Я кипел от возмущения, несправедливости и неправды. Я был в гневе, от того, что мой однокурсник Мишка вдруг объявил, что я его ударил из –за маленького четверостишия, адресованного для меня. Но это ложь! Я не трогал его, не поднимал на него руку, даже пальцем не коснулся и стихотворение совсем не читал. Мы не были с Мишкой друзьями, но встречаясь, находили общие темы для разговора и обменивались мнениями по некоторым творческим вопросам. Юрка слыл в институте поэтом. Он писал пародии, сатирические четверостишия и не только на студентов, но даже на некоторых преподавателей для публикаций в студенческой газете. Я же был одним из организаторов нашего студенческого театра миниатюр « 1 апреля» и по моим маленьким миниатюркам, в которых с юмором отражалась студенческая жизнь, ставились небольшие постановки. Наш студенческий театр пользовался любовью у студентов и всякое новое представление вызывала огромный интерес у студентов. Это было настоящее событие!
Не знаю, что Юрке взбрело в голову и зачем он покатил на меня бочку. Может быть он завидовал успеху и популярности нашего театра, который ставил пьески по моим миниатюрам? Не знаю, что он хотел сказать или доказать таким выпадом в мою сторону.
Именно поэтому я спешил в гневном состоянии духа, переполненный эмоциями на встречу с Мишкой, чтобы расставить все точки над « i ». Конечно, мне не следовало бы в таких расстроенных возбуждённых чувствах выяснять отношения. Эмоции – это сухой хворост в костре чувств. Он быстро вспыхивает, быстро сгорает и не оставляет нужного тепла. Но мне важно было увидеть Мишку, посмотреть в его бесстыжие глаза и услышать от него ответ.
-Скажи-ка мне, милый друг, когда это я тебя ударил и куда пришёлся удар. - спросил я у Мишки, когда мы наконец встретились и стояли друг против друга.
Мой собеседник был спокоен, и полуулыбка светилась на его губах.
- Коля, успокойся и не кипятись. Ничего страшного не произошло.
- Как это не произошло? Ты озвучил то, чего не было и выставил меня, как драчуна и забияку. Как это понимать?
-Понимай, как хочешь! Если ты даже не ударил меня, то хотел это сделать.
-Хотел? Да не хотел! В мыслях даже не было. Но вот теперь очень захотел, сказал я,- и отвесил Мишке пощёчину. Быстро развернулся и пошёл от него прочь.
- Всё-таки я оказался прав. – услышал в след его голос.
Я остановился и повернулся к Мишке.
- В чём ты прав?
- Ты ударил меня. Это очевидно. Я не ошибся, когда говорил, что ты хотел меня ударить. Вот это и произошло. Поэтому ты должен извиниться.
- Я? Перед тобой? А, впрочем, извинюсь.
Я приблизился к Мишке вплотную и ударил ладонью по другой щеке.
- Извини! – сказал я и уже не оборачиваясь на его какую-то реплику, пошёл к общежитию.
Удаляясь от места нашей встречи, я ловил себя на мысли, что не испытываю не удовлетворения, ни радости отмщения. Напротив, груз безотчётной тяжести лежал на душе. Осталось чувство недосказанности и раздражённости, которые снова начинали воспламенять мои лихорадочные эмоции. Я спешил в мою комнату, чтобы скорей упасть на кровать, укрыться с головой и собраться с мыслями. Успокоиться. Успокоиться. Ещё раз успокоиться.
Я с нетерпением ожидал завтрашнего дня. Ночь прошла в долгих раздумьях, которые привели меня к мысли о том, что мне следует извиниться перед Михаилом. Я был не прав и пощёчины от меня показали меня не с лучшей стороны. Нужно было быть сдержанным, уравновешенным и спокойным. Что произошло по сути? Ровным счётом ничего. Сказал Мишка в мой адрес чепуху и ладно, зачем мне надо было давать такой экзальтированный ответ. Эмоции не лучшие помощники в разрешении конфликтов. В этом я убедился точно.
Мои примирительные рассуждения, принесли некоторое успокоение, я почувствовал облегчение и груз отягчавший душу, как будто упал с неё. Я незаметно крепко уснул и едва не проспал первую лекцию.
В перерыве я нашёл Мишку и попросил отойти в сторону. Я извинился перед ним, сказал, что я был не прав и мне даже стыдно за свою несдержанность. Я протянул ему руку для окончательно примирения. Но Мишка вдруг вскинул руку и отвесил мне пощёчину.
