((основано почти на реальных событиях))
Мы в ответе за тех, кого приручили…
-- Случилось то, что случилось… --
Не хочется анализировать, почему в восьмидесятые годы начала умирать деревня. По отчётам и сводкам СССР ударными темпами строил развитой социализм, а люди, производившие продукты питания, жили всё хуже и хуже, особенно в РСФСР. Как–то легче и веселее было в городах, туда все кто мог, убегали без оглядки.
Молодёжь после школы старалась попасть в город на учёбу, получая в сельсовете справку с места жительства с обязательством вернуться, а потом - не возвращались.
Старшее поколение постепенно доживало свой век и спивалось от безысходности, не имея даже паспортов, для того что бы переехать куда-то, где есть дорога, больница, школа, клуб или дом культуры, магазины, столовая, сельсовет на конец. Тогда переезжали в пределах одной области все, кто мог организовать переезд и имел средства обустроиться на новом месте.
Дальние деревни пустели как-то разом, как только закрывалась школа, клуб-дом культуры, медпункт, а дороги ещё не было или уже не было. Снимались с места целыми концами улиц, по три-четыре семьи, переезжая в более крупные населённые пункты.
Так оставались брошенными не благополучные семьи, спившиеся или немощные соседи и целые выводки собак.
Собак на окраинах империи специально никто не разводил, они рождались сами. Во все времена в деревне ценились собаки крупные, охотничьи, породы лаек, овчарок. Оставаясь брошенными и подчиняясь инстинкту самосохранения, собаки сбивались в стаи. Случалось, крупные особи собак перемешивались с волками, принося выводки полукровок. Мелкие шли в расход, съедались волками, крупные определяли поведение стаи.
Такие помеси были наиболее опасны, так как у них отсутствовал страх перед человеком, огнём, жилищем человека. В отличие от волка, они были умнее, оставаясь дикими, как волки, крупные самки собак даже становились во главе волчьей стаи. Такие стаи искали встречи со случайными путниками за пределами населённых пунктов и внутри них, совершая разбойничьи набеги на домашних животных, собак и не осторожных людей, особенно больных и стариков.
Власти старались не замечать надвигающейся беды, надеясь, что всё рассосётся само собой, дожидаясь распоряжения свыше.
Проблема оформилась окончательно, спровоцированная последовательностью резонансных событий.
Три ужасные новости всколыхнули общественность. Заставила власти поднять зад со стула и начать действовать. В сельсоветы пришло указание собрать охотников и просить их организовать облавы.
В районной газете была напечатана статья о том, как одинокий водитель с ребёнком, преодолевая бездорожье, вынужден был остановиться для ремонта, который затянулся, и его пришлось продолжить в свете костра. Ночью, увлекшись работой, он отпустил своего сынишку по малой надобности одного, посоветовав ему не удаляться от машины. Налёт стаи был неожиданным, дерзким и стремительным из засады. Жертвой стал сначала ребёнок, а потом и сам мужчина, пытаясь отстоять сына, и размахивая в темноте головёшкой из костра. Оставленные следы на месте трагедии говорили о кратковременности и жестокости схватки.
Появилось, как водится, куча домыслов, невероятных подробностей, в зависимости от рассказчика. Говорилось по слухам о монстрах животных типа чупакабры, об их жестокости и невероятной силе, о месте их проживания, охоты. Более того, говорилось об оборотнях типа чудища с головой пса и тела человека, пожирающих людей, что пришли они откуда-то из Сибири, мигрируя по лесам, что нужно их немедленно изгнать пока они не уничтожили всех. Одним словом:
- Без паники и спасайся, кто может.
В течение месяца произошли ещё два нападения, один за другим.
Сначала молодой парень, дембель - морячок, был окружен стаей в поле, не далеко от дороги на окраине маленькой деревни. Моряк, убегая от стаи в сторону домов, бросал свои вещи. Добежав до старой скирды соломы и не в силах залезть на неё, поджёг её.
Скирда занялась быстро и сильным огнём. По ветру летели искры, по земле стелился густой дым. Судя по последовательности событий, собаки не пускали его к деревне, и он отбивался флотским ремнём с бляхой, спиной поворачиваясь к огню, не давая собакам зайти сзади. Развязка наступила, когда скирда уже догорала, и помощь уже спешила от деревни, привлечённая пожаром, криком, визгом и лаем. Собаки, примчавшиеся из деревни, струсили, и не спешили сразиться со стаей. Когда спасатели добежали до места, спасать было уже некого.
Со слов жителей деревни, видевших конец трагедии, среди нападавших собак, размерами и свирепым видом выделялся чёрный кобель, помесь волка и овчарки.
Тело моряка было истерзано до неузнаваемости, в одной руке был зажат ремень. При обыске фрагментов одежды нашли дембельские документы. Парень не дошёл до дома каких-то семь километров, час ходу.
Следом через несколько дней в соседнем селе поздним вечером два школьника были разорваны и фактически съедены собаками в конце улицы, не далеко от дома, стоявшего вблизи леса.
Это было уже через чур.
-- Большой сбор и дорога домой --
Бывалые охотники протрубили большой сбор, но собирались долго. Откликнулись все желающие, у кого есть оружие. У истинных охотников и егерей были даже мелкокалиберные винтовки и карабины, но это большая редкость, их, как правило, не показывали. Простые смертные имели охотничьи ружья, хорошо, если зарегистрированные.
