Хулистан. Книга I. The Show Must GO On

IV. The Show Must Go On
«Всякий идол рано или поздно становится Молохом, требующим человеческих жертв».
Хаксли
1
В ту ночь я скверно спал. Вернее, почти не спал, прыгая с боку на бок и норовя иной раз сунуть голову под подушку. Наверное, я слегка переел, и надо было просто встать и опорожнить желудок. Потом, в какой-то момент, я, очевидно, все же заснул и мне приснился странный сон.
Я стоял на вершине высокой горы, или пирамиды, над облаками, вяло плещущими, словно мыльная пена, о полированные разноцветные камни, почти у самых ног. А надо мной – черное беззвездное небо. Холодное и немое. А потом раздался взрыв. Оглушительный. Прямо подо мной. И я обрушился вниз. Вместе с горой, облаками и черным небом. И какое-то время летел в этих обломках и кричал. Кричал и летел, с ужасом предчувствуя, что должно случиться, когда этот полет закончится.
Вот от этого ужаса я и проснулся, подпрыгнув в постели. И услышал гул от взрыва, который еще стоял в комнате сердитой дрожью. И не успел этот гул затихнуть, как раздался новый взрыв – и я снова подскочил и уже сел на постели. И тогда я окончательно осознал, что не сплю и что это – ужасное – происходит там, за окнами моей комнаты. Я встал и осторожно приблизился к широкой балконной двери из цельного полупрозрачного стекла. Попытался ее открыть, но она не поддалась. Тогда я пошел в гостиную, где была точно такая же дверь, но и эта дверь не открылась. А взрывы все продолжались, с одинаковой умеренной силой и через одинаковые промежутки времени. Но было уже не так страшно, потому что ничего пока не рушилось, но очень странно: и эти взрывы, и то, что не открывались двери на балкон, которые вечером разлетались как пушинки. Я посмотрел на часы – было четверть одиннадцатого. И меня это не обрадовало. Если бы было двенадцать или больше, подумал я, можно было бы предположить, что таким странным образом началось это чертово шоу, а взрывы объяснить салютами. Потому как это немного напоминало салюты. Но какие салюты могут быть среди бела дня, спросил я себя? И не найдя вразумительного ответа, снова побежал в спальню, вспомнив про пульт управления. Нашел соответствующую кнопку, ткнул несколько раз – никакого действия! И тогда я позвонил, прямо с пульта, администратору. Ничего не стал говорить про взрывы, а сказал только, что у меня заклинило балконные двери. А мне ответили спокойным мужским голосом, что все нормально и мне не следует беспокоиться: сейчас ко мне зайдут. И через пару минут в мою дверь тихо постучали.
– Доброе утро, мистер Ганн, – увидел я бессовестную рожу Харифа. – Мне сказали, у вас проблемы?
Я на секунду онемел от возмущения, словно это он, мой гид, устроил за окнами эти ужасные взрывы и испортил мои двери с коварной целью разбудить меня и найти повод ворваться в номер.
– Что это вы там устроили еще? – так и сказал я ему.
– Это парад, – кротко ответил Хариф.
– Какой еще, к черту, парад?!
– Самый обыкновенный.
– Что вы мелете? Не должно быть никакого парада! Я почти каждый год смотрю это шоу! – продолжал я напирать.
– Как раз каждый год и бывает парад, – еще шире улыбнулся Хариф. – Сначала парад, потом демонстрация, потом шоу, потом опять небольшая демонстрация, а потом уже гуляния. Просто вам там, на Западе, показывают одно только шоу.
– То есть вы хотите сказать, что там сейчас идет парад? Военный?!
– Именно.
– И что это за взрывы? Ведь это ужасно! Я не знал что думать, когда проснулся!
– Это палит артиллерия за городом. Холостыми. Для торжественности. А вскоре полетит авиация. Может быть, вы меня пропустите? – чуть подался вперед этот нахал.
Я невольно посторонился, и Хариф ужом, если так можно сказать при его комплекции, проскользнул в комнату.
– Вот! – сказал он, выкладывая на столик пару каких-то бумажек – Вам надо это подписать.
– Что это? – нахмурился я.
– Так, чистая формальность. Просто подпишите – и вам сразу откроют доступ на лоджию.
– Но что это за бумаги, черт вас возьми? – разозлился я не на шутку. – Разве мы с вами вчера не заполнили все бумажки?
– Нет, не все. Это моя вина. Но отчасти и ваша. Я рассчитывал, что вернусь с вами в номер и быстренько все устрою, но... Короче, здесь вы должны перечислить поименно всех, кого пригласили посмотреть с вами шоу. А также подписаться, что вы и ваши гости уведомлены о правилах просмотра. То есть, не будете вести фото и видео съемку, что у вас нет с собой иной оптики, кроме той, которую вам предоставит отель. Что у вас нет также с собой огнестрельного оружия. И что вы, наконец, обязуетесь не выбрасывать из окон и с лоджии каких-либо предметов во время шоу и шествий. Нарушение всех этих ограничений может иметь для вас самые серьезные последствия, мистер Ганн!
– Что за идиотизм! Я не звал никаких гостей! – возмутился я. – И откуда у меня может появиться огнестрельное оружие?!
– Таковы правила, – пожал плечами толстяк. – Это обычные процедуры для обеспечения безопасности. Прежде всего – вашей и ваших гостей. Вы сами должны понимать, что выход Правителя к народу – не ординарное событие. Вот чтобы избежать трагических последствий, могущих возникнуть по недоразумению, и берется подписка.
– Вы хотите сказать, что если я выброшу из окна банку из-под пива, меня могут пристрелить? – язвительно предположил я.
– Я хочу лишь сказать, что с вашей лоджии отлично просматривается Резиденция Правителя. И вполне естественно, что за вами будут наблюдать. Но я не понимаю вашего возмущения, мистер Ганн. Никто ведь не врывался к вам в номер с обыском, верно? От вас всего лишь требуется подписать эти бумаги – и я сразу позвоню в службу безопасности, чтобы вам разблокировали двери. Или вы передумали смотреть шоу?
– Ладно, Хариф! Давайте свои бумажки! Я их подпишу! – сдался я, вздрогнув от очередного залпа. – Но должен сказать вам, что вся эта процедура несколько унизительна! В вашей стране, как я понял, не имеют представления о презумпции невиновности!
– Не преувеличивайте, Бобби, – ответил он, передав мне ручку и подвинув бумаги. – В моей стране очень лояльно относятся к иностранным гостям. Кстати, я уже все заполнил. Вам осталось лишь поставить подпись – здесь и вот здесь.
– Да, я вижу! Вставили без моего разрешения свое имя! И ... еще кого-то! Что это за Диляра Гасан здесь фигурирует? Извольте объяснить!
– Это небезызвестная вам Дэля, мистер Ганн, – явно смутился Хариф. – Видите ли, так получилось, что я заполнил бланки еще вчера... и мы думали... Кстати, она уже час дожидается в вестибюле. Она так переживает за вчерашнюю свою выходку, бедняжка, что боится вам позвонить. Но она все же надеется. Ей так хотелось посмотреть шоу с такого шикарного места! Но если вы категорически не желаете ее видеть – ваше право, мистер Ганн. Однако в этом случае мне придется спуститься за новыми бланками, чтобы переписать. А это займет определенное время.
– Да делайте что хотите, только быстрее разблокируйте двери! – бросил я, расписавшись. – Это просто безобразие! Шоу идет уже черт знает сколько времени, а я сижу здесь как замурованный! Вы давно должны были позаботиться разбудить меня!
– Вы правы, Бобби, – охотно согласился Хариф. – Но я всего лишь не хотел прерывать ваш сладкий сон. Сам же я здесь уже с половины девятого. А получилось все так потому, что вы вчера расстались с нами слишком неожиданно и даже, смею заметить, несколько неуважительно с вашей стороны.
– Ладно, болтать! – оборвал я его наглые намеки. – Займитесь лучше делом! Я пошел в ванную, а когда вернусь, надеюсь найти эти чертовы двери открытыми. Или я их просто выломаю!
2
Военный парад в Европе, да и не только в Европе, это в наше время нонсенс. Ну, скажите на милость, какой смысл выводить военную технику из парков и ангаров, чтобы протащить ее по улицам цветущих городов? Какой смысл тратить столько средств на парад тупой воинственности? Кому может понравиться этот удушливый бензиновый чад, чудовищный лязг гусениц, гул тысячесильных моторов, рев самолетов над городом и стройное топанье марширующих колонн? Да в нормальной стране граждане просто засудят городские власти за такое безобразие. А «зеленые», а «пацифисты»? Они ведь пачками будут бросаться под танки и бронетранспортеры, а бедных солдатиков могут и побить. А главное – что проку от всей этой показухи? Кого можно этим запугать? Разве что собственных младенцев, неосторожно выглянувших из колясочек?
Последний военный парад, если то красочное шоу, которое было представлено всему миру в Брюсселе можно назвать парадом, был устроен НАТО в ознаменовании столетия окончания Второй Мировой Войны. В тот день по специально оборудованному за городом огромному стадиону протопало ровно шестьдесят две сводные роты – по роте от каждой из стран участниц войны. Причем, без всяких там автоматов и винтовок – лишь у командиров театрально блестели болтавшиеся на ремнях кортики. Зрелище было впечатляющее: разноцветные мундиры от кутюр, развевающийся шелк штандартов, молодцеватые солдаты и симпатичные солдатки, мерно печатающие шаги в разнообразных строевых манерах. А после начался еще более грандиозный рок-парад, на котором опять же выступило ровно шестьдесят две рок-группы. Вот тут уже публика оторвалась по полной!
И как раз в перерыве между этими двумя эпохальными шоу руководство НАТО и объявило о самороспуске последнего в мире военного союза.
И в самом деле, в нашем глобализированном обществе не являются ли войны политическим атавизмом? В мире, достигшем в начале третьего тысячелетия политического баланса на основе материковых стратегических блоков и экономической стабильности в условиях моментального распространения технологий, применение грубой силы стало слишком большой роскошью. Да и против кого ее применять? Против нескольких десятков сравнительно небольших государств, не примкнувших пока ни к одному из блоков единственно из эгоистичного нежелания делиться ресурсами и обрекших себя тем самым на медленную смерть на задворках цивилизации?
Сегодня, чтобы оккупировать страну, совсем не обязательно вводить войска. Достаточно экономической экспансии в виде инвестиций и кредитов. Долговые обязательства подрывают суверенитет страны лучше всякого динамита. А поставки на внутренний рынок товаров лучшего качества по более низким ценам планомерно уничтожают местные заводики и фабрики точнее и эффективнее самонаводящихся ракет. В сущности, война продолжается, но уже без крови, гари и дыма. И каждый год в Давос съезжаются генералы, маршалы и генералиссимусы евро, амеро, юйеня, латино и афро, чтобы разделить свежие трофеи и наметить новые цели.
Первый гвоздь в крышку гроба старого миропорядка, когда всем единодержавно заправляли США, был забит в «вечном городе» Иерусалиме, где был подписан наконец-то всеобъемлющий мирный договор между арабами и евреями, предусматривающий поэтапный возврат Сирии Голанских высот и создание в течение года независимого арабского государства Палестина на приграничных с Египтом территориях. Доллар резко рухнул, а вместе с ним окончательно рухнул авторитет Штатов как мирового лидера.
Разумеется, что этот гамбит проспонсировала Европа. Не без помощи Эмиратов и Саудовской Аравии, решивших сменить коренную лошадку в своей геополитической упряжке. Дела на Ближнем Востоке пошли настолько хорошо и гладко, что уже через пять лет к всеобщему удивлению Палестина запросилась обратно под еврейское крылышко, предложив создать конфедерацию. Интриганка Европа дала добро на этот политический мезальянс, пообещав принять в скором времени новоиспеченных политических супругов в свою авантюрную семейку – и обещание свое выполнила. Доллар снова рухнул. И не успел подняться, как новый удар по престижу Штатов нанесла Турция. Вернее – опять старушка Европа, приняв таки Турцию, после многолетних воспитательных экзекуций, в свое безразмерное лоно и лишив тем самым заокеанского своего союзника, ставшего со временем главным экономическим соперником, последнего серьезного партнера в регионе.
А ведь до этого уже были Украина и Беларусь, окончательно отмежевавшиеся от России, все еще грезившей о былом имперском величии. И США срочно взялись сколачивать континентальный экономический блок с Канадой и Мексикой. А в самый последний момент в набирающий скорость экспресс успела запрыгнуть Панама. Но до этого своего кидаловского финта американцы подсуетились скупить по дешевке большую массу окончательно девальвированных долларов и запустить новый валютный проект – амеро, курс которого сразу взмыл вверх, подстегиваемый несусветной спекуляцией на биржах. И тут случилась совсем уж неожиданное: революция в Иране!
В один из дней на улицы и площади Тегерана вышли тысячи людей, в основном – молодежь: студенты и старшеклассники. Митингующие были одеты в белые майки с короткими рукавами, что считалось грубым нарушением «формы одежды» в мусульманском Иране и наказывалось битьем палками по пяткам. Но самым неожиданным и ужасным для иранских правителей в чалмах были надписи, сделанные на майках: МАГОМЕТ ЛЮБИЛ ИИСУСА!
