Лабиринты Кенигсберга. Глава 1-11-3-5-2-1

Электронная версия данной книги создана исключительно для ознакомления только на локальном компьютере! Скачав файл, вы берете на себя полную ответственность за его дальнейшее использование и распространение. Начиная загрузку, вы подтверждаете свое согласие с данными утверждениями! Реализация данной электронной книги в любых Интернет-магазинах, и на CD (DVD) дисках с целью получения прибыли, незаконна и запрещена! По вопросам приобретения печатной или электронной версии данной книги обращайтесь непосредственно к законным издателям, их представителям, либо к автору!



Глава 1-11-3-5-2-1. Материалы, представленные Костей Беркутом. Рабочие записи Георгия Березина.

Начало Второй мировой войны. Германо-польская война.

В XX веке у России мог быть один стратегический партнер, сотрудничество с которым наиболее отвечало ее национальным интересам — Германия. Не имея зон серьезных конфликтов, два великих народа исторически, экономически, культурно и геополитически друг друга дополняли, что было крайне опасно для планов англосаксонского (а в перспективе — наднационального) мирового господства. Эти планы не могли осуществляться без вывода в мировые политические лидеры Соединенных Штатов. А такой вывод США на авансцену мировой политики был невозможен без истощающей европейские державы большой европейской войны, на исходе которой США должны были сыграть роль «защитника демократии» и «благодетеля» обессиленной Европы.
Не противостояние Англии и Германии, а угроза перехода промышленного и экономического лидерства от США к динамично развивающейся Германии обусловила Первую мировую войну, организованную усилиями США и космополитических кругов в Европе. Союз России и Германии такую войну исключал. Поэтому было сделано все, чтобы стравить две державы и столкнуть их в кровавой битве — что и произошло на деле.
Те же силы, которые организовали Первую мировую войну, в ходе Парижской «мирной» конференции 1919 года заложили под европейский мир новые «мины замедленного действия» — «версальскую» систему «мирных» договоров.
Среди этих «мин» были и передача в состав Чехословакии этнически немецких Судет, и «вольный город Данциг» с данцигским «коридором» к морю для «новодельной» Польши, и немецкий Мемель, «подаренный» Литве, и еще ряд подобных провокаций.
Поскольку прочный союз теперь уже СССР и Германии по прежнему исключал долгую, истощающую войну в Европе, было сделано все для того, чтобы вновь развести две державы и два народа. Здесь постарались многие — от троцкистов и наркома иностранных дел СССР Максима Литвинова (Меера Валлаха) до тайных «кротов» Запада в руководстве Третьего рейха и Немецкой национал -социалистической рабочей партии (НСДАП) Гитлера. Однако решающее влияние оказали Америка — штаб квартира Мирового Зла и Англия — младший партнер США. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В 1919 году Парижская «мирная» конференция подводила итоги Первой мировой войны. 
25 марта 1919 г. премьер министр Англии Ллойд Джордж направил участникам Конференции меморандум, озаглавленный «Некоторые соображения для сведения участников конференции перед тем, как будут выработаны окончательные условия». Его потом назвали «документ из Фонтенбло», потому что считается, что Ллойд Джордж его в Фонтенбло и написал…
Вот что там было: «Если в конце концов Германия почувствует, что с ней несправедливо обошлись при заключении мирного договора 1919 г., она найдет средства, чтобы добиться у своих победителей возмещения… Поддержание мира будет… зависеть от устранения всех причин для раздражения, которое постоянно поднимает дух патриотизма; оно будет зависеть от справедливости, от сознания того, что люди действуют честно в своем стремлении компенсировать потери… Несправедливость и высокомерие, проявленные в час триумфа, никогда не будут забыты или прощены. По этим соображениям я решительно выступаю против передачи большого количества немцев из Германии под власть других государств… Я не могу не усмотреть причину будущей войны в том, что германский народ, который достаточно проявил себя как одна из самых энергичных и сильных наций мира, будет окружен рядом небольших государств. Народы многих из них (Чехословакии и Польши) никогда раньше не могли создать стабильных правительств для самих себя, и теперь в каждое из этих государств попадет масса немцев, требующих воссоединения со своей родиной. Предложение комиссии по польским делам о передаче 2100 тыс. немцев под власть народа иной религии, народа, который на протяжении всей своей истории не смог доказать, что он способен к стабильному самоуправлению, на мой взгляд должно рано или поздно привести к новой войне на Востоке Европы». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Ход советско польской войны в 1920 году был таков, что Рабоче Крестьянская Красная Армия стремительно продвигалась к Варшаве. И тогда правительство Великобритании предприняло демарш. Министр иностранных дел Керзон направил правительству РСФСР ноту с предложением заключить с Польшей перемирие и отвести войска на этнически обоснованную «линию Керзона»… В ноте указывалось, что она «приблизительно проходит так: Гродно — Яловка — Немиров — Брест   Литовск — Дорогуск — Устилуг, восточнее Грубешува через Крылов, далее западнее Равы Русской, восточнее Перемышля до Карпат»… Но затем произошло «чудо под Варшавой» — поляков стала срочно спасать Антанта, и всё кончилось Рижским миром, при выработке условий которого поляки о «линии Керзона» решительно забыли. В Польше оказались Брест Литовск и Владимир Волынский, Луцк, Ровно, Гродно, Пинск, Молодечно, Барановичи… Это было примерно то же, что отнять у Германии Данциг и часть территории под «коридор» для выхода Польши к морю (хотя обходились же без этого выхода Венгрия, Чехословакия, Австрия, Швейцария). (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В 1932 году Советский Союз заключил с Польшей договор о ненападении, который в мае 1934 года  был пролонгирован еще на десять лет. Как показало время, в глазах кремлевского руководства он стоил дешевле бумаги, на которой писался. Ну не любил Сталин «фашистскую Польшу» и гонористых поляков. В этом его чувства абсолютно совпадали с чувствами Гитлера. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).

Впервые Муссолини положил идеи «Пакта четырёх» на бумагу в начале марта 1933 года… Встреча его с Макдональдом состоялась позже… Дуче сразу же указывал на то, что претендует лишь на первый набросок… Суть проекта с поправками была такова:
1. Четыре западные державы — Италия, Франция, Германия и Великобритания — принимают на себя обязательство во взаимных отношениях друг с другом осуществлять политику эффективного сотрудничества с целью поддержания мира в духе пакта Келлога (декларативный пакт об отказе от войны как средства национальной политики. — С. К.)… В области европейских отношений они обязуются действовать таким образом, чтобы эта политика мира, в случае необходимости, была также принята другими государствами.
2. Четыре Державы подтверждают, в соответствии с положениями Устава Лиги Наций, принцип пересмотра мирных договоров при наличии условий, которые могут повести к конфликту между государствами. Они заявляют, однако, что этот принцип может быть применим только в рамках Лиги Наций и в духе согласия и солидарности в отношении взаимных интересов.
3. Италия, Франция и Великобритания заявляют, что в случае, если Конференция по разоружению приведет лишь к частичным результатам, равенство прав, признанное за Германией, должно получить эффективное применение…
4. Четыре Державы берут на себя обязательство проводить, в тех пределах, в которых это окажется возможным, согласованный курс во всех политических и неполитических, европейских и внеевропейских вопросах, а также в области колониальных проблем. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).
 
Действуя совместно и согласно, четыре державы могли решить две наиболее больные проблемы, созданные версальской системой, без войны: 1) Данциг и «Коридор»; 2) Судеты… Англофранцузы, признавая права Германии на решение двух проблем в ее пользу, избегали напряжения европейской войны… Выгоды для Германии были очевидны. Недаром фон Папен сразу заявил, что идея Муссолини «гениальна»… Если бы через какое то время с «подачи» Италии Польшу принудили вернуть немцам всё лишнее, а Чехословакию — не ей по праву принадлежащие Судеты, то таким образом дуче мог бы обеспечить лояльность фюрера к проитальянской Австрии. Ведь такая Австрия была естественным «буфером» между рейхом и Италией. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В советском военном планировании Польша рассматривалась как наиболее вероятный противник, союзник Германии и первая преграда на пути «красных полков» в Европу… В 1937 году, уже находясь в тюремной камере, маршал М.Н. Тухачевский не переставал грезить о новом походе на Вислу: «На ближайший отрезок времени «бить противника на его территории» означает бить польско-германские силы на польской территории». Главный удар Красной Армии, обеспеченный внезапным вступлением в Западную Белоруссию и Украину «армий вторжения», маршал предлагал наносить из района южнее Полесья «в центр Польши», где и должно… произойти решающее столкновение. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Польское правительство отвечало большевикам взаимностью, предпочитало дружить с нацистами, самозабвенно рвалось делить с ними несчастную Чехословакию, тешилось иллюзией своей «великодержавности» (Польша – «основной фактор европейского равновесия») и делало все, чтобы не допустить Советский Союз к участию в европейской политике. При обсуждении договора о коллективной безопасности польское правительство категорически отказывалось от любой комбинации, где одной из сторон были бы Советы. Как доказывал специалист по международному праву Юлиан Маковский: «СССР не принадлежит к сообществу цивилизованных стран, поскольку не имеет общих с ними понятий общественных, религиозных, этичных и правовых. В этом смысле он находится в том положении, в каком были до него Китай, Турция, Япония, до их принятия в сообщество». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Версальский договор, подписанный вскоре после окончания Первой мировой войны ограничивал возможности Германии. Практически вся её территория была объявлена демилитаризованной зоной (территория на которой запрещается содержать войска и военную технику), количество армии ограничено 100 тысячами человек. Однако после того как к власти пришёл Гитлер, Германия восстановила призыв в армию и начала активное производство новых видов вооружения. Предложение о военной операции под эгидой Лиги Наций, выдвинутое Францией, не было поддержано Англией. (Диск «Большая детская энциклопедия. История»).

6 ноября 1937 года, Италия присоединилась к политическому союзу, который стал известен как «Антикоминтерновский пакт» и который вначале заключили Германия и Япония 25 ноября 1936 года. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Антикоминтерновский пакт Гитлера с Токио и Римом отнюдь не был направлен против СССР, как государства. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

25 ноября 1937 года Шуленбург выступил перед слушателями военной академии в Берлине. Молодая элита германской армии слушала посла рейха в Москве внимательно… Он, на пятом году существования национал социалистского режима, говорил следующее: «Россия занимает в прусско германской истории двух последних столетий важнейшее место… Ее позиция в период создания единой Германии очень помогла Бисмарку в его великих усилиях. Абсурдно заявлять, что Советский Союз представляет угрозу для Германии, напротив, порой наша политика дает России основания для тревоги… Россия в международных делах стремится к спокойствию. И только агрессивность Германии может подтолкнуть Советы к блоку с Англией и Францией… Потом к докладчику подошел военный министр фон Бломберг и сообщил, что ему и ряду его коллег хотелось бы иметь у себя копию доклада. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В марте 1938 г. Германия оккупировала Австрию, а через год западную часть Чехословакии.
До некоторых пор Англия и Франция продолжали смотреть на нарастающую мощь фашистской Германии сквозь пальцы, и лишь после нарушения Мюнхенского договора осознали серьёзность положения. Обе страны дали военные гарантии Польше (помощь в случае нападения на неё Германии), а после оккупации Италии и Албании те же гарантии были даны Румынии и Греции. (Диск «Большая детская энциклопедия. История»).

В 1938 г. - подписание Францией и Британией соглашения с Гитлером о ненападении. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).



Польские генералы до конца 1938 года основное внимание уделяли разработке военных планов против СССР. Лишь когда фюрер потребовал вернуть немцам немецкий город Данциг, разорвал пакт о ненападении и предложил «глобально урегулировать» отношения, поляки конкретно задумались о войне с Германией, до последнего рассчитывая, что Англия и Франция «не допустят», а Гитлер «не решится» – надо с ним только быть построже. «Не немцы, а поляки ворвутся вглубь Германии в первые же дни войны!» – бравировал посол в Париже Ю. Лукасевич. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


В отношении Советского Союза польские политики продолжали демонстрировать твердость, временами переходящую в необъяснимую слепоту и даже глупость, по мнению Эдуарда Даладье – «величайшую глупость». На все предложения союзников заручиться военной поддержкой восточного соседа министр иностранных дел Юзеф Бек неизменно отвечал высокомерным отказом. В августе 1939 года, утомившись уговаривать поляков хоть что-нибудь сделать для обеспечения безопасности своей страны, министр иностранных дел Франции Боннэ инструктировал своего посла в Варшаве: «Мы в качестве союзников имеем все основания просить уточнить, каким образом они собираются без помощи русских организовать вооруженное сопротивление в случае возможной германской агрессии. Ввиду принятых на себя обязательств мы имеем полное право получить исчерпывающий ответ на этот вопрос». И получил 19 августа исчерпывающий ответ полковника Бека: «Это для нас вопрос принципа. Мы не имеем военного соглашения с СССР, и мы не желаем его иметь». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


В Варшаве полагали, что, если Красная Армия придет на помощь, выдворить ее обратно будет невозможно. «Коммунизации» страны польское руководство боялось больше любого нашествия. «Независимо от последствий, – заявил главный инспектор вооруженных сил маршал Эдвард Рыдз-Смиглы, – ни одного дюйма польской территории никогда не будет разрешено занять русским войскам. Это привело бы к оккупации части страны и нашей полной зависимости от Советов». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


11, 12, или 13 января 1938 г. (последнюю датировку приводил Леопольд Эмери) президент Рузвельт через вашингтонского посла Лондона сэра Рональда Линдсея направил Чемберлену секретнейшее послание, которое Линдсею вручил заместитель государственного секретаря Сэмнер Уэллес… Рузвельт предлагал обращение ко всем странам мира с призывом достичь соглашения о разоружении, выполнении договоров о предоставлении доступа к источникам сырья, а для этого — созыв международной конференции в Вашингтоне… К участию в ней Рузвельт предлагал привлечь Францию, Германию и Италию. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).
 
