Судьбы скрещенья...

Наталья Рябченко-Захарова
            Юрка проснулся посреди ночи от переполнявшего его чувства счастья. Ночную тьму пропитывало что-то необъяснимое - тонкое и могущественное. Редкие снежинки, подобно кусочкам ваты, легко касались теплого стекла, обрамляя его в белые кружева. Сквозь широкое окно он посмотрел на звезды, словно спрашивая у них совета. Они мерцали, частые и редкие, крупные и мелкие, синие и радужно-переливчатые. Светящиеся изнутри, они напоминали ему свечи, в которых теплилась святочная жизнь.

            Невольно в сонном сознании всплыли легендарные строки: "Метель лепила на стекле кружки и стрелы. Свеча горела на столе, свеча горела..."

            И уже совсем проснувшись, Юрка горячим шепотом продолжил:

            - На озаренный потолок ложились тени, скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья...

            А затем до самого рассвета думал о Томке - подруге детства, пытаясь разобраться в своих чувствах к ней.

            Судьба свела их в третьем классе, когда он новичком влился в их дружный коллектив и как-то сразу во всем начал ее опекать: после уроков помогал мыть кабинет, когда она дежурила, провожал до дома, единственный в классе называл ее Томиком, а когда болела - делал за нее домашнее задание. А уже в старших классах все чаще ловил себя на мысли: "Как хорошо, что ей не хочется кому-то нравиться, даже мне, она относится ко мне, как к брату". Это составляло особенную прелесть их общения.

            За все годы Юрка никогда не относился к подруге равнодушно. Между ними царили теплота и доверие, но уже, когда учились на одном факультете в институте, в их дружбе появился какой-то новый оттенок, который придавала пока еще смутная, неуловимая нежность друг к другу.

            - Когда люди долго вместе, они надоедают друг другу. Это старая истина. У каждого вдруг открывается куча недостатков, о которых раньше и не подозревал, - думал Юрка, рассеяно глядя в окно. - Но Томик... У нее нет недостатков. А какие у нее удивительные глаза! Я таких глаз больше ни у кого не видел. Миндалевидные, вобравшие в себя все оттенки неба и моря. Цвет меняется в зависимости от ее настроения: когда она смеется, глаза светлеют, становятся светло-голубыми, когда задумывается - наполняются синевой, так заволакивает горизонт перед грозой. А уж если она сердится, глаза сужаются, и тогда они уже не миндалины - две грозные амбразуры, откуда в любой момент может вырваться испепеляющий огонь. Но когда она со мной, такого не случается. И нам не бывает скучно друг с другом.

            Юрка благостно улыбается своим мыслям. Как всегда, стоило подумать о Томке, его настроение поднималось. Раньше он никогда не задумывался, почему. А сейчас впервые задался этим вопросом...

            Томка жила на первом этаже. Одно окно выходило на улицу, из второго видна была лишь высокая белая стена соседнего дома. Солнце редко заглядывало в ее квартиру. Обычно оно появлялось во второй половине дня ближе к вечеру на белой стене соседнего дома. И тогда большая комната наполнялась рассеянным светом.

            Чердачное окно отражало лучи заходящего солнца на стену, словно проектор, и Томка с удовольствием любовалась этой картиной, когда в дверь позвонили. Как-то протяжно и резко. Это был чужой звонок: из домашних так никто не звонил.

            - Наверное, почтальон или... кто бы это мог быть? - задумалась Томка, с интересом посмотрев на дверь.

            Обычно она могла определять по звонку человека за дверью. Ее брат Колька втыкался в кнопку звонка с разбегу. Он наугад бил ладошкой по стене и тут же отдергивал руку, удовлетворенный прямым попаданием. Отец звонил всегда как-то виновато и напряженно, словно еще за дверью просил прощения. Торжественно и заливисто разливался по квартире звонок мамы, и как его органичное продолжение заполнял собой пустоту квартиры ее зычный уверенный голос. Соседка тетя Таня пружинила кнопку звонка двумя короткими тире, как в азбуке Морзе, а звонок лучшего друга Юрки всегда звучал кратко и исчерпывающе, не вызывая сомнений в том, кто стоит за дверью. Томкин же звонок тренькал уныло и безнадежно, зависал где-то на уровне старого шкафа, стоящего в коридоре.               

            Не посмотрев в глазок, Томка распахнула глухо скрипнувшую дверь и, удивленно посмотрев на Юрку, возмущенно засыпала вопросами:

            - Ты почему так звонишь? Ты почему без шапки?

            Выпалив это, она жестом пригласила войти. Беспардонный солнечный зайчик, метнувшийся к ним от зеркала прихожей, на одно короткое мгновение, высветил Юркины глаза. Их взгляды на секунду встретились, и Юрка вдруг быстро и даже как-то испуганно отвернулся. Между ними лежал порог квартиры длиной в один шаг, который казался ему сейчас непреодолимой пропастью. Где-то внутри глухими толчками поднималось что-то невысказанное, грозящее в любую секунду превратиться в звенящую, нестерпимую боль.

            - И долго это мы намерены болтаться между небом и землей? - нарушив временное замешательство, шутливо спросила Томка, стараясь подавить тревогу. Ведь она уже по его глазам поняла - что-то случилось.

            - Томик, поехали! - тихо сказал Юрка и решительно вышел во двор.

            На улице подступающая весна старательно плавила и перетапливала уйму снега, выпавшего в феврале. Первое время он подтаивал изнутри почти незаметно. А затем из-под сдвинувшейся массы сугробов по земле змейками начали расползаться потоки, заполняя все неровности огромными лужами. По двору, воркуя, прохаживались голуби и шумной стайкой вспархивали над землей, завидев идущего в их сторону кота.

            Дождавшись девушку, Юрка завел машину и вскоре они ступили на мягкие прошлогодние листья их любимой березовой рощи у небольшого пруда, где часто проводили свободное время и рыбачили. Здесь был другой мир, их мир.

            И вдруг Томка, всю дорогу украдкой присматривающаяся к другу, поняла, что значил это неожиданный визит Юрки, его трепетная молчаливость, странный взгляд, наполненный неизъяснимой тоской, и этот страстный порыв приехать сюда.

            Было пустынно и бело. Снег под ногами казался слегка голубоватым. Ветер гнал облака над головой, но вниз пока не опускался. В низине виделась тронутая рябью гладь пруда. Огромная сосна, еще весной сраженная молнией, упала прямо в него, расщепившись у самой земли. Половина дерева лежала на берегу, а вторая - плавала в воде. На другом берегу стеной стояли березы. Стволы их блестели на солнце. И во всем вокруг ощущались предстоящие перемены.

            - Юра, - услышал он голос Томки.

            Она обняла молодую березу, покрытую легким инеем, как кружевным платком. Густые каштановые волосы девушки легкий ветерок причесал на свой лад. Томка тепло и таинственно смотрела на Юрку.

            - Какой же ты сейчас смешной, ну, иди же сюда, - позвала она, привычным жестом взъерошила ему волосы, обмотала своим шарфом голову и тихо сказала: "Я тоже тебя люблю".

            Внутри как будто что-то взорвалось, разрушив барьеры тревоги, сомнения, страха, и Юрку захлестнула горячая волна искрящейся радости, нежности, счастья. Он никак не мог подобрать слова, чтобы выразить все, что сейчас чувствует, просто согревал ее озябшие ладошки своим горячим дыханием, едва касаясь их губами, и нашептывал, как маленькой: "Вместе и навсегда, Томик".