Пушкин и русский либерализм. Месть поруганной Либертэ
рис. @ifo_o * Foto e video di Instagram
ЛИБЕРТЕ, ЭГАЛИТЕ, ФРАТЕРНИТЕ *
libert;, ;galit;, fraternit;.
Свобода, равенство, братство…
Либертэ и ножки в фуэтэ
Пушкину нравилось с юности задирать всех, всё, все и всю… К тому, что задирал относились и модные мысли и чувства о свободе. Их он пародировал в «беспечной вере», что кто-то (но не он) сделает так, что в России ее позорное рабство исчезнет, испарится и … но он никак не пострадает …
Умным был А.С.П. И эксклюзивным проявлением руского и русского духов. С душком.
От этих фратернитэ пахло французским умничанием и петушиными боями … А как только пахло французским, у Пушкина сразу чесались руки, сучились ноги и бесились мозги. Он французскому не доверял. С 12-го года, с баталии у Бородина = Но речь, мон фрэр, не об этом.
К ЧЕДАЕВУ.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Прим. ФЭБ ЭНИ «Пушкин» толкует: 1818? (не установлено) К Чедаеву (или К Чаадаеву: «Любви, надежды, тихой славы…»). Стих-ние имеет около 70 вариантов и разночтений. Рукопись Пушкина не сохранилась, и авторство его иногда оспаривается. Версия, канонизированная пушкинистами, печатается по так называемой копии А. В. Шереметева. Стих-ние часто относят к 1818, поскольку оно связано с речью Александра I на Польском сейме 15 марта 1818 г. Пушкин не верил либеральным обещаниям царя, а также в мирное введение конституционного правления в России. Стих-ние было напечатано Мих.Бестужевым-Рюминым в 1827 г. в альманахе «Сириус» в виде короткого отрывка (4 строки). Затем он же опубликовал его в альманахе «Северная звезда» в 1829 г., так же в искаженном виде. Стихи «Товарищ, верь…» и следующие были выпущены. Пушкин выразил своё недовольство по этому поводу. Стихотворение обращено к Петру Яковлевичу Чаадаеву (1794—1856) — русскому философу и другу Пушкина, с которым они познакомились в доме Николая Михайловича Карамзина. Пушкин писал его фамилию Чедаев. Чаадаев был участником Бородинского сражения, с 1816 служил офицером лейб-гвардии Гусарского полка в Царском Селе, был членом масонской ложи. В 1821 г. он вступил в тайное общество декабристов, но участия в его делах не принимал. В том же году вышел в отставку. См также комментарии Юрия Дружникова "ИСЧЕЗЛИ ЮНЫЕ ЗАБАВЫ" , Т. Г. Цявловской, Б. В. Томашевского и ЭНИ.
Пушкин рукописи не оставил … Умно. Творение полемично как никакое иное… Оно и понятно = речь идет о партийных списках под брэндом ЕР и о месте в нем Нашего Всего №1 (№2 — ИВС, №3 — ВВП)..
Я встречал такой прелестный вариант:
Пока свободно мы горим,
Пока сердца для ножек живы,
Мой друг, отчизну сохраним -
Души прекрасные порывы!
Души, фра, и никакой груздей, грудей, ножек Онегина и гвоздей Маяка !
Важно, други моей тайной подруги, начало :
Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман;
вся эти словеса в либерализацию были игрой, а для некоторых проворных и говорливых — просто провокацией или,в лучшем случае, забавой шаловливой беспечной юности. Пушкин же уже уверовал - избран богами и ему уготовано его место, его миссия и его дело (а никакое не общее) = быть Поэтом и ничего больше. Вместе с Безверием = это тот мировоззренческий багаж или сак-вояж, с которым Пушкин оказался на пороге своего 20-летия и отправки «на юга — в южный центр либералов агентом под прикрытием».
Там на юге Пушкин окончательно признался в том, что покончил с либеральным бредом окончательно, о чем спокойно, но как всегда с издевкой, известил Вяземского письмом в 1821-ом. Потом ему же в письме по поводу назначения министром просвещения старовера-патриота адмирала Шишкова (24 — 25 июня 1824 из Одессы в Москву — перед скорой отправкой в ИТУ «Михайловское« под надзор к отцу):
Хотелось мне с тобою говорить о перемене министерства. Что ты об этом думаешь? я и рад и нет. Давно девиз всякого русского есть чем хуже, тем лучше. Оппозиция русская, составившаяся, благодаря русского бога, из наших писателей, каких бы то ни было, приходила уже в какое-то нетерпение, которое я исподтишка поддразнивал, ожидая чего-нибудь. А теперь, как позволят Фите Глинке говорить своей любовнице, что она божественна, что у ней очи небесные и что любовь есть священное чувство, вся эта сволочь опять угомонится, журналы пойдут врать своим чередом, чины своим чередом, Русь своим чередом — вот как Шишков сделает всю обедню <говном>. С другой стороны деньги, «Онегин», святая заповедь Корана — вообще мой эгоизм.»
