Дусенька

***   Посвящается Евдокии Константиновне Лобзовой   ***

      В перевязочной хирургического отделения работа шла своим чередом. Больных привозили на каталках,  перекладывали на стол, меняли повязки, если надо снимали швы - обычная работа с той лишь разницей, что здесь присутствовали группы по 8-10 человек студентов. Они, молча, смотрели на работу врачей и пожилой седенькой медсестры, иногда что-то спрашивали, или отвечали на вопросы преподавателя. Вдруг открылась дверь и в перевязочную шагнул, было, профессор, академик  Смирнов. Его остановил сердитый голос  медсестры
- Виктор Иванович! В уличной обуви не входить! - тот слегка поклонился, 
     - Извините Евдокия Константиновна! - и ушел за дверь. Студенты молча переглянулись, кое-кто пожал плечами, насмешливо поглядывая на нее, а та невозмутимо продолжала свою работу.
-Ох, Евдокия Константиновна! Как Вы его не боитесь? Он такой сердитый! - говорила молоденькая санитарка, перекладывая перевязочный материал в бикс.
      - А я ему ничего плохого и не сказала, он и сам понимает, что я права. И потом, он не сердитый, а строгий и справедливый. А в уличной обуви к нам действительно нельзя! Ты забыла, как полы намываешь? И смывы берут эпидемиологи, у нас должно быть чисто!
 -А я не смогла бы ему замечание сделать! Точно струсила бы!
      -Я тоже сначала всех боялась, а после войны, чего уж тут бояться?
      Перевязки закончились. Санитарка повезла последнюю пациентку в палату, а когда вернулась, то увидела, что из перевязочной вышел прихрамывающий военный. Он поправил белый халат, накинутый на плечи, и вышел из отделения. Санитарка вошла в кабинет и, увидев огромный букет, воскликнула!
- Вот это да! Ух, ты, какие цветы! Евдокия Константиновна, это он опять Вас с восьмым марта поздравил? - та улыбнулась
 - Да. Он всегда перед праздником приносит мне цветы и всегда это розы!
-А за что? Вы в прошлый раз обещали рассказать, да забыли, а потом я сама заболела и забыла…
- Ну, хорошо, расскажу, благо время есть. Слушай.
      - Давно это было, в войну, в 1942 году. Я в госпитале работала. Привезли в тот день много раненых, а этот лейтенантик тяжелый был. Контузия и ранение в ногу, осколком. Рана плохая, грязная. Его сразу на стол взяли, осколок вынули, рану почистили, наложили повязку. А он в себя пришел, головой трясет, лицо дергается - контузия тоже дело дрянное. И все твердит:
 « - Ногу не отрезали? Не отрезали?»
     Я его успокоила. Кончилось мое дежурство. Я спать ушла, здесь же в госпитале жила, чтобы время на дорогу не тратить. А назавтра его на перевязку привезли. Хирург глянул на рану, вроде чисто, а парень температурит - обычно после операции становится полегче.  Хирург после ночных операций спать уже собирался идти, спиртику выпил. Велел мазь Вишневского в рану, а я стала перевязывать, тронула ногу, а там под кожей хрустит, будто снежок приминается -  газовая гангрена так хрустит, пузырьки газа лопаются. Я врачу пошла, говорить, а он на меня прямо в лицо наорал, мол, не лезьте не в свое дело!
     Я ему твержу, крепитация у парня, а он рукой махнул на меня и уходить - устал видимо очень, ночью много раненых опять было. Так я вцепилась в него как клещ, и сказала, что кричать буду! Он так удивился! Вернулся к раненому, снял повязку, тронул пальцами ногу, а там охо-хо! Ну и приказал раненого на стол. И оттяпал ему ногу! Пришел в себя мой лейтенантик, плачет, ругает меня, а врач-то ему и говорит, молчи, мол, дурачок! Я ее из-за тебя чуть не ударил, если б не она, ты бы назавтра помер. А с одной ногой жить будешь, и все у тебя хорошо будет!
     Потом этого лейтенантика в тыл увезли от нас, и я про него забыла - много их было раненых, разве всех упомнишь? А в 1946 году, я уже здесь работала, говорят мне, что меня кто-то внизу спрашивает. Я спустилась, никого знакомых не вижу. Вдруг слышу - Дусенька!- подходит военный. Так, мол, и так. Вы мне жизнь спасли. Я Вас еле разыскал!
     А я его и вспомнить не могу. Ну, он и напомнил мне гангрену, и как ругал меня. Конечно, он за это время изменился! Разговорились. Он, оказывается, тогда боялся, что его хромого невеста бросит. Вот и психовал. А потом уволился из армии по ранению. Невеста его дождалась, поженились, двое детей у них парень и девочка, и все хорошо. Контузия не совсем отпустила, но ничего, живет! Институт какой-то военный закончил, и с того года 7 марта всегда ко мне с цветами.
 «-А врач-то тот, извинился перед Вами? Ну, который накричал!
 -Извинился, и похвалил, сказал, что ничего бояться не надо, когда жизнь спасаешь!
      Евдокия Константиновна вздохнула, посмотрела на букет, и отпустила санитарку домой.