоначально ему указанном, направлении.                Идя, таким образом, он вскоре вышел к дороге, «ведущей» в том же направлении, по ней дойдя вдоль кромки леса до окраины какого- то села, он сделал резкий поворот налево. И далее, продолжая всё двигаться по этой дороге, Дубяга добрался до ручья, где немедленно устроил себе передышку, с великим наслаждением, наконец- то, утолив, дав-но уже мучившую его, жажду, и омыв усталые члены.  Немного воспрянув духом, Дубяга продолжил свой утомительный поход к циви-лизации и её нежным дарам. Вскоре он добрался до дорожной развилки, где обнаружил очередной памятник: «Редут Раевского,» который сразу же напомнил ему о недавних его заблуждениях, насчёт «часовен,» потому что памятник увенчивался шишкообразным куполом и крестом. Часа через три он, всё- таки, сумел дотащиться, до станции «Бородино,» что дал-ось ему немалым напряжением всех его сил. Обливаясь потом, он встал в очередь за би-летами, но, поискав по карманам деньги, и, не найдя ничего (бесы постарались обчист-ить его основательно), благоразумно отошёл в сторону. Что ж тут поделать, приходилось добираться до столицы безбилетником! Хотя всегда ранее его крайне возмущало, когда речь касалась людей с подобными, хамскими замашками.                Электричка, вопреки предупреждениям ушлого поселянина, появилась довольно быстро, и Дубяга занял удобное место у окна. Через десять минут, от усталости, он уже крепко спал, его сон прервал железнодорожный контроль на станции «Кубинка.» Но в сравнении с тем, миновавшим уже его, по счастью, ужасом, даже этот неприятный инци-дент его не очень огорчил, потому что вскоре пришёл следующий поезд, и на нём он уже без всяких помех добрался до, родной его сердцу, столицы.


Под потолком обнаружилось что- то страшное!

А там, в этом странном облаке, начали уже твориться вещи прямо- таки несусвет-ные, воздушное месиво явственно начало сгущаться, одновременно расширяясь и увели-чиваясь в объёме. Вскоре она уже закрыла собой почти всю поверхность потолка. Пора-зительный процесс, разворачивавшийся над головами обитателей студии, произвёл на них столь гипнотическое воздействие, что они взгляда не могли оторвать от всего, что творилось над ними, в серой, обманчивой мути. С жгучим интересом, к которому приме-шивалось одновременно и, обострённое, чувство страха от чего- то, не вполне осознавае-мого ими, наблюдали они, что, в конце- концов, получится из всего этого!?  Как вскоре выяснилось, не всем оказалось под силу сохранять спокойствие, и дел-ать вид, что всё это тебя не касается, и ничего, мол, особенного не происходит, когда, бу-квально, над твоей собственной головой кружится, наливаясь явно враждебной, тёмно- фиолетовой угрозой, некая, никогда и никем не виданная, непонятная, дрянь! Сразу же обнаружились такие, не совсем уравновешенные, граждане, которые сочли непростите-льной глупостью изображать из себя невинного ягнёнка, когда к тебе подбирается то ли людоед, то ли, вообще, лютый зверь какой- то. Таковые, немедленно, трезвой головой, уяснив для себя, что всё, происходящее, представляет для них явную угрозу, и что, впол-не, вероятен взрыв, или даже ещё какая- то, опасная для человека, вспышка, которая неизбежно может привести к ранениям, и даже возможна гибель, по крайней мере, неко-торых. Словом, зародившийся в сердцах некоторых, импульс страха поразил, по крайней мере, часть из общей массы, и таковых оказалось совсем немало, и они, по мере, нарас-тания в них этих тревожных предчувствий, устремились подальше от опасного места,  поближе к выходу, а некоторые предпочли и совсем убраться из студии и, вообще, из Те-лецентра, поехав в ближайшие гостиницы, или же по домам. Однако, сразу же обнару-жились и смельчаки, этакие сорви- головы, которых чрезвычайно заинтриговала зага-дочная причина зарождения, этого поразительного в своих, неразгаданных ипостасях, явления, даже и до сего дня, неизвестного науке. Они буквально сгорали от любопытст-ва, задаваясь то и дело вопросом, что, собственно, послужило тому исходной точкой, тем первоначальным толчком, после которого всё и завелось и, поддерживая самоё себя,впо-следствии усилилось и продолжилось это удивительное, и пока никем ещё неразгадан-ное, явление? Одни из них уверяли, что таким первичным импульсом явились ядовитые брызги кислоты, отлетевшие во все стороны с кисти безумной старухи, и в особенности туда- наверх. И от того- то, мол, всё потом и зацепилось, и пошла- поехала колесить са-мая обыкновенная цепная реакция. Другие, словно специально, в разрез первым, уверя-ли, что исходную причину и корень всех бед, нужно искать совсем в другом, а, именно, непосредственно в том, что Игра слишком уж затянулась! И только из- за этого, дескать, но также и из- за плохой вентиляции тоже (о чём неоднократно ранее уже было говорено, и говорено не один раз), сильно перегрелся воздух в студии, тем более, там, под потолк-ом. Всё это совершенно понятным и очевидным образом сначала привело к сгущению некоторых, очень опасных и, вызывающих подозрение, субстанций, смешиванию оных с серным газом, а затем уже прямым ходом к образованию некоего, чрезвычайно нестаби-льного, критического, теплового центра, который в результате и решил всё дело. Не отвергалась в узком этом кругу и некоторые другие, не столь очевидные и, ждущие своего часа, остававшиеся до времени, вне умственного охвата людей, всегда го-товых к научному поиску. Между тем, те странные процессы в подпотолочном пространстве быстро набира-ли силу, и, уже вскоре, серо- лиловая пелена, чем- то сродни обыкновенному печному дымку, уже заволокла всю студию. К этому внезапно добавился неприятный, зудящий звук, который усилившись, стал своеобразным сопровождением, творившемуся наверху. И тогда в том, колыхающемся, мареве стали обнаруживаться то тут, то там безобразные, самые настоящие бесовские рожи, самых настоящие что ни на есть черти, даже великое их множество. При том, до такой степени мерзких и страшных, да, ещё со многими язва-ми и волдырями на их мохнатых рылах и телах! Едва ли удастся описать, какое действие произвела, открывшаяся, картина на  тех, кто в это время находился в студии. Все на мгновение будто оцепенели, с непереда-ваемым ужасом всматриваясь в жуткие, зубастые рыла, во всём неприглядстве и лютос-ти существ инфернального мира выступившие на фоне, утопавшего в темноте, потолка. И тогда те самые мужчины, которые ещё совсем недавно выделяли себя особо среди про-чих, как крепких мужиков, которым всё нипочём, и на которых в любом случае можно положиться, и совсем недавно, действительно, они уже на деле, это всем продемонстри-ровали, оставаясь в студии, когда все остальные не выдержали, и кинулись в испуге из неё прочь, теперь же даже и они норовили побыстрее убраться отсюда. Их пугала даже одна мысль соприкоснуться со столь мерзкими и злобными и тварями. Что же тогда го-ворить о таких нежных и хрупких созданиях, как женщины! Многие из них уже облива-лись слезами, умоляя всякого, мимо них проходящего, скорее их отсюда вывести, а луч-ше так вынести, так как у них, буквально, уже ноги подкашивались. Другие сами пыта-лись пробиться к выходу, но осуществить желаемое никак не могли, во- первых потому, что их «била» неудержимая лихорадка страха, и они едва могли владеть с собой, во- вто-рых, в дверях сейчас же образовалась немыслимая давка из, желающих, поскорее убра-ться отсюда. В эти кошмарные мгновения, несмотря на весь ужас ситуации, нашлись всё- таки трезвые, мудрые головы. Ранее, они тихо сидели себе среди зрителей, никаки-ми такими доблестями не кичились, а вот наступил тяжкий час, и они своё очень нуж-ное, а, главное, своевременное слово сказали. Собственно, среди всего множества людей в студии таких отыскалось всего двое- муж с женою, оба приехали на Игру из Воронежа, и теперь в этот опасный, цейтнотный момент, они, долго не раздумывая, поспешили сразу же к Виктору, олицетворявшему со-бой, всю полноту местной, телевизионной власти, и сообщили ему на ухо нечто архиваж-ное в, сложившихся, критических обстоятельствах. И сообщили очень своевременно, по-скольку сама уже власть начала серьёзно пошатываться, подумывая,-- а не бросить ли мне всю эту ерунду, и не дать ли подобру- поздорову хорошего отсюда стрекоча!?--                --А то, того и гляди, случится что- ни будь, совсем уж того- непоправимое! И что тогда прикажете мне с этим делать?--                --Да, чего там долго разговаривать! Хотя б, к примеру, возьмёт какая- то из этих рож, да, и цапнет тебя за нос так, что век ругать себя потом будешь, не успокоишься, что сглуп-ил и «тянул резину», как самый дешёвый пацан, когда давно уже пора было «сделать ноги!»-- Но, как уже было сказано, воронежская чета подоспела вовремя, и медлить она не стала, принявшись сразу втолковывать и указывать Виктору на то, что бесы сами чего- то жуть как боятся, жмутся все, как один, к потолку, стремятся подальше отодвинуться от всех тех, кто ещё оставался в студии. Однако, им не сразу удалось втолковать Викто-ру эту свежую, ободряющую, новость, по началу он их и слушать совсем не хотел, они очень мешали ему как раз в том самом умственном «деле.» Мешали ему решать тот гла-вный, неотложный вопрос: всё бросить к чёртовой матери (сами пусть выпутываются), и бежать, бежать отсюда, либо, всё- таки, какое- то ещё время остаться, дождаться, что ж такого выйдет из всей этой чертовщины!? В каждом из вариантов таилось нечто неопре-делённое, и потому очень опасное впоследствии для него (при том, конечно, условии, что это, последующее, наступит для него, учитывая теперешние опасные обстоятельства), как лица, облечённого властью, и надлежащей ответственностью, от которого зависело здесь всё и вся. И, таким образом, ситуация складывалась глупейшая, воронежцы старательно втолковывали Виктору то самое, что и было нужно ему позарез, и что в бесплодной муке он сам пытался отыскать в собственном мозгу! Он же тому не внимал нисколько, но, на-оборот, гнал от себя, надоедливую, чету! Но вдруг, каким- то странным, неизъяснимым, способом, слова воронежцев, всё- таки преодолели барьер его мозговых извилин. И он с изумлением и облегчением, словно, наконец, сбросил с плеча тяжеленный мешок, вдруг осознал, что всё это время валял большого дурака, отгоняя от себя то самое, что искал изо всех сил, и что было ему нужно позарез! С пытливой любознательностью следопыта  он тотчас же обозрел мутноватое, подпотолочное пространство, убеждаясь воочию, что, сказанное, в самом деле имеет место, и осуществляется воочию чей- то, неведомой, си-лой. Впрочем, он почти сразу понял, благодаря кому мерзкие твари не могут при близит-ся и достигнуть всех, кто пытался выбраться из студии. Видимо, весь ужас, произошедшего, настолько потряс и сказался на Викторе, при-том, далеко не шуточным, но, вполне, живительным, образом, что незамедлительно в нём сперва обозначились, а потом и набрали силу некоторые способности, о которых ещё недавно никому даже говорить не приходилось. В общем, жизнь заставила, ему при-шлось- таки напрячься, и в результате, почти мгновенно, к нему пришло понимание, что ему надо сделать прямо сейчас, без всякого промедления!- Внимание! Товарищи, товарищи!- Замахал он руками, схватив ближайший микрофон, призывая всех к поря-дку и спокойствию.                --Прошу минутного молчания,-- и не дожидаясь, когда все смолкнут, сообщил им то са-мое нужное, что только одно и могло всех успокоить.-- Вам нечего бояться, вам абсолю-тно никто не угрожает! Оглядитесь, и вы поймёте, никакой угрозы нет,- повторил он.- Если не верите мне, взгляните сами туда, на них! Они же тоже все нас боятся!--  Его настойчивые призывы и убедительные доводы вскоре возымели действие на некоторую часть, изнывающей в страхе, публики, суетящейся, и торопящейся любым способом, скорее отсюда вырваться. Они оборачивались, сначала пугливо и недоверчи-во, нервно вглядываясь наверх, на те жуткие, опасные рожи, что в ответ холодно и злоб-но, свысока взирали на них от туда. И с робкой, возрождавшейся, надеждой, удостоверя-лись постепенно, что, так оно всё и есть, вроде бы, в самом деле, эти рогатые, чего- то очень тоже страшатся, сбились все в жалкую кучу и трепещут. Напряжение начало пос-тепенно спадать, и уже многие сумели освоиться в этой острой, новой для них, в своей совершенной невообразимости, ситуации. Когда риск и опасность, вот- они, есть, у тебя под рукой, тут, совсем рядом, а ты ничего, ходишь себе, и ни черта не боишься!       Таковых, конечно же, было немного, буквально, единицы, но они- то и решили всё дело, потому что все остальные то ли по исключительной своей дурости, или же по непонятному легкомыслию, возможно, существовали и другие причины! Что далеко хо-дить, если хорошенько поискать при желании всегда можно найти в журналах или же в  газетах несколько случаев, когда один безумец, или, для разнообразия, несколько идиот-ов, приводят целую толпу легкомысленных и, плюющих на свою собственную жизнь, людей, в лучшем случае, под сильнейший стресс и лишения, а, в худшем, вообще, к гиб-ели. В данном случае многие из зрителей и игроков, ещё недавно, трепетавшие от стра-ха, теперь же освоились настолько, что, казалось, совсем не замечали ту жуть, что тво-рилась у них под боком, устроившись снова на своих старых местах. Однако, долго ра-доваться и наслаждаться этим безумием им не пришлось, уже, через непродолжительное время, другие, далеко не менее досадные, и, раздражающие, неприятности дали им о се-бе знать.
Потрясающее разочарование.

Что касается Виктора, то и для него, почти в то же время, случилось ещё одно, оч-ень досадное и огорчительное происшествие, в мгновение ока, исчезли опять неизвестно куда и раненый Гадажжёнов, и его, куда более пострадавший, мохнатый друг. Все те, кто оставался пока ещё в студии, уловить этот странный, скоротечный момент не смо-гли, поглощённые тем, что творилось у них над головами. И только впоследствии, чер-ез какое- то время, они принялись изумлённо таращить глаза и удивляться, что их лю-бимец куда- то такое подевался! На исчезновение же его страшноватого друга мало кто обратил внимание, а те, кто всё же это заметил, лишь вздохнули с облегчением. Никому не нужен был чрезвычайно злобный и, по всей видимости, весьма, опасный то ли зверёк, то ли человечек- лилипут, или же, вообще, никому неизвестная зверюшка. Виктор был из тех немногих, кто сумел уловить момент исчезновения Гадажжёно-ва, и это обеспокоило его крайне огорчительным и даже мучительным образом, ибо исч-ез игрок не какой- то там, а самый нужный и важный! Ибо в Игре настал момент, когда сладостные, певческие опыты, наконец- то, закончились, а, значит, неумолимой силой закона хода и последовательности вещей наступило время долгожданного Супер фина-ла. И ничего другого, кроме него, сценарием на Игру уже не предусматривалось. Но, вот беда, тот самый игрок- победитель, который столько времени изводил всех своим чрез-вычайно назойливым, гоношистым, темпераментом, теперь, будто назло всем, куда- то напрочь провалился! И как это бывает всегда в таких случаях, беда пришла не одна. Навалилось такое, что, немедленно, ощутили все сразу, кто до времени ещё оста-вался в студии. В чувствительные их носы шибануло таким плотным духом скотного двора, что, хочешь того ты, или не хочешь, а пришлось всем сразу же оторваться от то-го увлекательного и, гипнотизирующего, зрелища, каким всё последнее время для них оставался, открывавшийся внезапно, поразительный, сумеречный вид подпотолочного пространства студии. И они поневоле принялись подозрительно озираться и принюхива-ться, пытаясь уловить источник живительного аромата. Их суетливые, застенчивые ро-зыски и, углублённые, исследования причин и истоков привели к осмотру собственных же карманов, сумочек и бумажных пакетиков. К великому их удивлению, и сразу же за этим, наступившему, жуткому разочарованию, всех тех изумительных, искрящихся, дра-гоценных кристаллов и камешков, от которых, так сладко, нежной радостью перепол-нялись их сердца, теперь не наблюдалось в помине! А вместо них в избытке имелся све-жайший, «душнистый» самый настоящий козий и овечий помёт! То, что ещё недавно им представлялось (ну, нет же!), было их неоспоримым богатством, россыпью чудных, а, главное, дорогущих чудо- камешков, теперь разом превратилось в нечто совсем проти-воположное! Ни в самой малейшей степени, не только не вдохновлявшее и не радовав-шее, но даже, напротив, вызывавшее, исключительно одно лишь омерзение и ненависть к тем ехиднам- шутникам, остававшимся, до времени пока что, неизвестными, кто снач-ала измыслил эту поганую затею, а потом и со вкусом постарался её исполнить! И вся эта гадость, немедленно, полетела в урны.  Да, это был удар, потрясающей, силы, и бил он по больному, так что, пострадав-шие, оправились от него не сразу. Но, что делать, как- то пришлось им совладать с со-бой. Попутно с великими этими огорчениями и переживаниями создалась и быстро на-брала силу ещё другая неотложная, ну, проблема- не проблема, а так, весьма, досаждаю-щая всем, неприятность. Вместе с поразительной и, до поры остававшейся не вполне по-нятой, утратой игроками и зрителями Гадажжёновских, драгоценных подарков, в их ка-рманы, сумочки и пакетики чьей- то старательной, но поганой рукой, как бы взамен, было ловко насовано, явно с издевательской целью, множество мерзостного козьего и овечьего помёта! По студии мгновенно распространился, набрав изрядную плотность, трудно переносимый, тяжкий дух скотного двора. Причём, поток этот был столь плотен, и шибал во все носы столь непереносимо, что не оставалось никакой возможности и далее продолжать всем здесь оставаться. Студия быстро пустела, все устремились в коридор и соседние помещения. Тогда Виктор, следуя тем новым (о которых говорилось ранее), зародившимся в нём, импульсам и молчаливым самопонуканиям и призывам к действию, без промед-ления совершил всё то, что требовали от него, сложившиеся, неблагоприятные, обстоят-ельства. Была вызвана уборщица, которая и явилась вскоре. И она, во всеуслышание кляня этих дураков- «игрунов», припёршихся неизвестно откуда, зачем- то сюда, а так-же и этих бездельников, режиссёров- придумщиков, затеявших такую зло- вонючую иг-ру, своё дело всё- таки, выполнила умело и в короткий срок. После чего она бодро пота-щила урны на ближайшую помойку одновременно, продолжая клясть с прежней энер-гией и злобой, всё тех же, ненавистных ей, игроков и режиссёров. На этом всё и закон-чилось. Двери студии, правда, пришлось на какое- то время открыть и позаботиться, что-бы вентиляционная система, обеспечила приемлемые для всех условия. Когда же и это дело было сделано, и дыхание всех, присутствующих в студии, снова обрело былую све-жесть и лёгкость, при неприятное происшествие постепенно рассосалось. После чего ув-есилительное мероприятие продолжилось, все снова собрались в студии, чтобы как- то закончить Игру, и досмотреть, чем же всё- таки закончится эта необыкновенная «дребе-день» под потолком. Если бы за всё, происходившее в студии, отвечал более ответственный и более ум-ный распорядитель, чем Виктор, наверное, он бы воспользовался, возникшей, заминкой, и остановил бы Игру, чтобы всех, без исключения, вывести отсюда. Чтобы, таким образ-ом, заблаговременно уберечь от тех опасностей и угроз, которые таились и исходили от, того странного и, неизъяснимого, в своей внутренней сущности, явления под потолком, ещё продолжавшего разворачиваться и набирать силу. Но, увы, Виктор, хотя и преуспел за последнее время кое в чём, но в остальном по- прежнему оставался легкомыслен и бе-зответственен, отчего у него и мысли не возникло взять инициативу в свои руки. И, так-им образом, и дальше всё пошло так, как могло, своим прихотливым и произвольным чередом. Однако, мы совсем позабыли о тех, исключительно чьими только усилиями всё, произошедшее за последнее время, и было начато, а затем доведено до того поразитель-ного состояния, когда бесы, под действием, нестерпимых для них, молитв наших святых воителей, не смогли уже далее сохранять свою невидимость. И предстали во всём своём ужасе и безобразии перед теми, кто продолжал ещё оставаться в студии, а таковых ока-залось немало: игроков, зрителей и, остававшегося на местах, персонала студии. Застав-ив на мгновение, сжаться в невольном испуге их сердца, ничем, и, в малой степени не подготовленные их прошлой жизнью к таким, прямиком бьющим по нервам, ужасающ-им «картинам». Казалось бы, дело- сделано, и враг приведен в смятение, но и после это-го они не оставили свой молитвенный труд, заставляя врага пятиться от, столь нестер-пимого для них, обжигающего, пламени святых молитв, и терпеть снова и снова нема-лый урон. Столько лет жили бесы спокойно в этом Телевизионном Центре, гОря не зная, да, ещё с немалыми удобствами, находя здесь себе и тёплый приют, и весёлое разв-лечение, а, самое главное, имея всегда под рукой тех, кого без лишних хлопот можно бы-ло смущать вкрадчивыми, ласковыми голосами, и тихими нашёптываниями.  Да, и публика, что с большой охотой, и во множестве наезжала сюда каждую неде-лю, казалось, с не меньшей силой искала здесь почти то же, что и бесы! Так со всей оп-ределённостью можно утверждать, что и их целью, и, как бы сладкой для них приман-кой служило, несомненно, всё то же- развлечение, отвлечение и безоглядный уход от всех докучливых забот и трудов своей повседневной жизни. Это, захватывающее, участие в розыгрыше призов, хотя бы на краткий миг, вырывало их из однообразия повседневно-го бытия, рождало ложное ощущение забвения смертной скуки и тоски, которыми так пронизана бывает их, вяло- текущая, жизнь.  И, именно, она с годами вытравливает из нас все самые светлые и дорогие наши надежды и упования, которыми так щедра нас манит и одаривает одна только молод-ость. Но помимо этого развлечения и отвлечения от грустных реалий жизни, Игра ещё манила их сладкой, тайной надеждой, вдруг взять и выиграть автомобиль! Или же, на худой конец, обзавестись, хоть небольшой, суммой деньжат. Но опять мы слишком отвлеклись, расползшись по сладостному древу описаний, совсем позабыв тех, кто имел такое подавляющее значение во всей этой необыкновен-ной истории, кто разгадал её тёмную суть, а затем и привёл в смятение всё местное бесо-вское сообщество. Игумен со своим малым воинством стойко перенесли, охватившую студию, удушливую атмосферу, пока вентиляция не проветрила, а уборщица не вынесла из помещения, все зловонные, урны. При том, оставаясь всё время наедине с бесами, ко-торые в лютой, бессильной злобе, взирали на них сверху, чуть ли не пожирая их своими, горящими, звериными взглядами. И, казалось, уже они были готовы кинуться и растер-зать их, но они и тогда не дрогнули, и не отступили перед их яростью и злобой, выдержа-ла и Федотья, за которую в своё время так опасался игумен. Та же часть зрителей, какая уже твёрдо решила совсем убраться из студии, потря-сённая тем ужасом, который внезапно открылся перед ними, над их головами, через ка-кое- то время, и будучи даже совсем уже на выходе из Телецентра, испытала внезапное, горькое раздвоение своих чувств. Первый импульс, появившийся сразу же, вследствие всего, увиденного ими, гнал их скорее уехать отсюда, чтобы дома привести свои чувства и мысли в порядок и немного успокоиться. Но, очутившись уже в самом вестибюле Те-лецентра, их отчего- то, с не меньшей силой, потянуло вдруг назад, обратно в студию! И останавливала их всё бросить и скорее убраться домой, лишь одна, но чрезвычайно на-зойливая и, приставучая, мысль, что вот, мол, они, так отдавшись безвольно первому  своему, безотчётному порыву, тем самым пропустят что- то очень уж редкое и ценное, о чём потом и будут всегда жалеть и ругать себя всю, оставшуюся, свою жизнь за столь непростительную свою слабость и малодушие.                –Нет, всё- таки нужно взять себя в руки,- мысленно говорили они себе.- Заставить себя собраться, пересилить этот чёртов страх, и постараться досмотреть до конца эту непоня-тную, но такую удивительную, «чехарду» под потолком!--          Кроме того, одновременно их очень успокаивала одна, прилетевшая неизвестно из каких голубых далей, мысль, что, пока вот они там отсутствовали, и уже довольно не малое время, ничего, мол, ужасного такого и, непоправимого, вовсе не случилось! Так какого ж хрена! Может быть, они, вообще, зря так резко и необдуманно кинулись- то в испуге? И им только показалось таким страшным, то непонятное завихрение под потол-ком, а на деле- то- так, одна чепуха и только! Правда, сейчас же, словно нарочно, дабы опять напугать их до полусмерти, и чуть ли не ввести в смертную дрожь, и тем самым отвратить их окончательно от, только что появившегося у них, острого желания, перед их мысленным взором вдруг вспыхивало во всём ужасе та самая «картина» в полутьме  потолка, из безумно страшных, зубастых рож! И тогда они уже не знали окончательно, сбитые с толку, что и подумать, и как им поступить, и стоит ли, действительно, туда им возвращаться!? Словом, сбивчивость и раздвоенность в мыслях и, появлявшаяся от сюда, некото-рая растерянность и даже упадок духа владели ими какое- то время. И всё потому, что эти, неожиданные, и чрезвычайно странные явления одновременно и пугали их, и неодо-лимо влекли к себе, создавая в их головах невообразимый коктейль из противоречивых мыслей и опасливых предостережений. И, в конечном итоге, многие из них, всё- таки, решились и вернулись в студию. То были преимущественно мужчины, и, именно, такие, кто до сих пор ещё оставался холостяком по своей исключительной глупости, но также и некоторые женщины, отличавшиеся волевым, мужским характером. Совершив это, они с великими предосторожностями расположились подальше от того опасного средоточия самых скверных и зубастых рож, вдоль стен, поближе, на всякий случай, к спасительно-му выходу (бесы же напротив, по какой- то своей, только им известной, причине, все ус-тремлялись к центру, сбиваясь в одну большую кучу). И, обосновавшись таким образ-ом, они стали с опаской время от времени вглядываться туда, где, безостановочное, ко-ловращение мохнатых тел, несло в себе тёмную, злую угрозу, и ненависть ко всему жи-вому.                И теперь уже они старались ничего не выпускать из виду. Так вскоре они замети-ли, что войну с врагами человеческими ведёт не только одна старая, но бойкая, монахи-ня со своим неизменным бидоном, но и высокий, седой монах, громко творившего моли-твы, и, раз за разом осенявшего пространство студии, своим большим, пасторским, сере-бряным крестом, и коренастый мужчина в потёртом костюме, что- то шептавшего, ви-димо, молитву, потому что он тоже время от времени взмахивал старинным, латунным крестом.                По понятным причинам они не видели лишь Паисия, потому что, во- первых, он объявился здесь всего лишь несколько минут назад, а, во- вторых, он только что вышел из соседней студии, где с большим шумом гнал и бил бесов. Начал же он это благое дело с первой, попавшейся на пути ему, студии, стремясь и продвигаясь постепенно к той, где была назначена их встреча, шла Игра и крутилось большое Колесо. За тот немалый срок, пока Егор Фомич возился с игуменом и диаконисой, выписывая им пропуска для прохода в Телецентр. Пока он спорил с женщиной- начальником пропускного отдела, никак не желавшей их выдавать, и не понимавшей, зачем таким странным людям нуж-но обязательно попасть сюда. И потом, когда уже они все вместе проходили мимо охра-ны, и он вёл их далее по длинным, запутанным коридорам уже в саму студию. За всё это время святой Паисий уже много чего сумел здесь предпринять и совершить. Он не любил осторожничать, пробираться тайком, исподтишка во вражеский стан, но, как истинный воин, нападал сразу на первого, подвернувшегося ему на пути, беса или же демона. Вот и сейчас он не хотел изменять своему правилу, и действовал так же открыто и прямолинейно, лицом к лицу. Ещё одним правилом Паисия во всех подоб-ных случаях было такое, уж коли он брался за какое- то дело, то стремился его выполн-ить основательно и добротно. Вот поэтому- то перед проникновением в здание Телецент-ра, он хорошенько обследовал его своим духовным взором, прозревая во все уголки, и постепенно знакомясь с расположение всех его основных помещений. На всякий случай он запомнил также и местоположение некоторых вспомогательных комнат, и, таким об-разом, вскоре, уже достаточно хорошо мог ориентироваться во всём здании. И, конечно же, среди прочего, он высмотрел и узнал местоположение той студии, где было назначе-но место их сбора.                Но взглянем, наконец, уже собственными глазами, как действовал Паисий, про-никая в здание Телецентра, что он совершил, очутившись там, и всё ли из этого у него получилось достаточно хорошо! Разъединившись на некоторое время со своими спод-вижниками, чтобы самостоятельно попасть в здание Телецентра, потому что для такого человека, как Паисий, не требовались для этого особые приглашения, а также какие- то специальные провожатые, он всё мог сделать сам, и сделать наилучшим образом.

                Святой Паисий и его великие дела.

Несомненно, он с легкостью бы сумел переправить в студию и всех своих товари-щей. Но поскольку в самом уже Телецентре могли возникнуть затруднения из разряда непредвиденных, их, вполне, могла остановить внутренняя охрана и потребовать ка-кие- ни будь дополнительные ещё документы, или ещё какая- то, столь же неожиданная и неприятная, ситуация, больно уж их внешний вид бросался в глаза! Так что уж они со-чли за благо на время разъединиться, и в результате Паисий пошёл своей особой доро-гой, а всех остальных повёл Егор Фомич традиционным способом- через проходную, с, полагающемся в таких случаях, оформлением пропусков и подачей специальной заявки на них. Подойдя к ближайшей от него стене Телецентра, Паисий исподволь осмотрелся, и, убедившись, что поблизости от него никто им не интересуется, и не высматривает, чем таким он здесь занимается, совершил мгновенное проникновение в Телецентр. Правда, выглядело это всё со стороны, весьма и весьма, экзотично. Сложившимся годами, навы-ком он сначала перевёл себя в невидимое состояние, оформившись в виде почти прозра-чного сгустка энергии с едва заметным сероватым отливом. Затем немедленно, оттолк-нувшись от земной тверди, будто собрался насовсем уже покинуть грешную Землю, и по-даться в безбрежиые, космические просторы, он воспарил на уровень четвёртого этажа этого здания. Потому что уже знал твёрдо, что студия, в которой должны были появить-ся его товарищи, находилась, именно, там. И, уже на высоте, он спокойно просочился в здание Телецентра, быстро миновал, лестницу аварийного выхода, после чего уже проник в первую, попавшуюся ему на пути, студию, как оказалось, довольно обширную. Это, в общем- то, ожидаемое, событие его нисколько не смутило, но даже, наоборот, исполнило некоторой бодрости и боевого духа, так как сразу же он ощутил, а вскоре и увидел, что, буквально, со всех сторон окружён врагами, а их, по истине, здесь имелось великое количество. Это, собственно, и застави-ло его сразу же охолонуть в своём первом, отважном порыве немедленно кинуться и ввязаться с ними в драку. Несмотря на всю свою безбоязненность и отвагу, он сдержал-ся, нет не дрогнул, лишь призадумался,- стоит ли ему сейчас же, очертя голову, влезать в эту драку?-                -И не отнимет ли она у него,- соображал он,- вся эта свора слишком уж много времени? А потому, не будет ли более правильным позвать себе в подмогу своего дружка по сокро-венным знаниям, архимандрита Кирилла из соседнего монастыря!?- Однако, он тут же и отверг эти сомнения, припомнив, вдруг, слова апостола Павла «если Бог с нами, то кто против нас!»                В студии в это время шла запись популярной эстрадной программы, и угарный дым от, сменявших одна другую, разгульных песен и удалых плясок уже валил коромы-слом. Множество самых разных молодых певцов и певиц томилось, трепетало и мучи-лось в ожидании, когда наступит черёд им показать себя. А на эстраде в блеске прожект-оро и блистании цветных лазерных зигзагов молодой певец вытворял со своими ногами и, в особенности, с голосовыми связками, просто- таки неописуемые вещи. Но, увы, он не знал, и знать не мог, что творится у него буквально под самым носом. Не знали этого, конечно же, и все, уважаемые, члены жюри, с таким удобством расположившиеся в сво-их уютных креслах, в первом, специально дли них выделенном, ряду, совсем рядом с эс-традой. А творилось у них у всех под боком, на самом деле, такое, что, если бы сразу всем им: и молодому певцу, и всем зрителям, и, в особенности, конечно же, членам жюри, уда-лось каким- то непостижимым чудом, хотя бы на краткое мгновение, пускай одним то-лько глазком, увидеть всё то, что находилось у них почти перед самым носом! Тогда, по крайней мере, некоторых из них от этого, ужасающего, внезапно обрушившегося на них, непомерного, и не вместившегося в них, страха, прямо тут же, на месте схватил такой инфаркт, или инсульт, или что- то ещё, такое же чрезвычайно болезненное и очень неп-риятное. Что же сказать о других, кто едва- едва нашёл бы в себе силы каким- то образ-ом устоять и пережить весь этот кошмар без видимого для себя вреда, и они бы, без вся-кого сомнения, пострадали бы тоже. Правда, это их мучение проявилось бы в несколько ином виде, их прохватил бы такой неодолимый ужас, что они бросились бы сразу все, куда глаза глядят, не разбирая дороги, лишь бы поскорее убраться подальше отсюда, от, столь невыносимого для них, места. Чтобы никогда уже более здесь не появляться, не видеть, и даже не вспоминать того, непереносимого, кошмара, терзавшего их своей тём-ной, зловещей стороной.    Но что нам бесы!  Их дела давно всем хорошо известны, то- бесстыдство, злоба и презорство, сам вид же их ужасен и дюже поган, так что лучше последуем- ка скорее за старцем Паисием, и поглядим, какие предпринял он действия против этих назойливых, неприятных существ. А также узнаем, удалось ли ему выдворить их из этого, давно уже ими обжитого, и, ставшего родным домом, места. А он- то, как никто другой, имел над ними власть и такую силу, что лишь при одном упоминании его имени, бесов сейчас же охватывала невольная дрожь. И все они сразу же принимались искать себе какое- ни будь укромное местечко, где можно было бы без помех пересидеть опасное время, дожи-даясь, пока этот несносный Паисий не уберётся восвояси, так и не найдя никого. Паисий в таких случаях не объявлял им войну, не имел привычки давать бесам какой- то специальный знак о скором своём приближении, но, всё равно, бесы сразу же узнавали о его присутствии, уж слишком силён был для них, исходивший от него, Свя-той Дух, он- то и был для каждого из них так невыносим. Вот и теперь в невыразимой муке они сгрудились в дальнем от Паисия, подпото-лочном углу студии, а в это самое время, ничего не подозревавший, певец, просто- таки изнемогал от, обуревавших его, страстей. Зайдясь в трудной голосовой вибрации, он за-ражал ею, собравшуюся здесь, многочисленную, молодую аудиторию своим певческим импульсом. И тогда двое маститых членом жюри не смогли усидеть в своих мягких кре-слах, и, повинуясь какому- то своему внутреннему, порыву, кинулись оба разом на эст-раду, сотрясаясь своими, упитанными, телами, в жалкой попытке поддержать быстрые, ритмические движения молодого певца. И в тот же самый момент (так уж сошлось, эти два события произошли почти од-новременно) святой Паисий положил на всё, съёжившееся в невыразимом страхе, бесов-ское сообщество своё первое, могучее крестное знамение. И тот час же от этого, внешне мало приметного, мановения его руки произошли, по истине, поразительные вещи. В ту же секунду бесы (всё их великое множество) предстали перед уважаемой публикой во всём своём неприглядстве и, невообразимой, жути! И это немедленно отразилось на всех, кто был в студии, самым подавляющим, и угнетающим, образом. Так, буквально, сразу же (как бы невольным откликом на, только что произошедшее,) всё это вылилось у них в единодушное и паническое,- ааах!- Которое затем преобразовалось, в некое общее, ма-ло- разборчивое гудение с отдельными истерическими, невнятными выкриками, воск-лицаниями и прочими изъявлениями невольного страха и, цепенящего,трепета перед, внезапно открывшимся, перед ними. Но ещё более сокрушительно это движение Паисиевского креста сказалось на бе-сах. Они сразу же всполошились, загудели, как большой, потревоженный, муравейник, с непередаваемым ужасом отворачивались они, в жалкой попытке избежать его, опаляю-щего, действия. Некоторые пытались заслониться чем- то первым, попавшимся им под руку, от, нестерпимого для них, жара пламени святого знамения. А далее произошло то самое, вполне, ожидаемое, чего хотел и добивался святой Паисий, явившись сюда, преж-де чем направиться в студию, где была назначена встреча с его соратниками.- Какая по-льза будет от всех этих их упорных трудов,- размышлял он,- если, прогнав бесов из одно-го только места, уже через самое короткое время они снова обнаружатся там! Не те, ко-нечно же, бесы, которых только что они выдворили, а бесы из соседних помещений!-                -Ибо, известное дело- свято место пусто не бывает! Да, и те бесы, которые только что ли-шились своего пристанища, узнав в самое непродолжительное время, как вольготно в их собственном же доме, расположились их товарищи, уже вскоре вознамерятся верну-ться на старое своё, такое удобное и, главное, очень родное им место!-  Но возвратимся в студию, где это «безобразие» внезапно предстало перед честной публикой во всех своих невообразимых и ужасных подробностях. В течение некоего вре-мени бесовское воинство ещё пыталось сопротивляться, и отстаивать своё право  продо-лжать жить в, давно уже ими обжитом, и, ставшим им, по настоящему родным домом, месте. Собрав все свои силы, они стремились выдержать мощный, молитвенный нат-иск святого Паисия. Но, увы, силы, противоборствующих, сторон были явно неравные, и в непродолжительное время у бесов они совсем иссякли, и тогда они просто принужде-ны были признать полную невозможность своего дальнейшего сопротивления! Как не хотелось им этого, но что делать, когда обстоятельства уже говорили сами за себя! Пришлось им признать и полное своё бессилие перед таким человеком, как Паи-сий. И тогда наступил для них самый горький момент, когда приходилось им покидать свой родной дом. И вот, в едином порыве все до единого они поднялись со своих мест, и с великим воплем устремились неким мощным потоком к выходу, находившемуся как раз возле эстрады. Всё их, устрашающее, злобное множество потянулось мимо первого ряда зрителей, мимо мужей и дам жюри, а также совсем рядом с теми его двумя члена-ми, что взобрались на эстраду в горделивой претензии показать нечто своё, якобы, особо изысканное, и пока что, недоступное, начинающим, исполнителям.                Что же касается молодого певца, который в это время «колбасил» на эстраде, его звонкая песнь, едва наступил этот, ужасающий, исход бесов, сейчас же преобразилась в нечто очень болезненное, птичье и донельзя неприятное! Так обычно обрывается тон-кая, перетянутая, струна, но нечто подобное можно услышать и в джунглях, когда гиена во время ночной охоты хватает первым касанием своей зубастой пасти молодую лань. Существует ещё пример (исключительно, лишь для таких, чрезвычайно любознатель-ных и, вникающих во всякую мелкую подробность, людей), очень похожие ощущения вызывает в нас некое движение патефонной иглы, когда под действием непроизвольно-го импульса руки она выскакивает из, уготованной ей, колеи, и начинает ползти попе-рёк пластинки, царапая её. Но вернёмся к нашему молодому человеку, его птичье кудах-танье быстро сбилось и закончилось тем, что он впал в настоящую истерику, которая, как известно, свойственна одному лишь женскому полу. Но вот же как получается, те-перь и его угораздило! Однако, мы несколько отвлеклись, углубившись в мелкие подробности, и упуст-ив самое дорогое- чувства певца, а они стоят того, чтобы коснуться их, хотя бы слегка и поверхностно. Лицо его при одном взгляде на весь ужас, что внезапно нарисовался, бук-вально, в двух шагах от него, перекосилось самым невообразимым образом, и продолжа-ло меняться, отражая, по истине, непередаваемую, гамму чувств, которые терзали его, ведь певцы так бывают ранимы!

Паисий! Ужасные последствия его прихода для бесов.

Повторюсь, и это- снова, лишь слабое, внешнее выражение того, что происходило на самом деле преимущественно внутри его, выявляясь во сто крат больнее и сильней! Хватит ли мне сил описать всё это? Но возьмусь, скрепя сердце, не бросать же, в самом деле, то, на что уже потратил такую уйму времени, терпения, и, что уж говорить о, нево-сполнимом,…, о здоровье! Сердце певца в ту же самую секунду, едва всё это предстало перед ним в своём первобытном ужасе, захолонуло таким дичайшим, смертельным стра-хом, что он по началу слова даже пикнуть был не в состоянии! Но потом, какими- то не-понятными, извилистыми протоками на язык его просочилось, абсолютно без участия его собственных, мыслительных возможностей, вот это жалкое и визгливое,-- что, что это такое! Уберите, прошу вас, уберите их от меня сейчас же!--                Его детский, испуганный крик стал своего рода спусковым крючком для всех, кто находился в студии, выведя их из довольно редкого и необычного состояния какого- то странного, парализующего, оцепенения. И тогда, немедленно, взвизгнул и зашёлся в не-произвольном, животном испуге весь зал, члены жюри, как зайцы, повыпрыгивали из свои кресел, певец, всё ещё пребывая в, расслабленном, состоянии, сильно обиженного, ребёнка, нашёл в себе силы, и кинулся бежать куда глаза глядят, за ним последовали и двое членов жюри. И тогда Паисий во след, убегавшим, бесам послал последнее своё, святое знаме-ние, которое и вымело их всех до одного из студии, словно огромная метла вытряхнула из ящика огромную кучу пожухлых листьев, и тогда в студии установилась странная, гнетущая тишина. Настало время для осмысления того, что произошло, и что творилось и делалось здесь всё последнее время. Паисий, оставаясь по- прежнему невидимым, покинул студию, так когда- то, в не-запамятные времена, наверное, оставлял поле боя с, поверженным, врагом былинный богатырь. Паисий же, долго не раздумывая, что ему делать дальше, немедленно проник-нул в ближайшую, соседнюю студию. В это время в ней проводилась съёмка в студийн-ых декорациях очередного, многосерийного фильма, и бесов отчего- то было гораздо ме-ньше, чем в предыдущей студии, поэтому и надлежащего отпора они не смогли ему дать. В результате всё завершилось, буквально, в какую- то минуту. И так переходил он из од-ной студии в другую, изгоняя бесов, с многими их воплями и страшными угрозами в его адрес, а также обещаниями обязательно ему отомстить в некоем, отдалённом, будущем. Но, помимо этого, бесы ещё очень переживали из- за утраты такого удобного и, во всех отношениях, славного местечка, каким им представлялась эта студия, ставшая для них, по истине, настоящим, родным их домом. Но вот, подошло, наконец, время, когда Паи-сий достиг нужной ему студии, которая с самого начала и была его главной целью, и ко-нечным пунктом его движения по Телецентру. Что говорить, Паисий, в самом деле, был очень силён, но и игумену с его малым воинством  к моменту появления его в студии удалось тоже достаточно сделать. Всё мес-тное, бесовское общество уже не малое время по неволе терпело и изнывало от, усиленн-ых, молитв Игумена и его cподвижников. Пытаясь непроизвольно уменьшить свою му-ку, великое их множество сбилось в одну большую кучу, и старалось изо всех сил прижа-ться к дальнему, самому тёмному углу потолочного пространства. Но и там, увы, им то-же оказывалось почти столь же невыносимо тяжко и от ужасной тесноты, и от, непере-носимого ими, духа, исходившего от стен, освящённых, игуменом. Причём, последнее де-йствовало на них наиболее нестерпимо, заставляя их вжиматься в дальний, самый тём-ный угол. И в результате они уже не могли оставаться долго в покое, и, стремясь, хотя бы чем- то заглушить это нестерпимое воздействие на них, они, словно от мучительного зуда, совершали непрерывное, безостановочное вращение. И уже через самое непродолжительное время настолько обессилили и дошли до такой степени изнеможения, что в некий момент, в едином порыве все сообща решили, что нет уже у них более никаких сил и возможностей для дальнейшего сопротивления святым отцам, и потому оно не имеет абсолютно никакого оправдания и смысла. Решив таким образом, они согласились между собой безотлагательно искать любой, самый пер-вый, способ уйти, отстраниться от этого, непереносимого, источника их муки. И тогда всем своим скопищем они обратились к их безоговорочному предводителю и сильному вождю, каким для них, без сомнения, являлся наш старый знакомый, пройдоха и шалун- Гадажжёнов. Они умоляли его какой- либо особой хитростью, но постараться убрать, а, может быть, и прекратить совсем это, совершенно неприемлемое, для них воздействие. И он согласился, конечно же, не по какой- то особенной своей привязанности и любви к соплеменникам, и уж тем более не по доброте своей. Об этом и говорить не приходилось, поскольку такие демоны, как Гадажжёнов, любить, вообще, никого не могли по гадкой своей бесовской природе, и лишь к себе самим относясь с долей симпатии и снисхожде-ния.                Дал же согласие он лишь потому, что сам едва уже находил в себе силы держаться под действием святых молитв наших воителей, и, обжигающих, капель святой воды, ле- тевших с кропил игумена и Федотьи.                --Товарищи, товарищи!—Вдруг наглая, перекошенная от боли, рожа Гадажжёнова вы-сунулась в сизом, подпотолочном мареве, продолжавшем, своё тяжкое, угрюмое колов-ращение с тяжким гулом и завываниями рогатых особей, время от времени, слабо воз-никавших, «зажигавшихся», на тёмном, подпотолочном фоне! Гадажжёнов продолжал,-- мы с вами все- цивилизованные же люди, ну, давайте поговорим, всё обсудим, и всё- та-кое, как говорится, найдём общий язык.-                -Ну, неужели у нас так было всё плохо, разве мы так уж чужды друг другу!--   И так уж получилось (по истине, в мире многое сходится в одну точку, но не всё, к сожалению, мы успеваем заметить), что в это же самое время в студию вернулся веду-щий! О, сколько же сомнений и внутренней борьбы пришлось ему пережить за то время, пока он отсутствовал, да, и само это его возвращение далось ему, увы, как не легко, сто-ило немалых внутренних борений и мужества! Ведущий сумел ко многому себя пригото-вить, и его мужество и твёрдое намерение отразить все подлые выверты, распоясавше-гося, хулигана достойны были всяческого уважения. Но за то время, пока он отсутство-вал в студии, в ней случилось столько всего, выходящего за все мыслимые рамки воз-можного и вероятного, что подготовиться к этому он просто не мог физически ни при каких условиях. И поэтому, когда он вошёл, всё это, сразу же им увиденное, оказалось до такой степени для него невообразимым и несопоставимым с тем, чего он ожидал, и с чем рассчитывал здесь столкнуться, что все его приготовления, немедленно, полетели к чер-тям. А затем это всё ввело его в такой сильнейший ступор, что он тут же при входе и за-мер, бессмысленным, взором озирая, окружающее, пространство и, в особенности, то си-зое марево, что продолжало с угрюмой монотонностью совершать свои коловращения во тьме подпотолочного пространства. Ведущий вошёл в студию очень тихо, и поэтому его появление осталось для всех, незамеченным, и нисколько не отразилось на всём, в ней происходящем. Все взоры по-  прежнему были неотрывно устремлены вверх, поглощённые, тем удивительным, что ещё продолжало там совершаться.                Тем временем, наглый «инопланетянин» (Гадажжёнов), продолжая, как и осталь-ные, не замечать появление своего исконного врага, продолжал нудить свою искатель-ную, вкрадчивую речь, -- я вижу, дорогие мои, вы все – разумные люди, и я не жду от вас каких- то серьёзных возражений, протестов! Зачем, разве они.., разве кому- то это надо!-- вразумлял он, приумолкшую, почтеннейшую публику.               

      Решающая схватка ведущего с Гадажжёновым, ведущий повержен.

