Персональная выставка, безусловно событие значимое как для истинных мастеров своего дела, так и для Ангелины Андреевны.
К нам вышла главная персона дня. Мне показалось, что с её появлением зал, в котором все мы собрались, стал светлее благодаря невидимым лучам исходившим от хозяйки. Однако ответственный за всю эту немыслимую красоту должно быть перестарался с румяной на её лице, и платье с его откровенными вырезами так же вызывало сомнения. В области талии ремешок заметно сдавливал её широкие бока, тогда как подмышками бахрома свисала слишком свободно. Но, я всего лишь мужчина, и мне не дано постичь изящные тонкости женской моды. Ожерелье из крупного чёрного жемчуга подходило к общим розоватым тонам. На пухленьком среднем пальце правой её руки поблёскивал драгоценным самоцветом перстень в виде крохотной рыбки, расправившей плавники и хвост. Нечего сказать, искусная работа. Захотелось тайком рассмотреть эту рыбку поближе.
Гостей было много. С кем-то из собравшихся я был хорошо знаком, кого-то знал меньше, так же были и те, которых видел впервые. Чувствуя себя женщиной современных нравов, эта дама не слишком заботилась о коммуникабельном комфорте в кругу приглашённых. Поначалу проникла в нас какая-то неопределённость, но позже всё само собой организовалось, когда открыли гостевую полную угощений, где всего было много и тем для обсуждения теперь хватало. Картины её висели повсюду и были они страшны. Я бы назвал эти карикатурные потуги мракобесием, но опасался, что буду поднят на смех и выставлен вон. Приходилось лицемерно помалкивать, слоняясь с задумчивым прищуром среди прочих знатоков. В беседе с гостями Ангелина Андреевна была придирчива, и следила за каждой произнесённой ими фигурой речи, но забывала при этом следить за собственной фигурой, прикладываясь без всякой меры к кондитерским изделиям.
Гости собирались в отдельные группы, что-то живо обсуждали, выпивали, звонко смеялись, после расходились по разным комнатам, затем снова собирались вместе и так без конца.
Один только я не мог влиться в этот творческий праздник. Какой-то во мне имелся социальный изъян. Зачем я вообще здесь появился? Ведь у меня одного дел куда больше, чем у всего этого сброда вместе взятого.
Ну, делу время, а потехе час. К тому же хозяйка выпила дурного отвара уже изрядно и смотрела теперь на всё вокруг, как-то расплывчато и безучастно. Ближе к вечеру гости стали постепенно разъезжаться. На прощание многие из них желали великой художнице творческого долголетия и здоровья в целом. Удивительное дело, но я странным образом застрял, где-то между пожелавшими ей здоровья и теми, кто уже выехал со двора.
— Позвольте уж и мне откланяться.
Будучи последним гостем, я направился к выходу.
— А это ещё зачем?
Спросила Ангелина Андреевна взяв меня под руку.
— Скажи, какое из моих полотен тебе понравилось больше всего?
Её слегка качнуло.
— Здесь нет полотен, у вас только картины, если не сказать картинки и они мне не нравятся.
Всё ещё вежливо отвечал я, в надежде на то, что сейчас буду отпущен. Ангелина Андреевна приняла эту новость тяжело. В тёмных глазах её запрыгали бесы, и голос стал другим. Вскоре прозвучало, что-то совсем уж неблагозвучное, после чего началась возня. Она придавила меня своей объёмной грудью к стене желая сломать что-то хрупкое, и поиски предпочла начать с карманов моих брюк. Поначалу было и щекотно, и неловко, но потом мне это надоело.
— Да отпустите вы уже.
В попытке вырваться, я услышал, что какой-то аксессуар моей одежды неприятно затрещал по шву.
— Не отпущу.
Сказала пьяная баба, и зажав в руке ключи от дома отправилась на кухню. Сейчас её шатало уже во все стороны. Уходя от меня, она манерно пыталась поправить растрёпанную причёску, и между делом снесла локтем со стены сначала одно из своих полотен, а затем ещё пару, висевших по соседству.
Что мне оставалось делать? Я пошёл за ней, стараясь не наступать на полотна размером, скажем с детский альбом или немногим больше, без учёта рамы.
На кухню заходить было боязно. Мы остались вдвоём в её огромном доме и после динамичной сцены в коридоре, теперь я ожидал чего угодно. Вообще женщины, по природе своей народец мстительный, а глупые женщины тем более могут выкинуть...
