Была весна, и сладостный дурман
Непобедимо веял над домами,
И были так похожи на обман
Весь этот день и наша встреча с вами.
Александр Ильин
Самохин за зиму сдал: ссутулился, осунулся, побледнел. Не сказать, чтобы выглядел больным и хилым, но прежде его лицо неизменно излучало оптимизм, походка пружинила, а сам Игорь был душой кампании. Теперь он обособленно сидел на кресле в углу комнаты в позе кучера и делал вид, что сосредоточенно читает технический журнал.
На самом деле прятался от неприятных расспросов, от неискреннего сочувствия, от самого себя. Жена Игоря – Вероника, оживлённо беседовала с друзьями и подругами, но это тоже была поза, показуха. Она не хотела идти на это мероприятие, быть мишенью для пересудов и сплетен, однако посчитала хладнокровное присутствие на ежемесячной вечеринке, игру в незыблемые семейные ценности, меньшим злом.
С некоторых пор между супругами ничего, абсолютно ничего романтического не происходило. Жили в одной квартире, вели общее хозяйство и единый бюджет, холили как могли и хотели детишек, даже спали в одной постели, потому что другой попросту не было, но обособленно, на расстоянии более метра друг от друга. Встречались и расставались лишь равнодушными взглядами.
Оба всерьёз подумывали о разводе, но решиться на столь радикальные перемены не могли по множеству причин – увязли основательно в непреодолимой трясине досадных обстоятельств.
Удивительно было то, что причины добровольной душевной и физической изоляции супругов, их жёсткого взаимного отчуждения, если они и были условно в какое-то неблагоприятное мгновение в прошлом, стёрлись из памяти.
Неприязнь и необъяснимые предубеждения выросли как бы из ничего, словно на супругов во сне или наяву, но точно в бессознательном или безвольном состоянии, напустили магическое затмение, одержимость непонятно чем.
Игорь часто задумывался, откуда что проявилось, с чего началось и чем должно закончиться. Результатом бесплодных рассуждений была лишь навязчивая строчка из исковерканной известной песни, – “когда в меня вселился этот бес? И до, ре, ми, фа, соль, ля, си, и фа диез”.
Воспаления или инфекционного заражения не было, а клинические симптомы хронического недомогания и сама патология налицо: полное отсутствие взаимного доверия, искренней симпатии, чувственного влечения, трепетной нежности – всего, чем преимущественно питается бескорыстная супружеская любовь.
Общение почти год не приносило радостных эмоций, не давало даже малейшего стимула к сенсорному контакту.
Случайные прикосновения нельзя стало назвать приятными, они не вызывали интимного волнения, неодолимой потребности слиться воедино.
Сплочённая кампания, точнее, её неизменный дружный актив, встречался пару раз в месяц без малого двадцать лет. Все, кроме Егора Седова, до сих пор откликающегося на прозвище Горыныч, убеждённого холостяка, каждый раз приводившего на благородное собрание разных, но неизменно аппетитных и ухоженных барышень, были людьми степенными, семейными, потому приходили с супругами, которые давно уже стали частью этого коллектива.
На этот раз спутницей Горыныча была Даша, удивительно обаятельная и общительная женщина с грустными зелёными глазами, которая понравилась сразу всем присутствующим на благородном собрании мужчинам.
Девушка с благодарностью принимала комплименты, никому не отказывала в желании потанцевать, легко поддерживала любую тему разговора, но на более близкий контакт не шла.
Егор по привычке нагло оглаживал и зажимал всех дам подряд, в том числе и Дашу, не обращая внимания на её озабоченную задумчивость и болезненную реакцию на нескромные прикосновения на глазах у всех.
– Вы единственный мужчина на традиционном дружеском маскараде, которого не возбудило в неприемлемом контексте моё присутствие, – из-за спины обратилась к Игорю, вышедшему покурить на лоджию, Даша. Угостите даму сигареткой.
– Курите… чуть не сказал на здоровье. У вас руки дрожат. Ошибаетесь, я тоже впечатлён вашим обаянием. Арсенал интимного притяжения, явная гравитационная аномалия, у вас редкостная. Так и хочется откусить с какого либо бочка сладенького, сочного. Сложно оставаться равнодушным в вашем присутствии.
– Чувственные глаза, упругая грудь, стройные ножки. Неужели я в вас ошиблась? Мне почудилось, что вы не такой как все, что вам важна суть, а не упаковка.