Демонстранты требовали свернуть военные программы, из-за которых Иран уже несколько десятилетий, и в который раз, находился под международными санкциями, так что процветающая некогда страна совсем обнищала. Вторым лозунгом «отщепенцев» было отстранение священнослужителей от руководства страной, что было совсем уже недопустимо – и против людей были брошены силы полиции, подкрепленные отрядами Стражей Ислама. Десятки убитых и раненных, сотни арестованных. Но это было только началом. Уже через несколько дней во многих городах митинги протеста были подхвачены – и очень скоро стало понятно, что народ устал бояться и терпеть насилие фанатиков и готов не только к защите, но и к нападению. Начались вооруженные бунты в провинциях, и с каждым днем противостояние армии и народа грозило перерасти в настоящую гражданскую войну. Власти попытались было отвлечь население, устроив несколько вооруженных провокаций на границе с Ираком, но это привело лишь к тому, что США спешно перебросили войска в Залив и начали готовить операцию вторжения – это был для них шанс напомнить миру, кто в доме хозяин. Но к их разочарованию и к радости напуганной возможностью войны Европы, все закончилось так же неожиданно, как и началось когда-то – военным переворотом. На сторону мятежников перешли те самые гвардейские части Стражников Ислама – и исход противостояния был предрешен. Муллократы бежали, в страну триумфально вернулся отпрыск шахского рода – и вскоре была объявлена конституционная монархия.
Так пала последняя, официально провозглашенная американскими политиканами «империя зла», а вместе с ней потеряла актуальность и военно-экономическая доктрина «войны цивилизаций», на которой только и держался давно прогнившими нитками атлантический союз.
Забавным последствием событий в Иране стало создание новой религии, имеющей целью весьма своеобразно примирить в себе Христианство и Ислам. И впервые прозвучала миру эта «благая весть» ни откуда-нибудь, а из городка Уорен, штат Огайо, зародившись в непорочной голове обычного католического пастора.
Как позже признался журналистам новоявленный пророк, озарение на него сошло во время завтрака, когда он вкушал ароматный английский чай "english breakfast", заваренный особым способом, секрет которого пастор отказался раскрывать, с изумительными иранскими сухофруктами из стандартного подарочного набора. Достаточно сказать, что главным постулатом этой религии стала догма, гласящая: НЕТ БОГА, КРОМЕ ИИСУСА, А МАГАМЕТ – ПРОРОК ЕГО! И просто удивительно, что, при всей теологической и просто хронологической нелепости этой «догмы», религия эта быстро распространяется по всему миру, а число ее адептов множится в геометрической прогрессии.
Революция в Иране имела самые катастрофические для военно-промышленного комплекса последствия – по всему миру резко упал спрос на оружие. «Зеленые» и «пацифисты» развернули настоящую войну «за мир без войн», их партийные ряды резко расширились вместе с распухшими донорскими портфелями – кто-то очень щедро начал оплачивать их лоббистские услуги. Поговаривали, что японцы с китайцами, которые как раз в это время ввели общую валюту – юйень. А вскоре к этому союзу присоединились и остальные страны «желтого пояса» – от Южной Кореи до Сингапура. И больше всех в проигрыше, что и следовало ожидать, оказался амеро – его снова основательно потрясло. Но и евро изрядно досталось.
Потом был введен латино – как результат союза Бразилии, Аргентины, Венесуэлы и Чили. И остальным государствам Латинской Америки ничего не оставалось, как вступить в этот континентальный альянс. Впрочем, латино так и не набрал оборотов – не очень-то охотно его покупали. Как и афро, появившийся через некоторое время в результате создания КАНГ – Конфедерации Африканских Независимых Государств, ядром которой стали ЮАР, Намибия, Ангола и Конго (ДРК).
Но самым эпохальным событием, поставившим крест на более чем столетнем лидерстве США, стала «сидячая революция» в России.
Рано или поздно это должно было случиться. Резкое падение цен на нефть в результате цепи замирений на Ближнем Востоке и бурного развития альтернативных технологий в энергетике, общая политическая стабилизации в мире и бездарное руководство страной, в очередной раз доведшее это несчастное государство до дефолта, не могли принести иных плодов, кроме народного возмущения. Народ возмутился и уселся десятками тысяч на площадях всех сколько-нибудь крупных городов России на пятую точку. Но перед тем как сесть, сказал властям: БЕГИТЕ, ПОКА МЫ СИДИМ!
Весь мир с удивлением и восхищением следил за этим трехнедельным сидением! За тем, как власти сначала пытались образумить народ, обещая «наказать виновных», «пересмотреть» и «поднять», а потом, поняв, что пустыми словами уже ничего не поправишь, осмелились применить силу. Но тут как раз оказалось, что сил у властей и нет: военные отказались вмешиваться, а милиция – почти в полном составе – сама села. И почти сразу начались отставки министров и демонстративные отказы от мандатов депутатами. В итоге, на двадцать первый день забастовки Кремль опустел, а прямо на Красной Площади народу был зачитан и частично представлен состав только что сформированного Совета Национального Спасения.
Поднявшийся с пятой точки народ сразу кинулся отмечать победу, а по дороге к магазинам и обратно кое-что пожег, кое-кого побил и кое-что прихватил с собой без спросу.
Трудно предположить, сколько бы еще длилось это празднование, если бы не знаменитая русская зима-спасительница, западные кредиты и твердая рука некоего генерала, расстрелявшего по собственному почину в одном из сибирских городов группу мародеров. Расстрел засняли, показали по всем каналам, генерала, ставшего моментально чрезвычайно популярным в народе, вскоре назначили министром обороны.
Наверное, Европа немного поторопилась с принятием «русского медведя» в свой цирк. Ест он слишком много, а дрессировке поддается с большой неохотой: нет-нет, да и выкинет какой-нибудь фортель. Трудно бывшему царю дремучих лесов привыкнуть к мысли, что в цивилизованном сообществе он имеет не больше прав, чем какая-то лисица или даже заяц. Трудно и Европе с Россией, потому и падает обессиленный евро. Но что делать? Приходится терпеть и терпеливо обучать хорошим манерам, потому как знает Европа: с «медведем» ей не страшны ни «китайский дракон», ни «латиноамериканская пантера» и уж тем более не страшен основательно ощипанный «белоголовый орлан»...

Такие примерно размышления навевало зрелище, наблюдаемое мною из лоджии шикарного номера лучшего велиабадского отеля. Мне было удивительно и смешно наблюдать это напыщенное шествие бронированных бронтозавров сквозь хрустальные проспекты города и этот фиглярский полет реактивных птеродактилей, выписывающих разноцветными дымами в невинной лазури священные инициалы Вождя.
Наконец последняя колонна покинула площадь. Грузный Правитель, сидевший все это время неподвижным истуканом на огромной выдвинутой веранде предпоследнего этажа Резиденции, встал со своего трона и, сопровождаемый многочисленной свитой, величественно удалился в глубину покоев. А на площадь начали вступать первые отряды демонстрантов с цветами, воздушными шариками и транспарантами.
– Бобби, – подал голос Хариф. – Вы уже завтракали?
– Нет, разумеется, – ответил я все еще обиженно.
– А я выпила утром чашечку кофе, – стыдливо вздохнула Дэля, оправляя черный шелк на коленках.
– Как вы думаете, стоит нам смотреть демонстрацию? – спросил я у Харифа.
– Детское зрелище! – бросил презрительно толстяк.
– До двенадцати еще почти час. Может быть в таком случае, позавтракаем? – предложил я великодушно.
– Бобби, закажите мне, пожалуйста, фруктовый салат. Если не трудно, – вставилась Дэля.
– А выпивку можно не заказывать – бар забит спиртным! – загорелись глаза у Харифа.
– Тогда лучше перейти в комнату, – согласился я сухо. – Вы распорядитесь, а мне необходимо переодеться.
3
Я допивал свой эспрессо, Дэля курила, деликатно пуская струйки дыма в потолок, а Хариф сосредоточенно жевал, рыская своими маленькими глазками по тарелкам – что бы еще прихватить вкусненького?
– У вас завидный аппетит, – сказал я, несколько утомленный его мерным чавканьем.
– Слишком позднее время для первого завтрака. И неизвестно, когда еще я смогу перекусить, – ответил он, не отрываясь от тарелки, – Вот вы почти ничего не ели, как я заметил. А ведь это вредно – так насиловать свой желудок.
– Как раз наоборот. Вот если бы я заставлял себя делать нечто, что мне совсем не хочется, это и было бы насилием. Или же – не делать того, что хочется. Как ваша супруга, к примеру.
– Что вы хотите сказать? – застыла в оскорбленном полуобороте Дэля.
– Только то, что мне смешны ваши страстные взгляды на бутылки. Вам ведь хочется выпить, разве нет? Что ж вы разыгрываете перед нами трезвенницу, дорогая?
– Я всего лишь жду, когда кто-нибудь додумается плеснуть мне вина. Или галантность – неприсущее вам качество? – презрительно скривила губки Дэля.
– С каких пор вы стали такой церемонной, милочка? – удивился я.
– С тех пор, как вы стали мне откровенно хамить, сударь! – ответила она и решительно затушила окурок в тарелке.
Я удовлетворенно хмыкнул, решив, что смог ее задеть. Эта девочка была сегодня по-особому хороша. Ей очень шло черное свободное платье с узко охватывающим шейку стоячим воротничком. А зачесанные со лба волосы красиво открывали по-детски выпуклый широкий лоб. И эта ее бледность, и чуть заметные лиловые круги под глазами, и показная надменность – все в ней сегодня рисовало в воображении образ порочной гимназистки из рассказа какого-то древнего русского писателя, который я когда-то читал, возможно – в бытность свою в калифорнийской коммуне, где имелась изрядная библиотека из совершенно случайных книг. И вот этот образ так неожиданно волнительно и отозвался во мне. Она меня в тот день так возбуждающе притягивала, эта Дэля -Диллза-Диляра, что я даже пожалел о принятом ранее для себя решении более с ней не связываться. Потому, наверное, и злился.
Тем временем Хариф невозмутимо разлил вино по бокалам и снова принялся за еду. Дэля чуть пригубила бокал, поставила на стол и обернулась ко мне с готовым скорбным личиком.
– Если вам так неприятно мое общество, просто скажите – и я немедленно удалюсь, – сказала она со смиренным вызовом.
– Сначала вы невежливо заявились ко мне в номер, моя дорогая, а теперь хотите, чтобы я еще более невежливо вас выставил? – парировал я. – Нет уж, не дождетесь.
– Я просто не могла предположить, что вы такой щепетильный ханжа.
– А я не предполагал, что вы такая беззастенчивая пташка.
– А что же вы обо мне предполагали, интересно узнать? – все больше щурилась Дэля, словно готовясь брызнуть в меня из своих змеиных глазок ядом. – Ах, да! Вы ведь ищите в женщинах исключительно чистоту неразбуженной страсти.
– Чего я ищу в женщинах, того в вас давно нет. И предполагаю – никогда не было, – начал нервничать я.
– А что есть в вас самих, что вы смеете предъявлять женщинам столь высокие надежды? Чем вы лучше кого-то? Может быть, вы благороднее? Или честнее? Или непризнанный гений? Или хотя бы необыкновенный красавец? Вы хоть иногда смотрите на себя в зеркало по утрам, прежде чем нацепить самодовольную улыбку?
– Ну, хватит вам, – вяло подал голос Хариф, неохотно отставляя вилку. – Охота вам ссориться в такой замечательный день.
– Вот, пожалуйста! – встрепенулась Дэля, словно только и ждала этой суфлерской фразы. – Учитесь у моего мужа трезвому взгляду на жизнь!
– Циничному, хотели вы сказать?
– Что я хотела сказать, вы совершенно поняли!
– Я совершенно понял, что в вас нет ни капли стыда!
– И это говорите мне вы?.. Вы?!.. Тот, кому я так глупо доверилась? Впервые! За все эти годы! Вы, кто должен был понять меня и мое невыносимое положение здесь?!.. Как я была глупа!
– Не преувеличивайте! – огрызнулся я по инерции.
Но видеть, как эта девочка вдруг нервно отвернулась, чуть ссутулившись и сжав плечики, трагически поднеся сжатый кулачок к губам, словно готовясь заплакать, было невыносимо неловко. «Что я такого сказал, черт возьми! – подумал я с досадой. – Вот еще не хватало! Что она там о себе возомнила?». К счастью, у Дэли хватило ума не зарыдать – это был бы явный перебор. Она так же резко выпрямилась, схватила бокал и разом осушила. Наступило неловкое молчание.
– Ладно, – сказал Хариф, прежде несколько раз глухо кашлянув, словно прочищая глотку, демонстративно глянул на свои часы и поднялся с места. – Вы меня извините, друзья, но мне необходимо ненадолго отлучиться. У меня небольшое дельце. Там, внизу.
И он начал бочком пятиться к двери.
– Кстати, не забудьте, что через полчаса начнется шоу. А я, возможно, немного задержусь.
Как только за Харифом захлопнулась дверь, Дэля оказалась в моих объятьях.
– Ты стерва!.. Сука! – шептал я, задыхаясь от страсти и судорожно стягивая с ее горячих ног белые трусики.
