Начинался зимний морозный день. Над крышами домов стояли вертикальные столбы дыма, топили печки. За санями оставался не глубокий след по свежей пороше снега, лошадка бежала легко по расчищенной тракторами дороге, и в морозной дымке таяли очертания средней школы, стоящей посередине моего села, где я работал первый год после окончания педагогического училища.
Ежегодно районный отдел народного образования, коротко – РОНО, устраивал по вверенным школам контрольные работы с целью проверки знаний учеников, контролируя работу учителей. Содержание работ приходило в запечатанных конвертах, печать с которых снималась в присутствии контролируемого учителя и уполномоченного лица РОНО.
Мне выпала роль уполномоченного лица провести контрольную работу в самой удалённой школе района, расположенной в двадцати восьми километрах от моего села, однако это значительно ближе, чем от района. Для этой цели мне выдали конверт с заданием в школе. Завхоз подогнал лошадку, запряжённую в лёгкие сани - кошёлку, с сеном и овсом для лошади, с казённым овчинным тулупом — всё это из нашего колхоза по просьбе директора школы, валенки и ружьё с патронами были моими. С утра, после всех согласований и получения инструкций я отправился в путь. Дорога лежала через две деревни, расположенные в трёх и семи километрах от моего села соответственно. Далее восемнадцать километров - это около трёх часов ходу, был лес с маленькими просветами. Продолжительность дня в это время года в наших краях около шести часов. Первые два часа была дорога, расчищенная тракторами, и свернуть куда-либо было невозможно, даже разъехаться со встречным транспортом было не просто, по краям дороги были высокие сугробы снега, которые вырастали всё выше при каждой расчистке. Я лежал, завернувшись в тулуп, и даже не пытался смотреть на дорогу, а размышлял о предстоящей миссии и встрече с единственным учителем маленькой деревенской школы, где было шесть классов и четырнадцать учеников. Директор школы, она же преподаватель всех предметов и во всех классах, была предупреждена заранее письмом, так как другой связи с удаленной деревней не было.
Погода начала меняться, ветер усиливался, а вместе с ним появилась и нарастала тревога, причину которой определить было невозможно. С высоких сугробов по бокам дороги полетела позёмка, быстро заметая дорогу. По небу побежали кучные облака, становилось значительно темнее. Проехав обе деревни, пришлось всматриваться в дорогу, отмеченную вешками, так как кончилась расчищенная её часть, и появилась вероятность свернуть с дороги и заблудиться.
Лошадь сама искала утоптанную дорогу, однако начала проваливаться периодически в глубокий снег. Приближался лес. Наступали сумерки. Дорога в лесу стала значительно лучше, но необъяснимая тревога становилась всё больше, хотя встречи со зверем я не очень опасался, так как в наших краях это не редкость и приходилось, даже один на один встречаться с волками. Все посторонние звуки леса улавливались очень чутко, прежде всего, треск деревьев на морозе или более гулко треск льда на речке, эхом разносился по лесу, не вызывая никаких эмоций. Однако, падение целых сугробов с веток больших хвойных деревьев в глубокий снег сопровождалось уханьем, как шумным выдохом великана, заставляя внутренне подобраться от неожиданности. Под копытами лошади и под санями монотонно хрустел снег. Несколько раз очень чётко в лесу мелькали огоньки любопытных глаз обитателей леса. Когда останавливался по малой надобности, заметил, что морда лошадки и её бока, да и я сам по усам и воротнику покрылся инеем. Воздух был пропитан густым запахом хвои. Взошла полная луна, и в движение пришли тени облаков, верхушек деревьев на чистом белом снегу.
Нужно было выехать пораньше и обернуться одним днём, а получалось, что придётся заночевать в конечном пункте моего путешествия,- это совсем не хотелось. Особенно не хотелось сейчас.
Ветер стих, вызвездило. Висела полная луна, освещая окрестности. Сразу усилился мороз.
