Ида Михайловна Блюм была истинной оптимисткой. Нет, она не была той сумасшедшей оптимисткой, которые кричат, что стакан наполовину полон. Она вообще не была сумасшедшей, хотя свои странности у неё имелись.
Во-первых, Иде Блюм было ни много, ни мало – девяносто лет. Согласитесь, трудно остаться оптимистом, пройдя через страшную войну, концлагерь и потеряв всех своих близких. Но Ида Михайловна понимала, что изменить она уже ничего не может, а жить как-то надо.
Во-вторых, Ида Михайловна была прикована к инвалидному креслу, с которого не сходила вот уже хороших лет двадцать. А всё дело в том, что Иду сбил пьяный мужик на стареньком, «задрипанном» запорожце, как говорила она сама. Спасти – спасли, но на ноги не поставили. Ей дали место в доме престарелых, но Ида Михайловна выдержала в этом убогом заведении ровно три дня и две ночи. Вернуться в свою приличную трёхкомнатную квартиру Ида Михаййловна не смогла: её квартира была на третьем этаже трёхэтажного дома. И тогда неунывающая Ида Михайловна предложила соседке с первого этажа поменяться квартирами, причём обмен состряпали за один день и без всякой доплаты: Ида Михайловна отдала соседке трёхкомнатную квартиру с хорошей мебелью, а взамен получила двухкомнатную без ремонта. В семидесятые годы вообще никто не говорил о доплате, и Ида Михайловна без всякого сожаления пошла на этот обмен.
Вы зря думаете, что у Иды Михайловны не было на что купить хорошую по тем временам мебель. Вернувшись после войны, женщина устроилась работать в горисполком секретарём-машинисткой: в скорости печатания на машинке Идочке не было равных. Она была 1909 года рождения и после войны ей было всего-ничего: тридцать шесть лет. Тогда, в послевоенное время, это была очень уважаемая профессия, а уж про горисполком, её место работы, и говорить было нечего: не каждому так везло. К тому же у Идочки случился служебный роман, который и помог ей получить, как тогда говорили, «по блату», и квартиру, и мебель. Этот роман закончился через год: начальник Иды Михайловны пошёл вверх по служебной лестнице и переехал сначала в область, а потом и в столицу. Спросите меня, почему Ида Михайловна Блюм не поехала вместе с ним? Вы сами знаете ответ на этот вопрос: с этим шмоком поехала его законная жена. А Идочка, поплакав немного, осталась в городе.
А потом случилось несчастье: в пятьдесят лет Ида стала полным инвалидом. Но чем отличается оптимист от пессимиста, знаете? Оптимисту всегда везёт: нашлась двоюродная сестра Иды Михайловны, Софья Соломоновна, тоже одинокая женщина, которая и переехала жить к кузине, как аристократично она называла Иду Михайловну. Так они и жили вместе, в этой двухкомнатной квартире. Софа работала в «сфЭре обслуживания», как она говорила всем, а по-простому – в универмаге, уборщицей. Но она была гением коммуникабельности: везде находила блат и завязывала нужные связи. Благодаря этим связям женщины жили себе припеваючи, ни в чём не нуждаясь.
У Софы были свои «блатные» схемы: в обувном отделе она по блату брала красивую, импортную обувь, которую даже не выставляли на прилавки, шла с этой обувью в отдел женской одежды и меняла обувь на импортное платье, которое не вешали на плечики и не выставляли в зал. Платье она меняла на импортное пальто, пальто продавала по своим, только ей известным каналам втридорога.
Женщины не голодали и никогда не ругались. Софа приходила после работы уставшая, «как собака», ела, потом шла к соседу, алкоголику Виталику, и тот за рубль помогал спустить инвалидную коляску с привязанной к ней Идой с первого этажа на улицу. Точно так же, за рубль, он поднимал коляску наверх, благо ступенек было не так уж и много: всего восемь.
Вы не знаете, почему Ида Михайловна была привязана к коляске? О, это не очень весёлая история: однажды, когда Софочка была на работе и доверила Виталику отвезти Иду Михайловну на почту, тот, сильно напившись, взял хороший разгон, и Ида Михайловна выпала из коляски прямо на ступеньки. Пересчитав своим тухесом оставшиеся три последние ступеньки, Ида Михайловна врезалась в косяк входной двери и в кровь разбила себе лицо. Что бы сделал пессимист в такой ситуации? Он бы стал плакать и жаловаться на жизнь. Ида же Михайловна просидела на полу вместе с уснувшим на её руках Виталиком, пока не пришёл с работы Сан Саныч, сосед со второго этажа.
«Что вы тут делаете, Ида Михайловна? Вы упали с лестницы?» – с удивлением и ужасом спросил сосед, глядя на валяющуюся рядом с этой парочкой коляску.
«Что вы, Сан Саныч, дорогой! – сказала весело Ида Михайловна. – Разве это было падение? Это был прекрасный полёт! Боже, я в жизни так не летала! Я прямо таки почувствовала за спиной два крыла!»
