Батюшка, а ежели мы захотим

Карл Кораллов
Удивительно как порой жизнь миллионов людей может зависеть от прихотей одного человека. Жизнь не в плане жить, живет, существует, а жизнь, как противоположность смерти.

Например, не может человек произнести слово "Навальный", что сие должно означать? – Высшую степень превосходства одного, и ничтожества другого? Презрение? Обиду? Месть? – Ну, раз, ну, два, ну, один год, а дальше просто смешно или заставляет задуматься о психическом состоянии человека, его личностных характеристиках. - Что позволено в бане, в туалете или на базаре выглядит странно, вызывает недоумение, если человек, допустим, президент, официальное лицо, находящееся под непрерывным микроскопом мировой общественности. В таком положении снимать штаны у всех на виду как-то не очень цивилизованно.

Ну, ладно. Хочется человеку - его проблемы, но фишку подхватывают едва ли не миллионы, и начинают "смеяться", угадывая желание своего хозяина.

Это другой феномен, или инстинкт самосохранения, когда люди хотят быть слугами, хотят быть рабами, хотят быть тупой бессловесной скотиной, самостоятельно назначая себе господина. Типа, бьем челом тебе, батюшка святы, прими нас людишек в свои холопы, требуем бить нас не реже... а ежели, что супротив тебя, то дважды в день. - И хорошо-то как стало, батюшка, вот и при деле мы... А затем: дай нам волю и свободу, да покрепче розгами лупи.

Или. Не нравится человеку слово "война" – какое-то оно неблагозвучное, будто преступник крадется - заменим его на "спецоперацию" – совсем другое дело. Была жопа стала рожа, убил – воскресил, напал – подарил, ограбил – осчастливил, разрушил – построил, ложь – правда и так далее...  И как-то незаметно страна стала жить в реальности одного человека, иллюзиями одного человека, в заднице одного... ублажая благозвучием, услаждая слух... и все стало прекрасно. Батюшка, а ежели мы захотим проснуться...

Как все просто. Ничего не надо делать, строить, созидать. Достаточно лишь белое назвать черным и наоборот, зло – добром.  Нет никакого военного положения, нет никакого кризиса, дефолта, мобилизации, войны, военных потерь. Есть реальность одного человека, а все остальное фейки. Весь мир стал уголовно наказуемым фейком. Или наоборот.

Придя на Прозу я наивно полагал, что литературный сайт подразумевает свободомыслящих людей, ибо творчество писателя, любое творчество может выражаться лишь через личностное, индивидуальное, гражданское восприятие мира. Непохожее, отличное, в том числе, и от официальных версий. Каково же было мое удивление от обратного. Язык не поворачивается называть большинство из сайтоположенных не то, что писателями, поэтами, но даже авторами. Желание вступать в дискуссии быстро прошло из-за того, что возникало стойкое ощущение ссорящихся бомжей на помойке за выброшенный в контейнер испорченную вещь. Что с той, что с другой стороны.

Идет война, захватническая война, гибнут сотни людей, тысячи, а "бомжи" ругаются между собой, доказывают, что все идет "по плану", советуют как побольше поубивать, побыстрее освобождать от жизни. Недоумевают, почему "они" еще сопротивляются, ведь "единственная реальность" назначила их всех в покойники. Коварство, одним словом. Или людоедство. Толстой в романе "Спецоперация и мир" хорошо раскрыл эту тему на примере людоедишки Наполеона, кумира Франции. Впрочем, это как сравнить хрен с пальцем.

Думаю, что это вызвано пониженной внутренней культурой, образованием, отсутствием критериев мастерства для данного творчества. Что неудивительно, если речь идет об отражении реальности одного человека, установившего планку интеллекта сообразно своему. И одни присели, а другие встали.

Люди будто пишут канцелярские отчеты о проделанной работе своему руководству, без всякой художественной и творческой жилки. Пишут, стараясь убедить, в первую очередь, самих себя во лжи. И называют это "публицистикой" словно это синоним мусорной корзины. Ищут себе подобных, потому что ложь нуждается в массовости, в отличие от правды.
 
Литература – это творчество, в которой не бывает проходных, не требующих художественных усилий разделов, будь то роман, миниатюра, публицистика, политика и даже обычные разговоры. Но, как вы понимаете, объяснять это некому. Сознание личности обывателя, чтобы не конфликтовать с новой и единственной реальностью господина сделало себе добровольное харакири без всякого стороннего принуждения.