–А вот они,- вдруг неожиданно он ткнул перстом в сторону, не ожидавших никакого по-двоха, старицы Федотьи и Егора Фомича, продолжавших свой молитвенный труд,- они нам давно уже мешают, просто не дают, собаки, хорошенько нам развлечься!- Неожида-нно хищная, лютая злоба зазвучала в его голосе.                –Так чего ж, дорогие, любимые мои! Чего ж ждать- то!? Гоните их от сюда, не сомневай-тесь. Этих, которые с палками, особенно вон ту старуху, с бидоном которая, туда же во-локите!— Призывал он всех, распаляясь всё более, своим дурным, козлиным голосом, показывая уже конкретно Виктору и его помощникам, что им делать, и кого, именно, следует брать и тащить, а потом уже гнать в три шеи из студии.           Его вкрадчивые призывы оказывали на Виктора непонятное действие, он мог бы преспокойно наплевать на все эти наглые и явно хамские притязания Гадажжёнова! И, тем не менее, он отчего- то подчинился ему, вдруг засуетился, заспешил, будто выполняя приказ начальства, принялся звать себе на помощь остальных ассистентов, чтобы выве-сти из студии этих непонятных людей. И ассистенты тоже отчего- то безропотно повино-вались ему, словно безвольные роботы, будто Виктор не был их товарищем, таким же, как они, обыкновенным ассистентом. Подступив к игумену, Федотье и Егору Фомичу, ассистенты начали подталкивать их, понуждая покинуть студию. И нашим святым во-ителям не оставалось ничего другого, как подчиниться и поневоле отступить к выходу. В этот чрезвычайно ответственный момент противоборства двух, абсолютно неп-римиримых, сил (едва ли осознаваемый кем- либо ещё в студии, кроме их самих), Гада-жжёнов вдруг прервал свою безостановочную, назойливую трескотню, чем- то крайне, поражённый, и взволнованный. Он заметил только теперь, что ведущий, которого он возненавидел сразу же, едва началась Игра, снова объявился в студии, и не просто так, а, как и тогда, когда Игра только начиналась, смотревшего на него снизу- вверх очень критически, и с явным неодобрением! Что касается ведущего, то от того кошмара, кото- торый внезапно предстал перед ним во всём своём потустороннем ужасе и непотребстве, он так и оставался стоять столбом возле тёмной шторы, закрывавшей входную дверь, через которую только что попал сюда. Он и вообразить себе не мог, чтобы за каких- то пятнадцать- двадцать минут его отсутствия, обстановка в студии могла столь радикаль-но и, невообразимым образом, измениться. Но реальность говорила сама за себя, и ему не оставалось ничего другого, как только принять всё, случившееся, как, неопровержи-мый, и неоспоримый, факт. Вместе с тем, как лицо, наделённое полнотой власти, и не меньшей ответственно-стью буквально за всё, происходящее здесь, он отчётливо понимал, что незамедлительно он должен что- то предпринять, как- то отреагировать на всё, случившееся. Но, что кон-кретно надлежало ему сделать, и как действовать в данных обстоятельствах, он понять никак не мог. Всё то же, что приходило ему на ум, оказывалось, предназначенным, сове-ршенно других случаев и ситуаций. В силу этого он так и продолжал стоять, напрягая мозги, и пытаясь, что- то вспомнить, и даже изобрести в отчаянии некое новое своё, ори-гинальное решение. Гадажжёнов смотрел на ведущего злющими глазами, всё более и более распаля-ясь, его выводило из себя даже само уже присутствие его в студии, но в особенности бе-сил этот не одобрительный, критический его взгляд! Он слишком хорошо знал, что сто-ит за этим презрительным взглядом, и отвечал на него со всей, имевшейся в нём, демо-нической злобой. Конечно же, ничего такого со стороны ведущего не было и в помине, он был слишком потрясён всем, увиденным, буквально подавлен, и смотрел вверх на не-понятное, сизое марево под потолком, как на, непостижимое, чудо, не имея ни сил, ни ума как- то изъяснить себе его. Но для игва Гадажжёнова любой пристальный взгляд в его сторону был прямым вызовом, и свидетельством самых недобрых намерений. И в результате как бы имело место натуральное противоборство двух яростных взглядов, выражавших собой, лютую взаимную «ненависть», и тогда стало ясно почти сразу, что добром это кончится не могло, и ещё, что долго это бескомпромиссное проти-воборство продолжаться не могло! И так, в общем- то, и случилось, Гадажжёнов «завё-лся» с пол оборота, притом, вспыхнувшая синим огнём в нём, лютая злоба сейчас же на-чисто спалила своим пламенем всё остальное, что ещё секунду назад он, казалось бы, знал твёрдо, и намечал сделать, и даже, вроде бы, уже принялся делать. Для всех же, ос-тававшихся в студии, это было сравнимо с неким рупором, длительное время хранивше-го гробовое молчание, к чему со временем все привыкли, считая его, сломанным. Но в один прекрасный день он вдруг включился и заорал да, так оглушительно, что все сразу же кинулись затыкать ватой уши от его, оглушающих, воплей. Почти столь же оглуши-тельным и очень неожиданным для всех стал момент, когда Гадажжёнов, будто сорвав-шись с цепи, вдруг заорал благим матом со своей высоты, уже никого не стесняясь,-- че-го ты, хрен луковый, на меня вылупился- то!--                --Чего ты смотришь, начальник хренов, ещё глазами хлопает, скотина!? Я тебе чего ве-лел тогда!--                --Пошёл вон отсюда, начальник херов!-- Здесь надо отметить одну вопиющую несообразность, всего происходившего, так Гадажжёнов совершенно забыл о том, весьма, немаловажном, обстоятельстве, в каком очень неуютном положении он сам находится теперь, здесь, в этом узком промежутке, под полком, а также какое необычное впечатление должен был он, по- видимому, про-изводить на ведущего, пребывая в образе игва- инопланетянина! Ну, что тут скажешь, ярость демона, по- видимому, когда она завладевает им, затмевает и поглощает собой в нём всё! Запальчивые слова Гадажжёнова подействовали на ведущего чрезвычайно, при том таким престранным и неожиданным образом, будто он только что по неосторожнос-ти выпил яда. Глаза его неправдоподобно вытаращились, чуть ли не вылезли со своих орбит, казалось, он пытался разобраться с тем, что так неожиданно и вероломно вдруг пролезло ему внутрь. Но эти его упорные изыскания не дали ощутимых результатов, и тогда он принуждён был заняться другим, не менее важным делом. С немалым упорств-ом он попытался связать то, что представлялось ему, вполне, понятным и очевидным, с тем совсем другим, что отпечаталось в его мозгу неким ядовитым туманом, и что, едва ли, могло быть им осознано, хотя бы в некоторой степени. Впоследствии, по прошествии уже многих, многих лет, когда вся эта неправдоподобная кутерьма начала постепенно забываться и уходить на задний план, он в кругу своих близких друзей, так объяснил это своё состояние,- я никак не мог тогда взять в толк, от чего это, взявшийся неизвестно от-куда у меня на Игре, серо- кожий инопланетянин так грубо и нагло кричит на меня, да, ещё и распоряжается, и грозит мне, но, главное, почему- то самым натуральным голосом Гадажжёнова! Однако, как уже говорилось не раз, ведущий был человеком умным, схватывал всё быстро, буквально на лету, и, в некотором роде ориентация в пространстве загадок и неожиданных вопросов была для него чем- то сродни хобби, вследствие чего его недоу-мение продолжалось совсем недолго, и вскоре полностью рассеялось. В голове его что- то сработало, и как- то сразу всё прояснилось и улеглось, и тогда злым и враждебным голосом, которого никто и никогда ещё от него не слышал, он прохрипел, глядя наверх, ненавидящим оком, -- так это ты что ли, сволочь жжёная!?-- и уже не ожидая ответа, и более ни в чём не сомневаясь, он  ухватил первый, попавшийся ему под руку, предмет, каковым оказался тяжёлый, студийный микрофон, стоявший поблизости в стойке, и что есть силы им запустил в проказливую голову Гадажжёнова, смотревшую вниз из мутной пелены сизой мути, добавив во след, летевшему, снаряду,-- получай, сволочь жжёная!-- Микрофон брошен был, как говорится, от души и довольно метко, он мгновенно  достиг искомой цели, но вопреки всему тому, чем обычно заканчиваются столь меткие броски: крики, слезы, наконец, кровь, ничего подобного в данном случае не последова-ло. Но вместо этого, вполне, ожидаемого, и обыкновенного, произошло другое, и такое, чего никто не только не ожидал, но ожидать и не мог, потому что такого, вообще, нико-гда ещё не случалось, и никому доселе ещё видеть не довелось. Каким- то невероятным вывертом микрофон сумел отразиться от, продолжавшей, что- то выкрикивать ещё го-ловы Гадажжёнова, словно то была вовсе не плоть живого существа, а нечто утилитар-ное, рядовое, вроде резиновой игрушки, надувного матраса, или же резинового мячика! Именно, такие, самые простые, незамысловатые и обыкновенные свойства голова его всем и продемонстрировала, не понеся от столь сильного удара ровным счётом никакого вреда. Но то, что случилось затем, когда уже, казалось, всё близко к благополучному за-вершению конфликта, и все эти странности с микрофоном, наконец, закончились, но нет! Он выкинул ещё одну пакостную штуку и при том очень и очень подлую. Даже вообразить такое бывает трудно, но вот же- случилось! Можно было бы, ко-нечно, об этом не говорить, попытаться умолчать, но как же тогда связать все эти и, пос-ледующие, события воедино? Пришлось бы наверняка что- то выдумывать, врать, но я предпочитаю, уж коли взялся за дело, так делай его честно. Каким- то предательским, подлым манером микрофон отлетел не куда- то в сто-рону, не упал тут же вниз, кому- ни будь под ноги, что было бы естественно и, вполне, ожидаемо, нет, он предательски вернулся обратно, прямиком к ведущему, по непростой, бумеранговой траектории. И в результате этого странного и стремительного его возвра-щения в родные места стало катастрофически важным то, как повёл себя ведущий пос-ле того, как совершил он свой неожиданный, и, совершенно не свойственный ему, бое-вой выпад. А беда состояла в том, что он, как абсолютный дилетант в подобных воинст-венных действиях, сразу же несколько расслабился, пребывая в лёгкой задумчивости и отрешённости от того, что творилось, как вокруг него, так, в особенности, от того, что в это самое время делал и замышлял его неприятель! Так бывает довольно часто, к при-меру, совсем не редки случаи, когда атлет, показав удивительный результат, некоторое время находится в расслабленном состоянии. Да, во истину с чертями и, тем более, демо-нами следует всегда быть настороже, ведь, всем уже должно быть ясно, что от этой бра-тии можно ожидать чего угодно! Что уж говорить о ведущем, человеке совсем не воинс-твенном, далёком от, ожесточённых, военных баталий, да, он совершил оплошность, уп-устил из виду то, на что следовало обратить самое пристальное внимание, и это отразил-ось на нём самым болезненным и пагубным образом. Повторюсь, последствия от такого, чрезвычайно легкомысленного, поведения ве-дущего, и от столь же непредсказуемых и, главное, совершенно не свойственных микро-фону, маневров, сказались на его здоровье самым пагубным и плачевным образом. Ми-крофон угодил прямиком ему в лоб, отчего сразу же на нём вздулась большая, лиловая шишка, а рядом с нею уютно поместилась столь же большая, и сильно саднящая, рана. Из неё, немедленно, полилась обильно кровь, заливая лицо и костюм несчастного веду-щего. С тихим стоном он боком повалился на тёмный, ковролиновый пол студии. Уже на следующий день, когда это поразительное происшествие в непродолжите-льное время достигло стен газетных редакций, оно было описано совсем в других тонах и красках, как, впрочем, и бывает всегда с нашей, склонной к некоторым преувеличени-ям и гротеску, прессой. Так, к примеру, в некоторых газетах сообщалось, что ведущий, получив сокрушительный удар в лицо микрофоном от своего же ассистента, тотчас же пал замертво. Судите сами, каково это было читать жене ведущего в утренних газетах! Столь неожиданное и странное поведение микрофона крайне изумило всех, прису-тствующих, и только игумен и диаконисса восприняли это явление спокойно, они зара-нее уже знали, что плоть бесов и демонов сродни упругой резине. Куда более их волнова-ло само состояние ведущего, игумен склонился над ним, проверяя пульс, и, удостоверив-шись, что тот жив, оповестил об этом всех, окружающих, после чего настоятельно прос-ил, стоявших поблизости, скорее вызвать скорую. И, именно, в этот волнительный и очень тревожный момент в студию вернулся старший ассистент, который, подобно ведущему, тут же в крайнем изумлении замер при входе, едва увидел, распростёртым на полу, в недвижимом состоянии, своего начальни-ка, да ещё, с, окровавленным, лицом, вообще, приуныл. Но получив вскоре от Виктора необходимые разъяснения, и удостоверившись, что ведущий жив, только ранен, он объ-явил всем, чтобы не беспокоились, и никуда не звонили, так как скорая сюда уже едет.        За время своего отсутствия он сумел сделать всё, что задумывал с самого начала,  то- есть: позвонить в Академию Наук и договориться о приезде к ним в Телецентр, весь-ма, ответственных специалистов, занимавшихся, исключительно вот такими, очень ред-кими, явлениями и, необыкновенными, и никем и никогда ещё не виданными, сущест-вами. Для этого ему пришлось спуститься в главное фойе, чтобы заказать им пропуска. Сотрудники же Академии, в свою очередь, заверили его, что со всей тщательностью про-ведут первичный осмотр и обследование мёртвого инопланетянина, после чего будет со-ставлен совместный, между обеими сторонами, документ, то- есть от лиц, представляю-щих, Телецентр и Академию, о передаче инопланетного существа на баланс Академии, под их полное, ответственное хранение. Также он сумел дозвониться и до нового, огром-ного, и очень популярного среди зрителей, Цирка «Ярославский», совсем недавно пост-роенного, почти сразу же при выезде за Ярославский железнодорожный мост, на месте бывших складов, и обладавшего, самыми привлекательными и шикарными для артис-тов возможностями. При взгляде сверху он имел форму креста, но креста особенного, в его центре рас-полагалась главная арена цирка, накрытая огромным, красивым куполом. От арены в четырёх, взаимно перпендикулярных, направлениях шли широкие проходы, каждый из которых завершался таким же круглым зданием, но существенно меньшим, чем здание главной арены. В одном из них располагалась вторая, тренировочная арена, где арти-стам всегда было можно заняться отработкой своего номера. В другом размещён был ци-рковой зверинец, в следующем было обширное фойе и гардеробная для зрителей, в пос-леднем находился кабинет директора и некоторые подсобные, и складские помещения. В общем, этот замечательный цирке был оснащён очень хорошо, в том числе некими, осо-быми, подвальными помещениями, а также специальными механизмами и устройства-ми, вследствие чего занимал лидирующее положение среди лучших цирков Европы.               

Заботы старшего ассистента, сокрушительное поражение бесов.

Самым существенным, с чем старший ассистент мог столкнулся там, стало отсутствие по каким- то загадочным причинам известного дрессировщика Пропашного, на которого он очень рассчитывал, и кому, собственно, и предполагал отдать в дрессуру, приехавшего на Игру с Гадажжёновым, клыкастого, мохнатого зверя. Тем не менее, эту огорчительную недостачу ему вскоре удалось благополучно восполнить другим дрессир-овщиком, которого настоятельно ему рекомендовало руководство цирка. Как выяснил-ось, он занимался, весьма, редкой и оригинальной дрессурой гибонов, его- то и удалось заинтересовать той мохнатой, зубастой тварью неизвестной природы, в чём- то очень близкой, и, не исключено, что, имеющей, общие корни с его подопечными. Завершив та-ким образом эти переговоры, старший ассистент был очень собой доволен, и даже отчас-ти горд, и уже с нетерпением ожидал приезда гостей.                Каково же было его разочарование, когда вместо мёртвого инопланетянина и зве-ря редкой породы, он нашёл на полу в студии лишь, лежащего недвижимо, ведущего. Это был принеприятнейший удар по его самолюбию. Правда, вскоре выяснилось, что ведущий, вроде бы, ещё жив, потерял лишь очень много крови, но это мало его ободри- ло, ведь, теперь ему предстояло очень неприятное объяснение с представителями Ака-демии Наук и дрессировщиком гибонов, которые вот- вот уже должны были появиться в стенах Телецентра.                Но первым появились в студии совсем не представители Академии Наук и не дре-ссировщик, а святой старец Паисий, который, как уже говорилось, с самого начала, едва очутился здесь, ни чем не выдал своего присутствия, продолжая оставаться для всех, ис-ключая, разве что, бесов, невидимым. Лишь они, благодаря неким, особым своим спосо-бностям, сумели уловить момент его появления, и то в, едва уловимом, образе некоего слабого силуэта. Но, если бы они даже не имели такой возможности, всё равно бы, в са-мое непродолжительное время, всё их несметное скопище ощутило бы его присутствие, потому что он сейчас же наложил на них своё могучее Христово знамение. А так как к настоящему моменту все они, без исключения, и без того уже пребы-вали в плачевном состоянии крайнего изнеможения от, невыносимых для них, молитв и святых знамений игумена Нафанаила и его команды, и от, обжигающего, воздействия святой воды, которую старательно продолжала кропить и посылать к ним наверх, ста-рица Федотья. С появлением же Паисия бесы совсем приуныли, не имея уже никаких сил сопротивляться нашим святым. Все они сбились в жалкую кучу в дальнем углу сту-дии, трепеща и изнывая. Могучее, оказавшееся последним, знамение Паисия завершило дело, все они, как горох, посыпались на пол студии, тотчас же до смерти перепугав всех, находившихся в ней: зрителей, игроков, а также и операторов, и, вообще, весь техничес-кий и творческий персонал. Те же из зрителей, кто испытал ранее тяжкое раздвоение своих чувств: остаться ли им и дальше на этом шоу, досмотрев всё до конца, или же не-медленно бежать от того ужаса, который внезапно отверзся перед ними вверху, под по-толком!? В, конце- концов, те из них (таковых оказалось большинство), кто всё-таки ре-шил остаться, и увидеть своими глазами всё до конца, устроились из предосторожности вдоль стен студии, поближе к выходу. И потому в этот великий миг падения бесов с вы-соты потолка на тёмный, ковролиновый пол студии, всем этим зрителям, но, конечно же, также и всем остальным, сидевшим в своих креслах, а также игрокам и персоналу студии, пришлось испытать сильнейшее потрясение от множества самых гнусных, про-тивных и донельзя страшных, зубастых рож. Все они, изнывая от тошного, цепенящего, страха, буквально вжимались в стены, старались отодвинуться подальше от этого неи-моверного ужаса, старались избежать малейшего соприкосновения с этими противными тварями.                Бесы, в свою очередь, тоже терпели немалые муки, дойдя до крайнего истощения своих сил, и потому усиленно искали выход из своего безнадёжного состояния. И, након-ец, все, как один, они принялись умолять Паисия отпустить их на волю. Здесь, в, непос-редственной, связи с этими бесами, нужно отметить одну, крайне существенную и важ-ную, их особенность. Безусловно, бесы легко могли проникать и просачиваться сквозь любые, даже очень крепкие и толстые стены. И некоторые из них, попавшие в студию, именно, таким способом, уже поспешили отсюда предусмотрительно убраться, едва по-чуяли такой, невыносимый для них, дух святости, исходивший от Паисия. Но большая их часть, при заселении Телецентра, вошла сюда через главный, сту-дийный вход, и поэтому теперь они просто обязаны были выбираться отсюда точно так-им же способом. Такие уж правила существуют среди бесов, и с этим ничего уж не поде-лаешь Перед приходом в студию Паисий успел уже очистить от этого неугомонного, веч-но снующего, и ищущего себе очередную жертву, отродья, большую часть помещений  Телецентра, но оставалось ещё несколько, где бесы, хотя и дрожали, уже чуя и прозревая свою дальнейшую судьбу на холодных улицах города, но ещё никак не решались трону-ться со своего такого замечательного, и давно уже насиженного ими, места, чтобы без ог-лядки, поневоле бежать отсюда куда глаза глядят! Они уже знали об участи, постигшей, их несчастных товарищей, и потому заранее трепетали, но всё никак не решались остав-ить своё родное место. Среди них находился и наш норовистый, молодой чертёнок, который только что начал здесь осваиваться и привыкать, и до того был рад и доволен своей судьбой, пода-  рившей ему, такое развесёлое и, пригретое многими бесовскими задами, место. И тут-по- жалуйте, нате вам по морде, такая беда внезапно нависла над ними! Приходилось сроч-но всё разом бросать, и убираться отсюда, куда подальше, на улицы, чтобы влачить там жалкую, бесприютную жизнь. Во всяком случае, ясно было уже с самого начала, что хо-лодных и голодных, городских улиц им не избежать, отчего сразу же возникала далеко не простая задачка отыскать где- то, в этом безбрежном, городском «море» себе новое, подходящее убежище. Будучи от природы очень предприимчивым бесом, и уже только поэтому, совер-шенно не готовым, к таким резким переменам в своей судьбе, когда вот так всё запросто приходилось бросать, и при том ещё такое чудное, и, главное, только что найденное, мес-течко, поддавшись первому, невольному испугу. Нет, если даже все уже были готовы к скоропалительному бегству, он был не таков, и не собирался сдавать позиции без боя,  твёрдо решив, сначала всё хорошенько разведать. Конечно же, со всей возможной осто-рожностью он решил сперва обследовать, сложившуюся вокруг, обстановку, как в непо-средственной близости от своего помещения, так, возможно, (в зависимости от того, что он здесь обнаружит), и далее везде вокруг. Мало того, он помышлял даже о том, как бы отыскать какой- ни будь очень хит-рый ход, чтобы устранить саму первопричину всего этого бедствия, или же как- то изве-рнуться, немного перетерпеть, и, на худой конец, найти возможность приспособиться к новым, не очень благоприятным условиям. И, конечно же, главной целью его разведки оставался страшный старец Паисий, и в этом отношении он ломал свои бесовские мозги над тем, как бы поближе подобраться к нему, узнать, где он обретался, и что намеревал-ся предпринять в дальнейшем!? Вот так и получилось, что он тихонько просунул свою любопытную рожу через ближайшую к нему стену, исследуя, не здесь ли находится его смертельный враг? И так уж получилось, что по совершенно неизъяснимому стечению обстоятельств, он высунул свою бедовую голову совсем не в том месте, где следовало бы ему её высовывать. А всё потому, что в это же самое время, совсем рядом, здесь же, под потолком, находился нас-тоящая беда и «ужас» для всех бесов- старец Паисий, доселе, ещё не замеченный никем из бесов в соседней студии! И в результате такого, трудно предвидимого, неожиданного, и потому опасного сближения, чертёнок немедленно получил страшный по силе удар по своей любопытной башке лихой рукой, а, точнее, тяжёлым, нательным крестом святого Паисия. Что тут можно сказать, да, такие ужасные вещи, в самом деле, иногда случают-ся, и ничего уж с этим поделать невозможно! Бесёнок тут же камнем полетел вниз, на мягкий, ковролиновый пол студии, удобно устроившись рядом с ведущим.                --Ну вот же!-- С явным удовлетворением оценил ситуацию старший ассистент,-- по кра-йней мере, уж дрессировщика- то я не огорчу!--
                Академики в студии, великий исход бесов и прощание святых воителей.

Что касается Паисия, то он почти не обратил внимания на этот случай, сочтя его рядовым и мелким событием. Но зато уже вскоре после этого он уловил своим особым видением некое стремительное движение по городу, которое, наверное, не привлекло бы его внимание, когда б эти несколько, замеченные им, машины не направлялись, именно, сюда, к Телецентру. То были две легковые машины, а также микроавтобус, оборудован-ный специальной клеткой, и все они мчались на, максимально возможной, скорости сю-да, в студию. В одной из легковых машин находились какие- то академики, в другой ех-ал персонал скорой помощи, по- видимому, специально вызванный кем- то из организа-торов данной программы, к раненому ведущему, в микроавтобусе же ехал дрессировщик из цирка. То был явный знак, что время их пребывания в Телецентре подошло к концу, и пора отсюда убираться, по возможности скорее. Их духовная «брань» с бесовским заси-льем в Телецентре, вполне, оправдалась, и успех этот был, вполне, очевиден, все бесы – повержены, и изгнаны из этого огромного здания. И потому дальнейшее их пребывание здесь не только не было ничем оправдано, но и могло обернуться для них самым непред-виденным и неприятным образом. Огласка их активного участия в таком странном и, выходящем за все мыслимые рамки, происшествии, уже само по себе грозила им многи-ми неприятными минутами общения со следственными органами. Но, кроме того, сама странность и деликатность этого дела- противоборства с бесами, и, по- видимому, пол-ная неосведомленность работников следствия в этих вопросах, грозила неопределённо-стью и самыми туманными перспективами относительно, чем же может закончится для них это дело, и как оно отразится на их дальнейшей судьбе!? Кроме того, с немалой до-лей вероятности, было ясно сразу, что событие это в самое непродолжительное время приобретёт самую широкую огласку, что, в свою очередь, было нежелательно для каж-дого из них по понятным причинам. Едва разузнав обо всех этих, крайне важных, новостях, и оценив их возможные последствия, Паисий счёл своевременным немедленно преобразиться в свой обычный, человеческий вид. Что и сделал тут же, предварительно опустившись на пол студии, и затем уж, внезапно материализовавшись, и представ перед всеми в центре студии, чем  ввёл в лёгкую оторопь группу осветителей и операторов, после чего уже подойдя к игу-мену, сообщил ему обо всех, уже известных нам, важных новостях, и срочной необходи-мости, быстрее им всем покинуть здание Телецентра.                Не успели они достаточно удалиться от студии, продвигаясь довольно споро вдоль тёмного, широкого коридора, как двери студии с треском распахнулись, и масса бесов с визгом и криками начала вываливаться наружу, приближаясь к ним. Поневоле пришлось уступить им дорогу (дабы избежать малейшего соприкосновения с погаными), поспешив укрыться в соседней студии, уже свободной от, заблаговременно сбежавшего, неприятеля. Бесы же, с уходом святых воителей, также не задержались надолго в студии, но под, продолжавшимся, жгучим воздействием, освящённых, стен, поспешили скорее убраться отсюда на волю. Переждав, пока схлынет толпа, бежавших, бесов, святые воители также поспеши-ли к выходу, и вскоре уже были в, опустевшем, вестибюле Телецентра, который неожи-данно предстал перед ними в совершенно, удручающем, виде. Две половины его массив-ной, двухстворчатой, выходной двери были грубо вырваны из своих петель чей- то, до-нельзя обозлённой, непомерной силой, и потом грубо отброшены на асфальт небольшой, автомобильной площадки перед входом в Телецентр, и теперь лежали там, отблёскивая своими стеклянными плоскостями. Вторая, точно такая же, дверь была разбита и иско-рёжена полностью, множество её осколков разбросаны были по всему керамическому полу вестибюля, стулья, ранее стоявшие у стен, также были почти все сломаны, а неско-лько тех, что уцелели, опрокинуты, и беспорядочно разбросаны по полу. Ещё худшая уч-асть постигла две широкие, деревянные скамьи, они полностью были разбиты и прев-ращены в щепки. Но в особенности всех поразило, как, разгулявшаяся не в меру, тварь обошлась с четырьмя очень красивыми люстрами, обычно поражавших всех своим изы-сканным видом, кто впервые попадал сюда. Теперь же все четыре представляли убогое зрелище, безжалостно сорванные со своих креплений, они валялись на полу вестибюля. А электрические провода понуро свисали с потолка, время от времени вспыхивая фио-летовыми искрами разрядов, тлеющих меж их окончаниями.  Обозрев своих соратников, уныло разглядывавших эту, ужасающую картину, ра-зрухи, учинённую бесами, в своей последней, бессильной вспышке ярости, сокрушивш-их, ещё недавно такой великолепный, вестибюль,- Паисий сказал,- ну, что же, мои ми-лые, дело- сделано, и сделано, на мой взгляд, совсем не плохо, пришла пора нам проща-ться!-                -По правде говоря, у меня по- началу и мысли не было, чтобы дело это смогло обернуть-ся в такое грандиозное побоище!-                -И, что уж теперь, откроюсь вам совсем! Я сперва даже досадовал на тебя Нафанаил, и на себя тоже, что согласился помочь, всё это из- за моего, неукоснительного правила- не отказывать никому, коли дело, действительно, правое и, по- настоящему, необходимое. Но теперь, когда всё уже позади, и дело оказалось таким, я испытываю одну лишь бла-годарность к вам, как к настоящим, проверенным, и не дрогнувшим в такой опасной битве, товарищам.                -Жаль, не удалось мне освятить всю студию!- Посетовал игумен.                –Это- не важно, даже не помышляй, и не мучай себя этим, лучше посмотри на дело в це-лом, какую силу удалось нам сообща спровадить от сюда!-                -Сами видите, какая- силища! Посмотрите, чего они здесь одним махом учинили, разнес-ли всё в дребезги, а мы, всё- таки, сумели, заставили их отсюда убраться!-                -Ну, что ещё, обещаю всех не забывать, поддерживать связь, и в случае чего- не стесняй-тесь и вы, обращайтесь при необходимости. Чем уж могу, тем и помогу.-    Как раз в это время нежных прощаний Егор Фомич решил провернуть одно неот-ложное, как он считал, дельце. Отойдя в сторону, он предпринял осторожную вылазку из вестибюля, полагая, что, хотя незаурядные способности старца- очевидны, и, весьма, велики, но собственный- то глаз, он- как- то вернее. Тихонько ступая по стеклу, он ми-новал, разрушенный бесами, выход из вестибюля, и затем осторожно выглянул наружу, но потом тут же отпрянул назад, потому что сразу же увидел метрах в семи от себя двух милиционеров, о чём- то увлечённо и горячо споривших. Он успел также заметить, что всё пространство перед входом в здание Телецентра было огорожено специальной, поло-сатой лентой, по- видимому, теми же самыми двумя милиционерами. Эта, неожиданная, новость, немедленно, насторожила и взбудоражила всех, cозна-нием, что малейшее промедление чревато внезапно столкнуться лицом к лицу с право-хранительными органами! И это заставило всех, немедленно, задуматься над тем, что делать и, как избежать такой неприятности? Лишь Паисий, по- прежнему, сохранял спо-койное благодушие, ведь, без его личного желания его даже увидеть было большой проб-лемой. Тем не менее, он сознавал, что своевременное избавление его товарищей от этой беды, лежит целиком на его плечах, и он тут же сообщил игумену и Федотье, что готов прямо сейчас перенести их обратно в монастырь. Что вестибюль- абсолютно пуст, и ни-что не мешет им воспользоваться этой специфической. Это и было без промедления сде-лано точно таким же образом, как в первый раз, при их доставке сюда.                Тут же вернувшись обратно в самый короткий срок, Паисий осведомился и у Его-ра Фомича,- нуждается ли он в его помощи?-                Но тот заверил его, что, вполне, может добраться до своих Мастерских сам неким  извилистым путём внутри здания, через его коридоры, переходы и многочисленные лес-тницы. Возможность эта была предусмотрена уже при проектировании и строительстве Телецентра, разделением его на две почти равные половины. Одна была предназначена для работы творческих коллективов студий, где придумывались и создавались переда-чи, другая- для размещения специального, очень сложного оборудования, а также инже-нерного и технического персонала, занимавшегося его обслуживанием, ремонтом и эксп-луатацией. С помощью этого оборудования генерировался и усиливался до, весьма, зна-чительных величин несущий свч- сигнал, с помощью которого, собственно, и создавал-ась возможность транслировать и распространять передачи не только в столице, но и в ближайших её пригородах, и даже много далее. И потому возможность прохода из одной части здания в другую была просто насущной необходимостью. Ибо всё множество пере-дач, что было записано в многочисленных студиях Телецентра, в виде звуковых и видео сигналов, чтобы они дошли по адресу, до многочисленной, телевизионной аудитории, просто обязаны были соединиться с тем мощным свч- сигналом, что создавался по сосе-дству, в другой половине здания. Вот поэтому- то и возникала необходимость соединить обе части здания специальным проходом.                Но вот какая чрезвычайно досадная неприятность получилось впоследствии, в самое непродолжительное время лишь только открылся и начал работать этот новый Телецентр! Разумеется, это и было как раз связано с этим проходом, самым непосредст-венным образом! Те рабочие и инженеры, от которых зависела нормальная работа того сложного оборудования, что создавало на выходе мощный, несущий свч- сигнал, по крайней ме-ре, некоторая часть их уже в непродолжительное время начала испытывать назойливый интерес ко всему, что творилось в павильонах и студиях по соседству. Вследствие чего, руководство студий начало выходить в дирекцию с жалобами на то, что вчера, а также многократно ранее, в их студиях были обнаружены некие посторонние лица, присутст-вие которых- крайне не желательно, так как они мешают и задерживают творческий процесс. И, хотя фамилии и имена их узнать не удалось, но было очевидно, что все они из производственного отдела. Дирекция не стала долго задумываться над этой, внезапно образовавшейся, проб-лемой, и волевым решением поставила в том месте, где оба части здания соприкасались,  смену вахтёров, которые, таким образом, и образовали собой непреодолимую преграду для всех любителей в рабочее время подивиться со стороны на искусы создателей новых телепередач. Вахтёры же всегда оказывались настороже, и своевременно отправляли во-свояси ни с чем всех тех любителей убить своё рабочее время за приятным времяпрово-ждением- созерцанием чужих усилий в создании чего- то полезного и интересного. Они проверяли наличие специальной отметки в пропусках, которая одна и давала возможн-ость прохода на творческую половину. У Егора Фомича, как начальника Мастерских, ответственного почти за всё оборудование Телецентра, такая отметка была, и поэтому он свободно мог переходить из одной части здания в другую в любое время. Паисий, оставшись наедине в, разгромленном, вестибюле, некоторое время соби-рался с мыслями. Так бывает, вырвавшись из эпицентра бурных событий, и кипения страстей, человек вскоре ощущает некоторую пустоту в себе, и неприкаянность, и ему нужно  время, чтобы привыкнуть к мирному течению жизни. Об сейчас и размышлял Паисий, чем бы ему теперь заняться, то и дело ловя себя на мысли, что, всё случившееся, было чрезвычайно хорошо, и оно до сих пор переполня-ло его гордостью и светлой радостью за себя и своих недавних соратников. Хотя, несом-ненно, для такого человека, как Паисий, понятие гордости не вполне правильное, это было скорее несколько другое чувство, выразить словами которое автору составляет не-преодолимую трудность. Однако, пришло время, и пора уже было возвращаться в свой монастырь, в помощи его здесь никто более не нуждался, и поэтому полностью он теперь был предоставлен самому себе. Главный Механик, простившись с ним, уже скрылся за ближайшей дверью, и тогда он обратился своим, пронизывающим пространство, взором в направлении своего, давно уже ставшего ему родным, Боровского монастыря, и испод-воль разведал там обстановку. Первой новостью было, вполне ожидаемое, и имевшее ме-сто каждый день, толпа из не менее пятисот человек добивалась личной с ним встречи, с утра терпеливо ожидая его возвращения. Вторая весточка была куда приятнее, он с удо-вольствием узнал, что монахи, исполнявшие послушание на кухне монастырской тра-пезной, оставили ему остатки обеда. Сердце его сейчас же охватило тёплое чувство пре-двкушения встречи со всем тем, что вкладывалось им в понятие- дом, и тогда он, в пос-ледний раз окинув взглядом то, удручающее в теперешнем своём состоянии, место, и на-чал потихоньку расплываться и исчезать из виду, пока не исчез совсем. И вестибюль с, свисавшими с потолка, и назойливо жужжащими искрами разрядов, проводами опустел совсем.
            Поспешные действия милиции возле Телецентра, и ужасы пропускного отдела.
                Между тем, некоторые события, в Телецентре, в его павильонах и студиях, но так-же уже и в непосредственной близости от него, получили за последние полчаса некое, оч-ень неприятное, развитие. Оно заключалось в том, что эти, чрезвычайно странные и не-обыкновенные явления получили огласку, и вышли за пределы Телецентра, проявивш-ись снаружи, хотя и не на долго, но зато в самом ужасающем и безобразном виде. Вот об этом как раз и спорили между собой милиционеры, стоявшие перед зданием Телецентра. Незадолго перед тем, как занять пост возле Телецентра, они, как и всегда, спокой-но себе разъезжали на машине, имевшую на крыше оригинальную надпись, сделанную большими, чёрными буквами, ПМГ, что следовало расшифровать, как Передвижная Милицейская Группа. Точно такие же надписи, но меньшими буквами, помещались на её передних дверцах. Занимались же они тем, что отслеживали таких ловкачей, которые обирали пьяниц, поверженных непомерной дозой спиртного на зелёную травку газона. Это свободное, и, в общем- то, довольно приятное их «плавание» нарушалось иногда под вечер, когда дежурный центра связи их милицейского участка внезапно приказывал им срочно отправляться к продовольственному магазину (или ещё куда- то), по улице Л…., с бодрящим названием «Отчизна»! Там разыгралась самая настоящая драма, местные алкаши всячески противодействовали директору завершить рабочий день закрытием магазина, хотя время уже было позднее (далеко за девять), но, тем не менее, они настой-чиво притязали, чтобы их обслужили в любом случае, оценивая себя, как всенародное достояние! В этот конкретный день тоже, вроде бы, всё по началу шло, как и всегда, спокой-но, безоблачно и буднично, но тут этот «несвоевременный» звонок начальника, который сразу же всё и испортил своим срочным приказом! Приходилось подчиниться. Как выя-снилось тут же из его слов, последние двадцать минут ему буквально, «все уши оборва-ли» бесконечными звонками, и все, звонившие, без исключения, жаловались на то, что в здании Телецентра, а также у главного его входа творится что- то такое, невообразимое, никогда и никем из них, невиданное, словом, несусветное! И всё это, мол, напугало их до такой степени, чуть ли не до смерти, и привело к настоящему стрессу, от которого и до сих пор они ещё никак не могут прийти в себя.                -Словом,- объяснял им начальник,- дело это- очень серьёзное, и потому ехать туда нужно немедленно, а, приехав на место, тут же доложить ему о ситации на месте.-                -И вот что ещё! Без личного его распоряжения, ничего там не предпринимать, лишь от-городить лентой место вокруг центрального входа, и никого за ограждение не пропуск-ать, кроме лиц, имеющих командировочные направления, но также все основные город-ские службы, если таковые там объявятся.-                Ну, они, конечно же, туда и прикатили, и сразу же увидели такое, что волосы мо-ментально зашевелились у них на головах, устремившись вверх, и лишь головные убо-ры удержали их, при этом, не сговариваясь, они оба непроизвольно шептали,- боже ты мой, боже! Что ж это такое!?-                И пока огромная орава чертей вырывала двери, и ломилась наружу, а, вырвавш-ись на волю, вся устремилась вон мощным потоком. Но, едва же оказавшись на свободе, они сразу начали воспарять и подниматься вверх, постепенно размываясь, слабея и ис-чезая из виду, прошла минута, пошла другая, и тогда только они схватились за пистоле-ты, и было уже собрались открыть пальбу по жутким, совершенно невозможным в своей лютости рылам, как вдруг всё исчезло, и этим всем кончилось. Примерно, в этот самый момент Главный Энергетик и выглянул из вестибюля, и увидел их, что- то запальчиво доказывавших друг другу, и о чём- то горячо спорящих.                Среди, «обрывавших» телефоны в милицейском участке, немало было тех, кому довелось пережить настоящий ужас, столкнувшись с целой сворой, самых разных по своему виду, чертей, притом, не в общей толпе зрителей, не в студии и павильоне Теле-центра, о волнениях и переживаниях которых нам уже достаточно известно, но наедине, в неких, весьма, узких проходах и углах этого огромного здания. Первыми, кого это за-тронуло, стали те случайные прохожие, а зачастую самые обыкновенные бездельники, коих всегда можно отыскать в любом учреждении, имеющих обыкновение, словно сон-ные мухи, без дела слоняться по коридорам и местам общественного пользования, «уби-вая» таким образом своё время. Что испытали они, очутившись внезапно один на один с целой кучей бесов, наделённых, столь ужасающими, мордами, да при том ещё, такими мерзкими, и в великом их разнообразии! Трудно вообразить. Но, вполне, известно нам то, что, по крайней мере, четверых из них тут же схватил сердечный приступ, и они так и валялись до конца в коридоре, под копытами и мохнатыми хвостами этих чудовищ, пока всё, наконец, не закончилось, и их не обнаружили без чувств, вышедшие из студии, зрители.    Столь же плачевная участь поджидала и тех, кто волею случая в это время оказа-лся на той самой лестнице, по которой катился к выходу плотный комок из бесовских рыл, мохнатых тел и хвостов. Таких просто сметало и выбрасывало куда- ни будь в са-мый низ- на грязный и холодный пол вестибюля, или площадки первого этажа, где, едва очухавшись от всего, произошедшего, они кое- как выбирались наружу, брали такси, и ехали домой, чтобы в спокойной обстановке собраться с мыслями, и немного прийти в себя.                Немало ужасных минут выпало и на долю работников пропускного отдела. В кра-тце обрисуем, особенности его местоположения и расположения тех его комнат, коих бо-лее всего коснулась эта нежданная напасть. Пропускной отдел, как это часто бывает, на-ходился рядом, практически вплотную, с вестибюлем главного входа в Телецентр. Две небольших его комнаты, своими стенами были непосредственно обращены к посетител-ям, наполовину, в верхней своей части, остеклены, и имели округлые окна, через кото-рые и осуществлялся контакт со всеми, желающими попасть внутрь здания. Здесь при-нимали документы, и затем, через некоторое время, после их изучения и проверки, воз-вращали вместе с пропусками, позволявшими, проникнуть внутрь здания.                Так сложилось, и с годами окончательно было принято, что для выдачи пропуск-ов использовалось лишь одно окно, второе же всегда было наглухо закрыто грязной кар-тонкой, а само большое стекло было занавешено белой материей, и не позволяло заглян-уть внутрь, чтобы узнать, что у них такое творится! Всё это объяснялось просто, в перв-ом окне сидела женщина, которая занималась тем, что принимала документы, делала соответствующие отметки и записи в журнале посетителей, и через какое- то время на их основании выдавала пропуска в тот или иной отдел, куда предполагал направиться, приехавший, посетитель. Соседняя комнатка имела несколько другую специфику, она называлась «печат-ная», и в ней, заполняя почти всё её пространство, в двух объёмистых, металлических сейфах хранилось множество самых разных печатей и печаток. Всем этим заведовала женщина, чем- то очень напоминавшая женщину из первой комнатки. В тонкой перего-родке, разделявшей обе эти комнаты, было проделано небольшое окошко, что позволяло без помех передавать пропуска и документы во вторую комнату, и обратно, чтобы став-ить на них необходимые оттиски с печатей. Среди которых подавляющее значение име-ли главные, то- есть такие печати, которые ставились, исключительно, на документах, подписанных главными лицами Телецентра, уже должно быть понятно, что необходим-ость в вспомогательных печатях возникала, когда на документе стояли подписи началь-ников рангом ниже, что касается печаток (совсем маленьких печатей прямоугольной формы), то с их помощью на пропусках и документах делались специальные отметки, обозначавшие право работника проходить только в те помещения, которые соответст-вовали характеру его работы. Вот с их- то помощью как раз и удалось пресечь, начавшееся, было баловство тех назойливых любителей из производственного отдела в рабочее время понаблюдать за процессом создания какого- ни будь нового шоу, или увлекательной телепередачи.                Но вернёмся к тем событиям, которые произошли в вестибюле, в процессе вели-кого исхода бесов из Телецентра, в самой последней его фазе, поскольку вестибюль и был конечным пунктом этого исхода. И ещё, это столпотворение в вестибюле более все-го коснулось, но, нет же, не коснулось! А по- настоящему, больно и страшно ударило по тем двум сотрудницам, сидевшим изо дня в день в кабинках, за стеклянными перегоро-дками, и терпеливо выполнявшими однообразную, скучную работу. Трудно вообразить, что пришлось пережить этим двум маленьким, трудолюбив-ым женщинам, когда с лестницы в вестибюль, прямо на них, выперло эту неистовую, су-масшедшую, беспрестанно галдящую, и, всё ломающая на своём пути, бесовскую кучу. Которая тотчас же и заполнила собой все углы, и, вообще, всякое, даже совсем неболь-шое, но свободное, место вестибюля, с гулким дребезгом она сокрушила обе стеклянные перегородки пропускного отдела, и бесы просунули свои ужасные рыла в эти кабинки, таращась бессмысленно на стопки документов, пропусков и на этих двух, съёжившихся, в непередаваемом ужасе, маленьких женщин. Но первыми приняли этот удар на себя, не они, а та небольшая очередь из десяти- двенадцати человек, что терпеливо дожидались, когда черёд выписать пропуск дойдёт и до них. Во мгновение ока бесовская куча- мала всех их выперла в тамбур, в узкий про-межуток между стеклянными дверями, сильно зажав их там. Но это продолжалось недо-лго, почти сразу же бесы принялись выталкивать и поднимать их наверх, над своими зу-бастыми мордами, а, сделав это, удерживали их там, пока сами разбивали стеклянные двери, и вырывали их из петель, а потом, отбросив их далеко вперёд, на авто-мобильную площадку, сами начали подниматься вверх, исчезая постепенно из виду. Начальник пропускного отдела, человек средних лет, сидел у себя в кабинете за письменным столом, и уныло размышлял над тем, что жизнь его последнее время как- то очень потускнела, и потеряла все былые свои краски. Всё, что теперь происходило в его жизни, уже когда- то бывало прежде, и не раз, и теперь лишь повторялось, не вызы-вая у него никаких чувств, или, на худой конец, хотя бы праздного любопытства и инте-реса. Ему тут же припомнились совсем другое время, его молодые годы, то весёлое вре-мя надежд и неожиданных, забавных открытий, каких- то интересов, тех первых лет по-сле окончания института,- как всё прежде было хорошо!- Прошептал он со вздохом. И тогда он с нежностью углубился в те, уже далёкие, и, начавшие потихоньку, забываться годы, перебирая памятные события тех прошлых лет. Вдруг резкий, какой- то неистово дикий, душераздирающий, вопль ворвался в его нежные, ласкающие сердце, видения! Он приподнялся из- за стола, напряжённо вслуши-ваясь, в, сразу же образовавшуюся, едва оборвался этот вопль, звенящую тишину. Ти-хий отголосок, прозвучавшего, звука шёл со стороны вестибюля, от тех комнат его отде-ла, где выдавались пропуска, приехавшим к ним в командировку.                Но вот, снова- вопль! Только это уже был не один голос, к нему присоединился другой, похожий и такой же душераздирающий. И он понял, что в его отделе произошло нечто совершенно ужасное, выходящее за все мыслимые рамки обыденного, и всегда им-евшего место. Будто прямо вот здесь, в нескольких шагах от его кабинета совершалось самое настоящее убийство! С тяжёлым предчувствием и камнем на сердце он выбежал из кабинета, и, немедленно, рванул на себя, ближайшую, дверь.                То, что сразу же предстало перед ним, ошеломило и повергло его в ужас на столь-ко, что он, сейчас же, опять захлопнул дверь, отказываясь верить тому, что всё это реа-льная действительность, а не, воспалённая, фантазия, сорвавшегося в бездну мрачных и непроизвольных созерцаний, его ума. Однако, начальник пропускного отдела, несмотря на эту, мимолётную его, слабость, был не из тех слабаков, что бегут прочь, на помня се-бя, при первом же столкновении с, жестокими, и пугающими, миром непознанного. Нет, он был совсем не размазня, но человеком сильной воли и незаурядного чувства долга, поэтому он и не позволил себе бросить всё, как есть, и бежать скорее, бежать, чтобы скрыться где- ни будь в тихое, укромное местечко, и там переждать весь этот ужас. Нет, он не отступил, но заставил себя собраться и ещё раз взглянуть в глаза, творящемуся за дверью, ужасу. Осторожно приоткрыв её, он сумел теперь разглядеть не только бесов, что гурьбой ломились с лестничной площадки в вестибюль, и далее скорее к выходу, вон отсюда! С немалым удивлением от, никогда ещё им невиданного, и с, нараставшим, страх-ом, он в секунду успел обозреть всю, непостижимую, и неповторимую в своём безобра-зии, картину вестибюля, представшего перед ним, в безостановочном движении и пере-менах поз и положений мохнатых тел и рогатых рыл, придававшем, всему своеобраз-ный, мрачный динамизм. Дикие визги и вопли, казалось, доносились отовсюду, между мохнатой братией, ломившейся с лестницы и далее по вестибюлю, беспрестанно, разго-рались жесточайшие, жуткие перепалки, переходившие вскоре в самые настоящие, жес-токие побоища. И всё это безумие, вдруг открывшееся перед ним, постепенно и медленно продвигалось к выходу. Некоторые из них тут же, чтобы поскорее выбраться наружу, совершали порази-тельные, очень высокие прыжки, успевая, схватиться за, ближайшую к ним, деталь лю-стры (о красоте коих было уже сказано немало). Долго не мешкая, они затем перескаки-вали на другую, находившуюся почти у самого выхода, и с неё уже обваливались на го-ловы своих соплеменников, устраивая чудовищную давку перед выходными дверями. В непродолжительное время эту нехитрую уловку- добраться до выхода в короткое время, переняли другие бесы, и уже теперь по несколько их прыгало, и тут же облепляло люст-ру, утяжеляя и замедляя её мерное покачивание. Разумеется, долго это продолжаться не могло, и уже, вскоре, ожидаемое, вполне, оправдалось. Металлический скрежет резко вдруг оттенил, непереносимый, гвалт, сто-явший в вестибюле, цепочка, удерживавшая, люстру оборвалась, и с гулким звоном она обрушилась на головы бесов, оказавшихся в это время под ней! Заведомо почуяв недоб-рое, бесы, тем не мене, не сумели, из- за жуткой сутолки, избежать тяжкого удара, сокру-шившего, и повергшего на пол, не менее десятка их. Немедленно, освободившееся, место было заполнено другими, рвавшимися к выходу, бесами, без капли сочувствия наступа-ли они по телам и головам, поверженных, собратьев. Но, как ни безнадёжно, казалось бы, было положение тех, кто оказался внизу, под копытами своих собратьев, через неко-торое время всем им удалось выкарабкаться наружу, потерпев незначительный урон в виде оторванных ушей, разорванных, ноздрей и жутких ран на их мохнатых телах. Казалось бы, этот неприятный инцидент должен был охладить горячие, бесовские головы! Ничуть не бывало, вновь прибывавшие с лестницы, их соплеменники, всё так-же искали короткого пути к выходу, прыгая и хватаясь теперь уже за другую, ближай-шую к ним, люстру. Что, естественно, вскоре привело к такому же плачевному резуль-тату. Обозрев во мгновение ока, это, безостановочно копошившееся, месиво из самых мерзких, глумливых, и, то и дело подмигивающих ему, рож, начальник пропускного от-дела с облегчением перевёл взгляд на, бьющуюся на полу в истерике, и издававшую те самые дикие вопли, пожилую женщину, свою сотрудницу. Обхватив руками за плечи и ноги, он поднял её и вынес из комнатки, затворив за собой дверь, ещё недавно, казавше-йся, такой мирной и, защищённой от всех невзгод мира. Добравшись до кабинета, он ул-ожил её аккуратно на небольшой диван, на котором и сам иногда любил прикурнуть, и немного отвлечься от забот дня. Затем он снова вернулся туда, где продолжало своё не-истовое и упорное движение, плотно сбитая в одну кучу, месиво из злобных рож и мохна-тых тел, только теперь он заглянул в другую кабинку, в Печатную. Ситуация в ней бы-ла столь же плачевна, большого, занавешенного белой материей, стекла не было уже в помине, и бесы, совершавшие своё непрестанное движение, то и дело совали сюда свои любопытные, зубастые рыла. Сотрудница, заведовавшая печатями, как и её подруга по соседству, от, пережито-го стресса, была также слаба, она лежала на полу, издавая хриплые призывы о помощи. Она была по моложе и покрепче первой, и потому ещё сохраняла сознание. Операция по спасению прошла привычней и быстрей, пострадавшую, он устроил в своём кресле, дал ей понюхать нашатыря, чем привёл её немного в чувство, затем на- поил водой. После чего взялся за другую, остававшуюся по- прежнему в забытье, но, хо-тя бы, переставшую, изводить его своими воплями.    Провозившись с ней с полчаса, и так и не добившись какого- то улучшения, он за-думался, что бы ему такое предпринять, и нельзя ли как- то вызвать к ней врача! Вход в здание был фактически перекрыт, творившимся там, безумием, и вызов неотложки, или даже скорой, был исключён. Также абсолютно было очевидно, что и в самом здании так-же творится чёрт знает что, но неожиданно для себя он нашёл, всё- таки, выход, сделав звонок в местный медпункт, где, дежурившая, медсестра неожиданно согласилась прий-ти к нему в отдел, и посмотреть сотрудницу, «которой вдруг что- то стало дурно». По- видимому, не до всех ещё докатилась молва, в том числе, и до этого самого медпункта, о событиях, которые творятся внутри здания, у них под самым носом. Начальник пропускного отдела, конечно же, отдавал себе отчёт, что поступает плохо, и что с этой медсестрой, вполне, может произойти что- то, крайне неприятное, как, на пример, с этими вот, его сотрудницами, коли уж так не повезёт ей, и она наско-чит на этих чудищ. Но он знал твёрдо, что, как руководитель отдела, обязан был вызв-ать к своим, пострадавшим, сотрудницам врача, и он сделал это своим звонком. В отно-шении же причин и истиной сути тех явлений, что вдруг открылись и предстали перед ним, из кабинок сотрудниц во всём своём ужасе и невообразимости, потрясающем лю-бую человеческую психику, он себе голову по этому поводу особо не забивал, приняв всё, как данность, как что- то чрезвычайное, и, едва ли объяснимое, и, существующее на са-мом деле.                –Пусть уж, руководство само разбирается с этим, и ломает голову себе по этому поводу! Моё дело- пропуска,- внушал так и успокаивал он себя. Разобравшись, таким образом, со всеми, касавшимися лично его, вопросами, и за-крыв плотно, на ключ обе двери кабинок, выходивших в вестибюль, (как бы отгородив- шись от той жути, что творилась там, за ними), он настойчиво стал дозваниваться до ди-рекции, чтобы хорошенько порасспросить секретарш об этом деле, и быть в курсе, что это всё могло бы значить, и как такое могло случиться, а, главное, с чего такого, собст-венно, всё началось, что, именно, послужило причиной всему? Его также чрезвычайно волновал вопрос, как к этому отнеслось начальство, и какие предварительные меры приняты им сразу, по первым следам этого события? Но сколько не набирал он телефон дирекции, дозвониться ему туда так и не удалось, телеф-он оказывался всё время занят, видимо, эти все вопросы волновали не его лишь одного, но и многих других начальников. И ему уже ничего другого не оставалось, как усесться опять за свой стол, и углубиться в воспоминания о своей, минувшей, жизни, надеясь, что, может быть, медсестра, всё- таки, прорвётся к нему и его, пострадавшим, сотрудни-цам сквозь столпотворение, невообразимых, чудищ, переполнивших в одночасье все проходы, лестницы и коридоры Телецентра. И тогда, если уж такое в самом деле случит-ся, она ему расскажет, хотя бы что- то, о причинах, происходящего, а, может быть, и о чём- то ещё, что ей удалось узнать по дороге сюда.
                Сокрытие некоторых улик, горькие разочарования академиков и дрессировщика.                Но пора уже оставить это бойкое место и его начальника, со всеми его помыслами и тайными ожиданиями, поскольку ничего нового и интересного в наш рассказ он уже привнести не может. А лучше обратимся- ка мы к вещам более значимым и важным для дальнейшего повествования. Казалось бы, всё уже сказано об этих удивительных и страшных, событиях, испод-воль зародившихся, и вдруг, в самое короткое время, набравших поразительную силу! А затем, внезапно открывшихся, и представших перед почтеннейшей публикой и персона-лом студии, где шла Игра (а несколько ранее, также и во многих других павильонах и студиях), во всём своём, невообразимом, первобытном ужасе и неприглядстве! Тем не менее, остаётся ещё кое- что, о чём нужно непременно уведомить читателя, и речь здесь идёт о тех, крайне своевременных, и, вместе с тем, покрытых тенью таинства, делах Па-исия, которые он успел «провернуть» за те, весьма, короткие отрезки времени, когда ожесточение борьбы с бесами несколько спадало, а также ещё и впоследствии, когда всё уже было закончено, и нужно было покидать здание Телецентра. Всё это касалось самого тщательного сокрытия всех улик их присутствия в сту-дии во время Игры. Но также непременное, полное уничтожение всех свидетельств (что во сто крат было важнее), их яростного противоборства с бесами, поскольку понятно стало сразу же, что это происшествие, и, последовавшее за ним, появление бесов в гла-зах почтеннейшей публики в натуральном виде, должно было, непременно, и в самое ко-роткое время получить широчайшую огласку! А этого никто из них, по, вполне, понятн-ым причинам, не только не хотел, а даже сделал бы всё возможное, только бы остаться в стороне от этого дела. В результате этих всех, поистине, удивительных стараний и тщаний святому Па-исию удалось стереть всю информацию, сохранявшуюся на студийных носителях, в Ап-паратной, и лишь ещё одно, последнее свидетельство посещения игуменом и Федотьей Телецентра и этой студии пока ещё сохранялась в паспортном отделе, в журнале запи-сей всех, прибывавших сюда по тому, или иному делу. Как выяснилось уже вскоре, это опасение его оказалось напрасным, и в этом они вполне убедились, едва спустились в вестибюль. Бесы, в панике покидавшие студии Телецентра, под страшным, мучительным до нетерпимости давлением Паисия, ещё продолжали рваться отсюда вон, на свободу, хотя Паисий давно уже успел ослабить на них своё воздействие. Слишком уж много их нахо-дилось и проживало здесь, и потому сразу им всем вырваться наружу не представлялось никакой возможности, к тому же такими узкими оказывались для них лестницы, кори-доры и проходы, не говоря уж о главном выходе, находившимся в вестибюля. Очутившись, наконец, в нём после всех этих трудностей и препятствий, ежемину-тно встававших у них на пути, они от, обуревавшей их жажды и нетерпения поскорее вырваться наружу, не пощадили не только само это помещение, но и многие те докумен-ты, попавшиеся им под руку. В том числе, по неистребимой своей ненависти ко всему человеческому, они полностью разодрали, и превратили в труху сразу же, едва их, блуж-дающие, и непрестанно ищущие себе забаву, взоры заметили среди прочего, журнал учё-та всех, прибывших сюда в командировку!  Ну и, наконец, после всех, самых тщательных, забот и расследований Паисия сок-рыть всё, даже малейшее свидетельство против его товарищей, от опытного, берущего на заметку себе даже самую ничтожную зацепку, взгляда следователя, он вдруг вспомн-ил, что совершенно упустил ещё один, при том, очень важный и обширный источник информации, уличающий их присутствие на Игре! Это была непростительная ошибка, и Паисий со вздохом признался себе, что старость неумолимо даёт о себе знать. И его про-мах, в самом деле, странен, и, наверное, удивил бы любого, непредвзятого, человека. Информация, о которой идёт речь, сохранялась не в документах, и не на  носител-ях, а в самой живой памяти всех невольных свидетелей этих странных и, одновременно, ужасных событий. И пришлось- таки ему изрядно потрудиться, чтобы и эту, трудно под-дающуюся, какому- либо инородному вмешательству, информацию, если и не уничтож-ить совсем, то уж, по крайней мере, значительно ослабить в головах тех, кто сохранял её в себе, а таковых индивидуумов обнаружилось совсем немалое число. Эту, в высшей сте-пени тонкую «операцию», Паисий произвёл перед своим уходом из студии, ослабив в па-мяти зрителей, игроков и персонала студии все воспоминания об их присутствии на Иг-ре в течении большей части передачи, и, если, не вполне, очевидном воздействии на неё, то, по крайней мере, некоторых манипуляциях в её процессе. Казалось бы, предусмотрено и сделано им было всё самое важное и нужное, и мо-жно было бы уже вздохнуть с лёгким сердцем, и убираться подобру- поздорову тихонько отсюда. Но, помня уже о, допущенном, промахе, Паисий теперь боялся пропустить что- ни будь ещё, такое же важное. И не зря, он вдруг вспомнил, что и у работниц пропускно-го отдела могли остаться в памяти кое- какие воспоминания не только об Егоре Фомиче, но и о его, весьма, странных спутниках- монахах, для чего- то сюда приехавших!  Но то, что они вскоре обнаружили в вестибюле, моментально развеяло все его опасения. Сразу стало понятно, что эти, неизмеримо более страшные, события вытеснили в их памяти все другие, менее значительные события. При невообразимом столпотворении, устроенном бесами, перед самым их выход-ом из Телецентра (Паисий представил всё это в уме, и принял затем, как данность), все работники охранного и пропускного отделов, едва лишь столкнувшись с этим бесовским  месивом в вестибюле, сейчас же побросали свои рабочие места, и бежали, бежали, потря-сённые столь невообразимым зрелищем до последних судорог. В результате такого пони-мания им, здесь произошедшего, его последнее опасение вскоре развеялось, и он понял, что уже сделал всё, что мог, для своих товарищей, воздвигнув по- истине, непреодоли-мый заслон для, грядущих, пристрастных следопытов и исследователей этого необыкно-венного происшествия. Поскольку со всеми сомнениями и недоумениями Паисия, наконец- то, поконче-но, казалось бы, можно было вздохнуть спокойно, однако, осталось ещё кое- что, относя-щееся уже совсем к другому, к нашему читателю!? У него на, вполне, законных основа-ниях, может появиться нешуточное недоумение, которое мы просто обязаны, как можно скорее, развеять. Оно касается такого, весьма, тонкого вопроса: «Как это возможно та-кое! Каким- таким образом удалось ему всё это провернуть, представляющееся нам, по- истине, циклопической, горой самых разных дел, да, ещё столь ловко, и в самые корот-кие сроки?» По этому поводу можно вспомнить то, что делают гипнотизёры с людьми болезне-нными, обременёнными тяжёлыми, личными воспоминаниями. Судите сами, с какой видимой легкостью они стирают всю ненужную, доводящую людей до измождения, тре-вожащую их до серьёзных, болезненных приступов, память. Вот в таком же, примерно, духе действовал и Паисий, только в данном случае речь идёт о таких поразительных ве-щах, вроде внезапного появления Паисия в студии, хотя и более простым ему тоже при-шлось уделить внимание, в том числе: священнодействиям Нафанаила и его товарищей во время освящения студии, волнительному моменту удаления их из студии ассистентом и т. п. Если ж мы вспомним каким незаурядным человеком был святой старец, и  какие могущественные силы таились в нём! И чем же тогда в сравнении с этим владеют обык-новенные гипнотизёры!? Так- лишь одни пустяки, годные лишь для простейших внуше-ний, и мелких забав. Теперь понятной становится вся нелепость и наивность подобных сравнений, а также всех сомнений в его умении совершать с удивительной лёгкостью и быстротой самые сложные дела, к которым, кажется, и подступиться невозможно. Но двинемся потихоньку дальше за теми новыми событиями, которые начали со-вершаться теперь уже, как отголоски небывалого происшествия, начавшегося в студии, где шла запись популярной Игры, а впоследствии, распространившегося и на многие другие помещения Телецентра: студии, павильоны, технические проходы и лестницы, и завершившегося в вестибюле Телецентра. Время шло, и первые гости уже объявились в студии, то приехали очень важные и представительные учёные из Академии Наук, их оказалось двое. И они, буквально, «го-рели» поскорее увидеть того инопланетянина, о котором им сообщил в телефонном зво-нке старший ассистент. Они места себе не находили с того момента, едва до них дошло, что им желают представить самого настоящего инопланетянина! Но как же они бедные сокрушались и отчаивались, когда им на головы вылили такой вот «ушат ледяной воды», сообщили приятными голосами: «инопланетянина сей-час уже нет, исчез, подлец, куда- то, на вредничал в своей манере, как и всегда, и теперь нет в помине! Он точно был некоторое время, видели все, спросите сами, кого хотите, да, вдруг, бац!»                «Пропал, нету его, собаки, нигде! Даже концов нет никаких, где можно было бы его по-искать.» Их также до крайности возмутило, что старший ассистент теперь имел наглость от всего отказываться, и начисто отрицал даже сам факт его телефонного звонка к ним, в Академию Наук по поводу мёртвого инопланетянина. Правда, то, что инопланетянин какое- то время присутствовал в студии, он не оспаривал, а также ещё и то, что стервец с немалым успехом успел даже принять участие в Игре, и победить в ней с огромным преимуществом (последнее, правда, теперь уже перестало кого- либо удивлять: «Ясное дело- инопланетянин, они всё могут!»), а потом ещё и исполнить великолепным голо-сом несколько популярных песен и оперных арий! Покрутившись некоторое время возле бездыханного, мохнатого существа, явно не ведомого науке, они решили удовлетвориться им, что сейчас же встретило неожиданное, резкое отторжение со стороны дрессировщика, успевшего к этому моменту, тоже объя-виться в студии. Он твёрдо нацелился на неведомое существо, надеясь, выходить его, и впоследствии взять себе в дрессуру, оттенив представлением столь экзотического, нико-му неизвестного, существа, уже поднадоевшее публике, однообразие его гибонов. Разуме-ется, цирковой ветеринар в этом деле должен был сказать решающее слово. В результате упорных и яростных споров, сопровождавшихся взаимными оскор-блениями, обильно перемежавшихся, самыми убедительными доводами с обеих сторон, победила наука. И академики, позаимствовав простыню у врачей, подоспевшей своевре-менно к месту споров, скорой помощи, обмотали ею чертёнка, после чего, возбуждённые неожиданной победой, отбыли восвояси. За ними, не солоно хлебавши, выехал вскоре обратно в свой цирк и дрессировщик, крайне обиженный, и раздражённый своей неуда-чей.
          Допросы, продолжение великого исхода бесов, поиски ими нового пристанища.


