Картина маслом от Перова

               
  Две бабы сидя в темноте, смотрели, кто углил в Угле. Носы в угле …, они углили. Жевали то, что им впалили. А Яндекс будто в стороне.  Там нынче, прямо, как в сортире. Впрямь без бумажки, все блестит.  А запах, блеск… почти Париж. Живот бурчит, о чем он молит… чего под ветер говорит?  - Все зашибись, смотри в ту дырку, и чуду здешнему дивись. В России дырка под копирку. А глубина? – за щель держись. Посмаковав судьбу с   конфеткой. Они как две родные ветки…пошевелили грив листвой. И подтирая за собой.  На воздух вышли…- боже мой. -Какое чудо из чудес. Христос бы здесь сейчас воскрес. Уподобляясь, Ирод в маске, от зла на борова бы влез. Перекрестившись, препираясь… рукой едва перил касаясь, присели обе на крыльце,-заговорили о конце.
Пятровна:  -Жизнь  с  адом слита, им забыта. В раздумье мы здесь на крыльце. Село под натиском ковита. Когда ж вне времени «Гостье», явился к нам с иглой Давида? Из медвежонка сделал   гнида.Матрешку кукольного вида, подсунул нам…  не знал кому.Сакральный центр, иной Аида? - Могильный холмик без креста, напоминает, что Христа, судила римская Фемида. А здесь, Каиафы от перста. Они внутри, как аскариды… нас пожирают без конца. Яйцо и курица в лице, а словоблудие, для вида.       
Горемиха: - Народ по жизни   разобщён, немного в сторону смещен… и не прощен, принижен в виде.  Вскользь размышляя о ковиде, хочу вещать и о своем. О новом завтрашнем, былом. О власти, нечестивом блуде. Исчадье ада -  правосудье. Наветах более седьмых …  до сорок первых грозовых.  А ты Пятровна не подмылась. А это грех,- скажи на милость.  А в думе бабы, в той среде, трут –мнут мечтают о воде?
Пятровна: - Вода всегда нужна п… ,  а  в жар, тем  более - скотине.
Горемиха: - «Яйцо и курица в лице. Разор- позор, беда в стране. У властных дверь всегда за джипом. А в храме дверь давно   со скрипом.  Пришла пора плутать во мгле…младой и старый на игле.Мы не болеем больше гриппом.  Но по свистку Каинфа с грифом, мы загипсованы в уме, живем не на своей земле.               
Пятровна:  - А как живется в  «Вавилоне»?   Я не пойму, чем дышат   ноне?  куда течет моча и кал?
Горемиха: - Едино, видимо в карман?
Пятровна: -Карман у смертных тяжелей.
Горемиха: - Все в масках, люд рычит в капкане.  Гей их помер? - иль он в канкане? В миг отдалился от «друзей».  Ведь танец смерти он важней.
Пятровна: - Ох как мы любим мертвецов. Свод правил гоев и скопцов…
Горемиха: - А почему? - отвечу прямо. Средь дум памятной среды, мертвец не требует еды. А посему –он не насос.  И не сосет казну в засос.  Как стало душно в божьем храме…
Пятровна: -Да он ведь гей!
Горемиха -И я о том. В метро звериный   зоопарк.  Ковидный поезд едет в парк. Все мило, чисто, безобразно, богобоязненным опасно, без масок в город выходить… А Вавилон, вопит- гудит. Из мавзолея «Хаммурапи», за тенью нашего   следит. А черни столько…- вот напасть.  Все лезут   власти прямо в пасть.  Я насмотрелась на такое…   рот надо тряпкой прикрывать.  Иль зубы дома оставлять.               
Пятровна: -Всему виной… изгой и гей. У них порок в конец длинней. Изъян от сюда, и доселе.
Горемиха: - Партийным видимо видней. И потому, в годину срока. У них по чину банный день. Им, как тебе, нужно подмыться. Им членство в партии родней.  А в бане видимо видней.
Пятровна: -А что он может? Лишь будить, в народе низменные чувства               
Горемиха: - В глаза он прямо не глядит.  Лицо под маской прячет…- ушлый.   Таким в кремле сейчас почет. Моча по Яузе течет.  Корове срок пришел телиться. А нам конечно материться.
