Посвящаю памяти Александра Алексеевича Гузева-моего мужа.
В счастье есть порой такая тупость.
Счастье смотрит пусто и легко.
Горе смотрит, горестно потупясь,
потому и видит глубоко.
Счастье — словно взгляд из самолета.
Горе видит землю без прикрас.
В счастье есть предательское что-то —
горе человека не предаст.(Е.Евтушенко)
Несколько лет назад, сын обратился ко мне:
- Мама, Орловский Областной суд решил издать к своему 80-летию юбилейный сборник. В нём хотят рассказать историю орловского судопроизводства, а также о и судьях. Меня попросили об отце статью написать. Напиши ты. Ты же вместе с ним сколько прожила, нас вырастила. Вспомни как он работал, что думал.
Я растерялась. Как муж работал не знаю. Помню частые его рассказы о сельских людях. Что когда к нему на приём приходил растерянный, всего боящийся сельский житель, он его очень жалел. Рассказывал так:
- Смотрю я на сельчанина, как он слушает меня, как силится понять, что я ему советую. Кивает-кивает вроде как понял. И вижу вместо него своего отца, свою мать, своих соседей. Они всю свою жизнь умели лишь одно – много трудиться и работать где скажут. Такие простые люди, как их сейчас называют. И вдруг жизнь такого вот простого человека выбрасывает кульбит - суд! Всё простым людям в этой ситуации непривычно и непонятно, они стесняются своей одежды и своей непонятливости. Таким людям здесь, в моём кабинете, немного страшно и неловко дополнительный вопрос судье задать, о чём-то дополнительно спросить. Беру я тогда лист бумаги и подробно пишу по пунктам: что и чего им надо сделать; где и по какому адресу это всё находится; к какому работнику обратиться; какие слова и предложения этому работнику надо сказать. Знаю, что этим я у адвокатов «хлеб» отбираю, но по-человечески иначе не могу. Я же сам из крестьян.
Скупо и редко о своём детстве мне рассказывал:
- Отчётливо помню один случай. Весна. Земля просохла. В степях уже и подснежники исчезли, трава вовсю бушевала, а я всё в сапогах. Представляешь худого, длинного мальчишку бегающего в тёплые уже дни в кирзовых сапогах! Я к матери пристал:
- Мама, купи мне ботинки! Все ребята давно в ботинках в школу ходят, я один в сапогах. Купи ботинки.
- А мы строились. В сараюшке зимовали, дом стоит недостроенный. Все деньги на стройку уходили, каждый рубль на счету был. Тут ещё и Галка – сестра младшая только родилась. Я с нею сидел, мать то на ферме, то по хозяйству. У нас и скотина всегда была: хряк и свинья с поросятами; корова с тёлочкой или телёнком; куры, утки; во дворе собака Трезорка. За всеми ими присмотр да уход нужен. Сколько себя помню, я же старший из детей, матери всегда помогал за скотом ухаживать. После школы я сразу в сарай шёл: птице корм задать, скотину накормить, коровник со свинарником вычистить от навоза. А уже вечером уроки делаю. Мать за тем как я учусь строго следила, чтобы я на отлично учился. За младшим братом Лёнькой тоже присмотр нужен был. Вот такая жизнь, а я со своими ботинками...
- И проблема с водой всегда была. Речка недалеко от нас текла, метров за двести от нас. Хорошая речка. В ней неплохая рыба водилась, а если чуть подальше по течению пройти, то в заводи кувшинки с лилиями всё лето цвели. Красиво там было, мы туда купаться ходили. А чтобы скотину напоить, я из речки воду вёдрами носил, когда на коромысле, а когда в руках. Эту же воду пользовали и для стирки, и для уборки дома, и для строительства. Да и все соседи воду из речки домой носили, так что ничего геройского в этом не было. Брат Лёнька когда подрос, тогда мы уже с ним вдвоём по воду ходили, уже веселее мне было.
