Штрихи юности. Мой Футбол

 
Какой мальчишка не играл в футбол в конце 40-х и начале 50-х годов. В мои юные годы, в которые и я начал проявлять интерес к футболу, выпали на время проживания в Немирове и Москве. К концу 40-х из Москвы в Немиров стали приезжать на отдых в отпуске трое моих дядюшек. Они останавливались у нас дома, у своей мамы и сестры, которые приходились мне бабушкой и мамой.
К тому времени я со своими друзьями уже гонял по дворам консервную банку или набитый тряпками старый чулок. Мы тоже выставляли условные ворота, посредством камней и кричали «гол!», когда в них попадали. Пользовались и словом «футбол», хотя, и не представляли толком, о чем разговор. О том, что это интересная спортивная игра, я впервые услышал от дяди Володи, старшего брата мамы.
Он приезжал чаще других. Утром вставал, умывался, завтракал и выкуривал папиросу «Беломор канал» фабрики «Ява». Аккуратно сложенные пачки занимали половину чемодана холостяка. Вдохнуть благородного дымка приходили мальчишки из соседних домов, потому что им был знаком лишь запах махорочных бычков и крепкучего местного самосада.
А, тем временем, дядя Володя удалялся в парк, где он до позднего вечера «дышал целебным воздухом, расписывая пульку в компании культурных отдыхающих». В порядке исключения, он возвращался домой раньше времени в дни, когда играла его любимая команда ЦДКА. И тогда он просил полной тишины, а сам прижимался ухом, к висевшему на стене черному круглому радио динамику.
Так дядя Володя слушал радиорепортажи о проходившей в Москве или другом городе футбольной встрече. Он ужасно разочаровывался от слов «ай-яй-яй, мяч пролетел мимо, в 10 см от штанги!». Его лицо озаряла счастливая улыбка от громоподобного «Го-о-о-ол!». Временами я не понимал, что доставляло дяде Володе больше удовольствия – забитый гол, или мастерство ведения радиорепортажа непревзойденного спортивного комментатора Вадима Синявского.
А телевизоров тогда еще не было и в помине. Однажды дядя, отойдя от радио по завершении передачи, уловил мой полный недоумения взгляд. Я думаю, что также на него смотрели остальные члены мой семьи, а, скорее всего, не обращали внимания вообще. Остановился дядя рядом со мной и тихонько заметил, что в его бликом окружении он не знает культурных людей, которые не знают Синявского и, что такое футбол. В заключение он добавил, что и я должен это иметь в виду.
Намного более сдержанным болельщиком был дядя Петя, младший брат дяди Володи. Когда приезжал этот дядя, он мог снизойти и до того, чтобы, проходя мимо двора, в котором мы играли, остановиться и понаблюдать за нашей игрой. Более того, он мог пробить по воротам тряпочным мячом и рассказать нам кое-что о правилах игры. Я от него впервые услышал о понятиях пенальти и корнер.
Притом в моих глазах неимоверно возрастал авторитет дядюшек. Еще бы, в отличие от брата среднего, они недавно вернулись с войны не только с наградами, но и целыми, и невредимыми. Возвеличивался и мой собственный авторитет. Мой кайф тогда продолжался недолго.
Дядюшки познакомились с местными девушками, самыми лучшими, на их взгляд, и вскоре отгуляли скромные свадьбы. Ясно, теперь им стало не до футбола и не до меня. И кто бы тогда мог подумать, что именно им предстояло привить мне подлинную любовь к замечательной игре.
А год следующий пролетел почти незаметно. В очередной свой отпуск дядюшки привезли своих жен на роды в дома их родителей. Там они теперь и сами оставались, а к маме и сестре наведывались в гости только в определенные дни. В один из таковых они мне объявили, что я еду с ними в Москву, а их отпуска заканчиваются спустя неделю.
Несколько позже я узнал, что это происходило по настоянию моей бабушки Соси. В начале 30-х годов в Москву уехали все ее пятеро детей из-за отсутствия перспективы в маленьком Немирове. В столице их кое-как пристроили в своих семьях все три брата бабушки. А дальше ее дети сами учились, обретали профессии и трудоустраивались. Их мама очень рано осталась вдовой, потеряв мужа в одном из погромов.
И вот теперь она считала, что пришло время всем проживавшим в Москве ее детям пристроить одного ребенка ее младшей дочери. Ведь она тоже овдовела в годы войны. Володе и Пете деваться было некуда, хотя это было им, ох, как не с руки. И это я тоже узнал позднее, а пока я действительно нежданно-негаданно оказался перенесенным из глинобитного одноэтажного Немирова в многоэтажную Столицу.
