Дантес - Мари Барятинская – Катрин Гончарова – Пасквиль - Ловушка для ловеласа
Дантес - Мари Барятинская – Катрин Гончарова – Пасквиль - Ловушка
Ранее мы дали две заметки «Ловушка д'Антесу и западня Пушкину»,в которых рассказали как д'Антес попал в ловушку сестер Гончаровых и с чего собственно и началась дуэльная история Пушкина 1836-37.
Для ликбеза и еще более для коллекции приведем другие наиб. популярные ныне версии этих событий о зачатии и начале Дуэльной истории :
Часть1
1. Лисунов – Последняя мистификация Пушкина
Сре¬ди мно¬же¬ст¬ва за¬га¬док, по¬став¬лен¬ных смер¬тью Пуш¬ки¬на, од¬на ка¬жет¬ся осо¬бен¬но не¬объ¬яс¬ни¬мой. За¬клю¬че¬на она в ши-ро¬ко из¬вест¬ном фак¬те: 4 но¬яб¬ря по¬эт по¬лу¬чил ано¬ним¬ку и тут же по¬слал вы¬зов сво¬ему обид¬чи¬ку. Мысль чет¬кая, яс¬ная как стар¬то¬вая ли¬ния. От нее хо¬чет¬ся от¬толк¬нуть¬ся. Она на¬пол¬не¬на по¬эти¬че¬ским смыс¬лом. К ней при¬вык¬ли, ее по¬вто¬ря¬ют как за¬кли¬на¬ние, ею от¬кры¬ва¬ют бес¬чис¬лен¬ные опи¬са¬ния ду¬эль¬ной ис¬то¬рии. «Это убе¬ди¬тель¬но - вос¬кли¬ца¬ет ис¬сле¬до¬ва¬тель - Зная ха¬рак¬тер Пуш¬ки¬на, мы так и долж¬ны по¬ла¬гать. Взрыв не¬го¬до¬ва¬ния и вы¬зов сра¬зу, не на дру¬гой день». Не прав¬да ли, зна¬ко-мый мо¬тив - «долж¬ны по¬ла¬гать», иначе…
Ина¬че воз¬ни¬ка¬ет за¬ко¬но¬мер¬ный во¬прос: как мог Пуш¬кин, не вы¬хо¬дя из до¬ма, уз¬нать имя ано¬ним¬щи¬ка? Над этим нель¬зя за¬ду¬мы¬вать¬ся! Ка¬кой от¬вет мож¬но по¬лу¬чить в ито¬ге? Раз¬ве это бы¬ла не ано¬ним¬ка? Раз¬ве кто-то ука¬зал по¬эту на Дан¬те¬са? Нет. Ни¬кто, кро¬ме Пуш¬ки¬на, да¬же не до¬пус¬кал мыс¬ли об уча¬стии ка¬ва¬лер¬гар¬да в этой ин¬три¬ге! Не су¬ще¬ст¬ву¬ет и до¬ку¬мен¬та, под¬твер¬ждаю¬ще¬го до¬гад¬ку по¬эта, а все ис¬сле¬до¬ва¬те¬ли схо¬дят¬ся во мне¬нии, что Гек¬кер¬ны не пи¬са¬ли па¬ск¬ви¬ля. От¬ве¬чать же на¬до. И не по¬то¬му, что лю¬бо¬пыт¬ст¬во пе¬ре¬си¬ли¬ва¬ет, а чес¬то¬лю¬бие за¬став¬ля¬ет вы¬крик¬нуть: я знаю. Вся на¬ша куль¬ту¬ра дер¬жит¬ся на пуш¬кин¬ском ми¬фе, а миф - его тай¬ное зер¬но, за¬клю¬че¬но в от¬ве¬те на этот во¬прос. Он от¬кры¬ва¬ет путь к по¬ни¬ма¬нию ду¬эль¬ной ис¬то¬рии, к по¬след¬ним дням жиз¬ни по¬эта. Смерть ге¬роя - куль¬ми¬на¬ция ми¬фа. При¬чи¬на, по ко¬то¬рой это про¬изош¬ло - ключ к раз¬гад¬ке на¬шей куль¬тур¬ной ис¬то¬рии.
Что мы зна¬ем о ги¬бе¬ли по¬эта? Очень ма¬ло. Раз¬но¬об¬ра¬зие вер¬сий об¬ман¬чи¬во. Все сво¬дит¬ся к об¬су¬ж¬де¬нию од¬ной мыс¬ли, вер¬нее, двух ее раз¬но¬вид¬но¬стей. Обе они воз¬ник¬ли и при¬чуд¬ли¬вым об¬ра¬зом пе¬ре¬пле¬лись в уме од¬но¬го че¬ло¬ве¬ка - пи¬са¬те¬ля, сце¬на¬ри¬ста, пуш¬ки¬ни¬ста и, что не¬ма¬ло¬важ¬но, мис¬ти¬фи¬ка¬то¬ра - Пав¬ла Ели¬сее¬ви¬ча Ще¬го¬ле¬ва. В пер¬вом из¬да¬нии сво¬ей зна¬ме-ни¬той кни¬ги «Ду¬эль и смерть Пуш¬ки¬на», вы¬пу¬щен¬ной за год до Ок¬тябрь¬ской ре¬во¬лю¬ции, он опи¬сал пуш¬кин¬скую ги¬бель, как дра¬му рев¬но¬сти - «бли¬жай¬шую при¬чи¬ну ро¬ко¬во¬го столк¬но¬ве¬ния». Клас¬си¬че¬ский лю¬бов¬ный тре¬уголь¬ник - по¬эт, На¬та-лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на и Дан¬тес – был с эн¬ту¬зи¬аз¬мом при¬нят до¬ре¬во¬лю¬ци¬он¬ным обы¬ва¬те¬лем! Спус¬тя один¬на¬дцать лет, ори¬ен¬ти-ру¬ясь на но¬вую пуб¬ли¬ку, Ще¬го¬лев в треть¬ем из¬да¬нии кни¬ги за¬те¬ял не¬боль¬шую пе¬ре¬ста¬нов¬ку - вме¬сто Дан¬те¬са вы¬вел Ни¬ко-лая I, и хо¬тя во¬де¬виль¬ная ис¬то¬рия при¬об¬ре¬ла из¬вест¬ную по¬ли¬ти¬че¬скую ок¬ра¬ску, смысл и ха¬рак¬тер ее не из¬ме¬нил¬ся. Сам Ще¬го¬лев объ¬яс¬нил пе¬ре¬ме¬ну взгля¬дов по¬яв¬ле¬ни¬ем но¬вых ма¬те¬риа¬лов. Но ду¬ма¬ет¬ся, при¬чи¬на пе¬ре¬во¬ро¬та - не¬пре¬хо¬дя¬щая, вне¬вре¬мен¬ная - скры¬ва¬лась в обыч¬ном свой¬ст¬ве че¬ло¬ве¬че¬ско¬го ума - в до¬сад¬ном пре¬неб¬ре¬же¬нии чу¬жим мне¬ни¬ем, ко¬то¬рое у Ще¬го¬ле¬ва при¬ня¬ло осо¬бен¬ный раз¬мах. Он, ве¬ро¬ят¬но, ощу¬щал се¬бя по¬слан¬цем ис¬ти¬ны, ко¬гда пи¬сал: «я не счи¬тал ни по¬лез-ным, ни нуж¬ным пе¬ре¬чис¬лять и кри¬ти¬че¬ски раз¬би¬рать мно¬го¬чис¬лен¬ную ли¬те¬ра¬ту¬ру о ду¬эли». Ины¬ми сло¬ва¬ми, все но¬во¬сти ис¬хо¬ди¬ли от не¬го са¬мо¬го! Что мог¬ло из это¬го по¬лу¬чить¬ся? От¬вет из¬вес¬тен – оче¬ред¬ной то¬мик та¬лант¬ли¬вой мис¬ти¬фи¬ка¬ции, спо¬соб¬ной сму¬тить умы и воз¬бу¬дить стра¬сти! Ще¬го¬лев по¬ни¬мал, что не толь¬ко свет¬ские ус¬пе¬хи На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны, но и «де¬ла ма¬те¬ри¬аль¬ные, ли¬те¬ра¬тур¬ные, жур¬наль¬ные, се¬мей¬ные; от¬но¬ше¬ния к им¬пе¬ра¬то¬ру, к пра¬ви¬тель¬ст¬ву, к выс¬ше¬му об¬ще¬ст-ву и т.д. от¬ра¬жа¬лись тяг¬чай¬шим об¬ра¬зом на ду¬шев¬ном со¬стоя¬нии Пуш¬ки¬на». Он ра¬зы¬скал мно¬же¬ст¬во то¬му сви¬де¬тельств и да¬же скла¬ды¬вал их в от¬дель¬ную ко¬роб¬ку под гор¬де¬ли¬вым названием: «Доку¬мен¬ты и ма¬те¬риа¬лы». Так что они все¬гда бы¬ли под ру¬кой. Но из длин¬но¬го пе¬реч¬ня при¬чин, при¬вед¬ших к ги¬бе¬ли по¬эта, соз¬на¬тель¬но вы¬би¬рал то, что ле¬жа¬ло на по¬верх¬но-сти и ув¬ле¬ка¬ло сход¬ст¬вом с из¬вест¬ны¬ми ли¬те¬ра¬тур¬ны¬ми сю¬же¬та¬ми. Ще¬го¬лев соз¬дал кон¬ст¬рук¬тор под на¬зва¬ни¬ем «Ду¬эль и смерть Пуш¬ки¬на» и на пра¬вах пер¬во¬от¬кры¬ва¬те¬ля со¬брал наи¬бо¬лее яр¬кие кар¬тин¬ки.
Иг¬ра по¬нра¬ви¬лась мно¬гим. К ней при¬стра¬сти¬лись. Лю¬ди раз¬ных про¬фес¬сий ри¬ну¬лись со¬би¬рать свои не¬ве¬ро¬ят¬ные кон¬ст-рук¬ции. Вот не¬боль¬шой, но весь¬ма ха¬рак¬тер¬ный, спи¬сок «на¬род¬ных» фан¬та¬зий. От¬кры¬ва¬ет¬ся он «воз¬вы¬шен¬ной» мыс¬лью, буд¬то Пуш¬кин стал жерт¬вой ма¬сон¬ско¬го за¬го¬во¬ра, и по¬хо¬ро¬нен не в Ми¬хай¬лов¬ском, а в Пе¬тер¬бур¬ге тай¬ным об¬ря¬дом. За-тем мысль по¬сте¬пен¬но мель¬ча¬ет: у од¬них Дан¬тес ис¬пол¬ня¬ет злую во¬лю ца¬ря и лю¬бов¬ни¬цы-ца¬ри¬цы, у дру¬гих - вра¬гов Пуш-ки¬на - все¬силь¬ных Нес¬сель¬ро¬де, у треть¬их – ми¬ни¬ст¬ра про¬све¬ще¬ния Ува¬ро¬ва, у чет¬вер¬тых - опе¬ку¬на се¬мьи дву¬ли¬ко¬го Стро¬га¬но¬ва, у пя¬тых - про¬сто об¬слу¬жи¬ва¬ет про¬ти¬во¬ес¬те¬ст¬вен¬ные на¬клон¬но¬сти при¬ем¬но¬го от¬ца. Осо¬бая роль от¬во¬дит¬ся Ида-лии По¬ле¬ти¬ки, уст¬ро¬ив¬шей за¬пад¬ню же¬не по¬эта. Са¬ма ду¬эль со¬про¬во¬ж¬да¬ет¬ся ин¬три¬гую¬щи¬ми «под¬роб¬но¬стя¬ми» - у Дан¬те¬са бы¬ла под мун¬ди¬ром коль¬чу¬га, а в кус¬тах си¬дел снай¬пер, на слу¬чай про¬ма¬ха убий¬цы. А еще Дан¬тес со¬би¬рал¬ся уве¬сти за ¬гра-ни¬цу На¬та¬лью Ни¬ко¬ла¬ев¬ну. По¬эт же имел тай¬ную связь с Алек¬сан¬д¬ри¬ной и по ошиб¬ке рев¬но¬вал ее к ка¬ва¬лер¬гар¬ду. Гре¬му-чая смесь, дос¬той¬ная иро¬нии и жа¬ло¬сти! Ста¬ло быть, спра¬вед¬ли¬во Ще¬го¬лев от¬ка¬зал¬ся брать в ру¬ки по¬доб¬ную ли¬те¬ра¬ту¬ру? Как знать. Че¬ло¬ве¬че¬ская мысль не бы¬ва¬ет слу¬чай¬ной. Вся¬кая не¬сет час¬тич¬ку ис¬ти¬ны, у ка¬ж¬дой свое ос¬но¬ва¬ние. В дан¬ном слу¬чае, оно об¬щее - ще¬го¬лев¬ская ко¬роб¬ка. Лег¬че все¬го от¬мах¬нуть¬ся от не¬лов¬ких мыс¬лей, как от бед¬ных род¬ст¬вен¬ни¬ков. А сколь¬ко важно¬го, су¬ще¬ст¬вен¬но¬го бы¬ло вот так от¬верг¬ну¬то? И ко¬му это при¬нес¬ло об¬лег¬че¬ние, ко¬го вы¬ве¬ло на вер¬ный путь? Ведь в той же ще¬го¬лев¬ской ко¬роб¬ке все¬гда ос¬та¬ва¬лось ле¬жать мно¬же¬ст¬во не¬уст¬ро¬ен¬ных до¬ку¬мен¬тов, ка¬ж¬дый из которых мог ока¬зать¬ся по¬во¬рот¬ным пунк¬том, ве¬ду¬щим к раз¬гад¬ке тай¬ны трагедии.
Ис¬ти¬на ни¬ко¬гда не яв¬ля¬ет¬ся в од¬но¬об¬раз¬ном, ус¬ред¬нен¬ном ви¬де. Она пред¬ста¬ет од¬но¬вре¬мен¬но в двух ипо¬ста¬сях - зер¬ном и рас¬те¬ни¬ем – не для тор¬же¬ст¬ва диа¬лек¬ти¬ки, а как сви¬де¬тель¬ст¬во тай¬ной гар¬мо¬нии. По¬смот¬рим на «мат¬реш¬ку». Ка¬кая фи¬гу-ра в ней глав¬ная? Или спро¬сим ина¬че: что нас бо¬лее все¬го при¬вле¬ка¬ет в этом су¬ве¬ни¬ре? Сна¬ча¬ла раз¬мер, по¬том ко¬ли¬че¬ст¬во вло¬жен¬ных фи¬гур, и с осо¬бым за¬ми¬ра¬ни¬ем мы ждем по¬яв¬ле¬ние са¬мой ма¬лень¬кой из них. За¬ме¬тим ли мы сред¬нюю фи¬гу¬ру? А ме¬ж¬ду тем в ней со¬сре¬до¬то¬че¬ны ка¬че¬ст¬ва всей «мат¬реш¬ки». Она оди¬на¬ко¬во близ¬ка и к боль¬шой и к ма¬лень¬кой фи¬гур¬ке, но в ней нет раз¬ду¬то¬сти пер¬вой и ми¬зер¬но¬сти вто¬рой. Это са¬мый объ¬ек¬тив¬ный, и ус¬той¬чи¬вый эле¬мент кон¬ст¬рук¬ции. И хо¬тя она со¬хра¬ня¬ет внут¬рен¬нюю пус¬то¬ту и не¬вы¬ра¬зи¬тель¬ность раз¬ме¬ра, ос¬то¬рож¬ный ум ука¬жет на нее, что¬бы из¬бе¬жать край¬но-стей. Но бу¬дет ли он прав? Ведь, имен¬но, край¬но¬сти и соз¬да¬ют эф¬фект «матреш¬ки».
***
В на¬уч¬ной пуш¬ки¬ни¬сти¬ке мы не най¬дем ни «зер¬на», ни «рас¬те¬ния». Стрем¬ле¬ние к объ¬ек¬тив¬но¬сти и дос¬то¬вер¬но¬сти там, где они ре¬ши¬тель¬но про¬ти¬во¬показа¬ны, об¬кра¬ды¬ва¬ют ис¬сле¬до¬ва¬те¬лей. Хро¬ни¬ка и вер¬сия не мо¬гут быть объектив¬ны, по-сколь¬ку од¬на вы¬ну¬ж¬де¬на при¬вле¬кать от¬кро¬вен¬но со¬мни¬тель¬ные ма¬те¬риа¬лы, а дру¬гая - от¬вер¬гать впол¬не прав¬до¬по¬доб¬ные. Объ¬ек¬тив¬ной мог¬ла бы быть лишь вся «мат¬реш¬ка», гар¬мо¬ни¬че¬ское це¬лое - пол¬ное со¬б¬ра¬ние фи¬гур. Но кто ее со¬бе¬рет?
***
Мы нач¬нем дви¬же¬ние к серд¬це¬ви¬не ду¬эль¬ной ис¬то¬рии с обо¬зре¬ния са¬мой об¬шир¬ной хро¬ни¬ки тех пе¬чаль¬ных со¬бы¬тий. И в кон¬це это¬го пу¬ти при¬дем к вер¬сии, ко¬то¬рая сво¬ей не¬ожи¬дан¬но¬стью и ори¬ги¬наль¬но¬стью не ус¬ту¬пит са¬мым сме¬лым фан¬та¬зи-ям и бу¬дет столь же спор¬ной и уяз¬ви¬мой, как мно¬гие ее пред¬ше¬ст¬вен¬ни¬цы, как зер¬но на ла¬до¬ни.
Перед вызовом
Нач¬нем тра¬ди¬ци¬он¬но, как это при¬ня¬то в боль¬шин¬ст¬ве ис¬сле¬до¬ва¬ний. В сре¬ду 4 но¬яб¬ря в 9-м ча¬су ут¬ра Пуш¬кин по¬лу¬чил по поч¬те ано¬ним¬ное пись¬мо. Нач¬нем и тут же ос¬та¬но¬вим¬ся. Вре¬мя и спо¬соб дос¬тав¬ки - до¬гад¬ка уче¬ных. Сам же по¬эт пи¬сал спус¬тя две не¬де¬ли Бен¬кен¬дор¬фу: «Ут¬ром 4 но¬яб¬ря я по¬лу¬чил три эк¬зем¬п¬ля¬ра ано¬ним¬но¬го пись¬ма, ос¬кор¬би¬тель¬но¬го для мо¬ей чес¬ти и чес¬ти мо¬ей же¬ны». И ни сло¬ва о том, в ко¬то¬ром ча¬су и ка¬ким об¬ра¬зом это про¬изош¬ло!
Ут¬ро в дво¬рян¬ской куль¬ту¬ре – по¬ня¬тие рас¬тя¬жи¬мое. Пуш¬кин мог по¬лу¬чить па¬ск¬виль и в 9 ча¬сов – вре¬мя раз¬но¬са ут¬рен-ней поч¬ты – и да¬ле¬ко за пол¬день. Ис¬сле¬до¬ва¬те¬ли по¬ла¬га¬ют, что пись¬мо при¬шло по¬чтой, по¬сколь¬ку все ос¬таль¬ные ко¬пии па-ск¬ви¬ля бы¬ли ра¬зо¬сла¬ны тем же спо¬со¬бом. Но поч¬та толь¬ко вхо¬ди¬ла в обык¬но¬ве¬ние, и мно¬гие, в том чис¬ле Пуш¬кин, охот-нее поль¬зо¬ва¬лись ус¬лу¬га¬ми по¬сыль¬ных. К то¬му же, из трех ано¬ни¬мок, упо¬мя¬ну¬тых по¬этом, две точ¬но при¬шли не по поч¬те. Их дос¬та¬ви¬ли дру¬зья. Про¬яс¬нить по¬ло¬же¬ние мог бы поч¬то¬вый кон¬верт па¬ск¬ви¬ля, ад¬ре¬со¬ван¬но¬го не¬по¬сред¬ст¬вен¬но Пуш¬ки-ну, но он то, как раз, и не со¬хра¬нил¬ся.
По¬ла¬га¬ют, что Пуш¬кин в при¬сту¬пе по¬эти¬че¬ской яро¬сти унич¬то¬жил его. Та¬кой по¬во¬рот со¬бы¬тий уст¬раи¬ва¬ет ис¬сле¬до¬ва¬те-лей, но ма¬ло¬ве¬роя¬тен по су¬ще¬ст¬ву. По¬эт со¬би¬рал¬ся про¬во¬дить рас¬сле¬до¬ва¬ние, а кон¬верт яв¬лял¬ся важ¬ным ве¬ще¬ст¬вен¬ным до¬ка¬за¬тель¬ст¬вом ви¬ны Гек¬кер¬нов. И вот он бес¬след¬но ис¬чез, и о нем да¬же ни¬кто не вспо¬ми¬на¬ет. А не ме¬ша¬ло бы!
Ес¬ли при¬нять во вни¬ма¬ние ха¬рак¬тер па¬ск¬виль¬ной шут¬ки, эф¬фект, на ко¬то¬рый она бы¬ла рас¬счи¬та¬на, воз¬ни¬ка¬ет за¬кон¬ный во¬прос – а на¬до ли бы¬ло шут¬ни¬кам пе¬ре¬сы¬лать па¬ск¬виль са¬мо¬му Пуш¬ки¬ну? Вспом¬ним, что иг¬ра, при¬няв¬шая к то¬му вре¬ме-ни вид мод¬но¬го раз¬вле¬че¬ния вен¬ской и пе¬тер¬бург¬ской мо¬ло¬де¬жи, под¬чи¬ня¬лась оп¬ре¬де¬лен¬ным пра¬ви¬лам. Те¬туш¬ка Сол¬ло¬гу-ба, А.И.Ва¬силь¬чи¬ко¬ва, пе¬ре¬да¬вая пись¬мо пле¬мян¬ни¬ку, весь¬ма крас¬но¬ре¬чи¬во опи¬са¬ла суть мис¬ти¬фикации:
Пред¬ставь се¬бе, ка¬кая стран¬ность! Я по¬лу¬чи¬ла се¬го¬дня па¬кет на мое имя, рас¬пе¬ча¬та¬ла и на¬шла в нем дру¬гое за¬пе¬ча¬тан¬ное пись¬мо, с над¬пи¬сью: Алек¬сан¬д¬ру Сер¬гее¬ви¬чу Пуш¬ки¬ну. Что мне с этим де¬лать?
Вот ведь за¬да¬ча! Шут¬ни¬кам важ¬но бы¬ло, что¬бы «ди¬пло¬мом ро¬го¬нос¬ца» пе¬ре¬дал жерт¬ве зна¬ко¬мый че¬ло¬век. То¬гда ка¬кой смысл по¬сы¬лать па¬ск¬виль отдель¬ным пись¬мом? Ме¬ж¬ду тем Пуш¬кин го¬во¬рит о трех эк¬зем¬п¬ля¬рах ано¬ним¬ки, по¬лу¬чен¬ных в то ут¬ро, хо¬тя оп¬ре¬де¬лен¬но из¬вест¬но лишь о двух, пе¬ре¬дан¬ных ему Хит¬ро¬во и Сол¬ло¬гу¬бом. От¬ку¬да же взял¬ся тре¬тий и ку¬да ис¬чез? И был ли во¬об¬ще? Хо¬те¬лось бы ве¬рить Пуш¬ки¬ну, но его сви¬де¬тель¬ст¬во ту¬ман¬но, да и са¬мо пись¬мо к Бен¬кен¬дор¬фу с об¬ви¬не¬ни¬ем Гек¬кер¬нов - на¬пи¬сан¬ное и не ото¬слан¬ное, про¬ти¬во¬ре¬чи¬вое, стран¬ное, в кон¬це кон¬цов, ра¬зо¬рван¬ное - на¬сто¬ра¬жи-ва¬ет. Мы ве¬рим Пуш¬ки¬ну и, ка¬жет¬ся, на¬прас¬но – ведь он пи¬сал не для ши¬ро¬кой пуб¬ли¬ки и чи¬та¬тель¬ско¬го до¬ве¬рия.
