В 1974 году совместная франко-американская экспедиция обнаружила в Эфиопии останки прямоходящей обезьяны, которую ученые тут же назначили на роль промежуточного звена между человеком и обезьяной. Она была совсем молоденькая, пошла к реке, а поток ее подхватил, и она утонула. Много тысячелетий спустя в иле нашли ее останки, хорошо сохранившиеся. Изучили. Мозг у малышки был обезьяний, но она была прямоходящая. Ее назвали в науке Прямоходящей обезьяной Люси.
Мой любознательный друг Дробаха выяснил, что, согласно новым данным, Люси не утонула, а рухнула с дерева. Для ученых это важно, для меня – нет. Даже если б оказалось, что нашу Люси украли марсиане для каких-то экспериментов, я бы все равно утопила ее в реке. Моя Люси – фигура символическая! Красная нить сюжета, который я попыталась выстроить не линейно, а округло.
Когда муж окончательно разочаровался во мне, прямоходящей обезьяной Люси он назвал меня. Поначалу я изумилась: я ведь так много работаю головой, а ты говоришь, что у меня нет ума! Муж ответил со знанием дела, что работаю я интеллектом – он у меня имеется, а вот ум – отсутствует. Ум и интеллект отнюдь не одно и тоже. Спустя годы я поняла, как он был прав! Задумываясь о мире и о себе, приходишь к печальному открытию, что из нас, обезьян Люси, состоит почти все человечество. Если не все вообще. Пока мы топчемся по тверди, толкаемся и пинаемся, мы себя ощущаем венцами творения, но всякая попытка постичь Мирозданье сбрасывает к осознанию собственной (видовой) примитивности. Примат, он не только в Африке примат! Лучшие умы бились над разгадкой тайны Творения, но в течение всей истории их открытия и озарения вступали в неодолимые противоречия друг с другом. Истина, спасительная соломинка, оставалась за кадром сознания пытливой прямоходящей обезьяны.
А ей так хотелось надежности, ощущения свой значимости и защищенности, что поиск продолжается и поныне. Умнейший, эрудированный, любознательный человек святитель Лука пришел к выводу, что мы, с нашими пятью органами чувств, просто не способны постичь то, что нельзя потрогать, понюхать, надкусить. Нам одно остается – верить в неведомое, непостижимое. Для кого-то это Промысел Божий, для кого-то – схема развития Вселенной. Но как бы мы ни называли Абсолют, нам до него не дотянуться с Земли. Мы можем только прыгать по ней. Задрав головы к своду. Мы там ничего не увидим, кроме того, что сами себе сочиним... по образу и подобию своему. Под сочинения эти можно подогнать и научные базы, и религиозные догматы, но сочинения наши останутся нашими допущениями. Всегда – в жанре какой-нибудь конкретной эпохи. Счастливы те, кто провозгласил себя носителями Истины! Им куда легче прыгать.
С начала времен люди очеловечивали Верховные силы. Нечто, не имеющее формы нашего тела, находилось за гранью понимания. Становилось и чужим, и пугающим. Боги античности постоянно толклись среди смертных. Не сиделось им на Олимпе, и они зачинали от земных женщин полубогов. Боги греков обладали всеми качествами своих подопечных, их характерными видовыми чертами. Да и Христос, как мы знаем, был рожден земной женщиной, и весь свой недолгий век провел среди местного населения. Даже то, что он себя провозгласил царем Иудейским (или его провозгласили) есть дань традициям населения. Царю, а не сыну плотника дано руководить массами! Чудеса, сотворенные плотником, рыбаком, бродягой – это как-то несерьезно. Царь – другое дело, ему по статусу полагается (я не философ, не теолог, я обезьяна Люси, которая знает, что она ничего не знает, а потому не смеет ничего утверждать или оспаривать!).
Вручая мне книгу святителя Луки «Дух, душа, тело» Людмила Резник заверила, что из этой книги я узнаю ответы на все волнующие меня вопросы. На тот, в частности, где сейчас находится мой покойный муж Андрей. Но вместо того, чтоб преисполниться надежды, я впала в отчаяние. Лука доказал, что душа гнездится в сердце человека и умирает вместе с телом, бессмертна не одна, а дух. Который возвращается к Создателю в единое энергетическое поле. Как-то безотрадно обезьяне Люси сознавать себя вдовой энергетического поля! С древности люди верили в духов предков, общались с ними, просили о помощи. Без такой веры нет и веры в бессмертие. Личностное. Без веры в непреложность встречи с теми, кого мы потеряли, человек жить не может. Подтверждение тому – мировая литература.
Люди и сегодня разговаривают со своими мертвыми на могилах. С убежденностью, что те их видят и слышат. Но у энергетического поля нет ни слуха, ни зрения! Что толку называть усопших по именам, которых они лишились вместе с телами. И, возможно, с воспоминаниями о кратком земном пути. Еще недавно место обитания умерших представлялось мне вполне по-земному: красивая местность, где много солнца и зелени, где мы вновь встречаемся, обнимаемся, начинаем некий новый виток Жизни. Попытки вырваться за рамки заземленного сознания ввергают в тоску. Невозможно обезьянам Люси представить себе нечто такое, к чему нельзя прикоснуться. С чем бесполезно говорить. Что не поймет, не простит, не обрадуется нам… Возможно, это и есть кара Господня – утрата веры в бессмертие как отрезка пройденного пути? Представления о посмертии у каждого народа были свои, в зависимости от национального и религиозного опыта, но везде на Том Свете и пировали, и любили, и созидали, ибо вопрос «А что мы будем делать?» стоит во главе угла многих культур. На том свете продолжали жизнь, прервавшуюся на этом, но ярче, светлее, без концлагерей и пыточных камер. А вот понятие нирваны деятельному европейскому сознанию чуждо. Там ведь ничего делать уже не надо!
Объединяйся с Абсолютом и кайфуй, избавившись наконец-то от бренной плоти с ее низменными потребностями! Но как-то некомфортно нам без нее! Без взглядов, рукопожатий, планов… Но в особую тоску меня повергла идея Нового Иерусалима, куда попадут праведники, когда погибнет матушка-Земля и сгорит батюшка-Солнце. Праведников среди нас – кот наплакал. Большинству человечества светит Дантов ад... за то, что мы – всего лишь прямоходящие обезьяны! Но даже если все так...Нельзя нам, приматам, без нашей «Эфиопии»! Мы веками ее любили, защищали, жизни за нее клали, чтобы сажать на ней сады, а не только вырубать леса! Как нельзя нам и без идеи Рода! За него тоже живота не щадили, за детей, внуков, правнуков! В Новом Иерусалиме жить будут те, кто очистился от первородного греха, то есть бесполые, бесплодные субъекты, духовные сущности? По существу, Безродные. Да и «Эфиопия» наша как аналог своеобразный Александрийской библиотеки, порождает глубинную горечь. Погибнет все, что творилось лучшими достижениями человеческого духа – и Сикстинская капелла, и Графская пристань, и живописные полотна? О любовной лирике и говорить нечего, вся она – порождение первородного греха! Утешая меня, художница Лена Сопова сказала, что религия, в отличие от науки, все же дает нам хоть какую-то надежду на бессмертие.
В большинстве своем мы, прямоходящие обезьяны, не наживали капиталы на уничтожении Природы и собратьев по виду. Мы – жили-были!.. (Господи, зачем жить, что-то творить, оберегать, если все заранее обречено?!) Кто мы, откуда мы взялись, для чего? И на эти вопросы внятных ответов нет. Священники, наверное, знают, но тоже – с тверди, а идея умертвления плоти по думке моей есть идея уничтожения Рода. Биологического вида. Нам приматам, как и другим земным существам, такая идея генетически враждебна. Нам понятнее призыв «Плодитесь, размножайтесь!». Вот он для нас – благословение Божие на плотскую любовь, в которой изначально нет ничего непотребного (извращенцев мы в расчет не берем!).
Я человек дремучий. Гегеля не читала. И не прочту. Как и большинство мне подобных. И это естественно. Если мы всем человечеством бросимся читать Гегеля, кто пойдет на фабрики, заводы, в поля? Но кто сказал, что нам, «эмпирикам», запрещены попытки постигать непостижимое на уровне скромных наших умений? В моем случае, творчества. Постичь не постигну, но попытка – не пытка! Блаженны верующие. Им достаточно зазубрить несколько максим, «На все воля Божья», к примеру, и можно со спокойной душой отправляться в забой. Моя душа неспокойна. Она – скорбит, когда я читаю стихи поэтов-фронтовиков. Не за вождей люди гибли, не за великие идеи – за Родину-мать. В первую очередь – за нее. Чем бы ни засоряли умы, душу не обманешь. В течение недели моей настольной книгой была антология с комментариями «У времени на юру. История Крыма в русской поэзии», грандиозный труд Людмилы Корнеевой. И труд, и подвиг, поскольку, будучи поэтом, она не себя взялась популяризировать, а составила историко-литературный очерк, который я назвала бы великолепным. Из этой книги позволю себе привести ряд поэтических фрагментов. Начну с Григория Поженяна, «Ветер с моря»:
«В этот день на рейде не клялись мы,
Уходя, вещей не завещали.
Командир сказал;» Вернемся к чаю» –
И велел отправить наши письма…
...Он был ранен после первых вспышек.
Медленно по мокрому реглану
Кровь стекала под ноги. Я слышал,
Как он приказал – Идти тараном!
По разрывам, в лоб, врезаясь строем –
...Немцев было восемь. Наших – трое.
...Немцы отвернули в полумиле,
Немцев подвели плохие нервы.
Мы не гнались... Мы похоронили
Катер номер восемьдесят один…»
И как продолжение темы – стихи об отвлекающем десанте Николая Тарасенко:
«…Я так понимаю дорогу недолгую ту:
Из круга земного к бездонным и гибельным безднам,
Что, в волны бросаясь, мы переступали черту
Меж прожитым светлым
И темным путем неизвестным.
Заклятие мраком, крещенье водой и огнем…
Я все-таки выплыл и вытащил скарб свой железный.
И странное дело: пока грохотало кругом,
Какие-то мирные мелочи краешком лезли.
Здесь должен быть домик.
Художник в нем жил и поэт.
В кольце автоматной, ракетной и пушечной бури
Он так беззащитен, душой источаемый свет,
Маячный фонарик искусства и литературы!
Но с этим не время.
Весь, кажется, пляж подожжен.
Горячка неравного боя достигла предела.
Я чувствую, Эрих уже крутанул телефон,
«Десант!» – завопил он. И, значит, мы сделали дело.
Обоймы пусты. Под рукой не нашарю гранат.
Лежу безоружный… Не стало вдруг слышно ребят.
«Бежать к Кара-Дагу! В камнях затеряться, уйти!»
Карабкаюсь, прячусь, мечусь, спотыкаясь в пути…
…Я так и ахнул. С кораблей
Бьют пушки главного калибра!
Нет, не по мне... Берут левей…
Таки не зря братва погибла,
Шла в бой один на пятьдесят,
И корабли штурмуют славно –
Пошел высаживаться ГЛАВНЫЙ
На Феодосию десант!»
В прежние времена считалось, что погибшие в бою попадают в рай. Неважно, кем они были при жизни – христианами, язычниками, атеистами...Не в адский котел, а в добрый мир, где их любят. Без мыслей о посмертии – на уровне души – человек на подвиги не способен. Даже на подвиги во имя Родины-матери! Историческое бессмертие – иллюзия, как постоянно доказывает сама история.
Мысль, которая кому-то покажется странной: во времена СССР атеизм как основная религия государства был гарантом от религиозных и межконфессиональных столкновений, единой религией, обязательной для всех.
Молодым хорошо быть еще и потому, что тогда просто живешь. На тверди. Бегаешь по ней, прыгаешь, пляшешь среди подобных себе. Получаешь дозволенные знания, ищешь спутника или спутницу жизни, да просто радуешься тому, что ты – есть. А раз есть, то и пребудешь! Без вопросов! Люди зрелого возраста поглощены заботами о Роде. А вот старость...Античные мудрецы прославляли этот период жизни как наилучший, освобождающий человека от сиюминутных страстей – жажды лидерства, плотских устремлений, амбиций...Типа, живи и радуйся своему внутреннему миру. Им легко было радоваться – все они были рабовладельцы. Насколько радовались рабы? Насколько они радуются сейчас? О хлебе насущном думают, оплате коммуналки или о творчестве Сенеки?.. Или Сенека это уже для обитателей Нового Иерусалима?
Лично я и с Сенекой не знакома. И эпохальный Марксов труд «Капитал» не одолела! А ведь это «Евангелие от Карла» было некогда – до меня, по счастью – обязательной для изучения книгой. Но мы, потомки обезьяны Люси, находили способы выбраться из потока. О чем свидетельствует, в частности, анекдот о Василии Ивановиче и Петьке. Сидят Чапай и Петька. Пьют водку. Вдруг Петька говорит: «Фурманов идет!». – Водку под стол, «Капитал» – на стол»! – командует Василий Иванович. Фурманов зашел, посмотрел, что делается, вышел, и Василий Иванович вновь командует: «Водку на стол, «Капитал» – под стол».
Что до мыслей о старости, о жизни вообще, то здесь откровения замечательного крымского поэта и прозаика Николая Тарасенко мне куда понятней и ближе, чем выводы античных рабовладельцев. С наслаждением прочла роман Тарасенко «Невынутый осколок». Не будь я «крымской сепаратисткой», я бы назвала его автором сверхкрымского масштаба. Позволю себе несколько цитат.
«Так что теперь мое будущее – это мое прошлое.
Как монета из драгоценного металла, оно, наше прошлое, ничего не теряет со временем.
Все наше золото чеканится в юности.
Юность вламывается в жизнь, как в пустующую жилплощадь, без ордера, но с правами, а если вдруг квартира окажется общежитием, тогда еще веселее.
А дальше пойдут-покатятся годы зрелости, наша Собственно Жизнь, и ежели кто не очень усердствовал по части излишеств, доберется и до рубежей Старости.
А дальше? А дальше – на Старость надо еще решиться.
Старость – это Долина Падающих Камней. Кончай суетиться, не ссорься с природой, приглядись, куда ставишь ногу».
Те же мысли – о бренности всего сущего – посещали и поэта Романа Болтачева:
Признаний поздние слова –
Давно увядшая листва –
Слетает прочь.
Прости, печальная вдова –
Все в этом мире – суета.
Вблизи – последняя черта,
За нею – ночь.
У стариков мысли сходятся? Николай Тарасенко свою старость преодолел. Если он и не думал о душе, то как следует о ней позаботился. О духе. И жизнью, и творчеством.
Мы ведь все очень разные, несмотря на видовую общность. А вот те, для кого Жизнь – это Бизнес представляются мне пришельцами. Они к нам примазались. Свалились с чужой планеты, обнаружили что в наших условиях надо быть двуногими, прямоходящими и приняли обличие человеков. Только мозги остались паучьи! Мысль, которая посещает многих приматов: мы – не они, они – не мы. Да и мы, разбегаясь по планете, все более видоизменялись. Версий, откуда мы вообще взялись, было, есть, и, наверное, будет множество. По самой известной, мы – потомки Адама и Евы, изгнанных из рая за первородный грех. Лично мне эта версия представляется легендой. Такие легенды существовали у многих народов, но так как христианство пришло из Иудеи, то и основополагающей легендой стала библейская. А если задуматься на минутку? Напрячь сермяжную мысль? У перволюдей было три сына. Как мог род человеческий начаться от трех мужиков? Они что, почкованием размножались? Ан нет! Они пошли в соседние земли(!) и взяли там себе жен! Во как! По данной легенде, население соседних земель людьми не считалось? Люди – это только представители богоизбранного народа? Прочие произошли от Дарвина и обезьяны? Причем, даже не от нашей прямоходящей Люси! Примем за рабочую гипотезу, что Адам и Ева – имена нарицательные. Некий француз, чью фамилию моя память не сохранила, написал исследование под названием «Не женимся ли мы на кузинах?». Автор много лет изучал церковные книги, сохранившиеся в приходах Англии и Франции, и сопоставив мелькавшие на страницах имена с численностью тогдашнего населения, сделал вывод, что таки да – женимся на кузинах! Общими предками являлась одна единственная пара. По другой научной гипотезе мать у народов мира была – бегала по родимой Африке, и подтверждается это участком гена, который есть у всех людей, но передается только по женской линии. Кто был отцом?... Не зря римляне утверждали, что отцовство всегда под вопросом! На этот вопрос попытался ответить автор статьи из советского научно-популярного журнала. Матерью была обезьяна, которая нажралась алкалоидных ягод, отчего у нее нарушился менструальный цикл, и потомство она стала производить не только при хорошей погоде. Чтобы спасти детенышей, ей срочно потребовалось умнеть. Отцом, думать надо, был обезьян, который что попало в рот не совал. Вот и папочка нашелся!
Противники эволюционной теории убеждены, что нас – сотворили. Эта гипотеза также имеет множество ответвлений. Прилетели инопланетяне, занялись селекций местной фауны. После ряда неудачных экспериментов (огнедышащие драконы, великаны, циклопы), вывели то, что надо – рабочих лошадок. Чтобы те добывали им полезные ископаемые. Выгодно получилось – двуногих лошадок даже кормить не нужно, сами себя худо-бедно обеспечат. С нашествием инопланетян связывают некоторые ученые, писатели, да просто любители истории древние культы, мифы о богах с небосвода, наскальные и другие рисунки. Утверждать, будто сотворены мы все Господом по образу Его и подобию... Заглянув в себя, найдешь там Люси, но не Вседержателя. Да и евреев гневить не хочется. Библия – их национальный эпос, а когда она стала настольной книгой всех христиан, они возгордились и придумали для прочих пренебрежительно-уничижительные наименования, типа – гои, шиксы, то есть дочери чужих племен и народов. (Я совершенно не имею в виду Павла Когана и других героических, порядочных людей еврейской национальности, я об апологетах идеи родоначального превосходства. Ну, никак не могу простить им Дарвина с мартышкой, никак!). Нам, славянскому ответвлению «Люсиного» рода вообще в новейшей истории патологически не везет. Кто только ни пытался загнать нас на елку, когда мы уже строили белокаменные города и занимались законотворчеством! Что было, то и есть. И корабли отправляем в Космос, и в области балета преуспеваем, а все одно – «славянские недочеловеки»! (Сами вы это самое, герры фрицы, англосаксы и прочие фобы! Первым человеком, покорившим Гималаи, был англичанин? Кем были шерпы, тащившие на вершину его пожитки? Шерпам тоже в истории не везет!). Что-то я разъярилась... Ярость и Ярило – не однокоренные слова? Предки со своей елки прозревали то, что герры не видели в телескопы. Задолго до возникновения телескопов знали, что на солнце бывают не только пятна, но и вспышки!
Об идее национального превосходства написано в книге Людмилы Корнеевой, в том разделе, что посвящен войне и зверствам фашизма:» Ключевой идеей фашизма является идея национальной исключительности, присущая не только немецкой нации, она лежит, как убедительно объясняет известный историк Наталья Нарочницкая, «в глубинном культурно-историческом сознании Запада в целом». Эта идея, которая лишь намечена в творчестве «Геродота, гуманиста Ф. Петрарки, просветителя И.Г. Гердера и философов Гегеля и Ж. Де Местра» позже проявилась как «пренебрежение ко всему незападному и неудержимое влечение к власти и хлебу, что известный европеец Блаженный Августин назвал похотью властвования». Наверное, не зря не читала я Гегеля! Правда, и Блаженного Августина читать не буду. А скинхедов ненавижу не меньше, чем прочих фашистов. Зато сомневаюсь, что идея национального превосходства владеет умами и сердцами итальянцев. Людей очень на нас похожих, таких же безалаберных. Они, как и мы, любят обниматься при встрече, хлопать друг друга по спине и плечам, шуметь...Чего никогда бы себе не позволил ни один уважающий себя англосакс! Впрочем, народы – это одно, люди – другое, а политики – нечто совсем уж третье. О чем выше уже писалось.
Наша видовая стадность оказалась как силой, так и слабостью.
Стадность предполагает борьбу за лидерство, а так как прямоходящие обезьяны в массе своей внушаемы, то принимают на веру обещания своих альфа-самцов отвести их в край молочных рек с кисельными берегами. Если кто на тех берегах и процветал, то альфа-самцы. «Похоть властвования» – не чисто западная беда. Как и мания величия. Столкнувшись с этой манией у обычных людей, начинаешь думать, что зависит она не от реальных достижений, качества и количества проделанной индивидом работы – это особенность его организма. Надо организму забраться на самую высокую пальму (елку, баобаб) и поорать оттуда на всю округу свое: «Я! Я! Я!». Что это, комплекс неполноценности в замаскированном виде или вариация на тему «похоти властвования», судить не берусь. Блаженный Августин из меня никакой.
Альфа-самцами для потомков Люси становятся не только политические, военные, религиозные деятели. В их ряды могут затесаться и лжепророки, и ученые, и люди искусства. Наше расшатанное, «маятниковое» сознание» ищет точку опоры, за что бы (или за кого) зацепиться, а поскольку Что-то не существует для нас вне конкретного образа, то мы находим Кого-то. С его помощью свергаем старых богов, возводим на Олимп новых, мочимся на статуи поверженных идолов и тэпэ и тэдэ. Резвимся на тверди, пока наших пророков не отлавливают и не предают шельмованию! Но свято место пусто не бывает. Особенно, на безрыбье. Приходит новый пророк и переписывает историю Рода. Если не верить той точке в себе, что нас связывает с Неведомым, с Высшим, то легко допрыгаться до перелома сознания. Все, кто шел убивать неверных всех времен и народов, верили не точке – альфа-самцам... к выгоде последних и себе на погибель. Глупо думать, что предки, пировавшие на курганах, были веселыми, продвинутыми ребятами только из-за того, что их мертвые как бы присутствовали средь них. «По понятиям» жили. Зарывали в кургане с умершим и любимого коня, и жену (или наложницу), и человеческие жертвы приносили богам с убежденностью, что жертва прямо тут же перенесется в лучший мир и поверит богам нужды соплеменников. Так что не каждого первого выбирали на роль посредника! Как обычно, жертвовали самыми лучшими. «Понятия», по которым приходится жить сегодня, пожалуй, даже кромешней. Поскольку и духов, и богов заменили Золотым Тельцом, а он благоволит лишь к своим жрецам. Ради него они приносят человеческие жертвы бессчетно... даже не считая их жертвами в изначальном, сакральном смысле слова. «Зачищают» пространства, «убирают за собой». Впрочем, и раньше было все то же самое, но замаскированное религиозным флером. Да и оружие массового поражения не достигало нынешнего уровня. У племен на окраине «Эфиопии» оставался шанс уцелеть. Как теперь уцелевать будем, ребята, если кто-нибудь из альфа-самцов сбрендит совсем под воздействием похоти властвования?! У нравственных импотентов похоть эта развита особенно сильно. Утешимся ли расхожей истиной, что все там будем? По воле Божьей. Знать бы прикуп, где – там? Но мы ничего не знаем.
Поздравляя меня с юбилеем, моя казахстанская подруга Лиля Сорокина-Муратаева призналась, что постоянно разговаривает мысленно с немногими ей дорогими людьми. С теми, кто еще есть. Мы общаемся с духами Отсутствующих, и в данном контекста не слишком велика разница между живыми и мертвыми.
С миром духов общался и Святитель Лука, хотя церковь занятия спиритизмом порицает. Слишком умный, многое испытавший человек, Лука в своих воззрениях во многом идет против официальных церковных догматов. Лука пишет:
«По какому праву мы, с нашими ограниченными чувствами, с нашим научным развитием, едва исчисляющимся тремя веками, смеем утверждать, что в неимоверном космосе человек – единственное разумное существо, а что всякая мыслящая реальность всегда нуждается в нервных клетках, орошаемых кровью?»;
«Итак, признать существование не имеющих материальной формы мистических существ, ангелов или демонов, духов, иногда вмешивающихся в наши поступки, могущих абсолютно неизвестными нам путями по своей воле изменять нашу материю, направлять некоторые наши мысли, принимать участие в нашей судьбе, – признать существование существ, которые могут принимать материальную или психологическую форму умерших людей, чтобы войти в общение с нами, ибо иначе мы не знали бы о них – это наиболее простой способ понять и разъяснить большую часть метапсихических явлений»;
«Жизнь тела и души можно сравнить в полной красоты и прелести жизнью виноградной грозди. Прекращается питание ее соками лозы, росой небесной, окропляющей нежный пушок сочных ягод, и остаются лишь выжимки, обреченные на гниение; но жизнь виноградных гроздьев продолжается в полученном из них вине. В него переходит все то ценное, прекрасное и благоуханное, что было выработано в живых ягодах под благотворным действием света и солнечного тепла. И подобно тому, как вино не портится, а продолжает жить своей собственной жизнью после смерти винограда, становясь тем лучше и драгоценнее, чем дольше оно живет, и в бессмертном духе человеческом продолжается вечная жизнь и бесконечное развитие в направлении добра или зла после смерти тела, мозга и сердца, и прекращения деятельности души».
Но ведь и у вина есть свой срок хранения, по истечение которого оно прокисает! Мозг Лука считал своего рода диспетчерским пунктом, компьютерным центром, который передает телу сигналы души. Он был хирург, он знал, о чем пишет, но мне с моим обезьяним мозгом (и такой же душой) трудно смириться с мыслью, что под видом близких людей к нам приходят неведомые сущности. Мы с ними – как с родными, а это невесть кто! Может быть, все мы – всего лишь чьи-то компьютерные игрушки? Много мним о себе, прыгая по игровому полю! Задрав к своду мордочки. Мы всегда искали того, кто взялся бы руководить нами, направлять, оберегать и наказывать – могущественного Отца Небесного, или, как в древнеславянской мифологии, Великую Мать, насаждающую по Вселенной Древа Жизни. Она и у нас такое посадила, а потом ушла в Космос... пообещав, что вернется. Такой потребности в опекуне нет ни у одного земного существа, кроме нас. Инопланетяне «зазомбировали»? А сами куда подевались? Вернулись на далекую родину? Вымерли? Растворились в массе своих «рабочих лошадок», оставив им на память о себе потребность таращиться в небо? Говорят, что из всех земных существ только люди и кошки способны смотреть на луну открытыми глазами. Прочие – воют. Говорят, что мы с котами прилетели на Землю на одном космическом корабле. Говорят, что Земля это и есть космический корабль, потерпевший крушение в нашей Галактике.
Но я лучше не буду продолжать. Я в науке так же ничего не смыслю, как в философии. Многого в себе стыжусь, но не своей приматской невежественности. Стыднее, на мой взгляд, провозглашать себя истиной в последней инстанции. Правда, те, кто с манией величия, ничего не стыдятся, они и святы, и правы. Жаль, что заповедь «Не суди да не судим будешь» большинству из нас доступна лишь в теории. Достаточно заглянуть в себя. Я анархистка не только и не столько по убеждениям, сколько по организму, и мой «венозный» анархизм срабатывает на всех уровнях бытия тем раздраем, который я вокруг себя создаю. И в общении с людьми, и в запущенности быта, и в финансовой безалаберности. Знать о себе можно многое, но, как ни грустно, каждый будет проживать жизнь таким, каков есть. Почти каждый, за исключением особенно просветленных, но лично я никогда не смогу стать столпником. Не потому ли мы так активно вмешиваемся в жизнь окружающих, что она – зрима, выпукла, ее видно со стороны, и мы бросаемся в нее с коррективами, тогда как в собственные дни – замурованы. Их можно разглядеть лишь с расстояния... когда уже поздно коррективы вносить. Разглядеть, устыдиться, расплакаться и... остаться собой... «предвкушая» котлы Дантова ада. Счастливы те, кто для себя самих продолжает оставаться иллюзией! Знакомая рассказывала по телефону, как она любит творить добро. Внутренняя потребность. А я слушала и думала, что лучше бы она подавила в себе эту потребность, поскольку – по сущности – не способна, сделав добро, бросить его в воду. Ей надо тут же об этом рассказать всему окрестному человечеству, чтобы все восхитились ею. А потом она еще и «прижучить» может добром, припомнить до мельчайших подробностей, кому, что, когда она сделала хорошего...тварям неблагодарным! С моей точки зрения такое добро – немилосердно.
Мы «творим добро», когда поучаем. Этот вид добра универсален, не требует никаких вложений, но приносит дивиденды – моральное удовлетворение. Мы, приматы всех веков и народов, изощряемся в добрых советах. Ничего нового Сенека другу Луцилию не открыл. Ничего такого, чего тот бы и сам не знал. Сенека писал, что время – наше единственное богатство, вот его-то мы и должны беречь, а смерть – неизбежность, и бояться ее не стоит. «Никакое зло не велико, если оно последнее. Пришла к тебе смерть? Она была бы страшна, если бы могла оставаться с тобою, она же или не явится, или скоро будет позади, никак не иначе». Предполагаю, что в своих Нравственных письмах обращался Сенека не столько к Луцилию, сколько ко всему древнеримскому народу, жаждавшему хлеба и зрелищ, но народы и сегодня хотят того же. Трудоголиков среди нас не так много. А уж когда заниматься вынуждают работой, от которой с души воротит, ни о каком энтузиазме и речи идти не может! Что до смерти, то не всякая «красна на миру»! «Кому и в бедности хорошо, тот богат!» – провозгласил Сенека... будучи не самым нищим патрицием тогдашнего мира. Уточнив: «Бедность, сообразная закону природы – большое богатство». Установил допустимые пределы. Посоветовал не читать лишнего: «Во множестве книги лишь рассеивают нас». Вот этим его советом я воспользуюсь и «приткну» его «под бок» к Гегелю!
Мы, приматы, любим порассуждать.
Выдаем максимы, по изречении которых можно ощутить себя альфа-самцом или альфа-самкой! Даже те, кто не пытается прыгнуть выше изгороди, сплетничая и судача на задворках своего огорода, стремятся к тому же приятному ощущению. В принципе, мы милые, безобидные существа, если не трогать нас и не строить. А вот если построить, да ударить в барабаны... Тут мы пойдем крушить вся и все. Ведь Кто-то думает за стаю! Тот, кому это положено. Государство.
Жаль, не сохранилось статьи об империи кельтов, единственном в истории государстве без Государства. Простиралась империя от границ современной Польши и до Ирландии, а управлялось советом конунгов, который собирался лишь в исключительных случаях – для объявления войны или заключения мира. В иные дни население империи самоуправлялось. Заветная мечта князя Кропоткина в действии! По свидетельству кого-то из римских историков, были кельты «строптивы, кичливы и носили пестрые клетчатые одежды», но в бой всегда шли голяком, демонстрируя врагу свою храбрость и – устрашая. Вся эта армия нагих удальцов разбилась о римскую военную машину… А жаль! Жаль, что полагаться могу лишь на свою память с «пробоинами в бортах» – на то, что уцелело в трюмах ее за семьдесят лет моего существования на тверди... На которой меня не было в эпоху войны римлян с кельтами, а муза Клио барышня угорелая, то гетера, то порнайя – по настроению. То ли дело Наука – строгая девочка в очочках, в судейской мантии. Отрицает все, что выходит за рамки ее житейских воззрений. Даже экспонаты из музеев похищать не стыдится и фальсифицировать результаты полевых археологических и антропологических работ. Зато – любознательная отличница, за хорошую оценку и удавится, и удавит. А когда у нее случаются просветления, она в растерянности шмыгает носом. Можно закрыть музей камней доктора Кабреры, но камни-то не исчезли. Как и люди, которые эти камни не только видели, но и улучшали за их счет свое материальное положение. Можно называть артефакты подделками, прятать их или даже уничтожать – что-то сохранилось в частных коллекциях и в свой час вновь окажется на виду. На камнях люди и динозавры изображены в добром сотрудничестве, а в песках туркменской пустыни следы динозавров располагаются рядом со следами человека. С двумя видами «люсиных» следов – «человека разутого» и «человека обутого». Следы людей как бы окаймляют следы динозавров, которые шли стадом, как слоны. Как и у слонов впереди и позади колонны шагали самые сильные самцы, а в середине колонны – под защитой стада – детеныши. Статьи про пустыню я отправила когда-то подруге Гозель в надежде, что она ту пустыню посетит – не столь уж и велика Туркмения! – но Гозель не до динозавров... А были они, по мнению ряда исследователей, не серо-зеленые ящерицы огромных размеров, а яркие, разноцветно окрашенные и... почти разумные. А может, и не почти?.. Но нельзя на маленькой планете достигать таких габаритов! Не прокормит планетка!
Святитель Лука считал, что у животных есть и душа, и дух, а многие из высших животных способны на любовь, доступную не всякому человеку. Все знают о самоубийстве лебедя, потерявшего подругу... Что не мешает людям стрелять в лебедей. Просто по приколу! Что ж вы с нами сделали, пришельцы, мать вашу не Люси?!… Вспомнился рассказ знакомой. К ее белой ангорской кошке приходил сосед по лестничной клетке, тоже белый ангорский кот. Каждый день приходил. Они рядом сидели на диване. Но однажды в гости к маме заявился сын знакомой со своим доберманом. Кошка лежала на подоконнике. Пес бросился к ней, и она с перепугу сиганула в окно, с девятого этажа. Разбилась насмерть. На другой день во двор спустился соседский кот. Обнюхал место гибели подруги и – ушел. Исчез. Больше никто его никогда не видел.
Муж Марчелло пересказал с восторгом сюжет из телепередачи о животных: выходит из джунглей на поляну семья крупных обезьян – отец, мать и детеныш, и отец-обезьян своего детеныша подбрасывает, ловит, ласкает… В этот момент выбирается на ту же поляну хищник породы кошачьих. Отец-обезьян быстро подсаживает на дерево детеныша и жену, а сам разворачивается к хищнику, готовый до последней капли крови защищать свое семейство. Совсем не так вели себя наши двоюродные братья-неандертальцы. Это если верить исследователям. При нападении хищников племя бросалось наутек, и спасались, в итоге, только самые сильные, быстроногие самцы. Вот и вымерли потихоньку. То ли дело кроманьонец. Маленький, со слабыми зубами и когтями, он бросался защищать популяцию. Браты неандертальцы тоже были разумные существа, долматы какие выдалбливали в породе! Клали цветы на могилы умерших. Но что-то у них недоразвилось. Якобы, те доли мозга, что ведают коллективным поведением. Населяли мы с ними одну и ту же эпоху. В Крыму находят стоянки тех и других приматов неподалеку друг от друга, но, вероятно, скрещиваться, смешиваться эти две ветки двуногих между собой не могли. Хромосомный набор не позволял?
Инопланетные селекционеры (если они имелись) упустили из вида обезьянье племя в дебрях все той же Африки. Мой Андрей очень любил передачи о животных, в одной из них мы и увидели это уникальное племя... в котором не было иерархии, а стало быть, и агрессии. Агрессию, если она вдруг возникала, тотчас же гасили плотской любовью. Обезьяны были крупные, с темно-синей шерстью, почти прямоходящие... «Какая она счастливая!» – отозвался Андрей о получившей удовольствие обезьянке. Обезьянка осталась на траве, а самец, который и не пытался стать каким-то там альфа, отправился по своим обычным делам. В уже вполне мирном расположении духа.
Не добрались селекционеры и до джунглей Амазонии, где сохранилось людское племя...без вождей, без иерархии и борьбы за лидерство. Главным критерием взаимоотношений являлось уважение к опыту и заслугам конкретного человека, который щедро делился своим опытом с молодежью. Но такие объединения приматов – исключения из правил, причем крайне редкие.
Новые селекционеры (те, что с паучьими мозгами) продолжают истреблять Род. Занялись они теперь селекцией политической. Вывели особей по виду на нас похожих, прямоходящих и прямоскачущих на майданах, но – с одной извилиной в копчике. Им они и внушили все ту же немеркнущую идею о титульной нации, то бишь, о преимуществе одной нации над другой. Суть фишки в том, что одна нация стала лучшей, самой продвинутой, в границах общего славянского мира! Как в таких случаях водится, ответная реакция последовала незамедлительно... Ох, и кувыркаются в братских могилах предки, которые не разбирались, кто из них хохол, кто кацап, идя в штыковую, высаживаясь зимой в холодное штормовое море! («Какое здесь было студеное, страшное море, и юность какая тонула под пулями в нем». Н. Тарасенко). Волей-неволей, а возвращаюсь на войну. Именно ее Григорий Поженян назвал лучшим периодом своей жизни... Потому что рядом были товарищи, надежное плечо и рука! Кто-то недавно высказал мысль, а надо ли грузить новое поколение рассказами о войне – о том, что можно только прочувствовать на собственной шкуре? Но если кто-то не смог ощутить лютую боль Ильи Сельвинского в его стихах «Я это видел» и «Аджимушкай», то что он может почувствовать? Только свой обед?
Люди, которые шли добровольцами в отвлекающие десанты, знали, что идут на верную смерть. Но шли. Ради товарищей, чтобы высадился с минимумом потерь основной десант. Ради Победы. Из этих советских камикадзе выжили чудом единицы, но они-то и рассказали о Подвиге. И он остался – в поэзии. Поэзия всегда была связана с Подвигом узами донатальными. Юлия Друнина сама в десант не ходила, но у нее были товарищи с их рассказами, поэтому стихотворение об Эльтигенском десанте пробивает своей искренностью сквозь пресловутую шкуру – до солнечного сплетения. Приведу фрагмент:
...Из компасов погибших катеров
Сливает спирт девчушка из санбата,
Хоть раненым теперь он ни к чему,
Хоть в этот час им ничего не надо.
В плену бинтов, в земляночную тьму
Они глядят настороженным взглядом:
Как это будет – стук сапог и «хальт»?…
(Пробились ли ребята к Митридату?).
И, как всегда спокойна и тиха,
Берет сестра последнюю гранату.
Та точка, что у нас в глубине, «точка солнечного сплетения», позволяет ощутить все, что было с другими, как если б это происходило с тобой.
Фронтовой кинооператор Владислав Микоша оставил воспоминания о Керченском десанте (не отвлекающем, основном). Впрочем, читайте сами. «Наконец, командование распределило нас. Кого куда. Меня – на морской охотник… Вместе с нами к десанту готовились сто тридцать тысяч человек.
И вот наступил долгожданный день, вернее ночь. Долгожданный действительно потому, что мы к нему долго шли, а не потому что всем так не терпелось попасть на тот свет.
Мы не знали, что за несколько дней до этого части 18-й армии уже перебрались через Керченский пролив и захватили плацдарм в районе Эльтигена – это был тот самый десант в Эльтиген, который впоследствии был назван «огненным десантом». Он высадился в ночь на 1 ноября и отвлек на себя значительные силы врага. Затем 2 ноября был высажен первый эшелон 56-й армии – на участок Маяк–Жуковка.
Мы готовились к высадке со вторым эшелоном – 55-й гвардейской стрелковой дивизией генерала Б.Н. Аршинцева в ночь на 3 ноября с косы Чушка.
Я не знал и не видел, что творилось в этот день на берегу. Еще с вечера накануне занял свое место на «охотнике» и в тревожном ожидании пробовал представить себе, что меня ждет там – впереди.
С Азовского моря, как из аэродинамической трубы, дул, завывая, резкий, леденящий душу ветер. Он гнал крутую ералашную волну, и она дробно и тревожно случалась, билась о борт, обдавая брызгами командный мостик.
Вдруг сыграли боевую тревогу и мы, как с цепи сорвавшись, понеслись куда-то в темную, ледяную, завывающую бездну.
Сквозь низко бегущие, как в мультипликации, разрозненные тучи проглянула луна, и мы увидели сначала одну, а потом другую неуклюжую посудину.
«Что это – баркас или понтон»? – подумал я.
Когда тучи оставили луну одну без прикрытия, стало видно, что наш пляшущий на волне «охотник» очутился среди множества посудин – железных понтонов и простых рыбачьих лодок, наполненных до отказа бойцами в шлемах и меховых ушанках, с рюкзаками за спиной и автоматами на шее.
Перегруженные лодки сидели низко в воде, и волны захлестывали борта. Я почувствовал, что сейчас мне будет скверно. Я понял, что лодкам не доплыть до Крымского берега. Бойцы касками вычерпывали воду со дна лодки, но волны и ветер делали свое дело. Вначале я даже не совсем осознал, что за этим последует, но, когда первый понтон пошел ко дну и на волнах стали выныривать и снова погружаться головы в касках и ушанках, мной овладел такой ужас – не за себя – за них, что к горлу подступила тошнота и началась рвота. Такого со мной никогда не случалось.
Тонули понтонные лодки, переполненные войсками. Высокие, с белыми барашками волны быстро захлестывали их. Бойцы не успевали вычерпывать воду и как-то странно, молча, безропотно погружались в черные воды и исчезали под пенными гребнями. Тяжелая амуниция не давала возможности бороться со стихией.
Наш катер-охотник и несколько других, находясь в центре трагического бедствия, как могли, старались помочь гибнущим, спасали, подбирая на борт утопающих. Нам с большим трудом удалось вытащить на борт несколько десятков солдат. Они тряслись не столько от холода, сколько от безысходности. Многие были не в силах противостоять ледяному ветру и, ослабев от борьбы и холода, падали на палубу, теряя сознание. Некоторые при крутом крене корабля скатывались за борт и исчезали в пучине…
Поймали на волнах еще несколько бойцов, в них чуть теплилась жизнь. Порыскали среди пляшущих волн, и вернулись обратно на базу, чтобы сдать свой нежданно спасенный груз. До утра оставалось не так долго.
...С песчаной косы Чушка протянулась до самой крымской земли густая, жирная, как крем, дымовая завеса. Она как бы замерла, застыла, закрывая собой идущие на штурм Крыма корабли с десантом.
...Долго, очень долго снился мне кошмарный сон: освещенный луной ночной десант, погружающиеся в воду понтоны, молча, в полнейшей тишине уходящие под воду солдаты в тяжелых намокших шинелях и ушанках...»
Керченско-феодосийской десантной операцией вызвался покомандовать «Гениальный стратег всех времен и народов», любимец вождя товарищ Мехлис. Провалив операцию, уничтожив своем «полководческим гением» тысячи людей, Мехлис благополучно вернулся в Кремль... где его, кажется, даже не пожурили! А ведь и Аджимушкай, жуткие муки подземного гарнизона на совести этого ублюдка, который свои дни закончил вполне благополучно. Давно нет на свете Мехлиса, но при одном упоминания его имени на моем внутреннем солнце вспыхивают протуберанцы. Для моего Ярила он – как сосед по лестничной клетке, котрый пишет на меня кляузы и гадит под дверь!
(«Эльтиген» ныне – Героевское в черте города Керчи) поселок, где 1 ноября 1943 года был высажен вспомогательный десант в ходе Керченско-Эльтигентской десантной операции. Эльтигенский десант захватил плацдарм 5 км по фронту и 2 км в глубину и самоотверженными усилиями бойцов удерживал его 36 дней... Немецкое командование, имевшее в распоряжении большой флот быстроходных десантных судов, предприняло блокаду Эльтигенского десанта, в результате которой перевозки на Эльтигенский плацдарм стали непрерывно сокращаться. Лишь отдельные катера из Тамани сквозь вражеский заслон все же прорывались к морским десантникам. Об этом неравном противостоянии и идет речь в поэме Григория Поженяна «Ветер с моря» – пишет Людмила Корнееева:
Как запомнить свет звезды падучей,
Как отыщешь где она упала?
На Тамани, у высокой кручи,
У подножья пенистого вала,
Всем ветрам распахнута навстречу,
С давних пор стоит одна лачуга.
Там три дня подряд горели свечи,
Там три дня подряд у тела друга
Собирались хмурые матросы…
А на жесткой флотской парусине
Он лежал, сурово сдвинув брови,
В орденах, в морском мундире синем.
Замирало море в изголовье,
А у ног – гвардейцы... Я заметил,
Как качнулась тень на смуглых лицах.
Мы молчали. Мы пришли проститься
Молча, перед самым боем. Ветер!
...Мы надели мичманки. И руки
Потянулись к козырькам. Сирена
Извещала нас, что поднят «буки» –
Флаг о выходе туда, где пена,
Закружившись под винтом в узоре,
Тонет в белой глубине буруна.
...Немцы были у Камыш-Буруна,
Их маяк сигналил: «Ветер с моря».
Свою работу я перемежаю с просмотром нынешних сериалов, о нынешних войнах – Афганской, Чеченских… Сравниваю с тем, что читала о Великой Отечественной. Ни разу не случилось прочесть, чтоб тогда кто-то продавал оружие неприятелю. Только ли потому, что неприятель был вооружен лучше? Только ли из страха перед расплатой? Только ли от того, что у нас в языке отсутствовало слово «бизнес»? Доллар и в глаза не видали, но убеждена, что ни Поженян, ни Тарасенко, ни Сельвинский не продали бы за доллар товарищей, свою честь. Сегодня делать доллары на крови – дело житейское, этим занимаются и министры, и генералы, и прапорщики... Паучьи гены взяли верх над приматскими? А вот и неправда моя! Во время первой обороны Севастополя интенданты продавали английской армии перевязочные материалы, которые вся Россия собирала для своей армии. Человеком правит соблазн! В военных дневниках моего деда, командующего Черноморским флотом и СОРом (Севастопольским оборонительным районом) адмирала Ф.С. Октябрьского» есть запись: «26 мая 42 г., вторник… Сегодня вновь ушла группа... к противнику. Ушло сразу 27 человек, во главе с командиром взвода ст. лейтенантом. Всего перешло к врагу 592 чел., даже людьми не хочется такую гадость называть».
И, по контрасту с данным отрывком: «17 мая 42 г., воскресенье… Получил сообщение Елисеева, который пишет, что крепость наши держат, идут бои в Керчи.
Немцы, румыны своим доносят, что в Керчи даже население борется и отстаивает город». И третий фрагмент на тему: «12 февраля 42 г. БФКП. Съездил сегодня к товарищу Александеру на ББ-30 по случаю ввода в строй красавицы башенной батареи. Как она помогает оборонять ГБ! Она расстреляла тела орудий, и за 16 суток без спец. крана, без подъема верхней крышки башен сменила все четыре тела орудия. И это при условии, когда все время обстреливает противник. Эта батарея – бельмо на глазу у Манштейна. Она стоит в 1000-1500 метрах от переднего края немцев. После осмотра я выступил перед личным составом батареи, выстроенным внутри по большому сбору. Какие это орлы! Они поклялись стоять насмерть, и я на сто процентов верю, будут стоять... Умрут, но не отступят».
Древние утверждали, что человеком правят страх и надежда. Страх может лишить человека разума, надежда – вдохновить на самые разные, порой противоречивые поступки. Это неправда, что надежда умирает последней. Последней умирает любовь. Ну, а расчет, который так же руководит человеком? Сила его воздействия зависит от того, что у человека внутри – солнце или черная дыра. В любые эпохи кто-то подставлял другому подножку, а кто-то – плечо. В этом может убедиться каждый из нас, оглянувшись на свой жизненный путь.
Книгу Владислава Микоши «Я останавливаю время» подготовила к печати и выпустила в свет его жена Джемма Фирсова. Эта книга – достойный памятник им обоим.
«Альфа-самке» Маргарет Тэтчер вряд ли было стыдно за «впечатляющую» победу английского флота над тремя «тазиками» и одной «лоханкой» – военно-морской «мощью» Аргентины! Целую эскадру послала против «лоханки»! Было ли стыдно британским морякам? Приведу отрывок из книги Владислава Микоши – о караване через Атлантику.
«...Наш караван шел через Атлантику в балласте. Корабли высоко сидели над водой. Качка была стремительной и немилосердной. Укачивало даже молодых матросов. Дул сильный встречный ветер. Капитаны беспокоились о топливе. Оно таяло, как снег, а ход сильно тормозился высокой волной.
Через несколько дней пути несколько кораблей небольшого тоннажа повернули обратно. Капитаны решили, что при таком медленном ходе не дотянут до Нью-Йорка. Караван поредел. Теперь осталось девяносто семь судов. Справа и слева, впереди и сзади ныряли, глубоко зарываясь в волнах, корабли. Они шли правильными рядами, строго в кильватер друг другу. Мачты дальних прятались за серый зубчатый горизонт. Изредка появлялись сопровождающие нас небольшие военные суда – истребители, они то обгоняли нас, оставляя пенные узоры на волнах, то зарываясь и кренясь круто на борт, шли близко-близко параллельным курсом, радуя нас хорошей возможностью поснимать их.
...Первое, что бросилось нам в глаза – красные полыхающие отсветы пламени на мачте, на трубе и низких облаках...Мерцающие багровые всполохи освещали высокие волны, яростно нападающие на идущий рядом с нами обреченный танкер. Объятая высоким пламенем носовая часть корабли заметно погрузилась в океан… По палубе в панике металась команда, пытаясь спустить шлюпки... Горящий корабль стал крениться в нашу сторону. В этот момент огромный пенный вал с грохотом ударил о борт горящего судна и вдребезги разбил наполовину спущенную к воде шлюпку. Из нее посыпались в море люди...Еще одна шлюпка, не достигнув воды, разбилась о железный борт танкера.
Караван, не сбавляя хода, продолжал идти вперед.
Вдруг корма танкера резко пошла вверх и горящий корабль, на мгновение замерев, стал вертикально и с надрывным хрипом, стремительно ушел под воду. Волны с шумом сомкнулись над ним, и тут перед нашими глазами открылась рубка немецкой подводной лодки.
– Субмарина! Субмарина! – кричали в ожесточении все на нашей палубе.
...Все ближайшие корабли каравана искрились огнем пулеметов, ружей, орудий. Пули свистели, искрились, ударяясь о металлические части нашего корабля. Как только никто не пострадал?
– Уходит! Уходит! Один перископ остался, смотри! Ну, теперь все, все!...
...Вдруг из-за высокой волны вынырнул сопровождающий караван английский морской охотник-истребитель и, прежде чем мы успели опомниться, на полном ходу врезался в уходящую под воду лодку. Раздался лязг и скрежет металла. Стрельба будто бы захлебнулась, наступила тишина...Всем нам хорошо было видно, как с морского охотника баграми кого-то вылавливали с высоких волн, потом стало темно, темно...»
Храбрые люди были английские моряки. И мореходы – от Бога! Леди Тэтчер их фактически опозорила.
В эпоху войны за Мальвинские острова мы, славяне разных национальностей, были на стороне Аргентины. Ехали с Марчелло в товарняке. Как всегда, застряли надолго на одном из полустранков. У нас был транзистор, мы его слушали, когда рядом с вагоном остановился путевой обходчик. Спросил: «Ну, как там наши, держатся?». Мы сразу поняли, что под нашими он имел в виду аргентинцев.
Вспомнилась фотография: Гитлер отправляет в битву свой последний резерв – Гитлерюгенд. Благословляет на подвиг рыдающего мальчишку. Дети моего поколения играли в войну, и в играх этих никто не хотел быть немцами. На роли немцев приходилось назначать. А иначе, как поиграешь? Это теперь мы понимаем, что не все немцы мечтали положить живот за фюрера, особенно, после Сталинграда, где дрались друг с другом за бабий платок, чтобы хоть чем-то утеплить куцую шинельку. Гитлер, одержимый идеей блицкрига, не выдал зимнего обмундирования своей армии. Ему-то что, ну, а тем, кто замерзал в российских снегах, воевать расхотелось. Итальянцам, тем изначально не хотелось, но кто их спрашивал? Вспоминали пережившие оккупацию севастопольцы: везло тем жителям, к кому на постой селили не немцев, а итальянцев. Они становились как бы членами семьи. Пайки свои складывали в общий котел, мамой называли хозяйку дома... Нам, нормальным приматам, лучше бы не вестись на геополитические провокации, не то никаких чубов не хватит холопам на разборки панов!
В одной из публицистических передач прозвучала жалоба молодого немца: «почему он всю жизнь должен оправдываться за преступления фашизма?! Почему двадцатилетнего итальянца в этом не обвиняют?» Наверное, не так сильно зверствовали, да и «чернорубашечников» на душу населения было в Италии не так много. Может быть, куда меньше, чем партизан, подаривших человечеству великолепную песню «Бэлла чао».
Эрих Мария Ремарк знал, о чем говорит, когда написал, что немец рождается на свет в каске и сапогах. Лично мне бы хотелось, чтоб двадцатилетний немец помнил об убитом теплоходе «Армения», хотя бы только о нем, гражданском судне с красным крестом на борту, который его предки с удовольствием разбомбили в районе Ялты. Знали, что никакой это не военный корабль! Из дневника адмирала Ф.С. Октябрьского: «Сегодня тяжелый день в части боевых событий. Пришло донесение... о гибели санитарного транспорта (бывшего теплохода «Армения»). Санитарный транспорт из Севастополя вышел на Кавказ, зашел в Ялту...Имел на борту до 5 тысяч человек. Порядка 2000 чел. раненых и медицинских работников из ГБ… Как мне стало известно, сан. транспорт собирался выходить из Ялты днем.
Я сразу пошел в помещение оперативного дежурного штаба флота и сам лично передал приказание ни в коем случае не выходить из Ялты до 19.00, то есть, до темноты. Связь работала надежно, командир приказание получил и, несмотря на это, вышел из Ялты в 8.00. Отойдя от Ялты всего на 15 миль, в 11.00 был атакован самолетами торпедоносцами и потоплен. Очевидцы докладывают, что «Армения» находилась на плаву всего 4 минуты. Катер МО подобрал всего 8 человек» О том, почему командир «Армении» нарушил приказ, никто теперь уже не узнает, а когда весть о гибели госпиталя достигла Кавказа, вой и крик там поднялся жуткий. Грузинки, по их обычаю, рвали на себе волосы и царапали лица, страшное зрелище!... Это уже – из воспоминаний мамы.
А еще об одном подвиге Люфтваффе – из дневников деда: «Доложили, что немецкие самолеты совершили налет-бомбоудар по беззащитному городу Херсону, докладывают, что самолеты нагло издевались при бомбежке, низко летали, выбирая объекты, чувствуя безнаказанность… Они везде нагло действуют, где чувствуют безнаказанность. «Герои» по уничтожению стариков, детей, женщин». А чего им с нами цацкаться, с недочеловеками! Почему никто не объяснил немцам, что славяне – те же арийцы? В древности на соседних елках через речку сидели! Дрались ли тогда меж собой? По моей думке, нет. Люди, населяющие сопредельные территории воюют за территории и за самок, а в долетописные времена и лесов, и женщин на всех хватало. Это уже во времена Клио сильно невзлюбили друг друга русские, немцы и французы, «подпирающие» Германию слева. Между русскими и французами трений не было аж до Наполеона, а вот от немцев те и другие постоянно ждали разных военных гадостей. Потомки Люси видоизменялись и физически, и ментально, приобретали национальные особенности, позволявшие им скалить зубы на соседей: у тех и язык другой, и обычаи, и цвет глаз! Они бы и дальше обзывали друг друга макаронниками, лягушатниками и прочая, корчили рожи и самоутверждались на кухнях, не протруби альфа-самец общий сбор! Этот сбор не объяснишь сугубо экономическими причинами. Приматскому фактору требовалось чувство превосходства, исторической избранности, сиречь избранничества. Каждый член племени должен был ощущать в себе это чувство, которое позволяло давить и разить не только без зазрения совести, но с удовольствием...
Вспоминается рассказ мамы о пленных. Из обреченного Севастополя гражданское население потянулось в район 35-й батареи, которая еще держалась. Пошли к своим. Это население вместе с последними защитниками Черноморской твердыни погнали немцы в одной колонне в концлагерь. По лютой жаре. Маленький мальчик на руках у матери просил пить. Когда колонна шла рядом с родником, из нее выскочил моряк с флягой. Набрал воды для ребенка. Немцы пристрелили его уже возле колонны, за мгновение до того, как он успел бы передать флягу… И за матроса, и за мальчика, и за «Армению» вечность своеобразно помстилась с немцами. Приведу еще один фрагмент из книги Владислава Микоши:
«ТАНКОВЫЙ РЕЙД. Германия, Помендорф, в ночь на 25 января 1945 года.
Осталась позади истерзанная, израненная, разрушенная и сожженная наша земля... Война пришла в Германию. Для того, чтобы отрезать восточно-прусскую группировку врага от остальной Германии, нужно было выйти к Балтике.
Я и мой друг-напарник, фронтовой оператор Давид Шоломович получили задание от начальника нашей киногруппы прорваться с рейдом передовых сил 5-й гвардейской танковой армии к Балтике, к заливу Фриш-Гаф у города Толькемит.
Конец января сорок пятого выдался мягким и снежным... Утром мы с трудом выбрались из дома, где приютила нас на ночь пожилая немка. Снег лег метровым слоем, и дорога исчезла под ним бесследно.
У головного танка на расчищенной от снега полянке стоял майор в новеньком меховом шлеме, в белом бараньем полушубке с бурым лохматым воротником, перепачканным фиолетовыми чернилами.
– Так кто из вас спятил, вы или начальство?
Мы стояли, ничего не понимая.
– А вы, капитан, чему улыбаетесь? Вам, видите ли, смешно, а мне потом под трибунал из-за вас? – он зло посмотрел на Шоломовича. Он не знал, что улыбка у Додки никогда не сходит с его круглой физиономии, что он не над ним смеется, и вдруг гаркнул: «Нет у меня для вас места в танках! Надеюсь, это вам как военным понятно?
– А кто вам, товарищ майор, сказал, что мы собираемся залезать в танк? Мы, слава богу, на войне не первый год и знаем, кто и для чего сидит в танке. А кричать на нас не следует, мы, как и вы, выполняем приказ командования! – ответил я горячему майору.
Мой друг продолжал улыбаться. Майора это бесило. – Ну, а сверху на танк я вас не посажу. Мы будем действовать без пехоты. Путь далекий, в тылу у врага, опасный и к тому же – зима – замерзните на ходу! – майор сменил гнев на милость.
– У нас свой вездеход. Оборудован по последнему слову техники. В огне не горит, и пули отскакивают – фанера бронебойная. Вон, видите! Зеленеет за кустами! – пробуя убрать улыбку с лица, сказал Додка.
Майор взглянул на нашу зеленую фанерную халабуду и громко рассмеялся.
Когда мы, наконец, убедили его в том, что у нас другого транспорта нет, и что приказ командования не обсуждается, он, пожав плечами, распорядился нашу команду поставить за четвертым танком, а за ней будут следовать еще четыре танка.
…Скоро наступили сумерки. И наша маленькая армада, громыхая и лязгая, двинулась в неизвестное... Машина шла, кренясь на один бок. Ширина колеи полуторки была значительно уже ширины гусениц. Одним скатом мы катились по следу гусеницы, другим по срезанному корпусом танка снегу. Машину все время тянуло в одну сторону. Я перебрался в кабину к шоферу.
Давид сидел в полуторке у открытой задней двери, его внимание было приковано к идущему позади танку. Порой казалось, что он неминуемо раздавит нашу фанерную халабуду... Погода была пасмурной, но, судя по светлому пятну на темном небе, пробивалась луна. Высокой нескончаемой стеной стоял по обе стороны тяжело накрытый снегом сосновый бор.
В стенку кабины сильно и нервно застучал Шоломович. В то же мгновение впереди неожиданно возникла черная громада... Передний танк стоял перед нами в двух метрах... Задний танк стоял, почти касаясь нашей машины.
– Почему остановились?
– Что-то случилось впереди. Что?
...А дальше были полторы страницы, которые редактор одной моей книги сократил предельно, а редактор другой вынул совсем. На полях рукописи рядом с крест-накрест перечеркнутым эпизодом остался его «автограф»... «Это же не в бою, – писал он. – Поэтому явно видится бессмысленная жестокость, непозволительная для советских людей. Если так и было, то писать так не следует».
Он был прав, мой редактор: то, что мы увидели, было «непозволительной для советских людей жестокостью». Как и многое другое, о чем мы не только не писали, но боялись даже думать. И не при нашем ли молчаливом согласии совершались эти жестокости? Которые мы не только не в силах были отвратить, но и не в состоянии осмыслить. Впрочем, думаю, то, что произошло в рейде, было неотвратимо.
Вспоминать об этом жутко. Писать – тоже.
...Лес расступился, мы выехали на широкую, щедро освещенную луной поляну, усыпанную черными каракулями барахтающихся в сверкающем снегу людей. Увязая по пояс, они стремились добраться до спасительного леса. Падали, ползли, зарывались в снег, поднимались и снова падали…
Впереди нас на дороге из-под танка показались раздавленные вместе с лошадью сани. Наша машина запрыгала на скользком месиве и чуть не завалилась на бок. Слева и справа от танков рвались через глубокий снег солдаты, лошади с остатками сбруи. Машина высоко подпрыгивала, кренилась, почти заваливалась, а мы с Додкой, вцепившись в деревянные переплеты, стучали лбами в стекла окошек, с дрожью наблюдая трагедию немецкого военного обоза, попавшего при отступлении под тяжелые гусеницы наших танков.