Дорога лесом закончилась как-то разом: за очередным поворотом в темноте появились не яркие огни деревни, цепочкой вдоль единственной улицы, топили печи на ночь, и столбы дыма вертикально уходили в темно синее звёздное небо. У околицы маячила одинокая фигура – это, очевидно, ждали меня, можно успокоиться, однако стало не по себе, даже выступил пот на лбу, а лошадь вздрагивала всем телом. Что это? Недоумевал я. Ближе к деревне одинокая фигура как-то разом исчезла из вида, как будто её и не было вовсе. Очевидно, это была тёмная тень на чистом снегу.
Продолжая двигаться по накатанной, не освещенной дороге, я проехал до конца деревни. В окнах домов был слабый свет и плюс свет луны, если она не пряталась за тучку, – вот и всё естественное в таких случаях освещение деревенских улиц. Собаки лаем приветствовали меня и сопровождали до полной остановки. Лошадь привычно не реагировала на них.
Школа, и ошибиться было трудно, находилась именно там, в дальнем конце деревни. Это было единственное из четырёх зданий общественного назначения, расположенных на одной улице деревни, чуть в стороне от воображаемого продолжения линии дороги. Первое, в начале деревни, было явно сельским советом с государственным истрёпанным на ветру флагом на крыше и стояло немного особняком, подтверждая свою значимость. Второе, почти в центре улицы – без спорно – магазином, с решётками на окнах. Третье, чуть поодаль, более походило на колхозную контору, и мне даже показалось, что я чувствую прокуренный кислый запах коридора, где по обыкновению толкались колхозники целыми днями в ожидании приёма по неотложным делам и старательно курили как-то даже с фанатизмом без наслаждения, по обязанности что ли.
Дом с постройками за забором в конце деревни на небольшой возвышенности, была школа — когда-то частный большой двухэтажный дом дореволюционной архитектуры: первый этаж кирпичный, с толстыми прочными стенами, очень давно побелённый – это я сумел рассмотреть даже в темноте при свете луны, а верхний – деревянный, чёрный в темноте. Во дворе школы был колодец с журавлём и три подсобных постройки, одна из которых, скорее всего, была хранилищем дров, чем по обыкновению топили печки в деревне, а две другие — хозяйственного назначения. В целом школа смотрелась внушительно и капитально, а вместе с постройками — основательно, выгодно характеризуя бывшего хозяина, который сам построил школу ещё до революции и жил при ней во флигеле с семьёй. В шести окнах первого этажа горел тусклый свет керосиновых ламп. Лошадь я привязывать не стал, так как самостоятельно с санями ей было не уйти со двора школы. Вынув накидку из саней, я укрыл лошадь, очистил от сосулек ей морду. Поить и кормить лошадь было рано, сразу после дороги. Выйду чуть позже, решил я. В полнейшей тишине, только временами потрескивал мороз, и фыркала лошадь, а ступеньки крыльца громко известили о моём прибытии, казалось всей деревне. Дверь с трудом поддалась после серьёзного рывка за ручку громким выстрелом, - успела примёрзнуть. С клубами морозного воздуха я ворвался в длинный коридор, посередине которого стояла тумбочка с керосиновой лампой и медным колокольчиком серьёзных размеров, рядом на стуле был алюминиевый бочок с питьевой водой и перевёрнутая кружкой на крышке бака. В коридор выходили четыре двери, четыре топки голландских круглых печек, по две на сторону. В конце коридора угадывались ещё дверь специального назначения — выход в холодный туалет, о чём свидетельствовал не сильный запах в зимнее время, смешиваясь с запахом протопленного детского учреждения. Свет подал из двери с одной стороны и оттуда же доносился чёткий голос учителя, произносившего текст по слогам. Мне показалось это странным, так как было около семи часов вечера, а учёба продолжалась. Наверное, они ждут меня.
Дверь неожиданно открылась. В коридор вышла молодая девушка с очень милым лицом и большими глазами, в которых явно промелькнула искра, и пробежало стадо чертей при виде меня. Одета она была по-деловому, но с изыском, а на ногах лёгкие, подшитые валеночки. Она внимательно посмотрела на меня строгим взглядом, как и подобает учителю и директору школы одновременно, я растерялся, смутился и густо покраснел. Слова застряли в горле и мешались друг другу, пауза явно затянулась. Вопрос на её лице сменился одобрительной улыбкой, и первое, что я произнёс: «Это я». Она рассмеялась, а я смутился ещё больше, разозлился и очень, как мне показалось, официально представился. Учительницу звали Валентина Петровна.
