Право на винтовку
Уже много лет наша общественность обсуждает вопросы хранения и ношения оружия, и не только охотничьего, а также проблему получения разрешений на оное. Уже давно, в эпоху гласности (конец 1980-ых), было доказано, что вилы и косы куда опаснее охотничьих ружей, не говоря уже о ножах и топорах. Не раз говорилось о выгодности оружия легального, в противовес тому, что без труда приобретается криминалом – вспомним хотя бы прекрасные статьи Н. Судзиловского. К тому же рынок «левых стволов» испытывает хронический кризис перепроизво-дства, и достать их легче лёгкого. И не в последнюю очередь сие связано с трудностью покупки оружия легального – наши законопослушные граждане, стеснённые запретами, ограничениями и обилием требуемых бумаг, всё реже и реже посещают оружейные магазины. Впрочем, всё это и так хорошо известно, и уже давно. Ещё в начале 20-го века наш известный охотовед С.А. Бутурлин заметил, что все стеснения и ограничения оружейного дела мешают лишь честным гражданам, а преступники уже орудуют порой и трёхлинейными винтовками, коии ещё и не все новобранцы успели освоить. Так что рассмотрим дело немного с иной стороны.
Наше правительство, и всеми любимый вечный президент в частности, опасаются очевидно, что чем больше личного оружия у граждан, тем они опаснее для власти. Но ведь законы сохранения никто не отменял, а значительная часть россиян испытывает нужду в ружьях и карабинах, так сказать, по производственной необходимости. То бишь чем меньше легальных стволов будет у населения, тем больше ему (населению) придётся приобретать «левых». Ну а палить из незарегистрированного ружья не токмо проще морально, но и материально выгоднее – такое оружие дешевле, то есть и износ менее важен, и выкинуть его при нужде не столь жалко. Да и боеприпасы на чёрном рынке дешевле. Но главное, ни один мятеж, путч или восстание, не говоря уж о революции, не выигрывались «вооружённым народом» при наличии хотя бы нормальной полиции, не говоря уже об армии. Или силовики в подавляющем числе переходили на сторону восставших, или армия и полиция были столь деморализованы, что полностью теряли боеспособность. Но и в том, и в другом случае, степень вооружения восставших ни играла никакой роли, для успеха достаточно было двух-трёх сотен мужиков с кухонными ножами и топорами, ну в крайнем случае, с дюжиной допотопных ружей. Правда, иногда в иных странах исход восстания определялся позицией национальной гвардии, или адекватного ей какого-то постоянно вооружённого ополчения. Но такое случалось лишь при нейтралитете регулярной армии в гражданской войне, что лишь подтверждает наши выводы. А когда национальные гвардейцы выступали против революции, она неизбежно заканчивалась поражением, даже при вышеупомянутом нейтралитете вооружённых сил.
Но у нас в России при большой, по европейским меркам, армии и вездесущей полиции, есть и своя национальная гвардия, то бишь Росгвардия. И ежели на таком фоне наша власть боится каких-то «вооружённых» граждан, то это просто смешно. Впрочем, мы начинаем повторяться, тут и так всё ясно. Гораздо важнее ещё один аспект оной проблемы. Давно известно, что основа всякой нормальной армии пехота, будь то древняя фаланга, мотострелки или средневековые ландскнехты. И ничего с этим поделать нельзя, ибо это единственный род войск, обладающий устойчивостью, то есть способностью занять или удержать какую-то территорию, причём на любое потребное время. Конечно, при захвате Гренады Соединёнными Штатами можно было обойтись морпехами или даже «омоном», но при нормальном конфликте более-менее равноцен-ных государств такие штучки не проходят. К тому же пехотинца куда проще обучить и вооружить, чем любого технического воина, люди легче и быстрее приноравливаются к местности, чем любая техника, их снабжение проще и т.д. Так что, в конечном счёте, ни одно нормальное государство без пехоты в том или ином виде ещё долго не сможет прожить. Забавно, что впервые теория об отмирании пехоты появилась где-то во времена Гомера, и с тех пор появляется вновь и вновь, с завидной регулярностью. И как всегда, жизнь вновь и вновь сии теории опровергает.