Из кухни донёсся бой посуды. Как и ожидалось, Ангелина Андреевна начала, что-то выкидывать.
Решив для себя, будь что будет, я появился в проёме двери. Испачкав десертом лицо, руки и платье, копытное неуклюже развернулось ко мне, роняя со стола остатки сложенной в стопки немытой посуды.
— Посмотрите, кто к нам пришёл!
Глядя на меня, Ангелина Андреевна улыбалась, но не было в той улыбке прежнего света. Приподняв тяжёлую руку она качнула связкой ключей висевшей на одном из пальцев, пытаясь дразнить своего пленника.
— Ты что пришёл сюда поржать и пожрать?
В игривой форме спросила хозяйка. Пожалуй, только я остался человеком, которому было не смешно и единственным, кто не польстился на угощения.
—Запомни, искусство требует жратв.
Услышав себя она запнулась, но менять ничего не стала. Ей было лень. Громыхая кухонной мебелью, хозяйка добралась до софы, стоявшей в углу напротив веранды.
Засыпая, она успела стянуть со спинки цветастое макраме и отчасти завернулась в него. После портвейна веки у Ангелины Андреевны по коровьи печально отекли вниз, а губы вытянулись куда-то вперёд и распухли. Во сне она пожевала ими, вероятно, что-то полезное вроде сочной ботвы способной повысить надои и тихо сползла на бок, придав телу естественность позы.
От нечего делать, я слонялся по кухне без всякой цели. Ещё раз бросил на неё взгляд унылой надежды, после чего присел у стола, налил себе в рюмку и выпил теперь уже без церемоний.
Зачем-то посмотрел на часы и выпил ещё. Жаль, что мне не повезло родиться художником. Картина, которую я сейчас мысленно написал с натуры, могла прославить автора, как здесь в мире суровой обыденности, так и за морями, где искушённый зритель всякого уже повидал. На моём полотне была изображена не столько спящая бурёнка, что развалилась на кухонной софе, готовясь к вечерней дойке, сколько совокупность всех элементов живописной композиции. Густой дух ароматов окутавших её, придавал произведению трёхмерный объём, что лишь подчёркивало его уникальность. Теперь только истинный ценитель способен был взять в толк, что к чему на этой лежанке.
Так и не найдя себе достойного занятия, я подошёл к окну. Весна робко наряжала в свои застенчивые девственно-нежные цвета мир во дворе и дальше, куда только способен был достать глаз. Как тут было не сделаться романтиком.
Я почти подпрыгнул, когда Ангелина Андреевна выронила из руки ключи и связка упала на пол. Быстро их подхватив, я почувствовал облегчение.
Две вороны сорвались с козырька крыши и пролетели мимо окна. Пикируя вниз и тут же взмывая вверх, они играли с ветром. Их свобода передалась мне, и было в ней, что-то озорное по-мартовски бесстыжее. Это чувство наполнило грудь, чем-то особым плеснув на палитру новых красок.
Захотелось мне совершить поступок неожиданный, что запомнится надолго. В таком деле важно захотеть, а задумка, какой бы она не была вскоре придёт сама.
Словно желая напомнить о себе, Ангелина Андреевна отрывисто всхрапнула, массивная грудь её медленно поднялась и так же плавно опустилась.
Судя по выражению лица, скорей всего сейчас ей снилось что-то сентиментальное обещавшее горячим губам холодный поцелуй и скорую разлуку. Кто знает, может быть в своём сне она прощалась именно со мной, так и не успев сделать это, находясь в относительной ясности сознания.
Но перед тем как уйти я должен был внести в эту картину последний штрих. Достав из кармана блокнот, я вырвал из него листок, написал короткую фразу, свернул вдвое, и собрался сунуть записку в трусы Ангелине Андреевне. Такой во мне разыгрался хулиган. Утром, когда меня уже не будет рядом, она проснётся, за чем-нибудь полезет туда рукой, и достав послание ознакомится с ним.
Вот будет потеха!
Конечно, эти короткие строки не имели ничего общего с длинными письмами, что дети в надежде на скорое чудо кладут под новогоднюю ёлку.
Ангелина Андреевна дважды взбрыкнула левой ногой. После того как бывшая на ней туфля слетела на пол, нога плавно отъехала в сторону. Правая нога, давно уже потеряла свою обувь и теперь только шевелила пальцами.
Не теряя времени, я взялся за дело. Осторожно приподняв макраме, а затем и нарядное платье, я чувствовал, что поступаю нехорошо, но безнаказанность и шёпот весны требовали завершить начатое.