Пятровна: Они щит- меч для новой власти. Народ уже не идиот… на их уловки не идет. И прячет головы от «счастья», как страус, в золотой песок.               
Горемиха: -А Гей безвременно больной?  Иль чирей, прыщ, в отхожем месте?            
Пятровна: -Он по реглану не святой. Среди святых, ему не место.
Горемиха: - А в «Вавилоне» что не так?
Пятровна:  -Как и везде,- кругом бардак. Штрафуют, шарят, бьют о стенку… и старика, и малолетку.Вкруг стен свирепствует чума.  Она в ранг благ возведена. Жрецы, как борова жируют. Утечки нет, они пируют. Страна осталась без мозгов. Средь масс снуют …- куют   врагов.
Горемиха: -Не обессудь, к колоне пятой причислен был и мой сосед.  Он помер рано.  В сорок пятом, он как из пепла вдруг воскрес.  Отсюда звали безымянным. Теперь в стране иной замес.
Пятровна: - Коваль, впрямь сделан из железа. Но вот какая срамота.  Он не от хвори и болезни…,а умер просто от  стыда. 
Горемиха: -Мы не достойны Маловиты!»  Народ разрознен- карта бита. Я в голограмме -  вне Христа. Осколок, часть иной «элиты».  Как жал, в стране одни бандиты. Снуют, шныряют…- ждут конца.
Пятровна: - Фермент Адамова ребра.  От Евы старость, ветер с Крита.  И я  как старое корыто в замес зеркальности стекла, от безнадеги   потекла.  Слетела кажется с орбиты. Но что нас тянет в маловиты? -Дурная жизнь, хоть слазь с рожна, рожденным с совестью – чужда.               
Горемиха: - Владык порочащая свита, от фараонов – «иезуита».  Яд льет на   юные сердца.
Пятровна: - Без веры, совести-  креста. В ничтожном блеске «Малавиты». Они лишь розжиг для костра. Душа пуста, -для нас закрыта.             
 Горемиха: -Народ по праву не ханжа.  В тисках сообщества Воита, и сыромяжности жреца… в годах процеженный чрез сито… - оруженосец,- культа бита. Его опора и слеза.
 Пятровна: - Душа мертва- ягненок блеет.  Нерв воспален, насилье зреет. В стык вымирают города.  Нас разделили навсегда.
Горемиха: - Вдоль разрубили многократно.  Превратность каждому понятна. Такая видимо судьба.
Пятровна: -  Чтобы столица необъятной, средь куполов своих церквей… в двуликость, с памятью обратной, скрывала лики палачей. И одержимых злом врачей, от гнева Гула…его паствы.               
Горемиха: - Объединяет нас беда. А властных,- свинское корыто. Враньем убитая среда вместила все, неси софиты… -труби, звони в колокола. Единый сбор вершить пора.               
 Пятровна: - Судьбе конечно не в укор. Средь воронья, и прочей стаи… На первом месте, власть и вор.    А на втором, срез прочих,- Каин.               
 Горемиха: -Народ живет, его гнетет… презренных ложная свобода. Спрут в пандемии кровь сосет,во «благо» родины- народа.               
Пятровна: -И это нам всем приговор.   Нас унижая, рвут на части. Мы все в когтях дворцовой власти.  Что ждет страну? Позор- террор? Или библейский приговор?               
Горемиха: -Нас истязая, просто мнут. Пред римским правом, мы ничтожны. С годами стали осторожны, вокруг филёры вновь снуют.               
Пятровна: -А ненасытные чиписты. Врачи от Блотса, Менгелисты … Создали центр- «Капут стране!» И весь народ уж на игле. Сам Беринг… в думе бы привстал, увидев то, чем он здесь стал.   Лишь в ужасающей стране, «лекарство» служит сатане. 
 Горемиха: - Построить царство не берусь. Но коль за гуж с умом возьмусь…- прознаю все, где, что зарыто. Душа вся кровушкой залита. Прочту писанье между строк. Стыкуя запад и восток…  исток найду, - найду то место, где задом мял Пилсудский кресло.  Кто наш народ сместил с земли. Кто продал в рабство сатаны. Кто сам являясь сатаной, поссорил нас с родной страной»   
Пятровна: - Узнать тебе, и без подсказки? Где ворон в бурю ночевал. Кто «бога» в росте не признал. И кто, войдя во тронный зал… в бесстыдстве злобно хохотал. Как девица всем строил глазки. Мальвине в ор орла втыкал, на сэлфи «дитятко» - как в сказке… Нам по причине не дано, понять зачем и для чего? По залу рыскать, трон искать?            
