О, сколько же уроков мудрых
преподает учитель нам
младым и не всегда разумных
в стремлении к большим делам.
Связь в армии нужна всем, везде и всегда. Замечание справедливое, факт неоспоримый. На мой взгляд, военную связь всё же следует понимать даже не как некое явление, а нечто такое, что ближе к субстанции - она как воздух, о наличии которого мы вспоминаем, когда задыхаемся от его недостатка. Подобное сравнение очень близко к истине, поскольку именно с таким мировоззренческим подходом воспринимают связь те военные начальники, для которых она на самом деле и предназначена - «философская категория классической рациональности для обозначения объективной реальности в аспекте внутреннего единства всех форм её проявления и саморазвития». Конечно же, армейское начальство такие мудрые энциклопедические познания вслух не произносит, но относится к связи очень даже по-философски, однако с грозным поворотом к реальности в момент её неожиданного отсутствия. Говорят также, что связь - это нервы армии. Образно, но тоже верно. Существует и множество различных иронических высказываний о военной связи и военных связистах, например: «связь как воздух - пока не испортишь, никто не заметит», «всех наградить, связистов не расстреливать» и тому подобных смешных перлов, но вполне правдоподобных.
Конечно же, и при царе Горохе, и при Петре Первом, и до них, и после кто-то передавал сигналы кострами, дудел в трубы, размахивал флажками, бегал с важными донесениями, семафорил фонарями и строил телеграфные линии. Вполне вероятно и в те незабвенные времена суровый военно-служивый люд не мог обойтись без смешилок в адрес какого-нибудь зеленого горе человечка, порвавшего свой боевой спец-бубен в самый неподходящий момент или отстучавшего морзянкой распоряжение всем отправиться в баню вместо приказа под шатрами в поле лагерем стоять. Но те ребята служивые и были именно многочисленные «кто-то», впоследствии даже солидно именуемые «военными связистами». Действительно, они были «военными» и точно «связистами», но никто их не называл «войсками», а воспринимал как нечто рядом необходимо находящееся.
Постепенно армейская связь в своем инструментальном и исполнительском количественном выражении стала напоминать большой, но плохо организованный оркестр, что диалектически потребовало назревших качественных изменений. И в 1919 году в Советской на то время России далеко не глупые люди решили в хаотичном самодеятельном связном творчестве навести достойный порядок, для чего всех связистов собрать, переписать, пересчитать, переодеть и научить уму разуму настоящим образом, назначив для них и хорошего дирижера. Так Красная армия обрела совершенно новый специальный род войск, получившему довольно простое имя, соответствующее его ремеслу: «Войска связи».
Новоиспеченные войска всё росли, росли, учились, учились и в наше время доросли и доучились до всего, что от них постоянно требовала не менее бодро и умело подрастающая система военного управления. Ну, может быть и не совсем до всего, но это только совсем чуточку. Соответственно и связистов в этих войсках собралось, будь здоров сколько. Причем каждый из них теперь делает своё дело: у кого радио в эфире звенит, кто с проводом в полях воюет, у кого с космосом неплохие отношения, а кто и засекречивает так, что рационально ориентированное серое вещество супостата резко поражает хроническая машинонедостаточная мозговая болезнь с тяжелыми осложнениями вплоть до потери сознания.
Однако такая связная массовка наблюдается в произведениях военного искусства, главной отличительной особенностью которых является значительный масштаб действий. Творчество менее масштабного боевого исполнения вполне обходится не очень большими войсками связи, а частями поменьше, впрочем, которые тоже не лыком шиты, а много что умеют и где разных ребят связных специалистов вполне предостаточно.
Но ведь существуют и совсем маленькие подразделения, где разделение связного труда произвести почти невозможно, и связные ребята там как бы универсальны в своем деле. Так что же, получается, они и есть, так сказать, «самые-самые» связисты? Не знаю, как и ответить на данное предположение, однако то, что недостаток ощущения «товарищеского плеча» у них успешно компенсируется развитием армейской смекалки до «самого-самого» высокого уровня - это точно. Кроме того, у таких связистов вместе с приобретением должного опыта и на почве назойливой востребованности у своих не связных командиров, от которой порой очень хочется хоть ненадолго избавиться, вырабатывается ясное понимание, что командиры эти гораздо больше тебя самого боятся остаться один на один с неожиданно онемевшей телефонной трубой. Почему? Да потому как ты знаешь, что в этом случае делать, а они нет. И таким полезным пониманием иногда не грех воспользоваться, то есть в нужный момент сделать так, чтобы тебя хоть ненадолго оставили в покое.
