Глава 6. На Фроловской ярманке. Август 1748 года
Дядя Никита собирался и дальше рассказывать, но тут Люба заглянула и позвала нас ужинать. Пока дядька нас с папой своими рассказами развлекал, она курочку пожарила и на гарнир рис сварила.
- О, жареная курочка, - воскликнул дядя Никита, - это я люблю. Хотя правильней сказать, что все Жилины, да и не одни только Жилины это любят. Я прав? – обратился он к своему брату, а соответственно моему отцу.
Тот только головой кивнул. Ну, а я решил дядин вопрос опередить и сам признался, что без жареной куриной ножки я жизни своей не представляю. Все засмеялись и принялись есть.
Поели, снова переместились в мой кабинет и вновь неспешно перед нами, как живой, предстал Иван по прозвищу "Старший", тот кто дал жизнь, не сам, конечно, а через десяток поколений всем нам, тем кто находился в той комнате.
- Вот те на, - сказал Пафнутий, - смотрите-ка заснул Тихон. Устал видно столько говорить, вот и отключился, как высказал всё, что хотел. Все поняли его волю? – громко так что все сразу к нему повернулись, спросил Пафнутий, - я постараюсь завещание написать, может отец Рафаил мне поможет, - и он с надеждой на батюшку посмотрел.
- Возможно, я смогу помочь, - послышался голос старосты деревни Жилицы, Филарета, - я в молодости чиновником работал в губернском присутствии. Так и работал бы там, но отец мой занемог, а семья большая, я старшим сыном был. Вот и пришлось в деревню вернуться. Тихон Петрович мою историю знает. Наверное, потому и попросил меня вместе с Авдотьей приехать. Дайте мне лист бумаги и чернила, я прошение напишу, а потом сам с ним во Владимир съезжу. Знаю куда такие прошения подавать следует, да прослежу, чтобы оно без дела нигде не застряло.
Пока Филарет писал прошение, отец Рафаил подозвал к себе Ольгу Васильевну и что-то долго ей объяснял. Иван время от времени взглядывал в их сторону, но ничего такого, что подсказало бы о чём там речь шла, не заметил. Все разбрелись на группки по двое или по трое. Иван подошёл к Авдотье, около которой, как привязанная стояла Настёна.
- Ну здравствуй племянник названный, - улыбнулась Авдотья.
- Так ничего ж не изменится, - нашёлся Иван, - как ты была тёткой Авдотьей, так и останешься.
- Зато жених был голь перекатная, а может стать богатым человеком, - улыбнулась Авдотья.
Настёна в их игру слов не встревала, она прижалась к матери и молча слушала.
- Дело решил Тихон, - вновь заговорила Авдотья, - скоро у тебя все права будут, и на избу, и на землю. Ту правда он в наём в этом году отдал, но, если у тебя желание появится пахать да сеять, это можно пересмотреть.
- Нет, тётя Авдотья, надо деньги зарабатывать, большие деньги, туда силы надо направить, а не в земле ковыряться. Я сразу после ярманки в Лапино поеду, постараюсь маменьку с детьми в Жилицы перевезти. В Лапино она одна с такой оравой не справится. Пока мы все в одном доме поживём, в тесноте – не в обиде, а потом я дядю Феофана попрошу, он новую избу поставит. Я сразу, как матушку перевезу, к дяде Феофану с этой просьбой обращусь, - Иван посмотрел в сторону Феофана. Тот стоял и о чём-то разговаривал с отцом Рафаилом.
"А может, об этом надо прямо сейчас договариваться. Может смогут они одну ватагу в Жилицы направить, чтобы я маму привёз сразу в новый дом", - эта мысль заставила Ивана отойти от Настёны с её маменькой и направиться к Феофану. Тот как раз закончил разговаривать с батюшкой и начал смотреть по сторонам, словно разыскивал кого-то.
- Дядя Феофан, дозволь с просьбой обратиться, - ещё издали начал говорить Иван.
- Давай Ванюша, чем смогу тебе обязательно помогу, - Феофан широко улыбнулся и пошёл ему навстречу.
- Ты ведь сам слышал, что дядя Тихон посоветовал мне маменьку с детьми в Жилицы перевезти. Я, как ярманка закончится, сразу же в Лапино поеду. Они там одне не выдюжат. Я хочу уговорить их в эти края перебраться, а ты не смог бы мне для них избу поставить. Изба большая нужна, их ведь много: маменька и девять человек детишек. Я заплачу, у меня деньги имеются, ты не волнуйся.
Феофан смотрел на Ивана, вспомнил какой тот был маленький да щупленький, когда они на дороге первый раз встретились. Теперь перед ним стоял справный высокий и внешне очень крепкий молодой мужчина, и только те же горящие глаза, да нацеленная вперед фигура свидетельствовали, что это тот же самый Ванятка, только совсем повзрослевший.