Рузвельт настаивал на ответе до 17 января 1938 г. и требовал строжайшей секретности, поскольку крайне боится возможной реакции «изоляционистов», если те о чем то разузнают… Чемберлен заколебался… Он вел собственные непростые переговоры с Италией, резонно сомневался в успехе идеи Рузвельта и, кроме того, в формуле «предоставление доступа к источникам сырья» не видел для Британской колониальной империи ничего привлекательного… И Чемберлен предложил осуществление американского плана отложить… На это США и рассчитывали… Под секретные послания о «разоружении» Америка за пять лет, с 1934 по 1939 год, израсходовала почти 6 миллиардов долларов, что было сопоставимо лишь с расходами на вооружение Германии, но у Германии в 1934 году вообще не было серьезных вооруженных сил,объективно ей жизненно необходимых. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Быстрая переориентация США от декларативного нейтралитета к реальной поддержке англофранцузов разоблачала Штаты как подлинного поджигателя войны, как единственную державу, в ней действительно заинтересованную. США все более оказывались единственной в мире страной, заслуживающей наименования Империи Зла… Зловещие замыслы США были хорошо видны из слов, которые Уильям Кристиан Буллит говорил осенью 1938 года своему польскому коллеге в Париже — послу Юзефу Лукасевичу: «Возможно, Германия сумеет направить свою экспансию в восточном направлении… Демократические страны не возражали бы, если бы дошло до решения спорных вопросов между Германией и Россией путем войны… Лукасевич не поинтересовался у коллеги — а что это за спорные вопросы, и как Германия и Россия будут воевать, не имея общей границы? (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Буллит в начале ноября 1938 г. отбыл за океан в трехмесячный отпуск. И тогда же, в середине ноября 1938 г. Рузвельт отозвал американского посла из Германии и заявил, что США не намерены возобновлять нормальные дипломатические отношения с рейхом. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В духе «Мюнхена» венгры потребовали от чехов передачи им Закарпатской Украины с населением свыше одного миллиона человек. 2 ноября 1938 г. в Вене арбитраж Германии и Италии это требование удовлетворил. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В своей монографии «Франклин Рузвельт. Человек и политик. Новое прочтение» Н. Яковлев… заметил, что исторически Соединенные Штаты извлекали неслыханные выгоды от войн в Европе и Азии и это побуждало американскую буржуазию подстрекать к военным конфликтам другие народы… Все это не просто логичная для поджигателей войны схема — всё это так и делалось… Делалось Соединенными Штатами… Советско германский Пакт 1939 года стал серьезной помехой для темных сил разного рода — от крайне правых до крайне левых… Однако недоверие двух лидеров — Гитлера и Сталина — к политике друг друга и ряд действительно необдуманных действий сторон давали этим силам шанс… Сталин считал, что СССР был вынужден пойти на Пакт и поэтому он не расценивал его как действительно поворотный пункт в общей истории двух народов. Он не доверял Германии, как возможному устойчивому партнеру. Гитлер же колебался в выборе дальнейшего пути… И тоже не доверял Сталину. Если бы Сталин пригласил Гитлера в Советский Союз и доказал ему целесообразность исключительно мирного совместного будущего, то сегодня мир мог бы иметь совершенно иной — осмысленный и конструктивный — облик, сутью которого были бы партнерские отношения Германии и России (а также — Японии, Китая), а не англосаксонский диктат. Не «сговор диктаторов», а до конца осмысленный, очищенный от взаимных заблуждений союз двух великих держав и народов — вот что могло стать результатом такой встречи. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Риббентроп написал в своих предсмертных воспоминаниях: «Огромная мощь и развертывание силы Советского Союза логично выдвигают вопрос: был ли А. Гитлер с его восприятием событий прав перед историей? Или же тот путь, к которому стремился я, был в долгосрочном плане всё же возможным? Мое мнение таково: столкновения с Россией можно было избежать, однако для этого требовались уступки с нашей стороны. Начало военных действий против Советской России 22 июня 1941 года было концом начатой по моему предложению политики компромисса между обеими империями на самый длительный срок». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Уступки требовались с обеих сторон, и с обеих сторон они не были сделаны… Английские исследователи Э. Рид и Д. Фишер полагали, что у Сталина не было иного — кроме Пакта — выбора в конкретно сложившихся условиях военно политической изоляции СССР со стороны западного мира… Потенциальное значение Пакта было намного более серьезным… Об этом хорошо было сказано в меморандуме, переданном германским послом Шуленбургом Председателю Совнаркома СССР и наркому иностранных дел Молотову за неделю до прилета в Москву рейхсминистра Риббентропа… Пакт с Германией нам в России пора оценивать не как «успех», «сговор» или «ошибку», а как верный шаг на так и не пройденном СССР и Германией до конца пути к историческому здравому смыслу. Врагам России и Германии удалось стравить их в 1941 году так же, как это удалось им в 1914 году. Пора это осознать и нам, и немцам… По сей день считается, что война между СССР и Третьим рейхом была неизбежна, что она логически вытекала из реальности тех лет. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

17 августа 2004 г. фантаст Б. Стругацкий заявлял, что «весь ход событий 1933—1945 годов был таков, что представить себе сколько нибудь серьезные отклонения от реальной истории весьма трудно»… Историк Мельтюхов издает основательную по фактографии книгу «Упущенный шанс Сталина», где библиография насчитывает 1709 источников… И он видит альтернативу происшедшему в реальности. Она (по Мельтюхову) заключается в том, что у Сталина был единственный шанс исключить германское вторжение — месяцем ранее напасть самому…  Этот тезис доказывается на полутысяче страниц с привлечением многих тысяч разнообразных цифровых данных… Мельтюхов утверждает при этом, что обе стороны стремились к мировому господству… и что поэтому союз между ними был невозможен. А если бы Сталин на него пошел, то вынужден был бы воевать (по Мельтюхову) за интересы рейха, лишь усиливая Гитлера… Мельтюхову, похоже, невдомек, что если бы СССР совместно с Германией в 1942 году разгромил Англию, то это была бы война «малой кровью, могучим ударом» на чужой  территории. Что в этом случае все могучие комплексные достижения первых пятилеток были бы сохранены и приумножены… А уже это исключало бы любое нападение на СССР… И вся дальнейшая история мира пошла бы не так, как она пошла — по пути губительной американизации, а иначе… После подрыва планов… Золотой Элиты и подавления её мощи история планеты Земля пошла бы по пути мира и творческого, достойного людей созидания…  К сожалению, работа разнородных темных сил в западном мире, в Германии, в СССР, а также ряд взаимных просчетов Гитлера и Сталина вели две державы и два народа к войне. И привели. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Уже в глубокой старости Молотов признался, что Гитлер хотел приехать к нам, но «его не пустили»… Кто его не пустил? Да как раз те, кому нужна была война русских и немцев во имя гегемонии Штатов в Европе и в мире! И речь тут не о неких прямых запретах фюреру, а о системном срыве возможности визита… Чего стоили тут одни провокации Канариса — «агента влияния» англичан! И только ли Канариса… Если бы русские и немцы избежали её и объединились против Золотой Элиты мира, то Соединенные Штаты не поднялись бы по костям народов к мировым командным высотам, Англия отошла бы на свои законные, то есть четвертые позиции, а Германия укрепила бы себя как лидера новой Европы, дружественной СССР… Если бы космополитическая «Англия» Черчилля была разгромлена, то Англия вошла бы в орбиту германской «Новой Европы»… Но… в этом случае Англия вошла бы в орбиту подлинно английской, национальной политики… Так же, как в США, лишенных возможности питаться кровью и слезами других народов мира, тогда могли бы взять верх здоровые национальные силы, способные в содружестве с остальным человечеством проводить политику, достойную великой индустриальной державы. Советская Россия получала бы в этом случае то, о чем мечтал как об условии величия России еще Столыпин, — прочный внешний мир, дающий нам возможность мощного всестороннего внутреннего развития. Вот чего лишил нас… несостоявшийся «кремлёвский визит фюрера»… У Сталина и Гитлера были серьезные объективные предпосылки для реализации той идеи личной встречи, которая носилась в воздухе и приходила, как оказывается, на ум им обоим… Такая встреча могла бы изменить многое… Если — не всё… (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Границы Чехословакии были гарантированы таким международным» договором, как Версальский. А его еще Ленин называл грабительским по отношению к немцам. Сталин и ВКП(б) также неизменно отрицательно аттестовывали Версальский договор во всех публичных речах и заявлениях — именно из за дискриминации Германии… И. Майский выражал «глубокое сочувствие народам Чехословакии», но среди этих народов немцы составляли примерно четверть… И этой четверти Версальским договором было запрещено даже мечтать о воссоединении с остальными немцами… Стараниями наркома иностранных дел Литвинова Советский Союз в «домюнхенской» ситуации вел себя глупо, недальновидно и вопреки собственным стратегическим интересам. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В 1939 г. Гитлер не имел намерения начинать европейскую, тем более мировую войну. Промышленность Германии в 1939 г. работала в режиме мирного времени. И не было намерений и планов переводить ее на режим военного времени.(48).

В 1939 г. германская промышленность работала в режиме мирного времени. В случае, если Германия нападет только на Польшу, запас авиационных бомб Германии будет израсходован на десятый день войны. Никаких резервов в Германии больше нет (по данным советской разведки). Советская военная разведка ошиблась: запас авиационных бомб Германии кончился на четырнадцатый день войны.
В 1939 г. Главное командование сухопутных сил Германии требовало создания запаса боеприпасов, которых хватило бы на 4 месяца войны. Однако таких запасов создано не было. Пистолетных патронов было запасено только 30% (на 36 дней), снарядов для горных орудий – 15%, мин для легких минометов – 12%, для тяжелых минометов – 10%. Снарядов для тяжелых полевых гаубиц запасли на 2 месяца войны. Снарядов для танков Т-11 с 20-мм пушкой было запасено 5% от требуемого четырехмесячного запаса, т.е. на 6 дней войны (на сентябрь 1939 г.). Германская армия участвует в войне, которая становится сначала европейской, а потом и мировой, но германская промышленность всё ещё живет в режиме мирного времени. Если бы Красная Армия в сентябре 1939 г. выступила на стороне Польши, то Гитлер мог потерпеть жестокое поражение просто из-за нехватки боеприпасов.(48).

5 января 1939 г. рейхсканцлер Германии Гитлер принимал министра иностранных дел Польши полковника Бека.
Бек заявил: «Я рад, что германо польские отношения прочны, — начал Бек, — но имеются и трудности, которые надо бы устранить… например, вопрос о Данциге… Он касается не только немецкого и польского правительств. Но и третьих сторон. В том числе и Лиги Наций… Что произошло бы, если бы однажды Лига Наций отмежевалась бы от вопроса о Данциге?».
Гитлер ответил: «Данциг остается и всегда будет немецким… Рано или поздно этот город отойдет к Германии… Конечно, польские экономические интересы должны быть обеспечены, и это в интересах Данцига, поскольку он в экономическом отношении не может существовать без Польши… Я сейчас думаю о формуле, в соответствии с которой Данциг в политическом отношении станет германским, а в экономическом останется у Польши… Было бы полнейшей бессмыслицей отобрать у Польши выход к морю. Я вполне отдаю себе отчёт в том, что если вы окажетесь в таком мешке, то возникшая напряженность будет подобна заряженному револьверу, спуск может сработать в любой момент… Но в той же мере Германии необходима беспрепятственная связь с Восточной Пруссией… Думаю, вам надо обсудить это с Риббентропом»…
Для Гитлера и вообще всех немцев «Польский», «Данцигский», «коридор», данный Польше Версальским договором и дающий Польше выход к морю ценой отрезания германской Восточной Пруссии от остальной Германии, был важнейшей и сложной психологической проблемой. Но именно поэтому Гитлер думал над ней много и тяжело. Он и рад был бы поладить с поляками, но понимал, что поладить с поляками на основе разумного компромисса невозможно. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

5 января 1939 г. в нашем берлинском полпредстве появились бывший германский посол в Москве Надольный и знаменитый экономический советник московского посольства Хильгер (уроженец Москвы)… Хильгер сообщил полпреду Мерекалову: «Мы только что из вашего торгпредства и сообщаем, что уже высказали там пожелание германского правительства возобновить наши переговоры о предоставлении Германией Советскому Союзу кредита в двести миллионов марок со значительным улучшением ранее выставленных нами условий»… Переговоры по кредиту начались еще в январе 1938 года, но немцы старались получить для себя более, чем дать нам, и в марте 1938 го переговоры были прерваны. И вот вдруг сами немцы пошли нам навстречу… Немцы хотели понять — можно ли в «восточном» вопросе перейти от конфронтации с русскими и мутных бесед с поляками к новым отношениям с русскими за счет поляков? (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

6 января 1939 г. Бек встретился со своим германским коллегой Риббентропом. Полуторачасовая беседа началась сразу с Данцига…
Бек заявил: «Господин рейхсминистр, применяемая сенатом и населением Данцига тактика малых «свершившихся фактов» уже сегодня затрагивает польские интересы… Данциг в представлении всего польского народа служит пробным камнем германо польских отношений, и было бы очень трудно изменить это представление. Об этом вам говорил еще маршал Пилсудский»…
Риббентроп возражал: «Но в Данциге живут немцы и у них тоже есть свои интересы, тем не менее, фюрер уже говорил вам, что для нас важнее всего широкая консолидация взаимных отношений… Всё это решаемо… Скажем, связь Германии с ее провинцией, Восточной Пруссией, через экстерриториальную автостраду и железную дорогу. За это в качестве компенсации со стороны Германии — гарантия коридора и польской собственности… Мы были заинтересованы в Советской Украине лишь постольку, поскольку мы всюду, где только можем, чинили русским ущерб, так же, как и они нам». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).
 
