Во время учебы на истфаке Одесского университета им. И.И. Мечникова сильно тосковал по Доманёвке. Казалось бы, минимум раз в месяц приезжал домой, а все равно снилась ночью, на лекциях перед глазами часто возникали картины родного села. Особенно стало невмоготу в период летней сессии, которая, как и зимняя, шла тяжело. Хотелось побыстрее закончить и убежать к маме, вареникам, майскому меду, бабушкиным коржам, борщам с молодой курочкой, галушкам с творогом… Отмучив последний экзамен, не стал ждать следующего дня с прямым автобусом аж в шестнадцать, и решил ехать ночью через Вознесенск, проходящим рейсом Кишинев – Вознесенск.
Автобус отправлялся из Одессы около двенадцати ночи. В те времена никаких ограничений количества перевозимых пассажиров не существовало. Водитель набирал пассажиров прямо на вокзале, сколько хотел, не считая купивших билеты в кассе.
Приехав на вокзал задолго до отправления, стал свидетелем прибытия автобуса из Кишинева. Зрелище незабываемое.
Мы, ожидающие, думали, что сломался, так как в час ночи не появился. Молодые, нетерпеливые пошли на улицу выглядывать. Заметили медленно плывущие огни вдали. Приполз. Но чтобы подъехать к посадочной платформе, надо было поворачивать резко вправо и вверх. На первой скорости медленно–медленно поворачивал, и то едва не перевернулся на левый бок от перегрузки пассажирами и горы багажа на крыше салона! Когда остановился, поток мокрых от пота, выбиравшихся на воздух, казалось, не закончится.
- Как же мы влезем? – растерянно спросил парень, у которого, в отличие от меня, был билет.
- Поедем на крыше. Там не так жарко, – с видом бывалого хмыкнул я.
В Одессе вышло значительно меньше, чем зашло. Парень с билетом потерялся в глубине салона, и возможно таки сел. Новенькие утрамбовались в числе стоящих между рядами. Мне досталось стоячее место за сиденьем водителя, и, уверен, это спасло не только мою жизнь в итоге.
Ехали медленно, осторожно. Водители перебрасывались малозначительными фразами, сидящие быстро уснули, стоящие терпели испытание молча, стараясь думать о приятном. У меня были занятия: смотрел поверх головы водителя на ночную дорогу, на фосфорное свечение спидометра, невольно улавливал смысл ленивого водительского диалога, представлял, как дома удивятся моему утреннему появлению. Ведь утренний автобус из Вознесенска в Доманёвку приходил в шесть утра.
Приблизительно за два километра до села Каиры начинался петляющий пологий спуск, при въезде в село переходящий в очень крутой, длиной до полукилометра. Сейчас по этому участку не ездят, трассу перенесли влево, выпрямили, срезали крутизну. Тогда же переполненная махина, почувствовав совсем незначительный уклон, моментально начала набирать скорость. Стрелка спидометра, болтавшаяся в районе сорока, в одно мгновение, без дрожи прыгнула за шестьдесят.
- Притормаживай, - левой половиной рта обыденно буркнул пожилой из кресла второго водителя.
Я видел, товарищ послушно отреагировал. Результата… не последовало. Он как-то всем телом вложился в правую ногу – ничего. Попробовал еще – опять ничего.
- Что такое? – без паники в голосе, совсем тихо, чтоб не напугать нас, спросил пожилой.
- Кажется, пропали, - имея в виду тормоза, ответил молодой, не повышая тона.
- Ручник, - громче, но по-прежнему хладнокровно прошипел пожилой.
В это время, я видел, стрелка спидометра залезла за восемьдесят, автобус задребезжал и вошел в поворот перед крутизной. Ручник создал треск, свист, машина несколько раз дернулась, но продолжила неудержимый полет. Люди проснулись, запричитали бабы, закричали дети.
- Выжимай сцепление! – уже не таясь, вопил пожилой, хватаясь за рычаг переключения скоростей. Первый, в запарке бросив руль, обеими руками, как за соломинку утопающий, тоже вцепился в рычаг. Автобус потянуло вправо, где, я знал, был бездонный яр.
- Руль! Держи руль! – впившись ногтями в мокрые плечи молодого, закричал я.
Он дернул руль влево, автобус стал на два правых колеса и перевернулся бы, если бы не куча противогололедного песка. Удар о кучу бросил машину к левой обочине. Водитель дернул руль вправо, и автобус стал на два левых колеса! И так несколько раз – то на два правых, то на два левых, петляя от обочины к обочине.
- Остановитесь! Выпустите! Помогите! – безумствовал народ, еще больше раскачивая машину.
В момент, когда все четыре колеса таки «поймали» асфальт, когда скорость достигла максимума, а водители четырьмя руками вцепившись в руль, едва удерживали «гробовоз» по центру дороги, из невидимой проселочной, с правой стороны, на асфальт не спеша вышла пара лошадей, запряженных в повозку…
Вы же понимаете, я описываю долго то, что длилось секунды и доли секунды. Они были переполнены событиями, действиями, движениями, эмоциями больше, чем напрессованный людьми наш сухопутный «Титаник».
Десятые или сотые доли секунды потребовались молодому водителю, чтобы он ногой нажал сигнал где-то на полу. Ставили такие дополнительные сирены в «мягких» автобусах. Кучер среагировал, как спринтер на старте – хлестнув лошадей, молниеносно прыгнул с повозки назад. Лошади и передок повозки успели проскочить трассу, а задок мы таки достали. «Титаник» контакта не ощутил, мы в шуме и воплях не услышали, только я да водители зафиксировали немного сена на лобовом стекле, тотчас отброшенного в ночь мощным потоком встречного воздуха.
В эти бесконечно малые временные отрезки, оказывается, можно думать, надеяться. После повозки, уже на территории села мелькнуло: «Все, пронесло…». Рано обрадовался. За «Чайной», пройденной впритирку, поджидал колодец со срубом на высоких каменных ступеньках. Отвернули, спасли, в беде научившиеся рулить вдвоем, водители. Чуть коснувшись левым бортом, помчались дальше. Остановились далеко за Каирами, не доезжая моста, что перед Петровкой.
Масса, теперь уже в состоянии помешательства тихого, без слов и охов, остервенело рвалась на выход. Вырвавшись, кто побежал в темноту, кое-кто, видимо из стоявших, упал на землю, кто-то, присев на корточки, закурил. Дети, не капризничая, молча жались к родителям.
Я покинул «ЛАЗ» последним. На правах кровного брата пошел с водителями «в задок», к двигателю, смотреть, что случилось. Лопнула тормозная трубка. Поставили запасную. Большинство ехать дальше отказалось. Осталось четырнадцать мужчин. На спусках, десять из них выходили и шли вниз пешком, где мы их поджидали.
В Вознесенске отправление автобуса на Доманёвку задержали, ожидая нашего прибытия. Родина встретила теплым дождем, лужами, каплями с мокрых кленов у калитки. После того, как увидел фильм «Дни Турбиных», не знаю почему, то счастливое утро вспоминаю вместе со словами и мелодией песни в исполнении землячки Людмилы Сенчиной:
Сад весь умыт был весенними ливнями,
В темных оврагах стояла вода,
Боже, какими мы были наивными.
Как же мы молоды были тогда…