Он был гений. Я это понял много позже, когда уже давно закончил институт.
Он читал нам, студентам инъязникам английского отделения, «зарубежку», то есть, историю зарубежной литературы.
Это был мужчина чуть за сорок. Высокий, худой, с глубокими залысинами на огненно рыжей шевелюре, он очень походил на академика Ландау, лауреата Нобелевской премии.
Звали его Моисей Соломонович. О нём на факультете ходили легенды. Его лекции были как спектакли, на которые приходили студенты даже с других факультетов, ибо на них было что послушать и что посмотреть.
Читая лекцию, он вдруг выходил из-за кафедры, делал несколько шагов в сторону и приступал к священнодействию. Закрыв глаза, он разражался монологом Гамлета:
- Быть или не быть – вот в чём вопрос…
… Он декламировал текст с чувством, слегка нараспев, едва заметно покачиваясь.
Студенты заворожено слушают его.
- Это перевод Пастернака, - говорит Моисей. – Очень неплохой. Но и Михаил Андреевич Загуляев в девятнадцатом веке делал не менее блестящие переводы. Вот послушайте, - и следовал Шекспир в интерпретации Загуляева.
Казалось, Моисей мог продекламировать любого зарубежного автора. Вот он на несколько секунд задумался, словно вынимая что-то из глубин своей памяти, и произносит:
Мне нужна жена, лучше или хуже,
Лишь была бы женщиной, женщиной без мужа.
Тонкая, худая – это всё равно.
Пусть уродом будет – по ночам темно.
- Это чей шедевр, друзья мои, - спрашивает он.
- Бернс? – неуверенно отвечает кто-то из студентов.
- Совершенно верно. Это Роберт Бернс, национальный поэт Шотландии. А чей перевод? Как не знаете? А кто написал такие стишки?
Пела ночью мышка в норке:
- Спи, мышонок, замолчи!
Дам тебе я хлебной корки
И огарочек свечи.
- Вспомнили? Правильно. Это Маршак Самуил Яковлевич. Мог писать и для детей, и для взрослых. А, может, кто из Вас Бернса по-английски почитает? Или хотя бы по-русски, а?
Но таких знатоков среди студентов не находится.
- Понимаю, - говорит Моисей. – Студентам не до поэзии восемнадцатого века. Грамматику нужно учить, лексику зубрить современную. Да и историю КПСС никто для вас не отменял. Очень нужная наука в нашем обществе, - с улыбкой отмечает он.
Посещаемость его лекций была абсолютно свободной. Не хочешь – не ходи. В отличие от других преподавателей он не применял никаких карательных санкций к студентам, пропускавшим его лекции.
- Если студенты закалывают лекции своего преподавателя, то он сам в этом виноват. Значит, он скучный. Скучные учителя ученикам не нужны.
Был среди нас один ярый «закольщик», Витя Моторин. Он манкировал даже семинары по истории КПСС, а что уж там говорить про лекции по «зарубежке». Но однажды он всё-таки осчастливил Моисея своим присутствием. Завидев новое лицо, Моисей улыбнулся и сказал:
- Приятно видеть новенького. Рад с Вами познакомиться. Меня зовут Моисей Соломонович. Надеюсь, мы будем друзьями.
Витька не услыхал от Моисея ни одного упрёка. А на экзамене получил от него твёрдую четверку.
Иногда Моисей нас предупреждал.
- Друзья мои, позанимайтесь немного самостоятельно. Сейчас ко мне придёт студентка-заочница. Ей надо вне срока сдать экзамен. Ей скоро рожать. Так что на один бал я ей оценку набавлю.
Беременные заочницы приходили к нему на сдачу экзаменов постоянно. Девушкам, а точнее молодым женщинам, Чосер и Бекон не были интересны ещё до беременности, а тем более эти классики не интересовали их в преддверии родов. Сидя перед Моисеем, они хлопали ресницами и печально вздыхали. Знания предмета – нулевые. Но Моисей пытается их спасти.
- Значит, «Ромео и Джульетту» Вы не читали?
- Нет, не читала.
- Н-да…, протягивает Моисей. – Ну, может, Вы хоть фильм смотрели?
- Какой фильм?
- Про Ромео и Джульетту. Английский фильм.
- Фильм смотрела.
- Про что он?
- Про любовь.
- Правильно. Вот Вы уже что-то знаете. Может, ещё что-нибудь из фильма вспомните?
- Что, например?
- Например, мелодию.
Моисей берёт паузу, делает вдох и негромким приятным баритоном напевает:
Не могу уснуть с ночи до утра
Это не бессонница – просто влюблена
Думала всегда – так не может быть
Только не могу я тебя забыть.
- Дальше не продолжите?
- Нет, не продолжу.
- Но Вам хоть мелодия запомнилась?
- Мелодия запомнилась. Очень грустная, но приятная.
Моисей задумчиво смотрит на девушку (молодую женщину с животиком).
- Скажите, пожалуйста, какую оценку Вам поставить?
- Если можно, троечку.
- А если я Вам поставлю четвёрку, Вы не обидитесь?
- Ой, что Вы!