20 января 1939 г. наш представитель в Лиге Наций Я. Суриц выступил на сессии Совета Лиги. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Фюрер в своей речи 30 января 1939 г. заявил: «Центральная Европа — это район, где западным державам делать нечего… И я просил бы не поучать нас. Мюнхен содержит два элемента: сохранение мира и незаинтересованность Франции в восточных делах… Пусть Франция наконец обратит свои взоры на Запад, на свою империю, и прекратит разговоры о делах, в которых ее участие, как подсказывает опыт, не содействует делу мира. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

8 февраля 1939 года в Лондоне всех интересовал «украинский» вопрос. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

1 марта 1939 г. Советский Союз отозвал своего представителя из лондонского Комитета по невмешательству в испанские дела (этот Комитет возник в 1936 году вне Лиги Наций, когда та отказалась поддержать республиканское правительство Испании). (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

9 марта 1939 года Гендерсон писал в Лондон: «Гитлер заявил в «Майн кампф» совершенно ясно, что жизненное пространство для Германии можно получить только путем распространения на восток. Распространение на восток делает, однако, столкновение между Германией и Россией в какой то день в значительной степени вероятным… Не является невозможным достижение соглашения с Гитлером»… Дальний расчет был и на СССР, но — не обязательно. Ведь заранее не было известно, насколько успешен будет поход Гитлера. Ведь он и сам рассчитывал прежде всего решить проблему Данцига и «Коридора», а остальное — как повезет… До войны он предполагал, что итогом войны будет некий мирный договор с некой послевоенной Польшей. А это означало, что между ним и СССР все равно располагалась бы Польша — пусть и обрезанная до своих естественных этнических пределов с Запада Гитлером и с Востока — Сталиным… Для наднациональных сил и их «национальных» групп в Англии и Франции в первую очередь была нужна война в Европе как таковая, и обязательно — с участием Германии… Вот почему появились военные гарантии Польше и почему «демократии» не готовились. Гарантии провоцировали поляков (уже после начала войны Бек спрашивал у эмиссара Ватикана: «А где же армии Гамелена?»)… Гарантии обязывали англичан и французов и автоматически вовлекали их в конфликт. А неготовностью «союзников» можно было объяснять необходимость вмешательства в европейские дела третьей «великой демократии» — заокеанской… Неготовой Англии надо было втравить Польшу в войну с Германией и объявить Германии войну формально. Затем можно было отсиживаться на острове и наращивать вооружения, постепенно включая в европейские дела США… Был риск падения неготовой Франции… В Англии для тех, кто хотел войны, пора наступала самая деятельная. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

9 марта 1939 г. Гендерсон писал в Лондон Галифаксу: «Кажется неминуемым, что с течением времени Мемель и Данциг и даже, возможно, некоторые другие незначительные районы будут вновь присоединены к рейху на основе самоопределения. Самое большее, на что мы можем надеяться, — что это произойдет без бряцания оружием, конституционным путем или путем мирных переговоров…  Мы совершили ошибку, проявив неспособность и нежелание понять подлинную сущность Германии. Как бы неприятно это ни было для нас и для остальной Европы, но стремление Гитлера объединить немцев — будь то австрийцы или судетские немцы — в Великой Германии не было низменным… Это присоединение было не чем иным, как осуществлением стремления, которое никогда не оставляло умы всех германских мыслителей на протяжении веков»… После этого сама Британия делала в течение весны и лета 1939 г. всё для того, чтобы конституционный путь и путь мирных переговоров по острой проблеме были для Германии закрыты… Теперь, когда им самим предвидимые события, закономерность целей которых для Германии он не отрицал, разразились, английский «джентльмен» играл в оскорбленное неведение и невинность. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

10 марта 1939 г. в Москве открылся XVIII съезд ВКП(б).  Сталин с трибуны XVIII съезда партии указал, что «Антикоминтерновский пакт» на самом деле направлен не против СССР, а против Англии, Франции и Соединенных Штатов. Из контекста его речи следовало, что эти же страны, проводящие политику невмешательства, и являются истинными «поджигателями войны», мечтающими ослабить своих соперников, а затем «выступить на сцену со свежими силами». Политика Советского Союза должна состоять в том, чтобы и впредь укреплять деловые связи со всеми государствами, «соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками». Таким образом, было положено начало советско-германскому сближению.  (В. Бешанов «Красный блицкриг»).

14 марта 1939 г. чехословацкий президент Гаха «вручил судьбу чешского народа» в руки Гитлера, и 14 марта 1939 г. была провозглашена независимость Словакии. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

15 марта 1939 г. части вермахта вошли в Прагу. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

15 и 16 марта 1939 г. в Дюссельдорфе прошла конференция германских и английских промышленников. Было подписано Соглашение о сотрудничестве и разделе рынков. Дюссельдорф закладывал основы мира в Европе. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

16 и 19 марта 1939 г. посол Франции в Германии Робер Кулондр направил министру иностранных дел Франции Жоржу Этьену Бонна два письма… За день до написания первого письма Кулондр появился в германском МИДе — Аусамте. Там его принял статс секретарь МИДа Вайцзеккер. Вермахт утром этого дня вошел в Чехию, и Кулондр был взволнован: «Господин статс секретарь, на меня сильно подействовало вступление ваших войск в Прагу… Это же означает, что Мюнхенское соглашение можно выбросить в мусорный ящик! Этот ввод противоречит Мюнхену, противоречит тем отношениям доверия, которые я, казалось бы, встретил у вас, противоречит, наконец, целям моей миссии здесь». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Кулондр 16 марта 1939 г. написал: «Операция, жертвой которой только что стала Чехословакия, в ещё большей мере, чем предыдущие акты насилия нацистов, отмечена специфическими признаками гитлеровских акций: цинизм и вероломство замысла, секретность подготовки, жестокость исполнения… Интересы национальной безопасности, равно как и интересы мира во всем мире, требуют от французского народа огромных усилий в плане дисциплины и мобилизации всех возможностей страны; только это позволит Франции, при поддержке ее друзей, утвердить свое положение и отстоять свои интересы перед лицом такого серьезного противника, каким является Германия Адольфа Гитлера, устремленная отныне к завоеванию Европы». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Второе письмо Кулондра от 19 марта 1939 г. было… с весьма подробным анализом положения Германии, в Германии и вокруг Германии… Особо Кулондра возмущало то, что осенью 1938 г. года в Мюнхене Гитлер заявлял об абсолютной невозможности сосуществования этически разнородных групп чехов и немцев, а весной 1939 г. года преобразовал Чехию в имперский протекторат Богемия и Моравия… Чехи, давно привыкшие жить в условиях верховной немецкой власти в составе Австрии, достаточно спокойно отнеслись к тому, что отныне живут под верховной немецкой властью, исходящей уже не из Вены, а из Берлина… Даже президентом протектората остался тот же Эмиль Гаха, который в качестве избранного самими же чехами президента вручил судьбу избравших его чехов в руки фюреру… Чехи об утрате «независимости», подаренной им США и Версалем, всего лишь погоревали, не выявляя общенационального намерения бороться за её восстановление. Словаки были вполне довольны вновь обретенной (при содействии Берлина) независимостью от чехов. И отдавая себе отчет в этом заранее, еще до начала «чешской» комбинации, Гитлер не мог удержаться от соблазна бескровно решить сразу две серьезные проблемы в свою пользу. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В письме Кулондра от 19 марта 1939 г. было сказано: «Германия, все валютные ресурсы которой были почти полностью израсходованы, наложила руку на большую часть золотого и валютного запаса чешского эмиссионного банка. Полученная таким образом сумма (50 млн. долларов) является весьма ценной поддержкой для страны, которая была почти полностью лишена средств для международных платежей. Ещё более важным является тот факт, что Германия получила в свои руки значительное количество первоклассного вооружения (которое чехи не пожелали применить против Германии), а также заводы «Шкода». Эти предприятия, пользующиеся мировой известностью, снабжали вооружением не только Чехословакию, но и Румынию и Югославию (и даже СССР)… Напомню мимоходом, что заводы «Шкода» поставляли для нас авиационные моторы… Не следует недооценивать и новые возможности рейха по приобретению путем продажи вооружений за границу ценной для него валюты… Перед гитлеровскими руководителями открываются два пути: либо продолжать далее завоевание Восточной и Юго Восточной Европы, а быть может, и Скандинавских стран, обеспечив себе тем самым… ресурсы этих районов и возможность… подготовиться к тому, чтобы противостоять блокаде, либо же напасть на Францию и Англию, прежде чем эти державы при поддержке Америки смогут достичь или превзойти уровень вооруженности рейха и, в частности, лишить его превосходства в воздухе… Имея в виду непостоянство гитлеровских руководителей и опьянение успехами, в котором должен пребывать сейчас фюрер, а также то беспокойство и раздражение, которое вызывают за Рейном перевооружение демократических держав и позиция Соединенных Штатов (в другом месте письма говорится, что «наблюдая все с большим волнением и глухим раздражением… за мероприятиями Франции, Англии и Америки по перевооружению, руководители рейха могут задаться вопросом, долго ли еще они будут обладать превосходством в воздухе… Я считаю, что мы должны немедленно приступить самым решительным образом, сохраняя как можно большую секретность, к мобилизации промышленности страны». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Посол Англии в СССР Сидс 21 марта 1939 г. потребовал у наркома иностранных дел СССР Макса Литвинова срочного приема. Посол Англии в СССР Сидс заявил: «Я только что получил шифровку от нашего посланника в Бухаресте. Он виделся лично с румынским королем, и тот сообщил ему, что Германия выдвигает совершенно недопустимые требования, и что Румыния оказывает сопротивление германскому нажиму, но она не будет в состоянии это делать бесконечно, если не получит обещания посторонней помощи… Теперь, после поглощения Чехословакии Германией, когда германское правительство распространило свои завоевания на другую нацию, никакое европейское государство не может не считать себя непосредственно или в конечном счете угрожаемым»… Сидс вручил наркому (которому оставалось пребывать в этом качестве месяц с небольшим) проект декларации. Её предлагалось подписать от имени четырех государств: Великобритании, СССР, Франции и Польши… Советский Союз призывали поддержать ту боярскую Румынию, которая в 1918 году аннексировала нашу Бессарабию. И эта аннексия была подтверждена Парижским протоколом от 28 октября 1920 года, подписанным Францией, Италией, Японией и Англией… «Поглощение» Чехии было запрограммировано США, Францией и Англией ещё в 1919 году в Версале. А окончательно санкционировано в 1938 году в Мюнхене теми же державами (США — закулисно). В мае 1938 г. Хорас Вильсон спокойно признавался нашему полпреду Майскому, что Англия ожидает «поглощения» Германией ряда центрально европейских и даже балканских стран… Предлагаемая декларация фактически давала совместные гарантии панской Польше… Проект декларации от 21 марта 1939 г.: «Мы, нижеподписавшиеся, надлежащим образом на то уполномоченные, настоящим заявляем, что поскольку мир и безопасность в Европе являются делом общих интересов и забот и поскольку европейский мир и безопасность могут быть задеты любыми действиями, составляющими угрозу независимости любого европейского государства, наши соответственные правительства настоящим обязуются немедленно совещаться о тех шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления таким действиям»… Смысл декларации реально был угрожающим только для Германии. Причем в предвидении таких ее действий, которые для СССР были или неопасными, или даже — косвенно, полезными.

21 марта 1939 г. Германия потребовала от Польши передачи ей Данцига… На повестку 1939 г. ставился всё острее вопрос о Данцигском коридоре… Совершенно неясно было, как он будет решен и кем окажутся уже в 1939 году Германия и Польша — врагами, ведущими войну друг против друга, или союзниками, ведущими общую войну против СССР… Запад хотел бы следующего: Польша на тех или иных условиях уступает Германии «коридор», но зато при помощи Германии получает приращения за счет Советской Украины. А Германия становится сговорчивее в отношении Польши, потому что в боевом союзе с Польшей аннексирует у СССР часть богатых украинских земель… Чтобы повысить шансы на такое развитие ситуации, в Англии вдруг громко заговорили о том, что Гитлер вознамерился аннексировать Украину. В качестве вероятного, называлось при этом движение Германии через Субкарпатскую (Закарпатскую) Украину, иначе говоря — в обход Польши… Если бы Гитлер прислушался к хитрым рекомендациям и стал в реальности желать того, что ему приписывали «Гардиан» и «Фигаро», то разумным был бы лишь прямой удар немцев. А он мог быть нанесен только через Польшу. То есть намекали немцам англофранцузы, на Россию Германии надо идти вместе с Польшей. Было время, Гитлер все эти иллюзии активно поддерживал — в своих речах. Но блокироваться с Польшей не спешил… Английский губернатор Египта выпустил даже в свет брошюру с предисловием министра иностранных дел лорда Галифакса, где упрекал Гитлера в том, что он стал «клятвопреступником», не напав до сих пор на СССР, хотя все тридцатые годы это обещал. В европейских, а особенно — в английских, газетах и на английском Би би си была развязана злобная и злостная кампания против СССР. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Балтийский порт и город Данциг (в Польше его называют Гданьск) всегда был скорее немецким, чем польским городом — даже тогда, когда входил в состав Речи Посполитой. Возникший в 997 году, Данциг с XII века постепенно заселялся немцами, а в XIV веке вошел в состав Ганзейского союза немецких городов. Последующее закрепление его за Польшей изменило мало что… Архитектура Данцига знаменита не польскими католическими костелами, а старинными протестантскими немецкими кирхами — Троицы, Николауса, Соборной…  После второго раздела Польши в 1793 году Данциг стал немецким (прусским) и по государственной принадлежности, но после разгрома Пруссии Наполеоном в 1807 году был объявлен вольным городом. Через семь лет Наполеон отрёкся, и Данциг по решению Венского конгресса 1814—1815 годов вернули Пруссии. Вольной «республикой» под защитой Лиги Наций был объявлен Данциг и после поражения Германии в Первой мировой войне. Но город был населён практически одними немцами (95% населения в 1924 году). Для тех, кто был намерен мутить воду в Европе, Данциг давно стал удобной точкой приложения их нечистых усилий…  В XX веке всё усугублял еще и Данцигский коридор… Было время, в СССР о нём писали правду, на страницах 20 го тома 1 го издания БСЭ от 1930 года: «Данцигский коридор (или Польский коридор), узкая полоса польской территории, отделяющая в нижнем течении реки Вислы Восточную Пруссию и «Вольный город Данциг» от остальной Германии и дающая Польше доступ к морю… Данцигский коридор в руках Польши является одним из самых серьезных препятствий к длительному соглашению между Германией и Польшей. Германия утверждает, что Д.к. приводит к экономической деградации Вост. Пруссию (особую роль при этом играет трудность пользоваться р. Вислой), в то время, как Польше он не нужен (всего 15% польского экспорта идет через Данциг). Германия обвиняет далее поляков в том, что они стараются экономически умалить роль Данцига, превращая его в свою военную гавань и пользуясь наличностью морского берега у Д.к. для устройства новой, совершенно ненужной гавани в Гдыне. Наконец, Германия обвиняет поляков в совершенном запущении ж. д. строительства в Д.к… Польша со своей стороны указывает на то, что она не может отказаться от Д.к., т.к. иначе Германия всегда могла бы закрыть ей доступ к морю. Из факта падения экономического значения Вост. Пруссии в результате существования Д.к., польские шовинисты делают вывод о необходимости присоединения и этой области к Польше (требования Р. Дмовского). Локарнские соглашения обязывают Германию не добиваться насильственным путем изменения ее восточных границ. Однако в отличие от рейнских своих границ, Германия никогда добровольно не признавала внесенных Версальским договором территориальных изменений на Востоке. И не приходится сомневаться в том, что она и в будущем будет добиваться возвращения Д.к.»… С этим выводом советского академического издания не расходилось мнение «начальника Польского государства» Юзефа Пилсудского, ближайшим сотрудником которого был и полковник Бек. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