- Дело вы с Тихоном придумали, - проговорил Феофан, - разумное дело. Дай подумать, - он наморщил лоб, и задумался. Потом хлопнул себя рукой по бедру и сказал:
- Мы сейчас заказ один сдаём в Вязниках. Завтра я туда еду. Хотел ребятам дать пару недель передыху, но раз такое дело, сразу направлю их в Жилицы. Сейчас всё закончим и приходи в балаган, выберешь себе тот дом, который хочешь. О деньгах не беспокойся, постепенно расплатишься. Я думаю, недели за две, максимум три, поставим мы тебе новый терем, такой чтобы всем в нём было просторно жить. Ну, а двор чуть позже возведём. Этим у нас теперь специальная артель занимается. Она в Вязниках ещё с месяц трудиться будет, но до морозов успеем всё сделать, - и он хлопнул Ивана по плечу, - доброе дело задумал, молодец.
Прошение подписали все присутствующие, за Тихона, который спал, подписался Пафнутий Петрович, да так, что отличить при сравнении с оригинальной подписью, кто расписался не было никакой возможности.
- Ну, тебе Пафнутий Петрович цены у мошенников не было бы, - удивился отец Рафаил.
Пафнутий только улыбнулся в ответ и никак комментировать батюшкину оценку своего искусства не стал.
Филарет взял прошение со многими подписями и низко поклонился всем:
- Спасибо большое за то, что удостоили меня честью присутствовать на таком представительном собрании, - он ещё раз поклонился и добавил, - извините, но у меня дел в деревне много, пойду я, пожалуй, а завтра с утра в губернский центр отправлюсь, в присутствие. Там, наверное, весь день придётся провести, если не больше.
- Подожди Филарет немного, - окликнула его Ольга Васильевна, - я сейчас распоряжение дам и тебя в Жилицы отвезут, а пока я хочу со всеми попрощаться, ярманка во всю работает, а я её ещё и не обошла даже. Надо всё проверить, да убедиться, что везде порядок и никаких претензий ко мне ни у кого нет.
Она вышла, Филарет отправился следом за ней. Ушёл и Сидор Иванович, его больные ждали. Феофан Селиванович с Любовью Николаевной тоже в свой балаган заспешили, у всех ведь дел было по самое горло. Рядом с Тихоном вновь присела Лукерья со своим вязанием, Митяй стал на стол собирать – подошло время обеда.
У Ивана с плеч как будто тяжесть какая упала. Он с благодарностью посмотрел вслед Феофану, а затем оглянулся вокруг, какие замечательные люди здесь собрались. Потом подошёл к спящему Тихону и прошептал:
- Дядя Тихон я тебя не подведу, только поправляйся.
Я на часы посмотрел, дело к 10 приближается, вот я к старшему поколению и обратился:
- Папа, дядя Никита, утомились небось, может пойдёте подремлите немного, время пока ещё есть, а я в это время обедом займусь.
- Нет, Ваня, - ответил мне дядя Никита, - я заснуть не смогу. Всё буду думать, что мне за процедуру такую назначили, да как я её перенесу. Знаешь, раньше я ни о чём таком не думал, молча делал всё, что говорили. А сейчас видишь, бояться всего незнакомого стал, ну может не совсем бояться, это я конечно не то сказал, а скорее опасаться. Поэтому давай я тебе ещё немного кое-чего расскажу, да пообедаем и собираться будем. А ты пока я рассказываю, можешь на стол собирать. Ты мне мешать этим не будешь, - и он засмеялся даже, ехидно так это у него получилось.
"Вот, - подумал я, - лихой рубака. Всё бы ему с подковыркой говорить", а сам к холодильнику направился.
Дядя Никита долго раздумывать не стал. Я ещё до холодильника не успел добраться, а он уже рассказывать принялся:
- Авдотья с Настёной на ярманке ещё не всё видели, вот они после обеда и отправились по ней прогуляться, и внизу в трактире, не считая спящего Тихона, осталось, как и накануне, три человека: отец Рафаил, Пафнутий Петрович и Иван. Сидели, чай пили, да Иван принялся им свои планы озвучивать. И отец Рафаил, и Пафнутий Петрович вновь только головами качали, когда Иван перед ними свою хорошо продуманную программу представлял.
- Молодец ты Иван, действительно, как один раз мне Тихон сказал, ты в доброго купца со временем должон превратиться, - Пафнутий Петрович ласково потрепал Ивана по голове, а потом вопрос задал:
- Мне так кажется, что тебя ещё что-то беспокоит, не только болезнь Тихона и исполнение твоих задумок, - он требовательно посмотрел прямо в глаза Ивана. Тот даже отводить свой взгляд не стал, а выпалил, совсем не раздумывая, тот вопрос, который его ещё со вчерашнего дня мучил, покоя не давал:
- Дядя Пафнутий, а скажите мне вещь одну. Тут намедни Ольга Васильевна Пожарская, на вас ссылаясь, заявила, что Тихон Петрович княжеского достоинства. Как такое получиться могло и не выдумала ли это Ольга Васильевна, а то ведь она горазда на подобное? - и замолчал тут же, глаз с Пафнутия при этом не спуская.
Отец Рафаил только улыбнулся, услышав вопрос Ивана, а Пафнутий огляделся вокруг, не подслушивает ли кто случаем, убедился, что никого, поблизости не было, поскольку Митяй во двор вышел, а Лукерья в угол поближе к открытой двери, где светлее было, пересела. От стола, за которым они чай пили хорошо было видно, как спицы в её руках мелькали. Вот Пафнутий и начал разговор, время для которого, по-видимому, подошло:
- Ты вырос Иван и теперь тебе можно доверить главные семейные секреты. Чтобы ответить на вопрос, который ты задал, надо в истории страны нашей хорошо разбираться, ну может очень уж далеко в древние времена лезть и не нужно, а вот в том, что творилось в ней со времён Рюрика, следует. Я думаю, что ты знаешь, кто это такой? – и он вопросительно посмотрел на Ивана.