Но тут возникает некое противоречие. В любом деле профессионал лучше слегка обученного постороннего человека. Понятно, что в авиации, ВМФ, артиллерии или танковых войсках сие требование вполне выполнимо, благо там народу служит немного, да и расходы на вооружение куда больше затрат на личный состав. А вот в пехоте… И тут сам собой всплывает старый и очень заманчивый вариант милиционной армии. В самом деле, в обороне (а для неё-то в основном и строится милиционное войско) оптимальной тактической единицей является батальон, а иногда даже и рота. Нормального комбата вполне можно подготовить из офицера запаса, и найти на каждое отделение хорошего водителя БМП тоже нетрудно. Ну а со всеми прочими и того легче. Личное оружие можно хранить в домашнем сейфе, как и охотничьи карабины; сейф, наверное, надо разработать посолидней, чем те неуклюжие и тонкие железные ящики, что всюду продают охотникам для хранения гладкостволок, но и это несложно. Там же можно хранить и боезапас, причём такое рассредоточение, и его, и самого оружия, по множеству мелких ячеек очень выгодно, и экономически, и с точки зрения безопасности. Боевую машину, как правило одну на отделение, также нетрудно обеспечить надёжным гаражом. Ну а с прочими запасами и «матери-алами» и того проще. То бишь с материально-экономической точки зрения милиционная армия (в своей пехотной части) явно выгоднее призывной, и менее уязвима для атак противника. Грубо говоря, её почти невозможно захватить врасплох, обмануть или дезорганизовать.
Но солдат по призыву готовят два-три года, в полном отрыве от мирных дел (хотя бы по идее), и как мы с прискорбием видим, чаще всего не очень удачно. А милиционный воин вряд ли будет обучаться более месяца в году, а под старость и того менее. Однако тут есть огромный плюс – частое, пусть и короткое обучение куда полезнее даже и трёхлетнего отбывания службы. Ведь года через три после дембеля всё ненужное в цивильной жизни забудется напрочь, а ежегодные упражнения даром не проходят. Опять же тренировки в родном краю куда полезнее казарменной бестолковщины, да и моральный дух человека, что готовится защищать родной дом, выше, чем у абстрактного «защитника отечества». Ну а тем, кто чувствует особое призвание к военному делу (носит в ранце «маршальский жезл»), всегда будет открыта карьера в профессиональных частях. Ну и доскональные знания рельефа и местности в целом, особенно укромных мест, обстановки, соседей и их настроений и чаяний – тоже плюсы милиционной армии.
Впрочем, всё это теория, а как обстоит дело на практике? Не вдаваясь в историю древних времён и средневековья (хотя там подходящих примеров множество, но уж слишком иные были условия бытия), начнём с 18-го столетия, с Американской войны за независимость. Хотя в те годы, до окончательного разгрома (в 1815) Франции как основного соперника, британская гегемония на морях и в колониях ещё не была столь явной, но как промышленная и морская держава Англия и тогда была первой на планете. Да и в финансовом плане Лондон уже стал мировым центром, и в мировой торговле просвещённые мореплаватели держали первое место. И тем не менее, заморские охотники-голодранцы разгромили, пусть и не сразу, отборную армию англичан, усиленную много-численными немецкими наёмниками. Скажете, театр войны был далёк и недоступен? Но вот в регулярных сражениях американские армии как правило были биты, да и на море американцы, как и их союзники французы и испанцы, чаще терпели поражения. Да, в целом морская война, пусть и «по очкам», закончилась скорее в пользу противников Британии. А вот на суше война, по сути, окончилась крахом тогдашней Британской империи, коею после начала революционных войн с Францией пришлось создавать заново. Такие вот дела.