Мы знали, что от этого рейда зависела судьба всей операции окружения Кенигсберга. Снег был глубокий – ни нам, ни немцам съезжать с дороги было некуда. Даже выскочившие из обоза солдаты не могли убежать в лес, который был совсем рядом. Это была трагическая западня. Они с поднятыми руками, дрожащие от страха стояли по пояс в снегу. Раскачиваясь и подпрыгивая, мы проехали по всему проутюженному обозу. Случившееся было ужасно, невыносимо, жутко, тошнота подкатывала к горлу…
...Да, я все видел и ничего не пропустил. Я все пережил. Я все, все видел и все помню, и никогда не забуду, как под нами прошел, хрустя костями, отутюженный нашими танками немецкий военный обоз...»
Неизвестно, впрочем, кто с кем помстился!
«Наш лязгающий караван стал спускаться в горки в темную низину. Два задних танка сошли с дороги, утопая и зарываясь в снегу, начали справа и слева обходить нас, удаляясь, как бы выстраиваясь для атаки. Замыкающий Т-34 свернул с дороги и остановился под кюветом на насыпи. Экипаж выскочил и засуетился вокруг танка... Танк, шедший впереди нас, на глазах уходил все дальше и дальше.
– Куда же он? Разве не видит, что мы застряли? – крикнул я в тревоге.
– Надо догнать его! – И Шоломович выскочил из машины.
Я за ним, но о «догнать» не могло быть и речи. Мы утонули по грудь в вязком снегу…
...Подталкивая с двух сторон, мы выкатили машину на пригорок и остановились в изнеможении на дороге возле Т-34. У танка, как мы узнали, что-то вышло из строя. Рядом с танком, у самых гусениц, укрытые красной периной, спали двое танкистов.
– Спят! Смотри ты, спят в тылу у немцев и ничего не боятся, а мы побоялись в овражке одни остаться. Срам!
Не успел я договорить, как засвистели и защелкали пули, выбивая искры о танковую броню... В стороне, куда ушли танки, вспыхнули яркие молнии, и мгновения спустя тяжело грохнули орудийные залпы, тут же обогнав взрывы снарядов.
– Наши ведут бой! А мы здесь загораем! – как бы обращаясь больше к себе, сказал Шоломович. С кем же? Ведь там должно быть море? – Я вспомнил карту, показанную нам Марком Трояновским – нашим начальником группы. – Нет, это бьет тяжелая батарея и, похоже, корабельная, как там, на Черном море... Уж не по танкам ли немцы лупят?
...От березы к березе мелькали тени, а присмотревшись, мы увидели, как по глубокому снегу переползали в белых маскхалатах немецкие автоматчики...
– Буди скорее танкистов! А то будет поздно!
Я стащил перину и потянул одного из них за сапог, так сильно, что он съехал с перины к нам в кювет.
– Какие там немцы? Поспать не дадут! Что за спешка?
Снова с сухим треском чиркнули пули по стволу и башне. – Сейчас мы им, гадам, врежем! А я подумал, вы, товарищ майор, ваньку валяете! Коля! Коля! Вставай!»
Заспанный Коля, матерясь, как хороший волжанин, полез в башню. В этот момент новые фонтаны горячих брызг осыпали нас с головы до ног.
Немцы подошли совсем близко. Мы, не сговариваясь, вытащили пистолеты, пригодные разве что для самообслуживания.
Слева от нас за лесом полыхают с громом молнии, и огромное пламя показывает сквозь деревья оранжевые языки. Еще один взрыв потряс ночь, и новый костер поднял свой кровавый стяг над черной зубчаткой леса.
– Владик! Наши танки горят! А если бы мы прорвались туда?... – Мой друг хотел сказать еще что-то, но голос его сорвался на писк.
...Немцы подползли к крайним березам. Межу нами оставалось открытое снежное поле.
Наконец, ожила башня нашего танка, и пушка направила свое жерло на березовую рощу... По кузову полуторки снова застучали пули. Они, как птички лесные, попискивали жалобно и тонко. Машина удачно стояла в дорожной выемке, только верхняя часть ее зеленого корпуса служила мишенью для немцев... Багрово-красная луна ушла за ажурную зубчатку елей. Стало темно. Как только начиналось за березами шевеление, танк давал немцам знать о себе.
Подул легкий ветерок. Горечью пожара пахнуло на нас с моря. Скоро утро, а немцы не уходят.
– Ждут подкрепление! – решил мой друг.
Наступила тишина. Темнотища, даже снег стал черным. Где-то далеко-далеко раздавались неясные звуки.
– Танки идут, – сказал тревожно Федя. (Водитель полуторки. – М.В.)
– Неужели немцы?…
Вдруг из-за деревьев в стороне от Помендорфа мелькнули острые, как отточенные ножи, лучи фар.
– Наши! Наши! – заорал Федя.
Как бы салютуя, наш танк выстрелил по роще несколько раз, но она не отозвалась. Немцы молчали. Они исчезли.
…Уже в глубоком тылу в Москве, куда меня доставили с фронта, я часто просыпался ночью от собственного крика: во сне мне виделся залитый лунным светом заснеженный лес и в полной тишине – жуткая картина нашего ночного рейда…
Только теперь я понимаю: передо мной предстал самый жуткий и самый точный образ того, что есть война».
Не обижайся, немецкий юноша: за твою вину без вины сполна отстрадал Владислав Микоша. Жаль, что его книгу ты никогда не прочтешь. У Владислава Микоши внутри был свет, с которым прорывался он через любую жуть, не утрачивая Бога в себе. Атеисты не думают о душе – они на нее работают.
«Лично мне всегда было страшно на войне: и под Одессой, и под Севастополем, и в десантах в Новороссийск и Эльтиген, – писал Григорий Поженян. – По ночам если я не ходил в разведку, а ждал очереди «чет-нечет» я мечтал, просыпаясь, о ранении. Но не в голову или в живот – смертельно, не ниже спины – стыдно, а в левую руку… Но это по ночам, а утром я вставал для всех непреложным. Храбрость – постоянство усилий, постоянство усилий, пока гремит война…
Я остался жить, но не смог смириться со смертями своих друзей, с деревянными звездами на вечный срок, с братскими могилами и могилами неизвестных солдат. Не смог, не захотел смириться – и стал поэтом».
Поэты отвечают за всех, а корабли кричат, когда умирают. И хрипят, и стонут, как люди, словно прощаются со всеми, кто побывал у них на борту. Плачут, когда их продают. Моя мама расстроилась до слез, прочитав стихотворение замечательного севастопольского поэта Романа Болтачева «Сентябрь 1962»:
…А потом, когда умолкли речи,
И салютов улеглась гроза,
Помню: кто-то горько выгнул плечи,
Кто-то вытер влажные глаза.
А корабль глядел непонимающе
На людей, покинувших его,
Сильного, надежного товарища
Вдалеке от дома своего.
Но когда он понял, что уходим мы,
Не имея с ним отныне дел,
Он, дружище преданный и проданный,
Вздрогнул и протяжно загудел.
И теперь не только стали груда –
Плакала смертельная тоска…
Сколько жить на этом свете буду,
Не забуду этого гудка.
Моряки к кораблям относятся даже нежнее и бережней, чем к биологическим детям. Ребенка можно препоручить заботам матери, а кому препоручить корабль? У кораблей есть только отцы. Правда, теперь и у англосаксов, и у болгар на флоте служат и женщины. У нас – нет, мы так и остались патрональным сообществом. Женщина на корабле – к несчастью? У Светланы Алексиевич в документальной книге «У войны не женское лицо» есть рассказ о женщине, командире катера. Главной проблемой на войне было для нее... справить нужду. Женщины тех лет были очень стеснительны. И если члены команды просто подходили к борту, то она бросалась за борт, в холодное море, и там, вдали от мужских глаз, облегчалась. Если кто и догадывался, почему командира перемыкает купаться прямо в верхней одежде, то все молчали. (Несколько слов о Светлане Алексиевич. Грустно, когда талантливый писатель забуряется в политику. Военным и художникам полагается быть не только вне политики, но – над ней, и если «человекам с ружьем» не всегда это удается, то писатель обязан соблюдать дистанцию. Уже для того, чтоб иметь обзор. Впрочем, журналисты этой заповеди следуют редко: они – в силу профессии – всегда в горячке боя, а чтобы не оказаться в числе неучтенных потерь, должны слушаться комиссаров. Или самим выбиваться в Фурмановы!).
Предсмертные стенания кораблей можно объяснить причинами технического порядка – выходит воздух из трюмов, то се, но моряков такое объяснение не устроит. Недаром Роман Болтачев в стихотворении, посвященном друзьям, включил в их число и корабли, а товарищи Поженяна «катер номер 81-й» именно – похоронили.
«Среди пустынных океанских далей
В неумолимой медленности дней,
Они полны загадочной печали –
Коротенькие встречи кораблей,
– писал Болтачев –
Увидятся,
Привяжутся борт к борту,
Взгрустнут иллюминаторов нули, –
И снова врозь,
Согласно поговорке:
«Мы разошлись, как в море корабли».
Мы очеловечиваем не только высшие силы. Если допустить, что это не Бог создал нас, а мы – Его, то теперь Он есть, а обитает не в зданиях, а в Поэзии. (Хорошо быть обезьяной Люси! Обезьяну за ересь на костер не потащат. Хотя…)
Поэт Роман Болтачев был полон света, основной ипостаси Бога. Вот его никакой альфа-самец не принудил бы поднять оружие на своего брата-«эфиопца»! С одинаковым уважением относился он и к французскому доктору в Антарктиде, и в докеру-полинезийцу. Лермонтова любил горячо – и как поэта и как личность, написал о нем поэму «Пятигорская быль», которую посвятил жене Светлане. Храбрый, искренний и ранимый по-детски, он считал самым страшным в жизни – «если вдруг ты себя обнаружишь недостойным надежных друзей». Тринадцатилетним подростком Роман партизанил в Крымских горах.
«И странно глядеть
На сегодняшний мир,
Забыв о вчерашнем быте,
Когда высота –
Ориентир,
А глубина –
Укрытие...» – написал он в 1945-м. А пожилым часто повторял, вспоминая «вчерашний быт»: «Здесь под каждым деревом человек зарыт». Плакал. И «похоть властвования», и чувство национального превосходства Болтачеву были чужды генетически. Стихи, посвященные товарищу по партизанскому отряду, называются «Памяти Тугана Тургаева». Национальность товарища не интересовала Романа – только личность героя:
«Он петь любил, был в жизнь влюблен…
...Который шел Тугану год?
Не знаю.
Помню, молод был.
...Прикрыв товарищей отход,
В бою он голову сложил.
Он спас меня.
А мог бежать, –
В горах – и щели,
И кусты.
На сердце руку положа,
Скажи:
– А как бы сделал ты?»
Роман Болтачев прикрыл бы отход товарищей, потому что тоже был влюблен в жизнь, а людей не делил по расовым или религиозным признакам на своих и чужих. Все добрые, хорошие люди – это свои! Изумительные стихи «Из бесед с Абдаллой» – посвятил он своим иракским друзьям:
«Мне сказал однажды Абдалла:
– Мать моя танцовщицей была,
Был отец известным музыкантом,
А меня Поэзия влекла.
...Не спеши у Музы брать дары –
Мастерство лишь видимость игры, –
Славятся наездники лихие,
Но куда сложнее ткать ковры…
...Время то бредет, то мчится вскачь,
Не спеши, хоть и душой горяч –
Истинное творческое счастье
Лишь в конце дороги неудач...»
Творческое счастье сопутствовало Роману Федоровичу на протяжении всего жизненного пути, но достойного признания он так и не получил. Не тот характер! «Лихие наездники» легко его обскакали.
Творчество Ирины Бохно спас ее папа – издал в Израиле и стихи, и прозу, и раздарил книги ее севастопольским друзьям. За творчество Льва Болдова жизнь готова положить его вдова Ирина Ганжа. От Романа Федоровича таких людей не осталось. Ушли из жизни и сын, и верная жена Света, а на Парнас взобрались те, кто и фамилию его не слыхал. Нас, обломки прежней эпохи, разудалая Клио с жеманной Музой тоже вычеркнут из списков человеков-творцов. Неправильно мыслим, не про то сочиняем! Может быть, повезло Болтачеву, что не дожил он до реалий нового времени? Но, думается, он морды зла не разглядел бы за своим внутренним светом и остался, каким был изначально – рыцарем Любви.
Мы, приматы, умеем восстанавливать популяцию. После эпидемий и войн, пожравших миллионы жизней, исправляем демографический крен с особенным рвением, жертвенностью и – радостью. Те, кто уцелел, чувствуют себя в долгу перед павшими, продолжают Род и за себя, «и за того парня». Уцелели для того, чтоб вернуться! («Когда мы были на войне, то каждый думал о жене или о возлюбленной», «Добьемся победы, к тебе я приеду на горячем вороном коне»). Все самое страшное – позади, а впереди – прямой путь и ясные горизонты! А если что не так, то надо лишь чуть-чуть потерпеть, и жизнь наладится! Мы, приматы, не умеем прогнозировать будущее, в этом наше везение. Задача альфа-самцов – настраивать стаю на позитив, а когда они с этой задачей не справляются или подменяют ее противоположной, популяция оказывается на грани.
Не вспомню, в каком именно веке, в XVI или позже, массам объявили, что Апокалипсис наступит вот-вот и даже дату назвали. Все! Никто больше ничего не сажал, не сеял и не растил. Зачем?! Посыпали головы пеплом и ходили крестными ходами вокруг церквей. Апокалипсис и впрямь чуть не наступил – в отдельно взятой Московии. Такой начался глад и мор, что царю пришлось залезть в личные «закрома Родины», из своих амбаров подданным выдавать муку и зерно. После чего светская власть запретила церковникам трындеть про Апокалипсис, и православная церковь никому его больше не обещала. На Руси, в отличие от Запада, церковь подчинялась государству, а не наоборот. Зато сегодня в СМИ только и разговоров, что о близком конце света! И ученые, и экстрасенсы, и социологи – все стараются перещеголять друг друга, описывая скорые и неизбежные ужасы. Это, чтобы мы ни к чему не стремились? К главному не стремились – к продолжению Рода? Мол, мы и так перенаселили планетку, а завтра никаких ресурсов не хватит на всю ораву двуногих. Ни земли, ни воды, ни пищи. Надо срочно проводить плановую зачистку, убирать балласт – стариков, инвалидов, неизлечимо больных людей. Если скопом навалиться – и военным, и медикам, и политикам – популяция войдет в границы нормы. Да и природа подсуетится! Мы с нашей жадностью тупой так Землю-матушку достали, что она встряхнется, как собака после купания, и вышвырнет нас куда-то... В открытый Космос? Коронавирусом изведет? Главное, уцелеют альфа-самцы, золото любой нации. Прочих не жалко. Бабы новеньких потом нарожают, когда снова станет все хорошо! Нарожают олигархам рабочих лошадок.
Мы, всей цивилизацией, угодили в эру Олигархата. Может быть, пигмеи и аборигены Австралии не угодили, но, скорей всего, они просто об этом не знают. И что нам так не нравилось в прошлом? Политбюро? Ну, сидели такие смешные старые люди на возвышении, корчили из себя шибко мудрых... Криминальные авторитеты никого из себя не корчат. Этим они нам должны быть дороги? Скифы современности. Налетели ордой из мест не столь отдаленных, смешались с партогеносами и приступили к захвату всего и вся. Под стягом доллара. Арабский Восток, сколько б там ни вопили про зеленое знамя ислама, ходит под тем же Олигархатом. Просто там альфа-самцы одеваются по-другому. Это они и сунули в руки подданным зеленое знамя. Когда племя попадает в ситуацию экстремальную, его лучше послать куда подальше… на Восток или на Запад, что-то с пеной у рта захватывать. В прежние эпохи шли с Востока на Запад, а потом опять на Восток – по гроб Господень. Теперь ислам колонизирует Европу. Она, старушка, попятилась на самые зады своей демократии, еще немного, и чадрой прикроет беспомощность, а ислам рьян и молод. Да и деваться людям некуда из их подчистую уничтоженных стран. Не разбомбил бы их основной альфа-самец «Эфиопии» США, жили бы и дальше у себя в городах, сообразно традиционному укладу, а теперь и жить негде, и посредники последнее сдирают за переправку в край молочных рек с кисельными берегами! Где-то мы про эти реки уже слыхали. Не раз и не два!
В обществе, сотворенном криминалом по образу и подобию своему, культивируется жестокость. Во всех видах. Нормой стало то, что еще недавно считалось дикостью. Об отношении начальничков к «рабочим лошадкам» и говорить нечего. Чувство собственного достоинства – непозволительная роскошь в паучьей банке. Равно, как и права. Они принадлежат инопланетянам, а мы должны молиться, чтоб они не передрались меж собой до применения оружия массового поражения в пределах всея «Ефиопии».
…Еще всего одна война –
И некому считать потери:
Осиротевшая Луна
Уйдет в приемыши к Венере
(Р. Болтачев)
Хочется верить, что нелюди себе еще не присмотрели новую Землю под новым Солнцем, а общую участь разделить им вряд ли захочется. Не затем обогащались, никого не щадя!
В эпохи доглобальной катастрофы люди точно так же боялись за свой Род, свою землю, свою Любовь. Загорался на вершине дозорный костер, и те, кто не успевал убежать если было, куда!) смотрели с ужасом, как поднимается туча пыли над горизонтом, и несется из нее конское ржание и звон металла, а затем летят из тучи стрелы, поражая рыбаков, пастухов...поэтов. Для этих людей нашествие означало катастрофу, конец конкретного мира. Но затем Жизнь опять побеждала Смерть, потому что свет всегда сильней мрака. Неизвестно, куда делить киммерийцы. Не могли же они погибнуть все до единого. Вроде как ушли перед самым скифским прибытием, ушли на Запад, где смешались с аборигенами. А с оставшимися в Крыму аборигенами смешались завоеватели. С греками, впрочем, они поделили территории по-братски: скифы заняли степной Крым, а греки остались на своих побережьях. Греки были мореходами и виноделами, скифы «на плаву» не держались, только в седлах, а эллинское вино так пришлось им по вкусу, что они предпочитали с греками торговать. Зерно менять на бухло. В стихотворении «Скиф» Николай Тарасенко сказал об этом народе и образней, и подробней, чем это могла бы сделать я даже со ссылкой на исторические источники:
Право, смешно – надувать свои щеки,
Чуть что не так, услыхав про него.
Скиф, ты мой предок, но слишком далекий…
Кроткий мой слог – не твое естество.
Бражники, лучники, медные скулы,
бешеный всадник летит на рожон.
Скифский Неаполь, семейство Скилура –
сотня сынов и четырнадцать жен.
Лагерем солнечным, пасынок ночи,
раб твой влачится, доитель кобыл,
Ты ему зоркие выколол очи,
чтоб не сбежал и твоих не закрыл.
В криках, в дыму, бездорожьем прогрохав,
факел-повозка слетает с горы!
Так ты казнишь своих ложных пророков,
тех, кому верил до этой поры.
...Скиф, ты мой предок, но слишком далекий,
Перса арканом срывая с коня,
слишком свободный и слишком жестокий,
чтоб за потомка вдруг принял меня».
О киммерийцах рискну предложить свой «Киммерийский исход».
Оружье массагетов
Толкнуло скифов в путь,
На запад континента –
Осесть не где-нибудь,
А там, где мощно кони
Мнут яркую траву,
Чтоб хрип чужих агоний
Озвучивал триумф.
Река индоарийцев,
Древнейшая река,
Премногие века
Текла туда-сюда.
Теперь на киммерийцев
Прет скифская орда,
Близка
Беда.
Пока просторны дали,
И не в дыму заря,
Вожди народ созвали
К священным алтарям;
«Наш враг силен и страшен,
Смертелен скифский меч,
Но мы за земли наши
Готовы в землю лечь».
Народ вождям ответил,
Что не пойдет на смерть:
Мест много на планете,
Где можно уцелеть,
Начать там все сначала,
Сады растить и скот,
Разящего металла
Не примет в грудь народ.
Уж лучше он – уйдет.
Пока секунда есть,
Кибитка, конь, аркан…
«Да, мы оставим здесь
Родительский курган!
Его не уволочь
Ни на каких быках,
Но выйдет замуж дочь
За сына скорняка,
Соседа-молодца,
И в жены брат возьмет
Племянницу жреца,
И не иссякнет род!»
Слова не было «патриот»
В языках кочевых племен.
Древней жизни простой закон
В исполнение приведен.
Разделились тогда на отряды
Киммерийские аристократы,
Перебили друг друга в бою
И легли рядом в землю. Свою
Не отдав ни крупицы ее врагам,
Отошли к богам,
В мифы, к воинствам богоравным,
В неприступные синие города…
Упокоил народ их тела под курганом
И рассеялся. Кто куда»!
О самоубийственной схватке вождей миру поведал Геродот, а всенародный исход это, скорей всего, мое допущение. «Все побывали тут» – сарматы и римляне, готы и гунны. Кочевые народы изучали географию копытами коней и, перейдя Перекоп, не ожидали, что впереди – море. Все, дальше скакать некуда! Иные поворачивали на север, другие оставались. Шел процесс формирования этносов. Он не прекращался и в последующие эпохи. Князь Владимир ограничился тем, что взял Корсунь (Херсонес) и вывез в Киев церковную утварь и священников – крестить Русь в Днепре. Сам он так и остался на берегах Днепра. Как и его дружинники. Оно им не надо было, куда-то переселяться. Представители славянских, аланских и кельтских племен, обитавших в Северном Причерноморье, если и забредали в Тавриду, то в древние времена, когда разные народы активно перемещались по тверди. Правда, те, кто попадал в Крымский «котел» так в нем и оставались, и выплавлялись в этом котле новые виды потомков обезьяны Люси.
В тринадцатом веке пришла в Тавриду по суше часть Ногайской орды, а морем – генуэзцы, и Крым вступил в мрачный период своей истории. Разрушенный Херсонес так и остался лежать в руинах, а уцелевшие жители его ушли в район Балаклавы, где итальянские феодалы грабили, пытали и вешали аборигенов. Жутко было, но люди не только выжили, но и сохранили свою культуру. Процесс становления (взаимодействия) культур продолжался и когда Крымское ханство попало под протекторат Турции, и когда в восемнадцатом веке пришла Россия. Эти культуры, весь их синтез унаследовали мы. Через триединство стихий – земли, воды, воздуха. В подкрепление этой мысли приведу еще одно свое стихотворение. Надеюсь, не самое плохое:
Нож кремневый, топор, медный меч, булат,
Над побоищем – тень орла.
От поверженных тел степь черна была,
А потом – от костей бела.
У бесстрашных племен больше нет имен,
Их сокрыл неизвестный век,
Что взбагрянил над степью предсмертный стон
И бойцов переплел в траве.
Миллиарды людей по планете шли,
Убегая от страшных зол,
И менялся земли и язык, и лик
Волей тех, кто за Солнцем шел.
Сколько вложено крови, надежды, сил
В дни скитаний от гор до гор:
Через дальние дали пленял, манил
Безоглядный степной простор.
Высылали дозоры, пасли коней,
Над становищем вился дым.
Разогнулась дуга, и лежит за ней
Сердце расы, луч Прави – Крым.
Лавой конною схлынула Степь к воде,
Гул наречий в призыв собрав,
Разберись-ка теперь, кто твой Щур, твой Дед
В общем капище горьких трав.
Никто не исчез. От киммерийев осталось имя. И о них, и о нас, и обо всех, кто до нас, написал Вячеслав Егиазаров в «Планете Крым»:
...Я не трогаю пласт киммерийских легенд и холмов,
Что ковыльной пыльцою присыпан, как свежей порошей,
Потому что на этой уйдет много толстых томов,
Как заметил однажды певец Киммерии – Волошин.
И когда мы сойдемся в кафе под платаном густым,
Мы представимся сами себе кем-то вроде масонов,
за планету мы выпьем с названием солнечным Крым,
не за остров же пить, да простит нас Василий Аксенов.
Историки вряд ли напишут про киммерийцев «много толстых томов» – на это у них не хватит материалов, а вот поэты – напишут, они сквозь века проникают силой воображения и воскрешают стародавние времена. «Византия» Олега Воробьева – это прогулка по прошлому:
Я забрел, как в бреду, свое время бесцельно транжиря,
На вершину горы, где в руинах лежат базилики,
Где в пещерных церквях, обнажая оттенок санкиря,
Осыпается охра, и тают пресветлые лики.
Только скалы не помнят уже ни восторга, ни злости,
И сиянию лун подставляя могучие спины,
Укрывая в гробницах вином перемытые кости,
Обреченно стоят над покоем уснувшей долины.
Этот город есть повесть, в которой отсутствуют главы,
Здесь давно не бывает стратиг, и разрушены стены.
Так жена, облаченная в алое зарево славы,
На закате внимает далекому эху измены.
Ее брови парят в изумленно-испуганном взлете,
Но в очах виден мрак, и уста по обету сомкнуты.
Наслаждения духа сильней вожделения плоти.
Поднимается ветер. Столетья бегут, как минуты.
Мне был внятен их зов, но души не затронула скверна,
Впрочем, несколько масок сумел без труда бы найти я:
Либертен, декадент, наркоман и дитя постмодерна –
Так скажи, для чего до сих пор ты со мной, Византия?
Почему я готов целовать эти тонкие руки,
И недолгую жизнь протянуть на воде и на хлебе –
Лишь бы верить и ждать как юродивый ангел разлуки,
Безнадежные крылья расправивший в каменном небе.
2013 г.
Замечательно, что в Крыму – было и есть – так много Поэтов, храмов, пригодных для обитания Бога! Духа святого! Совершенно неважно, каковы мы в повседневной бытовой жизни, за порогами наших храмов, на папертях данности. Важно, что люди возвращаются к себе-истинным. В наши храмы залетает порой щебетунья Клио и осматривается в растерянности по сторонам… Правда, потом она спешит к своим паладинам, которые знают все. Живи они в начале сороковых, Красная Армия вошла бы в Берлин 22 июня 1941 года. Да вообще не случилось бы Второй мировой войны, они бы ее предотвратили! Так что я, вместе с Клио перебираюсь из Византии в Севастополь, к началу обороны.
Из дневников адмирала Ф.С. Октябрьского:
«О боевом составе флота.
Флот перед войной имел в своем составе исключительную неоднородность, многотипность. Что ни корабль одного класса, то разный тип. Новые корабли только начали поступать в строй. Старые корабли были изношены. На флоте отсутствовали сторожевые корабли и корабли ПВО, малые охотники за подлодками без акустики (ориентируйся по видимому перископу). Больших охотников не было, начали поступать тральщики типа БТЩ «Трал», неплохие корабли. На худой конец, могли заменить СКР и использовать в качестве конвойных, базового дозора, что и делалось во время войны. По каким-то соображениям, когда все видели, что война вот-вот разразится, взяли и прекратили строить эти неплохие, а главное, единственные подобного типа корабли и, не наладив строительство других, тем самым разоружили…
Нельзя не сказать несколько слов о других недостатках новых кораблей. Например, большинство кораблей обладало недостаточной прочностью корпусов. На большой волне корабли деформировались, ломались... Кроме того, как правило, корабли имели абсолютно недостаточный район плавания, что сильно ограничивало их боевое использование. Когда обстановка настоятельно требовала на коммуникациях противника у румынского побережья Румыния-Одесса использовать эсминцы при базировании флота на Поти-Батуми, мы не могли этого сделать, не позволял район плавания... Флот имел две бригады ТК, а использовать их было негде. Как правило, ТК использовались не по назначению из-за главного недостатка – слабой мореходности, малого района плавания, слабой зенитной защиты. ТК, оказываясь в море днем без прикрытия, расстреливался, сжигался истребительной авиацией противника, т.к., кроме указанных недостатков, они, к несчастью, имели авиационные моторы, плавали на авиагорючем... И хотя наша отсталость в технике не давала возможности до конца войны иметь радиолокацию, но и без радиолокации такие катера (75-100-тонные, с хорошим зенитным вооружением) имели бы успех... Но беда наша предвоенная состояла в том, что все просьбы катерников строить именно такие катера не принимались во внимание, ссылались на негабаритность такого катера и продолжали строить плохие. И это было не усиление флота, а ослабление...
И далее: все корабли имели совершенно недостаточное зенитное вооружение. С первых же дней войны пришлось срочно вооружать корабли в первую очередь автоматическим оружием...Каждый командир корабля, не дожидаясь постановки корабля к заводу, своими силами устанавливал дополнительное зенитное вооружение… Против авиации противника мы не имели достаточно сильной истребительной авиации для прикрытия наших кораблей в море, на переходах. К тому же, истребители И-16. И-15, И-156 при малом запасе горючего очень малое время находились в воздухе и, как это ни смешно, иногда прикрывать конвой в море приходилось самолетами МБР-2. Это морские разведчики, в шутку мы называли их морские воздушные крепости, «самолеты домиком». Эти небольшие невысокого качества воздушные «глаза флота», обладая превосходным летным составом, творили чудеса...Это были подлинные, истинные герои, и почти все они отдали свои жизни боях за Родину».
Все, что мы имели к началу войны – это людей-героев!
«Маневры показали нашу слабость в противолодочной обороне. Все говорило о том, что в военное время подводные лодки противника будут безнаказанно разгуливать по Черному морю у наших военно-морских баз, у Кавказского побережья. Причина – мало охотников за ПЛ, отсутствие техники.
Береговая артиллерия флота была подготовлена хорошо.
...Первый перебежчик был приблизительно 14 июня 1941 года, сообщивший о готовящемся нападении на СССР. Второй перебежчик, пришедший за несколько дней до нападения (дня за 3-4) рассказал, что румыны готовятся, что на днях на нас будет нападение...
Война это или провокация? Мы не могли оставить без внимания эти предупреждения и приняли ряд мер. Прежде всего, повысили бдительность и готовность оружия. Это было необходимо сделать еще и потому, что, кроме информации, полученной от перебежчиков, нельзя было не обратить внимания на крики по радио из-за границы, особенно, со стороны англичан, которые прямо предупреждали нас: русские, Гитлер готовит на вас нападение, будет оно внезапным, без объявления и каких-либо конфликтов.
В то время подобные разговоры воспринимались как провокационные... Вот почему даже тогда, когда факт нападения совершился, нашлись в Москве большие люди, не поверившие моему докладу о начавшейся войне.
Как это было…
Ранний утренний час 22.06.41. Корабли и авиация Черноморского флота приступили к активным боевым действиям. Около 4.45 Дунайская военная флотилия вступила в артиллерийскую дуэль с артбатареями Галаца. Мы начали войну, открыли огонь без всяких запросов потому что разгадали надвинувшееся событие. Мы начали войну, но Москва еще ничего не знала.
Получив данные об убитых и раненых, а также о продолжившемся отражении воздушного нападения, я поспешил с докладом в Москву по телефону ВЧ. Время 3.20. Прошу у севастопольской станции Москву. Москва быстро отвечает. Прошу наркома ВМФ Кузнецова. Телефонистка из Москвы говорит, что телефон Кузнецова не отвечает. Убедительно прошу вызвать дежурного наркомата или дежурного по секретариату наркома. Они не могут не ответить. Действительно, буквально через минуту ответил дежурный по секретариату наркома и доложил, что сейчас в наркомате никого из большого начальства нет. Прошу срочно разыскать наркома, одновременно спрашиваю: «У вас в Москве и на флотах все спокойно? Никаких тревожных вестей не поступало?» Отвечает: «Все спокойно. Тревожных сведений не поступало»…
Кузнецова разыскали быстро, он звонит, и я сразу же докладываю обстановку. Кузнецов, выслушав мой доклад, сказал: «Хорошо, действуйте, я сейчас доложу выше». Не прошло и пяти минут, затрещал телефон ВЧ. Я взял трубку и слышу голос телефонистки: «Вас вызывает Москва». Вслед за этим ясно прозвучали слова: «Говорит Берия. Что у вас там происходит?»
...Не дослушав моего доклада, Берия грубо прерывает меня криком: «Какой там на вас налет! Вы с ума сошли!»
Я, в свою очередь, решив перебить Берию, еще раз докладываю: «Тов. Берия, я со всей ответственностью докладываю: в Севастополе идет самый настоящий бой с авиацией противника, идет война».
Берия вновь в раздражении кричит: «Откуда вы взяли? Какая война? Какой противник?»
– Доложить сию минуту точно, какой противник, не могу, для этого потребуется время, но то, что это враг, никакого сомнения быть не может.
Он опять кричит:
– Какой может быть враг? Вы провокатор. Вас свои бомбят. Вы не знаете, что делается под носом. Это ваши самолеты, а вы принимаете их за врага. Какое право вы имеете говорить о войне?!
Тогда я докладываю: «Тов. Берия, мы уже имеем полсотни раненых, десятки убитых, сбили несколько неизвестных самолетов...».
Берия бросает трубку. (Примечание на полях: «Теперь стало известно, что он все знал. Он мог быть спокойным (здесь ругательство Риммы Октябрьской, автора-составителя сборников «Историку на заметку). Они многое знали, а что нам сообщали?»).
Далее. Прошло две-три минуты, вновь загудел телефон ВЧ. Я уже понял, что теперь со мной будут разговаривать до тех пор, пока тяжелые сообщения не придут в Москву из других мест... Время около 3.40, бой в главной базе продолжается, главным образом, на подступах. Фрицы, встречаемые нашей ПВО, поворачивают оглобли. У меня уже собран материал о сбитых самолетах, о раненых и убитых, о разрушениях в городе... Не успел я выслушать короткий доклад своего начштаба, как снова затрещал ВЧ, телефонистка севастопольской станции сообщила: «Вас снова вызывает Москва». Беру телефонную трубку и слышу басовитый голос, который, раз услышав, в последующем сразу узнаешь. Говорит Жуков, начальник ГШ КА: «Что у тебя происходит?»
Кратко докладываю то, что уже доложил тт. Берия и Кузнецову. Жуков спокойно: «Хорошо. Действуйте в том же духе».
На этом разговор закончился. На основании этого я сделал вывод, что, кроме моего доклада, других докладов о начавшейся войне в Москву не поступало. Время было около 4.00, на улице еще темно. Более часа телефон ВЧ молчал. Когда уже рассвело... меня вновь вызвал начальник ГШ КА Жуков. Ответив, как положено: «У телефона Октябрьский», услышал (что мне понравилось, генерал ни о чем не спрашивал): «Тов. Октябрьский, хочу ориентировать вас, что не один Севастополь подвергся сегодня коварному нападению с воздуха, налет был на... (Жуков назвал 4-5 городов…) Говорил генерал спокойно и просто, закончил разговор словами:
– Действительно началась война. Ясно?
Я ответил:
– Так точно, ясно.
– Ну, вот и все. Желаю боевых успехов»
Наши новые историки народ удивительный! С таким народом никакие «леопарды» не опасны нашей «Эфиопии». Переписать военные дневники адмирала они не могут, зато решили усомниться в их подлинности. Типа, запрещалось на войне вести дневники! Дед как предвидел это. Описал, как вошел к нему капитан 2 ранга Тишкин, зам начальника оперативного отдела штаба флота и, протянув тетрадь в красном переплете, сказал: «Возьмите, товарищ командующий, возможно, будете кое-что записывать по обстановке». Я взял тетрадь, поблагодарил Тишкина и действительно стал кое-что записывать ...Читаю запись на первой странице карандашом: «Война. 1941 год. Кап 2 ранга Тишкин дал тетрадь. Буду, если удастся делать кое-какие заметки о войне. Ф. Октябрьский. 22.06.41.».
Эти заметки, зачастую короткие и обрывочные, ни о чем не говорящие несведущему человеку, расшифровывал он и переписывал в новую тетрадь уже после войны, когда нашлось на это время. Приводил записи в порядок, а не сочинял на ходу, задним числом, как бы того хотелось новым историкам. По их мнению, никаких сигнальных ракет врагу не посылалось – наши принимали за них что-то типа отблесков прожекторов. Читаем: «Вот еще забота, которая не могла быть предусмотрена до войны. Я не предполагал, что у нас в Севастополе, в ГБ есть организованная ячейка врага, которая с началом войны начнет проявлять себя. Оказалось, такая организация есть, иначе, чем объяснить, что все чаще и чаще, особо ночами то в одном, то в другом месте замечались сигналы, световые сигналы и даже пуск сигнальных ракет при появлении самолетов врага». Один из немецких «Штирлицев» окопался не где-то, а в штабе СОРа, с его подачи машина комфлота попадала под обстрел сразу же, как только выезжала на передовую. «Штирлиц» рьяно исполнял свой иудский долг, а вот немцы при отступлении его бросили, не взяли в Германию. Он стал им не нужен.
«10 июля 41 г.
Обнаруживаются новые загадки с минами противника. Сегодня ночью за кормой катера МО-4, находившегося в дозоре в районе Лукулла, в 10 метрах за кормой взорвалась мина. Это второй случай, когда мины рвутся за кормой деревянного катера. Катер сильно контузило, имеется течь. Убитых, раненых нет.
...Всякие люди есть на свете. Есть героические, самоотверженные бойцы, думающие только о своем народе, готовые отдать в любую минуту жизнь. А есть трусы, подлецы.
Вызвал к себе командира ПЛ «Щ-205». Красивый, атлетического типа мужчина, но трус. Представил поддельные документы пребывания на позиции. Л/с подлодки разоблачил своего командира: приказ не выполнил, на позиции не был. Ближе 20 миль к берегу не подходил, а посему за 15 суток в море ничего не видел, никого не утопил.
12 июля 41 г.
За истекший период было много разного, война!
ПЛ «Щ-206» ушла в первый боевой поход. Ушел на ней хороший командир тов. Каракой и вот – из первого боевого похода не возвратился. Погиб корабль, погиб весь экипаж лодки. Вечная вам слава, дорогие товарищи «Щ-206».
Сегодня еще доложили странный случай. Один наш самолет ДБ-3, который считался погибшим со всем экипажем, оказался в Зонгулдаке, в Турции. Как он попал туда?
6-8 августа 41 г. Приступили к выводу недостроенных кораблей из Николаева... Осмотрел сегодня прибывший в ГБ крейсер «Микоян», лидер ЭМ «ТШ» и плавбатерею № 3, которую уже успели окрестить броненосцем «Не тронь меня!», приспособлена она из опытового отсека нового линкора под зенитную батарею...Сегодня подняли флаг на плавбатарее № 3. На ней поставили даже морские пушки 130 мм. Приказал поставить ее на якорь в районе Бельбека, чтобы она прикрывала ГБ с моря.
13 августа 41. БФКП.
Все время занимался вопросами эвакуации. Вывозили из городов, которым противник угрожает занятием. На очереди эвакуация детей из Крыма.
14 августа 41. г. Севастополь.
Получен приказ о формировании укрепрайона на Перекопе... Как странно получается: флот занимается тем, чем давно должен был заниматься Генштаб, Министерство обороны.
Наконец-то состоялся наш разговор с маршалом С.М. Буденным по ВЧ. Главком дал ряд указаний, как надо действовать, но не это главное. Главное, после приветствий С.М. кричит:
–Что же ты там воюешь не по-нахимовски?
А я отвечаю:
–Так же, как вы, Семен Михайлович, не по-суворовски.
Он не обиделся, отвечает:
– Подожди. Вот придет зима, мы так мотанем фрица оглоблей, что он сознание потеряет, а с ним и все остальное, победу завоюем безусловно.
17августа 41 г. Севастополь.
...Где моя семья?
Сегодня отправил Машу с Риммочкой на Кавказ. Съездил на Максимову дачу, где они жили последнее время, посадил их в машину и отправил в Сухуми...Распрощался с самыми дорогими, не знаю, увидимся ли. (Жене Ф.С. сказал: «Вы мне будете мешать воевать». Думать ему надо было только о войне, но мысли о семье, пока она находилась рядом, неминуемо бы отвлекали внимание. – М.В.)
18 августа, Севастополь, понедельник.
Написал и отправил несколько очень злых телеграмм, очень важных…
В Одессе, помимо того, что армейские части бегут, дезорганизуют оборону, там еще нет единого командования, я просил Ставку назначить руководителей обороны Одессы. Сегодня решением Ставки руководство обороной наложено на Г.И. Левченко… Все вертится с потрясающей быстротой. Вчера сообщили о руководстве в Одессе Левченко Г.И., а сегодня пришло решение Ставки... образован Одесский оборонительный район, командующим ООР назначен командир Одессой ВМБ адмирал Г.В. Жуков с непосредственным подчинением мне. Таким образом, за оборону Одессы отвечает Черноморский флот... Направляем в Одессу добровольцев краснофлотцев 600 человек для пополнения нашей морской пехоты…
...В Одессе идут бои. Сегодня еще 700 краснофлотцев-добровольцев отправили в Одессу и более 120 тонн боезапаса. Это большая помощь.
1 октября 41 г. БФКП, среда.
Разоружили, наконец, загадочную мину. Долго возились с ней, особенно минер тов. Охрименко. Какой молодец! Он сам освоил водолазное дело и спускался под воду. Мина оказалась не магнитная и не акустическая, а что-то чертовски хитрое, вроде фото-мины.
12 ноября 41 г. Севастополь, БФКП.
Сегодня особо сильно бомбила корабли авиация противника. В результате прямых попаданий противнику удалось потопить КР «ЧУ». Это большая потеря, очень тяжело перенести. Потери л/с на КР небольшие, а корабль не удается спасти...А Кузнецов требовал все арт. корабли держать в Севастополе.
Приказал всю артиллерию с КР «ЧУ» снять, будем устанавливать на позиции для обороны ГБ.
...Подсчитали: Приморская армия прибыла в Севастополь в очень малочисленном составе, всего около 8000 человек, а боевого состава не более 1500 человек. Если учесть, что армия не имеет ни танковых частей, ни частей ПВО, не говоря уже об авиации, все надо создавать заново…
На сегодня все подсчеты дали нам следующую картину наших сил по сухопутному направлению (в секторах и резерве) – 23 тысячи штыков. Мало прибавилось к нашей морской пехоте из состава Приморской армии. Около 4 тысяч человек в артчастях, около 5 тысяч человек строительных и санитарных частей и 2500 человек резерва. Это наскребли во всех звеньях, в том числе граждан, и готовим их на пополнение стрелковых частей, но они без оружия. Нет оружия.
13 ноября 41 г. БФКП
Хотя и наспех, но все же при подходе противника к ГБ организовали группы партизан из Севастополя, которые заняли ряд пунктов в районе Байдар, Алсу и др. пункты…
...Да, дела. Явился ко мне на БКФ командующий Приморской армией генерал Петров И.Е. Еще один командующий войсками без войск. Вошел ко мне в кабинет (так называемый кабинет) и сообщил:
– Товарищ командующий флотом, разрешите доложить, я ничего не имею, войск нет, куда мне прикажете отбыть?
Сел и натурально заплакал. Ну, что делать? А Г.И. Левченко планирует его войсками оборонять ГБ, а его поставить во главе обороны…
Все дни с 31.10, 1, 2, 3, 4.11 идут бои в районе Качи, Дуванкоя, противник пытается прорваться к ГБ с этих направлений. Наши части кое-где отошли к главному рубежу обороны, но дерутся отчаянно…
Самым значительным событием вчера было прибытие командующего войсками Крыма Г.И. Левченко из Алушты в Севастополь. А произошло это интересно. Я работал на БКФ, раздался звонок, слышу, кричит Гордей. Спрашиваю, откуда он звонит, отвечает – из Алушты. Говорю ему: давай быстрее по прибрежной дороге приезжай в Севастополь, иначе тебя немцы там заберут. И вот он в Севастополе, командующий войсками Крыма без войск…
Запросил разрешение наркома расформировать Дунайскую военную флотилию. Прошу все средства флотилии, что еще сохранилось, передать часть Азовской военной флотилии, часть – Керченской ВМБ и другим соединениям.
Части Приморской армии пробиваются через горы. Базу обороняют только соединения и части флота... Начали подходить отдельные части, дивизии Приморской армии по Ялтинскому шоссе. Как докладывают, численность очень мала. Но это ценные части, обстрелянные, имеют хороший состав командиров, полковников, генералов… Наиболее боеспособным прибыл арт. полк Н.В. Богданова.
...Фронт наш сегодня 46 км (дуга).
25 ноября 41 г. Вторник, БФКП.
Получил сообщение, что СОРу направлено из СКВО 14 маршевых рот, одно не уточнено – вооружены ли они?
1 декабря… Вчера Н.Г. Кузнецов сообщил, что Ставкой решается вопрос о большой помощи Севастополю. Но когда это решение состоится? Что-то долго решают…
Получил еще одну телеграмму от наркома, пишет, что пока решения Ставки нет...Прошу дать быстрее помощь Севастополю.
Получил телеграмму зам. начальника Генштаба Красной Армии тов. Василевского, который спрашивает, как мы смотрим (наше мнение) на десант по овладению Керченским полуостровом… Кратко суть ответа: такая десантная операция возможна. Черноморский флот способен выполнить такую операцию... Сомневаюсь лишь в выгрузке, высадке техники, ЧФ не располагает высадочными средствами.
Предлагаем для десанта не брать стрелковые соединения, они громоздкие, с большими тылами. Для десанта сформировать спец.части. Подобная операция должна проводиться скрытно, внезапно, быстро, вот почему для первого броска нужны спец. части... Высаживать бойцов с боевых кораблей флота. Вот наше предложение.
В Севастополе скопилось очень много раненых, более 1800человек. Сегодня удалось погрузить до 1200человек на ТР «Белосток», «Львов», КР «Ккр) и отправить этот ценный груз в Туапсе. Кр «Ккр» будет одновременно обеспечивающим конвойным кораблем.
16 декабря 41 г. Туапсе, гостиница «сов. танкер». Сегодня прибыл в Туапсе, где командиром базы И.Д. Кулешов, которого почему-то называют де Голлем. Почему дали такое прозвище? За бороду, что ли? Но генерал де Голль без бороды, по-видимому за рост и некоторые чудачества. Не знаю, как де Голль, а наш Кулешов иногда выбрасывает номера... Мы подъехали вплотную к шлагбауму, к нам подошел матрос, который пытался что-то проверить, а все остальные стояли, смотрели, с ними и командир базы (де Голль). Я выглянул из окна машины, спросил: – Что это у вас за порядки, товарищ командир базы?
Кулешов быстро подошел к машине и скомандовал, одновременно ответив на вопрос:
– Грозные порядки, товарищ командующий! Открыть шлагбаум!
Все это было проделано с достоинством, с особой серьезностью. Я невольно обратил внимание на внешний вид де Голля: на голове пилотка подводника, на ногах огромные сапоги бахилы с голенищами до колен, на одном боку огромный маузер в деревянной кобуре, на другом боку – планшет. Борода и трубка во рту.
18 декабря 41 г. Новороссийск.
Получил тревожное сообщение о Севастополе, там идут жестокие бои с противником. Немцы перешли в решительное наступление с целью во что бы то ни стало взять Севастополь. Видимо, Манштейн, не считаясь с потерями, решил штурмом взять нашу ГБ.
Вновь ездил в штаб фронта уточнять детали, связанные с предстоящим десантом, но всем ясно, что предстоящие сутки покажут, как сложится обстановка под Севастополем...Я надеюсь на своих людей, они умрут, но не отступят, но их может оказаться мало, чтобы задержать мощного врага… Для усиления сухопутных сил СОРа Ставка приказала ВС Закавказского фронта выделить 79 ОСБ (бригада морской пехоты), которую возглавляет тов. Потапов. Мы ее готовили для первого броска при высадке десанта в Феодосию. Это хорошая бригада, готовая к погрузке в Туапсе на ТРТР, и выделить 345 СД, которая также предназначалась для «деса», а теперь пойдет в Севастополь... Сегодняшний день перевернул все карты десантной операции, планы, сроки придется менять. В 16.00 выхожу из Новороссийска в Севастополь с отрядом кораблей… берем на борт корабля бригаду тов. Потапова, кое-что грузим из БЗ и людей 9 бригады МП. Прибыл на борт крейсера, стоял и наблюдал, как наша морпехота быстро, энергично грузит свои пушки, пулеметы. А люди, какие люди! Орлы!
21 декабря 41 г., воскресенье, борт крейсера «ККр», море. Несколько слов написал на борту крейсера, но обстановка сложилась так, что не до записей. Вышел на мостик и не уходил с мостика до прорыва в Севастополь…
Вот это был поход!
...Всю ночь шли кильватерной колонной, никаких происшествий, все нормально. Но вот начался туман. Как нам пройти входной буй (проходной), чтобы войти в ФВК. В такой обстановке можно вылезти на свое минное поле. Ведь ошибки в исчислении от Новороссийска до Севастополя могли быть солидными.
Доложили, что подходной точки не обнаружено. Штурмана сомневаются в точности местонахождения отряда. Накрыл сплошной туман, ничего не видно. Приказал отвернуть влево и пока идти малым ходом параллельно МЗ. Придется выжидать, возможно, с восходом солнца туман поредеет, увидим горы, в частности Айя (Следующую запись придется продолжить уже на БФКП, если придется) ...Все, что произошло, можно описать в захватывающей повести, но для этого нужно быть писателем и не в моей должности, когда нет времени даже на то, чтобы кратко описать существо, кое-как, отрывки мыслей нацарапать... Пройдя минное поле, корабли легли курсом, сначала курсом мимо Балаклавы, Фиолента к Херсонесскому маяку, а затем по Инкерманскому створу в Севастополь. Ну, фрицы и злобствовали! Все бросили против нас. Артиллерия с левого фланга бьет из района Мекензиевы горы-Бельбек, где-то от Дуванкоя, но никакого результата. Наша скорость, маневр ограничены фарватером, но сухопутная артиллерия немцев по морским целям, по кораблям бьет без помех. Мы лупим по ним с большим эффектом. По-видимому, немцы не ожидали такого дерзкого шага с нашей стороны, чтобы корабли пришли днем, когда они на Северной стороне, и поэтому не успели сосредоточить на нас авиацию в массовом масштабе, а отдельные группы при нашей артиллерии ЗА ГБ, при нашей авиации, которая была поднята в воздух, чтобы нас прикрывать, да еще дымы – все это помогло нам прорваться в ГБ без потерь.
При проходе района морской мили все было терпимо, крейсер «Ккз» уверенно пробивал путь в гавань, но смотреть с мостика на панораму боя было особо захватывающе, когда идущие в кильватер «Ккз» ЭМ закрывали фонтаны брызг, столбы воды от разрыва бомб и снарядов. Так повторялось неоднократно, пока мы не прорвались к Константиновскому равелину. Я все время стоял на открытом ходовом мостике, на его правом крыле... И вот – в момент прохода «ККЗ» Карантинной бухты при пролете очередной группы бомбардировщиков противника над кораблем на высоте не более 150-200 метров я не заметил, как они выскочили с правого борта и оказались над нами...
Из-за дыма мы не могли определить количество самолетов, но одно я наблюдал: при пролете самолетов над крейсером перед моими глазами в воздухе на высоте 20-30 метров выросли четыре продолговатых черных предмета. Два из них упали в воду с правого борта на расстоянии 10-15 метров, два других на таком же расстоянии от левого борта. То есть, крейсер проскочил в вилке серии бомб... Мы ворвались в ГБ и отшвартовались в Сухарной балке, где с ходу высадили 79 БР МП и сразу стали готовить силами 79 бригады контрудар, чтобы выбить немца с Северной стороны, станции Мекензиевы горы. Обстановка оказалась очень тяжелой, немец в отдельных местах подошел к городу на 4 км.
22 декабря 1941 г. БФКП… Командир 8 бр мп тов. Вильшанский доложил о тяжелом положении его бригады. Остатки 8 бригады оказались в мешке, а с ними и 90 СП. Обстановка сложилась так, что весь удар врага обрушился на 8 бригаду. Героически сражавшиеся бойцы морской пехоты в большинстве погибли, а стоявшая на стыке, на правом фланге недавно прибывшая 388 СД... часть этой горе-дивизии разбежалась, чем открыла фронт.
...Разбирались сегодня утром с руководством ПА. Так пока и не установил, в чем дело. Петров плачет, что его незаслуженно обижают, сняв с должности, но мне сказали, что он и не был утвержден в этой должности. Тут, видимо, немало идет от того, как Петров выводил и не вывел, а бросил остатки ПА в горах, а вывел их в Севастополь тов. Коломиец... Но, учитывая, что генерала Петрова, какой бы он ни был, мы немного знаем, а тов. Черняка не знаем, обсудив этот вопрос с Н.М. Кулаковым решили просить тов. Сталина оставить на ПА Петрова…
2 января 1942 г. БФКП…. «Доложили, что противник начал отводить часть своих сил от ГБ. Войска движутся на Симферополь. А-а, негодяи, почуяли силу нашего удара, побежали! Обстановка общая под Феодосией развивается успешно… Пока особых потерь в тоннаже нет, но противник очень силен, он опомнится (он не ожидал от нас такого) и, наверное, усилит удары своей авиацией по нашим ТРТР, нашим кораблям. Как нам тяжело без авиаприкрытия. Все упирается в обеспечение кораблей и ТРТР с воздуха. Если бы мы имели авиацию, которая бы прикрывала корабли в море, особо, когда они работают близко от берега. Фрицы безнаказанно бомбят нас, что им зенитные пушки корабельные, это комариный укус. Не раз мы проклинали эту ситуацию и ее виновников и еще будем проклинать.
4 января 42 г. Вновь неприятности из-за отсутствия на
шей авиации, нет прикрытия. В результате доносят, что в районе Феодосии сильно поврежден ТР «Ж. Жорес», загруженный техникой, автотранспортом. Не разгрузился и, по-видимому, погибнет… Фронт не дает прикрытия, а по плану должен прикрывать, а потом нас будут во всем обвинять...
Вот, как всегда. Пришла очередная кляуза на флот со стороны Козлова... Разбираюсь с кляузами.
5 января 42 г. Крымский фронт и его «энергичный» командующий требуют от флота того, что флот не может, учитывая, что флот держит Севастополь, а под Севастополем мощная 11 армия, да не одна, плюс бригада и дивизия румын. А Козлов неумолим, требует высадки десанта в Евпатории, так как он собирается 6 февраля переходить в решительное наступление на Старый Крым, Симферополь. Приказ – есть приказ. Подготовили один батальон морской пехоты, командовать им назначил своего порученца Буслаева Н.В. Дал для «дес» один БТЩ, катера МО и другие средства... Из Стрелецкой бухты отправили один усиленный батальон МП занимать Евпаторию. Сегодня же, по приказу Козлова, высаживается еще один ГСП в районе Алушты. Все делает флот, боевые корабли, крейсера, ЭМ, не приспособленные к таким функциям… Козлов требует от СОРа также переходить в наступление. Какое наступление? Какими силами наступать? Собрал своих замов, обсудили, готовимся...Получил тревожное донесение военкома высадки евпаторийского «деса» тов. Бойко А.С., что при высадке «дес» на БТЩ «Взрыватель» убит командир высадки Н.В. Буслаев. Вот несчастье, дорогой Николай Васильевич погиб...Суммировал все донесения. В.Г. Фадеев доложил, что т. Бойко доносил тревожные данные до 16.00, сообщил, что БТЩ сильно поврежден, что у них вышли снаряды, авиация противника продолжает непрерывные бомбежки. Основные силы батальона высадились и ведут бои в городе. Затем донесения прекратились.
Принял решение послать в Евпаторию на поддержку еще один батальон МП. Вызвал майора Таран, посылаю его командовать силами в Евпатории. Пока ясности мало. По полученным данным, внезапный десант ошеломил немцев. Наши морские пехотинцы, как всегда, действуют героически, но сил у нас там мало. Все теперь будет зависеть от наступления фронта от Феодосии.
Пришел ко мне на БФКП кап. 2 ранга Абрамов И.Е. (Абрамов – черный) и попросился идти в Евпаторию на ТКА, чтобы принять там командование нашими силами вместо Буслаева. Я выразил сомнение, что без прикрытия авиации можно выполнить такую задачу, но удовлетворил настойчивое желание Ивана Ефимовича...Дело с экспедицией И.Е. Абрамова было днем, а к вечеру доложили, что Абрамов вышел из Карантина на 2-х ТКА в Евпаторию. Не дойдя до Саки, на него навалились Ме-109. Один ТКА погиб, другой еле-еле вернулся с помощью наших ястребков в ГБ. Хорошо, что сам остался жив...Дело плохо. Пока никакой ясности по высаженному десанту. Сегодня ночью посылаю на ЭМ «СМ» и БТЩ пополнение для Евпаторийского десанта. Но приказал ЭМ к 8.00 возвращаться в ГБ, иначе без прикрытия авиации утопят. Одновременно, если удастся, взять на буксир и привести в ГБ поврежденный БТЩ «Взрыватель»...
Доложили, что ЭМ «СМ» и БТЩ вернулись от Евпатории. Пополнение высадить не удалось, очень сильная волна, прибой. ЭМ был обстрелян арт. батареей, имеются две пробоины. Пристань занимают немцы. БТЩ «Взрыватель» не удалось спасти, он выброшен на берег далеко от Евпатории. Значит, весь л/с БТЩ героически погиб, погиб и военком т. Бойко А.С. Большая потеря, неудача для нас этот Евпаторийский десант. БТЩ «Взрыватель» был выброшен на берег сильной волной. Значит, БТЩ был так разбит, поврежден авиацией, что не имел хода, но я уверен, что люди в плен не сдались, они наверняка дрались до последнего вздоха...Ничего неизвестно о переходе войск от Ак-Маная в наступление. Неужели наступления не будет? Зачем же мы бросили наших моряков в Евпаторию, если наступление не состоится, они все погибнут... Наше так называемое наступление из СОРа в направлении Мамашай-Дуванкой началось. Части Приморской армии, которые должны наступать, как требует Козлов, наступать не умеют. Куда они будут наступать, когда в некоторых СД даже тылов нет. Бог мой, хотя бы в обороне-то усидеть...
Сегодня в 21.00 решил еще раз попытать счастья с Евпаторией, послал в Евпаторию с пополнением ЛД «ТШ» т. Ерошенко В.Н. и БТЩ с капитанов 2 ранга Абрамовым И.Е. Задача: разведать боем, что там делается, можно ли подойти к пристани. Рация высаженного батальона молчит. Самое плохое для нас, моряков, в данной обстановке – состояние моря. Если большая волна, прибой – высаживать на необустроенное побережье без специальных высадочных средств невозможно. В Евпатории все открыто. Это не Феодосия, где пробился в порт, в гавань, хотя и несешь потери, но отшвартовался к стенке, к пирсу, к молу и – высаживай... Завязали мы с Евпаторией, чтоб его... этого стратега Козлова, сколько напрасной крови, а войска Козлова и не думают переходить в наступление… Всю ночь занимаюсь Евпаторией... вызвал разведчиков наших опытных от т. Намгаладзе во главе с т. Латышевым. Это боевой политработник, а его начальник тов. Топчиев там с «десом». Дал им подлодку М-33, приказал пойти в район Евпаторийского маяка, высадиться на берег, установить, что делается в Евпатории и вернуться на подводную лодку, доложить. В 20.00 вновь послал в Евпаторию ЛД «ТШ», БТЩ № 27, два МО-4. Задача: попытаться с боем, если позволит море, высадить т. Тарана... За день ничего нового от «дес» не получили. Наша ВР доложила, что в городе ничего не замечено, а на окраине, якобы, обнаружены окопы с людьми. Кто?
Сегодня в районе СОРа продолжалось так называемое наше наступление (топтание на месте). Дал приказание прекратить наступление, лучше тщательно готовиться хотя бы к тому, чтобы занять более выгодные высоты... В СОРе наступает затруднение с продовольствием. В последнее время все больше и больше ограничивают в выдаче питания СОРу. Все идет на Керченский полуостров. Дошло до того, что активных войск в СОРе осталось около 15 000 чел. Что же будет дальше?...
В 03.00 В.Н. Ерошенко докладывает, что ЛД «ТШ» ведет огонь по батареям противника, находящимся в районе пристани. Решил высадить разведгруппу на берег. Не успели мы продумать обстановку, как вновь донесение: Евпатория занята немцами, установить связь с нашим батальоном не удалось. Приказал ЛД «ТШ», БТЩ и катерам МО-4 возвращаться в ГБ, бессмысленно дополнительно терять людей... Полковник Намгаладзе доложил, что получил донесение от разведгруппы, которая докладывает: город занят немцами, город патрулируют фрицы, о судьбе десанта ничего доложить не могут. Немцы и румыны кричали вчера, кричат и сегодня по радио, что высаженный десант русских они полностью уничтожили, видимо, это горькая правда…
13, 14, 15 января 42 г... Самое существенное – возвращение от Евпаторийского маяка ПЛ «М-33». Подлодка не дождалась возвращения разведгруппы. Ушли, донесли первые данные и как в воду канули. Полковник Намгаладзе ничего сказать не может, считает, что напоролись на засаду и погибли... Наши все готовятся к наступлению от Феодосии, а противник сегодня перешел в наступление. Манштейн, видимо, знал сроки наших и упредил на сутки, начал наступление от Старого Крыма... Козлов все время кричит, что скоро освободит Крым... Донесли, что «дес» в Судаке наши успешно высадили. Корабли и катера МО отходят по своим базам... Есть данные, что плохи дела у 51 и 44 армий. Сообщают, что перешедшие в наступление войска противника жмут, теснят наших... Плохо обстоит у нас в СОРе дело с боезапасом. Мы имеем всего для ходовых артсистем по 0,5, 0,2 б/к. А тут пыжатся наступать... Козлов чудит... Похоже, командующий фронтом не разбирается даже в элементарной военной организации... В Керчь прибыл т. Мехлис. По-видимому, т. Сталин прислал его для расследования дела, связанного со сдачей Феодосии...»