За время, пока шли баталии академиков с дрессировщиком, врачи скорой помо-щи успели обследовать состояние раненого ведущего, придя к неутешительному выводу, что у него большая потеря крови, и, по- видимому, ещё сотрясение мозга. Забинтовав на-скоро его рану, они помогли и всем другим, кто нуждался в их помощи, после чего увез-ли ведущего в ближайшую больницу. И тогда в студии, наконец- то, все вздохнули спо-койно, и уже было решили мирно разойтись по домам, как тут нагрянула милиция, и снова покатилась и поехала всякая докучливая кутерьма, только теперь уже она катил-ась совсем по другому руслу.   Начались долгие, многочасовые допросы, кропотливые выяснения и уточнения с составлением целой кучи всяких протоколов, и всё это, естественно, заняло уйму време-ни и сил, но и на этом всё не закончилось. Исподволь и незаметно в студии появились, и тоже начали своё расследование каких- то двое неизвестных, в штатском. И поскольку они появились здесь незаметно, то по началу их никто не заметил, пока уже они сами не дали о себе знать, предъявив милиции свои документы. И документы эти оказались та-кой силы, что произвели на неё прямо- таки подавляющее впечатление, в результате милиция как- то сразу стушевалась, заторопилась и вскоре, вообще, удалилась и исчезла из виду.                Таким образом, всё расследование перешло уже в руки этих двоих, и как обнару-жилось в самое непродолжительное время, скорость их расследования давала сто очков вперёд изнурительным и медлительным милицейским допросам, поэтому и всё дело они ухитрились закончить в каких- то минут сорок, не более часа. После чего, раздав всем, допрашиваемым, пропуска в, хорошо всем известное, учреждение на случай, если появя-тся новые вопросы или какие- либо уточнения, исчезли столь же тихо и незаметно, как они и появились здесь. Опять все было вздохнули с облегчением, и уже собрались, долго не мешкая, ра-зойтись по домам, но, не тут- то было! Милиция неожиданно снова откуда- то явилась, воспрянув с духом, и с прежней своей энергией принялась за дело, отвергая с порога вся-кие протесты и возмущения неудачливых граждан, по легкомыслию и непростительной свое глупости, задержавшихся так долго, на этой проклятой Игре! Отвергла милиция по началу и все слезливые мольбы некоторых, особо чувствительных дам из одного своего праздного любопытства, остававшихся так долго вместе со всеми в студии. Но потом она решила всё же смилостивиться, и отпустить по домам этих докучливых дам из- за их полного душевного и телесного изнеможения. В результате всем, оставшимся после это-го: зрителям, участникам Игры и персоналу студии, удалось покинуть Телецентр лишь в, плотно сгустившихся, сумерках вечерней столицы. Что же бесы! Всё их несметное количество, наконец- то, вырвавшись с многими  болями, визгами и с собачьими тявканьями на свободу, гонимое действием, нестерпимо-го для них, Святого Духа, посылаемого сердечными молитвами бестрепетных воителей: игумена, диаконисы и Главного Энергетика, и, в особенности, могучим духом великой святости старца Паисия (распространившегося в скором времени по всему зданию Теле-центра), долго вилось и кружилось поблизости от своего бывшего дома, не находя никак сил в себе, бросить всё, и навсегда оторваться от своего прежнего пристанища. Всякое, встречавшееся им поблизости, жилище или дом, которые, казалось бы по первому взгляду, вполне, могли им послужить (хотя бы в качестве временного пристанища для отдыха), представлялось им слишком убогим, очень тесным и, главное, донельзя скучн-ым в сравнении с тем, чем они пользовались ранее. Когда, им cтоило только этого поже-лать, и они могли выбрать себе любую студию, любой павильон из множества самых ра-зных по своим размерам и назначению, или же избрать себе другое- постепенно переме-щаться из одной студии в другую, наслаждаясь тем, что, уязвив каким- то обманом, или даже соблазнив, какого- либо участника шоу, тут же сразу и бросить его, и уже привяза-ться к другому, где- то тут же рядом, по соседству. Но вот, они, всё- таки, решились! Вдруг все разом поднялись наподобие огромно-го пчелиного роя, и с великим плачем, и стенаниями полетели, возглавляемые и води-мые их старейшими, самыми опытными бесами, много чего повидавшими на своём ве-ку. Эти мудрые предводители избрали для этого грандиозного их перелёта, сообразно с неким, заведомо и хорошо ими обдуманным, соображением, Восточное, проивоположное направление, и уверенно повели за собой всё «стадо». На самом- то деле за напыщенными их словами о великом выборе, о выборе нап-равления этого по- настоящему грандиозного их перелёта, так пафосно и громогласно ими провозглашённого, скрывались всего лишь, как это всегда и бывает, самые прими-тивные и узколобые собственные ихние, корыстные интересы. Сам посыл их был неза-мысловат, и не имел под собой ничего достойного, хотя бы какого- то интереса и малей-шего уважения. Эти бесовские старейшины в своём узком кругу прикинули, воспользовавшись моментом, пока их более молодые собратья продолжали ещё кружиться, и выть в безис- ходном горе, над своим прежним, так неотвратимо разорённым, «гнездом», повторяя од-но и то же, что наступила горькая година, и им приходиться покидать такое родное и до-рогое их сердцу место (Телецентр этот находился на окраине Западного Округа). И вот, эти самые прохиндеи- старейшины прикинули, что на пути к противоположной части громадного города, наверно уж, что- то должно же им попасться, хотя бы в некоторой степени, напоминающее их прежнее жилище. И, хотя посыл этот был искусственен, на-думан, и даже самим им казался «высосанным из пальца», тем не менее, впоследствии он полностью оправдался. Ну, действительно, должно же им было что- то подвернуться, ведь, город- не по-ле, не лес, или что- то подобное, такое же стихийное и, непредсказуемое, а, именно, по преимуществу только дома, одни дома, безбрежное море всяких разных домов! И потому можно же из них что- то себе подобрать, в самом деле! В том, весьма, вероятном случае, когда тот или иной читатель вдруг возьмётся фантазировать, делать разные предполо-жения, и даже на чём- то впоследствии настаивать, ну, к примеру, дескать, бесы при вы-боре направления полёта должны были руководствоваться некоторыми представлени-ями о симметрии, или же, что они обязаны были учесть какие- то принципы градостро-ительства, и тому подобное, мало ли чего можно выдумать по этому поводу! На этот счёт я заранее категорически заявляю и настаиваю на том, что, нет, ничего подобного не бы-ло, и быть не могло! Ну, что вы, милые мои, какая там к чёрту симметрия!? Ведь бесы это, преимущественно- тьма, тьма, преобладающая, хаос всяческих предпочтений, безу-мных порывов, и ничего цельного и основательного! И потому, ни о каком таком прос-вещении даже говорить не приходится. Но, довольно, к сожалению, мы увлеклись, и, опять, увели читателя в, ненужные ему, досужие рассуждения, а он- то ищет другое- занимательный, динамичный сюжет, и выразительные описания событий и их героев. Отчего и спешу, всячески ругая, и напер-ёд урезонивая себя, скорее вернуться на, избранную нами, благодатную ниву сюжета. И, таким образом, этот огромный, бесовский рой всё летел потихоньку, летел, вытянувшись по небу этакой длинной, неровной колбасой, что- то вроде колонны плен-ных немцев по Садовому Кольцу в тысяча девятьсот сорок пятом году (кстати, беса так и называют иногда «немцем»), потому что предводители бесов были очень стары, и ско-рость уже давно потеряла для них какой- либо значение и смысл. И вот уже день начал постепенно клониться к вечеру, когда всё их великое множество, как- то внезапно и нео-жиданно, очутилось вдруг над огромным, прекрасным зданием в форме креста. Крест этот, конечно же, их сразу же очень напугал,-- ну вот,- рассуждали многие из них,- такое подходящее для нас здание, и снова этот ужасный крест! Везде кресты эти понатыка-ны!-- возмущались и горевали они. ¬                --Не успели мы из- под одного креста вырваться, как тут- опять он! Не соваться же, в самом деле, нам под его иго снова! А то получится, как из полыньи, да, снова в полымя! Зачем тогда только свой дом покидали!-- Они прямо- таки в тупик встали от такой злой превратности судьбы, что первое же, встреченное ими в пути, очень подходящее им здание, является, ненавистным для них, божиим храмом! По этому поводу они немало горевали, поскольку вход во всякий храм для них на веки заказан. Между тем, своим внешним видом и большими размера-ми здание это им нравилось всё больше и больше. Верх центральной, округлой части здания, увенчивался красивым, большим куполом со стрелой, смотрящей в небо. Дру-гие, меньшие, его составляющие, также округлые, увенчивались вверху небольшими флажками, и соединяясь с главным с помощью длинных переходов с большими окна-ми, в плане и создавали это, некое подобие, креста, одну из его разновидностей. Словом, здание, действительно, было очень хорошо, вместительное и было сразу ясно, что лучш-его им вряд ли удастся отыскать, тем более, что дело уже шло к вечеру, и все они изряд-но утомились и долгим перелётом, и всеми минувшими их страстями и огорчениями. И потому в самое непродолжительное время всё их огромное сообщество «заразилось» страстным желанием любой ценой здесь обосноваться, и, наконец, вздохнуть спокойно, что их новый дом найден, и у них есть, наконец, где преклонить свою голову. И тогда среди них отыскались такие отпетые сорвиголовы, которые на всё плева-ли, и готовы были пойти на любой, самый опасный и безумный поступок. Такие смель-чаки были всегда на примете у старейшин и предводителей бесов, и вот их- то как раз предводители эти и начали подбивать, и всячески склонять к тому, чтобы они как- то исхитрились, тем, или иным способом (без разницы, это их- дело), но, в любом случае, им нужно было пробраться в само здание, и, находясь уже в нём, разведать, и выяснить до конца всю ситуацию относительно назначения и принадлежности этого здания. В са-мом ли деле, это- божий храм, и тогда, что делать, нечего и терять здесь даром больше время, а надо снова всем подниматься, и лететь далее, и искать другое, подходящее для них место для жилья. Или же, напротив,- о, великая радость!- Это- вполне обычное, гра-жданское здание, и потому, без всяких дальнейших разговоров и бессмысленных рассу-соливаний, оно им, безусловно, подходит, и можно, хоть прямо сейчас же его заселять.  Сорвиголовы без раздумий, ради всего их сообщества, согласились совершить эту очередную свою, смелую вылазку, и, вскоре, без каких- либо особых помех сумели проб-раться туда, в главное здание. Не обнаружив в нём ничего опасного, или способного, хо-тя бы впоследствии, им чем- то навредить, они для дальнейших своих розысков, дабы сократить своё время, предусмотрительно разделились на четыре группы. Каждая из которых должна была обследовать свой (из, имевшихся, четырёх) проходов, а также ок-руглое здание, которыми все они оканчивались. Всё это провернув во мгновение ока, и не встретив и там никакой, даже малейшей, для себя опасности (если не принимать во внимание небольшой зверинец диких животных, живо отозвавшихся на их появление дружным, злобным рычанием и воем). Так что вскоре это дело, казавшееся по началу таким опасным и рискованным, было успешно ими закончено.

                Бесы в цирке, разделение бесов.

Не успели они как следует обо всём рассказать своим предводителям, пославшим их на это дело, как радостная весть, что здание это- «никакой вовсе не храм, а лишь все-го- то- городской цирк, самое обычное, развлекательное заведение!», как раз то самое, чего они более всего желали, в мгновение ока облетела всё их великое сообщество. И то-гда Ярославское шоссе и все его ближайшие окрестности огласил их единодушный, ра-достный вопль, будто поблизости выстрелили из корабельной пушки. И всё это: и сама эта радостная весть, и их оглушительный, общий вопль означали лишь одно, что здание это в себе ничего угрожающего и опасного для них, или, по крайней мере, чего- то неже-лательного и неприятного в себе не имеет. И потому они могут, прямо сейчас же, его на-чинать осваивать и обживать- искать и выбирать себе, подходящие, удобные места, уст-раиваться на ночлег, кто шибко притомился в дороге. Ну, а те, кто сохранял в себе ещё бодрость, могут ради интереса, и для пользы дела, ознакомиться с помещениями здания, или заняться обычными поисками очередной своей жертвы, и, в общем, заниматься, чем им только заблагорассудится. Как, наверное, уже догадался читатель, здание это и было тем новым, недавно открывшимся, цирком, из которого приезжал в Телецентр тот са-мый дрессировщик гибонов. Правда вскоре, как ни странно это всё выглядело после стольких трудов и всех волнений дня, после такого трудного и продолжительного перелёта, и, наконец, после этой последней нервотрёпки с выяснениями принадлежности здания, вдруг среди них отыскались некие упрямые скептики и привередники! Они ни за что не желали здесь ос-таваться, но настойчиво призывали всех снова собираться с силами, и продолжать их великий перелёт! И кем же были, вы думаете, эти строптивые противники? Ими оказа-лись все те же старые, опытные бесы- предводители! Ещё каких- то двадцать минут на-зад они подговаривали тех самых отпетых сорвиголов проникнуть в это, пугающее всех своей таинственной, неведомой угрозой, здание. И вдруг, уже вскоре после этого, они со всей остротой ощутили в себе некое томительное и, весьма, напугавшее их, предчувст-вие, что время их предводительства с окончанием великого перелёта к месту, обретённо-го ими, нового дома, увы, подходит к концу! А терять бразды власти им очень как не хо-телось. Они справедливо полагали, что лишь только их соплеменники обоснуются и об-живутся на новом месте, их значимость, как руководителей великого воинства, момен-тально, сойдёт на нет, и, через какой- то день- два, пускай через неделю, или даже две, с ними опять перестанут считаться. И это, действительно, было правдой, и правдой очень для них обидной, поскольку сильно уязвляло их самолюбие. Да, среди бесов (к сожале-нию не их только одних, но и среди людей) гнёт руководства никогда не приветствовал-ся, и долго продолжаться не мог! Ещё мгновение назад, казалось бы, все тебе ноги лиза-ли, ради тебя даже были готовы выпить яду, или, хотя бы в самозабвении, оторвать себе нос или хвост, а теперь уже ты никому не нужен, и все плюют на тебя, как на самого па-ршивого и захудалого беса. Конечно, во всём этом существовали и существуют исключения, и это никак не касалось демонов, тем боле самых великих и сильных, которые были столь сильны и могущественны, что в любом случае могли заставить любого беса служить им, и делать для него всё, что ему заблагорассудится! Всё, сказанное, справедливо, и вполне, подтверждалось, как их прошлой жизнью,  так, в особенности, и последним их пребыванием в здании Телецентра на Западе столи-цы. Никто там с ними не считался, на них просто не обращали никакого внимания! А  тут вдруг, при всеобщем исходе, нате вам, пожалуйста, распоряжайтесь нами, в одноча-сье они сделались великими начальниками и предводителями, и, естественно, кто ж от такого захочет сам отказаться! Это высокое положение им покидать не хотелось, вот они и начали упрямиться и призывать всех к дальнейшим поискам, суля своим всем со-братьям чуть ли не «горы золотые». Но обмануть всех, или, хотя бы увлечь за собой, более- менее значительную часть бесовского воинства, они не смогли, нашлись сразу же другие, не менее опытные, и тоже, немало что на своём веку повидавшие, бесы. Они быстро раскусили, какими такими вы-сокими приоритетами руководствуются их старейшие собратья. Долго браниться и спо-рить они не стали, а во всеуслышание заявили сразу, что от добра- добра искать просто- глупо, и, дескать, если они этого желают, то пускай сами ищут себе , где- ни будь на сто-роне, таких дураков, но их- то, во- всяком случае, им обмануть не удастся! У них нашёл-ся и другой ещё, очень важный, довод, состоявший в том, что искать лучшее от хороше-го не только- непозволительно глупо, но и противоречит их главному, бесовскому зако-ну, запрещавшему кому- либо из них, это делать.                Этому заявлению бесовские предводители ничего противопоставить уже не смог-ли, закон этот, в самом деле, был, правда, во многих случаях его благополучно удавал-ось обходить, просто делая вид, и, как бы не замечая его, когда это, конечно, особо не за-трагивало чьих- то интересов, но в данном случае это сделать уже было невозможно. На-лицо были явно противоречие интересов двух сторон, отчего закон этот и послужил тем, действенным, средством и прямым поводом к скорейшему и безоговорочному отклоне-нию всех доводов бесов- предводителей.  Почти сразу же после этого было принято решение, что лучшего места, чем цирк Ярославский, им не найти, а потому «нечего, мол, здесь бесцельно сотрясать воздух, ког-да все устали, а место, где можно голову преклонить, вон- оно, тут же под боком!» Тут уж, после таких слов, никто и пикнуть не посмел, а все сразу же кинулись с воплями и улюлюканьем обживать и осваивать новое место, перепугав до судорог тем самым всю цирковую живность. Казалось бы, ну вот наконец, и устроились, и можно уже налаживать свою новую жизнь. Но, увы, увы! Всем им поместиться здесь не удалось, что сейчас же вызвало ярос-тные, мгновенно завязавшиеся между ними, распри, сопровождавшиеся негодующими криками, яростными спорами и даже драками, в результате, как это всегда и бывает в подобных случаях, победили более горластые и самые сильные из них. Остальные принуждены были, как им этого не хотелось, убираться отсюда, пото-му что уже смеркалось, и даже уже почти наступил вечер, а им опять надо было куда- то лететь, не известно куда, и продолжать свои утомительные поиски, чтобы найти себе, хотя бы какое- то место, где можно было бы им всем скоротать эту ночь. И это после всех тех надежд, волнений и переживаний- подойдёт ли им это здание- крест, а затем и великой всеобщей их радости, что оно для них пригодно! И после всего этого- снова в до-рогу!? Трудно вообразить себе, что творилось в умах этих бесов- неудачников, принуж-дённых, вновь отправляться на поиски дома, после такого удара судьбы. Что же касает-ся нас- людей, хорошо известно, сколько, изломанных, судеб порождают подобные же внезапные, жестокие и несправедливы перемены в их жизни. Оставаться надолго, неприкаянными, в огромном, ночном городе бесам ужас как не хотелось, но, что делать, пришлось, и они кинулись, куда глаза глядят, стремясь пос-корее отыскать себе хотя бы что- то. И им очень повезло! В непродолжительное время, по какому- то невероятной фор-туне и благоприятному стечению обстоятельств, им удалось отыскать почти сразу же, среди последних зданий, почти у самой городской черты нечто, очень им приглянувшее-ся. Они наткнулись на два больших здания, стоящих поблизости друг от друга, и тогда от, нахлынувшего, предвкушения, нежданной, удачи, все они, не сговариваясь, и, стихи-йно разделившись на две, примерно, равные группы, бросились вниз, к ним, обживаться и выбирать себе место для, долгожданного, отдыха. Но и здесь злодейка судьба не обош-ла их стороной, приготовив, по крайней мере, для одной из двух групп свой жестокий сюрприз! У одной группы бесов всё так, действительно, и оказалось, как того они желали, и себе это всё представляли. Проникнув в здание, которое оказалось районным кинотеатр-ом, они принялась тут же его обследовать, и подыскивать себе, подходящие, места для ночлега. И этих мест, в нескольких залах, оказалось такое великое множество, что в ко-роткое время им всем удалось подобрать для себя подходящее. И, вроде бы, всё было за-мечательно, как вдруг их тут начала томить и беспокоить какая- то особая, унылая пус-тынность и тишина во всех помещениях и залах. Бесы в тревоге принялись оглядывать-ся и принюхиваться, ища в каждом углу, какой- то подвох, и долго никак не могли оты-скать ничего подозрительного, кроме самой этой пустынности. Но тут, вдруг начался показ фильмом, валом повалил народ, и только тогда они и уразумели, в заведении ка-кой направленности они очутились, и где, собственно, нашли себе приют. После этого они уж зря терять время не стали, в короткое время приноровившись к здешним пор-ядкам. Тут же отыскали себе занятие по вкусу, совершенно позабыв об отдыхе, о котор-ом, ещё каких- то минут двадцать назад, они мечтали с таким постоянством и вожделе-нием. Помимо более десятка очень уютных, просмотровых залов, бесы, к великой своей радости, отыскали ещё здесь два буфета, биллиардную, небольшой зал с эстрадой, где по воскресеньям, а также в праздничные дни, выступали артисты. И в результате всех этих многочисленных и радостных хлопот, бесы обрели множество всяких мест приложения для своих, необузданных, сил, а также кучу всяческих поводов для извечных своих игр-ищ и забав. А, главное, сразу получили на, грядущую, перспективу тех, кого, в извечном и самом любимом своём занятии, они могли бы увлечь своими хитрыми посулами и, за-манчивыми, картинами.                Но, как уже говорилось, не всем из них так повезло, сокрушительная неудача под-жидала другую их группу, а в, создавшихся условиях ночного города, она грозила им и самой настоящей бедой- провести всю ночь, неприкаянно слоняясь по пустынным его улицам! Второе здание оказалось не просто хуже первого, но катастрофически хуже его, оно, вообще, не  было предназначено для какого- либо отдыха, а уж о развлечениях там и говорить не приходилось! Бесы, едва очутившись в нём, как неугомонные безумцы, принялись повсюду носиться, виться и совать везде свои свиные рыла, исследуя его, и стремясь понять его назначение, а также надеясь отыскать в нём для себя, хотя бы ка-кой- то приличный уголок, где им можно было бы приткнуть свои бесприютные морды, повторюсь, к этому моменту они уже были очень измотаны, особенно морально этой по-следней своей неудачей.  Но, увы, ничего подходящего для них, или, хотя бы в малой степени похожего на то, что им требовалось, здесь не было и в помине, а всё потому что здание это имело те-хническое предназначение. Оно оказалось огромным, многоярусным гаражом, под завя-зку забитым машинами самых разных марок, и, естественно, ни о каком жилье, и, тем более, ни о каких местах, пригодных для отдыха столь обширной компании, здесь даже говорить не приходилось. Правда, если неукоснительно оставаться в пределах одной ис-тины, и всей полноты, описываемых здесь, событий, то мы просто обязаны признать, что на первом этаже, всё же, кое- какое жильё имелось. Там размещалась контора средн-их размеров, в которой находились: кабинет директора гаража, комната бухгалтера, в небольшом закутке сидел кассир, принимавший от владельцев машин плату за их хра-нение. Кроме того, здесь было ещё ряд комнат различного, вспомогательного назначе-ния: комната для отдыха очередной смены охраны, склад оружия, склад горюче- смазоч-ных материалов, комната пожарно- хозяйственного назначения, и ещё кое- какие более мелкие закутки и комнатёнки различного назначения. При этом, всё настолько было пропитано духом казёнщины, какой- то обездоленностью и тоской, что бесы сразу почу-яли насколько тоскливо придётся им, если они, всё- таки, решатся, хотя бы на ночь ос-таться здесь. Но, как уже говорилось, оно им явно не годилось, и даже, если бы удалось им каким- то сверхъестественным чудом собрать воедино все, имевшиеся, комнаты, то и тогда бы они не поместились бы в нём. В каком- то бессмысленном, яростном исступлении они продолжали носиться по этому зданию, между холодными, бесчувственными, его машинами, вверх- вниз, вверх- вниз, завывая и горюя об очередной своей неудачи. Без конца они принимались взывать к горькой своей судьбе, вопрошая, почему же она оказалась для них такой жестокой, и, пребывая в столь плачевном состоянии, они почти уже не находили в себе сил, чтобы снова подняться и последовать дальше. Это их плачевное состояние умножилось ещё во сто крат, когда через какое- то время до них дошла радостная весть от их сородичей, су-мевших беспрепятственно пробраться в соседнее здание, и найти для себя там самые лу-чшие и замечательные условия. Известие это сопровождалось многими, красочными по-дробностями и описаниями их теперешней жизни, в частности, сообщалось, как замеча-тельно и весело теперь они проводят своё время. Между делом, те бесы приглашали их к себе в гости- полюбоваться на их теперешнюю сладкую жизнь, и разделить вместе с ни-ми все приятности их новой жизни и сладкого времяпровождения. Это, последнее, до такой степени чарующе подействовало на, в конец приунывш-их, бесов, и так заморочило им головы (особенно самым молодым, горячим и неопытн-ым), что они, как не отговаривали, и не удерживали их воздержаться от этого, их, более опытные, собратья, они удержаться не смогли. Тут же опрометью все они кинулись к со-седнему кинотеатру, веруя, что, в самом деле, их собратья ждут там с распростёртыми объятиями. Но, не тут- то было,  всё это оказалось только хитрой уловкой, способом, чтобы позабавиться и, как следует, поиздеваться над ними- простофилями, дураками, попавшимися на такую простую штуку! Немедленно, вся куча бесов, населивших кино-театр, всей своей плотной массой набросились на них, и без всякого сожаления принял-ась их толкать, и подталкивать к выходу с великими криками, стараясь изо всех сил вышвырнуть их вон, на прохладный, ночной воздух, засыпающего, города. Что делать, такими жестокими нравами руководствуются в своей жизни все бесо-ские сообщества, но, к великому сожалению, не они одни. Нечто подобное, свойственно существам совсем другим, которым, казалось бы, по их внешнему виду, и горделивому наименованию которых, должны быть бы присущи совсем другие устремления и ориен-тиры! Но, нет, они продолжают оставаться таковыми, заявляя о себе, как о самых насто-ящих скотах, которым бы более всего и почаще подошла бы надёжная, крепкая плётка. И, таким образом, эта, неудачливая, часть бесов принуждена была на ночь глядя вновь собираться в путь, и куда- то лететь. Вместо того, чтобы спокойно устраиваться  на, положенный, всякому, изрядно потрудившемуся днём, существу отдых, или же, отдо-хнув немного, и, сбросив с себя напряжение дня, веселиться и развлекаться. Нет, нужда неотвратимо гнала их всё дальше и дальше, в поисках, подходящего, жилища. На этом наш рассказ об этой крайне невезучей группе бесов, к сожалению, обры-вается из- за того, что дальнейшая их судьба оказалась крайне запутана и темна, и бук-вально растворяется в тёмных закоулках и дворах огромного города. Единственное, что можно было бы как- то соотнести, и попробовать связать с этими бесами была чреда не-понятных и, чрезвычайно запутанных, происшествий, случившихся на небольшой тер-ритории, возле и на самой границе последних, столичных кварталов, и начала, утопаю-щих летом в зелени, первых зданий, относившихся уже к территориям области. Все скупые сведения такого рода поступили к нам из газет, средств радио и теле-видения, из них- то до нас и дошли, скорее даже «долетели», «докатились» эти страшные описания неистовых столкновений, и сцен жгучей вражды жителей и обитателей тех мест. И тогда странным наваждением закрадывается в душу страх и тревога, и, понево-ле задаёшься вопросом, едва возникает это тяжкое подозрение,- а не эти ли самые бесы- неудачники, что были повержены судьбой в чреду тягчайших бед, сотворили всё это? Не они ли, пришедшие в исступление, и, окончательно свихнувшиеся, и, выбитые из своей колеи, пустились после этих своих неудач во все тяжкие, и явились тем запалом, источ-ником и первопричиной этой яростной вражды и взаимной ненависти!? И по долгу та-кие мысли бередят мне душу, пока совсем не истлевают в мозгу под неудержимым по-током жизни. И впоследствии, уже через продолжительное время, вдруг снова припомнив об эт-ом, мы с негодованием спешим его отвергнуть, повторяя, как заклинание,-- нет, точно нет, конечно же, это- не они, а какие- то- совсем другие, не известные нам, силы!--                Словом, что говорить, когда подтверждений нет никаких, а то, что есть, до такой степени окутано, непроницаемой, мглой и туманом, что его только и можно что отнести к области всевозможных догадок и предположений. Ввиду, всего сказанного, теперь нам только и остаётся довольствоваться тем, что задаваться пустыми вопросами, из категории: что ж с ними такое приключилось, нашли ли они, наконец, себе, подходящее, жильё, или же и по сей день ещё принуждены скита-ться по белу свету, нигде не находя себе приюта! Относительно же некоторых любителей сочинять всяческие забавные выдумки и небылицы, и вводить ими читателя в заблуж-дение, забивая ему голову этой чепухой, то нам это категорически не свойственно! И да-же, если нашлись бы такие люди, которые бы начали нам предлагать алмазы и изумру-ды, мы и тогда бы отвергли все их заманчивые предложения, и такой чепухой занимать-ся не стали!

Опыты академиков, побег бесёнка, его сладкая жизнь в родном пристанище.