Нач¬нем ина¬че: в сре¬ду 4 но¬яб¬ря око¬ло 9 ча¬сов дру¬зья Пуш¬ки¬на, чле¬ны «карам¬зин¬ско¬го круж¬ка» - Вя¬зем¬ские, Ка¬рам¬зи-ны, Хит¬ро¬во-Фи¬кель¬мон, Сол¬ло¬губ (че¬рез те¬туш¬ку А. И. Ва¬силь¬чи¬ко¬ву), бра¬тья Рос¬се¬ты и М.Ю.Ви¬ель¬гор¬ский по¬лу¬чи¬ли по поч¬те, ес¬ли ве¬рить кня¬зю Вя¬зем¬ско¬му, ко¬пии од¬но¬го аноним¬но¬го па¬ск¬ви¬ля: Ка¬ва¬ле¬ры пер¬вой сте¬пе¬ни, ко¬ман¬до¬ры и ры-ца¬ри свет¬лей¬ше¬го Ор¬де¬на Ро¬го¬нос¬цев, со¬брав¬шись в Ве¬ли¬кий Ка¬пи¬тул под пред¬се¬да¬тель¬ст¬вом вы¬со¬ко¬поч¬тен¬но¬го Ве¬ли¬ко¬го Маги¬ст¬ра Ор¬де¬на, е<го> п<ре¬вос¬хо¬ди¬тель¬ст¬ва> Д.Л. На¬рыш¬ки¬на, еди¬но¬глас¬но из¬бра¬ли г-на Алек¬сан¬д¬ра Пуш¬ки¬на за¬мес¬ти-те¬лем Ве¬ли¬ко¬го Ма¬ги¬ст¬ра Ор¬де¬на Ро¬го¬нос¬цев и ис¬то¬рио¬гра¬фом Ор¬де¬на. Не¬пре¬мен¬ный сек¬ре¬тарь: граф И. Борх (ориг. по-фр.).
Сол¬ло¬губ, уже од¬на¬ж¬ды по¬стра¬дав¬ший от свет¬ской бол¬тов¬ни, ед¬ва не при¬вед¬шей к ду¬эли с по¬этом, ре¬шил не ис¬ку¬шать судь¬бу и пе¬ре¬дать пись¬мо в не¬рас¬пе¬ча¬тан¬ном ви¬де. Он от¬пра¬вил¬ся к Пуш¬ки¬ну, нис¬коль¬ко не по¬доз¬ре¬вая о со¬дер¬жа¬нии па-ск¬ви¬ля. По¬эт при¬нял его в сво¬ем ка¬би¬не¬те, вскрыл кон¬верт и тут же со¬об¬щил ему: Я уже знаю, что та¬кое; я та¬кое пись¬мо по¬лу¬чил се¬го¬дня же от Ели¬за¬ве¬ты Ми¬хай¬лов¬ны Хит¬ро¬вой; это мер¬зость про¬тив же¬ны мо¬ей…
По¬эт, из¬бе¬гая под¬роб¬но¬стей, мог и не го¬во¬рить, что еще рань¬ше по¬лу¬чил ано¬ним¬ку по поч¬те. Хо¬тя с че¬го бы это? Ку¬да про¬ще ска¬зать! А что ес¬ли пись¬мо от до¬че¬ри Ку¬ту¬зо¬ва, дей¬ст¬ви¬тель¬но, при¬шло пер¬вым, и Пуш¬кин го¬во¬рил прав¬ду – ту прав¬ду, ко¬то¬рая в по¬след¬ст¬вии чем-то его не уст¬рои¬ла.
По¬сла¬ние Хит¬ро¬во со¬стоя¬ло из не¬боль¬шой за¬пис¬ки и не¬рас¬пе¬ча¬тан¬но¬го кон¬вер¬та с ано¬ним¬ным па¬ск¬ви¬лем. Не свя¬зан¬ные ме¬ж¬ду со¬бой, оба до¬ку¬мен¬та по ду¬ху на¬по¬ми¬на¬ли друг дру¬га. В сво¬ем пись¬ме под¬ру¬га Пуш¬ки¬на слег¬ка мис¬ти¬фи¬ци¬ро¬ва¬ла, пред¬став¬ляя се¬бя бле¬стя¬щей по¬кро¬ви¬тель¬ни¬цей муз и го¬ни¬мых по¬этов:
Я толь¬ко что уз¬на¬ла, что цен¬зу¬рой про¬пу¬ще¬на ста¬тья, на¬прав¬лен¬ная про¬тив ва¬ше¬го сти¬хо¬тво¬ре¬ния, до¬ро¬гой друг (речь шла о «Пол¬ко¬вод¬це» - А.Л.). Осо¬ба, на¬пи¬сав¬шая ее, разъ¬я¬ре¬на на ме¬ня и ни за что не хо¬те¬ла по¬ка¬зать ее, ни взять её об¬рат-но. Ме¬ня не пе¬ре¬ста¬ют тер¬зать за ва¬шу эле¬гию - я на¬стоя¬щая му¬че¬ни¬ца, до¬ро¬гой Пуш¬кин; но я вас люб¬лю за это еще боль-ше и ве¬рю в ва¬ше вос¬хи¬ще¬ние на¬шим ге¬ро¬ем и в ва¬шу сим¬па¬тию ко мне! [10]
Осо¬бая изю¬мин¬ка за¬клю¬ча¬лась в под¬пи¬си - «Эли¬за Хит¬ро¬ва уро¬ж¬ден¬ная княж¬на Ку¬ту¬зо¬ва-Смо¬лен¬ская». Ме¬ж¬ду тем, она «не толь¬ко не ро¬ди¬лась, но ни¬ко¬гда и не бы¬ла княж¬ной Смо¬лен¬ской»[11]. От¬ца ее воз¬ве¬ли в кня¬же¬ское дос¬то¬ин¬ст¬во, ко¬гда Ели¬за¬ве¬та Ми¬хай¬лов¬на ус¬пе¬ла уже по¬бы¬вать гра¬фи¬ней Ти¬зен¬гау¬зен и бы¬ла г-жой Хит¬ро¬во. Но ав¬то¬ром упо¬мя¬ну¬той ста¬тьи был ее род¬ст¬вен¬ник Л.И.Го¬ле¬ни¬щев-Ку¬ту¬зов, и под¬ру¬ге по¬эта хо¬те¬лось под¬черк¬нуть, что хоть она и Ку¬ту¬зо¬ва, но со¬всем дру¬гая – от¬прыск на¬род¬но¬го любимца.
Бед¬ная жен¬щи¬на и не пред¬по¬ла¬га¬ла, что плод ее не¬вин¬ной иг¬ры по¬па¬дет в ру¬ки Пуш¬ки¬на вме¬сте с об¬раз¬цом изо¬щрен¬ной мис¬ти¬фи¬ка¬ции. По¬эт не мог не со¬об¬щить ей об этом, и она тут же от¬ве¬ти¬ла ему пись¬мом, пол¬ным ужа¬са и са¬мо¬уни¬чи¬же¬ния: до¬ро¬гой друг мой, для ме¬ня это на¬стоя¬щий по¬зор — уве¬ряю вас, что я вся в сле¬зах — мне ка¬за¬лось, что я дос¬та¬точ¬но сде-ла¬ла до¬б¬ра в жиз¬ни, что¬бы не быть впу¬тан¬ной в столь ужас¬ную кле¬ве¬ту! На ко¬ле¬нях про¬шу вас не го¬во¬рить ни¬ко¬му об этом глу¬пом про¬ис¬ше¬ст¬вии. Я по¬ра¬же¬на, что у ме¬ня на¬шел¬ся столь жес¬то¬кий враг. Что до ва¬шей же¬ны, до¬ро¬гой Пуш¬кин, то она ан¬гел, и на нее на¬па¬ли лишь для то¬го, что¬бы за¬ста¬вить ме¬ня сыг¬рать роль по¬сред¬ни¬ка и этим ра¬нить ме¬ня в са¬мое серд¬це! Она хо¬те¬ла ума¬лить¬ся, сжать¬ся, за¬быть свою ге¬рои¬че¬скую ро¬до¬слов¬ную. И не на¬прас¬но – вско¬ре по¬полз¬ли слу¬хи, буд¬то под¬мет¬ные пись¬ма вы¬шли из до¬ма Хит¬ро¬во-Фи¬кель¬мо¬на. И под¬пись те¬перь бы¬ла под¬стать ее уни¬жен¬но¬му со¬стоя-нию: «Эли¬за X». Чуть ли не Эли¬за-Не¬из¬вест¬ная, Ма¬дам «Икс». Но под¬ру¬га по¬эта ошиб¬лась: ано¬ним¬щи¬ков она не ин¬те¬ре¬со-ва¬ла, и по¬яв¬ле¬ние па¬ск¬ви¬ля в до¬ме Пуш¬ки¬на име¬ло ку¬да бо¬лее серь¬ез¬ное по¬след¬ст¬вие, чем дис¬кре¬ди¬та¬ция под¬ру¬ги по¬эта. По сви¬де¬тель¬ст¬ву кня¬зя П.А.Вя¬зем¬ско¬го, ме¬ж¬ду суп¬ру¬га¬ми со¬стоя¬лось объ¬яс¬не¬ние. Ано¬ним¬ка за¬ста¬ви¬ла «не¬вин¬ную, в сущ¬но¬сти, же¬ну при¬знать¬ся в лег¬ко¬мыс¬лии и вет¬ре¬но¬сти, ко¬то¬рые по¬бу¬ж¬да¬ли ее от¬но¬сить¬ся снис¬хо¬ди¬тель¬но к на¬вяз¬чи¬вым уха¬жи¬ва¬ни¬ям мо¬ло¬до¬го Гек¬ке¬ре¬на; она рас¬кры¬ла му¬жу все по¬ве¬де¬ние мо¬ло¬до¬го и ста¬ро¬го Гек¬ке¬ре¬нов по от¬но¬ше¬нию к ней; по¬след¬ний ста¬рал¬ся скло¬нить ее из¬ме¬нить сво¬ему дол¬гу и толк¬нуть ее в про¬пасть. Пуш¬кин был тро¬нут ее до¬ве¬ри¬ем, рас¬кая-ни¬ем и встре¬во¬жен опас¬но¬стью, ко¬то¬рая ей уг¬ро¬жа¬ла».
Сол¬ло¬губ при¬шел к Пуш¬ки¬ну, ко¬гда объ¬яс¬не¬ние со¬стоя¬лось – бли¬же к обе¬ду. По¬эт до¬пи¬сы¬вал пись¬мо к Хит¬ро¬во - то са-мое, вы¬звав¬шее бу¬рю эмо¬ций у под¬ру¬ги по¬эта – по¬это¬му при¬нял мо¬ло¬до¬го че¬ло¬ве¬ка в ка¬би¬не¬те. За¬ме¬тив, что со¬дер¬жа¬ние па¬ск¬ви¬ля ему зна¬ко¬мо, Пуш¬кин про¬дол¬жил: по¬ни¬мае¬те, что бе¬зы¬мен¬ным пись¬мом я оби¬жать¬ся не мо¬гу. Ес¬ли кто-ни¬будь сза¬ди плю¬нет на мое пла¬тье, так это де¬ло мое¬го ка¬мер¬ди¬не¬ра вы¬чис¬тить пла¬тье, а не мое. Же¬на моя — ан¬гел, ни¬ка¬кое по-доз¬ре¬ние кос¬нуть¬ся ее не мо¬жет. По¬слу¬шай¬те, что я по се¬му пред¬ме¬ту пи¬шу г-же Хит¬ро¬вой. Тут он про¬чи¬тал мне пись¬мо, впол¬не со¬об¬раз¬ное с его сло¬ва¬ми. В со¬чи¬не¬нии при¬слан¬но¬го ему всем из¬вест¬но¬го ди¬пло¬ма он по¬доз¬ре¬вал од¬ну да¬му, ко¬то-рую мне и на¬звал. Тут он го¬во¬рил спо¬кой¬но, с боль¬шим дос¬то¬ин¬ст¬вом, и, ка¬за¬лось, хо¬тел ос¬та¬вить все де¬ло без вни¬ма¬ния. Го¬во¬рил од¬но, ка¬зал¬ся спо¬кой¬ным и рас¬су¬ди¬тель¬ным, а спус¬тя не¬сколь¬ко ча¬сов по¬слал вы¬зов, но не род¬ст¬вен¬ни¬ку упо¬мя-ну¬той в раз¬го¬во¬ре да¬мы, как то¬го тре¬бо¬вал ду¬эль¬ный ко¬декс, а Дан¬те¬су - че¬ло¬ве¬ку, чья связь с ано¬ним¬кой была да¬ле¬ко не оче¬вид¬на! И что не¬ма¬ло¬важ¬но, сде¬лал это без объ¬яс¬не¬ния при¬чи¬ны и вся¬ко¬го пред¬ва¬ри¬тель¬но¬го рас¬сле¬до¬ва¬ния, на ко¬то¬рое впо¬след¬ст¬вии ссы¬лал¬ся.
Мож¬но, ко¬неч¬но, ут¬вер¬ждать, что Сол¬ло¬губ все на¬пу¬тал - имя да¬мы ли¬бо не бы¬ло на¬зва¬но, ли¬бо про¬зву¬ча¬ло со¬всем по дру¬го¬му по¬во¬ду. Но за¬га¬доч¬ная фра¬за из пись¬ма Хит¬ро¬во: «Я по¬ра¬же¬на, что у ме¬ня на¬шел¬ся столь жес¬то¬кий враг» то¬же как буд¬то ука¬зы¬ва¬ла на кон¬крет¬но¬го че¬ло¬ве¬ка? Кро¬ме то¬го, из¬вест¬но, что в са¬мой за¬вяз¬ке ду¬эль¬ной ис¬то¬рии осо¬бую роль иг¬ра¬ла да¬ма, чье воль¬ное или не¬воль¬ное по¬сред¬ни¬че¬ст¬во ре¬ши¬тель¬но ском¬про¬ме¬ти¬ро¬ва¬ло На¬та¬лью Ни¬ко¬ла¬ев¬ну. И уж ес¬ли Пуш¬ки¬ны ка¬са¬лись те¬мы суп¬ру¬же¬ской вер¬но¬сти, они не¬пре¬мен¬но долж¬ны бы¬ли вспом¬нить о ней – ви¬нов¬ни¬це их не¬при¬ят-но¬стей – об Ида¬лии Поле¬ти¬ке.
Дол¬гое вре¬мя ис¬сле¬до¬ва¬те¬ли за¬да¬ва¬лись во¬про¬сом: со¬стоя¬лась ли встре¬ча Дан¬те¬са и На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны в до¬ме По¬ле¬ти-ки, и ес¬ли бы¬ла, то ко¬гда - до или по¬сле по¬яв¬ле¬ния ано¬ним¬ки? Ме¬ша¬ла, как ни стран¬но, са¬ма ано¬ним¬ка – вер¬нее, пред¬став-ле¬ние, буд¬то с нее на¬ча¬лась ду¬эль¬ная ис¬то¬рии. Дру¬гой по¬вод раз¬ру¬шал строй¬ную кар¬ти¬ну об¬ще¬при¬ня¬той вер¬сии. А встре¬ча как раз и пре¬тен¬до¬ва¬ла на эту роль.
Ме¬ж¬ду тем, ес¬ли про¬сто, све¬жим взгля¬дом по¬на¬блю¬дать за по¬ве¬де¬ни¬ем поэта в тот не¬сча¬ст¬ный день, станет очевидным, что во¬все не ано¬ним¬ка «взбеси¬ла» Пуш¬ки¬на. Долж¬на бы¬ла су¬ще¬ст¬во¬вать бо¬лее вес¬кая при¬чи¬на, за¬ста¬вив¬шая по¬эта по¬слать мол¬ние¬нос¬ный вы¬зов Дан¬те¬су. До¬гад¬ка На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны, что па¬ск¬виль явил¬ся от¬ве¬том Гек¬кер¬нов на ее не¬сго¬вор¬чи-вость, тре¬бо¬ва¬ла разъ¬яс¬не¬ний. На¬до бы¬ло при¬вес¬ти факт та¬ко¬го до¬мо¬га¬тель¬ст¬ва: и не про¬сто сло¬ва, дву¬смыс¬лен¬ные на¬ме-ки, а по¬сту¬пок, ко¬то¬рый од¬но¬знач¬но го¬во¬рил бы о пре¬сту¬п¬ле¬нии Дан¬те¬са. Встре¬ча у По¬ле¬ти¬ки иде¬аль¬но под¬хо¬ди¬ла для это-го слу¬чая. Даль¬ней¬шую ре¬ак¬цию Пуш¬ки¬на не труд¬но пред¬ста¬вить.
Имен¬но, в та¬кой по¬сле¬до¬ва¬тель¬но¬сти рас¬смат¬ри¬ва¬ла со¬бы¬тия из¬вест¬ный иссле¬до¬ва¬тель пуш¬кин¬ской тра¬ге¬дии С.Л.Аб¬ра¬мо-вич. В сво¬ей кни¬ге «Пре¬дыс¬то¬рия по¬след¬ней ду¬эли Пуш¬ки¬на» она да¬ти¬ро¬ва¬ла про¬ис¬шед¬шее 2 но¬яб¬ря, сослав¬шись на ре-кон¬ст¬рук¬цию ра¬зо¬рван¬но¬го пись¬ма к Гек¬кер¬ну. В нем по¬эт ого¬во¬рился: 2-го но¬яб¬ря вы от ва¬ше¬го сы¬на уз¬на¬ли но¬вость, ко¬то¬рая дос¬та¬ви¬ла вам мно¬го удо¬воль¬ст¬вия. Он вам ска¬зал, что я в бе¬шен¬ст¬ве, что моя же¬на бо¬ит¬ся… что она теряет голову.
Прав¬да, но¬вость – весь¬ма со¬мни¬тель¬ное оп¬ре¬де¬ле¬ние то¬го, что про¬изош¬ло в до¬ме По¬ле¬ти¬ки, а со¬хра¬нив¬шие¬ся об¬рыв¬ки фраз толь¬ко усу¬губ¬ля¬ют и без то¬го та¬ин¬ст¬вен¬ное со¬дер¬жа¬ние пуш¬кин¬ско¬го пись¬ма. Хо¬те¬лось бы знать, о ка¬ком бе¬шен¬ст¬ве го¬во¬рит по¬эт, и что за¬ста¬ви¬ло его мед¬лить с вы¬зо¬вом в тот мо¬мент?
Скла¬ды¬ва¬ет¬ся впе¬чат¬ле¬ние, что ме¬ж¬ду по¬яв¬ле¬ни¬ем ано¬ним¬ки и встре¬чей у По¬ле¬ти¬ки есть ка¬кое-то важ¬ное про¬ти¬во¬ре¬чие. Стрем¬ле¬ние Аб¬ра¬мо¬вич со¬еди¬нить их в од¬но со¬бы¬тие, как бы рас¬тя¬ну¬тое во вре¬ме¬ни - 2-го – встре¬ча, 4-го – ано¬ним¬ка - толь¬ко за¬пу¬ты¬ва¬ет си¬туа¬цию, соз¬да¬ет ил¬лю¬зию об¬ва¬ла, лег¬ко¬го ре¬ше¬ния. Со¬вер¬шен¬но спра¬вед¬ли¬во объ¬яс¬няя мо¬ти¬вы вы-зо¬ва, оно не объ¬яс¬ня¬ет при¬чи¬ну «бе¬шен¬ст¬ва» по¬эта на¬ка¬ну¬не этих со¬бы¬тий, и во¬об¬ще пло¬хо со¬гла¬су¬ет¬ся с дру¬гим ут¬вер¬жде-ни¬ем из пись¬ма: «по¬ве¬де¬ние ва¬ше¬го сы¬на бы¬ло мне со¬вер¬шен¬но из¬вест¬но уже дав¬но». Су¬ще¬ст¬ву¬ет еще и сви¬де¬тель¬ст¬во Алек¬сан¬д¬ра Ка¬рам¬зи¬на, ко¬то¬рое ука¬зы¬ва¬ет на то, что вы¬зо¬ву пред¬ше¬ст¬во¬ва¬ла серь¬ез¬ная интрига:
Дан¬тес в то вре¬мя был бо¬лен гру¬дью и ху¬дел на гла¬зах. Ста¬рик Гек¬керн ска¬зал гос¬по¬же Пуш¬ки¬ной, что он уми¬ра¬ет из-за нее, за¬кли¬нал ее спа¬сти его сы¬на; по¬том стал гро¬зить ме¬стью; два дня спус¬тя поя¬ви¬лись эти ано¬ним¬ные пись¬ма (...) За этим по¬сле¬до¬ва¬ла ис¬по¬ведь гос¬по¬жи Пуш¬ки¬ной сво¬ему му¬жу, вы¬зов...
Вот пер¬вое внят¬ное объ¬яс¬не¬ние мо¬ти¬вов ду¬эли! Но в нем опять же нет ни сло¬ва о встре¬че у По¬ле¬ти¬ки! Бо¬лее то¬го, она ка-жет¬ся здесь лиш¬ней, как бы при¬над¬ле¬жа¬щей к дру¬гой ис¬то¬рии! А глав¬ное, воз¬ни¬ка¬ет во¬прос: из-за че¬го же в дей¬ст¬ви¬тель-но¬сти драл¬ся Пуш¬кин - из-за ос¬корб¬ле¬ния, на¬не¬сен¬но¬го же¬не на встре¬че, или из-за ано¬ним¬ки?! Впро¬чем, это не сму¬ти¬ло Аб¬ра¬мо¬вич. Она предпо¬ло¬жи¬ла, что Ка¬рам¬зин про¬сто так¬тич¬но умол¬чал о ще¬кот¬ли¬вом про¬ис¬шествии. Та¬ким об¬ра¬зом, 2 но¬яб¬ря ста¬ло поч¬ти офи¬ци¬аль¬ной да¬той на¬ча¬ла ду¬эльной ис¬то¬рии.
И так, ве¬ро¬ят¬но, про¬дол¬жа¬лось бы дол¬го, ес¬ли бы со¬всем не¬дав¬но италь¬янская ис¬сле¬до¬ва¬тель¬ни¬ца С.Ви¬та¬ле не опуб¬ли¬ко-ва¬ла пись¬ма Дан¬те¬са к Геккер¬ну. Од¬но из них ока¬за¬лось осо¬бен¬но важ¬ным. Оно рас¬кры¬ва¬ло су¬ще¬ст¬во ин¬три¬ги, раз¬вер¬нув-шей¬ся во¬круг На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны еще до по¬яв¬ле¬ния ано¬ним¬ки. Су¬ди¬те са¬ми, ка¬кие ин¬те¬ре¬сы, ка¬кие чу¬до¬вищ¬ные та¬лан¬ты ру¬ко¬во¬ди¬ли ак¬те¬ра¬ми этой пошлой и, вме¬сте с тем, впол¬не жиз¬не¬спо¬соб¬ной дра¬мы:
До¬ро¬гой друг, я хо¬тел го¬во¬рить с то¬бой се¬го¬дня ут¬ром, но у ме¬ня бы¬ло так ма¬ло вре¬ме¬ни, что это ока¬за¬лось не¬воз¬мож-ным. Вче¬ра я слу¬чай¬но про¬вел весь ве¬чер на¬еди¬не с из¬вест¬ной те¬бе да¬мой, но ко¬гда я го¬во¬рю на¬еди¬не - это зна¬чит, что я был един¬ст¬вен¬ным муж¬чи¬ной у кня¬ги¬ни Вя¬зем¬ской, поч¬ти час. Мо¬жешь во¬об¬ра¬зить мое со¬стоя¬ние, я на¬ко¬нец со¬брал¬ся с му¬же¬ст¬вом и дос¬та¬точ¬но хо¬ро¬шо ис¬пол¬нил свою роль и да¬же был до¬воль¬но ве¬сел. В об¬щем я хо¬ро¬шо про¬дер¬жал¬ся до 11 ча¬сов, но за¬тем си¬лы ос¬та¬ви¬ли меня и ох¬ва¬ти¬ла та¬кая сла¬бость, что я ед¬ва ус¬пел вый¬ти из гос¬ти¬ной, а ока¬зав¬шись на ули¬це, при¬нял¬ся пла¬кать, точ¬но глу¬пец, от¬че¬го, прав¬да, мне по¬лег¬ча¬ло, ибо я за¬ды¬хал¬ся; по¬сле же, ко¬гда я вер¬нул¬ся к се¬бе, ока¬за-лось, что у ме¬ня страш¬ная ли¬хо¬рад¬ка, но¬чью я глаз не сомк¬нул и ис¬пы¬ты¬вал бе¬зум¬ное нрав¬ст¬вен¬ное стра¬да¬ние.