Так уж сложилась служба у героя нашего рассказа Николая Данилова, что, как в первом в его офицерской карьере ракетном дивизионе, так и почти во всех последующих местах службы вплоть до поступления в академию (в свое время и такое событие произошло в его биографии) он везде оказывался в должности «главного связиста» и имел честь в той или иной степени соответствовать почетному званию «самого-самого». Посудите сами, каждая его должность дополнялась обязательной приставкой «начальник связи»: командир взвода управления - начальник связи, командир батареи управления - опять начальник связи, командир роты и снова начальник связи, старший инженер - и здесь он не кто иной, как начальник связи. И такой факт в вопросе должностной иерархии не оставляет сомнений - по местным «Табелям о рангах» этот товарищ есть не кто иной, как «главный связист». Это и хорошо и плохо. Хорошо, что твой не очень заметный невооруженным глазом труд, несмотря на неизбежные раздражающие начальство нюансы, несомненно, уважают. Плохо то, что за всё связное хозяйство в ответе лично. А это при помощи разнообразного карающего инструментария того же уважающего тебя начальства с разной степенью напряжения бьет по нервным окончаниям. Иногда напряжение превышает допустимые значения, что негативно отражается не только на настроении «главного связиста», но и на морально-психологическом состоянии подчиненного личного состава, старающегося в таких случаях держаться от своего начальника как можно дальше.
Не сразу и не скоро Николай пришел к пониманию своей естественной профессиональной значимости и к мысли, как данным фактом разумно воспользоваться. А помог ему в этом старший товарищ и на тот момент непосредственный начальник. Да, было одно место службы, где наш герой тогда уже в звании старшего лейтенанта около шести месяцев командовал батареей управления и артиллерийской разведки, а в названии своей должности не имел приставки «начальник связи». Произошло это после расформирования его предыдущей части по Рейгано-Горбачевскому договору о сокращении ракет средней и меньшей дальности и последующему переводу в 28-й реактивный артиллерийский полк 40-й армии. Полк тогда выводился из Афганистана и имел сомнительное счастье разместиться на осиротевшей территории, где Николай и сотоварищи незадолго до этого уничтожили то, чем по праву гордился Советский Союз и «угрожал» такому «дружественному», «миролюбивому», несущему всё светлое и демократичное, просто страстно жаждущему дать нам истинную свободу коллективному Западу. Причем прощание с оружием происходило при полнейшем отсутствии ответа на вполне законный и логичный вопрос: как же при своих возможностях в девятьсот километров сие оружие может угрожать дальнейшему процветанию Запада, ближайшая точка поражения которого находится на удалении более чем в пять тысяч верст. Очень похоже, что истина здесь: «...где собака порылась» или здесь: «Дело моей жизни выполнено. Я сделал всё, что мог» (М.С.Горбачев).
Уничтожили не всё, осталась вполне жизнеспособная инфраструктура, в том числе и связная. Там же нашлось место и сокращенному старшему лейтенанту. Но в новой части по штату имелась отдельная должность начальника связи, а занимал её майор Иванов Сергей Петрович, который и стал непосредственным начальником для молодого командира батареи. Человек он был для звания майора почтительно пожилой, поэтому обращались к нему уважительно - Петрович.
Связная инфраструктура на данной территории представляла собой полностью сохранившийся от предыдущих хозяев пусть нештатный, но вполне хорошо обустроенный своими руками стационарный узелок связи со всеми проведенными от него, куда следует, линиями, который по-прежнему остался привязан к гражданскому опорному узлу, что располагался на окраине города Каттакургана. И техника каналообразования работала вполне исправно, на что добросовестно указывали стрелки контрольных приборов.
Для дальнейшего понимания некоторых особенностей, приведу немного технических пояснений. Аппаратура местного узелка связывалась кабельной линией с такой же, расположенной очень-очень далеко, и посылали они друг другу этакие контрольные электрические сигнальчики на определенной частоте, по которым происходила настройка каналов связи, а специальные приборчики своими стрелочками-индикаторами показывали положенный рабочий уровень этих частот. Можно сказать, что такие приборчики выполняют функцию обычного медицинского термометра. Если связь чувствует себя хорошо, то и стрелочки находятся на своем нормально уровне типа «36,6». Как только связь начинает болеть, стрелочки на нездоровое состояние реагируют, тревожные лампочки загораются красненьким, зуммеры начинают истошно пищать, вызывая скорую помощь. Единственное отличие от медицинского состояния живого тела в том, что у электронного организма температура не повышается, а делает обратный ход. В общем, по стрелочкам контрольных приборов становится видно, порядок или непорядок между далекой друг от друга аппаратурой. У связистов на этот счет есть своя терминология, они говорят: «Контрольные упали», то есть стрелочки в нехороший крайний левый сектор отклонились. Вот за этой фразой и скрывалось то, чем научил пользоваться майор Иванов своего подчиненного молодого офицера.