– Людям свойственно ошибаться. Я, например, был убеждён, уверен, что любовь и обожание между супругами … преданность, нежность, это навсегда. Что-то подсказывает, вам жизненно необходимо прямо сейчас выговориться, а я единственный, кто по неведомой причине заслужил доверие выслушать откровенную исповедь и не наговорить пошлостей. Прониклись симпатией к глубокой меланхолии, к сентиментальной грусти, кажущейся романтическим душевным настроем? Зачем, скажите, пришли сюда, ведь Горынычу нет дела до ваших мучительных переживаний. Не пара он вам.
– А вы, скажите, вы могли бы меня полюбить… просто так, ни за что? Простите, вырвалось. Неужели так заметно, что мы друг другу чужие, хотя встречаемся довольно часто, что настроение у меня безрадостное, тоскливое, несмотря на внешнее проявление оживления, радости? Понятно, что видимся не для того, чтобы стихи декламировать. Странное состояние, что-то вроде обречённости. Вроде потери сознания в условиях полной невесомости.
Наверно я придумала себе Егора. Возраст такой. Пора прибиваться к берегу. От качки уже тошнит. Три года назад мне было одинаково хорошо с кем угодно, лишь бы весело, шумно. В двадцать девять ты всё ещё как бы девочка. После цифры тридцать начинается паника, давка. Мужиков полно, но всех стоящих давно разобрали. Кризис среднего возраста. Жизнь вдруг становится пресной, скучной, а мысли невыносимо печальными, гнетущими.
– Иллюзия. Возраст не причём. Мы сами себя закапываем заживо. Причина тому – бездействие и завышенные ожидания. Я старше вас. Давно и по большой любви женат, но проблема гнетёт та же – полное банкротство отношений, отсутствие даже призрачного, невнятного образа будущего. Чувств нет, эмоции выцвели, новые цели перед собой ставить поздно. А вы… удивительно, но соблазнительная приманка, заманчивая перспектива почувствовать телесную близость с вами меня волнует сейчас гораздо сильнее, чем желание объясниться с женой. Её чарующая женственность, сокровенное интимное притяжение, желание обладать, с некоторых пор для меня не существуют.
– Странно. Вероника прехорошенькая. Не боитесь, что Горыныч её уведёт? У него это здорово получается. Вон как старается. Что-то я замёрзла. Обнимите меня что ли, согрейте, если не хотите принять участие в траурной церемонии на моих похоронах. Весна, всё вокруг в цвету, а как холодно!
– Зачем это вам, Егора хотите позлить, ревность вызвать?
– Его такой ерундой не пронять. Любоваться собой – занятие для профессионалов. Пусть развлекается. Я от него устала. Да и ясно теперь всё. Ему постоянно требуется свежая кровь. Кстати, я гораздо моложе вашей Вероники. Прикоснитесь ко мне, испытайте себя. Вдруг это именно то, чего так недостаёт для ощущения себя живым? Неужели не хочется меня утешить! Дама предлагает дружбу, а вы сопротивляетесь. Ведь только что искренне восхищались моей внешностью. Неужели из вежливости?
– Абстрактно, Даша, я вас воспринимаю на уровне не проявленных эмоций, как гениальное произведение искусства, выставленное напоказ в публичной галерее. Любуюсь. Восторг как повод для творческого вдохновения. Красотой принято восхищаться опосредованно, лучше издали. Мужчина любит глазами. Я не отличаюсь от большинства представителей доминирующего в сексуальном плане пола. Вы премиленькая, наверняка сладкая на вкус. Уверен, что эмоциональное потрясение тому, кто пересечёт по обоюдному согласию вашу интимную зону, обеспечено. Но я не Горыныч, романтические победы и экзотические ощущения не коллекционирую. У меня была, и до сих пор остаётся таковой, единственная женщина – жена.
Тем не менее, Игорь не мог оторвать заинтересованного взгляда от выдающейся внешности приятной собеседницы.
Кораллового цвета миниатюрное платьице плотно облегало её точёную фигурку, бессовестно обнажая соблазнительно упругие бёдра, стройные ножки, невольно направляло фантазию Игоря, отвыкшего от желания близости нырнуть куда-то за грань кроваво-красной ткани, под предельно завышенную линию подола, начинающегося там, где заканчивается невинная девичья скромность.