Конечно, та война была давно и имела массу специфических черт. Но вот куда более яркий и свежий пример, англо-бурский конфликт 1899-1902 гг. В те годы Британская империя была в зените своего могущества, а буры при полной мобилизации всех мужчин от 16 до 60 лет могли собрать не более 60 тыс бойцов – меньше, чем было у Дж. Вашингтона за сто с лишним лет назад. Реально же армия африканеров из-за нехватки боеприпасов и амуниции, неизбежных потерь и отвлечения части сил на охрану тыловых объектов никогда не превосходила 45 тысяч солдат, при 40-а пулемётах и 80-и мелкокалиберных орудиях. И эти силы в течении полугода успешно боролись с британцами, а потом ещё более двух лет вели партизанскую войну с «захватчиками». В разгар оной борьбы англичане довели свою армию на юге Африки до 250 тыс человек, в то время как партизан оставалось около 20 тысяч. При этом Британия, договорившись по всем спорным вопросам с США, Германией и Францией, имела в сей войне полную свободу рук, а огромный флот обеспечивал бесперебойные перевозки по всему свету. И только европейское, по происхождению, население империи составляло тогда более 50 млн человек.
Всё это прекрасно, возразит иной читатель, но ведь в конце концов англичане войну-то выиграли. Формально да, но ещё древние китайцы знали, что реальная победа – это когда послевоенный мир лучше довоенного. А что в нашем случае? Уже до войны большинство крупных предприятий в Бурских республиках принадлежали аглицкому капиталу, изрядными богатствами владели и британские колонисты, уитлендеры. Почти вся торговля и финансовые связи буров также шли через британские территории. Уже в те годы англичане лелеяли мечту о постройке трансафри-канской железной дороги Каир-Кейптаун, небольшой кусочек которой проходил бы по террито-рии бурского Трансвааля. Но и до войны британцы и их товары и грузы свободно перемещались по трансваальским магистралям, и никто и никогда и не думал тому препятствовать. А главное, главной преградой на пути будущей линии была Германская восточная Африка, разделявшая надвое огромную полосу британских владений и зависимых стран. И бурский конфликт только усилил опасения немцев по поводу широкомасштабных британских планов. То бишь в экономике никаких выигрышей не было, а были лишь явные убытки на содержание оккупационных войск, не считая огромных расходов на саму войну. Политически же англичане получили опасный очаг напряжённости в очень важном районе, и постоянный соблазн для всех соперников и противников оным очагом воспользоваться в своих целях. Бурские же республики выхода к морю не имели, и кроме английских владений граничили лишь с португальским Мозамбиком, то бишь при всём желании в каких-то антибританских комбинациях участвовать не могли. Ведь тогда Португалия была самым верным и традиционным союзником, даже вассалом, Великобритании. И наоборот, в случае покушения той же Германии на бурские земли британцы выступили бы естественными защитниками маленьких, мирных и свободолюбивых народов. И в моральном плане война нанесла Британской империи большой урон, десятки, если не сотни, газет в Европе и Америке ругали «британские зверства», особливо создание концлагерей и сгон туда чуть ли не всего бурского населения. Так что куда ни кинь, всюду клин…
И очень скоро сами англичане были вынуждены признать, по сути, свою неудачу. Уже при заключении мира они обязались восстановить все разрушенные фермы и обеспечить автономию новым подданным. И в 1906-ом, всего через четыре года после войны, самоуправление бывших республик стало фактом. Через два года начались переговоры представителей четырёх белых (самоуправляющихся) колоний о создании единого государства. Были, как всегда, разногласия и противоречия, главным из которых был вопрос о языке. И хотя в старших классах школ было введено обязательное изучение английского, де-факто африкаанс стал вторым государственным языком новой державы. В 09-ом году приняли конституцию, через год её утвердил английский парламент, и новый доминион Южно-Африканский союз стал реальностью. Заметим, что до того в империи было всего три доминиона (Канада, Австралийская федерация и Новая Зеландия), а такие богатые или стратегически важные территории, как Индия, Бирма, Малайя, Судан, Ньюфаунд-ленд, Ирландия и Кипр оставались почти бесправными колониями. И ещё. В Капская колонии буры и тогда, и сейчас, преобладали над англоязычными белыми, а в Натале европейцев было кот наплакал. То бишь в только что образованном, большом и богатом доминионе, африканеры получили явное преимущество, которое с годами только росло. Вряд ли сие входило в британские планы всего за десять лет до того. Впрочем, мы увлеклись, пора идти далее.