Горемиха: - Трон необъятный пьедестал. «Владыку» тянет» в бездну камень.  А «гриф» нутро его склевал.  Сосед, увидев, сразу замер.
Пятровна: - «Владыка», даже чуть привстал. Что повседневно одному.  Не пожелаю и врагу.По крайней мере самому.
Горемиха: - «Брильянт», дарованный ему, блестит, сверкает-  массой граней. Он запрягает «быдло» в сани. Приказ им дан.  Везти в страну, какую он создал в мозгу… и челядь думскую к нему.В свет- радость,- будущее завтра. Перед софитами театра, он речью царственной напряг.
Пятровна: - Останки трупа на пол харкнув... он уподобился зверью. И громко, без утайки каркнул: -Рабы принадлежат ему!
Горемиха: - Вонь благовоний из Парижа, везут ему… о том чуть ниже.Все здесь всегда для одного. Особа с виду… - сам того...
Пятровна: - Находит вескую причину, разрушить, лгать – зажечь лучину, создать дворцовый каземат.  В суде поставить «гильотину» ему позволил криминал.
Горемиха: - Идея с ним, безумство рядом, от боли, правда в наготу. он в арьергарде, рядом с адом устроил в мире чехарду.
Пятровна: - Значенье,-чин. Добро деянье, решил к кручине приобщить. И увести от наказанья, тех, с кем ему милей кутить.  И в этом видимо призванье, - будить не лихо, с нею жить.
Горемиха: -Народ, в основе пластилин. Лепи его, без внешних сил, он превратится в паразита. По мере сил  его транзита… его безбожника буди, заснуть пред «богом» - не моги. Щипай его как гусь за ляжки. Он сукин сил, живет ведь в маске. Кощей в рост сказочный родней… а здесь житуха, хоть убей.
Пятровна: - Кто в православии злодей… тот в этой жизни всех сильней.
Горемиха: - По жизни хитрый скарабей, о паперть вытирает ножки.
Пятровна: -Мы перед богом все грешны.  Но перед «богом» не равны. Пора сподобится костьми.Что будет с ней?  Душой моей? Коль дал бы бог унять «друзей», иль попросил, во благо всей. Я начала бы с «Малавиты».         
               
                ***
Горемиха: - Пора пришла сменить обнову. Она нужней сейчас другому.  Пошла служить и суд вершить.  Оставить муху? - иль убить.
Пятровна: - Сидела баба на крыльце. -Яйцо и курица в лице. Впрямь без морщин, вид Брейгель с воском. Картинно выписан портрет.  Рай там? Иль здесь? - Спрошу уБосха. Кошачьей славы не ищу…и смерти тоже не хочу.
Горемиха: -А «Страшный суд» душе поближе.  Средь наслаждений, крест я вижу. По мере сил его несу… на вид он выглядит не ниже, -такой У Жанны был в Париже, у изголовья, в жар костра.
Пятровна: -А кто же грешник?
Горемиха: - Не скажу! На вид он кролик, гладкий, мирный. Тем он и страшен,- хищник смирный. «Хорек» конечно посильней. Он здесь, в селе, с ним ночи злей.  Нас как котят в тупик он ставит. Как недоразвиты мы все. Какой разор сейчас в селе.
Пятровна: - Тридцатый день слеза течет. Ему почет, нам униженье. В земле – жемчужина гниёт. А всходов нет,- лузга в смешенье. Все шито – крыто… недород. Лопух, с крапивой вновь роднятся, и без сомнения хорьку, здесь есть что съесть, - куда податься.
Горемиха: - Его нору нельзя найти.  И даже лису не добраться. Живет звереныш здесь в глуши… его не может моль касаться. Живет он скрытно, в смысле сытно… и по причине зла -легко.
 Пятровна: -Подставь свинье, хорьку корыто. Не та, ни этот не поймёт… из дуба, или из самшита, хозяин двинул к ним корыто. Свинью влечет сюда бульон… а зверь – хорька? - мозги и сердце.
