Каждый человек - загадка - 20 часть

Елена Светлова 2
(Отрывок из романа "Когда с неба упадёт звезда" про Костю и его сестёр - Веру, Юлю)

Наступила учебная неделя: она была напряжённой — после расслабления в недельные каникулы ребята навёрстывали материал. За окном пели птички, теплело, а на носу маячил ЕГЭ. Правда, Веру всю неделю поддерживало невидимое ощущение, что где-то там далеко её ждут, и она обязательно всё должна преодолеть ради того, чтобы попасть туда непременно.
— Что-то ты истории мало времени уделяешь, если решила её сдавать, — Верины мысли о храме Николая Чудотворца и о приближающейся Пасхе во время беглого плавания по страницам учебника истории прервала Катя.
Вера повернулась к однокласснице:
— Я должна круглосуточно ею заниматься?
— Что ты так напрягаешься? Просто, можно читать дополнительную литературу, заниматься с репетитором, да мало ли ещё, — Катя говорила всё это только с целью выудить из Веры какую-нибудь информацию — слишком мало они стали в последнее время общаться, у каждой своя жизнь, и казалось их объединяла только школа, да и здесь не получалось разговориться. — Такое ощущение, что ты выбрала историю, чтобы просто что-то сдать, а в ВУЗ не собираешься поступать.
Вера совсем оставила попытки читать учебник и внимательно посмотрела на девочку:
— Я не знаю ещё, куда буду поступать. У нас слишком непредсказуемая ситуация в семье, и ты это знаешь.
— У нас тоже всё тяжело — мама постоянно болеет. Но я не сдаюсь, английский буду сдавать и в институт знаю, в какой буду пробовать поступать, там как раз английский — главный предмет.
— Чтобы поступить в ВУЗ, нужно деньги, причём немалые, — покачала головой Вера.
— Конечно, куда без этого, — энергично кивнула Катя Томилина, полностью соглашаясь с одноклассницей, — но я стараюсь, работаю и буду продолжать в том же духе, одно другому не мешает.
— Понятно, — вяло пробормотала Вера, которой сейчас было не до этих разговоров: она думала о храме, посте и предстоящей Пасхе, а текущие проблемы старалась решать по мере поступления.
— Кстати институт институтом, а экзамены всё равно сдавать придётся и обязательные — в первую очередь, а там математика… У нас с тобой с нею дела не очень. Может, позанимаемся в это воскресенье по билетам, но только утром, во второй половине дня я работаю, — предложила Катя.
— У меня не получится, — Вера не собиралась объяснять теперь уже не слишком близкой подруге, что воскресное утро ей нужно непременно провести в храме. И вообще, её жизнь уже разделилась на до визита в храм Николая Чудотворца и после, и теперь никакие дела не смогут помешать ей посещать это место. Кате она не могла и не хотела всего этого рассказывать, но девочку мучила совесть — она даже не поинтересовалась здоровьем Галины Петровны. — Кать, а как мама твоя себя сейчас чувствует?
Кате всякое напоминание о болеющей маме было не то, что неприятно, а просто возвращало её к действительности из круговорота её желаний, мечтаний, впечатлений, всецело направленных на скорое изменение жизни, когда она, наконец, полностью шагнёт во взрослую жизнь. А Верины вопросы напоминали ей, что, сколько бы денег она ни заработала, какое бы положение в обществе не заняла, всё равно придётся возвращаться к маме и постоянно быть на страже её здоровья, поэтому просто ответила:
— Не очень хорошо, весна — хронические болезни обостряются. Ладно, я побежала в столовую, а то скоро перемена закончится, — и Катя унеслась, оставив Веру, погружённую в воспоминания об их прошлой дружбе. Всё уже не так, но, скорее всего, так уже и не может быть — девочки повзрослели.