Стоит отметить, что полк вышел из Афганистана с таким количеством хозяйственного добра, что не всё оно в ангарах и складах нормально разместилось. Поэтому привычный к стеллажно-ярлычному порядку и не страдающий близорукостью начальственный глаз мог бы запросто схватить какую-нибудь катаракту от представившейся его взору совершенно неприглядной картины всеобщего бардака. Однако полковое начальство глазных болезней не боялось, а начальство постарше к злачным местам старательно не подпускало. Зато боевые машины временно отсутствовали, так как их при выводе полка отправили эшелонами куда-то очень далеко. И по этой причине, в ожидании поступления новых реактивных установок «Град», бравый доселе реактивно-артиллерийский личный состав мужественно переносил скучные тяготы военной службы, периодически развлекаясь в бесполезных попытках навести хоть какой-то порядок среди вывезенного нужного и не очень добра.
Скучал и начальник связи майор Иванов, которому до дембеля оставалось что-то около года. Именно по этой причине семья к майору не приехала, решив дожидаться его возвращения на своей малой родине, и он от скуки прямо-таки мучительно страдал, проживая без выезда на территории части в небольшом общежитии, которое имелось на случай разного рода казарменного положения. Впрочем, так жил не только начальник связи, но и много других офицеров и прапорщиков, по первому времени пока не получивших жилья в Каттакурганском военном городке.
Петрович, всё по той же причине приближающегося дембеля, в дела подчиненного командира батареи старался глубоко не вникать, но по характеру был мужиком деятельным, активным, поэтому в главных вопросах инициативу иногда проявлял. Как начальник связи, за которую он в первую очередь и отвечал перед командованием полка, майор как-то взял командно-штабную машину Р-142Н и отправился познакомиться с начальником гражданского узла, которого величали интересным именем Венер. И это, несомненно, правильно, так как именно от Венера во многом зависело как связное здоровье части, так и установка городских номерных телефонов командиру и его заместителям, которые вскоре поселились в военном городке Каттакургана. Поэтому, когда Петрович в очередной раз приказал своему комбату подготовить ту же машину для выезда, тот ничего нехорошего не подумал, а подогнал её к узлу связи, где в дальнейшем произошло нечто странное. Как только выезд был подготовлен, майор приказал установить радиосвязь между самой машиной и радиобюро, к тому же организовать постоянное дежурство. А затем произнес следующую речь довольно крамольного содержания:
- Николай, ты вот что сделай. На канальной аппаратуре выдерни из гнезд приемные колодочки, чтобы контрольные упали, а когда я уеду, через полчаса поставь их на место. Потом зайди к начальнику штаба и доложи, что связь заработала, но временно, что начальник связи в поле нашел обрыв кабеля и бросил времянку, а для полного устранения неисправности ему нужно время, когда справится, тогда и вернется. А я по радио буду связываться.
Комбат конечно сильно удивился. Как это так самому и связь специально нарушить. За это по головке не погладят, если узнают. А как на подобное самовольство Венер посмотрит? Ведь он обязан на каждое такое пропадание реагировать, даже расследование проводить и вести журнальчик, по которому точненько можно отследить, когда, где, что и почему произошло. А если связи нет час и более, то немедленно доложить о происшествии своему гражданскому начальству, а затем брать аварийные средства и лететь по пожарному в часть для совместной работы по поиску и устранению неисправности. Поэтому Николай решил уточнить:
- А что же мне Венеру сказать?
- А ничего не надо, он в курсе, выдергивай колодки, - таков был простой и категоричный ответ начальника связи.
Комбат колодочки вынул и связь пропала. А Петрович не по-дембельски лихо побежал в штаб. Минут через десять он не менее резво вернулся, проворно запрыгнул в кабину машины и с каким-то непонятным довольством на физиономии укатил, оставив всех, кто это видел и слышал в полном недоумении.
