Мой шеф Женька был дурак. А как еще можно назвать человека, прос*авшего целый КАМАЗ денег! Фигурально выражаясь, конечно. КАМАЗ был с водкой, но по дури купленной за три дня до отпуска цен. А это еще лучше, чем деньги. Дуракам везет, а Женька, как я уже говорила, был им.
До начала нашего совместного бизнеса мы уже лет пять как дружили. Ну как бизнеса? Я к нему в офис приходила и говорила: «Женя, дай денег. Мне с клиентами расплачиваться надо». Он доставал дежурный дипломат, брал из него несколько пачек и со словами: «Скажешь потом, сколько там», не считая, давал мне. Я разбиралась с клиентами, выдавала девочкам зарплату и шла по своим делам или домой. Все, что оставалось, клала в картонную коробку из-под обуви и запихивала ее под прилавок. Когда я на следующее утро приходила на работу, денег опять не было. На дне коробки обычно лежала записка: «Ирка, привет! Я взял в кассе немножко. Женя». Чем шеф занимался еще, я понятия не имела, но подозревала, что мой магазинчик существовал для прикрытия.
Мы познакомились с ним в очереди на подачу документов в универ. Стою я, а за мной какой-то молодой человек в очечках пристроился. Кудрявый блондин, и волос на голове много-много! С ним была девушка, они вместе приехали откуда с севера. Школьная любовь, «Не могу сказать „Прощай“». Но я этого еще не знала и знать не хотела. Я тогда страшно высокомерная и недовольная всем была.
Я только что не прошла творческий конкурс на журфак в Питере. Не письменный, с ним как раз все было в порядке, а устный. По вердикту преподавателей марксизма-ленинизма, заседавших в творческой комиссии, я путалась в тезисах партийных съездов и вообще недостаточно хорошо разбиралась в политике. А мне всегда на нее было плевать. Ни до, ни в девяностые, ни после я политикой не интересовалась. Особенно после того, как оплатила подруге два передних зуба, выбитых во время какого-то митинга в Москве. Она маме про это сказать побоялась и ко мне сбежала — ликвидировать последствия политической активности. Я ей сказала, что она дура, отвела к знакомому стоматологу и заплатила сколько надо. По-моему, она так и не узнала об этом.
Так вот про Женьку и очередь. Настроение у меня было отвратительное! Поступать мне сюда не очень хотелось, но еще меньше хотелось возвращаться домой. И все мне здесь поначалу не нравилось, в том числе и тот, кто стоял сзади меня. Я ему тоже не понравилась. Может быть, потому что нечаянно утащила его ручку, когда подписывала какие-то бумаги. Ему пришлось меня догонять, и он потерял свое место в очереди. Зря, кстати, нервничал, он все равно не поступил. Готовиться надо было, а не это самое… В общем, буквально за пять минут между нами возникло чувство сильной взаимной неприязни.
На время вступительных экзаменов мне дали комнату в общежитии. Только я туда зашла, раздается стук в дверь. Открываю, а там этот кудрявый с подружкой. Нас с ней, оказывается, вместе поселили, а значит и с ним. Отношения у них были бурные и при таком накале страстей продержались где-то с полгода. Мне удалось сохранить дружбу с обоими, но с Женькой я была ближе.
Через пять лет наступили эти самые девяностые. Слава богу! А то пришлось бы мне ехать по распределению в какой-нибудь поселок городского типа! Работала бы я там учительницей русского языка, а не коммерческим директором индивидуального частного предприятия.
Но об этом чуть позже. А пока, поняв, что от родителей кроме картошки с огорода и заколотого по зиме поросенка больше ждать нечего, я начала, как тогда говорили, «крутиться». Для начала стала челночником. Не по-крупному, так, по мелочи. Сгоняла в Барановичи, набила полосатые сумки барахлом, привезла, сдала в комок. Можно было и не в Барановичи, но у меня там подруга жила. Так что я совмещала радость общения с выгодой. Было всякое, но не помню, чтобы мы жили плохо. Единственная дочка, я сразу повзрослела и делала все, чтобы родители не думали, как конвертировать бартер в деньги.
Кстати, о бартере. Помню, я сигареты блоками из дома возила, папе на комбинате ими зарплату выдавали. Думала, что сигареты в общаге продам, но мы их всем этажом тут же выкуривали. Не брать же деньги со своих? Папа тогда закурил после двадцатилетней завязки, а когда опять стали зарплату деньгами платить, бросил.
Как мы умудрялись учиться, я сказать затрудняюсь. Этот пласт воспоминаний напрочь стерся из моей памяти. Женька как раз накануне моей защиты пришел и говорит: «Я, конечно, понимаю, что у тебя диплом и все такое, но мне коммерческий директор позарез нужен. Пойдешь?» Так началась моя короткая карьера в качестве бизнес-леди.