Костя в отличие от сестры был собран, сосредоточен на работе, которую выполнял, в школе тоже старался всё делать качественно. У него в голове был своеобразный план жизни, по крайней мере, на ближайшие три недели, главное место в котором занимала Пасха, к приближению которой он старался готовиться основательно. Костя полагал, что у них в семье должна наступить новая жизнь, и эта жизнь не обязательно должна быть связана с какими-то внешними обстоятельствами, а, прежде всего — с внутренним устроением души. Костя надеялся, что эта Пасха принесёт много нового.
В офисе фирмы «Восход» всем хотелось обновления, свежести — весна пришла, и все сотрудники так или иначе это чувствовали. Костя старался не быть букой, он, прежде всего, старался внутренне себя во всём сдерживать.
Может быть, из-за опьяняющего действия весенних ароматов Костины коллеги вели себя очень странно, но мальчик помнил слова Павла Сергеевича. Конечно, он не нанимался шпионить, но теперь на всё старался смотреть двойным взглядом — изнутри, так сказать, духовно, и внешне, оценивая все происходящие события. Несколько эпизодов в «Восходе» приковали его внимание.
В коллективе уже несколько месяцев существовала традиция пить чай в четыре-пять часов, так как рабочая смена Константина длилась всего несколько часов, для него вопрос питания на рабочем месте не стоял острой проблемой, но ему всегда нравилось принимать участие в этих совместных чаепитиях. В них каждый человек раскрывался по-новому, порой выбалтывал свои не то, что секреты, а истинное мнение, которое в рабочем процессе не всегда звучало. Когда одно из таких чаепитий уже подходило к концу — весь чай был выпит, а разговоры, которые должны были быть, уже были проговорены, секретарь Светлана неожиданно заявила, обращаясь к Павлу Сергеевичу, но это должны были услышать все, чтобы обеспечить ей поддержку:
— Павел Сергеевич, мне нужен будет отпуск в конце мая — начале июня на пару недель, в крайнем случае — на три недели.
Руководитель компании «Восход» как раз допивал остатки чая, обдумывая планы на предстоящий вечер, но, услышав такое, решил поставить чашку на стол, чтобы не поперхнуться:
— Светлана, Вы же брали недавно отпуск — в феврале. Что за необходимость брать его каждые три месяца?
Девушка замялась, но лишь на миг:
— Мне нужно уехать.
— Интересно, — произнесли хором почти все.
— А зачем, не скажете? — осведомился у своей подчинённой Павел Сергеевич.
Светлана проявляла не свойственную ей твёрдость:
— Нет, не могу, очень надо.
— Что-то тут очень жарко, надо проветрить, нам ведь ещё работать, — Татьяна Ивановна встала и решительным шагом направилась к окну, хотя ещё утром утверждала, что страдает от простуды.
— Татьяна Ивановна, Вы же ещё утром жаловались на насморк и говорили, что мёрзнете, — заметил язвительно Геннадий Мартынов.
— Ничего, свежий воздух не помешает, — ничуть не смутилась бухгалтер.
Как только она распахнула окно, все лежащие вблизи бумаги разлетелись в разные стороны. В этот момент в комнате появился отсутствовавший Борис Савельев, он тащил в руках коробку.
— Сейчас поставим сюда новый принтер, — приговаривал он, не обращая никакого внимания на открытое окно и беспорядок на полу. Поставив коробку на пол, Борис стал рыться в валявшихся на полу бумагах, причём на взгляд наблюдательного Кости всё это заняло слишком много времени.
— Да, что-то наши дамы сегодня ведут себя странно, — проговорил Геннадий Андреевич, беря очередную сушку и доливая воду в кружку, как бы начиная новый виток чаепития.
«А ты не странный?», — немного раздражённо подумал Костя, но тут же себя отдёрнул напоминанием, что сейчас пост — осуждать никого нельзя. Но в голове мальчика всё равно вертелась мысль, что Борис Савельев всегда держит себя в руках, даже во время откровенной болтовни никогда не скажет ничего лишнего, постоянно контролирует себя.