«Но у вас сильно разбито лицо!» – с возмущением глядя на спящего Виталика сказал Сан Саныч
«Понимаете, я до этого никогда не летала и совсем не умею работать крыльями. Я вовремя не включила реверс, Сан Саныч! И если вы будете так любезны, и поможете мне занести домой моего пилота Виталия, я буду Вам очень признательна! А то, не дай Бог, придёт Софочка и не поймёт той мёртвой петли, которую мы совершили!» – и Ида Михайловна весело рассмеялась, вытирая платком сочившуюся из разбитого носа кровь.
Сан Саныч позвал ещё двух соседей, и Ида Михайловна верхом на них вернулась в свой теремок.
Так они и жили, пока настали тяжёлые времена, именуемые странным словом «ПЕРЕСТРОЙКА». О, какое сложное это было время: все как-то сразу стали кричать о гласности, о недостатках, о кризисах в экономике, и экономика крякнула, как только услышала, что у неё кризис. Только Идочка с Софочкой не унывали: весь свой спекулянтский бизнес Софа перенесла из универмага домой. В магазинах опустели полки, а что там творилось за кулисами «сфЭры обслуживания», никто не знал.
Теперь их двухкомнатная квартира скорее напоминала склад: везде стояли коробки и лежали пакеты. К ним стали приходить люди, в основном женщины. И вот тут в полной мере раскрылся природный талант Иды Михайловны: своим весёлым нравом и житейской мудростью она стала помогать женщинам преодолевать тяжёлые времена. Её оптимизм и жизнелюбие вселяли уверенность даже в законченных пессимисток.
«Ида Михайловна, во всех газетах пишут о конце света! Что делать? Говорят, что всё человечество вымрет! Скажите, как-то можно спастись от этой беды?» – спрашивала её никогда не работающая Светочка.
«Конечно, деточка! Я вам скажу по секрету, что есть две версии наступление конца света: это когда, наконец, построят коммунизм и вторая – тотальное подорожание водки. Скажите, вы верите, что коммунизм построят? Нет? А вы пьёте водку? Нет? Тогда конец света вам не страшен: вы будете сидеть на балконе в каком-нибудь Адлере и наблюдать, как коммунисты дерутся с алкоголиками!»
«Ида Михайловна, что мне делать: от меня ушёл муж. Как мне жить?» – спрашивала вечно загнанная, как скаковая лошадь, Аллочка.
«Набраться терпения и ждать, деточка! Если ваш муж ушёл к другой, вероятнее всего, муж той, другой, ушёл к третьей. А муж третьей ушёл к четвёртой! И если вы выждете, вам тоже обязательно достанется чей-то муж!»
«Скажите, Ида Михайловна, вот вы такая оптимистка, неужели вам совсем не страшно жить?»
«Ой, я вас прошу! Я никогда не смотрюсь в зеркало, поэтому мне никогда не бывает страшно!»
«А если серьёзно?»
«Я каждое утро смотрю на восход солнца, деточка. Восход солнца – это самый лучший повод, чтобы таки быть оптимистом на всю голову!»
Когда умер их сосед Виталик, Софа привезла Иду в церковь, где его отпевали на пятый день: ждали, пока приедет сын. Ида подъехала к дешёвому, деревянному гробу, посмотрела на покойника и сказала Софе:
«Софочка, какая прелесть! Таки в гробу он смотрится гораздо лучше, чем в кровати! Он даже улыбается! Знаешь почему?»
«Ну?» – спросила Софа.
«Он не пьёт вот уже пять дней! У него стал прекрасный цвет лица, ты не находишь?»
«Это над ним хорошо поработали гримёры, Ида!»
«Гримёры-шлимёры! Софа, отвези меня к этим гримёрам немедленно! Я не хочу ждать смерти, чтобы выглядеть так красиво!»
«Ида, ты и так хорошо выглядишь. Эти гримёры с живыми не работают».
«Я поняла. Хорошо, пусть подождут немного…»
И как только в городке открылась синагога, Софа, сходив на разведку, немедленно отвезла туда Иду, благо синагога находилась не так далеко от их дома.
Иде Михайловне не так часто удавалось сидеть на уроках, которые вели реб Нахум Хаим, вместе с женой, рэбецн Ханной-Леей, но она всегда воспринимала эти уроки как подарок Бога, схватывая на лету и историю, и традиции еврейского народа. Она даже научилась делать штрудель, а делать его не так уж просто!
Потом неожиданно умерла Софа: однажды утром она просто не проснулась. Сидя в своём кресле у закрытого гроба Ида не плакала. Она была непривычно молчалива и задумчива.
«Ида, скажите, вам не плохо?» – спрашивали её женщины.
«Мне гораздо лучше, чем Софочке», – отвечала Ида Михайловна.
У Иды Михайловны поселилась медсестра, которая закончила медучилище и по распределению приехала в этот городок работать в больнице. Ида Михайловна приняла Леночку, как родную и через какое-то время переписала на неё квартиру. Девушке несказанно повезло, потому что в лице Иды Михайловны она тоже обрела родного человека. Ида Михайловна по-прежнему любила жизнь, и заражала этой любовью всех, кто к ней приходил.
Сара позвонила в дверь и услышала:
«Кто бы ты не был, с чем бы ты не пришёл – входи, дверь открыта! И знай, тебе здесь рады!»
Продолжение: http://proza.ru/2022/02/23/1871