– Да!.. Да!.. Возьми меня!.. Порви меня! – стонала и дергалась Дэля из-под черного шелка, которым я, беспощадно задрав платье, накрыл ее с головой.
Наконец ей удалось невероятными змеиными извивами выпростать голову – и наши губы слились в слюнявом поцелуе. Почти одновременно я каким-то чудом вошел в нее и тут же почувствовал мстительный укус ее зубок.
На узком диванчике, близко придвинутом к столику, было ужасно неудобно. Одна нога Дэли елозила где-то по тарелкам и бокалам, другая острым каблучком каждую секунду грозила проткнуть кожаную обшивку спинки дивана. Но я был так возбужден, что, невзирая на все неудобства, стремительно шел к цели – и вскоре наши горящие тела содрогнулись в адском экстазе.
– Сволочь!.. Грязная скотина! – заливалась слезами восторга Дэля, вцепившись коготками в мои волосы и не давая поднять голову с ее груди. – Как же я тебя ненавижу!..

К приходу Харифа Дэля подсуетилась кое-как скрыть следы нашей буйной страсти. Но поскольку основательно разгромленный стол привести в первоначальный порядок не представлялось возможным, она ограничилось лишь устранением наиболее крупных осколков посуды, а главное внимание уделила своей слегка помятой рожице. Пока она подкрашивалась и оправляла прическу, я пытался сосредоточить внимание на происходящем на площади действе, но давалось мне это с трудом. Необыкновенное возбуждение все еще не покидало меня. Близость этой чертовки, ее легкое дыхание, ее жгучий аромат, шорох шелка, вызывали похотливые волны дрожи по всему телу. Я удивлялся своей необычно стойкой охоте. Я давно уже отвык от подобного жеребячьего жара, лишь еще более раздразнившегося от совсем недавнего быстрого беспорядочного соития. Я совсем не чувствовал в себе вялой легкости опустошения, вместе с которой на время теряешь интерес к объекту удовлетворенной страсти – мне снова ее хотелось, грубо и до изнеможения.
– Перестань! – игриво пропела Дэля, сняв мою руку со своей коленки, – Ты мне мешаешь.
– Хватит мазаться. Ты и так хороша, – мурлыкал я, как голодный кот, пытаясь сломить сопротивление ее слабой ручки и пробраться выше вдоль атласной ляжки.
– Ну что ты делаешь, – сжала мою руку и одновременно свои коленки Дэля. – Сейчас не время. Вот-вот появится этот индюк.
– Я пошлю его к черту!
– И правильно сделаешь. Но как только закончится шоу.
– Я не хочу смотреть это шоу!
– А я – хочу, – сказала она и отложила косметичку. – Ну, убери руку, я прошу тебя.
Она так жалобно смотрела на меня, давая понять, что вся в моей власти и потому может только молить, что я сжалился: неохотно убрал руку и в награду за собственное благородство по-хозяйски привлек Дэлю за талию. Поцелуй был нежный, сладкий, или даже слащавый, но все равно приятный.
– Неужели ты не могла выбрать муженька посимпатичнее? – спросил я с тонким злорадством. – Этот Хариф – он настоящий боров!
– Я не выбирала, дорогой. У меня просто не было выбора, – ответила она, сморщив носик. – Да и он, насколько я знаю, не был рад этому вынужденному союзу. Он ведь считается здесь из благородных кровей, хоть его и опустили немного. А кто для него я? Плебейка. К тому же и шлюха с лицензией.
– Ты с ним спала?
– Представь себе – нет. Я не вру. Он мной брезгует, наверное. Но мог и воспользоваться. И мне пришлось бы уступить, как ты понимаешь.
– Вы что – живете вместе? – удивился я.
– Нет, что ты. Он живет с отцом. В «желтом» квартале. Хотя формально не имеет права там жить.
– А ты?
– На нейтральной территории, – усмехнулась Дэля. – У меня небольшая квартирка в городе. Сделали исключение как бывшей иностранке. Ведь я им нужна – работаю с особым контингентом.
– Ты что же – шпионишь за своими клиентами?
– А как ты думаешь, милый?.. Ты испугался? – отстранилась она, звонко захохотав. – Ты поверил?
– А мне следует чего-то бояться?
– Нет, конечно. Только не меня! Даже если ты идеологический диверсант и прибыл с тайной миссией, я все равно тебя не выдам. Дэля шлюха, но не сука, запомни! – и она игриво приложилась губками к моему носу.
Я не выдержал столь интимной ласки, крепко обнял ее и грубо сунулся лапой под платье. Дэля возбужденно засопела в ответ, и я готов был уже завалить ее прямо здесь, на лоджии, как вдруг грянул громовой аккорд труб и фанфар и затрещала барабанная дробь.
Дэля резко отмахнулась и вскочила.
– Встань немедленно! Это – гимн! Начинается! – зашипела она на меня нервно.
– А в чем дело? – спросил я, поднявшись и встав неуверенно рядом.
– На нас могут смотреть! – снова прошипела она.
– Еп!.. – прокомментировал я облом, сам переходя невольно на шепот.
– Правда – красивая музыка? – трепетно сказала Дэля, не отрывая завороженного взгляда от разряженного военного оркестра, вставшего длинной цепью вдоль Резиденции Правителя.
– Жуть! – согласился я.
– Какая мощь! Какой трагизм!.. У меня прямо сердце заходится, когда я это слушаю.
– Я смотрю, ты уже стала патриоткой, – съязвил я, чувствуя все же, что и меня начинает пробирать этот похоронный марш.
Дэля лишь посмотрела на меня укоризненно и отвернулась.
Наконец слишком затянувшийся гимн закончился последним мощным аккордом – и толпа на трибунах разразилась восторженными аплодисментами, ожидаемо перешедшими в дружное долгое скандирование. Правитель со своего места помахал благодарно публике, словно это он дирижировал оркестром, и уселся в кресло. И сразу со всех сторон на площадь начали вступать колонны участников шоу – юноши и девушки в спортивных костюмах.
Смотреть шоу вживую было, конечно, совсем другое удовольствие, чем по TV. Вид с моей лоджии открывался просто великолепный. Представьте себе огромную восьмигранную площадь, вокруг которой вздымаются невообразимо красивые громадные здания, а в центре площади – высоченную восьмицветную Пирамиду, замкнутую с шести сторон трибунами. Именно с шести, потому что во время шоу цветами украшались лишь шесть граней Пирамиды: фиолетовая, синяя и голубая, находящиеся как раз со стороны нашего отеля, и зеленая, желтая и оранжевая – с противоположной стороны. Эти шесть граней были покрыты оргалитовыми плитами, ярко блестевшими под полуденным солнцем. Красная грань была выполнена из полированной яшмы. А вот черная – сплошь из черного гранита.
Но самым чудесным во всем этом спектакле были, конечно, ароматы сотен тысяч цветов, собранных в виде гирлянд и венков, которыми и предстояло украсить этот восьмигранный колосс. Вот этим смешанным запахом целых тонн фиалок, роз, тюльпанов, орхидей и еще бог знает каких цветов и напиталось сразу необъятное пространство площади, как только в нее вошли колонны бесстрашных скалолазов со своим райским грузом. У меня даже слегка закружилась голова от этих ароматов. А Дэля так даже вскочила со своего места и перегнулась за низкое балконное ограждение вслед за своим острым трепещущим носиком.
– Знаешь, – сказала она, обернувшись ко мне счастливым лицом, – я так обожаю этот момент – когда вносят цветы! Я просто летаю от запаха! И чем выше сидишь, тем запах острее, между прочим. Но потом, минут через пятнадцать, привыкаешь – и уже как-то не то.
– Да, приятные ощущения, – согласился я сдержанно, хотя меня самого вдруг нестерпимо потянуло встать и высунуть нос навстречу этому ароматному чуду.
– Сейчас будут готовиться минут десять, – сказала Дэля, снова усевшись рядом.
– Уже началось? – вздрогнули мы одновременно на демонстративно бодрый голос Харифа. – А я принес вам мороженое!
4
Мы смаковали шарики мороженого из широких бокалов (мне, кстати, снова досталось клюквенное, Хариф ел персиковое, а Дэля неохотно посасывала с ложечки шоколадное с кокосовой стружкой) и наблюдали, как участники шоу выстраиваются в определенном порядке, разбирают жерди из аккуратных высоких стоп и что-то там прилаживают к своей одежде.
– Давай поменяемся? – вдруг предложила Дэля, игриво пнув меня ножкой.
– Ты ведь сама выбрала, – отпихнулся я.
– Оно слишком сладкое, – капризно протянула Дэля.
– А ты влей туда чуть водки, – предложил я в шутку, не желая расставаться со своим кисленьким клюквенным.
Дэля сделала круглые глаза и, к моему удивлению, потянулась за бутылкой – их было несколько на небольшом столике перед нами.
– Знаешь, а ничего, – сказала она, прихлебнув из ложки, после того как влила в бокал изрядную порцию водки и тщательно перемешала образовавшуюся бурду. – Хочешь попробовать?
Я благоразумно отказался, а Хариф скептически хрюкнул в поддержку.
– Бобби, а почему вы не включили до сих пор монитор? – спросил он, шумно всосав с донышка бокала остатки растаявшего мороженого. – Вы ведь сами просили о мониторе.
– Я пытался, – решил я почему-то соврать. – Но у меня ничего не получилось.
– Странно. Это очень просто!
Он подошел к монитору, который был прикреплен на небольшом подвесном столике, и вытащил из его боковой панели какую-то штуковину.
– Нажимаем сюда – и вот, пожалуйста!
Экран вспыхнул – и появилась картинка. В это время как раз показывали Площадь Цветов с верхней точки, возможно с дирижабля или с крыши одного из отелей.
– А вот и звук! – сказал он снисходительно, и я услышал безупречную английскую речь из динамика.
– Это Родни Харн! – удивился я. – Двенадцатый канал «X-tv»!
– Разумеется, – спокойно согласился Хариф. – Один из четырех вариантов показа шоу, которые мы транслируем в глобальную сеть. Но все это вы могли бы увидеть и дома. А мы вам предлагаем, как почетному гостю, эксклюзивную возможность: смотреть по монитору лишь то, что вы сами сочтете интересным!
И он опять что-то нажал – и сразу картинка на экране начала перемещаться и трансформироваться с общего плана на более крупный, пока камера не замерла на фигурке какой-то смазливой девчушки в желтом костюме, прилаживающей к поясу небольшую желтую сумку.
– Это и есть интерактивный монитор? – заинтересовался я.
– Именно! Вы заметили, Бобби, что мы видим на экране то, что происходит с обратной стороны Пирамиды?
– Да, черт возьми! Ну-ка, покажите мне, как это работает!
Хариф поспешил подсесть к нам на диванчик, так что мне пришлось чуть подвинуться.
– Осторожно! – возмутилась Дэля, которую я чуть не свалил с места.
– Вот, Бобби, – продолжил деловито Хариф, – это пульт управления. Почти то же, что лазерная «мышка». Здесь есть, как видите, джойстик посередине, который можно двигать вверх, вниз, вправо и влево. И в соответствии с вашими манипуляциями перемещается картинка на мониторе. А это кнопочка масштабирования. Видите? Нажимаем – и картинка увеличивается. Есть еще кнопка звука – вот она. А вот самое интересное – управление ракурсом съемки. Как видите, все просто!
– Дайте-ка попробовать.
Я взял у него «мышку» и начал водить джойстик туда-сюда, а потом, приспособившись, более осмысленно.
– А как это работает? – спросил я, удивляясь новым, совершенно неожиданным возможностям наблюдения за шоу.
– Элементарно, – ответил довольный Хариф и бросил через мое плечо победный взгляд на Дэлю. – Видите золотистый вращающийся шарик на верхней панели монитора? Это передающая и принимающая антенна. Она снимает сигнал команды с вашей мышки и моментально посылает его антенне, расположенной в том секторе, откуда вы желаете вести наблюдение. А та антенна пересылает его на соответствующую камеру. После этого сигнал с камеры и передается на ваш монитор.
– Здорово! – ответил я. – Смотрите, Хариф, я даже вижу, что кладет этот парень в свою сумку!
– Вы еще не то увидите, Бобби! Теперь вы сможете выведать все наши небольшие секреты, которые используются во время шоу. По TV вам этого не покажут!
– Именно! – оторвался я на минуту от «мышки». – Мне всегда было любопытно прояснить некоторые моменты шоу.
– Что, к примеру?
– К примеру, как крепятся гирлянды с цветами? Я заметил там какие-то кружочки на концах лески. Но за счет чего они крепятся к гладкой поверхности плит? Присоски?
– Честно говоря, я сам толком не знаю. Знаю только, что эти самые «кружочки» называются «геккон».
– Геккон – это маленькие такие ящерки, кажется?
– Возможно. Я не силен в биологии. Вы лучше скажите, довольны ли, что я уговорил вас смотреть шоу из отеля? Вот что бы вы там разглядели – с трибун? А здесь – обзор, комфорт и – самое главное – такой замечательный монитор!
– Спасибо, Хариф, вам это зачтется, – поблагодарил я, не отрывая взгляда от монитора.