Я не зря так подробно воспроизвела трагедию евпаторийского десанта, павшего жертвой «похоти властвования», глупости и бездарности носителей этой похоти. Описанное выше в комментариях не нуждается. Знаменательно, что и любимчик Сталина Мехлис, и Козлов дни свои закончили более, чем благополучно. С Мехлисом все понятно, вероятно, он умело лизал седалище «отцу всех народов», а Козлов?... Возможно, он был другом Мехлиса, истинным «боевым товарищем»? Совсем иная судьба ждала после войны уцелевших черноморцев: сырые подвалы, крохотные зарплаты, а то и судебные преследования по сфабрикованным делам. Бывший командующий стал для них последней инстанцией, куда они могли обратиться, и он ни одно письмо, ни одну просьбу о помощи не оставлял без внимания. Горячился, кричал: «Это мои матросы!» и бросался спасать их, как они спасали когда-то свою твердыню. И писал наверх, и наведывался к чиновникам – молодым, важным, наглым, предшественникам теперешних, но еще не настолько потерявшим «берега», чтобы хамить адмиралам. На полях каждого письма делал пометки – когда, куда, к кому обращался. Требовал о результатах доложить ему лично. Своим матросам, когда они к нему приходили, он помогал и деньгами, и вещами. Пенсию советского адмирала не сравнить с доходами какого-нибудь начальника ЖКХ сегодня, но за рамки эпохи выходить глупо. По тем временам дед мой мог себе позволить гораздо больше, чем его бывший матрос, но он своих матросов не забывал и на произвол судьбы не бросал. Об этом свидетельствуют их письма. А теперь вернемся ненадолго на Великую Отечественную. Там еще много было такого, о чем новые историки готовы поведать с высокомерной, а то и глумливой ухмылкой.
«1 января 1942 г. БФКА, четверг. 1.50. Сегодня эти мерзавцы ведут интенсивный артобстрел города. По-видимому, получили задание испортить «Иванам» настроение в Новый год. Сегодня вновь КР «М» и ЛД «ТШ» громили части противника в районе Мекензиевых гор. Получайте!
9 января 42 г. БФКП.
Наконец, сегодня прибыли ТРТР с продовольствием, БЗ, с людским пополнением. Главное, плохо у нас было с продовольствием, вздохнем.
Фрицы начинают оживать, вновь появилась их авиация, сегодня неоднократно совершали налеты «хейнкеля» и «юнкерсы», сброшено более 100 тяжелых бомб. Вечером фриц решил нас попугать на БФКП. Я сидел за картой, здесь же на краю большого стола работали начальник ПУ П.Т. Бондаренко, командующий ВВС Н.А. Остряков. Вдруг у нас над головой ахнул огромный взрыв. Из всех отдушин вентиляции выскочила сажа, пыль, ничего не видно, мы обрели облик трубочистов. Вначале ничего нельзя было понять, что случилось. Диверсия? Подрыв? Потом посланный мной П.Т. Бондаренко прибежал и доложил, что вход на БФКП свободен, что на БФКП сброшена большая авиабомба. А в эти дни при входе в БФКП инж. отдел тов. Парамонова произвел пристройку, бетонное сооружение, которое за иллюминаторы с внешней стороны прозвали линкором «Не подходи ко мне». По-видимому, из каких-то источников (наверное, шпионаж или рассказал кто-либо из предателей) фриц знал, где наш БФКП. И решил попугать нас своим скрытым ночным подходом специально подготовленного самолета.
Январь 42. Получил директиву фронта о подготовке к наступлению с высадкой «дес». В частности, высадить ГСП № 226 в Судак, а в Феодосию теперь уже требуют высадить батальон морской пехоты, а где его взять-то – не знаю... По линии РО сообщают, что высаженные нами два ГСП в Судаке разгромлены противником. Часть людей прорвалась в горы к партизанам… Немцы доносят в свой генштаб, что противник (мы) готовится к генеральному наступлению. Все это мы тщательно маскируем, но они кое-что пронюхали... Получил сообщение от англичан, что немцы готовятся нанести мощный авиаудар по нашему флоту, базирующемуся на кавказские базы. При этом собираются применять торпеды на парашютах. Учтем... Противник на Керченском направлении применил ОВ – сегодня официально объявлено ТАСС... Наши на Керченском полуострове вроде бегут. Противник наступает, а силы 1/5 в нашу пользу. Противник вчера зверствовал в Керчь – проливе. По Керчи было три бомбоудара, потоплен пароход «Черномор», он выходил из Керчи с 500 ранеными, жертвы уточняются, наверное, все погибли. На Керченском направлении тяжело. Есть опасение, что 51, 47 армии перейдут на Турецкий вал. Это тяжело, не верю...
Третий раз получаю приказ НШ Северо-Кавказского фронта о том, что я являюсь ответственным за Южную часть Керченского полуострова, от Чауды до Керчь-пролива. Требуют, чтобы не допустить там высадки «дес». Какой «дес»? Противник высадил 150 человек, прогнал наших с Акмонайских позиций, а что если действительно высадит полк?... Безобразно организовали перелет с Тамани в Севастополь 10 У-2. Их мессеры поймали и побили. Осталось всего 4… Утренние сведения по Крымскому фронту неутешительные. Противник продвигается, наши, видимо, отходят на Турецкий вал... Весь день 11.05 и ночь на 12.05 противник бомбил Керчь, Камыш-Бурун, переправы, сбросил до 1200 бомб, утопил два сейнера, один с ранеными 200 чел., наверное, не спасут... По линии Намгаладзе источник Антонеску говорят: положение стабилизировалось. Немцы, румыны обижаются на наше упорство, желание разбить их бронедивизию.
...Противник продолжает обстреливать город... Город все еще откапывает трупы после вчерашней бомбардировки. Жертвы большие, засыпаны в зданиях.
Наши соколы вновь сожгли в Саки 4 самолета противника, а при налете на ГБ сегодня утром один из пяти юнкерсов сбит, самолет упал в районе вокзала, сообщили, что летчик, здоровенный детина, выпал из самолета и угодил в гальюн вокзала. Хорошее место.
ЭМ «Свободный», выйдя из ГБ в Новороссийск донес, что видел, как в районе Херсонесского маяка взлетел сидевший на воде самолет противника. Ночь прекрасная, лунная, а их торпедоносцы сидят на воде, караулят наши корабли.
...Замы доложили, что подготовка к наступлению закончена. Особенно придирчиво я отношусь к Петрову, его комдивам – как у них, сумеют ли, готовы ли наступать. Докладывают, что готовы. Посмотрим.
В районе Керчи непонятно, что делается. Самое основное – не знаю, куда девались армии наши 51 и 47. Где они? Их состояние?.. Дал указание тов. Фролову принять все меры, чтобы задержать противника у Керчи, организовать оборону Керчи. Что выйдет, не знаю. Фролов донес вечером, что связь со штабом фронта утерял, что ему сказано: будь готов ко всему, а сами во главе с командованием фронта и выше уехали... За день пришли три телеграммы от Фролова, говорящие, что противник ведет бои за город. Бои жестокие, противник проник в город... Получил телеграмму от Буденного из Темрюка, пишет, что противник выдыхается под Керчью, что надо хорошее усиление, и противник будет разбит.
Сведения с Керченского полуострова плохие, противник в городе, но борьба идет, части 51 и 47 армий воюют на подходах Керчи. Получил данные румын (полк. Тауту) рассказал о плане немцев по захвату Севастополя (перечислены номера дивизий и тех, которые противник пошлет в дополнение к имеющимся, чтобы при помощи авиации и воздушного десанта взять Севастополь)... Положение на Керченском направлении не ясно. Видимо, там дело идет к концу. Видимо, противник полностью разгромил наш Крымский фронт... Получил от Фролова сводку, что наши войска удерживают Керчь-крепость… Получил сообщение Тауту, что противник грузит 22 ТД, на очереди 50 ПД. Куда он их отправит, скоро узнаем, видимо, на Севастополь... На Керченском направлении противник зверствует, борьба идет за каждый дом»…
Терзала землю бешеная сила,
Ревела ночь, разрывами слепя,
Меня из-под бомбежки выносила,
Бежала мать, не чувствуя себя.
Упала надо мною, как в поклоне.
Прожектора проплавили зенит.
И бестолково шарили ладони,
Когда в затылок крошками земли
Стрельнул осколок. И, его нащупав,
Ожегшись, насмерть сжала в кулаке.
А рядом бомбы в берег били тупо,
Аж заходились «юнкерсы» в пике.
...А мать сжимала крупповское жало,
Под голову мне руку положив,
Как будто смерть саму она держала
Гарантией, что я останусь жив.
Вставало солнце берегом Тамани,
За переправой грезился Кавказ.
А позади гремело и стонало –
Там Керчь собою заслоняла нас…
(Владимир Терехов)
«...Получил сообщение, что эвакуация Керчи заканчивается. Дерутся отдельные группки, все эвакуировано, со всего огромного Крымского фронта – до 20 000. Теперь очевидно – фронт разгромлен. А сколько ушло гражданского населения, сказать трудно. Оставшихся, безусловно, перевешают, перестреляют.
2 июня 42 г. Противник явно перешел в решительное наступление на Севастополь… До 12 ч. над городом было более 200 самолетов... Противник продолжает бомбить мой КПФ, все ходит ходуном, рвется, трескается. Бомбы рвутся рядом с ФКП. Все телефоны вышли из строя, мой список номеров АТС ни один не работает. Ничего, это вам не Керченский фронт, это Севастопольский... за ночь все будет восстановлено…. Крейсер и ЭМ ничего не сообщают, видимо, идут нормально. Они погрузили 2000 женщин и детей, эвакуированных и много раненых…. Сегодня на главную электростанцию города одновременно налетело, пикировало 40 юнкерсов, прямых попаданий не было, станция живет... За день противник сделал до 400 самолетовылетов, сбросил более 2000 бомб. Много зажигательных. Единственный успех противника – разрушает город… Тяжело Севастополю, потому что нигде никаких нет больших боев. Противник легко усиливает свой 8 авиационный корпус, который целиком работает против нас… По газетам выходит – вот уже более 10 дней везде затишье... только у нас в Севастополе идут жаркие бои. Нами сейчас интересуются, сводки потребовал и Генштаб КА. Это не плохо, может быть, чем-нибудь помогут. Хорошо бы дали полсотни автоматов и ДШК по линии ЗА…
ББ-30. Одна башня выведена из строя. Рабочие, бойцы хотят ввести в строй другую хотя бы еще на один день и выпустить по фрицам 150-200 снарядов...Самое тяжелое наступает – это доставка питания Севастополю, боевого в первую очередь, вывоз раненых отсюда, не справляются врачи. Надо бы еще вывезти тысяч 10 женщин и детей, есть еще что вывозить. На чем? Когда? Как?... Наши совершенно ослабли в равелинах, все раненые, а подбросить – нет войск. Приказал всех раненых и оставшихся здоровых за ночь вывести. Северную сторону совсем оставляем...Командир ГСП румын докладывает своему начальству, что «операции по захвату Севастополя будут продолжаться, а людей у меня уже мало. Еще до наступления за 4 дня имел потери более 3000 человек. Если 26-27 маршевого пополнения не дадут, наступать будет нечем»
...Двадцатые сутки отбиваемся от бешеных атак... Один вопрос немного облегчился – вывоз раненых. Их скопилось до 13 000, но в последние дни мы смогли до 6000 увезти, иначе был просто затор, лежали раненые везде, просто в оврагах. Но вот другие задачи – подача снабжения, людских пополнений – это не компенсируется, ни съедаемое, ни выпускаемое (снаряды). Надо до 600 тонн ежедневно, а получаем 100-150, а то и меньше... Румыны обижаются на сильное сопротивление, подчеркивают – частей морской пехоты... Наша авиация совершенно парализована, противник выпускает тысячу снарядов по аэродрому, очень много бьет наших самолетов…
Ерошенко донес, что терпит бедствие «яблоня». Видимо, бомбят или торпедируют. Не опомнились от гибели ЭМ «БЗ», гибнет ЛД «ТШ». Бог ты мой, готовы молиться, только бы остался ЛД жив, ведь помимо корабля красавца, там до 2000 людей, раненых до 1500 чел., граждан 100 чел, и 350 чел. Экипажа корабля. Нет, это невозможно. Корабль должен остаться жить (там Панорама!)... Елисеев донес, что все брошено на прикрытие Ерошенко... Ничего больше не было донесено, думаю, что «ТШ» дошел. Как прекрасно было бы его спасение!.. Т. Фадеев доложил, что посланные два МО на подъем людей с ЭМ «БЗ» ничего не нашли, обнаружили в этом месте плавающую деревянную бочку; железный буй, один труп и один труп лошади. Странно: какая, откуда лошадь?... Все погибли... Доложили, что наша ПЛ подобрала в море одного бойца с ЭМ «БЗ», он держался на воде, видимо, более суток...»
29 июня 42 г. …есть явная угроза, что завтра противник прорвется в город, т.к. резервов я не имею. Видимо, положение не исправить... Многих интересуют последние часы, последние минуты жизни Севастопольского гарнизона и руководства СОРа. Последнее заседание Военного Совета СОРа на 35ой батарее, последнем БФК командующего было за час-полтора до конца… На заседании мной было зачитано указание Ставки оставить Севастополь и кратко сказано, что воевать нам больше нечем. Заседание было очень коротким. Настроение у всех было мрачное… Никто из нас не думал, что нам удастся остаться в живых. Мы свою задачу выполнили с честью. Родина нас не забудет. Драться больше нечем. О чем говорить?..» (Вопрос на засыпку, господа новые историки: все-таки кто обрек Севастополь, безоружное командование СОРом или Ставка, Москва? – М.В.)
«Последний наш БФК – 35 батарея – была заминирована... Начальник штаба береговой обороны полковник Кабалюк заявил, что он остается на батарее, никуда не пойдет, решил остаться и погибнуть вместе с береговой батареей и ее храбрым личным составом. Он объявил в самый последний час всем, кто был в блоках, потернах батареи, а там была не одна сотня матросов, старшин, офицеров батареи и других частей, что батарея будет взорвана, уходите, кто не хочет погибнуть вместе с батареей. И действительно, он взорвался и погиб вместе с сотнями героев артиллеристов береговой обороны Главной базы ЧФ... К сожалению, этот героический случай никто до сих пор не описал, и о нем многие ничего не знают»
Может, и хорошо, что не описали... такие мастера пера как Михаил В., ехидно оскорбивший подвиг летчика Гастелло: он, мол, только потому вогнал свой самолет в немецкий состав, что пуще фрицев боялся НКВД. Вот и артиллеристы 35-й батареи предпочли погибнуть, чем пережить сначала немецкий плен, а потом – советские лагеря!.. НКВД и правда зверствовало не хуже немцев, но только ли ужас перед ним побудил людей погибнуть вместе с батареей? И ужасом, и позором был плен, но из плена можно было бежать, пробиться к партизанам. Хоть один шанс из тысячи, но имелся! И ведь бежали!..
На вопрос, почему немец стал бомбить Панораму, адмирал после войны ответил: «Это был моральный удар по нам. Но могло быть и так, что никакой немецкий офицер не давал такого задания, а фриц шел на очередную бомбежку, увидел, что в Севастополе разрушено все, и только на горе стоит целое здание, вот и пошел в пике и пробомбил»… Памятник Тотлебену на Историческом бульваре немцы не тронули – из-за немецкого происхождения героя Первой обороны. Не пострадали не только фигура Тотлебена, но и расположенные по краям монумента фигуры русских саперов.
Всякий умный человек (если он не новый историк) поймет из вышеизложенного, что город, окруженный с моря, суши и воздуха, лишенный снабжения боезапасом и продовольствием, никак не мог продержаться до мая 1945 г. Обвинять в трусости и тупости командование СОРа не просто глупо – преступно. Обвиняют командующего и в том, что он бросил в районе 35-й батареи миллионы людей, а сам со своими приближенными смылся. Число брошенных увеличивается из года в год, еще немного и окажется, что их были миллиарды. Столько людей в Севастополе не было даже в разгар обороны, когда в город поступало маршевое пополнение, даже с учетом л\с кораблей. Город был – маленький (106 тысяч жителей до войны, на момент оккупации – 34 тысячи), а почти все его защитники полегли на подступах к нему ранее последнего дня. Да, остались на береговой полосе тысячи людей, которых не на чем было вывезти. Ни катера МО, ни подлодки уже не прорывались к Севастополю. Те, что чудом прорвались, подбирали людей в море. Это была трагедия, апокалиптическая по своему накалу, но Ставка и не собиралась эвакуировать Севастополь, он должен был оттягивать на себя крупные силы неприятеля, не допустить его до Баку и до Москвы, которой требовалось время, чтобы подготовиться к обороне. Севастополем пожертвовали. Причем, еще в начале войны.
После войны Ф.С. Октябрьский в беседе с экскурсоводами признался: «В душе я лично чувствовал, что нас решено использовать на 100 процентов, чтобы мы задержали здесь немца, а помощи не оказывали потому, чтобы в другом месте не ослаблять готовящихся для контрудара сил Красной Армии. Так оно и было». Почему все же вывезли руководящий состав? Шла война! Как не смог бы маршала Жукова заменить лейтенантик, закончивший ускоренные офицерские курсы, так и командующего флотом невозможно заменить мичманом путем простой смены погон. Командующий, кстати, чуть не остался со своими матросами. Уже у самого самолета развернулся, сказал: «Я никуда не полечу», и тогда из строя выскочил комиссар Михайлов, схватил командующего и засунул в самолет… Немцы бы, наверное, радовались, захватив адмирала в плен. Он бы, наверное, застрелился или взорвался вместе с 35-й батареей... К вящей пользе для воюющего Отечества!
Мою точку зрения (и негодование) разделяет старинный друг Юрий Дробаха: «У нас что, адмиралов от Севастополя до Москвы раком не переставишь?! Застрелился Октябрьский, а на его место ждут назначения готовые адмиралы Иванов, Петров, Сидоров... и сотни других? Давайте Сталина пошлем с трехлинейкой в Московское ополчение! А вместе с ним и все руководство страной и армией! Людей ведь не хватало. Пусть погибают под стенами Москвы, как 18-летние курсанты Подольского училища, а руководят пусть кухарки...» Козловы и Мехлисы.
Из замечаний адмирала Октябрьского на рукописи Д. Корниенко «Черноморский флот»: «Докладывая обстановку в Севастополе и на Черноморском театре, я особо обращал внимание Военного совета Крымского фронта (Козлов, Мехлис, Черевиченко), что мы располагаем достоверными данными по линии разведки (дешифровальная служба), что Манштейн готовит удар по Крымскому фронту в начале мая, что он забрал уже из-под Севастополя одну дивизию и перебрасывает ее под Феодосию. Никакие мои доводы не были приняты во внимание, наоборот, командующий фронтом генерал-лейтенант Козлов иронически отнесся к моим выводам, заявил: «Чепуха! Вы сидите в Севастополе, никаких пополнений я вам больше не дам, никаких боевых действий не проводите, ждите моего удара по войскам Манштейна, который я нанесу сам в начале мая и сниму блокаду Севастополя. Крым к июню будет полностью освобожден от немца»…
Что было потом – все знают трагедию Крымского фронта. Кратко вот что получилось: Манштейн тремя дивизиями разбил, разогнал три армии генерала Козлова. По тем данным, которыми мы располагали в то время, немцы взяли только пленных наших бойцов и офицеров около 90 000 человек. От первого удара Крымский фронт развалился, управление войсками было потеряно, войска бежали, и только под Керчью немец был немного задержан личным составом Керченской военно-морской базы да одной Кавказской дивизией под командованием командира дивизии тов. Книга. Остальные ушли кто на чем мог через Керченский пролив и кричали в мой адрес – подать все что есть для переправы войск на Таманский полуостров. Это был позор. Я давал категорические шифровки в адрес Главкома Северо-Кавказского направления тов. Буденного С.М., требуя от него приказать войскам не отходить на Тамань, а драться под Керчью, задержать немца под Керчью. Я брал на себя ответственность, с точки зрения Устава действовал недисциплинированно, но... заявлял Главкому Буденному, что нельзя оставлять Керчь, нельзя идти на поводу паникеров и эвакуировать войска на Тамань. Главком, поддавшись общему психозу, требовал от меня переправлять войска, а когда сам прибыл из Краснодара в Керчь и посмотрел, как дерутся моряки и кавалеристы, прислал мне в Севастополь шифровку, одобрил мои действия и заявил, что да, действительно можно было под Керчью драться, но уже поздно. Большинство войск разбежалось... Фронт погиб, перестал существовать...»
Так за что люди гибли, защищая свои твердыни, пропадали в десантах, ради чего бросались в штормовое зимнее море? Чтобы «гитлеровец Эрих» в конце концов отоспался, а «герои войны» получили награды от Самого?...
...Не видно Кара-Дага,
его огромных скал,
Держись, моя отвага,
идет Девятый вал!
Набросился штормяга,
кладет волну к волне,
Война.
Приказ.
Присяга.
Гранаты на ремне.
Как мертвый, вот он, берег,
Прокладываем курс.
Там гитлеровец Эрих,
на пряжке – «Готт мит унс».
Он страждет отоспаться,
от рождества он пьет.
Шинель на мне, как панцирь,
в который молот бьет...
(Н. Тарасенко).
«Держись, моя отвага!», «Мужайтесь, Ф.С» – написал дед менее чем за месяц до оставления Севастополя. Он еще собирался повоевать… Люди на фронтах знали – шкурно – кому из командиров можно верить, а кому – лучше не надо. Не в курсе насчет Мехлиса и Козлова, а адмирал Октябрьский после войны получал множество писем от своих бывших матросов. Присылали фотографии – свои и членов семей. Присылали стихи собственного сочинения…
«Дорогой Филипп Сергеевич!
Пишет Вам рядовой участник обороны Севастополя, не совершивший особых подвигов, участвовал, как и тысячи других товарищей. К тому же, прибыл в осажденный Севастополь 13 марта 1942 г., а 3 июля 1942 мне, раненому и контуженому, случайно посчастливилось быть подобранным одним из малых охотников у скал Херсонеса. На протяжении этих 3 1/2 месяцев был политруком пулеметной роты 1-го батальона морпехоты. Мы стояли насмерть. Лишь по приказу в ночь на 29 июня оставили свои позиции. Освобождали штаб Гусарова из окружения. Затем Сахарная головка, подножье Сапун-горы у электростанции, выход из окружения и рукопашные схватки на Сапун-горе, в пасти врага в Килен-балке, выход ночью из этой пасти, немецкие танки по головам в Камышовой, прорыв в Казачью, на Херсонес… За время последнего штурма не знаю случая, когда бы раненые, которые могли держаться на ногах и стрелять, уходили из боя. В том числе и сам остался до сих пор с мелкими осколками.
Высшей наградой для нас, оставшихся в живых, является тот факт, что мы победили врага и выжили...
...Однако, в итоге, признаться, было больно в душе, что нет достойных памятников героически погибшим нашим товарищам в 1941-1942 гг. Диорама штурма Севастополя на Сапун-горе нужна, но прежде надо было создать диораму или панораму о защитниках Севастополя. Я, можно сказать, один из последних в страшной схватке оставлял тогда Сапун-гору, видел всю эту картину, и сколько там полегло товарищей, а сейчас экскурсовод рассказывает главным образом о первой обороне и о штурме 1944 г., и только при случае дополняет кое-что из обороны 1941-1942 гг. За что же Севастополь стал городом-героем? Сейчас только кладбища убедительно напоминают, а достойных памятников нет... Подполковник запаса Д. Левченко»
«Уважаемый тов. Октябрьский Ф.С. Пишет к вам Фомичев Михаил Александрович.
Письмо я ваше получил, за которое очень благодарен... Ну, а теперь опишу вкратце о судьбе личного состава батареи № 30. Перед окружением батареи было погибших 30% личного состава, а бой вели мы с выходной площадки, и немец сорвал нашу защиту со стороны Любимовского аэродрома или высота Золотой пуп, под которыми держала оборону наша пехота. Когда немцы сорвали нашу пехоту, по приказу командира батареи личный состав батареи занял оборону от начала батареи и за командный пункт батареи, но у нас ничего не получилось, пехота миновала нас и пошла на Севастополь отступать. Мы встретили немца и держались, сколько у нас было боезапаса, потом ушли под массив, многие из личного состава батареи погибли во время этого боя, раненых забрали с собой в батарею, и в это же время вместе с нами зашла пехота, большинство было из них ранено. Комиссар батареи Соловьев был смертельно ранен. Я сам лично держал его двое суток на подушке кислорода, после этого ему стало лучше. Я был в это время у выхода первой башни, где находилось большинство раненых, когда я вернулся к выходу второй башни, то моряки тащили его в каземат убитого, и в заходе батареи лежало два немецких офицера убитых, оказалось, он их в гари убил... Начальник связи батареи подорван немцами в рубке, военврач батареи отравился...
Мы были в батарее до 3 июля 1942 года. 4 июля примерно часа в четыре дня, нас вынесли полумертвыми, мы были в батарее 17 суток… после этого нас привезли в севастопольскую тюрьму, но когда мы были в батарее, то фашисты бросали фугасы, причем дымно ядовитые, как газы не применяли... Женщин было двое с нами: прачка с дитем грудным и медсестра пехотная, которые погибли от фугасного дыма...
Во время плена я прошел очень много, куда не хотелось, и освобождался в 1945 году из Франции, города Шербурга, со мной не было никого из моряков... Ну, а в настоящее время живу в селе Веденка Приморского края города Имана, в колхозе работаю кузнецом, обзавелся семьей в количестве 7 человек, здоровья осталось 50%... Всего хорошего, тов. адмирал, жду ответа. Все к сему.
Фомичев Михаил Александрович»
«Как-то сегодня тяжело на душе. Надвигается большой праздник, анализируешь эти пятьдесят лет, а история повторяется, на тех же местах, как была и сотни лет назад, лишь меняются события, люди, а факты те же... А ваши тов., признаюсь, согрели старое сердце «пехотного моряка». Получил из вашего Севастопольского госпиталя письмо о построении памятника погибшим морякам-медикам на территории госпиталя... Попытаюсь провести организационно вопрос по сбору средств на это близкое и дорогое мне дело. Всем своим существом я прирос к Ч. флоту...Полюбил я Ваше хозяйство, Ваш город... Когда я бываю в Севастополе, я никогда себя плохо не чувствую. Хочется жить. Что-то у Вас есть глубокое, не понятное…
Ваш. Д. Вас. Спиридонов. Рига.»
Из обращения Ф.С. Октябрьского к председателю Райисполкома г. Рига: «Ко мне обратились товарищи из «ВНО» офицеров в отставке и запасе при Рижском доме офицеров по вопросу обеспечения квартирой тов. Спиридонова Дмитрия Васильевича – бывшего военного врача, проживающего у Вас... Будьте любезны, помогите обеспечить удовлетворительным жильем этого заслуженного человека, одного из героев Обороны Севастополя, столько много сделавшего добра людям... А Вашем решении прошу сообщить мне»
Из обращения Ф.С. Октябрьского к первому секретарю Севастопольского горкома партии и председателю Севастопольского горисполкома:
«Дорогие товарищи! До сих пор продолжается ненормальное, а подчас оскорбительное отношение ряда руководящих работников городских организаций к бывшим участникам Героической Обороны Севастополя. Особо это проявляется в вопросах обеспечения их жилой площадью...Вот последний случай: майор запаса, бывший артиллерист БО Главной базы, защитник Севастополя, проливавший кровь за Севастополь, раненый эвакуирован в конце июня месяца 1942 года из Севастополя на лидере ЭМ «Ташкент». Последняя служба в обороне Севастополя на бронепоезде «Железняков»… Семья 6 человек давно живет в неудовлетворительных условиях, даже туалетная на улице. Из-за своей скромности тов. Головенко В.А. ранее не обращался с просьбой о получении квартиры, а вот когда он обратился, то получил не только отказ, а и был оскорблен заявлением, что Вы, мол, не имеете никаких привилегий по сравнению со всеми гражданами... Что сей молодой руководитель знает об обороне Севастополя 1941-1942 гг.?...».
«В Центральный комитет коммунистической партии Советского Союза от адмирала Октябрьского Ф.С.
Ко мне обратилась жена бывшего капитана 1 ранга Васильева Андрея Григорьевича – Васильева Надежда Корнильевна по вопросу пенсии. Андрей Григорьевич Васильев умер 14 сентября 1952 г. при исполнении служебного долга в г. Ленинграде, будучи уполномоченным государственной приемки кораблей Военно-Морского Флота... Капитан 1 ранга Васильев перед Великой Отечественной войной был командиром крейсера на Черном море, а всю Великую Отечественную войну служил в Штабе Черноморского флота и в Штабе Севастопольского оборонительного района. Во время обороны Севастополя был моим начальником Штаба Севастопольского оборонительного района.
После смерти капитана 1 ранга Васильева А.Г. его жене Васильевой Н.К. не дали никакой пенсии. Скромная женщина, обиженная до глубины души, до сих пор страдает, перебиваясь, как говорится, с хлеба на квас – не имея средств существования... Андрей Григорьевич Васильев, конечно, никогда не мог думать, что после его смерти его жена окажется в таком положении... Прошу, пожалуйста, Центральный Комитет нашей партии вмешаться в это дело и внести исправление в ошибку, допущенную местными органам
и власти»
«Дорогой Филипп Сергеевич! Вы не представляете, какую радость Вы мне доставили своим письмом и фото! Откровенно признаюсь, что читал Ваше письмо не без слез. Конечно, кому, как не Вам понять это. Ведь восемь ранений и две контузии, полученные в боях с фашистами, не способствуют укреплению нервной системы… А вот почтальон принес письмо от н-ка музея ЧФ кап. 2 ранга А. Кумкина, в котором музей просит передать им трофейную полевую сумку. Так как бескозырку и ремень с раненой бляхой (осколок мины, черкнув по бляхе, как фрезой выбрав на ней паз, распорол мне живот, но кишки остались целыми, к тому же они были совершенно пустыми, поэтому бляха, самортизировав удар осколка, спасла мне жизнь, и я ее считаю, как свою спасительницу), отправил их в Одесский музей, а вот полевая сумка будет в Севастополе.
Коротенько об истории сумки: на третий день штурма Новороссийска, 12.09.43 г., когда в азарте боя у меня кончился боезапас, и я неожиданно вскочил в окоп, где находились два фашистских корректировщика артогня, не раздумывая, ударом кулака по голове я огрел одного, а пока он сползал к моим ногам, я сделал то же самое другому, только немного сильнее – у меня на руке треснула кость… Так в моем распоряжении оказался целый «арсенал»: автоматы, парабеллум, куча патронов и гранат, две фляги, рация и полевая сумка с разной документацией. С этого момента она очень пригодилась. В ней всегда было полно патронов, капсулей для гранат и другое «хозяйство» войны... Да, Филипп Сергеевич, было время, когда мы не спрашивали: «Сколько фрицев?», а спрашивали: «Где они?!». Пусть скалистые Черноморские берега будут мягким пухом нашим братцам, сложившим свои буйные головы во имя Отечества! Честь и хватала Вам, дорогой Филипп Сергеевич, за то мужество, которому Вы нас научили!
Матрос Кайда В.Н. Дружковка, Донбасс.
«Уважаемый Филипп Сергеевич! Здравствуйте! Пишет Вам Горбачев Александр Яковлевич, столь неожиданно посетивший Вас по телефону. Причиной тому были чувства, разбушевавшиеся сразу после просмотра мною хроникально-документального фильма о Легендарном Севастополе.
Дело в том, что я участвовал в обороне Севастополя с 1 и до последнего дня. 5 июля был схвачен немцами в плен на обрывах летного поля на Херсонесе. Кошмарным сном вспоминается пребывание в фашистских концлагерях... Сколько пройдено по пыльным безводным дорогам под палящими лучами солнца, под несмолкаемый собачий лай, под зверскими ударами палками, прикладами... Где те тысячи и тысячи защитников Севастополя, которые оказались за колючей проволокой? Кто из них жив? Кто написал о них, какой фильм создан о них?...
Самому и боевому товарищу Борису Проняхину... в ночь с 7 ноября 1942 г. удачно удалось бежать из плена. При перевозке поездом я и Проняхин выпрыгнули через люк товарного вагона на перегоне Пятихатки-Верховцево. Затем пешком по тылам противника к линии фронта. 16 февраля 1943 г. встреча с передовой разведкой, вновь окружение и вновь благополучный выход из него, небольшой отдых и снова в бой. Начало мая 1944 года, с оторванными пальцами правой руки и простреленным насквозь очередью из пулемета (перед Бугом) животом. Я лежал, обливаясь слезами радости, слушая сообщения радио о боях за Сапун-гору. Душою, сердцем я был в шеренге штурмующих.
Филипп Сергеевич! Очень, очень хочется побывать в Севастополе. 5 июля будет 20 лет, как я оставил его, именно в этот день и хотелось в нем быть, но, видимо, это не удастся сделать. Я использовал свой отпуск в мае... прошу Вас, оформите мне вызов хотя бы дней на пять... Старшина 1-й статьи, бывший старшина 6-го разряда заградотряда БОЧФ» (На полях рукой адмирала: «Дал ответ. А что касается вызова его в Севастополь, то это невозможно. Пригласил приехать в отпуск, когда ему дадут».)
«Многоуважаемый тов. Копылов. 13.10.1958 г. мною была получена от Вас краткая биографическая заметка для советской энциклопедии обо мне... Не буду описывать Вам своего огорчения. Я почти уже привык к тому, как шельмуют мое имя в течение 15 лет, с того периода, когда это имя стало упоминаться везде, в связи с героической эпопеей под Севастополем в дни его обороны 1941-1942 гг.
Скажу Вам откровенно, что присланная заметка издевательство, а не краткая биографическая справка обо мне. По данной заметке я даже не участвовал в Великой Отечественной войне...Как можно без конца врать, и почему злостных вралей не призывают к ответственности…
Ф. Октябрьский».
Если верить, что погибшие в боях попадают в рай, то куда они попадают? В одно общее пространство, где черноморцы братаются с солдатами Манштейна, а женщины и дети, расстрелянные в Керченском рву, обнимаются с теми, кто их расстреливал? Там «гилеровец Эрих» пьет мировую с десантниками? Или рай разбит на сектора? Или Там, вне политики, люди становятся другими, возвращаются к природному естеству, ощущению общеплеменного единства?..
«И снова слышу: «На прорыв, к Керчи!»… Юлия Друнина не слышала этих слов. Но помимо пяти чувств есть у человека шестое, которым мы слышим и видим все, что происходило с другими. И поэты, и Микоша, и дедушка в своих дневниках остановили время, воскресили людей, его населявших. Где сейчас все эти храбрые, страстные, талантливые люди? В Ирии-Валгалле? В безликом и безымянном Энергетическом поле?…
Свою поэму о Севастополе «Город маленький» я тоже писала точкой солнечного сплетения. Приведу несколько фрагментов:
«То из пушек, то с самолетов
Бьют фашисты по Базе Флота,
По городу. А он – маленький.
Город не был рассчитан строителями на то,
Чтобы смерть принимать в себя сотнями тысяч тонн
Ежедневно, по щедрой немецкой норме
Нашу – хлебную – превышающей многократно.
Город маленький был, аккуратный,
В отутюженной флотской форме,
Жили в бухтах его корабли и ялики…
Но он был – маленький.
...Корабли от погибели верной ушли к Кавказу,
Севастополь по суше грядет сквозь девятый вал,
Парню в смерть подниматься, а он ни разу
Даже за руку девочку не держал!
За нее, за несуженную мечту,
На всех картах сражений,
ломая Манштейна планы,
Он возьмет безымянную высоту,
И на ней останется. Безымянным.
Как и все, кто здесь лег под ревущий накат брони,
Чистой яростью бой встречая.
Кровью – в маковый цвет превратятся потом они,
Душами – в чаек.
...Севастополь – держать! Нефть Баку и Москву не отдать врагу!
Севастополь держать через «не могу»!
Севастополь Верховного, Ставки решеньем
Стал победе грядущей жертвоприношеньем.
За исход отвечает комфлот.
Севастополь не город – фронт,
Что – последний! – сражается в окруженьи,
В наступленья
С обожжённых высот.
Идет.
Севастополь – держать! Но чем драться, одним «ура»?!
Шлите помощь! Штыки нужны нам!!
Корабли, самолеты, подлодки и катера –
С Жизнью тонкая пуповина…
Севастополь – держать,
Не сходить с рубежа
Ни на шаг, ни на пядь!
Танкам, что на зенитчиков наших прут –
Полный Гитлер капут,
Вашу, фашисты, мать!!
Севастополь – особого сорта люди,
На батарее, дивизией окруженной
Из уцелевших орудий
Бьют офицерские жены…
...Кто невесте напишет, расскажет маме,
Как под сводом таких небес,
Что невидимы стали
За стаей
Завывающих самолетов,
Шла морская пехота
Со штыками наперевес,
Ленточки бескозырок зажав зубами?!
«Братва! Полундра!»
Вечер, ночь или утро –
Не разглядеть,
И не надо!
Все, что есть – это штык и смерть,
Враг в окопе, товарищ – рядом!
Резкий свист, и лавина бушлатов черных,
Полосатых тельняшек бегом устремилась в ад,
Обреченные – на обреченных,
Моряки – на немецко-румынских солдат.
Моряки,
Их до жути боялись враги,
Посильнее, чем танков и артобстрелов,
На волне налетающей, сине-белой,
Блики – зубы, глаза, штыки…
Моряки…
Я и в мыслях не имею равнять себя с поэтами-фронтовиками, но считаю непреложным отдать долг (потомческий, потомнический? Нет такого слова, а оно – нужно!) и героям обороны, и десантникам, и партизанам, которые от голода погибали чаще, чем от пуль (до 80% людей в отрядах оказывалось небоеспособными от сильного истощения). Крымский лес – не Беловежская пуща, он горный, низкий, кустарниковый, а сельское население не оказывало партизанам помощи – наоборот. При попытке партизан прорваться к продовольственным складам, в схватку с ними вступали «части самообороны», созданные немцами из числа местных татар. Боевой дух этих рот подрывало то обстоятельство, что в рядах партизан сражались те же татары, а стрелять в соседа не очень-то и хотелось. По отношению к татарам бедняжку Клио так и мотает из стороны в сторону.
В годы моего детства, да и позже считалось, что татары стали пособниками немцев из религиозно-патриотических побуждений: Гитлер как бы пообещал им Крым после победы над Союзом! Никогда бы немцы не отдали полуостров татарам под их новое ханство – они собирались обустроить в Крыму новую Готию, но все приматы, как известно, доверчивы. Поэтому татары наводили карателей на партизан – они-то хорошо знали горные тропы. Но эти тропы также хорошо знали партизаны из числа крымских татар. Вспомним стихотворение Р. Болтачева! По данным очерка «Обратная сторона войны. Часть 3, «Партизанское движение...», размещенного в Интернете под ником Одиссей, истребляли партизан не столько враги, сколько голод. С самолетов партизанам сбрасывали боеприпасы, медикаменты, спирт, питание для рации... Но не продукты. Когда голод стал совсем уж невыносимым, те партизаны, что взяли с собой детей, отправили их обратно в села, и этим воспользовались немцы. Изнуренные подростки не обладали стойкостью Зои Космедемьянской. «Был захвачен татарской самообороной из Ени-Кале Абдула Омар Ибрагим 11 лет из Дерекоя. Его отец-партизан в отряде, который действует в районе «Красный камень»; «Из допроса 13-летнего Делавера Гафарова, сына партизана, схваченного татарской самообороной. Численность отряда 480 человек, из них 30-40 евреев и 40-50 женщин. Подросток указал, что помощь отряду оказывает медсестра Набиева, через сутки она была арестована в Албате»; «Противник (немцы) имел широкую, разветвленную агентурную сеть, основу которой составляли «пришлые» – татары из Болгарии, Буджака, Румынии, переехавшие в Крым в 30-е годы. Назвать их крымскими татарами крайне сложно, но выдавали они себя за крымцев». Этот «пришлый» контингент охотно нанимался в роты самообороны. Да и «каждой твари по паре» было у Вермахта, когда, с весны 42 года он стал испытывать дефицит в живой силе и взялся формировать «восточные части» из числа дезертиров и военнопленных. И азербайджанский батальон был, и армянский, и грузинский, и украинский, и казачий легион в две тысячи сабель! Уж слишком злы были казаки и кавказцы на Советскую власть за зверскую коллективизацию и национальную политику! Сам Владимир Ильич предостерегал железного Феликса от ретивости, внушал, что национальный вопрос – самый болезненный и сложный, но Дзержинский Ленина не послушался.
По данным очерка, грузины были вторыми – после украинцев – по количеству дезертиров из рядов КА. Но мы знаем, что Севастополь обороняли люди всех национальностей... также как люди разных национальностей воевали против нас. И русские батальоны имелись в «восточных частях»! Немцы со свойственной им точностью подчитали, что в Красной Армии сражалось 10 тысяч крымских татар. В самооборону «мели» тех, кто не попал под мобилизацию в силу возраста. Старых и малых, а после – дезертиров и пленных. Как бы то ни было, ни один народ не заслуживает, чтоб его, весь, от стариков до младенцев, обозвали народом-предателем. Кто-то – да, гарцевал по Симферополю с человеческими головами, притороченными к седлам, а кто-то стал Героем Советского Союза. Рассказывала наша театральная портниха, как на ее глазах расстреляли соседа татарина за то, что отказался дать оккупантам воды. Она была еще девочкой, но запомнила соседа как хорошего, спокойного человека. Гордого. Расстреляли прямо во дворе дома. О своем соседе Саиде Умере написал трогательное стихотворение Константин Левин:
...Когда меня, плохого ездока –
Не помогли ни грива, ни лука –
Конь сбросил, изловчившись втихомолку,
Тяжелая татарская рука
Мне на плечо сперва легла, легка,
Потом коню на трепетную холку.
Он примирял нас, как велел Аллах,
И оделял домашней вкусной булкой,
Старик в потертых мягких постолах,
Ах, как же бредил я такой обувкой!
...Что было в сорок первом – не скажу,
Но вот что делалось в сорок четвертом…
В одном рывке откинуты борта,
В растерянности и с тоской немою,
Стоял старик, не разжимая рта,
Глядел на горы, а потом на море.
С убогим скарбом на горбу в мешке
Сгрузился он с родней полубосою.
Нет, не укладывается в башке,
Что мог он к немцам выйти с хлебом-солью.
Быть может, кто и вышел. Этот – нет!
Не тот был норов, и закал, и сердце.
В степи казахской спи, татарский дед,
Средь земляков и средь единоверцев.
18 мая отмечается в Крыму как День депортации, но в последние годы стали говорить только о депортации крымских татар, тогда как вышвырнули с полуострова и греков, и армян, и представителей малых народов, караимов и крымчаков. Этих, правда, фактически не осталось. Караимы как предчувствовали грядущее – центром их компактного проживания перед революцией сделалась Евпатория, где по сию пору добрым словом поминают тогдашнего градоначальника-караима. Он много чего сделал для Евпатории, даже построил рядом со старым тесным городом новый, современный, а после революции караимы массово перебрались за океан. Их и сегодня там больше, чем где бы то ни было (согласно переписи 2014 года в Крыму караимов проживает аж 535 человек!) Тем, кто рискнул остаться на родине, столкнулись с политикой государства. Осуществлялась она так же дико, как все наши подобные акции. Людям даже собраться не давали, запихивали в товарные вагоны детей, стариков, женщин, а на каждой станции выносили из переполненных вагонов по нескольку трупов. Далеко не всем удалось добраться до Средней Азии. Повезло еще, что не в «солнечный Магадан» отправили, не на «курортную» Колыму. Оттуда бы никто не вернулся. А из Ферганской долины не рвались на «историческую родину» внуки и правнуки депортированных. Люди там родились, обустроились, у них и жилье было, и работа, и перспективы. Кто-то учился в Вузах, кто-то добился творческого признания. А что в Крыму? Надо все начинать с нуля, с палатки. Но дисциплина в среде данных представителей «Люсиного» племени была такой, что и немцы бы обзавидовались. Никто не смел идти против решения верхушки. Если кто пытался, кара следовала незамедлительно. Сначала поджигали сарай, потом – дом, потом принимались за детей, начиная с младшего… Почему-то истребление семьи всегда начинают с младшего сына! Рядовые члены сообщества предпочитали не доводить до крайности, покидали обжитые места.
Набирала обороты очередная геополитическая акция. Такая же бесчеловечная, как акция 44 года, когда жену Молотова перемкнуло сделать Крым еврейской республикой. Для чего и потребовалось убрать «лишнее» население (документально информацию подтвердить или опровергнуть не могу, но сам источник информации сомнений не взывает. К несчастью, его уже нет). На славян так сразу и сходу наезжать было нельзя. Шла война. Даже те, кто не находился на фронте, имели опыт боевых действий и – оружие. Да и многовато нас было! Одно дело – вывозить раскулаченных и репрессированных, а совсем другое – партизан и фронтовиков с семьями. Эти люди могли и пострелять в чекистов. Даже с учетом рабского повиновения властям, генетического наследия крепостничества. От многого освободила война! Сталин идею еврейской республики в Крыму не одобрил настолько, что жене Молотова довелось похлебать баланды, а сподвижник ее Михоэлс, народный артист СССР, лауреат высоких правительственных наград, пал жертвой ДТП, устроенного по распоряжению Верховного.
В итоге, пришлось евреям обретать «историческую родину» в плохом климате Израиля, в опасной близости с палестинским сопротивлением. (Та «историческая родина», которую предоставили им перед войной в Сибири, им категорически не понравилась. До наших дней сохранилось название – Еврейский автономный округ – но населяют его коренные сибиряки. «В то время, как ни один народ никогда не жаждал так страстно осуществления своего национального земного царства, в земной исторической судьбе, – пишет философ Н. Бердяев, – именно этот народ был, в своей истории, лишен того элементарного, чего не были лишены другие народы. Он был лишен возможности иметь свое самостоятельное государство» Но, слишком активные, чтобы успокаиваться на недостигнутом, евреи захватили власть над другими государствами – и через систему банков, и через правительства, где именно они стали занимать руководящие должности, и через своих женщин, которые успешно обаяли не семитских членов правительств. Руководство молодой Советской России мало если наполовину состояло из евреев, взявших русские имена и фамилии. То же происходило в средневековой Испании, но об этом – чуть ниже). Крым евреям не отдали, но депортацию провернули с размахом изуверским.
Я прерываю свой поток допущений, чтобы предоставить слово Владиславу Микоше.
«Севастополь наш!.. Руины, руины, закопченные стены, непроезжие завалы улиц.
– Что это? Смотрите!
На уцелевшей стене белела приклеенная записка: «Мы живы! Ищите нас на Лабораторном шоссе в пещере. Мама, бабушка и внучка Кастаки»
Мы шли среди руин, и кое-где на почерневших стенках читались адреса, где искать оставшихся в живых жителей из разбитых войной жилищ. «Мы живы! Ищите нас под скалами Георгиевского монастыря. Мама и дети Земсковы».
До войны часто по заданию Кинохроники мне и моим товарищам кинооператорам приходилось навещать Севастополь, снимать Черноморский флот, маневры, рыбаков, а с гостиницей, как всегда было сложно, и мы останавливались на житье в гостеприимной семье армянки Нины Акоповны. Она готовила нам обеды и трогательно ухаживала за нами. Ее небольшой домик, увитый виноградом, недалеко от рынка всегда давал нам надежный приют и душевную теплоту хозяйки и всей ее небольшой семьи.
Мы с большой тревогой отправились к знакомому дому на поиски Нины Акоповны. Среди хаоса закопчённых нагромождений кирпича и искареженного железа мы с большим трудом определили место, где стоял уютный домик, увитый «изабеллой»... Наконец, на одной из уцелевших стен мы увидели глубоко нацарапанные слова: «Ищите Нину Акоповну на улице Ленина против Исторического музея в погребе под развалинами».
После основательных поисков мы нашли Нину Акоповну с сыном. Они – немногие из тех, кто уцелел в страшном аду обороны и штурма Севастополя. Как ни удивительно – и их предки уцелели в прошлую, почти сто лет назад оборону Севастополя. Нина Акоповна говорила об этом, плача от радости и обнимая нас.
...Еще не улеглась радость победы, еще не все штурмовавшие город воинские части покинули Севастополь, еще по вечерам у костров раздавались любимые песни под гитару: «Раскинулось море широко», «Шаланды полные кефали», как в Севастополь нагрянули особые части НКВД на тяжелых грузовиках с брезентовым верхом.
Это никем не предвиденное событие, как шквалом оборвало радость освобождения и повергло в еще больший страх, чем немецкая оккупация, всех спасенных от неволи и смерти жителей Севастополя. Началась повальная, грубая, унизительная проверка: кто есть кто?
– Ваша национальность! Доказательство, если нет паспорта!…
Сумевшие доказать, что они русские, освобождались, остальные – греки, армяне, татары, чеченцы, черкесы и другие – строго вносились в особые списки. Людей выводили из глубоких подвалов, погребов, пещер на Лабораторном шоссе, бомбоубежищ…
– Кого вы ищете? – спросил я бравого майора в новенькой форме, не видевшей войны, когда он заглянул в наше убогое временное жилище.
– Татар и всякую подобную сволочь!
– Для какой цели? – хотя я мог бы и не спрашивать. Тон майора и его наглый вид говорил сам за себя.
– В двадцать четыре часа и... к чертовой матери экспрессом за Полярный круг! Я бы их всех, мерзавцев, предателей, если бы моя воля, к стенке и из пулемета!.. – Его лицо и жесты говорили за него больше, чем слова.
Я был потрясен: откуда такая ненависть, откуда такая жестокость?
Не прошло и нескольких минут, как к нам, рыдая, прибежала Нина Акоповна. Ее седые волосы были всклокочены, она долго не могла отдышаться и говорить. Вид ее был ужасен.
– Мальчики, дорогие, спасите! Мы же не предатели и, в конце концов, даже не татары! Нас завтра в шесть утра увозят на север – за Полярный круг как предателей родины! Мы же армяне! Потомственные севастопольцы! Наш дед – участник Севастопольской обороны, кавалер трех Георгиевских крестов, а мы предатели – да? Как можно так жестоко оскорблять!
Она опустилась в бессилии на колени.
– Лучше бы мы остались в своем доме, и Бог похоронил нас на родной земле. Кому мы, южане, там, на севере, нужны? Лучше умереть здесь, Севастополь – наш родной дом!
Как, какими словами можно было успокоить оскорбленную, униженную, раздавленную горем женщину? С какой непередаваемой радостью она и все другие встретили свое освобождение от фашистов – и вот это нашествие НКВД.
Я нашел майора НКВД на Графской пристани у колонны крытых тентом зеленых грузовиков.
– Скажите, выселению подлежат все, кто был в оккупации?
– Нет! Только предатели! Русских это не касается! Есть приказ Верховного Главнокомандующего – срочный и неукоснительный – выселить из Крыма и Кавказа, а также из Калмыкии всех без исключения: татар, кабардинцев, балкарцев, лезгин, чеченцев, калмыков и всех тому подобных предателей нашей родины!
– А что, армяне и греки тоже предатели?
– Все они, и армяне, и греки, и им подобные нации – предатели и пособники Гитлера. Только его и ждали, поэтому и не эвакуировались своевременно, а остались в надежде на фашистов. Завтра ровно в шесть утра по пятьдесят килограмм на семью и айда на север! – майор говорил убежденно, без тени сомнения.
– У вас, товарищ капитан третьего ранга, какой-то не совсем здоровый интерес к нашему мероприятию…
Дальнейший разговор с майором был абсолютно бесполезен. По убеждению майора, сочувствие чужому человеческому горю и сострадание является признаком нездорового интереса. Я стоял перед ним – морской офицер, равный ему по званию, а он держался, как генерал перед провинившимся рядовым. Его стальной, холодный, пронизывающий насквозь взгляд голубых глаз вызывал во мне гадливое чувство, как будто передо мной была змея, готовая меня ужалить. Так оно и было бы, если бы я еще попытался с ним вести дальнейший разговор.
Моя попытка чем-то помочь Нине Акоповне, я не говорю о других, потерпела полный провал, и я нисколько не сомневаюсь, что, если бы попробовал продолжить дальнейшие действия в том же направлении, то не миновал бы военного трибунала.
Разговор мой с майором дал повод задуматься – неужели Верховный? Не могу поверить в это. Только подобный этому железно-ледяному майору мог дать такую бесчеловечную команду о выселении с родных мест целых народов. Как же помочь? Что я должен сказать несчастной Нине Акоповне? Повторить разговор с майором? Это было бы убийство…
Я вернулся в нашу развалину. Нина Акоповна немного пришла в себя.
– Вы знаете нашу соседку по подвалу – она гречанка. Ее муж на фронте в морской пехоте. У нее трое детей и ее завтра, как и нас, отправляют на север. – Слезы снова залили ее лицо… Простились с ней горько и тяжело. Радость освобождения Крыма померкла, поблекла, разлетелась в куски...».
Крымским грекам в России (Союзе) патологически не везло. Сначала их выселила Екатерина Великая (у нее уже не спросишь, за что?), потом подключился товарищ Сталин. Плевать ему было, как в первую оборону греческое ополчение держало Балаклаву от англичан. Мирные люди с одной допотопной пушкой. Англичане, конечно, сбили их с гор, но так прониклись их доблестью, что английский командующий отпустил пленных по домам. Неистовый ленинец Орион Алексакис тоже был балаклавским греком. Сам пламенный революционер погиб при невыясненных обстоятельствах, а его семью депортировали. Не помогли семье подвиги Ориона!
Партизан Болтачев так и не смог восстановить честное имя матери, отдать дань ее памяти.
Его отца, русского, коммуниста, немцы расстреляли в самом начале оккупации Симферополя, а мать, беспартийная, болгарка, создала подпольную группу. Стихийно. Ни с какими партийцами она своих действий не согласовывала. Прятала и переправляла в горы матросов из Севастополя. К партизанам их отводил Рома. Рому она успела выбросить в окно, когда за ней явились каратели… Мать расстреляли в том же рву, что и отца, там расстреляли многих симферопольцев. На кого-то «по-добрососедски» донесли, кого-то схватили на улице: за каждого убитого немецкого офицера казнили тридцать человек мирных жителей. Без разбора хватали, кто оказался не в то время, не в том месте. С немецкой педантичностью отсчитывали количество жертв. Если ты тридцать первый – жив
и!
Мальчишку щадили свинец и сталь, –
Иную познал он боль…
Над Симферополем Штрауса вальс
Все звуки глушил собой.
Немецкий военный оркестр звенел
У банковских строгих колонн,
А мимо людей вели на расстрел
Под труб гармоничный звон...»
«Они расстреляны в Дубках,
Знакомы ли места вам эти?»..
«Дождь непрерывно моросил.
С трудом передвигая ноги,
Я глину два часа месил
По ненаезженной дороге.
И вот, когда оборвалась
Дорога, проклятая мною,
Большая насыпь поднялась
С еще зеленою травою…
...Еще мгновенье, как во сне
Я вижу образ неизменный.
Вдруг кто-то подошел ко мне:
– К кому вы, дяденька военный?
Таких у нас как будто нет…
Я обернулся удивленно.
(А «дяденьке» пятнадать лет,
На нем суворовца погоны).
Гляжу – девчонка в двух шагах.
– Здесь мать моя. А ты откуда?
– Я – сирота. Меня в Дубках
Чужие приютили люди.
А тут – мои отец и брат...»
Роман Федорович заплакал, когда передал свой разговор с одним из современных «партагеносс». Недостойна его мать упоминаний о своем подвиге. (Подвиге!) Не та национальность! Сам Болтачев часто повторял: «Меня нельзя поссорить с самим собой!», потому что всех хороших, настоящих людей считал братьями. Через десятилетия он пронес дружбу со своим старшим товарищем, словаком. Находясь на задании, они были схвачены, и наутро их должны были расстрелять. Рома плакал, взрослый друг успокаивал: «Это словаки. Словаки не убьют».
И правда. Расстрельная команда приказала им спрыгнуть с дороги в поле, в неубранную зимнюю кукурузу, дала залп в воздух и ушла… Словацкая дивизия, вторая по вооруженности в Европе, перебралась к партизанам вместе со всей своей техникой сразу по прибытии в Симферополь…
Девчонка в Дубках задала суворовцу Роме по-язычески правильный вопрос: «К кому вы?»..
На братскую могилу, на холм, люди приходили к своим. Проведать. И неважно, что расстрелянные лежат в земле вместе, живые выделяют родных из общего числа мертвых, к ним и приходят. «Таких У НАС как будто нет...»
Историк Женя Туровский утверждает, что немцы саморучно не уничтожали население захваченных территорий, гнушались, для этого у них имелись карательные команды из прибалтов и западенцев. Эти рьяно расстреливали, вешали, сжигали русских, украинцев, белорусов, поляков, не говоря уже о евреях. Но, сдается мне, в Крым немцы свои «зондеркоманды» не притащили. В списке военной силы, собранной для третьего штурма Севастополя, значится 213-й полк СС. Возможно, он и взял за себя функции карателей, немцам пришлось самим устраивать нам и Керченский ров, и прочие ужасы? Румыны на роли палачей не годились. Вороваты, но не свирепы. Этих своих союзников немцы изначально не жаловали. От румын им требовались порты и нефть, но не сами румыны: и характер у нации не нордический, и вояки плохие. То-то выскочила Румыния из войны при первой же возможности, хоть и с большими людскими потерями. И под Севастополем немцы гнали на нас румынские подразделения, как скотинку, под дулами своих автоматов, и в сорок четвертом, при освобождении Крыма и Севастополя, румынам, как и немцам, мало не показалось. Наше наступление развивалось так стремительно, что немецко-румынские войска бежать не успели. Тех, кто все-таки погружался на плавсредства, топили в море. Здесь я опять прибегну к воспоминаниям В. Микоши:
«Отговорила и вдруг замерла тяжелая артиллерия, затихли ее громовые раскаты и замерло эхо в сиреневых горах Четыр-Дага и Ай-Петри. Освобожденная Керчь осталась позади... Фашисты, бросая технику, теряя раненых и убитых, сопротивляясь, откатывались на запад. По извилистому шоссе Южного берега Крыма с передовыми частями 56-й армии мы мчались им вдогонку на своей зеленой полуторке. С нами вместе на Крым наступала весна... Каждый поворот крутой дороги открывал родную землю в весеннем цвету.
– Стой! Остановись, Федя!
Я соскочил с машины. На обочине крутого поворота шоссе под белой черешней лежала, запрокинув голову, растерзанная девушка. Кровь залила траву и белые, упавшие с черешни лепестки…
– Как живая! Еще кровь не успела застыть…
– Каким же надо быть мерзавцем... – не успел договорить Костя Дупленский.
– Только-только! Немного не успели наши, не успели! Ну, ничего, дальше Севастополя все равно не уйдут, а там им всем хана будет…
...Мы обогнали артиллерию, грузовики со снарядами и, вырвавшись на простор, помчались с максимальной скоростью. Впереди, по обочине дороги идут, понуря головы, длинные бесконечные колонны пленных – без всякого конвоя. Они идут, еле передвигая ноги, худые, черные, не поднимая от земли глаз.
Изредка на позеленевших полянках, вдали от дороги попадались убитые немецкие офицеры: румыны, не желая больше воевать, убивали своих фашистских покровителей и переходили на нашу сторону.
За поворотом дороги мы нагнали огромную самоходку «ИС». Она занимала всю проезжую часть асфальта, и обогнать ее было невозможно.
Отстав метров на триста от грохочущей самоходки, мы остановились, чтобы отдышаться. Нас окружала ароматная весенняя теплынь. Издали доносился металлический лязг удаляющейся самоходки.
– Красота-то какая! – Левинсон подставил лицо солнцу и зажмурил глаза.
В этот момент вздрогнула земля. Впереди, из-за поворота дороги, там, где скрылась самоходка, взметнулся к небу черный столб дыма и пламени.
...За поворотом дороги мы увидели перевернутую самоходку. Какая огромная сила могла поднять в воздух многотонную стальную машину?!
Неподалеку лежали убитый майор и хрипящий лейтенант. Лейтенант жил последние секунды. Оба они были выброшены взрывом из открытой башни, и вот теперь лежали на траве среди желтых одуванчиков…
Подъехала санитарная машина и штабной виллис. Самоходка наехала не на одну мину – на целую груду мин у въезда на мостик. Весь экипаж погиб…
– А если бы мы обогнали самоходку – она была бы цела, и экипаж жив! – Я не дал договорить Косте:
– А от нас даже следов бы не осталось!..
Феодосия, Судак, Алушта, Гурзуф, Ялта – всюду оставили свой кровавый след фашисты. Обгорелые остовы домов, расстрелянные жители, сотни убитых в упряжке лошадей. Завалы взорванных на шоссе деревьев часто преграждали нам дорогу. Заминированные, опутанные колючей проволокой пляжи производили впечатление тюремной территории. Всюду встречали нас худые, измученные, но радостные и возбужденные люди. Как ждали они нас, как верили, что мы вернемся!