Но, довольно, оставим, наконец, этих неудачников- бесов, и двинемся потихоньку дальше, тем более, что обстоятельства, буквально, призывают нас срочно вернуться к тем академикам, в руки которых попал наш задира- чертёнок, а они в это время уже на-столько приблизились к своему знаменитому учреждению, что буквально дрожали от нетерпения и предвкушения поскорее заняться исследованиями столь необыкновенного и крайне занятного объекта. Чертёнку же, бедняге (да, будет мне позволено здесь так его назвать) досталось много хуже, чем любому из его собратьев, уж, по крайней мере, никто из них не получил никакого, серьёзного поврежденья (разве что пару крепких тумаков, но это- то, вполне, обычное дело для таких шустрых и неугомонных существ), а он, бук-вально, истекал кровью.  Но вот, уже академики, наконец, добрались до своей Академии, а, едва добравш-ись до своих родных пенат, сразу же принялись дозваниваться до некоторых, очень из-вестных в медицинских кругах, заслуженных, врачей из Института Склифосовского. Дозвонившись же туда, они рассказали им довольно подробно о том, что у них появился чрезвычайно интересный для них пациент. Относительно взаимоотношений этих двух замечательных учреждений, то тут дело состояло в том, что несколько лет тому назад между одним из ведущих отделов Академии Наук и этим известным, лечебным и науч-ным учреждением, известным не только в столице, но и далеко за её пределами, был заключён к общей их выгоде, договор о взаимном сотрудничестве. И, именно, вследствие этого обстоятельства, врачи института, едва лишь услышали о необыкновенном паци-енте, без малейшего промедления устремились к Академическим стенам, и уже вскоре объявились в её просторных коридорах, где им немедленно был предъявлен, продолжа-вший ещё оставаться в небытии, этот, чрезвычайно интересный для обеих сторон, паци-ент. Словом, чертёнок пришёл в себя только в тот страшный момент, когда врач сме-лой рукой сделал ему первый, очень глубокий разрез вдоль его брюшного меридиана. Не описать того ужаса, который испытал чертёнок, когда, ощутив сильнейшее жжение и боль в животе, он моментально открыл свои чёрные бельма, и с, непередаваемым ужас-ом, к которому поначалу примешивалось и удивление, обнаружил себя, беспомощно рас-простёртым на столе, с ножом в животе и в окружении каких- то очень странных и по-дозрительных людей в белых халатах. Всё усугубилось и обострилось в его сознании ещё больше от нестерпимого блистания бестеневого хирургического светильника и, разброс-аных там и сям, повсюду, каких- то блестящих предметов.                Миновала долгая секунда, и он бешено вдруг закрутился в простынях покрывав-ших его, пытаясь освободиться от их пут, и ему почти это уже удалось, когда сильные, хищные руки хирурга мёртвой хваткой приплюснули его к хирургическому столу, и,  почти сразу же, другая ещё, волосатая и предательская рука, понесла к его морде какую- то, отвратительную и, тошнотворно пахнущую, тряпку. Ситуация для него складывал-ась безнадёжная, но удержать беса не удавалось ещё никому! «Гуттаперчивое» тело чер-тёнка сначала выгнулось, и тут же изогнулось в обратную сторону самым неестественн-ым и неправдоподобным образом, а затем уже он впился своей зубастой пастью в тон-кую, чувствительную руку хирурга. Боль, казалось, была непереносимой, но хирург был человеком исключительной твёрдости и мужества. Всякий другой бы врач на его месте моментально бы взвыл горьким визгом малолетнего дитя, этот же перенёс боль молча, лишь только скрипел зубами, и всё лицо его вдруг покрылось мертвенной бледностью, и он покачнулся. Воспользовавшись этой секундной его слабостью, чертёнок без промед-ления выкрутился из вороха простынных тенет, и, уже более не оглядываясь на изумлё-нные взоры эскулапов, бросился куда глаза глядят.  Остановился он только где- то в районе выставочного комплекса ВДНХ- а, осмот-ревшись и увидев кучу газонов с, увядающими цветами, а вдали какую- то высоченную арку и, а за ней, почти невидимую, иглу шпиля, он тотчас же вдруг учуял сладкий запах, который бы смог отличить от тысячи других. То был родной ему дух скотного двора, тя-нувшийся от, невидимого от сюда, цирка «Ярославский», и он сейчас же подумал, что, наверное, это- те самые его собратья, потерявшие родной кров, и теперь уже отыскав-шие себе новое, подходящее, пристанище. И тогда он крепко и надолго призадумался, из всего того, что произошло с ним за последнее время, он сделал один очень мудрый и пра-вильный вывод- искать себе жильё в общественных местах, пользующихся у людей, бо-льшой популярностью, по- видимому не стоит. Так как, рассуждал он, рано, или поздно туда может наведываться такой страшный старик, как Паисий, и уж тогда никому слад-ко не покажется, придётся изрядно потрудиться в поисках, подходящего для себя, нового жилья, и, ещё неизвестно, удастся ли тебе его так скоро найти!                Перебирая в уме все эти вероятности своей дальнейшей жизни, он вдруг только  сейчас припомнил, что с ним произошло, буквально, каких- то пятнадцать минут назад, и, главное, о том, что злющий хирург нанёс ему страшную рану в живот, а это значило, что её немедленно требовалось зашить. И, хотя черти чрезвычайно живучи, оставлять рану просто так было никак нельзя, ведь, из неё ещё продолжала потихоньку сочиться чёрная его кровь, и рана из- за этого довольно сильно саднила. Проблем в этом отноше-нии у него никогда, никаких не было, так как для чёрта достать иголку и нитку было всё равно, что плюнуть в форточку, открытую на первом этаже дома. Уже через каких-то пять минут всё было в полном порядке, и даже рану он залепил, украденным из бли-жайшей аптеки, лейкопластырем. После чего, скрепя сердце, он полетел обратно в своё старое, родное гнездо, загодя предвидя сколько злых насмешек и самых изощрённых из-девательств посыплется там со всех сторон на него.                Каково же было его изумление и, постепенно охватывавшая его, радость, когда те самые бесы, которые ещё совсем недавно смотрели на него, как на отбросы их блистате-льного общества, кто издевался и шпынял его по всякому малейшему поводу, теперь встретили его, как настоящего героя. И тогда он понял, что и сюда уже докатилась вол-на страшных слухов о массовом избиении и изгнании его соплеменников в достославн-ом, гремевшем среди бесов, и манившем каждого из них, местечке под ласковым наиме-нованием-- Телецентр.                Более того, они уже знали, что то блистательное общество приняло его в свои за-мечательные ряды без раздумий и каких- либо вящих подозрений, и это уже одно стави-ло чертёнка на недосягаемую высоту.                Кроме того, они уже знали и то, что, именно, один он пострадал более всех и за всех, предприняв бесшабашный маневр и вылазку в неприятельский стан, то- есть коне- чно же, в соседнюю студию. И в особенности тот страшный, испепеляющий миг, когда, ужасающий, Паисий пригвоздил его своей «священной палицей», едва лишь он высунул свой любопытный нос в соседнюю студию. С тех пор для чертёнка началась самая сладкая пора его жизни, его рассказы, как он обрушил на Паисия настоящий камнепад из облаков, которые он загодя превратил в подобие камней, леденили кровь его соплеменников. А когда он уже переходил к траги- ческим, страшным минутам его жизни, когда он, находясь в полном беспамятстве, уже  почти совсем бездыханный, очутился в руках злющего хирурга с огромным, страшным ножом в руках, и тот в секунду располосовал его беззащитное тело, и потом, когда он, вопреки всему, всё- таки, нашёл в себе силы, и впился- таки в его «железную» руку, и тот завизжал, как совсем маленький ребёнок! В такие минуты некоторые черти не выде-рживали накала ситуации, и отходили от рассказчика, чтобы немного успокоиться и привести свои нервы в порядок.                Болезнь и страдания ведущего.
                С другой жертвой поразительных событий, разыгравшихся в одной из студий За-падного Телецентра, речь идёт о ведущем, оказалось гораздо хуже. Правда, страшную рану на его лбу врачи быстро зашили, и, вскоре, о ней напоминал только яркий, мали-новый рубец, но вот душевное его состояние оставляло желать много лучшего. Врачам, занимавшимся им, пришлось приложить не мало сил, чтобы добиться, хотя бы некото-рого, улучшения его состояния, но, увы, как показали многие, сопутствующие лечению, весьма, тонкие проверки и тесты его психики, какого- либо существенного и заметного улучшения, к сожалению, не наблюдалось. И даже, последовавшие за этим, другие, более современные и интенсивные, планы и методы лечения, не дали нужного результата! Слишком уж сильно и глубоко всё, произошедшее с ним на Игре, повлияло и отразилось на его психике! По- видимому, то ужасное безумие, которое творилось на Игре, слишком болезненно и близко к сердцу было воспринято им, что совсем не удивительно, если уч-есть, что ему, как главному распорядителю, поневоле, пришлось принять главный удар на себя.                Многочисленные медицинские проверки его психики по началу велись в самой обычной, городской больнице, куда его привезли прямиком из Телецентра. Почти каж-дую ночь у ведущего случались тяжкие припадки. Как безумный, почти ежедневно, ров-но в три часа ночи, он вскакивал со своей постели, и, буравя яростным взглядом, слабо светившееся, пятно в дальнем углу палаты, с бешеным неистовством кричал, будя и пу-гая робкие сердца соседей по палате,-- получай ты, сволочь жжёная!--                Тут же схватив первое, попавшееся ему под руку, «оружие» (будь то: стакан с, не-допитым, кофе, мобильный телефон, ботинок и т. п.), с силой запускал им в «ненавист-ного гада». На самом деле, при ближайшем рассмотрении, пятно оказывалось, ни в как-их грехах не замеченным, светильником, из каких- то медицинских соображений, неиз-менно, остававшегося на ночь, включённым, и, светившего тусклым, синюшным свет-ом, усугубляя и без того мрачную атмосферу палаты.  Естественно, осколки светильника сыпались на головы, отдыхавших от дневных процедур, больных, те начинали роптать и возмущаться, ходили жаловаться к дежурной сестре и заведующей отделением. Днём же в палату приходил электромонтёр, который, едва приступив к замене светильника, принимался сокрушённо качать головой, и злове-ще усмехаться. Это значило, что сейчас последуют угрозы и самые нелестные оценки по отношению к той мерзкой личности, которая, не считаясь ни с кем, и ни с чем, постоян-но уродует больничное оборудование! И, действительно, электромонтёр возглашал зыч-ным голосом: «Что за гад такой у нас теперь поселился?! Столько времени жили мы се-бе спокойно, забот никаких не знали, и вот, пожалуйста, нате- получите!» Нагнетая нап-ряжённую атмосферу в палате, он продолжал: «Долго ли ещё этот паразит здесь будет хозяйничать, больных людей мучить!» Выдержав паузу, дабы атмосфера сгустилась ещё более, он многозначительно добавлял, привнося в ситуацию новый акцент: «А заведую-щей на всё плевать!» Не дождавшись ничьих откликов, он переходил к угрозам: «Если б мне только уд-алось когда этого паразита поймать, я бы ему все руки по отшибал!» Заключал он злове-ще, чёрным глазом косясь на жалкую фигуру, скорчившуюся поблизости на кровати,по- спешно укрывшуюся с головой одеялом, при его появлении, это и был тот самый гад и общественный паразит.
Но вот что удивительно, ничего подобного этим ночным эксцессам и, необузданн-ым, выходкам в дневное время у ведущего в помине не было, наоборот, днём он оставал-ся очень спокойным и тихим человеком, ничем особым не выделявшимся, среди прочих, вполне, обычных людей. Поэтому так его огорчали раздражение и навязчивые упрёки его соседей по палате.
И, таким образом, всё это продолжалось и тянулось некоторое время, пока, након-ец, бесконечные обращения и жалобы соседей по палате не надоели заведующей, оконча-тельно, и в результате вскоре беднягу- ведущего перевезли в психушку. И, те, кто там его принимал, прочитав, раздражённые, и, намеренно сгущённые заведующей, описания поведения и, устоявшихся, привычек больного (и, главное, о его крайне агрессивных выходках), поместили его в отделение для лиц, страдавших особо тяжёлыми, психичес-кими расстройствами. И поэтому, когда он уже оказался в психоневрологическом диспа-нсере, страдать от безумных выходок новых своих соседей по палате уже пришлось ему самому. Безусловно, и жена ведущего, и старший ассистент с режиссёром (тем, что сидел в аппаратной с ассистентом, за стеклом) предприняли, весьма, энергичные усилия от име-ни всего коллектива студии, очень много хлопотали, и неоднократно выходили к руко-водству Телецентра с просьбой помочь поместить его в элитную клинику в Германии. И даже одно время организовывалась компания по сбору средств, целью которой было со-брать, хотя бы некую часть, всей необходимой суммы, остальное обещало добавить ру-ководство. Но времена тогда были тяжёлые, перестроечные, и денег собрать так и не уд-алось. Через какое- то время предпринималась ещё одна попытка отправить ведущего уже в другую страну, с более приемлемыми условиями по оплате лечения, но, к сожале-нию, и она закончилась ничем, не принеся какой- то ощутимой пользы больному. В ре-зультате он так до конца и промаялся в обществе, сильно повреждённых на голову. Под, расслабляющим, действием амфитамина, амнезина и некоторых других до-вольно сильных препаратов, с немалым упорством назначавшихся ему врачами, чтобы, всё- таки, свести на нет этот опасный для, окружающих, ночной его психический выпл-еск. И, в самом деле, выплеск вскоре пошёл на убыль, демонстрируя воочию необори-мую мощь нашей медицины. Но для окончательного его устранения, всё- таки, требова-лось ещё время, и по прошествии оного он, практически, исчез. Но, как это часто бывает с учёными, исследующими, мало изученные, разделы науки, они «выплескивая воду из таза, вместе с ней, зачастую, выбрасывают и ребёнка!» Что- то подобное случилось и у врачей, лечивших ведущего. Через некоторое время, после его возвращения домой, близ-кие его стали замечать, что, куда- то бесследно исчез былой блеск его остроумия, и эмо-циональная живость, так приятно оттенявшие ранее, его человеческое обаяние, так нра-вившееся, зрителям его популярной передачи. По истечении долгих месяцев болезни и пребывания в психушке, ведущий как- то разом сильно поник и поскучнел, был всегда вял, и всё о чём- то думал. Не о тех ли горя-чих перепалках с бессовестным вралём и проходимцем Гадажжёновым!? Иногда его на-вещали старые его товарищи по работе- старший ассистент и Виктор. Они рассказыва-ли ему о последних новостях, бродивших теперь по коридорам и закоулкам, студиям и буфетам Телецентра. В том числе, и о последних новостях с их любимой Игры, что, неиз-менно, вызывало у него, повышенный, интерес. Ведущий слушал такие рассказы с как-им- то особым, болезненным интересом, но ещё более его интересовали все, даже самые малейшие, подробности, продолжавшегося, следствия. Сведения эти приносились самими сотрудников студии, после очередного их вы-зова к следователю, и потом, почти мгновенно, как сладкое лакомство, разносились по всем студиям, отделам и службам Телецентра. И по характеру этих сведений постепенно вырисовывалась та общая картина, которая создавалась у следствия после сложения во-едино всего множества, собранных им, самых разных и, разрозненных, данных, а также одновременно становилась видна цель и направление, к которому следствие устремлял-ось. А оно, как уже ранее говорилось, к сожалению, плелось по, запутанным, извивам, взаимно исключающих, противоречий, и надежда на то, что когда- ни будь оно выберет-ся из тенет этого, запутанного, лабиринта на свет, с каждым новым допросом всё более угасала. Как- то раз, в один из своих приходов старший ассистент и Виктор сообщили ве-дущему, что, любимая всеми, Игра после двухмесячного перерыва, наконец, снова успе-шно возобновлена к великой радости огромного числа телезрителей, но, увы, теперь уже с другим ведущим. Причём, про этого нового ведущего они наговорили ему великое мно-жество всяких гадостей, в том числе, что этот самый ведущий есть ни что- то такое, ни-кому непонятное, а самая что ни на есть обыкновенная сволочь. Мол, ранее этот стерв-ец какое- то время обретался в полной неизвестности, в провинции, работал там режис-сёром одного затрапезного и, никому неизвестного, театра. Но потом, мол, по великому блату, самым беспардонным и энергичным содействием одной высокой, и хорошо всем известной, фигуры, до сих пор ещё, остающейся, к сожалению, в тени строго взгляда на-шего правосудия, его перевели к нам. Они сообщили ему, попутно, множество и других, самых нелестных, оценок деятельности этого прохиндея уже на новой, местной ниве. В том числе, они сообщили ведущему, что эта св…ь передачу вести не умеет совсем! Игро-кам, как правило, отвечает невпопад и очень невнятно (из- за своей ужасной дикции). Что уж говорить о другом, когда эта бездарь даже задание на Игру, и это толком объясн-ить не умеет, и так далее, всё в таком же раздражённом, отторгающем новоявленную сволочь, духе. Ведущий сочувственно им улыбался, кивал головой, хотя помнил, что точно та-кое же они прежде говорили за глаза и о нём самом. В результате всех этих разговоров у него сложилось мнение, что в студии всё обстоит нормально, как это бывало и раньше  при нём, и, как, в общем- то, случается во всяком другом творческом коллективе, когда его новый руководитель подобран удачно, и справляется с, возложенными на него, зада-чами. После пристрастного обсуждения всех этих «больных» тем, начиналась чайная це-ремония. Жена ведущего угощала их чаем с конфетами и сладким, рассыпчатым пече-ньем, уходя же, они долго желали ему скорейшего выздоровления на его законное место. При последнем же прощании они горячо шептали ему на ухо, что только и ждут момен-та его возвращения, когда они вместе, общими, энергичными усилиями, наконец, выш-вырнут вон из студии эту провинциальную сволочь, зарвавшуюся, и уже надоевшую всем вне всякой меры. В иные свои приходы к ведущему они рассказывали ему о тех слухах, которые ци-ркулировали не только в студиях и коллективах Телецентра, но и о том, что говорилось и обсуждалось за его стенами, на многих улицах и перекрёстках столицы. И, якобы, даже отголоски этого события уже докатились до провинции, обрастая всё новыми и новыми подробностями, принимавших порою, по истине, фантастические очертания.               
      Последствия происшествия в подворотне в жизни Дубяги.

У себя дома Дубяга объявился лишь под вечер, в восьмом часу, и жена, увидев его в первый момент, с нервным криком отпрянула назад, с трудом узнавая в этом, сильно осунувшемся, человеке своего мужа.                –Что случилось, Венечка, где это ты долго так пропадал?-  Спросила он взволнованно.                -Это неважно, Нина,- отвечал он устало, с долей трагизма в голосе. Я потом тебе обо всём расскажу.-                –Важно другое, послушай, Нина, я сегодня точно узнал- Бог существует! Так что теперь тебе придётся ходить в церковь, и ещё одно,- запомни хорошенько,- нам срочно нужно крестить ребёнка!-   После таких внезапных и радикальных перемен в воззрениях Дубяги на веру и, в целом, на церковь, ведь, совсем ещё недавно он твёрдо стоял на том, что никакого Бога в помине не существует, и, мол, «это просто смешно настаивать на противоположном!» Он попросил жену приготовить ему ванну, сославшись на то, что: «Мол, в этот день ему пришлось якшаться с такими грязными тварями, что он просто не может из- за них теп-ерь к чему- либо прикоснуться, и что- либо делать.» На этом его странности не закончились, раздевшись до нага в ванной, он снова позвал жену, и настоятельно просил её собрать в кучу все эти вещи, которые он снял: костюм, рубашку, и даже исподнее, и пойти сжечь всё это у них во дворе. На её робкие протесты и попытки отговорить его от уничтожения, ещё, довольно, хороших и, годных для носки, вещей, он опять повторил ей свои прежние доводы, что: «За, прошедший, день ему пришлось мотаться в, бог весть, каких грязных углах, и прикасаться к сущест-вами невообразимо омерзительным!» Усилив эффект от, сказанного им, следующими словами: «Если бы она сама толь-ко попробовала, взяла бы только, и прикоснулась к одному из них, её сейчас же охвати-ло бы такое мерзкое чувство, что все свои последующие дни она только то и знала бы, что ходить каждый день в баню, ощущая всякий раз себя ещё недостаточно чистой!» И в результате ей пришлось сделать всё, о чём он её попросил, вернувшись же со двора, она обнаружила мужа, крепко спящим, прямо в ванне. И только тогда она заду-малась, и внутренне приняла всё то, о чём говорил он ей всё это время, что день этот сложился для него, действительно, крайне неудачно и даже мучительно. Проснулся Дубяга, когда часы в большой комнате уже звякнули девять часов, и он, поспешно отершись мохнатым полотенцем, сразу запросил жену чего- ни будь прине-сти ему поесть. Поневоле ужин его совместился с обедом, и продолжился довольно долго, так что, когда в десять часов по телевизору пошли «новости,» он только что приступил ко второму блюду, каким была отварная рыба. Именно, в этот момент передали, шоки-рующую, новость о том, что: «В Западном Телецентре, во время записи популярной, и, хорошо всем известной, Игры: «Колесо исполнения желаний,» случилось, крайне неп-риятное ЧП.» Причём, как затем добавил диктор: «Происшествие это имело чрезвыча-йно странный, и, очень запутанный, характер, и уже в непродолжительное время рас-пространилось по всему Телецентру!»                «Вследствие всего, ранее сказанного,» сообщал далее диктор, «следствию пришл-ось, буквально, с первых же шагов соприкоснуться с, почти непреодолимыми, труднос-тями, едва ли когда- то ещё, встречавшимися в его практике!» И, мол, только из- за этого: «Ему не удалось сразу, по горячим следам, выйти на след главных преступников, и в настоящее время оно приступило к методичному сбору материалов и опросу свидетелей.»                –Это, это что ж такое!- Задохнулся Дубяга, второпях выискивая в зубах, застрявшую, кость,- это же- мои бандиты, те самые, из подворотни?! Точно! Это же- они, они всё учи-нили, те самые, которые украли наше «Приглашение!»- Вскричал Дубяга, приходя в, не-описуемое, возбуждение.                –А я чувствовал, я знал, что у них этим всё кончится!- Повернувшись к жене, он стара-лся и её включить в круг своих переживаний, но она не знала главных причин, тех пагу-бных зачинщиков, которые начали, и потом раздули всё до столь грандиозных масштаб-ов. Его восторги и азартный ажиотаж по поводу этих странных, объявленных по телеви-зору, событий представлялись ей чрезмерными, какими- то явно надуманными, и неес-тественными, она смотрела на него с удивлением и досадой.                –Хорошо, что «Приглашение наше» пропало, и мы не поехали туда.- Продолжал объясн-ять ей он,- если бы не это, всё вышло бы ещё хуже, пришлось бы и вам с погаными эти-ми встретиться, и я не смог бы ничем вам помочь!-                –Об одном вас теперь только прошу,- посерьёзнел Дубяга, в голосе его зазвучали траги-ческие ноты,- никому не говорите об этом, ни слова, что мы имели отношение к этой сраной передаче!-                - Потому что тогда может случится самое худшее, «они» придут, и..,- Дубяга задохнулся от, нахлынувших, новых переживаний.                -Если бы вы знали, что это- за лютые злодеи, мучители!- Продолжил он, сумев унять,  наконец, кипевшие в нём, тяжкие воспоминания о, пережитых недавно, страстях,- но- лучше бы- никогда вам этого не знать! Особенно одного из них, был там такой один, ве-ртлявый, очень подлый в белом костюме!-                -Он убить меня собирался!-                После всех этих откровений, и мрачных, отрывочных рассказов Дубяги, так до конца, ничего и не объяснивших его жене, они отошли ко сну. Жена и сын, немало испу-ганные, и, взвинченные его грозными предупреждениями, долго не могли успокоиться, и заснуть. Только сам виновник всех их страхов и переживаний, до предела, видимо, из-мотавшийся во время своих дневных приключений, захрапел почти мгновенно. После всех этих сбивчивых сообщений Дубяги на ночь, его грозных, не очень по-нятных, предупреждений, его личность с тех пор в глазах его жены и сына немало поту-скнела. Всегда ранее, смотревших на него, как на, неоспоримый, свет в окошке, и, безо-говорочный, авторитет во всех их самых сложных, житейских вопросах. Теперь же выя-снилось, что их кумир не столь уж всемогущ. Сам же Дубяга пристрастился к просмотру телевизионных вестей и чтению газет, выискивая любую информацию, касавшуюся тех самых, необыкновенных событий на Телецентре. Он завёл себе для этих целей толстую тетрадь, в которую и записывал все подобные сообщения, а также вклеивал, показавшиеся ему интересными, газетные вы-резки. Столь пристальное внимание его к этому необычному происшествию в Телецен-тре питалось его прежними, старыми страхами, от пережитого им тогда, в подворотне. И до сих пор ещё он терзался опасениями, что бесы, которые могли с такой лёгкостью вы-красть у них «Приглашение» на Игру, и потом ещё каким- то непонятным образом узн-ать о том, что он собирается ехать в Телецентр разбираться со всем, пытаться получить новое «Приглашение,» могут продолжать ещё следить за ним! И им может вдруг что- то не понравится в каких-либо его делах, либо даже в самих его мыслях, и тогда они нагря-нут прямо к ним домой! Но, главное, было даже не в этом, он допускал ещё и такую страшную вероятн-ость, когда каким- ни будь, невообразимым, вывертом, чредой, неведомых ему, цепля-ющихся одно за другое, событий, до него «дотянется», распутываемая следствием, цепо-чка причин и следствий. И, однажды, от него потребуют разъяснений: «По какой причи-не он не явился в Телецентр, хотя такая договорённость и была у него с девицами из Ор-ганизационного центра Игры, и даже, более того, он сам их очень просил об этом!?»          Конечно же, он мог бы всё это объяснить очень просто, дескать, «раздумал, вот и всё!» и мало ли ещё как он мог ответить по этому поводу. Однако, Дубяга очень опасал-ся таких вопросов, потому что знал наперёд, какие лютые звери- эти следователи, и что скрывается под их невинными масками, улыбчивости и простодушия! Как умеют они из таких вот, совершенно невинных, вопросов «сплетать» чрезвычайно хитроумные сети для простаков, не ведающих, что может их ожидать уже в ближайшее время. Словом, он очень опасался ситуации, когда он окажется между двух огней, и та-кая ситуация, вполне, могла возникнуть в том случае, если следствие докопается до его сокровенной тайны! Что бандиты, встреченные им в подворотне, имеют самое прямое отношение к, распутываемому следствием, происшествию, и к самой этой Игре. А отсю-да уже было недалеко, что, именно, они- то и украли у него, «Приглашение!» И, как ему тогда быть, как отвечать ему на прямые вопросы следователей, когда над ним висела бы невидимая до поры угроза со стороны тёмных сил!?                Однако, по мере того, как в печати всплывали всё новые подробности этого про-исшествия, ещё очень далёкие от главных причин, его породивших, и основных его за-чинщиков, у него постепенно развился интерес к самому делу, как к некому загадочному феномену. И в этом не было чего- то особенного и удивительного, всего лишь сказалась его природная склонность к таким сложным, запутанным вещам! В немалой степени тому способствовали его друзья по клубу высоколобых, кото-рые мгновенно принялись за распутывание этого странного дела, цепляясь за те немно-гочисленные свидетельства, которые поступали к ним через средства массовой инфор-мации, выстраивая свои собственные версии, произошедшего. Однако, вскоре, когда в деле отчётливо всплыла мистическая его сторона, совершенно неприемлемая, по край-ней мере, для некоторых из них, убеждённых, атеистов, с порога отбрасывавших всякую такую возможность, их увлечение этим странным делом стало быстро сходить на нет. Остальная же часть клуба продолжала с прежним интересом заниматься им, включая и  Дубягу, который, хотя и очень был заинтригован этим делом, но скрывал от коллег по клубу свой личную, уж слишком большую заинтересованность. Ажиотаж обогащения, одолевший с особой силой Дубягу в последние годы, нику-да не делся и после этого, крайне неприятного, болезненного и очень опасного инциден-та в подворотне. Придя немного в себя, и оправившись от болезненных последствий, по-лученных им в процессе столкновения с бесами- бандитами, он снова обратился к поис-ку способов и путей для скорейшего своего обогащения. Для этого, как с самого начала он хорошо понимал, требовался первичный капитал, некая, совсем не малая, разгонная, сумма деньжат, позволявшая её обладателю, сделать свой первый шаг к гораздо более крупному обогащению. И такая сумма, конечно же, у него уже имелась. В этом не было чего- то удивительного или непонятного, принимая во внимание, какие пристрастья и свойства характера даны были ему от природы, а также сколько лет упорного труда по-требовалось ему для их дальнейшего развития.  Что касается этих возможностей в тех условиях, когда советское государство во все рупоры трубило о бескорыстном подвиге, трудящегося, человека, то они, безусловно, были, и не быть не могли! Как невозможно запретить некой, чрезвычайно злобной и аг-рессивной части человечества, к сожалению, реально живущей среди нас, людей обык-новенных, портить нам жизнь, а в высшем своём воплощении даже стремиться уничто-жить её, так и при Советах невозможно было отменить наши исконные, человеческие страсти, присущие нам, уже по самому человеческому нашему естеству! Сам Дубяга ещё с молодых лет, частью по счастливому случаю, но и инстинкт в это время помог ему немало, использовал несколько источников. Причём, такие, где его дарования проявились в полной мере, а, по сути, так явили себя тем самым средством к обогащению. Местом, где впервые он заработал немалые деньги, положив тем начало своему капиталу, был Юг, благодатный город Сочи. Там- то он и нашёл своих первых единомышленников по клубу высоколобых, ставших на долгие годы его партнёрами в популярной, карточной игре в «преферанс.» Игра по- крупному с, оговорёнными ставками, не на две, и не на десять копеек за, выигранное (проигранное), очко, а на два, или даже, ну это уже безумие, пять рублей, требовала сосредоточенности и уединения. Кроме того, опытным игрокам, ищущим бо-гатых выигрышей, нужны были игроки слабые, «лохи.» Все эти условия, конечно, суще-ствовали в самых обычных домах отдыха, но куда больший комфорт, практически идеа-льные условия имели место только в очень дорогих, самых известных санаториях. Там была собственная охрана, и поэтому всяким посторонним лицам, шляющимся везде без дела, и ищущих себе какое- ни будь развлечение, туда вход был заказан, что и создавало чуть ли не идеальные условия для этой игры. Хотя местные, карточные шулеры, также, с немалой страстью искавшие, себе заработка, и тех же самых высоких ставок на игру, всегда стремились попасть, именно, в такие санатории, и, к сожалению, им это часто уд-авалось, несмотря на все, существовавшие, препоны. И, если уж такое случалось, в самое непродолжительное время среди, играющих, возникал жуткий спор вокруг пары колод, которые следовало принять для игры! Шуле-ры спешили выставить свои, не распакованные, или даже в некий момент делали широ-кий жест, предлагая послать гонца в город, чтобы в местных киосках купить пару- тро-йку, якобы, чистых, колод. Соглашаться на это, казалось бы, верное предложение, было ясно заведомо нельзя, так как и в местных киосках продавали всё те же краплёные ко- лоды. Дубяга с его, постоянным, партнёром твёрдо стояли на своём, отказываясь играть в любые другие колоды, кроме своих, предлагая шулерам их проверить. В результате всё заканчивалось либо размолвкой, либо шулера, скрепя сердце, принимали их усло-вия, и тогда игра шла на равных. Однако, Дубяга со своими новыми знакомыми, будущими членами клуба высоко-лобых, зная здешнюю ситуацию, в свой круг, по большей части, стремились местную шпану не допускать. Но составляли партию так, чтобы двое своих играли против каких- ни будь первых, попавшихся им под руку, местных, отдыхающих, изъявивших вдруг же-лание поиграть, и убить таким образом своё время с помощью этого, заманчивого, своей неизведанностью, поприща. Эта ситуация с карточной игрой в санатории вошла у них в привычку, Дубяга с его партнёрами по игре, годами приезжали сюда, в один и тот же санаторий договарива-ясь загодя на сентябрь, или даже на октябрь о совместной их поездке на юг. Дубяга отп-равлялся в Сочи вместе со своей семьёй, пока жена с сыном загорали на пляже, и как- то развлекалась, при тех скудных возможностях, какие обеспечивала им Советская власть, куда более заботившаяся о показателях, производительности труда и моральном облике строителя коммунизма, Дубяга прилежно корпел за карточным столом, лишь по вечер-ам получая возможность, окунуть своё, разгорячённое, тело в, освежающие, морские во-ды. Зато уже лет через пять- семь он ощущал себя человеком, весьма, значительным, не таким, как большинство из тех, кто окружал его в повседневной жизни, не имевших ко-пейки за душой. Нужно ли говорить о других возможностях, какие существовали в это время, и были в его распоряжении, утомляя тем самым читателя! Когда уже ясно, что их было предостаточно, к примеру, вот такие: упрощённая реставрация старинных зданий, часто применявшаяся в то время, когда эта реставрация состояла лишь в оштукатуривании внешних поверхностей здания с помощью специальной смеси, включавшей в себя мра-морную крошку (расценки на такие работы были, весьма значительны), или же, скажем, в, сжатые, сроки выполнить окраску сценических костюмов некого танцевального анса-мбля, скоропалительно собравшегося в зарубежную поездку. Нет, нет, всё это Дубяге, ко-нечно же, никаким боком не подходило, поскольку требовало от него лишь приложения физической силы, а также усидчивости и бессонных ночей, его же стихией всегда были специфические знания и изощрённые навыки. Но, по счастью, и в то время существовали некоторые, вполне, легальные рынки! Конечно же, они имели совсем другие, более нейтральные названия, явно лукавые для, всякого вдумчивого, человека (их называли клубами), эти фальшивые наименования, выпячивали их другую, вполне, невинную сторону- познавательную, тем самым прик-рывая их истинную, коммерческую суть. В этих клубах, так сказать, «по интересам» сре-ди всего прочего продавались и выменивались довольно дорогие, и очень дорогие редко-сти, и вот, именно, на таких, умеренно дорогих, редкостях и можно было прилично зара-ботать при правильном подходе к делу. Дубяга в этом многоплановом занятии, в котором существовало множество разли-чных направлений, той или иной степени доходности, избрал старинные монеты, требо-вавшее от него значительных, начальных вложений, и великой осторожности, чтобы не промахнуться в своих покупках, а также не нарваться на «фальшаки,» ибо присутствие их в обиходе с каждым годом всё возрастало. В отличие от многих других любителей ста-ринного серебра, он постарался удержать себя от пагубной привязанности, и даже почти уже обожания самого предмета собирательства, зачастую имевшую место среди некотор-ых, особо восторженных и, увлекающихся, натур. Он же преследовал в этом, крайне, ув-лекательном деле, исключительно только личную свою выгоду, и реальный денежный доход от всех, сделанных им, покупок и продаж. Пожалуй, уже довольно нам погружаться в эту специфическую, хотя и очень при-влекательную, но для нас побочную тему, однако, не удержусь, всё- таки, и скажу ещё вот о чём. Всякое такое занятие уже в силу того, что в нём, хотя и завуалированно, но присутствуют рыночные отношения, неизбежно создаёт временами возможность зарабо-тать не только на своём основном поприще, но и на любом из, существующих по соседст-ву. Такая возможность, время от времени, выпадала и у Дубяги, и он зарабатывал не то-лько на монетах, но и на старинных фотографиях, открытках, знаках и значках, и даже на марках, что только увеличивало, получаемый им, доход. Впоследствии же, он занялся ещё одним, куда более дорогостоящим, увлечением- покупкой и перепродажей очень ре-дких и потому дорогих картин.

Некоторые первые результаты следствия.               

Безусловно, милиция изъяла у режиссёра все, записанные им на «диске», материа-лы, сделанные, как до, так и после появления в игумена со старицей студии, но, как мы уже знаем, могучий Паисий сумел заблаговременно стереть своей рукой все фрагменты, когда они попадали в кадр. При том, настолько ловко и умело, что при, последующем, воспроизведении «диска» на нём сохранялось всё, кроме наших героев. Но и то, что ока-залось в руках следствия, дало ему, наконец, возможность собственными глазами расс-мотреть со всей, свойственной ему, пристальностью главного подозреваемого, то- есть Гадажжёнова. Каково же было изумление следователей, когда перед ними вместо стран-новатого гражданина в капитанской, жокейской и т. п. шапочке, предстало бесстрастное лицо инопланетянина с огромными, чёрными глазищами, устремлёнными в нездешнюю реальность. Всё это поставило перед следствием ещё больше вопросов, чем ответов. И, хотя появились некоторые новые данные, но они оказались такого специфического, не очень понятного, характера, что не столько прояснили обстоятельства происшествия, сколько поставили множество других, ещё более сложных, вопросов. Словом, ничего, что позволило бы следствию, хотя бы немного, продвинуться дальше, в поисках ответов на, стоявшие перед ним, вопросы, по, запутанному, лабиринту поразительного в своих фантастических обстоятельствах, происшествия, оно опять не получило. Это ещё более усугубилось очень странным и, весьма, подозрительным отличием в показаниях тех, кто сразу же заспешил покинуть студию, потрясённый тем, что внеза-пно объявилось и начало разворачиваться у них над головами, и теми, кто проявил му-жество, сумев, усидеть на своих местах. Они, оставались в студии, наблюдая это жуткое зрелище, и тогда, когда всё подпотолочное пространство начало вдруг заволакиваться каким- то жутким, непонятным сумраком, напоминавшем нечто среднее между сизым туманом и чадом, затухающего, костра. Первые утверждали, что всё это возникло, и по-лучило потом дальнейшее развитие, исключительно, вследствие действий, объявивших-ся неизвестно откуда, монахов, одного, такого высокого и с крестом, другой была низко-рослая, но, плотного телосложения, монахиня с бидоном. И, мол, тогда- то, из- за их ка-верзных действий, Гадажжёнов и превратился сразу в настоящего инопланетянина!  А до этого ничего подобного не происходило, всё, вроде бы, было в норме, и он представля-лся обыкновенным человеком. Орал, прыгал себе, и ещё- вот чего, очень много и часто спорил и ругался с ведущим, и даже обзывал его всякими неприличными словами. Вторые, с этими заявлениями категорически не соглашались, и немало удивлял-ись тому, как это можно такое всё на придумывать! Они отрицали, буквально, всё, что сообщили свидетели первой группы. С горячностью и немалой досадой они заявляли,- что никаких монахов в студии в помине не видели, и уж, тем более, чтобы кто- то реши-лся воздействовать на этого хулигана и скандалиста!-                -Но,- дескать,- всё было с точностью как раз, наоборот, сам он всех доставал постоянно своим бесконечным пением и дурацкими выходками!- Эти два, абсолютно прямо противоположных, взгляда на одно и то же событие мо-гли кого угодно завести в тупик, в данном случае в этом неудобном положении оказал-ись следователи этого, запутанного, дела. Они, буквально, волосы у себя на голове рва-ли, испытывая полное своё бессилие перед этой, неразрешимой, загадкой. Конечно же,  через какое- то время они догадались, что на некоторую часть свидетелей было оказано очень действенное, избирательное, психическое воздействие. Что- то, вроде, лингвисти-ческого переформатирования (перепрограммирования) мозга, но вся загвоздка в том и была, чтобы ухитриться «снять» это переформатирование! По этой причине, впоследствии, к делу неоднократно подключались некоторые, особо сильные, маги и гипнотизёры, но даже и они, провозившись немалое время со сви-детелями, лишь недоумённо потом качали головами, так и не подобрав подходящих «ключей» («зацеп») для снятия этого переформатирования мозга свидетелей. Таким об-разом, не дав в руки следствия ничего полезного. Все они ссылались на объективные трудности, мол, они, конечно же, легко смогли бы справиться с этим, в общем- то, не оч-ень сложным делом, но для этого им необходимо знать, по крайней мере, две вещи, во- первых, на какую, из этих двух групп, было оказано воздействие, и во- вторых, какими «ключами»-  (кодами, зацепками) шифровалось это воздействие. Если бы только святой Паисий мог слышать эти причудливые речи следователей с гипнотизёрами и магами, он немало бы подивился тем диковинным наименованиям, которые они давали и присваивали его делам в Телецентре! Потому что, творя эти все чудеса, он совершал их в простоте душевной, и никогда не задумывался, и не углублялся в их суть, считая их священным даром божиим. Расхождения же в показаниях двух этих групп зрителей, как уже было сказано, были обязаны тому, исключительно тонкому и умелому, воздействию старца Паисия на, остававшуюся в студии, часть зрителей. Малочисленный же творческий и технический студийный персонал, разумеется, тоже получил от Паисия соответствующий импульс, после чего начисто позабыл всё, что касалось монахов и их «странных» действий. Лишь в голове Виктора каким- то образом удержалась неприязненная мысль о некой зловред-ной, противной монахине, немало досаждавшей ему, совсем недавно. Но что это была за монахиня, и чем, собственно, она ему так досадила, теперь он совершенно не помнил. Когда повестка с вызовом в Следственный Комитет пришла к Виктору, он почув-ствовал вдруг непонятное волнение, после чего сильно призадумался, не с этим ли вос-поминанием связано оно, а, если так, то стоит ли ему об этом странном и неясном отго-лоске его памяти что- то сообщать следователю? Как и всегда в таких затруднительных случаях, он обратился к старшему ассистенту, прося у него совета. И тот по- дружески вразумил его, сказав, следующее,- о таких зыбких и неясных, обрывочных воспоминани-ях лучше, вообще, никому ничего не говорить, дабы не стать посмешищем уже среди  тех, к кому обратился. А уж о том, что касается следователя, то об этом даже думать не надо в его присутствии! Потому что такой «акуле» только дай одну, самую маленькую, зацепку, он в тебя потом так вцепится, что из тебя с кишками вытащит всю твою подно-готную, измучает и затаскает насмерть, света белого невзвидишь! Виктор так и поступ-ил. Когда его вызвали к следователю, на вопрос того о монахах, он ответил, что забыл о них почти сразу за тем кошмаром, начавшимся вскоре под потолком. Этим он и избежал массу всяких неприятностей. Следствие же, ничего толком так и не добившись, из- за, повторявшегося раз за разом хронического разнобоя в показаниях, буквально, всех, кого оно допрашивало, вы-нуждено было применить последнее, самое сильное своё, средство, а, именно, детектор лжи. К расследованию тотчас же была подключена особая, техническая группа, занима-вшаяся такими специальными, тонкими исследованиями. И она приступила к работе, и начала выяснять, кто же здесь, всё- таки, говорит правду, а кто лжёт постоянно, и иска-жает истину намеренно и преступно, или же, вообще, её утаивает, из каких- то своих, тё-мных и, возможно, корыстных целей. Но, странное дело! Сколько ни бились сотрудники технической группы над прояснением вопроса об окончательной истине, задавая той и другой группе свидетелей одинаковые вопросы, приборы всякий раз выдавали одинако-вый, отрицательный результат. Получалось что- то донельзя странное и неправдоподоб-ное, будто и те, и другие всё время говорят правду. Следствие терялось в догадках, как такое может быть! Это был настоящий вызов для крепких, следовательских мозгов, и очень чувствительный удар по их самолюбию, к сожалению, в чреде многих других. Он поставил перед ними, казалось бы, неразреши-мый, вопрос,- как, отчего и чьей намеренной, злой силой, именно, в этом деле, постоянно возникают, вопиющие, противоречия в, добытых им с таким трудом, данных, а также идёт жуткий разнобой в показаниях свидетелей? Оказавшись в столь, сокрушительном, тупике, следствие, не опустило руки, но приняло вызов, и нашло- таки в себе силы доко-паться до причин этого странного явления. В некий момент ослепительная догадка све-ркнула в голове одного из них, и оно, наконец, поняло, что нашёлся кто- то один такой (возможно, что было их несколько), очень сильный и умелый, сумевший «стереть» не-кую часть памяти у всех, остававшихся в студии. Вот, тогда- то, группа следователей, работавшая над этим делом, и вспомнила о том самом лингвистическом переформатировании мозгов, и пошло, и поехало, начались подключения к следствию тех самых гипнотизёров и магов, которые, как мы знаем, то-же толком ничего сделать не смогли
Но тут же сразу в их головах неким логическим ходом (вполне, может статься, что то было какое- то внезапное наваждение), так, или иначе, но у следователей появился ещё один вопрос: «Кто- он, кем он, в конце- концов, может быть?!» И тогда они мёртвой хваткой вцепились в тех свидетелей, которые утверждали, что видели монахов, и наб-людали собственными глазами за их молитвами и, не очень понятными, действиями. Тут же началось составление словесных портретов, и, казалось бы, вот, вот уже сейчас, и всё будет в руках следствия! Но, не тут- то было! И среди этих портретов, увы, опять шёл всё тот же, надоевший уже всем, разнобой, заключавшийся, в поразительном несхо-дстве всех, полученных, портретов, как монаха, так и монахини. Как вскоре догадалось следствие, результат этот был, вполне, предрешён, потому что всех в студии интересовало куда больше то, что вот творилось и говорилось у Колеса.  Остальное же, что в это время делалось на периферии студии, было лишь слабым фоном главному зрелищу, отчего оно и ускользало постоянно из внимания зрителей, и, в резу-льтате, никому из них не запомнилось. Об этом они сами и твердили в один голос следс-твию, мол: «Сначала они очень увлеклись самой Игрой, а, когда, вскоре, она начала бу-ксовать и застревать на ухабах бесконечных споров ведущего с Гадажжёновым, они про-сто вынуждены были слушать всё это. Но потом горячие споры эти их увлекали всё бо-лее, так как дело уже дошло до того, что грозило вот- вот перерасти в самый настоящий скандал. Они всё ждали, чем же это всё закончится, и когда же, наконец, вышвырнут из студии этого горластого прохвоста!? А потом, через некоторое время, началось самое приятное и увлекательное, что было на этой передаче. Оно сразу же восхитило и заворо-жило их всех, и, буквально, схватило всех за душу! Гадажжёнов принялся раздавать «по-дарки», из- за которых, моментально, «загорелся» новый конфликт между ним и ведущ-им. Затем что- то забавное делал, или говорил инопланетянин, после чего уже и начал-ось то самое, очень жуткое и, никогда и никем доселе невиданное. Оно началось сперва как- то совсем незаметно и тихо, и поначалу никто его не заметил, когда же эта жуткая дрянь развилась и умножилась, она перепу-гала сразу всех их до судорог, до полусмерти!»                «В монахах же,- продолжали свидетели,- не было ничего интересного, они были скучные, серые, только и знали, что махать своими крестами и шептать молитвы себе под нос!» Таковы были показания свидетелей, и, именно, из- за повального пренебрежения ими всего того, что происходило на периферии студии, и создался такой разнобой в их показаниях! В результате получалась сущая несуразица, к примеру, одни говорили так,- монах был высок ростом и плотного сложения,- про монахиню же сообщалось, мол,- она казалась очень болезненной, какой- то тщедушной и неприятной!-        Другие свидетели давали вот такие описания,- монах, хотя и был стар, не высок ростом и довольно худ, тем не менее, производил впечатление довольно жилистого и крепкого человека, монахиня же  та, наоборот, хотя и была довольно высока и полна, но очень уж какая- то болезненная и «сырая».- Словом, все эти портреты никуда не годил-ись, и следствие их решительно отвергло, как очевидную дезинформацию и фальшь. Не-смотря все свои неудачи следствие продолжало упорно работать, бросая в ход некоторые новые свои методы и средства, чтобы так, или как- то иначе, но, всё- таки, добыть в свои руки, недостающую ей, информацию. Так оно, вдруг, решило проехаться по храмам и монастырям, прихватив с собой около десятка наиболее толковых свидетелей. Оно ставило перед собой цель выпытать у настоятелей, «кто из их монахов недавно отлучал-ся из монастыря, и по какой- такой, именно, надобности?» Не миновала сия горькая ча-ша и Новодевичий монастырь, и тогда приступали следователи к отцу Нафанаилу, и пришлось уж тут ему, поневоле, уклоняться и уходить с прямого пути, ссылаясь на мно-жество, не терпящих отлагательства, дел. Он объяснял следователям, «мол, буквально, прямо сейчас, ему нужно с этой вот старицей (при этом он указывал на Федотью) ехать в ближайшую, шестьдесят седьмую больницу, просвещать и «окормлять» страждущих.»                Отвечая же на прямой вопрос следователя, - не отлучался ли он сам, или кто- то из его монахинь, из монастыря за прошедшее время?-                Нафанаил ссылался на то, что все «насельницы» целый день заняты посильным трудом, и ни на что другое времени у них, практически, не остаётся, мол, заняты весь день. А вот он сам и эта его помощница время от времени, действительно, выезжают, но куда- то там, далеко, никогда не забираются, а ездят здесь же, поблизости. Как вот, к примеру, и сейчас они собираются ехать в одно медицинское учреждение, находящееся поблизости, в соседнюю, районную больницу. Говорил он и ещё что- то, но каждый раз всё сводил к одному, мол, он сам, и эта его старица, а иногда прихватывают и ещё кого- то, из тех же своих монахинь, ездят, исключительно, по одним праведным, насущным делам- «окормлять» божью паству. И, таким образом, ему удалось уйти от прямого ответа, поведя следствие по лож-ному пути. Хотя отец Нафанаил и пытался не согрешить, но избежать этого ему не удал-ось, поскольку его уклонения и лавирования сами по себе уже были грехом. Так что, ко-гда «следователи», наконец, убрались из монастыря, он принял на себя строгий пост, и усиленную ночную молитву, дабы очиститься за всё это перед Господом.
Помимо этих всех своих словесных ухищрений и попыток загрузить следствие на-сущными делами монастыря, он, едва лишь узнав о его скором прибытии в монастырь, предпринял ещё кое- какие меры, дабы, хотя бы немного, менять свой внешний облик. Своевременно предупредил он и Федотью о, грядущем, испытании. После всех разду-мий, какими средствами и что поменять в своей внешности так, чтобы для своих было не очень заметно, для остальных же, видевших его, в Телецентре стало ощутимой поме-хой. В результате не нашёл ничего лучшего, как лишь укоротить в половину свою седую бороду, также заменил старую свою, успевшую, сильно поизноситься и выцвести рясу (чёрный цвет которой давно поблек, и сделался серым), на новенькую, тёмно- синюю. Федотья, в свою очередь, также немало призадумалась, как бы и ей не попасть впросак. Особенно её беспокоила её полнота, но сколько она не думала над этим, ничего толково-го выдумать не смогла, лишь повязала на голове чёрную косынку, но не так, как, обык-новенно, подвязывала- узлом сзади, а одела её «кульком», немного спрятав тем самым припухлость своих щёк. Конечно же, все эти неумелые и скороспелые их приготовления, в конечном ито-ге, мало что изменили в их внешности, и наш пристрастный наблюдатель с лёгкостью бы сумел разглядеть и выделить их в общем потоке. Но, как мы знаем, уже то было хо-рошо, что сами обстоятельства сложились для них очень благоприятным образом. В зрительской памяти и в памяти всех остальных, остававшихся в продолжении Игры в студии, они запомнились таким странным образом, будто промелькнули перед их глаза-ми, скользящей, тенью. Вследствие чего наши воители остались, если и не совсем, неза-меченными, то уж, во всяком случае, едва мерцали в их памяти.       Вследствие того, что, прибывшие со следователями, зрители запомнили их очень плохо. они постоянно испытывали чрезвычайно мучительные состояния в те моменты, когда следователи обращались к ним с вопросами о монахах такого рода: «Присутствует ли здесь кто- то, кого они видели в студии?» Или: «Напоминает ли кто- то из здешних монахов или монахинь им тех, кто был в Телецентре?» И им, в самом деле, было от чего переживать, ведь, порою им казалось, что этот вот, стоявший поблизости от них, пастырь, и есть тот самый священник, которого они видели в студии, и монахиня, вроде бы, тоже была та же. Но, вместе с тем, помимо их воли, их одолевали и мучили самые тяжкие сомнения, вследствие чего они слово боял-ись вымолвить по этому поводу. Потому что, почти одновременно, им мерещилось сов-сем другое, что вот и те, стоявшие поодаль, пожилые монахи и монахини- насельники того же монастыря, призванных игуменом под ясные взоры строгого следствия, чем- то неуловимым также очень похожи на, разыскиваемую, пару! Вследствие такого постоянного раздвоения их мыслей, зыбкости их воспомина-ний о тех монахах, всё время их пребывания у следователя, внутри них шла жесточай-шая, мучительная борьба. Результатом её стал, постоянно сопутствовавший им, гнету-щий страх сделать окончательное, неверное суждение. Они чрезвычайно боялись осуд-ить невиновных, и из- за этого так в результате и не решились высказать окончательное мнение, указать на них, как на главный «источник и первопричину» всего, случившего-ся, в студии. Что затем, до основания потрясло весь Телецентр, всколыхнув впоследст-вии и столицу, и её пригороды, пойдя потом гулять ещё далее, по всей стране, и не толь-ко, но отдаваясь многоголосным эхом по ближнему и дальнему зарубежью уже в, край-не, искажённом и несуразном виде, обрастая при этом многими сплетнями и самыми не-вообразимыми и фантастическими слухами. И, таким образом, неожиданный «набег» следствия на монастырь ничем особым игумену и диаконисе не навредил, беда обошла их стороной, и они отделались лишь ча-сом немалых треволнений и внутренних переживаний. Помимо поездок по монастырям и церквам столицы, которые тоже, в конечном итоге, ничем не помогли следствию, оно тщательно просмотрело и всю документацию, хранившуюся в пропускном отделе. Искало оно, конечно же, те заявления на выписку пропусков, какие Егор Фомич оформлял для игумена и старицы, когда провожал их в студию, на Игру. Следствие особо интересовали какие- либо необычные и чем- то при-мечательные посетители, приехавшие в Телецентр в этот день. Особый интерес у него, безусловно, вызывал приёмный журнал, в который записывали всех, без исключения, посетителей, желавших попасть в Телецентр, и где каждый из них должен был оставить свою подпись. Записывалось и название того учреждения, откуда прибыли они, а также их паспортные данные. Хотя, безусловно, к этому времени следствие, вполне, отдавало себе отчёт о том, что тот, кто с такой необычайной лёгкостью сумел затуманить мозги великому множес-тву людей, уж конечно бы, своевременно озаботился тем, чтобы уничтожить все докуме-нты, изобличавшие как его самого, так и всех его сподвижников. Однако, как мы уже знаем, следствие напрасно грешило на старца Паисия (того «великого умельца»), потому что все документы, в том числе и те, что как- либо способс-твовали изобличению наших воителей, были уничтожены совсем не им! А теми, неуго-монными, проказниками и великими злыднями- бесами при их поспешном бегстве из своего дома, ещё недавно, казавшегося им, таким родным, теперь же, в одночасье став-шего холодным и чужим.
В результате монашеский след в, проводившемся, дознании оказался, окончатель-но оборванным, а вместе с ним оборвалась и, связующая, нить всего, проводимого расс-ледования. Что ж, такими оказались результаты следствия, но, может быть, хотя бы те двое, очень скрытных, и незаметных, гражданина, внезапно объявившихся на Игре, в самом её конце, в тревожный момент невидимых ударов и, последующих, сокрушитель-ных падений, может быть, хотя бы они добились лучших результатов в своём расследо-вании?! Смогли ли они что- то раскопать существенное о тех причинах, которые одни лишь и стали той исходной точкой и тем решительным толчком для, незамедлительно последовавшего затем, вопиющего, краха, которым внезапно завершилась популярная и любимая всеми передача!? Тем более, что незнакомцы те прибыли не от куда- то, но из самого серого дома, известного всем, и, овеянного, той особенной, тёмной и, пугающей, славой. Уже одно название которого навевает всякому сознательному гражданину, не лишённому толики воображения, множество самых жутких и, пугающих, картин.
               
                Незнакомцы в студии, их дознание, и месть ведущего.