Вот по¬че¬му я ре¬шил¬ся при¬бег¬нуть к тво¬ей по¬мо¬щи и умо¬лять вы¬пол¬нить се¬го¬дня ве¬че¬ром то, что ты мне обе¬щал. Аб¬со-лют¬но не¬об¬хо¬ди¬мо, что¬бы ты пе¬ре¬го¬во¬рил с нею, да¬бы мне окон¬ча¬тель¬но знать, как быть. Се¬го¬дня ве¬че¬ром она едет к Лер-хен¬фель¬дам, так что, от¬ка¬зав¬шись от пар¬тии, ты улу¬чишь ми¬нут¬ку для раз¬го¬во¬ра с нею. Вот мое мне¬ние: я по¬ла¬гаю, что ты дол¬жен от¬кры¬то к ней об¬ра¬тить¬ся и ска¬зать, да так, чтоб не слы¬ша¬ла се¬ст¬ра, что те¬бе со¬вер¬шен¬но не¬об¬хо¬ди¬мо с нею по¬го-во¬рить. То¬гда спро¬си ее, не бы¬ла ли она слу¬чай¬но вче¬ра у Вя¬зем¬ских; ко¬гда же она от¬ве¬тит ут¬вер¬ди¬тель¬но, ты ска¬жешь, что так и по¬ла¬гал и что она мо¬жет ока¬зать те¬бе ве¬ли¬кую ус¬лу¬гу; ты рас¬ска¬жешь о том, что со мной вче¬ра про¬изош¬ло по воз-вра¬ще¬нии, слов¬но бы был сви¬де¬те¬лем: буд¬то мой слу¬га пе¬ре¬пу¬гал¬ся и при¬шел бу¬дить те¬бя в два ча¬са но¬чи, ты ме¬ня мно¬го рас¬спра¬ши¬вал, но так и не смог ни¬че¬го до¬бить¬ся от ме¬ня... и что ты убе¬ж¬ден, что у ме¬ня про¬изош¬ла ссо¬ра с ее му¬жем, а к ней об¬ра¬ща¬ешь¬ся, что¬бы пре¬дот¬вра¬тить бе¬ду (му¬жа там не бы¬ло). Это толь¬ко до¬ка¬жет, что я не рас¬ска¬зал те¬бе о ве¬че¬ре, а это край¬не не¬об¬хо¬ди¬мо, ведь на¬до, что¬бы она ду¬ма¬ла, буд¬то я та¬юсь от те¬бя и ты рас¬спра¬ши¬ва¬ешь ее как отец, ин¬те¬ре¬сую-щий¬ся де¬ла¬ми сы¬на; то¬гда бы¬ло бы не¬дур¬но, что¬бы ты на¬мек¬нул ей, буд¬то по¬ла¬га¬ешь, что бы¬ва¬ют и бо¬лее ин¬тим¬ные от¬но-ше¬ния, чем су¬ще¬ст¬вую¬щие, по¬сколь¬ку ты су¬ме¬ешь дать ей по¬нять, что по край¬ней ме¬ре, су¬дя по ее по¬ве¬де¬нию со мной, та-кие от¬но¬ше¬ния долж¬ны быть.
Сло¬вом, са¬мое труд¬ное на¬чать, и мне ка¬жет¬ся, что та¬кое на¬ча¬ло весь¬ма хо¬ро¬шо, ибо, как я ска¬зал, она ни в ко¬ем слу¬чае не долж¬на за¬по¬доз¬рить, что этот раз¬го¬вор под¬стро¬ен за¬ра¬нее, пусть она ви¬дит в нем лишь впол¬не ес¬те¬ст¬вен¬ное чув¬ст¬во тре¬во-ги за мое здо¬ро¬вье и судь¬бу, и ты дол¬жен на¬стоя¬тель¬но по¬про¬сить хра¬нить это в тай¬не от всех, осо¬бен¬но от ме¬ня. Все-та¬ки бы¬ло бы ос¬мот¬ри¬тель¬но, ес¬ли бы ты не сра¬зу стал про¬сить ее при¬нять ме¬ня, ты мог бы это сде¬лать в сле¬дую¬щий раз, а еще ос¬те¬ре¬гай¬ся упот¬реб¬лять вы¬ра¬же¬ния, ко¬то¬рые бы¬ли в том пись¬ме. Еще раз умо¬ляю те¬бя, мой до¬ро¬гой, прий¬ти на по¬мощь, я все¬це¬ло от¬даю се¬бя в твои ру¬ки, ибо, ес¬ли эта ис¬то¬рия бу¬дет про¬дол¬жать¬ся, а я не бу¬ду знать, ку¬да она ме¬ня за¬ве¬дет, я сой¬ду с ума. Ес¬ли бы ты су¬мел вдо¬ба¬вок при¬пуг¬нуть ее и вну¬шить, что (да¬лее не¬сколь¬ко слов написано не¬раз¬бор¬чи¬во. - С. В.).
Про¬сти за бес¬связ¬ность этой за¬пис¬ки, но по¬верь, я по¬те¬рял го¬ло¬ву, она го¬рит, точ¬но в ог¬не, и мне дья¬воль¬ски сквер¬но, но, ес¬ли те¬бе не¬дос¬та¬точ¬но све¬де¬ний, будь ми¬ло¬стив, за¬гля¬ни в ка¬зар¬му пе¬ред по¬езд¬кой к Лер¬хен¬фель¬дам, ты най¬дешь ме¬ня у Бе¬тан¬ку¬ра. Целую те¬бя, Ж. де Гек¬керн.
Вот ли¬цо на¬стоя¬ще¬го Дан¬те¬са! Ка¬кой уди¬ви¬тель¬ный, хо¬ро¬шо про¬ду¬ман¬ный сце¬на¬рий! Не¬ожи¬дан¬но хит¬ро¬ум¬ный, про¬сто-душ¬но циничный! Вот дух вре¬ме¬ни, ко¬то¬рый про¬ти¬во¬сто¬ял по¬эту! Ка¬кие еще эпи¬те¬ты мож¬но при¬вес¬ти в по¬хва¬лу раз¬вра¬ту! Ко¬неч¬но, най¬дут¬ся лю¬ди, ко¬то¬рые, про¬чи¬тав эти стро¬ки, не ус¬та¬нут ут¬вер¬ждать, что ка¬ва¬лер¬гард был глуп и не¬за¬тей¬лив, что им ру¬ко¬во¬дил при¬ем¬ный отец. Появится и бо¬лее изо¬щрен¬ное объ¬яс¬не¬ние: сын не столь¬ко под¬ска¬зы¬вал от¬цу, как вес¬ти де¬ло, сколь¬ко про¬сил вы¬пол¬нить то, о чем они до¬го¬во¬ри¬лись ра¬нее, и то, что под¬ска¬зал ему отец. Но вы¬ра¬же¬ния «аб¬со-лют¬но не¬об¬хо¬ди¬мо, что¬бы ты пе¬ре¬го¬во¬рил с нею», «от¬ка¬зав¬шись от пар¬тии, ты улу¬чишь ми¬нут¬ку для раз¬го¬во¬ра», «вот мое мне¬ние: я по¬ла¬гаю, что ты дол¬жен от¬кры¬то к ней об¬ра¬тить¬ся», «ты дол¬жен на¬стоя¬тель¬но по¬про¬сить хра¬нить это в тай¬не», «бы¬ло бы ос¬мот¬ри¬тель¬но, ес¬ли бы ты не сра¬зу стал про¬сить ее при¬нять ме¬ня», «ос¬те¬ре¬гай¬ся упот¬реб¬лять вы¬ра¬же¬ния, ко¬то-рые бы¬ли в том пись¬ме» - ни¬как не при¬над¬ле¬жат пе¬ру ру¬ко¬во¬ди¬мо¬го че¬ло¬ве¬ка и с лих¬вой пе¬ре¬кры¬ва¬ют па¬ру ри¬ту¬аль¬ных фраз, ска¬зан¬ных для ста¬ро¬го лю¬бов¬ни¬ка: «я ре¬шил¬ся при¬бег¬нуть к тво¬ей по¬мо¬щи и умо¬лять вы¬пол¬нить се¬го¬дня ве¬че¬ром то, что ты мне обе¬щал» и «еще раз умо¬ляю те¬бя, мой до¬ро¬гой, прий¬ти на по¬мощь, я все¬це¬ло от¬даю се¬бя в твои ру¬ки». А сколь¬ко упои¬тель¬но¬го са¬мо¬лю¬бо¬ва¬ния за¬клю¬че¬но во фра¬зе «мне ка¬жет¬ся, что та¬кое на¬ча¬ло весь¬ма хо¬ро¬шо». Поч¬ти биб-лей¬ское: «И уви¬дел Бог, что это хо¬ро¬шо»!
В пись¬ме Дан¬те¬са есть все: опи¬са¬ние ми¬зан¬сце¬ны (свет¬ский при¬ем у Лер¬хен¬фель¬дов), рас¬пре¬де¬ле¬ние ро¬лей и мо¬но¬ло¬гов («ты ска¬жешь», «она от¬ве¬тит»), на¬ко¬нец, са¬ма ин¬три¬га («ес¬ли бы ты су¬мел вдо¬ба¬вок при¬пуг¬нуть ее»). Нет толь¬ко да¬ты, ко-то¬рая по¬зво¬ли¬ла бы уве¬рен¬но го¬во¬рить, что пред¬ше¬ст¬во¬ва¬ло по¬яв¬ле¬нию сце¬на¬рия и что по¬сле¬до¬ва¬ло за¬тем? Со¬стоя¬лась ли к то¬му вре¬ме¬ни встре¬ча у По¬ле¬ти¬ки?
С. Ви¬та¬ле ух¬ва¬ти¬лась за фра¬зу: «ко¬гда я вер¬нул¬ся к се¬бе, ока¬за¬лось, что у ме¬ня страш¬ная ли¬хо¬рад¬ка, но¬чью я глаз не сомк-нул». Со¬пос¬та¬вив ее с за¬пи¬сью в пол¬ко¬вом жур¬на¬ле, где го¬во¬ри¬лось, что Дан¬тес бо¬лел с 19 по 27 ок¬тяб¬ря, она сде¬ла¬ла вы-вод, что ка¬ва¬лер¬гард пи¬сал пись¬мо в по¬след¬нее де¬жур¬ст¬во пе¬ред за¬бо¬ле¬ва¬ни¬ем – то есть 17 ок¬тяб¬ря.
Под¬дер¬жи¬вая это мне¬ние, Р.Г.Скрын¬ни¬ков в кни¬ге «Ду¬эль Пуш¬ки¬на» внес ряд уточ¬не¬ний:
В пер¬вой по¬ло¬ви¬не ок¬тяб¬ря На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на име¬ла ран¬де¬ву с Жор¬жем. Гек¬керн вско¬ре же уз¬нал об этом и за¬бил тре-во¬гу. Он про¬дик¬то¬вал сы¬ну пись¬мо к же¬не Пуш¬ки¬на и в тот же день от¬нес его На¬та¬лье. Дан¬те¬су не тер¬пе¬лось уз¬нать, ка¬кое впе¬чат¬ле¬ние про¬из¬ве¬дет «но¬та» на его воз¬люб¬лен¬ную, и он от¬пра¬вил¬ся к Вя¬зем¬ским на дру¬гой день или че¬рез день по¬сле вру¬че¬ния пись¬ма. Ес¬ли та¬кое пред¬по¬ло¬же¬ние вер¬но, то «но¬та» бы¬ла со¬став¬ле¬на 14-15 ок¬тяб¬ря, а тай¬ное сви¬да¬ние име¬ло ме-сто не¬сколь¬ки¬ми дня¬ми ра¬нее.
Но¬та, по мне¬нию ис¬сле¬до¬ва¬те¬ля, – это до¬ку¬мент, о ко¬то¬ром Гек¬керн пи¬сал Нес¬сель¬ро¬де 1 мар¬та 1837, оп¬рав¬ды¬вая свое по-ве¬де¬ние пе¬ред су¬дом: Г-жа Пуш¬ки¬на... мог¬ла бы дать удов¬ле¬тво¬ри¬тель¬ный от¬вет, вос¬про¬из¬ве¬дя пись¬мо, ко¬то¬рое я по¬тре-бо¬вал от сы¬на, — пись¬мо... в ко¬то¬ром он за¬яв¬лял, что от¬ка¬зы¬ва¬ет¬ся от ка¬ких бы то ни бы¬ло ви¬дов на нее. Пись¬мо от¬нес я сам и вру¬чил его в соб¬ст¬вен¬ные ру¬ки. Г-жа Пуш¬ки¬на вос¬поль¬зо¬ва¬лась им, что¬бы до¬ка¬зать му¬жу и род¬не, что она ни¬ко¬гда не за¬бы¬ва¬ла впол¬не сво¬их обя¬зан¬но¬стей. Сви¬де¬тель¬ст¬во са¬мо по се¬бе уди¬ви¬тель¬ное, тре¬бую¬щее от¬дель¬но¬го раз¬мыш¬ле¬ния, но чуть поз¬же. Вер¬нем¬ся к пись¬му Дан¬те¬са.
Ис¬пы¬тав «страш¬ную ли¬хо¬рад¬ку», ка¬ва¬лер¬гард все же по¬шел на служ¬бу, а не сва¬лил¬ся в по¬стель: «ты най¬дешь ме¬ня у Бе¬тан-ку¬ра». В кон¬це фра¬зы он ого¬во¬рил¬ся, что «ис¬пы¬ты¬вал бе¬зум¬ное нрав¬ст¬вен¬ное стра¬да¬ние», как бы на¬ме¬кая, что речь идет не столь¬ко о фи¬зи¬че¬ском, сколь¬ко о ду¬шев¬ном не¬здо¬ро¬вье. Ста¬ло быть, нель¬зя ре¬ши¬тель¬но ут¬вер¬ждать, что пись¬мо сви¬де-тель¬ст¬ву¬ет о на¬ча¬ле бо¬лез¬ни. К то¬му же в нем со¬дер¬жат¬ся фак¬ты, ко¬то¬рые за¬став¬ля¬ют кри¬ти¬че¬ски от¬не¬стись к вер¬сии Ви¬та-ле-Скрын¬ни¬ко¬ва.
Разъ¬яс¬няя суть ин¬три¬ги, Дан¬тес уточ¬ня¬ет, что «му¬жа там не бы¬ло». Пуш¬кин, дей¬ст¬ви¬тель¬но, от¬пус¬кал свою же¬ну од¬ну с се-ст¬ра¬ми на свет¬ские ба¬лы, ко¬то¬рые по тем или иным при¬чи¬нам не вы¬зы¬ва¬ли у не¬го ин¬те¬ре¬са. Но толь¬ко не к Вя¬зем¬ским, толь¬ко не в тес¬ный круг дру¬зей и зна¬ко¬мых! Что¬бы не по¬ехать ту¬да и тем са¬мым вы¬ка¬зать пре¬неб¬ре¬же¬ние близ¬ки¬ми людь-ми, тре¬бо¬ва¬лись вес¬кие ос¬но¬ва¬ния, сре¬ди ко¬то¬рых лишь од¬но при¬ни¬ма¬лось бе¬зо¬го¬во¬роч¬но – бо¬лезнь. Пуш¬кин за¬бо¬лел вслед за Дан¬те¬сом 23 ок¬тяб¬ря и поя¬вил¬ся у Вя¬зем¬ских 1 но¬яб¬ря. Ка¬ва¬лер¬гард вы¬здо¬ро¬вел 27 ок¬тяб¬ря. От¬сю¬да сле¬ду¬ет, что пись¬мо он, ве¬ро¬ят¬нее все¬го, на¬пи¬сал ме¬ж¬ду дву¬мя по¬след¬ни¬ми да¬та¬ми.
Итак, Дан¬тес пи¬шет: «вче¬ра я слу¬чай¬но про¬вел весь ве¬чер на¬еди¬не с из¬вест¬ной те¬бе да¬мой…поч¬ти час». Слу¬чай¬но … весь ве¬чер… поч¬ти час. Что здесь - прав¬да, а что вы¬мы¬сел? Слу¬чай¬ным, по¬хо¬же, ока¬за¬лось от¬сут¬ст¬вие му¬жа, посколь¬ку по¬яв¬ле-ние На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны у Вя¬зем¬ских труд¬но бы¬ло на¬звать не¬ожи¬дан¬ным! Весь ве¬чер – это о мес¬те пре¬бы¬ва¬ния, поч¬ти час – о вре¬ме¬ни от¬сут¬ст¬вия муж¬чин (ве¬ро¬ят¬но, в са¬мом на¬ча¬ле рау¬та).
Дан¬тес ут¬вер¬жда¬ет, что он «со¬брал¬ся с му¬же¬ст¬вом и дос¬та¬точ¬но хо¬ро¬шо ис¬пол¬нил свою роль и да¬же был до¬воль¬но ве¬сел». Что это бы¬ла за роль? Уж, на¬вер¬ное, не та, о ко¬то¬рой пи¬са¬ла Со¬фья Ка¬рам¬зи¬на бра¬ту 19 сен¬тяб¬ря, со¬об¬щая, что ка¬ва¬лер-гард про¬дол¬жа¬ет всё те же шту¬ки, что и пре¬ж¬де, - не от¬хо¬дя ни на шаг от Ека¬те¬ри¬ны Гон¬ча¬ро¬вой, он из¬да¬ли бро¬са¬ет неж¬ные взгля¬ды на На¬та¬ли, с ко¬то¬рой, в кон¬це кон¬цов, все же тан¬це¬вал ма¬зур¬ку.
Лю¬бо¬пыт¬но, что и в сле¬дую¬щем пись¬ме от 18 ок¬тяб¬ря, уже в ме¬лан¬хо¬ли¬че¬ском на¬строе¬нии, ус¬тав от де¬мон¬ст¬ра¬ции ли¬те¬ра-тур¬ных спо¬соб¬но¬стей и по¬зволив се¬бе по¬шло¬сти (один обо¬рот че¬го сто¬ит: «ско¬ро бу¬дет спать на сво¬ем сча¬стье» - это о же-ни¬хе, до¬бив¬шем¬ся ру¬ки не¬вес¬ты!), Ка¬рам¬зи¬на, по су¬ти де¬ла, по¬вто¬ри¬ла ту же мысль без оби¬ня¬ков:
во¬зоб¬но¬ви¬лись на¬ши ве¬че¬ра, на ко¬то¬рых с пер¬во¬го же дня за¬ня¬ли свои при¬выч¬ные мес¬та На¬та¬ли Пуш¬ки¬на и Дан¬тес, Ека¬те-ри¬на Гон¬ча¬ро¬ва ря¬дом с Алек¬сан¬дром, Алек¬сан¬д¬ри¬на – с «Ар¬ка¬ди¬ем».
Ины¬ми сло¬ва¬ми, ни¬че¬го но¬во¬го в от¬но¬ше¬ни¬ях ка¬ва¬лер¬гар¬да и На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны Со¬фья Ка¬рам¬зи¬на не за¬ме¬ти¬ла, а долж-на бы¬ла, ес¬ли пред¬по¬ло¬жить, что встре¬ча у Вя¬зем¬ско¬го со¬стоя¬лась на¬ка¬ну¬не, и ка¬ва¬лер¬гард ис¬пол¬нял на ней ка¬кую-то осо-бен¬ную роль. И до¬пи¬сы¬ва¬ла она пись¬мо 20 ок¬тяб¬ря, так что вре¬ме¬ни хва¬та¬ло, что¬бы ос¬во¬ить все пе¬ре¬ме¬ны.
А вот в пись¬ме от 3 но¬яб¬ря тон ее упо¬ми¬на¬ния о Дан¬те¬се рез¬ко ме¬ня¬ет¬ся. «У нас за ча¬ем все¬гда бы¬ва¬ет не¬сколь¬ко че¬ло¬век – со¬об¬ща¬ет она бра¬ту - в их чис¬ле Дан¬тес, он очень за¬ба¬вен и по¬ру¬чил мне за¬ве¬рить те¬бя, что те¬бя ему не дос¬та¬ет…». Без со¬мне¬ния пе¬ред на¬ми тот са¬мый но¬вый, «ве¬се¬лый» Дан¬тес, ка¬ким он пред¬став¬ля¬ет¬ся в сво¬ем пись¬ме. Но глав¬ное - ря¬дом нет Гон¬ча¬ро¬вых. Он сво¬бо¬ден для ста¬рой друж¬бы и но¬вых ро¬ман¬ти¬че¬ских при¬клю¬че¬ний, что осо¬бен¬но ра¬ду¬ет Ка¬рам¬зи¬ну, тай¬но влюб¬лен¬ную в ка¬ва¬лер¬гар¬да. Ма¬не¬ра его по¬ве¬де¬ния по¬нят¬на. Она ис¬про¬бо¬ва¬на мно¬ги¬ми, кто был хоть од¬на¬ж¬ды влюб¬лен - ста¬рать¬ся не за¬ме¬чать пред¬мет обо¬жа¬ния, воз¬бу¬ж¬дая тем са¬мым рев¬но¬ст¬ные чув¬ст¬ва. Но что за¬ста¬ви¬ло его ис-пол¬нять эту роль, столь не¬обыч¬ную для кра¬си¬во¬го муж¬чины?
За¬гля¬нем в пись¬мо Пуш¬ки¬на от 21 но¬яб¬ря. Там есть фра¬за, об¬ра¬щен¬ная к Гек¬кер¬ну: По¬доб¬но бес¬сты¬жей ста¬ру¬хе, вы под-сте¬ре¬га¬ли мою же¬ну по всем уг¬лам, что¬бы го¬во¬рить ей о ва¬шем сы¬не, а ко¬гда, за¬бо¬лев си¬фи¬ли¬сом, он дол¬жен был си¬деть до¬ма, ис¬то¬щен¬ный ле¬кар¬ст¬ва¬ми, вы го¬во¬ри¬ли, бес¬че¬ст¬ный вы че¬ло¬век, что он уми¬ра¬ет от люб¬ви к ней; вы бор¬мо¬та¬ли ей: вер¬ни¬те мне мое¬го сы¬на.
О том же го¬во¬рит и при¬ве¬ден¬ное вы¬ше сви¬де¬тель¬ст¬во А.Ка¬рам¬зи¬на. Ста¬ло быть, Гек¬керн встре¬чал¬ся с же¬ной по¬эта во вре-мя бо¬лез¬ни Дан¬те¬са и пре¬тен¬зии его к На¬та¬лье Ни¬ко¬ла¬ев¬не зву¬ча¬ли не как-ни¬будь фи¬гу¬раль¬но – дес¬кать, это вы, ма¬дам, по¬спо¬соб¬ст¬во¬ва¬ли ис¬то¬ще¬нию мо¬ло¬до¬го че¬ло¬ве¬ка - а впол¬не кон¬крет¬но: «вер¬ни¬те мне мое¬го сы¬на». Для вы¬ра¬же¬ний та¬ко¬го по¬ряд¬ка тре¬бу¬ет¬ся ос¬но¬ва¬ние. Долж¬но бы¬ло про¬изой¬ти не¬что из ря¬да вон вы¬хо¬дя¬щее и, не¬пре¬мен¬но, с уча¬сти¬ем же¬ны по¬эта пред са¬мой бо¬лез¬нью ка¬ва¬лер¬гар¬да. Ду¬ма¬ет¬ся, встре¬ча у По¬ле¬ти¬ки бы¬ла бы здесь к мес¬ту. Ку¬да де¬вать¬ся от¬верг¬ну¬то¬му влюб¬лен¬но¬му, как не на боль¬нич¬ную кой¬ку! Так что, 17 ок¬тяб¬ря, ско¬рее все¬го, со¬стоя¬лось то са¬мое тай¬ное сви¬да¬ние. Пись-мо же бы¬ло на¬пи¬са¬но Дан¬те¬сом чуть поз¬же, по вы¬здо¬ров¬ле¬нию, ска¬жем, 29-го ок¬тяб¬ря, уже в ро¬ли от¬верг¬ну¬то¬го лю¬бов¬ни-ка. То¬гда ста¬но¬вит¬ся по¬нят¬ным, по¬че¬му раз¬го¬вор Гек¬кер¬на с На¬таль¬ей Ни¬ко¬ла¬ев¬ной, о ко¬то¬ром упо¬мя¬нул по¬эт в сво¬ем ра-зо¬рван¬ном пись¬ме, со¬сто¬ял¬ся 2 но¬яб¬ря. Ос¬та¬ва¬ясь же на по¬зи¬ци¬ях Ви¬та¬ле-Скрын¬ни¬ко¬ва, при¬шлось бы объ¬яс¬нить, что за-ста¬ви¬ло по¬слан¬ни¬ка мед¬лить с вы¬пол¬не¬ние «от¬ча¬ян¬ной» прось¬бы сы¬на бо¬лее двух не¬дель.