Пушкин поддразнивал оппозицию! И особо сильно это делал с помощью своего провокационного «Кинжала» …
Но кинжалом мести не дразнят и не шутят ни сикарии, ни масоны, ни радикальные «декабристы». И вот в 1827 публикацией всего 4 стихов из «К Чедаеву» республиканцы припомнили Пушкину и ответили грозным эхом из мрака рудников на его «Во глубине ...» и на его предложение терпеть (Бог терпел и нам велел) и на его меч, что братья отдадут:
Нетерпеливою душой
Я жду, с томленьем упованья,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья
Это был явный откровенный намек = на его «храните терпение» его же словами его же уведомили: нетерпеливо ждет провокатора и дразнилу верное свидание с сикариями с сикой = с декабристами с мечом!
Из михайловского заточения Пушкин вышел на беговую дорожку «государственных мыслей историка» (его дефиниция себя любимого избранника), на спринтерской финишной ленте которой был выписан греб «Наше Всё!». То было не политическое или идеологическое приспособление к николаевскому самодержавию и его власти, а личное понимание быть вне партий и драки = быть лично свободным. Но к 1835-му понимание невозможности быть свободным с допущенными ошибками, опутавшими Пушкина сетями кредитов царя и семейного позорного кокюажа, привели к сдвигу его психостатуса, кризису экзистенциала и мыслям о суициде (И. Сурат)
В 1836 — в год приготовления ухода в Вечность - поэт выразил это мировоззрение о своем личном праве и своей личной свободе такими словами:
Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Все это, видите ль, слова, слова, слова*
Иные, лучшие, мне дороги права;
Иная, лучшая, потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не все ли нам равно? Бог с ними.
Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
Вот счастье! вот права…
Это было запоздалое, но честное как апокалипсис, прощание с невозможным и сознанием того, что так тут жить не надо
Расчет с либерализмом и либералистами за полгода до смерти был у Пушкина в творении «из Шенье», выданное по цензурным соображениям как «из Пиндемонти», таким :
1) отказ от несбыточных мечтаний и призраков Свободы:
По прихоти своей скитаться здесь и там
Дивясь божественным природы красотам ...
2) отказ от услуг социально-политического радикализма «освободительного
движения», в котором :
При звучных именах Равенства и Свободы
Как будто опьянев, беснуются народы ...
Ликбез как бонус
1. Кстати или нет, но «Из Пиндемонти» это очередная столь любимая Пушкиным мистификация: ФЭБ извещает (с прискорбием?): “Отсылка к Пиндемонте в заглавии стихотворения «Не дорого ценю я громкие права...» является мистификацией. Именем веронского поэта Пушкин воспользовался, вероятно, как «прикрытием для отвлечения цензурных подозрений от своего стихотворения, которое он, очевидно, готовил к печати (оно известно по двум рукописям)».1 Первоначально стихотворение было озаглавлено: «Из Alfred Musset». Пушкин заменил на последнее. видимо из-за того, что стихотворение не было бы пропущено в печать цензурой. (Николаевское правительство старательно препятствовало проникновению любых известий из Франции, где в то время закончилась очередная революция.) Пушкин, очевидно, готовил «Из Пиндемонти» к печати (оно известно по двум рукописям). Отсылку к французскому поэту пришлось заменить на имя итальянского поэта Ипполито Пиндемонте, хотя ни сходства, ни заимствования идей Пушкиным у Пиндемонте найдено не было...
2. Приятельница Пушкина Александра Смирнова-Россет в своей автобиографии, ссылаясь на друга поэта дипломата Николая Киселева, рассказывает, как Пушкин прочитал три последние строчки стихотворения, начиная с "Россия вспрянет ото сна", заявив: "И эти стихи не мои". После чего добавил: "Сумасшедшие, разве такая махина, как Россия, может жить без самодержавия?" В комментарии поясняется: "Естественно, что Пушкин не хотел раскрывать свое авторство..." (см. Пушкин в восп. совр. М., 1974, т. 2,с. 156, 422 )
***
merci beaucoup por votre attention