Информация рассылалась в письмах по всей стране. Когда мне стало известно, что собираются расправиться с бешеными псами, я не смог оставаться в стороне и решил принять участие в облавах. На время пришлось оставить учёбу в университете. Причина с моей точки зрения была уважительная. В деканате отнеслись с пониманием.
Через день меня раскачивал вагон почтово-багажного поезда.
Вот и знаменитый вокзал узловой станции. Чем он был знаменит? Два слова.
Вокруг этого вокзала разворачивались драматические события, связанные с моим взрослением. Мне пришлось начать ездить на учёбу в большой и красивый город очень рано, после 8-го класса. Приезжая на станцию днём, на чём придётся, нужно было крутился вокруг вокзала, стараясь быть незаметным до подхода почтово-багажного поезда. До начала продажи билетов на поезд за час до его прихода, в четыре утра, оставалось много времени. Девятиклассник был лёгкой добычей местной братвы, направляемой криминальными наставниками, проповедующими воровскую романтику. Стычки заканчивались не в мою пользу, поэтому дело до кассы не доходило, и сесть на поезд без билета, стоявший две минуты было не простой задачей. В нутрии вагона можно было спрятаться на третьей полке за тюками и чемоданами. При проезде обратно всё повторялось. Теперь приходилось ждать регулярного автобуса или добираться на перекладных, как повезёт, часто в кузове грузовых машин, в ботинках и по морозу около четырех часов. Транспорт, идущий по большаку, высаживал на повёрке в глухом лесу. До полуразрушенной деревни было полтора километра, где останавливаться было не у кого, не было жилых домов. Далее до дома по лесу 4км и 6км перелесками с двумя ещё обитаемыми деревнями в стороне от дороги.
Отвлёкся. Это когда было. Сейчас я уже мог постоять за себя, и не раз доказывал это. На узловой станции меня более не трогали, узнавали и принимали за своего, получив однажды достойный ответ.
Переход в шесть километров перелесками не страшил меня в силу привычки или глупости, а лес - не пугал совсем.
Ночью в заснеженном лесу была сказка при полной тишине, когда треск на морозе дерева или льда на речке раздаётся выстрелом, заставляя присесть, а шлепок снега с веток высоких елей по краю дороги, особенно, за спиной, как громкий вздох, заставляет подобраться.
В этот раз, выйдя из тесного и душного автобуса я полной грудью вдыхал морозный воздух соснового леса и не почувствовал себя брошенным, наблюдая удаляющиеся огоньки задних огней автобуса в клубах снега. Стояла тихая зимняя ночь, ледяное безмолвие. Кругом большой лес. Привычно, и как-то по–домашнему, поскрипывал под ногами снег. Луна старательно заливала всё синим холодным светом. Над головой, выше заснеженных и развесистых елей и мохнатых заиндевелых сосен, освещённых луной, по чёрному небу проплывали редкие облака, становясь темными пятнами на белом снегу. Двигающиеся тени делали картину на искрившемся снегу живой. При ходьбе было не так холодно. Дорога перенесена не глубоким снегом только на открытых местах. Кругом заснеженный искрящийся лес и живая, меняющаяся картина светотеней. Я в сказке! Невольно на ум пришла песня «Зимняя песенка» и я запел, сначала под нос, а потом и громко, для себя и безмолвного леса:
Когда зимний вечер уснёт тихим сном,
Сосульками ветер звенит за окном.
Луна потихоньку из снега встаёт
И жёлтым цыплёнком по небу плывёт…
Постепенно лес начал редеть, переносы дороги стали больше, идти становилось труднее, начиналось поле о край леса. Не большой дорожный саквояж бил по ногам, выкручивал руки.
С выходом на открытое место приходилось временами ползти, утопая в снегу. Стало жарко, пот из-под шапки застилал глаза. Руки замёрзли. На всякий случай, я поближе переложил самодельный охотничий нож, который сопровождал меня в поездках, хотя это было опасно, вдруг обыщут и посадят за ношение холодного оружия, а без него было ещё страшнее.
Оставалось протащиться часа два - и я дома. С боку, со стороны леса раздался протяжный громкий волчий вой. Волосы на голове под шапкой собрались в узел, по спине пробежал сквозняк. Это генетическая память волной подняла страх перед волками.
Я знал, что он означает: меня обнаружили и наметили в качестве жертвы. Пока я не понял, радоваться мне или нет, что это, кажется, не собаки. Было ещё какое-то время и надежда, что охота не начнётся. Так уже бывало. Однако не в этот раз. Оставалось около трёх километров до села. При таком раскладе – это около часа времени. Это много, не успеть, если что-то не произойдёт - конец, надеяться не на что. Я ускорился, настолько, насколько было возможно. Мешал саквояж, пришлось закинуть его в снег, - потом найду. Рукам стало свободно. Привычно, ремнём на ходу примотал прочно к левой руке нож прямо на варежку, но стали сползать штаны, пришлось подтягивать их периодически свободной правой рукой. Левой я хорошо владел ножом, проводя по возможности длительные тренировки с деревянным ножом со своей собакой, когда бывал дома. Игра у нас такая была: ей нужно было схватить меня за руку с ножом.
На фоне чёрного леса едва различимо показались огоньки волчьих глаз. При отсутствии облаков было видно, как они обходят по кругу, двигаясь в стороне цепочкой, совершая высокие прыжки по глубокому снегу. Расстояние дуги и прямой дороги сокращалось. Впереди на дороге показался большой волк, он двигался мне навстречу с невероятной скоростью.