Далее у нас идёт война Риф, восстание берберских племён Северного Марокко против испанцев. Здесь, как и в Южной Африке, воевало в основном вооружённое население, но куда хуже подгото-вленное к современной войне. И если буры до начала войны успели создать солидный запас винтовок и патронов, то берберам большую часть оружия пришлось приобретать уже в ходе боёв. Но добрые люди нашлись, как и всегда, и тут надо отметить ещё одну особенность милиционной армии – при прочих равных расход оружия и боеприпасов у неё меньше, чем у кадровой. А что касается хода войны, то за пять лет (1921-26) испанцы, потеряв кучу людей и техники, так и не добились успеха. Более того, потерпели тяжёлое поражение в самом начале борьбы с «кочевыми варварами», и потом никак не могли оттяпать хоть часть их территории. Только вмешательство Франции спасло положение, и то дорогой ценой, ковровыми бомбёжками с воздуха и массовым применением иприта. А будь сие в Европе, неизвестно бы чем всё закончилось. Можно возразить, что рифы не создали нормального государства и регулярной армии, но всё было не так просто. В республике Риф было Национальное собрание, выборный президент и пять министров, включая и военного. Конечно половина, если не более, вооружённых сил было ополчением, но имелась и регулярная армия с чёткой структурой и единым командованием. Административное деление, естественно, строилось по племенному принципу, но сие, как мы уже видели, не помешало создать вполне боеспособное войско, с артиллерией и пулемётами. Кстати, из последних рифы сбили несколько французских аэропланов, пока те не перестали летать на малых высотах.
Примерно в те же годы, в 1919-22, Ирландия воевала со своей метрополией, Британской империей (заметим, почти три года), и одержала несомненную победу. Но ведь война велась чисто по-партизански, и регулярной, пусть и милиционной, армии у самостийной, никем не признанной, и только что провозглашённой Ирландии не было? Формально да, но со времени Дублинского восстания 1916 года (охватившего пол-острова) большинство его участников, попрятавшись по лесам, градам и весям, остались на свободе. И не просто выжили, но и сохранили (и по большей части преумножили) свои воинские навыки, связи с сослуживцами и командирами, сохранили адреса и явки, убежища и укрытия, а многие и оружие и амуницию. Затем, по мере нарастания борьбы, к ветеранам присоединялись всё новые силы, которые, естественно, быстро перенимали опыт старших товарищей. И результат налицо – огромная всемирная империя, только что выиг-равшая Мировую войну, оказалась бессильной перед маленьким, нищим и голодным народом. Правда, в отличии от буров, ирландцам помогали все явные и скрытые противники Британии по всему свету, но их возможности были весьма ограничены. Да и исходные позиции у ирландцев были куда хуже, чем у буров, и свободы манёвра почти не было. На этот раз, к счастью, у англи-чан хватило ума отказаться от своих претензий, тем паче, что никакой выгоды от владения оным клочком земли не было уже давно, а убытки год за годом шли немалые.
Понятно, что методы борьбы ирландцев по необходимости были в основном террористическими, и сие напоминает ещё об одной очень недурной армии, израильской, которая в первые годы также широко пользовалась такими методами. Сейчас это вполне обычное воинство, но во время первой войны с арабами, в 1948-49 гг, арабским армиям противостояло, по сути, народное ополчение, сформированное по типичной милиционной схеме (там, где оно было вообще оформлено). А ведь тогда израильтянам противостояли не толпы мобилизованных феллахов, как в 67 и 73 годах, а обученные и вооружённые англичанами и французами регулярные армии четырёх государств (Египта, Сирии, Трансиордании и Ливана, плюс палестинская «Армия спасения» и подмога со стороны иракской и саудовской армий). Причём Арабский легион (тогдашнее иорданское войско) насчитывал более 6 000 кадровых солдат под командованием английских офицеров и генералов. И тем не менее, израильтяне войну выиграли, пусть и не сразу, и с большими потерями. Конечно, в победе евреев большую роль сыграли воздушные силы, но никто и не говорит, что пехота везде и всегда должна действовать самостоятельно. Да и сейчас отголоски милиционной системы в Армии обороны Израиля сохранились, хотя бы в виде призыва на службу женщин и глухих граждан. И от этого оборона страны только выигрывает. Однако нам пора уже перенестись мысленно и в Европу, довольно обсуждать дела заморские. Тем более, что здесь квартирует единственная на сегодня милиционная армия индустриальных стран, швейцарская, к тому же существующая в более-менее неизменном виде уже более двух столетий.