Тот кивнул головой и подтвердил это словами:
- Основатель государства расейского и династии Рюриковичей, которая после него страной правила, до тех пор, пока никого из них не осталось. Затем Романовы на престол вошли, - и посмотрел вопросительно, так он всё сказал, или нет, достаточно или ещё, что добавить требуется.
По-видимому, и Пафнутия Петровича и отца Рафаила вполне устроило, что Иван сказал, они переглянулись только и Пафнутий продолжил:
- Так вот началось это всё ещё во времена Рюрика. Ты же знаешь, как князья появились. Викинги или славяне всё одно. Дети, внуки и правнуки. Много их было, не всем земли хватало, вот и пошли междоусобные войны, когда брат на брата шёл. Ладно это я далеко куда-то забрёл, - он даже руку в свою шевелюру запустил, а потом вспомнил о чём сказать хотел и продолжил:
- Лет двадцать тому назад я случайно познакомился с одним очень уважаемым человеком, с отцом Рафаилом. Познакомились и смею надеяться, что даже подружились. Как считаешь отец Рафаил? – повернулся он к священнику.
Отец Рафаил улыбнулся и поклонился, подтверждая слова Пафнутия.
- Как-то при очередной встрече, - рассказывал Пафнутий, - я поинтересовался мнением этого высокоучёного человека, чем бы таким заняться, чтобы и мне и окружающим было и интересно, и полезно. К тому времени я как раз историю княжеских родов закончил описывать, или почти закончил, так мелочь кое-какая оставалась, энергии у меня было столько, что я боялся сам воспламениться и сгореть, сил хватало с избытком. В общем я был, как норовистый жеребец перед скачкой. Слышали, небось, что теперь такие новомодные соперничества происходят. Вот отец Рафаил и дал мне два очень ценных совета. Первый – попытаться изучить и свести воедино историю домашней утвари у разных народов и народностей, населяющих расейскую землю. И второй – начать всё это с Фроловской ярманки, где полным-полно подобных изделий продаётся. А для того, чтобы мне легче было там крутиться-вертеться, он познакомил меня с Тихоном. Тогда это был совсем ещё молодой человек, энергичный, знающий, но мне показавшийся каким-то удручённым до невозможности. Отец Рафаил мне историю этого Тихона рассказал, да упомянул, что человек этот, Тихон имеется в виду, вовсе не так прост, как пытается себя на людях показывать. Уж больно у него образование хорошее, манеры далеко не крестьянские, да и держится он с природной гордостью. Явно он не крестьянского роду-племени. Подружились мы с Тихоном, и много времени в беседах на различные темы проводили. Знания его меня поражали, держался он с таким достоинством, которое не часто даже при дворе у высших сановников нашего государства встречалось.
Батюшка тайной, которую ему Тихон на исповеди открыл, со мной естественно делиться не стал. Но недавно намёк один сделал и был он настолько прозрачным, что у меня даже дыхание перехватило. Ведь отец Рафаил очень хорошо знал, чем я занимаюсь. Он с большим любопытством всегда меня расспрашивал о том, как у меня продвигается моё исследование. Я и тогда любил, да и сейчас от этого отказываться не буду, люблю с ним беседовать и когда дела приводят меня в эту сторонку, я обязательно предварительно списываюсь с отцом Рафаилом, и мы выделяем немало времени для наших обоюдно полезных и занимательных бесед. В нашу предыдущую встречу, которая чуть не год назад случилась, я ему с большим облегчением сообщил, что окончательно закончил писать историю княжеских родов России от Рюрика до наших дней и одному издателю её передать успел. Он улыбнулся только, да головой качнул:
- Не всё так просто, как ты это себе представляешь Пафнутий Петрович, - сказал он и добавил, - ты бы лучше, чтобы я голословным не выглядел, покопался хорошенько в своих бумагах, и выяснил кем же были предки Тихона.
Всё то время, что он это рассказывал Ивану, отец Рафаил одобрительно покачивал головой, подтверждая этим каждое сказанное тем слово. Пафнутий Петрович взял с тарелки кость, на которой ещё оставалось приличное количество бараньего мяса, покрутил её в руках и вновь вернул на место. Затем он потянулся было к большущей кружке, из которой привык пить квас, но вначале взял утирку, чтобы вытереть себе руки, испачканные бараньим жиром. Иван понимал, что Пафнутий Петрович очень взволнован и сидел молча, стараясь лишний раз не шевелиться. Он первый раз видел его в таком нервозном состоянии и очень этому удивлялся. Наконец, тот отпил из своей кружки большой глоток кваса и продолжил, слегка запинаясь, свой рассказ.