- Всё приехали, - пронеслось в голове.
Темп я не снижал, оставалась слабая надежда победить этого зверя. Более надеяться было не на что, поэтому я передвигался по-прежнему быстро, как мог. Если стая обойдёт меня, то битвы со стаей уже точно не избежать. На ходу, с трудом я начал снимать пальтишко. Пришлось остановиться и оборвать правый рукав, наступая на пальто ногами. Левый рукав остался на месте, мешал снять нож, примотанный к руке, другой, оборвав, вернул на место, пригодится на случай подставить руку под раскрытую пасть. Стало свободней, ничего не стесняло движения. Рукавицу с правой, свободной руки, я потерял. С отчаянной решительностью я сближался с крупным зверем, который несся на меня во весь опор большими прыжками. Очень скоро я узнал свою собаку, которая бежала впереди с обрывком верёвки. Внутренним чутьём она, вероятно, поняла, что мне нужна помощь и освободилась с привязи, перегрызла верёвку. Мы очень сдержанно поприветствовали друг друга и с удвоенной скоростью пустились домой. Хорошо, когда есть надёжный и преданный друг, точнее подруга, которую я, по сути, бросил. Это была моя последняя собака. Но это другая история. А пока я держался свободной рукой за верёвку, а собака с невероятной силой тянула меня вперёд. Временами я делал огромные прыжки через снежные переносы дороги. После двадцати минут интенсивного бега уже стало ясно, что мы обгоняем преследователей по дороге, они не сумеют обойти нас по целине. Мы продолжали «лететь» над заснеженной дорогой. Стая прекратила преследование и отстала на подступах к селу. Дома я собаку привязывать не стал, только освободил от верёвки и хорошо покормил - это всё, что я мог сделать хорошего моей спасительнице. Вот так.
Рано утром мы вдвоём с собакой и при ружье пробежались в поисках саквояжа, который легко нашли, а остатки пальто найти не удалось, остались на память два рукава. Это было начало моей экспедиции во имя спасения Малой Родины с большой буквы.
-- Начало похода --
В первой половине дня охотники начали собираться около сельсовета. Я не мог опоздать, наблюдал из окна нашего дома всё: разномастную толпу, запряженные сани у привязи, которые подогнали из колхоза, местную власть. Видно было, как поднялась суета, как потом оказалось - участковый, не известно откуда там взявшийся, так как жил в районе, пытался устроить проверку регистрационных свидетельств на хранение огнестрельного оружия. Этого ему не дали перевозбуждённые участники сбора. Решено было перенести на потом формальности.
Пора было показаться, заявить о себе. Наскоро собрался, проверил наличие патронов с картечью, оставил два с пулями, на всякий случай, остальные с мелкой дробью выложил, - не пригодятся. На крыльце, как обычно, меня должна была поджидать моя собака, её следовало запереть, но её нигде не было.
Выбрали старшими людей с опытом охоты на волков загонами. Разбились на группы, условились с комплектностью экипировки и формами отличия, позволяющими издалека, видеть «своих»,- красную тряпку на рукав. В дело пошли старые плакаты сельсовета. Своих собак решено было не спускать без надобности, а к ошейникам привязать по красной тряпке. В условленное время группы собрались и на подводах отправились в исходные точки облавы. По плану, составленному опытными охотниками, выдвинулись в путь.
У меня настроение было на высоте. В морозном воздухе стоял устойчивый запах печного дыма и сытой лошади, скрипели сани, раскатываясь по сторонам на чищеной дороге.
Вдоль улицы цепочкой шли четыре подводы с людьми, ещё одна с провиантом и снаряжением, это наша группа отправилась первой.
Сугробы снега на крышах домов, точно шапки, лихо заломленные набок. Домовые постройки, как белые медведи, утопали в сугробах, к ним тянулись пробитые в снегу тропинки.
Под ногами лошадей и санями громко скрипел снег, бока лошадей и морды, мохнатые шапки на людях, покрылись инеем от дыхания, заискрились. За околицей осталось село с дымящимися трубами в каждом доме. Столбы дыма поднимались почти вертикально в ещё темное поутру небо. Нас встречало морозное безмолвие.
Хорошо чувствовать себя перед началом важного дела среди вооружённых бывалых людей. Возбуждение передавалось собакам, спущенные с поводков на марше, они успевали сновать вокруг, по-деловому суетились, показывая своим видом серьёзность момента.
Стаи псов будут крутиться не далеко от захудалых деревень, где ещё теплилась жизнь, а не в лесу в силу генетических привычек. Такая особенность сразу же заставляла сравнивать охоту с облавой на людей, на оборотней. Хитрости загонов и засады на волков легко разгадывались собаками. От этого сравнение только усиливалось, а напряжение охотников росло. Нужно учитывать, что связи между группами не было никакой. Время было такое, когда телефонная связь временами отсутствовала даже между деревнями, можно было опираться только на логику, опыт и смекалку бывалых охотников, что бы как-то определить последовательность событий и действия групп, от слаженности которых зависел успех дела. Решено было по плану сужать облаву одновременно с трёх сторон, тремя группами, сближаясь к большой реке с крутыми берегами и окраине лесного массива, где отсутствуют населённые пункты и кормиться псам нечем, так как там хозяйничают волки, и они не пустят их на свою территорию охоты.