Здравствуй, Севастополь!.. Выйдя первым на Корабельную сторону, небольшой отряд морской пехоты подбросил в небо свои бескозырки и трижды прокричал «ура!». Грянул в весеннем воздухе первый ружейный салют победы. Перед нами за Южной бухтой дымились руины Севастополя. Кипит над городом ружейно-пулеметный клекот. Еще один бросок – и перед нами израненная, пробитая пулями и осколками снарядов колоннада Графской пристани... Я взглянул на флагшток над колоннадой – он пуст.
– Костя, подержи камеру, я сейчас вернусь!
Сбросив китель, я быстро, в одной тельняшке, забрался наверх, снял тельняшку и повесил ее, как флаг, на железном шпиле. Спустившись вниз, мы дали салют из своих пистолетов в честь победы. Тельняшка развевалась на фоне синего южного неба…
...Теперь скорее на мыс Херсонес. Там еще сопротивление – немцы не все сдались. По знакомой дороге, выбитой минами и снарядами, сквозь толпы пленных, медленно лавируя среди разбитой техники, мы пробирались вперед.
Наша машина остановилась. Дорогу загородила густая толпа раненых немцев. Я смотрел в их лица – они шли совсем близко – пытаясь увидеть зверя, того самого – кровожадного, который убивал и терзал, и мучил на нашей земле ни в чем не повинных людей. А навстречу мне шли худые измученные солдаты, перевязанные грязными окровавленными бинтами, с лицами, почерневшими от страдания и боли…
Я посмотрел на лица своих товарищей и ничего на них не прочел. Мне стало не по себе...Со мной творилось необъяснимое…
Вот и Херсонес. Где же знакомый аэродром? Как все изменилось – стало чужим, неузнаваемым. А может быть, еще не доехали? Я высунулся из машины и сразу увидел маяк на краю мыса – у самого моря.
– Ну как, может, поснимаем? – напомнил Левинсон.
То, что я увидел, выйдя из машины, не поддавалось самой дикой фантазии… оранжевое поле бывшего аэродрома представляло хаотическое нагромождение разбитой и еще уцелевшей военной техники. Будто чья-то сильная рука переворошила в порыве гнева все и вся в поисках сбежавшего преступника. И под эту тяжелую руку попали зенитки и оружие всех калибров, полосатые танки «тигр», самоходки «фердинанд», грузовые автомобили с солдатами и поклажей, легковые, штабные «мерседесы», «хорьки» «юнкерсы» и «мессеры», повозки, запряженные живыми и мертвыми лошадьми, беспорядочные штабеля с провиантом, боезапасом, медикаментами, прожекторные установки с огромными параболическими зеркалами…
Всюду валялись убитые вперемешку с ранеными. Трудно было понять, кто жив еще, кто мертв. Множество солдат, бледных, с выпученными от страха глазами, стояли с поднятыми руками. Одни, как изваяния, замерли в этих позах, другие сидели безучастно на земле, на ящиках, в грузовиках и повозках. Многие лежали на земле лицом вниз, закрыв голову руками. Мы застали немцев в страхе. Ужас и смятение овладели ими. Они прятались друг за друга, закрывали глаза руками, падали на землю, накрывались плащ-палатками, давили один другого, перелезая через убитых солдат и мертвых лошадей, бросались с крутого берега в море, тонули, выныривали, плыли...Море не спасало. Море помнило сорок второй.
...Я торопился снимать, пока не прошел ужас и страх в глазах немецких солдат и офицеров, зная, что если успею снять вовремя хоть небольшую долю того, что было перед моими глазами, то и этого будет более, чем достаточно, чтобы многие люди на земле никогда не посмели взяться за оружие... Я снимаю редкие кадры – сидят, лежат на плотах трупы. Они качаются на волнах и кажутся живыми... Снимая первые кадры, я даже не догадывался, что за объективом мертвецы.
– Смотрите, там ведь живые! – крикнул мне взволнованный Костя. Вдали от берега с белыми тряпками на палке плыла на плоту тесная группа немцев. Они что-то кричали и усиленно махали руками. Неподалеку от плота плавали, барахтались и тонули еще несколько десятков солдат... У самого берега под скалой, на дне, под прозрачным слоем воды, плавно колеблются в длинных солнечных лучах утопленники. В выпученных глазах застыл ужас. Поодаль на дне группа солдат стоит в круге, как бы танцуя на полусогнутых ногах национальный крестьянский танец, вцепившись крепко друг в друга. Волны ритмично раскачивают их тела, а длинные русые волосы плавно колеблются, словно водоросли.
«Да, это возмездие! Настигло – и нет спасения!» – подумал я, подходя к краю крутого обрыва над морем – «И все равно это слишком жестокое и бесчеловечное возмездие...»
Перед объективом у самого края обрыва крытый блиндаж... В глубине лежат мертвые солдаты с открытыми глазами. В их руках закостенели автоматы, все усеяно стреляными гильзами.
– Вассер! Вассер! – вдруг послышался слабый хриплый голос.
Среди убитых оказался смертельно раненный. Костя косо посмотрел на меня, расстегнул кобуру и схватился за рукоятку пистолета:
– Пристрелю его, чтобы не мучился! Все равно не жилец!
– Отставить!
Я сходил в машину за канистрой питьевой воды и дал немцу напиться вволю.
– Эх вы, гуманист! Дал бы он вам попить! – сказал укоризненно Костя Ряшенцев.
– Нельзя не выполнить последней просьбы умирающего! – ответил я Косте, когда увидел его непонимающий взгляд.
Удивленные глаза смертельно раненого солдата с мольбой и благодарностью остановились на мне, и он с трудом прошептал:
– Данке! Данке! Камрад!
Его лицо приняло тот серый оттенок, когда наступает конец всем страданиям. Он неотрывно смотрел на меня пристальным, немигающим взглядом. Я до сих пор вижу голубой цвет его застывших удивленных глаз.
– Нет, Костя, ты не прав! Виноват не он! Виноват другой! Вот так всегда – за грехи одного подлеца расплачиваются миллионы…
Меня охватило желание – непреодолимое: изрубить кого-то в куски. Кого? Где он – виновник страдания миллионов людей на земле?
Мы шли дальше. Костя шел молча. Задумался ли он? Понял ли?.. В моих ушах продолжало звучать хриплое солдатское «данке», последнее на этом свете «данке».
Я не заметил, как, снимая, подошел к группе живых. Они стояли зеленые, молча, прижавшись к полосатому «тигру». Когда я поднял камеру ко лбу и направил на них, они, как по команде – все разом подняли руки вверх. Неужели не понимали, что я их снимаю, а не расстреливаю?.. Выражения лиц соответствовали, наверное, тому, что происходит со смертельно перепуганными людьми при расстреле.
На самом берегу у моря у отвесной скалы обрыва я увидел и снял кадр, который потом именовали «стеной смерти». Около тридцати офицеров высшего состава сидели под обрывом, плотно прижавшись друг к другу. Мы даже не поняли, что же здесь произошло.
– Ты знаешь, Костя, наверное, они не захотели живыми сдаться в плен! Вот и покончили с собой! Почти у всех в висках кровавые дырки…
Жуткая панорама прошла перед объективом. Я вел ее по мертвым лицам, а они открытыми неподвижными глазами смотрели на меня. Вдруг в кадре появились мигающие глаза, смотревшие прямо в объектив моей камеры. Мне стало не по себе. Я отнял камеру от глаз и снова услышал хриплое: «Вассер, вассер...» Голос был резкий, властный, требовательный….
Я не знаю, выжил ли он или нет после протянутой кружки воды, но вежливого «данке» я не услышал…
Тут же неподалеку лежал наполовину в воде деревянный трап. По нему уходили с Херсонеса немцы на пароход, который я снимал телеобъективом с Балаклавских высот. Весь берег был завален убитыми.
Не дали мы 17-й армии улизнуть из Крыма…
Заревели моторы. Низко над Херсонесом пролетел Ю-88.
– Не знал, что мы уже дома! – сказал Левинсон.
Над аэродромом, как ураган, пронесся пулеметный шквал. Пилот, идущий на посадку, только в последнюю минуту понял, что случилось, – у самой земли взмыл свечой в небо, но было поздно. Один из моторов вспыхнул, и «Юнкерс», сделав крутой вираж, за маяком нырнул в море. Оно сегодня гостеприимно принимало фашистов сотнями…»
Эпиграфом к этой главе книги В. Микоша взял цитату из Генриха Бёлля: «Солдатам... следует жаловаться не на тех, против кого их послали воевать, а только на тех, кто послал их на эту войну...» Жаль, у нас, приматов, память короткая, и неисправимы наши альфа-самцы, и стадность наша (стайность) – качество непреложное. По счастью, в семье всегда не без «урода», находятся те, кто достоин звания Человека. А море, да, не забыло 42-й, когда уцелевшие защитники Севастополя пытались уйти с мыса Херсонес на плотах, досках, вплавь... Немцы расстреливали их на воде… (Из письма адмиралу Ф.С. Октябрьскому ветерана Великой Отечественной войны, бывшего батальонного комиссара ОД А. Кулакова:
«...Тысячи защитников Севастополя, видя, что катера не смогут подойти, бросились вплавь. Немцы, находившиеся наверху и видя, что защитники из-под скал бросились в море, начали обстрел из минометов, пулеметов и орудий, стараясь не допустить к катерам плывущих и уничтожить их прямо в море.
.. Мною было дано указание на подъем и спасение… Многие подплывшие были ранены. Катера были заполнены, никакие силы не могли остановить желание краснофлотцев спасать погибавших. Видя, что катера переполнены, и мы не сможем вести бой на обратном пути, я дал приказание рубить канаты, подняв висевших на них людей… Появилась немецкая авиация, а тысячи людей продолжали плыть к катерам. Отражая немецкую авиацию, мы стали отходить в море» (По другим данным, канаты рубили вместе с висевшими на них людьми. Подплывали все новые и новые. Еще пара десятков человек, и катер затонет под тяжестью живого груза. Тогда вообще никто не спасется. Плакали, но рубили. Знали, что у тех, кто доплыл до катера, не хватит сил вернуться на берег, но забрать всех не могли. Самые сильные плыли в море в надежде, что их там подберут свои. – М.В.).
«Пой о мертвых моряках:
солона вода – могила,
На холодных на руках
Перекрученные жилы.
Снасти темные гудят,
След кильватерный белеет.
Кто решится, кто посмеет
встать при жизни в этот ряд?
...Нету времени у них:
век ли, час ли, все едино,
обошли слепую мину,
растянули долгий миг.
Мимо прянули века…
Только заполночь поется,
Где вино рекою льется,
песнь о мертвых моряках.
(Ирина Бохно, 2007 г.)
«В результате операции на пяти катерах МО было подобрано в море и доставлено в Новороссийск 406 защитников Севастополя. На катер 0-39, где находился я, было подобрано 89 человек, в том числе одна женщина, врач Сеченовского института»…) В 44-м история повторилась. «С ними был их бог, а море – с нами». С ними уже не было их бога – с ними был только ужас. Был ли с ними Бог когда-либо вообше? Он ли благославлял их на зверства? Люди именем Бога прикрывают все свои злодеяния, так им спокойней, ни на ком не лежит и тени ответственности. Если Бог есть, то Он – плачет!..
«И все они писали – с нами Бог!
И с нами бог!
И с нами бог!
И с нами! –
Расплачиваясь дочками, сынами
за то, что дать он смог бы
иль не смог.
Взбивая пыль
или глотая смог
они кричали:
с нами Бог, конечно!
И бородою путь стелился млечный,
И вечный путь торил его сапог.
Они шептали; с нами Бог! –
устами
почти холодными.
Шептали те и те –
в окопе, блиндаже, на высоте –
приклад сжимая твердыми перстами,
удерживая каменный штурвал,
собою останавливая время…
А Бог-то, Бог –
он с ними был со всеми.
Над всеми плакал.
И – не понимал.»
(Ирина Бохно)
Как уже говорилось, мы, славянские потомки Люси, не отличаемся агрессивностью. Если нас не трогать. Но если какой-нибудь «леопард» растерзает нашего детеныша, сожжет в хате мать, изнасилует и убьет подругу (собьет друга в небе), мы сами превращаемся в леопардов. Тогда – никакой пощады, око за око и зуб за зуб! Русские, как и немцы, вояки хорошие, не зря Бисмарк заказал своим налезать на русских. Но не все альфа-самцы пользовались авторитетом у стаи. Умным предпочитали говорливых, тех, кто умело завлекал к пресловутым кисельным берегам. Под стягом идеи национального превосходства. Перевали Вермахт через Уральский хребет, не осталось бы, наверное, на земле ни калмыков, ни эвенков, ни населения Центральной и Средней Азии, тоже «недочеловеков»… Если б «недочеловеки» не сплотились и не дали отпор.
Современные немцы истово извиняются перед евреями за Холокост. Как бы забыв, что из 30 миллионов погибших советских людей не все были евреями. За Хатынь, за Ржев, за Крымские города немцы не извиняются, но никакой сионист не посмеет превратить в чисто еврейскую трагедию то увидел и описал Илья Сельвинский под Керчью. Его стихотворение «Я это видел» напечатали на листовках и разбрасывали над фронтами, чтоб «ярость благородная вскипала как волна». Девятым валом.
«...Вот тут дорога. А там вон – взгорье.
А между ними
вот этак – ров.
Из этого рва поднимается горе,
Горе – без берегов.
...Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Может быть, партизаны? Нет.
Вот лежит лопоухий Колька –
Ему одиннадцать лет.
Тут вся родня его. Хутор «Веселый».
Весь «самострой» – сто двадцать дворов.
Ближние станции, ближние села –
Все как заложники брошены в ров…
...Парень. Он совсем налегке.
Грудь распахнул из протеста.
Одна нога в худом сапоге,
Другая сияет лаком протеза.
Легкий снежок валит и валит…
Грудь распахнул молодой инвалид.
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!».
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
...Бабка. Эта погибла стоя.
Встала из трупов и так умерла.
Лицо ее, славное и простое,
Черная судорога свела.
...Рядом истерзанная еврейка.
При ней ребенок. Совсем как во сне.
С какой заботой детская шейка
Повязана маминым серым кашне...»
Немцы под Керчью не разбирались с национальной принадлежностью своих жертв, хотя в других местах, где им не так сильно досталось, цыган, жидов и комиссаров истребляли в первую очередь. Может быть, немецкая ненависть к евреям объясняется размером нашей «Эфиопии»? Не помещались на одной Земле два народа, каждый из которых объявил себя самым-самым, единственно достойным Земли! В своем труде «Смысл истории» Н. Бердяев цитирует французского католического писатели Леона Блуа: «Евреи обратятся лишь тогда, когда Христос сойдет с креста, Христос же может сойти с него лишь тогда, когда евреи обратятся».
«Этими гениальными словами обнажается не только трагедия еврейского народа, но и трагедия христианского мира, – продолжает Бердяев. – Мессианская идея определяет исторический драматизм этого народа...Еврейский дух, который представляет из себя особый тип, отличный от всех других расовых типов, в ХIХ и ХХ веках сохраняет свои основные особенности, роднящие его с духом древнего Израиля...Это есть отрицание свободы духа во имя принудительного осуществления царства Божьего на земле».
Евреи оказались единственным народом, отрицавшим бессмертие души, бессмертие индивидуальное. Для еврея все должно было осуществляться здесь и сейчас, в течение его жизни, а бессмертие заключалось в детях, продолжателях плоти и крови. «Еврейский мыслитель, подобно современному нигилисту, держался того мнения, что если в мире немыслима справедливость, то пусть мира совсем не будет!» (Ренан). «Я думаю, и это является для меня ключом для объяснения всей исторической судьбы еврейства, что в еврейском сознании столкнулась жажда еврейского народа осуществления земной справедливости, земной правды, земного блага с индивидуальным бессмертием. – полагает Н. Бердяев. – В мессианском сознании еврейского народа была заложена двойственность, которая и была источником роковой судьбы еврейства... Народ не узнал Мессию в Христе, отверг Его и распял. Это центральный факт во всемирной истории, к которому всемирная история шла, из которого она исходит и который делает еврейство как бы осью всемирной истории... В еврейском народе было не только истинное требование и истинное ожидание мессианского конца всемирной истории...но было и ложное народное притязание, являвшееся вызовом Божьему Промыслу... Бессмертность человека казалась еврейскому сознанию преувеличающим значение человека. Для этого сознания существовало лишь бессмертие народа... Выживание еврейского народа в истории, его неистребимость, продолжение его существования, как одного из самых древних народов мира, в совершенно исключительных условиях, та роковая роль, которую народ этот играет в истории – все это указывает на особые, мистические основы его исторической судьбы».
Думается, однако, что Н. Бердяев как религиозный философ писал о христианской истории. Всемирная история несколько подлиннее. Нельзя не признать, что, многие поляки, русские, украинцы страдают антисемитизмом (термин в корне неверный, поскольку в «Эфиопии» проживает два семитских народа, евреи и арабы, но враждебных выпадов в адрес арабов не приходилось мне слышать до последнего времени, когда Европа взялась себя исламизировать!). И поляки, и русские, и украинцы плотно соседствовали с евреями на своих территориях. А с тех пор, как потомки Люси обзавелись вероисповеданиями и флагами, стали точить друг на друга когти. На евреев чаще, чем на других, поскольку те были не коренные, держались особняком, трепетали за чистоту крови: богоизбранному народу негоже смешиваться с макаками! Выкрестами становились зачастую не по велению души, а из меркантильных соображений: возможности получить образование, а затем и хлебную должность. Такие блага в империи светили только православным. Могли сделать карьеру и представители других христианских конфессий – лютеране и католики. Но не иудаисты! Может быть, само слово «иудаизм» ассоциировалось с именем всем известного персонажа?! До революции, истребившей «опиум для народа». И нечем стало народам утишать боль, когда отец шел на сына, а брат на брата. Кроме водки единой – нечем! В революции, породившей гражданскую войну, русские обвинили потом евреев. И впрямь, кто был основоположник Идеи?
Тот факт, что сын раввина Мозес Мордехай, известный как Карл Маркс, сам не жаловал еврейство и гневно против него выступал, стал известен только недавно. О Мозесе Н. Бердяев писал, что «К. Маркс, который был очень типичным евреем, в поздний час истории добивается разрешения все той же древней библейской темы: в поте лица своего добывай хлеб свой. То же еврейское требование земного блаженства в социализме...
Учение Маркса внешне порывает с религиозными традициями еврейства и восстает против всякой святости. Но мессианскую идею, которая была распространена на народ еврейский как избранный народ Божий, К. Маркс переносит на класс, на пролетариат. И подобно тому, как избранным народом был Израиль, теперь новым Израилем является рабочий класс... Тот же драматизм, та же страстность, та же нетерпимость…
Я думаю, что социализм имеет источники религиозно-юдоистические, связанные с эсхатологическим мифом еврейского народа, с глубокой двойственностью его сознания, трагического не только для истории еврейства, но и для всего человечества… Это связано еще и с тем, что еврейство, по своей духовной природе, коллективистично, в то время как арийство – индивидуалистично... Еврейскому духу были чужды идея индивидуальной свободы и чувство индивидуальной вины… Еврей легко становится революционером и социалистом». Не потому ли в начале прошлого века Идею в массы двигали именно представители иудейского племени?
По замечанию экономиста периода перестройки, Маркс слово Бог заменил словом Труд. Согласно последним данным, и учение Маркса, и его агрессивность, и бедность вызваны были бактерией, которая завелась в него в подмышечных впадинах и в паху, он постоянно мучился от зуда, от гнойных чирьев, а тогдашняя медицина не могла его излечить. Мне думается, что все не так просто. Зуд не мешал Карлу любить жену и делать детей, и – ненавидеть Россию, где в каждом городе была улица его имени! Не говоря уже о вере в Идею. Оборотной стороной медали-Идеи стал интернационализм. Лишившись религиозных заморочек, люди стали друг друга воспринимать на личностном уровне: лишь бы человек был хороший! И дружили, и женились на тех, кто нравится. Евреи перестали бояться за чистоту крови, а русским эта чистота всегда была «фиолетово»:» копни русского, найдешь татарина».
Правда, по свидетельству русскоязычной еврейской писательницы Л. Улицкой, русских мужчин сильно раздражало «еврейское задыхание над детьми», но они терпели эту национальную особенность жен. Как жены терпели их пьянство, когда они давали себе оторваться. Та же Улицкая написала, что в традиционных еврейских семьях, особенно – в состоятельных, смешанные браки не одобрялись. Ее слова подтвердил журналист, побывавший в Израиле у друга своего детства. Друг призывал его бросить русскую жену и детей – это не твоя жена, не твои дети, вот как женишься на хорошей еврейской девушке, тогда и создашь настоящую семью. Журналист его не послушался. Людмила Резник, побывавшая с экскурсией в Иерусалиме, уверяет, что народ никого не распинал. Он бы просто не поместился на крохотной площади, где скандировали имя Варравы. «Специально обученные люди» скандировали, человек двадцать. А распинали – римляне, это был их любимый вид казни. Евреи побивали жертвы камнями. Да и кем был Иисус для основной массы населения? Странным, плохо одетым человеком в компании таких же оборванцев! Евреи отреклись от Христа потому что ждали царя в богатых одеждах, а не нищего. Отвергнув Христа, не узнав его, они принялись ждать другого, настоящего Мессию, которым, по определению, мог стать только Антихрист. Нынешние украинские историки записали Христа в украинцы! Всякий нацизм, пока не набрал разгон, поначалу кажется нелепым до смехотворности! Забавным! Новое время породило взрыв русофобии. Поляки ненавидели русских исторически после трех разделов Польши...Государями-императорами, в жилых которых русской крови текло менее одного процента. А какое отношение имел к русскому народу Сосо Джугашвили, до конца жизни так и не избавившийся от характерного кавказского акцента? Он этот народ гнобил в количествах больших, чем поляков, евреев и татар вместе взятых!
«Широка ль страна моя родная,
не скажу, – но странен этот век:
Я другой такой страны не знаю,
где бы русский был – не человек.
И в беде, во сраме или славе
кой-чего я, право, не пойму:
чтобы шведа праздновать в Полтаве,
чтобы турка праздновать в Крыму?..»
(И. Бохно)
Надо было хорошо постараться идеологам и политикам, чтобы вытравить из народа чувство собственного достоинства, приучить к лакейской позе: «Чего изволите?». Они постарались. Ими правила выгода. Две ее главные составляющие: деньги и честолюбие.
Из той же своры – «щирые украинцы» Юля, Яценюк, Порошенко! Еврей в вышиванке – это же так «национально»! Особо, если трындеть о «титульной нации». До чего надо было довести страну, чтобы целый народ – русины – возмечтал отсоединиться от Украины и создать в Карпатах свое маленькое государство, вроде Андорры! С альфа-самцов и альфа-самок пусть спрашивает Клио, когда войдет в ум, а люди, которые ходили под пулями, были фронтовым братством. Лучше всех о товарищах, о дружбе народов написал, наверное, севастопольский школьник, защитник родного города Валерик Волков.
«Валера пишет 11-й, последний боевой листок «Окопной правды» под названием «Дорогая десятка!».
«Вот кто из нас здесь, возле школы:
Командир Жидилов Е.И. – русский
Капитан, кавалерист Гобаладзе – грузин
Танкист, рядовой Пауштите Василь – латыш
Врач, капитан Мамедов – узбек
Летчик, младший лейтенант И. Даурова – осетинка
Моряк Ибрагим Ибрагимов – казанский татарин
Сержант, пехотинец Богомолов из Ленинграда – русский
Артиллерист И. Петруненко из Киева – украинец
Разведчик, водолаз Аркадий Журавлёв – из Владивостока
Я, сын сапожника, ученик 4-го класса Валерий Волков – русский.
Наша десятка – это мощный кулак, который враг считает дивизией, и мы будем бороться, как дивизия. Нет силы на свете, которая победила бы нас. Дорогая десятка! Кто из нас останется в живых, расскажите всем, кто будет учиться в этой школе. Приезжайте и расскажите, что происходило здесь, в Севастополе. Нас никогда не победит Гитлер, потому что мы непобедимы!
Валерик-поэт (Волк), 1942 г.»
Валерик Волков, как и многие другие, до победы не дожил. Он ее делал, ученик 4-го класса.
«Этих русских фанатиков недостаточно просто убить – писал из-под Севастополя немецкий унтер-офицер Шлютц, – их надо еще зарыть в землю. Мне кажется, они и мертвые стреляют...» Интересно, влачился ли нервный унтер среди пленных в колонне, в которой «не шли, а еле переставляли ноги слабые, несчастные, неполноценные существа» (В. Микоша), когда сбылось пророчества героя песни «Расстрел партизана»:
Много вас тянулось к Севастополю,
Да немногим пофартит уйти».
В середине 90-х севастопольский прозаик Михаил Лезинский попросил меня подготовить для печати стихи армянского поэта Татула Гуряна, погибшего под Севастополем. Дал подстрочный перевод (автор писал по-армянски), и я сделала литературный перевод нескольких стихотворений. Одно из них понравилось мне настолько, что я включила его впоследствии в свой сборник, в раздел «Переводы»:
Мекензиевы горы
Мекензиевы горы, деревьев жухлых кроны,
Поют не птицы – пули, да «мессеры» с небес,
Завалены, забиты металлом раскаленным
Мекензиевы горы, кустарниковый лес…
Призвание поэта – служить тому, что свято,
Всей кровью – так ведется с долегендарных пор,
И, спрятав карандашик, привычно сжал гранату
Поэт – боец со склона Мекензиевых гор.
Он здесь, чтоб не глумился над домом гость незваный,
Детей не дорастил он, не дописал строку.
С ним рядом бьет фашистов земляк – рыбак Севана,
С ним делит хлеб и пули нефтяник из Баку.
И, страстный, возбужденный, весь – устремленность к цели,
Как искра с неба светел, горяч, как метеор,
Встает грузин в атаку, и сердце Тариэля
Ведет его по склону Мекензиевых гор.
Уже ни раз доказан историей на деле
Закон любви к Отчизне, которой жив народ.
Мы повторяем в битве при нашей цитадели:
«Кто к нам с мечом явился, сам от меча падет».
Так было и так будет. И пусть нас нынче мало –
Сразится каждый с сотней врагов, равняя счет:
За предков и любимых, за Жизнь, за стяг наш алый,
За гордый Севастополь в дыму его высот.
Вскормленная любовью, неодолима сила,
Непобедима вера, творящая исход.
Мекензиевы горы – сплошь братская могила,
Но кто-то до Победы от этих гор дойдет!
С зари освобожденья возьмет разбег Победа,
Вернет цветы и травы обугленной земле,
И вспомнят благодарно армянского поэта
Мекензиевы горы, кустарниковый лес»
В память о герое Обороны я привела его стихотворение целиком. Тем более, что оно, как и «Окопная правда» Валерика Волкова, есть памятник человеческой общности (почему-то не захотелось употреблять слово «интернационализм»)... Татул Гурян пал смертью храбрых, но, проживай его родные в Севастополе, НКВД непременно сослало б их за Полярный круг!
Нас растили в духе интернационализма. Просто слово «общность» слышится мне более теплым, емким, более «эфиопским». Об интернациональном долге не рассуждали на русском флоте, когда освобождали от турецкого ига православные народы – греков, болгар, сербов… Братушек вызволяли! И русские добровольцы, уходившие на балканские войны, уходили – помогать, вызволять. Не было в ту эпоху НКВД, не то б оно всю Элладу загнало на южный берег Северного Ледовитого океана. А заодно и болгар! И еще пару-тройку народов прихватило бы за компанию, на радость Верховному! Об интернационализме заговорили в связи с Испанией. Множество советских людей мечтало туда поехать, «чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать», но посылали только профессиональных военных, летчиков, воевавших под испанскими фамилиями. Республика пала, но интернационализм уцелел и проявил себя у нас в годы Великой Отечественной.
Конечно, не все рвались на войну. Какого черта азербайджанцам высаживаться в десант возле какой-то совершенно им чужой Евпатории?! По воспоминаниям П.П. Сивенко, командира малого морского охотника, на борту у него было две группы десантников, сибиряки и азербайджанцы. Сибиряки, спокойные немногословные люди, перед высадкой хорошо поели – в последний раз – и бросились в море. Азербайджанцы все разом забыли русский язык, метались по палубе и кричали. Команде пришлось за борт швырять их руками...Возможно, они не умели плавать...Так или иначе, погибли все. Мне до сих пор непонятно, из кого состояла Панфиловская дивизии. Мама говорила, что это была казахская дивизия. Я в Москве слышала песню об этой дивизии, которую пели казахи на родном языке. Песня – последний привет сына матери, поэтому поют ее только мужчины. Они и пели, а в наших фильмах невозможно увидеть казахских лиц! Пару-раз одно какое-нибудь мелькнет в кадре, и все, остальные панфиловцы – братья-славяне. Казахи тоже были вояки хорошие, не стали ждать, когда война придет в их джайлау, пошли ей наперерез.
Почему-то нигде, кроме как в дневниках деда, я не читала о Дунайской военной флотилии, которая в войну вступила фактически вместе с Севастополем. Страна еще спала, когда корабли Дунайской флотилии палили по батарее Галаца, а та – по ним. Есть несколько хороших фильмов о Брестской крепости, но где фильм про Дунайскую флотилию? Или стремно киношникам снимать с палубы, на палубе, им нужна твердая почва под ногами? Впрочем, может и хорошо, что нет такого «кина». Если старые фильмы о войне – «Жара», «Аллегро с огнем» имели «человеческое лицо», то новые сериалы о Севастополе – боевики, скроенные по голливудскому фасону. Авторы их убеждены, что народу нужны триллеры, остросюжетные детективы, а не какая-то там достоверность...неизвестная самим режиссерам и сценаристам. Поэтому так возмутил многих фильм про Людмилу Павличенко. Не будь ее и генерала Петрова, хрен бы Севастополь продержался в обороне хотя бы месяц! На этих двоих держалась оборона, остальные – статисты!
Приведу строки из письма генерала Коломийца адмиралу Октябрьскому: «В последних числах апреля 1942 г. она (Л. Павличенко) была награждена медалью «За боевые заслуги», она уничтожила 30 фашистов. И больше она в боях не участвовала. В первых числах мая 1942 г. она убыла по болезни на большую землю. Перед отъездом заходила ко мне с жалобой на командира 54 СП подполковника Матусевича, что ей не выдали новое обмундирование. Я поднял трубку и спросил Матусевича – почему не выдали? Он мне сказал, что она 2 дня назад получила новый комплект. Я ее тут же пожурил за нечестность и сказал, что еще не все бойцы имеют новое обмундирование.
Уезжая, она никакого звания Героя Советского Союза не имела, и никто ее ни из полка, ни из дивизии, на Героя не представлял. Это было подтверждено на встрече чапаевцев в 1966 году, в августе месяце в г. Одессе. Она распространяла слухи, что, якобы, я ее представил. На запрос тов. Васьковского в Президиум Верховного Совета ему ответили, что документа на представление ее на звания Героя нет. Она же распространяет слухи при своих выступлениях, что ее, тяжело раненую, вынес из КП роты Член Военного Совета Армии дивизионный комиссар тов. Чухнов. Эту брехню она составила не зная даже, когда мы Севастополь оставили. Кто ее представил к Герою Советского Союза для меня и многих чапаевцев до сих пор неизвестно...
В Центральном Музее Советской Армии мне показали ее снайперскую винтовку, на ней надпись генерала Петрова И.Е., что она якобы уничтожила 309 фашистов. Где же правда? Не трудно в книжке снайпера вместо 30 поставить 309. И еще одна деталь. Когда мы собрались после оставления Севастополя в г. Краснодаре, мне адъютант мой тов. Пряшников доложил, что он видел Людмилу Павличенко в чине младшего лейтенанта, с орденом Ленина. Это для меня тоже Америка... Вот почему я о ней не писал и писать не буду и не признаю ее заслуги – они не честны. Сейчас она получает офицерскую персональную пенсию, тоже никто не знает, за что и за какие заслуги. Чистая авантюристка». (К чести Людмилы Павличенко – с «дипломатической миссией» в Штатах она справилась. Если судить по кадрам хроники. Стыдила американцев: она, девушка, воюет, а они, здоровые лбы, отсиживаются в своих сытых благоустроенных городах! Американцы устыдились). Что до фронтовых ее подвигов, то, мол, велика важность: всего-то на сотню увеличила количество убитых фашистов! Не на миллион! Сделала она это с одобрения своего покровителя генерала Петрова.
Из письма Ф.С Октябрьского научному совету БСЭ, редактору отдела истории М.И. Кузнецову:
«После прорыва немцев на ишуньских позициях Приморская Армия, которой командовал генерал Петров И.Е., отходила от Ишуня через горы на Ялту. 3 ноября 1941 г., в 16-30 генерал Петров И.Е. бросил остатки армии в горах и отбыл, как говорит генерал Коломиец Т.К., неизвестно куда... В данном письме нет необходимости описывать все последующие события. Достаточно сказать, что генерал Петров И.Е. по нашему указанию находился на КП Командующего Береговой Обороной генерала Моргунова П.А., приводил себя в порядок, пока генерал Коломиец Т.К., командир 25-й Чапаевской дивизии, входившей в состав Приморской Армии, не вывел остатки Приморской Армии через Ялту–Байдары под Севастополь... Вот абсолютная истина, подлинная правда о генерале Петрове И.Е. Вот вам организатор и руководитель обороны Севастополя.
Во время пребывания генерала Петрова И.Е. в Севастополе мне как командующему флотом и Севастопольским Оборонительным Районом ни раз приходилось разбирать дела о похождениях генерала Петрова И.Е. Не раз занимался личностью генерала Петрова И.Е. Военный Совет Флота, призывал его к порядку... он занимался рукоприкладством, избивал бойцов, офицеров. Угрозами, оружием заставлял представлять его к наградам… При привлечении его к ответственности, как правило раскаивался, клялся, что больше не допустит, особо действовать через голову, выдавать себя не за того, кто он есть... За спиной Военного Совета Флота и СОРа, в разрез нашим указаниям и решениям... включал в сводки соединения и части флота, выдавая их за части Приморской Армии. Особо это делалось с приходом отдельных частей брошенной им Армии, чтобы показать, что Армия боеспособна, что она на высоте, а такими подтасовками обманывал Ставку, так как об этих же силах флота доносил в Ставку наш Ген. Мор. Штаб (ведь существовало два самостоятельных наркомата). ...Кое-что в данное время невозможно исправить. Тем более, что самого генерала Петрова И.Е. нет в живых, но кое-что и кое-где возможно и нужно исправить».
К такому «кое-чему» относится статья в газете «Правда» за 2 декабря 1966г., где все тому же генералу Петрову приписывается командование морским десантом.
«Никакого участия в этом деле И.Е. Петров не принимал. Ни в период подготовки всей морской операции, ни в разработке плана операции, ни в руководстве данной операцией Черноморская группа войск никакого участия не принимала и, более того, за весь период подготовки морской части операции, январь 1943 г., я ни разу генерала И.Е. Петрова не видел, – пишет адмирал Октябрьский главному редактору газеты. – Флот, Черноморский флот осуществил эту «Дес» операцию, и никакой Армии, ни 18, ни другой, у нас не было. 18 Армия и вообще армейские части в районе Малой Земли появились потом, много позже. Появились только после того, как нами было доложено в Ставку, что мы не имеем необходимых сил держать так долго этот плацдарм...
По решению Военного Совета Северо-Кавказского фронта, силами Армии правый фланг (с гор) и силами Черноморского флота – левый фланг, Озерейки–Станички, мы должны были в начале февраля 1943 года освободить Новороссийск. Флот свою задачу выполнил (на первом этапе), а Армия не тронулась с места, не пошла в наступление, как сидела в горах, так и осталась сидеть. Непосредственные начальники, доложившие, что у них все готово, подвели Военный Совет фронта, оказались неподготовленными. (Вот где ищите И.Е. Петрова)». Если генерал Петров и не сам приписал себе заслуги, которых не имел, то против он ничего не имел».
Из письма Ф.С. Октябрьского уже упоминавшемуся тов. Копылову:
«В БСЭ том № 51 помещен материал о генерале Армии Петрове И.Е., которому приписали, что он «организатор и руководитель» героических оборон городов-героев Одессы и Севастополя... Ведь разве не известно, что генерал И.Е. Петров в обороне Одессы командовал 25-й Чапаевской дивизией, а Приморской Армией командовал генерал-лейтенант Сафронов и только в конце обороны Одессы, в связи с болезнью т. Сафронова был назначен командующим П.А. генерал-майор Петров. Какое же он принимал участие в руководстве обороной Одессы и, тем более, в организации обороны, когда эта организация создавалась вообще при отсутствии сухопутных войск? Когда командующим Обороной Одессы «ООРом» был командир Одесской Военно-Морской Базой контр-адмирал Жуков Гавриил Васильевич, который подчинялся мне и ставкой ВКГ ответственность за оборону Одессы, руководство обороной было возложено на Военный Совет Черноморского Флота.
Ну, а что касается Севастополя... Одно можно сказать, что написано в томе № 51 БЭС в биографии генерала Петрова И.Е., что он был организатором и руководителем обороны Севастополя – ложь»...
«Вспомнив и проверив материалы того периода, а также на основании двух прошедших военно-исторических конференций на тему «Борьба за Крым 1941-44 гг.», где генерал Петров И.Е., мягко говоря, выглядел очень плохо – с решил написать Вам и сказать – как можно писать такой вздор?.. Кто мог приписать генералу Петрову И.Е. такие неправдоподобные заслуги?... Зная генерала Петрова И.Е, такое мог написать только он сам о себе, так как никто другой, знавший его и имеющий хоть каплю такта и совести, не посмел бы написать подобное...Как мог генерал Петров И.Е. быть организатором обороны Одессы, не будучи в Одессе? Будучи командиром СД генерал Петров отходил с частями дивизии в направлении Одессы. А в это время в июле-августе 1941 г. шло усиленное оборонительное строительство, организация обороны под Одессой, в Одессе. Если бы этого не делалось, если бы в Одессе не было основного костяка, цементировавшего оборону... то никакой обороны Одессы не было бы. Отходившие, неорганизованные, многие деморализованные части войск проскочили бы мимо Одессы также, как проскочили мимо гор. Николаева и других важных пунктов.
Даже при всей жестокой организации, которую мы создали при подходе врага к Одессе и при отходе наших войск на Одессу, при наличие заградительных матросских отрядов, все же отдельные полки прорывались в Одесский порт, насильно захватывали ТР ТР и выходили в море с попыткой добраться до Кавказа, требовали от капитанов транспортов идти именно на Кавказ. Корабли Черноморского флота ловили ТР ТР и возвращали в Одессу, а один транспорт с войсками был пойман только в районе Севастополя… Генерал Петров И.Е. с частями своей дивизии, как и другие части Армии, отходившие к Одессе, подходили, оседали, занимали оборонительные рубежи и включались в общую схему обороны Одессы. Моряки Черноморского флота Одесской В.М. Базы, посланное пополнение из Севастополя, части Одесского народного ополчения, население города Одессы – вот кто был строитель оборонительных рубежей и организатор обороны Одессы...
Если по Одессе приписанные заслуги генералу Петрову И.Е так несолидно выглядят, то по Севастополю и говорить нечего. Неужели авторам БСЭ ничего не было известно о Севастополе, что Севастополь – это главная Военно-Морская база Черноморского флота... Военно-Морская база, существовавшая более 150 лет, столица военных моряков многих поколений, их дом, в котором они жили столько лет, создавали и создали могучую В.М. Крепость. И вот пришел неизвестный сухопутный генерал-майор, организовал оборону крепости и руководил этой обороной. Ничего не скажешь – здорово!»
Ну да, каждый смотрит на мир с вершины собственной елки. Кто-то из моих знакомых сказал, что, если бы Павличенко убила всего одного фашиста, она бы и тогда была героиней. Потому что – женщина! Но ведь не матерыми мужиками были пулеметчица Чапаевской дивизии Герой Советского Союза Нина Онилова и парашютистка-разведчица Приморской армии Алла Оношко! Однако, про них фильмов нет! Не считая нескольких кадров хроники, отснятой в подземном госпитале, где смертельно раненая Нина собралась с силами (с духом!) и сказала стране свое последнее слово. Ее письмо осталось незаконченным: «Я со своим пулеметом защищала Одессу, а теперь защищаю Севастополь. С виду я, конечно, очень слабая, маленькая, худая. Но я вам скажу правду: у меня ни разу не дрогнула рука. Когда защищаешь дорогую, родную землю и свою семью (у меня нет родной семьи, и поэтому весь народ – моя семья), тогда делаешься очень храброй и не понимаешь, что такое трусость...»
Шестнадцатилетняя Мария Байда примкнула к отряду моряков, отступавших через ее село к Севастополю, ходила с ними в штыковые атаки. Память Аллы Оношко мне придется почтить фрагментом собственного стиха:
«Из ее двадцати аж четыре войною замараны,
Но ведь было же время смеяться, и петь, и шутить,
Наслаждаться баландой, заботами кока приправленной,
И ловить нежный взгляд на флюидах своих двадцати?!
С самолета нырок в неба шелк и под шелк парашюта.
Перекрестный огонь. Жар окопа. Промозглый блиндаж.
Было ль что-то в судьбе, кроме риска в значении чуда,
Кроме веры в победу? Хотелось бы думать, что да,
Что не зряшно с планеты под звезды уходят солдаты
В двадцать лет. Не исполнилось ей двадцати:
До красивой, упругой, до круглой, как солнышко даты
Не хватило рывка. Дней. Всего-то шести»
Севастопольской партизанке В. Аединовой было 15 лет, когда ее казнили вместе с командиром отряда К.Т. Пидворко и еще шестерыми товарищами... у половины которых фамилии были отнюдь не славянские: война шла не между русскими и татарами, а между народом и оккупантами. В этой войне гибли с оружием в руках и женщины, и дети.
8 февраля 1942 года в ходе трехдневного неравного боя в урочище Улсу полегли почти все севастопольские старшеклассники-партизаны. Те, кто спасся, скончались позднее от истощения. Годы спустя бывший партизан Михаил Томенко вспоминал: «Я видел этих погибших мальчиков перед боем, я помню до сих пор их лучистые светлые улыбки...» Среди них был и 14-летний Юрий Рацко, поисковики опознали его по зубной щетке, на которой он нацарапал свое имя. Но зимой 42-го осажденный Севастополь еще держался. На голодном пайке.
Свое видение тогдашней ситуации и характеров «действующих лиц» дал после войны член Военно-научного общества ЧФ В.С. Лисютин: «Впервые я встретился с Ф.С. Октябрьским в 1939-м году, будучи командиром подводной лодки Щ-206... Ф.С. Октябрьский был в хорошем настроении, с людьми был прост и приветлив. Это краткое пребывание командующего флотом на корабле сразу же и значительно изменило обстановку среди личного состава. Люди стали собраннее, увереннее, все делали с большим воодушевлением, не говоря уже обо мне, 26-летнем командире подводной лодки.
Гораздо позже я понял, что мечтой каждого командующего флотом было побывать на каждом корабле, ознакомиться в деталях с его техникой, вооружением, состоянием и настроением личного состава. Но эта мечта комфлота практически неосуществима, побывать на сотнях больших и малых кораблей у него нет возможности, но он всегда стремится к этому…
В период нападения немецко-фашистских войск на Польшу в сентябре 1939 г. Черноморский флот, как и все Вооруженные Силы, находился в полной боевой готовности, а часть кораблей и значительное число подводных лодок были направлены на позиции для выполнения не учебных, а поставленных боевых задач. ПЛ Щ-206 выполняла задание в наиболее удаленном и ответственном районе. По возвращении из 3-недельного при сильнейшем шторме боевого похода мною был представлен достаточно полный отчет, который вызвал интерес у командующего флотом. Я был вызван в штаб флота и устно доложил о результатах похода начальнику оперативного отдела тов. Н.Е. Басистому и командующему флотом Октябрьскому. Боевой поход и действия командира ПЛ вызвали одобрение. Не помню, чтобы были объявлены какие-нибудь благодарности или награды, дело обернулось как раз наоборот – меня перевели с подводной лодки в оперативный отдел флота.
Я был недоволен своим новым назначением и с разрешения командира бригады подводных лодок А.С. Фролова обратился к командующему флотом Октябрьскому с просьбой оставить меня на прежней должности – командира ПЛ. Командующий меня принял, внимательно, благосклонно выслушал, тщательно объяснил ответственность и важность работы в оперативном отделе, но в просьбе отказал…
Шла война с белофиннами. Несмотря на сложность обстановки и большое напряжение в работе (домой мы спешили в 23.30, когда по радио передавали последние известия), штаб флота работал спокойно, творчески... Творческому стилю работы способствовала самостоятельность, которая предоставлялась каждому офицеру отдела его начальником Н.Е. Басистым. Большую роль в психологическом климате штаба флота играл его начальник Н.М. Харламов. Но! Отношения с комфлотом у Харламова не сложились, и он вскоре был переведен в Москву, а на его место пришел И.Д. Елисеев, человек широко мыслящий, имевший большой опыт плавания в эскадре ЧФ. Человек по характеру сдержанный, уравновешенный, никогда никого не оскорбивший.
В мемуарной литературе встречаются высказывания относительно нерешительности действий командующего флотом Ф.С. Октябрьского с отдачей приказания на открытие огня для отражения первого воздушного налета 22 июня 1941 г. на Севастополь... Давайте твердо себе усвоим, что открытие зенитного огня для отражения немецкой авиации – это акт военных действий, то есть сама война. Решение на начало войны – акт политический, это дело политического руководства государства, а не военачальников... Приказание на открытие огня было отдано начальником штаба с ведома и в присутствии командующего флотом. В заслугу и к чести командующего флотом, к отражению налета на Севастополь был готов каждый ствол зенитных орудий и пулеметов кораблей и береговых батарей. Внезапности немцы не достигли...»
Совсем недавно группа местных телевизионщиков выдала в эфир свою версию первого дня войны: огонь по немецким самолетам открыл на свой страх и риск лейтенант береговой батареи. Ни его командир, ни командование знать ничего не знали, когда он уже вступил в войну. Моя сестра после этого «кина» не спала ночь, так что я решила не рисковать своей слабой нервной системой. Для того, чтоб создать очередную версию «похождений Клио» надо совсем не знать военную систему с ее жесткой субординацией.
«...Не все в крупных событиях однозначно. Если маневр переброски морем Приморской армии в Крым был осуществлен Черноморским флотом быстро и без потерь, то дальнейшее ее движение не может не вызвать определенных замечаний. В литературе обычно замечается, что Приморская армия не успела занять Ишуньские позиции к моменту подхода немцев в Крым, то есть с 17 по 29 октября не смогли преодолеть 200 км. За 10-12 суток? В Примармии было две кавалерийских дивизии, были подвижные части, автотранспорт. Возможно, сказалась усталость войск в изнурительных оборонительных боях в Одессе. Известно также, что при доукомплектовании армии не хватало многих видов вооружения. Известны случаи на Ишуньских позициях, когда цепи шли без оружия, надеясь взять его у выбывших из строя впереди идущих частей.
В тяжелых условиях мы учились воевать и, видимо, делали немало ошибок. Когда оборона Крыма стала рушиться, уже горел Симферополь, вдруг командовать обороной Крыма был назначен вице-адмирал Г.И. Левченко.
Я знал Гордея Ивановича как волевого адмирала, хорошего организатора, имевшего богатый опыт морской тактики, опыт Гражданской войны, но совершенно не знакомого с современной теорией и практикой операций и боя. Не имея своего штаба как органа управления, не имея средств связи, что он мог сделать в рушившейся обороне Крыма? Все встало на свои места, как только командующий ЧФ в обороне Севастополя был замкнут на Ставку ВГК, а Приморская армия ему непосредственно подчинена. Отпали все лишние инстанции... Оставшийся в Севастополе «зам начальника штаба флота» Васильев к оперативным вопросам касательства не имел. Поэтому вся лавина информации по обстановке, идущая от командующего Приморской армии, командующего ВВС, командиров соединений и оперативного дежурного КП флота обрушивалась непосредственно на командующего флотом. Поэтому это часто приводило Октябрьского к резким выражениям недовольства, особенно в адрес оперативных дежурных, которые, естественно, были не в состоянии, не в праве срабатывать за начальника штаба. А докладывали они чаще всего о событиях неприятных, из которых в основном и складывалась война…
Но как человек высокой порядочности, Филипп Сергеевич, отчитывая кого-нибудь, никогда не оскорблял достоинства человека. Мне не раз приходилось бывать свидетелем его вспышек, но я никогда от него не слышал нецензурные выражения.
Штаб – это и орган контроля, и прежде всего в вопросах оперативных, чего комфлоту в вопросах оперативных особенно недоставало. Приведу пример. Нам было известно о подготовке немцев к декабрьскому штурму... Я хорошо помню вопрос, заданный комфлотом И.Е. Петрову: достаточно ли артиллерии армии, боеприпасов в преддверии отражения неприятельского штурма. И.Е. Петров ответил, что артиллерийских боеприпасов вполне достаточно. Каково же было возмущение комфлота, когда на 2-3-й день декабрьского штурма командующий артиллерией Примармии Рыжи позвонил мне и попросил, чтобы я доложил комфлоту, что на батареях осталось по 102 снаряда на ствол. Влетело мне, а командарм и его помощники остались в стороне.
...Стремление обособиться в рамках Приморской армии и непонимание роли флота в обороне Севастополя со стороны И.Е. Петрова приводили к серьезным осложнениям, как это было с артбоеприпасом. А непонимание или, скорее недооценка флота были выражены Петровым еще в с. Экибаш при голосовании – куда идти – на Керчь или в Севастополь, хотя было известно, что Приморская армия перебазируется для обороны Крыма и главной базы флота...Но если Октябрьский был натурой активной, наступательной, часто граничащей с крайней агрессивностью в боевых действиях, то Петров всю войну слыл как генерал от обороны...Командующий Приморской армии за весь период обороны так и не предпринял ни одного существенного контрудара по немецко-фашистским войскам. Ведь Петров знал, что в канун нового 1942-го флот высаживает крупный оперативно-стратегический десант в Керчи и Феодосии. В Севастополь только что прибыла свежая стрелковая дивизия и бригада морской пехоты. Вот тогда можно было и должно нанести контрудар по фашистам. Но Петров не планировал, не собирался и не готовил такого удара.
Сказанное о недостаточной активности И.Е. Петрова в сравнении с противоположным характером Октябрьского вовсе не означает, что Иван Ефимович не имел положительных черт как один из полководцев Великой Отечественной войны».
А еще он был прекрасным отцом! Из воспоминаний В.И. Иванова, командира подводной лодки Щ-209, последней покинувшей Севастополь: «Я пришел к 35-й батарее и лег на грунт. Недалеко от меня лежала лодка Л-23. На ней уходил штаб флота. С наступлением темноты я всплыл. Был уже 11-й час... Мы стояли, ждали. Шхуна там была – «1 Мая» называлась. Подошла она к борту, с нее сошло человек двадцать – Петров, Моргунов, ряд офицеров и весь Особый отдел флота со всеми своими делами... Было без 10 минут два часа ночи. На мостике стоял я, мой комиссар, генерал Петров и сигнальщик. Я обратился к Петрову:
– Товарищ генерал, прошу спуститься вниз в лодку, я буду сейчас погружаться, уже скоро начнет светать.
Он ответил:
– Я с мостика никуда не уйду. На берегу остался мой сын.
Я спрашиваю:
– Что же делать? Когда рассветет, вражеские торпедные катера в светлое время нас обнаружат.
Он говорит:
– Не знаю, но с мостика я не уйду.
Я отозвал своего комиссара в сторону, и мы решили: ждать еще 15 минут. Если никого не будет, вызывать человек 10 матросов и насильно спустить генерала вниз. Что будет потом, не знаю. Может быть, он прикажет меня расстрелять. Но я не имел права оставаться в светлое время суток в надводном положении... На мое счастье, через несколько минут подошла шхуна, в которой был его сын...» (Р. Октябрьская. «Живые голоса»).
Как отца Петрова понять легко, но, наверное, было бы правильней, если бы он сам отправился на поиски сына, а не рисковал жизнями полусотни людей, документацией, субмариной...
«…У Октябрьского был характер сложный, если не сказать трудный, в чем-то противоречивый... Близко он ни с кем не сходился, задушевных бесед не допускал, говорил только о деле. (А было ли ему до задушевных бесед? – М.В.)
В литературе часто читаешь полунасмешливо, полупрезрительно о «психических атаках» немцев. И это неверно. Идет батальон, как на параде, впереди офицер со стеком, никто из них не стреляет. Держат строй, перешагивают через убитых, смыкая ряды под огнем и держат равнение. Такую «психическую атаку», войдя в раж, немцы и осуществили на Тендровском боевом участке. Опытный боевой морской пехотинец косил из своего «максима» наступающий строй немцев. Косил, косил, потом бросил пулемет и сказал командиру батальона: «Это не война!». Он был уже не способен убивать врага, не отвечающего ему своим огнем. Психическая атака сработала, но более тяжелым последствием был моральный проигрыш. Этого немцы и добивались. Соотношение сил было на стороне немцев, но что особенно важно, они превосходили нас в маневренности, в боевом опыте, которого мы к началу войны не имели. Поэтому мы и отходили до «умом непостижимых рубежей».
...Вообще командующий флотом главное внимание уделял командирам кораблей и знал их досконально, вплоть до командиров катеров, батарей, эскадрилий и даже самолетов, и это категорически правильно, именно они сражаются, ведут бои, в бою ведут за собой личный состав. От них зависит успех или неуспех боя. Они делают войну и делают это ценой своей крови…
Ф.С. Октябрьский в моей памяти был человеком в высшей степени честным и бескорыстным. Вот уж о ком можно сказать, что к его рукам не прилипло ничего государственного... Как и вообще, в личной жизни он был очень скромен. Общеизвестно, что в «низах» любят посудачить, позавидовать, поболтать о роскошестве в личной жизни. О семье Октябрьских даже от любителей сплетен и пошлостей ни мне, ни моим друзьям и их семьям подобного слышать не приходилось. Это был кристально честный и чистый человек. Но что удивительно – под носом у Октябрьского паслись безнаказанно воры, хапуги, проходимцы, вошедшие к нему ранее в доверие, внешне ему преданные, а на деле косвенно вешали на него грязь...»
Для многих перевод в Москву, в Генеральный штаб стал бы радостью. Филипп Октябрьский свое назначение воспринял как личную трагедию. Писал во все высшие инстанции, что он моряк, а не чиновник, просил отправить его на ТОФ, да хоть капитаном баржи на Волгу!..
«20.11.48 г. Севастополь. Практически, а сегодня и юридически я сдал Черноморский флот. С 21 ноября я не командующий ЧФ, а первый зам Главнокомандующего ВМС…
25 ноября 1948 г. Вчера в 17.30 собрались мои друзья. Ужин был в столовой штаба флота. Собрались флагмана, мои друзья, с которыми провел великую войну, много лет служил. В начале ужина я попросил не произносить речей, без тостов. Многие мне пишут, звонят по телефону, чувствуется, что искренне сожалеют…
28.11.48 г. Сегодня поездом прибыли с Машенькой в Москву. Прибыл и не думаю, когда надо ехать обратно в дорогой Севастополь. Увы! Теперь мне одинаково, что ехать в Севастополь, что в Ленинград, что в Пинск, Архангельск или на Дальний Восток…
4.12.1948. 1-ый зам. Главнокомандующего не только квартиры не имеет, но даже кабинета для работы… Главная трудность – это режим. Тяжело днем спать, ночью работать. Вечером вчера пришел с работы в 19.30 Больше никуда не пошел. Заказал горячего чаю, чувствовал себя усталым, но после душа и чая ободрился, отдохнул, закончил чтение книги Кунина «Васко да Гама». Хорошая книжка, «Руль к чесноку, руль к луку» – замечательно! Спал сегодня до 10.30, начал читать Гончарова «Обыкновенная история».
Знакомясь с новой обстановкой, сделал вывод, на мой взгляд, правильный: в Москве можно забыть флот, оторваться от повседневных нужд флота и превратиться в кабинетного чиновника. А ежели редко бывать на флоте, не заниматься малыми вопросами флота, не бывать в походах, на учениях, то вся острота иссякнет, все будет казаться нормальным, терпимым, допустимым...
19.12.48 г. Настроение поганое, не могу свыкнуться с обстановкой. Главное – силы пропадают, как их применить – не знаю, не получается. Но и тормоза такого порядка, как телефон-«кремлевка», машина, а главное квартира и устройство семейной жизни. От этих «мелочей» зависит многое, если не больше половины. Пока жду, пока все обещают. Смотрю на манжеты своей рубашки – ужас. Не помню, когда я носил такое грязное белье. Да, пожалуй, никогда. Это здесь на меня напала беспросветная хандра, обстановка, которой я так боялся, так не хотел, повлияла на меня, вот и хожу в таком белье, это я-то, так любящий воду и чистоту...
20.11.49 г. Ровно год назад я сдал Черноморский флот. Новая обстановка не для меня... Как будто что-то нехорошее лежит на моем дальнейшем пути. Какая-то мрачная, злая ведьма преграждает мне путь, нормальную жизнь, работу на благо флота. Не найду я себя в этом большом городе...
3 февраля 1950 г. ...Продолжаю морально томиться, переживать, ужасно плохое самочувствие. Стараюсь разогнать темные тучи, и Маша мне сильно помогает в этом, но, увы, все время давит меня неудовлетворенность служебным положением, создавшаяся обстановка безобразных отношений в нашей конторе…
1.03.1950 г. Вновь новости, весьма хорошие, постановление правительства о новом снижении розничных цен на продукты и товары, замечательное решение. Кроме того, опубликовано решение о создании ВММ с назначением И.С. Юмашева военно-морским министром. Вместе с созданием самостоятельного МВВ должность 1-го зама упразднили. При данном положении нельзя оставлять меня 1-ым замом. Прошлая наша работа показала, что сочетание это оказалось неважным...Я не стал на позиции подлаживания, подыгрывания, на позиции «как прикажете», а, видя безобразия, бездеятельность, начал действовать. Отвечать за ВМС при таком безобразии, когда сделать ничего не можешь – это калечить себе и так до предела искалеченное здоровье...
19.05.1950 г. В моем лечебном времени, которое днем провожу на воздухе, вечером дома, большое место занимает чтение...Вообще за три года, когда я много болел, я много читал, нагонял то, что было пропущено. Прочел Крузенштерна «Путешествие вокруг света»… Тяжелый, своеобразный язык. Первое, что бросается в глаза, это сам Крузенштерн. Выглядит он подлинным торгашом. Купеческий адмирал...
17.07.1950 г. Всего в Ялте я пробыл три месяца и один в санатории СФ. Поднадоело. Соскучился по работе. Ах, как хочется в море, плавать, проводить учения.
6 августа 1950 г. Одесса. Велика Вселенная, каких чудес в твоей требухе не переваривается... Я уже не в санатории им. Чкалова УССР, а в своем родном военно-морском госпитале ЧФ Одесской ВМБ... 1 августа меня Там (в санатории) отравили, еле-еле отходили... и как только я встал на ноги, сразу сбежал из этой шарашкиной конторы в свой в-м госпиталь. 4-го понемножку начал есть, но так мало, что за эти дни очень ослаб, ходить начал 5-го, но еле-еле, меня бросало ветром в стороны, как заморенного котенка. Сегодня после хорошего сна, я уже в силе, гулял по госпитальному парку...
20.08.1950 г. Санаторий ВМС… Все знакомые, с кем встречаюсь... восхищаются моим внешним видом: «Как вы умудряетесь так выглядеть? Не толстеете?»… Мне в связи с этим вспомнился анекдотичный случай в Ялте. Сестра, которая делала мне водные обтирания морской водой, вслух начала восхищаться моими ногами: что за ноги, на которых нет ни одной мозоли! Я ответил, что это, видимо, потому, что они с детства закалены, что из-за отсутствия обуви я даже зимой бегал босиком, а в 5 лет, будучи пастухом, окончательно их отшлифовал и закалил. Сестра изменилась в лице, замолчала, а позднее, оказывается, спрашивала: «Это правда, что Ф.С. выходец из бедняков, бывший пастух?». Она не верила. Будучи медсестрой старой школы николаевских времен, видимо, считала меня дворянином... Почти весь 1950 год я проболел. Сейчас работы не имею»…
От Москвы спасла адмирала бронхиальная астма, он нигде, кроме Крыма, не мог дышать. Покидая столицу, он сдал квартиру, чем крайне удивил и товарищей, и сослуживцев. Мог сохранить за собой, как делали это другие... На Черное море Ф. Октябрьский вернулся в 1957 году, но не комфлотом, а начальником училища им. П.С. Нахимова. Многие курсанты училища, став офицерами, тепло и уважительно о нем отзывались. Автор-составитель книги «Историку на заметку» Р.Ф, Октябрьская, приводит обращение контр-адмирала Попова к адмиралу флота Советского Союзу Горшкову: «В ходе выполнения морской части совместной операции 3-го Украинского фронта с Дунайской флотилией, в конце августа десантом была захвачена ВМБ Сулина. По решению Военного Совета ЧФ (исполнителем этого решения был находившийся в Сулине ЧВС вице-адмирал И.И. Азаров) для передачи ультиматума командующего ЧФ командующему румынским флотом с требованием сдачи ВМБ Констанца и находящихся там сил... был отправлен парламентером румынский офицер (командир местного батальона) Титиени.