- В моих бумагах были сведения только о княжеских родах. Так что неужто он тоже из князей, как и я? Вот до какой мысли я дошёл. Но покопаться – это что значило? Ведь, если он сын или внук какой-нибудь из урождённых княжон, то фамилия у него должна быть явно некняжеская. То, что Жилин это не его настоящая фамилия, я уже давно знал, он сам как-то проговорился. Случайно это произошло, я сделал вид, что не заметил его оговорки и переспрашивать не стал. А он на это и внимание не обратил. Оговорился и оговорился, со всеми это бывает. Но, если это так, то в своих записях я ничего найти не смогу, я ведь далеко в сторону от дерева рода не уходил. Замужним дочерям я внимания особого не уделял. Отмечал только, что такая-то в замужестве изменила фамилию на такую-то и всё. А сколько при этом у неё детей было, да как их звали, мне было не интересно, я в эти дебри и не лез совсем. А ведь отец Рафаил мне четко сказал поройся в своих бумагах. А это, что значит? Это значит, что какой-то из родов, который считается прервавшимся, на самом деле продолжался. Я даже вздрогнул от такого допущения. Но почему никто об этом не знает?
Он вопрос задал и замолчал. К кружке с квасом опять потянулся. Иван сидел, как окаменевший, замер и ждал, когда Пафнутий свою жажду утолит и продолжит интереснейшее повествование. А тот вдруг головой начал вертеть, как будто она у него затекла. Всё сидел спокойно, а тут начал головой крутить. Ивану так и захотелось сказать ему, - "Ну чего ты тянешь дядя Пафнутий?" – но он побоялся, что тот перестанет рассказывать и всё тут. Поэтому Иван сидел и молчал. Наконец, Пафнутий кваса напился, рот вытер и снова заговорил:
- Прервавшихся княжеских родов не счесть, действительно я не шучу, их очень много. Но большинство из них прервались давным-давно, во времена междоусобных войн и татарского нашествия. А меня могли заинтересовать лишь те семьи, где не было наследников по мужеской линии начиная с середины, ну может начала прошлого столетия. Таких родов не так уж и много оказалось. Чем ещё я мог располагать для своего поиска. Наверняка знал, что отец Тихона звался Петром Ивановичем, а дед - Иваном Димитриевичем. Значит прадед должен был носить имя Димитрий. Из всех пресекшихся родов за интересующий нас период был только один князь по имени Димитрий – Димитрий Михайлович Кашин-Опольский. Род князей Кашиных-Опольских был знатен и древен, как никакой другой в настоящее время. До боярского чина в нём многие дослужиться при разных государях смогли. По моим записям, последним в этом роду и был Димитрий Михайлович. Он сам из XXII колена этого рода, где в первом колене сам Рюрик находится. Находясь в боярском звании, он стольником служил при дворе Великого государя московского Василия III. По сведениям, которыми я располагал, сыновей ни у него, ни у его родного брата Ивана Михайловича, который также служил вначале стольником при дворе Василия III, а затем воеводой в Вязьме, не было. Оба скончались в одном и том же 1632 году. Вот я и подумал, а не Димитрий ли Михайлович является предком Тихона Петровича. По времени очень даже похоже, но как это выяснить.
Пафнутий ещё пару глотков кваса сделал и вновь заговорил:
- Решил я найти какую-нибудь пожилую, много знающую всего на свете княжну из рода Опольских. Ведь Кашины-Опольские были одной из ветвей славного рода Опольских. Неужто в их окружении никто ничего об этом не знает. Тема то такая, которая всех Опольских должна интересовать. Порасспрашивал я знающих людей и мне подсказали, что в одном из подмосковных монастырей доживает свой век одна из старейших на данный момент представительниц этого рода, княгиня Мария Ивановна Опольская-Белая, дочь известного Иоанна Фёдоровича Опольского-Белого по прозванию Белица. Иоанн Фёдорович был князем, головой, воеводой и наместником в правлении Иоанна IV Васильевича и Фёдора Иоанновича. Вот и отправился я в ту обитель. Мария Ивановна была пострижена в монахини под именем Марфа. Это оказалась небольшая ладная сухонькая старушка лет восьмидесяти, в монастырь она обратилась после смерти своего отца Иоанна Фёдоровича Опольского-Белого. До того после смерти своего мужа, поскольку детей у них не было, она вернулась в отчий дом, ну а потом ей уж пришлось в монастырь податься. Очень надо сказать любознательной эта старушенция была. О чём и о ком она только меня не расспрашивала, когда узнала, что я историей родов княжеских занимаюсь. Вот уж воистину кладезь знаний различных тайных, о которых не было принято в свете распространяться, - и Пафнутий даже головой своей осуждающе покачал.
- Ну да ладно, Господь её простит, - произнёс наконец он и продолжил:
- Так вот она мне всю подноготную Кашиных-Опольских и доложила. Оказывается, у Димитрия Михайловича Кашина-Опольского был единственный сын, которого звали Иван. Так вот этот Иван от государевой службы отказался и чудным делом, для князей совсем непривычным, скорее даже, как все вокруг считали, недостойным, заниматься стал. Он обувь тачать принялся и от любых других дел наотрез отказывался. Отец его Димитрий Михайлович от этого в ярость вошёл, проклял сына и от дома отлучил, а тому только того и надо было. Он в своём поместье в Тверской губернии осел. Там своих мужиков, у которых к этому склонность обнаружил, в одну кучу собрал и всех заставил изготовлением обуви заниматься, то есть, современным языком говоря, сапожное дело открыл. Но до того, чтобы сына княжеского достоинства лишить Димитрий Михайлович не дошёл, думал небось, что одумается единственный наследник. А тот так до самой смерти этим делом и занимался. Сын его, отец Тихона Пётр Иванович дело то продолжил, да развил. Но при этом воспитывал сына, как положено и образование ему самое наилучшее какое мог дал. Это ещё инокиня Марфа знала, а то что дальше случилось уже я ей рассказал. Дальше горе пришло, да всю его семью в огне адском погубило. Вы знаете, она даже не вздрогнула от этого известия, а лишь сказала, что это их за упрямство Господь наказал и разговор наш свернула. Я ей даже не успел сказать, что Тихон, сын Петра Ивановича выжил. Да это её, по-видимому, уже и не интересовало. Вот ведь как бывает, - произнёс Пафнутий и голову вниз опустил.