Ага, скажет искушённый читатель, но ведь в эпоху французской революции войска Директории вторглись в Швейцарию в 1798 г, и довольно легко заняли всю страну. Да, но там как раз в то время начались восстания местных демократов против старорежимного строя, и значительная часть народа восприняла французов как освободителей от местной олигархии. А после того, как в «Гельветической республике» были ликвидированы сословия и все феодальные права, введены свобода совести и печати, ремесла и торговли, французы скоро стали не нужны. И в 1803-ем сам Наполеон Первый восстановил швейцарскую государственность, конечно, в роли союзной с Францией и реально зависимой от неё страны. Понимал видно, что насаждать свои порядки в горах и лесах, среди вольных стрелков, себе дороже. Потом в Гельвеции случилась ещё одна гражданская война (в 1847 году), правда недолгая и не шибко ожесточённая. И опять иные царства-государства, в первую очередь Австрийская империя, хотели вмешаться, поддержать «феодальные» кантоны в неравной борьбе. Но здравый смысл и мощь федеральной армии «левых» кантонов одержали верх. Были прожекты, причём с обеих сторон, и в Первую мировую, нарушив швейцарский нейтралитет, ударить врагам в тыл, но они серьёзно не рассматривались. А вот в 1942-43 державы Оси вполне серьёзно готовились оккупировать горную республику, дабы создать общий фронт против вторжения, оптимизировать коммуникации и нарастить промышленно-сырьевой потенциал. Но все прикидки и подсчёты всякий раз убеждали, что овчинка не стоит выделки. Ведь взорванные мосты и туннели вряд ли удалось бы восстановить быстрее, чем за год, а что б вывести из строя гидроэлектростанции, не обязательно разрушать плотины, турбины и генераторы. Достаточно снять приборы контроля и управления и спрятать их в укромном месте, благо таких мест хоть пруд пруди. Опять же, ежели по конституции гражданин должен держать дома винтовку, то карать его за это нельзя, и опять же, всех не перевешаешь. А что он с оной винтовкой будет делать ночью, или в засаде у ближайшего шоссе или на станции, лишь Богу известно… Да и сейчас швейцарская армия считается одной из лучших в мире.
И последний пример, финская армия в конце 1930-х годов. До 1867 года в Финляндия имелись лишь поселённые войска, типичная милиционная армия, да и потом регулярных войск в стране почти не было до начала двадцатых. И в 36-ом на 25 700 чел регулярных войск приходилось 100 тыс шюцкоровцев (типичное милиционное войско) и 40 тыс женского ополчения (организация Лотта Сверд). Советские источники тех лет утверждали, что половина шюцкора – это «активисты-боевики», а вооружены они были современным оружием, включая танки и аэропланы. Но даже если это и явное преувеличение, то всё равно ясно, что шюцкор был серьёзной силой. И в Зимней войне он сильно помог кадровой армии, во всяком случае большинство снайперов, лыжников и разведчиков были шюцкоровцами. И то, что финская армия и после прорыва линии Маннергейма, потери Выборга и Петсамо, продолжала упорно сопротивляться, во многом их заслуга. И наши правители, надо думать, потому и отказались от планов советизации Финляндии, что поняли силу сопротивления противника, которым оказалось всё боеспособное население страны.