– Нет, Бобби, даже не пытайтесь! – сказал Хариф, догадавшись о моих намерениях. – Этот сектор заблокирован для крупного плана. Только общий план и только с определенных точек!
– Но почему?
– Все потому же – безопасность! Неужели вы надеялись, что кто-то позволит вам рассматривать бородавки на лице Правителя?
– А у него есть бородавки? – хихикнул я.
– Он вполне даже симпатичный мужчина, – нашла повод вклиниться Дэля. – Я пару раз видела его с не очень дальнего расстояния.
– Это где же? – ревниво спросил Хариф.
– Так я тебя и сказала, – огрызнулась она.
– Ты снова фантазируешь! Ты не могла видеть его вблизи. Если только по телевидению. А я вот видел! Совсем близко!
– Хариф, кажется, начинается! – прервал я совершенно неинтересный для меня спор.
Я оторвался от монитора и взглянул на Площадь. Перед Пирамидой уже выстроились стройные шеренги. В руках у ребят были жерди, на шеях висело по несколько гирлянд, а у правого бедра прикреплены на ремнях сумки. И вся их одежда и амуниция были определенного цвета – цвета плоскости Пирамиды, которую они готовились штурмовать. Тем временем оркестр заиграл новую композицию, весьма торжественную. С площади перед Резиденцией Правителя медленно вознесся в небо черный воздушный шар с большим трехцветным полотном гюлистанского флага – и почти одновременно с «поднятием флага» первые шеренги подступили к Пирамиде.
Я снова поспешил прильнуть к монитору. Мне давно хотелось детально рассмотреть работу «декораторов», чтобы понять все тонкости техники украшения Пирамиды. И я навел картинку на человека, стоявшего в начале шеренги, действия которого можно было рассмотреть сбоку и крупным планов. Им оказался статный парень лет восемнадцати. Он уже присел на корточки и прилаживал первую гирлянду, с крупными ярко-красными пионами. Парень вроде бы и не спешил, но движения его были точными и выверенными. Вот он снял с шеи полутораметровую гирлянду, разъединил на концах крючки, растянул цветочную цепь в руках и в таком растянутом виде прижал крайними кружками к полированной поверхности. Закончив с одной гирляндой, парень приладил другую, параллельно первой, примерно на расстоянии десяти-пятнадцати сантиметров выше. Так он прошел три ряда, а затем, не оборачиваясь, протянул руку назад, и стоявшая за ним девушка подала ему цветочную фигуру в форме буквы “V”, украшенную бледно-желтыми нарциссами. Парень укрепил фигуру боком – и она соединилась вершиной с точно такой же фигурой, которую уже приладил прежде его товарищ справа. В результате получился нехитрый орнамент в виде сваленной набок буква «Х».
Я несколько раз нажал кнопку масштабирования на «минус» и чуть сдвинул картинку вдоль рядов. Вся шеренга, в которой было человек пятьдесят, расставленных примерно на расстоянии полутора метров один от другого, точно так же украшали свои участки цветочными гирляндами, стараясь, чтобы они выстраивались ровными линиями.
– Хариф, – окликнул я своего гида, который как раз в это время отошел в другой конец лоджии с сигаретой, – а откуда столько цветов? Вы их сами выращиваете?
– Нет, конечно, – скучно отозвался он. – Кое-что выращиваем, но большей частью специально закупаем к празднику. Это ведь десятки сортов, которые свозят со всего мира. Некоторые – совсем уж экзотические. Их у нас в таких количествах даже в теплицах вырастить едва ли возможно. Да и невыгодно.
– Но ведь это огромные деньги! – изумился я.
– Все окупается, Бобби. Одни только права на трансляцию шоу приносят казне десятки миллионов. Я уже не говорю о туристах, которые съезжается к этому дню тысячами со всех частей света.
– И все же это грандиозная работа! – возразил я. – Ведь как все должно быть четко организованно, чтобы заказать и свезти к определенному дню такое количество цветов! А их надо еще подготовить – сделать гирлянды. И натренировать тысячи ребят – вон они как слаженно работают.
– Бобби, этому шоу уже несколько десятилетий, – снисходительно усмехнулся Хариф. – Так что все давно отлажено. И с каждым годом мы стараемся сделать его еще более красочным. А что касается ребят, то их тщательно отбирают и начинают тренировать с двенадцати лет, чтобы уже к четырнадцати они могли участвовать в шоу. Они все живут в специальном учебном городке, где есть макет Пирамиды – один к одному, но из более дешевого материала. Вот на этом макете команды и тренируются круглый год. Ведь каждый год наши художники готовят новые цветочные композиции. И поскольку эти композиции имеют весьма сложный орнамент, ребята обязаны четко знать – что и когда делать, чтобы работа была выполнена максимально быстро и точно.
– И до скольких лет они выступают?
– Большинство – до восемнадцати. Но некоторые, наиболее отличившиеся, участвуют в шоу и дольше. Но уже как руководители групп.
– По телевидению говорят, что в шоу участвует до десяти тысяч человек. Это правда?
– Возможно и больше, если со вспомогательными отрядами. Наше шоу одно из самых массовых представлений в мире.
– Не сомневаюсь, – сказал я и снова повернулся к монитору.
Первая шеренга уже закончила развешивать цветы, и ребята начали прилаживать над готовыми участками жерди. Здесь я снова укрупнил план и стал приглядываться, что и как они делают. Я заметил, что у ребят на пальцах появились какие-то штуки, вроде наперстков с накладными когтями. И этими «когтями» они поддевали и вытаскивали крышечки прикрывавшие отверстия в пластике. Крышечки складывались в сумки, откуда вытаскивались приспособления вроде кронштейнов и вкручивались в отверстия. А затем на эти кронштейны насаживались жерди. Расстояние между установленными жердями было примерно тридцать сантиметров, а от плоскости Пирамиды они отстояли сантиметров на двадцать. Не могу сказать точно, какие там хитрости применялись, но было очевидно, что держалась вся эта конструкция достаточно надежно. Всего каждый «декоратор» установил таким образом пять жердей – и на этом первый этап был завершен. Причем, украшение первого ряда завершилось почти одновременно по всему периметру Пирамиды – я специально поменял картинку на общий вид сверху, чтобы убедиться. Раньше, когда я наблюдал шоу по телевидению, меня такая синхронность удивляла, конечно. Но после объяснений Харифа я понял, в чем дело: капитаны команд постоянно переговариваются между собой по рации, и если где-то работа по каким-то причинам замедляется, по группам отдается приказ чуть сбавить темп.
– Сейчас полезут, – подала голос Дэля.
И верно, ребята из первой шеренги на некоторое время замерли в ожидании, а затем – через одного – быстро поднялись до третьей линии жердей и начали украшать цветами открывшееся пустое пространство. Наклон плоскостей Пирамиды составлял приблизительно градусов шестьдесят, так что особых трудностей держать равновесие не было. И все же, у каждого из участников имелся короткий страховочный ремень на поясе, которым они крепились к жердям, чтобы можно было действовать двумя руками. Гирлянды им подавали снизу. Как только они продвинулись достаточно, на штурм Пирамиды пошла новая шеренга. Постепенно плоскости Пирамиды стали похожи на шахматную доску, в каждой клетке которой было по человечку. Новые участники штурма поднимался вверх «змейкой», между стоявшими на разных уровнях товарищами справа и слева. А выйдя на «позицию», начинали работать на своем участке высотой три метра и шириной в полтора метра, после чего оставались на местах, уже сами выполняя функции «подавальщиков».
– Все, уже неинтересно! – шумно вздохнула Дэля. – Часа два можно поваляться.
– Хариф, а в этом году будет рекорд, как вы думаете? – обернулся я к своему гиду.
– Надеюсь, – отозвался толстяк.
– В прошлом году, если не ошибаюсь, подъем завершили за два часа сорок семь минут?
– Честно говоря, не помню, – смущенно улыбнулся Хариф. – Это все же не спорт, Бобби. Во всяком случае – для нас, гюлистанцев.
– А что же это для гюлистанцев, интересно узнать?
– Ну, это вроде священного ритуала. Или точнее – традиционный обряд.
– Вот видите, Хариф! Вы сами это сказали – священный ритуал! Вы сделали из своего вождя форменного идола! Вы ему покланяетесь – как богу. А ведь это – грех! Или просто глупость.
– Мы сделали из своего традиционного праздничного мероприятия – вот самое лучшее определение! – зрелищное шоу, которое со временем стало интересно не только нам, – парировал Хариф. – А «идол», «грех» – это все слова. Для нас Вождь – воплощение духа гюлистанского народа. Его благородства, мудрости и несгибаемой воли, если хотите. И это мероприятие – всего лишь символическое выражение нашей благодарной памяти вождю. Ведь в каждой идеологии должны быть свои священные символы, верно? Так проще воспитывать молодежь в патриотическом духе.
– Смотря – что воспитывать! Если бездумное послушание, тогда ваши священные символы в самый раз. А если свободу мысли и разумные побуждения, то подобные чувства воспитываются не на каких-то там абстрактных символах, а всей практикой жизни общества!
– Пусть так, – нахмурился Хариф. – Я не хочу спорить о политике в такой чудесный день. Вы довольны своим местом – и с меня этого вполне достаточно. Вот Дэля хочет прилечь. Я, с вашего разрешения, чуть перекушу – время к обеду. А вы что будете делать?
– Еще посижу, – ответил я несколько разочарованно.
– Тогда я позову горничную, чтобы она убрала со стола это свинство, и сделаю заказ. Ланч входит в цену номера, так что можете не беспокоиться, – поспешил он добавить.
Я промолчал. Дождавшись, когда он уйдет, Дэля еще пару минут посидела рядом, а потом поднялась и встала передо мной.
– А ты не хочешь полежать со мной, тигренок? – спросила она, поглаживая меня за ушами, как злого кота. – Закроемся и врубим музыку.
– Нет! – капризно огрызнулся я и мотнул головой.
– Очень жаль. Я сегодня плохо выспалась, извини. Разбуди, когда эти мальчишки доберутся до верха, ладно?
Как только она вышла, я плеснул себе виски и выпил залпом. И с чего я вообще разнервничался? Что у меня за дурной характер – в день по десять раз меняется настроение.
Оставшись один, я быстро заскучал. Наблюдать зрелище, не имея возможности разделить с кем-то свой насмешливый скепсис или, наоборот, искреннее восхищение – занятие не самое интересное. Немного понаблюдав за ребятишками на Пирамиде, главным образом выискивая симпатичные девичьи мордашки, которых обнаружилось, к моему разочарованию, не так много, я перевел монитор на трибуны. Публика была весьма разномастная. Но молодежи было достаточно. Я даже нашел на «зеленой» трибуне ту самую группу тинэйджеров, которая вчера так беспечно перебежала дорогу нашей машине. Девочки нехотя жевали попкорн из больших банок, пили колу и смешливо переговаривались, почти не обращая внимания на Пирамиду. А их руководитель, лысый бородач, вообще уткнулся в ноут, раскрытый на коленях. Я снова попытался перевести камеру на ложу Правителя, и в этот раз у меня получилось лучше. Мне удалось разглядеть тучного крупноголового мужчину в белом костюме, что-то там лениво жующего с подноса, поставленного перед ним на низком столике. Рядом восседала не менее тучная дама в красном балахоне. Вокруг этой величественной пары сидели и стояли еще порядка двух десятков разодетых господ и дам – избранные представители «красных» семейств, как можно было догадаться. Но едва мне вздумалось еще чуть увеличить картинку, монитор тревожно запищал и изображение расфокусировалось. 
– Бобби, стол накрыт, – услышал я масляный баритон Харифа за спиной. – Может быть, разделите со мной обед?
– А что там? – поинтересовался я, ощутив вдруг сосущую пустоту в желудке.
– Всего понемногу. Икра, между прочим. Черная.
– Хорошо, я сейчас подойду, – будто бы нехотя, согласился я. И заставил посидеть себя еще минут пять – больше не выдержал.
«Как бы этот обжора не слопал всю мою икру! – подумал я обеспокоенно. – Да – мою! Я за нее заплатил!». С этой вполне резонной мыслью я и поспешил к столу.
5
Ланч едва ли можно было назвать изысканным. Грибной суп-пюре, фетучини с креветками, вареная телятина, ветчина, несколько тонких кусков копченой семги, какие-то крошечные пирожки с мясом, салаты, сыры и прочие стандартные hors-d’oevres.
– После шоу можно будет пойти в ресторан, – заметил Хариф в ответ на мое нахмуренное лицо. – Отель гарантирует ужин на двести амеро.
– Всего-то? – язвительно спросил я.
– Бобби, чего же вы хотите? Я и без того добился для вас огромной скидки!
– Успокойтесь, Хариф. Все нормально, – сказал я и поспешил черпнуть ножичком из ванночки с икрой.
Ел я с удовольствием, накладывая себе понемногу в тарелку то салатика, то рыбки или ломтик сыра, так что очень быстро настроение мое, по мере заполнения желудка, стало заметно улучшаться.
– А Дэля все еще спит? – спросил я, отвалившись на минутку на диване.
– Позвать? – с готовностью отозвался толстяк с застывшей у рта вилкой.
– Просто предложите для приличия.