Все сидели молча и каждый о своём, наверное, думал. Наконец Пафнутий эту тему завершил:
- Так что оказывается род Кашиных-Опольских до сих пор не пресёкся. Тихон последний представитель этого рода по мужеской линии, на нём он и заглохнет. Книга по истории родов Расейских уже в печати, я вот сижу и думаю, что делать - вносить в неё добавление о князьях Опольских или так оставить?
- Ну и к какому выводу ты, Пафнутий Петрович, склоняешься? – послышался голос отца Рафаила.
- Честно признаюсь, не хочется мне, чтобы эту историю стали раздувать да теребить, это Тихону с Авдотьей только неприятности может принести.
- Вот и я такого же мнения. Оставь всё как есть, так лучше для всех будет. Тихон — это всё в тайне держал. Я не хочу, чтобы до него донеслось, что его происхождении известно всем вокруг стало, - решил поставить точку в этой истории батюшка, но Иван его перебил:
- Так ведь Пожарская сейчас на каждом углу трепаться об этом станет.
- Я с ней об этом поговорил уже, не такая уж она и болтливая, как ты думаешь. Это про себя она может говорить, что вздумается, да и то это после смерти её супруга началось, а о чужих секретах она особо не распространяется, - сказал отец Рафаил.
Разговор закончился. Пафнутий Петрович с отцом Рафаилом ещё остались в трактире, а Иван помчался по лавкам, новый товар заказывать.
Когда он вышел из одной из лавок, где устроил настоящую торговлю с хозяином, считая, что тот непомерно высокую цену на свой товар установил, а тот поддался и существенно ему уступил, Иван понял, что торговаться нужно везде. То, что Тихон не любил длинных переговоров и борьбы за каждую полушку, им на пользу не шло. Пусть, один продавец совсем немножко скинет цену с товара, другой тоже, а третий побольше цену снизит, на этом не только они с Тихоном выиграют, а и их покупатели, и могут выиграть весьма существенно. Именно тогда Иван понял, что он совсем не владеет наукой торговли, хотя уже подозревал, что такая наука должна существовать. Где бы найти учителя, который объяснит, что такое настоящая торговля, - задумался Иван, пока он выбирался на главную торговую улицу ярманки. Неожиданно впереди он увидел Ольгу Васильевну. Пожарская только что вышла из одной из лавок, но уже на улице всё продолжала разговаривать с её хозяином, крупным немолодым мужчиной, сильно поседевшим и обрюзгшим. Тот её о чём-то умолял, но она была непреклонна. Иван только последнюю её реплику разобрал:
- Я уже сколько раз это слышала, а денег, как не было, так и нет. Я тебя с остатком товара отсюда не выпущу, он в счёт оплаты за место пойдёт. Ясно? - она повернулась и решительно пошла дальше.
Иван бросился вдогонку. Когда он пробегал мимо мужчины, тот был очень и очень удручён.
Пожарская шла не спеша, направо и налево кивала головой, отвечая на приветствия, видно было, что она очень довольна собой.
Ольга Васильевна, - решил окликнуть её Иван, когда почти совсем с ней поравнялся.
Пожарская остановилась и оглянулась, на устах её расцвела улыбка:
- Ой, Ванюша, а я всё думаю, что надо зайти к вам и узнать, как здоровье Его Сиятельства.
- Тихон Петрович, как заснул ещё в нашем присутствии, так до сих пор не проснулся, по крайней мере, когда я уходил он ещё спал, – поправился Иван.
- Очень он приятный человек, - задумчиво произнесла Пожарская, - с ним так легко разговаривать, да даже, если он молчит, а ты рядом находишься, от него такая сила во все стороны идёт, невольно ты от этой силы сам заряжаешься.
- Ольга Васильевна, - Иван дождался, когда Пожарская сама закончит говорить и на него вопросительно посмотрит, - дозвольте к вам с просьбой обратиться. Вы ведь скоро будете пересматривать своих арендаторов. Кому-то может откажите, кто-то сам уйдёт. Вот мы и хотим попросить Вас, Ваша Сиятельство подумайте о нас грешных. Мы бы хотели в новом году какую-нибудь лавку арендовать, небольшую, но желательно в хорошем месте, где поток покупателей большой, - и он так заискивающе посмотрел на неё, что она чуть не рассмеялась:
- Ох, Иван, ну и хитрец же ты, умеешь найти путь к женщине, - она буквально на секунду задумалась, но тут же развернулась, схватила Ивана за руку и потащила за собой, - пойдём, я тебя конфеткой награжу.