Итак, пред¬по¬ло¬жим: 17 ок¬тяб¬ря со¬стоя¬лась встре¬ча у По¬ле¬ти¬ки, за¬тем ка¬ва¬лер¬гард ска¬зал¬ся боль¬ным – а мо¬жет, дей¬ст¬ви-тель¬но, за¬бо¬лел - и стал под¬сы¬лать при¬ем¬но¬го от¬ца к На¬та¬лье Ни¬ко¬ла¬ев¬не, пы¬та¬ясь вы¬ве¬дать ее на¬строе¬ние, а по вы¬здо¬ров-ле¬нию при¬ду¬мал но¬вую ин¬три¬гу, суть ко¬то¬рой из¬ло¬жил в пись¬ме к Гек¬кер¬ну от 29 (?) ок¬тяб¬ря. Же¬лая до¬бить¬ся сво¬его, он хо¬тел при¬пуг¬нуть же¬ну по¬эта раз¬гла¬ше¬ни¬ем тай¬ны встре¬чи. 2 но¬яб¬ря по¬слан¬ник при¬сту¬пил к ис¬пол¬не¬нию за¬ду¬ман¬но¬го. А те¬перь все под¬роб¬но и по по¬ряд¬ку…
У Полетики
Су¬ще¬ст¬ву¬ют, по край¬ней ме¬ре, три опи¬са¬ния встре¬чи у По¬ле¬ти¬ки, оп¬ре¬де¬лен¬ным об¬ра¬зом свя¬зан¬ные ме¬ж¬ду со¬бой: Г.Фри-зен¬го¬фа (му¬жа Алек¬сан¬д¬ри¬ны Гон¬ча¬ро¬вой), В.Ф.Вя¬зем¬ской и А.П.Ара¬по¬вой (до¬че¬ри На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны от вто¬ро¬го бра-ка). Поя¬ви¬лись они на свет спус¬тя мно¬гие го¬ды по¬сле смер¬ти На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны, стро¬го¬стью фак¬тов не от¬ли¬ча¬лись, но из мно¬го¬чис¬лен¬ной ме¬му¬ар¬ной ли¬те¬ра¬ту¬ры впер¬вые упо¬ми¬на¬ли о тай¬ном сви¬да¬нии, ука¬зы¬вая на не¬го, как на глав¬ную при-чи¬ну смер¬тель¬но¬го по¬един¬ка.
Сна¬ча¬ла за¬го¬во¬ри¬ла В.Ф. Вя¬зем¬ская в опуб¬ли¬ко¬ван¬ных в 1888 г П.И. Бар¬те¬не¬вым вос¬по¬ми¬на¬ни¬ях (са¬ма кня¬ги¬ня уже вто¬рой год, как умер¬ла). Но вот что лю¬бо¬пыт¬но – за год до это¬го Ара¬по¬ва об¬ра¬ти¬лась к сво¬ей тет¬ке Алек¬сан¬д¬ри¬не с прось-бой рас¬ска¬зать, что она пом¬ни¬ла о ро¬ко¬вой ду¬эли. Алек¬сан¬д¬ри¬на от¬ве¬ти¬ла че¬рез сво¬его му¬жа ба¬ро¬на Г.Фри¬зен¬го¬фа. Так поя¬ви¬лись пись¬ма, в ко¬то¬рых опи¬са¬ние встре¬чи у По¬ле¬ти¬ки уди¬ви¬тель¬ным об¬ра¬зом сов¬па¬да¬ли с вос¬по¬ми¬на¬ния¬ми Вя¬зем-ской. Са¬ма же Ара¬по¬ва вос¬поль¬зо¬ва¬лась свои¬ми зна¬ния¬ми го¬раз¬до поз¬же (ее кни¬га вы¬шла в свет в кон¬це 1907 – на¬ча¬ле 1908 го¬дах), что по¬зво¬ли¬ло рас¬смат¬ри¬вать ее ра¬бо¬ту от¬дель¬но от двух пре¬ды¬ду¬щих сви¬де¬тельств. Ме¬ж¬ду тем, мысль об их об¬щем род¬ст¬ве ка¬жет¬ся бо¬лее ес¬те¬ст¬вен¬ной, как и пред¬по¬ло¬же¬ние о не¬слу¬чай¬ном ха¬рак¬те¬ре поч¬ти од¬но¬вре¬мен¬но¬го по¬яв¬ле-ния вос¬по¬ми¬на¬ний кня¬ги¬ни и пи¬сем Фри¬зен¬го¬фа.
Ара¬по¬ва ин¬те¬ре¬со¬ва¬лась всем, что го¬во¬ри¬ли или пи¬са¬ли о ма¬те¬ри, но для то¬го, что¬бы ее об¬ра¬ще¬ние к род¬ст¬вен¬ни¬кам со-стоя¬лось, имен¬но, в 1887-ом, а ска¬жет, не в 1882-ом или 1885-ом го¬ду, долж¬на бы¬ла су¬ще¬ст¬во¬вать ка¬кая-то вес¬кая при¬чи-на. И она, ско¬рее все¬го, за¬клю¬ча¬лась в смер¬ти кня¬ги¬ни Вя¬зем¬ской. Ара¬по¬ва с юных лет на¬хо¬ди¬лась под силь¬ным ду¬хов-ным влия¬ни¬ем ее му¬жа - кня¬зя Пет¬ра Ан¬д¬рее¬ви¬ча. В сво¬ей кни¬ге она не без гор¬до¬сти при¬зна¬ет¬ся, что Вя¬зем¬ский, «свя¬то обе¬ре¬гая ста¬рин¬ную друж¬бу, был час¬тым по¬се¬ти¬те¬лем в до¬ме» и да¬же при¬знал ее ли¬те¬ра¬тур¬ное да¬ро¬ва¬ние.
Как на са¬мом де¬ле князь обе¬ре¬гал ста¬рин¬ную друж¬бу – во¬прос от¬дель¬ный?! Ска¬жем толь¬ко, что на друж¬бу это мень¬ше все¬го по¬хо¬ди¬ло. Важ¬но, дру¬гое – Ара¬по¬ва ве¬ри¬ла Вя¬зем¬ско¬му, как и мно¬гие дру¬гие, по¬ла¬гав¬шие кня¬зя хра¬ни¬те¬лем пуш-кин¬ских тайн. И на¬до ска¬зать он очень в этом пре¬ус¬пел, соз¬дав миф о кон¬чи¬не по¬эта, ко¬то¬рый в рав¬ной ме¬ре уст¬раи¬вал и власть, и дру¬зей по¬эта, и ря¬до¬во¬го обы¬ва¬те¬ля. По¬это¬му мно¬гие лю¬ди на¬дея¬лись, что со смер¬тью суп¬ру¬гов (а князь умер еще в 1876 го¬ду), от¬кро¬ют¬ся са¬мые пи¬кант¬ные под¬роб¬но¬сти этой ужас¬ной тра¬ге¬дии. К то¬му же, в от¬сут¬ст¬вии глав¬ных сви-де¬те¬лей, встре¬пе¬ну¬лись и мно¬гие ста¬ти¬сты, на¬блю¬дав¬шие се¬мей¬ную дра¬му по¬эта со сто¬ро¬ны и доб¬ро¬со¬ве¬ст¬но раз¬но¬сив¬шие сплет¬ни о нем по все¬му све¬ту.
Ара¬по¬ва, ко¬неч¬но, зна¬ла о су¬ще¬ст¬во¬ва¬нии вос¬по¬ми¬на¬ний, ко¬то¬рые со¬би¬рал¬ся опуб¬ли¬ко¬вать Бар¬те¬нев – ведь го¬то¬ви¬лись они не один год. Са¬мо на¬зва¬ние го¬во¬ри¬ло об этом: «Из рас¬ска¬зов кня¬зя Пет¬ра Ан¬д¬рее¬ви¬ча и кня¬ги¬ни Ве¬ры Федо¬ров¬ны Вя-зем¬ских (за¬пи¬са¬но в раз¬ное вре¬мя, с по¬зво¬ле¬ния обо¬их)». Воз¬можно, не¬ко¬то¬рые ис¬то¬рии Ара¬по¬ва слы¬ша¬ла из уст са¬мих суп¬ру¬гов. Во вся¬ком слу¬чае, во¬про¬сы она за¬да¬ва¬ла конкретные, со знанием дела, за¬став¬ляя Алек¬сан¬д¬ри¬ну и ее мужа от¬ве-чать по существу. Фри¬зен¬гоф пи¬сал «до¬ро¬гой Азинь¬ки» 14 мар¬та 1887 года: Же¬на моя со¬об¬ща¬ет мне, что она со¬вер¬шен¬но уве¬ре¬на в том, что во все это вре¬мя Гек¬керн ви¬дел ва¬шу мать ис¬клю¬чи¬тель¬но в све¬те и что ме¬ж¬ду ни¬ми не бы¬ло ни встреч, ни пе¬ре¬пис¬ки. Но в от¬но¬ше¬нии обо¬их этих об¬стоя¬тельств бы¬ло все же по од¬но¬му ис¬клю¬че¬нию. Ста¬рый Гек¬керн на¬пи¬сал ва-шей ма¬те¬ри пись¬мо, что¬бы убе¬дить ее ос¬та¬вить сво¬его му¬жа и вый¬ти за его при¬ем¬но¬го сы¬на. Алек¬сан¬д¬ри¬на вспо¬ми¬на¬ет, что ва¬ша мать от¬ве¬ча¬ла на это ре¬ши¬тель¬ным от¬ка¬зом, но она уже не пом¬нит, бы¬ло ли это сде¬ла¬но уст¬но или пись¬мен¬но. Что же ка¬са¬ет¬ся сви¬да¬ния, то ва¬ша мать по¬лу¬чи¬ла од¬на¬ж¬ды от г-жи По¬ле¬ти¬ки при¬гла¬ше¬ние по¬се¬тить ее, и ко¬гда она (Н. Н. Пуш¬ки-на) при¬бы¬ла ту¬да, то за¬ста¬ла там Гек¬кер¬на вме¬сто хо¬зяй¬ки до¬ма; бро¬сив¬шись пе¬ред ней на ко¬ле¬на, он за¬кли¬нал ее о том же, что и его при¬ем¬ный отец в сво¬ем пись¬ме. Она ска¬за¬ла же¬не мо¬ей, что это сви¬да¬ние дли¬лось толь¬ко не¬сколь¬ко ми¬нут, ибо, от¬ка¬зав не¬мед¬лен¬но, она тот¬час же уе¬ха¬ла.
При всей внеш¬ней сдер¬жан¬но¬сти и ува¬жи¬тель¬ном то¬не пись¬ма в нем все же про¬гля¬ды¬ва¬ло рев¬ни¬вое от¬но¬ше¬ние Алек¬сан¬д-ри¬ны к се¬ст¬ре. В пись¬ме го¬во¬ри¬лось, что Дан¬тес во¬шел в са¬лон На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны, как «мно¬гие дру¬гие офи¬це¬ры гвар-дии, по¬се¬щав¬шие ее», что «он стра¬ст¬но влю¬бил¬ся в нее, и его уха¬жи¬ва¬ние пе¬ре¬хо¬ди¬ло гра¬ни¬цы, ко¬то¬рые обыч¬но ста¬вят¬ся в та¬ких слу¬ча¬ях», что он бу¬к¬валь¬но «по¬жи¬рал ее гла¬за¬ми». Со¬об¬ща¬лось так же, что «Пуш¬кин был этим силь¬но раз¬дра¬жен», «что на¬шлись ли¬ца, ко¬то¬рые вме¬ша¬лись, чтоб еще силь¬нее воз¬бу¬дить его». И тут про¬зву¬ча¬ло имя ни в чем не по¬вин¬но¬го кня¬зя Га¬га¬ри¬на. Не по¬ща¬ди¬ла Алек¬сан¬д¬ри¬на и се¬ст¬ру Ека¬те¬ри¬ну, на¬звав ее шир¬мой, за ко¬то¬рой Дан¬тес уст¬раи¬вал свои де¬ла, «уха¬жи¬вая за обеи¬ми се¬ст¬ра¬ми сра¬зу». Ины¬ми сло¬ва¬ми, она всех при¬пе¬ча¬та¬ла, все¬му да¬ла оп¬ре¬де¬ле¬ние, но ни¬че¬го не ска¬за-ла о по¬ве¬де¬нии са¬мой На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны. Ка¬ким об¬ра¬зом же¬на по¬эта пы¬та¬лась ис¬пра¬вить си¬туа¬цию? И по¬лу¬ча¬лось, что ни¬ка¬ким. А ведь бы¬ло по¬нят¬но, что дочь жда¬ла оп¬рав¬да¬ний сво¬ей ма¬те¬ри. Вза¬мен ей был по¬слан не¬кий ме¬мо¬ран¬дум, со-про¬во¬ж¬дае¬мый жа¬ло¬ба¬ми на про¬бле¬мы с па¬мя¬тью. Ара¬по¬ва по¬ня¬ла, к че¬му кло¬нит Алек¬сан¬д¬ри¬на, и ни в чем не по¬ве¬ри¬ла ей. К то¬му же, ее подозрения в не¬чис¬то¬плот¬но¬сти тет¬ки очень ско¬ро на¬шли са¬мое ре¬ши¬тель¬ное под¬твер¬жде¬ние.
В том же 1887 го¬ду за¬пи¬сал свой скан¬даль¬но зна¬ме¬ни¬тый «Рас¬сказ об от¬ноше¬ни¬ях Пуш¬ки¬на к Дан¬те¬су» пол¬ко¬вой друг ка-ва¬лер¬гар¬да князь А.В.Тру¬бец¬кой. В его из¬ло¬же¬нии ис¬то¬рия ду¬эли при¬ня¬ла не¬ве¬ро¬ят¬ный вид, а фи¬гу¬ра Алек¬сан¬д¬ри¬ны об-ре¬ла, чуть ли не дья¬воль¬ский ха¬рак¬тер. Князь «от¬кро¬вен¬ни¬чал»: Еще до бра¬ка Пуш¬ки¬на на На¬та¬ли Алек¬сан¬д¬рин зна¬ла наи-зусть все сти¬хо¬тво¬ре¬ния сво¬его бу¬ду¬ще¬го зя¬тя и бы¬ла влюб¬ле¬на в не¬го за¬оч¬но. Вско¬ре по¬сле бра¬ка Пуш¬кин со¬шел¬ся с Алек¬сан¬д¬рин и жил с нею. Факт этот не под¬ле¬жит со¬мне¬нию. Алек¬сан¬д¬рин соз¬на¬ва¬лась в этом г-же По¬ле¬ти¬ке. По¬ду¬май¬те же, мог ли Пуш¬кин при этих ус¬ло¬ви¬ях рев¬но¬вать свою же¬ну к Дан¬те¬су. …Влюб¬лен¬ный в Алек¬сан¬д¬рин, Пуш¬кин опа¬сал¬ся, что¬бы бле¬стя¬щий ка¬ва¬лер¬гард не ув¬лек ее. …По¬вто¬ряю, од¬на¬ко, - связь Пуш¬ки¬на с Алек¬сан¬д¬ри¬ною ма¬ло ко¬му бы¬ла из-вест¬на… Вско¬ре по¬сле бра¬ка, в ок¬тяб¬ре или но¬яб¬ре, Дан¬тес с мо¬ло¬дой же¬ной за¬ду¬ма¬ли от¬пра¬вить¬ся за гра¬ни¬цу к род¬ным му¬жа …. и во вре¬мя этих-то сбо¬ров, в но¬яб¬ре или де¬каб¬ре, ока¬за¬лось, что с ни¬ми со¬би¬ра¬ет¬ся ехать и Алек¬сан¬д¬рин. Вот что окон¬ча¬тель¬но взо¬рва¬ло Пуш¬ки¬на, и он ре¬шил¬ся во что бы то ни ста¬ло вос¬пре¬пят¬ст¬во¬вать их отъ¬ез¬ду… Слу¬чай ско¬ро пред-ста¬вил¬ся. В то вре¬мя не¬сколь¬ко ша¬лу¬нов из мо¬ло¬де¬жи—ме¬ж¬ду про¬чим Уру¬сов, Опо¬чи¬нин, Стро¬га¬нов, мой cousin, — ста-ли рас¬сы¬лать ано¬ним¬ные пись¬ма по мужь¬ям-ро¬го¬нос¬цам. В чис¬ле мно¬гих по¬лу¬чил та¬кое пись¬мо и Пуш¬кин. В дру¬гое вре-мя он не об¬ра¬тил бы вни¬ма¬ния на по¬доб¬ную шут¬ку и, во вся¬ком слу¬чае, от¬нес¬ся бы к ней, как к шут¬ке, быть мо¬жет, за-клей¬мил бы ее эпи¬грам¬мой. Но те¬перь он уви¬дел в этом хо¬ро¬ший пред¬лог и вос¬поль¬зо¬вал¬ся им по-сво¬ему.
Что здесь прав¬да, а что чис¬той во¬ды вы¬мы¬сел - еще пред¬сто¬ит ра¬зо¬брать¬ся? Вряд ли Ара¬по¬ва бе¬зо¬го¬во¬роч¬но при¬ня¬ла ма-раз¬ма¬ти¬че¬ский бред¬ ста¬ро¬го кня¬зя, но та¬кой фан¬та¬сти¬че¬ский по¬во¬рот со¬бы¬тий ее пол¬но¬стью уст¬раи¬вал, по¬сколь¬ку во мно-гом оп¬рав¬ды¬вал мать. Ко¬гда же спус¬тя год, она на¬шла ему под¬твер¬жде¬ние и в вос¬по¬ми¬на¬ни¬ях Вя¬зем¬ских, ее по¬доз¬ре¬ние от¬но¬си¬тель¬но тет¬ки пе¬ре¬рос¬ло в убе¬ж¬де¬ние. А ме¬ра до¬ве¬рия к ду¬хов¬ным во¬ди¬те¬лям дос¬тиг¬ла та¬ко¬го уров¬ня, что, ко¬гда на за¬ка¬те жиз¬ни при¬шло вре¬мя де¬лить¬ся на¬ко¬п¬лен¬ным опы¬том, она боль¬шую часть сво¬ей кни¬ги по¬строи¬ла на вос¬по¬ми¬на¬ни¬ях Вя¬зем¬ских, ли¬те¬ра¬тур¬но об¬ра¬бо¬тав их и до¬пол¬нив анек¬до¬та¬ми из соб¬ст¬вен¬ной жиз¬ни. Ес¬те¬ст¬вен¬но, о сви¬де¬тель¬ст¬вах тет¬ки Ара¬по¬ва ни сло¬вом не об¬мол¬ви¬лась. Ее не от¬пуг¬ну¬ли да¬же по¬шлые под¬роб¬но¬сти, ко¬то¬ры¬ми кня¬ги¬ня Вя¬зем¬ская со¬про¬во¬ди-ла опи¬са¬ние встре¬чи у По¬ле¬ти¬ки: Ма¬дам NN, по на¬стоя¬нию Гек¬кер¬на, при¬гла¬си¬ла Пуш¬ки¬ну к се¬бе, а са¬ма уе¬ха¬ла из до¬му. Пуш¬ки¬на рас¬ска¬зы¬ва¬ла кня¬ги¬не Вя¬зем¬ской и му¬жу, что ко¬гда она ос¬та¬лась с гла¬зу на глаз с Гек¬кер¬ном, тот вы¬нул пис¬то¬лет и гро¬зил за¬стре¬лить¬ся, ес¬ли она не от¬даст ему се¬бя. Пуш¬ки¬на не зна¬ла, ку¬да ей де¬вать¬ся от его на¬стоя¬ний; она ло¬ма¬ла се¬бе ру¬ки и ста¬ла го¬во¬рить как мож¬но гром¬че. По сча¬стию, ни¬че¬го не по¬доз¬ре¬вав¬шая дочь хо¬зяй¬ки до¬ма яви¬лась в ком¬на¬ту и гос¬тья бро¬си¬лась к ней. Ми¬лые де¬та¬ли: Бог весть, откуда взявшийся пис¬то¬лет и крас¬ная ша¬поч¬ка в ро¬ли спасительницы?! Впро¬чем, тут кня¬ги¬ня хо¬тя бы ого¬ва¬ри¬ва¬ет¬ся, что На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на рас¬ска¬за¬ла о про¬ис¬шед¬шем ей и му¬жу. Спус¬тя го¬ды Бар¬те¬нев при¬пом¬нил дру¬гое вы¬ска¬зы¬ва¬ние Вя¬зем¬ской, где она пред¬став¬ля¬лась чуть ли не един¬ст¬вен¬ной по¬ве¬рен¬ной же¬ны по¬эта: Дан¬тес был час¬тым по¬се¬ти¬те¬лем По¬ле¬ти¬ки и у нее ви¬дел¬ся с На¬таль¬ей Ни¬ко¬ла¬ев¬ной, ко¬то¬рая од¬на¬ж¬ды прие¬ха¬ла от-ту¬да к кня¬ги¬не Вя¬зем¬ской вся впо¬пы¬хах и с не¬го¬до¬ва¬ни¬ем рас¬ска¬за¬ла, как ей уда¬лось из¬бег¬нуть на¬стой¬чи¬во¬го пре¬сле¬до¬ва-ния Дан¬те¬са.
Ин¬те¬рес¬но, ко¬му при¬над¬ле¬жит это до¬пол¬не¬ние – Вя¬зем¬ской или са¬мо¬му Бар¬те¬не¬ву? И что за ис¬то¬рия с из¬лия¬ни¬ем чувств! Не в ха¬рак¬те¬ре На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны бы¬ло бро¬сать¬ся ко¬му-ли¬бо на грудь. Тут Ара¬по¬вой при¬шлось ре¬шать слож¬ную за¬да-чу. Ана¬ли¬ти¬че¬ски¬ми спо¬соб¬но¬стя¬ми она не об¬ла¬да¬ла - серь¬ез¬но за¬ни¬мать¬ся ис¬сле¬до¬ва¬ния¬ми ей бы¬ло не до¬суг - но при¬ро¬ду че¬ло¬ве¬че¬ской стра¬сти она по¬ни¬ма¬ла тон¬ко. Су¬ще¬ст¬во¬ва¬ли не¬ос¬по¬ри¬мые до¬ка¬за¬тель¬ст¬ва тай¬но¬го сви¬да¬ния ма¬те¬ри, со¬про¬во-ж¬дае¬мые пи¬кант¬ны¬ми под¬роб¬но¬стя¬ми. Од¬на¬ко, ис¬хо¬ди¬ли они не от ее вра¬гов, как сле¬до¬ва¬ло бы ожи¬дать, а из ок¬ру¬же¬ния по¬эта. Не¬у¬жто На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на са¬ма на се¬бя на¬го¬ва¬ри¬ва¬ла? И по¬че¬му вра¬ги так упор¬но мол¬ча¬ли?