Два торпедных катера под моим командованием с румынским парламентером на борту совершили переход из Сулины в район Констанцы, уклоняясь от встречи с дозорными кораблями противника и, маневрируя рулями и скоростью, открыто подошли к пляжу Мамай, со шлюпки высадили на берег парламентера, взяв с него слово, что он дойдет до командующего и возвратится в Сулину.
Я не знаю случая в истории Великой Отечественной войны, кроме этого, чтобы какой-либо командующий советским флотом предъявлял ультиматум командующему флотом противника, и он был бы принят... По неизвестным мне причинам это событие не зафиксировано в официальных исторических трудах...»
Это обращение, как и другие, ничего не дало. Почему? – Задалась риторическим вопросом Римма Филипповна. На одеждах Клио прорех не счесть. 1 октября 1945 года контр-адмирал Мейнлз от имени Морского министерства Соединенных Штатов Америки предложил наградить группу руководящего состава Военно-Морского Флота СССР орденом США «Легион достойных». Предложение было принято с удовлетворением, перечислен руководящий адмиральский состав, одобренный к награждению, в том числе и Октябрьский Ф.С. Питерский историк В.М. Лурье, сообщивший его дочери эту новость, прокомментировал ее так: «Согласно имеющихся документов, Октябрьский Ф.С. был награжден орденом «Легион достойных», но награждение не было реализовано». Высшую награду Америки получил командир МО П.П. Сивенко, но запретил мне упоминать об этом в газетном материале: побоялся, что влезут к нему в дом за американской наградой! Грабители никогда б не поверили, что орден – серенькая жестянка! Это советские ордена делали из драгметаллов и драгкамней, в Штатах этим не заморачивались. Там важен был не сам орден, а факт признания заслуг.
В помете «птицы Клио» есть рассказ о маленьком гидрографическом судне «Грунт», которое обслуживало Севастопольский порт и боевые корабли с первых дней войны и до июля 42-го: «Обслуживало огни, светившие по фарватеру... так как створные огни не горели, и перед приходом боевых кораблей... занимались тралением вражеских мин, обвеховывали затопленные суда в бухте, обслуживали светящийся буй в море напротив Фиолента. Так как его немцы выводили из строя, приходилось ставить новый... Перевозили раненых и эвакуированных на лидер «Ташкент», крейсеры «Молотов» и «Ворошилов», которые часто стояли в Сухарной балке.
13 июня – этот день мне хорошо запомнился – в 5 утра мы подошли к Госпитальной пристани принять воды, но там ее не оказалось. Мы отошли к пристани «Совторгфлота», где была потоплена «Червона Украина» Командир говорит: «Позвони в минотряд, чтобы машинами воду привезли, питать котлы нечем».
Шел с моря теплоход «Грузия». Смотрю – командир идет по корме его, я спустился к регулятору, чтобы своевременно уменьшить ход, и только мы подошли к корме «Грузии», я услышал свист бомбы. Слышу с палубы голос: «Полный назад!» Я сразу перевел, и судно легко ударилось о борт «Червоной Украины». Потом слышу: «Малый вперед» и «Стоп машина». Я сразу наверх не вышел, надо было убрать с кулис слетевшие с «Украины» простыни и одеяла. Когда я поднялся на палубу, то увидел, что палуба завалена матрацами, подушками с «Грузии», ступить некуда. У нас сбило носовую мачту, с «Грузии» упал комингс. «Грузия» тонула, вскоре был второй налет, и она сразу пошла ко дну, крики прекратились.
...30 июня получили от командования распоряжение готовиться к эвакуации. Взяли 33 человека бойцов и в 0 часов 1 июня вышли. Нас с равелина осветили прожектором и обстреляли. Утром, в 8 часов, налетели неприятельские бомбардировщики, выбросили по 4 бомбы, но не попали... На второй день прилетел один самолет, он не имел бомб, но из пушки и пулемета перебил на котле паропровод. Я позакрывал всю магистраль паровую на котле, вскочил в машину. Вода подходила под топки котла. Приказал кочегару Курсо: «Выгребай огни из топок». Он выгребал из одной, я – из другой. Пар продолжал травить. Я вспомнил, что на манометре не закрыты клапаны, полез на котел, мне ошпарило ноги. Я вскочил на кожух котла и через лючок над сухопарником закрыл клапаны, намотав на руку мешок. Пар прекратил травиться, самолет улетел, а мы тонем. Я поднял тревогу: все наверх! Сразу выбросили за борт тяжелый груз... все повыбрасывали, и начали заделывать пробоину. Мы спаслись.
..
Выяснилось: 11 человек ранены осколками, командир – старший лейтенат Цирлин и рулевой тяжело ранены. Мне ошпарило ноги, и осколок попал в руку, но работать я мог, но, конечно, с трудом. Нас было восемь человек из команды, восемь пассажиров, я и командир. Собрали собрание, обсудили случившееся и постановили: если встретится неприятель, потопить судно и погибнуть с ним. Так как угля и воды мало, решили пойти в турецкий порт, оказать раненым помощь, отремонтировать главную паровую трубу. Мы зашли в Синоп в 10 часов утра 3 июля. Нам на судно поставили вооруженного полисмена, губернатор потребовал командира судна. С трудом мы усадили его на катер, а там – на машину, повезли к турецкому губернатору... Командир объяснил положение. Губернатор предложил ему остаться в Синопе, он не согласился и попросил оказать помощь раненым, отремонтировать паровую трубу, дать 8 тонн угля и 6 тонн воды. Губернатор сказал: «Поезжайте на судно, все будет сделано». Приехали два врача с медикаментами, приехал мастер, сказал: «Отдайте». Взял на берег в мастерскую и потребовал, чтоб с ним поехал механик... Я с палкой поехал. Отремонтировали трубу, погрузили 8 тонн угля, приняли воду, 5 июля вышли, взяли курс на Батуми»
Бывший старший механик Скальский».
Сознаю, что перегрузила свое повествование материалами участников Великой Отечественной войны, но этих людей уже нет, а помнить их полагается не только по случаю Дня Победы. Потеряв свое прошлое, мы потеряем и себя, и своих потомков. «Память есть основа истории, – утверждал Н. Бердяев. – Память хранит отчее начало, нашу связь с отцами, потому что связь с отцами и есть связь настоящего и будущего с прошлым. Окончательное забвение нашего отчества было бы окончательным забвением прошлого. Это было бы тем сумасшествием, при котором человечество пребывало бы в клочьях времени, в разорванных мгновениях времени, без всякой связи времен».
Ветераны-фронтовики, выступавшие прежде в школах и воинских частях, на исходе прошлого века делать этого уже не могли: большинство из них ушло, а те, что остались, сделались слишком стары и немощны, поэтому на одно из школьных мероприятий пришла Людмила Резник, тогда еще энергичная и социально-активная. Негодованию ее не было предела, когда один из школьников заявил, что, если бы Германия победила нас, мы бы жили сейчас так же хорошо, как немцы. Резник спросила, есть ли у мальчика альбомы в семье. Он ответил, что один есть – свадьба родителей. Альбомов с фотографиями дедушек, бабушек, прадедушек не имеется. Может, и были при жизни старшего поколения, но... Зачем хранить в доме хлам? Резник со свойственным ей неистовством поведала мальчику, где бы он оказался, если бы немцы нас победили. Если бы вообще появились на свет его родители, и он сам.
И еще! Пытаюсь понять, что стряслось с нами за последние десятилетия, почему мы стали разрознены, обособленны друг от друга. От того, что Его Величество Доллар встал во главе Системы, рьяно, изнутри подрывая мироощущение соплеменников? Всем стало ясно, что Систему не победить, лучше вообще не попадаться ей на глаза. Это вам не танки Манштейна, под нее с гранатой не бросишься. Олигархат лишил нас и веры в победу добра над злом, и радости, суть которой есть свет. Даже самый малый луч его разрывает тьму. Но когда мрак захлестывает солнечное сплетение…
Я категорически не согласна с утверждением, что каждый народ достоин своего правительства. Народы перед правительствами бессильны, а доведенные до крайности свирепеют, убивают своих людовиков и николаев с семействами, бросаются друг на друга, и начинается перетасовка правящих кадров... А новые альфа-самцы оказываются еще кровожаднее предыдущих. Убежденность, будто бы революции пересотворяют мир к лучшему – иллюзия молодых. Которая кончается вместе с молодостью. Я сама грешила этой иллюзией. И все-таки, оглядываясь назад, видишь за спиной свет. Даже самые мрачные мгновения жизни предстают перед внутренним взором яркими. Оптимизм юности, ее неугомонная нацеленность в завтра, особенность памяти? Наверное, и то, и другое. Человеком движет иллюзия в прикиде надежды... Которой напрочь лишена старость.
«С каких-то пор – с каких? – Да с самой войны небо над моей жизнью определенно тускнеет, – признается в своем романе Н. Тарасенко. – Оно покрывается мраком не так, как если дело идет к вечеру; темнеет, как перед надвигающейся непогодой, когда все постепенно заволакивается тяжелыми тучами, а ты знаешь, твой вечер далек, где-то солнце и жизнь в разгаре...Время от времени и на моем пути вспыхивает свет радости, как лампа в окне приближающегося поселка; кто-то разложил костерок в поле, и ты согрелся; а тучи идут и идут, и в этой жизни, тусклой вчера, сегодня еще беспросветнее...»
Восточные мудрецы утверждают, что на дворе у нас Кали-Юга, черный, последний период истории человечества. Но кому и когда жилось привольно в нашей «Эфиопии», шерпам, кельтам, сомалийцам?
Про сомалийцев ничего сказать не могу, а вот потомкам кельтам – ирландцам мы сопереживали. Распевали с чувством «Белфаст». Когда в английской тюрьме умерли один за другим человек тринадцать борцов за свободу Ирландии – они по очереди объявляли голодовку – Тэтчер и глазом не моргнула. Марчелло сказал тогда: «Мужик бы не выдержал, выполнил их требования». Мужик мужику рознь. А про то, «кому на Руси жить хорошо» все растолковал Некрасов. И не он один.
Искусство – тоже оружие, но, в отличие от огнестрельного и холодного, не убивает Жизнь, а старается ее возродить, толкая маятниковое сознание к точке света. Обратный ход маятника неизбежен, но точка света остается путеводной звездой, для тех, кто ей присягнул. С долегендарных пор люди верят, что каждый рождается под своей, лично для него зажженной звездой. Люди и сейчас в это верят, на генетическом уровне, ищут, надеются увидеть звезду заветную: «Ты спасешь, когда станет черно, ты взойдешь над моими потерями, и поделишься светом со мной, и согреешь мне душу доверием...»; «Умру ли я, ты над могилою гори-сияй, моя звезда». Или только русские, от безысходности, в это верят? Согласно присказке «До Бога высоко, до царя далеко». Зато есть барин, бог и царь своего удела. «Вот приедет барин, барин вас рассудит» (Н. Некрасов). Пожалуй, нет в «Эфиопии» другого народа, который бы столько столетий выживал в рабстве, в полном бесправии, в зависимости от «бога и царя». Его характер, настроение, состояние его финансовых дел определяло весь уклад жизни «рабочих лошадок». Крестьяне, воевавшие в партизанах с войсками Наполеона возвращались домой с георгиевскими крестами, а дома помещик мог и продать героя, как скотинку, и выпороть на конюшне. И толку, что лучшие умы и души империи выступали против рабства. Литераторы писали. Декабристы вышли на Сенатскую площадь. Офицеры, победным маршем прошедшие по Европе, посмотревшие, как там живут братья-приматы, возвратились на Родину, как в дебри средневековья. Правый бунт их был обречен.
«Ни совести, ни чести, ни стыда! –
Кичится властью каждый феодал,
Здесь право крепостное, господа,
Никто и никогда не отменял»
(М.В. – Декабристам).
Ни Александр Освободитель, ни Советская власть, ни Олигархат не посягнули на священное для них крепостное право. Так что это не народы достойны своих правителей, это правители недостойны своих народов! Немцы нас называют русскими свиньями. Справедливо. Срач мы разводить умеем. Не потому ли, что веками у российских праправнуков Люси не было ничего своего? Даже себя самих! Что им полагалось беречь? Нивы барина, заводы Хозяина? А гори оно все! Чужое!
Слова задорной советской песни «Все вокруг народное, все вокруг мое» рабы воспринимали с иронией. Их стреляли, мучили в застенках, изводили голодом и непосильным трудом на великих стройках века и в лагерях, а они должны были петь?! Оскорбленный кот нагадит в сапог хозяину. Оскорбленный советский «эфиопец» отомстит Хозяину пофигизмом. Пятилетку хочешь в три дня, чистоты и порядка? Накося выкуси! Все вышеизложенное, конечно, всего лишь мои личные допущения. Мы, послевоенное поколение, берегли родную природу: убирали за собой стоянки в лесах и на побережьях. Мы верили, что все это – наше. Те, что пришли нам на смену в массе своей ведут себя, как вандалы. Вспоминается старушка, которая ходила по дикому пляжу в Карантинной и собирала в пакет пластиковые фляги, консервные банки, объедки... Одной бабушки на толпы вандалов, резво сменяющих друг друга, маловато будет! Мрачное впечатление произвел на нас с Андреем парк Максимовой дачи: под каждым кустом, каждым деревом, на каждой поляне – горы мусора, вонь, следы от костров. «После меня хоть потоп»? Да хоть пожар! Бросил зажженую сигарету в сухую траву, не затушил костерок, и плевать, что пылают массивы реликтового леса, заживо сгорают звери и птицы, занесенные в Красную Книгу, а люди – эмчээсники, пожарные, военные, добровольцы борются с огнем, рискуя собой. Насрать, что те, кто отдыхал по соседству, оказались в огненной ловушке. Капитаны катеров, прибывших для эвакуации попавших в беду людей, объявили, что спасать их будут только за деньги.
Поэт и врач Гуд, побывавший в Афганистане, рассказывал, что в прифронтовых госпиталях сестры даже утку не подавали раненым бесплатно. Озлились на правительство, что оно взялось прогнать через войну связистов и медработников, а злость вымещали на своих пацанах. Беспомощных. Сегодняшние муниципальные эскулапы приспособились к Системе Олигархата: полдня доктор принимает пациентов бесплатно, а во второй половине дня тот же доктор, в том же кабинете – частник, платный специалист. Если нет у бесплатного эскулапа ни бинта, ни шприца, ни физраствора, то у платного все это имеется! Для простейшей операции, которая раньше делалась в процедурном кабинете в порядке живой очереди – удалить ячмень, например, или чирей – теперь надо сдать кучу анализов, сделать кардиограмму и ФЛЮ. А потом умудриться попасть на прием раньше, чем устареют анализы. Пациенты солидарны друг с другом: нас планомерно уничтожают. Не лечебники, оказавшиеся в том же аховом положении: средства из Федерального бюджета получает руководство медучреждения, и уже само распределяет, кому сколько отщипнуть от общего каравая. Так, чтобы не обидеть себя. Занимайтесь самолечением, браты-«эфиопцы», возрождайте институт знахарства!
Не знаю, как в других странах, а у нас пандемия коронавируса породила легионы мошенников. «Золотая корона»! Впаривали доверчивым бабушкам мощные лекарственные препараты, изготовленные на собственных кухнях из подсобного материала, врачевали вирус массажем, сотнями возникали клоны фирм по доставке на дом продуктов и товаров, в результате чего люди соблюдавшие режим самоизоляции, оставались и без денег, и без еды. «Кому война, а кому мать родна» – не ново, но что-то больно много наплодилось подонков на душу населения! «Я в небо ночное лететь не страшусь – бескрылые дети – опасность! Опасность!» (Джемма Фирсова).
Пандемия, как и война, показала, кто есть кто, и чего стоит. Знакомая, провоевавшая три года в Луганске, рассказывала, как тяжело переживали ополченцы отсутствие курева. Без него было труднее, чем без еды и даже без воды: сигарета и стресс снимала, и заглушала голод, в какие бы горны ни трубили чиновники от Минздрава. Они-то ни в окопах, ни в «зеленке» никогда не сидели, и не здоровье нации их волнует, а бонусы. Когда ополченцам наконец-то доставили все необходимое, они, несколько человек, взяли фляги с водой, сигареты, пересекли пространство, отделявшее их от позиций украинских солдат, которым тоже не подвезли ничего и – поделились. Рядовые украинские «эфиопцы» не хотели воевать с братами-славянами. Разбегались, прятались, но не всем это удалось. Зато их командиры и главкомы, потомки пришельцев, придумали, как на них заработать:
«Ночка шумная, дымная,
Пала в жаркий рассвет.
Покупала любимая
Парню бронежилет.
...Чтоб взять силой ударною
Пыль своих городов,
Заметает власть в армию
Пацанов и дедов.
В окружении биться им
С марш-броска на Восток,
Нет у них амуниции,
Ни харчей, ни сапог.
А любимая девушка
Напрягла Интернет,
Заняла она денюшку,
Ищет бронежилет.
Собирает любимому
С верой в счастье свое
Передачку с «мивиною»,
С табаком и бельем...»
(М.В.)
Девушек, покупавших бронежилеты, видела я по телевизору. Они в этом средстве индивидуальной защиты разбирались, похоже, лучше изготовителей и армейских снабженцев, знали, какой можно брать, а какой фуфло – пуля с двух метров пробьет вместе с человеком.
Убитых солдат «пауки» сбрасывали в общую яму и посыпали известью – чтобы не платить семьям компенсации за погибших. Нет тела, нет и денег от государства! Мало ли, куда делся сын, отец, брат! Без вести пропал. Может быть, дезертировал… Зато не бедствовали наемники – «национальные гвардии» олигархов. Эти на захваченных территориях устраивали такую «хатынь» крестьянам, что обзавидовались бы немецкие оккупанты: те, по крайней мере, не надирались до невменяемости. Но в условиях очередной гражданской войны в очередной раз сработал закон приматской солидарности: добровольцы с «усих краин» потянулись защищать Новороссию. Добирались своим ходом кто с Кавказа, кто из России, кто из Италии. Наши, крымские, тоже: и совсем зеленые парни, и отставные военные, и те, кто был в отпусках. Некоторые даже до места не доехали, попав под обстрел, но чувство общности оказалось сильней страха смерти.
А еще нам стыдно было за наши правительства. Донбасс просил Крым о помощи, но правительство автономии отмолчалось: оно не принимало никаких самостоятельных решений, а правительство России поступило геополитически правильно, с него более чем хватало блокады Крыма, серьезных экономических потерь, и того безумного ора, которым Запад ответил на крымский референдум. Там и сейчас вопят, что Россия бросила в Донбасс мощную армию. Будь это так, Киев давно стал бы столицей Новороссии! Но на Донбассе свою землю, дома, детей, свой язык защищали мирные люди, шахтеры и землепашцы, пока в помощь им не пришли «интернациональные бригады». Исторические аналогии (не по Клио) напрашиваются сами собой.
А за Украину – больно! Щедрую, красивую, богатую страну взять и превратить в сортир для нужд мирового Олигархата! Отморозки, которые скачут на майданах и гнобят сограждан по национальному признаку заражены, как коронавирусом бессмертной идеей «похоти властвования». Просто нет в их организмах местечка, которым это можно уразуметь! И пока Свет не устроит им новый Сталинград или новое паническое бегство из Крыма, они не прозреют. Мнится придуркам, что они-то – и есть народ!
Отрадно, что канул в прошлое тезис: «Народ есть движущее сила истории!». Не все в былом сообществе понимали, что народ – либо трудовой ресурс, либо пушечное мясо, в зависимости от обстоятельств, но бета-самцов и бета-самок надо было гладить по шерстке. Ласковое слово, оно и кошке приятно, не то что прямоходящей обезьяне! Вздыбил шерсть амбиций и отправил на Целину! Клио с массами не общается, ей лидеров подавай! Да и массам не до Клио, «не до жиру, быть бы живу».
Сколько помню себя, люди чаще роптали, чем ликовали. Кроме тех случаев, когда ликование делалось обязательным. «Живая власть для черни ненавистна» заявил Александр Сергеевич Пушкин. Фразу эту цитируют многие, но меня все время мучит вопрос: кого солнце русской поэзии понимал под словом «чернь», и почему сам он писал едкие памфлеты на властьимущих? Из большой любви к Бенкендорфу? Маскировал эту любовь, чтоб его ненароком не причислили к черни? Да, крестьяне при лучине не читали «Евгения Онегина», но, если б читали вместо того, чтоб пахать и сеять, остались бы без лаптей. На какие б тогда средства элита закатывала балы? Пушкинисты мне б, наверное, объяснили, что чернь – понятие не социальное, а нравственное, духовное, но такое объяснение, по моему разумению приматскому, не вписывается в смысл строки.
Противоречит даже кокетке Клио другое изречение классика – про русский бунт, «бессмысленный и беспощадный». Интересно, какой бунт, какого народа, бывает разумным и милосердным? Если Пушкин полагал таковым Великую французскую революцию, то камни площади, на которой стояла гильотина, до сих пор пахнут кровью. Так пишут те, кто побывал там недавно, а во времена Александра Сергеевича, площадь, вероятно, просто смердела человеколюбием. Но наш классик ее не обонял. Он изрек фразу, которая для многих поколений стала истиной в последней инстанции. Мы, приматы, нуждаемся в таких истинах. Самостоятельно думать нам недосуг – нам детей кормить надо! (Спокуха, господа пушкинисты! Вы мне не Тузик, я вам не грелка, а поэты – такие люди, которые могут под настроение высказать что угодно. Сегодня одно, завтра – другое в рамках пространства-времени. И кумир ваш – только лишь человек, один из потомков древнейшей обезьяны Люси. Вдобавок, все выше сказанное относится не к нему, а к вам, подменяющим мышление обожанием. К А.С. – никаких претензий: он имел право быть таким, каким был, во всем блеске и таланта, и пороков... Насчет добродетелей – сомневаюсь. Впрочем, я его в живых не застала!).
У наших старших были не только идеалы, не только вера в мудрость партии и правительства – у них были герои, на которых они равнялись. Лучших героев создавали деятели искусства. В своем недописанном письме к нам Нина Онилова признается, что с детских лет мечтала быть похожей на Анку-пулеметчицу из фильма «Чапаев». Зрители не знали, что реальный Чапай не «скакал впереди на лихом коне», он любил технику, а коню предпочитал автомобиль. Но авторы фильма создали образы столь колоритные, что наших старших они подвигли на подвиги, а в новое время Чапай, Петька, Анка и Фурманов сделались героями фольклора. Благодаря чему и остались под крылом Клио. Куда меньше повезло тем, чьи портреты украшали стены любого класса. От нас так назойливо требовали преклонения перед ними, что маятник качнуло в другую сторону – к дегероизации кумиров («Проклятый гололед!» – сказал Александр Матросов, падая на амбразуру.) Однако, мы своих героев знали в лицо, а с развалом системы образования – лучшей в мире! – молодые считают, что Ленин – это памятник в сквере, а Зоя Космодемьянская – белорусская подпольщица, которая отравила немцам суп. Таковы результаты социологического опроса.
«Кто они такие – в истинном начале,
Те, кого лишь пуля выбивала из седла?
Скрыты их ошибки. Скрашены печали.
Что-то замолчали. Что-то дописали
Цензоры в их личные посмертные дела…
Мы своих героев потеряли – осмеяли –
Потому что Власть их в ранг бессмертных возвела»
(М.В.)
Рассказала мама, что в начале войны многие наши люди – молодые – уже стоя на помосте с петлей на шее ждали, что вот сейчас вылетят свои, отобьют! – как в кино, по законам жанра. Но не под воздействием пропаганды, не из верноподданнических чувств к товарищу Сталину люди выстаивали очереди в военкоматы: любовь к Родине была присуща им так же, как и архаическая верноподданническая любовь.
«Ах, война, что ты сделала, подлая,
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры.
На пороге слегка помаячили
И ушли, за солдатом солдат.
До свидания, мальчики, мальчики,
Постарайтесь вернуться назад»
(Булат Окуджава)
«Быть может, потому друзей нам не хватает,
Что сверстники отцов погибли на войне?»
(Виктор Ингеров).
Я перегрузила свой материал не только рассказами ветеранов, но и стихами, авторы которых (кроме меня) в данном дне уже не присутствуют. Эти люди выполнили свой долг – и воинский и творческий – пришло время нам выполнить свой. Перед ними, перед собой, перед будущим, в которое надо верить вопреки пророчествам кликуш всех мастей. У нас у самих не так уж много времени впереди, а второй Вечности не полагается никому. Здесь, по крайней мере. Как и шести жизней. Даже если мы – чьи-то компьютерные человечки, мы – биоэнергетические создания. Севастопольский поэт Борис Бабушкин свою миссию выполнил, издав сборник «Личные вещи», в который вошли трогательные стихи о родителях. Одно из них – Наши мамы – он посвятил жене Кате:
«Рукавичкою шерсти овечьей
Согревает нас память упрямо.
И, даруя участием вечным,
Смотрят с карточек – мамы.
Подружила их реченька Лета,
Как лозинку с лозою…
Да, неполон народ на планете
Без Елены и Зои».
А это – отцу, в день 70-летия высадки десанта на косу Фрише-Нерунг:
«Средь раздора и войн, чтоб не сбиться с пути,
Как прожить без любви нам и веры?
Что там поле – ты море сумей перейти,
Не считая косы Фрише-Нерунг.
...Когда слух отвыкал от пальбы и сирен
И под всхлипы гармошек и топот,
На всех станциях в небо взлетала сирень,
Пока шел эшелон в Севастополь»
Борис Майевич, к счастью, и сегодня дышит воздухом Тавриды. И пишет, как дышит. Что до меня, то я стараюсь не думать, зачем, для кого я делаю то, что делаю? Поколение, распевавшее когда-то песни на мои стихи, уже не поет. А у новых поколений свои поэты и барды, отражающие их время...для нас более чужое, чем эпоха дедушек-бабушек. Понятно, что о вкусах не спорят, но при виде Филиппа Киркорова в блестках и с короной на голове я выключаю телевизор.
Нам друзей не хватает не потому, что «сверстники отцов погибли на войне» – друзей, настоящих, всегда немного, и они имеют тенденцию – уходить. Естественно, что все люди ностальгируют по поре, когда они были молодыми и сильными, но только ли в старении плоти причина мрачности? Нормально ли это – взирать спокойно, как у тебя отнимают родину, загаживают, рвут на куски частных феодальных владений? Мы, аборигены, оказались на задворках «общенародной собственности», за «колючкой».
Можно, как обычно, успокаивать себя тем, что и раньше было не лучше. Ногайцы разрушили Херсонес, просуществовавший до них два тысячелетия, и доселе неизвестно, какой катаклизм уничтожил обе столицы Великий Скифии, как и саму Великую Скифию. И это только в пределах Крымского полуострова! Уцелели генуэзские башни, но они все-таки тринадцатый век, почти современность. Да и строили генуэзцы навечно, применяя в качестве связующего раствора яичный желток. Это ж сколько надо было гнезд уничтожить, чтоб воздвигнуть такие крепости как Чембало и Каламита! (Чембало, кстати, вот-вот развалится. Реконструкцию, начатую еще при Украине, прервали, средств не хватило, и теперь крепость напоминает руины). Генуэзцы знать не знали не только об обреченности Солнечной системы, но и о собственных перспективах. Не то б им стало не до Чембало и Каламиты! Нельзя нам, приматам, знать будущее. А хочется! Из эпохи в эпоху бегаем по оракулам, пифиям, экстрасенсам. На кофейной гуще гадаем, по картам и по руке, но все больше – по мелочам: «любит-не любит», обанкрочусь – не обанкрочусь. Не до глобального, суета – что трясина. Увязли. Одна мордочка торчит к своду. Высматривает звезду, журавля и птицу счастья завтрашнего дня, которая выберет... понятно, кого.
Песни – тоже элемент мистического сознания, когда содержат не пустой набор слов, но веру, любовь, надежду. Тогда они – заклинания. Мы хотим знать только хорошее! Не возьмут османы Кафу, не закидают чумными трупами с катапульт! Невозможно, чтоб СССР, такая огромная могучая страна, рухнула навсегда! Возродится!.. Уповая, мы не смотрим по сторонам, не замечаем, чем заряжены катапульты. Страна еще в девяностые начала жить по законам зоны. Сегодня этот закон стал основным. Не подчиняться ему – смертоубийственно, а подчиняться – дух не дает. Из землянки своей старости я выпускаю его полетать. В компьютере. Когда землянка моя превратится в склеп, что станется с плодами духа? Но об этом – не здесь и не сейчас. Лучше уж яриться, чем угасать.
Однажды кто-то из приятелей сказал: это естественно, что свои города мы строим на руинах исчезнувших. Если все руины беречь, негде станет нам поселяться. Мысль верная, да только руин, пригодных для сберегания, осталось на планете чуть-чуть, а они – тоннель в прошлое, без которого будущее – химера. Мы рвемся в Космос, но совсем не знаем свою «Эфиопию», которая полным-полна тайн. В частности, она полна пирамид. Не только египетских или пирамид майя – есть и подводные, и мелкие наземные в разных концах земли, и у нас в Крыму они есть. Недолговечны деревянные постройки, но то, что люди воздвигали из камня, стоит и ныне. Например, менгиры в районе Скельской пещеры. По легендам – древним или экскурсоводским, не знаю – и пещера и менгиры возвращают людям здоровье, наполняют силой и бодростью (про знания не сказано: этим нас не наполнить). Я с менгиром пообнималась, но осталась, какой была. Может быть, мне просто не надо лишнего?
Мы еще и потому не замечали катапульты под стенами, что закидывать нас смертью они стали не все сразу, не в одночасье. Новым альфа-самцам требовалось сперва разобраться между собой, а пока они разбирались, мы уповали. Вопреки очевидному, жесткой логике и здравому смыслу, из неистребимой потребности в птице счастья. Нам бы по перышку на брата, нам хватит!.. Хватило бы за глаза и за уши, поскольку наше благополучие неизменно оказывалось «там, за горизонтом, там, за облаками», но новым альфа-самцам было совсем не до нас: они продавались Западу. Нас продавали. Не как ресурс, а как балласт, в нагрузку к бывшей сверхдержаве. Раз уж не все передохли в Кафе, пусть будут бонусом.
Раб – штука полезная, когда умудряется себя прокормить. Мы умудрялись. А в процессе изнурительного самоспасения избавлялись от второй после веры в доброго царя заморочки – низкопоклонства перед Западом. Заморочки советской, свеженькой. Живя за железным занавесом, мы придумали себе сказки о райских странах по ту сторону преграды. Оттуда счастливчики, которых ненадолго отпускали из самой свободной на свете зоны, привозили дивные вещи: модную одежду и обувь, косметику и белье. Процветающие строители коммунизма носили громоздские пальто на ватине и обувь фирмы «Скороход», а в «райских» странах люди покупали себе, что нравится. Не с рук, не на черном рынке втридорога. Они выглядели ухоженными, уверенными в себе, и самый головастый гомо совьетико себя чувствовал ущербным, общаясь с ними. Да, он был и умней, и талантливей, и эрудированней, но принимают-то по одежке!
В одном из недавних фильмов мальчик спросил военного: почему у них там все есть, а у нас – ничего? Ведь это мы выиграли войну! «Мы умеем делать только танки» – ответил военный. В танке можно сидеть, но на себя его не наденешь, когда захочется пойти в ресторан... Куда прорваться было почти так же сложно, как за железный занавес! С шестидесятых и до середины девяностых, когда страну завалили «хэндом», люди сами обшивали себя. Профессия портнихи стала и выгодной и престижной, но не все могли потратиться на портниху. Поэтому швейные машинки имелись почти в каждой семье. Доставали и передавали друг другу журналы мод с выкройками, а «челноки», в перестройку сновавшие от Турции и до Польши, приволакивали и журналы, и ковры, и тюки с одежей. Промысел был тяжелым, рискованным, но другого способа заработать не имелось. Зато, побывав на культурном Западе, посмотрев, с каким презрением смотрят там на нас, нищебродов, пообщавшись с иностранцами на своей территории, наши перестали взирать на «ихних» снизу вверх. Такие же точно люди. Одни – нормальные, другие – уроды.
«Хрущевская оттепель» сделала общение с иноземцами безопасным. Не со всеми – с проверенными, из родного соцлагеря. И то, если не заниматься фарцовкой! Наши старшие жили под плакатами «Бди!», «Враг не дремлет!». Их потомкам бдить расхотелось. Да и какие военные или государственные тайны могла бы выболтать ивановская ткачиха, к примеру?! Зато мы были убеждены, что со спутников отлично видны все военные объекты всея «Эфиопии»! Так зачем требовать от человека с фотоаппаратом над бухтой, чтобы он засветил пленку? В кадр мог попасть какой-нибудь наш эсминец! Человек с фотиком мог оказаться шпионом! Мы, школьники пятых классов, должны были нейтрализовать шпиона! В пятых классах мы в свою патриотическую миссию верили, потом перестали. Легкомысленная пошла молодежь!
А когда из Союза выпускать стали евреев, родился анекдот: «Еврейка не жена, а средство передвижения». Евреи толпой ломанулись с зоны, вывозя на себе своих русских мужей и жен, тещ и тестей, свекров и свекровей… Многие из них собирались использовать Израиль как перевалочный пункт на пути в прекрасную Францию или в Штаты. Аборигены Израиля совсем не обрадовались, когда на их маленькую страну обрушился огромный шквал русских, как они называли выходцев из СССР, и отношение к мигрантам нельзя было назвать ласковым. Те из мигрантов, что были помобильней и побогаче, предприняли очередной еврейский исход. Теперь уже – из «земли обетованной», каковой та не оказалась для людей совершенно другой культуры, другого языка и менталитета. В Союзе они были жидами, в Израиле стали русскими. Такая непруха! Как прикажете сидеть меж двух стульев? Кто-то возвратился на старый, просиженный поколениями предков. Кто-то приспособился к новому. Так оно всегда бывало в «Эфиопии», одни где-то оседали, другие шли дальше, но евреи, один из редких народов, который не рассеялся бесследно в дебрях тысячелетий, подобно киммерийцам, скифам, сарматам, от которых не осталось ни языков, ни обычаев. Только скифские стрелы в крымских степях. Хотя – нет. Киммерицы свой след четко печатали в твердь земную. Но об этом – потом!
Клио летает быстро. Перемещения ее отслеживать тяжело даже когда перемахивает она всего -то через десятилетия. Для нас, живших тогда, каждое из них равнялось целой эпохе. Сто лет назад, когда «немытую Россию» стали умывать кровью, люди также не знали, как им выжить, куда метнуться, и где они гнездуются, птицы счастья. Не миф ли они? Большевики уверяли, что нет. Сбросить в море белую сволочь, и птицы прилетят сами! «Белая сволочь» уходила на кораблях уже не на ловлю птиц…
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня;
Я с кормы все время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Все не веря, все не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь все плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо:
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
(Николай Туроверов).
Перед погрузкой на корабли кавалеристам приказали коней пристрелить. Вероятно, не все смогли. Туроверов – не смог… Как среди тех, что штурмовал Перекоп, так и по другую его сторону были поэты, искренние и честные. Побежденные страдали, тот же Николай Туроверов:
«И в этот день в Чуфут-кале,
Сорвав бессмертники сухие,
Я нацарапал на скале:
«Двадцатый год – прощай, Россия!».
Совсем другим настроением проникнуты стихи Эдуарда Багрицкого, одного из трибунов революции:
«...Смолой горючей закипает злоба,
Упрись о пень, штыком наддай вперед,
А сзади – со звездой широколобой
Уже на помощь конница идет.
...И, разогнав крутые волны дыма,
Забрызганные кровью и в пыли,
По берегам широкошумным Крыма
Мы яростное знамя пронесли».
Заглядывая в минулое, наш современник, поэт и бард Константин Фролов-Крымский отождестив себя с белым офицером, создал стихотворение «Я ведаю», по силе чувства не уступающее тому, что писали участники далеких событий:
«Я ведаю, чем это кончится –
Антихрист сорвется с цепи,
Крылатая русская конница
Растает в бескрайней степи.
Мы мечемся в поисках истины,
А истина рядом, мой друг.
И пусть эта жертва бессмысленна,
Но я отправляюсь на Юг.
Туда, где колами и вилами
Грядет восемнадцатый год,
Где Белая Стая Корнилова
Уходит в Ледовый поход.
Прервать сатанинские оргии,
Бог о бок, навстречу беде,
Идут кавалеры «Георгия»
И девочка Софья Боде...»
Победители торжествовали. Поначалу все шло тихо-мирно, население поверило, что пролетариат великодушен и никому мстить не будет. Но затем Крым попал под власть ортодоксального революционера Бела Куна и началась бессмысленная кровавая бойня, картины которой написаны Максимилианом Волошиным «с натуры»:
«Зимою вдоль дорог валялись трупы
Людей и лошадей. И стаи псов
Въедались им в живот и рвали мясо.
Восточный ветер выл в разбитых окнах.
А по ночам стучали пулеметы,
Свистя, как бич, по мясу обнаженных
Мужских и женских тел.
Весна пришла
Зловещая, голодная, больная.
...Зима в тот год была Страстной неделей,
И красный май сплелся с кровавой Пасхой,
Но в ту весну Христос не воскресал»
(Красная Пасха. 1921 г.)
Максимилиан Волошин своему внутреннему маятнику не дал качнуться к бездне, хаосу и озлобленности. Он остался на единственно возможной для него позиции – Гуманиста.
«Его понятия об истории человечества и истории культуры опираются на всю выработанную веками в борении, в диспутах, в спорах гуманитарную мысль о высшей ценности личности, ее свободе и достоинстве» (Л. Озеров. Максимилиан Волошин, увиденный его современниками).
«Те, кто знали Волошина в эпоху Гражданской войны, смены правительств, длившейся в Крыму три с лишним года, верно запомнили, как чужд он был метанья, перепуга, кратковременных политических восторгов… Изгоем оставался он при всякой власти. И когда он с открытой душой подходил к чекисту, на удивление вызывая и в том доверчивое отношение – это не было трусливое подлаживание. И когда он попеременно укрывал у себя то красного, то белого – и вправду не одного уберег – им руководил не оппортунизм, не дряблая жалостливость, а твердый внутренний закон» (Е. Герцык. Воспоминания).
«В те дни мой дом, слепой и запустелый,
Хранил права убежища, как храм,
И растворялся только беглецам,
Скрывавшимся от петли и расстрела.
И красный вождь, и белый офицер –
Фанатики непримиримых вер –
Искали здесь, под кровлею поэта,
Убежища, защиты и совета»
(«Дом поэта». 1926 г.)
«Человек... – писал М. Волошин, – важнее его убеждений. Поэтому единственная форма активной деятельности, которую я себе позволял, – это мешать людям убивать друг друга».
Только таким и может быть истинный Художник. Те, кто жаждет наград, лавровых венцов, не мастера и даже не подмастерья, но именно к таким работникам пера всегда благоволит Власть. Стихи Волошина, по признанию его современников, были то заклинаниями, то пророчествами. Поэт и нам напророчил в 1919 году реалии нового времени:
«Одни идут освобождать
Москву и вновь сковать Россию,
Другие, разнуздав стихию,
Хотят весь мир пересоздать.
В тех и других война вдохнула
Гнев, жадность, мрачный хмель разгула,
А вслед героям и вождям
Крадется хищник стаей жадной,
Чтоб мощь России неоглядной
Размыкать и продать врагам».
Но мы, что тогда, что теперь, не замечаем чумные трупы на катапультах… Впрочем, что это я! Богу – Богово, искусствоведам – «искусствоведское»! Сразу же сообщаю: я ни по каким показаниям к работе в архивах не способна, так что сведения о Волошине, как и стихи, взяты из настольной книги «У времени на юру».
О массовых расстрелах бывших белых офицеров имеется множество свидетельств. Мне посчастливилось застать в живых старожилов Севастополя, которые до последних дней помнили тогдашний кошмар. Во всех городах Крыма казнили вероломно людей, готовых принять Советскую власть, служить ей. Эти люди честно явились на регистрационные пункты и были уничтожены. В их лице Советы убили правду, свободу... самих себя. (Писали, что Фрунзе чуть не застрелился, узнав о деяниях еще одной революционнной садистки, Замлячки (Розалии Самойловны Залкинд), истинной сподвижницы Белы Куна! Но то Фрунзе, человек с честью и совестью, а власть отблагодарила «кровавую Розу» наградами и должностями и почетно упокоила в Кремлевской стене. Как знать, не владела ли Розалией «похоть властвования», идея национальная, тождественная идеи социализма? В светлое будущее путь открыт только избранным! А про Белу Куна в годы моего детства издали книжку. Из нее мы узнали, какой кристально честный он был человек, истинный борец за права трудящихся!). «Красный террор» в Крыму стал прелюдией грядущих репрессий. Поэтому строки Осипа Мандельштама «Где обрывается Россия над морем черным и глухим» отнести можно не только к первой волне эмиграции. Самоубийство Марины Цветаевой являлось, по сути, спланированным убийством. Это молодой она могла писать из Феодосии 1917 года:
«Плохо сильным и богатым,
Тяжко барскому плечу,
А вот я перед солдатом
Светлых глаз не опущу»
Молодость беспечна, беспечальна, бестрепетна, она ничего не знает о катапультах… Людмила Корнеева в своей книге приводит воспоминания В.В. Вересаева, который спросил Дзержинского, для чего надо было уничтожать тысячи людей, в числе которых были и кавалеры «Георгия», и совсем еще зеленые мальчики.
«Он ответил: «Видите ли, тут была сделана очень крупная ошибка. Крым был основным гнездом белогвардейшины. И чтобы разорить это гнездо, мы послали туда товарищей с совершенно исключительными полномочиями. Но мы никак не могли подумать, что они так используют эти полномочия»
Перескочив через пару десятилетий, обнаружим «товарищей с совершенно исключительными полномочиями» и в воюющей армии, и в партизанских отрядах: НКВД взялось обнаруживать и уничтожать агентурную сеть врага. Агентурная сесть у врага была, и с ней следовало бороться, но в нашей стране все акции осуществлялись под лозунгом «Лес рубят – щепки летят», и любой человек легко мог лишиться и чести, и жизни уже по причине национального или социального происхождения. Неправильная, подозрительная национальность, тот факт, что он «из бывших», перечеркивали его подвиги. Наверное, не все работники НКВД изводили леса на щепки, но вседозволенность развращает. И выслужиться охота… Мы, приматы, рождаемся, чтоб расти. Кто-то – духовно, кто-то – карьерно, кто-то – просто в длину, а прекращение роста приводит к последствиям, непредсказуемым порой даже для самого индивида. Гору черепов нагромоздит, чтобы встать повыше! Странно, что уцелели – хоть в каком-то количестве – крымские партизаны, оказавшиеся меж молотом и наковальней – карателями и «чистильщиками рядов»... которые зачастую оказывались страшней карателей. (Перечитайте главу из книги В. Микоши). Странно, как вымиравшие от голода партизаны умудрялись совершать вылазки, в каждой из которых погибало их больше, чем солдат неприятеля и «самооборонцев». На одном спирте действовали в тылу противника?
Агентурную сесть врага чекисты старательно вычисляли, зато свою наладить так и не смогли. Немецкие оккупанты очень быстро обнаружили ее и уничтожили. Подпольное движение возникло потом, стихийно, и создавали его обычные люди, такие, как мать Романа Болтачева.
Я была неправа, предположив, что немцы не привезли на полуостров зондеркоманды. По данным очерка о партизанах, имелась у них и зондеркоманда-11а и другие формирования по уничтожению населения, то же СД. Да и «самооборонцы» не дремали. Этим нравилось сжигать людей заживо. В 42-году в СОРе ничего не смогли узнать ни о судьбе обреченного евпаторийского десанта, ни о судьбе самого города, жители которого и помогали десантникам, и прятали их. За что и поплатились. В очерке пишется: «Стоит отметить, что расстрел мирного населения Евпатории являлся первым случаем участия войсковых частей в подобных «акциях возмездия» в Крыму... Как это ни странно звучит, но Айнзаценгруппа Д, проводившая этнические чистки на территории полуострова... отказалась от участия в «акции возмездия» в отношении населения Евпатории, поддержавшей десантников, армейским частям были выделены лишь три офицера СС. Вина за расстрел гражданского населения в Евпатории целиком лежит на «армейцах». Выполнял его личный состав охраны аэродрома Саки, относившийся к Люфтваффе. Командующий 11-й армией Э. фон Манштейн на послевоенном суде всячески отмежёвывался от этого случая».
Теперь можно предположить, что случай был не единичный – лиха беда начало! Именно немецкие патрули прочесывали Симферополь в поисках подозрительных лиц и учиняли малые «акции возмездия». По свидетельству Р. Болтачева, все деревьям в центральном парке были увешаны казненными. У каждого на груди табличка – «еврей», «коммунист». Там, с табличкой «еврей», Рома обнаружил тело своего деда, бородатого русского боцмана с линкора «императрица Мария»…
Но все люди разные. О своем военном детстве рассказывал Бегосинский-старший, сотрудник Общества охраны природы. Он был из семьи балаклавских греков. В дни оккупации его старшая сестра устроилась, чтобы обезопасить семью, мелким клерком в немецкую комендатуру. Она была красивая, за ней стал ухаживать офицер, видимо, переводчик, а Бегосинские прятали у себя краснофлотца Васю, бежавшего из плена. Шкафы тогда ставили углом, между стеной и шкафом образовывалось пространство. Там, на табуретке, и сидел Вася, когда немец приходил в гости к девушке. А приходил он к ней часто, надолго. Вася дышать не смел, не то, чтобы чихнуть или пошевельнуться. Перед самым бегством из Балаклавы офицер зашел попрощаться. Постучал по шкафу, сказал: «Вася, завтра здесь будут ваши. Но они будут очень злые, ты дня два на улицу не выходи, а то они сразу тебя пристрелят». Вася не послушался, и о дальнейшей судьбе его никто ничего не знает.
Однако, самыми свирепыми были венгры. Там, где появлялась их вторая армия, никого не оставалось в живых. Даже немцы негодовали от того, что творили венгры, сами их опасались, потому, вероятно, не взяли в свою будущую новую Готию, а командующий Воронежским фронтом генерал Ватутин, потрясенный зверствами оккупантов, издал приказ:» Мадьяр в плен не брать». Приказ был устный, но его тут же приняли к исполнению. Непонятно, откуда такая кровожадность в народе, фольклор которого на нее даже не намекает? А задорный чардаш, который я так любила в юности?..
Нас, послевоенное поколение, с детских лет готовили к подвигам. На всякий случай? «Если завтра война, если враг нападет», а наша армия куда-то откатится, мы должны будем бороться с оккупантами так же храбро, как краснодонцы. А, если схватят, так же стойко выносить пытки. В начале семидесятых, после событий в Чили, я прочла воспоминания человека, чудом вырвавшегося из пиночетовского застенка. Он признался, что непрерывных зверских пыток люди выдержать не могли. У каждого – свой запас прочности, каждый терпел, сколько мог, а потом или сходил с ума, или начинал говорить. Да, были редкие мужчины и женщины, которые никого не выдали, но таких были единицы. Не удивительно, что две женщины, оставленные НКВД в Севастополе для подпольной работы и схваченные фашистами, признались во всем, что знали. И не они одни. Можно ли осуждать нас за то, что мы – биологические тела, чувствительные к боли? Природа нас, «люсийцев» наделила этой чувствительностью для выживания, а болевой порог у каждого свой и мало кто горазд его одолеть. Даже Идеи ради. В современном мире, с применением химических методов допроса, только специально подготовленные люди способны хранить «военные тайны». Ни Мальчишу-Кибальчишу, ни Олегу Кошевому это не удалось бы. А в плен попадали иногда не потому что сдавались – принимали за своих неприятеля, переодетого в советскую форму и отлично говорившего по-русски, как те же фольксдойче. Нам, «эфиопцам», вообще стало сложно друг друга распознавать по мере удаления от общего истока. Или их было несколько?
Автор материала «Не женимся ли мы на кузинах?» ограничил свое исследование Англией и Францией, не самыми крупными и густонаселенными странами. Едва ли его выводы годятся для Индии и Китая.. А как насчет шерпов? Может быть, в Гималаи они перебрались с берегов Темзы? Или – Невы? Не слишком удивлюсь, если окажется, что таки да! В сущности, все, что есть – география, история, эпосы – есть совокупность наших допущений. Мы слишком ограничены в знаниях, чтобы утверждать что-либо наверняка. И материки разбегались, и земная ось переворачивалась, и климат менялся. Ледники то наступали, то отступали, океаны выходили из берегов, захлестывая целые континенты, а все живое на коре земной то вымерзало, то тонуло, то дохло с голоду. Как, по одной из гипотез – несчастные динозавры, останки которых обнаружились в Антарктиде. Как выжили наши предки, одному Богу ведомо, если Он есть и сотворил нас... во всем нашем несовершенстве. Даже если несовершенство от Дьявола, не мог Создатель потерять из вида инфантильную парочку! Он же – Вездесущий! Значит, предвидел дальнейшее развитие сюжета. Если не Сам задумал этот сюжет для целей, которые нам не постичь! Но легенда хороша тем, что не требует никаких трактовок. В ней все просто: преступление-наказание.
Другие легенды – отголосками – присутствуют и в Махабхарате и в мифах Древней Греции. О великих битвах богов и битвах богов с титанами. О баталиях с применением оружия, весьма напоминающего ядерное, и кипевших не только на земной тверди, но и за пределами ее. Так что для нас библейская версия – самая удобоваримая. Ну, а если в нас присутствуют гены воинственных богов (или титанов), то этим объясняется наша природная агрессивность. Вопрос – кто породил богов, они откуда взялись на периферийной планетке, останется без ответа. Разве что боги – если кто из них уцелел где-нибудь во Вселенной – сами сочтут нужным нас просветить. Но если от Высших и наши порывы к звездам и потребность убивать ближнего безо всякой на то нужды, то теми еще ребятами были Высшие! Или их кровь почти полностью рассосалась в крови прямоходящих приматов за миллионы лет нашего видового существования? Имеется вполне приемлемая гипотеза, что мы, ныне живущие, есть обломки предыдущей высокоразвитой технической цивилизации, которая себя погубила своим оружием. Об этом и повествует древний индийский эпос. Уцелевшим пришлось все начинать с пещеры. Да и уцелели не самые продвинутые, даже не жители «райцентров» – туповатые обитатели глубинки. Их, несчастных, одичавших по самое не могу, выручали Учителя. Они же – Пророки. Они же- Боги. Культурные личности, чудом пережившие катастрофу. Было их всего ничего, но они привносили в пещеры знания...большинство которых оказалось приматам не по уму и превратилось с течением веков в сказки. Так, может быть, миф о Прометее не такой уж и миф?.. А если предположить, что особи с паучьими мозгами тоже не все сгинули, обособились где-нибудь на Олимпе? Как-то уж слишком люто расправились они с Прометеем! В лучших, можно сказать, традициях гомо сапиенс! А откуда взялись творцы предыдущей цивилизации? С каких берегов какой эфиопской речки? Клетка амебы взялась эволюционировать?
«В меркаторской проекции Земля
нарезана арбузными слоями,
и голос бездны в Марианской яме
вмещает страх любого корабля.
Скажи, зачем мы вышли из воды
не лестницей на небо – просто трапом?
...И плавники, чертя свои следы
На том песке давно свернулись в лапы.
Не хлопнешь ластой – ой – на дурака,
не навернешь хвостом врагу и хаму.
Забыли нас и море, и река –
двуногие – сколь приняли мы сраму.
Те, вольные, не пакостили дом
и плавали легко в крови планеты…
Сменили мы чутье на карты и приметы,
Но манит нас любой ближайший водоем»
(И. Бохно).
Нам, кровь из носа, потребовались религия и наука. В единстве противоположностей. Чтобы и знать все точно, наверняка, о Промысле Божьем, и постигать неведомое. Средневековые мореходы не плавали дальше Саргассова моря. За ним располагался край плоской земли, откуда всякий неосторожный корабль падал в бездну. У викингов не было ученых, поэтому они добрались до Ньюфаунленда. У полинезийцев, достигших острова Пасхи, тоже ученых не было. У египтян, как у многих других народов, функции ученых выполняли жрицы, а с ними никто не дебатировал на темы мироустройства. Обычному человеку все должно было быть ясно, как Божий день. Но для пытливого «эфиопского» ума существовала еще и ночь со звездами и планетами. Причем, не все они вращались вокруг Земли! Это Земля, назло и вопреки Птолемею, вращалась вокруг Солнца! Ученые подрывали горделивое «эфиопское» представление об исключительности землян! На защиту исключительности встала церковь во всеоружии карательных средств. За что боролись!
Это Церковь намалевала нам ад, а Данте, как сын своей эпохи, вытащил из подкорки сцены, которые наблюдал с младенчества. Их он силой творческого воображения преобразовал в слова. У нас у всех внутри – полный ад, просто не каждому хватает таланта извлечь его наружу и придать ему форму.
Очень хочется Бога. Но не карателя со злобными близко посаженными глазами, как на иконах византийской школы – сострадательного, снисходительного к нашей земной природе. Сколько бы мы ни прыгали в Космос, все равно остаемся в родных пещерах, водим хороводы вокруг костров. Хочется Бога, который радуется, когда нам удается сделать что-то хорошее. Красивое. В меру умное. Он тогда – улыбается. Он страдает, когда мы творим беспредел. Но не затем Он дал нам свободу воли, чтобы ежедневно сходить на землю, раздавать шлепки, подтирать носы, убирать дерьмо за альфа-самцами. А дерьма уже столько, что мы, всей «Эфиопией» вот-вот захлебнемся в нем.
Я утратила Бога, когда утратила мужа. Сколько ни молила Его сохранить жизнь моему любимому человеку, но не докричалась, не дозвалась. Бог, наверное, руководствовался своими, высшего порядка, соображениями... Если это слово вообще уместно в данном контексте! Моя бывшая коллега сказала, что Андрюха стал ангелом. Хорошо бы! Ангелы лишними не бывают.
Аделаиду Герцык современники называли поэтессой-святой. Натура глубоко религиозная, поклонявшаяся в юности святому Франциску Ассизскому, и арест, и голод, и надругательства, выпавшие на ее долю в Судаке в 1917-1921 гг. восприняла как знак свыше, как назначенное ей испытание. «В такие ночи (когда выл от голода ее сын), дрожа в лихорадке от голода и холода, – эта неугасимая душа слагала свои стихи, пела свои гимны и славила Бога» (Б. Зайцев. Из дневника).
«Как безумен, как чудесен этот мир!
Я ли здесь? И что изведать мне дано?
Новой тайны, новой веры пью вино...
(«Подвальные», 1941)
Достичь таких высот способны лишь единицы, даже из числа верующих. Мне куда понятней психологически народоволец Ипполит Мышкин, которого тюремщики вшестером не могли оттащить на казнь через повешение. Сильный мужчина, он отбивался руками и ногами, пока они не навалились на него всей толпой, не скрутили и не выволокли из камеры. До последнего дыхания человек боролся за жизнь.
Сдается мне, что презрение к смерти еще не есть признак храбрости. Это может быть и отчаяние, и внутренняя опустошенность, и разочарованность во всем и во вся. Презрение к смерти может быть желанием смерти. «Последний бой» Ипполита Мышкина не свидетельствует о его трусости – он прибег к единственной из возможных для него форм сопротивления насилию. На его месте, наверное, и я б вела себя как-то так же – забилась бы, как кошка в угол, царапалась и шипела. Наверное, не значит наверняка, а мужество и храбрость, на мой слух, не синонимы. Мужество спокойно, уверено в себе, храбрость – порывиста. Мужество – генерал, храбрость – атаман с шашкой наголо.
Обреченные зачастую сражаются на автопилоте. Те, кому чуждо смирение или вера в Промысел Божий.
«А повешенным сам дьявол-сатана
Босы пятки лижет.
Эх, досада, мать честна,
Ни пожить, ни выжить!»
(В. Высоцкий)
Общеизвестно, что у наших людей нельзя спрашивать, как они поживают. Люди тут же начинают отвечать на вопрос. Долго и подробно. Это естественно. Не имелось у нас психологов, в которым человек Запада обращается по поводу и без повода – мы бегали друг к другу. Изливали душу друзьям и подружкам кто за кофе, кто за стаканом национального напитка, спрашивали совета и получали его. Друзья и подруги нашими бедами проникались искренне, как своими, а что их советы порою только вредили... Они же не настаивали на исполнении! Расхожая фраза «чужую беду рукой разведу» не всегда имеет смысл негативный: хуже всех, мы знаем самих себя. Отсутствует взгляд со стороны. Не всегда верный и беспристрастный, взгляд снаружи подмечает все то, чего изнутри за внутренней сумятицей не разглядеть. Важно научиться сопоставлять взгляды, но для этого мы слишком эмоциональны и... заселены предками.
В одной из умных книг прочитала, что по простейшим бытовым нашим реакциям можно определить, кем предки были – степняками, горцами или жителями лесов. Если при переходе улицы, ввиду надвигающегося на нас транспортного средства, мы опрометью мчимся вперед, значит, пращуры были конниками, кочевниками. Если замираем на месте – горцами: на тропе, чтоб не попасть под камнепад, не ухнуть в ущелье, лучше остановиться и переждать. А если начинаем метаться из стороны в сторону, значит, предки обитали в лесу – перебегали от дерева к дереву, укрываясь от неприятельских стрел. Основное в себе мы вытащили из древности.
По свидетельству английских психологов супругов Алана и Барбары Пиз («Язык взаимоотношений. Мужчина и женщина»), «налаживание отношений с помощью разговора – приоритетная программа женского ума. Женщина безо всякого напряжения может произносить до 600-8000 слов в день. Она использует дополнительно 2000-3000 звуков при общении, а также 8000-10000 жестов, мимических ужимок, движений головой и других сигналов, которые называются языком тела.
В отличие от женщины, мужчина произносит ежедневно около 2000-4000 слов, 1000-2000 дополнительных звуков и делает всего 2000-3000 жестов, что составляет около 7000 слов» – лишь треть от производительности женщины... Цель женщины при разговоре – поговорить. Но мужчина воспринимает эту бесконечную болтовню о проблемах, как призыв о помощи...».
Древний мужчина уходил на охоту в стае сородичей, а там требовалось вести себя тихо, «переговариваясь» свистом и жестами, чтобы не выдать себя и не спугнуть зверя. Женщины оставались в «лагере», занятые насущными делами – приготовлением пищи, шитьем одежды, надзором за детворой, а чтобы не заскучать – болтали, не закрывая ртов. Мужчине требовалось хорошо запомнить дорогу – в лес и обратно: и самому не заплутать, и добычу донести, куда надо, отчего у него выработалось туннельное мышление. Мужчина может думать лишь о чем-то одном, тогда как женщина – обо всем сразу. Сидя у пещеры, она внимательно смотрела по сторонам – не подкрадется ли хищник, не вылезет ли змея, не потеряется ли ребенок, смотрела на 360 градусов вокрест, продолжая и шить, и готовить, и говорить…
Конечно, и мужчина мужчине рознь, и женщина – женщине. Актеры и политики обоего пола равно говорливы. Помнится, Юлия Тимошенко больше двух часов стояла на трибуне, на шпильках, и толкала речь. Без единой паузы. Стойкая тетенька! А попробуйте заткнуть актера, режиссера или писателя, когда он начнет рассказывать о себе-любимом или учить, «как нам обустроить Россию»! Такое поведение обусловлено не только «похотью властвования», но и устройством мозга. В голове классического мачо речевой центр как таковой отсутствует, тогда как у женщины разбросан по обоим полушариям, плотной сетью. Однако, и классических мачо, и стопроцентных фемин в наших стаях почти не водится. Мозг человека формируется в последнюю очередь, много позже половых органов, и его тип – мужской или женский – зависит от количества попавших в него гормонов. Если преобладает тестостерон, мозг формируется по мужскому принципу, если эстерон, то по женскому. Так, в ряде случаев, рождаются мальчики, которым нравится играть в куклы, и девочки, предпочитающие куклам луки и стрелы. Мозг обычного человека получает оба гормона, в разных пропорциях, и на свет появляется личность смешанного типа. Таково большинство «люсинцев». У людей театра эстерона все же больше, чем у монтажников, поэтому многие из них и капризны по-женски, и говорливы… Но это уже – по моей думке, основанной на личных наблюдениях.
Старость нас уравнивает психологически, уродует и внешне, и внутренне, но не избавляет от основополагающих черт. Седеют и брюнет, и блондин, но цвет глаз у них остается прежний. Флегматик и в сто лет не станет холериком, а холерик – сангвиником, сколько б каждый из них ни боролся со своим темпераментом. Как и с генетическим наследием предков, хотя в нашей крови давным-давно перемешались, и степняки, и жители дремучих лесов, и горцы, и те, кто обитал в холодной тундре или жарких песках пустынь, отчего мы ведем себя по-разному в одинаковых, казалось бы, ситуациях. То так, то этак!