Дошли они до той лавки, где Иван её заметил, она резко открыла дверь, так что шнурок, который к колокольчику был привязан лопнул, и колокольчик только один раз звякнул и замолчал. Пожилой хозяин лавки вскочил со стула, но Пожарская, не обращая на него внимания, обвела руками помещение и буквально пропела:
- Вот смотри Иван Иванович, эта лавка как раз после Нового года свободна будет. Если устраивает, то плати мне часть мзды, как гарантию, что ты от неё не откажешься и в новом году добро пожаловать.
Иван сделал вид серьёзный, осмотрелся, рукой отодвинул нынешнего хозяина в сторону и сказал:
- А, что Ваше Сиятельство. Лавка меня вполне устраивает, я её беру. Позвольте сопроводить вас в контору, где мы и оформим договор наёма на 1749 от Рождества Христова год.
Бывший хозяин понял, что он проиграл и ничего даже говорить не стал.
Когда они отошли на некоторое расстояние от лавки Пожарская сказала:
- Ну, Иван, ты меня поразил. Теперь-то я понимаю почему Тихон Петрович тебя вначале в компаньоны взял, а теперь и усыновить решил. Из тебя действительно купец знатный должен получиться. Давай так, мы сегодня договор оформлять не будем, а к Новому году подъезжайте с Его Сиятельством ко мне в гости, там все условия и проговорим. Да, ещё знай, я ведь своего управляющего с нынешнего утра выгнала и под суд его отдать желаю. Возместить мой ущерб он, конечно, не сможет, так пусть хоть кандалами позвенит в каком-нибудь руднике несколько лет. Это надо же, решил, что я ничего в коммерции не понимаю и нагло воровал. Даже прикрываться ничем не стал, меня дурой неграмотной посчитал, да открыто воровать принялся. Хотя, - и она на Ивана посмотрела, - действительно я такой и была, во всём ему доверившись. Хорошо я у вас с Кроковыми познакомилась, вот Любовь Николаевна с супругом своим, Феофаном Селивановичем быстро в его бумагах разобрались, им всего на это буквально одного часа хватило, и всё-всё мне показали, как он воровал и даже примерную сумму ущерба высчитали. Точнее-то судейские определять будут, чтобы ему срок тюремный начислить. А ведь, кабы не вы вовек я бы ему верила и убыток несла. Так что я ваша с Его Сиятельством должница. Нужна помощь, не стесняйся обратиться, чем смогу, всегда помогу.
Там они и расстались. Ольга Васильевна продолжала обход своих владений, а Иван чуть ли не бегом в трактир отправился. Проснувшийся Тихон беседовал с Пафнутием Петровичем. Отца Рафаила видно не было, не было и Авдотьи с Настёной.
- А тёща моя будущая с моей суженой где, что-то я их не вижу? – спросил Иван, продолжая оглядываться.
- Будешь шляться не знаю где, у тебя Настёну из-под венца уведут, - Пафнутий Петрович был, как всегда очень образен, - за отцом Рафаилом карета приехала, он их и прихватил, до дома пообещался доставить.
Иван опустил голову, с одной стороны жаль было, что не попрощался с ними, а с другой - он почти всё, что хотел на ярманке сделать, уже сделал и даже насчет аренды лавки вопрос решил, а ведь дела должны быть на первом месте. Так его Тихон учил. Хлюпнул он для порядка носом, своё недовольство этим показывая, да присел рядом с лавкой, на которой лежал Тихон.
Тихон тем временем снова задремал, он вообще в те дни, если и не спал, то больше всего находился в полусонном состоянии, организм боролся с хворью на него напавшей, а для этого лучше сна ничего ещё не придумали. Пафнутий пересел поближе к окну, там было светлее и, достав какие-то бумаги, углубился в их изучение. Делать Ивану было абсолютно нечего, и он сам глаза прикрыл, да принялся мечтать о том времени, когда Тихон поправится и они с ним делами начнут заниматься. Скрипнула дверь, это в трактир заглянул Митяй и снова на улицу вышел. Он тоже от безделья мучился. Иван посмотрел на него отсутствующим взглядом, всё ещё в своих мечтаниях находясь, затем встрепенулся, вскочил и тоже на улицу пошёл. Митяй никуда не делся, он присел на завалинку, зажмурился и принялся греться в лучах заходящего солнца. Рядом с ним сидела кухарка, в тот день это была Наталья, уже достаточно в возрасте, но ещё, как говорится в теле, дородная женщина с начавшими седеть волосами, выбивающимися из-под красного повойника, украшенного кружевами. На ней был длинный, до самой земли очень красивый сарафан, красного цвета, расшитый такими же кружевами, как и повойник. Глаза у неё были прикрыты, и она также, как и Митяй, ловила последние на сегодня солнечные лучи. Иван её практически до того не замечал. Да и, что обращать внимание на женщину, крутящуюся с ухватами возле печи? Всегда она в фартуке, скрывающем всё на свете, всегда волосы тщательно заправлены, всегда она суетилась около плиты, на которой шипело и скворчало, что-то кипящее, томящееся или жарящееся. Здесь же она предстала перед Иваном в расслабленном состоянии и тот даже поразился насколько же она была красива. Иван прямо застыл, рассматривая её. Почувствовав его взгляд, Наталья открыла глаза и вскочила:
- Я уже всё закончила барин. Вот немного решила передохнуть, да сейчас на кухню снова отправлюсь, там прибраться надобно, да к завтрашнему дню подготовиться. А что завтра много народа будет или только вы втроём, да Лукерья? – она вопрос задала, а Иван, как и не слышал её вовсе, всё стоял и любовался. Вот ведь и не молодка вроде, а лицом красива, да ладна так, что глаза отвести от неё трудно. Наталья поняла, что молодой барин, как она его называла, задумавшись о чём-то, совсем её не слышит и замолчала, тоже на него глядючи. Иван встрепенулся, смутился и пробормотал:
- Да сиди ты спокойно, никакого пожара же нет. Мы втроём остались, как обычно. Тихон Петрович спит, я вот тоже на солнышко вышел, да к Митяю у меня небольшой разговор имеется.
