26. 37. Наше Всё Пушкин и реакция членов Тайного О

Поль Читальский
Наше Всё Пушкин и реакция членов  Тайного Общества на этот титул
  Иван Пущин

Мы рассмотрели мнении о Пушкине двух радикалов тайного общества  – И.И.  Горбачевского и Дм. И. Завалишина. Пушкинисты от кормушки «Пушкин» обвинили их в предвзятости, тенденциозности, поклёпе  и оговоре НВН.
Однако эта пара не одинока:

1) однокашник  АСП и член Тайного общества Ф.Ф. Матюшкин  в «Рассказы о Пушкине, записанные Я.К. Гротом» отметил, что препятствием к участию поэта в заговоре была «его болтливость, которой опасались».  Характерно, что это простое свидетельство  достойной персоны никак не заинтересованного в унижении Пушкина не случайно не было включено ни в одно из трех «канонических»  изданий  «Пушкин в воспоминаниях современников», включая двухтомник Академпроекта (!)  1998 г. Но оно включено в издание  «Пушкин в забытых воспоминаниях современников» (изд. Дм. Буланина, СПб, 2020) , которое охранители успели окрестить как сборник «апокрифов» …

2) Декабрист Якушкин в мемуарах «Из записок» вспоминал о Пушкине:  « … иногда он корчил лихача, … при этом он рассказывал про себя самые отчаянные анекдоты, и всё вместе выходило как то очень пошло».

Можно и Матюшкина, и Якушкина записать в мстители и клеветники-завистники …
А как тогда быть с мнением лицейского друга и декабриста  Ивана Пущина?

3) О  попытках Пушкина оправдаться перед другом  за свое отступничество от чуждого ему «общего дела» мы уже толковали …  Сегодня очередь за свидетельствами самого И.И. Пущина (см. Записки о Пушкине, изданные в тот же 1859 год, когда АСП был титулован Нашим Всем …  http://feb-web.ru/feb/pushkin/critics/vs1/vs1-060-.htm) :
«…Между тем тот же Пушкин, либеральный по своим воззрениям, имел какую-то жалкую привычку изменять благородному своему характеру и очень часто сердил меня и вообще всех нас тем, что любил, например, вертеться у оркестра около Орлова, Чернышева, Киселева и других: они с покровительственной улыбкой выслушивали его шутки, остроты. Случалось из кресел сделать ему знак, он тотчас прибежит. Говоришь, бывало: "Что тебе за охота, любезный друг, возиться с этим народом; ни в одном из них ты не найдешь сочувствия и пр." Он терпеливо выслушает, начнет щекотать, обнимать, что обыкновенно делал, когда немножко потеряется. Потом, смотришь, - Пушкин опять с тогдашними львами! (Анахронизм: тогда не существовало еще этого аристократического прозвища. Извините!)
***
Первая моя мысль была открыться Пушкину: он всегда согласно со мною мыслил о деле общем (res publica), по-своему проповедовал в нашем смысле - и изустно, и письменно, стихами и прозой. Не знаю, к счастью ли его или несчастью, он не был тогда в Петербурге, а то не ручаюсь, что в первых порывах, по исключительной дружбе моей к нему, я, может быть, увлек бы его с собою. Впоследствии, когда думалось мне исполнить эту мысль, я уже не решался вверить ему тайну, не мне одному принадлежавшую, где малейшая неосторожность могла быть пагубна всему делу. Подвижность пылкого его нрава, сближение с людьми ненадежными пугали меня.»

Поэтому в начале 1825-го, когда Иван  навестил Пушкина в Михайловском и признался ему в принадлежности к тайному обществу, поэт уже не проявил ни малейшего желания вступить в него …  Пущин в записках привел такие слова друга в момент откровения: 

« Незаметно коснулись опять подозрений насчет общества. Когда я ему сказал, что не я один поступил в это новое служение отечеству, он вскочил со стула и вскрикнул: "Верно, все это в связи с майором Раевским, которого пятый год держат в Тираспольской крепости и ничего не могут выпытать". Потом, успокоившись, продолжал: "Впрочем, я не заставляю тебя, любезный Пущин, говорить. Может быть, ты и прав, что мне не доверяешь. Верно, я этого доверия не стою, -- по многим моим глупостям. Молча, я крепко расцеловал его; мы обнялись и пошли ходить: обоим нужно было вздохнуть…»

4) Осталось  сказать о еще одной  «явке с повинной»  самого А.С. Пушкина: в январе 1827-го, уже перейдя в деж. часть царя-вешателя,  он принес А.Г. Муравьевой, уезжавшей к мужу в Сибирь, обещанный рукописный листок со словами утешения «Во глубине Сибирских …», Истерзанный сговор с царем, совестью и раскаянием отступника, он подтвердил (не зная того, слова И.И. Горбачевского о себе, обращаясь к Муравьевой (см. Якушкин И.Д. «Из «Записок»:

« Я очень понимаю, ПОЧЕМУ эти господа не хотели принять меня в свое общество:
Я НЕ СТОИЛ ЭТОЙ ЧЕСТИ…»

Будущие декабристы, включая глав и штабистов тайных обществ  общались с Пушкиным непосредственно и подолгу. Они не были сверхтребовательными  в отборе новых членов, среди которых было больше случайных. Но в поэте они однозначно видели тщеславного, вспыльчивого, ребячливого и хвастливого  юношу, неспособного обуздать свой язык.