Если кому-то приходилось загонять в угол хотя бы крысу, тот знает, насколько бывает, агрессивен, и ловок этот зверёк. Устрашающий оскал в купе с безысходной решительностью не всякий может выдержать. Нет врага хуже и опасней, чем бывший друг. Вот и собаки, почти волки, идут на прорыв, как в последний бой, безошибочно угадывая действия людей, определяя слабые места в засадах. Любая заминка охотника, сидящего в засаде, может быть роковой. Страх, волнение и напряжение может быть причиной галлюцинаций и видений. Как известно, человек видит и слышит ровно то, что хочет увидеть и услышать, а у страха глаза велики, оправдываться опять же нужно, если на момент стушевался.
В первой же деревне, у нашей группы, ушедшей дальше всех по условиям загона, в самом начале случилась трагедия.
По рассказам участников, когда устраивали облаву в заброшенной деревне, выследив стаю по следам, увидели загонщики, как в пустом окне полуразрушенного дома появился оборотень с человеческим телом и головой огромной собаки. Ужас привёл в ступор всех участников облавы, кто успел увидеть пса. Стая, как по команде, устремилась в слабое место засады, на самого доступного охотника, засевшего за не высоким старым забором в сугробе. В какой-то момент он оказался на линии огня с двух сторон, и стрелять было нельзя с соседних схронов.
Молча беспомощно видели, как охотника рвали псы, а он успел сделать только один выстрел и то мимо. Стая прошла через номер, вырываясь из облавы. Раны были не смертельные, но крови много. Раненого решено было отправить в село на подводе с одним добровольцем и двумя собаками. Первая схватка оказалась не в пользу людей.
-- Первая ночёвка --
Псы ушли краем леса в направлении следующей обитаемой деревни, куда было решено отправиться на ночлег. Деревенька открылась за поворотом вся. В сумерках над крышами стаяли только два столба дыма, предвещая хорошую погоду на завтра, и словно предупреждая, что жилых два дома на всю деревню. Следы стаи прошли через деревню на хутор, который был в пяти километрах в сторону гона.
Народу было с нами много, и на особое гостеприимство рассчитывать не стоило. Разбрелись, кто куда, устраивая в первую очередь лошадей в пустые ограды брошенных домов, обеспечивая надёжный ночлег и кормёжку. Своих собак заперли в хлев дома, где ночевали, так же, не забывая покормить.
Скоро над деревней поднялись ещё три столба дыма из двух ещё крепких домов, стоявших рядом и бани, около одного из них. В домах было холоднее, чем на улице, инеем покрылись все предметы и стены. Стёкла в окнах были целы. Запах не жилого помещения тяжёл и не приятен, пахло старыми обоями с клопами, печкой, известью, сырой кожей, мышами и ещё хлебной кислятиной. Нужно было подмести полы, протопить печки. Предварительно дымом окутало всех, кто был в доме и тех, кто был на улице. Дым хвойного дерева и старой гари в печках является мерой дезинфекции помещений. Печки разгорелись, прогрелись и дымили меньше, потом совсем перестали, дым поднимался столбом в чёрное небо, от огня потянуло теплом. Сравнили условия в обоих домах и выбрали для ночлега один дом. Пока располагались и готовились ко сну, дом начал прогреваться, уже не видно было дыхания! Решено было поддерживать огонь и ночью. Лучше обстояло с баней, в которой стало тепло и сухо гораздо быстрее. От каменки веяло теплом, а пол пока оставался холодным.
Вечером, после еды и выпивки, розовые с мороза в дыму сигарет, возбуждённые со страху, самые бравые участники, перекрикивая друг друга, несли околесицу. Бывалые охотники отказались от обильного ужина и выпивки, ушли ночевать в баню, которая прогрелась, просохла. Пол в бане был сухим и чистым, но всё ещё холодным. Его застелили соломой. Я ночевал тоже в бане, на полу, подложив под себя старую попону, которую нашел в доме, а под голову рюкзак. Спали охотники, не раздеваясь вповалку на полу и на полке. От топки приятно волнами шло тепло, вьюшки на ночь не закрывали, чтобы не угореть. Ночью выла какая-то собака, не давая спать, то ли по покойнику, то ли к покойнику. Страшно.
-- Бойня на хуторе --
Чуть свет меня подняли пинками, перешагивая, чтоб не наступить. В доме криками и тумаками подняли вчерашних крикунов, которые успокоились далеко за полночь, велели быстро собираться. Опасаясь остаться одни, те нехотя подчинились. Местные помощники встали ещё раньше и вздули печки. На столе было уже чисто, лежал хлеб, лук, сало и копчёное мясо, подарок местных жителей и подогретые чайники. Наскоро перекусив, отправились на подводах к хутору. Погода была не ветреная, морозная. Дорога не наезженная. Снег громко скрипел под полозами саней.
Подойдя к хутору, окруженному редкими высокими ровными соснами, с шапками веток на самых верхушках, остановили подводы. В тальнике привязали лошадей, выставили охрану с собаками. Началась разведка. Вокруг хутора следов исхода стаи не было, значит, она на хуторе.
У трёх домов, стоявших особняком и окружённых хозяйственными постройками, следов и тропинок не видно. Жизнь прослеживалась только вокруг четвёртого ещё крепкого дома с большой оградой.