22 марта 1939 г. Литвинов вызвал Сидса и заявил: «Мы принимаем вашу формулировку… Мы готовы подписать сразу же, как только Франция и Польша пообещают свои подписи… Для придания акту особой торжественности и обязательности предлагаем подписать премьер министрам и министрам иностранных дел всех четырех государств»… Литвинов под конец еще и добавил: «Предупреждаю, что завтра дадим наш ответ в печать… Сразу же за беседой последовало Сообщение ТАСС, датированное 22 марта 1939 г. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).
Предложение Англии обсуждали на Политбюро, и Литвинов сумел убедить Сталина, что оно приемлемо. Согласившись с этим, Сталин согласился и с тем, что надо предложить присоединиться к декларации еще и балканским, балтийским и скандинавским странам, включая Финляндию. Учитывая напряженные наши отношения с Финляндией, это было доказательством склонности СССР к миру по всем направлениям своей европейской политики (кроме германского). (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

22 марта 1939 г. немцы высадились в исконно немецком порту Мемель, который в Литве называли Клайпеда. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

22 марта 1939 г., с негласного согласия Англии - возврат Германией Мемеля (Клайпеды) и Мемельской области. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

28 марта 1939 г. войска генерала Франко вошли в Мадрид. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

31 марта 1939 г. Англия предоставила Польше гарантии против агрессии… Англия подтолкнула Польшу к войне с Германией 31 марта 1939 г. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

31 марта 1939 г. премьер министр Чемберлен выступил в палате общин с заявлением о предоставлении гарантий Польше. Чемберлен сообщил, что «в случае любой акции, которая будет явно угрожать независимости Польши и которой польское правительство соответственно сочтет необходимым оказать сопротивление своими национальными вооруженными силами, правительство Его Величества считает себя обязанным немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах».
Чемберленом было также сказано, что французское правительство уполномочило его разъяснить, что позиция французов аналогична английской.
Дав такие «односторонние» гарантии антисоветской Польше, антисоветские Англия и Франция теперь предлагали Советскому Союзу дать Польше тоже односторонние гарантии — как будто нам и делать больше нечего было, как охранять наглые претензии польских панов на отхваченные ими от России в марте 1921 года Западные Украину и Белоруссию. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В марте 1939 г. венгерские войска заняли Закарпатскую Украину с городами Ужгород, Мукачево и Хуст… Риббентроп прямо заявил Варшаве, что интересы Германии не простираются за Карпаты, и намекнул, что с украинскими делами пусть Варшава разбирается сама. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Риббентроп…  уже ставил на поляках крест так же, как и его шеф — фюрер. Русский вариант союза выглядел предпочтительнее… Текущие отношения с Россией были плохи, а линия Литвинова делала их просто беспросветными… Берлин начал свои «русские» зондажи. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В апреле 1939 года с различными лестными предложениями к Москве обратились одновременно Германия, Англия и Франция. Сталин не торопился. Он получил возможность выбирать, с кем и о чем ему договариваться, поскольку теперь в переговорах с СССР оказались заинтересованы все «игроки». Назревавшая война открывала новые перспективы для усиления влияния Страны Советов в Европе. Поэтому нарком иностранных дел М.М. Литвинов, ориентируя 4 апреля советского полпреда в Германии об общих принципах советской политики, отмечал, что «задержать и приостановить агрессию в Европе без нас невозможно, и чем позднее к нам обратятся за нашей помощью, тем дороже заплатят». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).

1 апреля 1939 г. СССР выступил с такими публичными заявлениями, которые обеспечивали русским сохранение враждебности к ним Берлина. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

1 апреля 1939 г. Сидс спросил у Литвинова, что он думает о вчерашнем заявлении Чемберлена… «Мы полагаем, что вы должны его приветствовать, как проявление новой английской политики по пути коллективной безопасности. И мы ожидаем, что вы выразите свое понимание такого шага».
Литвинов спросил: «А как же понимать то, что Англия, обратившись к нам по своей инициативе с предложением о совместной декларации, после нашего согласия не обнаружила в дальнейшем никакой официальной заинтересованности?».
Сидс сослался на разговоры Галифакса и Кадогана постоянного заместителя министра иностранных дел, с нашим полпредом Майским… «Шаги Англии всегда находят… своих критиков… Что бы Англия ни делала, всегда кто-либо недоволен… И мне очень неприятно встретить с вашей стороны такое холодное отношение к заявлению»…
Советский Союз провоцировали — и успешно, ибо наркомом был все ещё Литвинов — в апреле. Провоцировали и в мае… И в июне, когда начались англо советские переговоры…
Лондон с Парижем настаивали, чтобы СССР взял на себя публичные обязательства воевать за Польшу и Румынию, если на них нападет Германия. Однако и слышать не хотели о помощи СССР, если нападут на него… Принцип взаимности обязательств — основа любого прочного союза, они не признавали…
Новые предложения англичан и французов, полученные Москвой в середине апреля, выглядели очень по разному.
Министр иностранных дел Боннэ сообщал нам о готовности обменяться письмами, обязывающими стороны к взаимной поддержке, если одна из них будет втянута в войну с Германией в результате оказания помощи Польше или Румынии.
Лондон же вновь напирал на необходимость принятия Советским Союзом односторонних обязательств по помощи «своим европейским соседям». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

4 апреля 1939 года наркома Литвинов беседовал с польским послом Гжибовским…
Макс Литвинов задал вопрос: «Вы сообщили англичанам, что Польша отказывается от участия в комбинациях, направленных против СССР?».
Гжибовский протянул наркому «Таймс» и «Тан» и показал места, где говорилось об отклонении Польшей трёх германских требований: о Данциге, о постройке экстерриториальной автострады через «коридор» и о присоединении Польши к антикоминтерновскому пакту… Отрицательное отношение Польши к антикоминтерновскому пакту хорошо известно западноевропейским государствам и участникам пакта. Антикоминтерновский пакт не направлен против СССР или исключительно против него, но также против Англии, Франции и даже Америки… В свое время Польша была готова примкнуть и вела даже соответственную агитацию за так называемый пакт пяти в составе Англии, Франции, Германии, Италии и Польши, отлично сознавая, что такая комбинация была бы направлена против СССР…
— Но ведь, когда будет нужно, Польша обратится за помощью к СССР…
— Она может обратиться, когда будет уже поздно. Для нас вряд ли приемлемо положение общего автоматического резерва. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

11 апреля 1939 года Германия предприняла зондаж позиции СССР на предмет улучшения отношений – именно в этот день Гитлер утвердил «Директиву о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939-1940 гг.»… В тот же день Лондон запросил Москву, чем она при необходимости сможет помочь Румынии. 14 апреля Франция предложила СССР обменяться письмами о взаимной поддержке в Случае нападения Германии на Польшу и Румынию и сообщила о готовности обсудить собственные предложения советского руководства… Англия предприняла попытку убедить Москву сделать заявление о поддержке своих западных соседей в случае нападения на них. В ответ 17 апреля Советский Союз предложил англо-французам заключить договор о взаимопомощи. Одновременно полпред в Берлине А.Ф. Мерекалов посетил статс-секретаря Министерства иностранных дел Эрнста фон Вайцзеккера и заявил: «Идеологические расхождения… не должны стать камнем преткновения в отношении Германии… С точки зрения России, нет причин, могущих помешать нормальным взаимоотношениям с нами. А, начиная с нормальных, отношения могут становиться все лучше и лучше». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Франция подтолкнула себя и Польшу к войне с Германией 13 апреля 1939 г., дав Польше свои гарантии — в дополнение к английским. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).


В апреле 1939-го начальник Политуправления Красной Армии комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис растолковывал пропагандистам Киевского военного округа основы «мирной политики» партии: «Суть сталинской теории социалистического государства - теория ликвидации капиталистического окружения, то есть теория победы мировой пролетарской революции… Рабоче-Крестьянская Красная Армия, интернациональная армия по господствующей в ней идеологии, поможет рабочим стран-агрессоров освободиться от ига фашизма и ликвидирует капиталистическое окружение». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


17 апреля 1939 г. Литвинов вызвал к себе Сидса… Литвинов подал Сидсу бумагу, а наркоматовский переводчик ее тут же зачитал. Это были ответные предложения СССР… Коротким, но конкретным и ёмким был советский ответ, и там всё было привязано к взаимным обязательствам. Что Лондону не подходило. В нашем ответе прямо упоминалась, как возможная и подлежащая совместному отпору, агрессия Германии против Польши… Лондон не устроило даже это… 17 апреля 1939 г. англичане сразу же подсунули нам новые контрпредложения. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).


27 апреля 1939 г. в Англии был принят закон о всеобщей воинской повинности. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

28 апреля 1939 г. Германия расторгла в одностороннем порядке договор о ненападении с Польшей и морское соглашение с Англией. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

29 апреля Париж выдвинул идею о взаимных обязательствах трех стран на случай войны против Германии… Цель «приостановить агрессию в Европе» никоим образом не соответствовала большевистской доктрине, не для того товарищ Сталин трудился, превращая страну в «базу пролетарской революции». Он хорошо усвоил заветы Ильича: «Окончательно победить можно только в мировом масштабе… Мы живем не только в государстве, но и в системе государств, и существование Советской республики рядом с империалистическими государствами продолжительное время немыслимо. В конце концов, либо одно, либо другое победит». Сам Иосиф Виссарионович прекрасно понимал, что Марксов «социализм в отдельно взятой стране без наличия международной революционной перспективы» обречен, и «в случае оттяжки победы социализма в других странах… советская власть разложится, партия переродится». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).



К началу мая 1939 г. Сталин понял, что с англофранцузами договориться не получится… Нужно договариваться с Германией… Но быстрый, безудержный поворот к Германии был чреват потерей лица, престижа, преимуществ и вообще внешнеполитического авторитета. Что же это за великая и могучая держава, которая шарахается от «миролюбивых» государств сразу к государству «агрессору»… Не было ни просчётов, ни коварства. Был уникальный в мировой дипломатической истории, по точности и расчету времени — успех! Сталин начал его готовить примерно за год до основных событий. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).


3 мая 1939 г. Сталин сместил увлеченного переговорами с британцами наркома иностранных дел М.М. Литвинова, по его «собственной просьбе». Назначение на этот пост члена Политбюро ЦК ВКП(б) и председателя Совета Народных Комиссаров СССР В.М. Молотова, «наиболее близкого друга и ближайшего соратника вождя» (не еврея – акцентировал германский посол граф Фридрих Вернер фон дер Шуленбург), немцы однозначно трактовали как признак смены внешнеполитического курса. Тем более что советские полпреды невзначай интересовались у германских коллег, «приведет ли это событие к изменению нашей позиции в отношении Советского Союза». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).

4 мая 1939 г. Черчилль заявлял: «Нет никакой возможности удержать Восточный фронт против нацистской агрессии без активного содействия России… Пока еще может существовать возможность сплотить все государства и народы от Балтики до Черного моря в единый прочный фронт против нового преступления или вторжения». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

5 мая 1939 года Литвинов был снят с поста народного комиссара СССР по иностранным делам. Его заменил председатель Совета народных комиссаров СССР В. Молотов. При этом Молотов остался и во главе Совнаркома… Молотов на собрании сотрудников НКИД заявил: «Литвинов не обеспечил проведение партийной линии в наркомате в вопросе о подборе и воспитании кадров. НКИД не был вполне большевистским, так как товарищ Литвинов держался за ряд чуждых и враждебных партии и Советскому государству людей»… В стенах НКИД теперь прописывались совершенно иные идеи… Вместо дружбы с членами Лиги Наций Россия начинала поворачиваться лицом к державе, закончившей с этой Лигой расчёты уже давно. Россия разворачивалась в сторону Германии… В Кремле рождались новые идеи, и для них требовались не только уже умудренные политическим опытом, но и новые, свежие люди. Ибо на многое в стране надо было посмотреть новым, свежим взглядом. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

5 мая 1939 г. наркомом иностранных дел стал В. Молотов. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

К союзу с Советской Россией Черчилль призывал с одной стратегической целью — не допустить сближения России и Германии, а тем более - их прочного союза. С учетом того, что Россия ушла из под власти наднациональной Золотой Элиты, а Германия — уходила, такой союз ставил в перспективе крест на всей англосаксонской концепции мира. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

14 мая 1939 г. Молотов принял Сидса и вручил ему памятную записку для передачи в Лондон.
В записке говорилось: «Советское правительство внимательно рассмотрело последние предложения великобританского правительства, врученные Советскому правительству 8 мая и пришло к заключению, что они не могут послужить основой для организации фронта сопротивления миролюбивых государств против дальнейшего развертывания агрессии в Европе.
Мотивы такого заключения:
1. Английские предложения не содержат в себе принципа взаимности в отношении СССР и ставят его в неравное положение, так как они не предусматривают обязательства Англии и Франции по гарантированию СССР в случае прямого нападения на него»…
Москва… предлагала Лондону «действительный барьер» против агрессии:
1) заключение англо франко советского пакта взаимопомощи;
2) гарантирование трех держав для стран Центральной и Восточной Европы, включая Латвию, Эстонию и Финляндию;
3) заключение конкретного трехстороннего соглашения о формах и размерах помощи, без чего, как говорилось в конце записки, «пакты взаимопомощи рискуют повиснуть в воздухе, как это показал опыт с Чехословакией». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

17 мая советник посольства в Берлине Г.А. Астахов в беседе с заведующим Восточно-Европейской референтурой Юргеном Шнурре заметил, что «в вопросах международной политики у Германии и Советской России нет никаких причин для трений между двумя странами». Он также «коснулся советско-германских переговоров в том смысле, что при нынешних условиях желательные для Англии результаты вряд ли будут достигнуты». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).