Супруги Пиз много путешествовали по миру, изучая население планеты, но за «железный занавес» они не проникли! К нам, особой генерации двуногих-прямоходящих! Нас не объять англосаксонским умом! Это у них мужчина может битый час рассматривать карту, но ни за что не спросит дорогу у прохожего, это для него унизительно. У нас – запросто. Высунется в окошко и спросит. А прохожий и словами, и жестами охотно объяснит, куда ехать. Англосаксы, впрочем, тоже особая генерация, свысока взирающая на прочие приматские племена. Сразу оговорюсь, что лично я не знакома ни с англичанами, ни с немцами, ни с «разными прочими шведами». И немцев, и англичан знаю по их книгам и фильмам, а о шведах после Полтавской битвы не знаю ничего. Кроме того, что они не носят шубы зимой. Предпочитают надевать под куртки несколько свитеров, которые создают воздушную прослойку, избавляя ею от громоздкой и тяжелой одежды. Так говорили те, кто посещал Скандинавию. Я – не посещала. А и книги, и фильмы и у немцев и у англичан бывают весьма и весьма достойные.
Мой Андрей очень любил дискавери, и о природе, и о животных, и об истории, а немецкий фильм «Дьявол и мадам Д» мы собирались найти и посмотреть еще раз. Не успели. Мой наезд на «герров фрицев» и прочих «герров» есть ответная реакция, пусть и не вполне адекватная, на разгул русофобии, рывок патриотических эмоций. Но ведь «герры» сами о себе пишут правду! На Пуаро Агаты Кристи среднестатистические англичане взирали как на недочеловека, иные даже разговаривать отказывались с «французишкой», а в романе писательницы, чью фамилию я забыла (плохо запоминаю английские и немецкие фамилии!), героиня с толикой раскаяния признается, что взирает сверху вниз на русского дворника. Да, он в прошлом князь, он образованный человек, знает несколько иностранных языков, а она всего лишь школярка, но... она – англичанка. Уже это одно ставит ее на недосягаемую для выходцев с материка высоту! Французы англичанам отвечают взаимностью не только из-за Жанны д Арк.
«В мае 1940 немцы оккупировали Бельгию и Голландию, что дало возможность обойти линию Мажино. – сообщил мне по Интернету Юрий Дробаха, человек, не безразличный к истории. – В окружении оказались 400 тысяч англичан, французов и бельгийцев. Вместо того, чтобы сражаться и выйти из окружения, союзнички решили срочно эвакуироваться из порта Дюнкерк. Немцы клещи окружения сжимали слабо, Гитлер запретил использовать танковые соединения, полагая обойтись одной авиацией, но этого было недостаточно (серьезная ошибка Гитлера) . За неделю на Британские острова перевезли почти 340 тыс. чел. Спаслись британцы, благодаря французам. Часть войск союзников они все-таки спасли (около 95 тыс. чел.), но 50 тыс. французов все-таки погибли. А ведь даже гражданские(!) помогали эвакуировать. Кинули клич среди населения, и к побережью Фландрии потянулись катера, баркасы, яхты и даже спасательные шлюпки. Войска эвакуировали на 860 судах. Операция в Дюнкерке – несмываемый позор союзников»
Нашими союзниками они тогда еще не были. Стали ими после самой крупной в истории десантов операции «Нептун», высадки на побережье Нормандии 6 июня 1944 г. Нам союзникам не за что в пояс кланяться: второй фронт они открыли из страха перед нами, когда их верхушка уразумела, что мы вот-вот сами возьмем Берлин, а потом победным маршем пройдем по Европе, насаждая везде коммунистические правительства. Этого допустить они не могли. Под «ними» имеются в виду их альфа-самцы, а не обычные люди, которые тонули с караванами в ледяном море и выбрасывались из моря на укрепленное побережье. «Работа» десантника мне кажется самой тяжкой из военных «работ». Представляю, как трудно было пехотинцу сделать первый шаг из окопа, преодолеть инстинкт самосохранения.
Друг юности Колесников поделился как-то воспоминаниями своего деда: первым на бруствер выскакивал комиссар с пистолетом, кричал: «За мной!», но никто за ним не бежал. Тогда он спрыгивал в окоп, повторял попытку поднять роту в атаку, и, наконец, пристраивался за спины солдат. С пистолетом. Угрожая пристрелить всякого, кто не подчинится приказу. Жажда жизни оказывалась сильнее геройского комиссара, но и пулю в спину получить никто не хотел. Так что фронтовые сто грамм появились не случайно. Наибольшие потери в войну приходились на долю «царицы полей». По данным архивов, из тех, кто призывался в сорок первом в пехоту, до Берлина дошли чуть ли не единицы. Но у пехотинца, при всем том, под ногами была земля. А когда человек бросается в море, у него врагов два: неприятель на берегу и волна. Если тебя ранило в море, никакой санинструктор до тебя не доберется. Почему-то побережье Нормандии представляется мне таким же голым, как евпаторийское побережье, и также хорошо укрепленным. Да и немцы были не промах. Убитыми, ранеными и пленными союзники потеряли 10000 человек.
«В 1944 при операции Нептун, высадка десанта происходила в нескольких местах, – уточняет Дробаха. – Так вот, в районе пляжа Омаха-бич высадка была неудачной, немецкие огневые позиции союзники подавить не смогли, и немцы дали просраться этому десанту. 5-й корпус 1-й американской армии, высаживавшийся на «Омахе», потерял 1700 человек убитыми и более 3000 ранеными. Страшно даже подумать, что было бы с американцами, если бы побережье в этом районе защищали отборные гитлеровские части, а не ослабленные подразделения, составленные из подростков и солдат старших возрастов».
Все это, конечно, мои «рассуждения у компьютера». Досужие. Не мне судить, кому как воевалось. Однако, дальнейшее продвижение десанта по Европейскому континенту было столь вялым и сопряженным с такими потерями, что союзники воззвали к Советам: выручайте! Срочно начните какую-нибудь наступательную операцию! И наши начали, не щадя своих измотанных боями частей. И пришлось немцам перебрасывать дивизии с Западного фронта на Восточный... Много десятилетий население Западной Европы праздновало американцев как приятных парней с белозубыми улыбками, освободителей. А кто только не брал Берлин! Все, кроме русских! Русские всю войну просидели за Уральским хребтом, а когда французы вошли в Берлин, подтянулись посмотреть, что там делается: русские всегда любили отдыхать на водах в Германии! Но все люди разные, и надменные англичанки бывают преданными женами людям других национальностей.
Вдова чилийца Виктора Хары, трагически погибшего в дни путча автора и исполнителя песен, которые любило все Чили (как и самого Виктора), переписывалась из Лондона со множеством его друзей и знакомых, берегла его творческое наследие. Он рассказывал о ней с восхищением: «Ее зовут Джоан Тернер. Она – англичанка. Встреча с ней – самое прекрасное, что случилось в моей жизни...Семейная жизнь – это самое главное и прекрасное в мире, когда два человека находят друг друга. Мы с Джоан счастливы. Это мой первый и последний брак». Любимой женщине посвятил он песню «Голубка», которую включал в свои концерты, исполнял по радио, напел на пластинку..
.Англичан живьем я один раз видела. Мельком. Когда они грузились в автобус, чтобы поехать в Балаклаву, в Долину смерти, где погиб цвет их аристократии. Это были очень старые англичане, один – на костылях, но они каждый год посещали место памятного сражения. Теперь уже вряд ли посещают. И сами умерли, и Таврида – под санкциями...которые так осточертели обычным людям всея «эфиопии», что люди стали на них плевать. Поэтому нельзя исключить, что прапраправнуки английских кавалеристов приезжают к нам почтить память предков. Они это умеют. Мы этому учимся заново.
Мы устали бояться. Нас так рьяно стращают и природными катаклизмами, и враждебными племенами с их суперкопьями, и коронавирусом...Не так страшен этот черт, как онкология, а волков бояться – в лес не ходить. Самый серый Волк, саблезубый Олигархат обитает не в лесах, закрытых для посещения. Вот к нему лучше не соваться. Мало ли, а вдруг он голодный! Товарищ сбросил по Интернету что-то вроде анекдота:
– Абрам, как жизнь?
– Я тебя не понял! Шо это за вопрос! Мы шо, уже не в одном государстве живем?
Я в других государствах не жила, но предполагаю, что и там стремно. Владимир Ильич Ленин изрек: «Нельзя жить в обществе, и быть свободным от общества». От общества – можно, внутри своего сообщества, а вот от государства – никак: оно впилось в общество, как стая энцефалитных клещей, всеми альфа-самцами, а на личностную свободу, как у Аделаиды Герцек или Волошина способен не каждый первый. Мы политизированы сверх темени. Верно говорили китайские мудрецы о жизни в эпоху перемен, сокрушались о тех, кто попадал в такие эпохи. Нас – угораздило! СМИ твердят, что перемены – благие, но мы исчерпали кладовые доверчивости. Во всяком случае, те из нас, кто претерпел Перестройку, развал Союза, лютые девяностые, чету Горбачевых, Ельцина, Чубайса и других предателей Родины.
При Украине Тимкин сосед по больничной палате, сильно верующий мужик, выкрикнул с гневом, недостойным христианина, но для гражданина естественным, что ничего хорошего не может произойти в стране, которой правят ведьма и прокаженный. Диагноз президенту Ющенко поставил он не по виду лица, по проявлениям мозга. Состояние лица стало как бы предупреждающим знаком, сигналом опасности! Что до Юли, то злобная ее аура пробивала даже телеэкран. Черная ведьма! Я из комнаты выходила, когда в телевизоре появлялась Тимошенко.
Мы друг с другом по-настоящему общаемся не словами – через ауру. Человек может улыбаться, мило щебетать, предлагать помощь, а с ним – некомфортно. Настораживает что-то неуловимое. Излучение, которое видно не глазами, а точкой солнечного сплетения. У спокойных, доброжелательных людей оно голубое, у тех, кто в ярости – багряное, с протуберанцами, у равнодушных или очень уставших – серое, часто – бесцветное. Сизое – у биовампиров, вечно несчастных, голодных, обиженных на весь мир. Зеленого видеть не приходилось. У «детей Сатаны» биополе черное. Аура, излучаемая человеком, отлично прочитывается, но редко осознается окружающими. Кому-то воспитание не дает, а кому-то хочется верить в доброе. Знанию вопреки! Именно «дети Сатаны» загромождают иконами свои квартиры и офисы. В рассчете на простодушных приматов? В одном из сериалов прозвучала умная фраза: нет на свете человека, которого бы не за что было убить. Добавлю: нет человека, который не тешил бы Дьявола в себе. Пусть по мелочам, из эгоизма, во имя неудовлетворенных амбиций и жажды похвалы. Под влиянием момента, в порыве ревности, обиды, оскорбленного самолюбия. Все – тешим, а потом спохватываемся. Кто-то кается, кто-то – нет. Те, кто самодоволен, потакают своей гордыне с любовью к ней. Ведь она – часть их эго!
«Совдеповские» руководители были трусоваты. Очень боялись чиновников рангом выше. Боялись быть обвиненными в нарушении доктрины социализма, согласно которой рабочий класс являлся непререкаемым гегемоном. В светлое будущее он шагал в союзе с трудовым крестьянством, а трудовая интеллигенция – чиновники в том числе – была лишь прослойкой. Прослойку следовало держать в узде, но рабочий класс обижать запрещалось. Однажды обидели – уж не помню, как – и рабочие объявили сидячую забастовку. На работу они пришли, но ничего делать не стали. Курили на воздухе. Тут же налетели стаей руководители – и горкомовские, и горисполкомовские, и профсоюзные. Все на атасе: забастовка в стране развитого социализма – это же невозможно! Стали выяснять у рабочих, чего они хотят. В новое время разогнали бы дубинками и уволили без выходного пособия!
В старое время главных праздников было в стране четыре. Два государственного значения – 7 Ноября и 1 Мая, один общенародный – День Победы, и один камерный – Новый год, праздник Надежд и Ожиданий. 23 Февраля и 8 Марта отмечали, в основном, в коллективах. Но ни в один из праздников люди, независимо от материального положения, не сидели за пустыми столами. Теперь – сидим. В будни – тоже. Такое «благополучие» стало привычным. И все-таки мы, получившие в детстве «прививку» надежд на будущее, продолжаем надеяться. Совмешая «прививку» с арийской народной мудростью: «Хорошо все, что плохо, потому что может быть еще хуже!».
Согласна, Крымский мост – это здорово! Жаль, рассекать по нему смогут лишь те, чей месячный доход равен цифре с пятью нулями и более!
В середине 60-х по стране пронесся клич «Берегите мужчин!». Сильный пол оказался слабее слабого. Мужчина быстрее бегает, он дольше и эффективнее может махать мечом, но стрессы, перегрузки, болезни переносит хуже, чем женщина с ее одинаковыми Х-хромосомами, из которых одна дублирует другую. Вдобавок, за тысячелетия существования вида мужская ухромосома потеряла львиную часть своих составляющих. Если так пойдет и дальше, мужчин не останется, и придется все начинать с начала – с праматери, которая носилась по Африке в поисках самца. И неизвестно, кого нашла. Когда первобытная семейка меняла место своего обитания, впереди шел мужчина, налегке, с луком и стрелами, а сзади влачилась женщина с детьми и поклажей. Мужчина не помогал ей перемещать тяжести – ему нужны были свободные руки, чтоб, в случае внезапного нападения, защитить семью. Он был начеку – всматривался, вслушивался, принюхивался… Современные женщины, вняв призыву, отобрали у мужчин луки и стрелы, но и поклажей не загрузили. Беречь, так беречь! Так мужчина лишился своих главных природных функций – защитника и кормильца. Не в военное лихолетье – в повседневности, как бы мирной. Отпала необходимость добывать мамонта и приволакивать тушу в родную пещеру... где его радостно встречали оголодавшие сородичи, и он себя ощущал незаменимым. Победительно себя ощущал. Повышался тонус, возрастала самооценка. Отогнал от стоянки хищника, уничтожил врага, и можно бить себя в грудь, прыгать и плясать! А потом – отдыхать, глядя в огонь.
Первобытный мужчина расслаблялся, когда смотрел в пламя. Современный вынужден довольствоваться экраном – телевизора или компьютера. Но ведь пламя костра было живым, в отличие от компьютерных излучений! А возвратившись из КБ или конторы со скромной зарплатой, не испытывает мужик тех мощных эмоций, которые испытывал предок с тушей мамонта! Страдает самоуважение, а от этого, возможно, и у-хромосома! Правда, страдать она начала задолго до технического прогресса, когда «эфиопцы» воевали чаще, чем строили капеллы. Греки колотили в щиты мечами и орали песнь презрения к смерти. Римляне, менее романтичные, усовершенствовали военное искусство. Завоевательная имперская политика не вязалась с чувством патриотизма, и в легионы нанимались в расчете на безбедную старость. Ветерану, которому посчастливилось выжить, назначалась пенсия, о которой и не мечтал ветеран Великой Отечественной войны, предоставлялась усадьба со всей утварью и рабами, но... по первому же зову альфа-самцов он обязан был прибыть вооруженным в действующую армию! Не бывает не только бывших оперов, но и бывших легионеров! Всех лучше устраивались наемники средневековой Европы. Тамошние графья и бароны беспрерывно враждовали друг с другом, а для ведения боевых действий вербовали ландскнехтов. Тем хотелось заработать денежку единственно возможным для них способом, но совсем не хотелось гибнуть за баронетов. Поэтому, оказавшись в нужном месте в нужное время, против таких же ландскнехтов, они оружие обнажать не спешили. Выстраивались и пересчитывались. Ага, нас пятнадцать, а вас семнадцать, значит, вы победили! И они расходились, сделав друг другу ручками. Может, еще и по чарке выпивали – за мир и дружбу наемников всей «Эфиопии!» «Тугрики» получали они авансом, не то б никакие принцы не поставили их под тогдашние трехлинейки! Подставляли народы уже на государственных уровнях. Во всех видах баталий, в осажденных городах и в окопах угасала мужская хромосома... Или она изначально была непрочной?
Мы ведь так и не знаем, кого нашла прапраматерь в сексуальные партнеры! Но женщины спохватились, пошли и на войны, и на вредное, тяжелое производство, и в быту освободили мужчин от необходимости вколачивать гвоздь. Ученые утверждают, что психологически женщина двадцатого века равноценна была мужчине шестнадцатого, мореходу и конкистадору. Приключилось так оттого, что женщина веками оставалась порабощенной, а, вырвавшись на свободу, стала наверстывать, последовательно проходя этапы исторического развития.
Есть надежда, что в будущем мужчины и женщины уравняются и научатся понимать друг друга. Это сегодня некоторые наезжают на мужей со скалками и патриархальными требованиями – крышу починить вместо того, чтоб пялиться в телевизор; детьми заниматься, а не бухать с приятелями! Вскопать огород! Устроиться на работу! Вариантов столько же, сколько отдельно взятых семей, а микроклимат каждой зависит от культурного уровня супругов. Умная женщина не погонит доходягу в молотобойцы – лучше она станет бизнес-вумен... Пополнит ряды Олигархата в качестве самой агрессивной и злокозненной его составляющей. Что до самцов паучьего клана, то они, вероятно, хромосому отождествляют с потенцией. Про хромосому они знают только, что она в них присутствует, но раз хватает «пороха» заводить моделек, значит, все супер с организмом! На их век его хватит. Главное, чтоб хватило денег. Чтобы их всегда было больше, чем потребностей, и хрен с ним с Сенекой и его нравоучениями!
Природа завела мужчину, чтоб открывать и захватывать новые пространства, а женщину – чтобы их обживать (везет тем, чьи дамы не желают обживать замок у моря и не требуют его в качестве трофея, любой ценой!) Для захватов требовалась разбалансировка психики, для обживания – стабильность. Она обеспечивается двумя Х-хромосомами. Установлено учеными медиками, что плод мужского пола перестраивается в утробе матери и начинает развиваться по женскому образцу, если материнский организм попадает в экстремальную ситуацию. Все делает Природа для сохранения Жизни! Однако, и о гормонах не след забывать. Многие из тех, кого презрительно зовут педиками – женщины, родившиеся в мужских телах, подобно тому, как девица-кавалерист Надежда Дурова – парень, угодивший в женское тело по воле тестостерона. Мы, обычные «эфиопцы» неоднородны как этнически, так и гормонально, так что – от каждого по способностям! Важно – сохранить мужика как важнейшую половину Рода, и на научном и на бытовом уровне. Наши бабы, конечно, и в открытый Космос смотаются, и яблони насадят на Марсе, если их припечет, обеспечат миленочку райский сад, но... лучше б не припекало! Лучше нам остаться в «Эфиопии», пусть и на петле Мебиуса, такими, как есть, со всем благим и дурным, что в нас понамешано. Верится, что благого – больше, не то б не занимались искусством, не бились с агрессором ценой жизни, любить разучились. Мы – не разучились даже когда точку солнечного сплетения заволакивает черная туча. Любой самый мирный мужчина за любимую женщину, за дочку и маму встанет, как за Родину-мать. Не простит убийцу и насильника, отомстит. Женщина отомстит за мужа и ребенка. Не каждая первая, тут все зависит от темперамента и вероисповедания. Убежденная христианка яд в грибы не подсыплет и за кинжал не возьмется – не примет грех на душу, препоручив злодея Всевышнему. Запрещено прибегать к оружию священникам и монахом, но и они, под воздействием обстоятельств, нарушают заповедь «Не убий». Пересиливает человеческое, земное. Вспомним, кем был Пересвет! И не случайно каждый человек в мгновение крайней опасности или смерти кричит не «Боже!», а «Мама!»
По статистике восемьдесят процентов мужчин предпочитают блондинок, десять – брюнеток и лишь «сухой остаток» – рыжих, русых, шатенок. Специалисты объясняют это инстинктом отцовства: у блондинок и кожа нежней, и голоса более детские, чем у женщин с другим цветом волос. Вдобавок, они частенько бывают глупышками или умело прикидываются дурами. Мужчинам нравится опекать беспомощных крошек, это льстит их самолюбию. Лично я знакома с несколькими умными порядочными блондинками, но и анекдоты не возникают на пустом месте! Из-под пяты деятельной властной супруги мужчина зачастую смывается под бок кошечки с ее простыми желаниями – дорогих цацек и отдыха на Багамах. Так продолжается, пока кошечка не выпускает когти: не начинает требовать развода, шантажировать и устраивать сцены. Мужчина оказывается к этому не готов: расслабляясь на стороне, он и в мыслях не имел уходить из семьи. Он привязан к жене – пусть она и не первой свежести, и характер порой не сахар. А дети! Они ж его не простят, если он их мать променяет на молодую любовницу! Тогда не дети у него будут, а недруги! Да и сам факт измены станет великой драмой! Детям не объяснишь, что по природе их отец – полигамен! Редкая жена это поймет и простит. Мужчина готов совершить преступление, только бы жена не узнала о его «пробежках» на сторону. Жены он боится больше, чем тюрьмы. Особенно, когда есть что терять в материальном и социальном плане. Да и когда нечего – душевный покой дорогого стоит.
Бизнес-вумэн, меняя мужчин, как шмотки, не озадачиваются их чувствами: новый муж – что новая шляпка, всегда можно купить следующего, но обычные приматки случайную измену супругу переживают трагически. Еще страшней им бывает, когда они хотят от мужа уйти, но боятся его. И в нашем мире сохранились дикие домашние деспоты. Место им – среди Наполеонов в палате номер 6, но на соседей и сослуживцев они умеют производить впечатление. Такой внимательный, заботливый! Цветы дарит супруге! И неважно, что супруга из дома выходит редко, сплошь намазанная тональным кремом! Им обоим не до тонких материй. Как, собственно, большинству. Не потому ли некоторые красавцы идут в альфонсы или занимаются мужской проституцией? Хочется «срубить» денег, а в «арсенале» – только плоть!
Среди многих изученных им трудов, святитель Лука прочитал, я уверена, и трактат Г. Дюрвилля «Призрак живых. Анатомия и физиология души», изданный в 1915 году в Петрограде. В свое время и я этот труд читала, но – бегло: большинство дорогих мне людей были живы, умирать не собирались, а я тогда по-своему верила и в Бога, и в бессмертие. С оптимизмом! Толику оптимизма господин Дюрвилль мне вернул. В предисловии он упомянул о шотландском предании, согласно которому «каждый человек имеет своего двойника на земле, который может являться к нему в знаменательные случаи жизни и в особенности в час смерти». Этот двойник есть мы сами, энергетическое поле, выходящее за пределы физического тела.
«Везде дух соединен с материей. Это соединение существует на каждом плане (сфере), где малейшая частица имеет материю для тела и дух для жизни». Современная наука считает, что материи во Вселенной – всего ничего, что и мы, и все, что нас окружает, есть стабильные состояния энергии, сгустки ее, доступные для пяти органов чувств. Она же утверждает, что даже две мельчайшие частицы во Вселенной, пролетая рядом всего мгновение, навсегда сохраняют память друг о друге. Каждый из нас состоит из множества частиц.
«Всякая вещь как форма исчезнет; как жизнь она продолжает существовать, – утверждает Дюрвилль. – «...Все есть вибрация во Вселенной... Когда прекращается одна вибрация, другая, более тонкая, продолжается сверху до низу лестницы, форма ломается, а жизнь длится», в свою очередь цитирует автор «Тайную философию Индии». А далее продолжает свою мысль: «Различные тела человека представляют собою лишь одежды, в которые облечены душа, подлинный человек, эго, бессмертное начало. Этих тел у вполне развитого человека семь. Только четыре из них, составляющие нашу временную сущность, доступны нашему исследованию при современном состоянии наших знаний…
1. Физическое тело, вместилище физиологических функций…
2. Эфирное тело, вместилище жизненной энергии, рассматриваемой исключительно с физиологической точки зрения, есть как бы архитектор, который строит физическое тело и заботится о поддержании его.
...Тело это составляет дубликат физического тела; в качестве такового его вообще называют эфирным двойником или просто двойником...»
«3. Астральное тело – обиталище чувствительности, воображения, животных страстей и мало возвышенных вожделений. Оно мыслит, но более чувственно, чем рассудочно. О нем можно сказать вместе с Паскалем: «Сердце рассуждает безрассудно»... Оно также обиталище того, что современные психологи называют низшим сознанием, бессознательным или подсознательным».
«4. Тело мысли есть обиталище воли, разума, благородной и возвышенной мысли. Оно хранит наши воспоминания и приобретенные нами знания. Это – мыслящее «я», разумная душа древних философов... Умирая, физическое тело разлагается и душа удаляется с тремя другими своими одеждами. Эфирное тело тоже вскоре умирает... на это вообще требуется не более 4-5 дней... (почему же тогда поминки мы устраиваем на девятый и сороковой день?!) Астральное тело живет вообще гораздо дольше и долговременность его существования меняется, смотря по степени эволюции души... Но час смерти наступает для него, как и для предыдущих; душа, освободившаяся, удаляется в тело мысли, которое составляет последнее одеяние ея, чтобы проявиться в новом и значительно лучшем состоянии, чем предыдущие.
Жизнь мысли, очень короткая и почти бессознательная у мало развитых людей с долгой астральной жизнью, длится наоборот очень долго у более развитых людей, астральная жизнь которых была короткой. Астральная жизнь есть очистительное состояние, а жизнь мысли есть как бы небесная жизнь религиозно настроенных людей, с той только разницей, что как бы длительна она ни была, она никогда не бывает вечною… Душа, достаточно развившаяся, вступает тогда в полное владение собою, с полным сознанием своего прошлого и будущего. Она видит, как свои земные существования, так и путь, который ей надо пройти, чтобы достигнуть совершенства... Видя основу, на которой будет ткаться ея будущие существования, пользуясь опытом своего прошлого, душа может в некоторой степени изменить эту основу соответственно своим вкусам, намерениям, способностям. Затем, снова влекомая к земле желаниям, которые ей надо исполнить, и повинуясь законам перевоплощения, она снаряжается и снова воспринимает тело мысли, затем тело астральное и, наконец, эфирное и физическое тела, чтобы возродиться на земле с единственной целью продолжить свое развитие».
«Хорошую религию придумали индусы»! Как я понимаю своим приматским умом, совершенство недостижимо, и развитие наше продолжаться будет всегда. Оно-то и есть бессмертие. Вид наш, пока существует, обречен жить по законам реинкарнации, но мне лично эти законы как-то ближе Единого Энергетического поля... «В древности, – продолжает Дюрвилль, – были известные понятия о существовании в нас многих различных начал и по выражению теософов нескольких тел... Халдейские маги, как почти все последователи Зороастра, верили в душу разумную, высшую, небесной природы, и в душу чувственную, животную, низшую и земной природы.
Греки тоже признавали две души: разумную и чувственную. Последняя, которую они считали подобием настоящей души, занимала среднее место между настоящей душой и грубым телом. Это подобие, которое они называли «эйдлон», появлялось в заклинаниях. И оно обитало на Ахероне» (Любили греки заселять и богами, и душами конкретно проименованные места!).
«Энний, – говорит Лукреций, – живописал нам эти священные места Ахерузы (устья Ахерона, вход в ад), где не обитают ни наши тела, ни наши души, но живут наши подобия»... Это последнее начало, которое вследствие появления призраков во все времена признавалось реальным, имеет по общему мнению те же черты, те же манеры, то же выражение, как у видимого тела. Это оно, говорят иллюминаты всех времен, появляется под видом привидения или призрака, иногда даже при жизни тех, кого оно представляет, но чаще после смерти, когда видимое тело не было похоронено или, когда разумная душа должна была сделать важное показание...» («Важные показания» оставили нам и Данте, и Вергилий. Но о христианском посмертии и путешествии души – лучше не надо. От этого сбрендить можно! Кстати, «священные места Ахерузы», населенные астральными душами, обнаружились на Керченском и Таманском полуостровах. Но об этом – потом.).
«Следует сказать несколько слов о телах человека по представлениям у древних египтян, – продолжает Дюрвилль. Физическое тело было только поддержкой, общей державой личности, которая влияла на него: это было инструментом для выполнения работы. Личность пребывала в трех невидимых телах, которые заключались обыкновенно в ка или двойнике...На многочисленных памятниках двойник изображается позади физического тела. Иногда он делает магнетические пассы, которые магически действуют на затылок человека, давая ему силу и жизнь...
При смерти душа Ба, изображаемая в виде ласточки с человеческой головой, улетала в блаженные области. Жизненное начало, Кху, пламя, исходящее из солнца, возвращалось к своему очагу. Двойник, Кха, покидал таинственную область неба, которая была его местопребыванием, царство Ашор, чтобы переселиться в могилу и снова соединиться со своей прежней державой, вливая в нее новую жизнь...» По мнению современных египтологов и биллетристов, древний египтянин был зациклен на своей ка. В течение всей жизни он готовился к смерти, работал, чтоб обеспечить ка достойное существование в мумии. Бедняки, не имевшие денег на мумифицирование усопших, вмуровывали их в стены своих жилищ. Так их близкие оставались и в кругу семьи, и при своих ка, а для воина не было ничего страшнее, чем погибнуть в чужой пустыне и там остаться. Он разлучался с ка! Лишался бессмертия!.
В своей работе Дюрвилль ссылается на Гайе, ученого, знатока жизни древних египтян: «Сидя на табурете, жрец под покрывалом двоекратно вызывает душу умершего: «Житель могилы! Житель могилы!» Двойник является, отраженный на огне или экране. Его завертывают в покрывало и переносят на статую умершего, который будет его державой... Двойник продолжает жить в могиле, но в случае опасности он может выйти и встать на одну из своих держав, так как для устранения всякого увечья похищения, уничтожения, которые были бы роковыми для него, заготавливают десять, двадцать, сто держав: крохотное изображение, которое можно скрыть в любом уголке, унести в кармане, или исполинские статуи, высеченные в горе, которые невозможно похитить...Вот эти-то статуи и вопрошали пророчицы. Их принимали за живые, одушевленныя жизнью двойника, и статуи отвечали словами или жестами на предлагаемые им вопросы...» (Интересно, что творится в музеях мира, где покоятся теперь мумии фараонов, когда в залах нет посетителей?..)
У древних китайцев душа «не простая и не чисто духовная. Она состоит из тонких частей материи: состав ея образуется из двух главных частей, линг и (извините, так у них говорится-пишется) ***нь. Линг, более очищенная и высшая часть, более способна для умственных действий. Из их соединения с телом образуется смешанное существо, способное к действиям разума, и к действиям, имеющим объектом материю. При смерти линг и хуень остаются соединенными. Они составляют существо, которое носит различные наименования, смотря по месту, которое оно занимает в воздушной иерархии; китайцы признают эти существа за духовные, но образовавшиеся из очищенной материи. В человеке, говорят они, есть еще третье существо, которое соединяется лишь с телом, то есть, с четвертой частью человека, и расстается с ним лишь после совершенного разложения его...»
Есть много общего в верованиях разных народов, в их попытках постичь непознаваемое. Но везде упор делается на форму – родную, нам привычную с детства. Если бы боги, демоны или мертвые к нам являлись в виде колышущейся субстанции, мы бы испугались, зажмурились и побежали прятаться! Никакие «важные показания» не были бы восприняты. Возможно, египетские жрицы знали о мирозданьи поболе нашего. Возможно, они общались с представителями предыдущей цивилизации.
Существует и такая гипотеза. Жрецы свои знания хранили в тайне от тогдашнего электората, наказывали ученикам «Пусть даже муравей не проникнет туда, где ты работаешь», и сильно остерегались военных: эти б точно достижения научной и технической мысли употребили в милитаристских целях! Излишними знаниями не наделял окружающих и Готама Будда: бесполезно лить воду в сосуд, наполненный до краев. В своей большой работе «Основы буддизма» (приложение к книге Майка Норриса «Золотые правила буддизма в притчах» автор, Н. Рокотова, подчеркивает, что «современные научные данные поддерживают теорию кармы, изложенную в буддизме... Психология находит себе полное основание в том исключительно сугубом внимании, которые Будда уделял мыслительным процессам... утверждая мысль первейшим фактором эволюции всего сущего... Истинная индивидуальность, истинное бессмертие заключается в осознании своего истинного Я, сложенного бесчисленными сочетаниями человеческих проявлений… Человек в буддизме не несчастный пигмей, каким он является в представлении западного мышления, но владыка миров. Будучи частью и отображением Космоса, он, подобно ему, безграничен в своих возможностях... современная наука, совпадая с утверждениями основного буддизма, подтверждает всю реальную сущность этого впервые запечатленного учения о реальности жизнетворчества великой материи» (Будда – не имя собственное – это как бы высшее звание, которым наделяется человек просветленный, каковых во все эпохи – раз, два и обчелся).
Готама свое земное происхождение не скрывал. Он был сыном царя, счастливым ребенком, чье детство прошло во дворце, окруженном роскошным садом. Родные берегли впечатлительного мальчика от жестокого мира за стенами резиденции, но реально ли было посадить под колпак будущего правителя? Мать Бодхисатвы умерла вскоре после его рождения, а ее сестра Праджапати нежно любила пасынка. В буддизме она известна как первая ученица Будды, основательница и настоятельница женской буддистской общины. В шестнадцать лет, по обычаям того времени, Благословенный женился на царевне Яшодхаре, также ставшей его преданной ученицей и распространительницей его учения. По их стопам пошел и сын их Рахула, впоследствии достигший Архатства.
В своей работе Н. Рокотова приводит и высказывания Готамы Будды, и воспоминания о нем. «Конечно, все биографии великого Учителя сильно приукрашены современниками и последователями, особенно в позднейших писаниях, но для сохранения колорита и характера эпохи приходится до некоторой степени пользоваться традиционным изложением – пишет она. – Существует немало легенд о его чудесном зачатии...Само рождение его в день майского полнолуния сопровождалось многочисленными благоприятными знамениями на небесах и земле. Так, великий Риши Ашита, находившийся в Гималаях в отшельничестве, услышав от Дэв о рождении в роще Люмбини Бодхисатвы, будущего Будды, который пустит в ход Колесо Учения, немедленно собрался в путь для воздаяния почитания будущему Учителю…».
Не имеет ли эта история некоторое сходство с другой, согласно которой был не обычным способом зачат другой Спаситель, также ставивший Любовь во главе своего учения? И знамения наблюдались, и волхвы набежали. Оба Учителя радели о духовном росте людей, порицали накопительство и скитались. Но на этом сходство, пожалуй что и заканчивается. Когда иудейский «буратина» выразил желание следовать за Христом, тот от него потребовал отказа от богатства. К Готаме тоже пришел состоятельный человек, сказал, что выполняет наказ отца, занимается благотворительностью и хорошо платит людям, которые у него работает. Что дает им возможность содержать свои семьи не в черном теле. Надо ли ему вступить на путь нищеты и бродяжничества? Готама ответил, что нищета и бродяжничество не делают человека просветленным, что каждый должен творить добро, там, где он может это делать. Так что, пусть богатый человек возвращается в свой дворец и продолжает выполнять заветы родителя. В одной из притч говорится:» Однажды ученик спросил Благословенного: «Как понять исполнение заповеди отказа от собственности? Один ученик покинул все вещи, но Учитель продолжал упрекать его в собственности. Другой оставался в окружении вещей, но не заслужил упрека.»
«Чувство собственности измеряется не вещами, а мыслями. Можно иметь вещи и не быть собственником».
«Готама не отворачивался от жизни, но проникал во все будни трудящихся... Влияние его на людей было пропорционально его вере в себя, в свои силы и в свою миссию. Всегда входил он в положение каждого ученика и слушателя, давая им самое необходимое и сообразуясь с их пониманием...» «Почитаемый Гатама – Пахарь. Его пашня – бессмертие», говорили о нем. «Он – Освободитель. Он освобождает, ибо сам был освобожден». «Основывая свои общины, Будда стремился создать наилучшие условия для тех, кто твердо решил работать над расширением своего сознания для достижения высшего знания, и затем посылал их в жизнь учителями жизни и правозвестниками мировой общины...Будда, учивший, что ничто не существует вне сотрудничества... терпеливо закладывал зерна, учреждая свои ячейки общинного начала. Предвидя в далеком будущем осуществление великой Мировой Общины».
Не знаю, как в далеком будущем, а современное нам общество куда больше напоминает римскую империю эпохи упадка. Что последует за упадком? Вопрос не к обезьяне Люси! Моя сестра, двадцать лет изучавшая философии Востока, утверждает, что и Готама и Христос не были краснобаями. Напротив, отличались немногословием. В пламенных проповедников их превратили последователи лет через пятьсот после них. Ученики Иисуса, люди простые и безграмотные, ничего записывать за Учителем не могли. Не припоминаю, чтобы кто-либо из римских историков брал интервью у «плотника из Назарета». Информация в ту пору передавалась изустно. В окружении Готамы люди образованные, судя по всему, наблюдались. Есть поэтому вероятность, что его учение не сильно пострадало при передаче от первого к сотому. «Почитай свою веру и не хули веру других» – эти слова стали аксиомой буддизма, но Готама свое учение запрещал называть религией.
«Из трех видов действия, – говорил Будда, – наиболее губительно не слово, не нелестный поступок, но мысль. С момента возникновения решения зла человек уже виновен, выявлено ли оно или нет». Воистину, нет на свете людей, которых бы не за что было убить! «Враг наносит зло врагу, ненавидящий – ненавидящему, но хуже всего зло, нанесенное ложно направленным умом». «Его отличие от других учителей и величайшая заслуга в том, что он, рассматривая долг человека с точки зрения жизненной полезности, старался приложить утонченные и возвышенные чувства к практической жизни». Сомневаюсь, что современный Олигархат воспринял бы утонченные и возвышенные чувства! «Будда, отрицая существование личного Бога, утверждая возможность освобождения лишь личными усилиями и упорным трудом над самим собою, одним этим уже отрицал всякое внешнее поклонение. Он не только отрицал, но и порицал аскетизм как средство достижения просветленности:» Когда человек ослаблен голодом и жаждой, когда он слишком утомлен, чтобы владеть своими чувствами и представлениями, может ли он достичь цели, которая овладевается лишь ясным разумом расширенного сознания?» Да, за урчанием в животе трудно бывает расслышать слова Учителя! «Никогда не назовем Будду кротким, наоборот, он Водитель неунывающий, Борец за общинную материю, Герой труда и единства».
Не был кротким и Христос – изгонял торгующих их храмов, боролся с фарисеями так же, как боролся Готама с монахами, полагая их ленивыми зажравшимися паразитами. Кротким Христа сделала христианская традиция с ее культом страдания, которое, якобы, очищает душу. Готама боролся против страдания. В наставлениях к сыну он наказал ему наряду с любовью, милосердием и терпением хранить – радость! «Особенно ценил он проявление энергии и самостоятельности в своих учениках. Он никогда не учил подавлять страсти как таковые, но учил лишь видоизменять и возвышать их качества; ибо в основе каждой страсти заключена искра энергии, без которой невозможно никакое продвижение».
Это положение лично мне особенно близко. Когда-то, мне в утешение, институтская подруга Гозель написала, что и страстные люди миру необходимы, потому что именно они препятствуют застойным процессам в обществе. Как-то так. Смиренному тяжело пойти в штыковую, он для этого должен перестать себя контролировать, как бы исчезнуть – страстный изначально настроен на бой с врагом. Все это, опять же, умозрительные выводы: в штыковые я не ходила и уже не пойду. Готама сурово порицал полигамию, как проявление невежество, каковое было для него корнем зла, источником страданий. Готама считал, что женщина может достичь высших степеней знания, стать Архатом. «Освобождение, которое вне форм, не может зависеть от пола, принадлежащего миру форм», учил Будда. Просветленные, служившие истине, попадают в Нирвану (освобождение, счастье). Не является ли Нирвана аналогом Единого Энергетического поля, конечной, точкой прибытия духа уже без трех последних «одежд», о которых не сообщают ни религии, ни наука? Или в какой-нибудь одной, если духу предстоит путь обратный? Но в Нирвану можно попасть и при жизни – если делать добро без мысли и вознаграждениях и достижениях... что неприемлемо для людей творческого труда. Актер, которому не поаплодировали после спектакля, теряет уверенность в себе. Равно как певец или бард. Поэт и писатель, не получив отзыв на свое произведение, духовно заболевают. Человек старался, выкладывался, а в ответ – тишина! Может быть, он бездарен? Если так, то и жить не стоит… А желание сделать свою работу как можно лучше разве не есть стремление к достижениям?
Возможно, Готама говорил об удовлетворении амбиций, а не об удовольствиях духа? Художники, по моим наблюдениям, куда менее зависят от публичной реакции на их труд. Далеко не всякий художник станет читать на выставке Книгу отзывов – ему достаточно посмотреть на посетителей, почувствовать их. Борясь против самости, Будда, вероятно, имел в виду самодовольство, а не самодостаточность. Радостнее всего и художникам, и ценителям прекрасного жилось во Флоренции эпохи кватраченто, когда каждое новое произведение живописи становилось событием общественной значимости. События ждали! Картину выставляли на площади для всеобщего обозрения, и флорентийцы сбегались на нее посмотреть. И богатые, и бедные, и вельможи, и ремесленники...Толпились, восхищались, обменивались впечатлениями... Гордились своим городом, центром Искусства!
«Любовь, как она была преподана Благословенным, будучи освободительницей ума, лежала в сознании всего действительно великого». «Превыше всего любящее сердце»... каковое Святитель Лука считал жилищем души и центром управления телом. Так же, как и Лука Готама говорит о тончайшей реальности, доступной лишь высшему знанию...которое недоступно нашим грубым органам чувств. Но! «В нашем мозгу есть центры, открытие которых даст возможность обладания подобным непреложным знанием.» Мозг – по Луке – только лишь диспетчерский пункт!.. И у Луки, и в других источниках описаны случаи полноценного существования людей, лишившихся своего «персонального компьютера». У мальчика, скончавшегося за день до операции по удалению опухоли мозга, вместо мозга обнаружилось желеобразное вещество. Мальчик, тем не менее, вполне разумно разговаривал с докторами, его реакции из-за отсутствия «компьютера» не страдали.
В средневековой хронике описано, как предводитель ландскнехтов, присужденных к отсекновению головы, попросил судей пощадить его товарищей, если он, после совершения казни, пробежит мимо них по помосту. Он пробежал. Без головы. Упал уже когда миновал последнего. Полагают, что в таких случаях функции полушарий берет на себя область солнечного сплетения, как бы второй, дублирующий мозг, переполненный нервными окончаниями. «Дыхалка». Точка Света, которой язычники связываются в Небом, а современные атеисты – с Богом.
Для буддистов, как упоминалось уже, идея личного Бога, спасителя человечества, неприемлема: «Если существует Бог, какую надежду можешь ты питать умилостивить его гимнами и поклонами?.. Если Бог делает и все то, что худо, какую заслугу видишь в нем для твоего почитания? Если, ненавидя зло, он не способен выявлять зло, то нелепо говорить, что все сущее есть творение Бога. Мощь Бога должна быть основана на законе или же быть подчинена другой причине. В первом случае она является следствием закона, во втором мы должны признать ее рабством, а не владычеством». «Учение Будды не делает различия между физическим и психическим миром. Реальность, приписываемая действиям мысли, того же порядка, что и реальность предметов, познаваемых нашими чувствами...Понятие, связанное со словами «неизменная душа» совершенно неприемлемо для буддиста, ибо представление, что человек может быть сущностью, отделенной от всех других сущностей и бытия всей Вселенной, не может быть ни доказано логикой, ни подтверждено наукой».
Как все просто в магометанском раю! Умер, и слетаются к тебе гурии, и начинают лобзать! А чтобы не разочаровать их и себя, мусульманский мужчина, отправляясь, например, на теракт, заворачивает причинное место в кучу тряпок, а потом еще и в целлофан, приматывает и веревкой, и проволокой, чтоб уцелело, когда, при взрыве, он разлетится на куски. Но какая радость гуриям от частицы плоти? Им, наверное, нужен весь мужик, целиком? О том, как существуют в раю террористки-невесты Аллаха, не знаю. Может быть, в загробных гаремах? С европейской точки зрения невесело, но у восточных женщин менталитет другой.
Случилось читать, как четыре жены хозяина жалели свою русскую гостью. Бедная! Тебе одной приходится вести все хозяйство, и стирать, и готовить, и присматривать за детьми! Это ж какой напряг! Четыре жены домашний труд равномерно распределяют между собой, у них остается время и попить чаю со сладостями и поболтать… Известный писатель, детство которого прошло в Узбекистане, вспоминал, как сосед, с фингалом под глазом, прятался в их саду от своих трех жен. Младшей, молоденькой, он подарил бусики, а она ими похвасталась перед старшими. Те пришли в бешенство. Дождались мужа с работы и так отделали, что мужик насилу ноги унес. На Востоке мужчина может иметь столько жен, сколько он способен прокормить. Но – не больше четырех. Полчища наложниц – не в счет. Чем активнее мужчина распространит по миру свое семя, тем надежней становится его Род.
До принятия христианства славяне тоже были полигамны. Как, наверное, все язычники, но далеко не всегда обилие сыновей способствовало упрочению Рода. Сыновья делили отеческое наследие, братьев не щадя. Вспомним хотя бы Святополка Окаянного, замочившего юношей Бориса и Глеба. Не таким уж он был Окаянным – боролся за свое право на княжение в соответствии с законами времени. Выпендрился папочка князь Владимир! Женился на Анне, а всех прочих жен с сыновьями удалил с глаз долой! Типа, они ему больше не жены и не дети! Может ли такое стерпеть гордый молодой человек? И за себя обидно, и за мать, и все перспективы – папиному коню под хвост! Современный цивилизованный парень часто не прощает отцу уход из семьи, а когда на кону не только семья, но и престол? Русское право наследования сильно отличалось от западного. Там все имущество, движимое и недвижимое, доставалось старшему сыну. Второго отдавали в монахи. Третьего, четвертого и так далее просто выгоняли на большую дорогу. Отец вручал сыну шпагу, знак дворянской чести, а потом давал ему пинка под зад. Эти нищие дворяне – «дворяне в дырявых сапогах» – сбивались в разбойничьи ватаги. Они-то и отправились на завоевание Нового Света: «Кто был ничем, тот станет всем». Вспомним сказку про Кота в сапогах!
На Руси князья делили свои вотчины между всеми сыновьями, и чем больше было сыновей, тем мельче делались их уделы. За расширение угодий мочили князья только дай единокровных братьев. Клио назвала это феодальной раздробленностью. Через которую, якобы, проходят все страны. Русь пройти не успела – Орда нагрянула. Случилось это уже в тринадцатом веке, а в период расцвета Киевской Руси князь Владимир обнаружил себя без законного наследника. Ему, наверное, и на ум не приходило, что им станет дефективный Ярослав. В детстве он свалился с коня и на всю жизнь остался хромым, так что этому отпрыску Владимир не уделял особого внимания – не воин! Красно Солнышку было все равно, что Ярослав частенько наведывался к своей матери, варяжской княжне Рогнеде, в пригород, где она жила в ссылке, и подолгу с нею общался. Умная женщина Рогнеда поняла, что именно Ярослав с его пытливым умом может и должен стать Великим Киевским князем. Он и стал, сподобившись наименования Мудрый. Занимался он текущими земными делами. В замысловатости не совался, но мудрость – тоже понятие растяжимое.
В буддизме человек рассматривается как «индивидуальность, сложенная многочисленными существованиями, но лишь частично проявленная в каждом новом проявлении на земном плане... «Колесо благого Закона в неизменном вращении неустанно дробит неценные отбросы, отделяя их от золотого зерна». Отделение зерен от плевел по-другому. На вопрос генерала Синхи «утверждает ли Татхагата, что всякая борьба, включая войны, ведущиеся за правое дело, должна быть запрещена?», Будда отвечал:» Кто заслуживает наказания, должен быть наказан...ибо тот, кто наказан за совершенные им самим преступления, пострадает не из-за недоброжелательства судьи, но вследствие своего злодеяния». Владимир Красно Солнышко, переродившись из бандита в Святого, отказывался подписывать смертные приговоры преступникам. Считал, что это не по-христиански, лишать жизни даже самого мерзопакостного из ближних. Если не лукавил на публику, то остался таким же ортодоксом, каким уродился. «Ни один человек не может спасти своего близкого... Чист или не чист каждый лишь для себя». Кажется, это изречение Готамы противоречит его подвижнической деятельности, но объясняет умонастроения Владимира.
В одной из буддистских притч описано раздвоение человека почти такое, как наблюдал в своих опытах Дюрвилль и другие исследователи начала прошлого века. С той разницей, что в притче субъект не подвергался гипнозу и распадался на физическое и эфирное тела самостоятельно, вследствие уроков Учителя. Перед третьим этапом обучения Учитель сказал своему ученику, принцу: «Я буду бить тебя настоящим мечом ночью, когда ты спишь». Принц сказал: «Хорошо».
Учитель пытался ударить принца, но, когда входил в его комнату, тот просыпался. Он начал видеть себя спящим со стороны. Засыпая, принц наблюдал за тем, как сон наваливается на него и овладевает телом. Поворачиваясь во сне, он видел со стороны, как его тело поворачивается с одного бока на другой. Три месяца Учитель пытался нанести удар, но не смог. Осознанность ученика стала абсолютной»
«Какое преимущество могло бы дать вам небо? Вы должны быть победителями здесь, в этом мире, в том состоянии, в каком вы сейчас», заповедал Будда, и этот его завет мы соблюдаем с той или иной степенью осознанности. Не могу судить о других, но за собой я давно заметила: чем больше я узнаю, тем меньше знаю и понимаю! Не могу даже представить себе, где сейчас находятся мои мертвые. Если отказаться от языческого детского видения! Может быть, шестое чувство – это воображение?
На интересную мысль наводят результаты французской этнографической экспедиции в Африке. Неожиданные для самих участников экспедиции. Они посетили деревню, расположенную неподалеку от их лагеря, а затем туземцы повели их на кладбище. Ученые были вооружены приборами, улавливающими излучения, идущие из земли. Излучения могил оказались ровными, благожелательными к живым, но аборигены сообщили французам, что на кладбище ходить можно не во всякий день, только в определенные. Строго настрого заказали им появляться в некрополе завтра, послезавтра, вплоть до дня, когда мертвые согласятся принять их. В местном устном календаре такие дни отмечались как благоприятные для общения с духами. Любознательные французы не послушались. Потащились на кладбище и… из могил на них поперло такой агрессией, что приборы зашкалило.
Не удовольствовавшись одним данным опытом, ученые повторили его в Европе. И там картина оказалась аналогичной. Голубое «поле приятия» наблюдалось в редкие дни года, в остальные дни потревоженные духи свирепствовали. Ни французы, ни, тем более, прямоходящая обезьяна, дать этому объяснения не могут. Знать бы, когда мы окажемся некстати на могилах родных и близких! Я, признаться, на кладбищах бывать опасаюсь. После них себя чувствую больной и совершенно разбитой, словно из меня выкачали всю жизненную энергию. Это не касается старых погостов, таких как Кладбище Коммунаров, но на новых, где каждый день кого-то погребают, из могил встает излучение, которое видишь. Не глазами. Видишь, как оно тянется к тебе буквально со всех сторон, обволакивает. Мертвым, их душам или духам, в земле темно, холодно? Бесприютно, хотя могилу и называют последним приютом. Можно предположить, что излучения над могилами появляются вследствие разложения плоти, но зачем бы эти атомы стремились к живым организмам? К теплу. Если дух уже где-то далеко... Почему-то все древние народы почитали могильники как места обитания духов. Обычай ничего не передавать через порог есть не проявление суеверия – дань традиции, согласно которой духи, оберегающие жилье, находятся под порогом. Их нельзя оскорблять или обижать. Блюдут традицию даже те, кто о ней ничего не знает. Колесо рождений и смертей для индивидуума остановится, когда он достигнет просветленности и окажется в одном из параллельных миров...о существовании которых современная наука заговорила только недавно? Впрочем, многие из нас там, возможно, бывали. Во сне. Когда вдруг оказывались в своем, но как бы не в своем доме, среди знакомых незнакомцев...Может быть, во сне мы менялись телами с самими собой, обитающими в других измерениях?
Вопрос, опять же, не к обезьяне. До просветленности мне, как до созвездия Гончих Псов, а в мгновения беды я так стремительно бегу от реальности, что никакие псы за мной не угонятся. Сознаю, что ни буддизм, ни христианство мне не по уму – не в коня корм. Поэтому мне необходим личный Бог. Он мне нужен еще и для спасения Крыма. Я должна верить, что мой полуостров находится под защитой Творца, что Его дыхание разлито в воздухе Крыма, месте его земного обитания, осколке Эдема. За Тавриду бороться бесполезно, никогда она не станет частью какого-либо материкового государства, Турции, Украины, России, какие бы флаги над ней не развевались. Крым принадлежал и будет принадлежать только самому Крыму. И при греках, и при генуэзцах, и в эпоху Крымского ханства и много раньше Крым оставался точкой схода этнических, культурных и космических потоков. Кем бы мы ни ощущали себя – русскими, украинцами, татарами, армянами – мы наследуем не только кровным предкам, но всем, кто населял эту землю за тысячелетия, а то и за миллионы лет до нас. Мы – крымчане (крымляне, как нас назвали как-то в Молдавии. Прибавив – «свои»).
«Сколько ритмов и красок в судьбу и в природу мою
Намешалось – причудливых, скорбно-веселых…
Мне кручины степей азиатские ветры поют,
Мне слышны сквозь столетья органные мессы в костелах.
Вечера Украины и старой Соломбалы дни,
Воздух русских равнин, бег саней, и Молдавии праздничной звуки – Время, суть, ностальгия, любовь моей кровной родни,
Достоянье мое, сыновей и грядущих неведомых внуков.
Суть слиянья корней – новой яви ростки,
Мощь в них вложит земля, даст чем жить и гордиться.
Я – крымчанка, я есть, и бессмертны мои земляки –
Тавро-скифы и греки, и древний народ киммерийцев»
(М. В.)
У меня кровных внуков не получилось, но они есть у других, наши общие и с современниками, и с киммерийцами внуки и праправнуки!
В большой работе «Сакральная география Крыма» Т.М. Фадеева использовала и мифы Древней Греции, и труды античных философов и историков (в конце-то концов, это они породили и обиходили Клио!), и результаты более поздних исследований. Все это Т. Фадеева наложила на географию полуострова.
В предисловии к ее книге написано:» Основные события античной картина мира разворачивались на Черном море... А в средние века здесь берут начало истоки сказаний о короле Артуре и Граале, в княжестве Феодоро формируется геральдика двуглавого орла». Начну со «священного устья Ахерузы»: «С киммерийцами связана память об островах, посвященных Плутону. Плутарх напоминает, что кимбры (кимвры)... происходили от киммеров Понта Эвксинского, где, по Гомеру, был вход в Аид. Юлий Цезарь подтвердил это, указав, что галлы верят, будто их раса порождена Плутоном. Имя Гадес, которым обозначили преисподнюю, то же, что и финикийское «гадес» – ворота, проход, перенесенное с пролива на близлежащую область. По Плутарху, Аид делился на 4 области: Гадес, Эреб, Тартар и Елисейские поля.
Мрачный вид всей этой области вполне совпадает с описаниями поэтов: не зря в народе дали имя «пекло» всем этим грязевым вулканчикам, извергающим кипящую смолу, нефть и грязь, издающую неприятный запах сероводорода, который и должен окружать жилище Плутона….
Античная топонимика, с одной стороны, и современная, с другой, рисуют топографию Аида-Гадеса. Геракл проник в Аид, царство Плутона, через пролив Ахерон...
Если вспомнить название Керченского полуострова и его главного города Керон, Херон, то можно предположить, что Ахерон, поток, который следовало пересечь, чтобы вступить в царство Плутона- не что иное как пролив Боспор... напротив Керчи существовало небольшое прибрежное селение под названием Гада, где, несомненно, причаливали. Протяженность острова – около 30 км с востока на запад; некогда большую его часть занимал огромный город Киммерида, циклопические основания которого обнаружили в траве Паллас и Дюбуа де Монпере. Здесь была резиденция Плутона: на берегу прибывших ждал трехглавый пес Кербер, охранявший вход во дворец близ адского жерла под названием Тенар. Это кратер в 100 шагов в диаметре, откуда беспрестанно изливаются в море потоки горячей грязи... Между этим островом и Таманским простирается гавань, наполовину закрытая песчаной косой под названием Авернская (Северная), огранивающая Авернское озеро, которое во всех рассказах связано с киммерийцами. В Греции, как и в Италии, оба эти названия постоянно объединяются во всех случаях, когда речь идет о топографии Аида... (Огненный, воспламеняющийся из-за обилия горючих газов) поток или морской рукав отделял Гедес от Эреба – сегодня острова Темрюк...Согласно мифологической топографии Эреб является областью, наиболее близко расположенной к обитаемой земле. Он омывался Стиксом – потоком и болотом – верно представленным лиманом Афтаниз, куда впадает Кубань, медленно несущая свои воды, и где соединяются все адские реки.
Мифографы собрали описание этого региона. Тени умерших, спускаясь в Аид, минуют рощу из черных тополей на берегу Океана. У каждого припасена монета в уплату Харону за перевоз на тот «свет» через адские реки. На противоположном берегу тени мертвых встречает трехглавый пес Кербер. Из живых туда проникли только Геракл, похитивший Кербера; аргонавты Ясон и Орфей; Одиссей; Эней. Тени бродят по лугам, поросшим асфоделями. За ними находится Эреб с дворцом Гадеса и Персефоны. Слева от дворца – белый кипарис, отбрасывающий тень в Лету; напившись воды, души теряют память. Души прошедших инициацию пьют воду Памяти там, где отбрасывает тень белый тополь, или осина. Неподалеку, у распутья трех дорог, сидят Минос, Радаманф и Эак, которые судят тени умерших. Радаманф судит азиатов, Эак – европейцев, а в сложных случаях им на помощь приходит Минос. После вынесения приговора тени отправляются по одной из трех дорог. Если жизнь их не отличалась ни праведностью, ни неправедностью, они отправляются назад, по дороге, ведущей на асфоделевые луга. Если человек прожил жизнь неправедно, его ждет область мучений. Души праведников направляются в Элизиум, Он расположен по соседству с Гадесом, но ничего общего с ним не имеет. Это счастливая земля незаходящего солнца, где не бывает холодов; там... постоянно звучит музыка, не прекращаются игры, танцы и пиры (мне там было бы тошно. Не в одних пирах счастье! Впрочем, мне, в лучшем случае, светили бы асфоделевые луга… – М.В.) Где-то здесь находятся Острова Блаженных, куда попадают только те, кто трижды испытал перевоплощение в обоих мирах.
Таким пристанищем прославленных героев древности стал остров Левка на Черном море, поднятый со дна морского по просьбе Фетиды, для своего безвременно погибшего сына – Ахилла-Понтарка ...Здесь был дворец ночи, дворец снов и грез...Сны – единственные обитатели этих мест... Овидий в «Метаморфозах» описывает пещеру в Киммерийской земле, где царят вечные сумерки, и откуда вытекает родник забвения; там на прекрасном ложе покоится Гипнос, божество Сна, сын Ночи и брат Смерти… Вероятно, эта устойчивая формула относится к области Аида: картина загробной жизни, восходящая к киммерийцам, отражала впечатления вполне конкретной местности...Переселенцы уносили священную топографию с собой, приобщая к новым местам, вплоть до Италии. А сцены загробной жизни получили дальнейшее развитие...
Подробное описание царства мертвых со всеми градациями наказаний встречаем у Вергилия в «Энеиде»... Она, в свою очередь, опирается на диалог «Федон» Платона и на Гомера, где уже оформилась идея искупления земных проступков и преступлений...В Средние века эти сцены завладели воображением(!) Данте, который, посещая загробный мир, берет в провожатые Вергилия..» (может быть, все не так жутко на том свете, если отрешиться от фантазий поэтов?). «Одиссей высадился на берегу, затененном, как и сегодня, пирамидальными тополями и ивами». Возможно, описание четырех рек Аида воспроизводит ландшафт, существовавший 6000 лет назад. Во времена Эвксинского озера Дон и Кубань стекали в одно русло, подобно рекам Пирифлегетон ( Пылающий) и Ахерон.
«Я стремлюсь доказать – писал Дюбуа – что за прорицанием Тиресия Одиссей явился именно к киммерийцам; Таманский остров, где они обитали, казался Гомеру оконечностью Нептунова царства... Посещение этих мест убеждает, что Гомер писал с натуры или по рассказам мореплавателей... В подкрепление моего комментария Гомера Плиний пишет, что Киммерикум назывался Керберион по имени трехглавого пса – стража Аида. Отметим также, что славяне называют грязевые вулканы Пекло, то есть, словом, обозначающим ад».