Горемиха: - Я только в разум не возьму. Ведь у курей мозги в пуху. А у хорька лишь слух и нюх.
 Пятровна: -А у «хорьков» иных и ксива.
Горемиха: - Владыке, видимо видней.
Пятровна: - Коль жизнь измазана в дерме. И день, заполненный в половник. Сизарь – «индюк» вошел в «коровник».  С любовью роется в дерме.
Горемиха: - Что ищет он в иной среде? Ведь он по чину грозен, важен.  Перед гусынями отважен. Обид не стерпит наперед. 
Пятровна: - Не любит тех, кто больше врет.  И даст во спор такой отпор.  Любую птицу в сердце ранит.  Хорька от птицы отпугнет.  А если надо линзы вставит,- такой в стране круговорот, не скоро солнышко взойдет, чернь на покой за лес отправит.
Горемиха: - Он ищет что? Остатки пищи?  Пшено, заморскую вещицу?               
Пятровна: - Зерно каратов и овес?               
Горемиха: - Ищи, ищи, хрен что найдешь.  Кощей бессмертный все похерил.
Пятровна: -  Народ ему когда-то верил…и осерчал, ему в укор
Горемиха: -А боров твой, уж смял корыто и приступил уже к еде. 
Пятровна: -Иголка спрятана в яйце, все остальное в мыслях Босха.  «Семь смертных проклятых в грехе». «Се человек» остаток воска… к нему он точно охладел, и по причине зла, ничтожно, пред образами всех имел.               
Горемиха: - Во искушение войдя, ему народ уж не семья.
Пятровна: - Хоть правды нет. Но Босх ведь рядом.
Горемиха: - Он безразличен к их наградам. Он видит вдоль и поперек… какой в России лжи -пророк.
Пятровна: -  А, мне сейчас похорошело, от мысли чувственной к «Отелло». И я готова смерть принять, чтобы вернуть его в кровать. Флюиды не дают покоя.
Горемиха: - Июнь в кольце, а баба на конце… в ритм «танца» разминает свои ноги.  Небось в секунду ночь   прошла, -скорее промелькнула.  Бабёнка в роль, безумие вошла, -сейчас очнулась.
Пятровна: - Какая ночь!  Такою Гоголь возвратил в сюжет.  Живописал красивей всех Куинджи. «Ночь на Днепре!».
 Горемиха: - А здесь! В пристанище Донца, по ныне так: - природа в неглиже, и ночь глядит в подойник на меже. 
Пятровна: -А под крестом хорек? или покойник?
Горемиха: - Вновь   месяц народился,- светит в гать. Корова отелилась, - благо в мать. На выгоне телок  её сосет. Детей не видно, лишь молва идет.
Пятровна:- Гусиный  гомон  будто в  «римских» термах.  Народа нет.  Коровы только в гетрах. В сезонных «тюрьмах», - север их злодей. А доллар, нас «гнетущий», стал брони сильней.               
Горемиха: - Мужик, косясь, косы касаясь, его винит, с ним попусту бодаясь… былое вспоминает, в память зрит.
 Пятровна: - Зануда все ворчит. Завидует гусю,- его гусыне.
Горемиха: - Гусь радует гусыню, - топчет её который  день. Бог, как увидел,- боже прослезился. Легонько окропил дождем…  и мужика задел, и он чуток взбодрился.
Пятровна: -Так это был наш Квит. - Квит вкривь перекрестился. Опохмелился,- быть теперь беде.  Свинину он не ест. Он, на свинье «женился».
Горемиха: - У свинки много поросят. У Хроси дойная корова. В округе тишь и благодать… картина маслом от Перова.
От автора: - Блаженство разрывает мат. Мужик орет: - Вернись быстрее б…ть! Я говорю: - вернись быстрей на место!
Пятровна: - Бывает страшно, кровь аж стынет.  Чалдон, о нем сказать никак. Он нулевой, в стране бардак… а он, мне кажется батрак.
Горемиха: - Все от Адама и по ныне.
Пятровна: -И он оттуда, кое как. Не ангел светлый, а дурак. В чем провинилась божья тварь, по имени   корова? Её бы надо накормить!  Потом уж, Думой и доить.