19 мая 1939 г. в палате общин обсуждался вопрос о переговорах с СССР с целью заключения военного союза… Вначале Ллойд Джордж красочно и мрачно описал картины будущей агрессии и признал, что Германии безусловно удался бы блицкриг в 1914 году, «если бы не Россия»…
О том же говорил и Черчилль:
— Если не будет создан Восточный фронт, то что будет с Западом? Без действенного Восточного фронта невозможно удовлетворительно защитить наши интересы на Западе, а без России невозможен действенный Восточный фронт… Черчиллю была нужна новая война — для новых военных сверхприбылей, для дальнейшего возвышения США, для нового стравливания Германии и России. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

«Стальной пакт» был заключен 22 мая в 1939 году, как было в нем зафиксировано, «в XVII году Фашистской Эры»… В Берлине был заключён германо итальянский договор о дружбе и сотрудничестве - «Стальной пакт». Это был чёткий и внятный документ, утверждающий полный политический, дипломатический, военно политический, военный и военно экономический союз двух стран. Со стороны Германии его подписал Иоахим фон Риббентроп, со стороны Италии — Галеаццо Чиано. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

23 мая 1939 г. Гитлер провёл в рейхсканцелярии совещание с руководством вермахта, люфтваффе и кригсмарине.
В его кабинете собрались фельдмаршал Геринг, гроссадмирал Редер, генерал полковник фон Браухич, генерал полковник Кейтель, генерал полковник Мильх, генерал артиллерии Гальдер, генерал Боденшатц, контр адмирал Шнивинд, полковник Ешоннек (молодой начальник штаба люфтваффе), полковник генштаба Варлимонт, подполковник генштаба Шмундт, капитан Энгель, корветтен капитан Альбрехт (вскоре ему предстояло руководить силами ВМФ, выделенными для Польской кампании), капитан фон Белов.
Протокол совещания с повесткой дня: «Информация о политическом положении и задачах» вел главный адъютант фюрера Шмундт…
Гитлер заявил: «С одной стороны, за период с 1933 по 1939 год наша внутренняя ситуация характеризуется успехами на всех участках. Колоссально улучшилось наше военное положение. С другой стороны, наше положение в окружающем мире осталось неизменным… Германия была исключена из круга могущественных государств, и формально тут мало что изменилось. Равновесие сил было установлено без участия Германии. Ныне мы вступаем в этот круг и уже этим равновесие нарушаем. Любые, даже жизненно важные наши претензии рассматриваются как «вторжение»… Причем англичане больше опасаются нашего экономического превосходства, чем обыкновенной угрозы силой… Восьмидесятимиллионная масса немцев разрешила духовные проблемы. Однако экономические проблемы сохраняют свою остроту, и для их решения требуется мужество. Да, господа, мужество, потому что лишь трусы приспосабливаются к обстоятельствам, а смелый обстоятельства приспосабливает к своим потребностям! Мы хорошо использовали время… Национально политическое объединение немцев почти закончено. Однако мы перед выбором: подъем или падение. Пятнадцать, двадцать лет, и вопрос жизненного пространства, соразмерного с величием государства, надо будет решать! И ни один из немецких государственных деятелей не может более уходить от этого вопроса… Сегодня мы в состоянии подъема, равно как и наши друзья — Италия и Япония. Польша — в упадке… Польша всегда будет стоять на стороне наших противников. Да, мы имеем с ней пакт, но она всегда думает о том, как использовать против нас любую возможность. И проблему Польши нельзя отделить от проблемы столкновения с Западом. Дело не в Данциге… Если судьба заставит нас столкнуться с Западом, то хорошо иметь обширную плодородную территорию на Востоке с невысокой плотностью населения. Немецкое солидное ведение хозяйства даст громадный прирост продукции… В связи с этим должен предупредить — нам не следует уповать на подарок в виде колоний, даже если нам его и сделают. Это не решение продовольственной проблемы, ибо морская блокада способна здесь все подорвать. Так что решение — в Польше. Внутренняя же устойчивость Польши по отношению к большевизму — сомнительна. Поэтому Польша — сомнительный барьер и против России. Польский режим не выдержит ее давления… Польский вопрос обойти невозможно! Остается одно — при первой подходящей возможности напасть на Польшу. Да, дело дойдет до борьбы, о повторении чешского варианта нечего и думать. И нет уверенности в том, что в ходе германо польского столкновения война с Западом исключается… Тогда борьбу следует вести в первую очередь против Англии и Франции, хотя успех в том, чтобы исключить Запад из игры и изолировать Польшу… Это — дело ловкой политики… Англия видит в нашем развитии закладку основ той гегемонии, которая лишит ее силы. И поэтому Англия — наш враг. Столкновение с ней будет не на жизнь, а на смерть. Вы, господа, — люди военные, и любые вооруженные силы должны стремиться к короткой войне, но государственное руководство обязано готовиться к войне продолжительностью от 10 до 15 лет… Конечно, внезапное нападение может привести к быстрому исходу. Однако полагаться только на внезапность было бы преступно, ибо тут могут помешать измена, обыкновенная случайность, человеческая глупость и даже просто метеоусловия… Хотя, конечно, надо стремиться к сокрушительному удару, не беря в расчет соблюдение договоров. Важнее оружие, но любое оружие имеет решающее значение, пока обладаешь преимуществом в нем — начиная с газов и заканчивая авиацией. К сорок первому году у нас преимущества в воздухе над англичанами не будет. Зато против поляков будут эффективны танки, так как у них нет противотанковой обороны. Впрочем, даже если преимущества в оружии нет, успех приносит его внезапное и гениальное применение… Экономические отношения с Россией возможны только при улучшении политических отношений. Пока в комментариях печати обнаруживается осторожная позиция. Не исключено, что Россия сочтет разгром Польши нежелательным для нее. И если русские будут и дальше действовать против нас, то могут стать более тесными наши отношения с Японией. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

23 мая 1939 г. Гитлер поручил Браухичу и Кейтелю изучить еще раз вопрос «о возможности в нынешних условиях благоприятного исхода для Германии тотального конфликта»… Оба ответили, что все зависит от неучастия или участия в конфликте Советского Союза. При этом главнокомандующий сухопутными силами Браухич, ответил для случая неучастия России: «Вероятно, исход будет благоприятен», а начальник штаба Верховного главнокомандования вермахта Кейтель, ответил безоговорочно: «При неучастии России — да». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Если Германия граничила с Польшей с востока, то Россия граничила с Польшей с запада, и изолировать Польшу означало во многом изолировать ее от России. При этом отрыв России от возможного союза с англофранцузами означал как повышение шансов на изоляцию Польши, так и вообще вероятность успеха в конфликте с Западом. С Россией надо было наладить отношения как минимум в тактической перспективе. А возможно и в стратегической. В Гитлере боролись два начала: рационалистическое и несдержанно эмоциональное… Боролись в нем и трезвый геополитик с идеологом антикоммунистом. Первый был готов — при определенных условиях — ориентировать немцев на союз с удачно дополняющей Германию Россией. Второй не мыслил себя без смертельной борьбы с ней, выбравшей коммунизм… В «Майн кампф» он анализировал возможные направления европейской политики Германии в период перед Первой мировой войной и писал так: «Политику завоевания новых земель в Европе Германия могла вести только в союзе с Англией против России (в то время в состав России входила и русская Польша), но и наоборот политику завоевания колоний и усиления своей мировой торговли Германия могла вести только с Россией против Англии… Раз Германия взяла курс на политику усиленной индустриализации и усиленного развития торговли, то, в сущности говоря, уже не оставалось ни малейшего повода для борьбы с Россией. Только худшие враги обеих наций заинтересованы были в том, чтобы такая вражда возникала… Я не забываю всех наглых угроз, которыми смела систематически осыпать Германию панславистская Россия. Я не забываю пробных мобилизаций, к которым Россия прибегала с целью ущемить Германию. Однако перед самым началом войны у нас всё таки была еще вторая дорога: можно было опереться на Россию против Англии». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Гитлер в 20 х годах рассматривал в XIV главе  «Майн Кампф» два варианта: будущая война Германии в союзе с Европой против России и война Германии в союзе с Россией против Европы! Возможный союз с Россией был им тогда теоретически отвергнут, но по причинам не идеологическим, а вполне логичным — Советская Россия времен написания «Майн кампф» была ещё очень слаба. Вот ход рассуждений Гитлера: «Между Германией и Россией расположено польское государство, целиком находящееся в руках Франции. В случае войны Германии — России против Западной Европы Россия, раньше, чем отправить хоть одного солдата на немецкий фронт, должна была бы выдержать победоносную борьбу с Польшей». Но была ли способна на подобное потенциальная союзница Германии? Гитлер отвечал на этот вопрос так: «С чисто военной точки зрения война Германии — России против Западной Европы (а вернее сказать в этом случае — против всего мира) была бы настоящей катастрофой для нас. Ведь вся борьба разыгралась бы не на русской, а на германской территории, причем Германия не смогла бы даже рассчитывать на серьезную поддержку со стороны России… Говорить о России как о серьезном техническом факторе в войне не приходится. Всеобщей моторизации мира, которая в ближайшей войне сыграет колоссальную и решающую роль, мы не могли бы противопоставить почти ничего. Сама Германия в этой важной области позорно отстала. Но в случае войны она из своего немногого должна была бы еще содержать Россию, ибо Россия не имеет ещё ни одного собственного завода, который сумел бы действительно сделать, скажем, настоящий живой грузовик. Что же это была бы за война? Мы подверглись бы простому избиению. Уже один факт заключения союза между Германией и Россией означал бы неизбежность будущей войны, исход которой заранее предрешен: конец Германии». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Вот почему союз с новой Россией тогда представлялся Гитлеру невозможным. Однако уже в 1931 г. около одной трети, а в 1932 г. — около половины всего мирового экспорта машин и оборудования было направлено в СССР. А к концу 30 х годов Россия Сталина уже преобразовала себя в мощную индустриальную державу. И заключить союз с ней уже могло любое, разумно ведущее себя государство. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Гитлер весной 1933 года говорил тогдашнему нашему полпреду в Берлине Хинчуку: «Оба наших государства должны признать непоколебимость фактов взаимного существования на долгое время и исходить из этого в своих действиях… Независимо от разности миросозерцаний, нас связывают взаимные интересы, и эта связь носит длительный характер. Причем я имею в виду и экономическую область, и политическую. Трудности и враги у нас одни… Вы должны заботиться о своей западной границе, мы — о восточной… У Германии нелегкое экономическое положение, но и у Советов оно нелегкое. Думаю, нам надо всегда помнить, что обе страны могут дополнять друг друга и оказывать взаимные услуги. Чем явилось бы для Германии падение национал социалистского правительства? Катастрофой! А падение Советской власти для России? Тем же! В этом случае оба государства не сумели бы сохранить свою независимость. И что бы из этого вышло? Это привело бы не к чему другому, как к посылке в Россию нового царя из Парижа. А Германия в подобном случае погибла бы, как государство». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Гитлеру была нужна не война, а Данциг и окончательное решение «польской» проблемы. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Весной – летом 1939 г. Гитлером  утвержден план начальника штаба Верховного Главнокомандования вермахта В. Кейтеля «Директивы о единой подготовке наземных сил, ВМФ и ВВС к войне на 1939-1940 г.г.», был отработан порядок проведения операции «Вайс» по разгрому польской армии западнее русла рек Вислы и Нарев с целью дальнейшего продвижения на Восток – марша на Варшаву. Для осуществления плана «Вайс» создавались две группы армий, были задействованы 47 различных пехотных дивизий (включая горно-пехотные и мотопехотные, 6 танковых и 4 моторизованных дивизий). Первая цель: захват «польского коридора» в результате ударов из Силезии, Померании и Восточной Пруссии. (89).

8 июня 1939 г. Галифакс пригласил И. Майского в Форин Офис и сообщил: «Британское правительство очень хотело бы возможно скорее прийти к заключению договора между тремя державами… С этой целью мы считали бы целесообразным перейти к несколько иному методу переговоров, а именно: вместо обмена нотами на расстоянии, что неизбежно вызывает потерю времени, мы хотели бы повести с вами разговор за «круглым столом» в Москве, обсуждая пункт за пунктом проект соглашения и находя приемлемые для всех формулировки… Поэтому мы отправляем к вам Стрэнга… Он в курсе деталей наших письменных обменов и очень искусен в редактировании всякого рода дипломатических документов и формул… Мы рассчитываем, что он выедет в Москву в начале будущей недели… То есть числа 12-14. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Майский в своем донесении в НКИД о беседе с Галифаксом 8 июня 1939 г. в конце сообщал: «В ходе разговора Галифакс мельком упомянул, что… кое кто советовал ему самому съездить в Москву… но что он является принципиальным противником частых и длительных отлучек министра иностранных дел из страны». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

10 июня 1939 г. Молотов направил Майскому шифровку: «Сообщите Галифаксу в ответ на его заявление следующее: принимаем к сведению решение британского правительства о командировании Стрэнга в Москву; что касается заявления Галифакса о том, что кто то советовал ему съездить в Москву, то можете намекнуть, что в Москве приветствовали бы его приезд». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Для претворения немецкой мечты – разгрома Франции и «расплаты с пожинателями плодов Версальского диктата» – требовалась покладистая Польша, которая, однако, не изъявила желания поступиться своим суверенитетом и пристегиваться к германской упряжке… Поэтому с неё и решили начать. «Польша всегда будет стоять на стороне наших врагов, – убедился Гитлер. – Несмотря на соглашение о дружбе, в Польше всегда существовало намерение использовать против нас любую возможность… Первоначально я хотел установить с Польшей приемлемые отношения, чтобы потом начать борьбу против Запада. Однако этот импонирующий мне план оказался неосуществимым, поскольку изменились существенные обстоятельства. Мне стало ясно: при столкновении с Западом Польша нападет на нас в неблагоприятный для нас момент». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).