Все тридцать минут, после того как машина с начальником связи скрылась за контрольно-пропускным пунктом, комбат и вся дежурная смена находились в совершенно нервном состоянии, так как прекрасно знали великолепную способность военной связи действовать иногда по своему разумению. Есть такое правило: «не трогай, вонять не будет» - так это как раз в тему. Есть связь, пусть работает, не надо пытаться делать её лучше, если не требуется, а тем более самому установившийся процесс нарушать. Ровно через полчаса старший дежурной смены поставил на место приемные колодочки и связь неожиданно появилась. Присутствующие официальные и не очень лица с облегчением выдохнули, и комбат направился в штаб с докладом.
Зайдя к начальнику штаба, Николай понял, что и здесь царило нервно-напряженное ожидание, поскольку не успел даже обратиться, как услышал тревожное:
- Ну что, как контрольные, связь есть?
- Работает, майор Иванов нашел обрыв, сделал временное соединение, сказал, что вернется, когда установит постоянное, с ним поддерживается радиосвязь, - доложил комбат, с удивлением подумав о странном вопросе про контрольные: «И откуда это у артиллерийского командира появились такие познания в области военной связи?»
Напряжение у начальства снизилось, но не пропало окончательно, так как в докладе прозвучало не совсем определенное, а значит опасное слово «временное». И начальник штаба совсем огорошил комбата:
- Хорошо, иди, работай и держи меня в курсе, а пока связь не наладится, в наряд ходить не будешь.
Вот это да, от нарядов освободил! Кто бы мог подумать, что вся эта кутерьма ещё и пользу принесет такую. И старший лейтенант уже в хорошем расположении духа вернулся на узел, на всякий случай проверил радиосвязь с командно-штабной машиной и, успокоившись, принялся за свои комбатовские текущие дела.
Петровича отсутствовал четыре дня, и где он находился, никакая радиосвязь установить не смогла. Николаю просто невыносимо хотелось это знать, ведь связная машина-то из его батареи, а не с улицы прикатилась, и что с ней происходит, конечно, серьезно волновало. Да и просто любопытство разъедало - куда это рванул так неожиданно и так надолго его начальник, да к тому же в явно довольном расположении духа. А на запросы по радио в ответ одна фраза: «Я на связи, всё в порядке, скоро буду». Причем в эфире звучал голос радиста, а не самого майора.
Для доклада начальнику штаба, который по нескольку раз в день интересовался процессом, комбату приходилось каждый раз что-то придумывать: то майор за куском нужного кабеля на гражданский узел связи уехал, то пайка не получается, опять поехал подходящий припой искать, то муфта не подходит, надо менять. Примерно такую белиберду нёс Николай, сам удивляясь своей ловкой изобретательности.
На пятый день начальник связи вернулся. Посмотрев на его ещё более довольный, чем перед отъездом, и явно не полевой вид, комбат справедливо заметил:
- Вы бы хоть немного одежду помяли, да в пыли потоптались, а то ведь не поверят, что четверо судок в полях с кабелем воевали.
Петрович сработал оригинально: снял гимнастерку, бросил на землю, потоптался по ней, поднял, хорошенько встряхнул, снова одел и лихо прошелся по пыльному газону:
- Ну а теперь как, похоже?
- Теперь да, только брились-то вы где?
- Вот это не продумал, в другой раз исправлюсь, - ответил начальник связи и направился в штаб с докладом.
Какую чепуху майор Иванов нес начальнику штаба, старший лейтенант не слышал, но предполагал, что примерно такую же, что и он сам. А вот замечание про некий «другой раз» его немного напрягло. Это что же, получается, только проба состоялась, и будут другие поездки? Надо бы уточнить.
Решил было комбат прояснить ситуацию через водителя машины и радиста, на которых в отличие от майора Иванова, жалко было смотреть. Оба помяты, небриты, всклокочены и немыты так, что внутри аппаратного отсека, где находился радист, да и в кабине машины мухи падали, едва залетев. Но на вопросы о том, где были и что делали, отвечали уклончиво и неумело врали. Николай уже достаточно послужил, набравшись военно-житейской мудрости для реального понимания - давить бесполезно. Очевидно, Петрович их проинструктировал жестко, к тому же комбат прекрасно знал, что всё равно информация через некоторое время к нему просочится через солдатские разговорчики. А если не получится, то можно и подловить молчаливую парочку на каком-нибудь нарушении дисциплины, чтобы при решении вопроса о наказании, выудить из них всю правду. Сейчас же главное, что оба живы, здоровы и боевой автомобиль в таком же состоянии.
Однако, за повседневной текучкой по поддержанию той же дисциплины в своем подразделении и здоровья частенько чихающей связи, вопрос установления истины в странном деле с поездкой майора Иванова в неизвестность постепенно забылся.
