Из рукописного семейного журнала "Декабрина" №10 (февраль 1990)
"Сытый насморк"
Суррогатные снежки новоиспеченных сумерек. Попытка медитации, обморочные смешки сегодняшних симпатяг.
- Почем движение?
- Без прилагательных, - очень пестрая толпа и здесь каждый бисквитный коронатор умеет нюхать плавленую прострацию тишины. Так работают генераторы, так ноет обсыпавшийся хребет.
- Я коллекционирую. И это печать татуированных матриц в бреду.
- И тогда я засунул по локоть в вагину свои свернувшиеся культяпки. Ощущая при входе уплотненную мякоть. – Прозрачная капля стекает отчеканенным поролоном. – Но наступило утро и свернувшаяся простынь не сумела удушить сон моих выпученных глаз. Я отправился в ванную, запела дверь, стекла ответили вдохом. Рука потянулась к телефону и нашла крепдешиновое мыло яичных сосков. Пространство впереди разделилось на клеточки прошедших и предстоящих ситуаций. Пошла мелкая кровь порезанной бритвы и кафельный сторож у дверей уже не двоюродный дворник. Слишком яркая желтая стрелка угасает на белом ковре. Страшно полюбить обреченные глаза…
- Разве ты не устал.
…Когда в них прыгает неуверенность. Что сочинила ты, зеленая новь? Я часто удивляюсь, как в этом муравейнике периодически замыкаются круги. Справа мужик с обугленным носом чихает настойчивой очередью сытого насморка.
Написанное замоноличено легкими ветками растеканий. Не слишком ли много?
- Пауз.
-Вот именно. Да нет, оранжевая сохнет быстро. А когда я запускаю волосы, запускается и лицо трудового фронта. Иже.
21 февраля 1990