Чтобы обеспечить успех задуманной акции, следовало Польшу политически изолировать, обеспечить невмешательство в германо-польский конфликт Англии и Франции, а на случай их выступления обеспечить себе тыл и снизить угрозу экономической блокады договором с Советским Союзом. В общем, нужно было сговариваться с «послезавтрашним врагом», со Сталиным. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Ни Франция, ни Англия воевать с Германией всерьез не собирались… В годовой разведсводке отдела Генштаба сухопутных войск «Иностранные армии» от 1 июля 1939 года об этом говорилось весьма уверенно: «В случае конфликта западные державы вероятнее всего предоставят Германии инициативу в принятии политических и военных решений… Существует возможность того, что они вначале откажутся от попытки добиться военного решения посредством наступления на суше». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

29 июля 1939 года Берлин предложил Москве учесть советские интересы в Прибалтике и Восточной Европе в обмен на отказ от договора с Францией и Англией… Что они могут реально обещать: «Самое большое – участие в европейской войне, вражду с Германией, но ни одной устраивающей Россию цели. С другой стороны, что можем предложить мы? Нейтралитет и невовлечение в возможный европейский конфликт и, если Москва этого пожелает, германо-русское понимание относительно взаимных интересов, благодаря которому, как и в былые времена, обе страны получат выгоду». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Ежедневно в  Кремле читали донесения Астахова (оказался польским шпионом): «Конфликт с Польшей назревает в усиливающемся темпе; решающие события могут разразиться в самый короткий срок… Германское правительство, исходя из нашего согласия вести переговоры об улучшении отношений, хотело бы приступить к ним возможно скорее». Сталин, опасавшийся англо-германского сговора, весьма заинтересовался этой идеей. Он трезво оценивал обстановку и считал более выгодным подписать соглашение с Германией, чтобы выторговать свою долю, обеспечить Гитлеру «зеленый свет» в войне с Западом и самому «прийти к концу самым сильным». Выбор был ясен: либо защищать идеологически чуждые парламентские демократии и откровенно враждебную Польшу, ничего не получая взамен, либо договориться с Германией и в союзе с ней запустить процесс «отпадения от империализма ряда новых стран», для начала - ближайших соседей… Решение созрело ещё во время Чехословацкого кризиса, когда «вождю народов» ясно дали понять, что ему отводится лишь роль статиста на подмостках большой европейской политики… 4 октября 1938 года заместитель наркома внутренних дел В.П. Потемкин в беседе с французским послом в Берлине обронил, что в сложившейся ситуации единственным выходом для СССР может оказаться раздел Польши во взаимодействии с Германией. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Когда фюрер предложил Кремлю произвести четвертый раздел Польши, советский генсек с радостью утвердил пакт с Германией. В беседе с Георгием Димитровым Сталин разъяснил свою позицию: «Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы - одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население»… Польша была государством враждебным, «панским» и «фашистским», соответственно уничтожение его – делом прогрессивным и полезным для пролетариата. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


«Гитлер готовится к войне… Удар против Запада в более или менее близком будущем мог бы осуществиться лишь при условии военного союза между фашистской Германией и Сталиным». Л. Троцкий. (48).

Для того чтобы Вторая мировая война началась, Сталин должен был сделать, казалось бы, невозможное: заключить союз с Гитлером и тем самым развязать Гитлеру руки. Сталин Гитлеру руки развязал. Делал это он не сам лично. Для таких дел у Сталина был заместитель – В. Молотов.(48).

«Гитлер… ударит главными силами на Запад, а Москва захочет полностью использовать преимущества своего положения. СССР придвинется всей своей массой к границам Германии как раз в тот момент, когда Третий рейх будет вовлечен в борьбу за новый передел мира». Германия будет воевать во Франции, а Сталин «всей своей массой» будет сокрушать нейтральные государства на своих западных границах, приближаясь к границам Германии». Л. Троцкий, 21 июня 1939 г. (88).

В этот момент идут интенсивные переговоры между Великобританией, Францией и СССР против Германии. Ничто не указывает на возможность каких-то неожиданностей и осложнений. Как же Троцкий мог это знать? Троцкий не делал секрета. Он – автор коммунистического переворота, создатель Красной Армии, советский представитель на брестских переговорах, он – первый лидер советской дипломатии и экс-командующий Красной Армии, он бывший вождь СССР и бывший рулевой мировой революции. Уж он-то знает, что такое коммунизм, Красная Армия и кто такой Сталин. Троцкий говорит, что все его предсказания основаны на открытых советских публикациях, в частности на заявлениях секретаря Коминтерна Димитрова. Троцкий самым первым в мире понял игру Сталина, которую не поняли западные лидеры, которую не понял вначале и Гитлер. Германский фашизм – это Ледокол Революции. Германский фашизм может начать войну, а война приведет к революции. Пусть же Ледокол ломает Европу! Гитлер для Сталина – это очистительная гроза Европы. Гитлер может сделать то, что Сталину самому делать неудобно. (88).

«Свою задачу как министр иностранных дел я видел в том, чтобы как можно больше расширить пределы нашего Отечества. И, кажется, мы со Сталиным неплохо справились с этой задачей». В.М. Молотов.
Одной фразой всесоюзный пенсионер В.М. Молотов, вспоминая дела давно минувших дней, охарактеризовал суть большевистской внутренней и внешней политики, неизменной целью которой являлось создание Всемирной Республики Советов. Этой цели великий диктатор XX века И.В. Сталин посвятил свою жизнь без остатка, к ней он последовательно и упорно двигался все годы. Ради нее творились беспредел коллективизации и чудеса индустриализации, грабились церкви и швырялся миллионами Коминтерн, продавалось масло и покупались пушки, проводились чистки и совершались рекорды, уничтожалась оппозиция и гнили на приисках "каэры", подписывались и разрывались союзы и договоры, и, поскольку "свободное объединение наций в социализме" невозможно "без упорной борьбы социалистических республик с отсталыми государствами", десятками тысяч производились танки и самолеты.  (В. Бешанов «Красный блицкриг»).

Сталину нужны в Европе кризисы, войны, разруха, голод. Все это может сделать Гитлер. Чем больше Гитлер будет творить в Европе преступлений, тем лучше для Сталина, тем больше у Сталина оснований однажды пустить в Европу Красную Армию – освободительницу. (88).

29 июля 1939 г. из Берлина в Москву Шуленбургу отправлена инструкция на проведение беседы с Молотовым. В ней ему предлагается сообщить, что в случае решения конфликта с Польшей Германия готова учесть все советские интересы. Если в беседе будет затронут вопрос по прибалтийским странам, то Германия и там готова учесть интересы СССР. (105). (К. Закорецкий).

С 2 августа 1939 г. ситуация в двухсторонних отношениях СССР и Германии стала меняться стремительно. (105).

Курс на сближение с Германией был взят на вооружение в конце 1938 г. и активно начал проводиться с весны 1939 г. Первое секретное согласие на переговоры с Германией Кремль дал 3 августа 1939 г. (89).

11 августа 1939 г. – начало переговоров военных делегаций СССР, Англии и Франции в Москве. (105).

На прямые переговоры в Москву Лондон направлял заведующего центральноевропейским департаментом… Уильям Стрэнг настолько был привержен идее стравливания СССР и рейха, что коллеги зубоскалили по его адресу «Стрэнг нах Остен»… На Западе о назначении Стрэнга однажды было сказано так: «Его прибытие в Москву — это тройное оскорбление, нанесенное Советскому Союзу, ибо Стрэнг был лицом невысокого дипломатического ранга, выступал в роли защитника группы английских инженеров, уличенных в Советской России в шпионаже (дело начала тридцатых годов об АО «Метрополитен Виккерс Электрикал экспорт»), и входил в группу сотрудников, сопровождавших Чемберлена в Мюнхен»… В начале тридцатых Стрэнг, работая в Москве, давал в Лондон достаточно объективную и доброжелательную для нас информацию, а в Мюнхене был по служебному долгу… Его незначительность для такого поручения была действительно вопиющей и вызывающей, как и однозначный его антисоветизм к концу тридцатых годов. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

12 августа 1939 г. по настоянию СССР в Москве начались переговоры военных миссий СССР, Англии и Франции. Представители Англии и Франции прибыли на переговоры без каких-либо полномочий на подписание соглашения с СССР о совместном военном отпоре агрессорам… Возглавлялись эти миссии второстепенными лицами, в то время как в составе миссии СССР были нарком обороны Маршал Советского Союза К. Ворошилов, начальник Генерального штаба РККА командарм 1-го ранга Б. Шапошников, народный комиссар Военно-Морского Флота флагман флота 2-го ранга Н. Кузнецов, начальник Военно-Воздушных Сил РККА командарм 2-го ранга А. Локтионов и заместитель начальника Генерального штаба РККА комкор И. Смородинов. В ходе переговоров Б. Шапошников изложил конкретный план военных действий против агрессора. СССР готов был развернуть в случае войны 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий, 5 тыс. тяжелых орудий, 9-10 тыс. танков, от 5 до 5,5 тыс. боевых самолетов. В ответ на это Англия изъявила готовность выставить силы, которые не составляли и 5% от количества советских войск. (94).

15 августа 1939 г. — когда в Москве уже четыре дня шли тройственные переговоры, Боннэ принял польского посла в Париже Лукасевича, чтобы обсудить с ним советское предложение о помощи Польше в случае германского нападения на нее…
Боннэ втолковывал Лукасевичу: «Только русско польское сотрудничество на восточном театре боевых действий обеспечит наше общее эффективное сопротивление агрессивным планам держав «оси»… Отказываясь обсуждать стратегические условия ввода русских войск, Польша должна принять на себя ответственность за возможный провал военных переговоров в Москве и за все вытекающие из этого последствия»…
Лукасевич отвечал: «Маршал Пилсудский завещал нам не допускать на польскую землю иноземные войска»…
Поляк отвечал настолько резко отрицательно, что его реакция разозлила как Боннэ, так и самого премьера Даладье. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

17 августа 1939 г. предпоследний день переговоров военных делегаций СССР, Англии и Франции в Москве. (105).

18 августа 1939 г. Даладье беседовал с послом США Буллитом и со зла выложил ему все, что он думает о поляках: «Отвергать русское предложение о действенной военной помощи — это величайшая глупость со стороны поляков»…
Буллит ответил: «Поляки не хотят допускать к себе Красную Армию»…
Даладье возразил: Но как только в Польшу вторгнется германская армия, они будут рады получить любую помощь»…
Буллит знал, что поляки никогда не примут помощь СССР…
Даладье, раздражаясь все больше, заявил: «Если поляки откажутся от русской помощи, я не пошлю ни одного французского крестьянина защищать Польшу»…
Буллит, если бы он был заинтересован в сохранении мира — мог задать логичный вопрос: «А когда Франция давала военные гарантии Польше, она обусловила эти гарантии согласием поляков на русскую помощь? И если Даладье обнадеживал поляков без расчета на русских, то почему он теперь так жестко связывает участие Франции в войне за Польшу с участием русских?»…
Буллит обязан был спросить: «Не считает ли Даладье своевременным отозвать французские гарантии — безотносительно к позиции поляков по вопросу о русской помощи?»…
Подготовки к войне не было. Зато войну Англия и Франция начали… Если бы Англия и Франция форсировали свою военную подготовку, то, имея мощные армии, могли бы вести себя с Германией жестко. И Гитлер мог бы просто испугаться неблагоприятных для себя последствий прямого военного конфликта, тем более войны на два фронта. А могучим мировым силам была нужна новая война.  (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

19 августа 1939 г. Европа жила мирной жизнью, а Сталин уже принял решения и запустил машину мобилизации в необратимое движение, которое в любом случае и при любом международном раскладе делало Вторую мировую войну совершенно неизбежной. (48).

Точный день, когда Сталин начал Вторую мировую войну - это 19 августа 1939 г. Окончательное решение начать войну Сталин принял 19 августа 1939 года… Сталин принял решения, которые повернули мировую историю… Сталин принял такие решения, которые уже нельзя было отменить, которые не оставляли Советскому Союзу никакой другой возможности – кроме войны. 19 августа 1939 г. – рубеж войны, после которого при любом раскладе Вторая мировая война должна была состояться. И если бы Гитлер не начал ее 1.09. 1939 г., Сталин должен был бы искать другую возможность или даже другого исполнителя, который бы толкнул Европу и весь мир в войну. (48).

19 августа 1939 г. Сталин начал тайную мобилизацию Красной Армии, после чего Вторая мировая война стала совершенно неизбежной. Но Гитлер не обратил внимания на происходящие в Советском Союзе события. Еще раньше Сталин начал мобилизацию промышленности, транспорта, государственного аппарата, людских ресурсов. Но Гитлер на это внимания не обратил и аналогичных мероприятий в Германии не проводил… Начало тайной мобилизации было фактическим вступлением во Вторую мировую войну. Сталин это понимал и сознательно отдал приказ о тайной мобилизации 19 августа 1939 г. С этого дня при любом развитии событий войну уже остановить было нельзя… Советский Союз уже провел тайный предмобилизационный период и вступил в период тайной мобилизации, которая сама по себе уже является войной. Создана такая ситуация, когда возврата к мирному времени быть не может. В Советском Союзе уже формируются стрелковые дивизии с номерами больше ста, готовятся десятки тысяч пилотов на самолеты «Иванов»; разработка самолета завершена, и он готов к действительно массовому производству. Формируются десятки новых военных училищ для выпуска офицеров сотнями тысяч; ведется такое строительство пороховых и снарядных заводов, которое делает войну в ближайшие годы неизбежной… Точный день, когда Сталин начал Вторую мировую войну - это 19 августа 1939 г. Окончательное решение начать войну Сталин принял 19 августа 1939 года… 19 августа 1939 г. Сталин принял решения, которые повернули мировую историю… Сталин 19 августа 1939 г. принял такие решения, которые уже нельзя было отменить, которые не оставляли Советскому Союзу никакой другой возможности – кроме войны… 19 августа 1939 г. – рубеж войны, после которого при любом раскладе Вторая мировая война должна была состояться. И если бы Гитлер не начал ее 1.09. 1939 г., Сталин должен был бы искать другую возможность или даже другого исполнителя, который бы толкнул Европу и весь мир в войну. (48). 

Германия весь август 1939 г. отвела выяснению позиций Англии, Франции, США и Советского Союза в случае войны в Польше: 2-3 августа Берлин зондировал Москву, 7-15 августа – проверял настроения в Лондоне. (89).

19 августа 1939 г. Европа жила мирной жизнью, а Сталин уже принял решения и запустил машину мобилизации в необратимое движение, которое в любом случае и при любом международном раскладе делало Вторую мировую войну совершенно неизбежной. (48).

