О «трех Д» пушкиниста
или История изучения и понимания Пушкина – от воскрешения, сакрализации и приватизации до борьбы с обожением, химчисткой и казенным обмундированием гения
0. Бартенев и Анненков собрали фактологический материал сведений о поэте
00.
Белинский Виссарион Неистовый :
Пушкин – энциклопедист (русской жизни):
В своей поэме он умел коснуться так многого, намекнуть о столь многом, что принадлежит исключительно к миру русской природы, к миру русского общества! "Онегина" можно назвать энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением.
1.
Гоголь и Достоевский
качнули маятник пушкинологии в крайность обожения и казенного обмундирования Пушкина: за Пушкиным был утвержден статус чистого поэта, поэта «в независимости от всего», «самого поэта», по слову Гоголя …«поэт, и ничего больше». Двусмысленно … однако.
Достоевский первый отяготил Пушкина «великой мыслью»
«Без понимания Пушкина нельзя и русским быть»: Достоевский, 1879
2. Григорьев Аполлон (Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина): Пушкин = Наше Всё!
Тоже не однозначно … А если за этим "всё» скрывается «пипец — иного не дано» = не было, нет и не будет уже у нас своего Гете или Данте. АСП аванс получил. Но надежд не оправдал ...
3.
Мережковский Дм.
От образа до «великой мысли» и «стройного миросозерцания»
4.
Гершензон М.О.:
метод «цельного знания» о Пушкине и «медленного погружения« (в текст и его мысль и смысл)
5.
Пумпянский (Лейб Пумпян. Смысл поэзии Пушкина)
- утопия филологически-философского пушкинознания. Заслуги эрудиции перед Пушкиным — отсутствие всяких заслуг за критикой
Критиковал пушкинистский импрессионизм М. О. Гершензона. Видел прообразом будущего пушкинознания, в котором будет снято противоречие между философским пониманием и филолог. изучением, статью Вячеслава Иванова о «Цыганах» (1908).
6. Аверинцев С.С.
(ст. Филология в КЛЭ): такие тексты, как творения Данте — для итальянцев, И. В. Гёте — для немцев, А. С. Пушкина — для русских, отчасти сохраняют ранг «Писания» с большой буквы, универсального жизненного символа,
7.
Сталин И.В.
И вдруг грянули 1937 г (100-летие со дня смерти А.С. Пушкина) и затем 1949 г – 150-летие со дня рождение поэта. Все это пришлось на Сталинскую эпоху, так что можно не сомневаться, что в возвышении личности А.С. Пушкина решающую роль сыграл, конечно, И.В. Сталин. Лозунг : Пушкин — наш, советский» был взят на вооружение иберами ПД, в котором выпечен умопомрачительный глянцевый пушистый Пушкин. Сталину принадлежит заслуга в раскрытии масштабов личности Пушкина. Именно он открыл его в полной мере для сознания советских людей, нынешних и будущих поколений российского общества. И вовсе не потому, что написал о нем какой-то замечательный труд. Дело в другом, он просто «назначил» А.С. Пушкина главным поэтом России. В этом «назначении» и проявилась гениальность Сталина: просто один гений открыл людям другого гения. Уверен, что этот факт в жизни Сталина мы до сих пор или не поняли, или недооценили.
Что же послужило главным мотивом именно такого решения вождя? С нашей точки зрения, Сталин угадал, что именно А.С. Пушкину принадлежит бесспорная объединительная культурная роль в нашей истории.
Сталин думал о единении народа. Он понимал, что одной марксистской идеологии для этого будет недостаточно. Необходима была более широкая культурная платформа, объединяющая людей разных исторических эпох, социальных слоев, культур, образования, наций и даже цивилизаций. Оправдывается его предвидение великого объединяющего начала поэта: его день рождения с каждым годом все больше превращается во всенародный праздник всех россиян.
Лучшей кандидатуры, чем Пушкин, не имелось (http://www.sovross.ru/articles/1558/33068)
Пушкин достиг тотальной пленительности …
***
Десакрализация:
Неудачный опохмел приводит к запою ( из ст. «Опохмелители с перепоя» журнала «Америка» 70-х)
Да не долго дергалась старушка в высоковольтных проводах … Были те, кто умели опохмеляться или не пьянеть вовсе… Опохмелились, протрезвели:
6. Маяковский В.В.
