Чашка - Пока ел, всё обдумал - вторая часть - мини

Нонна Ананиева
Чашка
Отец сидел с бокалом вина перед телеком, смотрел новости. Хмурый, как туча. Поставки задерживались, как я понял, он нервничал. Я не стал ему напоминать про обещанный скутер, так как момент был напряжённый,  и можно в таких случаях схлопотать  не просто «Отстань, не до тебя сейчас.», а и что-нибудь покрепче, типа «Учи уроки! У тебя не жизнь, а сплошная прокрастинация. Ты мне обещал четвёрку по математике.Лодырь!» С математикой не складывалось. Я гуманитарий, как мама. А что мама? Она, как всегда в мастерской – пишет монументальные шедевры, или в компьютере, как сейчас. Так что я пошёл на кухню к Фатиме.
   - Знаешь, что думаю, - начал я. Мне не с кем было больше поговорить, чтобы всё осталось в тайне, только с Фатимой. Она всегда меня слушала, - у Ромашовой родители разводились, и, наверное, она ушла из нашей школы потому, что нечем стало за неё платить. Телефон отключила. Мы все заложники.
   - Кто все? - переспросила Фатима, расставляя чистые тарелки из посудомойки.
   - Дети.
   - Ты вчера разбил чашку с кошкой, которую из Египта привёз, - посмотрела на меня подозрительно Фатима, - ты нарочно это сделал?
   - Она меня предала, - сказал рот. Я даже не знаю, как это получилось. Я не хотел этого произносить вслух.
   - Это не предательство, - вздохнула Фатима. Вздохнула, как-то немного улыбнувшись.
   - Ты ничего не понимаешь! – я выбежал и закрылся в своей комнате. Под руку попался учебник. Бросил его в стену. Он и так был потрёпанный донельзя – весь разлетелся. Хрен с ней, с этой математикой. И со школой тоже. Надоели все - учить и тыкать в говно из лучших побуждений. Внутри всё кипело и звенело. Уйти бы сейчас, но не выйдет. Отец из дома не выпустит на ночь глядя, можно даже не пытаться. Взял карандаш и разломил его пополам, оцарапав до крови ладонь..
В
дверь вежливо постучалась мама.
   - Папа зовёт вниз. Он баню приготовил. Я уже сходила. Пойдёшь? – я обожал её голос, он всегда меня успокаивал: низкий и бархатный одновременно. В розовом махровом халате, раскрасневшаяся, она казалась не мамой даже, а красавицей. Аллка чем-то на неё похожа. Сколько же я тут сидел? Час, наверное. И в комп не залезал.
В бане отец помалкивал. Сказал только, что купит скутер, когда сам решит. Мне было всё равно. После бани я поднялся к себе  и сразу завалился в кровать. Вспомнил, засыпая, почему-то про чашку с черной кошкой, как я её выбирал прямо у пирамид…
* * *
В комнате царил вечерний полумрак. Пахло благовониями, лёгкий ветерок тянул с моря прохладу. На банкетке, поверх шкуры леопарда, сидела Бастет – богиня с телом женщины и головой кошки. Банкетка стояла около очага, где горел огонь, и блики пламени играли на её золотом ожерелье, высвечивая бирюзу, кораллы и огромного скарабея в центре из синего ляписа-лазури.
То место, где начиналась шея, и человеческое переходило в кошачье, всегда было прикрыто ожерельем перед простолюдинами, да даже и перед жрецами. Но иногда она его снимала, как сделала сейчас,  и тогда свершалось чудо – кошачья голова превращалась в прекрасную женскую голову, обрамлённую густыми тёмными волнистыми  волосами. Такую Бастет позволено было видеть только Богам. Белое полупрозрачное одеяние почти не скрывало её божественных форм, а в ярко зелёные раскосые глаза лучше было без надобности не смотреть – они притягивали с такой силой, что даже Боги отводили взгляд, если надо было о чём-то поговорить.
Бастет грустила, поглаживая маленького котёнка, лежавшего рядом. Вдруг она увидела бабочку, которая кружилась, отдаляясь и приближаясь к языкам пламени. Ритм её кружения, беспорядочные взмахи крылышками, мелькание рассердили Бастет. Она приподнялась, выпрямила спину и попыталась прогнать незваную гостью, но взмахнув пару раз рукой, испугалась обжечься. Бабочка продолжала кружиться возле огня, ничего не замечая.
   - Что случилось, прекрасная? – спросил Гор.