Любая попытка установить точную дату начала Второй мировой войны и время вступления СССР в нее неизбежно приводит нас к дате 19 августа 1939 г. Сталин неоднократно и раньше на секретных совещаниях высказывал свой план «освобождения» Европы: втянуть Европу в войну, оставаясь самому нейтральным, затем, когда противники истощат друг друга, бросить на чашу весов всю мощь Красной Армии. 19 августа 1939 г. на заседании Политбюро было принято бесповоротное решение осуществить этот план. Сведения о заседании Политбюро и принятых решениях почти немедленно попали в западную печать. Как совершенно секретный протокол Политбюро мог попасть в западную прессу? Могло быть несколько путей. Один из наиболее вероятных мог быть таким: один или несколько членов Политбюро, напуганные планами Сталина, решили его остановить. Был только один путь заставить Сталина отказаться от своих планов: опубликовать эти планы на Западе. Члены Политбюро, особенно те, которые контролировали Красную Армию, военную промышленность, военную разведку, НКВД, пропаганду, Коминтерн, вполне имели такую возможность. (88).

19 августа 1939 г. Сталин сообщил Гитлеру, что в случае нападения Германии на Польшу Советский Союз не только останется нейтральным, но и поможет Германии. (48).

Советские историки доказывали, что в этот день никаких решений не принималось, и вообще заседания Политбюро 19.08.1939 г. вовсе не было. 50 лет нам доказывали, что заседания не было. И вот генерал-полковник Д. Волкогонов 16.01. 1993 г. опубликовал статью, в которой он признал, что было заседание в тот день, и сам он держал в руках протоколы. Слишком круто был повернут руль внешней политики Сталина в тот день, слишком резко изменен курс мировой истории, слишком много кровавых событий восходят своим началом именно к этому дню. Последствия этих решений у нас на виду.(48).

19 августа 1939 г. Сталин начал тайную мобилизацию Красной Армии, после чего Вторая мировая война стала совершенно неизбежной. Но Гитлер не обратил внимания на происходящие в Советском Союзе события. Ещё раньше Сталин начал мобилизацию промышленности, транспорта, государственного аппарата, людских ресурсов. Но Гитлер на это внимания не обратил и аналогичных мероприятий в Германии не проводил… Начало тайной мобилизации было фактическим вступлением во Вторую мировую войну. Сталин это понимал и сознательно отдал приказ о тайной мобилизации 19 августа 1939 г. С этого дня при любом развитии событий войну уже остановить было нельзя… Советский Союз уже провел тайный предмобилизационный период и вступил в период тайной мобилизации, которая сама по себе уже является войной. Создана такая ситуация, когда возврата к мирному времени быть не может. В Советском Союзе уже формируются стрелковые дивизии с номерами больше ста, готовятся десятки тысяч пилотов на самолеты «Иванов»; разработка самолета завершена, и он готов к… массовому производству. Формируются десятки новых военных училищ для выпуска офицеров сотнями тысяч; ведётся такое строительство пороховых и снарядных заводов, которое делает войну в ближайшие годы неизбежной. (48).

19 августа 1939 г. французский министр иностранных дел Боннэ сообщал своему английскому коллеге Галифаксу, что «счастлив, что политический договор с Польшей еще не заключен». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Сталин через Зорге знал, что японцы начнут свое наступление у Халхин Гола 20 августа 1939 г., и это было одной из причин того, что посол Шуленбург 19 августа вначале имел с Молотовым «безрезультатную» беседу до 15 часов, а уже через полчаса, едва успев вернуться в посольство, он был вновь приглашен в Кремль на 16.30. И вскоре вновь возвратился в посольство радостно ошеломленный… Молотов наконец получил сталинское «добро». Для Сталина все окончательно связалось в один узел — готовность Берлина, японская активность, англо французский саботаж и объективная польза от партнерства России и Германии. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

19 августа 1939 г. В. Молотов передал на рассмотрение германской стороны советский проект договора. (105).

19 августа 1939 г. Берлин получил текст советского проекта будущего соглашения. С постскриптумом: «Настоящий договор вступает в силу только в случае одновременного подписания специального протокола по внешнеполитическим вопросам, представляющим интерес для Высоких Договаривающихся Сторон».
Через четыре дня в Москву прилетел Иоахим фон Риббентроп, и в ходе переговоров со Сталиным и Молотовым в ночь на 24 августа были подписаны стандартный пакт о ненападении… сроком на десять лет (в Лондоне в этот же день безуспешно ждали прилета Германа Геринга с аналогичной миссией) и, самое главное, дополнительный протокол к нему:
«При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся представители обеих Сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:
1. В случае территориально-политического переустройство областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы будет являться чертой, разделяющей сферы интересов Германии и СССР. При этом заинтересованность Литвы в районе Вильно признается обеими Сторонами.
2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарев, Висла и Сан.
Вопрос о том, является ли желательным в обоюдных интересах сохранение Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно решен лишь ходом будущих политических событий. В любом случае, оба Правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия.
3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. Германская сторона ясно заявляет о ее полной политической незаинтересованности в этих областях.
4. Данный протокол будет сохраняться обеими Сторонами в строгом секрете». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


21 августа 1939 г. Политбюро вынесло решение о приёме Риббентропа и заключении пакта. Все дискуссии и разговоры велись только за закрытыми дверями ЦК ВКП(б) НКИД. Секретный дополнительный Протокол был составлен по инициативе СССР, стал во многом уступкой со стороны Германии. Но главное - он впервые подчеркивал стремление Советского Союза расширить свое влияние в Восточной Европе. Речь шла о новой расстановке сил, о создании нового климата международных отношений в Европе, хотя ни Протокол, ни даже сам Пакт не могли служить юридическим основанием для передела границ в Центральной и Восточной части Европы. (89).

21 августа 1939 г. – последний день военных переговоров с Англией и Францией в Москве. (105).

21 августа 1939 г. состоялось последнее заседание военных миссий СССР, Англии и Франции, поскольку серьезные разногласия, возникшие по вине Англии и Франции на переговорах, оказались практически непреодолимыми. Из-за нежелания Англии и Франции договориться с СССР, переговоры не привели к подписанию взаимоприемлемого соглашения о коллективном отпоре фашистским агрессорам… Одновременно с переговорами в Москве Англия вела тайные переговоры с Германией, которым она придавала большее значение, чем переговорам с СССР. Германии предлагалось договориться с Англией, не прибегать к силе, как к средству политики, подписать соглашение о разделе мировых рынков, в том числе советского. При этом Англия изъявила готовность пожертвовать Польшей, как это было сделано с Чехословакией, и прекратить переговоры с СССР. Английские правящие круги любыми путями хотели добиться своей заветной мечты – направить германскую агрессию против СССР, чтобы затем извлечь для себя из германо-советской войны все выгоды. (94).

21 августа в 11 часов Сталину передана телефонограмма: «Началось последнее заседание англо-франко-советских переговоров. Продолжать их далее становится бессмысленным». Четыре часа спустя германский посол Ф. Шуленбург привез Молотову телеграмму А. Гитлера для срочной передачи её господину Сталину. Вот текст: «Согласен с советским проектом Пакта о ненападении. Дополнительный протокол к нему будет выработан в ходе визита в Москву ответственного государственного деятеля Германии». Главу МИД рейха предлагалось принять во вторник, 22 августа, или не позднее среды, 23 августа 1939 г. Риббентроп располагал всеми указаниями Берлина и имел полномочия для подписания всех документов. В 17.00 того же дня Молотов передал Шуленбургу ответ Сталина: «Рейхсканцлеру Германии господину А. Гитлеру. Советское правительство согласно на приезд г-на Риббентропа в Москву 23 августа». (89).

После того, как Англия и Франция сорвали политические и военные переговоры с СССР, Советское правительство в сложившейся крайне опасной для нашей страны ситуации было вынуждено принять предложение Германии о подписании с нею договора о ненападении. С этим предложением она обращалась к Советскому Союзу, начиная с мая 1939 г., неоднократно. Советское правительство исходило из указаний ХVIII съезда партии о необходимости соблюдать осторожность во внешней политике и не давать провокаторам втянуть СССР в конфликты. Из поведения Англии и Франции на переговорах в Москве было видно, что они как раз и стремились втянуть СССР в такой конфликт с Германией в крайне неблагоприятных для него условиях.  Советский Союз находился перед угрозой создания единого антисоветского фронта международного империализма, что было бы крайне опасно для него, для судеб социализма. (94).

Военные делегации Англии и Франции покинули Москву ни с чем. По мнению Троцкого, кроме всего прочего: «Союз с Гитлером давал Сталину удовлетворение того чувства, которое господствует у него над всеми другими: чувства мести. Вести военные переговоры с наци во время присутствия в Москве дружественных военных миссий Франции и Англии, обмануть Лондон и Париж, возвестить неожиданно пакт с Гитлером – во всём этом ясно видно желание унизить правительство Англии, отомстить Англии за те унижения, которым оно подвергло Кремль в период, когда Чемберлен развивал свой неудачный роман с Гитлером». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).

Переговоры Англии и Франции с СССР, длившиеся пять месяцев, закономерно зашли в тупик. Обе стороны патологически не доверяли другу и не давали связывать себя конкретными обязательствами, погрязнув в тонкостях протокола и толкованиях норм международного права. Одновременно они втайне зондировали Берлин на предмет улучшения отношений, раздела «сфер интересов» и невмешательства в дела. К тому же западные партнеры не слишком опасались Вермахта и были  невысокого мнения о боевой мощи РККА. Еще одним камнем преткновения стала Польша, которая громогласно отвергала любой союз с Москвой, требовала гарантий от Запада, проводила частичную мобилизацию и при этом тайно льстилась к Берлину. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Англичане бомбардировали Берлин предложениями о сотрудничестве и разделе «сфер интересов», обещая прекратить переговоры с СССР и в то же время шантажируя немцев самим фактом переговоров – все в духе традиционной британской политики вечных интересов. «Англия – это профессиональный поджигатель войны, но двурушник, но ловкий двурушник, – вещал Мехлис. – Её политика проста – уничтожать своих вероятных противников чужими руками, втягивая их в войну с кем угодно, особенно с Советами, а я приду к концу самым сильным и буду диктовать». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


К середине августа 1939 г. англофранцузы саморазоблачились на московских военных переговорах, а Гитлер был готов к заключению с нами Пакта. Причем по собственной инициативе. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

21 августа 1939 г., когда визит Риббентропа уже был решен, Шуленбург заканчивал в посольстве личное письмо в Берлин Алле фон Дуберг. Он писал: «Мы добились за три недели того, чего англичане и французы не могли достичь за многие месяцы! Лишь бы из всего этого вышло что нибудь хорошее»… Идея поворота носилась в Германии уже давно… Об этом говорил Геринг Спенсеру и Далерусу… Об этом задумывался и сам Гитлер… Об этом же говорил Гитлеру 3 августа 1939 г. — за двадцать дней до прилета Риббентропа в Москву, Константин фон Нейрат, пять месяцев назад назначенный имперским протектором Богемии и Моравии. Когда фюрер спросил его, что он думает о договоренности с Россией, шестидесятишестилетний барон Нейрат, член НСДАП с 1937 года, группенфюрер СС, ответил, не колеблясь: «Мой фюрер, я это советовал давно»… Гитлер тогда засомневался - как воспримет это партия? Но даже в партии к этому многие отнеслись бы с пониманием, не говоря уже о вермахте. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

22 августа 1939 г. Адольф Гитлер собрал своих лучших генералов в горах Баварии, его послание к ним было ясным. Фюрер хотел, чтобы его солдаты «раздавили врага».
Гитлер уже твердо решил, что частные английские уступки в принципе проблемы не решают и для завоевания гегемонии в Европе нужна небольшая победоносная война: «Необходимо применение вооруженной силы прежде, чем произойдет последнее крупное столкновение с Западом. Нужно испытать инструмент войны». На майском совещании с руководителями вермахта Гитлер предупредил генералитет: «Национальное объединение немцев, за немногими исключениями, осуществлено. Дальнейшие успехи без кровопролития достигнуты быть не могут». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Леопольд Эмери вложил в уста фюрера такую эмоциональную оценку, относящуюся к 22 августа 1939  года: «Даладье и Чемберлен — жалкие черви, я распознал их в Мюнхене. Они слишком трусливы, чтобы напасть на нас. Самое большее, на что они могут решиться, — это блокада»… Имеется и более сдержанный вариант этого пассажа: «Наши противники — мелкие черви. Я видел их в Мюнхене»… Совсем иначе изложена эта же мысль генералом Гальдером после совещания генералитета 14 августа… Гальдер записал в своем дневнике: «Мюнхенские главари не возьмут на себя риск развязывания войны. Всемирный риск!». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Гитлер был трезвым и реалистичным политиком и вполне видел рациональность партнерских отношений с Англией, но на принципе признания последней очевидного: лидером Европы в перспективе может быть лишь Германия. Она это право заработала трудом своего народа… И если бы все шаги английской стороны летом 1939 г. были искренними, то вряд ли и шаги Гитлера были бы теми, какими они были. Но как раз искренности и не было… Как мог Лондон убедить Берлин в своих действительно добрых намерениях? Только полностью лишив Польшу своей политической поддержки и публично признав права Германии на Данциг и прочее… Хорас Вильсон говорил в Лондоне Теодору Кордту: «Было бы величайшей глупостью, если бы две ведущие белые расы истребили друг друга в войне, от этого выиграл бы только большевизм»… То, что от войны не выиграли бы ни немецкий народ, ни английский, было вне сомнений…  Публично англичане спокойно относились к тому, что поляки начинали предпринимать против Данцига экономические меры, сыпали угрозами. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Москва и Берлин тогда уже вели активный диалог, но в СССР ещё хватало тех, кто вольно или невольно ему не способствовал… Имея в виду еще политические — не военные — переговоры Стрэнга в Москве, наш полпред в Париже Суриц писал 25 июля 1939 г. в НКИД: «Правильность нашей позиции в переговорах стала для всех особенно явственной в свете переговоров Хадсон Вольтат и капитулянтского англо японского соглашения… Всякий честный сторонник соглашения с нами спрашивает себя, какое доверие Москва может иметь к переговорщикам, когда в момент переговоров наводится мост к соглашению с Германией, а во время военного конфликта между СССР и Японией делаются позорные авансы Японии»… Если англофранцузы не хотели войны, им надо было не искать у СССР поддержки против Германии (вновь, как и тридцать лет назад, стравливая русских и немцев), а снять свои гарантии Польше и принять германский план урегулирования. Не делая этого, руководство «демократий» вело к войне свои страны, а при этом намеревалось вплести в эту свару и нас. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).


22 августа СССР информировал Лондон и Париж о том, что Пакт о ненападении между СССР и Германией никоим образом не может прервать или замедлить англо-франко-советские переговоры. (89).