Половой, который лишь глаза приоткрыл, поглядывая на них снизу-вверх, вскочил тут же, как будто в него пружина вделана была, и принялся Ивана глазами есть.
- Пойдём Митяй, прогуляемся немного, да по дороге поговорим.
Он отошли от трактира на десяток метров, и Иван начал тот разговор, к которому уже сколько времени готовился:
- У меня для тебя предложение одно имеется, но прежде ты мне скажи. Вот такая жизнь, которую ты ведёшь, устраивает тебя или не очень? Не надоело ли тебе в прислугах ходить? Не хочешь ли ты каким-нибудь другим делом заняться? Да, ещё одно, что не менее важно. Ты крепостной али свободный хрестьянин, и если крепостной, то чей?
- Был крепостным, конечно, но, как родители мои поумирали, Её Сиятельство, Ольга Васильевна, мне вольную дала, да к делу приставила, в трактире работать. Другого я ничего не знаю, только этому обучен. А так, конечно, хотелось бы мир посмотреть, здесь то я ничего почти и не вижу. Вот об этом я мечтаю, когда разговоры гостей наших слушать доводится. Мир то он большой какой, а я в четырёх стенах сижу и всё, больше ничего не видел, а так хочется, - на его лице появилось мечтательное выражение, но сразу же оно сменилось на серьёзное и он замолчал, опасаясь не много ли лишнего наговорил.
- Я так в общем-то и думал, - голос у Ивана был твёрдый, ясно было, что продуманный разговор он затеял, - вот и решил предложить тебе торговым делом заняться, ко мне в помощь пойти. Я вишь один остался, а дел всяческих полным-полно, и одно из основных - лавку мы намерены на будущий год здесь открыть.
Они шли в сторону ворот и Иван головой показал, на очень удобно расположенную небольшую лавку, стоящую не в ряду других, а как бы обособленно от всех, так что к ней можно было подойти с трёх сторон. У лавки было пять окон, три по фасаду, где вход был и по одному с каждой стороны. За торговым помещением виднелся большой амбар с широкими воротами.
- Эту лавку нам Ольга Васильевна пообещала выделить. Видишь красота какая, сколько окон? Да все они пустые какие-то. Я бы в них товар наиболее интересный положил, а так столько места пропадает без толку. Товар нужен такой, чтобы он сам покупателя в лавку звал, чтобы ни один человек мимо пройти не мог. Да и вывеску надо нормальную сделать, это срам какой-то, а не вывеска, - кивнул он на кусок доски, на которой было написано "Василий Крюк и товарищи". Вот бы Петра Васильевича попросить, он бы такое намалевал, что народ сам бы в лавку побежал. Не знаю только согласится ли? - и он задумался.
- Эй, ты так пристально в ту сторону не смотри, спугнёшь ещё удачу, - вдруг забеспокоился Иван, - местный хозяин знает, конечно, ему Ольга Васильевна уже сказала, что расторгает с ним договор. Он деньги за пользование лавкой в установленный срок не платит, вот недоимка его и выросла сильно. Но вдруг он сейчас все свои долги покроет и у неё оснований выгнать его не будет? Так он может думает, что всё обойдётся, а мы такое внимание его лавке уделяем, что он действительно беспокоиться станет и деньги в требуемом количестве изыщет. Товара то у него много, и он ходовой. Правда в прошлые годы, как я помню, лавка была забита товаром, а сейчас полупустая, ну может это оттого, что ярманка завтра последний день работать будет, может распродался товар весь. Да, что гадать и чужие деньги считать, пойдём дальше, - и он свернул на поперечную улицу.
Они прошли ещё немного вперёд и подошли к лавке Ивана Гавриловича Тренина, которую Иван за лучшую здесь почитал. Вывеска ему тоже не очень глянулась, на ней было написано лишь "Торговая компания Ивана Тренина" и больше ничего, а ему хотелось чего-то необычного, что должно, как можно больше покупателей привлечь, но что для этого требуется, он не знал. К Ивану Гавриловичу они зашли предупредить, что хотят начать грузиться с самого утра. В этой лавке Иван заказал чуть ли неполную телегу товара.
Затем они вышли за пределы ярманочного городка и направились к берегу Тезы. Неподалеку от того места, где они купались с Тихоном, Иван присел на огромное бревно, не известно каким образом там оказавшееся, и рукой предложил Митяю садиться рядом.