Горемиха: - А во главу, ума кизяк.  Народ усох, умом иссяк, пропала удаль - много грима. Течет изгибисто река, как и везде… в ней много ила.  Водиц чистейшей серебра, не сыщешь, хоть катись с бугра.
Пятровна: - Июль уж на пороге, боль в крестце.
Горемиха:  - И что с того? А что в итоге?
Пятровна: - Верчусь, как спица в колесе. Как говорят теперь в народе: - Здоровье и давленье по судьбе. И реже по погоде.
Горемиха:  - А ночка хороша.
Пятровна:  - И «мерин» слава богу. Унял во мне пожар. Жаль рано он сбежал. Как жаль…  не выдержал он натиска природы. Вскорости и охладела я.  Вогнулась и сомкнулась колея, в конце туннеля тьма.  Во тьме сперматозоиды, спешат внутри меня.
Горемиха:  - По цимусу, он борзый, но не стойкий. А ты от счастья без ума.

От автора: - «Вширь красная кайма опутывает род. Народ живет, поет и хает очень грубо. Того, кто в гости не идет. и пальцы гнет. Опилки счастья сыплет в душу. Из года в год вогнута ступа, и по причине зла пуста. Толчет народ грязь, жижу в ступе. Жует его полу -слова. А обещание -  вода. 
Она уж не течет наружу, в трясине замерла пока.  С болота псиной вновь несет. Небось хорек погиб и пухнет.  А ночью месяц ясный в рост, заходит за погост…, к утру аукнет. День хуже тьмы, несчастье без запала.  Крест в церкви скоро рухнет…-хворь напала.   Печально, коль кого убьет. Он под распятием помрет. Лучше, чем от пыток, иль ковида.  Беседую, как Кант, с самим собой.
Не злобно, лишь для вида.»
 Пятровна:  /смотрит в небо/ -Хотя душа вошла в вираж… и промеж нас... Отец небесный, я уподобилась тебе. Прости, что в будний, не воскресный предстала в качестве кого? -Еще ребенком из пеленок… я вышла в сад узреть тебя.  Вчера склонившись пред короной…вдруг поняла, что видно зря. Ведь я твое творенье- тесто. Не осуди, найди мне место, и, если надо долепи…не тело,- нет, мне вправь мозги. Чтоб я воочию прозрела, - душой признала и грехи. 
Голос свыше: -А склон в годах в уклон пологий. Кураж большой, мужик «убогий». Не торопись, остерегись, под гору медленно катись.
Пятровна: - Я вышла в сад... а вижу ад. Чтоб необъятное объять, увидеть, царственных понять. Мой путь по Гринвичу не долог. Пока глазенки с блеском в полог, не тороплюсь я помирать. Душа и чувства- жизни солод.На гуще надо погадать.
 Горемиха: - А что там треплют, газетенки?
 Пятровна: - В экране голые юнцы. Стыдоба, старые бабенки, в экран пускают пузыри.            
 Горемиха: - Я Кама Сутру не смотрю. И баб, как баба не виню. А мужиков я осужу. Они, как бешенные волки, во своре принесут нужду. Они средь баб, ох как не стойки, и порождают в нас вражду.               
Пятровна: - Они ведь кровушки хотят, и беспричинно, что п…-твердят? -  Хотим, и требуем войны.  Ведут себя, как дети тьмы. Слепцы от Брейгеля в паденье.  Им уподобились «хорьки»? Я выражаю сожаленье, что в скотстве схожи все они. 
Горемиха: - Оскалив зубы и клыки, страну нанизав   на долги. Бегут, спасаются по норам, и там плетут узлы для тьмы. Закрою тему. Все порочны. Не передать. Не вечен – точно. В реку обратно не войдет. Река обратно не течет.
Пятровна: - Вернусь к началу. -Злой народ. А Хведор мил, отсюда ясно.  Он с бородой, почти как Кастро. И как мужик, бывает строг.  Желанье мигом отобьет… - флюиды сразу отзовет. Я приготовлю ему ужин… - такой борзой в хозяйстве нужен.
Горемиха: Судьба вращает веретень. Шар катит нас, а нам все лень, на время выйти из «берлоги» …Поймать луч солнца, и в итоге…вмиг многократно протрезветь.
Пятровна: - Бельмо пора бы и стереть. Признать, устали мы от «счастья». Кино не можем досмотреть.

                продолжение