Женька ситчиком приторговывал и еще кое-чем по мелочи. А потом это счастье в виде КАМАЗа с водкой привалило. Как сейчас, помню — «Посольская»! Женька пару ящиков сразу к моей соседке приволок, в качестве подарка на день рождения. Хорошая девка, зря она с ним связалась. Он уже женат был, и ребенок на подходе. Я не судила и не говорила: «Ай-ай-ай», не мое это дело. Тем более, что они вскоре рассталась, и он секретаршу себе в любовницы взял. Или наоборот, любовницу секретаршей сделал, я не в курсе. А бизнесмен потому что. Положено.
Водку Женька, в основном, через цыган реализовывал. Они в его офис толпами ходили и деньги сумками таскали. А он туда-сюда на машине гонял, деньги в специально снятую для этого дела двухкомнатную квартиру перевозил. Содержимое сумки на пол вытряхнет и обратно едет. И как нас тогда не грохнули? Наверное, никому в голову не могло прийти, что в квартире студентов столько налички валяется. Денег было столько, что когда дверь в комнату открывали, горы купюр сыпались тебе под ноги. Мы по ним ходили, мы на них лежали...
У Женьки было два магазинчика, и все продавцы в свободное от работы время приходили считать водочные деньги. Мы их в пачки по сто купюр складывали и резинками перетягивали. Резинки были в дефиците, когда они заканчивались, процесс подсчета приостанавливался.
Так странно, Женька же за нами не следил, и никаких камер наблюдения тоже не было. Это я к тому, что можно было вынести сколько хочешь. Так я совершенно случайно узнала, что была единственной, кто не взял ни рубля. Еще удивлялась, откуда у моих девочек столько новых шмоток появилось? В том числе, и у той, с кем я снимала квартиру. Доходы у нее были меньше, поэтому за квартиру платила я.
Не путайте доходы с зарплатой. Зарплата была три тысячи рублей, столько же я отдавала в месяц за жилье. То есть, жили мы не на зарплату. Как тогда это называлось, мы «наваривали». К оговоренной продажной цене за шмотку пару сотен накрутить — святое. Ценников никто не вешал в принципе, так делали все без исключения! Но деньги втихаря взять — для меня немыслимо. Надо мной ржали всем коллективом и говорили, что теперь знают, что такое «сверхчестность». За спиной, конечно, потешались.
Кстати, приятель Женьки, который до меня коммерческим директором работал, три миллиона из той денежной квартиры вынес. А может и больше, пропажу случайно заметили. Вот после его бегства Женька и заявил: «Ирка, будь моим директором! Никому не верю, кроме тебя!» И я согласилась.
А что, круто. Тогда лосины в моде были, я их тут же себе купила. Ноги у меня — что надо, да еще и на каблуках! Стою я на крыльце магазина, сигарета в наманикюренных пальцах... Умереть не встать, в общем. А в соседнем здании редакция областной газеты была, там мой бывший любимый работал. Я знала, когда он на работу приходит, и специально в это время на улице курила. Я отлюбила его давно, но все равно приятно показать человеку, что все у тебя в шоколаде.
Скоро мы переехали в центральный универмаг. Место подороже, но стратегически выгодное. Там у меня сразу два отдела было. За аренду мы платили водкой, месяц аренды стоил ящик «Посольской». Рассчитывались чуть ли не в подсобном помещении. В коридоре с цементным полом стояли в рядок девочки на каблуках. Все — сплошь коммерческие директора. Каждая нервно сжимала в руке пачку денег, и только возле моих ног позвякивали бутылки. Звякали они в тот момент, когда я пихала ящик ногой, продвигаясь в очереди. Сомневаюсь, что деньги наши как-то учитывались, но, с другой стороны, и мы налогов не платили.
В общем, я заняла ту уютную прослоечку, когда живешь уже хорошо, но бандитов еще не интересуешь. А как только Женьку куда-то не туда заносить стало, я он него ушла. Там было кому дальше фирму разваливать.
Он быстро сдулся. Машин за год три штуки поменял, все в хлам разбил. Жену окончательно бросил, любовницу тоже. Наделал долгов, расплатился остатками былой роскоши и вернулся работать на завод, где проходил после техникума практику.
Я его видела перед самым нашим отъездом. Из трамвая выходил, в дешевых кедах и джинсиках. И глаза — ясные, ясные! Совсем как тогда, когда я его в первый раз увидела. Бог дал, бог взял, как говорится. Спасибо, что деньгами.