В канун первой мировой в декабре 1912 группа кубо-фу-каких-туристов кинула в экспроприирующий социум сборник «Пощёчина общественному вкусу» (моск.поэтическая группа «Гилея») Наиболее известен благодаря сопровождавшему его одноимённому манифесту.. В сб. были опубликованы стихи всех поэтов-кубофутуристов — Велимира Хлебникова, Владимира Маяковского (дебют), Давида Бурлюка, Алексея Кручёных, Василия Каменского, Бенедикта Лившица. Прилагавшийся к сб. манифест, через 4 месяца выпущенный уже как листовка, отрицал все прежние эстетические ценности и в нарочито эпатажной форме заявлял о разрыве с существующей литературной традицией. Текст манифеста был сочинён Бурлюком, Кручёных и Маяковским в течение 1го дня в гостинице «Романовка» в Москве.
Это было неподражаемо и заслуживает полной публикации текста рапсодии манифеста кубофутуризма:
Читающим наше Новое Первое Неожиданное.
Только мы — лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.
Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее иероглифов.
Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности.
Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней.
Кто же, доверчивый, обратит последнюю Любовь к парфюмерному блуду Бальмонта? В ней ли отражение мужественной души сегодняшнего дня? Кто же, трусливый, устрашится стащить бумажные латы с чёрного фрака воина Брюсова? Или на них зори неведомых красот?
Вымойте ваши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми
Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Аверченко, Чёрным, Кузминым, Буниным и проч. и проч. — нужна лишь дача на реке. Такую награду даёт судьба портным.
С высоты небоскрёбов мы взираем на их ничтожество!
Мы приказываем чтить права поэтов:
1. На увеличение словаря в его объёме произвольными и производными словами (Слово-новшество).
2. На непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку.
3. С ужасом отстранять от гордого чела своего из банных веников сделанный вами Венок грошовой славы.
4. Стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования.
И если пока ещё и в наших строках остались грязные клейма ваших «здравого смысла» и «хорошего вкуса», то всё же на них уже трепещут впервые зарницы Новой Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) Слова.
Но потом, развернув оглобли своего тарантаса громогласия, будто опомнившись и протрезвев, в 1920, не дожидаясь официоза мракобесия ликбеза, чувствуя холодок и зловонию строящихся пыточных Лубянки, предвкушая пушкинизацию всей страны и сталинский период пушкинистики
ВВМ по праву Великого глашатая Революции в действительно Необычайном своем приключении рявкнул (в моей безобидной переделке пародии для):
Вдруг — Пушкин
во всю светаю мочь —
и снова день трезвонится.
Светить всегда,
светить везде,
до дней последних донца,
светить —
и никаких грудей!
Вот лозунг мой
и Солнца!
А в 1924 к 125-летию со д.р. незыблемого, непоколебимого и неприкасаемого нашего всего Нашего Всего он в меланхолии и русской воспетой АСП хандре признается с болью в груди в уважении и любви:
Вот —
пустили сплетню,
тешат душу ею.
Александр Сергеич,
да не слушайте ж вы их!
Может
я
один
действительно жалею,
что сегодня
нету вас в живых.
Мне
при жизни
с вами
сговориться б надо.
Скоро вот
и я
умру
и буду нем.
После смерти
нам
стоять почти что рядом:
вы на Пе,
а я
на эМ.
Кто меж нами?
с кем велите знаться?!
Чересчур
страна моя
поэтами нища;.
На Тверском бульваре11
очень к вам привыкли.
Ну, давайте,
подсажу
на пьедестал.
Мне бы
памятник при жизни
полагается по чину.
Заложил бы
динамиту
— ну-ка,
дрызнь!
Ненавижу
всяческую мертвечину!
Обожаю
всяческую жизнь!
И в трезвое на грани трех-Д дело десакрализации пошли гранды пушкинистики:
7.
Томашевский Б.В.