Контрольную решили проводить сразу же, благо все ученики были на месте и действительно ждали меня. Хватило несколько минут на то, чтобы оказать внимание моей лошади, спланировать остаток вечера. От ужина я отказался. Учительская была на втором этаже, где я разделся, повесив овчинную шубейку на гвоздь, и мне предложили чаю с дороги, чайник стоял на протопленной печке. Снизу доносился нарастающий шум детей, и нам пришлось свернуть чаепитие, знакомство, спуститься в класс и начать контрольную работу, пока дети не разбаловались.
Когда мы вошли в класс, шум мгновенно стих, и дети приветствовали нас стоя, им я был представлен как учитель по математике из другой школы, что соответствовало действительности. Ученики распределились по классам слева направо так, что за первой партой слева сидел ученик первого класса с учеником второго, средний ряд парт, первая парта слева ученик третьего класса с учеником четвёртого, последний, правый ряд парт вдоль окон – ученик пятого класса с учеником шестого. Получалось, что ученики одного класса сидели друг за другом, и списать было трудно - это соответствовало требованиям проверки. Быстро раздали задания для каждого класса отдельно, условия задач написали на доске, дождались встречных вопросов, ответили на них. Лица детей посерьёзнели. Ученики постарше понимали, что предстоит проверка знаний, а маленькие брали с них пример и скорее происходящее воспринимали как игру. Мы засекли время. Контрольная началась.
У меня появилось свободное время осмотреться. Валентина Петровна была действительно очень привлекательна. Под строгой и тёплой одеждой угадывалась отличная фигура спортивной девушки, тёмные волосы собраны на затылке в тугой узел, но озорная чёлка падала на глаза каждый раз, когда она наклонялась к ученику, и она незаметным жестом успевала поправить её, выпрямляясь. Я поймал себя на мысли, что мне очень хочется, чтобы она опять посмотрела одобрительно на меня и улыбнулась. Она чувствовала, что её разглядывают, и совсем не была против этого, а наоборот - улыбалась одними глазами, чуточку прищуривая их, явно стараясь не встретиться взглядом. Меня переполняло внутри и я, как собака перед своей хозяйкой, был готов кувыркаться через голову, повилять хвостом, только бы смотрели на меня ласково. С очень серьёзным видом я подходил к ребятам тут же, как только они поднимали голову с немым вопросом и тихонько, наклоняясь, подсказывал, хотя это было запрещено. С работой справились все вовремя, хотя никого не торопили. Урок закончился. Ученики сдали свои работы, и ушли домой. Всё происходило без лишней суеты и как-то уж очень по-деловому. Хлопнули двери за последним учеником, и проскрипело крыльцо, извещая, что мы остались одни в здании школы. Нужно было проверить работы, написать акт и заключение и всё упаковать обратно в конверт вместе с работами. Проверять контрольные мы решили в учительской. Поочерёдно задули лампы в классе и поднялись на второй этаж. В темноте мы столкнулись в коридоре перед дверью, и мне пришлось подхватить девушку и, невольно, прижать к себе, дабы не упасть. Я почувствовал на лице её дыхание и услышал смешок. Более всего смутил её чудесный запах сухого разнотравья, должно быть так пахнут сухие васильки. Я не сразу отпустил её. Сердце бешено стучало, и горели щёки, в темноте этого не было видно, хотя не почувствовать этого даже в темноте было нельзя. В учительской мы не сразу нашли лампу, зажгли её, и темнота отступила, а вместе с ней часть моих волнений. Я не мог поднять глаза на неё. Мне казалось, что посмотри я на неё и, если на меня не сердятся, то я кинусь тут же обниматься. Не смог я толком сосредоточиться на проверке работ, отвечал невпопад на вопросы. Душа моя летала под потолком, а меня колотила мелкая дрожь. Очевидно, Валентина Петровна чувствовала моё состояние, и её это забавляло, проверка РОНО для неё была уже не первая и она лучше меня знала, что нужно делать и как. Быстро, очень быстро всё было проверено и закончено. Поблагодарив меня за совместную работу, вручив мне толстый конверт, она сообщила, что лучше всего сразу, в ночь ехать не стоит, а следует заночевать, а поутру отправиться в путь. Меня это очень устраивало, так как расставаться вовсе не хотелось, и появлялась надежда побыть хотя бы до утра вместе. Буквально на крыльях я слетел по лестнице со второго этажа и, открыв дверь ногой, простучал по ступенькам крыльца. Лошадка моя успела перекусить и с готовностью отзывалась на мои команды. В санях мы устроились очень удобно, жаль, что вместе ехать нам пришлось недолго. По дороге она мне объяснила, что все командировочные останавливаются у одинокой женщины – вдовы, дальней родственницы хозяина дома, в котором была школа, а сама она снимает комнату в доме напротив. Хозяйка дома предупреждена и ждёт. Для меня это был удар ниже пояса, я чуть было не простонал от такой неожиданности. Даже не попрощался, а молча смотрел, как она открывала калитку к дому, обернулась и помахала рукой. Я повернул с дороги к дому напротив и въехал в распахнутые ворота в ограду.
