А я ни о чём не жалею,
И нового счастья не жду:
Живу, как могу, как умею -
По листьям опавшим бреду...
Владимир Глебович Сапков
Вера, чтобы реабилитироваться, устроилась работать нянечкой в детский садик, и дочь туда устроила. Со временем у неё появились подруги.
С семьей одной из них, Кати Лисичкиной (кстати, она реально на лисичку смахивает рыжими волосами, удлинённым лицом, заострённым носом) сошлись основательно, в гости друг к другу ходили в выходные дни.
Никому не было известно, что мы в разводе, потому на людях вели себя как настоящие супруги.
Сегодня опять собрались к Лисичкиным. Купили в коммерческом магазине мяса, на рынке рис, лук, морковь, взяли с собой чугунный казан для приготовления плова, самогонки у моих стариков выпросили.
Пришли, а Виктора, мужа Кати, срочно на работу вызвали. Он сменный электрик, напарник заболел, смена – сутки. Не идти же обратно. Решили без него гулять.
Детям навалили кучу игрушек, телевизор включили, соорудили столик с едой. Девочки из одной садовой группы, знакомить не надо, так сами себя заняли, что лучше не подходить. Проводили Виктора на службу, начали готовить.
Пока еда кипела да шкворчала, накатили по рюмашке, потом ещё. Когда плов был готов, мы уже малость поднабрались. Под хорошую закуску добавили. Стрелки часов торопятся, но нам хорошо. Решили детей уложить спать и самим немного расслабится. Уснули все моментально, проспали часа два, или три, пока дети не запищали, обновили стол, уселись.
Девчата песняка врезали, потом пластинки поставили. Там самогон закончился, а душа уже развернулась, требует продолжения банкета. Сбегал я за добавкой. Выпили, потанцевали. Вера неожиданно опьянела, потерялась.
Посидели ещё немного, прикинули, что унести её домой я не в силах: далековато. Решили у Кати заночевать. Детей уложили, покурили последний раз и по кроватям.
Мне раскладное кресло досталось. Улёгся, а уснуть не получается. Ворочался, ворочался и додумался к хозяйке прилечь. За спрос не бьют. Ну и подкатил.
Моё дело маленькое – спросить, а там хозяин-барин.
Катька словно ждала, сразу подвинулась, подняла край одеяла, прильнула ко мне, только нырнуть в разинутую пасть постели успел. Дотронулась до моей груди, задрожала. Ну, думаю, парень, не сам ты к ней пришёл – она позвала. Я лишь сигнал уловил как транзисторный приемник.
Ладно, не бежать же теперь из горячих объятий. Вдохнул её ядреный дух всей грудью. Голова закружилась, настолько сильный секрет женского желания поймал. Кинулись мы друг на друга как голодные кошки на сочный кусок мяса, разъярились, увлеклись. Терзаем друг друга, да так сладко. Подобный напор, активность женщины в момент близости, мне в диковинку. Катюха двигается неистово, словно в гипнотическом трансе – без боязни быть уличённой. Видно жаден её муженёк на нежность да ласки.
У Катерины полностью выключился механизм сигнала опасности: один раз чуть не прозевал опасный момент, едва успев из неё выскочить, но девчонка даже ухом не повела, лишь вцепилась в меня крепче, требуя всё большей и большей глубины.
Подруга уже не стонет – кричит в голос, извивается всем телом, поднимая и опуская меня, как нечто невесомое. Постель мокрая насквозь. Не удивлюсь, если потеряли за ночь веса больше, чем на погрузке цемента. Каждый следующий раз мне кажется, что выжала меня как лимон, но Катя легко и просто делает реанимацию, после которой энергии становится ещё больше.
Улеглись в постель около восьми вечера, а за окном уже забрезжил рассвет. Посмотрели друг другу в глаза с благодарностью после очередной победы над здравым смыслом и с сытым выражением лиц, отвалились удовлетворённо, и улеглись каждый в свою постель.
Спустя минуту я спросил, – а поцеловать можно? Ответом был хохот. Мы никак не могли прекратить смеяться. Уже горло заболело, подступила икота, а смех не прекращался.
– Теперь целуй.
– Кать, а с тобой муж совсем не спит?
– Систематически, но как ты не умеет. Я от тебя просто тащусь.
– Мне показалось, это ты меня имела, а не я тебя. Я не прочь повторить такую ночь при возможности. Представляешь, а Верка от меня налево бегает. Кстати, я ужасно проголодался. Пойдём, поедим.
– Я тоже.
Сидим на кухне в исподниках, Катя поленилась даже бюстик надеть. Вне постели она совсем не эротична: худое тело, малюсенькие, словно фиги, сисечки, кожа в морщинах да конопушках. Обыкновенный подросток, хотя по возрасту моя ровесница.
Мы жадно едим плов прямо из казана, запихивая ложку за ложкой, потом решаем выпить по стаканчику “за знакомство”, что снова приводит к безудержному хохоту. Наевшись до отвала, поцеловались, обнялись последний раз и улеглись спать. Ненадолго. Ребятишки разбудили в половине седьмого – строго по детсадовскому графику, хотя сегодня воскресенье.
Проснулся я на удивление легко: бодрый, трезвый и в хорошем настроении. Вера всё ещё спала. Мы с Катей покормили детей, прибрали следы ночного веселья, вымыли посуду и разбудили Веру, котрая с трудом разлепила веки, – опохмелиться есть, что-то у меня голова не на месте?
Зимняя оттепель осталась позади, уступив место настоящей, по сезону: днём тает, ночью замерзает. Снег сходит быстро, оголяя приличные участки земли, почти сразу начинающие зеленеть. Отцвели первые подснежники, распустила мохнатые почки верба. Мы незаметно подзабыли, что находимся в разводе, вновь ведём обычную семейную, как у всех, жизнь. Научились жить скромно, радуемся маленьким подаркам, которые дарим обоюдно с удовольствием время от времени.