Обычно к минусам милиционной армии, наряду с вышеперечисленными, относят и неудоб-ство краткосрочных сборов с транспортной стороны – мол, пока соберутся, а потом разъедутся, потеряют кучу времени. Но при современной технике и нынешнем образовании далеко ездить не надо – в любом районе, а то и в сельсовете, найдётся пяток офицеров-инструкторов, способных обучать своих подопечных, и при нужде ими командовать. Но всё это мелочи, для нас главное – вооружение будущего ополченца. На первый взгляд, всё просто, раз это вариант мотострелка, то и как личное оружие сойдёт тот же АК-74, в разных вариантах, в зависимости от конкретных целей и задач, даже скорее от местности пребывания. Но увы, не всё так просто. Засады, диверсии и разведывательные поиски требуют не очень частой, но меткой и дальней стрельбы, естественно, из самозарядного, но совсем не обязательно автоматического, оружия. То бишь процент бойцов, вооружённых дальнобойными винтовками, будет в три-четыре раза выше, чем у нынешних мотострелков. Такая винтовка, конечно, выйдет несколько дороже Калашникова, но для многих и очень важных случаев куда эффективнее. К тому же оптические прицелы и средства ночного видения ныне куда более дёшевы, чем ещё 20-25 лет назад, да и вообще современная милиционная армия обходится стране дешевле кадровой. А тем, кому суждено будет стрелять лишь накоротке (офицеры, водители, наблюдатели и т.п.), более всего удобен пистолет-пулемёт. Компактный, но не обязательно слишком уж лёгкий, ведь особо с ним бегать не придётся. А вот калибр нужен поболе, 10-12 мм, но при очень слабом заряде. Всё равно ведь стрельба из подобного оружия ведётся не далее как на 200-250 м, так что предельная дальность полёта пули в 600-700 м вполне достаточна. Меткость будет не очень, но ведь давно известно, что при стрельбе очередями лишь первые две-три пули летят в цель, а остальной сноп из-за рассеивания может наносить лишь случайные поражения. В такой ситуации останавливающее действие пули куда важнее её дульной энергии. Ружейные гранаты, особенно противотанковые, нужны ко всем «стрелялкам», ибо у ополченцев больше шансов попасть вблизи в борт какой-либо технике, чем у регулярных солдат. А вот пистолеты в данном случае весьма бесполезное оружие, разве что здоровые, с длинным стволом и кобурой-прикладом, вроде Стечкина. Но на мой взгляд, пистолет-пулемёт полезнее, да и удобнее, и всегда готов к стрельбе. А пока к пистолету кобуру приладишь, можно и на тот свет отправиться. К тому же П-П можно и нужно делать в нескольких модификациях, как знаменитый Узи. Скорее всего, в трёх – нормальной, облегчённой и усиленной, естественно, все со складным прикладом, а для облегчённой можно сделать и уменьшенные обоймы.
В каждом взводе полезно иметь 3-5 ручных пулемёта, лёгких и простых, и 2-3 миномёта наипростейшего типа (мнимый треугольник, дульнозарядный и без всяких колёс), калибром не более 90 мм. А вот станковые или единые пулемёты вещь излишняя, ведь на каждом транспортёре (то есть в каждом отделении) можно поставить тяжелый пулемёт калибром 14-17 мм, и оного будет вполне достаточно. Так как ополченцам передвигаться придется недалеко и нечасто, транспортёры для их перевозки могут иметь малый запас хода и небольшую проходимость, но приличную вместимость. И в атаку сии машины вряд ли будут ходить, так что защитные средства нужны минимальные, от обычных пуль 5-6 мм и «промежуточных» трёхлинейных. И кроме пулемёта, на транспортёре нужна короткая пушка, скорее гаубица 90-120 мм, с длиной ствола около 20 калибров. При навесном огне она будет изрядной подмогой стрелкам, а при настильном может при нужде подбить и вражескую технику. Конечно, при столь коротком стволе и малом заряде дальность и точность стрельбы будет не очень, но ведь и стрелять придётся вблизи, как правило, из засады, и весьма редко. Ну а от воздушного нападения лучшая защита для ополченцев – маневр, маскировка и максимально суженное поле боя. И последнее. Мы уже отмечали, что