Душа почему-то болела и болела. Что делать? Пробовал прибраться. Не хотелось включать пылесос. Подержал веник под горячей водой. Сунул совок под палас. Мел-мел. Собрался мелкий мусор. Так, сверху собрал.
Затем смотрел в окно. Просто так. На подоконнике банки. В них можно налить суп. Сваришь на неделю в алюминиевой кастрюле. Затем банки. Перелить – и в холодильник.
Удобно достать – и пообедать.
Банки почему-то расползлись по всему подоконнику. Нужно собрать их в одно место.
За окном мужчина. Молодой. Не больше сорока лет. Сидит на металлической оградке. Это же неудобно. А он сидит. Смотрит в одну точку. Ну и пусть сидит.
А сейчас хорошо разморозить холодильник. Там шуба. Нужно вынуть все. И положить в таз. Затем включить вентилятор. Тепловой. Повесить его на палку из-под швабры. Пусть работает. Примерно за два часа снежный наплыв осядет. Затем – свалится. Главное - время не упустить. Зачем лишний лед?
А мужчина сидит и сидит на металлической оградке. И смотрит в точку. Наверное, ему скучно. Наверное, ему делать нечего. Пусть сидит. Мне-то какое дело?
В холодильнике рыба. Она растаяла. Взять нож, разделить на куски. Получится хороший ужин. А на гарнир сварить красную фасоль. И добавить немного томатной пасты.
На все ушло полтора часа. Еще нужно вынести пакет с мусором на помойку. Потому что рыбьи отходы за ночь запросто завоняют.
Вышел из подъезда. А мужчина сидит и сидит. На бомжа не похож. И не двигается. Лицо какое-то странное. Как будто страдание. Так кажется.
Мало ли? У всех своя жизнь. Видимо, что-то у него произошло. Мне-то что? Пусть сидит.
Получилось четыре куска рыбы. А фасоль разварилась. Выглядит аппетитно. А что – если чай зеленый заварить? Есть пара пирожных.
А мужчина сидит и сидит. Очень интересно? Почему сидит? Ладно, мне-то что?
Пусть рыбка отлежится. Вкуснее будет. Позвонила внучка. Сказала, что проходят «Мцыри». Спросил, понравилось? Утвердительно ответила. Надо же, современным детям нравится «Мцыри». Поэма про мальчика, который страдал. Мало прожил и умер. Три дня всего порадовался. А так – все тоска и тоска.
А внучке понравилось. Значит, девочка хорошая.
А почему он сидит? Этот мужчина? Почему-то покоя нет. Волнует он. Незнакомый человек.
Сидит и сидит, ноги переставляя. А на лице точно – страдание.
Надел куртку. Вышел. Подошел к нему. И спросил, мол, у вас все хорошо?
Как-то странно встрепенулся. Как птица, которая от хищника пытается отвязаться. И сказал: «Мне все равно. Не беспокойтесь».
Как это, не беспокойтесь? И сказал – ему. Сказал, что мне шестьдесят пять. И меня не проведешь. Взглянул черными глубокими глазами. Промолчал.
Пришлось взять его за рукав. И пришлось – сказать, что рыба есть. Целых четыре куска. И красная фасоль. Приглашаю вас – на зеленый чай.
Тепло в глазах у него пробежало. Поднялся. Ногами потопал. Видимо, затекли. Скромно, стеснительно на меня взглянул. И мы пошли. Я впереди, он за мной.
В дверях его пропустил, потому что нужно было закрыть дверь на замок.
В комнату зашли. Он сел на краешек стула. Так садятся те, кого били. Не физически. А морально. Не надо спрашивать. Не надо больно делать.
Ел рыбу. На меня не смотрел. Ему почему-то стыдно было.
По возрасту – сын мне. Хорошее лицо. Только глаза несчастные. Сказал, что у меня есть большое синее полотенце. Можно в душ сходить. А еще есть раскладушка. Полежать и поспать, как на перине.
Сын у него. От первого брака. Четырнадцать лет. Дал ему пятьдесят тысяч на одежду. Вторая жена – выгнала. Сказала, пусть мать одевает. Не надо деньги тратить.
Я спросил, у нее злые глаза были? Незаметное кивнул.
Я лежал на диване. И сказал, что игры в семью – страшное дело. Если нет любви.
Он лежал, молчал. Несчастье его поразило.
Деточки вы наши. За что вам такая судьба? Глупые вы наши деточки.