Эпизод!
( В. Исаков)
Вагон клонился то на правый бок, потом, чуть выждав, вежливо переваливался на левый, и тут же, но также медленно, как в поклоне принимал исходное вертикальное положение. Я лежал на своей нижней полке и глядел в тёмное ночное окно. Разглядывал в чёрной чаше неба разноцветные фонарики звезд патиной покрывающие всё пространство мира, будто таинственным кисейным туманом… Мне казалось, и я был почти в этом уверен, что серый с красной полосой металлический был живым: усыпил пассажиров и замечу с какой – то материнской нежностью. Да уж! А мне почему-то не спалось! А вагон старался вовсю убаюкивать и меня, выдавая металлом колёс на стыках рельс короткую команду: « Спать, спать!», чем – то напоминая мамин шёпот: « Чи! Чи!». Улыбнулось! Увы, мамы давно нет в этом подлунном мире… Вообще – то чуть удивляла странно добрая домашняя обстановка железного. Встал, чтобы не спугнуть умиротворение, тихо прошёл по ковровой дорожке спящего качающегося периметра. Очаровательная проводница, увы, тоже спала, устало облокотившись правым виском о стекло окна в дежурном купе. Алые губы улыбались чему – то во сне… Не стал будить, тем паче до ближайшей станции было часа это так три, вернулся на цыпочках обратно. Подожду с чаем! Занозой в сознании сидела мысль: чего – то не доставало мне сейчас,не давало покоя. Не хватало присутствия какой – то постоянной величины в спящем на колесах. Подумал и тут дошло ... мне недоставало храпа. Да именно его родимого.И, что удивительно, половина пассажиров состояло из крепких и чуть пьяных ребят – «вахтавиков», но грудные посвисты даже не заходил в вагон, где – то потерялся богатырский... А между тем глубина тишины уже плескалась чуть ли не до потолка.
Прилёг на свою нижнюю «полу спальную». Вновь заглянул в глаза ночной темноте. Внимание привлекло движение одинокой яркой белой звезды. Блестящая, по всей видимости, висела чуть выше краешка леса, как бы сказал бывший мой старшина роты хохол: « Низэнько, низэнько!». Заинтриговал её полёт. Казалось, блестящая следовала за моим транспортным средством, то догоняла, то обгоняла вагон, но летела,будто привязанная никуда не убегая. И тут почувствовал на себе взгляд. Радужное настроение моментально испарилось. Улыбка маской сползла с лица, а глаза потускнели. Такой стеклянный ощущал на себе там,в далеком моем афганском прошлом. Мурашки волной окутали спину. Никогда не мог привыкнуть к взглядам мёртвых ребяток.Рука инстинктивно потянулась закрыть глаза сидящей восковой фигурке на боковой нижней полке.Сам себе задал вопрос: « Тут же шпаковская жизнь, какие мертвые?! Опомнись!». Ещё раньше заметил попутчицу. Оценил, подумал, мол, вот же повезет кому – то… Стеснительная! Деревянный крестик на чёрном шнурке украшал лебединую шейку. Дешевые сандалики, ухоженные ноготки. Белые прямые волосы. Слегка курносенькая. Чистенькие ну, очень скромные турецкие джинсики. И самое главное, что никакой косметики на лице, удивило. Впечатлили огромные глаза василькового цвета, такие не скоро забываются. Девочка смотрела через меня, не двигаясь в окошко купе. Ресницы опахало ни разу не сомкнулись. Меня трудно удивить, но тут я сидел вкопанным пеньком на берегу речки. Я встречал только одного человека, своего друга, который спал на лекции с открытыми глазами, но он еще и во сне держал руку на тетради. Его всегда ставили в пример нам двоечникам. Но тут девочка - крестьянка уж пятнадцать минут сидела гранитным отполированным памятником. Проследил за её взглядом. Почти рядом над окном вагона парил серебристый объект. И на его поверхности бился в ритме барабана голубой огонёк, будто передавая кому- то информацию азбукой Морзе. Повернулся к девочке и обомлел. Если бы не темнота купе между полками даже бы и не заметил. А тут! В васильковых глазах красавицы увидел отражение сигнала и тут же едва заметное сужение и расширение вертикальных зрачков в такт голубому семафору света. Страшнее всего, именно страшнее видел такой же ответный заметный сигнал в зрачках малыши диаметром в тонкую, тонкую иглу. Внезапно острая боль свинцовой тяжестью во лбу. Замутило, скрутило желудок на рвоту, ледяной лоб покрылся маленькими капельками пота и тут же в голове металлический голос с одним словом в макушке, как гвоздь: « Вспомни!». Я вспомнил, хотя столько лет прошло, даже отмахивался от этих странных воспоминаний неоднократно.