Но прежде следует, непременно, выяснить, кто он такой, тот, неизвестный, кото-рый, собственно, и вызвал их сюда, на эту провальную, уже с самого начала принявшу-юся колесить вкривь и вкось, Игру. И вот что ещё- немало важно, почему это всё случи-лось лишь в самом конце Игры? После того жуткого скандала, затеянного Гадажжёнов-ым, когда он начал открыто и нагло гнать ведущего из студии, попирая малейшие нор-мы общения между людьми, не говоря уже о том, что находился- то он не где- то там, не в пивной у дяди Васи, а в, очень известном и популярном у зрителей учреждении- студии Телецентра. И добился- таки своего, выгнал ведущего без всякого стеснения!? Казалось бы, это легко можно было бы объяснить цепью тех бесконечных, мелких происшествий, которые с самого начала цеплялись одно за другое, приведя, в конечном итоге, всё к ок-ончательному разрыву, и уходу ведущего из студии. Но мы понимаем, что дело далеко не в этом. Однако, вернёмся снова к вопросу, кто- такой, этот человек, вызвавший в студию тех двоих загадочных незнакомцев, и ещё, для чего, какими целями он руководствовал-ся, делая это? Читатель, наверное, обо всём уже догадался, да правильно, это сделал ве-дущий! И сделал он это, скрепя сердце, с многими, внутренними борениями, потому что ещё никогда в своей жизни таких вещей не совершал, и даже мысленно никогда подоб-ными делами не озадачивался. И теперь, всё- таки, пошёл на это только потому, что не находил никаких иных средств и способов отомстить своему обидчику. Что мог он ещё придумать в этот лютый миг своего позора! Тем более, что конфликт этот состоялся не с глазу на глаз, а прилюдно, в присутствии всех творческих и технических работников его студии, а, главное, перед зрителями! Вследствие чего, почти мгновенно, всё это отправи-ло в унитаз, весь, нарабатывавшийся годами, его авторитет, а вместе с ним и то, самое ценное, что есть у любого артиста- любовь и популярность у многочисленной зрительс-кой аудитории. Понятно, что простить такое он не мог никому, несмотря на всё своё жи-тейское, природное добродушие. Сделать же это он решил сразу, потому что понимал, где было ему искать его там, этого, отъявленного, прощелыгу, в каких- то грязных, фабричных посёлках, и малень-ких, занесённых снегом, северных городках! Поквитаться с ним он решил одним верн-ым и очень жестоким, имевшимся у него в распоряжении, способом. Правда, в этот мо-мент его жгучих переживаний, сильно саднившего в нём, ущемлённого, самолюбия, он совсем не знал, не думал и даже вообразить себе не мог, с кем, с каким, чуждым всякому человеку, существом, он вздумал тягаться! Со стороны, конечно же, всё это выглядело чрезвычайно комично, и, если бы опять отыскался тот самый наш, особенный наблюда-тель, которому, по неисповедимой прихоти судьбы, вдруг довелось бы увидеть всё, прои-сходившее здесь. И он сумел бы как- то своим особым, сверхъестественным способом подсмотреть за всеми теми суетливыми хлопотами ведущего, как бы тогда он над ним посмеялся! Но, увы, нигде такого редкого человека поблизости не нашлось, и поэтому  некому было от души потешиться над тем, как ведущий собрался расправиться, вы то-лько вдумайтесь в это, с самым, что ни есть, настоящим демоном! Таковым и являлся Гадажжёнов по своей сути. Если же оставаться совсем точным, то он был обыкновенн-ым «игвом» 1).               
Итак, ведущий продолжал мысленно метаться, отыскивая пути и способы отмще-ния своему коварному и злому врагу, и всё это время внутри его продолжала гореть бо- льная, душевная рана, нанесённой ему, горькой обиды. В процессе этих настойчивых его поисков в голове его рождался то один, то другой план отмщения. Но, уже вскоре, после самого непродолжительного и поверхностного их изучения, он сам же с негодованием их все отвергал, так как кара негодяю всякий раз получалась какой- то явно недостаточ-ной. Наконец, в некий момент этого безостановочного, яростного само- копания в его го-лове яркой вспышкой вдруг блеснула радостная мысль,- а не привлечь ему себе в пом-ощь какую- ни будь могущественную силу, ну, да, какую- то очень мощную организа-цию, да, такую, чтобы гаду этому потом совсем невмоготу стало!- И, таким вот образом, к делу своего отмщения он и решил привлечь ту таинственную организацию, что воль-готно расположилась на одной из центральных площадей нашей столицы. Благо, для осуществления этой своей цели у него тут же нашёлся один друг- не друг, а так, очень хороший знакомый. И, уже вскоре встреча между ними состоялась. Ведущий, со всем неистовством,си- девшей занозой в нём, душевной боли, во всех подробностях рассказал ему о тех много-численных странностях и загадочных явлениях, которые произошли на сегодняшней Игре. При этом, всё, cлучившееся, он, неизменно, связывал лишь с одним игроком, ука-зывая на него, как на единственный, пагубный источник и главную причину окончате-льного сбоя в Игре, случившегося, уже в самом её конце. «Он, ведь, отвращал от себя од-ним уже только своим видом!» Изливал он негативные впечатления об этом своём обид-чике и прохвосте своему знакомому. Не упустил ведущий в своём рассказе и тот, крайне, подозрительный, момент, когда этот наглый, разболтанный до костей, лживый тип вдруг принялся одаривать всех направо и налево своими драгоценными камнями, коих нашлось у него, просто- таки, немереное количество. О том же, что с этими всеми драго-ценностями стало впоследствии, он предусмотрительно, ради пользы дела, умолчал. Сотрудник известной организации, по началу, слушал его со снисходительной ул-ыбкой человека, повидавшего на своём веку столько, что какому- то там ведущему, хотя он и ведёт эту популярную передачу, даже во сне не снилось. Однако, когда ведущий,сре- ди прочего, упомянул о том, совершенно невообразимом, и, никакими человеческими словами неизъяснимом, выбросе Игрового Колеса из его, направляющего, «ложа». А та-кже описал, последовавшее сразу же затем, его странное зависание под потолком студии, он, наконец, бросил изображать из себя многоопытного доку разведки, повидавшего на своём веку много чего. И, наконец- то, выразил заинтересованность своего участия в ра-сследовании этого дела. Вместе с тем, у этого сотрудника, весьма некстати, оказались, свои собственные, довольно серьёзные «подводные камни». Так его, крайне, смущала и угнетала мысль- как отнесётся к этой его, личной инициативе его непосредственный на-чальник? А волноваться по этому поводу, действительно, ему было от чего, потому что этот начальник был тот ещё фрукт, он был демонстративно очень строг, и не терпел от своих подчинённых никаких личных инициатив. Правда, если обрисовать его отноше-   ние к инициативе, как, вообще, к некому абстрактному феномену, то тут он, безусловно, был на самых передовых позициях. Он не только её не отрицал, но даже радостно приве- тствовал, как передовое явление в современном обществе!                главная из рас анти-- человечества. Высокоинтеллектуальные демонические су-щества, обитатели "изнанки миров" - шрастров. Д. Андреев, «Роза Мира.                Всё круто менялось, когда он спускался на землю текущей жизни, вверенного ему в руки, подразделения. Тут уж у него мгновенно появлялась одна большущая заковыка. По глубочайшему его убеждению, в его, конкретно, подразделении инициатива всегда должна была быть лишь исключительно его собственным достоянием! Вот почему у этого знакомого ведущего перед тем, как ему приступить к какому- либо, ответственному, и серьёзному делу, сразу же возникала перед глазами такая пудо-вая гиря, как его начальник. Вместе с тем, по своей натуре он был, весьма, отчаянным мужиком, да, и мог ли бы кто- то другой заниматься такими рискованными делами, ка-кие поручались ему! В этом и состояла двойственность его положения, с одной стороны натура его рвалась к риску и самостоятельности, с другой, ему шею лез этот толстоза-дый его начальник.
И вот, прямо теперь, едва лишь он ощутил в себе это томительное, самое первое, и пока что, едва осязаемое, чувство лёгкого мандража, явный признак его внутреннего, пока ещё неразвившегося до конца, жгучего интереса к этому делу, перед ним сразу же объявился и его зануда- начальник.                И тогда, в нём яростно загорелся и начал происходить решительный слом всех эт-их внутренних ограничений, данных когда- то им самому себе, зароков и запретов. В, том числе, почти одновременно, в нём загорелось яростное желание послать ко всем чер-тям этого строгого своего начальника, наплевать с высокой колокольни на все его ука-зания, и, несмотря ни на что, всё- таки, заняться этим, страшно привлекательным и, не-сущем в себе печать некой таинственности, делом!? Что же касается тех неизбежных и огорчительных последствий этого опрометчивого и отчасти бездумного его поступка, и тех чрезвычайно неприятных вопросов, которые впоследствии, не преминет задать ему начальник. Вроде, таких: «считает ли он свою инициативу очевидным самоуправством и пренебрежением его, начальствующего, положения, а также пренебрежением всех, ра-нее уже сделанных ему, точно таких же замечаний!» Что говорить, ему очень хотелось всё это обделать самому, потому что, вот как уже, он натерпелся от этого своего начальника! И имел уже не раз такой печальный оп-ыт, когда он, в одиночку, или же с кем- то из своих ближайших товарищей, ценой очень многих, чрезвычайно трудоёмких изысканий и, напряжённой, работы ума, распутывал труднейшую головоломку, изощрённо задуманную, и реализованную, одним из лютых врагов нашей страны. А потом, когда всё уже им было сделано: лютый враг был пойман и изобличён, этот вот его подлец- начальник, а, по сути, так только, мелкий чинуша и хвастун - всё присваивал себе, самым наглым, бессовестным и подлым образом! И, в итоге, все его труды шли прахом, и он так и оставался никому не интересн-ым, маленьким винтиком мощного механизма. Он очень не любил и одновременно осте-регался коварства своего начальника, но жгучее желание, наконец- то, проявить себя, заявить о себе так, чтобы это прогремело по всему их отделу, и не только, а ещё и дока-тилось до высшего руководства, куда более справедливого, чем этот наглый прыщ-заг-ребатель чужих заслуг. Словом, он мечтал, чтобы там, наверху, тоже знали, что в их от-деле есть один такой умелец, который может обделывать, самые запутанные, и невооб-разимо сложные дела, и который всегда умеет добиться результата. Такая вот противоречивая, мысленная борьба сразу же закрутилась в голове то-варища ведущего, едва он уловил суть всех этих его пространных рассказов ведущего, и продолжала крутиться всё то время, пока тот излагал ему всё новые и новые подробнос-ти наглых, Гадажжёновских проделок. В особенности, его внимание привлекли те два, действительно, поразительных происшествия, когда случился этот невероятный выброс Колеса под потолок студии, а также столь же невероятная щедрость Гадажжёнова, ода-рившего, буквально, всех своими драгоценными, искрящимися, камешками, в особенн-ости, тех, кто сумел улучить момент, и хорошенько покопался в ковролиновых зарослях пола студии. Тут же сразу, самим естественным ходом вещей, появлялся такой, далеко не праздный, вопрос, «что явилось источником столь огромного богатства?» Возникал, вскоре, и другой ещё, куда более важный, вопрос. Он также появлялся, вполне, естестве-нно, рядовым, логическим ходом после несложного рассуждения: «Если этот непонят-ный тип с лёгким сердцем раздаёт немыслимые богатства, чем же тогда он сам владеет, и что он оставляет для себя родимого?» Но, в особенности, знакомого ведущего подвигло окончательно отбросить послед-ние свои сомнения, и, всё- таки, решиться взяться за это дело та удивительная, его сово-купная суть, вмещавшая в себя, поистине, немыслимые, и плохо вязавшиеся с реалиями обыденности, явления. Такими делами он ещё не занимался, и жгучий, профессиональ-ный интерес манил его неодолимо. Немалое значение, по- видимому, сыграли и те слова, которые нашёл ведущий, чтобы описать ему всё, случившееся на Игре. Стремясь всеми силами из, собственных интересов, привлечь к делу такого опытного следователя, он уж постарался, как следует, и представил всё дело в таком свете, чтобы тот не смог отказа-ться. Нечто подобное бывает, когда талантливый художник создаёт мозаику  (или пиш-ет картину), складывая её из множества мелких кусочков смальты (мазков кисти), пона-чалу- это лишь некая серая плоскость с мелкими, цветными вкраплениями. И лишь ко-гда всё готово, и все кусочки смальты (мазки) положены на свои места, после этого то-лько редкие знатоки принимаются разгадывать тот хитро- умный ребус, которым заши-фровал автор в своём мозаичном панно (картине). Разумеется, всё это имеет место лишь в том только редком случае, когда автор является не каким- то Фролом Яковлевичем или, скажем, Степаном Евгеньевичем, делающих жалкие копии, давно всем известных, и, уже, изрядно навязших в зубах, картин. Но когда- это человек достойный и редкий, сумевший упорным трудом, с немалыми трудностями, вынуть из своего же собственного мозга и, возможно, сердца, те тайны, которые впоследствии так поражают и восхищают редких знатоков искусства. Такой сладкой приманкой (неким крючком, или же тайным знаком) для этого ум-елого и очень опытного следопыта стали, невзначай оброненные, слова ведущего: «Этих самых, разноцветных камушков у него имелось столько, хоть дорогу ими мости!» А также и другие, произнесённые им следом: «За них (за его камешки) можно бы-ло бы, наверное, даже целый металлургический завод купить, но, увы, негодяй этот им-ел на них самые настоящие, со всеми печатями и подписями, документы, разрешавшие ему делать с ними, что угодно!» Этот знакомый ведущего был человеком удивительных дарований, слушая все эти пространные и пристрастные рассказы, он ухитрялся не только слушать ведущего, но, в то же самое время, с максимальным тщанием оценивать с разных сторон их содер-жание, делать определённые выводы, и даже успевать потом выносить окончательное своё решение. В том числе, по такому главному, уже известному нам, чувствительному для него самого, вопросу: «Стоит ли так безоглядно ему рисковать и влезать в это, стра-шно запутанное, дело?» Он ничего не упустил из всего, что рассказал ему ведущий, и в результате согла-сился принять в нём участие, не взирая на все, неизбежные впоследствии, к нему пре-тензии и хулу со стороны начальства. Но вот, действовать в одиночку, на свой личный страх и риск, он не решился, как не велико было его желание всё сделать самому. Он сдержал в себе первый, горячий порыв, и, заставил себя успокоиться, после чего сделал звонок одному своему старому, не раз уже проверенному в разных делах, товарищу. И расписал ему это дело почти в тех же красках, как ему рассказывал ведущий, особо вы-делив всю необычность и заманчивость для них этого дела, а, главное, те немалые преи-мущества и выгоды, которые в будущем оно сулит им обоим, в случае успеха. А каких- то особых препятствий и опасностей в этом необычном деле, вроде бы, не наблюдалось, поскольку, в простоте своего сердца, он полагал, что вся, предстоящая им, работа будет связана лишь с пристрастным допросом, вполне, обычных, рядовых людей. Он и вооб-разить себе не мог, что даже уловить и заставить такого ушлого игрока, как Гадажжён-ов, отвечать на его вопросы, может стать, совершенно неразрешимой, задачей. Товарищ его в отношении всего, касавшегося, добывания свидетельских показаний, и последую-щего анализа всех, полученных, следственных материалов, ничем особым от него не от-личался. Вот от чего, выслушав всё со вниманием, он только то и сделал, что задал ему пару второстепенных, уточняющих, вопросов, после чего выразил не меньшее вожделе-ние к участию в его распутывании. Он тоже не увидел в нём никаких особых, «подводн-ых камней,» зато, вполне, отчётливо почуял в нём для себя немалую перспективу, и по-тому, почти сразу, выразил готовность в нём поучаствовать. Правда, и его в немалой степени беспокоили подспудные мысли об отношении к их инициативе этого дурня- их начальника, имевшего гнусную привычку, выкобенивать из себя кого- то великого. И только из- за этой самой фигни, взявшего себе привычку, придерживаться в отношении своих подчинённых предельной строгости. Однако, сидевшее и в нём ядовитым наркотиком, тщеславие и тайное желание ка-ким- то хитрым способом выделиться и отличиться перед высшим руководством, заглу-шили и в нём на время все его опасения и страхи. А они не были чем- то, надуманным и незначительным, что с легкостью можно было бы пережить, почти не заметив. Нет, это была настоящая экзекуция, с самым реальным и очень чувствительным выносом моз-га! В особенности же «убивало» то, что экзекуция эта наступала довольно часто, и фор-мы, которые для неё выбирал начальник, были очень неприятными и даже мучитель-ными для самолюбия всякого, хотя бы немного, уважающего себя, человека. Всё, обы-чно, начиналось с, отвлечённых, рассуждений на моральные темы, с моральных порица-ний и, наконец, в некий момент вдруг, мгновенно, возрастало до степеней великих, и   выбрасывалось на несчастную «жертву» в виде самой разнузданной и беспардонной бра-ни! Таков уж был стервец этот их начальник- иезуит! Как и товарищ, пригласивший его поучаствовать в этом, профессионально очень интересном, и, захватывающем, расследовании, он решил на время забыть о тех, вполне, вероятных, негативных последствиях, и даже о самом существовании этого их началь-ника, по настоящему, чрезвычайно неприятного явления в их, в общем- то, сносной ра-боте. После не продолжительных колебаний он дал своё окончательное согласие участ-вовать в этом деле, сулящем им, конечно, при том условии, если сойдутся все звёзды, не-малые заслуги, и даже, возможно, скорое повышение по службе и, впоследствии, даже со-ответствующие награды. Дальнейшее, нам уже хорошо известно, ими были собраны подробнейшие, свиде-тельские показания обо всём, что касалось, как самого происшествия, так и о его обсто-ятельствах, характере поведения и высказываниях основных его персонажей. Но также они не упустили из виду и менее значимую информацию, о тех, второстепенных, послу-живших только фоном главному событию, действиях некоторых сотрудников студии и зрителей. Наконец, после всей этой объёмистой, оперативной работы, выполненной ими с, невиданной для рядовых следователей, скоростью, настал тот трудный час, так стара-тельно ими откладываемый, и даже, как бы временами, совсем ими забываемый, когда им уже следовало возвращаться в свою организацию, и докладывать обо всём, сделанн-ом, их придире- начальнику. Однако, за делами этих двух, очень ловких и умелых, профессионалов, сотрудник-ов, известной всем, организации, несущей на себе, некую особую тень, мрачной таинст-венности, мы на время позабыли о другой, не менее достойной, организации, также при-нимающей активное участие в распутывании этого дела. Сотрудники её, оказавшись пе-рвыми на месте происшествия, успели изрядно потрудиться, разгадывая причины и по-следствия этого необычного происшествия! Всё, сказанное о них, собственно, и не позво-ляет нам надолго отвлекаться, и упускать их из виду, столь активных, «игроков» в этом непростом деле. Ежели мы, несмотря ни на что, всё- таки, и дальше позволим себе это делать, рассказ наш неизбежно собьётся на нечто совсем уж однообразное, скучное и, ни-кому не нужное, вроде многословных описаний, свежевыкрашенного, забора.
               
Тайные распри двух мощных организаций, самолюбивый начальник.

Как мы хорошо помним, работники уголовного розыска по прибытии в студию   сразу же, вплотную занялись было распутыванием этого дела, но, уже вскоре, непреодо-лимой силой обстоятельств, принуждены были вскоре отступить в тень, когда в студии объявились двое тех незнакомцев, в своём лице представлявших, более могущественную организацию. Как не досадно и не обидно всё это было для них, но пришлось- таки всей этой оперативной группе безоговорочно уйти в сторону. Казалось бы, на них свалилась благоприятная возможность вздохнуть с облегче-нием и с миром, спокойно удалиться восвояси, но, нет же! Не таковы наши следствен-ные органы! Старший группы незамедлительно сделал звонок в отдел своему непосредс-твенному начальнику, и доложил во всех подробностях о тех обидных и, крайне, унизи-тельных обстоятельствах, ущемлявших достоинство их славной организации, которыми сопровождалось их отстранение от дела той, уже давно навязшей у всех у них на зубах, сильной, но, творящей всюду произвол, организации. И, что характерно, излагая это всё своему начальнику, он постарался расписать, вспыхнувший в студии мелкий конфликт, такими красками, что, давно уже клокотав-шее в сердце его начальника, ярая ненависть к этой, совавшей везде и всюду свой бесс-тыдный нос, организации, мельтешившей, и, то и дело, мешавшейся у них под ногами,  подскочило до степеней немыслимых. И, таким вероломным образом, доведя своего на-чальника до белого каления, он затем, словно святой праведник- миротворец, тихим, вкрадчивым голосом попросил у него разрешение, продолжить им службу, ему самому и его подчинённым, в их же родном учреждении. Но начальник его уже был не в том сос-тоянии, чтобы всё спустить на тормозах, из- за чего старшему этой группы пришлось ожидать долгих двадцать минут, пока начальник разберётся сам с собой, и, наконец, ре-шит, что делать им в обстоятельствах, когда, казалось, уже ничего другого не оставал-ось, как открыть прямые, военные действия! Однако, впоследствии всё постепенно как- то улеглось само собой. Потому что сколько ни раздражался, и сколько ни кипел он, своим внутренним кипением, как ни  «ломал» он себе голову, чего бы такого изобрести и придумать, дабы унизить, хотя бы тех двоих, не в меру наглых, сотрудников враждебной организации, ничего путного в его, отяжелевшей от множества всяческих соображений, голове так и не родилось. И, в  конечном итоге, всё свелось лишь к его приказу старшему этой группы, «никуда им с этого места не срываться, а продолжать оставаться на тех же передовых рубежах, в Те-лецентре!» В заключение же, он напутствовав его такими словами: «Ты вот что, Григо-рий, останься там со своими, и дожидайся, когда те змееловы смотаются в свой грёбан-ный серпентарий, и потом всё хорошенько заверши, что уже начал.»                «И вот ещё о чём тебя я очень попрошу,» добавил он после непродолжительного разду-мья, внушительно взглянув на Григория, «ты уж там постарайся на этот раз, сделай так, чтобы фигу вынуть из говна, пойми, нам теперь очень надо, чтобы они полностью обос-рались, со всеми своими сраными, тонкими методами и ихней электронной дребеде-нью!» Так он поучал и настраивал старшего следственной группы, хотя на дне души его уже томилось горькое понимание, что его подчинённые вряд ли сумеют что- то выудить, безусловно превосходящее и подавляющее, результаты, соперничающей, стороны. И от этого сердце его переполнялось желчью и горечью собственного бессилия перед, превос-ходящей, мощью подлого соперника, с которым, увы, при каждом таком пересечении им приходилось так обидно пятиться назад и отступать под его наглым напором. Что дел-ать, теперь оставалось лишь надеяться на то, что, когда противник завершит своё доз-нание, что- то всё же останется для них. И тогда они попытаются выловить его, и оно не окажется мелочью, каким- то ничтожным пустяком, но нечто особенным, таким, от че-го те двое покроются бледным потом, а вся их сраная организация содрогнётся от пова-льных проверок, закрученных этим их сокрушительным провалом. Таковы были их ро-бкие, сладостные мечты. И, в результате таких вот подспудных движений, иллюзорных надежд и мозговых борений их руководства, следственная группа принуждена была терять время, остава-ясь всё это время в стороне от дела, в, подвешенном, состоянии, ревниво наблюдая со стороны, за всем тем, чем занимались те двое сотрудников, а так же за тем, что ещё про-должало твориться и происходить в студии. Те же двое, по- настоящему, оправдывали свой высокий профессионализм, являя его воочию перед соперником. И, как мы уже знаем, с поразительной скоростью они за-вершили, полагавшуюся в таких случаях, рутинную часть своего расследования. А за-кончив всё, роздали некоторым из свидетелей, чем- то их особо заинтересовавших, приг-ласительные повестки, чтобы уже в стенах своей родной конторы хорошенько заняться ими, и выудить из них даже самую потаённую информацию, о существовании которой они сами едва ли даже подозревали! Подобные, дополнительные, допросы свидетелей были у них рядовым явлением, на них им задавались некоторые, уточняющие, вопросы, которые неизбежно возникают в ходе всякого служебного расследования. Что же касается первых их впечатлений и мнений об этом непростом и довольно необычном деле, то тут они, к великой своей радости, находили всё новые и новые подт-верждения тому, что выбор их оказался не ошибочным, и что за это дело они взялись со-всем не зря. Так, чем дальше шло их расследование, они находили в нём всё новые и но-вые выгоды для себя, радуясь тому, насколько они оказались правы, когда, всё- таки, решились пойти на столь, рискованное, дело. И что оно, в самом деле, дорого стоит! Но вот, уже время начало клониться к четырём часам, и всё, до чего можно было  докопаться в этом деле, ими уже было это сделано. И тогда перед ними неумолимо встал тот, старательно ими оттягиваемый, момент, когда им нужно было возвращаться в род-ное их учреждение, чтобы явиться пред ясные, неумолимые очи их грозного начальни-ка, и обо всём, ими сделанном, дать ему отчёт. Наступила та тяжёлая, заведомо ожидае-мая, но, всё время отодвигаемая на задворки их памяти, часть, задуманного ими, плана. И тут они быстро убедили сами себя, и уже твёрдо теперь надеялись, что их начальство просто не сможет устоять перед таким, неоспоримым, богатством, собранного ими, мате-риала! При том с учётом ещё всех тех его необыкновенностей и странностей, которые они «раскопали,» на месте происшествия, и потом с такой тщательностью и выпуклос-тью отразили во многих протоколах, и, особенно, в главном их документе, в «Заключе-нии по делу..» Они уверяли и уговаривали себя, что начальник не сможет просто отмахнуться от такого: «Взять всё, и выбросить на помойку, нет, он же не полный идиот, в коне концов! От этого никто не отказывается, он просто обязан будет заняться этим делом!»  Но, увы, увы! Неумолимые реалии жизни порою опрокидывают самые дорогие и милые нашему сердцу надежды. И вот началось, докладывая начальнику обо всех под-робностях, первичного расследования, происшествия на Телецентре, они прилагали не-малые усилия, чтобы сразу увлечь его той необычайной канвой этого дела, для чего ста-рательно приукрашивали все, даже малейшие его фрагменты. Хотя, казалось бы, уже самый простой и безыскусный пересказ происшествия смог бы заинтриговать, сам по себе, кого угодно. Этот же их доклад, из- за черезмерных украшательств, отдавал самой настоящей, вычурной фантастикой, что в результате и испортило всё дело. Это был тот случай, когда желание любой ценой достигнуть нужной цели, приводит совсем к обрат-ным результатам, словом, они «перегнули палку». И, в конечном итоге, вместо одобрения, похвал и всяческой поддержки их смелой инициативы, они получили внезапно (подобные вещи всегда оказываются внезапными) нешуточную трёпку, выразившуюся, в самом строгом разносе, содержавшем в себе, са-мые язвительные и уничижительные издёвки в адрес их глуповатых, переходящих в де-тские сказки, фантазий. А в придачу к ним, в самых грозных и в серьёзных тонах он предупредил их о недопустимости, когда- либо ещё в будущем, представлять ему- заслу-женному, опытному, и, трезво мыслящему, специалисту, повидавшему на своём веку столько всего, такие вот, как эти, жалкие, свои собственные, придумки. Более того, он не постеснялся, и обвинил их в грубой манере, в их жалком стремлении отличиться пе-ред своими же товарищами, которые в противоположность им, «не болтались где- то зря, без дела, а и не выдумывали всякую, детскую чепуху, а делали и продолжают делать самую трудную, очень нужную, черновую работу!»                И, в заключение, он твёрдо им указал, что они должны исполнять лишь то, что он  им лично приказал, и что без его ведома никакие их собственные импровизации абсолю- тно недопустимы, и  что, если, хотя бы ещё только один раз, они позволят себе  подобное, он с ними больше церемониться не станет, и так далее, всё в таком же, разносном духе,   долго и грозно он внушал им о их безоговорочном повиновении, так что они уже совсем было зареклись что- либо делать самостоятельно. Как тут они вдруг припомнили, при том, весьма, кстати, что ещё совсем недавно, на последнем собрании отдела, в честь т-cкой годовщины создания их организации, генерал в своём ярком выступлении активно призывал весь, наличествующий, подведомственный ему, состав стремиться в конкрет-ной своей работе проявлять личную инициативу! При том, в дальнейшем, когда он уже перешёл к оценке работы их, оперативно- розыскного, подразделения, он тут особо указ-ал, что уже сами обстоятельства такой работы, порою чрезвычайно опасные, требуют от них личной инициативы, храбрости и творческого подхода к делу. Чтобы усилить эфф-ект от своей речи, он не избежал отсылок к тому: «Что,» мол, «того требует сама, очень непростая, международная обстановка, да, и ситуация в стране тоже оставляет желать лучшего.»                Мгновенно, прокрутив внутри себя эти всё генеральские указания, они решились предъявить их начальнику, подумав, что их начальник, видимо, за делами подзабыл то важное, что говорилось высшим руководством ещё совсем недавно. И тогда они, скон-фуженно немного помявшись, робко «заикнулись» перед ним об этом, якобы, мучивш-ем их, противоречии, дескать: «Генерал- то в своём докладе говорил совсем другое, что в иных случаях можно и без приказа, когда..,» договорить они так и не успели.                --Вон отсюда, -- гаркнул начальник таким страшным голосом, что, хотя они и были оч-ень смелыми и стойкими людьми, сразу же предпочли за благо убраться восвояси, по своим личным кабинетам, так как абсолютная ясность в головах, всех, подчинённых, за редчайшим исключением, в подобных случаях наступает, практически, мгновенно.                –Ступайте, работайте, хватит пороть мне здесь всякую чушь!- Уже в коридоре донесл-ись до них его, разгневанные, крики.

Тайные причуды, начальствующего, ума, и неизбежная кара.

Что ж такова- наша жизнь, так, буквально, во мгновение ока, угасают и чахнут, превращаясь в ничто, самые смелые и, дорогие нашему сердцу, желания и планы! Ниче-го с этим уж не поделаешь, приходиться принимать всё, как есть!  Если бы существовал какой- ни будь, очень сложный и, в то же время, действен-ный, способ, позволявший бы нам внедриться в голову этого начальника, чтобы узнать и его тайные помыслы, посмотреть, чего же там творится у него, на самом деле? Тогда бы, возможно, с немалым удивлением мы обнаружили бы, что, на самом деле, он - не  так уж и плох. И что и в его тайных, далёких от ушей его, подчинённых, мечтах и фанта-зиях, на самом- то деле, тоже жило и томилось, неистребимое, желание поучаствовать в каком- ни будь, выходящем за все мыслимые рамки нашей реальности, и ещё никем не виданном, деле! И, чтобы, конечно же, такое дело, непременно, было доверено руководс-твом, именно, его подразделению. Такие удивительные парадоксы и несообразности, между тем, к чему мы стрем-имся, в тайне своей души, и как потом мы с этим поступаем в нашей повседневной жиз-ни, к сожалению, не столь уж редки! Напротив, всё это имеет самое широкое распрост-ранение. И это не какой- то пустяк, а самая настоящая беда, потому что во всех таких случаях мы лишаем сами себя чего- то, очень существенного. И ещё, почему- то такие вещи всегда происходят точно таким же образом, как это случилось с этим занудой- на-чальником. То есть с вожделением и тайным трепетом мы терпеливо и исподволь, дли-тельное время, поджидаем чего- то, совсем неслыханного, и, о, чудо! Это необычайное, в самом деле, вдруг происходит c нами, примерно так же, как это, крайне, интересное, де-ло вдруг оказалось в руках этого начальника! И что же происходит дальше? А вот что, поистине, совсем уж что- то удивительное и непонятное! По какому- то невообразимому излому, или же болезненной ущербности нашей, непостижимой, натуры, возможно, и ещё почему- то, до чего мы никогда не докопаемся, мы вдруг, ни с того, ни с сего, с пре-небрежением отталкиваем его от себя, как некую грязную и, никому ненужную, тряпку или вонючую бумажку! Что же движет нами в этот момент? Просто настоящее безумие какое- то! Судите сами, вместо того чтобы с радостным криком: «Вот оно! Ну, наконец- то, ты пришло ко мне, моё чудо!» Немедленно схватить его жадными руками, и уже не выпускать, чтобы ни одна собака не смела вырвать его у тебя. Но, нет, мы поступаем совсем не так! По ка-кому- то странному устройству нашего ума, или же по, необъяснимому приступу болез-ненного наваждения, мы тут же отвергаем всё то, о чём мечтали, и так долго дожидал-ись! Относительно же этого начальника, мы можем сказать, что и в нём в иные, более ранние его, молодые годы, тоже, бывало, кипели нешуточные страсти. И даже теперь,ед-ва получив в свои руки это необычное дело, в нём, по началу, опять закипел всё тот же пламенный порыв взяться за это дело, но уже вскоре в мозгу его возникли и стали акти-вно мешаться с тем, первым его желанием, совсем другие мысли. То были, обдуманные им заранее, некоторые соображения и, устоявшиеся его, представления о необходимости и даже прямом его долге в отношении, подчинённых, придерживаться всегда определён-ной строгости, и не допускать среди них никаких проявлений самоуправства, (а они как раз и были здесь на лицо), ведущих к снижению в коллективе дисциплины. А он очень этого опасался, и в отношении своих, подчинённых, являл себя страшным аккуратист-ом, всегда ставил на первый план строгую дисциплину, и требовал от них безоговороч-ного подчинения и следования его приказам. Если хорошенько вглядеться, что творилось в его мозгу после доклада тех двоих сотрудников, доложивших ему обо всём, что произошло и творилось некоторое время в студии Телецентра. Первое, что мы найдём там, будет страх, и потом, опять, всё тот же один страх. Собственно, он- то и подавлял в нём тот первичный запал, когда ничего не раздумывая, он подспудно желал немедленно заняться расследованием этого непросто-го, заковыристого, дела. Но чего же он так опасался, спросите вы? Как же чего! Ну, конечно же, прежде всего, он очень боялся своих же собственных сотрудников, и, в частности, отчаянно бо-ялся предстать пред ними малодушным хлюпиком, слабаком, недостойным руководить такими бравыми молодцами. Ведь, в любом человеке сидит такая же зараза, как малоду-шие и слабость, которые мы вынужденно преодолеваем усилием нашей воли. Во- втор-ых, куда ещё в большей степени, прямо- таки, панически, он боялся своего руководства, и, конкретно, такой ужасной вещи, как, собственный, позор в глазах этого начальства! «Как, через кого злые козни могли докатиться до ушей начальства?» Задавался время от времени он вопросом? И сам же отвечал на него себе: «От тех же самых своих сотруд-ников, от начальников смежных подразделений, вообще, от кого- то, не очень ясного ему самому, допустим, от некого злого и завистливого шептуна, вроде, секретаря, сидевшего перед кабинетом генерала.               
Так прихотливо устроен человек, и так велики странности его натуры, но, поми-мо, всего сказанного, из- за этого нашего малодушия, и пагубной привычки следовать одной и той же колее, с нами порою случаются, куда более неприятные, вещи. Когда, за рутиной нашей жизни, мы бездумно, длительное время, следуем одним и тем же правил-ам и привычкам, и тогда в некий момент мы непростительно упускаем то, чего терять нам ни в коем случае было нельзя! Так безжалостно наказывает нас судьба за, что мы слишком обленились, что всё наше существо уже поражено недугом обыденности, когда ничего уже нам не нужно и не интересно, и мы живём просто так, по инерции, а совсем рядом от нас происходит нечто такое, что смогло бы встряхнуть нас и послужить к наш-ему грядущему возвышению. Что- то в этом же духе как раз и произошло с нашим нача-льником (да, будет мне позволено так его называть), некое горькое и чрезвычайно обид-ное разочарование настигло внезапно его, воочию подтвердив всё, сказанное нами! Слухи о необыкновенном происшествии, случившемся на чрезвычайно популяр-ной в стране передаче: «Колесо исполнения желаний,» вскоре облетели и всколыхнули всю страну, породив множество различных, самых причудливых слухов, и вызвав среди населения небывалый интерес! На улицах и площадях, в коммерческих конторах и офи-сах, в кафе и закусочных, в рабочих закутках крупных заводов и мелких фабрик, только и знали, что обсуждать эти, доселе ещё небывалые, и нигде, и никем невиданные, собы-тия, повсюду, в своём узком кругу, то и дело перебирались его странные подробности. Порою всё это раскрашивалось в самые фантастические цвета и оттенки, добавлялось много всего нового, чего никогда, на самом деле, не могло бы случиться, вследствие эт-ого происшествие обретало постепенно совсем уж невероятные и фантастические фор-мы и очертания. Безусловно, всё это не могло пройти, незамеченным, перед тем знаменитым учре-ждением, о котором мы изрядно уже успели порассказать, так внушительно и грозно, об-основавшемся на одной из центральных площадей столицы. Учреждении, которое одн-им уже своим непоколебимым видом, как бы говорит всякому недоброжелателю и врагу нашей страны: «Берегись, сволочь, думаешь, что я тебя не вижу, не дотянусь до тебя!! Ошибаешься, гад, и вижу, и дотянусь, и ты, вообще, уже попался!» Событие это почти мгновенно привлекло к себе самое пристальное внимание тех, из этого учреждения, кто был поставлен неотрывно следить за всем, происходящим, как за рубежами нашей страны, так и за всем, наиболее важным и существенным, что, вре-мя от времени, случалось и случается в нашем собственном отечестве. И уже вскоре это высшее руководство поручило некому своему особому отделу, который всегда только и занимался вот такими, необычными и невероятно трудными, расследованиями, немед-ленно заняться им. И, как вы уже, наверное, догадываетесь, это и был тот самый отдел, в который входило подразделение нашего ретрограда- начальника. И далее, в самое непродолжительное время, по логической цепочке неизбежных причин и следствий происходит нечто, поистине, ужасное! Генерал, стоящий во главе эт-ого отдела, срочно собирает в небольшом, уютном зале, специально приспособленном для таких чрезвычайных сборов, весь, подведомственный ему, состав. И, конечно же, ту-да поневоле вынужден прийти наш грозный начальник. А затем и происходит то самое страшное, о котором я вас заранее предупреждал, чего этот бедолага- начальник не смог бы пережить в самых лютых своих снах. Всё происходило, примерно, в такой последовательности- генерал в кратких слов-ах сначала оповестил всех, собравшихся, о сути, предстоящего им, весьма, необычного расследования, отметив особо, что дело это чрезвычайной важности, и что оно поручено отделу высшим их руководством. После чего он задаёт им всем такой, казалось бы, обы-кновенный, и, на первый взгляд, самый пустяковый, вопрос,- кто из вас что- либо знает по поводу этого дела, и, если знает что- то, то нет ли в этом чего- то, существенного, что могло нам пригодиться? Или, возможно, кто- то получал от второго (вторых) лица (лиц) нечто такое, что могло бы послужить нам отправной точкой в нашем расследовании?!-- В зале надолго устанавливается тягостная тишина, никто, конечно же, ничего не знает, и ничего такого не слышал, кроме одних нелепых, дурацких и, ничем не подтвер-ждённых, слухов, переполнивших огромный город. Все немного томятся и опасаются- как бы генерал не спросил что- то лично у них, и не начал бы потом допытываться, за-давая им разные, непростые и опасные вопросы! Что же касается того перестраховщика- нашего начальника, то в нём подобных опасений и угроз со стороны генерала не было в помине! Потому что в нём в избытке, острой иглой, сидело в это время совсем другое, при том такое, чего бы никто не пожел-ал даже своему самому ненавистному врагу. В это время он пребывал в тяжелейшем и мучительном смятении. И это мучение его состояло в том, что ему очень хотелось, всеми силами его души, как- ни будь в этот ужасающий момент утаиться, умалиться, словом, пропасть совсем из вида! Более же конкретно, он очень желал скрыть тот ужасающий факт, что лично им, по его личному приказу, остановлено дело важнейшее для их гене-рала, и, разумеется, одновременно сразу же для всех, собравшихся, в этом зале,!! Генерал, между тем, так и не дождавшись какого- либо отклика от своих, подчи-нённых, благополучно перешёл к другим делам, он отдаёт уже конкретные приказания своим, подчинённым, начальникам двух важнейших, следственных подразделений, ко-торые только всегда и проводят такие, особо трудные, расследования, и уже обращается конкретно лично к нему! А он, глупейшим образом, продолжает своё существование в отключке, ничего не слышит и не видит из, происходящего вокруг, пребывая в тяжком состоянии внутреннего борения. Либо всё- таки решиться, продолжать таить всё в себе, и от всего отказываться, либо немедленно же, в глазах всех присутствующих, покаяться перед генералом в остановке важного для него расследования. Наступает тревожный и несколько комический момент, когда его странная вык-люченность от, говоримого и обсуждаемого на собрании, привлекает внимание, по край-ней мере, некоторых, и они понимают всё это по своему, никак не иначе, как некий мол-чаливый вызов, равнодушие и даже явное пренебрежение к тому, что внушает им генер-ал. А, вскоре, даже уже сам генерал с молчаливым упрёком, выжидающе и недоумённо смотрит на него, но так и не дождавшись его внимания, с укоризной пеняет ему,- что с вами, Павел Зиновьевич! Заболели вы что ли?--                -- Я вам, ведь, вводную сейчас даю, очерчиваю круг ваших непосредственных задач, то, к чему вы немедленно должны сейчас приступить, а вы меня не слушаете!--                --Виноват,-- наконец-- то, приходит в себя этот придурок- начальник, с ужасом понимая, что прямо сейчас с ним и произойдёт то самое, уже известное заранее ему в тайне его ду-ши, непереносимо страшное, о чём никогда он старался не думать, свято веруя, что ни-чего подобного с ним, уж во всяком случае, вот такого, никогда не произойдёт.  Он находит в себе, всё- таки, силы ответить генералу, правда, даётся это ему боль-шим напряжением всех его моральных и физических сил, уже значительно изнурённых, внутренним его самоедством и бесконечными колебаниями: «как ему выкрутиться из такого, практически, безвыходного, положения, и ещё, как же ему поступить прямо вот сейчас?» Преодолевая внутреннее отвращение к тому, что ему предстоит доложить, он покаянным голосом сообщает генералу, что допустил непростительную ошибку, остано-вив наиважнейшее расследование, то самое, о котором только что здесь всем говорил ге-нерал. Сообщая, в заключение, что первичное дознание по этому делу уже выполнено силами двоих его офицеров. И, таким образом, все, собравшиеся в этом уютном зальчи-ке, мгновенно с облегчением понимают, что торопиться и, вообще, особо напрягаться, оказывается теперь, уже как бы и не нужно совсем. Ведь, первичное дознание уже сдела-но, и валяется без толка в шкафу, на полке у, сидящего между ними здесь, багрового, как помидор, дурака- начальника, упустившего по непростительной, детской, своей глу-пости такое выгодное и, по- истине, «дорогое» дело. При том ещё, если учесть, что дело это не какое- то пустяковое, а самое дорогое, сулившее, в первую очередь, ему самому, но также, что куда важнее, их любимому генералу очень большие выгоды. Несомненно, ус-пешное завершение такого дела открывало бы перед этим начальником, кратчайший путь к повышению в чине, вне всякой очерёдности! А, при определённых обстоятельст-вах, могло продвинуть его по должностной лестнице, со всеми, сопутствующими новой должности, благами. Всё это без слов было понятно, знающим, людям, умеющим, разли-чать такие важные понятия, как чин и должность. Также все, почти мгновенно, понима-ют, что этой глупой и непростительной своей ошибкой он нанёс огромную обиду их лю-бимому генералу. Так как понятно всякому, коли б дело это было начато заранее, до то-го, как сверху был спущен им этот приказ, и, удалось бы прилично продвинуться в его распутывании, тогда б и самого генерала не обошла награда, приличествующая его дол-жности и званию. Мгновенно, все эти «расклады» понимает и сам генерал, со свинцовым лицом, по-лным ненависти к этому красномордому идиоту, он говорит ему зловещим шёпотом,- де-ло немедленно- мне на стол, и тех, кто вёл дознание, тоже- ко мне! Вы же теперь можете идти, продолжайте и дальше отдыхать!- После собрания следствие энергично возобновляется, и идёт своим обычным, ску-чным и, присущим ему, казённым чередом, только ведётся теперь оно уже силами друго-го подразделения. Его сотрудниками принимаются и допрашиваются те самые свидете-ли, которых отобрали ранее те двое в штатском, из отдела нашего дурака- начальника. Ими задаются разные, наводящие, и, уточняющие вопросы, проводятся следственные, сложные, разные эксперименты с использованием очень тонкой аппаратуры, всегда им-евшейся в распоряжении следователей этой мощной организации. Впоследствии вызы-ваются и допрашиваются также и другие некоторые свидетели тех поразительных собы-тий, что так внезапно и жестоко в одночасье вдруг «поразили в самое сердце» все студии Телецентра, парализовав на время их работу, конечно же, при том только условии что у, упомянутых, студий имеются эти самые сердца. И, так вот, это следствие ведётся довольно долго и упорно с привлечением самой передовой и, весьма, изощрённой, техники, а также всех тех знаний и методов, которые были наработаны многими, предшествовавшими, годами упорной работы его сотрудни-ков, но, тем не менее, каких- то ощутимых результатов оно так и не приносит. Слишком таинственные силы были явлены в студиях Телецентра, и так уж слишком оказалась трудна расшифровка тех, почти невидимых, следов, оставленных ими. Сам же ход расс-ледования был неизменно окружён плотной, непроницаемой завесой, тщательно охраня-емой, тайны. И поэтому всякая информация о том, что же, всё- таки, удалось ему в резу-льтате раскопать, так и осталась за семью замками для, заинтересованной, публики, пристрастно следившей, за малейшей информацией, просачивавшейся в прессу. Правда, тот факт, что к нему были причастны двое сотрудников того самого мрачного учрежде-ния, что незаметно объявились в студии Телецентра, и затем ловко перехватили нити следствия, у сотрудников другого, чуть менее мощного, учреждения, утаить полностью от общественности не удалось. Не удалось также скрыть и грандиозную катастрофу,слу- чившуюся с их глупым начальником, а также, последовавшую вскоре, страшную кару, мгновенно учинённую генералом, каковая, буквально, размазала несчастного бедолагу по плинтусу в присутствии всего состава отдела. И, одновременно, всё это послужило, нельзя как лучше (лучше множества всяких грозных предупреждений и увещеваний, по-рою, ради повышения дисциплины, произносимых раз за разом перед своими, подчинён-ными, некоторыми начальниками), к укреплению дисциплины в, подведомственном ему, коллективе. Такие наглядные примеры запоминаются надолго, и, впоследствии, не один из начальников, присутствовавших на этой расправе, потом шептал себе в ночном бреду: «Нет! Со мной такого не будет! Я не хочу, я просто не желаю этого!» Подобные отголоски, случившегося, со временем широко разлетелись по стране в виде зловещих слухов, самых нелепых фантазий и, в том числе, в виде солдатских анек-дотов!  Одно лишь, достаточно достоверное, и близкое реальности, открылось, впоследст-вии, и постепенно стало достоянием широкой общественности, и то, всё это произошло лишь годы спустя, после самого происшествия. И поначалу, оно распространилось в ок-оло артистических кругах, как, в общем- то, всегда почему- то и бывает, сначала, имен-но, в артистической среде зарождаются и разгадываются самые необычные и загадоч-ные секреты. Вот и в данном, конкретном случае, через, весьма, продолжительное вре-мя, когда само это происшествие уже начало постепенно забываться, и подёргиваться неким сероватым флёром, былого, внезапно открылось, что дела того бедолаги началь-ника неожиданно cнова пошли в гору! Ему, наконец- то, присвоили очередное звание подполковника, а затем и вернули, уже совсем было, потерянную им, должность нача-льника, его же бывшего, подразделения. Распространение слухов об этом, казалось бы, вполне, рядовом событии было обя-зано его жене, которая от, столь долгожданной, и, так внезапно подкатившей, удачи, рас-трепала всё своей ближайшей подруге. А уже от той- то всё и пошло, и поехало колесить по всяческим злачным местам и притонам нашей столицы. Где, следуя извечной, повсе-дневной своей привычке, как раз и любят отдыхать и проводить своё время в праздных, досужих разговорах и обсуждениях некоторых эпизодов и сторон собственной жизни, ак-тёры театра и кино. С тем же немалым усердием многие из них любят вникать в лука-вые россказни о мелочах сценической жизни, своих товарищей, популярных, недостато-чно популярных и даже, совсем не вызывающих какого- либо интереса у зрителей, но, также, весьма, любящих, «побалдеть» и вкушать сладкие плоды развлечений, артисты, одним этим уже оправдывая, своё, легкомысленное, звание. После того, как эта скудная весточка об успехах глупого начальника докатилась до, заинтересованной, публики, вскоре, среди неё отыскались такие редкие умники, уме-вшие, проницать в самую далёкую глубину вещей. И они- то, помимо всего прочего, об-ладали таким удивительным и редким даром и навыком, как умение отыскивать в ней (в глубине), движущие, пружины и рычаги, причины и мотивы поступков людей очень влиятельных, я бы сказал даже, великих, которые и определяют ход самых громких дел и событий. Следуя естественной, но строгой, логике вероятных причин и следствий, вы-текавших из, полученных ими, скудных фактов, они вскоре поведали общественности об удивительных, и, вместе с тем, очень важных и, далеко идущих, выводах! Так, они взя-ли на себя смелость утверждать, что то самое неожиданное повышение нашего началь-ника означает только одно, что, проводившееся под руководством генерала, дознание давно и полностью зашло в тупик. Продолжая и дальше развивать всё ту же бескомпро-миссную и неумолимую линию своей логики, они сделали в самое непродолжительное время и другой, ещё более очевидный, вывод. Этот, образовавшийся в деле, тупик может означать только одно, поскольку генерал с этим заковыристым делом не справился, то он просто обязан был получить от высшего своего руководства, полагавшуюся ему в та-ких случаях, кару, иначе говоря, он крепко получил по шапке. Не станем, дорогой читатель, во след бедолаге- начальнику злорадствовать и воо-бражать картины, как это всё случилось и происходило на самом деле, и что ещё при эт-ом чувствовал генерал, как он переживал и страдал от всего, произошедшего с ним. Как не будем мы смеяться и над этим начальником, упивавшимся своим мелочным отмще-нием, и такой неожиданной, буквально, свалившейся ему на голову из ниоткуда, побе-дой. Поверьте, такие вещи никого не красят! Но что же было далее? А вот что, по прошествии определённого времени, приглу-шённый, слушок о том, что генерала настоятельно попросили уйти в отставку, докатил-ся и был принят к сведению достаточно большим количеством людей, не равнодушных к тому, что творится и происходит поблизости, а также в некотором отдалении, в неких особых, замкнутых кругах. Такие люди с большим вниманием прислушиваются напра-во и налево, ко всем, даже слабым, отголоскам того, прогремевшего, и продолжавшего ещё шелестеть где- то совсем рядом с ними, события. Им вдруг открылась и стала абсо-лютно ясной ситуация с генералом, и все они, на мгновение воодушевившись, вскрича-ли: «Так вот, значит, почему этот глупый начальник пошёл на повышение!»                Они также довольно быстро сообразили, что, пришедший на смену старому, гене-рал, как обычно всегда в таких случаях и делается, сразу же отменил все последние рас-поряжения своего предшественника. В результате, совсем было отчаявшийся, и, вконец поникший духом, бедолага- начальник, кстати, палец о палец не ударивший, и, ничего так и не предпринявший для того, чтобы как- то переломить свою судьбу, и выправить, испорченную, репутацию, снова обрёл высокое звание начальника. Как дальше сложилась его личная судьба, а также, сумел ли тот новый генерал организовать следствие по- новому, чтобы, всё- таки, отыскать злостных виновников срыва популярной Игры и всех тех невообразимых безобразий, и хулиганских выходок, совершённых в процессе её, так и осталось неизвестным широкой общественности, оста-вив у неё горький осадок чего- то, незавершённого.

                Цирковые проказы бесов.