— Заканчиваем беседы и чаепитие, нас ждёт работа, — Павел Сергеевич пресёк дальнейшие разговоры.

Костя возвращался домой, он не поленился пойти пешком, пусть и малую часть пути, но всё же… Весенние улицы радовали практически полным отсутствием снега, то ли это была заслуга дворников, то ли Господа Бога, который день за днём всё больше давал прав весне, чтобы к празднику Пасхи она вошла в полную силу. Константин прекрасно осознавал, что дома ему предстоит ещё справиться с немалым количеством уроков, но помнил и другое — дома ждут Вера и дедушка, которые теперь стали его семьёй. Конечно, есть ещё Юля, которую обещают отпустить домой через пару недель — как раз к Пасхе. У Кости, да и у Веры все события концентрировались вокруг главной точки — праздника Пасхи.
Костя зашёл во двор, где стояло несколько домов, в том числе и дом, где проживали Колосовы. Мальчик скользнул взглядом по своему дому и открыл рот от неожиданности: на одной из стен дома подросток, с виду Костин ровесник, рисовал красками. Что именно он рисовал, трудно было разобрать, больше всего это напоминало граффити, которое везде и всюду и которое все ругают. Костя подходил ближе со смешанными чувствами: с одной стороны, он живёт в этом доме много лет и не очень приятно, когда твоё жилище портят, а, с другой стороны, интересно, что он там рисует. Костя в принципе был за свободу творчества.
Мальчик подошёл близко и замер. Уличный художник настолько был поглощён творчеством, что, казалось, не увидел и не услышал приближения человека. Костя разглядывал причудливые узоры и непроизвольно вздохнул, любитель уличного рисования повернулся к нему:
— Нравится?
Костя неопределённо покачал головой, не настолько были сильны его познания в искусстве, чтобы давать непредвзятую оценку.
— Я здесь живу, — зачем-то сообщил Константин.
— Я тоже недалеко, через два квартала.
«А почему не рисуешь у себя во дворе?» — мысленно вопрошал Костя.
— У нас там стены неудобные для рисования, а у вас самое то — на них краска хорошо ложится, — опередил его вопрос юный художник, чем немало удивил Костю, который уже начал подумывать попробовать читать чужие мысли.
— Ясно, — промолвил Костя, обдумывая, как он должен поступить — как житель дома, как порядочный человек или просто как мальчишка.
— Тут рисовать нельзя, за это накажут, но я хочу именно этим заниматься в жизни, а здесь мои работы могут увидеть другие, а не только родственники, одноклассники и знакомые пацаны. Может, кто-то их сфоткает и разместит, хоть в соцсетях. Слушай, не выдавай меня, друг, ладно? — умоляюще взглянул юный художник на Костю.
— Хорошо, — дал согласие хранить молчание Константин, который уже сам начал склоняться к этому. — А что здесь нарисовано?
— А-а, это абстракция. Кто, что хочет видеть, тот, то и увидит, — пояснил автор уличной композиции.
— Очень удобно, — покачал головой Костя, но сохранил в тайне авторство шедевра на стене дома.

Вера еле-еле дождалась воскресения, она была так нетерпелива, что Костя, не привыкший видеть сестру в таком возбуждённом состоянии, даже спросил:
— На тебя это непохоже, ты так нервничаешь и радуешься одновременно, как будто тебе предстоит важная встреча.
Вера смутилась и отвела глаза, она не хотела посвящать брата в свои тайны, пока сама в них не разобралась. Она промолчала.
Они бы и в субботу отправились в храм, но дедушка попросил помочь с домашними делами:
— Спасибо, что помогаете своему старенькому дедушке.
— Дед, ну какой же ты старый, всего шестьдесят шесть, — возразил внук.
— Уже шестьдесят шесть, скоро шестьдесят семь, — поправил его профессор Стрижов. — Ну, бегите, куда вы хотели.