Такой мне показалась улица Новослободская, вдоль которой чередовались двухэтажные и шестиэтажные дома цвета асфальта. А по нему сновало много машин, и особенно громко шуршали резиновыми шинами троллейбусы. В начале они меня даже пугали, когда их длинные штанги с грохотом выскакивали из электрических проводов, по которым они скользили.
Такое в голове юного провинциала просто не укладывалось. Больше всего удивляли водители женщины. Я действительно не без волнения наблюдал, когда им приходилось резко тормозить, выскакивать из машины и мчаться в ее хвостовую часть. А как непросто им было забираться по приварной лестнице на крышу, чтобы выхватить находившиеся там вожжи. С их помощью они не без труда усмиряли одичавшую штангу.
К непривычному для меня виду транспорта я присматривался во время походов в гастроном. А здесь у меня разбегались глаза от обилия продуктов на прилавках. Холодильных камер тогда еще не было, и сохранение продуктов было очень проблематичным. Так, продавщицы тогда начинали рабочий день с протирки заплесневелых шкурок сырокопченых колбас пропитанными растительным маслом тряпочками.
Соответственно наставлениям своих дядюшек, я такие колбасы не покупал. В списке, с которым я приходил в магазин, в тот или другой день, были: свежий батон, тонко порезанные докторская колбаса, сыр определенного вида, сливочное масло, реже красная икра или приготовленная в маринаде тихоокеанская сельдь. Того или другого продукта я покупал грамм по 100-150, не более.
Наставлял меня дядя Петя, а деньги давал дядя Володя, потому что он работал на более солидной должности, с более солидной зарплатой. Дядя Петя мне так и говорил: «Иди за деньгами к главбуху». Это и в самом деле соответствовало профессии дяди Володи». Сорить деньгами было не по карману и ему. Поэтому с первых дней он и меня учил их считать. Соответственно урокам, я сохранял кассовые чеки и сразу по приходу домой докладывал – сколько потрачено и сколько осталось.
«Копейка рубль бережет», – любил повторять дядя Володя. А еще, с его легкой руки, в моем бедном провинциальном лексиконе появились два новых слова дебет и кредит. Их значения я долго не мог понять, хотя дядя Володя и старался мне их разъяснить неоднократно. Назвать главбуха жадным у меня не было никаких оснований, потому что, какой же жадный будет спрашивать в конце еды, наелся ли ты, а еще и давать иногда деньги на мороженое.
Его я покупал, когда к приходу дядюшек с работы, вторично отправлялся в гастроном за продуктами. Это было связано с отсутствием и домашних холодильников для хранения скоропортящихся продуктов в летнее время. А оба брата очень боялись отравления чем-нибудь несъедобным, исходя из собственного опыта.
Народа в гастрономе в послеобеденные часы было намного больше, а поэтому дольше приходилось выстаивать в очереди. Из нее я и разглядывал окружавшие меня прилавки и полки, которые были завалены крупами, макаронами, мясными, рыбными и кондитерскими изделиями. От ароматных запахов конфет и печений кружилась голова. В ней, даже в моем детском возрасте, не укладывалась разница между тем, что я видел здесь и в нашем немировском продовольственном магазинчике.
А вот на его небольших полочках не было ничего, кроме ржаного хлеба, консервированных бычков и кабачков в томате. Там даже залежалая «ржавая» селедка в бочках появлялась редко, как праздничная еда. Продукты качественные приходилось покупать на рынке в три дорога. О том, что в годы сталинского режима в провинциальной глубинке выгребали все, я тоже узнал не сразу. Видите ли, столица должна была сиять изобилием в глазах иностранцев – работников посольств.
Спустя дней 10, вернулась из отпуска в Немирове хозяйка нашего скромного места проживания, моя тетушка Геня, с младшей дочкой Фридой. К тому времени закончили ремонт в квартирах дядюшек, и мы тут же уехали к ним в Коптево. Так назывался один из микрорайонов на окраине Москвы. Он располагался на Волоколамском шоссе и состоял из бревенчатых и щитовых барачных домиков. В большинстве из них проживали до восьми-двенадцати семей.
Широких улиц здесь не было и в помине. Дома тянулись вдоль узких переулков. Они были просыпаны угольным шлаком, вместо асфальтного покрытия. Не трудно представить, сколько там было пыли и скрипа под ногами. Для полноты картины добавлю и дворовые деревянные туалеты. Долго мы в них не задерживались из-за невыносимого смрада не только карболки.