- Воду же для питья и приготовления еды из колодца брали. Колодец отец сам выкопал, глиной колодезное дно обложил, своей воды в нём не было никогда. Степь кругом же – целина, вода привозная. Привезёт отец на тракторе пару бочек воды из артезианской скважины, воду из них в колодец выльет. Этой воды брать из колодца нам на пару недель, а то и больше на еду хватало. Потом снова привозит.
- Когда подростком был, очень мне велосипед хотелось иметь, у некоторых ребят был. Иметь в то время велосипед – это что сейчас машину иметь. Да и дорого он стоил. Надумал я летом работать. Родители не возражали, я же высоким был, ростом почти с взрослого мужика. Устроился в наш же совхоз скирдовщиком, всё лето на сеновале проработал. Работа тяжёлая: на вилах копну сена поднял, затем подпрыгнул с копной на вилах и наверх, на трёхметровую высоту сеновала, эту копну закинул. А после, когда копну забросил, наверх забираешься, сено поровнее разбрасываешь по сеновалу и ногами утаптываешь. Затем за новой порцией спускаешься. Сеновалы укладывали огромными, метров десять в длину, а уж высотой в два человеческих роста. В то время не было таких тракторов, что на гидравлике сено наверх поднимают. Вот так я и заработал себе денег на покупку велосипеда. Отец из-за этого в Караганду за двести километров съездил, мне велосипед привёз оттуда. Велик был зелёного цвета, как же я был рад, очень рад.
- По ладони моей проведи рукой. Чувствуешь шишковатость – это я в то лето вилами мышцы на ладонях повредил. Больно было работать- вилы надо было крепко руками держать. А потом как втянешься, то и ничего. Да и у всех ладони болели, не только у меня.
- Мать всю жизнь побаливала, постоянно недомогала. Работа тяжёлая её доконала. Она же с 15 лет трудиться начала, после высылки всей её семьи в трудармию. Рассказывала, что придут вечером с поля, им кастрюлю огромную с супом поставят – ешьте, враги народа! Две поварихи готовили. Одна помягче была, у неё и суп получался погуще, да ещё и льняного маслица в суп подольёт.
- Мать очень довольна была, что муж у неё есть. После войны мужчин-то почти не было, мужики нарасхват были. Свободным девушкам мужиков не хватало, а уж им, ущемлённых в правах, надеяться почти не приходилось. А вот ей повезло замуж выйти. И хоть Алексей Васильевич на год помладше был, но замуж позвал. Очень гордилась она этим. И семья у нас хорошая сложилась, дружная. Только трудиться много надо было.
- Восьмилетку я закончил с отличием. Меня потом за двести километров от дома в Караганду к родной маминой сестре, тёте Лёле, отправили, чтобы в её семье жил пока 9-й и 10-й классы не закончу. Завесила тётя занавеской угол в доме, поставили мне там кровать узенькую. Приду после школы, по хозяйству тёте помогу и к себе за занавеску. Родители раз в два-три месяца приезжали, с подворья своего всего привозили: ведро яиц, несколько уток уже ощипанных и разделанных, поросёнка заколют тоже, с огорода овощей всяких. Не на машине везли, руками своими тяжесть несли. Из Темиртауского в Караганду с пересадкой на автобусах ехали. И всё равно очень чувствовал я себя тут лишним. Валик, брат двоюродный, понимаю, стыдится меня – не городской, одет хуже. В школу одну идём, так он отбежит на противоположную сторону улицы к ребятам. Они идут все вместе, я же один вышагиваю.
- Когда я уже 9 класс заканчивал, в соседнем посёлке (всего-то 10 километров от родного села) интернат при школе открыли. Я как об этом узнал, заупрямился и настоял на своём: не хочу больше жить у родственников, буду в интернате с ребятами. 10-й класс в интернате жил, на выходные дни домой с ребятами приезжали. Вот тут-то у меня хороший, верный друг Коля появился, мы с ним до самой его смерти дружили. Подлости в нём ни на йоту не было. Когда я в Алма-атинском университете уже после того как в Армии отслужил, учился, он ко мне приехал, и мы с ним 2 года вместе квартиру снимали. Коля на заводе работал, я учился. Хорошо жили, дружно.