Но, довольно, оставим, наконец, это могущественное учреждение, с его подспудн-ыми водоворотами, течениями и внезапными взлётами отдельных его руководителей. Всё это- уже слишком далёкие аберрации и последствия необычайного происшествия в Телецентре, куда интереснее обратить наш взор на то, что стало с тем великим множес-твом бесов, главным источником и первопричиной всего, произошедшего, впоследствии в студиях Телецентра.
А у них, даже у самой, успешной, их части, которая, казалось бы, быстрее других разобралась в своих новых, экстремальных обстоятельствах, и в короткое время сумела приспособиться к ним, отыскав себе новое, подходящее, жильё, где благополучно и уст-роилась. Однако, впоследствии, дальнейшая их жизнь сложилось не так уж гладко. Я имею ввиду тех бесов, которые поселились в цирке «Ярославский». Казалось бы, все они вскоре успокоилась, найдя себе здесь тёплый приют после тех продолжительных своих мытарств над бесчисленными улицами и площадями гигантского города. Однако, даль-нешая их, жизнь в цирке убедительно им показала и доказала, как мало значит, на сам-ом деле, ещё отыскать, подходящее себе, место для жилья. И как тот же самый дом, в ко-тором так удобно и радостно тебе живётся, в некий день вдруг ощетинится и обернётся против тебя, заставив скоропалительно бежать из него.  Но не станем загодя упреждать все, грядущие, события, бесы, в короткое время освоившись со всеми уютными уголками, проходами и закоулками нового своего прис-танища, вскоре, снова принялись за старые свои проделки: бесконечные хороводы, тан-цы и разгульные завывания при ярком свете прожекторов, без этого они просто- таки и жить не могли. Не оставили они без внимания, конечно же, и основного своего занятия- смущать и совращать с праведного пути всякого, встретившегося им, по воле случая, христианина. И вот, именно, это всё в скором времени сказалось самым прискорбным и болез-ненным образом на мастерах циркового искусства, причём, поначалу всё это происходи-ло, не очень заметно, постепенно и исподволь. Так через какое- то время поневоле было замечено, что с животными, участвующими в цирковых номерах, стало происходить что- то непонятное. Так, например, шестилетняя кобыла Лонти, редкой пароды Пасо  Фино, обычно, спокойно галопировавшая по кругу, в то время как, любимица зрителей, а также всей мужской половины цирка, красавица- наездница, Терезия Ренц, совершала на панно свои изумительные прыжки и пируэты. На этот же раз, отчего- то, Лонти вдруг нервно наподдала ходу, а затем, немного подпрыгнув, сильно взбрыкнула задними нога-ми. В результате столь неадекватного поведения этой дорогущей и, весьма, породистой кобылы, не подозревавшую ничего подобного от своей напарницы, Терезию, приготови-вшуюся совершить свой очередной, красивый пируэт, сначала резко подало вперёд, а за-тем беспощадно и неумолимо отшвырнуло назад, под копыта, взбесившейся, Лонти. Причём, почти уже бесчувственное, тело Терезии точнёхонько отбросило на руки ковёрного клоуна Гаврилы Лизелло, который в этот страшный миг сидел на барьере, и, при этом, был совершенно выключен из кошмара, который творился у него, буквально, под боком! И, именно, от того, что в это самое время он пребывал в мирах, весьма, отда-лённых, он и воспринял сей нежный и, одновременно, такой неожиданный, дар, еле ды-шавшую, Терезию крайне неадекватно. Так, вместо того, чтобы сейчас же озаботиться её болезненным состоянием, и попытаться чем- то ей помочь, он, напротив, принял её, как давно уже им ожидаемый, долгожданный, и вожделенный приз, за его праведный, мно-голетний труд на этой поганой, и уже, до смерти ему надоевшей, арене. Сам же этот, трудно представимый, кошмар случился только из- за того, что, не-видимые никому, бесы в припадке дикого своего разгула во множестве облепили бедную Лонти, вопя и прыгая по её крупу, и одновременно накручивая ей сзади хвост,дуя в уши, и, вытворяя много ещё чего, столь же безобразного, отвратительного и дикого. А, в это самое время, их собратья увивались вокруг, ничего не подозревавшей, Терезии, с той же целью и с не меньшей энергией, стараясь учудить и с ней какую- ни будь непристойную гадость. Вследствие чего она вдруг почувствовала себя плохо, стала задыхаться, и в от-ветственный момент совершения пируэта, и, неожиданно последовавшего, сильного то-лчка, не сумела собраться, чтобы избежать падения. И это, конечно же, далеко не всё, что принялись здесь вытворять бесы. Так, гаст-ролировавший в это время в Москве, широко известный, как у нас, так и за рубежом, венгерский дрессировщик тигров Антальг Дорент во время своего очередного выступ-ления, неизменно вызывавшего, неподдельный, зрительский интерес, неожиданно полу-чил от своего любимца, далеко уже не молодого тигра Раждана, весьма болезненный и очень опасный сюрприз. Всё произошло в тот кульминационный момент, когда под громкие аплодисмен-ты зрителей он уже завершал своё блистательное выступление. В заключение, демонст-рируя полное своё превосходство над звериной сущностью огромного, почти в двести килограммов весом, опасного хищника (каковым, по правде говоря, к этому времени своей цирковой жизни, Раждан уже не был), Дорент безбоязненно, в своей привычной манере, сунул свою бесшабашную голову в его огромную пасть. Однако, делать это ему, именно, в этот раз совсем не следовало, поскольку вынуть её обратно столь же спокойно и собственными силами он так и не сумел. Потребовалась масса усилий со стороны рас-порядителей сцены, униформистов, кучи всяких, неизвестно от куда взявшихся, добро-желателей, некоторых, заинтересованных, друзей- артистов и иных, никому не известн-ых, людей, чтобы помочь ему. Однако, освободить сходу Дорента из опасного положения им всем так и не удалось. Тогда, тут же, на ходу, стали возникать и появляться у некоторых, совершенно  посторонних, лиц, которых, на удивление, здесь, вокруг распростёртого на арене, огром-ного тела Раждана, и, в неловкой позе пристроившегося рядом с ним, Дорента, собрал-ось немалое количество, самые радикальные предложения! Первым из них, в общем пе-речне, стояло такое, самое радикальное из них- немедленно застрелить Раджана. Но Дор-ент, несмотря на весь ужас и неудобство своего положения, согласие на это, откровенно примитивное, решение давать категорически отказывался. Хорошо понимая, что воспи-тать молодого тигра взамен Раждану, он уже не сможет, а значит исчезнет и сам источн-ик его регулярного заработка. Дорент был обременён большой семьёй и целой кучей малолетних отпрысков, по-скольку был женат множество раз, причём, в разных странах, и от всех своих жён имел потомство, большую часть которых принужден был содержать до сих пор, в силу их ма-лолетства. И в результате пришлось вызывать старого, давно уже вышедшего на пен-сию, многоопытного Петра Ивановича Каре, работавшего со львами ещё в тридцатые годы, и только он один, и сумел вызволить Дорента, проявлявшего всё это время нема-лое терпение и мужество, из «железной» пасти его любимца. Что же касается самого существа этого происшествия, то весь этот ужас был зара-нее тщательно измыслен всё теми же баловниками- бесами. Которые, самым тщательн-ым образом его подготовили, и, впоследствии, злодейски предусмотрительно и со вкусом исполнили в удобный момент, во время очередного представления! Едва лишь Дорент, не подозревавший никакого подвоха, привычно сунул свою голову в обширную, как ор-линое гнездо, пасть Раджана, бесы немедленно развеяли под носом хищника, с великим тщанием, изготовленный ими заранее, аромат свежей говядины. А далее произошло всё то, что, обычно, и происходит во всех подобных случаях, пасть зверя моментально пере-полнилась, вожделенной, слюной, щедро омочив седые кудри Дорента, и почти сразу же железные челюсти Раджана начали непроизвольно и довольно быстро сжиматься. Мускулистый и, обладавший недюжинной силой, Дорент, предусмотрительно, и в постоянном режиме, контролировал положение челюстей Раджана, и поэтому сразу же, энергично воспротивился этому, абсолютно неприемлемому для него, движению челюс-тей хищника. Но, конечно же, противопоставить что- то достаточно серьёзное их неумо-лимому движению он, вряд ли, был способен. Поэтому, если бы не опытные, и постоянно бывшие начеку, униформисты, наблюдавшие неотрывно за рискованным эксперимент-ом храбреца, его жизнь уже через несколько секунд могла бы оборваться таким жесток-им, если и неожиданным, то, вполне, предсказуемым образом. Но, как уже было сказано, униформисты были поблизости, и неотрывно, в постоянном режиме, наблюдали за риск-ованными действиями Дорента, отчего и сумели вовремя уловить критический момент, когда одно мгновение и решало всё дело. Они почти сразу же кинулись на подмогу к, по-пунцовейшему от чудовищных усилий, терявшему с каждой секундой последние силы, Доренту. Без долгих разговоров они принялись сразу же вкручивать, быстро и сноровис-то, в уже почти, полузакрытую, пасть Раджана прочную, как броня, стальную трубку. Тем самым не позволив хищнику сделать то, чего он со всей своей звериной сущностью так страстно желал- сожрать столь необходимую и, наиважнейшую, для всякого разум-ного человека принадлежность его тела, как голова. А тут, вскоре, подоспел и многоопытный Петр Иванович, и уже тогда, под его- то непосредственным и мудрым руководством, они сумели вызволить из клыкастых тиск-ов, едва дышащего, но, так и не потерявшего присутствия духа, Дорента. Нечто такое же неожиданное, граничащее с прилюдным конфузом, только совсем уже в ином роде, случилось и с отрывными гимнастами на раме. Как и во всех других, предшествовавших, случаях, у них тоже поначалу на этой самой раме, всё было, вроде бы, нормально. Как и всегда ранее, на очередном своём представлении они резво взял-ись в высочайшем темпе мотаться и перепрыгивать с одной трапеции на другую, изум-ляя и восторгая простодушную публику, невиданным, темпом исполнения сложнейших упражнений. И вот тут- то бесы и приготовили им этот внезапный, и потому такой обид-ный для них, конфуз, исподтишка, тихой сапой вмешавшись, в их лихой, и, уже давно, крепко отлаженный, номер. Для бесов не составило большого труда сотворить прямо здесь же, вблизи арены, за занавесом, в укромном уголке форганга (прохода, открывав-шего путь на манеж), некое подобие зеркала, но зеркала особенного. Это была, со сторо-ны почти не видимая, полупрозрачная, зеркальная кисея, которая, усилиями самых же бесов, внезапно разворачивалась и натягивалась перед глазами то одного, то другого ги-мнаста. Вследствие чего у того неизбежно, сейчас же, возникало и укреплялось стойкое, почти реальное, ощущение, даже уже уверенность, что вот- вот, прямо сейчас, кто- то из напарников, вломится в тебя прямиком своим лбом или ногами! «Куда вломится?! Ка-кая разница! В живот твой, или в тот же самый «лобешник».»                Всё это неизбежно сбивало, давно уже выверенный многочасовыми тренировка-ми, ритм их движений, и, как следствие, в считанные секунды напрочь комкало, весь их номер! Такой замечательный, и, казалось бы, уже давно не вызывавший никаких беспо-койств и нареканий ни у них самих, ни со стороны дирекции, номер, и, тем не менее, он рассыпался на ходу, как хрупкий, карточный домик. Ритм их, слаженных, прыжков, от-чего- то внезапно сбивался, и они, как тенисные мячики, один за другим посыпались на прохладный песок манежа. Помятуя о твёрдом правиле всякого циркового артиста, до-пустившего оплошность в своём выступлении, а также «святую» мысль, что провалить номер они не могут ни при каких обстоятельствах, ребятишки было бодро бросились по-вторять свои виртуозные скачки, перегибы и вращения. Но то, что давалось всегда им с такой необыкновенной лёгкостью, на этот раз, необъяснимым образом, разваливалось уже в самом начале. Пунцовые от смущения, сбитые с толку, и, чрезвычайно обескураженные, самой непостижимостью своей неудачи, они принялись поначалу с немалой горячкой обвин-ять один другого в позорных и абсолютно недопустимых для артиста ошибках. И, в ре-зультате, продолжении короткого времени, окончательно перессорившись между собой, они уже на следующее своё выступление явились, горя тайным, мстительным желанием изобличить один другого в, непростительных, и недопустимых, промахах, и, одновреме-нно, надеясь доказать, собственную невиновность. И этот общий их, мстительный наст-рой не только не поспособствовал улучшению исполнения ими номера, но привёл к куда ещё более худшим и даже печальным последствиям. По сути уже через короткое время, после того, как они было рьяно, на высоком подъёме, взялись за дело, вскоре, снова на-чались всё те же падения, столкновения лбами, после чего уже сразу перейдя в активную фазу, безобразной сцены общей их потасовки.                И затем, как естественное результат, этого, вопиющего, безобразного факта, позо-рящего весь коллектив цирка, неизбежный вызов к директору, неприятный разговор и самое серьёзное предупреждение всем им на будущее: «Ещё одна только! Пускай даже небольшая, совсем пустяковая подобная выходка! И- безоговорочное увольнение, с вол-чьим, подробным описанием его причин!»                Подавленные и молчаливые вышли они от директора, ядовитые чувства ревнос-ти и отмщения, и порождаемые им взаимные упрёки, сидевшие в них бешеной собакой, после этого предупреждения мгновенно сникли и отпали как- то сами собой. Пришло время для другого, задуматься по- настоящему, всерьёз над тем, как им быть дальше? Как жить им без всех этих любимых и таких привычных подтягиваний, прыжков и са-льто, сделавшихся со временем неотъемлемой частью их натуры, и даже, давно уже счи-тавшихся ими, как собственное их, незыблемое и неотъемлемое достояние.                –Ну, неужели опять нам придётся идти на этот скучный, дурацкий завод!!- жалобно во-прошали и жаловались они друг- другу, то и дело.    Помимо, cказанного, в это же самое время, явилось и обнаружило себя в неприг-лядном виде множество и других, столь же обидных, конфузов, случавшихся раз за раз-ом с простодушными и, не подозревавшими никакого подвоха, артистами цирка. И вся эта, заведшаяся исподволь, болезненная лихорадка продолжала терзать и изводить ар-тистов, а вместе с ними и весь коллектив цирка довольно продолжительное время. В ре-зультате качество отдельных номеров, да, и всего циркового представления начало за-метно снижаться, отчего неизбежно упал зрительский интерес к нему, и всё это вкупе катастрофически отразилось на цирковых доходах. Дело уже дошло до того, что не стало хватать денег даже на кормёжку цирковой живности. В первую очередь, это коснулось особенно крупных хищников, и, в том числе, уже хорошо нам известного, тигра Раджана. Причём, после того последнего, при неприя-тнейшего, инцидента, произошедшего с ним во время представления, у Дорента в отно-шении Раджана, совсем ещё недавно его самого любимого тигра, развился, непреодоли-мый, болезненный синдром страха. Вследствие чего он теперь категорически отвергал этот выигрышный момент своего номера, и любил в компании своих же собратьев- арт-истов повторять: «никому не нужны ваши дурацкие, глупые сования головы туда, куда совать её никому не следует!» Вследствие такого, обновлённого, взгляда на свой номер он сильно потускнел, потеряв некую логическую свою кульминацию, и все, сопутствую-щие ей, яркие краски.

Тихое умирание цирка, последние меры директора по его спасению.

Следуя прямым своим обязанностям, директор всеми, имевшимися в его распоря-жении, силами пытался всячески исправить этот, бьющий по самому больному, финанс-овый упадок, подведомственного ему, развлекательного учреждения. В этом отношении он предпринимал самые решительные шаги, чтобы любым способом, но заинтересовать, заманить и, в любом случае, привлечь на каждое цирковое представление, как можно больше зрителей. Потому что цирковые реалии, буквально, ежедневно вопили ему об об-ратном, и он сам, уже воочию, видел явное охлаждение зрительской массы к цирковому зрелищу, как таковому, и старался всеми, имевшимися у него в распоряжении, средст-вами оживить, сделать каждый номер более ярким и, захватывающим. Проводя такую линию, он избрал за правило личное общение с каждой творчес-кой группой артистов или каким- либо отдельным артистом. Он приглашал их в свой кабинет, чтобы ещё разок, совместно, отдельно от других, обсудить такой важный, в это трудное время, вопрос «нельзя ли отыскать в их номере какие- то новые, более свежие краски и возможности, чтобы дополнительно украсить ими свой номер. С той же целью им не раз созывался и художественный совет, в этом случае в кабинет приглашались не-которые артисты, чтобы ещё раз, совместно «посмотреть» номерок. Не найдётся ли ка-кой- ни будь дополнительный ещё штришок, или же какой- то особый поворот в нём или даже некоторый неожиданный, новый ракурс! Среди прочих в директорский кабинет приглашался и Дорент, директор испыту-юще смотрел на мужественное лицо дрессировщика, и, вдруг, будто найдя в нём что- то  такое, чего он долго искал, и только теперь вдруг увидел, резко спрашивал,-- ну как, До-рент Ридлеевич, может быть сегодня попробуем?--                --Я абсолютно уверен, у вас всё пройдёт наилучшим образом!--                --Ведь он стар, почти уже как ребёнок!--                --Я, ведь, тоже на днях как- то ходил,.. туда, признаюсь уж вам, смотрел, поверьте, мне порою казалось, он умер!»                «Это продолжалось целый час! И он, представьте, лежал абсолютно без движения, совер-шенно без сил!--                --Я просто не вижу теперь каких- либо причин вот так уж очень вам его опасаться!!--   На что Дорент, до толе спокойно сидевший напротив директора, и, с молчаливой неприязнью и насторожённостью вслушивавшийся в пространные директорские рассу-ждения, вдруг вскакивал, будто его насквозь прохватило электрическим током,- а вы,  Павел Егорович, попробуйте- ка сами!--                --Нет, никуда ничего не надо засовывать, я не это вам предлагаю, это- никому не нужно.-                --Вы вот что, попробуйте- ка просто войти к нему, лишь на минуту, в его клетку, только на одну минуту!--                --И вот тогда, возможно, вы поймёте, что взрослому тигру ежедневно требуется девять килограммов свежей говядины.--                --Я не прошу у вас десять, или, скажем, двенадцать килограмм, зачем, это не нужно ему, но девять килограммов вы извольте обеспечить на каждый день!--                --А потом уж, пожалуйста, спрашивайте с меня эти ваши, никому не нужные, сования головы куда попало!--                --Но и тогда ещё всё будет зависеть от состояния его нервной системы!--  Мясной рацион Раджана, действительно, пришлось поневоле сократить почти на треть, как и у многих других крупных хищников, это была сущая правда, но вот в отно-шении, возросшей его кровожадности и свирепости, якобы, в связи с хронической нехва-ткой пропитания, здесь Дорент намеренно сгущал краски. Престарелый тигр как спал целыми днями ранее, так и теперь по- прежнему целый день пребывал всё в том же лет-аргическом состоянии, немного оживляясь, лишь когда наступало время кормёжки. Неизвестно, к чему бы ещё, как далеко и куда привели бы все эти сбои и досадные промахи артистов, начавшие случаться всё чаще, и с, доселе невиданным ещё, постоянс-твом! Во всяком случае, теперь уже все, включая последнего капельдинера и рабочего манежа, буквально нутром чуяли, что их дорогой, совсем ещё недавно такой известный, и популярный среди зрителей, цирк доживает последние свои дни. Спасение пришло, как и всегда всё бывает в этаких случаях, совершенно внезап-но, и, при том, оттуда, от куда никто, включая самого многоопытного директора, даже вообразить себе не мог! Но, что особенно всех в тот момент порадовало и очень воодуше-вило, что случилось всё это крайне своевременно. Началось же всё это как- то по будни-чному, очень незаметно. На одно из ближайших представлений, потихоньку умиравшего, цирка, каким- то чудом продолжавшего ещё кое- как держаться на плаву, единственно щедрой, и, не изме-нившей ему даже в эту трудную годину, силой детской любви, по невероятной случайно-сти, и, неисповедимой прихоти судьбы, забрёл один из наиболее сильных у нас в столице экстрасенсов. Хорошо известный, в некоторых особых, умело прикрытых, от назойлив-ых, досужих взглядов, кругах эзотериков, экстрасенсов, имя которого мы не назовём, по-скольку оно ничего не скажет нашему любознательному читателю. И этот человек, холо-дным оком наблюдая за всем, происходившим не манеже, уже через несколько минут знал точно, отчего все эти, вроде бы, такие умелые и, отлично натренированные, артис-ты так неловко и беспомощно «ковыряются» на арене! Словно исполняют не свой же со-бственный, хорошо ими натренированный, и, отлаженный, номер, а чью- то злую, навя-занную им, волю. Ему, безусловно, не составило также большого труда «раскусить» ту, невидимую для зрителей и самих артистов, шараду, кто здесь с таким удовольствием на манеже «иг-рает в прятки», всячески забавляется, и старательно портит эту, хорошо продуманную, сбалансированную, цирковую программу. Но сразу, в тот же день, озадачивать руковод-ство цирка этим невероятным известием он счёл глупым и в корне не правильным. Хор-ошо отдавая себе отчёт в том, что, по- видимому, оно- это руководство уже и без тогодли- тельное время пребывает в при неприятнейшем состоянии недоумения, даже некоторой раздвоенности чувств, и полного непонимания того, чего же ещё такого в таких, по сути, тупиковых, обстоятельствах ему требуется предпринять!? Но, кроме того, оно до краёв было переполнено и остро переживало предчувствие неизбежной, скорой беды. Словом, он благоразумно перенёс эту встречу на утро следующего дня, надеясь на то, что утро ка-ждого нового дня невольно наполняет всякого человека свежими силами и упованиями на лучшее. И, таким образом, в ранний час следующего дня, он совершенно беспрепятствен-но, проник в ту часть Цирка, где располагались директорские апартаменты, и вскоре, отыскал его там, к сожалению, по- прежнему пребывавшего всё в том же состоянии по-лнейшего расстройства ума и упадка сил. Без долгих предисловий, он сразу выложил карты на стол, вкратце обрисовав ему ту истинную, подлую причину, которая одна то-лько и портила его жизнь, а также жизнь всего коллектива цирка, исподволь коверкая, вполне, добротную цирковую их программу. Уведомив его в разговоре, в том числе, и о том, что сам он, конечно бы, сумел в непродолжительное время всё исправить (вступив с этой целью с чертями в диалог, и предложив им нечто более заманчивое, чем этот цирк), но, дескать, именно, вот как раз сейчас- то у него самый настоящий цейтнот со времен-ем, и обстоятельства сложились таким образом, что этого времени у него совсем теперь не осталось. В виду того, что, буквально, вот сейчас его ожидает одно, очень известное и значительное лицо, имя которого по понятным причинам он назвать не может, в силу своих профессиональных обязательств. После чего экстрасенс, в самом деле, спешно по-кинул цирк, успев сообщить директору напоследок, что, именно, следует тому предприн-ять, причём незамедлительно, дабы в корне и сразу устранить саму первопричину всех его, нескончаемых, бед, а именно- буйство сил проклятого мира, словно срывавшегося с цепи в, назначенное, время, едва лишь начиналось цирковое представление. Рекомендовал же директору он вот что: «Немедленно обратитесь в ближайший храм, переговорите с её настоятелем, расскажите ему всё о ваших проблемах, и о всех, имевших место, неурядицах, а также о всех других странностях и неприятных инциден-тах с вашими артистами, и, в том числе, о самой бедственной, по сути критической, си-туации, сложившейся теперь в Цирке.» Он также заверил директора: «Если бы священник дал согласие отслужить у вас молебен, освятить все снаряды и всё другое, что используется артистами во время их выступлений, а также, самое главное, вашу арену и, возможно, некоторые другие, тоже важные для вас помещения, разумеется, при соответствующей оплате его немалых, дух-овных трудов, то вся бы эта чехарда и неразбериха во мгновение ока исчезла бы без сле-да.» Казалось бы, всё уже было готово разрешиться в благоприятную сторону, и эта неприятная и мучительная пора их жизни уже в ближайшие дни могла благополучно от-ойти в прошлое, однако, ничего такого по ряду, вполне, прозаических причин не произо-шло. И тяжкая жизнь цирка продолжалась по- прежнему, терзая и мучая весь его колле-ктив ещё довольно длительное время. Директор в силу своей бойкой должности, требовавшей от него напористости, и определённой твёрдости характера, имел этот самый характер довольно циничный, и даже не стеснялся при необходимости повышать голос, доводя его до степеней самого настоящего ора, легко переходя в нужные моменты к откровенному хамству. Всё это со временем наложило на него определённый отпечаток, в том числе на понимание им уст-ройства жизни, и, как следует себя вести в иных ситуациях, чтобы добиваться успеха. В результате, как- то незаметно, им почти совсем забылось такое великое слово, как Бог, не говоря уже о многих других предметах и понятиях, объясняющих устройство мира и существах, населяющих его. По этим причинам эти рекомендации экстрасенса ему пред-ставились какой- то не понятной, очень странной, и, не имеющей к реалиям нашей жиз-ни, никакого отношения, фантазией человека, повёрнутого, ума! И поэтому сами его ре-комендации тоже показались ему, сильно подвинутыми, к вещам, едва ли доступными, нашему уму. В силу такой вот однобокости директорского ума, его неспособности вместить в себя и принять советы экстрасенса, он не поверил ни единому его слову, сочтя его вели-ким выдумщиком, человеком праздным и странным, витающим в каких- то, непроходи-мых, дебрях. Причём, уже в процессе их разговора, его до крайности раздражило то, что тот самым будничным голосом говорил о вещах, весьма, умозрительных, какие даже и вообразить- то бывает себе трудно, о каких- то сказочных, наивных и, нигде, никем не-виданных, чертях. Человеку, никогда не соприкасавшемуся с чем- то подобным, в самом деле бывает трудно принять такие вещи, весьма, отдалённые, от реалий нашей скучно-ватой и однообразной жизни. Поэтому людям, вроде этого директора, они всегда предс-тавляются детской галиматьёй, фантазией людей ущербного ума. Казалось бы, ничто уже не могло поколебать директорское невежество, его отвер-жение любых сведений и представлений о, потаённой, и, тем не менее, вполне реальной стороне нашей жизни! Вследствие чего, неумолимым действием закона причин и следст-вий, цирк был уже практически обречён, ничто, казалось, не могло спасти уже его от краха. Однако, этого всё же не случилось! Сама жизнь, её неумолимое, безостановочное и переменчивое движение заставляет порою даже таких заскорузлых, зашоренных, и, с го-ловою погружённых в её материальные проявления, людей время от времени ощущать её главную, невидимую, и куда более обширную, тёмную первооснову. И поскольку вре-мя всё шло, а с ним неумолимо ухудшалось положение цирка, все, имевшиеся у директо-ра, ресурсы постепенно исчерпались. А, продолжавшая ещё теплиться в его душе, вопре-ки всему, надежда на чудо, на чью- то спасительную, благодетельствующую, руку, внеза-пно протягивающуюся к вам из тёмного угла, заставляла его вздрагивать при каждом новом посетителе, теперь, крайне, редком, на каждый скрип входной двери.   
Чудесное спасение цирка, изгнание бесов.

И, однажды, наступил уже тот день, когда в ближайшие уже недели, и даже дни, Цирку грозил реальный, неминуемый крах. В один из тех страшных дней. директору, отчего- то, вдруг приходит на ум одна въедливая и, неотвязчивая, мыслишка,- что он что- то очень важное выпустил из виду, сам бездумно отбросил это в сторону, что только одно и могло помочь цирку, наверняка, поддержало бы его, а впоследствии точно подня-ло бы его на ноги, укрепило и привело в его прежнее, превосходное состояние?-- И тут он вдруг припоминает то самое «дурацкое», на прежний его взгляд, предло-жение экстрасенса, но теперь, почему- то, оно совсем не представляется ему таковым, бе-знадёжно глупым. Нет, глупцом и идиотом теперь он считает сам себя, ему живо припо-минается с какой уверенностью в успехе рекомендовал ему этот экстрасенс сходить в храм, пригласить священника и освятить цирк.                --Боже! Что я наделал, что же я- за идиот!-- восклицает он в отчаянии, и тут же начина-ет соображать и прикидывать, как бы ему всё это побыстрее исправить, прямо сейчас.
Словом, уже на следующий день, как это всегда обыкновенно и делается, из, бли-жайшей, церкви приглашён был священник отслужить молебен и освятить основные, доступные для этого священнодействия, помещения, артистические снаряды, и, разуме-ется, в том числе главную, цирковую арену. Сомнения и тревоги, безусловно, к этому моменту ещё не оставили директора, и уверенности в победе до конца у него не было, теплилась лишь робкая надежда на чудо, и чудо не заставило себя долго ждать. Уже ближайшим вечером, в тот же день, после мо-лебна, представление, словно по мановению волшебной палочки, неожиданно, выправи-лось, будто до этого и не было никакой тёмной чреды нескончаемых провалов и неудач, всё пошло опять очень ровно, радостно и свежо, без провальных номеров и тяжёлых промахов артистов. Как бывало когда- то уже давным- давно, в те, отдалённые, и, почти полузабытые, счастливые времена. На высоком подъёме представление и закончилось, в бодром своём, превосходном ключе, всегда ранее свойственном ему, и теперь уже, начавшем потихоньку забывать- ся. Единственное, что ещё по- прежнему выпадало из общего радостного потока, было выступление опытного дрессировщика Дорента с его тигром Раджаном. Увы, Дорент и на этот раз проявил неуместную нерешительность, побоявшись в очередной раз сунуть голову в пасть своего мохнатого друга. Слишком уж сильно и подавляюще отразились на его психике те страшные мгновенья, когда Раджан ошибочно, видимо, из- за своей дряхлости, а, главное, всё теми же бесстыдными, злонамеренными, ухищрениями бесов, принял голову своего руководителя за колбасное угощение. Видимо, много чего впослед-ствии ночами передумал опытный дрессировщик после столь мучительного и рискован-ного ущемления своей головы, сказавшегося на нём так чрезвычайно болезненно, в те жуткие, критические мгновения, когда Раджан жестоко терзал её зубами. Несомненно- одно, событие это глубоко засело в психику Дорента, да, кому бы оно не засело в подобных обстоятельствах! Ведь, и до сих пор ещё на лице его приметно але-ли грубые рубцы какого- то странного, малиново- бурого цвета- следы страшного укуса, обезумевшего, зверя.                Что было дальше, и сколь успешно устраивалась и проходила жизнь впоследст-вии у этого популярного цирка!? На следующий день прошли ещё два представления, и они получились опять превосходными, каждый номер отличался не меньшим блеском, чем предыдущий, и ничуть не хуже, чем это было вчера. Потом последовало ещё неско-лько успешных выступлений, и ещё, и ещё, и, таким вот образом, дела Цирка стали до-вольно быстро выправляться. У директора снова появилась его прежняя, было совсем исчезнувшая под бременем тягот и разочарований, барственная, снисходительная мане-ра общения со своими, подчинёнными. В кабинет к нему опять зачастили некоторые, ве-сьма известные и влиятельные лица, чтобы просить у него билетика на очередное пред-ставление, и вместе с ними к нему вернулась опять та былая, почти царственная, валь-яжность.                Что же касается дальнейшей судьбы того множества бесов, что обосновалось в ци-рке, и, казалось бы, уже надолго нашло себе там, вполне, пригодный и симпатичный приют, и потом вдруг опять, выброшенных из него, на бесприютные улицы города! Оп-ределённо можно сказать лишь то, что их дальнейшая жизнь, а также сам факт, сумели ли они найти себе какое- то новое пристанище, или же так и продолжают себе слоняться бесприютно по улицам города, ночуя, где придётся, нам осталось не известным. Вследст-вие чего, строить какие- либо свои догадки и предположения на этот счёт, вроде бы, нет у нас никаких оснований. И, тем не менее, из одного того, что уже в скором времени в некоторых, довольно крупных, общественных учреждениях, находившихся в ближайшей окрестности от цир-ка, вскоре возникли и приобрели угрожающие размеры некоторые, из ряда вон выходя-щие, конфликты и странные происшествия, немедленно, получивших огласку, и добав-ивших немалую порцию самых разнообразных слухов к, уже имевшимся, можно сделать предварительный вывод, что там определённо не обошлось без бесов.                Этими словами, казалось бы, можно было с лёгким сердцем и закончить эту стра-нную и, безусловно, очень необычную историю, выбивающуюся из серой обыденности нашей жизни. Но, нет, сама жизнь, её невероятная, переменчивая природа мешает нам это сделать прямо сейчас. Ибо, она, словно нарочно, как фокусник, из- под полы, выхва-тывает и суёт нам под нос всё новые и новые интересные факты и случаи, тем, или как-ким- то иным образом, связанные с нашей историей прочными путами родства. И нику-да от этого не убежишь и не денешься, приходится с лёгким вздохом сожаления, что сно-ва, как не хочется тебе передохнуть, и заняться чем- то новеньким, опять нужно браться за «перо»! Потому что взять всё и бросать, оставив всё, как есть, умолчав о том, что уже сделалось тебе достоверно известным, просто душа не поворачивается! Для чего ж тогда начинал это дело, корпел, тратил столько времени, сил?!

                Сестра жены, кое- что о её жизни, и некоторых, необыкновенных талантах.               
Но пора уже пояснить, о чём, собственно, идёт речь. Пойдёт же она о близком мне и, в особенности, моей жене человеке, о двоюродной сестре моей жены. Которая в один из холодных, декабрьских дней вдруг появилась на пороге нашей квартиры, этак месяц-ев уже через шесть после всех этих, памятных, событий в Телецентре, в значительной мере уже отшумевших, но ещё продолжавших временами, отдельными своими вспыш-ками давать о себе знать. Сестра эта, доложу я вам- весьма, своеобразная личность, она тем и отличалась всегда, что вот так, внезапно, без письма, без телефонного звонка, как ком на голову, всегда к нам обычно и наезжает,-- нате, мол, мои милые, с чем хотите, с тем меня и едите!--                Но это я так, к слову, не удержался, высказал свои пустые, грешные мыслишки, и, накопившиеся, эмоции, сказать же я хотел совсем о другом, а, именно, то, что все эти новые сведения об отголосках происшествия в Западном Телецентре пришли ко мне как раз от этой самой сестры. При том ещё, если бы я не вцепился в неё хорошенько, как клещ, заранее осведомленный, о некоторых её, весьма, специфических возможностях, ос-обых предпочтениях и даже, я бы сказал, талантах (речь о них пойдёт впереди), то эти все ценные сведения так и прошли бы мимо меня, пропали бы втуне, не оставив о себе никакого заметного следа в общей, нарисовавшейся с годами, картине всего этого нео-бычайного происшествия! Что было бы, как я уже сказал, крайне, обидно и досадно. Ну вот, теперь уже пару слов, собственно, об, упомянутых, талантах сестры! Они являются такого свойства, что, если о них заранее не предуведомить читателя, то мой пересказ того, что она сумела узнать с их помощью, может многим показаться бредом, воспалённого, мозга! Поэтому настоятельно и требуется кое- что пояснить о сестре, как-им человеком она была, и ещё о тех, самих условиях, при которых она сумела уловить эти свои сведения, при этом они сами по себе- довольно любопытны. Внешне эта наша родственница ничем особым не выделялась, она была довольно плотного сложения, роста немного выше среднего, с маленькой головкой, на которой жидкими прядями лежали каштановые волосы, отдававшие лёгкой рыженцой, курно-сый же её нос задирался несколько вызывающе. Единственное, что сразу же привлекало к ней внимание, были её глаза, они были большими, выпуклыми, и глядели на, окружа-ющий, мир как- то удивлённо и вопросительно. К моменту её приезда к нам, ей было уже под сорок, и, как мы узнавали с женой из её же собственных рассказов, жизнь её складывалась далеко не так безоблачно, как бы хотелось. Уже много чего пришлось ей пережить, о чём напоминала некоторая измождённость и болезненная бледность её лица.  У сестры ещё жива была мать, но особенное внимание и постоянное беспокойс-тво у неё вызывала её дочь (плод её первого, неудавшегося, брака), молодая девица лет  двадцати, прожившая в однокомнатной квартире, в столице,. Эту оторванность дочери от её непосредственного, родительского контроля, сестра восполняла частыми к ней зво-нками, пристрастными расспросами и выпытываниями, чем таким она сейчас занимае-тся, а также бесконечными советами, как ей лучше всего поступить в тех или иных её делах. Помимо матери и дочери у неё имелась ещё родная сестра, но с ней она встречал-ась гораздо реже, и только тогда, когда бывала в столице, решив навестить свою мать. Сестра была жената вторым замужеством, и этот, теперешний её муж (они жили в Подмосковье), некоторое время тому назад тоже доставил ей немало беспокойств и огор-чений. Это был крупный, молчаливый человек, работал он в метро, где, вместе со това-рищами занимался ремонтом подвижного состава. Определённое однообразие и моното-нность его труда, посменный характер работы, предполагавший, выходы в смену в ноч-ное время, а также сама суровая необходимость почти каждый день мотаться на элект-ричке из, отдалённого, пригорода в столицу, и обратно, да и, вообще, вся серость нашей повседневной, скудной жизни, толкали его порою к поступкам, не желательным, и даже совсем не терпимым, в, размеренной, семейной жизни. Вследствие всего сказанного, уже в непродолжительное время, после оформления между ними всех, полагавшихся в таких случаях, отношений, и возник этот конфликт,  самый, обыкновенный, и, увы, так часто разыгрывавшийся, и повторявшийся, в семьях нашей провинции. Случилось это в один из тех, ничем особенным не примечательных, дней, когда после очередного трудового дня муж её явился домой, каким- то уж очень ве-сёленьким, и, не в меру говорливым, что, как уже мы знаем, было совершенно ему нес-войственно, и потому сейчас же вызвало у сестры определённые подозрения. Но этого ему показалось недостаточным, через короткое время, в продолжении которого в нём происходили, не совсем понятные, внутренние борения, он вдруг, нарушая, довольно ещё хрупкие, и, неустоявшиеся между ними, отношения, с глуповатой игривостью и сме-шками, перемежавшимися, какими- то странными, издаваемыми им, утробными зву-ками, стал навязчиво приставать к ней, тихонько подталкивая её своими огромными ручищами к супружескому ложу.    К этому времени своей жизни сестра жены уже хорошо разбиралась и знала, как такие вот спонтанные, грозящие перейти в хронику, выплески и поползновения проти-воположной стороны к спиртному, нужно решать, и прерывать уже в самом их зароды-ше. Первое её замужество в этом отношении предоставило ей немалый опыт, когда она в то время, особо ни о чём не задумываясь, отдалась первому своему, свежему, едва появи-вшемуся, чувству. На ночь, благополучно укрывшись от пьяного мужа в квартире подруги, она ран-ним утром следующего дня вернулась домой, на, временно оставленные ею, позиции, где и нашла мужа в праздничном, и уже сильно помятом, костюме, крепко спящим поперёк супружеской кровати, в неестественной позе, смертельно раненного, комиссара. Кое- как растолкав его, она начала со всей, свойственной ей, энергией приступать к нему, ле-гонько шпыняя его своими острыми пальцами, и задавая ему одни и те же, заранее при-готовленные, свои лобовые вопросы,-- ты чего это, милый друг придумал!?--                --Ты пить что ли здесь собрался?--                --Отвечай мне, если будешь пить, скажи мне прямо сейчас!--                --Потому что тогда, милый друг, у нас с тобой ничего не получится!-- Всё это она сообщила ему спокойно, без крика, не было и никаких слёз, и истерик, обычно сопутствующим, таким сценам. Нет, твёрдое своё решение она сообщила ему, и продолжала вбивать в его, ещё осоловевшую, голову холодным, будничным тоном, буд-то разъясняла ему некую математическую задачу, сопровождая всё, немалой долей иро-нии и насмешки над его слабостью. И тогда, до этого могучего человека стало понемногу доходить кое- что из, сказанного ею, то, наиболее существенное и важное относительно  его дальнейшей жизни. Так неожиданно он вдруг понял, и понял со всей для себя очеви-дностью, что, если он не оставит в самое ближайшее время, уже прямо вот сейчас, эту застарелую свою, давно уже и прочно прицепившуюся к нему, привычку время от вре-мени крепко напиваться, то с ним и с самой его жизнью может произойти масса всяких, очень неприятных вещей! Так, например, он может в одночасье лишиться очень вкусно-го и, любимого им, борща, такого наваристого, с большими кусками, разваренного, мя-са…, а также, как бы заодно с ним, улетучится в неизвестном направлении и прекрас-ный картофельный суп с уткой и луком, совсем не менее им ценимый. Да, что там суп! Ему самому тогда придётся заняться стиркой и уборкой всей своей квартиры, но и это было всё ещё чепуха! Он остро вдруг ощутил, как действием некой, неумолимой силы, во мгновение ока вдруг, как когда- то было уже прежде, до женитьбы, останется один- одинёшенек в этой большой своей квартире,- и что прикажете тогда мне здесь делать!?- Эти тревожные его, пугающие, мысли и воспоминания о своей жизни прошлых лет, как казалось ему уже, навсегда ушедших, сгинувших от него, как- то разом навали-лись на него, а вместе с ними ему вспомнилась и та былая его, лютая тоска, которая время от времени наваливалась на него в те годы тяжким бременем, и тогда он ясно по-нял сам для себя, что возвращаться назад ему не хочется ни при каких условиях! И тог-да ему уже не оставалось ничего другого, как пойти на попятную, а, уж если быть совс-ем точным, то он очень быстро капитулировал, полностью отдав себя в руки, этой твёр-дой, требовательной и, вместе с тем, такой трудолюбивой и, понятной ему, женщины. Такая вот сестра была у моей жены, мы с ней только руками разводили, слушая рассказы о её жизни, что она успевала делать помимо своих длительных поездок в сто-лицу, к месту работы, и обратно, и о самой её работе, а также о всех неизбежных и необ-ходимых её хлопотах по дому. По мимо этого она ещё успевала навещать дочь, провер-ять, как она там, всё ли с ней в порядке, наезжала изредка также и к матери, встречаясь там со своей сестрой. И потом, уже все вместе они обсуждали некоторые, очень специфи-ческие, объединявшем их в общему интересе к этом делу, вопросы, появлявшиеся у них после некоторых, весьма, тёмных, совместных их, священнодействий.   
            Спиритические увлечения сестры, дальнейшая судьба бесов из цирка.                Вот теперь мы уже вплотную приблизились к тому, что удалось мне выпытать у двоюродной сестры, однако, прежде чем сообщить всё это читателю, нужно предварите-льно пояснить, откуда же к ней самой, каким таким «ветром», приносились все эти све-дения? Ведь, речь идёт ни о чём- то обыденном и, вполне доступном нашим чувствам, а, напротив, о вещах и явлениях, плотно закрытых от нас некой тёмной, непроницаемой, завесой. И всё же, неким хитроумным способом иногда удаётся её немного приоткрыть, и, если не увидеть и не услышать всё непосредственно, то уж, по крайней мере, разузн-ать, разведать кое- что косвенными путями. Относительно целей и задач нашего интереса к этому, то он, вполне, очевиден и понятен, и заключается всё в том же вопросе, куда подевалось всё это огромное бесовс-кое сборище, оказавшись внезапно снова на холодных улицах громадного города? Впро-чем, для существ подобного рода, имеющим обыкновение пребывать в бестелесном сос-тоянии, то холод для них какого- то особого значения не имеет, а вот подходящее прис-танище, где бы нашлось им всем место для отдыха и их разнузданных игрищ, танцев и всяческих проказ, им было нужно позарез. А, помимо него, все они подумывали и мечта-ли о том, как бы так хорошо получилось, когда б в этом самом, новом месте оказалась ещё целая толпа, слоняющихся без дела, праздно, и, не знающих чем себя занять, людей! В таком случае, вообще бы, у них отпала всякая нужда в многотрудных заботах и хлопо-тах выбираться наружу, рыскать подолгу по городу, отыскивая себе, подходящую, жерт-ву, в своём главном и любимом призвании- соблазнять и сбивать с пути истинного вся-кого, попавшегося им врасплох, на пути, христианина. Словом, далее у нас пойдёт речь о том, куда подевалась, как рассеялась, или, воз-можно, всё так же компактно, где- то устроилась, вся эта масса чертей из цирка «Ярос-лавский.» Покинувшая его, всего лишь из- за того, что, приглашённые в цирк директор-ом, священник вместе с дьяконом совершили там молебен! По сути одной, но неодоли-мой силой их святой молитвы, принудив всё их множество бежать отсюда без оглядки, и, таким образом, прогнав их всех до одного и из этого их удобного прибежища тоже. Кста-ти, страницей ранее, заблаговременно, я предупреждал уже читателя на этот счёт, дабы не наваливать потом на него всё одним махом. Итак, как же выпутались и из этой беды бесы, снова оказавшись на улице, удал-ось ли им отыскать себе другое, возможно, лучшее место? Немаловажно узнать также и то, каким образом эта информация просочилась в наш мир, кто он такой- тот первый, заполучивший её? Как сумел он так исхитриться, чтобы добыть её, став проводником её в наш мир, какими возможностями и силами он располагал, и чем воспользовался, сум-ев проникнуть в непроницаемую мглу иноматериального мира, чтобы всё это разгляд-еть и разузнать, а потом и представить всё это на суд любознательного читателя!? Такие вещи едва ли доступны обыкновенному человеку, потому что для таких дел необходимы специальные знания, некоторые навыки и незаурядные способности. На самом деле я слишком уж сгустил краски, погорячился и несколько преувели-чил, имеющиеся, трудности, поддавшись искушению, представить это тёмное простран-ство, таким уж, совершенно недоступным для нас! Хотя и то справедливо, что для боль-шинства обывателей, какими мы и остаёмся, несмотря на всё наше высокомерие, жал-кие потуги и претензии, эти пространства продолжают оставаться, надёжно закрытыми, скрывая от нас, помимо суетной, тамошней жизни, ещё и огромный пласт сведений из нашего прошлого, и, прорисовывающиеся контуры, будущего. Тем не менее, для некоторых особых людей, их не так уж много, в наше время- это всё- не столь сложно, уже давно разработаны и успешно применяются, годами проверен-ные, методы, с помощью которых можно отыскать хрупкую ниточку связи с жителями иных пространств. В которых с незапамятных времён сохраняются знания о многих со-бытиях нашего мира, в прошлом и вероятном будущем, словом, информация пришла ко мне, как уже знает читатель, от родственницы моей жены. Жизнь которой трудна и нес-колько скудна, поскольку все силы её, почти целиком, тратятся преимущественно на до-бывание хлеба насущного и поддержание своей семьи и людей, ей бесконечно близких, и дорогих. Как- то, в очередной свой приезд к нам, ещё задолго до тех памятных, наделавших  немало шуму, событий в Западном Телевизионном центре, она во время ужина начала как- то странно и испытующе поглядывать на меня, несколько удивляя меня своей зага-дочностью. Затем, улучив момент, пока жена на кухне мыла посуду, она вдруг решилась, и сообщила мне, что давно уже имеет общение с духами иного мира. Я и подумать себе не мог чего- то подобного от неё, поэтому только и нашёлся, что удивлённо спросить: «Каким это образом ты ухитряешься это делать?»                «Мы занимаемся с мамой спиритизмом,» отвечала она спокойно и несколько загадочно, будто речь шла о чём- то вполне рядовом, но, категорически отвергаемым, и запрещаем-ым, строгим законом.                «Мама сделала из картона круг, нанесла по его краю буквы, а в центре укрепила подви-жную, металлическую стрелку.»                «Мы задаём ему,» продолжала она, «какой- ни будь вопрос, очень важный для нас, он отвечает- двигает стрелку на нужную букву, то есть, конечно, это мы сами кладём на неё руку, а он двигает её нашими руками.» Всё это она рассказала мне, а потом и моей жене с единственной только целью, чтобы узнать наше мнение относительно правдивости всего того, что он уже успел им напророчить, этот, с непонятной целью, для чего- то связавшийся с ними в бесконечные разговоры, потусторонний дух. Сестре очень хотелось поделиться этими новостями с кем- либо из близких ей людей, узнать их доброжелательное мнение по этому поводу. После долгих и, путанных, её объяснений мы с женой узнали, что более всего се-тру и её мать интересовали сугубо практические, бытовые проблемы их жизни. И пер-вой такой проблемой были сердечные дела её собственной дочери, только что успевшей, завершить курс обучения в одном из столичных колледжей, и, вследствие окончания,та- кого важного для неё, этапа жизни, сразу же появилась другая, не менее существенная, задача- её замужество, тем более, что к этому уже были самые серьёзные пред-посылки. Потенциальный жених уже имелся, но поскольку дочь не делилась с матерью по-дробностями их, ещё довольно хрупких, отношений, возник великий соблазн заглянуть в иные сферы, и там разузнать всю правду об этом. Причём, узнать всё у сил, наделённых способностью проникать в саму глубину времён, чтобы там всё разведать, и потом толь-ко принести оттуда ответы, которые, как уже показала практика их общения с духом, имели немалую долю вероятности вскоре сбываться! Вследствие таких, довольно част-ых обращений к духу с различными вопросами и просьбами, у сестры и её родных, сло-жилась прочная привязанность, даже теперь уже, навязчивая, тяга общения с ним. К текущему моменту у них оставался, до конца нерешённым, ещё один, главный вопрос, на котором и сосредоточилось теперь всё их внимание: «Как скоро, когда же, в конце- концов, всё это случится, и они, наконец- таки, оформят свои отношения!?» По этому поводу дух отвечал, весьма, обнадеживающе, обещая уже к Весне, мак-симум Летом самые благоприятные перемены в их семействе, и даже уже называл точ-ный месяц, «мол, тогда- то всё и произойдёт!» По прошествии времени, уже много позже после того знаменитого, нашумевшего, происшествия, я вспомнил о возможностях сестры, едва она снова появилась у нас. И, продолжавшее гореть во мне желание, узнать, что же было дальше со всеми этими бес-ами из Цирка, подтолкнуло меня каким- то образом постараться и упросить сестру по-интересоваться и хорошенько по расспросить духа обо всём этом! Мне очень хотелось представить всю картину целиком, после всего того, что случилось сначала в Западном Телецентре, и потом, более мелкими происшествиями и конфликтами, расползавшегося постепенно по столице и её, ближайшим, окрестностям, ничего не упустив из этого, по возможности. Конечно же, умный и рассудительный человек наверняка бы возразил мне: «Чего это ты о них так беспокоиться, пускай себе помаются, поскитаются и поспят на холодн-ых, бульварных скамейках, да, пусть их, хоть наизнанку вывернет, а потом ещё и заш-вырнёт в какое- ни будь поганое болото, нам- то что до них!?»                Но я, наверное, не настолько- умён, а, cкорее всего, так и вовсе- беспросветно глуп, но, главное, дело состоит в том, что я не могу отнестись равнодушно к моему чи-тателю, проявившему немалое терпение, и, уже теперь добравшемуся почти уже до са-мого конца этой истории, не осведомив его о некоторых последних, интересных подроб-ностях этой истории. Я убеждён, что кое- что рассказать об этом следует, тем более, жаль упускать возможность, когда она практически- уже у вас в руках, благодаря всё тому же таланту сестры и её спиритическим опытам. Но я сразу предвидел, что она не захочет отвлекаться на, столь малозначимые, с её собственной колокольни, мои интересы и ка-кие- то, очень уж специфические, вопросы. Поэтому я не торопился, решив сперва чем- то угодить ей, чтобы затем вызвать у неё такое же доброе, ответное, чувство ко мне, и желание, в свою очередь, чем- то угодить мне. Я был уже немного знаком с таким явлением, как спиритизм, и даже однажды чи-тал где- то, кажется, в книге Сведенборга (норвежского профессора- мистика 16-17 вв), примечательной, кстати, личности, общавшегося с духами напрямую, и, указавшего на простую возможность получения такой информации, записывая её карандашом или ша-риковой ручкой, предоставив духу свою руку для руководства ею. Всё это я и рассказал нашей родственнице. В свой следующий к нам приезд она, с благодарностью поглядывая на меня, расс-казывала с какими, большими удобствами и быстротой они вели диалог с духом, подтве-рдив тем самым, что новый метод, вполне, дееспособен, и полностью себя оправдал. И ещё, что за один только, первый вечер такого, облегчённого, способа общения они успе-ли выведать от него много чего полезного для себя. Я только этого и ждал, воспользовавшись благоприятным моментом, я тут же по-просил её узнать у него, куда подевались его собратья - бесы после того, как их погнали из Цирка «Ярославский». Та часть моей просьбы, где я называл бесов его собратьями, крайне её озадачила и неприятно удивила,- почему это он- бес!?- воскликнула она про-тестующе, защищая своё привычное и родное,- и совсем он не бес никакой!--                --А кто же?-- теперь уже, в свою очередь, удивился я,-- не Ангел же он, в конце- конц-ов!--                --Именно, он такой и есть, самый настоящий, что ни на есть- бес!--                Cестра спорить не стала, в вопросе их родства у неё не было каких- либо достато-чно твёрдых убеждений, однако, в следующее её появление у нас, она сообщила нам за ужином кое что, весьма, интересное. Среди прочего она рассказала нам, что во время очередного её с матерью сеанса (мать её была родоначальницей этого семейного их на-выка), они задали духу прямой вопрос, о его принадлежности к поганому отродью! При-чём, спрашивая его об этом, они, в простоте душевной, особо не заморачивались, как бы это получше и помягче ему сформулировать, а выразились, весьма, незатейливо, прямо-линейно и бесхитростно таким вот образом,- уж не чёрт ли ты- друг наш хороший?- После этаких слов у них в общении с духом повисла тягостная, продолжительная пауза, дух разобиделся чрезвычайно, и около недели «молчал,» не отзывался на все их жалостливые и покаянные призывы к общению. И только ценою очень многих, унижен-ных, извинений и жалостливых просьб о прощении за эту их оплошность, совсем нево-льно, совсем без их какого- то на то желания, так оскорбившую его, ничем не запятнан-ную, нравственную высоту! Дух, покочевряжившись для приличия ещё какое- то время, всё же пошёл постепенно на попятную, по крупице, сначала нехотя, снова начал отвеч-ать на их мелочные, докучливые вопросы. Относительно моей просьбы- «расспросить духа о тех бесах, что вынуждены была покинуть цирковую арену,» к моей великой радости, они успела осведомиться у него за-благовременно, ещё до конфуза со своим простодушным вопросом о его родстве с беса-ми. По этому вопросу сестре удалось вытянуть из него лишь одно, что всё их множество после очередного своего выдворения на свежий, осенний простор, необъятного, города, широко раскинувшегося на многие километры во все стороны, сильно призадумались о своей дальнейшей судьбе. Плодом их тяжких, совместных раздумий, давшихся им сильнейшим напряжени-ем, всех их умственных и физических сил (что особенно, в процессе и этих, крайне, уто-мительных их, раздумий и обсуждений между ними то и дело вспыхивали жесточайшие перепалки и драки), стало твёрдое убеждение, что, как ни приятно, легко и разнообразно их совместное общежитие в таком вот, удобном и обширном помещении! Однако, весь опыт такой их жизни неумолимо свидетельствует о прямо- противоположном, что про-должаться месяцами, годами- длительное время, это удовольствие не может, что к люд-ям довольно скоро приходит понимание, кто поселился здесь такой шустрый, шалит и вмешивается в их, размеренные, дела. Поэтому было решено с великим плачем и сожа-лениями, всё- таки, разделиться, начать им жить порознь друг от друга, небольшими группами. С тем, чтобы каждая такая группа сама подыскивала себе, подходящее, прис-танище, и, в дальнейшем, все, появлявшиеся, вопросы решала сама. Так они и поступили, и многие из этих, на скорую руку образованных, мелких групп в скором времени подобрали себе, вполне, сносные для проживания убежища: те-атры, клубы, брачные заведения, танцевальные залы и площадки, вокзалы и т.д. , ка-ковых в огромном городе нашлось для них достаточное количество. В отношении тех бесов, что избрали себе театры той или иной направленности, так немалому числу из них по душе пришёлся театр оперетты! И тогда, сейчас же, за право обладания им вспыхнула между ними изрядная потасовка, впрочем, всё уже это было, и было не раз, во многих других подобных ситуациях, и, конечно же, как и всегда, победили самые горластые и злые. Немалые споры и стычки произошли и за некоторые другие, не менее интересные объекты за: крупные театры, дорогие рестораны, спортив-ные арены, кинотеатры, гостиницы и за многое кое чего ещё. Те группы бесов, что бы-ли послабее, разбирали уже то, что осталось ещё им в городе после того, как все, наибо-лее привлекательные, места были расхватаны их более сильными и оборотистыми соб-ратьями. Некоторые сумели устроиться кое- как в клубах, в небольших, эксперимента-льных театрах, в гостиницах на городской окраине, или даже, вообще, в пригороде, в ка-ком- ни будь кинотеатре!  И таким вот образом все они уже в ближайшие месяцы как- то пристроились, отдохнули и успокоились.