Воду в жилые дома здесь все носили в ведрах из колонок, которые находились при входе в проулки. Как я понимаю, те дома принадлежали и частным хозяевам, которые сдавали их в дорогой съем, а частично продавали, тоже не за гроши. С этой целью жилищную площадь здесь разгораживали на миниатюрные комнатушки-клетушки. Их характерным дополнением являлось изобилие клопов. Вспомнился и керогаз для приготовления пищи, который заправляли керосином.
Так выглядел частный сектор столицы второй половины сороковых годов прошлого века. Здесь выкупили крошечные комнатки для проживания и мои дядюшки. В таких условиях люди проживали десятилетиями. Там они растили детей, обучали их в школах, институтах и техникумах, даже не думая жаловаться.
Здесь же подрастали будущие повара, токари и сантехники. Все они, независимо от будущих профессий, увлекались пением, танцами, гоняли голубей и играли в футбол. Именно этому месту предстояло послужить мне подлинным университетом для ускоренного постижения основных секретов замечательной игры.
Роль главной лаборатории здесь была отведена уменьшенному футбольному полю на самой окраине Коптева. Оно было грунтовым. По обе его стороны стояли сваренные из труб ворота. Были и они несколько меньшего размера, а на их выпуклостях, за штангами, висели самодельные сетки, порванные в некоторых местах.
Моего и более старшего возраста ребята здесь играли с утра до самого вечера, притом, настоящими надувными мячами, со шнуровкой из сыромятной кожи. Я бы не скоро очутился в этой компании, если бы дядя Петя не познакомил меня с моим сверстником, который проживал в доме напротив.
Дядя еще раньше обратил внимание на вежливого паренька Пашу, который серьезно увлекался голубями и приветливо с ним здоровался. Так вот Паша еще более серьезно относился к игре в футбол, ну просто не по возрасту. А какие голы он забивал, являясь центральным нападающим и капитаном сборной команды Коптева в своей возрастной группе.
В сравнении со мной, роста он был небольшого. Во время игры он характерно сутулился, чтобы не терять устойчивость. Капитану подражали многие ребята. Он и за пределами футбольного поля отличался от всех, в частности, своей потертой клетчатой кепкой. Это ее он часто подбрасывал высоко в небо, когда гонял во дворе голубей. А еще он общался с ними посредством невероятно громкого свиста.
Это увлечение досталось Паше от старшего брата, который служил в армии. То был еще и мелкий семейный бизнес парней, отец которых тоже погиб на фронте. Голубями они слегка приторговывали, а для этого выводили особые сорта любимых птиц. Главная же фишка бизнеса была скрыта в сманивании чужих птиц и возвращении тех, что были проданы покупателям издалека.
Денег выручали немного. Паше их еле хватало птахам на корм и покупку кожаных мячей, которые быстро изнашивались. Намного реже оставались деньги на пачку печенья, самому себе. Заработки мамы Паши были скромными. Она ведь работала в конвейере на обувной фабрике.
Мне Паша предложил занять место в воротах из-за «полного отсутствия техники владения мячом». Он же провел со мной и первые уроки. Опыт приходил быстро, потому что и я отныне проводил на площадке полный световой день. Таковыми были тренировки, связанные с подготовкой к встрече сборных «Севера» и «Юга» Коптево.
Своими успехами, как заметил Паша, я был обязан не столько ему, сколько вратарю «Севера» Юрке, которого родители отправили к бабушке в деревню на все лето. О похвале Паши я рассказал дяде Пете. И тогда, для расширения моего кругозора, дяди Володя и Петя решили взять меня на центральный стадион «Динамо».
Представляете глаза только что закончившего пятый класс паренька из Немирова в минуты, когда на гладко выстриженном зеленом поле замерла шеренга футболистов ведущих команд страны – Динамо и ЦДКА? Значимость такой встречи мне предстояло осознать позднее. Точно так, мне еще только предстояло представить себе широкую известность участников той игры.
Имена лучших из них дядя Петя подчеркнул в программке карандашом до начала игры. Ее я буду ее сберегать очень долго, а еще начну самостоятельно слушать репортажи Вадима Синявского. Но, прежде всего, я показал программку Паше. Конечно, я перечислил ему имена отмеченных в ней звезд – вратарей Алексея Хомича и Владимира Никанорова, нападающих и защитников Сергея Соловьева, Михаила Семичастного, Василия Трофимова, Всеволода Боброва, Алексея Гринина и Анатолия Башашкина.
Сам я в день первого для меня зрелища такого уровня больше глядел по сторонам – на огромную чашу стадиона, свистевших и голосивших болельщиков, милиционеров, которые стояли в проходах. А сколько стражей порядка было у входа на стадион. Там они немалыми группами восседали в седлах, на лошадях с широченными боками.
