/Юродивые ХХ века, гл. 24/.
Благонамеренность возрастает с годами.
Добролюбов
Итак, к 1912 году ВВ настолько приспособился к окружающей среде, что сумел самыми праведными трудами сколотить, "35 тысяч (вместо 25 тысяч намеченных)". О чем сообщил широкой общественности с большим ликованием, чем Архимед о своем открытии, ибо истинный половой не способен удержаться от двух вещей: от словесного поноса и от желания поведать миру о своем благополучии. Когда ВВ заполучил свою долю красной икры на этом свете, его сознание поменялось так быстро, что сам Маркс удивился бы тому, как может его определять бытие. Выбившись в аристократы, ВВ перестал употреблять слово "х/хобот/", заменив его более благородным словом "фалл", и стал опорой самодержавия. Вонючий разночинец, восхищавшийся "Песней о соколе", радовавшийся "успехам движения" и тому, что даже его дочки-приготовишки "против царя", начал возмущаться "бездушным исполнением "Боже, царя храни!"
"Сказать ли, наконец, истину (которую едва сознают через сто лет), что общественная роль в политике начнется только с того момента, когда общество, сняв шапку, поклонится Государю…", - начал пророчествовать провидец, который не мог представить, что через сто лет Государя не будет. И вообще в цивилизованных странах общественная роль начиналась с того, что общество, сняв с Государя шапку, рубило ему голову. "Государь есть лучший человек в России", - не унимается представитель того культурнейшего слоя, который определил собою духовный облик и русскую мысль блистательного начала ХХ века». Кроме самого ВВ "так думали герои и святые". "Царская власть есть чудо", - усердствовал ВВ, поскольку одним из проявлений этого чуда может быть назначение министром.
Дарования ВВ остались непризнанными царизмом, хотя этот верноподданный не забывал даже в отхожем месте сделать вклад в борьбу с противниками самодержавия. Отсюда его верноподданные роптания на незаслуженно получаемые должности и пенсии: "Талант Чернышевского ободрали на лапти Обломову", - скорбит – разумеется, о себе, а не о Чернышевском – непризнанный самодержавием гений. В наши дни он получил бы должность министра с ходу, стоило ему предъявить следы насилия на лице и заметки в защиту самодержавия. Да и подготовка у него была неплохая: одолел половину первой страницы Шопенгауэра (перевод Страхова).
Как видим, вопрос "Тварь я дрожащая или права имею?" решается с присущим Розанову своеобразием: можно иметь права, оставаясь тварью дрожащей. К сожалению у лучшего в России человека оказались враги. Тут ВВ не допускает мягкотелости: "гг. из Женевы и Парижа должны быть не просто гонимы, а истребляемы, ибо они истребляют весь смысл, которым живет народ". (А народ живет только для того, чтобы кормить ВВ, да и то если позволят жить). "Кто бережет лопух, который заглушает сад…" – тот ВВ не друг.
Начал ВВ защищать и правительство, которое, как понял "вонючий разночинец", всего лишь орган таких обывателей, как он, (Правда, не в розановском смысле), которое "одно только не подло и не пропито в России", поскольку, как показывает опыт царствующих алкоголиков, пропить самих себя все же не так просто. От посягательств Государственной Думы, которые он назвал "бодливостью безрогих коров". Любопытно, что при этом и сам ВВ чувствовал себя коровой, ибо каждый верноподданный должен чувствовать себя коровой. С рогами, естественно. "…Бежать бы как зарезанная корова, схватившись за голову, и реветь, реветь, о себе реветь, а конечно не о том, что правительство плохо…" (Чувствуя себя коровой, ВВ считал, что ругать правительство – удел ослов).
Скажите, какое чувствительное сердце не будет растрогано до самых глубин зрелищем схватившейся всем четырьмя копытами за голову коровы, которая в обычном, незарезанном состоянии этого не делает, да еще при этом ухитряющейся бежать? Образ коровы, кстати, проходит через все творчество ВВ, оставляя после себя такие же следы на лугах изящной словесности.
