На краю глубокого горного ущелья, по которому протекала мутная, ледяная река разместился город. Жители его много ели, пили, некоторые безудержно курили сигареты. Кто-то играл в азартные игры, а кто-то тратил все заработанные деньги до копейки, едва они касались кошелька. Жизнь представляла собой рутину, состоящую из вереницы дней, похожих, как две капли воды друг на друга. На окраине города располагалось старое тёплое болото.
Обыватели купались здесь крайне редко. В основном сюда попадали те, кто утратил надежду встать когда-нибудь на хрупкие доски мостов исправления. Этих людей нельзя было назвать несчастными, болотная трясина, хоть и была вонючей и грязной, зато в ней было тепло и комфортно. По-своему она избавляла своих обитателей от ежедневной гонки за деньгами, титулами и званиями.
Взрослые, воспитывая детей, подводили их иногда к непроглядным водам болота и строго-настрого запрещали когда-либо туда лезть. Дети показывали пальцем на купающихся в болоте взрослых и смеялись, каждый из них верил, что никогда в жизни не скатится до этого зловонного чудовища. И каждый из них мечтал, став взрослым, приобрести благородную профессию: космонавта, врача, учителя, служить примером для своих сограждан и непременно быть счастливым.
Если бы эволюция людей действительно двигалась от низшего к высшему, то люди, скорее всего рождались бы больными, усталыми взрослыми, чтобы со временем стать чистыми, как свет, энергичными и счастливыми детьми. Вот только эволюция в этих местах была обратной, и потому даже самый наивный и добрый ребёнок не был застрахован от попадания, в пожирающее человеческие тела и души болото.
Надежда у этих людей всё же была, но претворить её в жизнь решались очень немногие. В-тайне, не то, что от других, а даже и от самих себя, иногда, будучи сами с собой наедине, поглядывали они в сторону мостов исправления. Для многих вход на такие мосты был открыт. Можно сказать, он был открыт для всех, ровно до того момента, пока врач не поставит диагноз: «Ваше время истекло». Все знали об этом диагнозе, никто здесь не жил вечно. Они не были богами или ангелами, а были всего-лишь людьми из плоти и крови. Многие так-же верили, что где-то в этом кожаном мешке присутствует и душа. Душу, правда, никто из живущих ни разу не видел, но народные традиции и предания вселяли непоколебимую веру в то, что у каждого кожаного мешка обязательно, сродни волшебной палочке, есть лёгкая, как перо птицы и чистая, как улыбка младенца душа. Она-то и заставляла убеждённых в существовании души, хотя бы иногда задумываться о мостах исправления.
Проблема была в том, что почти все жители верили в то, что вход на такие мосты открывается с завтрашнего дня. Эта религия в их стране была общепризнанной и официальной и, называлась: «прихожане завтрашнего дня». Но, как и бывает во всех государствах, не все граждане этой страны были одного вероисповедания. Находились среди них и такие, кто верил в то, что вход на мосты исправления открыт для всех и не с завтрашнего, а с любого дня в календаре, без выходных и праздников.
Эту религию, конечно, тоже государство оформило официально, но прихожан в таких храмах было очень мало. Чаще всего там бывали гости из других стран, пророки и мессии, которые призывали обывателей задуматься, пробудиться и немедленно встать на путь истины. Страна была свободной: со своим собственным телом – делай что хочешь. Хочешь ешь, хочешь пей, только денег у правительства не проси и не донимай жалобами на зловонное болото.
*****
Проснулся Вадим с плохим самочувствием. Да и как спится человеку, едва укрытому стареньким плащом, под открытым небом, посреди необъятного моста, конец которого, и в особенности то, что таится там, на той стороне, видели ой, как не-многие. Те, кому удавалось пройти этот мост до конца, уже никогда не возвращались к своим согражданам, оставшимся на этой стороне. Они познали там что-то такое, что давало им сил не возвращаться и не дышать, при порывах жаркого южного ветра, гнилыми отходами старого болота.
«Шестой день ни капли алкоголя, - размышлял он, - А мост и не думает заканчиваться. Может, ну его? Пойду да куплю бутылочку вина: белого или красного. Денег жалко. Так можно и дешевого взять, это и не-заметно для кармана», - мысли роились в его голове, споря друг с другом.