- Ещё раньше, после окончания школы, я в Караганду поехал, в медицинский институт поступать. От нашего посёлка Темиртауского ближайшая поликлиника лишь в районном центре - Осакаровке была. А это за сотню километров. Поэтому маме мечталось, чтобы я на врача выучился, и она бы у меня лечилась. Подал я документы в Карагандинский мединститут. Вступительные экзамены начались. Первый, второй, третий экзамен сдаю на отлично. Последний экзамен остался, завтра сдавать. Лежу я у тёти Лёли за занавесочкой и вдруг подумал:
- Я же и завтрашний экзамен на пять сдам, меня в институт зачислят. Учиться на врача придётся, а я не хочу. Я всегда следователем быть хотел. А тут…
- Пошёл завтра на экзамен и сдал его на двойку. Вот так я домой вернулся. Мать очень огорчилась, меня успокаивала. Я ей не рассказывал, что я специально решил последний экзамен завалить.
- Осенью в Армию пошёл (на юридический факультет ребят, не служивших в Армии, тогда не брали). Служить мне неподалёку пришлось, тут же в Казахстане. В Сары-Озеке служил в сапёрских войсках.
- Уже после Армии, демобилизовавшись, поехал в соседний город Темиртау - наша Казахстанская Магнитка. Устроился слесарем на автозавод. Мне койку в общежитии дали. На заводе меня, как отслужившего в Армии да ещё и холостого, и в профком избрали и в выборах я участие принимал; с комиссией избирательную урну по домам носил.
- Я днём работал, вечерами к вступительным экзаменам на юрфак готовился. Летом поехал в Алма-Ату, повёз документы на поступление в университет имени С.М.Кирова. Приехал после обеда, всё везде закрыто, пришлось на вокзале ночевать. Утром, когда документы сдал, меня определили на время вступительных экзаменов в университетское общежитие, койку дали, я очень рад был. Вступительные экзамены сдал хорошо и меня зачислили в Алма-атинский университет. Вот уж когда родители довольны были. На жизнь они мне ежемесячно высылали 15 рублей. На них я жил, ещё и стипендия помогала.
- Зимой приехал отец посмотреть какое тут у меня житьё и как я здесь определился. Он пожил несколько дней, прикинул что тут и как, а когда уехал назад, то родители уже стали присылать 25 рублей в месяц - огромные деньги по тем временам! Это же для меня вторая стипендия!
- На втором курсе я в сессию получил одну тройку. Как результат – стипендии нет. Родителям не стал ничего писать, помощи не просил, знал, что у них на шее ещё двое детей, поэтому устроился сторожем на завод. Вот когда пригодились навыки воинской службы. Днём я на занятиях, зато ночью обход сделаю, после в сторожке выучиваю конспекты почти что наизусть. Полгода прошло, следующую сессию сдал неплохо, стипендию мне снова назначили.
- На третьем курсе практика у меня была в Осакаровском суде. Вот тогда я и понял: следователем быть - значит быть постоянно в движении, мотаться и днём и ночью по своему району, каждое происшествие своими глазами поглядеть следует. А осакаровский судья сидит всё своё рабочее время в кабинете. Поэтому после этой практики я и определился с направлением своей учёбы – пошёл изучать судопроизводство. А после того как университет закончил, направили меня в Кокчетавскую область. Сначала был полгода стажёром в Арыкбалыкском районном суде, потом уже самостоятельно работал. Меня сразу председателем суда поставили. Вот так и жизнь определилась.
- А ботинки мне мать тогда купила. Прямо чуть не на следующий день купила. Надел их и словно праздник у меня, когда в них в школу пошёл. Сейчас вспоминаю и стыдно, мог бы и в сапогах походить.