А за что же, спрашивается, ругали правительство? Да за то, что не способно управлять народным хозяйством так, чтобы народишко не слишком голодал, ибо процветание Розанова не совпало с процветанием России. "А на улице ветер – ведет подстрекательские беседы А. Блок – проститутки мерзнут, люди голодают… в России жить трудно, холодно, мерзко". ВВ тут же дает полный отлуп Блоку: "Какую же из замерзающих проституток согрел Ал. Блок, или хоть позвал к вечернему чаю…?" Вот это по-нашенски: ты заметил, ты и согревай. А потом тебя еще будут ругать, что плохо согрел. Упрек Блоку обоснован – действительно не согрел. А вот ВВ согрел. И даже рубль на прощанье под подушку положил. За услуги.
Не лишне отметить, что даже Василий Приспособленный не до такой степени потерял совесть, чтобы читать Блоку лекцию о «блестящем начале ХХ века». Этого блистания вообще никто из современников не заметил. Возможно, потому что большое видится на расстоянии. И блестящее тоже. Зато его заметили внуки проституток, стучавших зубами на Невском. Продолжая семейное дело, они восславили начало века и прокляли его конец, ещё более ужасный, чем он представлялся ребятам из числа хлыстов. А их правнуки в свою очередь будут славить этот проклятый конец, указывая на стремительный рост числа миллионеров и миллиардеров как главный признак процветания.
Попользовавшись услугами продажных женщин, ВВ, как обычно, отплатил им не только рублем, но и черной неблагодарностью. Он потребовал устранить не условия, вынуждающие женщин торговать собой, те самые, которые искалечили психику ВВ до такой степени, что он сумел к ним приспособиться, а самих продажных женщин. Чтоб не наводили пользователей на греховные мысли о несовершенстве существующего строя. Явно не без участия жены, связь с которой у него была даже сильнее, чем связь пола с богом, великий праведник предложил приравнять эти сосуды греха к подделке дензнаков. За то, что сбивают цены на порядочных женщин и подрывают устои законного брака, которые сам ВВ подрывал все сознательную жизнь. А за подделку государственных денежных знаков, между прочим, полагалась каторга.
Василий Васильевич обрёк своим блудодейством на вечные муки и жену, бывшую до встречи с ним честной вдовой священника. В «Хождении Богородицы по мукам» описано их существование на Том Свете: «За ногти подвешены попадьи, не уважавшие своих мужей и после их смерти вышедшие замуж. Из их уст исходит опаляющий их огонь, а из огня – змея и прилепяху к нимъ».
Решив вопрос очистки общества от скверны с присущей ему детской простотой, которая, как уверяют знающие люди, значительно хуже воровства, ВВ покинул улицы северной столицы, где как выразился несколько позднее другой ВВ, Маяковский, "только б… с хулиганом да сифилис", и отправился на пароходе по Волге. Не успел человек расслабиться, предаться воспоминаниям детства и начать сетовать на нехватку книг о Волге на пароходе (которые он, естественно, брал читать бесплатно, не приравнивая бесплатные издания к продажным женщинам), как увидел голод в Казанской губернии и холеру на Нижней Волге, а купеческая дочь, бросившая семью ради проповеди Слова Божьего среди рабочих, сообщила ему что "народ страшно озлоблен". Что поделать, если при одинаковости душевных качеств у народа одни имеют право есть, а другие нет.
"С детства мне было страшно врождено сострадание", страшно врет ВВ. И тоже с детства. (Некоторым людям вообще можно верить только тогда, когда деваться больше некуда). Поэтому в стан погибающих, чтобы облагодетельствовать хоть одного голодного хоть одним нетрудовым рублем ВВ не поспешил. Великого человеколюбца никогда нельзя было упрекнуть в том, что спешил навстречу как подвигам веры, так и гражданским. Он рванул в противоположном направлении, поскольку предпочитал пребывать в таком стане, где от любви не умирают, а рождаются. И начал борьбу не с голодом, а с теми, кто борется с голодом. Как видим, Василий Сытый и Василий Голодный были настолько разными людьми, что еще не известно, признали бы они друг друга одним народом, как того возжелала КП.