Паша слушал мой волнующий рассказ с хитрецой в глазах. Потом  он заметил, что тоже смотрел ту игру, правда, только ее вторую половину. Увидев мои, полные недоверия глаза, Паша сказал, что при желании, и я смогу присоединиться к группе мальчишек из Коптево, которые отправятся на стадион посмотреть следующую интересную игру.
Сказано, сделано. Вскоре шесть самых азартных юных болельщиков, и я седьмой, отправились на Динамо. Денег у нас не было на проезд, а не то, чтобы на входные билеты. Ясное дело, мы добирались «зайцем» на подножках переполненных трамваев. А чтобы пройти на стадион, нам пришлось брать штурмом высоченный забор из заостренных вверху металлических прутьев.
Притом не просто брать, а выбирать те места, где считанные минуты отсутствовала конная милиция. Я в страхе повторял все действия моих московских друзей под копирку. Но, преодолеть металлический забор, было мало. Намного труднее было прошмыгнуть на трибуны, мимо контролеров. Ведь они стояли на входах, разделенных узкими металлическими барьерами.
Здесь полного успеха добивались очень редко. Ребята несказанно радовались тому, что им удавалось увидеть последние 10-15 минут игры. Большей частью, это происходило, когда ворота стадиона раскрывали для тех болельщиков, которые покидали стадион до окончания игры. Многие из них старались успеть пробраться без давки на станцию метро.
В такие вечера я буквально привязывался к Феде, чтобы без него не потеряться в огромном городе. На остановках всех видов транспорта были столпотворения, и мы возвращались домой намного позднее обычного. На улице в такое время уже сгущались сумерки. Чувствовавший за меня большую ответственность дядя Петя обратил на это внимание быстро. Мои сбивчивые ссылки на затягивавшуюся рубку на коптевской площадке дядю не убедили.
В следующий раз он пришел на футбольное поле, на котором судил одну из наших игр в минувший выходной день. Тусовавшиеся неподалеку ребята и рассказали ему о моем новом увлечении. Отсюда дядя Петя отправился прямо на остановку трамвая 21 маршрута. А здесь мы с Пашей и спрыгнули прямо на него с переполненной подножки. Так как мы были взяты на горячем, пришлось рассказать почти обо всем.
По ходу разбора оказалось, что о проникновениях на стадион безбилетных мальчишек дядя хорошо знал. Он даже слышал о тех из них, которые падали с высокого забора стадиона и попадали в больницу с серьезными увечьями. На следующий вечер, за совместным ужином, меня распекали за то, что я вытворил, оба дяди, Петя и Володя.
Мне было очень обидно, что со мной разговаривали, как с ребенком. К этому времени я ведь почти полностью освоил не только футбол. Теперь у меня уже были четко отработаны, и походы в гастроном за едой, и доставка воды из колонки, и даже влажная уборка двух комнатушек.
Принимать во внимание мои заслуги никому и в голову не пришло. Больше того, неделю спустя, меня поставили в известность, что я подорвал доверие к себе «чрезмерным увлечением футболом». Из этого следовало также, что я еще не созрел до того, чтобы понимать, что мне можно, а чего нельзя. После этого мне велели сложить в чемоданчик все, с чем я приехал. В тот же вечер меня посадили на поезд и вернули Немиров. В родительском доме мне предстояло «продолжать подрастать до более зрелого ума на глазах у мамы».
Хорошо, что моего отсутствия в Немирове не заметили школьные учителя, соученики и большинство соседей. Иначе, мне бы досталось от них немало насмешек. С другой стороны, почти три месяца моего пребывания в Москве для меня тоже даром не прошли. По крайней мере, относительно футбола, они перестроили мое мышление коренным образом.
Прежде всего, там я научился не оспаривать на поле решение судьи. Это означало, что у меня появилось важное для мужчины чувство выдержки. Теперь с этой позиции строились и мои взаимоотношения и с немировскими друзьями. А вот их доверие ко мне укрепляли наши победы в блицтурнирах, когда мы играли «класс на класс» на школьной спортплощадке.
К весне, как только подсохло поле на городском стадионе, я вышел на него с повязкой капитана команды. В ее составе был и мой лучший друг Вася Бедный. Еще вчера он и слышать не хотел о футболе. Но не мог же он оставаться в стороне, когда увлеченных игрой мальчишек становилось все больше и больше.
На этот факт обратил внимание наш любимый учитель физкультуры Иван Маркович Горбань. В недавнем прошлом фронтовой летчик увидел в этом активизацию популярности спорта. Для ее дальнейшего развития он решил провести турнир на первенство школы, хотя сам он был человеком далеким от футбола. Мы же от этого выиграли тем, что и у нас появился кожаный мяч с надувной камерой.