Ему вспомнилось лицо его девушки Вики.
«Дорогая, я целую неделю уже на мосту исправления и, за это время не сделал ни одной затяжки!», - радостно признался он ей по телефону.
«И что, это для тебя много?!», - услышал в ответ.
- Ну, ты и гадина, Вика, как же ты меня достала! – Вспомнив приторно праведное лицо своей девушки, Вадим ещё больше захотел купить вина. – «Вот ради кого я так мучаюсь?! Хоть бы слово доброе сказала, гадость такая, я же так стараюсь, так верю! Да, пусть не всегда верю, что смогу бросить вредные привычки с первого раза, зато я не прекращаю попыток, и для меня эти семь дней стали настоящим прорывом за последние пять лет!»
Он вспомнил, как пять лет назад бросил курить. Тогда он смог продержаться целых пять месяцев.
- «Видимо, потому, что тогда не было этой занозы, которая бы постоянно меня унижала», - зло подумал он.
С тех пор, как он вновь закурил, не было в его жизни ни одного дня без пачки сигарет, а то и двух, если сильно напивался. А тут только за последние два месяца целых два прорыва. В первый раз он не курил пять дней, через месяц – уже семь.
«В следующий раз смогу больше, - решил он, - Главное - не прекращать попыток. Что бы ни случилось, не останавливаться на пути исправления».
Виктория в упор не видела практически никаких его достоинств, а если и видела, то спешила тут же их обесценить.
«Ты что принц? Корону он на себя надел! Да мало ли таких, как ты?! Таких, как ты, навалом! Ты слишком многое о себе возомнил», - любила повторять она.
Но, надо отдать ей должное: Виктория была очень красивой, однако Вадим в последнее время всё чаще злился. Едва она открывала рот, как вся её красота мгновенно улетучивалась.
«А ведь красив человек не внешним», - отметил он неожиданно для себя.
Вадим стал замечать, что чем дольше не пьёт и не курит, тем злее становится.
« - Я был добрым и наивным, слегка выпивающим человеком, а с этой святостью стал злым и категоричным».
Он встал и потянулся.
« А может всё же взять бутылочку? – задумался снова. – Просто посидеть наедине с самим собой… Что в этом плохого?»
Вадим в очередной раз с тревогой посмотрел на часы. Преодоление себя давалось не так легко, как хотелось.
«На мосту исправления, ты всегда один, - подумал он с тоской, - Даже если и удастся перейти через этот мост, вряд ли многие меня поймут и поддержат. Люди не любят тех, кто выделяется из толпы. Они вообще мало кого любят».
Виктория с ним идти не захотела. Она всем рассказывала о здоровом образе жизни, гордилась тем, что четыре года назад уже прошла по своему единственному мосту и встала, как ей казалось, на путь истинный. Тогда она приняла решение бросить курить и полностью отказаться от употребления спиртного. Мост исправления она выбрала один из самых трудных, на нём запрещалось есть мясо и рыбу, только здоровую пищу. – Вот этого Вадим понять не мог и сказал ей, что будет есть всё, что пожелает. Проблем с фигурой у него не было.
По его мнению, она рано расслабилась, и основной её мост исправления ещё впереди. Он был очень трудолюбивым карьеристом и считал, что человек должен расти над собой и развиваться, трудиться не покладая рук. Его можно было назвать трудоголиком. Только спиртное давало ему возможность хоть иногда расслабиться и перестать бесконечно размышлять о работе и карьерном росте. Он неплохо зарабатывал, но всегда думал о том, как увеличить свой доход. Вика же была натуральной лентяйкой, она в отличие от Вадима, совершенно не соблюдала режим, спала до обеда, ложилась под утро, играла в компьютерные игры, больше всего на свете любила читать свежие новости и доказывать свою правоту в комментариях к ним.
О карьере она не задумывалась, считая её стереотипом, навязанным женщинам средствами массовой информации. И к богатству тоже не стремилась. Единственное, чего она хотела, это выйти замуж и родить побольше детей. Чем их кормить и где им жить, её не заботило. Вадима она ненавязчиво, но настойчиво готовила себе в мужья, то тут, то там напоминая, что между супругами не может быть секретов или что детей надо рожать, как можно раньше и должно их быть минимум пятеро, а лучше больше, дети это благо. Вадим в свою очередь резонно интересовался, собирается ли она искать работу и что думает относительно своей карьеры, но эти темы она предпочитала замалчивать. Замечания его о своей лени, она игнорировала.