значительная часть нашего населения связана с охотой и ружейной стрельбой, и ежу понятно, что человек с привычным смолоду и часто используемым ружьём чувствует себя куда уверенней, чем с любым автоматом, пусть тоже своим и знакомым. Значит, надо создавать крупнокалиберный (13-16 мм) карабин, аналог штуцера – нитроэкспресса, но самозарядный и с обоймой на 5-7 пат-ронов. Из него можно стрелять и дробью, причём солидным зарядом (разумеется, в подходящем контейнере), а при подкалиберной пуле и малом (20-40 % от нормального) заряде сей штуцер заменит и «мелкашку». А в боевых условиях пуля весом 25-30 грамм даже при начальной скорости 500 м/сек выведет из строя бойца в любом бронежилете, причём надолго, если не навсегда. Даже ежели защиту и не пробьёт. А при лёгкой пуле легко можно получить скорость и в 800-900 м/сек, что при стальном сердечнике делает оную пулю вполне бронебойной. Ну и при таком калибре создать отличные зажигательные и трассирующие боеприпасы тоже нетрудно. То бишь мы имеем, конечно для весьма конкретных условий, почти универсальное оружие, конечно, несколько тяжеловатое и длинноствольное, но для охотника, то бишь тренированного, выносли-вого и подвижного человека, привыкшего лазить по лесам и крепям, вполне приемлемое.
Ну вот почти и всё, остались лишь организационные вопросы. Понятно, что психам и наркоманам давать боевое оружие нельзя, тут контроль надо сохранять, и может быть, даже ужесточить. А вот всякие ограничения насчёт пальцев, рук и зрения совершенно нелепы. Я лично знал охотников одноглазых и вовсе слепых, лишившихся большинства пальцев и одноруких, но после усердной тренировке они ни в чём не уступали своим городским коллегам. И в то же время никогда не нарушали правила безопасности, да и вообще обычаи и нормы охоты. Видно понимали на собственном опыте всю важность подобных «мелочей». Гораздо сложнее с пьяницами и просто сильно пьющими людьми, а таких у нас много, увы и ах. Тут всего два пути, во-первых, солидная защита самого оружия и жилища его владельца, и постоянное внимание к ним (оружию и стрелку) со стороны власти. Да к тому же полное насыщение, даже пересыщение легального рынка нарезного (да и любого другого) оружия настолько собьёт цены на рынке нелегальном, что грабить законопослушных граждан станет не только невыгодно, но и бессмысленно, и нелепо. А во-вторых, надо ужесточить наказания связанные с реальными проступками в оружейном деле. То бишь карать не за просроченные разрешения и сомнительные справки, а за утерю или порчу личного оружия, и особенно за его кражу и (или) перепродажу краденного и подобные вещи. За оное иногда, особенно рецидивистов, не грех и смертной казнью покарать. А кое для кого не грех и телесные наказания возродить, особливо за мелкие и средние провинности. Естественно, когда будут детально проработаны, разработаны и одобрены на референдуме соответствующие законы и подзаконные акты, принятые Госдумой.
Понятно, что всё вышеизложенное процесс долгий и трудный, затратный и не гладкий. Но начинать его надо, и чем скорее, тем лучше. И если уж сразу дать винтовку или карабин в руки всех нормальных граждан невозможно, то начинать надо с широкой организации тиров, полигонов (те же тиры, но под открытым небом, оно и удобнее, и проще, и дешевле) и стрелковых клубов, не говоря уж о всемерном поощрении охотничьих обществ и их стендов. Каждый законопослушный гражданин должен иметь право в любое время зайти в подобный тир и пострелять из любого, и нарезного в том числе, оружия, включая и военное. И пострелять вдоволь. Ну а когда сии граждане более-менее приобретут нужные стрелковые навыки, можно и должно идти далее. А когда каждый нормальный россиянин получит своё личное оружие и способность применить его при малейшей угрозе, то будут бояться не только страну в целом, с её ворохом почти бесполезных ракет, но и каждого её жителя. А это гораздо важнее и весомее. И не только бояться, но и уважать, что ещё важнее и ещё весомее. Вот так!