Мол¬ча¬ла, пре¬ж¬де все¬го, По¬ле¬ти¬ка, хо¬тя мог¬ла бы рас¬ска¬зать, что встре¬ча во¬все не бы¬ла под¬строе¬на ею, как на¬ме¬ка¬ла Вя-зем¬ская, а со¬стоя¬лась по прось¬бе На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны. Дос¬та¬точ¬но бы¬ло со¬об¬щить об этом Тру¬бец¬ко¬му, ко¬то¬рый, соб¬ст-вен¬но, и не скры¬вал, что об¬су¬ж¬дал с По¬ле¬ти¬кой все пе¬ри¬пе¬тии ду¬эль¬ной ис¬то¬рии. «Скром¬ность» Дан¬те¬са бы¬ла по¬нят¬на – уж очень он не¬лов¬ко вы¬гля¬дел в той си¬туа¬ции. Но По¬ле¬ти¬ка хра¬ни¬ла мол¬ча¬ние прин¬ци¬пи¬аль¬но. По¬чи¬тая по¬эта и его своя-че¬ни¬цу глав¬ны¬ми ви¬нов¬ни¬ка¬ми ра¬зы¬грав¬шей¬ся тра¬ге¬дии, она как буд¬то обе¬ре¬га¬ла На¬та¬лью Ни¬ко¬ла¬ев¬ну от лиш¬них на¬па-док. Во вся¬ком слу¬чае, так ее по¬ня¬ла Ара¬по¬ва. В сво¬ей кни¬ге она да¬ла злей¬ше¬му вра¬гу ма¬те¬ри са¬мую неж¬ную и тро¬га¬тель-ную ха¬рак¬те¬ри¬сти¬ку. Дочь На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны та¬ким об¬ра¬зом вос¬ста¬нав¬ли¬ва¬ла спра¬вед¬ли¬вость!
Пре¬ж¬де все¬го, она ре¬ши¬ла не ка¬сать¬ся де¬та¬лей встре¬чи, по¬сколь¬ку са¬ма На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на вряд ли го¬во¬ри¬ла о них с кем-ни¬будь из по¬сто¬рон¬них. И дей¬ст¬ви¬тель¬но: в вос¬по¬ми¬на¬ни¬ях Вя¬зем¬ской и рас¬ска¬зе Фри¬зен¬го¬фа чув¬ст¬ву¬ет¬ся один го¬лос – го¬лос Пуш¬ки¬на. На ка¬ком-то эта¬пе ду¬эль¬ной ис¬то¬рии по¬эт, ско¬рее все¬го, не удер¬жал¬ся и по¬свя¬тил близ¬ких ему жен¬щин в тай¬ну ду¬эли, со¬про¬во¬див свой рас¬сказ об¬раз¬ны¬ми вы¬ра¬же¬ния¬ми. Ес¬те¬ст¬вен¬но, по¬сле ги¬бе¬ли Пуш¬ки¬на, На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на вы¬ну¬ж¬де¬на бы¬ла под¬твер¬дить сам факт та¬кой встре¬чи, и это да¬ло по¬вод ссы¬лать¬ся на нее.
Труд¬нее все¬го Ара¬по¬вой бы¬ло со¬вмес¬тить два до¬ро¬гих ей сви¬де¬тель¬ст¬ва Вя¬зем¬ской и По¬ле¬ти¬ки (в пе¬ре¬да¬че Тру¬бец¬ко¬го). И тут она по¬ста¬ра¬лась на сла¬ву, как дос¬той¬ная уче¬ни¬ца ста¬ро¬го кня¬зя. Она скрои¬ла по¬лот¬но, со¬вер¬шен¬но не сов¬па¬даю¬щее с дей¬ст¬ви¬тель¬но¬стью, ко¬то¬рое бла¬го¬да¬ря во¬об¬ра¬же¬нию ус¬та¬нав¬ли¬ва¬ло са¬мый не¬ле¬пый по¬ря¬док ве¬щей, и вме¬сте с тем наи-луч¬шим об¬ра¬зом от¬ра¬жа¬ло смысл и ха¬рак¬тер про¬ис¬хо¬дя¬щей тра¬ге¬дии. Су¬ди¬те са¬ми: Гек¬ке¬рен, окон¬ча¬тель¬но раз¬оча¬ро¬ван-ный в сво¬их на¬де¬ж¬дах, так как при ред¬ких встре¬чах в све¬те На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на из¬бе¬га¬ла, как ог¬ня, вся¬кой воз¬мож¬но¬сти раз¬го¬во¬ров, хо¬ро¬шо про¬учен¬ная их по¬след¬ст¬вия¬ми, при¬бег¬нул к по¬след¬не¬му сред¬ст¬ву. Он на¬пи¬сал ей пись¬мо, ко¬то¬рое бы-ло — вопль от¬чая¬ния с пер¬во¬го до по¬след¬не¬го сло¬ва. Цель его бы¬ла до¬бить¬ся сви¬да¬ния. «Он жа¬ж¬дал толь¬ко воз¬мож¬но¬сти из¬лить ей всю свою ду¬шу, пе¬ре¬го¬во¬рить толь¬ко о не¬ко¬то¬рых во¬про¬сах, оди¬на¬ко¬во важ¬ных для обо¬их, за¬ве¬рял че¬стью, что при¬бе¬га¬ет к ней един¬ст¬вен¬но, как к се¬ст¬ре его же¬ны, и что ни¬чем не ос¬кор¬бит ее дос¬то¬ин¬ст¬во и чис¬то¬ту». Пись¬мо, од¬на¬ко же, кон¬ча¬лось уг¬ро¬зою, что ес¬ли она от¬ка¬жет ему в этом пус¬том зна¬ке до¬ве¬рия, он не в со¬стоя¬нии бу¬дет пе¬ре¬жить по¬доб-ное ос¬корб¬ле¬ние.… Те¬перь и для На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны на¬сту¬пил час му¬чи¬тель¬ной нрав¬ст¬вен¬ной борь¬бы! На од¬ной ча¬ше ве¬сов ле¬жит стро¬жай¬ший за¬прет му¬жа, внут¬рен¬ний тре¬пет при соз¬на¬нии оп¬ро¬мет¬чи¬во¬го ша¬га… На дру¬гой — спле¬тал¬ся страх пред прав¬до¬по¬доб¬но¬стью са¬мо¬убий¬ст¬ва, так как Гек¬ке¬рен до¬ка¬зал сво¬ей же¬нить¬бой, что он спо¬со¬бен на са¬мые не¬ожи-дан¬ные ме¬ры, со смут¬ной тре¬во¬гой за участь, го¬то¬вя¬щую¬ся се¬ст¬ре. Мо¬жет быть, дру¬гая жен¬щи¬на, бо¬лее опыт¬ная в жиз¬ни, и при¬за¬ду¬ма¬лась бы над шу¬ми¬хой гром¬ких фраз, но, не¬дос¬туп¬ная вну¬ше¬ни¬ям лжи или са¬мо¬об¬ма¬на, она не при¬зна¬ва¬ла их и в дру¬гих. На¬ко¬нец, со¬стра¬да¬ние так¬же по¬да¬ло свой го¬лос… Го¬да за три пе¬ред смер¬тью, она рас¬ска¬за¬ла во всех под¬роб¬но-стях ра¬зы¬грав¬шую¬ся дра¬му на¬шей вос¬пи¬та¬тель¬ни¬це… С ее слов я уз¬на¬ла что, дой¬дя до это¬го эпи¬зо¬да, мать со сле¬за¬ми на гла¬зах, ска¬за¬ла: «Ви¬ди¬те, до¬ро¬гая Кон¬стан¬ция, сколь¬ко лет про¬шло с тех пор, а я не пе¬ре¬ста¬ва¬ла стро¬го до¬пы¬ты¬вать свою со¬весть, и един¬ст¬вен¬ный по¬сту¬пок, в ко¬то¬ром она ме¬ня ули¬ча¬ет, это со¬гла¬сие на ро¬ко¬вое сви¬да¬ние... Сви¬да¬ние, за ко¬то¬рое муж за¬пла¬тил сво¬ей кро¬вью, а я - сча¬сть¬ем и по¬ко¬ем всей сво¬ей жиз¬ни. Бог сви¬де¬тель, что оно бы¬ло столь¬ко же крат¬ко, сколь¬ко не¬вин¬но. Един¬ст¬вен¬ным из¬ви¬не¬ни¬ем мне мо¬жет по¬слу¬жить моя не¬опыт¬ность на поч¬ве со¬стра¬да¬ния... Но кто до¬пус-тит его ис¬крен¬ность?». Ме¬стом сви¬да¬ния бы¬ла из¬бра¬на квар¬ти¬ра Ида¬лии Гри¬горь¬ев¬ны По¬ле¬ти¬ки, в ка¬ва¬лер¬гард¬ских ка¬зар-мах, так как муж ее со¬сто¬ял офи¬це¬ром это¬го пол¬ка. Она бы¬ла по¬луф¬ран¬цу¬жен¬ка, по¬боч¬ная дочь гра¬фа Гри¬го¬рия Стро¬га¬но-ва, вос¬пи¬тан¬ная в до¬ме на рав¬ном по¬ло¬же¬нии с ос¬таль¬ны¬ми деть¬ми, и, в ви¬ду род¬ст¬вен¬ных свя¬зей с За¬гряж¬ски¬ми, На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на со¬шлась с ней на дру¬же¬скую но¬гу. Она оли¬це¬тво¬ря¬ла тип обая¬тель¬ной жен¬щи¬ны не столь¬ко ми¬ло¬вид¬но¬стью ли¬ца, как скла¬дом бле¬стя¬ще¬го ума, ве¬се¬ло¬стью и жи¬во¬стью ха¬рак¬те¬ра, дос¬тав¬ляв¬ши¬ми ей всю¬ду по¬сто¬ян¬ный не¬со¬мнен¬ный ус¬пех. В чис¬ле ея по¬клон¬ни¬ков са¬мым вер¬ным, ис¬крен¬но влюб¬лен¬ным и без¬за¬вет¬но пре¬дан¬ным был в то вре¬мя ка¬ва¬лер-гард¬ский рот¬мистр Петр Пет¬ро¬вич Лан¬ской. Хо¬ро¬шо ос¬ве¬дом¬лен¬ная о тай¬ных аген¬тах, сле¬див¬ших за ка¬ж¬дым ша¬гом Пуш-ки¬ной, Ида¬лия Гри¬горь¬ев¬на, что¬бы пре¬дот¬вра¬тить опас¬ность воз¬мож¬ных по¬след¬ст¬вий, со¬чла нуж¬ным по¬свя¬тить сво¬его дру¬га в тай¬ну пред¬по¬ла¬гав¬шей¬ся у нее встре¬чи, по¬ру¬чив ему, под ви¬дом про¬гул¬ки око¬ло зда¬ния, зор¬ко сле¬дить за вся¬кой по¬доз¬ри¬тель¬ной лич¬но¬стью, мо¬гу¬щей поя¬вить¬ся близ ее подъ¬ез¬да… Вся¬кое стран¬ное яв¬ле¬ние в жиз¬ни так удоб¬но обоз¬вать слу¬ча¬ем! Но мне имен¬но ска¬зы¬ва¬ет¬ся перст Бо¬жий в вы¬бо¬ре Ида¬ли¬ей Гри¬горь¬ев¬ной то¬го че¬ло¬ве¬ка, ко¬то¬рый, бу¬ду¬чи рав¬но-душ¬ным сви¬де¬те¬лем про¬ис¬шед¬ща¬го со¬бы¬тия, на¬гляд¬но до¬ка¬зал, до ка¬кой сте¬пе¬ни сви¬да¬ние, по¬ло¬жив¬шее не¬за¬слу¬жен¬ное пят¬но на ре¬пу¬та¬цию ма¬те¬ри, бы¬ло в сущ¬но¬сти не¬вин¬но и не мог¬ло за¬тро¬нуть ея жен¬ской чес¬ти. … семь лет спус¬тя он ни¬ко-гда не ре¬шил¬ся бы дать свое безу¬преч¬ное имя жен¬щи¬не, в чис¬то¬ту ко¬то¬рой он не ве¬рил бы так же без¬ус¬лов¬но, как в свя-тость Бо¬га. Не¬смот¬ря на бди¬тель¬ность ок¬ру¬жаю¬щих и на все при¬ня¬тые пре¬дос¬то¬рож¬но¬сти, не да¬лее, как че¬рез день, Пуш-кин по¬лу¬чил зло¬рад¬ное из¬ве¬ще¬ние от то¬го же ано¬ним¬но¬го кор¬рес¬пон¬ден¬та о со¬сто¬яв¬шей¬ся встре¬че. Он пря¬мо по¬нес пись¬мо к же¬не. Оно не сму¬ти¬ло ее. Она не толь¬ко не от¬пер¬лась, но, с при¬су¬щим ей пря¬мо¬ду¬ши¬ем, по¬ве¬да¬ла ему смысл по¬лу¬чен¬но-го по¬сла¬ния, при¬чи¬ны, по¬вли¬яв¬шие на ее со¬гла¬сие, и соз¬на¬лась, что сви¬да¬ние не име¬ло то¬го зна¬че¬ния, ко¬то¬рое она пред¬по-ла¬га¬ла, а бы¬ло лишь хит¬ро¬стью влюб¬лен¬но¬го че¬ло¬ве¬ка. Пуш¬кин, вро¬ж¬ден¬ный ве¬ли¬кий пси¬хо¬лог, мгно¬вен¬но отбро¬сил вся-кий по¬мы¬сел о ли¬це¬ме¬рии и об¬ма¬не. … Он, неж¬ным, про¬щаль¬ным по¬це¬лу¬ем осу¬шил ее влаж¬ные гла¬за и, со¬сре¬до¬то¬чен¬но за¬ду¬мав¬шись, про¬мол¬вил как бы про се¬бя: «Все¬му это¬му на¬до по¬ло¬жить ко¬нец!» Ка¬ко¬во! Как буд¬то са¬ма стоя¬ла ря¬дом! И ду¬ма¬ет¬ся, что-то по¬хо¬жее про¬ис¬хо¬ди¬ло 4 но¬яб¬ря. Прав¬до¬по¬до¬бие по¬ло¬же¬ний, как ска¬зал бы сам Пуш¬кин. Впро¬чем, Ара¬по-ву мень¬ше все¬го ин¬те¬ре¬со¬ва¬ли да¬ты. Она пи¬са¬ла хро¬ни¬ку чувств, где про¬шлое за¬час¬тую опе¬ре¬жа¬ет бу¬ду¬щее. Под¬мет¬ные пись¬ма по¬яв¬ля¬лись у нее вся¬кий раз, как толь¬ко на¬до бы¬ло про¬дви¬нуть сю¬жет. Од¬на ано¬ним¬ка со¬об¬щи¬ла Пуш¬ки¬ну, что Дан¬тес слиш¬ком рья¬но уха¬жи¬ва¬ет за его же¬ной, дру¬гая - по¬сле же¬нить¬бы ка¬ва¬лер¬гар¬да - про¬сто по¬ме¬ша¬ла по¬эту ус¬по¬ко¬ить-ся, и, на¬ко¬нец, тре¬тья, как вид¬но из фраг¬мен¬та, до¬нес¬ла о тай¬ном сви¬да¬нии. Не¬ле¬пость явная! Но ведь ано¬ним¬ка, дей¬ст¬ви-тель¬но, иг¬ра¬ла в ду¬эль¬ной ис¬то¬рии таин¬ст¬вен¬ную роль, так или ина¬че при¬сут¬ст¬вуя в ка¬ж¬дом из пе¬ре¬чис¬лен¬ных эпи¬зо¬дов! И ни¬ка¬ко¬го ра¬зум¬но¬го объ¬яс¬не¬ния это¬му в на¬уч¬ной ли¬те¬ра¬ту¬ре по¬ка не су¬ще¬ст¬ву¬ет.
То же са¬мое ка¬са¬ет¬ся и вре¬ме¬ни про¬ве¬де¬ния встре¬чи у По¬ле¬ти¬ки. Вя¬зем¬ские как буд¬то по¬мес¬ти¬ли ее сре¬ди ян¬вар¬ских со-бы¬тий. Но са¬ми вос¬по¬ми¬на¬ния, со¬став¬лен¬ные в ви¬де сбор¬ни¬ка анек¬до¬тов, на что, кста¬ти, ука¬зы¬вал под¬за¬го¬ло¬вок, ни¬ка¬кой хро¬но¬ло¬ги¬че¬ской по¬сле¬до¬ва¬тель¬но¬сти не ус¬та¬нав¬ли¬ва¬ли. Од¬на¬ко, Ара¬по¬ва пря¬мо от¬не¬сла тай¬ное сви¬да¬ние и объ¬яс¬не¬ние суп¬ру¬гов к ян¬вар¬ской ду¬эли, по¬сколь¬ку смеш¬но бы¬ло по¬ла¬гать, что Пуш¬кин драл¬ся из-за бе¬зы¬мян¬но¬го па¬ск¬ви¬ля или чьей-то по¬пыт¬ки увез¬ти своя¬че¬ни¬цу за гра¬ни¬цу. И Ще¬го¬лев бе¬зо¬го¬во¬роч¬но при¬нял фан¬та¬сти¬че¬ский вы¬вод ди¬ле¬тант¬ки, по¬ни¬мая его ха¬рак¬те¬ри¬сти¬че¬скую точ¬ность. Аб¬ра¬мо¬вич же, вос¬ста¬нав¬ли¬вая ре¬аль¬ный ход со¬бы¬тий, так и не смог¬ла вра¬зу¬ми¬тель¬но объ¬яс¬нить, по¬че¬му ме¬ж¬ду встре¬чей у По¬ле¬ти¬ки и вы¬стре¬лом на Чер¬ной реч¬ке про¬шло так мно¬го вре¬ме¬ни?! А как объ¬яс-нить мо¬тив по¬ве¬де¬ния са¬мой На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны? Од¬но де¬ло ехать на сви¬да¬ние к му¬жу се¬ст¬ры, как это опи¬са¬но у Ара¬по-вой – тут де¬ло се¬мей¬ное, рас¬чет¬ли¬вое, дру¬гое - к хо¬ло¬сто¬му муж¬чи¬не. Ут¬вер¬жде¬ние Аб¬ра¬мо¬вич, что На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на по¬па¬ла в ло¬вуш¬ку, по¬ло¬же¬ния не ис¬прав¬ля¬ет. Быть глу¬пой или влюб¬лен¬ной – не все ли рав¬но! По¬жа¬луй, пер¬вое по¬обид¬ней бу¬дет! Вот и Цве¬тае¬ва за¬ме¬ча¬ет: Он – все, она – нуль. А что ес¬ли На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на, дей¬ст¬ви¬тель¬но, еха¬ла к Дан¬те¬су как к род¬ст¬вен¬ни¬ку или поч¬ти род¬ст¬вен¬ни¬ку? Ведь, что ни го¬во¬ри, от¬но¬ше¬ния ка¬ва¬лер¬гар¬да и Ека¬те¬ри¬ны Гон¬ча¬ро¬вой до свадь-бы мог¬ли зай¬ти сколь угод¬но да¬ле¬ко. И, видимо, за¬шли: их пе¬ре¬пис¬ка, опуб¬ли¬ко¬ван¬ная С. Ви¬та¬ле, по¬зво¬ля¬ет го¬во¬рить об этом уве¬рен¬но.
На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на, при¬гла¬шая к се¬бе в дом сес¬тер, долж¬на бы¬ла по-ма¬те¬рин¬ски по¬сред¬ни¬чать в их лич¬ных де¬лах. Мо¬ло-день¬кий Ка¬рам¬зин оши¬бал¬ся, ко¬гда пи¬сал о Ека¬те¬ри¬не, что та, ко¬то¬рая так дол¬го иг¬ра¬ла роль по¬сред¬ни¬цы (свод¬ни), ста¬ла, в свою оче¬редь, лю¬бов¬ни¬цей, а за¬тем и суп¬ру¬гой. На са¬мом де¬ле «свод¬ни¬ча¬ла» На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на, стре¬мясь вы¬дать сес¬тер за¬муж. Тес¬ное со¬труд¬ни¬че¬ст¬во сес¬тер Гон¬ча¬ро¬вых сло¬жи¬лось еще в де¬ви¬че¬ст¬ве, ко¬гда по бед¬но¬сти они пе¬ре¬да¬ва¬ли друг дру¬гу па¬ру чу¬лок для по¬оче¬ред¬но¬го вы¬ез¬да в свет. Во¬круг же¬ны по¬эта ви¬лись хо¬ло¬стые муж¬чи¬ны, но она долж¬на бы¬ла не от¬пу¬ги¬вать их, а, на¬обо¬рот, во¬вле¬кать в об¬щий раз¬го¬вор с се¬ст¬ра¬ми.
В пись¬ме Дан¬те¬са есть зна¬ме¬на¬тель¬ная фра¬за: «ты дол¬жен от¬кры¬то к ней об¬ра¬тить¬ся и ска¬зать, да так, чтоб не слы¬ша¬ла се-ст¬ра». Ка¬ва¬лер¬гард знал, что се¬ст¬ра бу¬дет ря¬дом – все¬гда ря¬дом! – но не на¬зы¬вал ее имя, по¬сколь¬ку при¬ем¬ный отец по¬ни-мал, о ком идет речь. И это еще раз кос¬вен¬но под¬твер¬жда¬ет, что Ека¬те¬ри¬на бы¬ла лю¬бов¬ни¬цей Дан¬те¬са!
Сум¬ми¬ро¬вав све¬де¬ния, по¬лу¬чен¬ные от Фри¬зен¬го¬фа и Вя¬зем¬ских, Ара¬по¬ва пред¬по¬ло¬жи¬ла, что на встре¬чу На¬та¬лья Ни¬ко¬ла-ев¬на бы¬ла вы¬зва¬на пись¬мом Дан¬те¬са. Ко¬неч¬но, в нем на¬пря¬мую не го¬во¬ри¬лось о судь¬бе се¬ст¬ры, но по все¬му вы¬хо¬ди¬ло, что об¬щее со¬стоя¬ние по¬клон¬ни¬ка и же¬ни¬ха дош¬ло до край¬ней точки, за ко¬то¬рой мая¬чи¬ла пер¬спек¬ти¬ва его самоубийства. Из ого-вор¬ки ка¬ва¬лер¬гар¬да - «ос¬те¬ре¬гай¬ся упот¬реб¬лять вы¬ра¬же¬ния, ко¬то¬рые бы¬ли в том пись¬ме» - по¬нят¬но, что пись¬мо та¬кое, дей-ст¬ви¬тель¬но, су¬ще¬ст¬во¬ва¬ло. Сле¬до¬ва¬ло вме¬шать¬ся и раз¬ря¬дить си¬туа¬цию. Но как это сде¬лать, ес¬ли по¬всю¬ду за то¬бой сле¬ду-ют се¬ст¬ры? Се¬ст¬ры-на¬перс¬ни¬цы, се¬ст¬ры-со¬пер¬ни¬цы.
Ста¬ло быть, На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на со¬гла¬ша¬лась не на тай¬ное лю¬бов¬ное сви¬да¬ние, а на дру¬же¬скую встре¬чу без по¬сред¬ни¬ков – раз¬ни¬ца су¬ще¬ст¬вен¬ная, но как ее объ¬яс¬нить не¬по¬свя¬щен¬ным. Тут ведь при¬шлось бы го¬во¬рить о по¬зо¬ре се¬ст¬ры! Да и кто по-ве¬рит в ис¬крен¬ность чувств же¬ны по¬эта, ко¬гда са¬ми чув¬ст¬ва на¬хо¬ди¬лись в смя¬те¬нии. Дан¬тес нра¬вил¬ся На¬та¬лье Ни¬ко¬ла¬ев¬не. Он умел льстить жен¬ско¬му са¬мо¬лю¬бию. Как пи¬сал Н.М. Смир¬нов, при¬ятель по¬эта, кра¬си¬вой на¬руж¬но¬сти, лов¬кий, ве¬се-лый и за¬бав¬ный, болт¬ли¬вый, как все фран¬цу¬зы, Дан¬тес был вез¬де при¬нят дру¬же¬ски, по¬нра¬вил¬ся да¬же Пуш¬ки¬ну… На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на, быть мо¬жет, не¬мно¬го тро¬ну¬тая сим но¬вым обо¬жа¬ни¬ем, не¬взи¬рая на то, что ис¬крен¬но лю¬би¬ла сво¬его му¬жа, до та¬кой сте¬пе¬ни, что да¬же бы¬ла очень рев¬ни¬ва, или из не¬ос¬то¬рож¬но¬го ко¬кет¬ст¬ва, ка¬за¬лось, при¬ни¬ма¬ла во¬ло¬кит¬ст¬во Дан¬те¬са с удо¬воль¬ст¬ви¬ем. Смирнов несколько сгущает краски: ведь рев¬но¬ва¬ла Наталья Николаевна к же¬не Смир¬но¬ва Алек¬сан¬д¬ре Оси¬пов¬не, уро¬ж¬ден¬ной Рос¬сет, с ко¬то¬рой по¬эт был осо¬бен¬но дру¬жен. Ей пер¬вой он по¬ка¬зы¬вал свои но¬вые про¬из¬ве¬де¬ния! Тут раз¬ви¬ва¬лась ин¬три¬га, оп¬ре¬де¬лив¬шая, в свою оче¬редь и слож¬ные от¬но¬ше¬ния На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны к Дан¬те¬су. На¬до ли го¬во¬рить, что ни¬ка¬кой друж¬бы ме¬ж¬ду муж¬чи¬ной и жен¬щи¬ной не су¬ще¬ст¬ву¬ет, что скры¬тое тер¬пе¬ли¬вое уха¬жи¬ва¬ние од¬ной из сто¬рон мо¬жет длить¬ся го¬да¬ми, при¬ни¬мая вид дру¬же¬ско¬го жерт¬вен¬но¬го уча¬стия, что удоб¬ст¬во та¬ких от¬но¬ше¬ний мни¬мое, срод¬ни вя¬ло¬му нар¬ко¬ти¬че¬ско¬му опь¬я¬не¬нию, и гро¬зит не¬из¬беж¬ной рас¬пла¬той.