Ну вот, и ещё одна облава. На войне, правда, я не был и в армии тоже, но мне представлялось, что так и бывает при облавах на людей. Не заходя в хутор, внимательно присмотрелись к передвижениям внутри хутора. Расставили номера засад вокруг, поставив серьёзных людей в белых маскировочных халатах на самые открытые и вероятные исходы стаи с хутора, в том числе в крайнюю к перелеску баню, которая развернулась входом в сторону домов. Охотник залёг у открытой двери в предбаннике, как сугроб. Условились ждать не более часа и осторожно начать обход хутора загонщиками с собаками. Час прошёл в оглушительной тишине, хутор и охотники затаились. Только один раз кто-то шумнул в ограде обитаемого дома, и «выстрелила» замершая дверь, как это бывает на морозе при открывании. Тёмными силуэтами на белом снегу, поскрипывая лыжами, двинулись загонщики внутрь хутора, заходя с трёх сторон, соблюдая очерёдность, чтобы не создать перекрёстного огня на номерах, как уже было.
Ничего не предвещало беды. Люди на номерах не двигались, старались даже затаить дыхание, выдыхая внутрь защитной одежды. Загонщики не таились и вели себя шумно, подбадривая друг друга окриками, хотя напряжение было максимально, даже собаки загонщиков прижимались к ногам, некоторые скулили, поджав хвосты и уши. Это означало, что звери рядом. Неожиданно около упомянутой бани как-то разом прогремели четыре выстрела, хотя там было однозарядное ружьё. Так умеют стрелять только очень опытные люди. Тут от жилого дома понеслись на загонщиков несколько собак, застав их врасплох. Только вослед удалось застрелить двух зверей. С другой стороны разом закричали истошным криком два загонщика, находящихся не далеко от заброшенного дома, и там поднялась беспорядочная стрельба. Стреляли двое, часто и быстро. Как выяснилось позже, на них выскочило несколько собак и чудище, в лохмотьях одежды, которое передвигалось большими прыжками на четвереньках. Стреляли по всем сразу, положили трёх больших собак. Чудище исчезло, как его и не было. А около бани снова прозвучали два выстрела почти дуплетом, и всё стихло.
Находящиеся по центру загонщики, ничего не понимая, продолжили движение в сторону бани, через центр хутора. Напряжение зашкаливало. Подойдя к дому, двое с разных сторон начали обходить дом, а один, сняв лыжи на крыльце, толкнул дверь и буквально ввалился в сени. Раздался истошный крик, два выстрела. В открытую дверь охотник кубарем выкатился обратно уже без ружья. Тут же разгребая руками и ногами снег, полез под крыльцо. Когда подошли две других, то выяснилось, что паника была ложная, что стрелял он в комбинезон, набитый соломой для какой-то цели старыми хозяевами, который был подвешен на полати, напротив входа в избу, напоминая повешенного. Картечью выбило остатки стекла в окне напротив двери, и только чудом не попало в одного из двух охотников, обходивших дом.
Стрельбы больше не было. Облава закончилась. С номеров сообщили, что стая соединилась за околицей и в количестве 12 голов ушли по замёрзшему руслу реки.
Трагедия разыгралась около бани. Никто не видел, но судя по результатам, охотник подбил четырёх собак первыми выстрелами и расслабился. Потом он дожидался конца загона, когда на него выскочило чудище. Он дважды стрелял по нему, но не попал и получил рваную смертельную рваную рану на шее.
Следы с кровью, не понятно чьей, уходили сразу за баней по реке.
Связи в хуторе не было никогда. Нужно было добираться всего одиннадцать километров вдоль реки, по которой уходили следы стаи, через небольшой лес, в село, с колхозной конторой и сельсоветом. Стало понятно, что нам досталась самая большая стая и что размеры явления явно недооценили. Сборы были короткими. Уже никто не комментировал события. Подогнали из охранения подводы, загрузились. Уложили и укрепили погибшего охотника вместе с убитыми собаками в сани со снаряжением, и молча, двинулись в путь. Двое в этих санях лежали высоко, прямо на убитых собаках.
-- Вторая ночь --
Дорога заняла около двух часов. К селу подъезжали уже в темноте. Без труда отыскали сельсовет, где в окнах горел свет, и ждали известия от других групп. В целом погибших было уже 2 человека, один ранен и 4 дезертира, убитых собак восемнадцать. Причиной гибели охотника в другой бригаде было убийства по неосторожности, вероятно, со страху. Только в нашей бригаде был один убит и один ранен собаками. У нас сразу отыскались два человека, которые изъявили желание сопровождать труп до места. Запретить было нельзя, пришлось согласиться. Все вопросы отложили до утра. Приём в селе был знатный. Приготовили ночлег, еду, баню, позаботились о лошадях, освежевали убитых собак, чтоб не выбрасывать шкуры. Мясо не выкидывали, так как зима и мало ли что. Вообще-то собак есть было не принято, хотя мы уже ели, как оказалось, копчёное мясо на первой ночёвке.
В сельсовете предложили помощь и трёх добровольцев, одна из которых была девушка, две подводы и сменную лошадь. Согласились. Решено было не вставать с первыми петухами, а отдохнуть. Засыпая, на удобных полатях, раздетый, после бани в протопленной избе, я слушал сквозь сон о дочке егеря, которая одна сумела отбиться от стаи в прошлом году, когда собаки напали на её подводу при возвращении с лесного хутора после охоты. Счёт был большой и в её пользу, кроме двух волков она привезла шесть собак. Уж не её ли любопытные красивые глаза, из-под большой лохматой шапки, я видел сегодня?
Снилось, что мы с ней гуляем по красивому лугу по-над речкою, кругом яркие цветы, васильки, ромашки, жёлтые одуванчики, иван-чай, зверобой, божественно пахнет свежей скошенной травой и цветущей липой. Мелькнула мысль, что такого цветения и запахов в одно время не бывает, но это ерунда, девушка держит меня за руку и шепчет мне на ухо, что зовут её Симой.