Хариф поднялся и неуверенно прошел в спальню. Я слышал, как он окликнул Дэлю. Слишком робко, как мне показалось. А потом в ответ послышались какие-то злые выкрики на незнакомом мне языке, и это отнюдь не было похоже на вежливый отказ.
– Эта женщина по-настоящему залегла спать, – смущенно пробормотал толстяк, усаживаясь на свое место.
– Она что – разделась? – удивился я.
– Да, представьте.
– Она вас обругала?
– Скорее всего. Она всегда переходит на греческий, когда злится.
– Не расстраивайтесь, Хариф, – решил я почему-то подбодрить потускневшего толстяка, у которого даже аппетит пропал настолько, что он сразу задымил. – Она ведь сама просила ее разбудить.
– Я и не расстраиваюсь. С чего вы взяли? – обиженно встрепенулся толстяк. – Просто я всегда чувствую себя неуютно, общаясь с этой женщиной. Она мне совершенно чужая, хотя и является формально супругой. Вы должны это понимать.
– Я отлично вас понимаю! Она женщина из другого сословия, более низкого. Если еще учесть род ее занятий... Но чего я не понимаю, это – зачем вы на ней согласились жениться?
– Пришлось, – тяжело вздохнул бедняга и на минуту задумался. – Знаете, Бобби, сам не знаю почему, но я чувствую, что могу вам довериться. Может потому, что вы человек приезжий и вскоре навсегда исчезните из моей жизни? Есть вещи, о которых не расскажешь даже самому близкому человеку, не опасаясь, что завтра он не использует против тебя же твою неосторожную искренность.
Он затушил сигарету и взялся за бутылку виски.
– Будете? – спросил он.
– Можно, – согласился я, в нетерпеливом предчувствии его откровений.
Мы выпили. Хариф шумно выдохнул и поспешил закусить маринованным грибочком.
– Вы, несомненно, знаете, Бобби, что одной из важнейших обязанностей любого государства является поддержание демографического баланса? Особенно это актуально для Гюлистана.
– Из-за необходимости экспорта рабочей силы?
– Не только. Мы, как не посмотри, находимся в состоянии войны – и поэтому просто обязаны заботиться о том, чтобы поддерживать популяцию на должном уровне.
– Вы как-то нехорошо говорите о людях, – усмехнулся я. – Популяция! Словно о каком-то вымирающем биологическом виде.
– А разве человечество не вымирает – в лице определенных наций? – словно удивился моей непонятливости Хариф. – Разве вы там, на Западе, постоянно не вопите о катастрофическом угасании коренных европейских народов? О том, что среднестатистический европеец все больше стареет, что на каждого работающего приходится уже два или сколько там пенсионера, нетрудоспособных калек или просто бездельников, предпочитающих жить на социалку? Что все больше в Европе наркоманов, алкоголиков, людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией и просто эгоистов, не желающих вступать в брак и производить на свет детишек? А ведь природа не терпит пустоты! И совсем не случайно Европу уже заполонили эмигранты из Африки и Азии – люди чуждой вам культуры и ментальности!
– Ну, это спорный вопрос! – несколько смутился я неожиданному повороту беседы. – Мне не хотелось бы вступать с вами в полемику по столь неоднозначной проблеме. Но – предположим! Предположим, что вы правы: такая проблема есть. Однако, какое отношение это имеет к вам? К вашей женитьбе на Дэле?
– Самое непосредственное! Дело в том, что наше правительство, в свете возможных демографических проблем, приняла государственную программу, по которой на каждого здорового гюлистанца возложены определенные обязанности.
– Это какие обязанности – усиленно размножаться в условиях неволи? – не сдержал я злой шутки.
– Перестаньте, Бобби! Вы все воспринимаете настолько извращенно, что мне даже не хочется с вами об этом говорить.
– Ладно-ладно, не буду, – поспешил я уластить уступчивостью Харифа. – Мне просто непонятно, каким образом ваш брак с ненавистной вам женщиной может положительно влиять на улучшение демографической ситуации в стране? Вы ведь с ней даже не спите, насколько я знаю!
– Это она вам сказала? – настороженно насупился Хариф.
– Почему обязательно она? – спохватился я. – Об этом нетрудно догадаться, наблюдая вас вместе. Или вы будет уверять, что регулярно имеете нелюбимую женщину, чтобы клепать здоровых детишек для любимой страны?
– Нет, конечно! Я не сплю с этой женщиной! – холодно отчеканил Хариф. – Я бы никогда не лег с ней в одну постель!
– Она вам не нравится как женщина?
– Она мне не нравится как человек!
– У вас столь высокие моральные требования?
– У меня есть уважение к самому себе! Этого вполне достаточно!
– Но вы на ней все же женились, при всем вашем уважение к собственной персоне!
– Да!.. – Хариф снова нервно прикурил и запыхтел сигаретой.
Я воспользовался его минутным молчанием, чтобы разлить виски. Мне показалось это просто необходимым.
– Вы должны понять Бобби! – продолжил Хариф, опрокинув рюмку, уже более сдержанно. – В жизни каждого мужчины бывают моменты, когда ему приходится делать выбор между плохим и еще более худшим. Так вот я сделал свой плохой выбор, женившись на этой шлюхе.
– А каков был худший выбор, в таком случае? – подался я вперед в ожидании ужасного откровения.
– Я не хочу об этом говорить. Не имею права. Вы опять неправильно все истолкуете. Просто скажу, что формальная женитьба избавила меня от некоторой крайне неприятной для меня обязанности – как холостяка.
– Это какой-то налог?
– Если бы только это! – горько усмехнулся толстяк.
– А что же тогда еще может быть? Я обещаю вам, что приму вашу откровенность со всей серьезностью и ответственностью!
– Нет! Я и без того наговорил лишнего. Просто скажу, что по нашим традициям считается похвальным, если мужчина из приличной семьи вступает в брак до двадцати восьми лет. Если же это не происходит, он должен исполнять по отношению к государству определенные обязанности, которые мне лично кажутся слишком... обременительными.
– Хариф, мне в голову приходят всякие ужасные догадки относительно этих ваших обременительных обязанностей. Настолько ужасные, что мне даже стыдно их высказать. Может быть, сами скажите?
– Это для меня очень больная тема.
– Ладно, я не хочу причинять вам боль своим любопытством. Но вы можете хотя бы сказать, почему – Дэля, а не какая-нибудь местная красотка? Почему вы вообще не женились до сих пор по собственному желанию? Сколько вам лет, кстати?
– Тридцать семь, – с чувством непонятной вины ответил совсем загрустивший толстяк.
– Вот как? – удивился я. – Выходит, мы с вами почти ровесники?
– Выходит так. А вы думали я старше?
Я действительно так думал. Я почему-то предполагал, что этому, внешне заметно потрепанному жизнью типу уже давно за сорок. Такое предположение давало мне как бы некоторое преимущество перед ним, когда я невольно сравнивал нас – наши достижения и перспективы. И вот я с некоторым разочарованием обнаружил, что преимущество это оказалось мнимым.
– Говоря по правде, я бы давно уже женился. У меня даже есть невеста. Она меня ждет, понимаете? – продолжил Хариф, словно не заметив моего легкого замешательства.
– Ждет, когда вы разведетесь?
– Нет. Она ждет, когда я буду готов на ней жениться.
– Что за чепуху вы несете? – нашел я повод выплеснуть свое раздражение. – Вы говорите, что у вас есть невеста и что она вас ждет, верно? И в тоже время вы женаты на женщине, которая вам крайне несимпатична. Так почему вам не развестись, чтобы жениться на любимой, я не понимаю?
– Да, вам, пожалуй, трудно это понять, – горько усмехнулся Хариф. – А на самом деле, все очень просто! Она «желтая», понимаете? А я – «зеленый»! И мне необходимо еще очень много потрудиться, чтобы подняться до ее уровня – вернуть свой прирожденный статус! Потому что в этой стране очень легко упасть! И очень трудно подняться вновь! Очень трудно!
– В «этой стране»? Вы сказали «в этой стране»!?
– Да, в этой стране! А что я такого сказал?! Вы думаете, что подловили меня с моим недовольством? А я его и не скрываю. Мне не нравятся некоторые порядки в моей стране! И что? Разве вы всем довольны там, в ваших европах и америках?
– Не всем. Но мне по крайней мере никто не мешает жениться на любимой девушке!
– Так что ж вы до сих пор не женились?
– Это уже мое личное дело! Но если захочу – женюсь! Хоть завтра! И никто мне не посмеет указывать, на ком я должен жениться, а на ком мне не положено по какому-то там гребаному статусу!
– Если, если!.. Все дело как раз в этих «если»! Вся наша жизнь – преодоление этих «если»! Не успеешь преодолеть одно «если», как тут же тебя валит с ног другое,  о котором ты даже не подозревал!
Хариф дрожащей рукой плеснул в рюмку виски, расплескав еще больше по скатерти – в мою сторону он даже не посмотрел – и выпил одним махом.
– Хариф, я думал о вас лучше, – сказал я скорбно. – А вы даже не стыдитесь рассуждать о каком-то самоуважении. Я ведь знаю, что Дэля платит вам за это супружество кругленькую ежемесячную сумму. Неужели все дело в деньгах?
– Деньги еще никто не отменял, – презрительно бросил Хариф. – А что касается этой болтливой суки, то где бы она была, если не я? Это ведь благодаря мне ее пристроили к отелям. Это я отвечаю за нее перед ее боссом! Я поставляю ей большую часть приличных клиентов! И при этом не прошу с этой шлюхи ничего, сверх положенного по договору! А мог бы, между прочим! А если бы ей достался другой муж, все могло сложиться для нее намного хуже! Вполне могло случиться даже, что этой гордячке пришлось бы торговать своими прелестями в каком-нибудь провинциальном Доме Свиданий!
– Так вы сами ее выбрали или вам ее навязали?
– Выбрал – я. Из нескольких предложенных мне кандидатур. Другие были совсем противные.
– Черт те что! – воскликнул я и потянулся за бутылкой вина.
– Что вы тут раскричались? – вмешалась в разговор неожиданно появившаяся Дэля. Она набросила на себя мой халат, который был велик ей размеров на пять, так что чуть не волочился по полу, и сонно щурилась на свет колючими глазками. – А я уже обрадовалась, что вы тут деретесь.
Дэля схватила мой бокал и жадно выцедила до дна.
– Как там? Еще не началось?
– Уже без четверти! – спохватился я, глянув на часы.
6
– Что-то они сегодня запаздывают, – разочарованно бросил я вошедшему вслед за мной на лоджию Харифу. – Рекорда точно не будет.
– Дался вам это рекорд, – равнодушно ответил Хариф. – Просто смотрите и наслаждайтесь. Чудесная сегодня погода, кстати.
– Нет, мне интересно, почему они так замешкались? – ответил я, не отрываясь от монитора. – Уже почти три часа штурмуют, а им еще метров пятнадцать до вершины. Наверняка мы что-то пропустили.
Я придирчиво осмотрел по монитору всю Пирамиду, перемещая точку обзора по кругу, но ничего подозрительного не обнаружил. Ребята все так же старательно делали свою работу, но можно было догадаться по напряженным лицам и торопливым движениям, что их постоянно подгоняют руководители отрядов по своим рациям. Потом я заметил на площадке перед оранжевой гранью Пирамиды небольшую группку парней и девушек в разноцветных трико, сгрудившихся вокруг мужчины в белой рубашке с галстуком, который им что-то горячо выговаривал. По тому, как ему молчаливо внимали, послушно кивая головами, я предположил, что это кто-то из ответственных за шоу руководителей, собравший летучку из командиров отрядов. Как только он закончил инструктаж, парни и девушки разбежались по местам.
На трибуне тоже наметилось небольшое оживление. Самые нетерпеливые зрители вставали с мест и, прикрывая козырьками ладоней глаза от слепящего солнца, всматривались с нетерпением в высоту – скоро ли? И еще то там, то тут вдруг начинали сухо трещать подбадривающие аплодисменты. Всем хотелось как можно быстрее увидеть главную и самую впечатляющую часть зрелища. Десятки тысяч людей уже предвкушали момент, когда победно взовьются фанфары, возвещая, что вершина покорена. Затем вдоль красной грани Пирамиды будет поднят к подножью памятника Вождю огромный венок и, как только он будет закреплен, оркестр заиграет благодарственный гимн, подхваченный большим детским хором, который уже давно выстроился внизу, лицом к серебряной Пирамиде Правителя. А с последней нотой гимна начнется финальная часть шоу – стремительный спуск команд!
Конечно, смотреть эту часть шоу, когда равномерно по всей Пирамиде ребята начинают спускаться, убирая по ходу жерди и открывая постепенно восхищенным взглядам зрителей красоту огромного, сотворенного на их глазах цветочного ковра, лучше всего по TV. Съемка спуска ведется почти исключительно с верхней точки – достаточно высокой, чтобы охватить всю огромную Пирамиду по периметру. Только такой обзор дает возможность увидеть динамичную картинку постепенного раскрытия орнамента – от центра к сторонам восьмиугольника. Чаще всего комментаторы это удивительное по красочности действо сравнивают с раскрытием бутона райского цветка. Но мне представляется более точным сравнить это гипнотическое зрелище с царственным расправлением крыльев огромной бабочки, только что выбравшейся из кокона. Ведь орнаментом покрыты лишь шесть граней Пирамиды, образующих как бы два изумительно раскрашенных «крылышка». А остальные две грани – красную и черную – можно условно считать «головкой» и «хвостиком».