… С зелёных вёсел, сверкающих на солнце, тяжело падали капли оставляя за собой цепочку малюсеньких фонтанчиков. После каждого гребка нос лодки забирался, как будто под одеяло в воду. Куртка-энцифалитка намокла от пота. Белоснежный туман от теплой воды поднимался слегка вверх, перемешиваясь с паром, валившим от меня. Было ощущение, что я парил по ковру невесомости. Урывками, чтобы не терять скорость, перегибался через борт и жадно черпал ладонью чистейшую. Устал! Руки, плечи мелко трясло от тяжести нагрузки. На кукане за лодкой чуть шевеля плавниками и тыкаясь мордами в резиновый бок, при каждом взмахе вёсел тянул пять громадных щук. Берега дикой лесной речки, укрытые зелёным ровным мхом, будто мехом, очерчивали контур моего пути под сенью громадных сосен. Кажется, ушел! Хоть ещё и продолжал бояться каждого сужающегося поворота. Бросил вёсла, откинулся назад. В лесной тишине лодка скользила по струе глади течения. Пальцы захватил триммер в плен, поэтому не мог никак расстегнуть пуговицу кармана, чтобы достать сигарету. Ровно час назад ушел от медведицы. На очередном повороте, ко мне смешно хлопая лапами по воде, плыли два медвежонка. Дети же, они всегда дети! Блин! У детишек всегда есть заботливая мама. Полетел на своём плавсредстве будто – то под мотором « Ветерок -8М». Как в реку глядел! Рык коричневой мамы отрезвил малолетних. Тётенька в килограмм триста в три прыжка по берегу поравнялась со мной, ей до меня было бы на один укус, только зайди в реку. Удивила! Остановилась! Встала во весь рост и так заревела, вдавливая мои барабанные перепонки в череп, что мои вёсла замелькали пропеллерами. Напоследок поворчав, вывернула из земли куски дёрна с кустами. Будто рентгеном посмотрела мне в глаза, и спокойно развернувшись медленно в развалку косолапя пошла домой: она была мудрой, предупредила, отпустила! Но я не верил ей! Да уж, человеческие привычки трудно смыть водой трёхсуточного пребывания на реке. Надо было остановиться, ей- ей надо было отдохнуть. Костер уютно улыбался теплом. Перевернутая лодка отдыхала от трудов праведных на берегу, спиннинг вместе с веслами спиной опирался о березу. Котелок еще сохранял запах « Де Шерака» с костным мозгом косточки оленя, в рюкзаке у меня их осталось ещё две штуки. Щуки мирно спали под водой в ожидании своей участи, иногда вздрагивая плавниками. Спальник лежал под громадной елью накрытый одеялом из мха. Тяжелые лапы громады хорошо закрывали место сна от дождя. Вспоминал сцены встречи с меховыми и их мамой. И уже улыбался в усы своему страху, но вот одно обстоятельство вводило в размышление: это потеря подряд трёх блесен самых, самых и ящерица. Да, зелёная ящерица сантиметров так двадцати: таких больших прежде никогда не приходилось видеть. Она вдобавок ещё решила поиграть со мной в прятки. Только хотел поймать её, уже протягивая ладонь, а веселушка уже появлялась в другом месте и продолжала рассматривать меня чёрными бусинками глаз. Совсем не боялась хотя, чего это я!? Откуда здесь быть человеку, вот и изучала. При очередной попытке поймать хвостатую, малахитовая растворилась серым облачком во мху. Загасил костер, залез в спальник. Но вот свинцовый взгляд зелёной, пронизывающий, как советский штопор пробку Алиготе, не давал покоя: уж больно осмысленный и человеческий взглядик - то. Шёл второй час ночи, а сна ни в одном глазу. Встал. Решил подойти к реке и посидеть рядом со щуками. Гордость распирала грудную клетку, а губы в улыбке! После второй сигареты уже было хотел сделать попытку номер два со сном, но меня настораживала тишина. Не было моего друга ветра, ночного всплеска загулявшей рыбы, шума листвы. Полная чёрная тишина зуммером в левом ухе предупреждала об опасности, видел это по настороженным стволам: я лесной человек. И тут! На инстинкте тело отбросило на метра два и ползком за коричневый ствол сосны, замер. Над рекой повторяя все повороты, на высоте трех метров от поверхности воды, летел треугольник. От него отходил луч стального цвета диаметром в мизинец и прожектором обшаривал всю поверхность реки и всё что рядом. Обшарил лодку, мой ночлег, еще теплые угли костра обыскал, скользнул по удочкам, веслам и неожиданно уперся мне в лоб между бровей, блин, как в тире. Сместился с линии прицела ужом.
