Падение Зеленина

Алексей Ратушный
Это было так давно, что я почти уже забыл.
Когда?
Бабушка и Рона были обе живы. Значит между 58-ым и 62-ым годом.
Было летом.
Зеленин – фамилия запала мне в память навсегда.
Врезалась, как длинный шуруп в тугое дерево.
И вот сегодня вспомнилась «по созвучию».
Я его самого почти и не видел толком.
Мальчик и мальчик.
Подросток.
Не то пятнадцать лет, не то четырнадцать.
Сашка Калюжный его хорошо должен был знать.
Тут надо описать устройство нашего двора.
В нём было (только не смейтесь, пожалуйста!) пять домов.
Большой дом – по сути в шесть с половиной этажей.
Два купеческих дома, которые и доныне красуются на своих местах
И Большой дом тоже красуется, только сильно подновлен и осовременен
Домик Соловьёвых, который вроде как снесли в начале уже этого века, и деревянный старинный дом с печами и туалетом на улице двухквартирный.
Мне довелось пожить за жизнь во всех пяти.
Но в то лето мы жили у себя, в купеческом, на Карла Маркса 8, безо всяких там литер «а», каковая возникла неведомо как гораздо позже.
Возможно в связи с наступлением коммунизма в 1980-ом году.
Не знаю.
А там и тогда на торце Большого Дома был длинный балкон и тянулся он все пятнадцать метров ширины этого гиганта! От края и до края.
И сделали его аккурат на третьем этаже! Посерёдке!
С противоположной стороны балконов было аж четыре!
На втором, третьем, четвертом и пятом этажах!
И по вечерам весь Большой Дом был плотно засеян народом.
Дети во дворе играли в «Укради флаг» а на балконах тусовались родители малышни. Присматривали!
А как был вообще устроен Большой дом?
А просто! Через весь этаж шел длинный узкий коридор с рядом дверей на обе стороны и на лестничные площадки, а в торцах он заканчивался дверями ведущими на балконы или окном. С одной стороны шли плотно комнаты в одно окошко для жильцов. С другой стороны кроме жилых комнат имелись общие кухни и туалеты.
Система работала надёжно и, казалось бы, учитывала все нюансы.
Но вот мальчик Зелениных показал, что проектировщики исходили из принципиально неверного предположения.
Они-то думали, что дети не будут шалить и баловаться, а дети как раз и шалили и баловались.
Балкон на третьем этаже частично располагался над покатой крышей нашего дома, а оба дома стояли в метре друг от друга.
По этому узкому метровому проходу мы сновали всё детство. Он тянулся примерно шесть метров. Почти половина торца большого дома.
И Зеленин, видя, как заманчиво близка крыша нашего дома, решил на неё спрыгнуть.
И ведь что важно: потом выясняли – ничего он не ронял. Ничего у него не падало, и было в этом прыжке просто озорство, удаль, баловство, забава.
Перелез через перила и спрыгнул!
Но не учёл нюансов. Жестяная кровля была старой и мягкой и прогнулась от удара не так, как надо. И он не удержал равновесия и полетел головой вперёд и по покатой кровле вмиг оказался руками вперёд за краем между двумя стенками! И полетел головой вниз обдирая себе локти, спину, колени и затылок о неровности старых голых кирпичных стен обоих зданий.
И врезался головой в каменный пол прохода, выложенный булыжниками и гранитом. Он натурально свернул себе шею и распластался недвижно в луже собственной крови.
Из купеческого дома напротив прыжок и падение частично  видели сидевшие тут на крылечке жилицы. Побежали смотреть. Вызвали Скорую и милицию. Через два часа он уже был где положено. О спасении не могло быть и речи.
На меня известие об этой ужасной гибели произвело ужасное впечатление.
Особенно сообщение бабушки, что при падении он содрал кожу с половины лица.
А двор продолжал жить своей обычной жизнью.
И всё так же по вечерам на балконы высыпал народ, а дети играли в «Укради флаг». Мы строили свой ГРИНК и только по вечерам я подолгу, перед сном, размышлял об этой трагедии.
Один неудачный прыжок.
Один миг неловкого приземления.
Одно неточное движение в голове и всё!
И вот сейчас, наблюдая за падением почти однофамильца того сорванца я с грустью думаю, что Витя Николин трижды был прав.
Однажды он в пылу большой Игры сказал мне в сердцах:
-Ах, Алексей! Если бы ты только знал, на каких соплях держится весь этот мир!