— Мы так-то к Юле собирались, — сказала Вера, решившая что лучше сегодня она поможет близким, ведь быть милосердным — это тоже благое дело для Великого поста. Может, так даже лучше — долгое ожидание обеспечит более радостную встречу.
В конце концов, они втроём пришли к Юле в больницу. Девочка была рада всех увидеть, но почему-то ничего не ела.
— Юленька, в чём дело? — посмотрела с испугом на младшую сестру Вера. — Аппетита нет?
— Просто вы мне тут всяких вкусностей приносите, а в Пасху что есть? — сказала Юля.
— Мудрый ребёнок, — заметил дедушка, — но ты, Юлечка, не волнуйся: денег хватит, купим ещё и на Пасху.
— Не в этом дело. Надо себя к радости готовить, — глубокомысленно произнесла больная девочка.
Пока находившиеся в палате обдумывали сказанное, на пороге появилась медсестра:
— Колосовы?
— И Стрижов Аркадий Иванович — дедушка, — зачем-то внёс ясность профессор.
— Ясно, в понедельник вам нужно будет связаться с лечащим врачом Юлии Колосовой.
— А что такое? — занервничала Вера.
— Вашу девочку хотят перевести в отделение реабилитации. Есть несколько квот, то есть пребывание там будет абсолютно бесплатно.
— Но зачем? — спросила Вера.
— В нашем отделении она не может постоянно находиться, надо начинать активно заниматься физкультурой, — разъяснила медсестра.
— А дома? Дома нельзя этим заниматься? — осведомился Костя.
— Да вам же надо учиться, влюбляться, — медсестра посмотрела на Веру, а та глупо покраснела — почему все стали строить догадки о её личной жизни. — Вам просто некогда будет заниматься сестрой, а тут она будет под постоянным присмотром.
— А на какой срок? — задал вопрос Аркадий Иванович.
— Все эти вопросы обсудите в понедельник с лечащим врачом, информацию я до вас донесла, у меня ещё дела, — и медсестра удалилась из палаты.

До наступления Воскресения Христова оставалось ровно две недели. Наконец-то, Вера с Костей поехали в храм святителя Николая Чудотворца. Вера находилась в приятном ожидании, а Костя в не менее приятном состоянии полудрёмы — благо удалось сесть в автобусе, народу было немного, но совсем скоро будет открыт дачный сезон и тогда уже свободных мест не найдётся.
Девочка размышляла о предстоящей встрече, хотя встречей можно назвать общение двух, а здесь было только ожидание с её стороны, а Дмитрий наверняка старательно готовится к службе. И всё же Вера не теряла надежды, что предстоящая воскресная служба должна изменить их отношения в лучшую сторону. Она поймала себя на мысли, что для неё он — принц из сказки, обитающий в замке, под замком подразумевался храм святителя Николая. И хотя в сказках принцы ищут принцесс, заточенных в замках, это ничуть не лишало всю эту историю ореола сказки, как того и желала Вера.
В храме было на редкость много народу, причём самого разного возраста — взрослые, дети, в том числе и совсем маленькие, старики, может быть, это было связано с постепенным приближением главного христианского праздника. Все толкались, стремились подойти ко всем иконам, кто-то спешил исповедаться до начала службы, исповедь принимал не отец Сергий, а другой священник. Вера старалась не реагировать на многолюдство и тесноту, она была в предвкушении встречи с Димой, пусть даже она только услышит его голос, уже это значит много!