- Должок, -сказал он. –Мы квиты.
- Квиты,- подтвердил я.- А какие ты там строчки накрапал про меня? Я ещё не читал их. Мишка тут же их продекламировал:
- Как будто умный, но пошляк,
Косит под пылкого гусара,
На самом деле он дурак,
Каких вокруг совсем немало.
Я посмотрел в глаза Мишки.
-На дуэль четверостишие вполне тянет.
-Требуешь сатисфакции?
-Зачем? Я не чувствую себя оскорблённым.
- Вот как? А если я напишу, что-то более колючие?
-Упражняйся.
- Я тебя не понимаю.
- А я тебя. Что ты хочешь от меня?
-Возьмите меня в ваш театр.
-Нет! Ты его разрушишь. У нас своя дорога, у тебя своя.
- Нам лучше быть врагами, - вдруг сказал Мишка.
Прозвучал звонок, известивший об окончании перемены. Мы разошлись по разным аудиториям. На следующей перемене я не стал встречаться с Мишкой, как и он со мной. Но зато меня нашла Алиса – девушка, с которой мы дружим, ходим иногда в кино. Она мне нравится, приходит к нам в театр на репетиции, наблюдает за всем процессом рождения наших юмористических сцен и даже что-то советует.
У Алисы был встревоженный взгляд.
- Ко мне подходил Миша и сказал, что вы теперь враги,- сообщила она. Потом она вдруг потупила взгляд и тихо сказала,-он пригласил на свидание.
- Похоже, он хочет стать мастером интриг. На первой перемене у нас был с ним разговор, и он сказал, что нам лучше быть врагами. И всего лишь. Я ему ничего не ответил и становиться ему врагом не собираюсь.
- Я тоже ему ничего не сказала. Никуда я с ним не пойду и не собираюсь. – и словно закрывая эту неприятную тему быстро спросила: Что вы не поделили с ним? Как Лермонтов с Мартыновым.
- Я кто?
- Мартынов, конечно. Ты Николай. Он – Михаил. Как по заказу.
- Ты предлагаешь мне убить гениального поэта.
- Что ты говоришь? Это же несерьёзно, Коля.
- Напишу - ка я миниатюрку про него, да прокрутим ее в театре. Это будет похлеще всякой дуэли.
- Он мне тоже не нравится. Что-то есть в нём отталкивающее. Высокомерный он.
- Да ну его! Давай лучше сходим сегодня в кино. Давно мы с тобой не посещали местный кинематограф.
Алиса улыбнулась и радостно согласилась:
- Давай!
Мне запали в душу Алисины слова про Лермонтова и Мартынова. Ночью я вспоминал всё, что мне было известно про дуэль между ними. Я вдруг почему - то подумал о том, что, Мартынову надо было проявить выдержку и хладнокровие. Он не хуже других знал о скверном характере Лермонтова и оставил бы без внимания обидные слова поэта. Отказался бы от дуэли и не брал бы грех на душу, становясь убийцей. Но я тут же подумал о другом. Лермонтов из-за своего вздорного характера рано или поздно нарвался бы на другого Мартынова, который метким выстрелом, в другом месте свалил бы поэта, наземь. Ему было бы тогда не 27 лет, а скажем 37 или 42. Конечно, у него вышли бы новые произведения, которые восхищали бы светскую публику. У него огромная популярность. От вольнодумства стихов, наверное, зависела бы судьба того, кто покончил с Михаилом Юрьевичем. Царь, облегчённо вздыхая, отправит дуэлянта в глухую ссылку, чтобы потом через пару лет помиловать, вернуть звание, награды и дать небольшое имение. Но остаётся ещё некоторые варианты. Например, поэт мог бы сам себе пустить пулю в голову или в сердце, пресытившись однообразной жизнью, чтобы покончить с ней счёты и показать дурной пример для будущих поэтов русских. Мне последняя мысль почему-то понравилась. Она мне, как будто давала ответ на все накопившиеся вопросы о наших взаимоотношениях с Михаилом. Мне не зачем быть его врагом. Мне не зачем обращать внимание на его наветы и выпады. Мне просто незачем с ним встречаться. Однажды он сам решит свою судьбу на своё усмотрение, сделает выбор, который его устроит, ославит или прославит его имя.
Мне не должно быть до него никакого дела. Он для меня не существует. Я не стану даже сочинять про него миниатюру. Зачем?