Василий Семенович решил сходить в магазин, благо он за углом дома, и купить батон, жена к вечернему чаю захотела пожарить гренки. Он вышел из подъезда и вдруг почувствовал, как резко защемило в груди. Он присел на скамеечку и достал валидол.
Было неимоверно душно. Медленно сгущавшиеся сумерки не несли никакой прохлады.
Он сидел, откинувшись на спинку скамейки, высоко подняв голову, глубоко дышал и тёр ладонью грудь. Боль медленно отступала.
Василий даже не обратил внимания, что по обе его стороны кто-то сел.
- Старик, ты кто? – донесся до него слегка пьяный голос.
Он повернул голову. Слева от него сидел с бритой головой парень в темной, с большим вырезом, майке. Ему было чуть более двадцати лет. Левая бровь рассечена, а под глазом багровел огромный синяк. Рыжеватая недельная щетина на лице нисколько не добавляла ни мужественности, ни притягательности, ни интеллигентности.
Держался он уверенно и совершенно не сомневался в своем превосходстве над другими. Это присуще, в основном, недалеким людям, а любое несогласие с ними считалось выражением глупости собеседника.
- Человек! – устало ответил Василий Семенович.
- Ой ли? – широко улыбнулся парень, обнажив целый ряд кариозных зубов, - Лёнчик, ты слышал? Это оказывается человек. А я думал просто тело, кусок тухлого мяса, - обратился он к приятелю на коверканном одесском акценте.
Лёнчик, мужчина лет тридцати пяти, в рубашке с длинными рукавами, пропахшей выедающим глаза потом, худой, с бледным, влажным, дёргающимся лицом и красными белками глаз, сидел, не обращая ни на кого внимания, непрерывно почёсывая себя под мышками и в паху. На реплику приятеля он никак не среагировал.
- Тебе сколько лет, человек?
- Вам это зачем?
- Я любознательный… А ещё веселый и находчивый, - захохотал он от собственной шутки.
- Это здорово, что вы такой разудалый! Мне шестьдесят пять…
- Потолок!.. Пора уступить дорогу молодым…
- Мне кажется, у нас с вами дороги разные. Кому-кому, а именно вам я точно не мешаю.
- Дороги разные?.. А вот взяли и встретились… И ты мне помешал… Конкретно помешал! Но пока не будем об этом. И кем ты был в этой жизни?
- Военным моряком.
- О, как повезло! Значит ты при деньгах, пенсия огромная…
- Вы решили посчитать мои деньги? В бухгалтерах не нуждаюсь.
- А чего не посчитать? Или хорошим пацанам на бутылку не дашь?
- Я на водку не даю.
- Нам дашь! – его лицо прорезала гримаса злобы, - Сиди смирно, я кармашки твои проверю.
Он бесцеремонно залез в нагрудный карман рубашки и вытащил оттуда сорок гривен.
- Это всё или в брюках ещё есть? Нам здесь и на пиво не хватит. А ну встань!
Василий Семенович медленно приподнялся. Сердце выскакивало из груди, воздуха не хватало, ноги слегка дрожали. Он сжал кулаки и со словами: «Падаль, мразь», с разворота, что было силы ударил парня в лицо.
Единственное, что он почувствовал – это хруст костей носа. Его сознание померкло, он упал, сердце больше не билось.
Он не чувствовал, что его били ногами, как шарили по карманам, не видел, как прохожие скрутили подонков и вызвали полицию, как из подъезда выбежала истерически кричащая жена, как, не добежав пару-тройку метров, упала, будто споткнувшись, и тут же умерла…
И мир нисколечко не изменился. Также шли люди. Они разговаривали и смеялись, курили, пили пиво, матерились… Где-то дрались, где-то целовались… У тускло мерцающих фонарей кружилась мошкара, зажигались первые звёзды…
И только наивные верили во всепобеждающие силы добра над злом… А оно никак не побеждалось, да и вряд ли его когда кто-то победит.