Вот, началась литургия, запел хор, Вера навострила уши: сегодня в хоре пели не две старушки и Дмитрий, а слышалось несколько молодых голосов, Веру привело в ужас, что голоса эти были женские. Значит, её Дима там не один — рядом с ним поют, возможно, его ровесницы. А во время пения, особенно церковного, происходит такое воздействие на душу и на окружающих, и, конечно, тесное взаимодействие участников хора. Вера помнила, как в школьном хоре мальчики смотрели на девочек, а девочки наблюдали за мальчиками, сама она почти не пела в школьном ансамбле, поставила себе диагноз — безголосая, а педагоги не захотели заниматься постановкой голоса. К сожалению, храмовый клирос располагался на балконе, на который с Вериного места просто так, не приложив никаких усилий, не взглянуть. Что же оставалось делать? Только молиться, что и должны делать все находящиеся в церкви. Вера просила непроизвольной встречи с Дмитрием, девочка полагала, что в храме всё должно получиться легко, ведь всем там управляет Господь, а у неё такое благое желание — просто общаться с православным мальчиком.
Время в храме всегда пролетает незаметно, когда мысли чем-то заняты, вот, и Веру Косте пришлось слегка толкнуть, когда пришло время причащения. Костя глянул в Верины глаза — в них отражался храм, но сама она была не здесь — где-то в небесных сферах. «То ли ещё будет в пасхальную ночь», — подумал брат. Его сестру, между тем, ничуть не волновало, что её задевают, порой даже довольно-таки сильно, но всё это не нарушало её благодатного настроя. Вера, глядя на людей, старалась угадать их тайные желания и от души желала, чтобы все они исполнились. На какое-то время она даже позабыла о Дмитрии, но когда услышала вновь его голос, сразу же вспомнила. Он не причащался, зато две очень симпатичные девушки подошли к причастию, они были в белых платочках, к тому же они были не в верхней одежде, значит, певчие. Вера оценила их очарование и понимала, что соревноваться с ними у неё нет никакой возможности, да ещё и голос, который у неё никогда не станет таким же, как у них.
Грустные мысли не хотели покидать Вериной головы, но вдруг пришла одна свежая и дельная: «Здесь же храм Николая Чудотворца, если ему помолиться, он обязательно поможет, он же Чудотворец, значит, сотворит чудо». Вера, оставив недоумевающего брата в стороне, бросилась в правый угол, она помнила — здесь находилась деревянная икона святого, вообще, в храме их несколько. Припав с мольбой к лику святого Николая, Вера попросила только об одном, чтобы её желание обязательно исполнилось, а желание на тот момент у неё было одно.
После литургии прихожане подходили ко кресту, все певчие, в том числе и Дмитрий, подошли группой одними из первых, Вера стала сбоку, чтобы Дмитрий обязательно на неё взглянул, но её ожидания не оправдались — он быстро ушёл, один. Когда Вера с Костей поравнялись с отцом Сергием, он сказал им:
— Оставайтесь на чаепитие у нас в трапезной.
— Конечно, спасибо за приглашение, батюшка, — с воодушевлением согласился Костя, который успел проголодаться, да и пообщаться с кем-нибудь был не прочь.
А Вера хотела возразить, слишком докучали ей мысли о понравившемся певчем, но тут же прикусила язык, сообразила, что вполне возможно за чаепитием окажется и он.
Веру и Костю не допустили, несмотря на изъявленное ими желание, помогать в трапезной. Ребята решили, что их просто решили беречь как гостей, но на самом деле настоятель храма святого Николая Чудотворца не разрешал без особой нужды находиться посторонним в трапезной. В воскресение его не было, поэтому отец Сергий мог приглашать на чай всех, кого хотел, в том числе и так приглянувшихся ему ребят.
Костя захотел побывать в приходской библиотеке, Вера же вышла на улицу, как она выразилась «подышать свежим воздухом», в действительности, ей хотелось побыть одной. Часто неудачи лучше проживать в одиночестве. На улице стояла тихая весенняя погода, это значит, что было относительно тепло, ни снега, ни дождя и солнца почти не было. Вера бродила вокруг храма, прислушиваясь к себе, а не к уличным звукам, но внезапно остановилась. Совсем рядом она услышала голос, который не могла спутать ни с одним другим. Мама, с точки зрения актрисы, говорила, что голос человека никогда не меняется в течение жизни, за исключением, разве что болезни. Так, любого человека можно опознать по голосу, даже если прошло много лет. И сейчас Вера слышала голос, который был для неё самим дорогим на тот момент. Она пошла по направлению услышанного голоса.