Далее всё происходило как в тумане. Не помню конкретно, как меня встретила опрятная не молодая женщина. Лошадь я распряг у неё в ограде. Только потом вспомнил, как упирался мой конь, не желая входить в ограду, и как явно был против, что его распрягают, и только с явным удовольствием попил тёплой воды. Хозяйка наблюдала за мной, стоя в стороне. В избу она пошла впереди меня, предупреждая, где нужно быть осторожней, в темноте, чтобы не оступиться и не стукнуться. Голос у неё был резкий и хриплый, как у старух, которые много курят. Табаком в избе не пахло, а пахло сеном, как в ограде, и какой-то запах был сильней разнотравья. Вспомнил, - так пахнет лампадное масло, когда в нем зажигают фитилёк лампадки. Повторюсь, всё было, как не со мной, я остался там с юной учительницей, не хотелось верить в происходящее.
За столом, мне предложили чаю с сушками, я встретился глазами с хозяйкой и чуть не вскрикнул, на меня смотрела девушка и одобрительно улыбалась глазами, как это было только что в школе, но лицо было старое. Мне еле удалось справиться с собой, и поблагодарить за чай. Кровать моя находилась по другую сторону стола изголовьем прямо под образа, в переднем углу. Горела лампадка, освещая образ, и была она внушительных размеров заострённая вниз, чей конкретно образ, я не успел рассмотреть.
Женщина убирать со стола не стала, перекрестилась на образа, пожелала мне спокойной ночи, взяла настольную керосиновую лампу в руки, сказала, что малую нужду можно справить, не выходя из ограды, и удалилась за занавеску вместо двери в другую комнату, находившуюся тут же в избе за заборкой. За окнами светила луна и по небу бежали облака. По комнате двигались тени, всё было в движении. Я разделся и устроился на кровати. Странно подумалось мне, что кровать находится где-то не там, где их ставят обычно, а рядом со столом, в переднем углу, да ладно – это было не важно.
В голове привычно мелькали картинки последних событий и переживаний. Как всё же во мне всё всколыхнулось, что даже здесь привиделись глаза этой девушки. Пытаясь найти повод, чтобы навестить учительницу, перебирая одну глупую идею за другой, начал успокаиваться. Падал тусклый свет от лампадки. Было уже за полночь. Взгляд невольно скользнул на занавеску, и я опять чуть не вскрикнул. В щелку мне было видно, как хозяйка сидит на кровати, расчёсывая волосы, от которых летят искры, смотрит в мою сторону и как-то не хорошо улыбается, знакомой улыбкой глазами с прищуром. Пришлось с усилием закрыть глаза и отвернуться, прикинуться спящим. Так я лежал и пыхтел, пытаясь уснуть. Перед глазами совсем рядом я видел милое лицо, и меня властно тянуло к нему. Не ведаю, сколько прошло времени. Только я опять повернул голову и увидел, как женщина в ночной сорочке с распущенными волосами быстро, быстро передвигая ногами, поднимается по лунному лучу, что падал в окно, она уже не касалась ногами пола.