                Некоторые факты из, последующей, жизни демона Гадажжёнова.

Разобравшись, таким образом, с бесами, бросим последний взгляд и на главного зачинщика всех беспорядков, произошедших на популярной Игре, на Гадажжёнова. Тем более, что в последние моменты Игры его истинная сущность, и то, что с таким старани-ем им укрывалось под маской разбитного пройдохи, несколько приоткрылось и обнару-жилось. А, кроме того, те зрители, что удержали себя от, периодически охватывавшего их, безотчётно желания вскочить и броситься бежать куда глаза глядят, лишь бы пода-льше от этой студии, и того ужасного, что в ней внезапно обнаружилось, и начало всё более отчётливо выявлять свою страшную и безобразную личину. Все они стали свиде-телями сокрушительного удара, какой претерпел он с появлением в студии святых мо-нахов, и с этого момента его настоящая личина инопланетянина выявилась вполне от-чётливо. По этому- то поводу я снова и обратился за помощью к нашей родственнице, рас-считывая её содействием разузнать нечто совсем уж особенное, но моим надеждам не су-ждено было сбыться. Ответ духа, который она привезла мне в свой следующий к нам приезд, ничего мне не дал, ибо дух лишь сообщил ей, что Гадажжёнова в пределах земли нет, и что, вероятно, он ушёл в нижние слои.                --Ну что же,-- подумал тогда я,-- определённо это- явный и очевидный тупик, преодолеть который мне не по силам, и потому ничего другого не остаётся, как на этом  завершить мой рассказ.-- Утвердившись в этом решении, я занялся совсем другими делами, и, однажды, не-дели этак три спустя, я, без какой- либо задней мысли взялся просматривать очередные выпуски журнала «Чудеса и Приключения», выписываемые моей женой. Бегло прогля-дывая оглавление каждого такого выпуска, с тайной мыслишкой: «не подвернётся ли мне что- ни будь интересное,» я с удивлением и, нараставшей, радостью вдруг прочёл название статьи, живо напомнившее мне всё, что ещё совсем недавно так меня занима-ло и составляло мой жгучий интерес. Название было такое: «Пророчица Галя Барац о неземных странствиях одного инопланетянина». Меня изнутри что- то так и кольнуло, я немедленно углубился в чтение, и мои предчувствия меня не обманули. В статье этой, замысловатой, Гали речь шла о сновидениях, и их значении в на-шей жизни. Но, помимо всего прочего, что творила эта экстравагантная особа в своих пророческих снах, говорилось и о том, как в одном из её снов к ней явился тот самый, противный тип, Гадажжёнов, который сразу же принялся ей жаловаться, ныть и прок-линать свою судьбу. Дескать, его, такого простодушного и наивного, подставил один его знакомый, в иерархии власти их своевольства, занимавшего довольно солидное положе-ние. Якобы, этому демону позарез потребовался кто- то среди своих же для немедлен-ной отправки наверх, к людям, причём не так, как делалось это обыкновенно, то есть в невидимом состоянии, а почти в натуральном своём обличии с целью проникновения в человеческое общество, в его отдельные слои, и даже почти слияния с ним на какое- то время, и совместного с ним общежития. На самом же деле это было нужно не ему само-му, гаду и прохвосту, а высшим их властям, которые не нашли ничего лучшего, и, по ре-комендации этого вот голодного пса, перепоручили всё дело ему, Гадажжёнову! Главной задачей и целью этого мероприятия было повышение отдачи от их труда, ведь, сил и времени, порой, затрачивалось ими уйма, а результат оказывался ничтожный, всего ка-кой- ни будь один христианин, да, и то не всегда! Теперь же этими высшими их властями ставилась перед ними новая, куда более грандиозная и, впечатляющая, задача, совращать с пути истинного сразу целые коллек-тивы, людские массы, одной, общей кучей одновременно. Для апробирования этого спо-соба и была разработана эта хитрая комбинация с Телецентром, поскольку это заведе-ние, будто специально, в своём внутреннем устройстве, было приспособлено для таких вот экспериментов! Оно было разделено на множество отделений- студий, каждое из ко-торых время от времени заполнялось значительным количеством людей, что, собствен-но, и давало им возможность, без лишних хлопот, «работать, экспериментировать» со значительной людской массой, улучшая и отрабатывая свои методы воздействия на них, с тем, чтобы впоследствии распространить их уже повсеместно. Лично, самому Гадажжёнову, это дело, как обещали сверху, в случае успеха, сули-ло большие выгоды: повышение по службе и многие другие, чрезвычайно соблазнитель-ные и, желанные для него, вещи, пройти мимо которых было просто глупо! Но вся- то закавыка заключалась в том, что этот подлый, паршивый гад не удосужился сообщить ему самого главного, своему давнему, если не другу, поскольку таковых отношений ме-жду ними не водится, и быть не может по их главному демоническому закону, то уж, во всяком случае, не чуждому ему. А оно заключалось, немного немало, в том, что в случае провала этой миссии (что и случилось в конечном итоге), он не только не получит всех этих, обещанных ему, благ, но даже потеряет и то немалое, чем уже владел, к чему успел привыкнуть и пользовался этим уже несколько сотен лет! И теперь, из- за этой самой хитрой сволочи, он был отправлен вниз! И принуждён был слоняться здесь, на дне, во втором слое Чистилища, задыхаться от этой гадкой, во-нючей гари, вместо того, чтобы дышать чистым воздухом полей и лугов, или, для разно-бразия, проводить время в компании своих весёлых дружков, об всём другом, что дава-ла та жизнь, даже и говорить теперь не хотелось.                --Если б я только смог выбраться отсюда,- говорил он, с надеждой поглядывая на Галю, будто от неё всё и зависело.                -- Я б этому гаду!..— задыхался и злопыхал он от злобы, представляя себе, чтоб такого мучительного, или, на крайний случай, омерзительного он сумел бы устроить этой низ-кой твари.                -- Его даже убить было б мало,- жаловался он Барац, продолжая смаковать сладкий миг, долгожданной, расплаты.                -- Но ничего, ничего, время ещё есть, я до него уж доберусь, у меня уже припасено, спе-циально для него!-- успокаивал он себя мыслью, что так или иначе, но расплата настиг-нет клятого врага.  Прошло ещё какое- то время, и в очередном номере «Чудеса и Приключения», ко-торые я уже не выпускал из своего поля зрения, я снова натолкнулся на статью Гали Ба-рац. И опять в ней сообщалось об очередном её разговоре с инопланетянином Гадажжё-новым (во время очередного её, осознанного, сновидения), ставшего настолько популяр-ным среди жителей и гостей столицы, что о нём только и говорили, и спорили повсюду: в офисах, по домам и на транспорте, во время поездок. И всегда исключительно только в одном, гадательном, ключе,-- да, кто ж он таков, на самом- то деле!?— В этой своей статье Галя, не желая того, немало огорчила своих читателей печа-льным известием, что дела Гадажжёнова неожиданно приняли ещё худший оборот. Не-посредственной причиной к тому послужили, как это не покажется кому- то странным, соревнования, а точнее бега, которые, вопреки его постоянным жалобам и нытью, «мол, негде мне здесь отвлечься от горестных дум и размышлений о своей, беспощадной, судь-бе,» всё же здесь существовали. Даже в таких тёмных и мрачных углах и закоулках их обитатели пытались как- то себя развлечь, и в данном случае они решили потешить се-бя, захватывающими, скачками. И Гадажжёнов, разумеется, не пропускал ни одно из них, всегда находил для это-го время, а впоследствии даже сам бывал иногда их активным участником. Соревнования же эти состояли в, захватывающих, скачках бесов и демонов, в об-илии населявших Чистилище, на раруггах 2). Согласно, давно уже заведенному, распоря-дку, бега проводились на разные дистанции: длинные и короткие, но также существова-ло разделение на возрастные группы.                К главному соревнованию допускались лишь взрослые, вполне сформировавшие-ся, демоны и бесы, для них были предусмотрены забеги на длинные, средние и короткие дистанции. Для, подраставшего, поколения забеги проводились лишь на короткие дис-танции. Средствами передвижения в обеих случаях были раругги, только для молодёжи допускались раругги, ещё не вышедшие из детского возраста. Эти тяжеловесные и медлительные по своей природе существа не могли, и просто не умели передвигаться быстро, но каждый бес или демон должен был так исхитриться, используя свои магические способности, чтобы его раругг опередил раруггов- соперник-ов. В результате таких вот необычных махинаций и удавалось некоторым, особо удачли-вым, и ловким демонам и бесам достигать на своих скакунах скорости почти как у ска-ковой лошади. Но, разумеется, просто так, без особых, далеко немалых, усилий, получить такой результат было невозможно, не потеряв, одновременно, почти тут же, нечто существен-ное. И в данном случае тоже, почти сразу же появлялась одна, весьма, серьёзная напасть и помеха! Параллельно с ростом скорости раругга, неизбежно, возрастала его агрессивн-ость, и в результате, в самые короткие сроки, он превращался в чрезвычайно свирепое, настоящее чудовище. Вследствие чего процесс соревнований для наездников был насто-ящим безумием, и по- сути представлял собой смертельную лотерею, никто в это время не мог сказать, что произойдёт, буквально, в следующее мгновение.                Жизнь Дубяги в, последующие, годы, запутанная, история его богатства.

Прошли годы, и Дубяга почти позабыл о той страшной встрече в подворотне, и даже то немногое, что ещё тихо тлело в его в памяти, он старался отодвинуть от себя, уб-рать подальше, в самый долгий «ящик». Он довольно заметно изменился внешне за про-шедшие время, набрал ещё более вес, и как- то весь налился, залоснился от сытости и довольства теперешней его жизни, которая, казалось бы, уже совсем стала для него од-ним сплошным праздником и наслаждением. Но нет, это было далеко не так, несмотря на всё изобилие и полноту теперешней его жизни, ведь, казалось бы, он мог позволить теперь себе почти всё, а по сути он уже и имел всё, что когда- то, в те, уже далёкие от нынешних, годы, он мечтал когда- ни будь заполучить. У него была огромная, пятикомнатная квартира, но в ней он появлялся с семьёй лишь изредка, на несколько зимних месяцев, всё же остальное время они жили на даче, в большом, трёхэтажном доме, если им не приходило в голову вдруг смотаться на какой- ни будь дорогой, зарубежный или отечественный курорт. «Чего же ему тогда не хватало?» Сейчас же возмутился бы кто- то из тех бедолаг, кто еле перебивается с се-мьёй на жалкую зарплату, или даже на пособие по инвалидности! Однако, Дубяга вряд ли бы смог, что- либо вразумительное ответить на это. Возможно, только так и ответил бы он: «Скучно бывает что- то под вечер, тоска, прямо не знаешь, чем бы заняться, и ку-да себя девать! А годы бегут неумолимо, и от этого тяжкая тревога заползает в душу и гнетёт, и невольный страх тогда закрадывается в душу, ведь, мне уже за пятьдесят!» На-верное, бы так ответил он и сам себе, в сокровенной тайне собственной души. Однако, совсем другая тайна теперь требует своего разъяснения, как же возникло, как сумел Дубяга заполучить, создать столь огромное состояние? Чтобы всё это объясн-ить, первым делом, нужно напомнить читателю о том, что он давно уже сумел собрать тот первичный капитал, без которого замахиваться на гораздо большее, и даже думать о приобретении существенно (в разы) больших средств совершенно бесполезно. С самого начала Дубяга уяснил для себя очень чётко, что для честного, постепенного собирания капиталов потребуется очень и очень значительное время, а он ждать совсем не хотел. Да, и сама ситуация вокруг складывалась такой, что на долгие раздумья времени не ос-тавалось, шла перестройка, и многие, очень многие хитрецы пытались в мутном потоке житейских неурядиц отхватить для себя пожирнее кусок. И, таким образом, поставив перед собой задачу быстрого, почти мгновенного, обо-гащения, Дубяга особо не заморачивался о средствах и способах их достижения. Отчёт-ливо решив, что, уж если от него это потребуется, в силу опасного, даже рискованного, характера отбора, вплоть до прямого хищения, у государства (его предприятия) матери-альных средств, то он пойдёт до конца. Конечно же, он предпочитал совсем другие спо-собы добывания денег, каким- то способом через банки, или же с помощью электронных средств, но морально был готов даже и на такой разбойный налёт. Да, и были ли в это время, лихолетья перестройки, вообще, какие- то законы! Так называемый, бизнес в те годы представал перед, изумлёнными, простодушными взорами недавних покорителей вершин коммунизма, лютым разбойником на большой дороге! Хотя справедливо, несом-ненно, и то, что и во все, последующие, уже гораздо более благопристойные, времена, би-знес являл собой ничто иное, как всё ту же, непримиримую, войну за капиталы. Словом, в годы перестройки Дубяга, вполне, соответствовал духу того времени, неистовой сумятице всеобщего остервенения, страданий, и даже гибели очень многих людей, не сумевших в отличие от таких, как он, приспособиться к этому новому, хищно-му укладу жизни. Тех самых, которые в простоте душевной были обмануты, и отдали да-ром своё кровное достояние в руки, безжалостных, лютых хищников. Но, слава Богу, ни-чего такого зверского и уж очень мерзкого ему совершать не потребовалось, государство само, однажды, предложило населению взять некую часть своих богатств! Тем самым сунув ему, и таким, как он, редчайшую возможность нажить капитал, ничем особым не заморачиваясь. Что касается наших людей, то им, неискушённых во всей своей прошлой жизни никакими, даже простейшими операциями с ценными бумагами, и на этот раз была при-готовлена чьей- то жестокой рукой ловушка. Их уведомили со снисходительной ухмыл-кой, что, если они не желают обменивать, розданные им, «ваучеры» (ценные квитанции) на акции отечественных компаний (представительства их в это время действовали в ка-ждом районе столицы), то имеют право их продать! В этом- то и была ловушка для нас- «дураков». Потому что какую сумму, подумали бы вы, они нам предложили? Ну, конеч-но же, вы уже знаете, всего каких- то поганых десять рублей!! «Отчего же так- мало, столь ничтожная сумма за ценную квитанцию?» Возможно, удивится кто- то и пожелает узнать, ведь, что там не говори, а за один ваучер в тех же самых Центрах можно было получить не туалетную всё же бумагу, а самые настоящие акции, даже и не одну ещё! Цена же каждой из них впоследствии, как это выяснилось вскоре, составила, минимум, несколько тысяч рублей, а некоторых гораздо больше. Однако, что толку теперь задаваться подобными вопросами, когда всё миновало, и давно уже провалилось в пропасть небытия, к тому же ещё подобные вопросы и рассу-ждения слишком далеко уводят нас от дел Дубяги, тайну появления богатств которого мы пытаемся теперь разгадать. В той новой, внезапно создавшейся, ситуации с ваучерами он, в отличие от мил-лионов наших наивных граждан, поспешивших скорее получить те ничтожные, полага-вшиеся за них, деньги, или же обменять их, если представлялась такая возможность, на несколько бутылок водки, поступил по- другому. Во- первых, в один из тех знаменатель-ных дней всеобщего ажиотажа и сумятицы умов, он взял у своего начальства отпуск за свой счёт, на две недели, отменив ради, задуманного им, дела свою ежегодную поездку в Сочи, ведь, на дворе уже стояли первые, благодатные дни сентября! Во- вторых, он снял со своей сберкнижки, довольно значительную сумму наличности, после чего занялся не-которыми другими, более мелкими, приготовлениями, совсем в не меньшей степени не-обходимыми для выполнения этого дела. Так, взяв чистый лист бумаги средних размер-ов, очень тщательно, заранее им приклеенного к картонке того же размера, он написал на нём чёрной ручкой крупными, печатными буквами: «Покупаю ваучеры по тридцать рублей за штуку,» после чего счёл уже все готовым для завтрашнего своего мероприя-тия. На следующий же день, проснувшись очень рано, он с этими деньгами и картон-кой подъехал к ближайшему, ваучерному Центру, где все, желающие, имели возможн-ость обменять их на акции любой из тех компаний, представительства которых находи-лись тут же, в этом Центре, за стеклянной перегородкой, в небольших закутках. И с это-го, собственно, момента нехитрое дело скупки у населения ваучеров у него потихоньку, худо- бедно, пошло, да так, что уже в конце того же дня ему удалось присоединить к сво-им собственным ваучерам (его и его жены), ещё сорок шесть таких же фиолетовых бума-жек. В этом и состояла вся его «великая» хитрость, которую в полной мере следовало бы назвать «великое в малом,» которая в полной мере себя оправдала по прошествии некоторого времени. Миновало две недели этой скучноватой, монотонной работы, и на руках у Дубяги оказалось почти тысяча этих ваучеров, большую часть которых он тут же, в самом Центре, обменял на пакеты акций нефтяных компаний, среди которых бы-ли: ТНК Роснефть, Лукойл- нефтепродукт и Сургутнефтегаз. Сочтя своё главное приоб-ретение, таким образом, завершённым, он подстраховал себя, обменяв, все остававшиеся у него, ваучеры на пакеты акций Газпрома и медно- никелевых компаний «Русал» и «Протек,» примерно, в одинаковых долях. По сути, в это время и создалось его великое богатство, и сам он в этот момент сделался очень богатым человеком, хотя никак ещё не ощутил в себе этого совершенства и мощи. Денег Дубяге пришлось дожидаться несколько лет, поскольку на общих собрани-ях акционеров, проводившихся раз в год, всякий раз принималось решение направить все, полученные за год, доходы компании на её дальнейшее развитие. Лишь через неско-лько лет начались первые выплаты, и тогда- то он получил свои, долгожданные, милли-оны, за один лишь год около ста пятидесяти, и во все последующие годы сумма выплат только увеличивалась.    Стоит ли говорить, что ваучеры для него были не единственным средством обога-щения!? Ещё до ваучерной компании, но также и после неё, Дубяга, вполне, успешно «играл» на, недавно созданной, «Товарно- Сырьевой бирже», заработав там немалые де-ньги, которые, в свою очередь, старался пустить в рост. Уже в те годы он приобрёл нес- колько продовольственных магазинов и десяток квартир, последние для сдачи в наём. Однако, вскоре понял, что эта мелочёвка отнимает у него слишком много сил, и не даёт ему большой отдачи. В результате он нацелился на гораздо более крупные объекты, приобретя через некоторое время некий Научно- производственный комплекс. Этот комплекс в ещё бла-гополучные, советские годы разрабатывал свои изделия для аппаратуры спецназначе-ния. В настоящий же момент он находился в совершенно бедственном положении, поско-льку заказы от предприятий, для которых его изделия предназначались, в одночасье по-чти совсем прекратились. В результате часть сотрудников разбежалась в поисках луч-шей для себя доли, а, оставшаяся, более инертная, буквально, прозябала, получая лишь изредка нищенское вспомоществование. Предприятие же теперь выживало исключите-льно лишь тем, что сдавало в наём свои обширные, ныне бездействующие, производст-венные площади нескольким десяткам мелких фирм и компаний, некоторые из которых были откровенно жульнического пошиба.  Дубяга предпринял кое- какие меры, пытаясь несколько исправить, существовав-шее, положение. Так он провёл его реорганизацию, освободившись о немалого числа ра-ботников, которые, как ему показалось, были балластом для предприятия, и за счёт, вы-свободившихся, средств, повысил зарплату наиболее полезным сотрудникам, кроме то-го, он частично обновил, давно уже устаревшее, оборудование. Но, главное, что принесло предприятию в дальнейшем некий доход, была его поездка с ведущими разработчиками по предприятиям, бывшим, заказчикам их продукции. И, хотя многие из них давно уже также «лежали на лопатках» из- за, сильно сократившихся, дотаций от государства, кое- какие заказы ему всё же удалось получить. Таким образом, несколько улучшив общий баланс предприятия, он продал его за существенно большую сумму в сравнении с той, за которую покупал его.  Среди всех, описанных здесь, дел, предпринятых Дубягой, несколько особняком стоят несколько, совсем уж мелких дел, предпринятых им, в самые первые годы поиска им средств и способов для скорейшего своего обогащения. Интересны они, именно, тем, что наглядно показывают, сколь велика была, горевшая в нём, страсть к наживе, и на какие риски он уже тогда был готов пойти ради неё. В те первые годы перестройки, когда многие и многие хитрецы и пройдохи быст-ро разобрались, и уяснили для себя: «Вот оно- лучшее время для нас! Вряд ли когда- ли-бо ещё, в, обозримом, будущем, нам представятся лучшие возможности, когда, особо не утруждаясь, можно урвать у государства немалые для себя богатства! В те годы он и со-вершил свою первую кражу, всего за два- три дня заработав немалые по тем временам деньги! Многие и многие предприятия тогда уже почувствовали на себе все «прелести» перестройки, начав, вполне, ощутимо разваливаться и бедствовать. Хотя у них на склад-ах ещё много хранилось всяких богатств, накопленных для собственных, внутренних нужд, в благополучные советские времена. Вот на эти самые богатства Дубяга и нацели-лся. Разузнав предварительно у двух заводских рабочих, чего такого, подходящего для него, найдётся на складе их механического цеха, он сговорился с ними (немало уже изго-лодавшимися из- за, участившихся в последнее время, задержек с зарплатой, и потому, уже вполне, морально готовых на многое). Договорились они насчёт нескольких бухт медного провода, очень тяжёлых, медных брусков и нескольких (тоже из меди) толстос-тенных, цилиндрических заготовок. За всё это он посулил им такие деньги, что они, бу-квально, «горели» от нетерпенья, дожидаясь, условленного, дня.  Вся эта «операция» была назначена на ночь, на два часа. В, заранее оговоренное, время он ожидал их с грузовой машиной возле некого места у забора, куда они обещали ему доставить все материалы. Дубяга очень волновался, так как уже заплатил рабочим треть всей, причитавшейся им, суммы, те просили, в качестве задатка, сначала полови-ну всего, он соглашался лишь на пятую часть, в результате, в некий момент, спор их за-шёл, казалось бы, совсем в тупик, и вся сделка вот- вот была уже готова развалится! Но, всё- таки, постоянно терзавший рабочих, голод принудил их искать компромисс, вследс-твие чего и удалось им договориться. И он, хотя и с большими, внутренними сомнения-ми и терзаниями, всё- таки, согласился на треть суммы задатка. Однако, теперь, ожидая их здесь, и эти деньги казались ему чрезмерными, они, ведь, спокойно могли бросить его ни с чем. С задержкой в сорок минут, в течение которых Дубяга успел назвать себя более ста раз полным идиотом и ничтожной личностью, материалы, всё- таки, были перебро-шены ему через забор. И в этот опасный момент, когда нужно было скорее побросать всё в машину, и, подобру- поздорову, сматываться отсюда восвояси, опять возникли досад-ные неурядицы. Во- первых, он сразу не досчитался двух цилиндрических заготовок, в качестве замены они перебросили ему три латунных, сославшись на то, что какая- то сволочь уже умыкнула сегодня те заготовки. Дубяга пытался кое- как тут же прикинуть во сколько обойдётся ему эта недостача. В свою очередь, прибежавшие вскоре от проходной, рабо-чие твердили о своём, насущном, немедленном и полном с ними расчёте, упрекая его в чрезмерной мелочности, которая, мол, не годится в таких делах, когда надо решать всё по быстрому, и разбегаться!  Вторая заминка возникла при погрузке грузовика, те двое напрочь отказывались это делать бесплатно, как, впрочем, и шофёр грузовика, которого Дубяга пытался прив-лечь к этому, все они, единодушно указывая на то, что за всё нужно платить! И ему, в силу неразрешимости ситуации, пришлось заплатить, сначала тем двоим, а потом и шо-феру, когда они уже приехали на склад в Химки, где у Дубяги для временного хранения, купленных им, материалов, веществ и комплектов разного рода устройств и оборудова-ния имелось с десяток своих контейнеров. Впоследствии, уже в спокойной атмосфере у себя дома Дубяга всякий раз, когда вспоминал эту кражу, приходил в ужас, не понимая, как он- умный, достаточно трезвый человек мог пойти на такое опасное дело! Ведь, всё могло в любой момент сорваться, ну, ладно, те двое рабочих могли его обмануть, но, ведь, всё, вообще, могло завершиться по-лным крахом, если бы проявила малейшую бдительность местная охрана! Или, скажем, когда они ехали по городу, их, вполне, могла остановить милиция и потребовать, сопро-водительные, документы на всё! В результате он согласился дать себе зарок: «Никогда более не позволять себе в дальнейшем, вступать в сговор с людьми, ожесточившимися, пригвождёнными нищетой и ужасом своей жизни к поступкам, чрезвычайно рискованным, и безответственным.
   
Некоторые особенности жизни в Чистилище, тайные мечты Гадажжёнова.                Собственно, из- за этого- то соревнование и собирало такие огромные массы лю-бопытных «зрителей», жаждущих полюбоваться, захватывающим, зрелищем, как в оче-редной раз, какой- ни будь взбесившийся, раругг в один миг, на полном ходу, оторвёт у своего седока его мохнатую лапу, или же, вообще, напрочь разорвёт его морду! Всё это и составляло для «зрителей» самую главную приманку, и жгучий для них интерес. Чего же другого следует ожидать от обитателей этих мрачных, подземных глубин! (Но посмо-трите, что у нас самих творится иной раз на стадионах, на соревнованиях боксёров, или на, смешанных, единоборствах!)  Что же дальше происходило с этим несчастным? Наездник, оставшись, в некотор-ом роде, без руководящего центра, вместо того, чтобы благоразумно отбежать, спрятать-ся, или, на худой конец, отползти куду- ни будь в сторону, в безопасное место, начинал выкидывать самые разные дурацкие и смешные штуки, как то: бессмысленно бродить по ристалищу, абсолютно потеряв всяческий страх, безбоязненно соваться и подставля-ться под удары и под новые укусы, продолжавших яриться и злобствовать раруггов. Вследствие чего, взбешённая, тварь наносила ему такие ужасные раны, что его путь к восстановлению и собиранию, утерянных, частей своего тела растягивался на многие месяцы. При том, всё время пока то, что осталось от демона или беса, бродило по риста-лищу, пытаясь собрать то немногое, что ещё оставалось от него, всё, «накалённое» до предела, творившимся перед ним, безумием население Чистилища безжалостно издева-лось и насмехалось над ним.                Казалось бы, к чему рисковать, зачем лишаться своих же собственный принадле-жностей: лап, хвостов и, возможно даже, какой- то части, или даже целиком всей морды, чего уж, казалось бы, хуже!? Хотя и то правда, что для существ, населявших тёмные
              2) Раругги – вторая из рас анти- человечества, представляющая собою существа, до ста-дии которых развились великие хищники древних геологических эр, пройдя через бес-численные инкарнации в слоях демонической материальности.               
пространства Чистилища, это не было столь непоправимо и безвозвратно, как в нашей, хрупкой, человеческой жизни. Там всегда существовала возможность за приличную на-личность приобрести в специальных лавках другую, вполне, нормальную, морду, руку, ногу или хвост, правда, при этом возникало неприятное ощущение чего- то чужеродного. Ведь, каждый такой новый орган проявлял самостоятельность и стремился сохранить повадки прежнего своего владельца. Таким образом, своя собственная сущность, впосле-дствии, довольно сильно умалялась за счёт вторжения новой, благоприобретённой. По-неволе, вторгаясь в новое для себя вместилище, новый орган утеснял старую сущность, своими повадками и привычками. С этим всегда, в подобных случаях, приходилось как- то считаться, нередко бывало и такое, когда старая сущность пыталась активно сопро-тивляться чужеродному воздействию, пытаясь его сломать, преодолеть и переподчин-ить себе волю чужеродного органа. На всё это требовалось время. В виду всего, сказанного, всякий демон или же бес, принимавший участие в нём не просто так, не для собственного развлечения, а, решившись рискнуть, и поставить для достижение победы всё, что он имел, включая собственную жизнь, обычно имел для того веские основания. Имелись они, как мы знаем, и у Гадажжёнова, он страстно стре-мился отсюда выбраться, желал очутиться снова там, на верху, на такой славной и нео-долимо привлекательной земле. Ведь, тамошняя жизнь обещала ему многие сладостные мгновения и дни таких чудных, было совсем, утраченных и позабытых им, забав, игрищ и развлечений! Да, там была настоящая жизнь, и он верил, что сумеет добиться своего,  ведь, устроители этих азартных соревнований на раруггах твёрдо обещали всякому, за-нявшему в одном из трёх забегов призовое место, наградить этой возможностью! Ибо од-ним из призов соревнований, в соответствии с, существовавшими, правилами, и было перемещение победителя на Землю. Однажды, Гадажжёнов, всё- таки, решился испытать свою судьбу, и поучаствовал в одном из таких забегов, для пробы. И ничего худого с ним в тот раз не случилось, он даже сумел отличиться, заняв четвёртое место, что его крайне воодушевило. Он уже на-чал подумывать, что не так всё страшно, как предупреждали его заранее и расписывали ему эту опасную забаву некоторые из его знакомых демонов. Вследствие чего вскоре он поучаствовал ещё в одном, таком соревновании, потом ещё в одном, всё более входя во вкус этого очень азартного соревнования.   Всё это, в конечном итоге, привело к тому, что через какое- то время гонки на, взбешённых, раруггах стали для него, безусловно, опасным, но привычным делом, пра-вда, он ещё ни разу не решился перейти ту, крайне опасную, грань, которую в азартной попытке добыть приз переходили некоторые другие жокеи, терявшие в этот момент, всяческий контроль над своими скакунами. Такие сорви головы стремились вырвать приз у своих соперников любой ценой, переходя в азарте скачки ту тонкую грань, кото-рая отделяла разумный расчёт от безрассудства, либо рискуя сознательно, чтобы любой ценой, но добиться своей цели. Всё это, в ряде случаев, и приводило к тем, весьма, печа-льным последствиям, о которых уже говорилось ранее, но, вместе с тем, бывали и колос-сальные удачи, причём, не столь уж редко, когда, кто- то, из таких вот смельчаков вы-рывал у соперников богатый приз! Вот они- то более всего и интересовали, и воодушевляли Гадажжёнова, однажды, решиться и рискнуть всем для исполнения своей заветной мечты. И он начал пытаться, сперва робко и с осторожностью, продвинуться как можно ближе к лидерам очередного заезда, стремясь опередить самых, отчаянных, и безбашенных, наездников. В один из по-следних заездов он уже был близок к цели, но его подвёл, неожиданно взбесившийся, ра-ругг, вставший на дыбы, а потом, опрокинувшийся в бешенстве на спину, почти у само-го финиша. Он еле успел соскочить с него, едва не оказавшись, раздавленным, под его огромной тяжестью. И теперь уже, приобретя реальный опыт, он твёрдо надеялся, одна-жды, всё- таки, «сорвать» приз. Всякий беспристрастный наблюдатель, побывавший в студии во время записи по-пулярной Игры, и наблюдавший, как Гадажжёнов старательно портит популярную и любимую многими Игру. Как он своими бесконечными препирательствами и проделка-ми увлёк немалое число зрителей, в пагубной забаве противления всему здравому и ра-зумному, был бы теперь немало поражён, увидев его здесь, в совсем других обстоятель-ствах, во втором слое Чистилища. А здесь, в своих родных пределах, он числился демо-ном высокого разряда, и потому вёл себя соответствующе, да и, выглядел совсем по- другому, не только внешне, но и по характеру и образу своего поведения. Если в студии он старательно и довольно ловко натягивал на себя личину этако-го, разбитного, парня, приехавшего в столицу с дальних окраин огромной страны. То у себя, здесь, это был холодный и высокомерный злыдень, готовый, всякого, невзначай cунувшегося к нему, простака- беса хорошенько отделать крепким словом, и, отменным, тумаком и, вообще, всем, что подвернулось бы ему в этот момент под руку, и, вместе с  тем, снисходившего к общению с такими же, как он сам, кого признавал ровней себе. Что же касается тех важных, насущных задач и планов их многочисленного сооб-щества, то он был достаточно в это посвящён. И, в том числе, относительно некоторых неизбежных, в относительно недалёком будущем, перемен в мире. Так, например, он знал, наверное, что когда- то, по мере падения человечества, они- игвы должны будут выйти на земную поверхность. Но не так, как сейчас, тайком и урывками, нет, выйти твёрдо и открыто с тем, чтобы своим настойчивым, неотвязным давлением на челове-чество изменить и подготовить его к соединению, по сути слиянию с ними воедино, в один, отрекшийся от Бога, народ. И, конечно же, это слияние само по себе уже должно было знаменовать окончательное и неизбежное падение человечества. Знал он и другое, что Гангурт 3), (верховный их правитель) в те знаменательные дни, когда это всё случится, должен будет избрать кого- то из них, демонов, занимавших достойное, высокое положение в их своевольстве, на должность своего наместника на Зе-мле. Произойти всё это должно было либо уже во время их выхода на земную поверхн-ость, либо ещё в самом процессе слияния и поглощения ими людского сообщества в своей тлетворной среде. Так или иначе, как бы то не произошло, но Гадажжёнову страсть как хотелось, чтобы этот выбор пал, именно, на него. Но так, это было ему допо-длинно известно, думали и возносились в своих мечтах многие демоны.    Именно, поэтому он так стремился всегда оставаться на поверхности Земли, что-бы хорошенько попривыкнуть и освоиться в этой новой для него среде, и при всех, сам-ых сложных обстоятельствах, не теряться, и уметь в кратчайшие сроки находить вер-ные решения для всех, внезапно обнаружившихся, проблем. И он уже отчётливо видел,                3) Гангурт- имя планетарного демона нашей брамфатуры (соответствует земному прост-ранству России) он обладает тремя лицами, как и некоторые другие из крупнейших иер-архий. Первая ипостась Гангурта- великий мучитель Гистург, вторая- великая блудни-ца Фокерма, третья— великий осуществитель демонического плана Урпарп, называе-мый иногда принципом формы.
что это время приближается с сумасшедшей скоростью железнодорожного экспресса не-сущегося из Петербурга в Москву, видел он также и то, что человечество неумолимо уст-ремлялось к своей погибели. Для этого ему достаточно было лишь мысленно сопостав-ить тех жителей Земли, каких он хорошо знал ещё каких- то лет сто- сто пятьдесят тому назад, с теперешними её обитателями. И картина обозначалась сама собой, по сравнении с теми, столетней давности людьми, эти, теперешние, казались какими- то, очень взвин-ченными, злобными и, беспрестанно куда- то торопящимися, бегущими по бесконечным своим делам. Хотя, казалось бы, эта торопливость и людская суета должны были мешать и ему, и другим демонам и бесам, но, на самом деле, процесс соблазнения проходил несравнен-но быстрее и проще. Потому что, буквально, всё остальное помогало и содействовало им, и даже сам образ современной, человеческой жизни, как будто нарочно был придум-ан и приспособлен специально для них! Всё, окружавшее человека в жизни, будто гово-рило ему: «Да, брось ты! Чего зря упираться, оглянись, посмотри вокруг себя, все так живут, прими и ты это с лёгким сердцем!» Все эти наблюдения и соображения давно уже были проверены и подтверждены реальной практикой, да, и сам Гадажжёнов с лёгкос-тью довёл до окончательного падения немалое число людей, лишь, слегка подтолкнув их, с пути праведного. Уже самое беглое и поверхностное сравнение людей столетней давности, с, ныне живущими, разительно и сразу обнаруживало ту бездну, какая теперь их разделяла. Пер-вые, в большинстве своём, были простодушны, жалостливы, изначально добры, и по пе-рвой просьбе готовы были броситься на помощь к человеку немощному, или, оказавше-муся в беде. Вторые, в своей массе были злоречивы, мстительны, бесчувственны и отк-ровенно злобны, а уж обращаться к ним с какой- то существенной просьбой, было прос-то смешно. Конечно же, в них отдельными вкраплениями ещё была «растворена» часть той старой, теперь уже достаточно редкой, разновидности людской породы, сохраняв-шей в себе прежние богоблагодатные черты.

                Решающая скачка, и такая ужасная потеря головы!

Все эти Гадажжёновские и других демонов представления о человечестве, услышь их кто- ни будь из нас, из наших же современников, он сейчас же возмутился бы такой, заведомо предвзятой, и несправедливой оценке. Ведь каждый из нас, коснись его подоб-ный разговор, немедленно припомнит среди своих же знакомых немалое количество, оч-ень добрых, отзывчивых, вполне, достойных людей. А уж, если человечество, или какая- то достаточно значительная его часть достоверно узнала бы о тех грандиозных и претен-                зионных планах, которые строили демоны по его завоеванию, и даже слиянию с ним в одно единое сообщество! Наверное, целая буря негодования и протеста тотчас же закипе-ла бы в их среде, вылившись впоследствии в настоящее движение сопротивления этим наглым их притязаниям. Между тем, ожидание грядущего выхода из чистилища и переселения на зелёные угодья Земли для властей их своевольства со временем стало чуть ли уже, не свершив-шимся, фактом. Что и подтолкнуло некоторых игв начать потихоньку заселять и осваи-вать новые пажити, почти не встречая на своём пути никакого сопротивления. Если не учитывать те малочисленные отряды, соперничавших с ними, игв, прилетевших с друг-их планет, и также нацелившихся освоить эту, более молодую, и, далеко ещё не исчерпа-вшую своих возможностей, планету. Отдельные проблемы с переселением, как мы знаем, всё- таки, существовали, но они касались совсем других вещей, а, именно, некоторых формальностей, главная из ко-торых состояла в получении от местных властей разрешения на такое переселение. Ну, а дальше всё было несравненно проще, и, тем не менее, несмотря на всю, кажущуюся, лёг-кость, взять и в одночасье начать жить на земле, в своём истинном обличии, никто, од-нако, пока что на это не решался. Хотя на примере уже самого Гадажжёнова мы видим, что попытки такие иногда предпринимались. В результате оставались пока ещё, совершенно свободными от каких- либо разум-ных существ, лишь около земные пространства: воздушные и подводные, вот там- то на своих «тарелках» они летали и плавали, и даже успешно сумели колонизировать некото-рую часть морских и океанских глубин. Однако, давно уже пора вернуться к Гадажжёнову, к его неотвязчивому стремле-нию во чтобы то ни стало выбраться из Чистилища, и перебраться снова на Землю. В нём также до сих пор ещё жила, и никуда не девалась, его прежняя жажда отомстить своему бывшему другу, так жестоко подставившего его, в последнем его появлении на Земле. И, как мы уже знаем, не найдя ничего для себя, более лёгкого и, подходящего, в нём уже вызрело твёрдое намерение достичь своей цели таким вот, очень рискованным, способом- на скачках! Совсем ещё недавно он и подумать бы не посмел об этом, сочтя очевидным безу-мием добиваться чего- либо таким, невообразимо страшным и опасным, способом. Нае-дине с самим собой, он, едва лишь представлял себя, «летящим» сломя голову, на, обезу-мевшем, раругге, как тотчас же перед ним возникала, ужасающая, картина, как он, сло-вно куль с тряпьём, лежит на горячем шлаке, устилавшем пространство ристалища, со-вершая нелепые телодвижения в бессмысленной и бесполезной попытке подняться на ноги. А его, оторванная, и сильно обезображенная укусом проклятой твари, морда лежит метрах в двенадцати от него, продолжая тяжело и бесцельно дышать. Но время неумолимо шло, а другие возможности вернуться на Землю никак ему не подворачивались, и тогда, однажды, он, всё- таки, решилcя, конечно же, со всеми воз-можными предосторожностями, испытать и проверить себя в этом необычном деле. По-пробовать, и из собственного опыта узнать насколько это всё- опасно. И демонам порою приходится идти на риск! И, как мы уже знаем, он получил этот первый опыт, и постепенно свыкся с ужаса-ми безумных скачек, захватывавших зрителей своим необыкновенным драматизмом, и теперь уже риск потерять свою башку ему перестал казаться таким уж фатальным. Чер-ез какое- то время, преследовавший ранее его, неотступный, страх притупился, и почти совсем рассеялся, исчезло и острое ощущение близкой опасности, и он совсем было пере-стал думать и опасаться такой плачевной вероятности, как потерять собственную баш-ку. Теперь уже хладнокровно он прикидывал свои шансы на победу в ближайшей скач-ке, и даже уже рассчитывал взять один из малых призов, присуждавшихся за активн-ость в процессе гонки.                Правда, чтобы выйти в финальный заезд, требовалось в трёх предварительных занять место не ниже третьего, и это ему, однажды, удалось. Наконец, все промежуточ-ные заезды остались позади, и наступило время финальной скачки, в которой и разыг-рывались все основные призы. Гадажжёнов сидел на огромном раругге, том самом, на котором участвовал во всех предыдущих забегах. Позади у него уже был немалый опыт, в том числе, и тот один, почти успешный, забег, в котором ему едва не удалось «сорвать», этот, безумно нужный ему, приз- жить на земле. Но тогда, почти у самого финиша, он едва не был раздавлен своим же раруггом. Перед стартом всем участникам забега давалось короткое время, чтобы магичес-кими пассами, заклинаниями или какими- либо другими способами, привести своего «жеребца» в надлежащее состояние. Вовремя же самого забега всякая магия была под строжайшим запретом, это было нужно для того, чтобы соревновались не наездники в своём магическом искусстве, а «скакуны» в своей резвости. Понятно, что вследствие таких правил от старта зависело очень много, потому что при надлежащем стартовом рывке, как показывал опыт всех прошлых заездов, некоторым наездникам удавалось сразу же значительно оторваться от своих преследователей, и в дальнейшем, поддержи-вая надлежащую скорость, постараться не дать возможность остальным успеть догнать себя. Но в этом начале как раз и скрывался весь подвох, раругг, доведенный ужасными магическими пассами и заклятиями до состояния почти полного безумия, мог выйти из- под контроля, и взбеситься окончательно. В этом таилась очень тонкая, опасная грань, и все боялись её перейти. Гадажжёнов, решивший на этот раз пойти во банк, чтобы всё- таки взять, столь вожделенный для него, приз, постарался «нагреть» своего скакуна до очень высокого предела, благо, у него в запасе имелось одно преимущество в сравнении с бесами и теми рядовыми демонами, что участвовали вместе с ним в этом заезде. Он умел неким тонк-им, данным ему от природы, чутьём отслеживать эту тонкую грань, и вовремя останав-ливаться, когда перед стартом подготавливал своего раругга к скачке. В то время как остальным участникам скачки приходилось действовать наугад, и они, из опасения, не-взначай, перейти этот опасный предел, заведомо, значительно отступали от этой зоны риска. Среди тех же из них, кто осознанно шёл на риск, пытаясь наугад подвести своего раругга как можно ближе к этому максимальному пределу, иной раз и случались те ужа-сающие преображения раруггов, когда они впадали в такое неистовство, что, буквально, шли в разнос, начиная крушить всё и вся вокруг себя. Именно, на такой случай у персо-нала и организаторов соревнования, всегда имелись под рукой специальные дротики, с помощью которых, чтобы успокоить, взбесившихся, гигантов, выстреливались специа-льные капсулы, содержащие в себе сильное, успокаивающее, средство. Но Гадажжёнову, как мы знаем, такая беда не грозила, пользуясь своим преиму-ществом, он подвёл своего «скакуна» ближе всех к этой опасной границе, и поэтому сра-зу же, едва пропищала пронзительная, стартовая команда, он сумел оторваться от всех остальных своих соперников, сразу же обеспечив себе некоторое преимущество. И так, продолжая наращивать свой отрыв от основной группы, в яростном надрыве пытавше-йся, во что бы то ни стало сократить этот отрыв, он уже предвкушал и чувствовал приб-лижение, желанной, победы. «Наконец- то, вот сейчас она придёт к нему, через десять, семь,.., секунд,» шептал он себе. Но тут произошло то, чего не должно было быть ни при каких обстоятельствах, так как за такие дела…! Один из демонов, ближайших к нему из всех преследователей, вдруг опасно, резким движением выкинул вперёд свою руку, это был тот демон, кото-рый с самого начала более других беспокоил Гадажжёнова, и вызывал у него наиболь-шие опасения, как самый опасный для него конкурент. Ещё во время подготовки к за-бегу, и даже ещё раньше, в момент объявления состава участников забега. Он почти во-очию ощущал, идущую от него, лютую ненависть к себе, от самого его насупленного взгляда, и злобного ворчанья. Гадажжёнов был уверен, что всё это происходило из- за той ревности, которую он испытывал к нему, как наиболее вероятному победителю этой скачки. К этому моменту Гадажжёнов уже был демоном очень опытным, много чего пови-давшим в своей жизни, он не раз участвовал в самых серьёзных драках и схватках с дру-гими демонами, вследствие чего он сразу же почуял, что означает такое телодвижение и и этот резкий выброс лапы. И уж, наверняка, это всё - не для пустой забавы, а, именно, с целью поразить противника, или, на худой конец, сбросить его с раругга. Видимо, и этот бес чего- то очень уж добивался, и нацелился получить этот приз во чтобы то, ни стало, всеми, имевшимися у него в распоряжении, средствами. И он, по- видимому, ждал этой финальной скачки слишком долго, и теперь он, Гадажжёнов, в этом его отчаянном стре-млении смертельно ему мешал. Он, видимо, в этот момент окончательно понял, что, вырвавшегося в лидеры, на-ездника, ему уже не догнать, отчего в, бессильной, ярости, и решился пойти во все тяж-кие, в исступлении направив свой предательский удар на виновника своей беды. Гадаж-жёнов сумел уловить тот опасный миг, когда в лапах, ближайшего от него, преследова-теля призрачной, фиолетовой искрой блеснуло магическое лассо.                --Что ты делаешь, гад, гниль столетняя, законов что ли не знаешь?!— Жалобно и проте-стующе вырвалось у него.                --Тебя же в цемент за такое положат, на семьсот ле…-- закончить Гадажжёнов не успел, лассо, словно змея, упруго упало ему на плечи, моментально сжав его горло, и, продол-жая быстро закручиваться, а потом резко и неотвратимо потащило его назад. Он ещё пытался как- то высвободиться из голубых пут, растянуть лассо руками, чтобы стащить его со своей морды, и отбросить от себя прочь. Но лассо хищно и неумолимо тянуло его назад, а затем, в некий, жуткий момент, резко выбросило вверх, и, падая, он ощутил под собой горячий шлак ристалища. Дальнейшее ему запомнилось плохо, впоследствии ему почему- то казалось, что раругг, неожиданно изогнувшись своей могучей шеей со страшной, хищной злобой схва-тил его за морду, и принялся кусать. Но все знакомые демоны, бывшие в этот день на скачке, и всё хорошо видевшие, этого не подтверждали. По их словам, произошло совсем другое, а, именно, лассо, крепко обвившее его шею, резко потянуло его всего назад, вы-тягивая шею, и цепляясь за его морду с, странно выпученными, глазами. И потом его шея вытягивалась всё более и более, самым невообразимым образом, грозя каждую се-кунду оборваться, словно то была вовсе не шея живого существа, а какой- то заурядный, резиновый жгут или шланг. Достигнув некоего, критического состояния всё этим, в конечном итоге, и закон-чилось. Когда Гадажжёновская шея утонилась до такой степени, что её толщина сравня-лась с толщиной мизинца женской руки, она, издав напоследок, тихий, жалобный стон, лопнула. При этом голова его, наконец- то, обретя полную свободу, резко ускорилась, ле-тя с немалой скоростью в направлении зрительской трибуны. Далее происходило всё то же самое, что, обыкновенно и довольно часто, случалось на футбольных, или теннисных матчах. Все демоны и бесы, сидевшие на местах, ближа-йших к тому месту, где, предположительно, голова должна была, наконец, завершить свой вольнодумный, легкомысленный полёт, в едином порыве привстали со своих мест, вытягивая свои лапы. Каждый из них горел хищным желанием, выхватить из- под ру-ки, своего ближайшего, соседа этот своеобразный «приз,» словно никто из них, никогда ещё в своей жизни, не видел морды демона! В результате одному из них, наиболее хищ-ному и ловкому, в невероятном прыжке удалось первым схватить её за волосы, и в ко-роткой, но жестокой, схватке с соседними демонами и бесами, окончательно утвердить своё право на владение ею, засунув её в пакет или сумку. Гадажжёновская голова исчез-ла из вида, будто её никогда вовсе и не было.