Текущих же дел хватало, как коротко и точно подметил известный киношный одессит, «за гланды». Батарея старшего лейтенанта неспроста имела такое длинное название «управления и артиллерийской разведки». Кроме собственно связистов со своими радиостанциями на колесах и без таковых, командно-штабными машинами, комплексными аппаратными и разнообразной телефонно-кабельной требухой в её состав входили смелые воины от артиллерийской и радиолокационной разведки со своей бронетехникой, а также мудрые топогеодезисты с не менее ценным добром и тоже на колесах. Кроме основного контингента к батарее как бы заштатно пристегнули два пусть и небольших, но хлопотных подразделения: инженерное и химическое (вернее радиационной, химической и биологической защиты - сокращенно РХБЗ). В принципе, такое положение дел комбату было знакомо, так как и прежде в уничтоженном ракетном дивизионе приходилось подобную лямку тянуть. Но здесь, эта дополнительная нагрузка на его подразделение выглядела более чем странно, так как в полку по штату имелись и начальник инженерной службы, и начальник РХБЗ, да к тому же оба майоры. Но, похоже, что лично руководить своими пусть и совсем маленькими подразделениями они не желали и переложили такое хлопотное и неблагородное дело со своих плеч на чужие. Так что Николаю и в этой части было чем заниматься постоянно и помимо родной для него связи. Проблема усугублялась ещё и тем, что из всех положенных командиров взводов так сказать живьем в его подчинении имелся только один несвязной командир взвода. Но и это неплохо, по крайней мере, было кому заниматься незнакомой старшему лейтенанту техникой, да и личный состав доверить, как оказалось, вполне толковому офицеру.
За массой разных дел и прозевал комбат новый неожиданный вояж начальника связи. В этот раз его выездная эпопея произошла как под копирку с прошлой четырехдневкой. Начальник штаба ничего странного в поведении майора Иванова не увидел, так как связь частенько то кашляла, то чихала, и комбат с ней возился как с малым дитя ежедневно. Когда совсем плоховато становилось, то подключался и майор Иванов, поэтому поездки на линию случались и с ним в том числе. И вот Петрович уехал на той же командно-штабной машине, присылая иногда голосом радиста привет из очередной неизвестности.
В этот раз секретные колодочки также были вынуты, а через оговоренное время установлены на место, дежурная смена опять немного попереживала и успокоилась, когда упавшие контрольные снова установились в то положение, где им и следует находиться. А дальше опять началось периодическое хождение комбата к озабоченному и даже несколько напуганному начальнику штаба, снова повторилось наглое вранье и напряженное ожидание.
Наверное, так бы новая отлучка начальника связи и закончилась через очередную четверку дней благополучно, но случилось непредвиденное. Дело в том, что, как уже ранее сообщалось, афганский полк пришел не на простую сиротскую территорию, а на так называемую бывшую операционную базу, то есть туда, где до своего сокращения размещался ракетный дивизион, расформированный по договору о сокращении ракет средней и меньшей дальности. А в соответствии с меморандумом об этом сокращении американские специалисты у нас, а наши у них обязаны были произвести по две проверки в любое время в течение пяти лет. Очевидно, это правило установили для полной уверенности, что на таких опустевших базах опять что-нибудь среднее или малое не разместили. Причем здесь присутствовал элемент неожиданности - о своем визите предупреждали только за сутки. И вот этот элемент наступил. Неожиданней не куда.
Командиру полка сообщили утром, что завтра прибудет комиссия, в составе которой находится и американская проверочная бригада из пяти человек. Тут началось такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. В ангарах, где раньше находились пусковые установки ничего не должно быть, а там рядами и колоннами стоит всякий хозсброд из транспортных машин чёрт знает, чем загруженных и прицепов разных с таким же добром, баки под воду, бочки для топлива и т.д. и т.п. Кроме того, надо подготовить законсервированные ранее для таких случаев объекты: конференц-зал и гостиницу. А также привести в порядок столовую, предназначенный для такого случая отдельный обеденный зал, в котором уже давно с удовольствием обедало командование полка, добиться приезда спецбригады поваров и официантов с необходимыми продуктами. Солдат, да и офицеров с прапорщиками или отмыть, подстричь и побрить, или решить куда спрятать, тоже надо придумать. На территории повоевать с метлами, граблями и давно не белеными бордюрами. И ещё, и ещё, и … много что ещё.