- Какое необычное имя, - подумал я.
На душе было солнечно и радостно. Рука её была крепкая, сухая, нежная и тёплая. Я пытался заглянуть в её глаза, но она держалась со стороны солнца, и я кроме рыжих густых волос толком ничего не видел. Она смеялась. Со стороны домов деревни к нам во всю прыть неслась большая собака. Была уже видна страшная пасть, а у меня не было даже ножа. Я убрал девушку за спину и приготовился сразиться со зверем. Она сильно и требовательно развернула меня к себе лицом, спиной к собаке.
- Ты чего? – закричал я. Кто-то тряс меня за плечо:
- Чего это ты, студент, воюешь, чего вцепился в меня? Напугал, убьёшь ещё ненароком. Спи, давай, бл-ть, а то завтра домой отправлю, на ху-. Напугал паршивец, - прошипел мне в лицо старый охотник.
Дезертиры перепились в хлам и передрались. Разборки затянулись за полночь. Часть бойцов после бани и угощения на правах народных героев начали приставать к бабам, и получили мощный отпор от местных самцов. Бились по–взрослому, обстоятельно. Только матёрые охотники вели себя скромно и солидно, держались особняком, поминая и оплакивая одного из своих, погибшего около бани при последней облаве, матерились не громко. Я старался держаться с ними, учитывая молодость, был на подхвате, чувствуя спинным мозгом, что так вернее, да и солидней. Хорошо ещё, что они не гнали меня от себя, уважали моего отца, наверно.
-- Продолжение облавы --
Прокричали первые петухи. Погода испортилась, мело, мороз усилился, или это казалось на ветру. Мы наскоро собрались, увязали поклажу и тронулись в путь.
Наше село было в двенадцати километрах, и была почищенная дорога, которую ещё не успело перенести на открытых местах. Однако экспедиция свернула на другую, правда, наезженную в целик дорогу, в обход села, придерживаясь берега реки, о край леса с подветренной стороны. Трое охотников с собаками на лыжах пошли по следам стаи, по руслу реки, скрываясь от ветра.
Наметили встречу через три километра, где река встречается с дорогой. Далее ещё через два – три километра была заброшенная деревня, Изиповка, с одной улицей на берегу этой речки с двумя жилыми домами, в начале и конце. Дальний конец деревни был привлекательным местом для волков и окрестных незамужних баб, так как хозяин, ещё не старый, крепкий, не пьющий, матёрый мужик, содержал стадо овец, несколько коз и вёл образцовое хозяйство, имея две выездных лошади и одну крепкую рабочую лошадь, а уж мастер был - на все руки.
На втором конце, рядом с огромным вязом, в крепком, но маленьком домике как из сказки, жила ведьма, которую и уважали, и боялись одновременно. Однако, если что, бежали и ехали к ней. Да она и сама была подвижная очень, редко засиживалась дома, везде появлялась вовремя. Она не пугалась ни волков с медведями, ни собачьих стай, ни лешего, ни чёрта. Поговаривали, что она умеет разговаривать с животными, они понимают и боятся её. Убеждались в этом не раз на примере домашних животных.
Решили поставить засаду на дорогу, ведущую в сторону от реки к нашему селу, и на дорогу, уходящую с середины деревни через лес на большой тракт, к другим маленьким деревням, которые располагались одна за другой вдоль широкой просеки векового леса, по тракту. Если стая в деревне, то останется ей одно направление по руслу реки, поэтому решили идти без разведки. По руслу реки уже не далеко место главной, конечной засады, куда с трёх сторон сходились бригады.
Устроили привал в одном перелеске, не далеко от деревни, где река упиралась в дорогу. Людей отправили на номера с перерывами по одному на лыжах четырёх человек, на двух подводах с собаками. Я вызвался в засаду, приятно пробежаться на лыжах, после сидения на санях. Хотелось попасть вместе с девушкой в одну из двух засад, однако не вышло, и пропало настроение. Она отправилась охранять дорогу в сторону нашего села. Успела лукаво улыбнуться мне, когда объявляли разнарядку. Она всё поняла без слов, глядя в мою сторону.
- Сима, - услышал я уже сзади, - покличь мою собаку, она тебе пригодится, - громко сказал старый охотник.
- О, как, - значит к тому же она Сима.- пронеслось в голове, так мне приснилось или я слышал сквозь сон, что её зовут Сима.
- Стрелка, Стрелка, иди ко мне, - прокричала, не оборачиваясь, девушка с уходящей подводы, и собака кинулась вслед, игриво вскидывая ноги и крутя головой.
Уже нехотя я встал на лыжи и через десять минут пошёл следом. Устроились в засаде вдоль дороги, уходящей на старый тракт один за другим на расстоянии метров через 80-100, но в прямой видимости. Спрятались в кустарниках, окопались в снегу. Масхалаты скрывали хорошо, если не знаешь, пройдёшь рядом. Через час загон начался от реки. Прозвучал первый выстрел, и на нас выбежали четыре собаки на хорошей скорости. Прорваться у них не получилось, как в тире мы двое по очереди их расстреляли, до последнего номера дело даже не дошло. Раздалось шесть выстрелов со стороны нашего села. Через минут десять прозвучали ещё два выстрела с другого конца деревни. На укрытую в лесу подводу загрузили наш трофей и двинулись обратно в деревню. Там выяснили, что на второй засаде убили сразу шесть собак, и убила их Сима. Как же она стреляла, из шестизарядного ружья? Я так быстро перезаряжать не умею. Как-то стало неловко: у меня два трофея, у неё - шесть.