Ведьма, - промелькнуло в голове. Не земной ужас сковал моё тело. Деревянной, не послушной рукой я пытался перекреститься, хотя уже не помню, когда я делал это в последний раз, пришлось сесть на кровати. Лампадка оборвалась и пробила остриём подушку в том месте, где только что была моя голова. Огонёк погас, и масло разлилось по подушке, как кровь, пропитывая её. За занавеской раздался скрипучий смех, и комната погрузилась в темноту, так как луна в этот момент спряталась за тучу. В мгновение ока я оделся и вылетел из избы, с шумом захлопнув за собой дверь. Скатился кубарем по ступенькам в ограду и в полной темноте запряг лошадь, так быстро, как это не удавалось никогда, не перепутав последовательность этой операции ни разу.
Лошадь была очень напугана, тряслась всем телом и была буквально вся мокрая, в пене, как будто её нещадно гоняли. Пришлось наспех протереть её досуха сеном и накидкой из саней.
Через несколько минут я выехал из ограды, даже не пытаясь замкнуть ворота за собой, а просто прикрыв.
Я их, вроде как, и не открывал, а вечером они точно были закрыты — вспомнилось как-то разом.
Лошадь сходу понесла, позади, в темном проёме ворот ограды маячила одинокая фигура, освещенная луной.
- Это меня провожают? - мелькнуло в голове, - смешно должно быть, так струхнуть.
В доме, напротив, было темно и даже показалось, что нет окон вообще, темнели пустые проёмы. С дороги к калитке тропинка оказалась занесена снегом, и следов не было. Как это могло быть? - прошло два-три часа, и девушка скрылась именно за этой калиткой. Внутри дома явно кто-то метался, перебегая от окна к окну.
- Да, что же здесь творится - стучало в мозгу.
Ночная деревня без единого огонька скрылась за поворотом, начинался лес. Только сейчас я застегнул шубейку и накинул тулуп на плечи, устраиваясь удобней. Осмотрелся. За деревьями мелькнули чьи-то горящие пары глаз, их было много. Неужели – волки? Лошадь летела, подгонять не требовалось, пришлось вспомнить о ружье. Я начал отстреливаться от преследователей одиночными выстрелами картечью - это была волчья стая, которая сопровождала меня поодаль по краю дороги, скрываясь за сугробами и деревьями. Выстрелы эхом разносились по лесу. Из леса послышался женский крик, который стоял у меня в ушах ещё какое-то время:
- Что ты делаешь, ты можешь меня убить, прекрати стрелять.
Спиной я почувствовал, чьё-то присутствие в санях. Стало дурно от ужаса. Рукой сзади нащупал что-то пушистое и теплое, и, не раздумывая, с трудом выкинул из саней. Это оказалась большая кошка, однако, лошадь побежала легче, как будто сани сняли с невидимых тормозов. Конечно, может быть, мне это показалось? На всякий случай я ощупывал всю повозку, кидаясь во все стороны, чуть не выронив сначала ружьё, а потом сумку с патронами. Лошадь продолжала бежать сама по себе, хотя её никто не подгонял.
Всё закончилось, когда впереди показался просвет, и послышались утренние петухи предпоследней деревни. Уже шагом лошадь сама выехала на расчищенную дорогу, можно было выдохнуть. Напряжение спало, и я сидел на корточках совершенно опустошённый. Сумка с контрольными работами, о которой я только что вспомнил, отыскалась в санях, прямо рядом со мной в передке саней, хотя прежде я её не нашёл, когда проверял сани в поисках патронташа. Пакет в ней был толстый, значит, ничего не привиделось. Контрольная работа состоялась! Что это было?
На следующий день я отчитался перед директором школы, сдал казённое имущество в колхозную контору, однако щемящее чувство не проходило, меня невероятно тянуло увидеть молоденькую учительницу, и было не по себе за бегство, хотя она этого могла и не знать, хотя вряд ли - это же деревня. Было такое впечатление, что я не справился с контрольной работой, если говорить по большому счёту.
фото в свободном доступе интернета