Мосты для лодырей были самыми невостребованными в этом городе, по ним не то, что никто не ходил, на них даже не смотрели, предпочитая осуждать тех, кто в них и не нуждался.
******
Глядя на противоположный берег, Антон мечтал о том, как, оказавшись там, он наконец-то сбросит килограммов сорок, нет, лучше пятьдесят – этого безобразного лишнего веса и станет, стройным и подтянутым мужчиной. А главное, когда уйдет лишний вес, каким он заделается мачо, - жена будет от него просто без ума в постели. Не придется таскать на себе всё это сало, пройдет отдышка, и жизнь приобретет новые краски. Эх, если бы только хватило сил хоть раз дойти до конца моста, увидеть, что же там такого на той стороне, где он никогда не был.
Даже в юности, он был пухляшом, культ еды в их семье был доведён до максимума. «Война-войной, а обед по расписанию», - говорила мать. «Это все очень хорошо, - в свою очередь говорил отец, выслушав любые новости от сына, - Но что мы будем сегодня кушать?»
«Ах, если бы можно было как-нибудь сочетать вкусную еду в больших количествах и умеренный вес», - думал он, продолжая глядеть на противоположный берег, но мысли о похудании только усиливали его аппетит.
Антон попал на мост исправления не по собственной воле, его сюда загнало стремительно ухудшающееся здоровье. Он не курил и употреблял алкоголь, только по праздникам, всем удовольствиям мира предпочитая еду. Как же он любил покушать, а если еще и вкусно, то вообще бы от тарелки не отходил.
Высокое давление довело его до того, что в последнее время он постоянно плохо себя чувствовал, периодически даже приходилось вызывать скорую помощь.
По мосту исправления он не шел, а полз.
Манящие запахи сырокопчёных колбас, вкуснейших сосисок и домашних котлет не давали Антону сосредоточиться на работе. Жена посадила его на строгую диету и заставляла каждое утро делать гимнастику и гулять. Он ее очень любил, и, конечно же, она была права. Но стоило ей куда-нибудь уехать, как он, не помня себя от счастья, бежал в магазин и покупал самые вкусные и самые вредные деликатесы.
- Ну взял бы кусочек, - говорила супруга Антона, доставая по приезду из холодильника килограммы мяса. – Зачем обжираться? Возьми двести грамм и поешь, раз не получается удержаться. Ну, неужели ты не можешь хоть немного знать меру?
- Мяу, - виновато отвечал он, с тоской наблюдая, как она увозит его запасы детям.
А вечером ему снова становилось плохо, так плохо, что казалось, утро для него уже не наступит. В эти минуты он опять давал себе слово, что раз и навсегда перейдет на здоровую вегетарианскую пищу и больше никогда не притронется к мясу. Мост исправления рушился, как карточный домик под его ногами и Антон снова падал в мутные воды ледяной реки. Возвращаясь обратно домой, он мечтал о какой-нибудь волшебной таблетке, которая навсегда избавит его от лишнего веса и проблем со здоровьем.
«Ну что плохого в том, что человек любит покушать? Вкусняшки для того и придумали, чтобы радовать душу. Вот если бы ещё от них не толстеть, было бы совсем отлично!» - рассуждал он.
Вот, кто его понимал и всегда поддерживал, так это кошка. Она с удовольствием ела мясо, и, глядя, как хозяин отводит душу, одобрительно мурчала. Умнее создания он, пожалуй, не встречал. Маруся жила в его доме более пяти лет и была своеобразным кухонным оберегом.
Только кошка понимала, как на самом деле важно живому существу вкусно и много есть. Никаких диет она не признавала и близко, и в дни экзекуций, - по другому Антон вегетарианские дни не называл, - кошка категорически отказывалась от здоровой пищи без мяса. Она готова была голодать, лишь бы выпросить у хозяев себе котлетку или жареные рёбрышки, ела мясо и вареное. Порой Антону казалось, что она тоже очень рада, командировкам его жены и с энтузиазмом провожает её в путь. А когда дверь закрывалась, она прыгала хозяину на руки и с особым трепетом ластилась, заглядывая в лицо. «Может, сходишь за чем-нибудь вкусненьким?» - читалось в эти моменты в ее больших круглых глазищах.