Титан мысли взглянул окрест, и душа его уязвлена стала. Он заголосил, словно одержимый бесом: литература "заражена отрицанием", "душа погибает", а стало быть, неча печь пироги и тачать сапоги, которые были так необходимы Василию Босому, "нечего думать о школах и даже о лечении больных, кормлении голодных". Этот же клич прежде всего спасать душу мы слышим и сейчас. Даже если ее придется вынуть из тела. Разумеется, из всякого правила имеются исключения: свою жену великий человек в это время лечил у профессоров в лучших больницах и возил для лечения за границу. Как видим, Василий Васильевич, написавший книгу «О понимании», достаточно быстро созрел до уровня жеребца на стойле и полного непонимания ближнего своего. Причём сумел достичь в этой области не просто больших успехов, а крайних пределов непонимания. Только книгу «О непонимании» сочинять не стал.
Более того, согласно учению ВВ, чем меньше правительство заботится о прокормлении народа, тем лучше для правительства. Наполеон ошибочно думал, что единственное восстание, которого надо опасаться это восстание голодного желудка. ВВ разрушил данное заблуждение: "Революции происходят не тогда, когда народу тяжело. Тогда он молится. А когда он "приходит в облегчение". В "облегчении" он превращается из человека в свинью", – вещает пришедший в облегчении ВВ. И великий просветитель противопоставляет волнующимся на казенной стипендии студентам крестьян, умиравших с голоду "где-то в Вятке" и просивших у властей не хлеба, а заказать молебен, пока ВВ заказывает осетринку. (Для ВВ признаком отшибности была Вятка, как для Платона – Атлантида, которую он утопил, словно Герасим Муму. Кто хочет проверить – пусть ныряет). Ну словно КП читаешь, которую одно время одолевали сомнения: выдержим ли испытание сытостью? Выдержали. Слава богу, долго мучиться не пришлось.
Как показывает пример Василия Васильевича, время низких доходов – это одновременно и время низменных страстей. Но, к сожалению, и высокие заработки не всегда улучшают нравы. Из чего и сложилось мнение, что нищие благороднее богачей.
Как обычно, пример самого ВВ свидетельствует об обратном: в свинью от сытости он превратился, но революций устраивать не стал. Сберкнижка до такой степени примирила ВВ с окружающей мерзостью, что он сам стал частью этой мерзости. И опять Розанов удивительно современен: нынешние власть имущие также ничего не могут предложить потихоньку вымирающему народу кроме молебнов.
Но как быть, если народишко голодает, озлоблен, но вымирать без остатка не желает? ВВ дает ответ и тут, причем, как восторгается г-н Щербаков, Розанов "настолько индивидуален, что, сообразуясь с общечеловеческими идеалами, во многом выстраданными тысячелетней русской историей, искал пути нравственного и духовного оздоровления всего нашего общества, а не только какой-нибудь его сословной части". И он нашел этот путь: голодающим следует" не совокупляться более одного раза в неделю, оставляя запас на "черный день". /Привык наш человек готовится к бедствиям!/. «Тогда будешь нежен к людям, привязчив, памятлив, милосерд, словоохотлив, делоохотлив, труженик без усталости, работа будет не тяжела, скорбь не будет переходить в отчаяние", - словоохотливо объясняет голодающим ВВ, уже подзабывший, хотелось ли ему вообще совокупляться, когда питался не очень хорошо. Почему он это говорит, знает только мусульманский бог Аллах, покровитель многоженства.