Куда более важно, что на основе футбола, окреп мой авторитет в школе, притом, в глазах, как классного руководителя, так и других учителей. До этого мнение моих наставников по этому поводу было очень шатким. На существенное продвижение на путях созревания моего ума обратили внимание и в моем доме.
А к концу мая 1951года в из Москвы в Красное снова приехали на отдых со своими семьями дяди Гриша и Николай. Теперь они уже сами являлись отцами двух обаятельных девочек. К начинавшимся у меня экзаменам в выпускном, тогда 7-мом классе дядюшки привезли мне из Москвы очень красивый костюм фабричного производства.
Бабушка Сося увидела в том намерение своих сыновей освободиться от ответственности за мое обучение в Москве. Чтобы исключить даже маленькие сомнения, она заявила, что поедет со мной в Москву сама. К этому времени бабушка уже обменялась письмами со своей сестрой Густой.
Густа проживала в Кунцево, рядом с Москвой. Она и согласилась предоставить нам кров на время обучения. Сразу после этого началась подготовка к нашему отъезду, хотя мне предстояло сдать еще два экзамена. Этот процесс мне больше всего нравился тем, что я надевал на экзамен привезенные мне из Москвы костюм и парусиновые туфли, которые надо было чистить зубным порошком.
Выпроваживая меня из дому, мама напоминала, чтобы я берег обновку, потому что в ней мне придется ехать в Москву. В костюме я отправился в школу и на торжественный выпуск по завершении учебного года. Собрание проходило в школьном дворе. Там мы выстраивались по классам, в сопровождении маршей. Их наигрывал на аккордеоне руководитель хора.
После выступлений директора и нескольких учителей объявили, что сейчас начнется спартакиада. Она состояла из выступлений гимнастов, забегов на короткие дистанции, прыжков в высоту и длину. В заключение свое мастерство должны были продемонстрировать футболисты. Я участвовать в игре не собирался.
Но, как же я мог отказать Ивану Марковичу, когда он мне сказал, что кто же, кроме меня, встанет в воротах. Перед началом игры участники команд сложили верхнюю одежду на одной из скамеек. Когда я складывал на ней свой нарядный костюм, я старался разгладить на нем каждую морщинку. Мы играли в своих разноцветных домашних трусах, майках и обуви, потому что спортивной формой мы еще не обзавелись.
Игра оказалась напряженной. Ее судил специально приглашенный футболист из сборной Немирова. Никому из нас не хотелось проигрывать игру на виду у окруживших поле одноклассников. А среди них были впервые наши девочки. Так ведь некоторых из них наши ребята уже провожали до самого дома, когда выходили из школы, по окончании занятий.
Притом, шагали в двух-трех метрах от девочки, одновременно пятеро, а то и семеро ее поклонников. Отдать предпочтение одному из них тем девчонкам предстояло в старших классах. Эти подробности я привожу, чтобы с их помощью усилить значимость игры. А, как же иначе, если тогда за пять минут до ее окончания развернулась настоящая драма.
При счете 2:3 в нашу пользу судья назначает одиннадцатиметровый штрафной удар в мои ворота. Пробить его выходит немного клешеногий Колька. Мы не терпели друг друга еще с третьего класса. А сейчас он полон решимости, свести со мной старые четы. Но я беру сильный удар в правый угол, под оглушительный рев моих одноклассников.
Они кричат, подпрыгивают, и я вижу, как выше других подпрыгивает подстриженная под машинку Алла Пищик. Это она пересела на мою парту, вопреки воле учительницы географии. Мое феерическое настроение, словно слизала корова языком, как только я подошел к скамейке, на которой я старательно сложил свой нарядный костюм.
Скамья была пустой. Я просидел на ней несколько часов, в надежде, что кто-то со мной пошутил. Но то оказалась не шутка, а воровство. Уже вечерело, когда я появился в родительском доме расстроенным, в трусах, майке и изрядно выпачканных парусиновых туфлях. Пожалуй, то был первый случай, когда меня не ругали за не первую шалость моей школьной поры.
Больше других была в тот день расстроена бабушка Сося. Пропажа костюма срывала план своевременного отъезда. Моему отчиму тогда не без труда удалось, уговорить лучшего портного Урмана – пошить мне к отъезду модные брюки «клеш» и куртку «бобочку» из темно-синего коверкота. Прощаясь со мной на вокзале, отчим снял свои трофейные швейцарские часы и надел их на мою руку.