Так-то! Жили-были киммерийцы, столько всего насотворяли! Даже Ад разместили в непосредственной близости к себе (и к нам!), а мы знаем их только по описаниям других народов. Не затруднились киммерийцы созданием письменности? Странно! Города возводили, а о Клио не позаботились! «Интерес к этому народу, расселившемуся на севере и западе Европы и ставшему одним из родоначальников европейских народов, был велик, – пишет далее Т. Фадеева. – Представление об этом дает отрывок из труда Дюбуа де Монпере, «...За этим укреплением была столица киммерийцев, центр тогдашней земли. Все взгляды обращены по эту сторону: здесь поднимались великие вопросы, которые изменят будущее Европы и Азии. Разбуженные мидийцы обретут новую энергию и достойное место; знаменитая империя персов укрепится, и с этого времени взоры Азии обратятся к Европе. Дарий, стремясь отомстить скифам, поведет свои армии на юг Европы, облик которой полностью изменится; устрашенные народы будут искать новое отечество; многие обратятся к северу, куда уже отправились киммерийцы, народ богато одаренный и развившийся ранее других, всегда шедший во главе цивилизации в Европе...»
Происхождение киммерийцев уходит в доисторию, как и в историю. Страбон в «Географии» связывает рассказ о потопе с одним из древнейших народов Северного Причерноморья и Крыма – киммерийцами. Речь идет об их вынужденном переселении на север, в приазовские степи. Но просвещенный Страбон считает своим долгом не верить в то, что не поддается рациональному объяснению. «Что касается кимвров (так называл он киммерийцев) то одни рассказы о них неточны, а другие совершенно невероятны. Ведь нельзя считать причиной превращения их в кочевников и разбойников то обстоятельство, что они были изгнаны со своих жилищ сильным наводнением, когда жили на полуострове...» Покидая затопленные земли, люди уносили с собой не только имущество, но и богов. Так, тот же Страбон приводит замечательное свидетельство о миграции на Запад богини... культ которой происходил из Таврики! Это богиня Артемида, почитавшаяся таврами как Дева (просто богиня – таков смысл ее имени на праиндоевропейском).
Культ скифской Артемиды-Дианы-Девы отличался рядом особенностей, которые подробно описал античный географ: «Святилище Арикийской Артемиды, как говорят, точное воспроизведение храма Артемиды Таврополос; действительно, в ее священных обрядах преобладает начало варварское и скифское. Так, например, жрецом ее выбирают только беглого раба, своей рукой убившего прежнего жреца. Поэтому жрец всегда опоясан мечом, ожидая нападения и готовый защищаться. Святилище стоит в священной роще, перед ним – озеро, похожее на море, а вокруг возвышается сплошной, чрезвычайно высокий гребень гор, охватывающий святилище и водоем в полой и глубокой котловине» Культ Артемиды Таврической сохранился и на территории Малой Азии).
Негры рабы привезли с собой на Кубу своих богов и богинь, что привело к созданию так называемого афрохристианского культа.» Дороги были пустынны. Никто не ходил по ним, кроме ветра. Он был первым, кто заговорил. Он сделал человека, чтобы дороги не пустовали. Он творец человечества. Отец и мать всех людей... Он дал человеку мысль и слова. Тело делал ему медленно и пробуя. Обитала властвует над мыслями. Его руки ласкают все, к чему прикоснутся. Но однажды, в пьяном виде, он нечаянно создал калек, альбиносов и слепых, потому что любой создатель не всегда творит удачные вещи... Но так как он сотворил человека, он всегда прощает человеку его проступки» (Мануэль Кофиньо)
Согласно античным свидетельствам, остатки киммерийцев, изгнанных скифами, удалились в Малую Азию и обосновались на полуострове, где позднее был построен город Синоп.
Страбон, которому они известны под именем энеты, указывает на их перемещение в Адриатику под водительством Антенора. Здесь они известны как венеты-мореплаватели... «Рожденные на небольшом архипелаге Меотиды, среди малых островков, разделенных узкими каналами, киммерийские переселенцы ищут подобное же расположение на противоположном берегу Черного моря. – заключает французский исследователь древних народов Причерноморья Моро де Жоннес – Позднее эта ветвь, отделившаяся от скифско-ливийского массива, обустраивается на побережье Иллирии, на островках посреди лагун, где однажды возникнет Венеция»… «По всей Европе, от Урала до Ирландии, имеются топонимы, связанные с киммерийцами. На русском и карельском севере это г. Кимры – на Волге и г. Кемь – в Карелии, р. Кема – в Волгоградской области, г. Кеми, р. Кемийоки, оз. Кемиярви – в Финляндии и т.д.»
Скифы или потоп изгнал киммерийцев с прародины, судить не обезьяне Люси. Но, по данным той же Т. Фадеевой, потоп случился много раньше, чем киммерийский исход.
«Сегодня мы имеем возможность включить в наше повествование данные о черноморском потопе, породившие немалую литературу на разных языках. По данным морских геологов из США, Украины, России, картина такова: во время последнего ледникового периода уровень воды значительно понизился. На нынешнем шельфе образовалась равнина, густо изрезанная системой рек. Она существовала с 15 000 до 8000 лет, когда вновь ушла под воду. Создана карта равнины с палео-руслами крупнейших рек. В центре ее – палео-Днепр: он делал крутой поворот на юг близ нынешней Одессы и протекал 200 км по шельфовой зоне. Эти данные создают возможность нового прочтения античных текстов. Известно, что их авторы далеко не путешествовали; они пересказывали сведения из недошедших до нас сочинений… в ряде случаев их описания относились к существовавшему прежде положению вещей и нередко представляют нам картины допотопную или послепотопную. Следует читать их с палеографической картой в руках.
Изучение меридионального направления в перемещении народов и культур тем более важно, что в античном мире господствовало широтное разграничение мира, а меридиональное – явление более позднее...Древние землепроходцы, от Геракла и до Александра Македонского, отмечали крайние пределы Ойкумены, достигнутые ими, памятными камнями. Именно такой смысл носили пресловутые «столпы Геракла». Знаменательно, что такие столпы долгое время существовали на Днепре, и их изображение сохрани
лось...
В перемещении народов в широтном и меридиональном направлениях крайне важную роль для северной части ойкумены или Скифии-Тартарии, довелось сыграть таврическому полуострову. Действительно, по горизонтали – это самая восточная часть средиземноморского мира, а по вертикали – самая южная часть северных земель, уцелевшая после потопа, поглотившего северно-причерноморскую равнину...Именно в этом регионе с особой наглядностью проявился «крест пространства», образованный движением народов – носителей языков и культур – в меридиональном и широтном направлениях...
Древнейшее деление мира в пределах Причерноморья прошло прямо по его центру и рассекло его на две части – Европу и Азию. Линия раздела прошла через Боспор Киммерийский, далее к югу – через город Синоп и реку Гадис, которая делила Малую Азию на две области: западная часть считалась Малой Азией в Европе, а восточная часть была собственно Азией. Итак, согласно этому разделению, Крым оказался в Европе, а Кавказ – в Азии...выдающийся географ нового времени, современник и единомышленник Гете Карл Риттер считал, что смысл различения этих двух частей света, согласно сакральной географии, состоял в том, что Азия – «страна богов», страна Солнца – противопоставлялась Европе – «стране людей», стране Луны...примечательно, что матерью Прометея, чье имя связано с горами Кавказа, одна из версий называет Азию»
О путешествии Аполлона вдоль меридиана – чуть позже. Вернемся к потопу. «18-20 тысяч лет назад черноморский бассейн представлял собой огромное глубоководное пресноводное озеро, и его водная поверхность составляла две трети нынешней. В последний ледниковый период уровень воды Новоэвксинского озера понизился в среднем на 150 метров, и его отделял перешеек от Европы и Малой Азии. По мере таяния ледника и переполнения океанов, морские воды, прорвав перемычку на месте Гибралтара, переполнили Средиземное море. Затем наступил черед перешейка, отделявшего Новоэвксинское озеро: прорвав его, соленые морские волны хлынули в Черноморскую впадину...Превращение озера в море произошло 7500-5500 назад, в эпоху неолита, в ряде мест уже перешедшего в энеолит... В это время, в период от 8 до 12 тысяч лет тому назад, нынешний шельф северо-западной части Черного моря был сухопутной равниной. По берегам (озера) существовали селения, их обитатели занимались земледелием, мореплаванием, вели торговлю. Здесь жили народы – носители индоевропейских языков.
Собрав воедино все известные науке факты о времени гибели пресноводных обитателей Новоэвксина... американские морские геологи Райен и Питман опубликовали в 1999 году книгу «Ноев потоп», в которой следующим образом реконструировали события. Прорыв средиземноморских вод носил характер катастрофы, и превращение озера в море произошло за один год... По их расчетам, уровень вод озера увеличивался на 15 см ежедневно, причем на северном низменном побережье это означало распространение воды со скоростью 1 миля в день. Прежняя береговая линия, лежащая на 150 метров ниже уровня моря, ясно различима при подводном зондировании... Крымский уступ материковой ступени расчленен многочисленными подводными каньонами – затопленными руслами рек, впадавших когда-то в Новоэвксин. Контакт с солеными морскими водами погубил всю пресноводную флору и фауну Черного озера. Их останки и образовали сероводородный слой, занимающий всю глубоководную часть моря на глубинах более 200 м.
Обширные затопленные земли в устьях нынешних рек навсегда покинули представители древней развитой цивилизации. Путь исхода этих племен на Запад, в Европу, четко прослеживается современными археологами по образцам культуры ленточной керамики. Именно она стала основным маркером, по которому можно проследить за перемещением племен. Продвижение по Европе людей, переживших потоп, было стремительным; у исследователей давно вызывала удивление скорость распространение культуры ленточной керамики: ее носителям, в основном, земледельцам, на овладение европейским континентом, где ранее жили охотники-собиратели, понадобилось около 200 лет.
Американские исследователи назвали свою книгу «Ноев потоп», и в связи с этим возникли вопросы. Потоп, описанный в Библии (дождь в течение 40 суток) очень похож на катастрофическое наводнение в долине рек, тем более, что основой библейского рассказа послужили шумерские и вавилонские тексты о потопе. Но до тех пор, пока в поле зрения океанологов не попали другие подробности потопа, сохранившиеся в той же Библии, но не в Пятикнижии, а в книгах пророков. Они уцелели, возможно, потому что накрепко привязаны к сюжету Исхода евреев из Египта и переходу через Красное море...где Бог «простер руку свою и извлек меня из вод многих». Далее, как бы в трансе увлекаясь, они (пророки) переходят к совсем другой истории, рассказывают об островах, о «великом городе в сердце морей». Таким городом считали они Вавилон. («Иеремия вписал в одну книгу все бедствия, которые должны прийти на Вавилон...И что книга эта по прочтении должна быть утоплена в Евфрате.) Отсюда кажущиеся несообразности: Вавилон то покрывается волнами, то становится степью сухою…
Далее, первообразом того Вавилона, против которого мечет громы и молнии пророк, не мог быть реальный Вавилон: речь идет о городе «при водах великих», гибнет он от морских волн и на месте его остается море. Чрезвычайно важно указание на то, что сам Иеремия умер в 570 году до н.э. в Египте, то есть, он опирался на тексты, существовавшие до Платона… Интересен вывод Беллами, согласно которому тексты, относящиеся к символическому Вавилону, написаны на плохом греческом языке, не в пример прочим, и оставляют впечатление, что это переводы каких-то отрывков из других источников... Конечно, всякий потоп вызывает воспоминание об Атлантиде в изложении Платона. Однако в свете сегодняшних знаний слово «Атлантида» имеет тенденцию употребляться во множественном числе или как нарицательное; ведь многие земли погружались под воду!.. Известный писатель и ученый Александр Кондратов в книге «Атлантиды ищите на шельфе» пишет о бессмысленности искать затонувшие земли в пучинах океанов или на гребне срединно-океанических хребтов, ибо их кора принципиально отличается от коры, слагающей материки... Потоп на Черном море оживил наше внимание к так называемой Восточной Атлантиде – Понтиде.
Сегодня нам известно немало погибших цивилизаций. Древние народы, достигавшие достаточно высокого уровня развития цивилизации, в некий момент переживали катастрофу – природную или из-за завоевания. Уцелевшие их остатки уходили в дальние странствия и на новых местах расселения старались воспроизвести образ прародины, этого «утраченного рая» ...К наиболее древним свидетельствам праистории, если от нее не уцелело ни артефактов, ни текстов, относится язык символов… Мы остановимся на одном из них – вопросе великого изменения в культурной традиции человечества, а именно – в переходе от полярной или Гиперборийской традиции, к солярной, или Атлантической».
Гиперборею, дивную страну близ Полярного полюса, посетил некогда Аполлон Гиперборейский. Наладил контакты с местными. «Геродот сообщает, что по старинному обычаю, ежегодно в храм Аполлона на острове Делос пребывают священные дары гипербореев – первинки (или «начатки» – первый сноп пшеницы, обернутый в солому). Они следуют на Делос через Скифию, с севера на юг: обычай был известен под названием «гиперборейские шествия».
«Предполагают, что ледник не был сплошной шапкой, но грядой, пологой на юге и крутой на севере, а за грядой лежала земля, вполне пригодная для земледелия, благодаря конденсации испарений и тому факту, что солнце над Полярным кругом никогда не заходило. Да и Гольфстрим, как предполагают, тек тогда не с севера на юг, а с севера на восток, в район нынешних моря Лаптевых, Карского и так далее. «Арктида, или ее центр на полюсе, и приполярные земли, имела самые разные обозначения (Солнечная или Подсолнечная земля, Сирия – от Сурьи, Финикия – от Феникса, Акта и Актика от Аркетос – медведица). Ее сакральный центр мог носить название Тула (Фула) что на санскрите означает Весы. Имеется ввиду созвездие Весов, причем не зодиакальное; первоначально оно было полярным (то есть, занимало центральное положение), отмечает Генон. Что же оно обозначало? Символически – Большую и Малую Медведицы, подобно двум чашам весов, подвешенные по обе стороны Полярной звезды, знаменующей нерушимую и недвижную ось всего мирозданья.
«Символ небесных весов соотносится с именем Тула, данному гиперборийскому центру изначальной Традиции», утверждает Генон. Символ «небесных весов», самых справедливых, удерживающих весь мир в равновесии, раскрывается в образе египетского Осириса: в загробном царстве он судит душу покойного, перед ним стоят весы, на одной чаше которых – душа с ее грузом добрых и дурных поступков, а на другой – перо богини истины Маат. Тот же смысл находим в некоторых раннесредневековых изображениях Архангела Михаила… Другим, столь же важным и весьма распространенным символом мировой оси являлось «Древо мировое» в многочисленных вариациях. Итак, важно уяснить, что символы, связанные с Полюсом – это вертикаль в разных ипостасях, и к тому же Перводвигатель: именно она, оставаясь незыблемой и неподвижной, привела в движение, раскрутила миры вокруг себя.
Наряду с первичным и главным утверждаются вторичные духовные центры, и на них переносятся священные названия. Так, в Центральной Америке сохранилось название Тула, занесенное Тольтеками... Генон упоминает название Тула и в России; карта Европы дает немало названий, где оно так или иначе содержится (Тулон, Толедо и др.; в греческом варианте Фуллы, Фули – Рускофули, Мегафули)... Все это сообразуется географически с гибелью изначального духовного центра и перенесением его на новые земли…
Атлантическая традиция географически сложилась на Западе; западу в сутках соответствует вечер; не отсюда ли постоянное повторение «И был вечер, и было утро» в рассказе о шести днях творения в Библии? У арабов до сих пор сохранился обычай читать утренние молитвы с вечера предыдущего дня… При этом чрезвычайно трудно определить, продолжает Генон, как происходило слияния течения, пришедшего с Запада после исчезновения Атлантиды, с другим течением, пришедшим с Севера и происходящим непосредственно от изначальной Традиции. Изучая условия, в которых могло произойти это слияние, несомненно, следует уделить особое внимание Кельтиде и Халдее, при чем их название, по сути одно и то же, обозначало в действительности не особый народ, а жреческую касту. Но кто сегодня знает, чем были кельтская и халдейская традиции, как, впрочем, и древнеегипетская? Нельзя проявить чрезмерную осторожность, когда речь идет о полностью исчезнувших цивилизациях». Цивилизации исчезали, но не могли исчезнуть народы, люди.
«В свете теории Черноморского потопа становится понятно, почему Трипольская аграрная культура, древнейшая в Европе, имела такой высокий уровень. Она появляется как бы сразу, в готовом виде, с высокой культурой земледелия, с развитыми, в условиях неолита, технологиями и замечательным искусством. В раннем Триполье ученые находят признаки 4-5 разных археологических культур. Как будто общая беда согнала их (народы) с насиженных мест, объединила для выживания... Особенно поражают находки в Болгарии... К самым знаменательным находкам, к тому же расположенным непосредственно на побережье Черного моря, следует отнести остатки Балканской цивилизации – некрополь близ города Варна и селение Дуранкулак... Было ясно, что найдены древнейшие на земле изделия из золота, принадлежавшие цивилизации, которая значительно старше, чем Египет и Месопотамия. Количество золотых изделий – свыше 3000 предметов общим весом более 6 кг – поразило ученых. Горячим сторонником гипотезы, согласно которой на болгарских приморских землях существовала старейшая в человеческой истории цивилизация, выступила профессор Генриетта Тодорова, руководитель раскопок.
«Трудно поверить, но за 5 тысяч лет до новой эры здесь налицо основные черты цивилизации: социальная дифференциация на богатых и бедных, монументальная архитектура, царская власть, разнообразное производство и торговля...» Разделение на богатых и бедных как наиглавнейшая черта цивилизации, лишает нас, «эфиопцев» надежды на равенство и братство, а другая основополагающая черта – царская власть, избавляет от иллюзии свободы: из-под пяты альфа-самца не сбежать! Разве что – в потоп, сгинуть и с самцом, и с цивилизацией
Авторы книги «Черное море, потоп и древние мифы» болгарские исследователи П. и Д. Димитровы сообщают о селище Дуранкулак, что там обнаружены двухэтажные или двухярусные дома размером до 200 кв. м; а керамические игрушки свидетельствуют о том, что жители пользовались столами и стульями... Но – «Почему в Варне обнаружен только большой некрополь, но отсутствует селище? Ведь высокая плотность населения – условие развития культуры. Почему не обнаружены монументальные каменные сооружения, которые в социально дифференцированном обществе должны были существовать? Почему обнаружены керамические изделия с абстрактными узорами, но отсутствуют артефакты с письменностью или пиктограммами? Наконец, почему после 5 тысячелетия до н.э. в районе Варна-Дуранкулак наступила деградация, заметная и по экспонатам музеев?...
Ответ на все эти вопросы дает черноморский потоп». Однако, в наших праплеменах находились особи внимательные и осторожные. Не стали ждать, когда их смоет водой, или пока все само собой «устаканится», а поднялись повыше, в уцелевший Крымский массив. А что лишились главных черт цивилизации, так это дело наживное. Горы «образовали архипелаг островов. Память об этом уцелела в словах Плиния Старшего: «От Керкинита начинается Таврика, которая некогда также была залита морем везде, где теперь расстилаются равнины; далее она представлена обширными горными хребтами. Здесь живут 30 народов; из них внутри страны – 23 племени и 6 городов»... Выше говорилось об индоарийской ветви языка тавров. Есть и другие основания считать их малым остатком, реликтом народа, пережившего потоп. Молчаливым свидетельством этого являются пещерные сооружения и сопутствующие им каменные кольца – «проушины» в верхних обрывах отвесных скал. С давних времен среди населения горного Крыма бытовало устойчивое местное предание, согласно которому эти каменные кольца служили для привязывания лодок, когда море залило долины между скалами».
Среди современного населения, хлынувшего с материка, местных преданий нет и не может быть! Не одно только таяние ледников обвиняют в потопе. По одной из гипотез, мировой катаклизм вызвал огромный метеорит, упавший в районе нынешней Гватемалы. Там тоже на вершинах гор в новое время нашли и лодки и остатки селений, которые прежде размещались на побережье. Какая сила их занесла на вершины – землетрясение или гигантское цунами?.. Вряд ли нам удастся восстановить миграционные маршруты прапращуров. Сновали туда-сюда под влиянием неблагоприятных факторов. По древнеиндийскому эпосу, люди в Индостан пришли с Севера. Согласно последующим исследованиям, народы по шарику стали расселяться из Индии. Последними оттуда вышли цыгане, но уже не нашли не занятых мест. Их средой обитания стала вся «Эфиопия», но мне пока что не приходилось ни слышать, ни читать, чтобы цыгане комплексовали из-за отсутствия у них национального государства. Т. Фадеева пишет, ссылаясь на античных историков, «об индийском происхождении народов, населявших берега Понта задолго до греков, а также о том, что ими здесь была создана цивилизация, перед которой греки той эпохи выглядели варварами. В свою очередь она ссылается на работу Карла Риттера «Введение в историю европейских народов, населявших берега Понта Эвксинского до Геродота»: «Местные мифы, приноровленные к основанию большинства колоний, восходят почти всегда к временам более древним, чем времена колонистов из Милета.
Уже с древних времен Европа, заимствуя культуру из Греции, привыкла воспринимать все иллюзии, которыми тешили себя тщеславные греки, убежденные в том, что Греция – светочь мира; ослепленные своей гордостью они хотели бы, чтобы все просвещение, вся наука, вся цивилизация, все религиозные системы исходили из недр Греции... Между тем, мифы, рассказанные самими греками, часто опровергают эти гордые представления. Читая Гомера, изучая мифы о бегстве Фрикса и Геллы, плавании аргонавтов, похищении Европы, труды Геродота, нельзя не прийти к обратным выводам, а именно, что Греция получила дары цивилизации в большей или меньше степени от тех, кого она называла варварами... Кажется, что все древние народы избрали Черное море ареной подвигов своих героев...».
«Далее Карл Риттер первым высказал предположение, что носителями этой працивилизации были индоарии, что неоднократно упоминаемые греками синды, индийская народность, жители Таманского полуострова и низовьев Кубани, а также загадочные тавры – это остатки индоарийских племен, основная масса которых ушла в северо-западную Индию. Его внимание привлекло название таинственного города Корокондама, по сообщению Страбона, расположенного на берегу Таманского залива. В наши дни найдены археологические свидетельства существования этого города, основная часть которого ушла под воду. Однако немецкого географа заинтересовало само название города с его четко индийским звучанием: конда – город, Кор – солнце, ма – мать или богиня-мать».
Не одни киммерийцы нам оставили после себя только тексты античных авторов и географические названия. Те же тавры, синды и иже с ними. А в новой эре то же случилось с готами. «Общение между Таврией и Каппадокией можно обозначить несколькими вехами. Первое – это переселение готов во II-III веках с севера на юг, с берегов Балтики в Северное Причерноморье, в Таврику, оттуда – в Малую Азию, после чего их можно было бы назвать самым ранним из варварских народов, приобщившихся к христианству. Характерно, что вслед за меридиональным, строго вертикальным перемещением, готы проделали и широтное, горизонтальное: они направились на запад, в Европу, дойдя до самого края, где основали королевства в Ломбардии и Испании. Вслед за ними в широтном направлении происходило «великое переселение народов» с востока на запад, сокрушившее античный мир в IV-V веках. «Пребывание готов в Причерноморье, – пишет выдающийся ученый-славист и историк культуры В.Н. Топоров, – ключевой момент в их истории, делящий ее пополам во временном и пространственном отношении, между первым упоминанием о готах (I в) и их исчезновением со страниц истории (VIII-IX вв.)... Своим присутствием готы отметили крайние точки Европы: от Скандинавии до Крыма, от Пиренейского полуострова до Северного Кавказа. Наконец, готы охотно, быстро и плодотворно стали осваивать античную культуру, хотя это же обстоятельство привело их к быстрому растворению в романской культуре».
Часть готов осталась в качестве союзников Византии в Таврике, положив начало Крымской Готии. Другое ее название – страна Дори с центром в Доросе, он же Феодоро, который локализуют на плато-останце Мангуп… ключевая роль перекрестка широтного и меридионального направлений, перемещения культурных парадигм выпадает именно Доросу-Мангупу... Так, волею судеб или, как говорили в прежние времена, Божественного Промысла стала скала-крепость средоточием «креста простанства», прочерченного через Таврику и особенно выпукло обозначившегося в раннее средневековье. Именно в это время меридиональное направление было проложено далее на север, получив в древнерусских источниках название «Путь из варягов в греки». Ее крайнюю северную точку обозначила не позднее середины VIII столетия Ладога – город на берегу одноименного озера, где сохранились остатки крепости и храмы с великолепной настенной росписью...
Сегодня, опираясь на данные русских летописей, скандинавских саг и одной каролинской хроники петербургские историки и археологи называют Ладогу «первой столицей Руси»... Ладога стала центром сплавленного из славян, скандинавов и финнов этносоциума русь... Правитель пратогосударства с центром в Ладоге именовался не «князем» и не «конунгом», а тюрским титулом «хакан/каган», обозначавшим ранее владыку Тюркского каганата, затем Хазарии, и по статусу приближавшимся к титулу «император».» А задолго до всего этого, готы, как и многие до них, дошли до края земли и уперлись в море. Согласно ряду источников, там они смешались с аборигенами и стали вместе пиратствовать на Черном море. Очень может быть, если сравнить внешность татар с ЮБК с татарами из степного Крыма. Те, что с ЮБК – светловолосы и светлокожи, среди них на митинге, посвященном Дню депортации, я наблюдала пухленьких блондинок с веснушками. Впрочем, за века существования Крыма много чего смешалось и в водах Понта и в жилах обитателей полуострова! Однако, новую Великую Готию Гитлер создавать решил отнюдь не на Мангупском плато! Сомневаюсь почему-то, что идею фюрера одобрил бы Карл Риттер…
Сколь много всякого-разного происходило в «Эфиопии» и в эру Клио и задолго до нее! То, что считалось непреложным вчера, было низвергнуто. Что будет низвергнуто завтра? Меж тем, углубляясь в прошлое, мы имеем дело, преимущественно, уже с цивилизациями, с працивилизациями, а не с особями на елках. Как и когда эти особи переместились с пальмы на елку, мы не знаем, их путь отмечен лишь их собственными следами, давно затертыми, поросшими быльем. Их следы сохранились в нас. Наша цивилизация насчитывает всего две тысячи лет, и то – календарных, а если отсечь античность и средневековье, то мы, поборники технического прогресса, даже не подростки, а дети малые! Поэтому меня лично пугает идея создания искусственного интеллекта. Вспомним: все, что придумали фантасты, вошло в живую Жизнь. Вселенная не рассуждает – она выполняет заказ. Хотели вы летательный аппарат, «Наутилус» – получите и распишитесь... в своей беспомощности перед тем, что сотворили! Сначала – в воображении. Если искусственный интеллект самоусовершенствуется, он покончит и с нами, и со всеми народами, которые живут в наших генах.
Рим разгромил империю кельтов, но не кельтов. На окраинах ойкумены, в том же Причерноморье, они продолжали существовать, смешиваясь и с русами, и с аланами, и с прочими обитателями лесостепи, внося свою лепту в развитие культур и религий. Но главным вкладом всех этносов во всеобщую историю стало продолжение Рода. Нашего, приматского, вооруженного каким ни есть интеллектом и гаммой чувств. Именно ими мы и мыслим позитивно, в отличие от рационального искусственного интеллекта. Ведь и внутри собственно Рода прагматичные люди проигрывают страстным хотя бы «в области балета», сиречь искусства, вотчины Бога. Человекам-творцам необходим личный Бог.
«Ящик» твердит, что мир изменился с тех пор, как подвергся атаке коронавируса. Он стал совсем не таким, каким был вчера и позавчера. Мы, обычные «эфиопцы», к вирусу претерпелись, как предки претерпевались к чуме, холере, «испанке». К войнам и революциям. Не в открытый же Космос нам бежать с шарика! Обычный человек продолжает думать о насущном. И – о Боге, который спасет и сохранит, а Бог у каждого- личный, кто каким Его видит, каким себе сотворил.
«...В дороге полночной гонцы трубят,
Зовут пред Твоя стопы.
Творец, и не зная самих себя,
Мы смели собою быть!»
(М.В. )
Поначалу я не хотела включать в текст свои стихи, но потом подумала: и повествование мое, и стихи – мои, так почему бы не проиллюстрировать ими фрагменты рукописи? Это проще, чем рыскать по полкам в поисках нужных строк! Не хватает уже в пороховницах пороха, чтобы перечитать десятки поэтических сборников! Сознаю, что те, кто жил до меня, написали куда лучше и о войне, и о любви, но... как получилось, так и получилось! Радует, что никакие искусствоведы мою «Люси» не прочтут и, стало быть, не размажут меня по стенке. Ни философы, ни критики, ни социологи в наборе с историками и политологами. Аве, Отче!
В моем приматском воображении Вселенная – разноцветная колеблющаяся субстанция. Она принимает наши импульсы, она всегда с нами на связи, даже когда мы не осознаем этого. Она выполняет наши желания. Потому-то и надо бояться своих желаний. Сиюминутных. Захотелось нам пирожного – кровь из носа! – мы его получили. Но мы забыли сказать «спасибо», и Вселенная продолжает выполнять долгоиграющую программу… Хорошо, пирожное – не революция, а диабет – не террор… Что до тех, кто не мечтал пасть жертвой террора, то им, надеюсь, зачтется. В светлом запредельном саду. Поскольку и программу воздаяния никто не отменял. И воздаяния, и возмездия. Каждому перепадет по вере его. И тогда одни обнимутся с близкими и сядут за пиршественный стол, а другие попадут в паучью банку, в среду им подобрых… И, возможно, мы наконец-то узнаем то, чего с тверди нам не постичь, не увидеть ни макушкой, ни третьим глазом.
С детства я боюсь смерти, ассоциирую ее с темнотой. Поэтому не люблю ночь, даже лунную и звездную, которой так восхищаются поэты. Потому и Вселенную хочу видеть цветной, пронизанной лучами. Ими переговариваются между собой звезды и планеты. Мне надо верить, что за пределами атмосферы – не черно, солнечно! Но хуже всего – тоже с детства – мне становится перед закатом и на закате. Тоска накатывает кромешная, а цвета пространства видятся тревожными, «знаковыми». Не западный я человек! Ни внутренне, ни внешне. Муж Марчелло говорил, что лицо европейца похоже на лезвие топора. Именно такие лица мы видим в английских фильмах. (В последнее время – и в отечественных сериалах!) У многих русских – вне кино – высокие скулы. Братья-азиаты постарались? Орда, которой, якобы, не было? Или праидноиранцы? Тем не менее, волосы остались светлыми, тонкими опять же у многих русских.
Украинцы – другие. Те, кто считает, что украинцы – те же русские, только слегка оборзевшие, украинский язык – испорченный русский, а Украина – окраина России, в лучшем случае невежды. Украинцы – отдельный народ, украинский язык куда ближе к древнерусскому, чем русский, подвергавшийся языковым экспансиям начиная от французов и до нынешних англо-американцев, а предлог «у» в украинском языке то же в русском предлог «в». Вынужденные бегством спасаться от всевозможных завоевателей, люди возвращались потом на родину – «у краину», «в край», а не на какую-то окраину. Чью-то. Белорусы – тоже народ отдельный. Правда, их никто и не записывает в великоросы. Эмблема Белоруси – Погоня – всадник, несущийся во весь опор. Смысл символа мне объяснили люди из национального белорусского общества: когда мужчины уходили в леса на охоту или работать, враги нападали на их селения, уводили детей и женщин. И тогда мужчины мчались вызволять своих. Это душу каждый спасает сам, спасения Рода, Родины – деяние коллективное.
Спасется ли наш «эфиопский» «гамбуз»? Рушатся экономики, люди мрут и боятся друг друга, только особям с паучьими мозгами все нипочем. Они продолжают мыслить категориями захватов и санкций. Даже если Клио рассказала им, что идея мирового господства – идея гиблая, проигрышная, они не услышали музу за шепотком «похоти властвования». «Говорильник» вопрошает – риторически и панически – каким будет наш новый мир? Таким же, как старый, пока не изменится кардинально человеческий фактор. Но мы, где бы ни обитали, остаемся такими, какими возникли. Тому пример – древняя бразильская легенда о рождении мира.
«Вначале, сказывают, были только вода и небо. Все было пусто. Все было – огромная ночь». Но когда бог Тупана «посереди большого ветра» спустился на новорожденную планету, из воды поднялась маленькая земля, и бог ступил на нее. «В это мгновение Солнце родилось на стволе неба». Атмосфера не успела стать плотной, и лучи Солнца так ожгли бога, что кожа его треснула и сползла с него лоскутами, расстелилась поверх воды и превратилась в большую землю. Из этой земли Тупана слепил человека. Подул ему в ноздри и оживил. Поначалу человечечкая фигурка не ела, не плакала, а только ползала без смысла туда-сюда, но потом начала расти, и тогда Тупана снова подул ей в рот, и она заговорила. Человек «видел воду, землю, небо, Солнце, Луну, но не видел Тупана, который все время был подле него. И он бегал, купался, говорил с Солнцем и с Луной, которые не отвечали ему». А потом человеку послышался какой-то шум со стороны неба. «Он напряг ушли и услышал песню. В сердце у него родилась радость, и он тоже запел». А Тупана меж тем обустраивал землю – мастерил растения. Человеку они понравились. «Ой, как все, что я вижу, красиво! – промолвил он. – Что такое это все?». Он подошел к дереву и спросил:
– Кто ты, что почти упираешься в небо?
– Я волос земли, – отвечало дерево.
– А что это там, у тебя на вершине, желтое, как Луна?
– Это мои плоды, из которых должны родиться подобные мне, чтобы заполнить землю.
Внезапно один из плодов упал к ногам человека. Он его поднял, спросил, что с ним надо делать. Дерево объяснило: «Теперь, раз только ты один можешь передвигаться с места на место, съешь плоть плода, а потом положи семена вглубь земли». Так человек открыл для себя голод, и ему тот же захотелось еще плодов. Дерево предложило ему подняться на вершину, предупредив, чтобы он не ронял семена наземь, они могут пропасть. Но так как лень оказалась сильнее разума, то человек побросал семена вниз, где они превратились в разных животных. Правда, они еще не были злыми. Обнюхали человека, потерлись об него и отошли прочь. Человек же не ограничился созданием животных. Не из желания творить – из разгильдяйства и тупоумия. Нажравшись от пуза, он стал швырять плоды вниз, где они разбивались на куски. Делал он это ради животных, полагая, что они тоже едят, как он. Однако, куски плодов превращались в ос, пауков, муравьев и скорпионов, которые тут же принялись больно жалить и человека, и животных. Так праиндеец настроил против себя Природу. – «Ты искалечил землю, – сообщило ему дерево. – Ты видишь этих бегающих зверей? Они бегают потому, что насекомые, обороченные из семян, кусают их».
Спасаясь от насекомых, человек вместе со зверями, бросился в воду. «В это самое мгновенье, сказывают, маленькая рыбка прижалась своим боком к телу человека. Он испугался и выпрыгнул на землю, где насекомые уже ожидали его... Он опять кинулся в воду, и рыбка вновь прижалась к нему...» Непонятно, почему так достала праиндейца безобидная маленькая рыбка, но он поймал ее и выбросил на берег.
«И сразу все насекомые соединились вместе над нею и стали ее кусать. Рыбка трепыхалась, чтобы стряхнуть их со своего тела, но они все прибывали и прибывали, до тех пор, пока ей уже не достало сил, чтобы подпрыгивать, и она только стонала: «М-м-м... м-мм... м-мм».
Насекомые рассеялись, когда взошло Солнце и стало жечь их, а маленькая рыбка стала расти. В конце концов, человек решил, что было бы хорошо снова пустить рыбку в воду, но кожа на ней вдруг лопнула, «а из рыбьей глуби вышла девушка большой красоты». «Она сразу же принялась бродить среди зверей и есть плоды, упавшие на землю». Потом она уснула на берегу. Уснул и юноша, забравшись на ветку дерева. Еще одни Адам и Ева...которые не знали толком, ни кто они, ни зачем нужны друг другу, пока холодный дождь не упал на землю, и от сильного грома содрогнулась земля. Животные не знали, куда спрятаться от дождя и прижимались друг к другу своими телами, чтобы не чувствовать холода. Пришла ночь, и был дождь, и был ветер, и была темень. Никто не знает, что происходило меж ними всеми.
Когда Солнце следующего дня встало на небе, эти двое уже более не разлучались и, сказывают, среди животных тоже каждый шел рядом со своей подругой. У девушки родилась дочь, и у животных появились детеныши. И так люди и животные начали множиться на земле».
Животные – понятно, а как выкручивались люди, которым некуда было сходить за своей второй половиной? Остается предположить, что перволюди занимались инцестом. «После того как прошло много лет, люди и животные, как-то случается с нашими лицами и волосами, стали портиться. Люди убивали друг друга, один крал жену у другого, все совершали дурное... Тогда Тупана велел своим помощникам Папа и Пиа утопить землю и убить людей, зверей и насекомых. Тапана, Папа и Пиа опустились на горный хребет Уроройма. Папа начал собирать все растения, чтобы они не погибли. Пиа помечал те земли и горы, которые не должны быть потоплены. После того, как они все закончили, Тупана поднялся на небо, а другие двое остались средь пиков и хребта Уроройма. И сразу же вода начала прибывать все быстрей, и через три дня вся земля оказалась под водою. Все исчезло из глаз. Тогда, сказывают, Тупана спустился на горный хребет Уроройма, где находились Папа и Пиа, и спросил:
– Вы уверены, что уже исчезло все, что было на земле?
– Уже исчезло все, – отвечали они.
И тогда вода сразу стала спадать, и после того, как оборотилась Луна, земля вышла наружу. Тупана, Папа и Пиа спустились на то место, откуда росла гора, и Тупана сказал:
– Ты, Папа, посеешь семена по всей земле и возвратишься сюда через полный оборот Луны. Ты, Пиа, сделаешь новых животных, чтоб заняли место тех, которые умерли. Возвращайся через полный оборот Луны.
И Папа принялся сеять семена, в то время как Пиа мастерил зверей земных, каждого со своей подругой, дул им в ноздри – и они убегали прочь.
Тупана взял горсть еще сырой, жирной и мягкой глины, с остатками растений со дна, и из нее сделал фигуру женщины, подул ей в ноздри и положил на Солнце, чтобы обсохла.
После того, как он отсчитал столько дней, сколько пальцев на обеих руках, Тупана отнес фигуру в грот и лег рядом с нею. Но когда он уже овладевал ею, раковина ее тела распалась на мелкие куски. Тупана рассердился, смял сызнова глину в комок и швырнул ее туда, откуда взял. И тут увидел он красивое дерево, принесенное к берегу большой водой. Из нее сделал Тупана другую фигуру женщины. Подул на нее – и она зашевелилась. На второй день она уже говорила. На третий – встала и пошла. Тогда Тупана лег рядом с нею, и она понесла от него. После того, как Луна оборотилась суженое число раз, у нее родилось двое детей – одно дитя женского пола, другое – мужского. Они-то и населили землю и стали началом нас всех». То есть, все мы – дети инцеста? Так же, как в допотопном варианте?
Третью (или четвертую) попытку сотворить род людской Тупана не предпринял. Вероятно, решил не расходовать понапрасну божественное дыхание! Да и на что мы ему сдались? У него имелись Папа и Пиа, продвинутые и мастеровитые, в отличие от потомков дерева. Или боги всех народов мечтали стать отцами, завести своих собственных детей, наследников их генома? Вот и получились мы ни Богу свечкой ни черту кочергой!
«На кряж ползли, подставив солнцу спины,
И вдруг скатились в гвалт бессвязных слов…
Не в ад с высот мы падаем – в низины,
Заполненные пламенем костров.
Горят глаза, не сходит с лиц багрянец,
Пир задался! Похмелье – на заре.
А нынче доплясать бы жаркий танец
В раю бессмертных предков-дикарей!
(М.В.)
«Женщины причудливы и изменчивы, как ветви дерева сейбы, а мы, мужчины, во всем подобны им, ибо из них вышли». Не склонны были древние бразилиане в сексуальному шовинизму. Они вообще оказались наблюдательны и объективны в оценке реальности. «Потому-то, раз уж все на земле совсем испорчено, она никогда более не должна пойти ко дну».
Современные ученые с прабразильцами не согласны. Задолго до коронавируса они предрекли очередной Великий Потоп, в ходе которого уйдут под воду и Великобритания, и Европа, и США. Печально, что судьбу «мирового жандарма» разделит Америка Латина. Может, отсидятся индейцы на вершинах Кордильер и Анд? Им, вроде, не привыкать! Уцелеет Сибирь. Типа, волны не перехлестнут Уральский хребет. А Эльбрус, а Крымский монолит?.. Сибирь – это хорошо, но в Сибири нет Сикстинской капеллы! И Эрмитажа там нет, и Лувра, и Графской пристани… Будут уцелевшие народы начинать все с чистого листа? С пихты? Это если мы тайгу не вырубим, не спалим еще сегодня!
Сын Федор, большой любитель познавательного кино, показал мне фильм «Вода». С ней, с питьевой, на земле уже большие проблемы. Мало осталось пресной воды. Неспроста отправляются на Балканы англо-американские «миротворцы» – не столько затем, чтоб установить порядок на территории – территории присматривают, пригодные для проживания, чтоб и высоко над уровнем моря, и родники имелись, и реки… Сначала эти экспедиционные корпуса определятся на местности, потом устроят аборигенам пару «войнушек» и зачисток, а потом начнут переселять свое население из зоны предполагаемого бедствия, в земли, которые станут их новой родиной. В Космос мы пока что не улетим с «Эфиопии». Да и в Космосе не ждет нас благодать Божия.
Мне дурно стало после просмотра материала, отснятого американской станцией. Космос населен еще и черными дырами. Спутник показал, как черная дыра напала на большую планету. Терзала ее, как земной хищник, отхватывая куски. Муж Андрей, увлекавшийся астрономией, сказал, что Земля окружена черными дырами, и одна их них быстро к нам приближается. Если так, не спасут никого балканские родники!
«В бытия суматохе бренной
Хоть бы что-нибудь – навсегда!
Сгусток ужаса во Вселенной –
Гибнущая звезда»
(М.В.)
Дай-то Бог, чтобы Бог все-таки был и обитал за пределами Вселенной, там, где никто никого не жрет!
«Где-то там, вдали, за садом,
И пожар, и канонада,
Здесь же тишь да благодать.
Искупалась птичка в лейке
И на яблоневой ветке
Села перышки щипать»
(М.В.)
А тут – я. С луком и стрелами. Во всеоружии древнего охотничьего азарта, который сильнее голода. Никогда не забуду, как мы поехали на охоту. Охотиться оказалось не на кого, а пострелять хотелось. Вот я и пальнула в орла, парящего над степью. Попала ему в крыло, и он на одном крыле неловко куда-то полетел. А дедушкин шофер с укором спросил: «Зачем ты орла убила? Теперь он умрет».
По одной из версий, мамонты вымерли не сами – их изничтожили наши предки. Загоняли стадо в ловушку, в ущелье, и забрасывали сверху валунами, копьями, стрелами… Заготавливать мясо впрок пращуры не умели. Жрали до отвала первые дня три, пока туши не начинали портиться, а потом просто прыгали по ним – от азарта! Швырялись кусками. И так – пока не извели всех мохнатых слонов. Мы, если честно разобраться с собой, недалеко ушли от прапредков. Может быть, Бог устал от трудновоспитуемых подростков и решил заменить нас покладистым искусственным интеллектом? С помощью наших же «докторов гильотенов». Но ведь в стае не без мутантов!
Читая труды Т. Фадеевой, Н. Рокотовой, Л. Корнеевой, приходишь к мысли, что женщина двадцать первого века соответствует не конкистадору шестнадцатого, а ученым восемнадцатого-девятнадцатого столетий. (Доктора Гильотена в расчет принимать не будем. Хотя палачи, бесспорно, должны были быть ему благодарны за облегчение их тяжелого физического труда!). Да и в прошлом далеко не все мужики рвались уничтожать мамонтов. Внук великого завоевателя Тимура Улугбек мечом махать не любил – построил обсерваторию, чтоб наблюдать за звездами. Просвещенный был человек. Своеобычным человеком был и португальский принц дон Энрике, пятый сын короля Жоана Первого, прозванный Мореплавателем, хотя никуда и никогда он не плавал. Он, как поведал о нем испанский писатель Бласко Ибаньес, «воплотил в себе все стремления и все противоречивые интересы своей эпохи, самым характерным представителем которой он являлся».
«Сыновья поргугальского монарха переправились через узкий пролив Средиземного моря, чтобы захватить город Сеуту, под стенами которой дон Энрике завоевал рыцарские шпоры. С высоты зубчатых стен покоренного города он созерцал неведомый океан и не менее таинственную цепь Атласских гор, за которыми жили незнакомые христианам народы. Когда он вернулся в Португалию, отец сделал его великим магистром ордена Христа, основанного для борьбы с мусульманами, и инфант смог наконец использовать средства этого ордена для осуществления своих обширных замыслов...
...Дон Энрике, бессменный правитель области Альгардбе, на самом юге португальского королевства, навсегда поселился на берегу океана, на горе Сагреш, возле мыса Сан Висенте. На Сагреше, гладком утесе высотой шестьсот семьдесят метров, который больше чем на километр выдается в море, суживаясь в конце, подобно мечу, дон Энрике построил свое жилище, а также обсерваторию и школу космографии. По его приглашению или по собственному желанию на Сагреше собрались люди, наиболее сведущие в морском деле, без различия нации или вероисповедания... Эти люди науки жили, повернувшись к Европе спиной, и их не занимали ни войны, ни другие события политической жизни, происходившие на суше. Их внимание было целиком сосредоточено на океане и на изучении сведений, которые им доставляли простые моряки, отваживавшиеся плавать вдоль африканских берегов.
Первые открытия были сделаны преимущественно каталонцами, которые высаживались на западном берегу Африки и соседних островах...Потом настала очередь португальцев, с некоторым участием испанцев и итальянцев: интернациональный «научный» флот инфанта...взялся за систематическое изучение африканских берегов.
.
..Капитаны флота дона Энрике начиная с 1416 и до 1460 года, когда умер инфант, открыли первые острова Азорского архипелага, обогнули мыс Бахадор и мыс Белый, основали в Аргунской бухте первую португальскую колонию, устроили на одном из островов факторию для торговли с туземцами...И вот они уже были на экваторе, вот они достигли настоящей негритянской земли и доказали ошибочность теорий Аристотеля и Птоломея, утверждавших, что жаркие страны необитаемы... Перед школой на Сагреше открылись совершенно новые горизонты; оказалось, что непосредственным наблюдениям и храбрости неграмотных моряков можно доверять больше, чем авторитетным высказываниям древних философов.
Когда дон Энрике, посвятивший всю свою жизнь делу мореплавания и морских открытий, умер на Сагреше, ему было шестьдесят шесть лет. Он умер в бедности и безвестности. Почти все португальцы считали безумцем этого инфанта, уединившегося на скале в океане, без жены, без семьи, и окружившего себя только учеными, да еще в большинстве еретиками или неверными. К тому же он растратил на свои предприятия все состояние и доходы, которые он получал от своей страны. А открытия эти еще не дали никаких непосредственных результатов, но зато многим стоили жизни.
Расходы его были так велики, что после смерти он оказался должен братьям и другим членам семьи более двадцати тысяч золотых крон – сумма по тем временам огромная. Все эти деньги были потрачены им на то, чтобы Португалия стала первой в мире морской державой того времени, но это стало понятно народу только через много лет».
А куда, собственно, было деваться португальцам с узкой полоски каменистой земли, каковой являлось их королевство? Только в океан!
Мы никогда не узнаем биографии старьевщика Жака или поломойки Марфуши – Клио не пачкала одежды в свинарниках и трущобах, она предпочитала хоромы знати. За компанию с ней попал в хоромы Бласко Ибаньес, восемнадцать лет собиравший в архивах материалы для книги о Кристобале Колоне, авантюристе международного класса, известном нам под именем Христофор Колумб. Ибаньес как бы спутешествовал в эпоху реконкисты и Великих Географическим открытий!
Пока Португалия осваивала океанский простор, Испания воевала на всех фронтах – и на юге с маврами, и на севере с католонцами (каталонцы, как и ирланцы, и сегодня готовы воевать за свою независимость), и с французами. Военные действия достигли апогея при королях-католиках Исабелле и Фердинанде, тогда как брат Исабеллы, король Энрике Четвертый, предпочитал мирный образ жизни. «Этот король-художник, которого, несмотря на изрядное количество любовниц, недруги прозвали Импотентом, был жертвой своего времени, эпохи перехода от грубых нравов воинственных лет реконкисты к изящной любезности и духовным радостям так называемого Возрождения, начавшегося в Италии.
Король питал большую склонность к музыке, танцам, женщинам, проявлял терпимость к мусульманам, обычаи которых ему были по вкусу больше, чем христианские. Порою он влюблялся в знатных дам своего двора, порою же его влекла к себе неприкрашенная природа с ее терпкой и здоровой красотой, и тогда он отправлялся на охоту в горы, в какое-нибудь из королевских поместий, в сопровождении целой свиты музыкантов, шутов, мавританских купцов и солдаток – так называли проституток, состоявших на жалованьи… Очевидно, женитьба короля на принцессе донье Хуане, уроженке Португалии, одной из самых утонченных и образованных женщин своей эпохи, вызвала у него потребность в любви женщин с огрубелыми руками, привыкшими доить коров, укрощать жеребцов и, швыряя камни, подгонять стадо.
Из Португалии вместе с супругой приехало несколько красивых дам, чрезвычайно изысканных для своего времени, появление которых взбудоражило весь кастильский двор. Они познакомили кастильских матрон с новейшими косметическими средствами и духами. Их тонкая предусмотрительность доходила до того, что они натирали себе белилами ноги от того места, где кончался черный чулок, до самых укромных уголков тела. В те времена было принято, чтобы кабальеро возили дам на крупе своих коней, помогая им сесть и сойти, а так как под пышными юбками, расшитыми геральдическими эмблемами, дамы не носили ничего, кроме рубашки, можно было легко обнаружить кое-какие тайны, когда они садились на лошадь или спрыгивали на землю.
Энрике Четвертый находился в любовной связи с доньей Гиомар, одной из дам, явившихся вслед за его супругой из Португалии. Однажды архиепископ Севильи устроил праздник в честь королевской четы...И тут король позволил себе за столом такие откровенные нежности по отношению к донье Гиомар, что его супруга, донья Хуана Португальская, поднялась из-за стола и дала любовнице короля пощечину, после чего обе благородные сеньоры, к превеликому удовольствию дона Энрике, вцепились друг другу в волосы»… И в то суровое время рождались люди, не любившие политику и войну, а перед лицом (мордой) ревности равны были и королевы, и посудомойки. Пощечины заслуживал дон Энрике, но женщины во все времена ненавидели не мужей, а соперниц. Донью Хуану понять легко: одно дело, когда супруг отрывается где-то на стороне с крестьянками, но совсем другое – когда наносит королеве публичное оскорбление за ужином, в присутствии монсеньора.
Правда, монсеньорам той эпохи завет «Плодитесь, размножайтесь» был куда ближе обета целибата, и размножались они, как кролики. Высокопоставленные клирики, имея иногда целый штат наложниц, детей своих признавали и обеспечивали – в том числе, видными церковными должностями, а дети наделялись в народе прозвищем «прекрасные грешки кардинала». Вот бы позавидовали тем кардиналам наши советские и партийные деятели! Но что положено Леониду Ильичу Брежневу, не положено секретарю горкома!
Почему-то мне кажется, что в ту эпоху миллионы мужчин не страдали от простатита. Благодаря экологии? Или потому что скакали на конях, много двигались? С детства нам внушали, что люди прошлого то и дело болели и умирали. Не было у них панацеи-антибиотиков! Зато их среда обитания не была заражена разной дрянью, а знахарки свое дело хорошо знали. Да и детская смертность, видимо, не была такой уж огромной. Кто-то умирал, как и сегодня, но рождались ли тогда дети с лейкозом, без тазобедренного сустава, с другими разнообразными аномалиями? Такие «грешки кардинала» никто не посмел бы назвать прекрасными. Вспомним, что завоевателей Перу, братьев Писарро, было пятеро и, наверняка, это были младшие сыновья, которых отправляли в «свободный полет».
Пятым сыном португальского короля был Энрике Мореплаватель. Короли и вельможи, не давали клирикам фору, также широко сеяли свое семя и также следили за его произрастанием, а мужьям женщин, осчастливленных августейшей спермой, оставалось смиряться с присутствием в их роду полуавгустейших особ. Предполагаю, что из их присутствия они извлекали и некоторые выгоды. Это если монарх помнил, где и с кем он возлежал. Ни аборты, ни анализы на ДНК тогда не делали, и высокопоставленные особы прекрасным пейзанкам верили на слово. Так они были в себе уверены! А вот королю дону Энрике не повезло из-за отсутствия генетических экспертиз: их с доньей Хуаной дочь злопыхатели прозвали Бельтранихой, объявив ее биологическим отцом дона Бельтрана де ла Куэва, бедного идальго, пригретого королевской четой. Ненависть приближенных к королеве и презрение к королю вызвали смуты в пиренейских государствах. Дворы раскололись на сторонников Бельтранихи и сторонников сестры Импотента Исабелы. Вокруг нее сплотились епископы, аббаты и знатные сеньоры. Так называемую Бельтраниху поддерживал король Португалии Альфонс Пятый. В надежде получить корону Кастилии он женился на этой своей племяннице, несмотря на кровное родство и огромную разницу в возрасте. «Все могут короли»! Так что, не только на кузинах женились монархи и перволюди! Зато браку между принцессой Изабеллой и арагонским принцем Фердинандом активно противилась «правящая оппозиция».
Они оба считались недостойными наследниками. Дон Фернандо был сыном короля Хуана Второго от второго брака, и его мать всячески старалась извести принца Виану, законного наследника, чтобы освободить престол для своего сына. Это ей удалось. Сам дон Фернандо был тогда еще ребенком, сводного брата не убивал, но всем вокруг было ясно, каким путем он заполучил власть. Отсутствие прав Исабелы на трон для многих было более, чем очевидным:» Ее королевская власть выросла из постыдной альковной тайны. Ее брат, целиком отдававшийся своим любовным приключениям, имел дочь, и только сторонники Изабеллы безаговорочно считали ее незаконной. Другая же часть дворянства после смерти Энрике Четвертого отстаивала на полях сражений права так называемой Бельтранихи».
Ситуация усугублясь тем, что Исабель и Фернандо состояли в кровном родстве – ведь Фернандо был потомком кастильских королей, и для их брака требовалось папское разрешение. Папа его давать не спешил, рассчитывая угодить королю Португалии. (Похоже, в дальнейшем без папского благословения не заключался ни один брак в Европе. Что привело к возникновению протестанства, когда папе надоело давать добро на женитьбы английского Генриха, уничтожавшего жен одну за одной, чтобы взять себе новую. Разъярившийся Генрих от папы отмежевался. И начались массовые истребления то католиков, то протестантов, в ряду которых Варфоломеевская ночь не являлась явлением единичным). Однако, брак между Исабелой и Фердинандом был заключен, «благодаря мятежному архиепископу Толедскому. Будучи князем церкви, он чрезвычайно вольно обращался с церковными делами и сам подделал папское разрешение на бракосочетание наследников.» Он организовал встречу молодых людей, за которыми бдительно следили друзья Энрике Четвертого. Исабель не могла приехать в Арагон, Фернандо пленили бы на границе Кастилии, но ловкий архиепископ Педро Каррильо их все-таки поженил.
«Фернандо пришел в Кастилию окольными дорогами, а одежде погонщика мулов, выдавая себя за слугу четырех кабальеро, которые, в свою очередь, были переодеты купцами. В одном из домов Вальядолида состоялось первое свидание мнимого погонщика и сестры кастильского короля, которая жила в полном одиночестве вдали от двора и поддерживала тайные сношения со своими сторонниками». «Архиепископ Каррильо, человек раздражительный и властный, разошелся с принцем и принцессой вскоре после того, как обвенчал их... К моменту вступления в брак они были так бедны, что прелату приходилось оплачивать все их расходы и содержать их в одном из своих дворцов...Но за это покровительство, ничего ему не стоившее, он требовал от принца и принцессы полного подчинения, а сам действовал совершенно самостоятельно, не советуясь предварительно с ними, как будто на деле он-то и был наследником кастильского престола... Высокомерие его дошло до того, что он отказался выслушивать объяснение доньи Изабеллы, которая хотела найти выход из этого положения. «Я вытащил Исабелу из-за прялки, где она сидела со своей матерью, – говорил он, – я же ее отправлю назад, пусть опять садится за прялку».
Но Изабелла за это время сильно изменилась: это уже не была та робкая девушка, которая прозябала в неизвестности рядом с полоумной матерью, в кастильском городке, откуда ее вырвали враги ее брата-короля. К тому же, она могла теперь рассчитывать на Фернандо, с детства привыкшего никого не бояться и бравшегося за самые отчаянные затеи». «Кастильцы, сторонники Исабелы, видели в Фернандо самого подходящего мужа для своей будущей королевы. Брак этих двух наследников престолов должен был объединить Кастилию и Арагон и сделать, наконец, Испанию единой.
Кроме того, этот принц, воин с колыбели, очень волевой и дальновидный, был именно тем человеком, в котором нуждалась Исабела, чтобы победить своих многочисленных противников». Фернандо был солдатом с раннего детства. «Он поздно научился грамоте, потому что войны, которые вел его отец, не позволяли ему уделять времени учению. В восемь лет он скакал верхом и жил среди солдат. В тринадцать уже числился военачальником». Аркадий Гайдар средневековья! Что до Исабелы, то она много лет страдала из-за того, что их венчание не было действительным с точки зрения всех требований церкви и успокоилась лишь когда папский легат привез разрешение, узаконившее брак королевы, к тому времени уже родившей дочь. «Исабела была одной из самых изысканных женщин своего времени. Она любила драгоценности, пышные парчовые платья, в которых ездила на своем белоснежном иноходце, духи, изготовленные маврами – словом, все виды хитроумного обольщения и супружеского кокетства. Она стремилась удержать любовь дона Фернандо, этого солдата, который вступил в брак, имея уже побочных детей, и который продолжал в дальнейшем увеличивать свое незаконное потомство.
Король также любил носить поверх лат парчовые плащи с красными и золотыми полосами, на арагонский лад, а поверх каски – корону из драгоценных камней с изображением летучей мыши – символом арагонской династии... Они оба были бедны, а им непрерывно нужны были деньги на военные расходы. Им приходилось брать в долг у архиепископов, епископов и настоятелей монастырей, в руках которых сосредоточилась большая часть богатств страны... Наконец, им ссужали деньги под проценты состоятельные евреи и некоторые муниципалитеты, сундуки которых были набиты деньгами.
Король любил показывать своим нарядным придворным камзол из необычайно прочного сукна и с гордостью сообщал, что уже три раза менял на нем рукава. Приглашая брата своей матери, адмирала Кастилии, отобедать с ним и с королевой, он радостно сообщил ему: «Оставайтесь, дядя, сегодня у нас курица». Когда не хватало денег на жалованье солдатам, донья Исабела закладывала свои драгоценности…
...Почувствовав себя достаточно прочно на кастильском троне, королева и ее супруг решили укрепить свою власть, подчинив себе феодалов, как духовных, так и светских, привыкших в течение целого века противопоставлять себя королю. С этой целью были организованы Санта Эрмандада и Старая гвардия Кастилии, постоянные военные организации, с помощью которых можно было в любой момент усмирить мятежников». Первоначально, в функции Эрмандады входило очищение дорог от разбойников, которых развелось видимо-невидимо, но, когда Братство с этой функцией справилось, его главной целью стало упрочение абсолютизма. «Затем, добившись объединения страны и установив порядок внутри нее, они (короли) потребовали единства религии и создали для этого новую инквизицию, еще более грозную и решительную в своих действиях, чем старая, существовавшая уже несколько веков»…
Тут-то и встал ребром – очень острым – еврейский вопрос! «Евреи господствовали в Испании, так как были более образованы и трудолюбивы, чем старые христиане. К тому же, они постоянно поддерживали связь со своими единоверцами в других странах, что давало им в руки мощное оружие для торговой деятельности. Сосредоточив денежные богатства в своих руках, они смогли породниться с самыми знатными семействами страны.
Редким исключением был такой благородный сеньор, у которого мать не была бы еврейкой или который не женился бы на обращенной, чтобы поправить свои дела. Все наиболее выгодные должности, а также все виды ремесел и профессий, для которых требовалась выучка, находились в руках новых христиан... В конце XIV века фанатичная чернь подвергла еврейское население чудовищным преследованиям и истребила чуть ли не десятую ее часть, требуя, чтобы оставшиеся в живых приняли христианство.
Испанец-папа дон Педро де Луна, со своей стороны, издал буллу, в которой запрещал некрешеным евреям заниматься наиболее почтенными профессиями. Однако, когда прекратилось поголовное преследование, евреи и обращенные, движимые собственной финансовой мощью, снова завладели экономической жизнью страны. Народ ненавидел их, веря всем лживым россказням, которые о них распространялись; и все же Моисеева вера не исчезла, а, наоборот, получала в стране все более широкое распространение. Обращенных обвиняли в том, что они стали снова втайне соблюдать обряды своих предков, как только миновала опасность, заставившая их принять христианство.» В народе новых христан презрительно называли марранами, а обратившихся в христанство мавров – моррисками. Их тоже ненавидели, но меньше, поскольку они не так активно лезли в управление государством и не увлекались ростовщичеством.