Досталось и командиру батареи и кое в чем даже больше, чем другим. От него, кроме всего прочего, требовалось, что бы вы думали? Ну, конечно же, обеспечить любую связь, да не простую как обычно, а, как любят образно поговаривать связисты, «звенящую» из любого доступного и недоступного места. Об этом и сообщил ему начальник штаба примерно так:
- Где??!! Где начальник связи ГДЕ-Е-Е??!!
- На линии, времянку …, - начал, было, комбат своё тягучее вранье, но начальник его перебил:
- К черту, линии, к дьяволу времянки. Немедленно, слышишь, немедленно делайте так, чтобы двое суток всё работало как часы швейцарские, а потом копайтесь со своими времянками и путайтесь в своих линиях, пока не удавитесь. Ты понял?
Как не понять? Бегом на узел связи и вызывать по радио своего начальника. А в ответ всё та же чушь словесная: «работаем, делаем …» Вот тут комбат разъярился, разрядился на ближайших и зарядил удаленных:
- Долбаные ремонтники так вас и растак, зови немедленно майора, скажи беда, понимаешь, беда будет, если не найдешь. АМЕРИКА едет нас проверять.
И вдруг солдатика на том конце проняло, он понял, что беда его не обойдет, если он не признается. И радист признался:
- Да я не знаю где он. Стою во дворе каких-то домов, а майор Иванов где-то в одном из них.
- Да скажи хоть в каком вы городе или кишлаке.
Радист ненадолго выпал из эфира, похоже, что отправился узнавать. Вскоре вернулся и сообщил:
- Мы в Советабаде.
Есть такой городишко, километрах в семидесяти будет, надо ехать. И Николай, уже привычно соврав на этот раз, что у начальника связи якобы сломалась машина, выпросил у начальника штаба разрешения спешить на помощь. Быстро снарядив скорую в виде батарейного транспортного ГАЗ-66 и предварительно озадачив своих подчиненных проверками всех линий связи, зарядкой аккумуляторов для переносных радиостанций и их подготовкой, комбат рванул в Советабад.
В то время это был небольшой городской поселок, в котором проживали работники горнорудного предприятия по добыче урана. Вплоть до 1983 года он был закрытым для посторонних и представлял собой вполне приятный во всех отношениях населенный пункт, с преимущественно славяно-татарским населением. После его открытия прошло всего пять лет, поэтому городишко пока оставался не испорченным посторонними поселенцами. Каким образом туда занесло начальника связи осталось тайной, да это и неважно. Главное здесь он нашел себе отдых и развлечение от скучной послеафганской и приближающейся к пенсии службы. В этот оазис посреди пустыни майор Иванов приезжал, как бы это помягче выразиться: в гости к разным знакомым ему женщинам. Сколько их было, и как он с ними познакомился, тоже осталось тайной, но, по словам сопровождавших его радиста и водителя, Петрович за прошедшие четверо суток столько же раз менял и адреса.
По приезду в Советабад долго искать пропавший экипаж не пришлось. Немного покружив по аккуратным улочкам, комбат заметил антенную мачту своей командно-штабной машины, куда и направился. Картина выглядела не совсем прилично для гражданского дворика, где по соседству с военным объектом на колесах находились детский городок с качельками и песочницей, лавочки с бабушками и столбики с бельевыми веревками. Вернее будет сказать, что это военный объект находился с ними по соседству. Мало того, экипаж развернул мачту с антенной, закрепив её, как и положено, длинными веревочными растяжками, на которых местное население уже приспособилось развешивать для просушки свои постирушки. Рядом с машиной стоял на выносе бензоэлектрический агрегат, громко трещал и чадил сизыми выхлопами, очевидно, заряжая аккумуляторные батареи, а на выхлопной трубе грелась банка тушенки. Бабушки на лавочках на это никак не реагировали, наверное, смирились.
- Где майор? - спросил комбат.
- Утром выходил из вон того подъезда, а потом зашел, кажется, вон в тот, - только и смогли ответить найденыши.
«Кажется. А если в другой? Это сколько же надо квартир обойти?» - с тревогой подумал Николай, но приступил к поискам. Пришлось стучать в каждую дверь и спрашивать у изумленных хозяев: нет ли у них кого лишнего в военной форме. Нашелся Петрович в пятой по ходу поиска квартире и, слава не к месту говорить кому, почти сразу сообразил о надвигающейся опасности потерять покой перед дембелем, если у начальника связи завтра этой связи не окажется.
Сборы были недолгими - чужое бельишко с растяжек убрано, мачта собрана, судорожно захлебнувшийся бензоагрегат обрел покой в свой каморке, банка тушенки съедена по ходу дела, и колонна из двух машин двинулась в обратный путь.