Бастет вздрогнула и обернулась. Откуда он здесь взялся без моего позволения?
   - Ты только что меня позвала на помощь. Я пришёл, - сказал Бог погибающей и возрождающейся природы.
   - Я думала о предстоящем празднике, о божественной сути, а эта дурочка, - Бастет кивнула в сторону насекомого, - стала меня отвлекать. Прогони её!
Гор подошёл ближе к огню и начал смотреть на танец бабочки у огня. Он не стал её прогонять. Бастет не унималась. Она просто закипала от негодования.
   - Как она красива, - произнёс Гор, - разве нет?
   - Кто? Эта никчемная пылинка мироздания? – она ещё раз посмотрела на бьющуюся в опасной близости к огню бабочку. Её крылья были уже в подпалинах, но она не сдавалась, она стремилась к огню всем своим существом. А огонь безжалостно убивал её, - ты не в себе, дорогой Гор! Я – Богиня, это я –красота, разве нет?- переспросила она Гора - а это маленькое никчемное создание живёт одно мгновение, и если ей удастся выжить сегодня, то завтра её ждёт верная смерть. Красивое ничто!
   - Ты не в состоянии постичь истины. Что с тобой? – тихо спросил Гор , - что затмило твой разум?
Он постоял у огня ещё какое-то время. Бастет заметно успокоилась. Злость отступила.
Гор направился к выходу.
   - Нет! Постой! – она вскочила на ноги и босиком бросилась за ним, - ты не ответил! Я опять буду волноваться. Помоги мне! Я не смогла решить задачу? – её зелёные глаза смотрели ласково и даже немного искренне. Она нежно взяла его за руку и приблизилась, - я… не стремилась её понять, прости. 
В это мгновение оба посмотрели в сторону бабочки. Она последний раз взмахнула крылышками и упала в огонь. Маленькая вспышка искр взметнулась над пламенем и тут же исчезла.
Гор обнял Бастет, смахнул слезу с её щеки и произнёс:
   - Я найду тебя, Ромашова!
* * *
Пикарская продолжала со мной сидеть за одной партой. Домашку не делала вообще. Училась ещё хуже меня. То есть я только по математике и химии отпустил процесс, а она вообще не парилась, так как знала, что никто на второй год её всё равно не оставит. Ещё меня бесили её духи.
   - Слышь, соседка, харе душиться в школу, у меня аллергия.
   - Мы тут не в Японии, - огрызнулась Пикарская.
На перемене я исхитрился и выудил из её рюкзака флакон с этим отстоем. Но радости особой не почувствовал. Дура она, и прикалываться с ней неинтересно.
По дороге домой всё думал о сне. Я об этом пока ни с кем ещё не делился, но со снами у меня точно была какая-то фигня. Как только я переживал о чём-то наяву, ночью приходила обратка. Если честно, я мало, что понял, и причём там бабочка, которая погибла. Сгорела бабочка. Нет, главное всё таки было в Богине. Открыл комп, нашёл мифы Древнего Египта. Статья начиналась со слов:
«Мифологизация в искусстве существовала всегда, но именно в ситуации постмодернизма и массовой культуры она стала всеобъемлющей. Этому способствует современное представление об отсутствии единой конкретной истины, допущение плюральности смыслов…»
Прочитал и захлебнулся. Стало ещё хуже. Может, истина у каждого своя? Нет, тогда получается полный хаос. Гор обвинял её в том, что она не может постичь истины. Значит, всё таки есть универсальность, а остальное прикрытие, подобие. Зачем она его звала? Прогнать бабочку? А он не стал этого делать.
Я решил, даже сам не знаю почему, нагнать математику. Что я лох что ли? Сяду и прочитаю все последние уроки, я только  пять уроков запустил – успею. Начал с того, что склеил разодранный учебник скотчем. Страницу за страницей. Медленно, но пошло. Мама же всегда говорит: «Ты, Игорёк, еще не знаешь, что ты умный. Дорожи этим». Но это ж мама.
К вечеру я покончил с математикой и совсем успокоился. Мне даже стало стыдно, что я вёл себя, как гнусный неврастеник, и потерял контроль. Дурак, короче. Жалко, скотча немного не хватило доклеить учебник. Я листнул последнюю страницу и вытаращил глаза. Почувствовал, как внутри что-то провалилось. Окаменел прям. На последней странице карандашом был написан номер незнакомого
 телефона, и стояли две буквы «А» и «Р».