      Скудная жизнь Гадажжёнова с новой головой, его внезапное возвращение в себя!

Как уже упоминалось, Гадажжёнов был демоном далеко не рядовым, и ему не пришлось собственными силами искать, и выкупать свою же голову, или же подбирать нечто, подходящее для себя, из чужого достояния, регулярно собираемого с ристалища, после очередных скачек, бесами, специально нанятыми для этого дела, работавшими при ипподроме. Для таких же, как он, существовала одна специальная организация, но не только для таких вот печальных случаев, но, главным- то образом, для ситуаций, им-еющих гораздо большее значение для всего их сообщества. В их своевольстве, уже много лет тому назад, был создан специальный, военизи-рованный, отряд, состоявший, из нескольких тысяч демонов и бесов, по сути настоящее, небольшое войско. Оно предназначалось, как для отражения сторонних, военных втор-жений на их территорию, так и с целью совершения воинственных вылазок вовне, куда- ни будь в ближайший космос, для противостояния бесам сопредельной стороны, пытав-шихся регулярно захватить одну из пограничных планет, входящих в их пограничную зону, между, соседствующими, своевольствами. Вот после таких- то столкновений и появлялись множество так, или как- то ина-че, пострадавших, демонов, которым срочно требовалась новая часть тела. И всё что требовалось от них в таких случаях, это лишь обратиться в нужную организацию, где сохранялись электронные копии их морд, лап, и всех прочих частей тела. После обраще-ния «клиента» за, нужной ему, частью тела, на основании, имевшейся в базе, её электро-нной копии, она и изготовлялась на специальном, очень сложном оборудовании. Тут же, при этой организации, существовало такое небольшое предприятие, занимавшееся иск-лючительно изготовлением подобных, недостающих, частей тела. При этом следует им-еть в виду, что уровень развития сообщества игв был чрезвычайно высок, чего стоили одни «тарелки,» на которых они летали. Обычно, как это всегда и бывает, доступны все эти услуги было лишь очень богатым демонам, а также тем из них, кто занимал высокие посты и должности в иерархии их своевольства. В этой, отлаженной, системе всё же существовала одна большая заминка, возни-кала она лишь тогда, когда демон терял всю свою морду, целиком, ведь, несмотря на оп-ределённую самостоятельность в поведении такого, обезморденного, тела беса или демо-на, которое после таких печальных приключений, выпавших на его долю, принималось обычно хаотично везде разгуливать и «совать всюду свой нос», где ему только вздумает-ся. Но, разумеется, оно совершенно не могло самостоятельно найти и обратиться в нуж-ную организацию, просить сделать ей новую морду. Поэтому во всех таких случаях на помощь ему приходила специальная комиссия, которая отслеживала и собирала сведения обо всех таких прискорбных случаях. Вот она- то и на этот раз помогла в этом нерядовом деле Гадажжёнову обрести вновь, взамен своей старой, покалеченной, да к тому же ещё, неизвестно где находившейся, морды, со-всем новую, не имевшую, практически, никаких изъянов. Но при этом в нём сейчас же объявилась, и немедленно заявила о себе, весьма, похожая, но, в то же время, и довольно сильно, отличавшаяся от него, личность. Тело Гадажжёнова, сохранявшее в себе много чего из того, что нам известно о пре-жнем, старом Гадажжёнове, не могло остаться равнодушным и инстинктивно пыталось подавить эти проявления новой, объявившейся, личности. Однако, силы были явно не равны, да, и что оно безгласное могло сделать, ведь, морда она и есть всему глава! Эта новая личность сразу же заняла собой все Гадажжёновские, внутренние прос-транства, оттесняя в дальние углы, сопротивлявшегося, тела всё то, что ещё оставалось в нём от старого Гадажжёнова. То- есть, конечно же, это был по- прежнему он сам, Гада-жжёнов, но уже существенно другой, того старого образца, который существовал этак лет триста тому назад. Ведь эта, вновь обретённая им, морда имела в себе лишь ту инфо-рмацию, какая сохранялась в ней с того далёкого, памятного для него, дня, когда он, не-сколько сот лет тому назад, зашёл в это, новейшее на то время, чрезвычайно интересова-вшее многих демонов какой- то своей особой тайной и странностью своего предназначе-ния, учреждение. Его потянуло туда модное на то время веяние сохранить о себе здесь всю информацию, ту самую, которую каждое, осознающее себя в пространстве, сущест-во, хорошо в себе чувствует, но никаким способом увидеть не может. Это учреждение обязалось перед каждым своим клиентом сохранять эту информа-цию о нём во всей полноте и неприкосновенности в своей новейшей, на то время, элект-ронной базе в течении тысячи лет, что, вполне, устраивало, довольно быстро появившу-юся, у него клиентуру. В те далёкие времена он и подумать себе не мог, чтобы когда- ни будь обстаятельства могут так неблагоприятно для него сложиться, что ему, всё- таки, придётся воспользоваться этой невероятной возможностью! Однако, чего только в жиз-ни не бывает, пришлось и ему теперь, как ни странно всё это выглядело, пережить столь необычную процедуру. С тех пор Гадажжёнов, обновлённый столь невероятным способом, жил скудно, с трудом привыкая к, сильно изменившимся с тех лет), новым реалиям жизни. Он мало кого теперь узнавал среди, окружавших его, демонов и бесов, лишь тех, немногих, о ком сохранил память с тех давних, давно уже сгинувших в небытие, времён. Те же демоны, что обычно составляли его ближайшее окружение, теперь сторонились его, убедившись окончательно, что это кто- то совсем другой, не тот, кого они так хорошо знали. Несмот-ря даже на такое разительное, внешнее сходство с ним, кого ещё совсем недавно все они признавали за отчаянного, проказника и баловника. Этот же казался им невыразимо скучен со своими непрестанными воспоминаниями о прошлом, докучливыми привыч-ками и правилами, от былого Гадажжёновского остроумия и игривости в нём в помине ничего не осталось. С таким Гадажжёновым и пришлось иметь дело Гале Барац, когда она в очеред-ной раз погрузилась в своё, осознанное, сновидение. Она твёрдо и сразу же решила для себя ни с кем другим, кроме него, ни в какие контакты не вступать, а призывать поти-хоньку его имя, надеясь, что Гадажжёнов вскоре перед ней объявится. Её интерес к нему подогревался тем небывалым ажиотажем, который в непродолжительное время после необыкновенного происшествия на Телевидении образовался вокруг его имени, всех от-чего- то сразу же стало интересовать, кто это такой объявился на популярной передаче, и устроил на ней такую кутерьму!?  Каково же было её разочарование, когда перед ней вместо наглого лгуна и изворо-тливого пройдохи появился тихий и старомодный демон, навязчиво рассуждавший о ка-ких- то старых правилах и традициях, которых он обязан был придерживаться, когда, в первый раз его послали на землю с таким не простым делом, как обольщение людей. Он постоянно твердил ей, что в отношении них, непременно, следует проявлять определён-ную осторожность, и всегда стараться избегать излишних крайностей в этом, очень тон-ком деле. Когда Гале вконец наскучило слушать его занудную болтовню, она решила задать последний вопрос, который ещё в какой- то степени мог её заинтересовать. Деловито на-хмурившись, она спросила его: «Не помнит ли он, хотя бы что- то, о том дне, когда он вместе со своим спутником, клыкастым бесом, очутился в Телевизионном Центре, на ве-сёленькой передаче «Колесо исполнения желаний,» где и принялся с необыкновенным прилежанием ставить палки в колёса её, придирчивому, зануде- ведущему?» После этого, казалось бы, совсем простого и незамысловатого Галиного вопроса с Гадажжёновым стало происходить что- то несусветное. Рожа его вдруг принялась корё-житься и претерпевать самые удивительные и диковинные изменения, следовавшие од-но за другим безостановочно! И всё же, несмотря на эти поразительные её превращения, кое- что в ней повторялось раз за разом однообразное и одинаковое. Какое- то странное выдавливание чего- то, идущее изнутри, набирало постепенно в ней силу, вдруг неожи-данно и резко спадая, и потом, снова набирая силу, словно в глотке его застряла рыбья кость, и он всеми силами тужился её отрыгнуть.  Однако, довольно скоро в голове его что- то пронзительно пискнуло, и, как- то сразу, будто чёрт из коробки, объявился он сам, отъявленный мерзавец и враль, хорошо запомнившийся всем тем, кому довелось присутствовать в студии на записи той, прогре-мевшей на всю страну, популярной Игры «Колесо исполнения желаний!» В результате Барац признала его почти сразу же, хотя и видела лишь один раз до этого, в своём прош-лом, зыбком сне, и тогда уже, несколько сломленного, жестоким обманом своего подлого знакомого демона. Помогло ей и то, что одна её добрая знакомая, которой удалось по ка-кой- то невозможной удаче присутствовать на той, скандальной игре, рассказала ей кое что о его внешнем виде, характере и манере поведения. Как расценила Барац эту внезапную, случившуюся с Гадажжёновым, перемену, неожиданную и непонятную? Как пишет она в своей статье, ей кажется, что эта обыч-ная, всегда присущая ему, личина, совсем было им потерянная, в результате катастро-фы на ипподроме, образовалась спонтанно по удивительному стечению обстоятельств. В момент, когда, значительная часть информации о нём, по- прежнему, ещё сохранявшая-ся в его теле, соединилась с той новой, которую она сообщила ему сама, вот тогда- то и произошло это непостижимое чудо! По- видимому, тот относительно небольшой, инфор-мационный толчок, и послужил началом к тому, чтобы, и без того угнетённый, неадек-ватной, окружавшей его, обстановкой, старый его архи- тип сознания, убрался куда- то в сторону, будто ра створившись в воздухе, освободив место для этой новейшей (старой) его сущности. Всё это, представляется, каким- то уж слишком сложным и непонятным, но ниче-го другого Барац не сообщила, а поэтому, что делать! Остаётся довольствоваться только тем, что имеется!

       Неясные терзания Дубяги. Нежданная встреча, и её мучительные последствия.

Беспокойная жизнь Дубяги после того, как он перешагнул пятидесятилетний ру-беж, значительно поутихла, постепенно войдя в своё более спокойное русло. Ему уже не нужно было заботиться о многом, что- то срочно предпринимать, искать новые способы вложений своих капиталов, и с невольным страхом ожидать последствия этих, в нема-лой степени рискованных, действий. Главное им давно уже было сделано, он стал очень состоятельным человеком. Былая, злая лихорадка скорейшего обогащения давно отош-ла в прошлое, и уже начала постепенно забываться, как нечто странное, граничащее с неким безумием, или дурным наваждением. Конечно же, и сейчас ему приходилось по долгу заниматься всякими неотложны-ми делами, но всё это проходило уже совсем по- другому, в спокойной, сосредоточенной обстановке его вместительного кабинета с обширной библиотекой, средствами коммуни-каций, и некоторым, специальным оборудованием. Он имел теперь возможность со всех сторон изучить и «взвесить», намечавшуюся, новую сделку, заранее проверить все её не-  гативные последствия, предусмотрев способы и «ходы,» чтобы, если уж не совсем их из-бежать, то, по крайней мере, существенно уменьшить вероятные потери. Да и, кроме всего прочего, он уже имел такой, страхующий все его риски, «жирок,» с вершины кото-рого новая сделка уже не казалась, как некогда ранее, безоглядным нырком в бездонную пучину, в результате чего ты либо получишь, желаемое, либо останешься в дырявых штанах непроглядной нищеты.  Словом, он уже достиг многого, о чём, когда- то мечтал, и, хотя ещё не влился в передовой отряд, хорошо всем известных, остервенелых, новоявленных миллиардеров, но уже был на полпути к нему, этому блистательному пьедесталу. И, таким образом, ка-залось, вот оно- это долгожданное, золотое время, когда можно уже успокоиться, и пож-ить беззаботно, всласть, благодушно не наблюдая времён, наслаждаясь дарами своих же собственных трудов. Но, увы – этого сладкого ощущения не было у него, почему- то та-кого никогда не происходит! Как воочию показывает и убеждает нас жизнь, этот самый, ещё совсем недавно, такой желаемый нами, покой, легкомысленное времяпровождение и наслаждение, завоёванными нами в нелёг-кой борьбе, сладкими дарами жизни, уже в непродолжительное время удовлетворить нас не может. Вот ведь странность какая, какой удивительный каприз психологии! Толи человек, привыкший годами «бить» в одну точку, добиваться, им самим по-ставленной себе, цели, уже не может далее жить по- другому, или же по самой своей нат-уре человек так уж устроен, что не способен к продолжительному бездействию и застою в мозгах! И потому неймётся ему, хочется всё время бежать куда- то, бежать без оглядки, к чему, зачем, к какой такой цели!? А он и сам не знает, поди, спроси его, а он толком те-бе и объяснить ничего не сможет, отчего это он всё время дёргается, будто рвануть на да-льнюю дистанцию собрался. Но ясно уже, по крайней мере, то, что своими собственными силами как- то совла-дать с собой, то есть преодолеть в себе этот, ноющий постоянно, словно больной зуб, не-терпёж, он совершенно не способен. И потому этот безотчётный его порыв, и неукроти-мый зуд так и будет продолжать мучить и изводить его, застилая разум некой мутной, непроницаемой пеленой, пока какое- ни будь нелепое и зачастую совершенно случайное бытовое происшествие не разорвёт эти, казалось бы уже, совсем неразрешимые, узы. Не отвлечёт его на совсем другие, не терпящие отлагательства, дела, и лишь после этого он немного очнётся, и станет постепенно приходить в сбя. Вполне также, возможно, (по крайней мере, такой вариант не сбрасывают со счет-ов некоторые очень умные, разбирающиеся во многих тонких делах, люди), что вся эта мозговая в нас напасть, обязана действию некой загадочной субстанции, что гнездится в, окружающей нас, атмосфере!? Некое невидимое вещество, едва ли, кем- то отчётливо и сразу, улавливаемое, но зато впоследствии, вполне, ощутимое в результате своих пагу-бных на нас воздействиям. Это таинственно вещество постепенно и исподволь, уже в не-продолжительное время, заглушает в нас, долгожданную, радость от, уже начавшейся, волшебной поры нашей жизни, отдыха, невинных удовольствий и беспечной жизни на приволье, наполняя тот час же нашу душу тёмной тревогой и неясным беспокойством. Все эти, путанные, рассуждения, безусловно, не дают нам никакой ясности с тем, что же, в конце- концов, происходит с нами в подобных случаях, отчего мы не можем уд-овлетвориться, уже достигнутым, оставить, начатую, гонку, и пожить хотя бы некоторое время спокойно, ничем особенным не заморачиваясь. Нет, пока остаются ещё у нас си-лы, и ум наш ещё «кипит» от предвкушений чего- то, неслыханного, до поры им пока отчётливо, не осознаваемого, он гонит и гонит нас вперёд, на приступ всё новых и нов-ых вершин. Вот в таком, примерно, состоянии умственного и душевного расстройства послед-нее время как раз и пребывал Дубяга, изнывая от неясных желаний и терзаний чего- то, им, не совершённого. Временами это выливалось в настоящее страдание от какого- то ужасного однообразия и ощущения пустоты его теперешней жизни. «Ну вот,» рассуждал он сам с собой, сидя за столом в своём кабинете, «всё, вроде бы, устроилось, и идёт поти-хоньку совсем не плохо, сын уже заканчивает своё обучение в Англии, жена на даче де-лами занимается, всё, казалось бы, в порядке! И, вместе с тем, всё не так! Мне- плохо. И всё из- за того, что вижу ясно, не может быть такое, чтобы только одно это дело было це-лью и оправданием всей моей жизни!? Я, наверное, слишком быстро преуспел, для дру-гого и этого было бы, вполне, довольно, но, увы, не для меня. Мне нужно чем- то другим заполнить свою жизнь!»                «Помню, всегда раньше, я желал одного- добиться успеха и достатка. Но теперь, когда это пришло, и у меня есть уже всё, я чувствую, что жизнь моя- скудна, и я не исполнил чего- то очень важного!»                «Так беспокойно и тревожно бывает на душе!» В этот момент ему отчего- то вдруг вспомнилась та страшная, давняя его, дикая встреча с бесами, в подворотне, побои и угроза смерти, после чего (когда весь этот ужас, наконец, закончился, и он на следующий день немного пришёл в себя) его показной ате-изм исчез мгновенно, и он некоторое время, вскоре после этого случая, пробовал приоб-щиться к вере, начал ходить в ближайшую церковь в Филипповском переулке, и пытал-ся даже приучить к вере сына. Но затем началась эта бесконечная гонка, какие- то дела, к которым влекло его страстное желание разбогатеть любым способом, дела веры стали постепенно отходить его жизни на задний план, и забываться. В этом его воспоминании, он это отчётливо сразу почувствовал, было что- то для него очень важное, что- то такое, что могло бы, наверное, помочь ему разобраться со всеми теперешними его терзаниями, и даже, возможно, как-то положительно всё решить и устроить. С тяжким вздохом, он приподнялся из- за своего массивного, письменного стола, чувствуя, что ему самое время теперь куда- то пройтись, чтобы развеяться на све-жем воздухе от, одолевавших его, дум, оставаться далее в кабинете он уже не мог. Вскоре он не спеша шёл по Никитскому бульвару в сторону Арбатской площади, намереваясь дойти до храма Христа Спасителя, постоять у реки, посмотреть на, проп-лывающие мимо, речные трамвайчики и баржи, и потихоньку затем ехать к себе, в От-радное. Это случилось, когда он уже шёл по Гоголевскому бульвару, поглядывая по сто-ронам на, знакомые ему ещё с давних, школьных лет, дома, как вдруг услышал справа от себя пронзительный, кошачий вой, мешавшийся с хриплым, собачьим лаем. Оберну-вшись, он успел увидеть, как из подворотни, ближайшего к нему, дома с правой сторо-ны, выскочил большой чёрный кот, спасавшийся от немалых размеров пса породы «бо-ксёр,» преследовавшего его по пятам на своих мускулистых лапах. Кот стремглав пересёк проезд, идущий вдоль бульвара, немало рискуя попасть под машину, и, едва дос-тигнув его, сейчас же вскарабкался на ближайшее дерево. Боксёру повезло гораздо меньше, получив сильнейший удар бампером машины, несшийся впритык к кромке бульварного бордюра, он отлетел на ступени лестницы, «подымавшейся» к бульвау, отчего, хрипло взвизгнув, он, оглушённый, затих, безвольно распластавшись на ней. Вскоре около него объявился его хозяин, который с горестными восклицаниями принялся приводить своего бесшабашного друга в чувство. Как выяснилось вскоре, удар, полученный псом, оказался не столь губителен, уже через короткое время, при активном содействии своего хозяина, он начал приходить в  себя, завозился, пытаясь подняться, и, наконец, встал, слегка покачиваясь к великой радости своего повелителя. Огласив окрестности жалобным, протестующим, воем прот-ив всяких таких котов, болтающихся поввсюду без дела, и не дающих, спокойно пожить таким вот, как он, благородным псам, он покинул со своим хозяином это опасное место.  Что же кот- виновник всего несчастья! Он благополучно, кое- как, сполз со своего дерева, и, дождавшись, когда автомобильный поток иссякнет, благополучно перебрался обратно к своей подворотне, в которой вскоре и скрылся. Видимо, сочтя за благо: «Нече-го искать себе приют где- то там, на стороне, когда здесь, у себя же дома, и так всё мило. Ну, что ж в том, что злая псина здесь тоже живёт? Мы знаем и умеем, как с ней при слу-чае справиться!»                Дубяга, всё время остававшийся на том же месте, где застала его эта буйная свара, собрался было уже продолжать свою неспешную прогулку, как взгляд его непроизволь-но задержался на том доме, в подворотне которого скрылся, пройдоха- кот. Дом этот, до-вольно невзрачный по виду, выделялся из соседних, шести- этажных зданий, украшенн-ых хотя бы каким- то незамысловатым декором, тем, что, не имел никакой облицовки.  На же бульвар мрачно «глядели» тёмно- фиолетовые, грубо обработанные, поверхности кусков лавового туфа, из которых он и был сложен. Какое- то странное предчувствие близкой опасности охватило Дубягу, больно ко-льнув его, захолонувшее сейчас же от непонятной тревоги, сердце, и он остановился, не в силах двинуться дальше. Постояв так с минуту, он заставил себя волевым усилием прео-долеть эту, непонятно от чего, возникшую, слабость. После чего не продолжил свою про-гулку по бульвару, как намеревался раньше, а направился в сторону ближайшего спус-ка с бульвара, решив перейти на другую сторону, и осмотреть этот мрачный дом со дво-ра, чтобы тем самым как- то попытаться унять в себе эту, ещё остававшиеся в нём, без-отчётную, душевную тревогу. Но делать этого, то есть ни с того, ни с сего, взять и с непо-нятной целью пойти изучать какой- то чужой двор, как обнаружилось уже вскоре, во всей своей пагубной очевидности, было не нужно ни при каких условиях! Если бы только он знал, к чему приведёт этот его, безотчётный, и, как ему самому казалось, совершенно безобидный поступок! Он никогда бы, ни за какие такие ковриж-ки, не сунулся бы в этот проклятый, поганый двор. Но, увы, он, к сожалению, ничего не знал, и знать, конечно же, ничего не мог о том, к каким опасным и зловещим последст-виям порою приводит наше праздное, человеческое любопытство, и стремление быстро во всём разобраться. Словом, уже через минуту Дубяга входил в этот двор, осматривая его незамысло-ватые достопримечательности. На первый взгляд он показался ему самым обыкновенн-ым, и единственное, что его выделяло из многих других столичных дворов, это то, что он был очень узок и мал. И, как мог убедиться всякий, оказавшийся в этом месте, скорее напоминал некий узкий, извилистый проход, ведший к Филипповскому переулку. Но Дубягу более интересовал не сам двор, а тот самый мрачный, фиолетовый дом, и вот к нему- то, как он отметил для себя сразу, примыкал под прямым углом, ещё один такой же, довольно высокий дом, но совсем уж неприглядный, из кирпича и без какой- либо внешней отделки. Этот дом, собственно, сразу и обужал всё пространство двора, сразу задавая ему форму некой извилистой, узкой щели, но зато у самого стыка домов имелась  ещё одна подворотня, ведущая в ещё один, не очень большой, но зато гораздо более уют-ный дворик с чахлыми кустиками и тощими деревцами. Высокая, кирпичная стена, от-делявшая его от соседнего двора, была местами от времени выщерблена и поросла мхом. Осмотрев всё это, и не обнаружив здесь ничего подозрительного, что могло бы по-служить причиной и источником его странного, недавнего волнения, Дубяга вздохнул с облегчением, и собрался было снова вернуться на бульвар, чтобы продолжить свою про-гулку, как в поле его внимания неожиданно попала, обшарпанная, дверь, находившаяся совсем рядом с той самой второй подворотней. И он решил заглянуть на всякий случай и туда, чтобы уж со всем убедиться, что ничего такого опасного, способного чем- то ему навредить нет и здесь, и не может быть в помине. Осторожно приоткрыв её, будто за ней скрывался некий свирепый зверь, или раз-мещался склад с взрывоопасными материалами, он убедился, что она вела в самый обы-кновенный подвал, и он вошёл туда с некоторым промедлением. Подвал утопал во тьме, лишь жидкий свет, пробивавшийся сквозь дверную щель, позволял разглядеть, что вниз зигзагами, постепенно исчезая во тьме, вела крутая лестница, через два поворота она уже скрывалась за выступом ближайшей стены. На Дубягу сейчас же пахнуло сырос-тью, крысиным помётом, и ещё чем- то острым, по- видимому, где- то здесь, в одном из помещений, хранились покрасочные материалы и, возможно, какие- то малярные при-надлежности.                «И здесь- одно убожество и неприглядство серости, как, в общем, везде и всегда! Нет, здесь не может быть для меня ничего опасного,» заключил он с облегчением, выбираясь наружу. И в ту же секунду, где- то очень далеко внизу что- то резко и сильно завибриро-вало, завизжало, при этом всё пространство подвала - стены и ступени лестницы окраси-лись тревожным, багровым цветом. И тут же нечто, невидимое, находившееся где- то столь же глубоко внизу, вдруг очень страшно и гулко разорвалось, сотрясая весь дом, будто разорвалась и разлетелась на тысячи частиц чугунная бомба. Всё пространство подвала немедленно начало заволакивать едким, сизым дымом, ощутимо отдававшим резким запахом серы. И тогда всё, окружающее, пространство полыхнуло нестерпимым по силе, ослепительным светом, то и дело менявшего свою силу, словно там внизу вел-ась сварка, или же силовой автомат, с помощью которого к дому подводилось электри-чество, «пробило,» и в нём образовалась сильноточная, электрическая дуга. В результа-те всё пространство в эти моменты окрашивало зловещей, лимонной зеленцой, когда же сила света спадала, цвет менялся, переходя на не менее неприятный, фиолетовый. Дубяга от, охватившего его, страха невольно начал пятиться и вываливаться на-ружу из этого, как оказалось, всё же с большим подвохом подвала. Но не успел он ещё выползти наружу, когда всё уже стихло, свет померк, и подвал снова погрузился в тиши-ну и непроглядную тьму, будто никакого взрыва, или чего- то очень похожего на него, здесь в помине не было.                «Вот гадость!» В сердцах воскликнул он. «Всё – таки случилось здесь что- то поганое! Не даром я чувствовал это, когда шёл мимо. Не дай Бог, ещё кто- то убился невзначай там! Наверное, мне надо бы сходить туда на всякий случай, проверить, чего там такое грох-нуло, и не пострадал ли кто- то? Потом, ведь, греха не оберёшься, пристанут, начнут об-винять ещё, что не помог, коли бедолага какой там оказался! А так, право, не хочется мне это делать, спустишься вниз, а там- эти крысы, грязь, да и фонарика, к тому же, у меня нет!» Рассуждал и метался Дубяга, не зная на что решиться, и как ему лучше пос-тупить в этом случае.                –Может быть, вообще, мне потихоньку отсюда смотаться, от этой, не понятной, аварии, либо, всё же лучше, остаться, и подождать неизвестно чего, или пойти всё же туда, и, хоть глазком, да глянуть на последствия, всего произошедшего, и затем уж решить всё для себя окончательно?- Его немало, к тому же, ещё удивляло, и прямо- таки озадачивало, что никто из жильцов не испугался, не выбежал наружу с криками, чтобы достоверно разобраться, что такое, в самом деле, приключилось, и так страшно сотрясло весь дом, и нет ли опас-ности от этого для их драгоценной жизни! И, вообще, хотя бы как- то разобраться с этим непонятным происшествием. Не известно, на чём же, в конце- концов, он, всё- таки, остановился, и что бы выб-рал из всего, им мысленно перебираемого, как к его, неописуемому, изумлению снизу, из той самой глубины, из этого вонючего подвала, где, казалось бы, ничего уже не должно было оставаться, способного на, хотя бы к какое- то передвижение, до него донеслись чьи- то неторопливые шаги и беззаботное, легкомысленное посвистывание. Кто- то, аб-солютнр здоровёхонький, пренебрегая жуткими последствиями, прогремевшего, взрыва, как ни в чём не бывало, поднимался наверх, к тому же ещё непонятно каким образом, превосходно ориентируясь в кромешной тьме подвала!    Каково же было изумление, испуг и невообразимая куча всяких других чувств и мыслей, перемешавшихся сразу же, в голове Дубяги, когда, он, наконец, смог разглядеть того чело.., но, нет, нет! Это, конечно же, был не человек, а существо инфернального ми-ра, в котором Дубяга с ужасом узнал своего давнего мучителя и врага! Однако, долго уд-ивляться и приводить свои мысли в порядок, как ему вести себя в этой ситуации, и что такое ещё он может сразу же, долго не раздумывая, предпринять для своего спасения, а, если уж никуда не дёргаться, то как бы следовало ему вести себя с этим страшным сво-им, ненавистным, врагом, Дубяге не пришлось. Потому как сам демон, едва заметив Ду-бягу, без малейших промедлений, сам, как вихрь, налетел на него, схватил за горло, при-вычной, удушающей, хваткой убийцы. -Кто тебе сказал, что я люблю всегда здесь выхо-дить наверх, отвечай мне, толстожопый, а то задушу тебя прямо здесь, как птенца!-                -И заранее предупреждаю тебя, не вздумай врать мне, потому что я всё равно узнаю!-                -Я никого не ждал!- вскрикнул Дубяга, пытаясь изо всех сил выпростаться из лап дем-она,- п-просто зашёл сюда посмотреть, как здесь- всё! Из любопытства,- уточнил он, из-виваясь всем телом, и ощущая с, ужасающей, ясностью, что ещё секунда, и он задохнёт-ся от, неумолимо сжимавшейся на горле, жестокой хватки злодея.                -Врёшь же всё, чую, что врёшь мне, сука, видите ли, зашёл смотреть он здесь чего-то! Чего тут можно смотреть, покажи мне!- Резким, каким- то пеликаньим голосом перед-разнил он его, кривляясь в своей обычной манере.- Чего смотреть- то здесь!- Повторил он.- И почему сюда, а не, к примеру, туда вон, в соседний двор, совсем, ведь, рядом? Да-вай, толстожопый, «колись,» говори всю правду мне, а то раздавлю тебя прямо здесь же, на месте!-                -Да, да, было кое- что,- едва дыша, и с трудом преодолевая, то и дело перехватывавшее, дыхание, хрипел из последних сил Дубяга, не имея уже никаких сил к сопротвлению,- когда шёл по бульвару, заметил дом фиолетовый, и тут сразу ощутил беспокойство ка-кое- то, непонятный страх, зашёл посмотреть отчего это!-                -Ага, ага! Теперь верю, страх я понимаю, ну вот, на что- то ещё похоже! Ты так всегда мне теперь и отвечай, на будущее тебя предупреждаю, потому как мы с тобой ещё не раз встретимся. «Сольёшь» сразу всё, тебе же легче будет, и меньше мучиться придётся,- до-бавил он веско, выпуская из своих когтищ, совсем поникшего, и обессилившего, Дубягу.                -Давай, давай, толстяк, не раскисай! Соберись, говорю, мне ещё кое- что сказать тебе на- до, важное.- Но никакого разговора не получилось, Дубяга совсем ослабел, и ни на что в бли-жайшее время был не годен. Кое- как перетащив его на бульвар, мучитель бросил свою жертву на ближайшую скамью, сам, сидя рядом, дожидался, когда тот начнёт приходить в себя. Прошло долгих двадцать минут, когда тот, наконец, засопел, задышал, и, с труд-ом приподняв голову, начал недоумённо озираться, вспоминая, что с ним такое приклю-чилось. Увидев же рядом с собой Гадожжёнова, с ужасом отшатнулся от него, и попыта-лся кинуться по бульвару прочь от злодея, куда- ни будь, но лишь бы подальше от сво-его мучителя. Но зверь сейчас же сумел с необыкновенной ловкостью схватить его за ру-ку, и после недолгого сопротивления удержал его на месте.                -Куда собрался ты, толстяк! Ты разве не понял ещё, что от меня не сбежишь никуда, не скроешься, я же достану тебя везде!- Вразумлял, и втолковывал он ему.- И вот что, не бойся ты так, я тебя мучить пока не собираюсь!-                -Какой же ты слабый, толстяк, оказался! Ведь, совсем ещё недавно ты неплохо, вроде, бегал, а теперь во что превратился? Отяжелел, раскис, совсем сырой какой- то стал, то-го и гляди сдохнешь у меня тут на руках, а ты ещё мне пригодиться можешь!-                -Сперва мне от тебя кое- что получить требуется. Потом уж околевай, коли хочешь, пле- вать.-                -Забирай, забирай, что хочешь, только оставь меня в покое!- Чуть ли не рыдая, заторо-пился Дубяга, я готов всё тебе отдать.-                -Ха- ха!- Глумливо, с откровенным презрением глядя на несчастного, хохотал зверь,- Ты что же, толстяк, подумал обо мне! Мне деньги что ли твои поганые нужны, вещи сра-ные твои! Ха-ха! Я могу сам тебя наградить, скажи, чего бы ты желал более всего?                - Ничего мне от тебя не надо! Скажи мне только, чего добиваешься, и разойдёмся?-                -Ты что ж, совсем не догадываешься!- Прищурился зверь, критически всматриваясь в, вконец измотавшегося душой и телом, Дубягу.                -Откуда, как я могу знать!?- Уныло промямлил Дубяга, и вдруг весь затрепетал, задрож-ал, выпучив в испуге глаза на своего мучителя. Он и подумать не мог, чтобы ему самому пришлось когда- то обсуждать то, не раз, и в подробностях описанное в сказках, и в не-которых, знаменитых, мистических книгах, коварное предложение нечистой силы об-менять человеческую душу (то, что остаётся от человека после его смерти) на то, что же-лают заполучить некоторые наивные глупцы и недалёкие люди.                -Я никогда не соглашусь на такое,- неожиданно твёрдо для самого себя, ответил Дубяга.                –Можешь меня убить, только я никогда не пойду на это, я- христианин, и душу свою ме-нять не стану на всякую чепуху и фантики!- Крикнул он отчаянно и визгливо, опять чуть не плача, пугая, проходивших мимо них, прохожих.                -Да, тихо ты, чего так раскричался- то!- Зашипел демон, с, непередаваемой, злобой воз-зрившись на Дубягу своими жёлтыми, звериными бельмами,- чего доброго подумают, я и, вправду, собираюсь тебя здесь зарезать!- И вдруг, моментально перескочил на совсем другой тон, вальяжный и доверительный.- Вот так удивил ты меня!- Загоготал он.- Да ты, я гляжу, смельчак!-                -Ну, ладно, хер с тобою, сука толстожопая! Пока оставим это,- снова вернулся он на свою прежнюю, злобную, и раздражённую, манеру общения,- начнём с другой стороны.                -Вспомни, как ты работал раньше у нас на одной хитрой машине, выдавливал человече-ский жир! Да, да, так и было,- подтвердил он, перехватив недоумённый взгляд Дубяги.                -Мы только его называем не жиром, а хлебом, по- нашему- гаввах. Так вот, тебе разре-шали его есть, и он тебе очень нравился. Конечно, это был чёрный хлеб, белого тебе ни-кто не давал.-                -Врёшь ты, всё врёшь!- Голосом, в котором звучали боль и мучение, вскрикнул Дубяга в испуге. Я не ел никогда такого! Потому что не переношу чужих страданий. Мне сразу же становится невыносимо плохо, едва только ощущаю этот резкий, неприятный аромат, и сразу начинаю задыхаться, а потом меня тошнит! И я бегу тогда, убегаю куда- ни будь, мне всё равно, лишь бы подальше скорее, только не чувствовать бы, не вдыхать этот не-выносимо резкий и тяжкий дух.                -Гм, странно, очень странно, но, пускай, допустим, что я поверил тебе, что ты начисто всё забыл, и ничего уже не помнишь из своего прошлого, что, казалось бы, было совсем ещё недавно.- Демон вздохнул с притворным смирением.- Допустим,- повторил он,- я ве-рю, что всё так и есть на самом деле, хотя там у нас ты был совсем другим, не таким слизняком, как теперь,- с нарочитым пренебрежением произнёс он, глядя на, уныло си-девшего рядом, Дубягу.                -Ну, пускай, всё будет так, как ты мне сейчас здесь истерил, но взгляни тогда на тепере-шнюю свою жизнь, какой же ты к хрену- христианин! Взял, и заграбастал себе у людей миллионы, по- сути, отнял у них всё, и ничего, нисколько тем не смущаешься, не мучае-шься, не страдаешь от того, как только что ты уверял меня. Наоборот, живёшь себе в своё удовольствие, жируешь, как хочешь, со своей толстожопой семьёй, а другие в это время, может быть, с голоду подыхают! А тебе- то и дела до них нет никакого.- Злодей снова вздохнул, теперь уже от того, что ему так долго приходится возиться, тратить своё время, чтобы сломить волю этого, ничтожного, слабого человечишка, который смеет ему сопротивляться!                -Я ни в чём не виню тебя, между прочим, нисколько не осуждаю, пойми меня правильно, наоборот, всячески одобряю, так и надо всегда! Ведь, понятное дело, коли станешь всем помогать, сам скоро останешься без штанов!-                -Я только хочу показать тебе твою нелогичность, и очевидную для меня непоследовате-льность в словах твоих и делах. Согласись же, то, что ты мне говорил про твои чувства, оказывается полным враньём, а на вранье, толстяк, особенно, когда ты врёшь сам себе, далеко не уедешь.- Демон оживился, входя в раж.                -Да, если бы только ты был настоящий христианин, знаешь, что бы было? От тебя та-кой бы нестерпимый дух пёр, что я бы и на десять шагов к тебе приблизиться побоялся. В тебе же никакого духа не ощущается, так чадит чего- то потихоньку вонючее, пустя-ки.- У себя дома Дубяга оказался лишь поздно вечером, в десятом часу, и, едва поужи-нав, сразу же завалился спать, до того измотал его своими бесконечными рассуждения-ми и лукавой всякой казуистикой этот злобный пришелец из нижних миров. Однако, ро-вно в четыре часа ночи он проснулся ни в одном глазу, и более спать уже не мог, потому что в мозгу его сейчас же завелась, и безостановочно, застучала одна и та же страшная, парализующая его волю, мысль: «Господи! Что же мне делать! Как мне поступить, что-бы выпутаться из этого ужасного капкана, ведь, он же добьётся своего, и погубит меня!»    Среди прочих, бесконечных своих, вчерашних, навязчивых рассуждений, демон, между прочим, поведал ему, и такое, мол: «Нужен он им не такой, как сейчас, слюнтяй и дрожащая вошь, а бестрепетный, ни в чём и никогда не сомневающийся, воин. И пред-назначен он для их великого, милостивого повелителя Гангурта, который собирает всех бесов и людей, ненавидящих всех, и всех вокруг себя, на загадочное, волшебное место «Армагедон,» чтобы устроить общий смотр своего великого, несметного воинства.» Дубяге сразу же показалось очень подозрительным, чтобы повелитель такого ос-тервенелого сброда самых жестоких мучителей и убийц был бы, хотя бы к кому- то ми-лостив. Но главное ему было, вполне, понятно, демон старался уговорить его заведомо отказаться (оформив всё договором с подписью, сделанной им кровью), даже от возмож-ности попасть в миры просветления, и, таким образом, в результате прямиком очутить-ся у них, в их подземных, сатанинских казематах, и в дальнейшем пополнить их воинст-во. Было ясно, что бесы уже активно готовятся к, предстоящему, сражению. Всё это живо, с душевной болью, припомнив, Дубяга снова обратился лишь к од-ному, неотвязчиво звучавшему в его мозгу, вопросу: «Как, каким хитрым способом ему удалось бы отделаться от столь ужасных, едва ли вообразимых, кем- то из его хороших знакомых, или даже его домашними, самого факта его общения с демоном, о другом же, о столь необычных притязаниях лютого демона, даже и говорить никому не стоило!?» Повторяя мысленно, в который уже раз, этот мучительный вопрос, он отчего- то вдруг вспомнил слова демона, так больно ударившие его тогда по сердцу, что никакой он вовсе не христианин, и нет в нём, мол, никакого христианского духа. «Дух, дух!» Пов-торил он, задумавшись,– а что, cобственно, это- такое, как его можно себе представить, и что он даёт человеку? Совсем ничего я об этом не помню. Знаю, что Бог- троичен, и, что Дух- одна из его ипостасей, причём же тут- человек!- Дубяга, почувствовал, что, вероятно, в отчётливом уяснении этого вопроса, как раз и может ему открыться путь к спасению, тихо приподнявшись, и стараясь, не разбу-дить жену, он осторожно выполз из- под одеяла, и, не надевая тапочек, направился в  свой домашний кабинет. Включив компьютер, он неверной рукой набрал текст: «Свя-той Дух и человек.» Выскочило множество статей, бегло просмотрев которые, он узнал о о важности и многообразном значении Святого Духа для человека, но, к сожалению, в них ничего не говорилось о его получении. И только на второй странице он отыскал ну-жное. Между многим другим, излагавшемся в ней, он нашёл такие слова: «Эти плоды вызревают только при условии теснейшего общения с Духом Святым, в прямом смысле сотрудничества с Ним. А оно, в свою очередь, проходит по четырем основным каналам: молитва, таинства (особенно Евхаристия), чтение Слова Божия, общение с людьми, с братьями и сестрами по вере. Из- за тесноты и ужаса своих теперешних обстоятельств он избрал для себя более доступное- молитву, но вскоре сообразил, что молитв- бездна, и, наверняка, существует какая- то одна, самая сильная. Когда забрезжил рассвет он сумел отыскать и прочитать то самое главное, что было нужно ему знать об умной молитве. Для себя же, как пример для подражания, он выбрал: «Беседы преподобного Серафима с Николаем Мотовиловым.» Ему очень понра-вилась также каким- то своим бесстрашным неистовством и безоглядным посвящением себя Христу брошюра «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу,» где тот, уединившись в лесу, твердил молитву по многу часов, тысячекратно и ещё гораздо больше. Но тут же он нашёл и некоторое порицание таких подвигов, вследствие чего по-боялся следовать этому примеру. Жена Дубяги, пробудившись в десятом часу, и обнаружив, что её благоверный уже поднялся, несколько раз окликнула его, но ответа не дождалась. Что её несколько обеспокоило, так как вещи мужа лежали рядом с кроватью, на стуле, а значит он ещё был дома. Пройдясь по квартире, и продолжая окликать его, она всё никак не могла на-йти его, пока, наконец, решившись, заглянуть в его кабинет, чего делать он никогда не позволял никому из своих домашних, она вдруг обнаружила его! Её Федя сидел на диване в какой- то, пугающей, неподвижной, позе, сильно нак- лонившись к полу, голова его при этом также бессильно поникла, глаза же были закры-ты.                –Федя, Феденька, родной! Что с тобой, милый!- Пронзительно вскрикнув в испуге, она было кинулась к нему, но тут же до неё донёсся спокойный и строгий шёпот мужа: «Уйди, Оксана, прошу тебя, не мешай, я скоро выйду.» С этого дня жизнь Дубяги пошла совсем по- другому, обретя иной ритм и цели на ближайшее будущее. Конечно, сразу бросить, давно налаженное, родное своё дело он не мог, да и не собирался, поэтому какую- то часть дня он по- прежнему проводил в перего-ворах с клиентами, и деловой переписке. И, тем не менее, главным содержанием тепере-шней его жизни стала умная молитва, которой он посвящал всё свободное время. И она пошла у него почти сразу, читал он её, как и советовал святой Серафим, мысленно и по частям, сначала, повторяя, довольно продолжительное время: «Господи Иисусе, Госпо-ди Иисусе,» потом переходил на: «Иисусе Христе,..,» и закачивая на: «Христе Сыне Бо-жий.» Для всякого, неискушённого и неосведомленного в делах веры, человека, навер-ное, так и оставалось бы неясным, что, именно, послужило тем «крючком,» притягате-льным «магнитом,» так сразу приобщившего его к этой молитве, человека, в общем- то, не склонного, к скоропалительным увлечениям, тем более, к таким радикальным пере-менам в собственной жизни? Во- первых, нужно напомнить, что Дубягой в это время владел страх, который заставлял его в жутком цейтноте отыскивать средства против та-кого жестокого врага, каким оставался для него демон Гадажжёнов. Во- вторых, уже вскоре, он со всей очевидностью, ощутил в себе благодатное действие умной молитвы, действия того самого, упомянутого Гадажжёновым, на бульваре, и, столь неприятного ему, Духа (Святого Духа.) Таким образом, довольно быстро Дубяга нашёл, позарез ему необходимое, «ору-жие,» против злющего демона Гадажжёнова, которым надеялся, хотя бы со временем, отразить все его угрозы. Вместе с тем, но, это произошло уже гораздо позже, до него, на-конец, стало доходить понимание, что молитва эта, и всё, связанное с ней, и есть то са-мое, очень нужное ему, что искал он, и чем хотел заполнить свою дальнейшую жизнь, в те дни, когда гулял по бульвару. Дубяга понимал, что ему предстоят испытания, которые, неискушённому, чело-веку даже вообразить себе было бы невозможно, но он прошёл уже достаточно, и знал, что в любой день его может ждать встреча с невообразимо лютым и, изощрённым в му-чительствах и даже убийствах, зверем. Но теперь он уже был не так беспомощен и слаб, как тогда во дворе, и потом, на бульваре, и мог ответить ударом на удар, и потому оста-вался твёрд и спокоен.

                Последние слова в заключение.

В том неприятном для меня случае, когда б всё, сказанное здесь было не вольным моим пересказом, недавнего случившихся, весьма, нашумевших, событий на телевиде-нии, а строгим, деловым отчётом, мне обязательно следовало бы здесь сделать некое зак-лючение с выводами, а также некоторые рекомендации для наших оперативных служб. Но, вместе с тем, как ни странно это звучит, выводы и рекомендации потребовались бы и для руководства нашей церкви, при том, по моему мнению, в первую- то очередь, име-нно, ей! Ибо всякий, ознакомившийся с содержанием книги, согласится, что главное в противоборстве с бесами сделала она, и, по- видимому, никто другой и не смог бы спра-виться с таким, поистине, фантастическим вторжением бесов в нашу жизнь.                Но как же приятно мне теперь сознавать, что никакие выводы никому не нужны, и что, написанное мной, является лишь вольным пересказом этого крайне необычного и занимательного происшествия, и что я могу без всяких лишних, никому не нужных слов, на этом завершить мой рассказ.
7 июня 1016 г