- Ты права, Марусенька, права, как никогда! – отвечал на ее немую мольбу Антон, прикидывая мысленно список покупок в ближайшем супермаркете.
«А на мост исправления пойду, когда супруга вернется», - решал он.
******
Анна Сергеевна шла по мосту исправления медленно, с отдышкой, как ходят только пожилые люди, тупо и без всякого энтузиазма. Спешить ей было некуда, потому, что она знала: этот мост для нее скорее всего, ничем не закончится. Она никогда не придет на ту сторону. Другие – да, молодые, у них еще все впереди, не у всех, но тем не менее. Она тоже была когда-то молодой…, - впрочем, что сейчас уже об этом? На этот мост ее загнали врачи и в особенности младший сын, он давно уже был взрослым, но по-прежнему верил в чудо исцеления от рака. Сама Анна Сергеевна знала…, - точнее, чувствовала, что ее диагноз – это окончательный приговор, не подлежащий обжалованию.
Что чувствует человек, когда слышит такой диагноз? Вначале это обида: совсем не так она рассчитывала прожить свою старость. И вроде все делала правильно, никогда не нарушала ни одного закона. Всегда уступала, никому не желала зла, - может, иногда, в порыве злости или обиды, но не больше, чем все. Никогда не курила, к алкоголю была равнодушна, ну, если только пригубить вина в кругу семьи по большим праздникам, о наркотиках речи вообще не шло.
Была у нее склонность к депрессиям, но разве лишь у нее? Уровень жизни населения в этом государстве был таким, что многие то и дело впадали в затяжную депрессию. Вот только рак диагностировали не у всех, а у нее. И сразу все хором, словно сговорились, начали ее спасать. Дочка каждый день названивала и упавшим голосом, спрашивала первым делом о самочувствии матери. Сын обошел всех известных врачей и все клиники в надежде найти чудо-средство для ее исцеления. Анне Сергеевне казалось даже, что он сошел с ума, когда с официальной медицины перешёл на консультации местных целителей и знахарей. Вот уж кому доверять, по ее мнению, стоило в последнюю очередь.
« - Лекарства от рака ещё никто не смог найти, - говорила она сыну. – Я, конечно, буду идти по мосту исправления, насколько хватит сил, но будь готов к тому, что для меня он может и не закончиться. Тот берег, где живут исцелившиеся от этой болезни, похож на мираж. Существует ли он на самом деле, - да еще и в моем возрасте?»
Она знала, что исцелиться не получится. Врачи ничего не гарантировали, и хотя для живого человека надежда всегда присутствует, она уже не надеялась.
«Просто знать бы, почему это случилось именно со мной, - думала она с тоской. – Чем я так провинилась перед небесами? Вот сейчас я иду, а там, впереди, что меня ждет? Могильный холмик, вот и весь путь. Хоть бы кто-то дал точный ответ: как надо было жить?! Ну конечно, была масса ошибок, да кто же не ошибался? И да, я не была святой, но и не хуже других… Все как у всех, ничего особенного, вот только рак почему-то нашли у меня, а не у тех, кто жил намного более раскрепощенной, чем я, жизнью».
Даже сейчас, на краю пропасти, она выполняла все рекомендации врачей, не ела ничего лишнего, пила все лекарства, не пропускала ни одной процедуры химиотерапии. Она всегда была правильной и хотела остаться такой до конца. Просто не умела по-другому.
«Конечно, не мне решать, кому жить, а кому нет, но вот этот сосед – пьяница, дебошир и бабник, - здоров, как бык, и Боженька никак его не наказывает! А я ни с кем не дралась, не злоупотребляла, была верной женой своему мужу, после его смерти даже и не думала о повторном замужестве. Я всегда была правильной, никого не обманывала, не истязала, честно вырастила детей, а потом и внуков и теперь – «на тебе» - награду на старости лет», - горько думала она.
Мост исправления, - она шла по нему, никуда не спеша и не глядя на часы, каждый день теперь и каждый приезд скорой помощи мог быть последним. Наручные часы ей были больше не нужны, - узнав диагноз врачей, она выбросила их в холодные мутные воды горной реки…