Полки магазинов совсем пустые. Все товары перекочевали в коммерческие магазины. Даже за туалетным мылом, которое теперь не продают, а “выбрасывают”, стоят километровые очереди. Сегодня нарвался на ситцевые платья. Отстоял две очереди, купил Верке четыре штуки разной расцветки.
Она от благодарности расплакалась. Не подозревал, что бывшая может быть такой чувствительной. Не поверите, я опять начал влюбляться в свою Веру. Даже не понимаю, что на меня нашло, почему последнее время видел её невзрачной и выцветшей. Да она настоящая красавица. Не фотомодель, конечно, но из общей толпы заметно выделяется.
Мы теперь часто ходим в кино. На рынок и по магазинам тоже вместе. Для Оленьки приобрели лёгкую и удобную коляску-трость, с которой удобно ходить и ездить куда угодно.
В голову закралась мысль: может, не зря мы развелись, чувства освежили? Говорят зимняя оттепель – ошибка природы. Человек со своими тараканами и заморочками в голове и вовсе – сплошной конфуз. Сами себе кислород перекрываем.
Реальная жизнь круче приключенческого фильма будет. Сколько и чего мы способны натворить – ни одному сценаристу близко не придумать. Я, конечно, пока молчу, но себе на подкорку сценарий дальнейшей жизни записываю. Хорошая может получиться семья, если не выползать за рамкиприличий. Неужели это так сложно?
Оля подрастала. Так хотелось свозить её на море: мечта всей жизни. Даже не знаю, почему так на этом заморочен. Наверно детские впечатления. Я-то уже три раза на море был: два раза в пионерском лагере, там мы почти не купались, только наблюдали, как другие плавают, и один раз в Феодосии с родителями. Тогда папка в санатории отдыхал, а мы в частном секторе. Тут уж мы накупались вволю.
Замечательное было время. У меня вообще детство удивительное: поездки по стране, походы, игры всякие. Есть, чего вспомнить. Хочется, чтобы и у дочки не хуже было. Чтобы папа и мама, свои, настоящие. Разве я так многого хочу?
Метод планирования будущего у нас на Руси один – разложить карты. Можно ещё на ромашке погадать: любит – не любит.
Нагадал, что семья – самая главная ценность. Нечего в свободные отношения играть. Намекнул Верке, что жениться пора. У неё глазки заблестели, руки дрожат, ресничками хлопает. Кто бы подумать – даже разревелась. Речь экспромтом толкнула. Я на эмоциях не въехал в суть, понял только “и буду век тебе верна”.
Другого не ожидал. На словах-то мы горы свернём, и любить будем до гробовой доски. Только оглянешься, а ту доску давно стащили. Сарказм, наверно, в таких серьёзных вопросах неуместен, но душонка-то вибрирует. Мамка моя всегда говорила в таких случаях “зарекалась свинья дерьмо не есть. Свинья бежит, дерьмо лежит, а душа дрожит...”.
Не срослось. Не могла Верка мимо проскочить, если появлялась возможность скрасить унылые будни романтическим приключением. Отказаться сложно, если имеется соответствующий опыт грехопадения. Безнаказанность, отсутствие ответственности, развращают. Это я теперь и по себе знаю. Гражданский брак – занятие опасное, вредное. Остаётся уповать на совесть, которую не особенно сложно уговорить, если искушение достаточно сильное, а ум изворотливый. По всему получается вариант игры в напёрстки.
Со временем я сожжённым мостам счёт потерял. Новая, с иголочки, семейная жизнь раз за разом брала очередной старт, но до финиша не добиралась.
К счастью и размеренной жизни привыкаешь, перестаёшь со временем ценить. Поиски новизны для Веры стали основной целью, поиском смыслов. Это было похоже на пищу без соли: ты голоден, но не способен насладиться вкусом. Пресное быстро приедается.
Каждый раз после очередной размолвки мы чувствовали непостижимое желание жить, словно принимали чудодейственные пилюли. Направляя на что-либо или кого-то энергию и время, мы погружаемся с головой в энергетику этого предмета, становимся его частью, привыкаем к нему, до степени смешения и уже не можем без него обходиться. Так возникает привязанность, которая легко становится зависимостью. Мне кажется, я зависим от своей жены. Если бы это было не так, что ещё может меня побуждать раз за разом закрывать глаза на её измены, рисовать в воображении, как целую каждый миллиметр желанного тела и приносить в благодарность цветы?
Каждый раз, когда Вера совершала очередной немыслимо гадкий поступок, я себя уверял, что это было в последний раз, что терпеть нет больше сил. Уходил из дома, громко хлопая дверью, разводился, мечтал жестоко отомстить… и опять возвращался как побитая собака, а в довершении ещё и благодарил за подаренное мне счастье прощения. Разве это не колдовство?
В голове не укладывается, как это всё может происходить на самом деле, но доказательства не нужны, потому, что это происходит именно со мной. Интересно, как бы сложилась моя жизнь, свяжи я её с любой другой женщиной? Ведь это наверно уже был бы совсем не я, а кто-то похожий, но совсем другой.
Растворяющаяся как предрассветный туман иллюзия надежды никак не хочет покидать воображение. Я цепляюсь за неё, словно утопающий за хрупкую бесполезную соломинку, ускользающую в мутных потоках обыденности, то с головой проваливаюсь в уныние, то выныриваю на поверхность мечты.
Разве такую жизнь можно назвать счастливой?
Точку в отношениях Вера поставила сама. Однажды ушла в очередной загул и не вернулась.