Всё бы вышло согласно задумке, но дело обернулось иначе. По иронии судьбы или может быть по прихоти какой-то иной тайной силы трусов на ней не оказалось.
То, что я увидел, неприлично широко улыбаясь, приглашало подойти ближе, аппетитно при этом намекая:
— Привет, я твоя клубничка, съешь меня со сметаной.
Ощущение, что этой клубникой сегодня кто-то из гостей уже полакомился, появилось неспроста. Улыбка не выглядела обыденной, по-монашески обличавшей естество бытия и тщету мирских соблазнов. Тут больше было сходства с раскинувшей плавники ненасытной тропической красногубой рыбой. Вероятно, сегодня хищница уже успела съесть кого-то мелкого, а потому всё ещё оставалась голодной. Так же в пользу моих подозрений выступал факт отсутствия у Ангелины Андреевны на своём месте трусов.
— Не робей, дружок.
Кто бы сомневался, что с этим призывом рыба безмолвно обращалась ко мне.
Гадать о том, какое у меня тогда было выражение лица нет смысла. Аккуратно опустив подол платья, я находился в полном оцепенении, будто стал случайным свидетелем тёмного преступного заговора. В голове вертелась какая-то чепуха вроде той, что сметану можно поискать в холодильнике. Какая ещё сметана? Уж не собираюсь ли я вместо свидетеля сделаться соучастником или чего доброго главным подозреваемым, а может быть даже очередной жертвой? Эдаким незадачливым мальком, что наивно зазевался, проплывая мимо.
Не помню, как я выбрался из её дома и смутно припоминаю, как добрался до своего жилища главным образом потому, что теперь эта жадная до порочных страстей рыба с чёрной взъерошенной причёской преследовала меня повсюду.
Сперва я чуть было не устроил аварию, когда выехал на дорогу и обернувшись, увидел её на заднем сидении своего автомобиля. Она развалилась справа, напоминая чем-то мою каракулевую шапку, которую по обыкновению я бросаю в тот угол салона.
Автомобиль пришлось оставить, и дальнейший путь я продолжил пешком. Она не отставала, и устроилась теперь в виде вороньего гнезда на одной из веток берёзы, мимо которой я почти пробежал, не желая, чтобы всё это свалилось мне на голову. Чуть погодя, вселившись в чёрную кошку, она мяукнула, выглядывая из-под стоявшей возле крыльца лавки.
— Брысь!
Сквозь зубы шикнул я и топнул ногой.
Теперь, когда я забежал к себе домой и прислонился спиной к входной двери, было время привести мысли в порядок и успокоить игру воображения.
Стряхнув с себя груз, вернее грязь, где среди прочего, как показалось, была чья-то чешуя и липкие плавники, я бегло огляделся. Внутри все помещения имели тихий вполне пристойный вид, неомрачённый итогами похода на персональную выставку Ангелины Андреевны.
Находясь у себя в кабинете, я перебирал деловые бумаги, и это занятие меня окончательно успокоило, давая возможность оценить ближайшие перспективы.
В правом кармане, какая-то мелочь мешала спокойно сидеть. Достав клочок бумаги, я развернул его. По виду, это была моя записка, так и не попавшая сегодня под свою новогоднюю ёлку.
Но, что-то меня откровенно смутило. На своём листке, я изложил примерно следующее:
-И затаив невыразимую обиду,
-Багровый гнев по небу мчит.
-В Везувии угасшего либидо,
-Бурёнка инфернальная мычит.
Не особо поучительное вышло послание, однако было в нём, что-то от лозунгов шестидесятников, только вставших на борьбу с неоклассицизмом.
В этой же записке всё было чужим:
-Кто ты - царь или раб,
-Сильнее мни моё тесто,
-Но знай своё место,
-Плодородный Приап.
Кажется этот персонаж, не самым лучшим образом отметился в греческой мифологии.
Как записка оказалась у меня и кому была адресована, спросить себя я не успел.
Вдруг, ещё что-то выпало из того же кармана и звонко покатилось по полу. Это был перстенёк в виде рыбки, которую мне так хотелось рассмотреть поближе. Уверен, теперь подобное желание во мне угасло надолго.
Видимо украшение сползло с пальца в тот момент, когда буйная художница копошилась во мне стараясь сломать, что-то хрупкое. Почему она искала столь изысканную вещь в карманах моих брюк, я не особо задумывался. Сейчас хотелось понять другое, как вернуть этот перстень обратно?