Я закурил еврейский табачок.
Библейский чад пополз из козьей ножки,
Запахло потом ясельной рогожки,
Повешенной на бронзовый крючок.
Сновал слуга в тумане иль дыму,
Неся к столу чужому подношенья,
И капал дождь как символ утешенья
Или обиды долгой... Не пойму.
Вселенский мрак копился у реки,
Он наползал на городок пропащий.
Несли младенцев снулые мамаши.
Им вслед с тоской смотрели старики...
В кувшинах зреет кислое вино,
В амбаре хлеб сырой, в омёте сено.
А я сижу на краешке вселенной,
Смотрю в полуоткрытое окно.