Даша, скрестив на груди руки, доверчиво прильнула к нему, давая откровенным жестом понять, что вверяет, точнее, дарит себя.
Отступать было некуда. Симпатия и влечение – проявления исключительно приватные. Даже если эмоции возбуждены по ошибке – кого это беспокоит в самом начале, когда на семафоре доступности внезапно загорается разрешающий зелёный сигнал, дающий формальное право снисходительно отнестись к некоторым, если не ко всем интимным запретам?
Ход беседы сам по себе, не считая предельной близости, был чудовищной по силе интимной провокацией. Возможно, Даша действительно что-то волнующее, трепетное, чувствовала по отношению к Игорю.
Её душевное и эмоциональное состояние не было похоже на желание развлечься, на азартную игру, о чём свидетельствовали повлажневшие внезапно глаза, нервные пятна на груди и шее.
Распущенные по плечам юной женщины кудряшки, плотно прижатые к мужской груди, нежно щекотали подбородок; изысканный аромат, исходящий от волос, будоражил взбесившееся воображение. Руки невольно пустились в пляс, вслепую нащупали талию, опустились немного ниже, ощутив живое сопротивление упругих ягодиц.
Даша вздрогнула, застонала, порывисто обхватила обеими руками плотный мужской торс, ловко встряхнула упавшей на его лицо гривой.
Её томный взгляд, просительное движение удивительно привлекательной, чувственной формы губ, физически ощутимый трепет податливого тела, призывали двигаться дальше, куда угодно, ни в коем случае не останавливаться. Даше уже было хорошо, она почувствовала некую мистическую связь, неразрывную гармонию от соприкосновения не просто тел, мощный по силе проявления контакт неукротимых, ненасытных, неуправляемых жизненных энергий.
Нежный поцелуй стал естественным продолжением мимолётного интимного знакомства.
Игорь слышал, как обречённо колотится в каждой клеточке напряжённого естества чувствительное Дашино сердце, как стремительно накатывает, рассыпаясь в мелкие брызги, волна за волной, внутренняя теплота, как тягучим сладким сиропом обволакивает восхищённое взрывом эмоций сознание, опьянённое обезумевшим желанием немедленной близости.
Бёдра его немилосердно сводило сладкой судорогой, язык проникал в рот женщины глубже и глубже.
Женщина казалась взволнованному неожиданным, но желанным телесным контактом Игорю, восторженно впечатлённому новизной и яркостью ощущений – юной, очаровательной, непорочной.
Он отчаянно, из последних сил боролся с невыносимым стыдом от сознания, что их сладкие муки могут увидеть.
Внутреннее томление пока ещё тормозило присутствие в шаговой доступности посторонних, кому ни в коем случае нельзя доверять интимную тайну, способную обнулить супружеские отношения, но строгий цензор секунда за секундой терял силу.
Соблазн оказался сильнее неловкости. Рука мужчины неосознанно потянулась вниз, нетерпеливо нырнула в сладкий промежуток между ног девушки, проникла под почти невесомую резинку трусиков, скользнула ниже, по гладко выбритой коже, ощутила влекущую отведать запретный плод влажную вязкость.
Ещё мгновение и любовная магия превратит случайных знакомых в любовников.
– Извини, – прошептал вдруг, отстраняясь, обдавая Дашу горячим прерывистым дыханием Игорь, – это трагическая ошибка. Мы не можем так поступить. Вероника меня не любит, это так, но она мать моих детей, моя супруга. Во всяком случае, сейчас я не готов принять решение. Мне нужно время, нужно подумать. Подумать, пока не появилось веской причины, способной объединить нас и разрушить создаваемое годами, пусть и неустойчивое, но равновесие.
Ты замечательная девушка, Даша. Мне стыдно, что так опрометчиво, так безрассудно поддался соблазну, дал тебе надежду, повод поддаться очарованию, что не сумел справиться с искушением. Сегодня же поговорю с Вероникой. Что с нами происходит, почему мы так неразумно себя ведём! Прости, девочка… и да, спасибо тебе, Даша! Ты помогла мне разглядеть – что главное, а что второстепенное, наносное.
– Жаль. Не хватило лишь нескольких минут, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливой. Может быть, проводишь меня, это ничем тебе не грозит? Не могу здесь больше находиться.