Оставшиеся из стаи две собаки уложил хозяйственный мужик Мохов Трофим. У него был телефон и охотничья сноровка, да и голова на месте. Он не пустил мимо себя зверей вдоль реки. Убитых собак, среди которых не было монстра в лохмотьях, хотя были большие и страшные экземпляры, то ли собаки, то ли волки, - всех отдали ему, а он не возражал против такого трофея. О нём потом напечатали в газете, что в одиночку он преградил дорогу целой стае и убил 12 бешеных псов, за что от властей получил премию по 10 рублей за голову. Для деревни это были хорошие деньги, плюс шкуры.
Вот что значит, отчитаться перед властями вовремя. Всё, компания закончена. Мы предупредили участников, что нам выгонять к конечной точке загона больше некого и разъехались по домам. Я возвращался в своё село, лёжа на санях, и рассматривая пробегающие по небу облака и красивые верхушки деревьев вдоль дороги, украшенные морозом. Солнышко играло в каждой снежинке, в каждой заиндевелой иголочке сосен. Настроение было не победителя, а провинившегося. Да ещё Сима укатила к себе домой. Кто она, чем живёт, кем собирается стать? Красивая она очень,- это я успел рассмотреть, подвижная, энергичная, гибкая. Фигуру было сложно определить под охотничьими одеждами, а фантазия на что. Одним словом, хороша девка.
- Чего студент загрустил? – услышал я знакомый голос, - не грусти отыщется она, если, конечно, очень хочешь. Только не испорть её, а то голову за неё оторвут сразу, даже здрасте не успеешь сказать. Так-то.
Говорил Максим, старый егерь, сидя спиной ко мне, и управляя лошадью. В ответ я в синее небо скривил ему рожу.
- Не кривляйся, я серьёзно говорю, и я буду первый,- снова сказал он, не поворачиваясь.
- Как он видит, - не мог понять я, - затылком, что ли?
- Поживёшь с моё, да в одиночестве, с животными, которые не умеют говорить, особенно с собаками, ещё не тому научишься. Они понимают нас без слов, а потом и сам научишься их слышать, - продолжал он,
- Дня через день-два поедут поздравлять участников облавы к ним в сельсовет, вот ты и вызовись. Желающих прокатиться будет мало, вот тебе и доверят. Опасайся только оборотня, как его уже окрестили, его же не нашли, ушел он и даже не ранен. Большая и умная собака. Бояться сейчас уже некого, сгоняешь, и с ней переговоришь, - закончил он.
- Он точно слышит мои мысли, телепатия,- подумал я
- Во – во телепатия, - согласился он, - Слово-то, какое кхе-кхе, придумают же.
-- Конец охоты --
Скоро вернулись все бригады. Крику особого не было, в сельсовете ждали уже следователи, которые сразу же приступили к допросу. Они–то и выявили неоформленные ружья, которые отняли тут же. Это потом, после похорон, через день стало известно, что гибель людей, решили трактовать, как несчастные случаи, как это точно было у нас в бригаде. На второй день, после обеда меня вызвали в сельсовет и предложили поехать с поздравлениями к соседям. До отъезда на учёбу оставался как раз день, чего не сгонять, обернусь, вечером на танцы успею в клуб, а утром выеду на учёбу. Выделили колхозную лошадь, выдали конверт с текстами поздравлений, подарки и грамоты с вечера, а утром велели выехать, благо погода наладилась и дорогу почистили.
Все уже знали о моей симпатии к охотнице, хотя я даже не успел переговорить с ней, и ни слова не сказал никому. Это деревня, где наутро известно всем, о чем успел подумать вечером. Мне сочувствовали, цокали языками, что я зря так распалился, она ведьма настоящая, и парней враз отшивает, строгая очень, что жених у неё есть и живёт он на дальнем лесном хуторе, один как бобыль. Он то ли оборотень, то ли всамделишный медведь, нелюдим, но не пьющий. Последнее в деревне было, чуть ли не приговором, и не понятно было: то ли это хорошо, то ли вообще недопустимо для строителя коммунизма, в общем, - это метка, которой метили скрытых замаскированных врагов.
Собака моя крутилась вокруг с вечера, и ночевала в приготовленных санях в ограде, где была и колхозная лошадь.
Морозное зимнее тихое утро, что может быть лучше. Дополнением была тарелка кислых щей, томленных в печи, стакан чаю, теплый полушубок, мохнатая тёплая охотничья шапка и меховые рукавицы на шнуровках, подшитые валенки. Привычно и быстро я запряг лошадь, собрался и выехал из ограды. По расчищенной дороге ехать, конечно, удобно, но на машине. Сани же растаскивает то в одну сторону, то в другую, того гляди вылетишь, чувствительно встряхивает о край расчищенной полосы, не заснёшь, да и спать не хотелось, когда ещё получится на лошади покататься. То ли дело, если добавить немного снега на дорогу, появляется колея, сани не растаскивает, благодать, даже можно не смотреть на дорогу, всё равно лошади никуда не свернуть, если развилок нет, так как по краям дороги почти в рост человека снег с дороги, который трактора нагребли.