Примерно через час обе команды благополучно вернулись, и начальник связи побежал в штаб с докладом о «проделанной работе», после чего получил строгое внушение, без которого, по мнению начальства, не может обойтись никакое дело, тем более такое, как подготовка к достойной встрече «товарищей» из Америки.
Ко времени возвращения главных полковых связистов, поначалу малоуправляемая суета личного состава части постепенно стала приобретать вменяемую направленность. Командиры и начальники брали под контроль противоречиво пересекающиеся и взаимно мешающие друг другу действия подчиненных, и подготовка пошла более организованно.
Наверное, лучше всех в своей работе ориентировался командир батареи управления. Не потому, что он такой «самый-самый» связист и руководитель из всех руководителей, нет. Просто комбат уже проходил подобное чуть больше полугода назад при расформировании ранее располагавшегося здесь ракетного дивизиона. Тогда всё происходило на много порядков серьезней, до потери пульса круче, а сейчас - так себе однодневная подготовочка.
Поэтому теперь для Николая происходящее представляло собой как бы школьный урок с повторением пройденного материала. Его даже мало беспокоили успевшие понаехать везде снующие, орущие, размахивающие всякими планами, методичками и инструкциями, но больше мешающие, чем помогающие окружные контролеры-помощники. Как и несколько месяцев назад, комбат периодически вызывался ими то в конференц-зал, то в гостиницу, то в другое достойное предстоящей экзекуции помещение, где на самом видном месте красовался новенький телефон, и где происходила своеобразная проверка готовности связи через заказ разговора начальника со своей супругой, находящейся в далеком хлебном городе Ташкенте. Как и прежде, важное начальственное лицо сердито грозило старшему лейтенанту далекой ссылкой, на что комбат привычно реагировал полной готовностью к такому повороту событий по той же причине, что и раньше, называемой «хуже не будет». И всё также проверка заканчивалась почти мгновенным соединением и удивленно вытянувшимся лицом контролера, с одной стороны довольного результатом, но в то же время разочарованного очевидной невостребованностью припасенной для комбата гильотиной. Хотя повод отыграться и предать ритуальной казни непрошибаемого угрозами старшего лейтенанта находился всегда - не за связь, так за не побеленные бордюры на закрепленной за подразделением территории или за неподстриженного подчиненного или … да мало ли за что ещё.
Красная армия тем и была всегда сильна, что из любой, казалось бы, патовой ситуации имела удивительную способность выйти победительницей. Так произошло и в этот раз. К солдатскому отбою битва с бардаком практически полностью успешно завершилась. А если что и не смогли исправить к лучшему, закрыли тентами и маскировочными сетями.
На следующий день прибыла комиссия с бригадой из пяти американцев, которая посетила парковую зону, где раньше размещались ракетные пусковые установки и более их ничего не интересовало. Убедившись в том, что коварные русские не припрятали здесь каких-нибудь новых ракетных секретов, «товарищи» и сопровождающие их официальные лица собрались в конференц-зале, где оформили надлежащие документы и, не заказав ни одного телефонного разговора ни с Ташкентом, ни с Москвой, ни с Вашингтоном, убыли восвояси. И всё закончилось. Всё успокоилось, и повседневная полковая деятельность продолжилась в соответствии с тихим мирным распорядком послеафганской жизни, нарушаемым разве что периодическими бесполезными попытками навести хоть какой-то порядок среди вывезенного нужного и не очень добра.
Но командира батареи управления прежний порядок совместной службы с начальником связи уже категорически не устраивал. Очень ему захотелось раз и навсегда прояснить ситуацию с неожиданными отъездами майора Иванова и сознательным нарушением связи. И у них состоялся такой разговор:
- Товарищ майор, вы бы как-то заранее меня предупреждали о своих поездках. И можно ли это делать без нарушения связи? - поинтересовался комбат.
- Заранее можно, но как же я уеду, если со связью полный порядок. Слушай внимательно и вникай. Начальник штаба артиллерист и в нашем деле ни черта не понимает, но отвечает не меньше моего, поэтому и побаивается. Так что просто так меня никуда не отпустит, нужен повод. Вот я и нашел его. Это ещё в Афгане было. Связь пропала по-настоящему и прихожу я к начальнику штаба, да и говорю, что связи нет, контрольные мол упали. Просто вырвалось само собой про контрольные. А у того испуг на лице, что-то он в этих контрольных опасное почувствовал. Сразу нужные распоряжения посыпались, мне стало проще организационные вопросы решать перед выездом. Я понял: «контрольные упали» - фраза полезная и начал ею пользоваться. Главное не перестараться. А здесь с Венером договорился, чтобы тот не рвался попусту на линию неисправность искать и всех делов. Так что мотай, как говориться на ус и пользуйся.