- Ну, что ты мне скажешь на моё предложение? – голос у него дрожал, пока он этот короткий вопрос выговаривал. Он явно волновался, хотя по внешнему виду этого сказать было нельзя.
- Да сам то я барин согласный. Давно уж из трактира уйти хотел, только не знал куда податься, ведь я ничего другого не умею. Вот и теперь сумлеваюсь, что тебе полезным буду, - и Митяй искательно, но с надеждой на Ивана посмотрел.
- Ты нам с Тихоном глянулся, - без какого-либо раздумья ответил Иван, - скрывать это не хочу. Смышлёный, шустрый, язык подвешен, отвечаешь быстро, долго не раздумывая, но в основном по сути, да кажешься легко обучению подвержен. Грамоту к тому же знаешь и со счётом ладить умеешь. Остальное наживное. Опять же даже не спрашиваешь, какое жалование мы тебе положить хотим, это тоже тебя хорошо характеризует. О жаловании сразу скажу. Два рубля в месяц, пока должно хватить. Обучишься, покажешь себя с наилучшей стороны, добавим, может долю какую от прибыли положим, - и Иван вопросительно посмотрел на Митяя.
- Барин, да я за такие деньги землю голыми руками рыть готов. Я ведь в трактире десять рублей в год получаю да чаевые. Но чаевые иногда бывают, а чаще нет. Каморка у меня в трактире есть, так я местный, жить где и без того имеется. Когда во владимирский трактир меня вызывают, вот тогда там в каморке для прислуги ночевать приходится, это, конечно. Так туда меня не так и часто вызывают, всё больше здесь убираться приходится, да печь зимой топить. Да есть могу в трактире то, что от гостей остаётся. Дома так вкусно не поешь. Вот и всё. А два рубля в месяц? – он даже руки в стороны развёл, - столько ведь унтер в армии получает. Это же огромные деньги. Только, как я научиться всем премудростям торгового мастерства смогу, я не знаю, - Митяй глаз не сводил с Ивана, в глазах блеск появился, он весь ходуном ходил от желания ещё больше ему понравиться.
- Ну, учиться будешь так же как я сам учился. На ходу. Начнём с того, что товар изучишь, который я закупил, пока мы его разбирать будем, да по местам, для него отведённым, раскладывать. Затем мы с тобой мил человек в путь отправимся и до Нового года ножками многие деревни посетим, а я тем временем твоим обучением займусь. Ежели пойму, что из тебя торговец получится, а Ольга Васильевна нам лавку сдаст, начнём к оседлой торговле готовиться. Там я сам ещё многого не знаю, и нам придётся ещё пару приказчиков нанять, да крючников тоже парочку найти работящих. На первое время хотя бы приходящих, когда потребуется, а уж потом постоянных. Лавкой одной ограничиваться не хочу. Что лавка на ярманке? Большей частью она простаивать будет, а нам надобно найти такое место, где пришлый народ постоянно бывает. Есть у меня одна задумка, говорить пока преждевременно, а там посмотрим. Вот такие у меня планы. Так что подумай, не спеши, хорошенько подумай, да завтра ответ свой дай. Ну, и последнее. Не раз уж просил, чтобы ты меня барином не называл. У меня имя имеется. Зови меня так, как родители прозвали, да батюшка окрестил – Иваном значит. Понял? – заметив нерешительный кивок головой, он закончил разговор:
- Ладно, я всё сказал. Ты, как в омут головой не кидайся, день думай, ночь с этой мыслью проспи, вот тогда я от тебя утром и буду ответ ждать. Ясно? – и ещё раз заметив кивок головой, точку поставил:
- Ну, раз ясно, то пойдём - я в трактир, а ты к себе домой, думать, нечего здесь рассиживаться, - встал и быстрым шагом в сторону ярманки пошёл. Митяй чуть сзади шёл и на лице у него такая радость расплывалась, что, если бы Иван оглянулся, он бы всё сразу понял.
- Всё, - неожиданно для всех сказал дядя Никита, - хватит. У меня уже заплетык языкаться стал. Столько без перерыва говорить, как сегодня, я, наверное, никогда в жизни не говорил.
Он встал и в детскую отправился.
Смотрю отец мой весь задёргался:
- Времени-то сколько. Девять уже, а мне…
Я его перебил:
- Иди за братом, там же вторая кровать стоит, у нас недельку поживёшь, хоть с дядей Никитой в спокойной обстановке пообщаетесь.
- Так меня дома ждут, - растерянно ответил он.
- Ничего, я уже с мамой поговорил, она не возражает.
- Правда? – даже вскрикнул он от радости.
Я не стал его дальше обманывать:
- Нет, ещё, но сейчас позвоню и договорюсь.
И тут зазвонил телефон. Аппараты у нас во всех комнатах стояли, чтобы не бегать из одной в другую. Поэтому я трубку на кухне снял:
- Вань, отец-то уехал уже, времени-то сколько?
- Спят они оба, устали. Мам, пусть он у нас поживёт пока дядя Никита в Москве находится. Им вдвоём веселей будет.
- Да, я сама так подумала. С местом у вас вроде проблем никаких нет. Дела-то у вас как?
- Пока нормально, его привезу, всё расскажем.
- Ну и ладно, договорились.
Пожелали мы друг другу спокойной ночи, и отец с довольной улыбкой на лице отправился в детскую спать.
Продолжение следует…