(Томашевский Борис Викторович. Историко-литературное и теоретическое изучение творчества («Пушкин Работы разных лет» (1990) = Пушкин стал иконой…
Вытеснить пристрастные мнения Белинского. Тем не менее именно теперь положено начало сдвигу исторической оценки Пушкина. Внутри «пушкинизма» этот историко-литературный застой имеет свое объяснение. Пушкинистами являются люди, исключительно влюбленные в личность и творчество Пушкина. Для них Пушкин — несравним, оценки Пушкина — незыблемы. Если в своей литературной борьбе Пушкин нападал на кого-нибудь, то за противником Пушкина навсегда сохранено имя «курьезного» или «бездарного». Сама партийность литературного направления Пушкина стала своеобразной литературной догмой, и литературные староверы так же клянутся именем Пушкина, как какой-нибудь Клемансо клялся именами вождей французской революции. Ощутительность динамичности Пушкина стерлась, он стал иконой. Окружение Пушкина - забыто: все это или «друзья» или «курьезные бездарности». Пушкин нейтрализован. «Пушкинизм» без воздействия извне грозит заболотиться.
Пора забыть обычный мессианизм Пушкина с типичным разделением русской литературы на ветхозаветную до Пушкина и новозаветную после Пушкина. Пора вдвинуть Пушкина в исторический процесс и изучать его так же, как и всякого рядового деятеля литературы. При таком равенстве научного метода выявится и творчески-индивидуальное в поэзии Пушкина. Вдвигая Пушкина в литературный ряд его современности, мы тем самым должны отказаться от старых (может быть, пропедевтически удобных и теперь) приемов изучения его творчества на фоне его личной жизни, оторвать его творчество от его жизни и изучать его на фоне общественно-литературных интересов его современности.
Необходимо изучать пушкинское окружение и взглянуть на Пушкина извне, исходя из этого окружения.
«Классическим опытом углубленной интерпретации» Томашевский называет речь Достоевского. «Речь эта характерна для Достоевского — и идет вся мимо Пушкина»
8.
Тынянов Ю.Н.
в ст. Мнимый Пушкин (Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино):
«Пушкин — это наше все». Эта старая формула Аполлона Григорьева, еще подкрепленная в эпоху символизма религиозно-философской абстракцией Мережковского, остается и до сих пор некоторым знаменем. Опираясь на ценность Пушкина, эту ценность объявили единственной: примите Пушкина, остальное приложится. Пока это остается в области философствований на литературные темы, где литература, очевидно для всех, является объектом игры, а не изучения, формула никаких последствий за собою не влечет. Мы привыкли к толкам о мудрости Пушкина, и если он сегодня объявлен апологетом анархической свободы 3, то назавтра мы принимаем его с тою же готовностью в качестве апостола принуждения 4; в сущности, в теме «Гераклит и Пушкин» — Пушкин кратковременный и невзыскательный гость; он погостит очень недолго в этом соседстве, чтобы завтра занять другое, столь же законное место возле другого философа, будь то Платон или Фихте. Пушкин ничего от этих соседств не приобретет и не потеряет, так же, вероятно, как и его соседи, достаточно привыкшие к неожиданностям. Это ясно, кажется, в настоящее время для всех.
Гораздо важнее, что формула эта находит прочную жизнь в недрах самой литературной науки. Рядом с наукою о литературе незаметно и постепенно выросла «наука о Пушкине». Это не пышный термин, не чисто словесная замена уродливых «пушкиноведения», «пушкиноведства» и совершенно невозможного «пушкинизма», а слегка, может быть, наивное констатирование факта. Изучение Пушкина, сначала количественно, а потом незаметно и качественно как-то вышло за пределы науки о литературе и в лучшем случае соглашается с нею считаться.
Между тем как бы высока ни была ценность Пушкина, ее все же незачем считать исключительной. Незачем смотреть на всю предшествующую литературу как на подготовляющую Пушкина (и в значительной мере им отмененную), а на всю последующую как на продолжающую его (или борющуюся с ним). Этот наивный телеологизм ведет к полному смещению исторического зрения: вся литература под знаком Пушкина становится бессмысленной, а сам он остается непонятным «чудом». Историко-литературное изучение, вполне считаясь с ценностью явлений, должно порвать с фетишизмом.
Ценность Пушкина вовсе не исключительна, и как раз литературная борьба нашего времени воскрешает и другие великие ценности (Державин).
Пушкин и его современники: Пушкин был одним из многих
стопнику:
На основе статьи Бочаров С.Г. ИЗ ИСТОРИИ ПОНИМАНИЯ ПУШКИНА