– Ну, что тут у вас? – спросила Дэля, выйдя на лоджию уже переодетой.
– Ждем! – откликнулся я. – Кстати, Хариф! Я вот что еще хотел спросить: как вы после убираете с Пирамиды все эти гирлянды? Неужели за ними снова полезут?
– Нет, Бобби. Никто за ними не полезет, – с готовностью отозвался Хариф. – Просто однажды, дней через пять-шесть, велиабадцы и гости столицы просыпаются и видят, что Пирамида приобрела свой первозданный вид.
– Это каким же образом?
– Пирамиду ночью поливают с вертолетов специальным раствором, от которого эти самые «гикконы» размокают и отклеиваются.
– И все? – удивился я.
– В принципе, да. Только вот не всегда цветочные гирлянды полностью осыпаются. Бывает, что часть из них почему-то застревает и даже образует кое-где заторы. Но в таких случаях утром их сдувают порывами воздуха от пропеллеров вертолетов. А потом Пирамиду моют пожарники. Иногда пыльца некоторых цветов оставляет нежелательные пятна. Однажды даже по всей Пирамиде остались зеленовато-желтые разводы, которые не удалось смыть обычным раствором. Так пришлось вызывать скалолазов. С тех пор все экземпляры новых сортов проверяют в лабораториях, прежде чем закупить для шоу.
– Вертолетами? Но ведь это очень шумно, наверное?
– Зато быстро и безопасно. Другого способа пока не придумали. И потом, к тому времени большинство гостей уже разъезжается. Вот и вы уедете.
– Да. А жаль. Было бы любопытно понаблюдать за этой ночной уборкой.
– А вы оставайтесь. Я бы организовал для вас поездку в горы. Вы любите охотиться?
– Люблю. Но остаться не могу – дела. У меня все расписано, – бросил я важно.
– Была бы моя воля, я бы и дня не сталась в этой дыре! – презрительно фыркнула Дэля.
– Так уезжайте. Кто вас держит? – неосторожно огрызнулся Хариф.
– Ты и держишь, – небрежно парировала Дэля. – Или ты уже согласен дать разрешение на выезд?
– Не говорите глупости! – парировал толстяк. – Вы прекрасно знаете, что от меня ничего не зависит!
– Ты мог бы вывезти меня по турпутевке! – загорячилась Дэля. – Я тебя столько раз просила!
– Вот еще! У меня и без вас неприятностей хватает, – презрительно бросил Хариф.
Я едва обернулся, чтобы вмешаться и прервать эту семейную перепалку, как вдруг услышал за спиной глухой грохот и отчаянный вопль многотысячной толпы!..
Над площадью, из-за Пирамиды медленно поднимался столп разноцветной пыли, уже накрывший ближайшие трибуны. Зрители вскакивали с мест, вытягивая руки и шеи в ту сторону, где произошло нечто неожиданное и ужаса. Ребята на Пирамиде растерянно замерли, а стоящие внизу беспорядочно засуетились.
– Что там произошло, черт побери! – воскликнул я и начал быстро двигать джойстик, чтобы получить изображение обратной стороны Пирамиды...
Обвал произошел на желтой плоскости, оставив за собой рванную трапециевидную полосу шириной метра три сверху и до двадцати внизу. У самого основания жутко громоздилась шевелящаяся гора из наваленных друг на друга человеческих тел, пластиковых жердей и цветочных гирлянд. К этому пестрому месиву уже бросились со всех сторон на помощь, но люди с Пирамиды продолжали падать. На оголившейся плоскости, там и тут в беспомощном ожидании стояли или висели, не имея возможности спуститься, несчастные подростки. Кто-то завис на ремне, кто-то еле удерживался, вцепившись из последних сил за повисшую на одном конце жердь, скользя ногами по гладкой поверхности оргалитовой плиты в надежде обрести спасительную опору...
Дэля, прильнувшая рядом со мной к монитору, вдруг мягко осела и беззвучно завалилась на деревянный пол лоджии.
– Хариф! Что же вы стоите? – крикнул я растерявшемуся толстяку. – У нее обморок!
– Но что я могу сделать?! – спросил дрожащими губами Хариф.
– Я не знаю! Отнесите в спальню! Постарайтесь привести в чувство! Дайте воды или еще лучше водки, черт возьми! – бросил я зло
Он подошел неуверенно, опустился, тяжело сопя, на одно колено, поднял женщину и понес в комнату – чуть ли не на вытянутых руках.
Я вновь жадно припал к монитору. Но не успел навести его на самую гущу завала, как картинка вдруг погасла, а вместо нее появилась неподвижная заставка с видом заснеженных гор. Я дернул джойстик резко вверх, на мгновенье картинка вновь появилась и тут же опять исчезла. Я продолжал беспорядочно дергать джойстик еще какое-то время, но тщетно. Заставку через пару минут поменяли на общий вид ночного Велиабада с одного из ближайших холмов – и тут же зазвучал симфонический оркестр, исполнявший нечто заунывно торжественное. Чертыхнувшись, я выглянул из лоджии. На площадь уже въезжали из-за пирамидальной резиденции Правителя военные машины крытые брезентом, из которых вскоре начали выпрыгивать солдаты и занимать места в цепочке вокруг площади. А потом, моргая мигалками и истерично воя, со всех сторон на площадь начали въезжать машины скорой помощи и пожарники.
«А как же другие каналы?!» – вспыхнула вдруг в голове догадка – и я поспешил переключить монитор.
– Как только была прервана трансляция, – бойко распинался Родни, состроив сатанинскую улыбочку на фоне студийной заставки с изображением, очевидно, одного из последних кадров прерванного шоу, – мы немедленно связались с нашими корреспондентами в Велиабаде. И вот что они нам сообщают. По предварительным, самым осторожным предположениям, пострадало до ста пятидесяти человек! Но многие несчастные все еще находятся на Пирамиде, борясь в одиночку за свои жизни! И падения продолжаются! Это просто ужасно! Воистину можно сказать, что празднество в честь дня рождения вождя гюлистанского народа, основателя нынешней правящей династии одного из последних деспотических государств в мире, закончилось массовым кровавым жертвоприношением!.. Вы хотели шоу, дамы и господа, так вот вам оно – во всей неприглядности его изначальной бесчеловечной идеи! Целая гора прекрасных цветов – и изуродованные тела детей, копошащихся в них в предсмертных судорогах! Изысканные ароматы, смешавшиеся с запахом крови!..
Картинка погасла – и по монитору забегали серебристые искры. На других каналах оказалось то же самое – или звенящая комариным писком пустота, или траурная музыка симфонического оркестра. Я глянул на Резиденцию Правителя. Разумеется, его с супругой уже не было. На огромной лоджии стояли только солдаты, беззастенчиво выставив дула автоматов в сторону площади. А на площади машины все прибывали и прибывали, и военные начали уже выстраивать понемногу вторую цепь – между трибунами и Пирамидой. Потом на лоджию вышел бледный Хариф и сразу закурил.
– Что там с ней? – спросил я.
– Жива, – неопределенно ответил он.
– Хариф, как же это? – спросил я, указывая на площадь. – Говорят, пострадало сто пятьдесят человек!
– Откуда вам это известно? – подозрительно поинтересовался Хариф.
– Я успел переключиться на «X-tv», пока ваши все не вырубили.
– А, ерунда! – деланно небрежно отмахнулся Хариф. – Ваши, как всегда, преувеличивают.
– Почему же преувеличивают? Вы же сами видели – сколько их там было, в этой ужасной куче!
– Бобби, в такой ситуации никто не может знать чего-то определенного. Тем более – ваши телевизионные шарлатаны. Подождем официальных сообщений.
– А они, по-вашему, будут достоверными? – ухмыльнулся я.
– Лично я в этом не сомневаюсь.
– Но как это могло произойти?
– Я знаю столько же, сколько и вы, – ответил скорбно гид. – Такое случилось впервые.
– Не надо лгать, Хариф! Падения случались и раньше! Я читал об этом. Просто вы всеми силами старались это скрыть, – возмутился я.
– А разве я сказал, что никогда никто не падал? – сделал круглые глаза Хариф. – Я сказал, что никогда раньше не было такого массового падения. На любом многолюдном мероприятие случаются несчастные случаи.
– Хариф, смотрите! Солдаты сгоняют людей с трибун! – вскричал я, заметив, как солдаты начинают понемногу выводить зрителей с трибун, направляя их в проходы и дальше, сквозь цепи, к шести открытым проспектам. – Зачем столько солдат, Хариф? Для чего нужна эта военная техника?!
– Чтобы исключить возможность паники и еще больших случайных жертв, – все больше хмурился мой гид. – Людей необходимо вывести. Шоу закончилось. Сейчас главное – помочь раненым, неужели не понятно?
В это время призывно запиликал его сотовый. Это был почти немой и очень короткий разговор, в продолжение которого Хариф лишь кивал, а в конце сказал какую-то короткую фразу, снова подтвердив ее подобострастным кивком.
– Мистер Ганн, – сказал он неожиданно официальным тоном, – вам придется покинуть лоджию!
– Это еще почему? – попробовал я возмутиться.
– Этот вопрос не подлежит обсуждению! И если вы сейчас же не покинете лоджию, я вынужден буду позвонить в службу безопасности отеля. Это мой долг!
– Это безобразие! Самоуправство! Я буду на вас жаловаться! – не сдавался я.
– Сколько угодно, – сказал наглый толстяк и даже слегка ухмыльнулся. – Но сначала попрошу вас пройти в свой номер.
Он даже протянул свою лапу в мою сторону, этот хам! Но дотронуться до себя я ему, конечно, не позволил – и сам гордо прошествовал мимо него в комнату. Пройдя за мной, Хариф задвинул стеклянную дверь и, обернувшись, сказал уже гораздо мягче:
– Извините за временное неудобство, мистер Ганн. Но в сложившейся обстановке, ради обеспечения безопасности наших дорогих гостей, власти вынуждены были пойти на эту крайнюю меру.
– Вы хотите сказать, что во всех отелях точно так же выгоняют туристов с балконов?
– Именно! А сейчас я должен с вами распрощаться. Меня срочно вызывают, – сказал он важно, и даже молодцевато расправил плечи.
– И что же прикажете делать мне? – спросил я, уже почти не сдерживая своего презрения к этому предателю. – Я что – пленник?
– Какой же вы пленник, Бобби? – улыбнулся он мне как ребенку. – Можете распоряжаться собой совершенно свободно. В ближайшие пару часов, я думаю, из отеля никого не выпустят. Но в таком шикарном месте вы наверняка найдете, чем себя развлечь. И присмотрите за Дэлей, я вас прошу. Ей тоже не стоит выходить.
Он ушел, оставив меня в полной растерянности. В неопределенном раздумье я покружил по гостиной, опрокинув на ходу рюмочку, а затем зашел в спальню. Дэля лежала на животе, обхватив руками подушку. Возможно – спала. Но если не спала, явно не хотела со мной говорить. Я снова вернулся в гостиную, уселся за стол, посидел немного, тупо разглядывая грязные приборы, а потом, заметив на столе сигареты Дэли, вдруг ощутил редкое в последнее время желание закурить. Разумеется, я бы предпочел хорошую «гавану». Но сигары были в чемодане, чемодан – в шкафу, а шкаф – в спальне, куда мне не хотелось идти из-за Дэли. Что ж, пусть будет эта дешевая парфюмерная травка – решил я и взял сигаретку. Долгожданное шоу закончилось неожиданно жуткой трагедией, а веселый праздничный вечер грозил обернуться тягостным сидением взаперти. «Напьюсь!» – принял я самое естественное решение.
7
Дэля проснулась часам к семи. К тому времени я изрядно надрался, так что самозабвенно дирижировал симфоническим оркестром, который все еще транслировали по всем каналам. Дверь на лоджию была заблокирована. В коридоре отеля, куда я выглядывал пару раз, было подозрительно тихо и пустынно. И что мне оставалось делать в такой ситуации, как не пить? Спиртное действовало благотворно на мою угнетенную психику – так что уже после пяти или шести стопок я вознесся в высокие сферы нервического экстаза, где и парил блаженно, поддерживая по мере необходимости полет новыми порциями чудодейственного эликсира. Она отобрала пульт, уменьшила до мягкого жужжания визгливый скрип скрипок, но, не удовлетворившись и этим, безжалостно выключила телевизор.
– Ты выкурил все мои сигареты! – возмутилась она, обнаружив пустую пачку.
Швырнула мне на руки пульт и прошла к лоджии. Стеклянная дверь чудесным образом распахнулась перед ней – и в комнату, вместе со свежим воздухом, влетели потусторонние звуки. Жизнь продолжается! – удивился я и, не без усилия оторвав задницу от дивана, неуверенно прошествовал на звуки возрожденной жизни.
– Видишь? – сказала осуждающе Дэля, когда я облокотился рядом с ней о перила. – Они все же закончили!