Вот так Николай и научился у Петровича пользоваться своим положением «самого-самого» связиста из «самых-самых» маленьких войск связи среди несвязных начальников любого рода несвязных войск. Надо сказать, что майор Иванов как-то раз этими опасно падающими контрольными подсобил и своему комбату. Устал тот до невозможности бороться и с капризной связью, и с шаловливым личным составом, и с ... в общем, со всеми, как говориться, тяготами и лишениями. Пошел тогда Петрович к начальнику штаба опять со своим фуфлом про контрольные, вынул многострадальные колодочки, прервав связь на время, и отправил своего комбата, так сказать, в отгул на целых три дня, взвалив на свои мощные дембельские плечи все его заботы. А тот приехал к Венеру, оставил у него свою машину с экипажем погостить, сам же отправился домой и прекрасно отдохнул с семьей, не засвечивая, правда, свою свободу и секретный метод имени майора Иванова.
Этот метод герой нашего рассказа отшлифовал, служа уже в другой части, что находилась в Германии, куда Николай попал служить после Туркестана. Там у него также имелся свой нештатный узелок связи, который привязывался к уже не гражданскому, а военному опорному узлу за много километров по совершенно чужой территории чужого уже объединенного к тому времени и в одночасье ставшего враждебным государства. И когда Николаю, тогда уже капитану, становилось совсем тяжко от снежного кома ротно-связных проблем и начальственной опеки и очень хотелось сделать небольшой перерывчик, он шёл к начальнику штаба и произносил волшебную фразу:
- Товарищ майор, связи нет, контрольные упали. Разрешите выезд на линию.
- Куда упали? - задавал логичный вопрос немного испуганный товарищ майор, и, не вникая в ещё более непонятные подробности, давал добро на выезд капитана для подъема этих нехорошо и не вовремя куда-то упавших контрольных.
А ехал капитан прямиком на опорный узел связи к своему товарищу такому же капитану Паше - начальнику этого узелка. Находился он в совсем уж нелюдимой для Германии местности, а именно в глубине армейского полигона, где всякие советские вооруженные силы проводили свои учения и занятия с разной настоящей боевой стрельбой из всего, что имелось. Прямо скажем - опасное место. Поэтому узелок существовал здесь своей закрыто-обособленной, почти как на пограничной заставе, жизнью. Паша даже по этому поводу немного комплексовал: «Вот никто же не поверит, что служил в Германии, а ни хрена не видел. Пять лет в лесу просидел. Заграница только из окошка вагона мелькала, когда в отпуск ездил». Впрочем, в этом Николай с товарищем был солидарен, так как его часть, хоть и не на территории закрытого полигона, но также располагалась в стороне от местных центров цивилизации. Ближайший населенный пункт находился в шести километрах и представлял собой маленькую деревушку под названием Кликен, так что ему впоследствии довольно трудно давалось объяснение своего Германского места службы. Обычно спрашивали: «Так это где? Не с Магдебургом ли рядом?» На что Николай дежурно отвечал: «Ну да, чуть правее Берлина».
Николаю нравилось приезжать к товарищу. Здесь кроме самого Паши с семьей, жило и служило всего-то два прапорщика (оба холостые), да полтора десятка солдат. Прапорщик старшина понятно, чем занимался, второй прапорщик - техник связист тоже находился при своем деле. Тихо, мирно, но скучно. Поэтому приезд товарища по оружию, как они говорили «с большой земли», для них становился небольшим развлечением, потому как тот по пути покупал немного пивка, а старшина готовил пусть и простенькую, но всё же настоящую баньку. Да и без баньки в самодельном бассейне летом поплескаться тоже неплохо. Вот таким образом Николай и «поднимал» упавшие контрольные. Немного отдохнув, возвращался домой и с новыми силами брался за свои ротно-связные дела.
Со временем он до такой степени по-хорошему обнаглел, что для таких случаев (ну и конечно для настоящих) выбил у начальства официальное разрешение на свою личную транспортную ГАЗ-66 с табличкой на лобовом стекле «СВЯЗЬ ДЕЖУРНАЯ», которая иногда отпугивала настырных служителей военной автоинспекции. Машина была из его же роты, так что всегда находилась в готовности и иногда использовалась не только по прямому назначению, когда её брал для своих не менее важных дел старшина капитанской роты связи. Но это уже, как говорится, совсем другая история.