— Я не могу взять тебя с собой в город, — говорил Дмитрий.
Вера замерла у церковной стены, она не видела Диму и его собеседника или собеседницу — их отделял забор, да ей бы и не хотелось, чтобы узнали, что она стоит рядом и подслушивает разговор. Вера не собиралась продолжать стоять там дальше: всё самое главное она услышала, у Дмитрия есть девушка, скорее всего, одна из певчих, наверное, местная, раз он не может взять её с собой. Вера бросилась бежать.
Девочка искала полного уединения, чтобы предаться печали, она выбежала за ворота и побежала к обрыву, который так восхитил её брата — оттуда открывался дивный вид. Но ей некогда было разглядывать красоту природы, Вера опустилась на холмик, холодно не было — солнечные лучи уже пригрели его, и стала размышлять. Конечно, ей с самого начала и думать не следовало о том, что Дима станет с ней не просто дружить, а даже общаться. Она слишком далека от его круга общения, как говорил отец Сергий, для него самое важное сейчас — пение и храм, а она не поет и совершенно точно не является той церковной девушкой, которая нужна Дмитрию. Она и в храм-то пришла, когда жизненные обстоятельства прижали. Вера ощущала себя бесконечно жалкой, сидящей в далёком лесу, да и вид у неё не располагает к общению — скромное пальтишко не первого года носки, даже этот серо-буро-коричневый платок не успела снять. Вера мельком глянула на окружающий мир — он показался ей несоизмеримо значимее её собственной персоны. Уже дома девочка сожалела, что не засняла такой вид — он был бы утешительным воспоминанием.
Именно в таком виде увидел Веру Дмитрий, правда, он не признал в ней девушку, которую ранее видел в храме. Он как раз покидал территорию храма и глянул на окружающую природу, он не мог не признать, что девушка, одиноко сидящая на холме, смотрится очень гармонично вместе с окружающим ландшафтом.

Вскоре Веру и Костю уже позвали на чай, даже в пост там было предостаточно вкусностей, рецепты которых Вера спросила из вежливости, но тут же получила их от местных старушек, которых было большинство за столом. Дмитрия за столом не было, как узнала Вера, певчие ели раньше. Она даже не спрашивала, отец Сергий сам заговорил про это, иногда ответы на вопросы можно получить, не задавая их, просто нужно уметь слушать и рассуждать. Вдруг в трапезной появилась кошка, сначала Вера испугалась неожиданного толчка под столом, но потом увидела серо-белую кошку, ту самую, с которой беседовал Дмитрий. Но Вера про это так и не узнала, зато она поинтересовалась, разве можно держать кошек в храмах, в ответ раздались смешки нескольких присутствующих за столом. Но, в общем, все остались довольны, отец Сергий предложил ребятам найти для них машину, но они заверили, что днём прекрасно доберутся.
В автобусе на обратном пути Костя чувствовал себя намного лучше, чем перед службой — он чувствовал, что его духовная жизнь идёт на подъём, к тому же в храме ему очень нравилось, он не собирался порывать с ним связь. Вера же наоборот, мрачно глядя в окно, размышляла, что, может, не следует больше ездить в храм, слишком больно наблюдать за тем, как другие осуществляют твои мечты. Вообще-то, Вере очень хотелось с кем-нибудь поделиться своим несчастьем, почему-то со священником не хотелось говорить на эту тему, с Костей и дедушкой — тоже. Все они мужчины, нужен женский взгляд. Вот, если бы… Было время, они с мамой секретничали. Теперь Вера и не знала, о каком чуде умоляла она Николая Чудотворца перед его иконой…