На¬до ли го¬во¬рить, что все это в тео¬рии! А на прак¬ти¬ке, как при¬ят¬но об¬ма¬ны¬вать¬ся на свой счет, по¬ла¬гая, что на твою до¬лю вы¬па¬дет ис¬клю¬че¬ние, что в нуж¬ный мо¬мент бу¬дут най¬де¬ны нуж¬ные сло¬ва, тем бо¬лее, что и род¬ной че¬ло¬век под¬дер¬жи¬вал яко¬бы дру¬же¬ские от¬но¬ше¬ния с дру¬гой жен¬щи¬ной!
Ко¬гда, по¬сле ян¬вар¬ско¬го, а за¬тем и фев¬раль¬ско¬го объ¬яс¬не¬ний Дан¬тес пред¬ло¬жил ей друж¬бу, На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на при¬ня¬ла ее, как бы в оз¬на¬ме¬но¬ва¬ние их обо¬юд¬ной го¬тов¬но¬сти со¬про¬тив¬лять¬ся пре¬ступ¬ной стра¬сти, и ра¬ди ин¬те¬ре¬са се¬ст¬ры, бе¬зо¬го¬во-роч¬но влюб¬лен¬но¬го в ка¬ва¬лер¬гар¬да. На¬ив¬ная?! От¬нюдь. Смя¬тен¬ная – ку¬да вер¬нее! Рас¬чет¬ли¬вая Вя¬зем¬ская
пре¬ду¬пре¬ж¬да¬ла Пуш¬ки¬ну от¬но¬си¬тель¬но по¬след¬ст¬вий ее об¬ра¬ще¬ния с Гек¬кер¬ном. «Я люб¬лю вас, как сво¬их до¬че¬рей; по¬ду-май¬те, чем это мо¬жет кон¬чить¬ся!» «Мне с ним ве¬се¬ло. Он мне про¬сто нра¬вит¬ся. Бу¬дет то же, что бы¬ло два го¬да сря¬ду».
Впро¬чем, кня¬ги¬ня не скры¬ва¬ла, что тон та¬ких от¬но¬ше¬ний за¬да¬вал¬ся по¬этом: Пуш¬кин сам ви¬но¬ват был: он от¬кры¬то уха¬жи-вал сна¬ча¬ла за Смир¬но¬вою, по¬том за Сви¬сту¬но¬вою (ур. гр. Сол¬ло¬губ). Же¬на сна¬ча¬ла страш¬но рев¬но¬ва¬ла, по¬том ста¬ла рав-но¬душ¬на и при¬вык¬ла к не¬вер¬но¬стям му¬жа. Са¬ма она ос¬та¬ва¬лась ему вер¬на, и все об¬хо¬ди¬лось лег¬ко и вет¬рен¬но.
Ка¬кое ко¬вар¬ное, пре¬да¬тель¬ское по от¬но¬ше¬нию к дру¬гу обоб¬ще¬ние! Но кто ска¬зал, что друж¬ба ме¬ж¬ду Вя¬зем¬ской и Пуш¬ки-ным бы¬ла сча¬ст¬ли¬вым ис¬клю¬че¬ни¬ем, а не раз¬ви¬ва¬лась по тем же за¬ко¬нам ута¬ен¬ной стра¬сти?! Вот она и вы¬рва¬лась на¬ру¬жу, как вул¬ка¬ни¬че¬ская ла¬ва, и все по¬ле¬те¬ло ку¬ба¬рем. Ко¬неч¬но, по¬эт, был ви¬но¬ват, что дру¬жил с жен¬щи¬на¬ми, но эта друж¬ба нис-коль¬ко не ох¬ла¬ж¬да¬ла его от¬но¬ше¬ний с же¬ной, а, на¬обо¬рот, бу¬до¬ра¬жи¬ла их. По¬сле же¬нить¬бы Пуш¬кин не столь¬ко уха¬жи¬вал за жен¬щи¬на¬ми, сколь¬ко по¬зво¬лял им уха¬жи¬вать за со¬бой. Это нис¬коль¬ко не про¬ти¬во¬ре¬чи¬ло ин¬те¬ре¬сам се¬мьи, а лишь ин-три¬го¬ва¬ло На¬та¬лью Ни¬ко¬ла¬ев¬ну. Ее лю¬бовь к по¬эту вы¬ра¬зи¬лась еще и в том, что она по¬пы¬та¬лась ос¬во¬ить опыт Пуш¬ки¬на, лов¬ко иг¬раю¬ще¬го ин¬те¬ре¬са¬ми про¬ти¬во¬по¬лож¬но¬го по¬ла. Она со¬би¬ра¬лась дру¬жить с Дан¬те¬сом, то есть под¬дер¬жи¬вать от¬но¬ше-ния, ко¬то¬рые сло¬жи¬лись у них за два го¬да свет¬ско¬го об¬ще¬ния. Пуш¬кин на¬звал это «двух¬лет¬ним по¬сто¬ян¬ст¬вом».
Ах¬ма¬то¬ва под¬хва¬ти¬ла фра¬зу, ска¬зан¬ную по¬этом в со¬стоя¬нии наи¬выс¬ше¬го раз¬дра¬же¬ния, и ре¬за¬ну¬ла прав¬ду-мат¬ку:
Ле¬ген¬да о мно¬го¬лет¬ней, воз¬вы¬шен¬ной люб¬ви Дан¬те¬са идет от са¬мой На¬та¬льи Николаевны. Что ж в этом есть своя ло¬ги¬ка. Друж¬ба ме¬ж¬ду муж¬чи¬ной и жен¬щи¬ной все¬гда дер¬жит¬ся на ми¬фе о «воз¬вы¬шен¬ной люб¬ви» од¬ной из сто¬рон.
Кро¬ме то¬го, же¬на по¬эта про¬дол¬жа¬ла при¬ни¬мать ко¬рот¬кие за¬пи¬соч¬ки Дан¬теса – сви¬де¬тель¬ст¬ва «не¬уга¬саю¬ще¬го» к ней ин¬те¬ре-са, ко¬то¬ры¬ми ка¬ва¬лер¬гард сопро¬во¬ж¬дал по¬сыл¬ки книг и те¬ат¬раль¬ных би¬ле¬тов. Ак¬ты «дру¬же¬ско¬го» вни¬ма¬ния! Ни¬че¬го пре-до¬су¬ди¬тель¬но¬го в них не со¬дер¬жа¬лось, кро¬ме из¬лиш¬не вос¬тор¬жен¬но¬го опи¬са¬ния дос¬то¬инств На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны, но, имен¬но, они ста¬ли глав¬ным и по су¬ще¬ст¬ву един¬ст¬вен¬ным ору¬ди¬ем об¬ви¬не¬ния Дан¬те¬са на су¬де.
К чес¬ти На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны она ни¬ко¬гда не от¬ри¬ца¬ла сво¬ей ви¬ны. Ее се¬ми¬лет¬нее вдов¬ст¬во, мо¬лит¬вы о Пуш¬ки¬не, бес¬по¬щад¬ное ку¬ре¬ние, ран¬няя смерть в 51 год – сви¬де¬тель¬ст¬ва ее ис¬крен¬не¬го рас¬кая¬ния! Всей жиз¬нью за¬пла¬ти¬ла же¬на по¬эта за свою ил¬лю¬зию! И ска¬зать по¬сле это¬го, что все ей «об¬хо¬ди¬лось лег¬ко и вет¬рен¬но», зная итог ее жиз¬ни - ци¬низм не¬ве¬ро¬ят-ный, объ¬яс¬ни¬мый лишь ме¬стью са¬мо¬лю¬би¬вой на¬ту¬ры.
А вот Дан¬тес ни¬ка¬ких ил¬лю¬зий не пи¬тал. Еще в на¬ча¬ле го¬да, ко¬гда На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на уми¬ля¬лась го¬тов¬но¬сти ка¬ва¬лер¬гар-да жерт¬во¬вать со¬бой – а де¬лала она это на¬столь¬ко от¬кро¬вен¬но, что фрей¬ли¬на М.Мер¬дер, на¬блю¬дав¬шая за ней, за¬пи¬са¬ла в сво¬ем днев¬ни¬ке 5 фев¬ра¬ля: «ба¬рон тан¬це¬вал ма¬зур¬ку с г-жою Пуш¬ки¬ной – как сча¬ст¬ли¬вы они ка¬за¬лись в эту ми¬ну¬ту» - так вот, за три дня до этого Дан¬тес без стес¬не¬ния де¬лил¬ся свои¬ми ис¬тин¬ны¬ми пла¬на¬ми с при¬ем¬ным отцом:
При¬чин для ра¬до¬сти у ме¬ня бо¬лее, чем ко¬гда-ли¬бо, так как я до¬бил¬ся то¬го, что при¬нят в ее до¬ме, но уви¬деть¬ся с ней на¬еди-не, ду¬маю, поч¬ти не¬воз¬мож¬но, и все же со¬вер¬шен¬но не¬об¬хо¬ди¬мо; нет че¬ло¬ве¬че¬ской си¬лы, спо¬соб¬ной это¬му по¬ме¬шать, по¬то-му что толь¬ко так я вновь об¬ре¬ту жизнь и спо¬кой¬ст¬вие. Без¬ус¬лов¬но, бе¬зу¬мие слиш¬ком дол¬го бо¬роть¬ся со злым ро¬ком, но от¬сту¬пать слиш¬ком ра¬но — тру¬сость. Сло¬вом, мой дра¬го¬цен¬ный, только ты мо¬жешь быть мо¬им со¬вет¬чи¬ком в этих об¬стоя-тель¬ст¬вах: как быть, ска¬жи? Я по¬сле¬дую тво¬им со¬ве¬там, ведь ты мой луч¬ший друг, и я хо¬тел бы из¬ле¬чить¬ся к твое¬му воз-вра¬ще¬нию и не ду¬мать ни о чем, кро¬ме сча¬стья ви¬деть те¬бя и на¬сла¬ж¬дать¬ся толь¬ко од¬ним то¬бой.
Ах¬ма¬то¬ва и тут бы¬ла гру¬бо¬ва¬то пра¬ва:
Во¬об¬ще же в этой иг¬ре Дан¬те¬су пре¬дос¬тав¬ля¬лась го¬лу¬бая роль — он дол¬жен был иг¬рать на од¬ном обая¬нии, что, бла¬го¬да¬ря его удач¬ной внеш¬но¬сти, ему и уда¬ва¬лось. Дан¬тес оди¬на¬ко¬во ин¬три¬го¬вал и На¬та¬лью Ни¬ко¬ла¬ев¬ну и при¬ем¬но¬го от¬ца, ра¬зыг-ры¬вая пе¬ред ни¬ми роль не¬сча¬ст¬но¬го, ис¬тер¬зан¬но¬го чув¬ст¬ва¬ми, лю¬бов¬ни¬ка, го¬то¬во¬го в лю¬бой мо¬мент рас¬пла¬кать¬ся или то¬го ху¬же на¬ло¬жить на се¬бя ру¬ки. Кро¬ме то¬го, он ис¬кус¬но стал¬ки¬вал не¬воль¬ных со¬пер¬ни¬ков, при¬ду¬мы¬вая се¬бе оп¬рав¬да¬ния, ко-то¬рые мог¬ли све¬сти с ума да¬же про¬жжен¬но¬го ци¬ни¬ка Гек¬кер¬на: ты же един¬ст¬вен¬ный, кто ра¬вен ей в мо¬ей ду¬ше: ко¬гда я ду-маю не о ней, то ду¬маю о те¬бе; од¬на¬ко не рев¬нуй, мой дра¬го¬цен¬ный, и не зло¬упот¬ре¬би мо¬им до¬ве¬ри¬ем: ты ос¬та¬нешь¬ся на-все¬гда, что же до нее, вре¬мя про¬из¬ве¬дет свое дей¬ст¬вие и из¬ме¬нит ее, и ни¬что не бу¬дет на¬по¬ми¬нать мне ту, ко¬го я так лю¬бил. На¬до же, как да¬ле¬ко за¬гля¬ды¬вал ка¬ва¬лер¬гард! Но на встре¬че у По¬ле¬ти¬ки он по¬пал в не¬при¬выч¬ное по¬ло¬же¬ние. Лю¬бой муж-чи¬на в та¬кие ми¬ну¬ты вы¬гля¬дит жал¬ким. Дан¬тес же, требуя бли¬зость жен¬щи¬ны, дол¬жен был вдвой¬не напрягаться еще и по-то¬му, что сце¬на, ко¬то¬рую он за¬ду¬мал и око¬ло го¬да вы¬на¬ши¬вал, ко¬то¬рая начала осуществляться, су¬ля удо¬воль¬ст¬вие не толь¬ко те¬лу, но и низ¬ко¬й его ду¬ше, рух¬ну¬ла од¬но¬мо¬мент¬но, не дос¬тиг¬нув, как он рассчитывал, дос¬той¬но¬го фи¬на¬ла. В пы¬лу стра¬ст¬но¬го не¬тер¬пе¬ния он мог пред¬ло¬жить На¬та¬лье Ни¬ко¬ла¬ев¬не бе¬жать не толь¬ко за гра¬ни¬цу, но и на край све¬та, и, ес¬те¬ст-вен¬но, по¬лу¬чил от¬каз. Что ж, он встал, от¬рях¬нул¬ся и… ре¬шил за¬бо¬леть, бла¬го по¬го¬да бы¬ла под¬хо¬дя¬щей – по-осен¬не¬му мерз¬кой.
И все же, ка¬ки¬ми бы ни бы¬ли под¬роб¬но¬сти это¬го зло¬сча¬ст¬но¬го про¬ис¬ше¬ст¬вия, ка¬кие мо¬ти¬вы не дви¬га¬ли бы На¬таль¬ей Ни¬ко-ла¬ев¬ной, со¬глас¬но тра¬ди¬ци¬ям то¬го вре¬ме¬ни, они не от¬ме¬ня¬ли глав¬но¬го ее пре¬сту¬п¬ле¬ния - за¬муж¬няя жен¬щи¬на ос¬та¬лась на-еди¬не с хо¬ло¬стым муж¬чи¬ной. Та¬кая встре¬ча долж¬на бы¬ла со¬хра¬нять¬ся в стро¬жай¬шем сек¬ре¬те. Лю¬бой ее ис¬ход оди¬на¬ко¬во бес¬чес¬тил се¬мью Пуш¬ки¬на. В этом, пре¬ж¬де все¬го, за¬клю¬ча¬лась тай¬ная пру¬жи¬на всех ду¬эль¬ных со¬бы¬тий, ко¬то¬рая де¬ла¬ла их столь не¬по¬сле¬до¬ва¬тель¬ны¬ми и бе¬зум¬но про¬ти¬во¬ре¬чи¬вы¬ми для не¬по¬свя¬щен¬ных. Да¬же по¬сле смер¬ти по¬эта, ко¬гда «пи¬кант-ные» под¬роб¬но¬сти этой встре¬чи по¬те¬ря¬ли ост¬ро¬ту сплет¬ни, они по-преж¬не¬му вре¬ди¬ли ре¬пу¬та¬ции же¬ны по¬эта и ее друзь¬ям. Уз¬нав о ней от са¬мой На¬та¬льи Ни¬ко¬ла¬ев¬ны (име¬ет¬ся в ви¬ду тес¬ный круг дру¬зей-муж¬чин: Вя¬зем¬ский, Жу¬ков¬ский, Тур¬ге-нев), в пер¬вые не¬де¬ли вдов¬ст¬ва «жа¬ж¬ду¬щей про¬честь все, что ка¬са¬ет¬ся ее му¬жа, жа¬ж¬ду¬щей го¬во¬рить о нем, об¬ви¬нять се¬бя и пла¬кать», они уд¬ру¬чен¬но за¬мол¬ча¬ли, не ре¬шась об¬на¬ро¬до¬вать про¬ис¬шед¬шее.
Про¬го¬во¬ри¬лись жен¬щи¬ны, да и то спус¬тя пол¬ве¬ка и на смерт¬ном од¬ре. Но у них бы¬ло свое оп¬рав¬да¬ние, свои от¬но¬ше¬ния с Пуш¬ки¬ным, ко¬то¬рый за¬ра¬нее по¬свя¬тил их в тай¬ну ду¬эли. Смерть по¬эта раз¬вя¬зы¬ва¬ла им язы¬ки. У них не бы¬ло обя¬за¬тельств пе¬ред На¬таль¬ей Ни¬ко¬ла¬ев¬ной – раз¬ве что жен¬ская со¬ли¬дар¬ность, но кто ее ви¬дел?!Прав¬да, се¬бя¬лю¬би¬вый Вя¬зем¬ский ре¬шил на¬мек¬нуть о сво¬ей ос¬ве¬дом¬лен¬но¬сти, на вся¬кий слу¬чай, что¬бы ни¬кто не пе¬ре¬хва¬тил лав¬ры пер¬во¬го дру¬га, и вста¬вил-та¬ки в пись¬мо к ве¬ли¬ко¬му кня¬зю Ми¬хаи¬лу Пав¬ло¬ви¬чу за¬га¬доч¬ный обо¬рот: Толь¬ко не¬ожи¬дан¬ный слу¬чай дал ему (по¬доз¬ре¬нию Пуш¬ки¬на - А.Л.) впо¬след¬ст¬вии не¬ко¬то¬рую до¬лю ве¬ро¬ят¬но¬сти. На этот счет не су¬ще¬ст¬ву¬ет ни¬ка¬ких юри¬ди¬че¬ских до¬ка¬за-тельств, ни да¬же по¬ло¬жи¬тель¬ных ос¬но¬ва¬ний. По¬нят¬но, что слу¬чай, у ко¬то¬ро¬го нет ни «юри¬ди¬че¬ских до¬ка¬за¬тельств, ни да¬же по¬ло¬жи¬тель¬ных ос¬но¬ва¬ний», то есть ни до¬ку¬мен¬тов, ни сви¬де¬те¬лей – слу¬чай, о ко¬то¬ром про¬сто не¬че¬го го¬во¬рить! Жу¬ков-ский без лиш¬них объ¬яс¬не¬ний на¬звал это «зло¬на¬ме¬рен¬ным раз¬вра¬том».
Что же рас¬ска¬за¬ла им На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на? Ду¬ма¬ет¬ся, ни¬че¬го осо¬бен¬но¬го. Сна¬ча¬ла бы¬ла встре¬ча с Дан¬те¬сом, а за¬тем, во вре¬мя его бо¬лез¬ни, на свет¬ских рау¬тах к ней стал под¬хо¬дить Гек¬керн с рас¬су¬ж¬де¬ния¬ми в ду¬хе ев¬ро¬пей¬ско¬го ра¬цио¬на¬лиз¬ма: дес¬кать, ма¬дам, на¬до оп¬ре¬де¬лить¬ся в сво¬их же¬ла¬ни¬ях - ли¬бо ус¬ту¬пить сы¬ну, ли¬бо дать ему ре¬ши¬тель¬ную от¬став¬ку, а не до-во¬дить его до смер¬тель¬но¬го ис¬сту¬п¬ле¬ния. Впро¬чем, Гек¬керн и сам не от¬ри¬цал факт та¬ких разговоров:
Я яко¬бы под¬стре¬кал мое¬го сы¬на к уха¬жи¬ва¬ни¬ям за г-жею Пуш¬ки¬ной. Об¬ра¬ща¬юсь к ней са¬мой по это¬му по¬во¬ду. Пусть она по¬ка¬жет под при¬ся¬гой, что ей из¬вест¬но, и об¬ви¬не¬ние па¬дет са¬мо со¬бой. Она са¬ма смо¬жет за¬сви¬де¬тель¬ст¬во¬вать, сколь¬ко раз пре¬дос¬те¬ре¬гал я ее от про¬пас¬ти, в ко¬то¬рую она ле¬те¬ла, она ска¬жет, что в сво¬их раз¬го¬во¬рах с нею я до¬во¬дил свою от¬кро¬вен-ность до вы¬ра¬же¬ний, ко¬то¬рые долж¬ны бы¬ли ее ос¬кор¬бить, но вме¬сте с тем и от¬крыть ей гла¬за; по край¬ней ме¬ре, я на это на-де¬ял¬ся. Так он оп¬рав¬ды¬вал¬ся пе¬ред сво¬им по¬кро¬ви¬те¬лем - ми¬ни¬ст¬ром Нес¬сель¬ро¬де – пы¬та¬ясь со¬хра¬нить ли¬цо в без¬вы¬ход-ной си¬туа¬ции. Врал и пе¬ре¬дер¬ги¬вал фак¬ты Гек¬керн от¬мен¬но: в про¬пасть ле¬те¬ла не На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на, а сам по¬слан¬ник вме¬сте с при¬ем¬ным сы¬ном.
По¬ло¬же¬ние Гек¬кер¬нов на¬ка¬ну¬не но¬ябрь¬ских со¬бы¬тий скла¬ды¬ва¬лось ху¬же не¬ку¬да. И лю¬бов¬ные ин¬три¬ги Дан¬те¬са тут бы¬ли ни при чем. Глав¬ную роль сыг¬ра¬ла про¬фес¬сио¬наль¬ная не¬чис¬то¬плот¬ность по¬слан¬ни¬ка. В од¬ном из сво¬их док¬ла¬дов ни¬дер¬ланд-ско¬му ко¬ро¬лю, чей сын был же¬нат на сестре Ни¬ко¬лая I, Гек¬керн по¬ве¬дал о лю¬бов¬ных ин¬триж¬ках рус¬ско¬го им¬пе¬ра¬то¬ра. Пи-кант¬ность си¬туа¬ции со¬стоя¬ла в том, что Ни¬ко¬лай I ста¬ра¬тель¬но изображал из себя вер¬но¬го му¬жа и хо¬ро¬ше¬го семь¬я¬ни¬на, и да¬же воз¬вел это в ранг на¬цио¬наль¬ной по¬ли¬ти¬ки. Ко¬роль слег¬ка по¬жу¬рил родственника, ис¬то¬рию за¬мя¬ли, но не¬при¬ят¬ный оса¬док ос¬тал¬ся. Рус¬ский царь, похоже, ре¬шил вы¬дво¬рить ни¬дер¬ланд¬ско¬го по¬слан¬ни¬ка из стра¬ны. В ар¬хи¬ве Зим¬не¬го двор¬ца Н. Я. Эй¬дель¬ман на¬шел не¬сколь¬ко пи¬сем Виль¬гель¬ма Оран¬ско¬го к Ни¬ко¬лаю I, из ко¬то¬рых сле¬до¬ва¬ло
что ду¬эль Пуш¬ки¬на бы¬ла лишь по¬во¬дом для то¬го, что¬бы уда¬лить ди¬пло¬ма¬та, впав¬ше¬го уже в не¬ми¬лость.