«Были и такие евреи, которые перешли в христианскую веру по собственному убеждению и со всей страстью, которую этот народ всегда вносил в вопросы религии, стали бороться против своих бывших единоверцев. Немало епископов-фанатиков и главных инквизиторов были евреями по происхождению.
Народ восторженно приветствовал создание новой инквизиции... Истреблением еретиков руководили священнослужители, страшные в своей искренней убежденности, ужасающие своим фанатизмом. Торквемада, один из первых инквизиторов, искренне верил, что оказываяет великую услугу виновным «в исповедании ничтожной Моисеевой ереси»... и, сжигая их тело, он открывает их душам путь к спасению. По его приказу было сожжено на кострах инквизиции 8800 человек» (Цифра эта не кажется столь чудовищной, если сравнить ее с числом погибших на войнах и во время эпидемий. Да и в мирное время только на дорогах, только в Росии гибнет ежегодно 17 тысяч человек. Ацтеки и майя в ходе своих религиозных церемоний уничтожали сотни тысяч человек, дня за два-три. Всюду и везде наш брат-«эфиопец» находил предлог расправляться с ближними, которых он считал дальними!)). «В королевстве арагонском учредить священный трибунал было не так легко. Новые христиане Сарагоссы, подозреваемые инквизицией в склонности к иудейству, состояли в родстве с самыми знатными семействами. Матери многих родовитых сеньоров были из марранов. Все они сопротивлялись созданию страшного учреждения, но король Фернандо ожесточенно добивался своего. В его руках инквизиция была политическим оружием...К тому же, еретики, осужденные инквизицией, лишались своего состояния, которое переходило частично в руки инквизиторов, а главным образом – в казну короля». Экспроприация экспроприаторов по-средневековому! Осточертело дону Фернандо курицу есть сугубо по праздникам!
«Вначале власть инквизиторов распространялась только на так называемых новых христиан, которые несли суровую кару, если после крещения продолжали тайно исповедовать свою древнюю веру. Для тех же, кто в свое время избежал народного гнева и открыто придерживался иудейской религии, свободу исповедания охраняло королевское слово. Прежние монархи когда-то дали это обещание, и нынешние, завоевывая Гранадское королевство, сулили эту свободу еврейским общинам и мавританским жителям захваченных городов. Но католическая нетерпимость, которую дон Фернандо и донья Исабела когда-то подогревали, чтобы поднять всех испанцев на своеобразный крестовый поход против гранадских мавров, оказалась большей, чем они сами желали. Христианская Испания, вдохновляемая своими священнослужителями, требовала, чтобы все евреи приняли христианство или покинули страну.
Дон Фернандо остался глух к требованиям христиан. Он знал цену еврейскому народу и важную роль, которую тот играл в благосостоянии Испании. Именно евреи поддерживали займами короля в особо затруднительных случаях...» Дону Фернандо евреи были выгодны при всех раскладах и вариантах, но в конкретной ситуации народ, подогреваемый пастырями, заявил о себе как о движущей силе истории! «Прошел слух о том, что король и королева, руководствуясь финансовыми соображениями и некоторой свойственной испанцам чувствительностью, в последний момент не согласятся на изгнание евреев…
Как бы то ни было, королевская чета в конце концов подписала указ об изгнании евреев, и еврейские общины, потеряв всякую надежду, стали готовиться к переселению...» (Как знать, не издай их высочества драконовский указ, не стала бы Испания в будущем той самой еврейской республикой, за которую пострадали жена Молотова и Михоэлс?! Евреи считали Испанию родиной – на ее земле они жили из поколения в поколение!) Иудейские священники старались поддержать дух народа. Раввины сулили своей пастве всевозможные чудеса во время исхода из неблагодарной испанской земли. Некоторые ретивые приверженцы Иеговы готовы были отдать за него не только дома и сбережения, но и жизнь. Однако, другие предпочитали Иегове богатства и выгоды, которые сулила им милость королей-католиков. В такую-то неспокойную пору появился в Кордове некий «человек в рваном плаще», выдававший себя за генуэзца. В те времена только ленивый не выдавал себя за генуэзца, и это не удивительно: генуэзцам были дарованы особые привилегии, и они отлично раскрутились на полуострове.
«Эти купцы, обосновавшихся в обоих королевствах, поддерживали и защищали друг друга, как братья по племени. Будучи генуэзцем, Кристобаль Колон мог быть уверен, что он всегда найдет кого-нибудь, кто облегчит ему доступ всюду, куда он захочет попасть». Неизвестно, к какому из племен некогда «Великой Эфиопии» принадлежал Кристобаль Колон: тайну своего происхождения он унес... в обе свои могилы! А путь к славе фантазер и фанатик начал с тогдашней королевы морей, Португалии. Женившись на юной Фелипе Муньиш, Колон заполучил бумаги своего тестя – «уже почти забытые отзвуки маленького ученого двора покойного дона Энрике. Вероятно, вынужденный безденежьем, он поселился на Порту-Санту, у своего шурина, нищего губернатора этого острова. Пребывание там и пробудило в нем жажду географических открытий, которую чувствовали тогда все португальцы и которой они, казалось, заражали каждого, кто попадал в их страну».
Колумба в их стране ждала неудача: его проект путешествия в страну Великого Хана задробили члены Ученого Совета, люди образованные, в отличие от Колона, умудрившегося неверно рассчитать величину Земного шара. По Колону выходило, что от Пиренеев до Индии и Китая – рукой подать по прямой, через океан. «Однако, португальский король отказал этому фантазеру не столько из-за его научных заблуждений, сколько из-за его страсти к наживе. Король привык к тому, что португальские моряки, подвергая опасности свою жизнь ради географических открытий, искали скорее славы, чем выгоды. Все исследователи Африки действовали совершенно бескорыстно. Но для этого чужеземца научных интересов не существовало. Все делалось им с целью добиться богатства, власти и почета, и ему было безразлично, служить ли данной стране, или отдать себя в распоряжение другой.
Король решил, что имеет дело с сумасшедшим, когда услышал, что тот требует в награду за свою службу звание адмирала Океана, вице-короля и бессменного правителя стран, которые он откроет, с тем, чтобы все эти звания перешли по наследству к его потомкам, как в королевском семействе. Это походило на основание королевской династии – династии Колонов – по ту сторону океана». «Когда ученые советники короля отвергли его предложение, он объявил, что все они неучи, завидующие его превосходству», а самого короля обвинил в коварном намерении похитить его превосходный план. Король, якобы, вознамерился тайком послать каравеллу для проверки сведений, полученных от Колона. Дон Жоан Второй, который всегда поддерживал мореплавателей, на такие козни способен не был, да и зачем ему было посылать каравеллу тайно, если он мог сделать это открыто? Колон покинул Португалию ради соседней Испании. Все это время брат его Бартоломе пытался подписать под идею Кристобаля английский двор, хотя Англия тех времен и не была великой морской державой.
«Оба они обращались с письмами к венецианской и генуэзской республикам... но не получили ответа. Генуэзцы не обращали никакого внимания на слова этого человека, который выдавал себя за их соотечественника. Они и знать не хотели о его существовании». Столь же упрямый, как и высокомерный, Кристобаль стал осаждать Фердинанда и Исабелу, как они осаждали Гранаду. Свой дурной характер он демонстрировал не всегда – умел и подластиться к нужным людям. Вдобавок, был он красноречив и фанатично верил в свою идею. Как и в свою избранность. Зарабатывая на жизнь изготовлением карт для моряков, ходивших по Средиземноморью, он полагал это занятие искусством, доступным лишь ему одному. Обитал тогда Колон на дешевом постоялом дворе, в убогой каморке, где судьба свела его с бедной дворяночкой Беатрис, от которой он родил сына Фернандо. Колон обещал Беатрисе «Немедленно обвенчаться с ней, для чего он уже послал за необходимыми бумагами». Ни доверчивая кордовская девушка, ни Бласко Ибаньес этих бумаг так и не увидали.
«В Португалии несколько лет назад сеньору Кристобалю гораздо легче удалось вступить в брак, так как религиозные распри тогда несколько поутихли, и церковники с писцами не так старательно копались в бумагах каждого, чтобы дознаться о его происхождении». «Брат Кристобаля, Бартоломе, был в таком же положении: он жил с женщиной, которую любил и от которой имел сына. Он никогда не смог обвенчаться с ней. Наверное, ему также недоставало необходимых бумаг». К счастью, нравы той эпохи не были строгими. Жестоко карая за грех содомский, к гетеросексуальным парам и церковь, и общество относились вполне терпимо. Шла война, которая все списывала, в том числе и «жизнь во грехе», в гражданском браке, как сказали бы сегодня. Вдобавок, высокопоставленные церковники, окруженные любовницами и чадами, подавали массам личный пример свободных отношений. На их фоне никому не было дела до какой-то Беатрис с ее иностранцем! Зато прелаты, епископы и архиепископы берега теряли настолько, что их высочества в конце концов издали указ, запрещавший священнослужителям выставлять напоказ свои огромные богатства, а их наложницам блистать в общественных местах в роскошных туалетах. Обидно было, наверное, донье Исабеле, которая свои цацки забирала из залога, только чтобы надеть их на какой-нибудь международный прием!
Эта пара, Фернандо и Исабель, импонируют мне тем, что к великой цели – объединению Испании – они шли почти такими же нищими, как их подданные. С той разницей, что подданные не могли попросить взаймы у церковников и евреев, а королям никто отказывать не решался. Но кто из современных политических деятелей стал бы платить жалованье солдатам из собственного дырявого кармана? Думается, никто.
«Двор переезжал с места на место в зависимости от политических обстоятельств, но, несмотря на эту бродячую жизнь, Кордова оставалась местом, где он пребывал особенно долго, так как этот город ближе других располагался к гранадскому королевству.» Поэтому и Колон обосновался в Кордове. Он деятельно искал в окружении королевской четы влиятельных лиц, которые бы замолвили за него слово. Одним из таких стал кардинал Мендоса, который устроил неизвестному мореплавателю аудиенцию у их высочеств. (Испанские короли именовались высочествами. Слово «величество» ввел в обиход уже их внук). Колон в красноречии превзошел самого себя. «Дон Фернандо и донья Исабела молча выслушали его, и предложение явно заинтересовало их своей новизной. Королеву увлекла религиозная сторона этого плана. Какой огромный урожай душ для бога!.. Ее супруг, король Арагонский... думал о Португалии, о продвижении ее моряков по африканскому берегу, продвижении весьма дорогом и бесплодном при доне Энрике, а теперь чрезвычайно выгодном благодаря золоту Сан Хорхе де ла Мина в Гвинее, а также «малагете», не менее ценной, чем арабский перец.
Однако, положительный ум этого монарха... не любил отвлекаться надолго от действительности... Страна разорена мятежами в прошлом и войной в настоящем... королевская казна пуста; приходится прибегать к постоянным займам, чтобы раздобыть денег. Вот когда королевские знамена взовьются над башнями Альгамбры... наступит время заняться предложениями этого человека».
«Исабела расположилась со своим двором в Санта Фе, под Гранадой, чтобы показать, что осада этого города будет продолжаться до окончательной победы. Из Центральной Европы также пребывали дворяне, чтобы сражаться под предводительством короля-католика». Воины-интернационалисты пятнадцатого столетия! «Последняя столица испанских мавров должна была пасть. Ее король Боабдил... давным- давно охотно бы кончил эту войну... но опасался религиозного фанатизма и национального энтузиазма своего народа». Для народов, в отличие от правителей, вера значила больше, чем «похоть властвования». Неверующих в ту эпоху не было вовсе, как в нашу, на мой обезьяний взгляд, мало истинно верующих среди тех, кто исправно ходит в церковь по субботам и воскресеньям. Эти люди не верят, но ХОТЯТ верить! Потому и поминают имя Божье через каждое слово. Многие из них, в недавнем прошлом комсомольские, профсоюзные и общественные деятели, привнесли в религиозное чувство былой партийный энтузиазм.
«Забытый всеми Колон.. томился в лагере под Гранадой, затерянный в толпе военных.. Никто не желал его слушать. «Страна шла на величайшие жертвы. «Каждые двадцать дней люди платили налоги», – говорит один из историков того времени... и несмотря на это, наступали минуты, когда денег недоставало, и королевская чета не знала, где их раздобыть». Наконец, христианские войска с помощью Боабдила тайно проникли в Альгамбру, и Колон вновь погрузился в суетливую деятельность. Приближенные короля организовали ему встречу с монархами, и... «Король дон Фернандо, привыкший как солдат и как дипломат скрывать свои чувства, не смог скрыть изумления, услыхав требования этого незнакомца». Он, как и его португальский коллега, счел требования Колона не только чрезмерными, но и наглыми. Не вложив в проект ни единого мараведи, этот проходимец пожелал получать пятьдесят три процента со всех доходов, которые принесут новые земли.
«Донья Исабела, несмотря на доброе расположение, с которым она всегда относилась к этому одержимому, выслушивая со снисходительной улыбкой его благочестивые намерения обратить всю Азию в христианство и отправиться на завоевание святых мест, отпустила его молча и холодно, так же, как и ее супруг. С этим человеком говорить было бесполезно». Жутко разобидевшись на испанскую корону, Колон собрался было наведаться к королю Франции, единственному, кому он еще не докучал, но в дело вмешался исповедальник королевы. Благодаря его усилиям, Колон получил от доньи Исабель письмо, повелевающее ему вернуться ко двору. К письму приложены были две тысячи мараведи в золотых флоринах, «дабы он прилично оделся и купил себе какое-нибудь животное», а не шел пешком.
Исповедник королевы, такой же неугомонный и неутомимый, как он сам, находился постоянно с ним рядом. «Он мог рассчитывать также на других, не менее влиятельных помощников, которые и решили в конце концов вопрос о его путешествии: это были обращенные евреи, состоявшие при арагонском дворе и другие ближайшие советники дона Фернандо, которые ни разу не отступились от Колона, словно признавая его своим». (Говорят, что русские своих не бросают. Скорей, это евреи не бросают своих. Мы об этом знаем из анекдотов и от Н. Бердяева, определившего тип еврейского сознания как коллективистский. Русские поступают по обстоятельствам, как и все прочие народы. Достаточно вернуться к военным материалам моего деда. Одни стояли насмерть на рубежах, а другие в панике неслись мимо или уходили с позиций).
Король по-прежнему считал безумием чрезмерные требования безвестного иностранца, но придворные евреи поддержали как бы генуэзца. Алчность сеньора Кристобаля равнялась их алчности, и король уступил. Типа, потом, если экспедиция увенчается успехом, можно будет все переиграть в свою пользу. «Дон Фернандо предвидел будущее гораздо яснее, чем все его приближенные». «О почестях уже не спорили. Дон Фернандо согласился на то, чтобы будущий открыватель новых земель был адмиралом, вице-королем и кем только ему заблагорассудится», но теперь Колон потребовал денег. Ему плевать было, что королевская казна не только пуста, но и обременена долгами. «И снова сеньор Кристобаль, не способный ни на какие уступки или соглашения, когда дело касалось его личных доходов, покинул двор...но до того, как сесть на своего мула, купленного на деньги королевы, не примянул попрощаться с Луисом де Сантанхелем, секретарем арагонского короля, обращенным, который был гораздо богаче, чем их высочества. «Он был тесно связан с главными европейскими банками, которые поддерживали его, когда этого требовали его дела.» Для королевы он был самым приятным из евреев, распоряжавшихся государственным имуществом арагонского королевства, и Колон был уверен в его заступничестве. Перебрав в памяти все свои личные сделки, де Сантанхель предложил Колону взаймы миллион мараведи, полученный им от монополии на некоторые налоги в Валенсии. Безвозмездно предоставить такой заем он не вправе, поскольку в этом деле у него есть компаньоны.
«К тому же этому выходцу из еврейского народа, изысканно и пышно обставившему свою частную жизнь, казалось безнравственным давать деньги без процентов. Надо уважать незыблемые законы коммерции.» С подачи Сантанхеля королевская чета наделила Колона грамотами, предписывающими всем и всюду оказывать ему покровительство, и именоваться впредь доном. Однако, при всем том, Колон рисковал остаться навеки вечные в городе Палос графства Ньебла. Бумаги, которые даровали ему их высочества, ничего не значили для моряков. Алькадьды и рехидоры королевский приказ исполнили – выделили дону Кристобалю две каравеллы, на которые тот ткнул пальцем, но эти каравеллы оставались на приколе в устье реки Тинто: ни один человек не пожелал отправиться в плавание с грубым и заносчивым иностранцем. Ничего о нем никто никогда не слышал, а его рассказы о морских сражениях и подвигах изобиловали такими неточностями, что не внушали доверия бывалым морским волкам.
Вдобавок, все понимали: если они и правда доберутся до Индии, то и почести, и богатства достанутся единственно дону Кристобалю, а члены команды за свои злоключения получат копейки, которые их высочества платят морякам в военное время. В обычном плавании, без риска потерять жизнь, они зарабатывают гораздо больше, так на кой им сдался наглый пришелец? Дни шли, а Колон так и не решался «поставить стол» в Палосе. Королевские грамоты оказались бессильны против молчаливого сопротивления людей. «Поставить стол» – означало объявить запись в экипаж корабля.» Для этого по существующему обычаю, на площади перед церковью ставили стол, на котором лежала большая куча денег, предназначенных для немедленной расплаты с теми, кто запишется в тетрадь с корабельным списком. Колон боялся позора, который ему предстояло пережить, когда моряки Палоса, Могера и Уэльвы будут смеяться и глядеть на стол, стоя в стороне и не подходя к нему». В бешенстве от происходящего он решился было на неадекватные меры – попросить у королей армию, чтоб она силой затолкала на корабли местный сброд! От безумной идеи его отговорил лекарь, относившейся к дону Кристобалю с симпатией: «С экипажем из андалусцев, собранных таким способом, ваша милость через двадцать четыре часа после поднятия якоря будет лежать на дне морском». Вместе с настоятелем монастыря, в котором обретался Колон, лекарь успокаивал будущего адмирала Океана: «Если бы приехал сеньор Мартин Алонсо! Он один может спасти положение».
Сеньор Мартин Алонсо, глава семейства, носившего имя Пинсон, был, возможно, самым популярным человеком во всем графстве Ньебла. Опытнейший моряк, судовладелец, капитан и шкипер, он занимался торговлей, плавая в Гвинею и на Канарские острова, а также по Средиземному морю, и находился в родстве со всеми знаменитыми моряками, жившими в портах реки Тинто и реки Одиэль. К тому же он, в отличие от дона Кристобаля, был человеком открытым и доброжелательным. «С каждым он держался так, словно тот был идальго.
– С богом, счастливого пути, ваша милость, сеньор моряк, – говорил он любому из этих бедно одетых бородачей... Юнгам и палубным матросам он по-отечески говорил «ты». Так что, когда Мартин Алонсо «поставил стол», проблема с экипажем решилась тут же. Возникла другая: у Колона полностью закончились деньги, необходимые для снаряжения экспедиции. Переписка со двором заняла бы несколько месяцев и еще неизвестно, к чему привела бы, но предприятие вновь спас Мартин Алонсо: он вложил в него и собственные свои сбережения, и деньги наиболее состоятельных родственников. Пинсоны как люди практичные заговорили с Мартином Алонсо о его соглашении с иностранцем, полагая, что условия должны быть закреплены на бумаге. На что Мартин Алонсо ответил: «У меня есть его слово, и этого с меня довольно...В море слово человека весит больше, чем на земле» Не знал порядочный человек, с кем связался! Не знал этого и владелец судна оставшегося после разгрузки в Палосе. «Оно носило название «Маригаланте», но как все корабли того времени, имело еще прозвище; моряки называли его «Галисийкой», потому что оно было построено в одном из галисийских портов...
Экипаж «Галисийски» состоял из басков и кантабрийцев, людей, привыкших к трудным условиям плавания в Бискайском море. Его владелец и капитан был родом из Сантоньи и звали его Хуан де ла Коса...Это был улыбчивый человек, скупой на слова... Улыбка, казалось, отражала его внутреннюю жизнь, всегда деятельную и бодрую... Этот мореплаватель также разделял стремление многих своих современников познать тайны океана..» Мартин Алонсо забраковал каравеллы, добытые Колумбом – слишком хлипкие для океанской волны – и заменил их двумя более прочными, «Пинтой» и «Ниньей». Он считал каравеллу наиболее подходящим судном для исследовательских экспедиций, но тщеславный Колон как капитан всего флота, желал находиться на самом крупном корабле, поэтому выбор его пал на «Маригаланте». Хуан де ла Коса предоставил дону Кристобалю не только свое судно, но и себя лично, согласившись отправиться в плавание простым шкипером. Того более, он подождет с оплатой за судно до возвращения из плавания. Этот мореплаватель-северянин был таким же доверчивым, как адалусец Пинсон. Мартин Алонсо взял на себя командование «Пинтой», препоручив «Нинью», самую маленькую каравеллу, своему брату Висенте Яньесу Пинсону.
«Последний относился к своему старшему брату с глубоким уважением и подчинялся всем его решениям, хотя и сам был не менее опытен в морском деле. Но Мартин Алонсо был отмечен роком: ему предстояло бесславно умереть, оклеветанным, несколько месяцев спустя. А Висенте Яньесу, младшему брату, послушному и скромному, суждено было прославить имя Пинсонов, открыть Бразилию и другие земли и войти первым в Амазонку в молчаливом соперничестве с неблагодарным иностранцем...» Прогремело на весь тогдашний мир и имя Хуана де ла Коса, который первым нанес на карту очертания берегов Нового Света и стал учителем многочисленных моряков, в том числе и Америго Веспуччи». Кто в наше время помнит их имена? И чем так не нравились населению оба дона Энрике – португальский и кастильский? Тем, что не воевали? Один занимался наукой, а другой просто жил в свое удовольствие.
Клио подружилась с нахрапистым и невежественным Колумбом! Свой флагман «Маригаланте» дон Кристобаль распорядился переименовать в «Санта Марию» – прежнее название ассоциировалось у него с девушками легкого поведения, которые поджидали в порту моряков с туго набитыми кошельками, «изнуренных монашеским целомудрием после блужданий по морским просторам». «Так будет лучше, сеньор Мартин Алонсо, – важно сказал Колон. – Наше путешествие – дело серьезное, и мы должны избегать всего, что может показаться греховным или малопристойным». Вряд ли в этот момент он вспоминал о несчастной Беатрис, так и оставшейся его полюбовницей!
В послесловии к своему роману, в главе «Тайна Колумба» Бласко Ибаньес пишет: «О Колумбе как лице историческом можно говорить лишь с начала 1486 года, то есть с момента, когда он появился в Испании. О годах, проведенных им в Португалии, известно крайне немного, да и то не вполне достоверно. Что касается его жизни до прибытия в Португалию, то о ней мы знаем лишь то, что пожелал рассказать о себе сам Колумб или что невольно прорвалось у него в письмах и разговорах. И все это настолько полно всяких противоречий, настолько смутно, что вызывает сомнение в правдивости адмирала даже у тех, кто готов восхищаться им как личностью сверхчеловеческой…
И раньше бывали великие люди, которым приписывали несколько родин...мы насчитываем одиннадцать итальянских родин Колумба, одну корсиканскую и две испанских – всего четырнадцать...Достойно упоминания, что считающие Колумба испанцем все как один наделяют его еврейским происхождением, чем и объясняется стремление дона Кристобаля окружить себя тайной... В юности и в зрелые годы он был, как говорит Перейра, новейший и весьма трезвый в своих суждениях историк Америки, типичным «авантюристом, человеком, не знающим другой родины, кроме той, которая ему выгодна». И действительно, он любил только себя и питал некоторый интерес исключительно к своим родственникам, носившим то же имя, что и он...Что касается подвига его жизни, то... он смог совершить этот подвиг только благодаря поддержке испанцев... Без Колумба открытие Америки запоздало бы всего лишь на несколько лет»... Что весьма напрягало дона Кристобаля! Он жил в постоянном страхе, что его вот-вот кто-нибудь обскачет!
«Путаница начинается уже с имени. Кристобаль Колон – так и только так он всегда назывался... Нет ни одного прижизненного документа... который не был бы скреплен его подписью по-испански: Кристобаль Колон... Он, несомненно, знал несколько языков, но крайне поверхностно, как это часто случается с моряками. По-кастильски он говорил лучше всего, да и писал он на этом языке превосходно, с выразительностью и свежестью, свойственной прирожденным поэтам...
К тому же, от этого «итальянца» сохранилась всего одна-единственная записка по-итальянски, причем в этой записке что ни строка, то грамматические ошибки и различные несообразности, совершенно непостижимые в писаниях человека, который, будучи, по его словам, генуэзцем, должен был бы с раннего детства знать этот язык... Версия о Генуе как о родине адмирала поддерживается вновь найденными нотариальными актами, в которых говорится о некем Доменико Коломбо, трактирщике и чесальщике шерсти, человеке весьма небогатом и к тому же, видимо, расточительном, наделавшем большие долги и впавшим в нужду. Доменико Коломбо упоминается в упомянутом акте вместе с тремя сыновьями: Кристофоро, Бартоломе и Диэго. И это те самые имена, которые носили братья Колоны.
...Все нотариальные акты, относящиеся к трактиршщику Доменико Коломбо и его сыновьям, безупречны, но они напоминают те удостоверения личности, которые по требованию агентов полиции предъявляются иногда никому не ведомыми бродягами... Кристофоро Коломбо, уроженец Генуи, фигурирует в нотариальных актах как трактирщик и шерстяник двадцати с чем-то лет от роду. Между тем, Кристобаль Колон, тот самый, который позднее открыл Америку, в этом возрасте уже несколько лет плавал по морям. Этот же испанский Колон заявил в письме к королевской чете, что он поступил на морскую службу еще «до того, как ему исполнилось четырнадать лет», и что с этого момента он непрерывно плавал. Когда же мог сделаться моряком юный Кристофоро из Генуи, если в возрасте свыше двадцати лет он все еще оставался трактирщиком и шестряником? Когда он мог командовать кораблем во флоте Рене Анжуйского, если ему было десять или двенадцать лет в те самые годы, когда Колон, по его словам, был капитаном этого корабля? Когда он мог воевать под предводительством пиратских адмиралов Кулонов, превращенных людской молвой в Колонов? И каким образом бедный генуэзский ремесленник получил возможность изучить космографию и мореплавание?...
Некоторые, стремясь сгладить эти противоречия, выдвигают предположение, что Кристофоро Коломбо, трактирщик, мог в раннем возрасте проделать несколько плаваний, а потом списаться на берег, чтобы помогать отцу в его скромной торговле вином и шерстью. Но кто хоть немного знаком с морским бытом эпохи, отвергнет это предположение как совершенно нелепое. В те времена мореходных школ еще не было. Чтобы стать моряком, нужно было посвятить морской службе всю свою жизнь. На корабль приходили мальчиком-юнгою, воспринимали изустно наставления опытных матросов и овладевали тайнами моря и атмосферы на протяжении долгих лет учения...Где же мог приобрести такой опыт генуэзский юнец Кристофоро Коломбо, плававший только урывками, когда отец не нуждался в нем по обслуживанию трактира?
…Существует еще одна психологическая подробность...Нигде в этих актах мы не встречаем Кристофоро Коломбо как маэстре или, что то же, шкипера, штурмана или даже простого матроса; а между тем хорошо известно, что люди, вступающие в единоборство с яростью моря, кичатся своей рискованной профессией и пользуются любым случаем, чтобы отмежеваться от обычных людей, мирно живущих на суше. Поэтому было бы совершенно естественно, если бы сын трактирщика Доменико, живя среди чесальщиков шерсти, каменщиков, портных и тому подобных отцовских приятелей, гордился тем, что он не такой, как они, а моряк. Почему же он ни разу не назвал себя моряком?... А между тем Кристобаль Колон был очень тщеславен: он был первый и самый пламенный почитатель собственного величия. Если бы дон Кристобаль и в самом деле был сыном генуэзского трактирщика Доменико, плававшим по морям с четырнадцатилетнего возраста, то как же могло случиться, что, побывав несколько раз у нотариусов города Генуи в окружении целой толпы бедняков, он не потребовал, чтобы к его имени приписали слова «корабельный маэстре», на худой конец, просто «матрос»?
Поскольку каждый шаг человека обусловлен либо его желанием, либо необходимостью, были предложены три гипотезы, продиктованные стремлением объяснить, чем, собственно, руководствовался Колон, стремясь изо всех сил скрыть свое прошлое… Одни полагают, что это было сделано им из тщеславия... Поскольку испанские государи осыпали его величайшими почестями, обеспечивавшими ему положение второго лица в государстве, а его первенцу (сыну Диэго, рожденному в браке с Фелипой Муньеш) – женитьбу на дочери герцога Альбы, он стыдился своего скромного происхождения. Другие объясняют этот туман в его биографии тем, что в молодости он был пиратом и работорговцем. Что он и впрямь был пиратом, это не вызывает сомнений. У одного из хронистов эпохи можно отыскать место, где говорится, что одно имя этих пиратов, называвшихся в народе Колонами, «заставляло плакать галисийских детей в их колыбельках».
Судя по всему, Колон, сверх того, плавал в юности и на тунисских пиратских галерах, грабивших испанское побережье Леванта. Таким образом, нетрудно понять, что, оказавшись в Испании и не желая возбуждать подозрений относительно «подвигов» юных лет, он принял меры к сокрытию своего истинного происхождения. Третье объяснение тайны Колона – его якобы еврейская кровь... А в его время, которое было временем реорганизации инквизиции и изгнания евреев из Испании – людей, скрывавших свое истинное происхождение и менявших имя, было великое множество... Оценка его исторической роли не менее разноречива. Для одних Кристобаль Колон – истинный святой, которому надлежало бы иметь алтали в церквах католического вероисповедания… Нет, неверный возлюбленный Беатрисы Энрикес, тот, кто присвоил себе награду, обещанную первому, возвестившему сушу, кто дурно отзывался обо всех, решительно обо всех участниках своих путешествий, кто не помнил о тех немногих, кто, невзирая на его явную неблагодарность и грубость, оставались ему верны – нет, такой человек не мог быть святым!... Его сын дон Фернандо, человек действительно сведущий в науках, составля биографию отца спустя много лет после его кончины, устыдился невежества дона Кристобаля и, чтобы как-нибудь сгладить его, приписал членам комиссии, обсуждавшей проект Колона, некоторые нелепости из его химерической географии...» Сбросил, то бишь, с больной головы на здоровые. Сыновний долг выполнил!
В чем нельзя обвинить дона Кристобаля, так это в наплевательском отношении к сыновьям. Он приблизил к себе обоих, и законного и незаконнорождённого. Вероятно, из великой любви к себе! Для династии Колонов требовались ее продолжатели. Подозреваю, что не он один мыслил так же – сыновья в ту эпоху ценились, независимо от происхождения матерей. Вряд ли кто-то бегал по просторам Нового Света, скрываясь от уплаты алиментов или руками и ногами отбивался от еще не рожденного потомства! Хотя, мы доподлинно знать ни о чем не можем.
Полагаю, что я достаточно развенчала дона Кристобаля Колона, предтечу господина Абрамовича и иже с ним. С той разницей, что Колон реально бороздил океан… не на дорогой прогулочной яхте. А замечатльную книгу Бласко Ибаньеса «В поисках Великого Хана» желающие могут прочесть самостоятельно. Не уверена, правда, есть ли она в Интернете, и сохранилась ли в библиотеках...если не все они стали помещениями банков! Ничего нового не происходило в «Эфиопии» ни в один из временных промежутков. Чем более низок был человек, тем выше он поднимался. А что поменяли копья на катапульты, теперь еще и с ядерными боеголовками, так технический прогресс и эволюция – отнюдь не одно и то же! Но всегда человекам нужен был Бог. Одним – как пособник, другим – как утешитель. Как защитник. Отец! У христиан отцов много – и самый главный небесный, и священнослужители. Православные их по-семейному, ласково зовут батюшками. Эти отцы выходили на поля боев вместе с главным защитником – человеком с мечом. Александром Невским, Дмитрием Донским, князем Пожарским, имена которых ни о чем не говорят многим нашим молодым современникам. Наша страна, по моей обезьяньей думке, никогда не вылезала из войн, а сейчас находится в состоянии информационной войны с Западом и его «флагманом» США. Та же реконкиста. Отвоевание свой культуры, менталитета, истории. Есть, правда, и существенный момент разницы: внутри страны в положении осажденной Гранады оказались мы, население. И опять мы делаем только танки, а налоги платим ежедневно – в виде цен, которые неудержимо растут. Но если у реконкисты пятнадцатого века была конкретная цель – взять Гранаду, то нашей «Альгамбры» не просматривается ни в каких светлых далях. «Светлые дали», равно как «Отцы народа» – короткие анекдоты.
«Извилист путь, и взор Фортуны кос –
Под ним лета самим себе кукуем.
И Рок нам верен, как домашний пес.
Чем мы стяжали преданность такую?»
(М.В.)
Не знаю, как обстоит в реальности на Западе с защитой прав сексуальных меньшинств, но нас пока что Бог от этого достижения цивилизации миловал. В средние века за содомский грех вешали за ноги, с отрезанными гениталиями на шее, для устрашения масс. И массы устрашались. За пределами Испании и Португалии содомитов зарывали в землю живьем. То же делали и запорожские казаки. Извращенцы покушались на Род и, стало быть, не заслуживали толерантного отношения. Возможно, в замках и палаццо относились к педерастам терпимее, уберегали от страшной кары. Закон – меч, что одним рубит головы, а других бьет плашмя, по задницам, в щадящем режиме. По-отечески не больно.
Мой личный бог – это даже не отец. Это, скорее, дедушка... в образе брата. И невообразимо мудрый и, вместе с тем, современный, способный понять и простить состояния людей в определенных условиях. Мы не выбираем родителей и детей – получаем генный код, который передаем по наследству. Мы не выбираем себе болезни. Одни нам достаются от предков, вместе с их кодом, другие мы делаем (или провоцируем) сами. Но мы, современные «эфиопцы», вправе выбирать себе спутников жизни и – Бога. Того, кого сотворили по образу лучшего в себе. (Упыри – худшего). По образу мечты и надежды. В стиле Любви.
Я перед Богом оправдываться не смею. Чем-то он наделил меня с избытком, а чем-то обделил. Я эгоистка, в угоду своему творчеству жертвовала не только собой, но и близкими. Может быть, меня простили мама и бабушка, папа – нет. И муж Андрей – вряд ли. Так я чувствую, когда начинаю верить в посмертие. И тогда – винюсь. И перед старшими и перед мужьями. Им обоим со мной сильно не повезло! В ночных монологах, обращенных к Богу я прошу меня избавить от смерти долгой, мучительной и позорной, дать не умереть, а погибнуть, как то положено поэтам. Я верила с детства, что поэты не должны умирать в своих постелях, но только в седле и... с мечом в руке. Поэты, на свой лад, тоже защитники сограждан. Но сильнее, чем перед людьми, я винюсь перед животными, до жгучей боли внутри.
В детстве я побила нашего котенка Жерара. Он нашкодил по малолетству, и я стала его наказывать. Взяла за шкирку и принялась бить пониже спины. Вошла мама. Спросила изумленно, с упреком:» Что ты делаешь?! Он же маленький, а у тебя рука тяжелая». До сих пор меня это мучает. Как и то, что я сделала с Нинзей, младшей кошкой. Нинзя была дочкой Шельмы, старшей кошки. Родилась и росла в квартире, там же сама стала мамой. Шельма, мы заметили потом, любила своих потомков мужского пола, но кошечек насилу терпела. Кормила их только в силу необходимости. Нинзя являлась исключением. Может быть, потому что родилась от первого Шельминого кота, любимого, и была такой же черной, как он?
Когда Нинзя рожала, на моей кровати, Шельма сидела рядом и помогала ей. Посылала советы-импульсы, отгребала в сторонку уже родившихся котяток, чтоб не мешали… Третьим в «прайте» был тогда кот Марсель, добрый, как, наверное, все рыжие коты. Он никогда не обижал малышей, даже сидел с ними в «гнезде», когда матери отлучались. Но тут что-то перемкнуло в мозгах у кошек. Инстит оказался сильнеее разума. Кошки принялись кота избивать. Свирепо драть его и гонять по дому. Нападали с двух сторон, как торпеды. После того, как компания пронеслась по столу, все с него посбивав, я вспомнила о Галке Карпено. О ее настойчивых предложениях унести «лишних» животных в ее двор. В свой двор она вывезла из деревни штук тринадцать кошек и котов своей мамы. «Люди тоже имеют право на жизнь!» – внушала мне Галка. По ее словам, деревенские кошки отлично прижились в городе.
И тут, чисто на нерве, на порыве, я позвонила Карпенко, попросила ее забрать Нинзю. Галка тут же пришла с сыном и с большой сумкой, в которую мы затолкали несчастную животину. Нинзя орала от ужаса. Успокоившись, я решила сходить за ней, забрать… Но тут прибыл из компании сын в таком состоянии, что оставлять его дома одного было рискованно. Поход за Нинзей я перенесла на утро. Утром позвонила Галка, сказала, что с кошкой моей все преотлично… Галка мне наврала для успокоения. Она призналась потом, что Нинзя несколько дней пролежала в ямке в земле, никакая. Галка ей приносила еду, но Нинзя отказывалась есть. А потом соседи взялись травить крыс и потравили заодно всех дворовых котов…
«Люди тоже имеют право на жизнь», но смерть Нинзи не дает мне жить спокойно. Галка пыталась разделить со мной вину, но свой крест на чужую спину перекладывать – подло. Что ты совершил, то твое! На моей совести осталась смерть Птаха, скворушки с поломанным крылом. Я его подобрала по дороге из театра, а буквально на другой день уехала на сессию в Москву. Птах остался с Марчелло, они жили одной семьей. Когда Марчелло возвращался с работы, Птах бежал встречать его к двери, как собака, а потом сопровождал на кухню. Забирался к нему на колени, оттуда – на стол, и они ели из одной тарелки. А потом вернулась из Москвы я, и в квартирку потянулись толпы друзей. До глубокой ночи курили на кухне. Уже я, будучи беременна, уставала общаться, да просто сидеть на табурете, но стеснялась в этом признаться – ведь люди так хотят меня видеть! Марчелло и Птах уходили в комнату, но дым многих сигарет распространялся по всей квартирке. Мы с Марчо и Фил в моем животе с трудом, но перенесли нашествие ближних... которые приходили, в первую очередь, друг к другу, но на моей территории.
Птах забился под батарею и там умер. В мир иной ушли почти все, кто той зимой тусовался на моей кухне, но страдаю я лишь по Птаху. Может быть, потому что людей я не убивала? Разве что словом. И то, в крайних ситуациях, когда иначе становилось невозможно. Я была доверчивой обезьяной. Искренне верила, что врагов у меня нет, их просто не может быть, зато друзей – множество. Потребовались годы, чтобы понять свои заблуждения. Большинство тех, кто дневал и ночевал в моем доме, мной просто пользовались. В первую очередь – люди из неблагополучных семей и «несчастненькие», те, кто так себя выставлял или же был уверен в своей несчастности. Они то ныли, то скулили, то жаловались, то поминали своих близких недобрым словом.
Я едва не померла от изнеможения (вместе с Филом в моей утробе) когда ко мне буквально вселилась приятельница из Питера, вместе с полугодовалым ребенком. Она поссорилась с мужем. Гоняла меня к нему то за соской, то за ползунками, то за бутылочкой молока. Мне дико хотелось лечь, но куда там! Женщине, зациклившейся на своих житейских проблемах, не было дела ни до моего состояния, ни до моей семьи. Так бывает даже с очень добрыми женщинами. Они перестают воспринимать окружающих. Выкидыш у меня не случился, вероятно, лишь потому, что была я молодой и здоровой. Я себя такой делала с тринадцати лет, когда мне осточертело быть слабой и хилой. Каждое утро отжималась от пола по двадцать раз. Правда, это не разгружало психику. Прошло сорок с лишним лет, но вспоминаю с острой мукой о Птахе и – с раздражением о своей как бы приятельнице, как бы друзьях.
А ведь они все, каждый на свой лад, были хорошие люди! Я сама виновата перед собой – за чрезмерную деликатность, которую другие принимали...Уж не знаю, за что они ее принимали! Может быть, за удовольствие видеть их? Я была виновата и перед собой и перед своми близкими. Перед мужем, перед детьми. Если и понимала это, то периферией сознания. Разве можно оттолкнуть того, кто в тебе нуждается?! Больше прочих во мне нуждались мои дети, но им не требовались душеспасительные беседы. В русских семьях вообще не принято двадцать четыре часа в сутки махать над детьми крылами и приходить в неописуемый ужас при виде царапины или прыща на заднице! Не так давно одна знакомая обвинила меня в том, что я не контролировала своих детей жестко, как то положено порядочному родителю, что мои дети росли, как придорожная трава. Мои дети росли, как положено расти мужчинам... пятнадатого столетия! Как росло мое послевоенное поколение. Осваивали пространство. Лазали по деревьям и пекли картошку в золе. Нынешним детям все это делать запрещено. Возможно, поэтому, став взрослыми, они захезывают природу и устраивают лесные пожары?
Фрагменты, посвященные животным, дались мне труднее, чем остальные части писания. Животные безгрешны. Они живут и умирают без мыслей о посмертии и бессмертии, без поисков Бога...Если Он есть и сотворил меня такой, какая я есть, то, может быть, Он ведал, что творит? Все мои попытки стать кем-то другим, заканчивались полнейшим фиаско. Но Он – то – ведал… Мы тоже многое ведаем – когда вглядываемся в себя. Но так порой пугаемся того, что различаем в нашем внутреннем Космосе, что отшатывается в области вымысла. Самообольщения.
«Каждый знает все сам,
Каждый многое б смог…
Мед течет по усам,
Не в гортань, а в песок.
* * * * *
Виниться надоело и винить.
Как зазеркалье выразить словами,
Чтоб стало мне легко с собой и с вами,
Все вы, с кем коротаем дни одни?»
Каждый, кто стремится выглядеть лучше, чем он есть, прав перед собой. И... у него больше шансов возлюбить ближнего, как самого себя. При условии, что себялюбие, самолюбование не зашкаливают, как в случае с доном Кристобалем Колоном, которого художница Лена Сопова назвала катализатором эпохи. Это он с его самонадеянностью и наглостью первым пересек океан. Первым из тех, кто сумел вернеться...
Старость – черный океан, кишащий хищными болезнями, безбрежный, как одиночество. Может быть, не надо углубляться в него, а надо повернуть вспять, к Молодости, берега которой еще видны на горизонте – яркие берега, с яркими цветами? Эльдорадо – не страна золота – страна Солнца, которое блещет в небе и в человеке. Старость подкрадывается постепенно, но может навалиться вся, вдруг, под воздействием рокового события и тогда, сколько бы человек ни трепыхался, он не сумеет возродить Радость.
Молодость – как для цивилизации, так и для личности – эпоха Великой Веры. Вопрос, можно ли нам – вспять? Не для того, чтобы впасть в детство – упаси Боже от этого и нас, и наших родных! – в воды Молодости. Случилось узнать, что человек, юность которого прошла в фашистском концлагере, в дальнейшем назвал это время лучшим временем своей жизни. Да, жуть полнейшая царила кругом, но он был – молод, а молодость – ощущение, которое в любой шторм держит людей на плаву. Молодость – особенное состояние духа? Присуще ли оно отморозкам, которые грабят и убивают, а потом набухиваются прежде, чем пойти на новое дело?.. Может ли быть, что воздается нам по мечтам? И кого-то высоким, а у кого-то простым, как инфузория-туфелька?..
Вера способна сыграть дурную шутку и с человеком, и с народом.
Пример тому – ацтеки, принявшие Кортеса с его ребятами за бога Кецалькоатля, белого, бородатого, обещавшего, что вернется. Горстка людей покорила огромную империю не только потому, что у них было огнестрельное оружие и лошади. Конечно, всадник, да еще и с трубкой, изрыгающей огонь, представлялся индейцам не человеком. Мы, наверное, с таким же ужасом взирали бы на инопланетян, высадись они на нашей планетке во всеоружии своих военных достижений. Но ацтеки ждали Пернатого Змея, которого не ждали порабощенные ими племена, тут же примкнувшие к испанцам. Вредно кого-то порабощать!
Как удалось такой же горсте ватажников под водительством Ермака завоевать Сибирское ханство, не понимаю. Ханство было не хилое, не дикое, поддерживало торговые и культурные отношения с Китаем, и на конях татары с детства скакали, их конем было не напугать. Разве что пушками...Наши кортесы через всю Сибирь проволокли свои пушки. Печально, что про собственную историю мы знаем куда меньше, чем про завоевание Америки. Не случилось в командах Ермака, Хабарова и Дежнева падре Бартоломе де лас Касаса, написавшего по горячим следам «Историю Индий»? Мы даже имя Ермака Тимофеевича не знаем – только прозвище. «Тяжелый панцирь, дар царя, стал гибели его виною».
Впрочем, испанским кондистадорам во владениях Клио тоже не повезло. Одних «за долгую верную службу Отечеству и короне» отблагодарила власть плахой, других – нищетой. Повезло жадным и ушлым, «второй волне эмиграции», которые приперлись на все готовенькое. Прекрасный севастопольский поэт и прозаик Ритта Козунова, которая себя ощущает индеанкой, приходит в бешенство от слова «испанцы». Для нее любой испанец – завоеватель и угнетатель. Но падре Бартоломе не зря сподобился прозвания «защитник индейцев». Испанцами были и Сервантес, и Гойя, и Веласкес, да всех и не перечислишь! Достойные люди! Всех испанцев полагать жадными жестокими тварями то же, что всех русских производить от Малюты Скуратова.
Что до индейцев, то не были они сплошь белыми и пушистыми. Воевали друг с другом люто задолго до появления Кортеса с братанами, а в ходе войн зачастую пленных не брали. Точнее, брали, чтобы целую армию распотрошить на пирамиде во имя богов. Таких же кровожадных, как подданные. А представителей свергнутых династий не только казнили, но и пытали предварительно по-гестаповски, а потом истребляли «под корень», вместе с женами, детьми, приближенными. «Эфиопцы» на любом континенте оставались верны себе! Не хотелось бы лишать Ритту веры в мудрый, мирный, талантливый народ, никогда и никому не делавший зла, но и Клио на мякине не проведешь! Конечно, те, кто живет сейчас в селениях на вершинах Анд, никакие не троглотиты. Хорошие люди, разводят лам и выращивают маис, играют на флейтах, но ведь и украинцы еще недавно добывали уголь и сажали картошку вместо того, чтобы скакать на майданах, как угорелые кенгуру. Дать андским индейцам всепоглощающую идею, поставить под знамя, и, глядишь, они совсем другие мелодии заиграют!
Есть, правда, еще вариант – так измучить людей, что они уйдут в революцию, в горы на геррилью, партизанскую войну, как случилось это в Панаме начала прошлого века, например. Некуда было деваться людям, кроме как в революцию! В этом случае требовался им не альфа-самец, а лидер, такой же, как они сами. Панамским партизанам в их сьерре приходилось почти так же круто, как нашим в крымских горах: «Часто кормились одной ягодой, гуаявой, сахарным тростником, если повезет – жарили голубей, крольчатину, но случалось, ели и крыс...» (Карлос Чангмарин. «Кристальный генерал»). Но, что существенно – «...в горах нам помогали индейцы, крестьяне, вся беднота. «У наших, как мы знаем, все происходило с точностью до наоборот. Однако, что там, что тут, имели место разборки между военными и гражданскими командирами. «По временам к нам поднималось до двухсот солдат регулярной армии вместе с командирами. И тогда начиналась морока, первое – чем кормить, а главное – воевали не по-нашему, и офицеры ихние – люди коварные и мнили о себе очень высоко».
НКВД у них не было, однако борьба за лидерство продолжалась даже в тяжких партизанских условиях: кто главный, кому все должны подчиняться, кому полагается больше харча!.. Нашего главкома Буденного кто-то так дезориентировал (как и в случае с обороной Керчи), что он заявил, будто бы среди партизан гражданских лиц вообще не было – только военные, оказавшиеся на оккупированной территории. Кем же были Рома Болтачев, погибшие севастопольские школьники, неужели комдивами?!.. Тысячедневную войну в Панаме выиграли, в конечном счете, США. Смогут ли они выиграть у русских, ослабленных информационной войной и... «осадой Гранады» Олигархатом?
Правда, слова «русский» нынче нет в политическом лексиконе. Все теперь – россияне. Уж не знаю, называют ли себя буряты, колмыки и татары по-старинке, бурятами, калмыками и татарами, но русские теперь – россияне, только так! Осталось с песнями и танцами разобраться – не русские народные, а россиянские! Ну, и с романсами надо определиться, чтобы правильно звучало – старинный российский романс! Вроде бы и слово нормальное, общегосударственного значения, объединяющее нашу часть «Эфиопии» в монолит, но мне как крымской метиске почему-то обидно за моих предков по матушке. Будем считать это личной заморочкой!
Вспомнилось, как накануне очередной переписи населения, для участия в которой не надо было предъявлять паспорта, мы с Раисой Бикбаевой сговорились записаться киммерийками. Я одумалась в последний момент – из уважения к маме и памяти старших. Опамятовалась и Рая. Но киммерийцы так от нас никуда и не делись! И это неважно, что мы о них ничего толком не знаем! Как и о таврах, который кандидат исторических наук, археолог Евгений Туровский считает совершенными дикарями. Его точку зрения не разделяет Т. Фадеева. Упоминая о бегстве Медеи и Ясона из Колхиды, она ссылается на миф об аргонавтах... согласно которому Медея со стражниками ее отца разговаривала на их родном, таврском языке. Стал бы царь доверять свою охрану каким-то безмозглым людоедам? Впрочем, тот же Е. Туровский в своей книге с эпотажным названием «История: взгляд с бодуна» неоднократно напоминает читателю, что о древности мы знаем очень и очень мало, почти ничего. Слишком ничтожное количество материалов дошло до нас – как археологических находок, так и текстов...созданных, в большинстве своем, лет через пятьсот после описываемых событий.
«И что же нам достоверно известно о самом раннем Херсонесе? – пишет Е. Туровский. – Собственно, почти ничего... Раскопки города дают черепки, некоторые из них имеют весьма почтенный возраст, но их очень мало… в силу новых данных, возраст многих из этих черепков становится моложе... Ученые много спорили на тему, что представлял собой ранний городок: был он сразу полисом или нет? На мой взгляд, спор носит схоластический характер. В любом месте, где оказывалась компания хотя бы из двух десятков греков, уже получался полис...Полис это прежде всего коллектив граждан, существующий по своим законам. В Греции было немало полисов, не имеющих городских центров... К слову, если с полисом все более или менее ясно, то с городом, напротив... Возвращаясь к рождению Херсонеса, подчеркнем, что тут очень много непонятного, точнее, неизвестного. Как оно было? В чем жили первые колонисты?..
Также неизвестный нам вопрос, точнее, ответ на него: как было с женщинами? Прибыли вначале только мужички, осмотрелись, обосновались, а потом сгоняли за своими дамами на бывшую родину или все-таки сразу их с собой привезли? Наименее удачной мне кажется гипотеза, согласно которой первые колонисты отлавливали своих скво среди аборигенок-тавричанок. Древняя Таврида все-таки не Клондайк начала двадцатого века, а греки не тот сброд, что собрался на Аляске в погоне за желтым металлом... Да и тавричанок вряд ли было за что похвалить – так, дикие горные зверушки...»
Мне лично, хотя я ни разу не историк, кажется невероятным, что греки выдернули своих женщин из гименеев, посадили на корабль и повезли в неизвестность. А в женщинах нуждаться они стали раньше, чем обустроились на новом, пустынном месте. Наверняка! Тем паче, что древние жили в куда большем ладу с природой, чем мы. С природой, включая собственную природу. Если кочевые народы перемещались по планете всем гамбузом, с обозом, где сидели их дети и старики, то ватаги первопроходцев и первопоселенцев составлялись из мужского элемента. Кому нужна такая головная боль, как баба с орущими младенцами на возу или на корабле, угодившем в шторм?
Русские первопроходцы, что на берегах Северного моря, что в Сибири, брали в жены представительниц туземных племен. Греки были более брезгливы и утонченны в удовлетворении похоти? Не нам судить, нас тогда и в прогнозе не было. Как не было нас и во время греко-скифских войн, причины которых непонятны даже ученым. «Трудно делать реконструкции на одном наличие отсутствия: ни надписей, ни других источников» – сетует Е. Туровский. – Об этих стремных временах писал херсонесский историк Сириск, сын Гераклида. Что он там писал, мы не знаем, от произведений его не дошло ни строчки. Зато народ херсонесский поблагодарил его за труды исторические, статую поставил бронзовую и золотым венком увенчал. Про это надпись есть. Из надписи мы и узнаем, что Сириск считал, что Херсонес потому вообще выжил в жестоких толковищах, что богиня Дева ему в этом помогла... Не бойтесь, парни, боги за нас!».
В Жениной книге, написанной живым разговорным языком, сленг, включая словечки из лексикона братков, присутствует, наверное, не случайно, а как связующее звено между древностью и временем, которое мы населяем. Лишь о нем дано нам и рассуждать, и судить. Эпоха дедушек и бабушек уже – Америка! Мы ее открываем, когда читаем письма предков. Когда беремся за перо. Очевидно, что ничего принципиально нового никто не создаст: мировая литература с момента своего зарождения варьирует с десяток сюжетов. Важно другое. Мы способны что-то изваять (пусть даже – нафантазировать!) и про Ерофея Хабарова и про карбонариев, но ни Толстой, ни Стендаль, ни Бласко Ибаньес не напишут про Мировые войны, репрессии или коронавирус! Новые Америки открывать нам, новеньким! Осваивать. Постигать трудом души и ума. Наша задача – сделать свою работу хорошо. С тем, что получилось, разбираться будут те, кто вступит потом на земли наших Америк. Бог даст, это будет не искусственный интеллект!
На путь вспять – к личному Эльдорадо – может не хватить организма. Всем нам проложен один маршрут – из пункта А в пункт Б. Мы зажаты между этими пунктами генетически, и никто не свернет к мысу Доброй Надежды. Разве что внутри самого себя. С верой, что в просторах Вселенной водятся не только черные дыры. Там нет ни верха, ни низа, ни времени, ни пространства.
В юности я умела летать. Стоило лечь, и неподвижное мое тело начинало взмывать одновременно и вверх и вниз. Меня это пугало, пока Марчелло не сказал, что это прекрасно, в таких полетах человек отдыхает. Некоторые тщетно стараются достичь подобного состояния, а у меня само получается. Давно не получается. Бытовуха утяжелила. Я достигну своего Эльдорадо, если снова смогу летать. Да только что меня ждет на опустевшем берегу, кто?... Ждут, если Бог есть, во Вселенной. Или еще дальше – за ней. Там, где все существует одномоментно, нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. Зато есть наш Ирий – не библейский Новый Иерусалим – Тир-нан-Ог... Молодая обезьянка Люси бежит сейчас по джунглям к реке, и ее не смоет потоком, не сорвется она с дерева, она родит – нас!
«Из превращений вещества
Ни разу не родился разум.
Тогда скажите – какова
Она – вселенская зараза,
Что, споры разума нося,
И по сей час рождает споры?
Где смоквы те плодоносят,
Какие их скрывают горы?
Каких нейтрино ни лови,
Живое ходит мимо призм.
Родится разум от любви,
А ею космос весь пронизан»
(Ирина Бохно)
ЭПИЛОГ
Юрий Дробаха выяснил, что истинным нашим предком была не Люси – Арди, останки которой обнаружились все в той же Эфиопии в 1994-м году. Люси для праматери оказалась слишком юной – жила всего-то 3,2 миллиона лет назад, тогда как возраст Арди насчитывает 4,4 миллиона. Но в нашей стране про Арди ничего не знали. Нам в те годы было вообще не до антропологии. Юрий сбросил изображение новой праматери – реконструкцию, сделанную по ее прекрасно сохранившемуся скелету. Красавица! Тело почти человеческое, только с длинными руками, а голова обезьянья.
Странно повела себя эволюция (это если не Дарвин ее придумал!): нет бы начать с мозгов, с могучего интеллекта! Но, наверное, в тех условиях тренированная плоть ценилась пуще ума. У приматов не было нужды следить за движениями светил, подсчитывать урожай плодов и слагать гимны богу. Никому они не молились! А для нас, их потомков, невелика разница 3,2 миллиона лет назад мы возникли, или 4,4. Время в Эфиопии текло медленно, и очень мало что менялось с его течением. Хотя все же менялось. Арди с ее длиннющими руками умела лазать по деревьям, а вот Люси этот навык утратила. Равно, как и я! Так что мамой нашей оставляю Люси! Мало ли чьи кости обнаружат в Эфиопии завтра!
Июль-сентябрь 2020 г.
НА ДОВЕСОК
Данный фрагмент к основному тексту отношения не имеет – в нем я хочу извиниться за клевету, которую возвела ненароком на казахстанских речников в «Потоках сознания». В расправе над дедушкой Макфузы, первом промышленнике Казахстана, я обвинила пьяных матросов – по аналогии с «Севастопольской Варфоломеевской ночью», когда именно матросы, спровоцированные на классовую борьбу, уничтожили всех своих офицеров с семьями, и, полагаю, не их одних.
За пятьдесят лет, прошедших с наших Макфузой посиделок в Москве, какие-то картинки в памяти поменялись на другие, более близкие и понятные. В Казахстане я не была никогда, а дома, в которых жили убитые офицеры, стоят и сейчас через дорогу от нашего домика на Советской. На мои вопросы, изложенные в письмах, Макфуза не ответила вовремя. Написала уже только теперь, после выхода книги в свет. Объяснила, в частности, откуда в Казахстане могли взяться матросы:
«Ты забыла, какую важную роль до войны играл речной флот! В Казахстане до революции была железная дорога только в Ташкент и от Кзыл-Орды она шла в Джамбул. Из Караганды железная дорога шла на север, к транссибирской ж.д. Ольга Максимовна, соседка в Джамбуле, говорила, что они ехали из Ташкента в Джамбул 17 дней (Еще не было Турксиба через перевал, сейчас эта дорога занимает 9 часов). Но говорит, что было очень хорошо. Ехали по берегу Сыр-Дарьи и видели крушение судна с фарфором. Поезд остановился, и все набрали чайников и пиал. Аму-Дарья тоже была судоходной. Когда мне было 3 года, помню в Усть-Каменогорске я видела пароходы и очень, мне казалось, большие, и все на берегу кричали и радовались. Сейчас после всяких ГЭС и ГРЭС и еще отчего-то Иртыш обмелел. Несколько лет назад я была в Павлодаре. Иртыш совсем не судоходный. Зато поймы реки простираются на несколько десятков километров. Там сажают картошку и морковь для всего Казахстана. После разливов не бывает колорадских жуков.
Муж моей тети по отцу был из семьи матросов, зимой они нанимались в батраки. В 1929, когда Сталин начал классовую чистку, прадедушку (отца бабушки, очень известного аристократа) и дедушку (его зятя из черной кости) посадили. Прадедушку расстреляли, а дедушку посадили в Аксайскую тюрьму в Алма-Ате. Кладбище это недалеко от нас и построено в 1932 году. Где-то там и похоронен мой дед. Ты в книге пишешь, что моего деда убили матросы. Просто это были чекисты, может, среди них и были бывшие матросы.
Драгоценности бабушка в считанные минуты перед обыском спрятала у соседей. В голодные годы они помогли. Из всего сейчас остались швейцарские часы, они для сына Назыма, и еще есть у тетиной внучки 18-гр-е кольцо с александритом. Остальные 30 кг золота разлетелись, как птицы. Чекисты бабушку не били, но отобрали 2-х этажный дом. До сих пор там, в этом доме, находится школа. Это село, основанное дедом, пережило нормально и 90-е годы, и сейчас на хорошем счету...
Ты в двух книгах написала, что матросы расстреляли дедушку, я тогда не опровергла... Но с матросами надо было разобраться. Они не виноваты. Это были чекисты, их называли людьми из органов. Потом часть из них превратилась в садистов, упивающихся своей властью. У сестры моей бабушки по маме эти начинающие сатанеть чекисты вырвали серьги из ушей, разорвав мочки...»
Так что предположение мое, что революционеры отпустили подобру-поздорову жену классового врага, вместе с цацками ее, тоже оказалось в корне ошибочным. Революционерам чужды любые традиции, что Востока, что Запада. Особо, когда их обуревает «идейность». Помню, как меня потрясла история, рассказанная Макфузой, но за полвека нюансы потерялись во времени. Я и про собственную семью не знаю и не помню все досконально, чего уж говорить о Макфузиной! Как прекрасно, что ничего нам не известно про обезьяну Люси – чем она занималась изо дня в день в своей «Эфиопии»!
1 ноября 2020 года