Далее всё просто, согласно регламенту: прибыл, напоили чаем, в клубе заслушали поздравления, которые я повторял всю дорогу, вручил грамоты и подарки, чисто символические, даже как-то неловко стало, когда их развернул. Сима переоделась, не узнать. Когда поздравлял, выяснилось, что она не выше меня. Одета была по–деревенски, но красиво. Мне даже дыхалку перехватило, с текста слетел, помогли покашливания в зале, а она даже не подняла глаза на меня, улыбалась.
- Что и здесь все в курсе дела? – невольно возник вопрос.
Миссия моя была окончена. Народ не спешил расходиться. Позвонил домой в сельсовет, доложил, что часа через два-три буду дома. После этого я покрутился в клубе, вокруг походил, Серафимы нигде не было. Всё, она ушла домой. Где она живёт, я не знал. Жаль, а то бы заехал. И что?
- Здрасте, я к Вам, примите, накормите, рассмешите и спать уложите, желательно с собой.
Отвязал лошадь, развернулся вдоль дороги, позвал собаку. А она ушла куда–то, похоже, у неё течка. Нагуляется, придёт. Поехал. До конца села чуда не случилось, Сима не нашлась, а я грешным делом надеялся. Постепенно я успокоился. Лошадка бежала рысцой, легко, сворачивать ей было некуда, развилок нет. Перелески скоро закончились, начиналось открытое место с мостиком через речку в низине и всё, вплоть до моего села. Дремотное состояние как рукой сняло, когда раздался громкий вой собаки. Собаки, а не волка – это даже страшней будет, беду точно предсказывает. Днём вой ещё не приходилось слышать и лучше бы не слышать никогда. Кровь стынет в жилах, как поговаривали мужики, теперь и я знаю, что это такое. Лошадь сходу сначала присела, а потом понесла под гору. При очередном раскате саней, я вылетел из них. В руках оставались только вожжи, и я тащился сбоку на уровне саней. При очередном раскате я выпустил вожжи, так как мог быть раздавлен санями о край деревянного моста. Лошадь уже в галоп уходила от меня в сторону дома. Я соскочил на ноги, догнать повозку в валенках и полушубке было не реально. На обочине дороги, на глыбах снега стоял монстр, тот пёс в лохмотьях, по которому я уже стрелял дуплетом. Вот ты где. Ушёл в одиночку. Кушать захотелось? Или мстить собрался? Волосы под шапкой собрались на затылке в пучок, стало холодно в низу живота. В секунду нож из-за голенища валенка оказался примотан прямо к руке, рукавиц уже не было, болтались на помочах. Собака спрыгнула на дорогу и как-то боком, рыча, опустив голову, двинулась ко мне, переступая ногами. Я двинулся навстречу. Оставалось место для прыжка. Оба остановились. У меня не унималась дрожь в ногах, я расстегнул полушубок. Кроме страшной оскаленной пасти я более ничего не видел. Злость во мне зашкаливала:
- Подкараулил, сволочь. Ну, тогда иди ко мне.
Мы вцепились друг в друга. Когда я бываю очень злой, я не чувствую боли, всё приходит потом. В последний момент я встал к нему правым боком, сдёрнул с головы шапку правой рукой и засунул её в пасть псу во время его прыжка. Шапка застряла в пасти, а рука прошла глубоко в горло. Левой рукой я всадил нож в живот зверю, стараясь проталкивать всё выше к голове. Пока не понял, а скорее почувствовал, что он старается освободиться от меня и слабеет. Тогда я правой рукой схватился внутри пасти за что смог. Упал на собаку, пытаясь прижать её к твердым снежным валунам на краю дороги. Пёс вырвался из-под меня, я оказался под ним, но хватки своей правой рукой я не ослабил. Левая рука была уже на свободе. Ею я ощущал тепло, кровь, внутренности из распоротого брюха.
- Всё, теперь точно приехали, - я оглядывался по сторонам. Никого более не было.
- Значит, вот так, поединок, - тело собаки слабело, я вынул правую руку из пасти, встал на колено. Монстр был почти мертв. На нём, как специально, была куртка или полу пальто, с лохмотьями рукавов, изодрана. Оставалось только предполагать, как она на нём оказалась. Собрав остатки сил, я поднялся и пошёл, не замерзать же. По дороге огляделся, видуха у меня была впечатляющая: шапка напоминала окровавленное гнездо, полушубок весь изодран и тоже в крови, рукавиц не было, из правой руки текла кровь, уже моя. В таком наряде добраться до дома будет сложно. Через час где-то навстречу мчалась машина, Козлик в простонародье, ещё с брезентовым верхом, зато по проходимости равных, ему не было. Ехал из района председатель того колхоза, где я только что был. Дорога проходила через моё село. С ним мы вернулись обратно к месту схватки, даже нашли рукавицы. Лошадь мою он видел с пустыми санями не далеко от села. От наших людей он знал, что на ней уехал я. Вместе мы добрались до моего сельсовета, привезли и «монстра», чтоб посмотрели на него, а то ведь не поверят. Лошадь моя пришла сама на колхозный двор. Ружьё принесли вечером домой, а собака моя так и не нашлась. Куда пропала?
Потом я узнал, что Сима живет с Моховым Трофимом в Изиповке. Она хорошая хозяйка и мать троих крепышей, погодков. От Трофима я получил в подарок роскошную охотничью собачью куртку и шапку со шнуровкой, которой гордился потом долгое время, пока она не сгорела вместе с домом, но это уже другая история.
.
фото из интернета в свободном доступе