Часть 2
Гек¬кер¬ны че¬рез сво¬их влия¬тель¬ных дру¬зей зна¬ли о на¬строе¬нии дво¬ра и го¬то¬ви¬лись к худ¬ше¬му. Един¬ст¬вен-ным спо¬со¬бом из¬бе¬жать круп¬ных не¬при¬ят¬но¬стей бы¬ла же¬нить¬ба. За гра¬ни¬цу все рав¬но при¬шлось бы ехать, но од¬но де¬ло по¬зор¬ная от¬став¬ка, вы¬сыл¬ка из стра¬ны и, как след¬ст¬вие, кру¬ше¬ние карь¬е¬ры Дан¬те¬са, а дру¬гое - сва¬деб¬ное пу¬те¬ше¬ст¬вие, се¬мей¬ный от¬пуск! И по¬мощь мно¬го¬чис¬лен¬ных род¬ст¬вен¬ни¬ков – же¬ла¬тель¬но при¬бли¬жен¬ных ко дво¬ру - по¬зво¬ля¬ла на¬де¬ять¬ся на ско¬рое воз¬вра¬ще¬ние, ес¬ли не са¬мо¬го по¬слан¬ни¬ка, то хо¬тя бы Дан¬те¬са! А для Гек¬кер¬на это бы¬ло глав¬ное, по¬сколь¬ку сам он в этой ис¬то¬рии те¬рял не мно¬го - ему все ра-но на¬шли бы хо¬ро¬шее ме¬сто, как на¬шли его по¬сле ги¬бе¬ли Пуш¬ки¬на при вен¬ском дво¬ре. Что по¬де¬ла¬ешь, фор-маль¬но ба¬рон отстаивал ин¬те¬ре¬сы своей ко¬ро¬ны!
Гек¬кер¬ны сра¬зу ос¬та¬но¬ви¬лись на мо¬ло¬день¬кой Ба¬ря¬тин¬ской, до¬че¬ри бли¬жай¬шей под¬ру¬ги им¬пе¬рат¬ри¬цы. По¬на¬ча¬лу шан¬сы Дан¬те¬са оце¬ни¬ва¬лись очень вы¬со¬ко. Он толь¬ко что по¬лу¬чил ти¬тул ба¬ро¬на и пра¬ва на бо¬га-тое на¬след¬ст¬во. Его изы¬скан¬ные ма¬не¬ры и яр¬кая внеш¬ность за¬во¬ра¬жи¬ва¬ли ба¬ры¬шень. Ма¬рия Ива¬нов¬на, в мар¬те став¬шая фрей¬ли¬ной, как и по¬ло¬же¬но но¬во¬ис¬пе¬чен¬ной свет¬ской да¬ме, за¬ве¬ла днев¬ник. Все свои пе¬ре-жи¬ва¬ния, свя¬зан¬ные с Дан¬те¬сом, она за¬но¬си¬ла ту¬да. По¬том мно¬гие за¬пи¬си бы¬ли тща¬тель¬но вы¬ма¬ра¬ны, но кое-что со¬хра¬ни¬лось. Су¬дя по все¬му, вес¬ной и ле¬том 1836 г. княж¬на яв¬но пе¬ре¬жи¬ва¬ла ув¬ле¬че¬ние ка¬ва¬лер-гар¬дом. 13 мая она от¬ме¬ти¬ла встре¬чу с Дан¬те¬сом и его дол¬гий взгляд при рас¬ста¬ва¬нии, как глав¬ные со¬бы¬тия дня. Лет¬ние за¬пи¬си Ма¬рии Ба¬ря¬тин¬ской, сде¬лан¬ные на да¬че, где не¬по¬да¬ле¬ку, близ Крас¬но¬го Се¬ла, про¬хо¬ди-ли ма¬нев¬ры гвар¬дей¬цев, пол¬ны упо¬ми¬на¬ний о ба¬лах с уча¬сти¬ем Дан¬те¬са и его га¬лант¬ном об¬хо¬ж¬де¬нии. Но ка¬ва¬лер¬гард ста¬рал¬ся не один. 3 ав¬гу¬ста княж¬на от¬ме¬ти¬ла в днев¬ни¬ке, что за обе¬дом: Дан¬тес с Гек¬кер¬ном ме¬ня очень сме¬ши¬ли. По¬слан¬ник, воз¬вра¬тив¬ший¬ся в мае из-за гра¬ни¬цы, стал по¬сто¬ян¬но бы¬вать у Ба¬ря¬тин-ских, вся¬че¬ски спо¬соб¬ст¬вуя удач¬но¬му раз¬ви¬тию ро¬ма¬на.
По¬ла¬га¬ют, что идил¬лию на¬ру¬ши¬ла На¬та¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на. 31 ию¬ля же¬на по¬эта вме¬сте с се¬ст¬ра¬ми впер¬вые по-сле пя¬ти¬ме¬сяч¬но¬го пе¬ре¬ры¬ва поя¬ви¬лась на празд¬ни¬ке в Крас¬ном Се¬ле и, ви¬ди¬мо, ненадол¬го от¬влек¬ла Дан¬те-са. Но уже с 4 ав¬гу¬ста, ко¬гда Ка¬ва¬лер¬гард¬ский полк пе¬ре¬шел в Но¬вую Де¬рев¬ню, и центр лет¬них ба¬лов и уве-се¬ле¬ний пе¬ре¬мес¬тил¬ся на Ост¬ро¬ва, бли¬же к да¬че Пуш¬ки¬ных, вни¬ма¬ние ка¬ва¬лер¬гар¬да яв¬ным об¬ра¬зом пе¬ре-клю¬чи¬лось на же¬ну по¬эта, что вы¬зва¬ло жес¬то¬кую хан¬д¬ру мо¬ло¬день¬кой княж¬ны. Мно¬гое из то¬го, что она на-пи¬са¬ла то¬гда, бу¬дет поз¬же гус¬то вы¬ма¬ра¬но ею. 17 ав¬гу¬ста Ба¬ря¬тин¬ская от¬ме¬ти¬ла, что ко¬гда Тру¬бец¬кой и Дан¬тес се¬ли за ее стол, она «им не ска¬за¬ла поч¬ти не еди¬но¬го сло¬ва». А 6 сен¬тяб¬ря, в день празд¬ни¬ка Ка¬ва-лер¬гард¬ско¬го пол¬ка, она во¬об¬ще от¬ка¬за¬лась пе¬ре¬одеть¬ся в ка¬ва¬лер¬гард¬ский мун¬дир, что по при¬ме¬ру им¬пе-рат¬ри¬цы сде¬ла¬ли не¬ко¬то¬рые де¬вуш¬ки. Княж¬на оп¬рав¬да¬лась тем, что у нее не бы¬ло ни¬ко¬го, ко¬му она хо¬те¬ла бы ока¬зать эту лю¬без¬ность. Без¬ус¬лов¬но, Ба¬ря¬тин¬ская рев¬но¬ва¬ла ка¬ва¬лер¬гар¬да и не бес¬поч¬вен¬но. Но имен¬но эта рев¬ность и под¬чер¬ки¬ва¬ла ее не¬рав¬но¬ду¬шие к мо¬ло¬до¬му че¬ло¬ве¬ку. Однако, Дан¬тес про¬дол¬жал со¬блю¬дать при¬ли¬чие, под¬са¬жи¬вал¬ся к ней, ста¬рал¬ся вер¬нуть ее рас¬по¬ло¬же¬ние - де¬лал все, что в ка¬кой-то ме¬ре из¬ви¬ня¬ло его.
Так по¬че¬му же влюб¬лен¬ная Ма¬рия Ива¬нов¬на не от¬ве¬ти¬ла ему вза¬им¬ностью?
В 10-х чис¬лах сен¬тяб¬ря ка¬ва¬лер¬гард по¬се¬тил го¬род¬ской дом Ба¬ря¬тин¬ских и раз¬го¬ва¬ри¬вал с ма¬те¬рью княж-ны, по¬сле че¬го в днев¬ни¬ке поя¬ви¬лась сле¬дую¬щая за¬пись: «он при¬знал¬ся, что он пре¬дан¬ный по¬клон¬ник кра¬со-ты, что нет ма¬те¬ри, ко¬то¬рая бы¬ла бы так пре¬крас¬на, как она, и до¬че¬ри оча¬ро¬ва¬тель¬нее, чем я etc. Он мне пе¬ре¬да¬вал са¬мые поч¬ти¬тель¬ные при¬ве¬ты». При¬ве¬ты…?! Вы¬хо¬дит, Ма¬рию Ива¬нов¬ну не вы¬пус¬ти¬ли к Дантесу!
Тут в са¬мый раз вспом¬нить ис¬то¬рию с кня¬зем Тру¬бец¬ким, ко¬то¬рый за пол¬го¬да до это¬го то¬же пы¬тал¬ся стать же¬ни¬хом Ма¬рии Ива¬нов¬ны. Пре¬пят¬ст¬ви¬ем к бра¬ку по¬слу¬жи¬ло со¬мни¬тель¬ное про¬ис¬хо¬ж¬де¬ние его ма¬те¬ри кня-ги¬ни Тру¬бец¬кой. И хо¬тя княж¬не Ба¬ря¬тин¬ской льсти¬ло уха¬жи¬ва¬ние од¬но¬го из са¬мых мод¬ных мо¬ло¬дых лю¬дей, она с боль¬шим удов¬ле¬тво¬ре¬ни¬ем за¬пи¬са¬ла 20 мая в днев¬ни¬ке: maman вос¬поль¬зо¬ва¬лась (...) дол¬го¬ждан¬ным слу¬ча¬ем, что¬бы от¬кро¬вен¬но дать ему по¬нять, что не же¬ла¬ет его для ме¬ня.
По¬хо¬же, Дан¬тес до¬ж¬дал¬ся тех же слов!
Кня¬ги¬ня Ба¬ря¬тин¬ская, зор¬ко сле¬ди¬ла за мо¬ло¬ды¬ми людь¬ми, ок¬ру¬жав¬ши¬ми дочь, и вме¬ши¬ва¬лась вся¬кий раз, ко¬гда на¬хо¬ди¬ла уха¬жи¬ва¬ние не¬же¬ла¬тель¬ным. И вряд ли здесь ре¬шаю¬щее зна¬че¬ние име¬ли лю¬бов¬ное по¬хо¬ж-де¬ния же¬ни¬хов. Ее ин¬те¬ре¬со¬ва¬ла ре¬пу¬та¬ция ино¬го ро¬да. Не¬со¬мнен¬но, она уз¬на¬ла от им¬пе¬рат¬ри¬цы о не¬при¬ят-но¬стях Гек¬кер¬нов и соз¬на¬тель¬но от¬ка¬за¬лась ид¬ти на сбли¬же¬ние с семь¬ей опаль¬но¬го са¬нов¬ни¬ка. Об этом го-во¬рит и тот факт, что в по¬след¬них за¬пи¬сях княж¬ны о Дан¬те¬се не¬из¬мен¬но при¬сут¬ст¬ву¬ют ссыл¬ки на мать.
Са¬мая лю¬бо¬пыт¬ная из них сде¬ла¬на 22-23 ок¬тяб¬ря, как раз в раз¬гар «бо¬лез¬ни» ка¬ва¬лер¬гар¬да. Ма¬рия Ива¬нов-на опи¬сы¬ва¬ла раз¬го¬вор, ко¬то¬рый же¬на рот¬ми¬ст¬ра ка¬ва¬лер¬гард¬ско¬го пол¬ка Пет¬ро¬во-Со¬ло¬во¬во за¬тея¬ла с двою¬род¬ным бра¬том княж¬ны графом А. И. Тол¬стым. Да¬ма спро¬си¬ла: Ну как, уст¬раи¬ва¬ет¬ся ли свадь¬ба ва-шей ку¬зи¬ны?» и на изум¬лен¬ный воз¬глас: «С кем?» вы¬па¬ли¬ла: «С Гек¬кер¬ном!». «Вот мысль, ни¬ко¬гда не при¬хо-див¬шая мне в го¬ло¬ву, - про¬ком¬мен¬ти¬ро¬ва¬ла княж¬на, - так как я чув¬ст¬во¬ва¬ла бы се¬бя не¬сча¬ст¬ней¬шим су¬ще¬ст-вом, ес¬ли бы долж¬на бы¬ла вый¬ти за не¬го за¬муж». От¬че¬го же? Гос¬по¬жа Со¬ло¬во¬во да¬ва¬ла по¬нять, что на¬ме-ре¬ния Дан¬те¬са серь¬ез¬ны: «он был бы в от¬чая¬нии, ес¬ли бы ему от¬ка¬за¬ли».
И тут при¬шел че¬ред вы¬па¬лить Ма¬рии Ива¬нов¬ны: «Я знаю, что это не так, так как я ему ни¬чуть не под¬хо¬жу. И maman уз¬на¬ла че¬рез Тр.(убец¬ко¬го), что его от¬верг¬ла г-жа Пуш¬ки¬на. Мо¬жет быть, по¬это¬му он и хо¬чет же-нить¬ся. С до¬са¬ды! ... Я по¬бла¬го¬да¬рю его, ес¬ли он ос¬ме¬лит¬ся мне это пред¬ло¬жить».
Уже с ме¬сяц имя Дан¬те¬са не по¬яв¬ля¬лось в днев¬ни¬ке княж¬ны – со вре¬ме¬ни его сен¬тябрь¬ско¬го по¬се¬ще¬ния до¬ма Ба¬ря¬тин¬ских. Мать-кня¬ги¬ня по¬ста¬ра¬лась на сла¬ву. Она, ко¬неч¬но, не рас¬ска¬за¬ла до¬че¬ри об ис¬тин¬ной при¬чи-не не¬до¬воль¬ст¬ва Гек¬кер¬на¬ми, но, как час¬то бы¬ва¬ет в по¬доб¬ных слу¬ча¬ях, вдох¬нов¬лен¬ная ро¬ди¬тель¬ским дол-гом, на¬пус¬ти¬ла стра¬ху мо¬ло¬день¬кой Ма¬рьи Ива¬нов¬ны опи¬са¬ни¬ем бес¬ко¬неч¬ных лю¬бов¬ных ин¬триг Дан¬те¬са, силь¬но рас¬стро¬ив ее не¬ок¬реп¬шие чувст¬ва.
На¬до по¬ла¬гать, что гос¬по¬жа Со¬ло¬во¬во ин¬те¬ре¬со¬ва¬лась ус¬пе¬ха¬ми ка¬ва¬лер¬гар¬да не толь¬ко из при¬род¬но¬го лю-бо¬пыт¬ст¬ва! Ду¬ма¬ет¬ся, Дан¬тес по¬про¬сил ее ра¬зуз¬нать, что пред¬при¬мут Ба¬ря¬тин¬ские, ес¬ли ка¬ва¬лер¬гард все же ре¬шит¬ся на сва¬тов¬ст¬во: по¬это¬му и го¬во¬ри¬ла о нем, как о свер¬шив¬шем¬ся фак¬те. И от¬вет по¬лу¬чи¬ла не¬дву¬смыс-лен¬ный!
Для Гек¬кер¬нов это был тре¬вож¬ный знак! Те¬перь им сле¬до¬ва¬ло спе¬шить с же¬нить¬бой, по¬ку¬да слух об их опа¬ле не про¬ник во все бла¬го¬род¬ные се¬мей¬ст¬ва Рос¬сии, и, кро¬ме то¬го, опа¬сать¬ся лю¬бо¬го скан¬да¬ла, ко¬то¬рый мог бы по¬слу¬жить по¬во¬дом для их преж¬де¬вре¬мен¬ной вы¬сыл¬ки из стра¬ны. Вот по¬че¬му Гек¬керн впол¬не ис-крен¬не стре¬мил¬ся ула¬дить вся¬кие лю¬бов¬ные ин¬триж¬ки Дан¬те¬са, не до¬во¬дя их до бур¬но¬го ки¬пе¬ния, хо¬тя ему то, ста¬ро¬му лю¬бов¬ни¬ку, сле¬до¬ва¬ло бы пре¬пят¬ст¬во¬вать вся¬ко¬му их раз¬ви¬тию.
2 но¬яб¬ря по¬слан¬ник встре¬тил¬ся с На¬таль¬ей Ни¬ко¬ла¬ев¬ной и по¬го¬во¬рил с ней, как то¬го тре¬бо¬вал ка¬ва¬лер¬гард. Он ска¬зал ей, что ме¬ж¬ду ее му¬жем и Дан¬те¬сом, по¬хо¬же, про¬изош¬ла ссо¬ра, что Пуш¬кин в бе¬шен¬ст¬ве, что сын не кон¬тро¬ли¬ру¬ет се¬бя, что гря¬дет бе¬да - мо¬жет вскрыть¬ся факт их тай¬ной встре¬чи, и на¬до решать¬ся на что-то оп¬ре¬де¬лен¬ное. Ди¬пло¬мат от¬крыл же¬не по¬эта глу¬би¬ну ее па¬де¬ния, на¬стаи¬вая, что из этой за¬пад¬ни нет дру¬го-го вы¬хо¬да, как ус¬ту¬пить при¬роде, ина¬че…
Но Гек¬кер¬ны в сво¬ей «по¬ста¬нов¬ке» яв¬но пе¬ре¬усерд¬ст¬во¬ва¬ли: Ната¬лья Ни¬ко¬ла¬ев¬на, дей¬ст¬ви¬тель¬но, силь¬но ис¬пу¬га¬лась, но не за Дан¬те¬са, а за Пуш¬ки¬на и се¬мью, по¬это¬му, ко¬гда 4 но¬яб¬ря в до¬ме по¬эта поя¬вил¬ся па¬ск-виль, рас¬стро¬ен¬ная жен¬щи¬на вы¬да¬ла се¬бя с го¬ло¬вой, рас¬ска¬зав и о сви¬да¬нии у По¬ле¬ти¬ки и о раз¬го¬во¬ре с по-слан¬ни¬ком, и да¬же о ко¬рот¬ких за¬пис¬ках Дан¬те¬са.
Так что по¬вод для не¬мед¬лен¬но¬го вы¬зо¬ва на ду¬эль су¬ще¬ст¬во¬вал по¬ми¬мо ано¬ним¬ки! Но го¬во¬рить о нем бы¬ло не¬воз¬мож¬но. Лю¬бые объ¬яс¬не¬ния ста¬ви¬ли по¬эта в не¬лов¬кое по¬ло¬же¬ние. Как предъ¬я¬вить свои пре¬тен¬зии: «Ба-рон! Вы не¬годяй. Вы не¬дос¬той¬но ве¬ли се¬бя на¬еди¬не с мо¬ей суп¬ру¬гой!». Не смеш¬но ли? В та¬кой си¬туа¬ции, кто пер¬вым за¬го¬во¬рит, тот и хо¬дит оби¬жен¬ным. Пуш¬ки¬ну ос¬та¬ва¬лось од¬но - по¬слать вы¬зов Дан¬те¬су без вся¬ко¬го объ¬яс¬не¬ния, пред¬ла¬гая ему са¬мо¬му вы¬брать стиль по¬ве¬де¬ния: вес¬ти се¬бя как на¬проказничав¬ший маль¬чиш¬ка и за¬да¬вать глу¬пые во¬про¬сы или без лиш¬них слов выйти к барь¬е¬ру и ис¬пы¬тать судь¬бу. И ка¬ва¬лер¬гард не стал оп¬рав¬ды¬вать¬ся – не¬ле¬по объ¬яс¬нять свое не¬лов¬кое по¬ве¬де¬ние на¬еди¬не с кра¬си¬вой да¬мой. Лег¬че на¬го¬ворить лиш¬не¬го и за¬слу¬жить пу¬лю, чем при¬знать¬ся в сво¬ем по¬ра¬же¬нии и вы¬звать смех со¬слу¬жив¬цев.
Часть 3
Пушкин в 1836 году. Стелла Лазаревна Абрамович - НЕОЖИДАННОЕ СВАТОВСТВО
В свое время известие о том, что Дантес сделал предложение Екатерине Гончаровой, вызвало всеобщее изумление. Эта новость стала чуть ли не главной сенсацией зимнего сезона 1836–1837 гг. Ее обсуждали во всех гостиных столицы и даже во дворце. Через несколько дней после объявления помолвки графиня С. А. Бобринская, которая играла в те годы весьма заметную роль при дворе, писала мужу: «Никогда еще, с тех пор как стоит свет, не подымалось такого шума, от которого содрогается воздух во всех петербургских гостиных. Геккерн-Дантес женится! Вот событие, которое поглощают всех и будоражит стоустую молву <…> Он женится на старшей Гончаровой, некрасивой, черной и бедной сестре белолицей, поэтичной красавицы, жены Пушкина».
В эти же дни императрица Александра Федоровна, будучи не в силах сдержать нетерпение, отослала записку одной из своих фрейлин — Екатерине Федоровне Тизенгаузен, дочери Елизаветы Михайловны Хитрово: «Мне бы хотелось иметь через вас подробности о невероятной женитьбе Дантеса».
Но и те, кто стоял ближе других к жениху и невесте, были поражены не менее остальных. «У нас тут свадьба, о которой ты, конечно, не догадался бы <…> Прямо невероятно, я имею в виду эту свадьбу», — читаем мы в письме Е. А. Карамзиной к сыну от 20 ноября. Братья Карамзины, бывшие в приятельских отношениях с Дантесом, пытались понять, чем вызвано это решение, но не могли найти ему объяснения. «Я не могу прийти в себя от свадьбы, о которой мне сообщает Софи! — писал своим родным Андрей Карамзин. — И когда я думаю об этом, я, как Катрин Гончарова, спрашиваю себя, не во сне ли Дантес совершил этот поступок».
И во всех этих откликах, начиная с записочек императрицы и вплоть до грубоватых и откровенно насмешливых писем молодых офицеров, сквозит одно и то же чувство — недоумение. «Странная», «невероятная» свадьба… Иначе о ней не говорят. О причинах этого всеобщего недоумения яснее всего высказалась сестра поэта Ольга Сергеевна Павлищева в письме к отцу. По ее словам, эта новость удивила всех «не потому, что один из самых красивых кавалергардов и один из самых модных мужчин <…> женится на м-ль Гончаровой, — она для этого достаточно красива и достаточно хорошо воспитана, — но потому, что его страсть к Натали не была ни для кого тайной». Здесь все сказано достаточно деликатно, но вполне откровенно. В свете все были поражены прежде всего странной развязкой романа Дантеса, который стал в последнее время предметом внимания петербургского общества. А так как в обществе не было известно о вызове Пушкина, то стали подозревать, что за неожиданным сватовством стоит какая-то тайна.
Как только в обществе узнали о предполагаемой свадьбе, посыпались догадки и предположения, стали распространяться самые нелепые слухи. Тема эта надолго стала главной среди городских сплетен. «Она была бы неисчерпаемой, если бы я принялась пересказывать тебе все, что говорят», — пишет С. П. Карамзина брату в одном из декабрьских писем и при этом добавляет: «Но <…> никто ничего не знает».
Уяснить себе мотивы поведения Дантеса трудно было даже тем, кто был с ним близок, так как Геккерны, старший и младший, в первый же момент пустили в оборот ложную версию, чтобы оправдаться в глазах света. Барон Геккерн во время переговоров с В. А. Жуковским и Е. И. Загряжской настойчиво подчеркивал, что намерение жениться на м-ль Гончаровой у его приемного сына возникло задолго до вызова Пушкина. Этой версии Геккерны придавали исключительное значение. Накануне решающего разговора Екатерины Ивановны Загряжской с Пушкиным посланник написал ей специальное письмо с подробными инструкциями на сей счет: «… я <…> забыл просить вас, сударыня, сказать в разговоре, который вы будете иметь сегодня, что намерение, которым вы заняты о К. (Катрин Гончаровой, — С. А.) и моем сыне, существует уже давно, что я противился ему по известным вам причинам, но когда вы меня пригласили прийти к вам, чтобы поговорить, я вам заявил, что дальше не желаю отказывать в моем согласии с условием, во всяком случае, сохранять все дело в тайне до окончания дуэли». Вслед за Геккерном Жуковский и Загряжская, действуя с самыми благими намерениями, наперебой убеждали Пушкина и всех окружающих, что мысль об этом браке существовала до 4 ноября. То же сообщили Геккерны секундантам.
Таким образом, даже непосредственные свидетели событий могли лишь догадываться о реальной подоплеке дела, а знали правду только двое: сам жених и его приемный отец. Неудивительно, что 6 января 1837 г., накануне венчания молодых, Софья Николаевна Карамзина все так же недоумевала: «Все это по-прежнему очень странно и необъяснимо; Дантес не мог почувствовать увлечения, и вид у него совсем не влюбленный».