Из аудитории счастливая студентка выходит вся в слезах.
- Я его люблю! Какой мужчина!! Это гений!!!
* * *
Хорошо помню, как я сдавал ему экзамен. Мне досталось творчество Бернарда Шоу.
Я сидел напротив Моисея в самой крохотной аудитории нашего института, здание которого – памятник архитектуры 18-го века. В его стенах учились ещё дети Толстого. В маленькой комнатушке-келье с трудом втиснулись несколько столов. За одним восседает Моисей. Пока я готовлюсь к ответу, он чистит и ест апельсин. Когда я сажусь напротив, он достаёт Беломорканал и закуривает папиросу. Сейчас невозможно это представить, но в то время курить в институте не запрещалось для студентов на переменах в коридорах. А преподаватели (из самых либеральных) позволяли себе покурить даже в аудиториях во время лекций.
Выпустив облачко дыма, Моисей отметил:
- Учебник, я вижу, Вы не читали. Впрочем, там читать особо нечего. Материальчик слабенький. Но чувствуется, что Вы проштудировали биографию Шоу в интерпретации Хьюза. Это хороший источник. Одобряю. Что-нибудь почерпнули оттуда для себя лично?
- Мне симпатичны иные рассуждения Шоу.
- Можно узнать, какие?
- Например, про любовь.
- Что именно?
- Если человек не влюблялся до сорока лет, то лучше ему не влюбляться и после.
- Вам, полагаю, это не грозит?
- Не грозит.
- Слава Богу, мне тоже. Что-нибудь ещё?
- Да. Про патриотизм, например. Это якобы наивное заблуждение, что одна страна лучше других на том основании, что ты в ней родился.
- Не могу не согласиться, - кивает головой Моисей и делает глубокую затяжку. – Будучи гением, Шоу отлично понимал, что парадокс и истина – часто одно и то же. Откровенно говоря, я сам не перестаю восхищаться наблюдательностью и остроумием этого англичанина. Где Ваша зачётка?
Он ставит мне пятёрку.
* * *
По яркости и оригинальности лекций с Моисеем мог сравниться только ректор нашего института, профессор Шустиков по кличке «Большевик».
Маленький, толстенький, с пухлыми щёчками и очень приветливым лицом. Когда он проходил по институтскому коридору, студенты почтительно и искренне его приветствовали. Он так же искренне отвечал. Его все уважали, и не уважать такого было невозможно. Про него говаривали, что это был смельчак, который никого не боялся. Мог без предупреждения выехать в колхоз, где работали на картошке его студенты, поинтересоваться, как организован их быт и дать нагоняй председателю колхоза. Мог на заседании областной парторганизации сказать правду-матку в лицо самому секретарю обкома. Несмотря на занимаемый в институте высокий административный пост, он выполнял изрядную долю рутинной преподавательской работы. Читал лекции, принимал экзамены.
Его лекции забыть невозможно. Он начинал их еле слышно, с заметным усилием, словно после тяжёлой болезни или лихой попойки. Постепенно голос его креп, в нём появлялись металлические нотки. И вот он уже размахивает рукой, а в большой аудитории с хорошей акустикой звучит его крепкий басок:
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут.
Спев пару куплетов, Большевик вынимал носовой платок, вытирал вспотевшую лысину и приговаривал:
- Мы, большевики, знаем куда идти и что делать.
Помню, как я сдавал ему экзамен. Надо было рассказывать что-то об образовании РСДРП и задачах, которые ставила себе новорожденная партия большевиков. Знал я не всё. Но попался вопрос, который я знал.
- Я вижу, что Вы читали Ленина. А это самое главное, - сказал Большевик. – Давайте Вашу зачётку.
* * *
Однажды, придя в институт, я увидел портрет Большевика в чёрной рамке на доске объявлений. Инфаркт. Это был удар для всего института. Ему было всего лишь пятьдесят четыре года.
Тело выносили из Дома Офицеров. Среди организаторов похорон был Моисей. Он курсировал среди собравшейся толпы студентов и пришедших проститься, давая распоряжения кому куда встать, кому что нести.
В какой-то момент, он оказался рядом со мной.
- Большой человек ушёл, - сказал я ему.
Он посмотрел на меня печально и произнёс:
- Все уйдём. И большие, и маленькие. Помогите вон той девушке венок нести.
И он подвёл меня к студентке, к которой я уже давно хотел, но не смел подойти.
Моисей! Откуда ты знал, что я втайне вздыхал по этой девушке? Заметил на лекциях и теперь решил нас сблизить?!
Похороны – процедура долгая. Так у меня появилась возможность объясниться с моей будущей пассией. Спасибо тебе, Моисей.
* * *
Некоторое время спустя на той же доске объявлений появился портрет Моисея по той же причине.
По коридорам снуют студенты. У студенток глаза на мокром месте. Кто-то потихоньку всхлипывает, кто-то откровенно плачет. Не стало Моисея…
…. С тех пор прошло много времени. Но я хорошо помню этого необычного человека. Сейчас понимаю, что я общался с гением. Но тогда я этого не знал.