Как обычно, ВВ выдает за образец себя. Не может человек больше одного раза в неделю. Ну не получилось! Сами понимаете – мыслитель. А эти бабы в гроб человека готовы загнать своей ненасытностью. Образ Лушки Нагульновой, тянущей мужа от мировой революции к тихим семейным радостям постели вечен.
Не будем оспаривать право строчкогонов ничего не знать - это было бы покушение на свободу печати – тем более что г-н.Вирабов в отличие от прочих едущих всю жизнь на одной цитате осилил две, но все же самое полезное из наставлений ВВ нетерпеливому петербургскому юноше упущено. Даже негру преклонных годов будет полезно знать, что советовал прораб полового переворота молодежи обоего пола, чтобы уберечь общество от потрясений, которые могли бы неблагоприятно отразиться на благополучии ВВ. Вот что говориться в одном из самых душеспасительных сочинений великого человека, которого лукавый уже осетил своими гнусными мрежами: "Представим себе наш бал. Движение, разговоры, "новости" и "политика". Роскошь всего … Анфилада зал с белыми колоннами и сценами … И вот кто-нибудь из гостей … отходит в боковую комнату: и, увидя на столе миску с прохладной водой… вынув несколько возбужденную и волнующуюся часть – погрузил в холодную чистую воду… "пока – остынет"… И ушел. Вся разогревшаяся, впорхнула сюда же женщина… Увидев эту же миску, она … повторит то, что сделал мужчина… И, наконец, все это сделали, убежденные, что ни один глаз их не видел".
Люди стесняются, поскольку не читали КП и не знают, что в подобных невинных забавах ничего предосудительного нет. Более того, данное невинное упражнение обеспечит вам надежное спасение от пекла на том свете и от заразы большевизма на этом. Если при этом добавить в миску холодной воды, то люди получат еще и закалку, а если кипятка – то прекрасный образец тюремно-казарменной шутки.
Только зря они думали, будто их никто не видит, прикрывали дверь, а дамы даже запирали ее на крючок: "Из темного места видел все здесь происшедшее еврей…" (В нашем случае – г-н Вирабов). В оправдание Василия Васильевича можно сказать, что этим ребятам евреи чудятся всюду. Некоторые даже доходят до того, что, использовав унитаз по прямому назначению, непременно добавляют: «Получи, жидовская морда!» Само собой разумеется, "у него разгорелись глаза" и, вы ни за что не поверите, этот странный человек "стал творить над освященной без опущения креста водой молитвы". Разумеется, это были молитвы не о том, чтобы у голодающих в Вятке появился хлеб насущный, а "чтобы в этом месте ничего не засорялось у человека, не помутнялось и не слабело". Хотя бы даже в другом месте у человека помутилось до отказа. Ибо душевные качества у угнетателей и угнетенных одинаковые, а молитвы разные. Сам того не подозревая, ВВ дословно повторяет Энгельса: сущность молитвы в признании глубокого своего бессилия.
Это, кстати, та самая молитва, которая ныне у КП звучит следующим образом: "Чтоб … стоял и деньги были". Вместо многоточия появляются слова "хлеб", "рубль" и т.п. Но, по всей видимости, все же имеется в виду то место, которое богословы из КП заботливо обвели кружочком у правящего четверкой коней всадника на изображении сторублевки еще до того, как она появилась в обращении, поскольку иначе нормальный человек просто не заметил бы, о чем идет речь.
Наверное, по той же причине эти господа так любят печатать все виды объявлений о способах лечения половых хворей, которыми сами благоразумно не пользуются.