Действительно! Пирамида, как ни в чем не бывало, бесстыдно красовалась разряженной рождественской елкой. На трибунах мирно сидели редкими группками люди и любовались восхитительным орнаментов из живых цветов. Некоторые даже что-то пили и ели. Солдат на площади уже не было. Лишь перед пирамидой Правителя так и стояли ископаемыми хищниками два бронетранспортера. Включили все фонтаны, и самый большой из них, музыкальный, радужно дергался под лучами заходящего солнца, неуклюже сообразуя падения и взлеты сотен струй с ритмом культового мотивчика. « The show must go on!.. The show must go on!.. – рвался из динамиков голос незабвенного Фреди. – Inside my heart is breaking! My make-up may be flaking, but my smile still stays on!..». Я с удивлением заметил, что несколько пестро одетых парней и девушек на трибуне даже встали со своих мест и чуть ли не подтанцовывают, прихлопывая по бедрам в такт музыке. «Не иначе - накурились травки?», – подумалось стыдливо.
– Выходит, шоу продолжается? – спросил я неуверенно.
– Это настоящее свинство! – сурово резюмировала Дэля и покинула лоджию.
Да, это было весьма ловко состряпанное свинство. Чувство разочарования было настолько сильным, что я почти протрезвел – и шарики в голове забегали значительно энергичнее. Сразу подумалось: а что они сделали с той плоскостью, где все произошло? Неужели на нее снова погнали ребятишек? С этой мыслью я поспешил к монитору. Но монитор был мертв – все каналы оказались пусты и никак не отзывались на мои манипуляции. «Ничего! – усмирял я в себе досаду. – Из отеля уже выпускают. Стоит лишь пройти на Площадь и обогнуть Пирамиду...».
Вернувшись в гостиную, я увидел присмиревшую Дэля, нехотя потягивающую из бокала. Не вино, нет. Томатный сок!
– Сядь. Мне необходимо с тобой поговорить, – сказала она тихо.
Я присел на диванчик с некоторой опаской, совсем не представляя, о чем будет говорить эта женщина таким непривычно потухшим голосом.
– Ты понял теперь? – сказала она, сделав томительную паузу и стараясь поймать мой воровато блуждающий взгляд. – Ты теперь понимаешь, как чувствует себя в этой стране нормальный человек? Ты помнишь, что я тебе говорила – о муравьях?
Я невольно поежился под ее гипнотизирующим взглядом.
– Я не могу больше здесь оставаться. Я должна уехать! Или я просто слечу с катушек!.. Ты мне поможешь?
– Как? – выпалил я изумленно.
– Понимаешь, сбежать я не могу – они держат у себя мои документы. Хариф, этот трус, вывезти меня отказывается. Хотя мог бы. Остается одно – откупиться. Мне нужны деньги!
– Сколько? – спросил я испуганно.
– Много. Я знаю, ты не так богат, каким стараешься выглядеть, – затараторила она неожиданно страстно. – Я знаю, что эта сумма для тебя будет обременительной... Но речь идет о моей жизни! Поверь – я не шучу! Я после все тебе верну! Я – смогу! Я – обещаю!..
Она уже чуть не молила, навалившись локтями на стол и вся вытянувшись в мою сторону как пиявка, возжелавшая крови.
– Сколько? – невольно отшатнулся я.
– Тридцать тысяч! – прошелестела она одними губами.
– Это невозможно! – дернулся я, словно на крючке. – У меня нет такой суммы!
– Ты не можешь мне отказать! – не сдавалась она. – Это будет для меня катастрофа! Придумай что-нибудь! Займи! Возьми кредит!..
– Ты сумасшедшая! – нашел я в себе решимость возмутиться и даже встал из-за стола, чтобы не видеть ее заблестевших слезами глаз. – Как ты можешь требовать от меня таких жертв!?
– Ну, прошу тебя!.. Умоляю!.. – заверещала она перекошенным ртом из последних сил, прежде чем ткнуться, рыдая, в подставленные ладони.
Женские слезы!..
Я достаточно обманывался в жизни, чтобы давно понять истинную цену женским слезам – они не стоят даже испорченного нам настроения. Но как же неуютно чувствуешь себя в присутствии рыдающей женщины! Когда она требует от тебя невозможного. Или даже возможного, но того, чего ты не желаешь делать ни при каких обстоятельствах. Хочется задушить ее собственными руками, чтобы она только перестала плакать.
С какой стати?!.. С какой стати я должен подарить этой женщине такие огромные деньги? У меня всего-то тысяч двадцать пять… Ладно, пусть сорок. Но ведь это – неприкосновенный запас! Это – мой страховой полис!.. Ну, пусть бы эта стерва попросила тысячу. Или даже пять. Но – тридцать тысяч!..
– Это невозможно! – повторил я твердо, расплескивая по скатерти виски, не желавшее литься в рюмку. – Могу дать пять тысяч. Это мой предел!
Дэля отняла руки от заплаканного лица, посмотрела на меня как раненная лань на подстрелившего ее охотника, резко вскочила, схватила сумочку – и выбежала из номера.
Я глубоко выдохнул, почувствовав неимоверное облегчение. Поднес, было, рюмку ко рту, но так и не выпил, уставившись на раскрытую дверь. Поставил рюмку, прошел к двери и захлопнул. Никого не хотелось видеть. Никого!
8
Хариф позвонил, когда уже начало смеркаться.
– Бобби, вы где? – спросил он буднично.
– А вы где? – спросил я зло.
К моменту его звонка я успел уже изрядно добавить. А чтоб уж совсем забыть несчастное лицо Дэли, нюхнул пару раз. Настроения это мне не улучшило, зато прибавило циничного здравомыслия.
– Я тут в одном месте, Бобби. Официальное мероприятие. Но через полчаса освобожусь. За вами заехать? – продолжил Хариф.
– Зачем это? – удивился я.
– А вы разве забыли? Вам в девять часов необходимо освободить номер.
– Так вы приедете меня освобождать?
– Я предполагал, что мы поужинаем вместе. Не пропадать же напрасно деньгам? А потом немного погуляем, и я отвезу вас домой.
– В Цюрих?
– Вы что – напились? – наконец-то догадался Хариф.
– Выпил. И продолжаю пить. Вы что-то имеете против?
– Нет, конечно, – замялся Хариф. – А Дэля уже ушла?
– Убежала.
– А что так?
– Скажите вашей жене, что я больше не желаю ее видеть! – сумел я разозлиться. – И вас тоже – не желаю!
И я дал отбой.
Что мне необходимо до девяти покинуть номер, я забыл – это точно. Но времени на сборы у меня еще было предостаточно. «Однако, что же мне тут делать? – подумал я с тоской. – Завалиться в ресторан? Заказать на двести амеро икры и дешевого шампанского? Но куда ж я пойду – в таком виде? В джинсовом костюме, пьяный совсем. А там эти шейхи и наркобароны, дамы в бриллиантах и вечерних платьях... Да пошли они все!»
И я поплелся на лоджию, прихватив недокуренную «гавану», а выйдя, обнаружил, что поднялся ветер и стало чувствительно свежо. По фиолетовому небу мерно ползли черные тучи. Внизу уже зажгли огни – и музыкальный фонтан, исполнявший в этот момент ненавидимый мною пошлый до омерзения «танец лебедей», блудливо вилял разноцветными струями, как пьяное дерево на ветру заголенными ветвями. Однако людей на площади было достаточно. Они сходились к Пирамиде со всех проспектов, скапливаясь большей частью с обратной стороны, где произошло обрушение, и снова расползались кто куда. Я обслюнявил свою потухшую сигару, сунул в рот и стал посасывать. Никотиновая горечь, вызвавшая бы в другое время непременный рвотный рефлекс, непонятным образом взбадривала. Однако стоять долго на балконе сорок второго этажа в такую погоду было неразумно. Сидеть дальше в номере, пока кто-нибудь из служащих не придет напомнить о необходимости отваливать, нелепо. Я прошел в спальню, нашел свой рюкзачок, прошелся по номеру, собирая пожитки, и без сожаления покинул шикарные апартаменты.

На улице оказалось значительно теплее, чем я предполагал. И ветер был слабее. Снизу Пирамида, превращенная усилиями тысяч людей в грандиозную альпийскую горку, выглядела весьма впечатляюще. А по мере того, как я к ней приближался, цветочные ароматы все более кружили голову.
Я не стал заходить на трибуны и решил обойти Пирамиду по внешнему пешеходному кольцу, чтобы в полной мере налюбоваться самой Пирамидой, не задирая слишком головы. Расстояние вышло приличное, так что я вскоре запыхался. Свежий воздух и физическая нагрузка, после почти неподвижного многочасового сидения в номере, сделали свое дело: я почти совсем окосел. Все стало каким-то туманным и неустойчивым. Но нездоровое любопытство гнало вперед. Завернув за Пирамиду, я заметил значительно более плотную толпу перед одной из ее плоскостей. К этой толпе я и поплелся из последних сил.
Огромную плешь высотой до ста метров, образовавшуюся в результате лавинообразного падения ребят с желтой плоскости Пирамиды, кое-как затянули красной тканью, вяло хлопающей краями на ветру, – и теперь она была похожа на огромную кровавую рану. У основания плоскости настелили большой ковер, на котором, среди остатков цветочных гирлянд, горели плошки со свечами. В толпе тоже стояли со свечами или зажженными зажигалками. Перед толпой ходили люди в штатском и усталыми голосами просили не фотографировать, но никто их не слушал. Здесь были в основном иностранцы – ни одного почти туземного лица я не заметил. Я тоже достал фотоаппарат и сделал кое-как несколько снимков, вытянув руки над головами. Стоявшие в первой линии люди постепенно отходили, но сзади постоянно пристраивались только что подошедшие, так что меня довольно быстро втянуло в самую середину. Не очень-то я этого хотел – мне становилось душно и чуть подташнивало. Но насильно пропихиваться вперед или назад было неудобно – и я просто ждал, пока меня вынесет в первый ряд, чтобы можно было спокойно уйти.
– Эллис, давай уйдем? – сказал парень, стоявший справа от меня, своей симпатичной подружке.
– Нет, постоим еще немного, – ответила она.
– Мы уже полчаса стоим. На что здесь смотреть? Пошли в парк. Скоро начнется концерт.
– Концерт?
– Да. Я слышал, там будет грандиозный концерт. Пригласили многих знаменитостей. Эрика Стаутона, Карлу Манчинни, “The Otters”... А в десять будет салют.
– Салют? Да что они – с ума сошли?!
– А ты надеялась, что они отменят праздник? Я ведь тебе говорил – дикая страна!
– Но ведь погибло столько людей?!
– Да им наплевать. И нам не стоит портить себе наше путешествие.
– Уже испортили!.. Ладно, пошли.
Молодая пара начала бочком выбираться из толпы – и я поспешил пристроиться за ними. Вытянувшись из толпы, я подумал, не пойти ли и мне в парк на концерт? Но, прикинув свои физические возможности, решил, что будет лучше найти спокойное место и для начала чуть отдышаться. «И не помешала бы чашечка крепкого кофе!» – подумал я и направился к подземному переходу.
Эскалатор вынес меня прямо к входу отеля «Galaxy» и я двинулся вдоль горящих огнями витрин в надежде набрести на какое-нибудь кафе. Но аренда помещения в этом районе была, очевидно, слишком высока для простой кафешки – кичливые витрины бутиков со звонкими именами кутюрье сменялись броскими вывесками ресторанов и надменными подъездами ювелирных магазинов. Я решил свернуть с площади в проспект, где вдруг опять задул противный ветер, и мне пришлось пройти еще метров двести, пока я набрел на небольшой угловой подвальный бар, который назывался «Intersection». Небольшой зал оказался забит до отказа, так что я кое-как пристроился у стойки. Под низким потолком безнадежно завис густой пеленой фиолетовый смог от десятков зажженных сигарет. Было шумно, но зато тепло. Я выпил одну за другой две чашки: сначала капучино, а затем, чуть осмелев, айриш. После айриша нестерпимо потянуло курить, но я стоически подавил в себе запретное желание. Расплатился и быстро вышел.
Чувствовал я себя теперь значительно увереннее и решил еще немного пройтись по незнакомому району, прежде чем взять такси и ехать в отель. Прохожих было немного. Очевидно, большинство туристов решило отправиться на концерт или же отсиживались в этот прохладный вечер в ресторанах и барах. Проходя мимо очередного ресторана, я невольно заметил напротив ярко освещенного входа двухместный «ягуар» кабриолет нестерпимого красного цвета, а рядом – двух разряженных во фраки мужчин с красными «бабочками». С одним из них, почти карликом, похожим на усатую мартышку, мы на мгновенье встретились глазами. Его колючий взгляд скользнул по мне как тупая бритва, а тонкие губы под усиками чуть заметно искривились в презрительной ухмылке. И тут же я заметил, как от стоявшего в нескольких метрах впереди огромного джипа с тонированными стеклами отлепились и пошли на меня три массивные фигуры в черных костюмах. Я слегка напрягся и чуть замедлил шаг. Мне показалось, когда я поравнялся с этими гориллоподобными существами, что я даже услышал их утробное угрожающее урчание. «Охрана! – мелькнуло в голове. – Спокойно, ребята, спокойно! Я всего лишь подвыпивший иностранец, который ищет такси, чтобы быстрее убраться в свой паршивый отель. Ничего я не сделаю вашей мартышке. Расслабьтесь...Вот и отлично... Говнюки!». Пройдя еще с десяток шагов, я облегченно вздохнул. И тут впереди меня чудесным образом возник обольстительный мираж! Она шла навстречу – невысокая молодая женщина в бирюзовом переливающемся платье. На ее плечи была накинута полупрозрачная алая шаль, которую она придерживала скрещенными на груди руками. Она шла медленно, раздумчиво и смотрела под ноги. Между нами было уже метров пять, когда женщина вдруг внезапно развернулась на высоких каблуках и пошла в обратную сторону. Я зачарованно смотрел на ее маленькие чуть кривые ножки и круглую попку, выразительно подрагивающую под эластичной материей – сердце мое вдруг застучало в такт ее каблучкам и я прибавил шагу.