Проснулся утром. Сделал зарядку, умылся. Даже не позавтракав, сразу же оттолкнул лодку от берега. Плыл, едва касаясь веслами воды. Мысли нет – нет, да и возвращали меня в ночной странный сон. Стоял на берегу в высокой траве перед маленькой старушкой в поклоне. Она чуть сгорбленная вся в чёрных одеждах левой рукой опиралась на посох, больше похожий на монашеский. На правом худеньком плечике сидела серая сова с жёлтыми глазами – фарами. Я клянчил, так не похоже на меня, у хозяйки реки рыбы. А она, упершись взглядом мне в переносицу, шамкая ртом спросила.
- Милай! Окстись!
После погладив сову, у той даже клюв раскрылся от удовольствия, опять также шамкая губами к моему удивлению, молодым голосом продолжила.
- Вот скажи, удалец-молодец! Зачем тебе столько рыбы?! У тебя, что семеро по лавкам хлеба просят?! У каждой рыбы есть своя жизнь, вот такая же, как и у тебя. Все же мы под БОГОМ ходим.
Потом резко обрезала, сухо.
- Жадён больно, железо отдам, а рыбы в этом году не получишь.
Взглядом той ящерки так посмотрела, что я даже покраснел, и тут же превратилась в речной туман.
Да уж! В этом году кроме нескольких окушков ничего боле не поймал: рыба или срывалась или не клевала. Может тому виной, возможно, грешил перед рыбалкой: в рюкзаке находил то сваренные яйца в крутую, то рыбные консервы, кто туда их клал, до сих пор не знаю… Через год на той же реке в прежнем месте , выловил две из трёх блесны. А через пять лет друг на спор решил приколоться. Он всегда хотел меня загипнотизировать, а тут случай подвернулся: мы же отмечали 23 февраля. У него долго не получалось ввести меня в транс, умаялся. А еще через несколько часов я выводил кудесника из его транса водкой в большом количестве. Больше он зарекся ко мне приезжать и работать со мной. Оказывается, через меня он разговаривал с инопланетянином по имени Василиск с далёкой звезды Альтар. С его слов, это они создали нашу цивилизацию по их подобию. А мною заинтересовались лишь потому, что меня увидели в просторах зелёного океана единственного за несколько сот километров от человеческого жилья. После разговоров со мной у костра, неземные в подарок открыли мне память моих перерождений и увеличили работу мозга. К своему удивлению обнаружил, что в прошлых жизнях я был следопытом - разведчиком в древнем племени, римским воином и шаманом у индейцев, даже не помню ещё кем.
Гипнотизёр Юра с того военного праздника избегал меня, как огня. Может ещё и потому что я, со слов пришельцев, в каком – то перевоплощении был ещё и египетским жрецом. Смеялся я долго его инфе, но потом, чуток подумав, задумался, как это у меня получается с первого раза вызвать ветер, разводить руками тучи на небе, а порой предсказывать судьбу людей по ладони и прочие фокусы! Прошло время! Как бы забывал всё случившееся, но с некоторых пор меня стали смущать звонки друзей и знакомых. Люди, знавшие меня годами, стали встречаться со мной в разных географических местах. Смысл звонков был примерно один и тот же.
- Валентиныч, не поверишь, здороваюсь с тобой, а ты ноль внимания! Ей БОГУ, даже шрам на правом запястье один в один! Вот чудеса Господне!
И таких встреч якобы со мной было множество! Только через несколько лет смог согласиться с собой, но до сих пор сомневаюсь, что с меня сняли копию. С их – то технологиями много по плечу…! Одним словом те, наши пращуры, продолжают вести нашу цивилизацию и дальше…
… Через минуту девочка отмерла! Протяжно вздохнув, открыла опахалом чёрные ресницы. Подняв острые локотки вверх, закинув за макушку руки, сладко потянувшись, тихонько произнесла: « Надо же, сидя и заснула!?». Я знал, что это чья- то копия. Копии от людей отличались лишь одним, зрачки у них были вертикальные. Как много я видел таких ребяток за границей…