Но балы – это удовольствие дорогое, не всем доступное. ВВ сумел уберечь от крамолы и прочие разряды населения. Для этого наш прораб перестройки богословия предложил отдавать дев замуж в четырнадцать лет, а отроков в шестнадцать. "Чтоб не испортилось воображение". Как это произошло с самим ревнителем православия. А если не захотят – не выдавать бумажку об окончании гимназии. Которую ВВ незадолго до этого закрыл, поскольку "гимназии и университеты – насмешка над Россией". За что тут же получил от г.Щербакова звание "поборника русской культуры". Школы учат людей думать, а верноподданому данное качество вредно. Как видим, г-н Щербаков прав: у ВВ действительно были своеобразные "дидактические требования к искусству воспитания личности человека…", а не какое-нибудь современное суемудрие. А если бы еще удалось собрать все книги да сжечь – это было бы просто прекрасно.
Причем обязанность выдавать дев замуж ВВ возложил на священника. Наши писаки вообще обожают возлагать на окружающих дополнительные обязанности, не сопровождаемые увеличением жалования. Сам же ВВ не смог выдать замуж в четырнадцать лет даже своих дочерей. Мало того, что ВВ послал дочерей измываться над Россией в лучшие частные учебные заведения, где, как не без самодовольства поведал населению ВВ, одна плата за обучение составляет две тысячи в год. В обычные гимназии «незаконнорожденных не брали. (Щелкоперы вообще редко могут удержаться от признания, что их-то дочери не в доярки пошли). Так он еще нарушил "закон и устав", которые проповедовал другим.
Дело в том, что одно из любимейших у ВВ мест Ветхого Завета, гласит: "Пусть дочери молят бога, а мы привели им самцов со здоровыми ядрами по закону и уставу". ВВ не привел дочерям мужиков со здоровыми ядрами по закону и уставу. Хотя и придерживался всю жизнь заповеди "ядра есть – ума не надо", почему и оказался в положении, когда ядра есть, а пороха нет. (К слову сказать, если Дон-Кихот свихнулся, читая рыцарские романы, то с ВВ то же самое произошло от чтения Ветхого Завета, в котором еще не такая порнуха встречается.).
Но и это не все. Две его дочери, в том числе Танечка, которая не замужем, но "чиста, как ангел небесный", у нее воображение почему-то не испортилось, заявляют папе, что собираются не замуж, а в монастырь. Чужим дочерям ВВ в таких случаях говорил "дура", "хлыстовка", "живая богородица" и т.п. Но каждый половой имеет две мерки: одну для общего пользования, а другую для домашнего применения. Поэтому ВВ задохнулся от восторга: "Святые!". Вместо того, чтобы "вспрыснуть дочек по-старому", как он советовал делать в затруднительных случаях другим. И не абы как, а "больно-больно".
"Верочка совершит подвиг", - взвыл от восхищения хлыстовствующей дочкой любящий папа, из чресел которого вышел очередной "всемирный глагол всемирной общественности": "Всякий, оплодотворяющий девушку, совершает то, что нужно". "В замужестве… она не сохранит своей благородной личности". (А так сумеет стать "живой богородицей"). "И первый раз в жизни почувствовал, что будут духовные внуки…" Более того, когда лихорадка размножения у провидца с возрастом поутихла, он допер, наконец, что мир и так сильно перенаселен, и что путь Розанова, "по которому идет стадо и идет потому, что оно стадо", - удел серости ползучей. А потому "если она определенного влечения к замужеству не имеет – и не надо", оставил ВВ стремление выйти замуж студенточке журфака на седьмом месяце беременности перед распределением в захолустный горчичник.
"Педагогическая мудрость чеканно выразилась в розановском своеобразном, я бы сказал, философско-художественном стиле, далеком от скучной пвсевдонаукообразности, одолевающей нас теперь", - стонет от казенного восторга г-н Шербаков. (Иногда создается впечатление, что книгопечатанье изобретено исключительно для того, чтобы некоторые господа могли запечатлеть в веках свое холуйство).
Но между прочим, надо отметить, что пример самого ВВ, на который он ссылается в подтверждение правоты своих слов, свидетельствует об обратном: порол-порол его семинарист-нигилист, "народник-базаровец", г-н Воскресенский, а врать и курить не отучил.
/Продолжение следует/.