– Крошка, не хочешь повеселиться? – спросил я похотливо задрожавшим голосом, не удержавшись нежно шлепнуть ее по попке.
Женщина обернулась – и я просто утонул в ее черных зрачках. Бровки ее поползли вверх от удивления, а пухлые губки чуть дрогнули в неуверенной улыбке. Казалось, она что-то хочет сказать, но не находит слов.
– Эй! – услышал я вдруг сзади возмущенный визг и какие-то непонятные вопли. Обернулся и увидел, что ко мне бегут те самые верзилы, а впереди них несется карлик.
– Бегите! – шепнула мне женщина и слегка подтолкнула в плечо.
И я побежал. Поначалу – не так быстро, как бы нехотя, оглядываясь, а потом все быстрее, заметив к своему ужасу, как быстро меня догоняет эта свора. Едва я успел забежать за угол, раздался выстрел и вслед за ним оглушительный грохот осыпавшихся стекол. Эти сумасшедшие стреляли! В меня! Прямо на улице!.. За что?!..
Но страх был гораздо сильнее возмущения – и я припустил что есть сил. Перебежал перед самым капотом завизжавшей тормозами машины улицу, влетел в какие-то распахнутые стеклянные двери, пронесся по безлюдному холлу, свернул в коридор, потом еще свернул, потом по лестнице вниз, потом опять длинный коридор и снова по лестнице, на этот раз – вверх, и оказался неожиданно перед стальной дверью. Пихнув ее со всей силы плечом, я вылетел на металлическую площадку и очутился в небольшом дворике, зажатом со всех сторон высокими стенами. Очевидно, это были задворки отеля, где складывали всякий хлам. Двор был едва освещен несколькими лампами, висевшими под козырьками на стенах. Я сбежал вниз по лестнице и заметался среди каких-то ящиков и контейнеров. Дверь одного из контейнеров оказалась открытой – и я машинально нырнул в него и прикрыл изнутри, крепко удерживая за ручку.
Стоя в совершенной темноте, я старался унять лихорадочное дыхание, чтобы прислушаться. И вскоре услышал стук каблуков по металлу и крики. Звуки приближались. Это был конец. Я оказался в ловушке, из которой был лишь один выход – в лапы моих преследователей. Ноги мои предательски задрожали, колени согнулись, я разжал руки, сполз спиной и нервно икнул...
9
Мне показалось, что прошла целая вечность, пока я сидел в контейнере, прислушиваясь к подозрительным шорохам снаружи. И как раз в ту минуту, когда я решился приоткрыть дверцу моего спасительного убежища, в небе грянули первые разрывы десятков петард – начался салют. Получалось, что было уже десять вечера, и я просидел в контейнере не меньше часа. Но еще раньше начался дождь – я слушал некоторое время, затаившись в контейнере, как крупные капли все настойчивее барабанят по железной крыше.
Перебежками, я пробрался на лестничную площадку, но дверь оказалась запертой изнутри. Стучать и звать кого-то я благоразумно не стал. Но необходимо было как-то выбираться. Грянул очередной залп, небо вспыхнуло – и темный дворик на несколько секунд осветился фиолетовым огнем. Тут я и заметил в дальнем углу двора узкое, метра в пять пространство между двумя корпусами здания, перегороженное каменным забором. К счастью, в заборе нашлась решетчатая калитка. Она была заперта, и другого способа выбраться, как только через нее перелезть, я не нашел. Вскарабкавшись кое-как, я в спешке зацепился штаниной за один из прутов, заостренных на конце в виде пики, рванулся, услышал треск разрываемой материи – и чуть не полетел с высоты вниз головой. Приземлился я все же неудачно, больно ударившись локтем об асфальт. Но времени на осмотр и жалостливые охи не было – и я поспешил прочь.
Улицы были пустынны, дождь стоял стеной и я брел наугад, совершенно не понимая, где нахожусь. Через некоторое время по виду местности, которая становилась все более непрезентабельной, сообразил кое-как, что иду, скорее всего, в противоположную от центра сторону, но решил все же продолжить движение в выбранном направлении. Наконец, когда я промок уже насквозь и почти обессилил, увидел впереди спасительный зеленый огонек такси. Шофер, седоголовый худой мужчина, решивший, очевидно, немного прикорнуть в такую неподходящую для работы погоду, открыл на мой настойчивый стук глаза и поспешил приспустить стекло. Я назвал отель и сунул в его изумленное лицо купюру в сто амеро. Он радостно кивнул – и я поторопился залезть в машину.
Всю дорогу мы промолчали, а когда подъехали к отелю, этот чудак вдруг проявил неожиданно горячее желание дать мне сдачу. Я лишь нетерпеливо отмахнулся. Влетел пулей в вестибюль и бросился вверх по лестнице – мне нестерпимо захотелось помочиться.
Через десять минут я уже с наслаждением фыркал под горячим душем, почти кипятком. И только выйдя из ванной и пригубив виски, позволил себе вспомнить обо всем, что со мной произошло.

А произошло со мной нечто ужасное, осознал я постепенно. Одно то, что в меня стреляли, уже представлялось чем-то кошмарным. Ведь не забеги я вовремя за угол, и вполне могло случиться, что не сидел бы я сейчас в своем номере, попивая скотч, а лежал бы, накрытый какой-нибудь подвернувшейся тряпицей, на мостовой этого чертового города! Под проливным дождем! И вокруг теснилась бы толпа из случайных зевак. И щелкали бы сейчас надо мной своими фотоаппаратами верткие репортеры. И составлял бы какой-нибудь полицейский, совершенно равнодушный к моей кончине, а лишь озабоченный свалившейся на него неприятной работой, свой чертов протокол. А меня бы – не было! Совсем! Одно посиневшее неподвижное тело с дыркой в голове!..
И – за что?! За что бы я был убит? Что я такого сделал, чтобы быть убитым?!..
Этого я не понимал и не мог понять, как не силился. Зато я сообразил вскоре, что неприятности мои, вполне возможно, еще и не закончились. Необходимо было выяснить: что это было и почему так произошло? Жуткое ли это недоразумение или же нагло подстроенное нападение? И эта женщина – кривоножка – не была ли она приманкой? И что мне в таком случае делать? Ведь, если ничего не делать, может и повториться – и с самыми худшими последствиями! Идти ли мне с заявлением в полицию или же лучше искать защиты в посольстве? А может быть разумнее плюнуть на все и ехать сразу в аэропорт, чтобы первым же рейсом вылететь из этой бандитской страны?..
И тут только я вспомнил про Харифа!
– Хариф, извините, что так поздно, – начал я, однако, не совсем уверенно.
– Это вы, Бобби? Что-то случилось? – сразу встревожился гид.
– Тут такое дело... только не беспокойтесь... Короче говоря, я попал в неприятную историю!
– Что вы еще там натворили?
– Я натворил?! – возмутился я. – Да если хотите знать, в меня стреляли!
– Что?!
– Что слышали! Стреляли! Из самого настоящего пистолета! Прямо в городе!.. А потом я целый час сидел в контейнере и даже порвал свой новенький джинсовый костюм, когда перелезал через решетку!
– Бобби, вы сейчас где? – спросил замогильным голосом Хариф.
– У себя в номере, где же еще.
– В «La Fortune»?
– Да, черт возьми!
– Заприте номер и никого не впускайте! Я немедленно выезжаю!

Как ни странно, последние слова Харифа не только не встревожили меня, но даже несколько успокоили. Скоро он будет здесь, решил я, и вопрос как-то решится. Но спокойствие мое длилось недолго. Минут через пятнадцать раздался телефонный звонок.
– Бобби, как вы там? Я уже в пути, – услышал я озабоченный голос гида.
– Никак, – ответил я простодушно. – Просто жду.
– Я тут пытаюсь кое-что выяснить. Звоню, узнаю через друзей... Бобби, соберите на всякий случай свои вещи.
– А это еще зачем? – опешил я.
– Я же сказал: на всякий случай.
– На какой еще «случай», Хариф? Что это все значит?
– Это просто мой совет. Ладно, как хотите. Но дверь никому не открывайте!
Я еще некоторое время в полном замешательстве слушал отбойные гудки, а потом бросился собирать чемоданы. Но через пару минут так же внезапно остыл. Уселся на кровати и прислушался к своему сердцу, которое вдруг начало неприятно покалывать.
«Это какой-то бред» – подумал я про себя вяло – и завалился на постель.

– Бобби, я же говорил – никому не открывать! – бросил Хариф, грубо двинув меня в плечо, чтобы пройти в номер.
– Но ведь это вы! – изумился я его бесцеремонности.
– Не имеет значения! Вы даже не спросили – и сразу впустили меня! – Хариф налил себе виски и опрокинул рюмку одним махом. – Вы собрали вещи?
– Нет. Я не успел, – пролепетал я жалко. – У меня закололо в груди...
– Сейчас не время думать о таких пустяках! Собирайтесь! Живо! Мы едем!
– Куда?
– Я еще не решил. Но вернее всего – в американское посольство!
– Вы серьезно?
– А вы думаете?
– Я никуда не поеду! – заявил я неожиданно, удивив самого себя. – Я не сдвинусь с места, пока вы мне не объясните, что происходит?
– Я объясню вам все по дороге! А сейчас необходимо торопиться! Они могут завалиться сюда в любую минуту!
– Кто – «они»?
– Люди, с которыми вы имели конфликт.
– Но у меня не было ни с кем конфликта! Я просто шел себе по улице. А они – стоят. А впереди – женщина. Я подошел и... представился. Вот и все!
– Бобби, не морочьте мне голову! – взревел вдруг Хариф. – Я уже все знаю! Вы оскорбили невесту весьма уважаемого человека! В самой грубой форме! А ведь я вас предупреждал, мистер Ганн!
– Я никого не оскорблял! А они сразу стали в меня стрелять!
– Никаких выстрелов не было! Вам послышалось! Они просто поспешили на выручку этой несчастной! А вы, как последний трус, бросились наутек! Вот они теперь вас и ищут. И поверьте, этим людям не составит труда быстро вас найти. И для нас обоих будет лучше, если они вас не найдут. Теперь вы меня поняли?
– Но кто эти люди? Честное слово, Хариф, у меня и в мыслях не было ничего плохого! Откуда я мог знать, что они вместе?
– Эти люди, Бобби... Это очень серьезные люди! Один из них – жених оскорбленной вами девушки – сын мэра Велиабада и сам – начальник отдела в одной силовой структуре. Другой – брат невесты – еще круче: заместитель министра иностранных дел Гюлистана!
– Они «красные»? – спросил я упавшим голосом.
– Именно! Так что давайте, собирайтесь быстрее! У вас ведь было совсем немного вещей с собой, верно? Можно даже кое-что оставить. Возьмите лишь документы, а остальное я после переправлю... Боже, Бобби, вы даже еще не переодеты! – ужаснулся Хариф, словно только сейчас заметив, что я стою перед ним в халате.
Я бросился в спальню за вещами, но только успел натянуть штаны и накинуть рубашку, как вдруг услышал сокрушительный удар в дверь...
Что было после, мне трудно вспомнить в деталях – все произошло так быстро!
Помню чей-то визгливый крик. Потом глухие удары в гостиной. Потом влетели какие-то два человека в масках... удар в живот... заломленные назад до хруста в костях руки... еще один удар по шее... мешок на голове... холод металла на запястье – и меня куда-то волокут. Я пытаюсь брыкаться и кричать, но кричать не получается. Меня снова бьют, – сбоку, под ребра, – но я уже почти не чувствую боли. Потом – лифт. Меня крепко держат с обеих сторон. Потом опять волокут – пол керамический. Потом вдруг стало темнее, и я ощутил неприятную свежесть: мы на улице. Один из этих громил туже подвязывает мешок на моей шее – мне почти нечем дышать. Я снова начинаю дергаться, меня сильно бьют по почкам, так что сразу сгибаются колени, подхватывают и швыряют. Громко клацает металл над головой. Догадываюсь, что я в багажнике машины. Но багажник довольно просторный, мне почти удается вытянуть ноги – большой джип или грузовичок. До меня доносятся звуки гюлистанской речи. Хлопают почти одновременно дверцы, машина трогается – визжат шины – и резко набирает скорость.
И только теперь все тело мое начинает болеть. Я стону от боли, вою от бессилия, по моим щекам текут безостановочно слезы, и я слышу, сквозь всхлипы, как в салоне кто-то весело гогочет...