Впоследствии, когда друзья Пушкина пытались понять и оценить мотивы поведения Жоржа Геккерна, они не могли прийти к однозначному выводу. Подытоживая мнения, существовавшие в пушкинском кругу, H. M. Смирнов в своих «Памятных записках» в 1842 г. писал: «Что понудило Дантеса вступить в брак с девушкою, которой он не мог любить, трудно определить; хотел ли он, жертвуя собою, успокоить сомнения Пушкина и спасти женщину, которую любил, от нареканий света; или надеялся он, обманув этим ревность мужа, иметь, как брат, свободный доступ к Наталье Николаевне; испугался ли он дуэли — это неизвестно».
Для биографов женитьба Дантеса оказалась такой же загадкой, как для современников. И казалось, что по прошестствии столь длительного времени найти к ней ключ уже невозможно. А так как все было очень неясно, вокруг этой биографической загадки одна за другой стали возникать гипотезы, поражающие своей сенсационностью.
П. Е. Щеголев, скрупулезно изучивший все доступные ему материалы дуэльной истории, высказался по этому поводу очень осторожно. Чувствуя противоречия в известных ему данных, он ограничился общим замечанием о том, что «решение Дантеса, как а большинство человеческих решений, не является следствием одного какого-нибудь мотива, а есть результат взаимодействия мотивов». Во всем этом неясном деле для Щеголева бесспорным было лишь то, что «проект сватовства Дантеса к Катерине Гончаровой существовал до вызова». Этот факт исследователь считал документально доказанным.
Щеголев пришел к такому выводу на основании свидетельства, в котором, действительно, трудно было усомниться. Речь идет о письме Ольги Сергеевны Павлищевой к отцу от 15 ноября 1836 г. В этом письме, которое сестра поэта писала Сергею Львовичу Пушкину из Варшавы в Москву, есть такие строки: «Вы мне сообщаете новость о свадьбе м-ль Гончаровой, а я расскажу вам то же самое о ее кузине м-ль Голынской». Судя по контексту, Ольга Сергеевна отвечала отцу на недавно полученное письмо. Если учесть, что письма из Москвы в Варшаву шли более двух недель, то, значит, Сергей Львович еще в октябре знал о предполагаемой свадьбе Екатерины Гончаровой. «По крайней мере, во второй половине октября в Москву уже дошли слухи о возможной женитьбе Дантеса», — говорит П. Е. Щеголев.
В течение десятилетий почти никто не оспаривал мнения Щеголева. Полностью присоединяются к нему и комментаторы новейших академических изданий. Но в последнее время, в связи с появлением новых материалов о дуэли, становится все более очевидным, что сообщение Ольги Сергеевны явно не увязывается с другими известными нам фактами. Это несоответствие особенно заметно при сопоставлении с письмами Карамзиных. Судя по письму О. С. Павлищевой, в Москве уже в октябре говорили о свадьбе Екатерины Гончаровой, а переписка Карамзиных свидетельствует о том, что в Петербурге самые близкие Пушкину люди до 17 ноября об этом ничего не подозревали и для них известие о помолвке Дантеса оказалось совершенно неожиданной новостью.
Какую-то неточность в истолковании письма Ольги Сергеевны ощущали исследователи, которые после П. Е. Щеголева занимались преддуэльной историей. Так как имя жениха в этом письме не было названо. Б. В. Казанский предположил, что речь шла о свадьбе Екатерины Гончаровой, но не с Дантесом. М. И. Яшин, удостоверившись по рукописи, что на этом письме Ольга Сергеевна не поставила даты, объяснил все противоречия просто: он решил, что письмо неправильно датировано его публикаторами и что на самом деле оно написано позднее. Однако Яшин ошибся. Дата интересующего нас сообщения вполне точно определяется из другого письма О. С. Павлищевой — от 24 декабря 1836 г.
Но ощущение неточности в документе, на который опирался Щеголев, тем не менее остается. Откуда взялась уверенность, что Сергей Львович имел в виду Екатерину Гончарову? В письме Ольги Сергеевны ни жених, ни невеста по имени не названы. Написанная по-французски фамилия Gontcharoff не имеет родового окончания, а слово mademoiselle дано в сокращении (mlle), как это было тогда принято. Значит, в первую очередь нужно было проверить, насколько отчетливо читается это mlle в подлиннике.
При проверке оказалось, что в письме Ольги Сергеевны от 15 ноября читается следующее: «Vous me donnez des nouvelles du mariage de mr Gontcharoff, et moi, je vous en donnerai celles de sa cousine mlle Golinsky; rappelez-vous ci-devant promise de mrPogodine…». По фотокопии видно, что Ольга Сергеевна пишет слово mr с одной буквой сверху над чертой, а в слове mlle выписывает сверху три буквы — «lle». В других письмах этих лет сохраняется такое же начертание.
Следовательно, С. Л. Пушкин в середине октября 1836 г. сообщал своей дочери новости об очередной московской свадьбе. Речь шла об их родственнике через Наталью Николаевну — Сергее Николаевиче Гончарове. Примерно тогда же о свадьбе Сергея Николаевича писал Пушкину из Москвы П. В. Нащокин: «Брат же твой, т. е. по жене, — Сергей, — женится на баронессе Шенк; был сей час у меня — и объявил мне — звал меня к себе. Завтра увижу я новую бел серу Натальи Николаевны и тогда отпишу — как я ее нашел. Покуда скажу тебе, что, по словам Сергея Николаевича, у нее приданого не было — и не будет. Теща твоя извещена им же, но ответу еще не имеется» (XVI, 181).
Вот о какой свадьбе у Гончаровых говорили в Москве в октябре 1836 г.! Как раз в это время С. Н. Гончаров представлял свою невесту друзьям и знакомым и вскоре, не дождавшись разрешения матери, обвенчался с ней.
В конце октября С. Л. Пушкин сообщил дочери какие-то дополнительные подробности об этой свадьбе, потому что, отвечая ему 3 декабря, Ольга Сергеевна вновь возвращается к этой теме, называя теперь жениха и невесту по имени: «Serge Gontcharoff» и «mlle Chenk».
Имя Екатерины Гончаровой в этих письмах не упоминается до 24 декабря, когда Ольга Сергеевна написала отцу о ее помолвке с Дантесом и о слухах, которые дошли в Варшаву из Петербурга по этому поводу. Отклик сестры поэта на это известие совсем не похож по тону на те ее письма, в которых она писала о женитьбе С. Н. Гончарова. По письму О. С. Павлищевой от 24 декабря 1836 г. чувствуется, что она глубоко поражена и даже встревожена новостями из Петербурга. «Поверьте мне, что тут должно быть что-то подозрительное, какое-то недоразумение и что, может быть, было бы очень хорошо, если бы этот брак не имел места».
Неточность в публикации письма О. С. Павлищевой привела П. Е. Щеголева к ошибочному истолкованию важного эпизода дуэльной истории. И в дальнейшем биографы, выдвигая различные объяснения странного брака Дантеса, исходили из того, что дело это началось задолго до 4 ноября. Так возникло несколько увлекательных, но неубедительных гипотез.
Самая сенсационная из них принадлежит Л. П. Гроссману. На основании семейной переписки Геккернов и Гончаровых он пришел к выводу, что все это дело объясняется очень просто. «Семейные письма Геккернов — Гончаровых явственно свидетельствуют, — утверждал исследователь, — что через три месяца после свадьбы — в апреле 1837 года — Екатерина Николаевна Гончарова родила своего первого ребенка». Следовательно, «непонятная для многих женитьба блестящего кавалергарда на бесприданнице Гончаровой, — писал Гроссман. — восходит не к дуэльной истории, а к романтическим обстоятельствам лета 1836 года, заставившим Дантеса уже в начале осени действовать как подобает „честному человеку“». Мнение Гроссмана не раз оспаривалось, но тем не менее гипотеза эта почти полстолетия имела широкое распространение. Ее приняли многие авторитетные исследователи, на нее есть ссылки и в работах последнего времени. Поэтому необходимо подробнее остановиться на анализе этой версии.
Л. П. Гроссман, предлагая свое объяснение женитьбы Дантеса, опирался на документ, который вызвал позднее много споров. Речь идет о письме Натальи Ивановны Гончаровой к старшей дочери Екатерине Николаевне от 15 мая 1837 г. В этом письме, адресованном баронессе Геккерн в Сульц, Н. И. Гончарова расспрашивала среди прочего и о своей внучке: «Ты говоришь в последнем письме о твоей поездке в Париж; кому поручишь ты надзор за малюткой па время твоего отсутствия? Останется ли она в верных руках? Твоя разлука с ней должна быть тебе тягостна». Наталья Ивановна пишет здесь о маленькой Матильде-Евгении, первой дочери супругов Геккернов, которая, по официальным данным, родилась 19 октября 1837 г. Л. П. Гроссман полагал, что в метрическом свидетельстве была поставлена фиктивная дата, ибо письмо Н. И. Гончаровой доказывало, как он считал, что девочка родилась не позднее апреля 1837 г.
Мнение Гроссмана было в свое время оспорено Б. В. Казанским, который высказал предположение, что в письме допущена описка в дате и что оно относится к 1838 г. Аргументацию Казанского повторил в 1936 г. М. И. Яшин. Действительно, судя по содержанию письма, его скорее всего нужно отнести к 1838 к: оно свидетельствует об установившейся регулярной переписке. Однако предположение об описке в дате, высказанное давно, не было подтверждено документально, а гипотеза Гроссмана продолжала сосуществовать на равных правах с новой версией. На мнение Гроссмана ссылалась в одной из своих последних работ Т. Г. Цявловская. Чтобы покончить с путаницей, необходимо было точно датировать это письмо Н. И. Гончаровой, которому Гроссман придал столь серьезное значение.
Проверить дату по рукописи не удалось, так как письмо эго было опубликовано Щеголевым по машинописной копии, полученной им из архива Геккернов при содействии профессора Мазона. Тем не менее установить точную дату письма оказалось возможным. Дело в том, что Н. И. Гончарова упоминала в нем о недавно состоявшейся свадьбе своего среднего сына — Ивана Николаевича. Она писала: «Свадьба состоялась 27 числа прошлого месяца». В настоящее время благодаря публикации ряда документов из архива Гончаровых установлено, что бракосочетание И. Н. Гончарова состоялось 27 апреля 1838 г. Значит, письмо Натальи Ивановны Гончаровой, написанное вскоре после этого семейного события, следует датировать 15 мая 1838 г. Одновременно в составе бума! П. Е. Щеголева мною было найдено ранее не публиковавшееся письмо Н. И. Гончаровой от 16 ноября 1837 г., адресованное Жоржу Геккерну. В этом письме Н. И. Гончарова поздравляла дочь и зятя с рождением их первого ребенка. Оно было написано в ответ на только что полученное из Сульца сообщение о рождении девочки.
Материалы семейной переписки, как видим, полностью подтверждают официальную дату рождения девочки. Матильда-Евгения действительно родилась в Сульце 19 октября 1837 г. Следовательно, предположение Л. П. Гроссмана о причинах сватовства Дантеса было основано на недоразумении. Ошибочность этой версии теперь доказана неопровержимо.
Последняя по времени гипотеза о женитьбе Дантеса была выдвинута М. И. Яшиным. Он утверждал, что Дантес сделал предложение Екатерине Гончаровой но настоя тельному требованию Николая I. Эту гипотезу нельзя считать научно обоснованной. Она убедительно опровергнута Я. Л. Левкович. Ошибки, на первый взгляд ничтожные, в публикации и истолковании двух писем породили длинный ряд недоразумений. Теперь, когда стала очевидной ошибочность версий, уводивших нас в сторону от истины, дело значительно прояснилось. В настоящее время мы можем с полной уверенностью утверждать, что никаких слухов и предположений о возможной женитьбе Жоржа Геккерна на Екатерине Гончаровой в петербургском обществе до 4 ноября не существовало. Именно поэтому известие о помолвке восприняли как из ряда вон выходящую новость и в большом свете, и в кружке карамзинской молодежи, где Дантес бывал осенью 1836 г. чуть ли не каждый вечер.
В тесном карамзинском кружке все знали о том, что Екатерина влюблена и что Дантес флиртует с ней для отвода глаз. Вспомним письмо С. Н. Карамзиной: Дантес «продолжает все те же штуки, что и прежде, — не отходя ни на шаг от Екатерины Гончаровой, он издали бросает нежные взгляды на Натали, с которой в конце концов все же танцевал мазурку». Совершенно откровенно об этом рассказала впоследствии А. Н. Гончарова в письме к племяннице: «Молодой Геккерн принялся тогда притворно ухаживать за <…> вашей теткой Катериной; он хотел сделать из нее ширму, за которой он достиг бы своих целей. Он ухаживал за обеими сестрами сразу. Но то, что для него было игрою, превратилось у вашей тетки в серьезное чувство». В этом кругу все уже догадались о чувствах Екатерины, но никому не приходило в голову, что у Дантеса могут быть серьезные намерения по отношению к ней.
Для самой Екатерины Гончаровой поворот событий оказался настолько неожиданным, что она, по ее собственному признанию, в первые дни «не смела поверить, что все это не сон».
Проект этого сватовства возник у Геккернов только после вызова Пушкина и впервые был предан огласке утром 7 ноября во время визита Жуковского к нидерландскому посланнику. И сейчас уже есть возможность, опираясь на все известные нам материалы, объяснить позицию Дантеса и мотивы его странной женитьбы.
Как показывают факты, на самом деле все обстояло значительно прозаичнее, чем предполагали дамы и барышни, видевшие в Дантесе героя неистового любовного романа a la Balzac. Молодой Геккерн не был романтиком. Он был, как очень точно выразился П. П. Вяземский, «человек практический», «приехавший в Россию сделать карьеру».
До сих пор ему сказочно везло. Покровительство Геккерна, а затем и официальное усыновление по королевскому акту (с присвоением имели, титула и права наследования) дали ему все: дом, средства, блестящее положение в обществе и великолепные перспективы карьеры в чужой стране, где он только что начал службу. Он приехал в Россию почти без гроша в кармане, а через год — полтора приобрел репутацию завидного жениха, имеющею хорошее состояние. Ходили слухи о том, что он побочный сын нидерландского короля, что у него около 70 000 рублей ренты. Слухи были ложными, но возникли они не случайно и открывали возможность выгодной женитьбы.
Всем этим он был обязан своему приемному отцу барону Геккерну. И вот теперь пришло его время платить по счету.
Вызов Пушкина оказался одинаково опасен для них обоих. Чем бы ни кончился для Дантеса поединок с первым русским поэтом, для него, иностранца, он означал крушение лучших его надежд. Дантес не был трусом и не боялся выйти к барьеру. Он был уверен в себе и рассчитывал на удачу. В. А. Соллогуб вспоминает о своем разговоре с Дантесом в эти дни: «Он говорил, что чувствует, что убьет Пушкина, а что с ним могут делать что хотят: на Кавказ, в крепость — куда угодно».
Вот, оказывается, чему были посвящены его помыслы накануне дуэли! Он невольно проговорился: мера ответственности — вот что больше всего занимало его в это время. Дантес боялся не поединка, а его последствий. То, что он будет стрелять в Пушкина, для него попросту не имело значения.
Неизвестно, как бы поступил Дантес, если бы ему самому пришлось принимать решение. Но на сей раз все решал барон Геккерн, и молодой человек вынужден был уступить и подчиниться.
П. А. Вяземский, самый проницательный из всех свидетелей событий, впоследствии писал: «Говоря по правде, надо сказать, что мы все, так близко следившие за развитием этого дела, никогда не предполагали, чтобы молодой Геккерн решился на этот отчаянный поступок (речь идет о сватовстве Дантеса, — С. А.), лишь бы избавиться от поединка. Он сам был, вероятно, опутан темными интригами своего отца. Он приносил себя ему в жертву».
Действительно, сам Дантес вряд ли додумался бы до такого хода. В том хорошо продуманном плане, который был составлен для предотвращения дуэли, чувствуется почерк умного, опытного дипломата.
Для барона Геккерна в этот момент было поставлено на карту все, чем он дорожил в жизни. Посланник понимал, что дуэль его приемного сына с Пушкиным может привести к краху его собственной дипломатической карьеры. Он все рассчитал заранее и почувствовал, что под угрозой находится самое его пребывание в России. Потеря такого дипломатического поста, кроме всего прочего, нанесла бы ему и очень существенный материальный урон. И, конечно же, Геккерн испугался за Жоржа. Он боялся потерять его. Посланник предвидел, что при любом исходе поединка разлука будет неизбежной. В первые сутки после вызова Геккерн был в таком смятении, что не мог скрыть своих чувств даже в разговоре с друзьями Пушкина. Встретив на Невском Вяземского, Геккерн стал ему говорить о своем горестном положении, о том, что ему придется расстаться со своим питомцем, «потому что во всяком случае, кто из них ни убьет друг друга, разлука несомненна».
Предстоящая дуэль была для барона Геккерна подлинной катастрофой. Когда он признался, что «видит все здание своих надежд разрушенным до основания», — это не было преувеличением. Пытаясь предотвратить поединок, Геккерн-старший проявил чудеса дипломатической изворотливости, и ему удалось найти выход из положения. Женитьба на Екатерине Гончаровой спасала все. Она позволяла Дантесу избежать дуэли, не будучи обесчещенным в глазах общества.
Вероятно, сам Дантес в те ноябрьские дни предпочел бы выйти к барьеру, но он вынужден был считаться с соображениями более важными, чем те, которые ему диктовали самолюбие, тщеславие, оскорбленная гордость. Он был «человек практический» и уступил настояниям своего приемного отца.
Очевидно, все это было обговорено и решено между ними 5 ноября, когда поручик Геккерн вернулся домой после суточного дежурства в полку. Правда, есть основания думать, что в тот вечер Жорж Геккерн все же предпринял еще одну попытку выпутаться из этой истории с меньшими для себя потерями. 5 ноября он нанес визит Барятинским.
Как известно, незадолго до этого через своих друзей кавалергардов он пытался разузнать, будет ли принято его предложение, если он посватается к княжне Марии Барятинской. Княжна Барятинская была очень молода, хороша собой и по положению своей семьи в обществе могла рассчитывать на самую блестящую партию. Она была глубоко задета слухами о том, что молодой Геккерн собирается к ней посвататься, потому что «его отвергла госпожа Пушкина». В своем дневнике рассерженная барышня записала: «Я поблагодарю его, если он осмелится мне это предложить». Вероятно, до Геккерна в какой-то форме дошел этот заносчивый ответ молодой девушки, так как никакого объяснения не последовало. Но 5 ноября, возможно, он все-таки решил попытать счастья. Раз женитьба становилась неизбежной, брак с княжной Барятинской был для него гораздо заманчивее.
Судя по записям в дневнике Марии Барятинской, 5 ноября она приняла самонадеянного кавалергарда холодно. Видимо, ни о каком объяснении не могло быть и речи. И Жорж Геккерн представил своему приемному отцу все полномочия для ведения переговоров относительно брака с Екатериной Гончаровой.
6 ноября с утра поручик вновь отправился на суточное дежурство в полк. 7-го после развода он должен был быть в манеже на учениях и освободился только после четырех часов дня.
В его отсутствие 7 ноября утром барон Геккерн начал действовать согласно разработанному ими плану. Вот тогда-то впервые и зашла речь о возможной женитьбе Дантеса на м-ль Гончаровой.
7-го вечером Жорж Геккерн впервые принял личное участие в переговорах. Жуковский отметил это в своих «Конспективных заметках»: «Свидание с Геккерном. Извещение его Вьельгорским. Молодой Геккерн у Вьельгорского».[236] Молодой человек вместе с посланником явился к Виельгорскому, видимо, чтобы засвидетельствовать свою готовность действовать как подобает человеку чести. Судя по записи Жуковского, никакой активной роли в состоявшемся разговоре он не играл, предоставив барону Геккерну вести все дело.
Примечания:
На единственном дошедшем до нас конверте, адресованном Виельгорскому, отчетливо виден штамп городской почты, на котором обозначено: «4 ноя… Утро» (ИРЛИ, ф. 244, он. 18, ед. хр. 1). Разноска утренней почты начиналась тогда с 8 часов утра и длилась один-два часа. Пушкин жил недалеко от почтамта. Значит, на Мойку это письмо было доставлено около 9 часов утра не позднее начала 10-го (см.: Соколов H. M. Об учреждении городской почты в Санкт-Петербурге. — Почтово-телеграфный журнал. Неофициальный отдел, 1894, апрель, с.471–490).
Новое, неожиданное истолкование этих двух писем Дантеса недавно было предложено писателем Семеном Ласкиным в его статье «„Дело“ Идалии Полетики» (Вопросы литературы, 1980, № 6, с.198–235). С.Б. Ласкин выдвинул свою версию преддуэльных событий. Он предположил, что предметом тайной страсти Дантеса была не H. H. Пушкина, а Идалия Полетика — жена штаб-ротмистра Кавалергардского полка А. М. Полетики. Эта версия не принадлежит к числу научно обоснованных гипотез, но на ней следует остановиться, так как своей сенсационностью она привлекла к себе внимание. С. Б. Ласкин пытается разгадать имя женщины, не названной Дантесом, по тем указаниям, которые имеются в январском письме к Геккерну. Внеся некоторые уточнения в русский перевод январского письма Дантеса, Ласкин предлагает читать фразу, которая представляется ему ключевой, следующим образом: «… я веду себя благоразумно и был до сих пор столь осторожен, что тайна эта известна только мне и ей (она носит ту же фамилию, что та дама, которая писала тебе по поводу меня, что мор и голод разорили ее деревни); теперь ты понимаешь, что от такой женщины можно потерять голову…». В прежнем переводе, опубликованном М.А. Цявловским, было: «… она носит то же имя…» (во французском тексте: «elle porte le meme nom»). «Значит, — замечает Ласкин, — следуя логике письма, в свете должны были существовать две дамы с одной фамилией». Действительно, если следовать логике письма, одна из этих дам была хорошо известна Геккерну, он даже состоял с ней в переписке, поэтому по намеку, сделанному Дантесом, барон мог угадать и другую, ее однофамилицу, которой было посвящено все письмо. И во г, придя к этому, вполне Справедливому умозаключению, Ласкин неожиданно восклицает: «Но — увы! — второй Пушкиной, к которой бы могло подойти все сказанное, не было» (там же, с.212). Вывод этот представляется по меньшей мере странным, если, учесть, что в это время благополучно здравствовали не одна, а многие дамы из семейства Мусиных-Пушкиных, каждую из которых в обществе называли так же, как и жену поэта, — «госпожа Пушкина». В эти годы барон Геккерн встречал в свете и графиню Марию Александровну Мусину-Пушкину, и ослепительную красавицу графиню Эмилию, которую в ту пору постоянно сравнивали с Натальей Николаевной и называли «другая Пушкина»; бывала в обществе и графиня Анна Николаевна Мусина-Пушкина. Так что утверждение Ласкина, высказанное столь категорически, объясняется просто его неосведомленностью. Между тем на этой совершенно ложной посылке Ласкин строит свою версию. Полагая, что никакой «другой Пушкиной» в это время в Петербурге не было, Ласкин пытается доказать, что Дантес в своем письме говорил об Идалии Полетике, что это в Полетику он был «безумно влюблен», а громкий роман с H. H. Пушкиной понадобился ему для «отвода глаз». Это построение противоречит общеизвестным фактам, а вся последующая аргументация Ласкина, как показал это в гноем отклике па его статью В. А. Сайтанов, не выдерживает критики
(см. Сайтанов В. Мог ли Дантес занимать деньги у Идалии Полетики? — Вопросы литературы, 1981, № 2, с.246–252).
Уточненный перевод, предложенный Ласкиным, не только не противоречит общепринятой точке зрения, но дает дополнительное подтверждение того, что признания Дантеса относятся к H. H. Пушкиной.
Дело в том, что с Мусиными-Пушкиными Дантес был в родстве, правда очень отдаленном. Он был внучатым племянником графини Е. Ф. Мусиной-Пушкиной, урожденной Вартенслебен. Об этом родстве в семействе Дантесов хорошо помнили. В марте 1834 г. отец Дантеса барон Жозеф-Конрад писал из Сульца в Петербург покровителю своего сына: «Я давно не имел известий от графини Мусиной-Пушкиной, но надеюсь, она порадуется, узнав о зачислении моего сына в Кавалергардский полк» (Щеголев. Дуэль, с.334,355). Следовательно, обращение Геккерна с просьбой, касающейся Дантеса, к какой-то даме из семейства Мусиных-Пушкиных представляется вполне вероятным.