22 августа 1939 г. в момент переговоров Молотова – Риббентропа, а также интенсивной подготовки германской армии к вступлению на польскую территорию генерал Г. Гудериан получил приказ возглавить «фортификационный штаб Померании». Цель – успокоить поляков чисто оборонительными приготовлениями, а заодно быстро возвести относительно легкие укрепления на второстепенных направлениях, чтобы высвободить побольше полевых войск для главного удара. (88).

22 августа 1939 г. в утреннем выпуске «Известия» сообщили о близком приезде в Москву Риббентропа. В Лондоне из за разницы во времени это сообщение было получено 21 го поздно вечером и вызвало, как доносил в Москву полпред Майский, «величайшее волнение в политических и правительственных кругах»…
«Чувства были разные — удивление, растерянность, раздражение, страх, — писал Майский, — Сегодня утром (22 августа 1939 г.) настроение было близким к панике… Ллойд Джордж настроен хорошо: он находит, что Советское правительство проявило даже слишком много терпения в переговорах с Англией и Францией. Он ждал нашего удара раньше». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).
 
22 августа 1939 г. маршал Ворошилов имел беседу с главой французской военной миссии генералом Думенком и сказал ему прямо: «Прошло одиннадцать дней, и вся наша работа за это время сводилась к топтанию на месте… Позиция Польши, Румынии, Англии неизвестна»…
Уже через день генерал Думенком начнет паковать чемоданы, как и коллега адмирал Дракс. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

22 августа 1939 г. посол Франции в СССР Наджиар направил министру иностранных дел Боннэ телеграмму, в которой сообщал:
«Агентство Гавас получило разрешение от советской пресс службы опубликовать следующее:
«Переговоры о договоре о ненападении с Германией не могут никоим образом прервать или замедлить англо франко советские переговоры. Речь идет о содействии делу мира: одно направлено на уменьшение международной напряженности, другое — на подготовку путей и средств в целях борьбы с агрессией, если она произойдет».
Я рекомендую комментировать если не точно в этих терминах, то, по крайней мере, в подобном духе и с самым большим спокойствием». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Агентство Гавас раскрыло самые сокровенные намерения Сталина. Сталину важно в данный момент сохранить в тайне свой план на ближайшие 2-3 года, пока европейские страны не ослабят друг друга в истребительной войне. Публикация сталинских сочинений через много лет (13 томов) подтверждает, что план Сталина был прост и гениален и он был именно таким, как его описали французские журналисты. (88).

Сталин реагировал на сообщение французского агентства Гавас молниеносно… Он выступил в газете «Правда» с опровержением.
Выдержки из опровержения:
- речь Сталина, якобы произнесенная им в Политбюро 19 августа, где проводилась якобы мысль о том, что «война должна продолжаться как можно дольше, чтобы истощить воюющие стороны».
Ответ Сталина на вопрос:
- не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну;
- после открытия военных действий Германия обратилась к Франции и Англии с мирными предложениями, а Советский Союз открыто поддержал мирные предложения Германии, ибо он считал и продолжает считать, что скорейшее окончание войны коренным образом облегчило бы положение всех стран и народов;
- правящие круги Англии и Франции грубо отклонили как мирные предложения Германии, так и попытки Советского Союза добиться скорейшего окончания войны. («Правда», 30 ноября 1939 г.).

22 августа 1939 г. Боннэ отбил послу в Варшаве Ноэлю телеграмму:  «Ввиду новой перспективы, созданной объявлением о предстоящем подписании германо советского пакта о ненападении, мне кажется необходимым попробовать предпринять в самом срочном порядке новые усилия перед маршалом Рыдз Смиглы с целью устранить, пока еще есть время, единственное препятствие, которое вместе с тем мешает заключению трехсторонних соглашений в Москве. Единственным возможным ответом на русско германский договор было бы немедленное предоставление польским правительством, по крайней мере молчаливого права подписи, позволяющего генералу Думенку занять от имени Польши твердую позицию, имея в виду уникальную эвентуальность войны, при которой Россия пришла бы последней на помощь… Соблаговолите особо настаивать на этом, подчеркивая самым решительным образом, что Польша ни морально, ни политически не может отказаться испытать этот последний шанс спасти мир».  (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

22 августа 1939 г. в высокогорном районе Оберзальцберг неподалеку от баварского городка Берхтесгаден в шале фюрера началось совещание командующих группами армий и армиями от всех трех видов вооруженных сил. Гитлер заявил: Я созвал вас для того, чтобы дать картину политического положения и получить вашу поддержку… Столкновение с Польшей неизбежно! Было бы лучше вначале ликвидировать угрозу на Западе, а потом идти на Восток, но все более становится ясно, что Польша в любом затруднительном положении ударит нам в спину. В то же время удара с Запада можно не опасаться, Англия и Франция не готовы… Англия будет стремиться к военным осложнениям не раньше, чем через 3 года… Нам благоприятствуют и два обстоятельства персонального значения: моя личность и личность Муссолини. Ввиду моих политических способностей многое зависит от моего существования. Ведь это факт, что народ никому не верит так, как мне, и вряд ли в будущем появится кто то второй, такой же. Но я могу быть в любой момент уничтожен в результате покушения… Второй фактор — дуче. Если что то случится с ним, союзническая верность Италии больше не сможет быть надежной… Поэтому пусть лучше все произойдет теперь — прежде, чем произойдет крупное столкновение с Западом. Надо испытать инструмент войны! Отношения между Германией и Польшей стали невыносимыми. Предложения относительно Данцига и железной дороги через «Коридор» были отклонены Польшей по настоянию Англии… Разрешение «польского» вопроса не может быть передано в третьи руки. Время благоприятствует его решению именно теперь… Теперь о России… Она никогда не бросится, очертя голову, сражаться за Францию и Англию. Снятие Литвинова знаменовало окончание интервенционистской политики… А наш торговый договор проложил дорогу пакту. Таким образом, я выбил из рук западных господ их оружие. Предвидеть последствия пока еще нельзя. Видимо, возможен новый курс… Сталин пишет, что этот курс сулит большие выгоды обеим сторонам… Что же, возможен гигантский поворот всей европейской политики. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

22 августа 1939 г. английский премьер Невилл Чемберлен направил Гитлеру послание - если Гитлер думает, что после объявленного подписания советско германского договора Великобританию можно в расчет не брать, то он крупно ошибается. «Каким бы ни оказался по существу советско германский договор, он не может изменить обязательство Великобритании по отношению к Польше, о котором правительство Его Величества неоднократно и ясно заявляло и которое оно намерено выполнить». Чемберлен грозил войной, предлагал посредничество в переговорах и в конце выражал надежду что Гитлер «с величайшим вниманием взвесит высказанные мною… соображения». Но всё уже было взвешено, сочтено и измерено… Требования Германии к Польше были известны давно. И так же давно поляки вели себя нагло, отрицая очевидное. Они настолько игнорировали реальность и настолько безответственно «подставляли» давших им гарантии Англию и Францию, настолько провокационно отказывались от гарантий советских, что Англия имела полное право от своих гарантий отказаться… В тот период, к которому относилось послание английского премьера, польские зенитные батареи обстреливали мирные самолеты «Люфтганзы». Если бы Чемберлен вместо послания в Берлин направил соответствующее послание в Варшаву, то можно было надеяться, что польские политики, оставшись в одиночестве, пойдут на попятную. И их конфликт с рейхом решится без войны… Чемберлен войны не хотел, но и предотвратить ее наиболее естественным образом — отказавшись от угроз в адрес Германии — не мог… К рулю Английского острова уже готовились привести Уинстона Черчилля, и «демократическая» пресса уже готовила типографскую краску для дифирамбов ему и проклятий «тевтонам». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Напряженность могли снять два события…
Первое решало бы вопрос кардинально и обеспечивало бы Европе прочный мир. Это произошло бы в случае согласия Польши на включение Данцига в состав Германии и согласия на, как минимум, экстерриториальные коммуникации через «Коридор». Хотя, нужно было бы провести внутри «Коридора» референдум по вопросу о том, в составе Польши или рейха желает быть само его население (Гитлер и такой вариант предлагал). Да и в Силезии с Познанью такой референдум был бы и не лишним, и справедливым… Благодаря Версалю, в «германской» Польше проживало полтора миллиона человек.
Вторым стабилизирующим событием могла стать громко заявленная готовность Польши в случае вторжения Гитлера немедленно и безоговорочно принять советскую военную помощь в рамках англо франко советского соглашения, заключение которого фактически блокировала позиция Лондона, а формально — позиция Варшавы…
Гитлер был полон решимости решить «польский» вопрос силой до осени 1939 года… Вермахт изготовился, он — тоже, Европа была в идейном разброде, и «тянуть резину» до 1940 года или еще дольше было бы со стороны Германии просто глупо.
Но при переориентации Польши на гарантии СССР Гитлер сталкивался бы в случае нападения на Польшу уже не с коварными французами, много обещающими и часто предающими, не с лидерами типа Даладье, Боннэ и прочими, а с державой, слов на ветер не бросающей, и с лидером, покрупнее и порешительнее его — фюрера, самого. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

На второй вопрос о том, кто мог снять напряженность и спасти ситуацию, ответ был один — поляки. Но это был ответ без реальной базы. Власть имущие поляки сами вели Польшу на заклание золотому долларовому тельцу… Французы, хотя Наджиар и призывал к спокойствию, конечно, тревожились и в отличие от Лондона и Варшавы хотели бы войны избежать. На увертки времени уже не было, для Парижа наступал момент истины, и приходилось смотреть ситуации в глаза и хотя бы самим себе говорить правду. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Польша не стремилась спасти мир — она в газетных статьях уже брала Берлин… И Берлин это знал. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Германия к тому времени была экономически второй державой мира, и уже это делало ее главным антагонистом не Англию, а США — первую мировую державу… Этот простой факт программировал как целесообразность англо германских переговоров, так и их заведомую неудачу — так же, как это было и с Дюссельдорфским соглашением. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Уже после входа Гитлера в Чехию, после выдачи Лондоном гарантий Польше, 14 мая 1939 года видный консерватор Генри Друммонд Вольф встретился в Берлине с заведующим референтурой по Великобритании отдела экономической политики аусамта (МИД) Германии Рютером: «Политические комбинации, на которые сейчас идет Великобритания, не исключают готовности предоставить Германии принадлежащее ей по праву поле экономической деятельности во всем мире… В частности, на Востоке и Балканах… Наше отношение к вам после Мюнхена не изменилось… Мы даже готовы дать вам крупный заем»…
Та часть английской элиты, которая сознавала гибельность для Британской империи союза с США, дающего империи войну, пыталась обеспечить союз с Германией, дающей ей мир.
Та часть английской элиты, которая сознавала себя не англичанами, а англосаксами, и даже не столько англосаксами, сколько гражданами мира, и не просто мира, а мира, где хозяином жизни и планеты остается Золотой Интернационал, эта часть элиты Английского острова тоже была заинтересована в англо германских переговорах, но с целью прямо противоположной — вести Европу к войне… К войне в Европе, во имя интересов США. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Во время июльского визита Вольтата в Лондон в 1939 г., ему была предложена концепция совместного сотрудничества в трех районах мира — Британской империи, Китае и… России. И это — при ведущихся в Москве переговорах Стрэнга, готовившего почву для уже военных англо франко советских переговоров. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Во время августовских встреч 1939 г. Далеруса с Герингом, немцам предлагали конференцию в Швеции на условиях, что «Германия получит от Польши всё, что хочет». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Личный секретарь Риббентропа, начальник бюро министра Эрих Кордт говорил своему английскому коллеге, помощнику заместителя министра иностранных дел Сардженту: «Все усилия английского правительства достичь соглашения с Германией при помощи речей или используя другие каналы, не будут иметь ни малейшей надежды на успех, пока не будут так или иначе закончены англо франко советские переговоры». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Британия готова отказаться от гарантий Польше и дать Германии в Польше всё, чего она хочет. Франции в этом случае оставалось бы лишь последовать примеру Англии, сославшись на прецедент. Гитлер без войны получает Данциг и прочее, свободу рук, доступ в колонии, сырье, заем… Английский посол в Берлине Гендерсон повторял: «Мечтаю хоть однажды увидеть, как фюрер Германии и Герман Геринг едут в Букингемский дворец нанести визит королю… Пока же Герингу предлагали нанести визит секретный — к Чемберлену. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Лондону было предложено принять 23 августа 1939 г. для переговоров Г. Геринга, но за сутки полет рейхсмаршала был отменён из-за параллельного визита министра иностранных дел И. Риббентропа в Москву – и всё это в обстановке полной секретности. (89).

23 августа 1939 г. – приезд в Москву Риббентропа и подписание Договора о ненападении между СССР и Германией. (105).

23 августа 1939 г., около полудня в Кремль поступило сообщение, что в небе над Центральным аэропортом заходит на посадку личный самолет А. Гитлера «Гренцланд». На борту – министр иностранных дел Германии И. Риббентроп. Сталин полагал, что Берлину следовало бы держать до поры до времени в секрете цель визита Риббентропа в СССР.  Сталин располагал достоверной информацией о том, что Гитлер «стал проявлять большой интерес к заключению договора с СССР, не оставалось никакого сомнения в том, что документ будет подписан». (89).

23 августа 1939 г. – подписан Пакт о ненападении с Германией на 10 лет. (91).

23 августа 1939 г. – подписание советско-германского пакта о ненападении (т.н. «пакт Молотова-Риббентропа»). (93).

Подписание Пакта о ненападении между СССР и Германией состоялось в ночь с 23 на 24 августа 1939 г. (89).

Лишь две серьезные политические силы в Европе и в мире хотели мира, но мира честного и справедливого, не ущемляющего естественного права народов на самоопределение. И этими силами были в 1939 году германский рейх Гитлера и Советский Союз Сталина. 23 августа 1939 г. эти две силы подписали Пакт, который, по уверениям многих, и дал импульс войне… Пакт 23 августа 1939 г. всего лишь создал политическую базу для полной ликвидации решений Версаля в отношении Германии и ликвидации подлой жадности Польши, рискнувшей в 1921 году отторгнуть по Рижскому договору от России Западную Украину и Западную Белоруссию. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Подписание Пакта.
В Москву летела большая компания из 37 человек, включая личного переводчика фюрера Пауля Шмидта и личного фотографа фюрера Генриха Гофмана.
Выйдя из самолета в час дня, Риббентроп из аэропорта поехал в свою резиденцию на время московского визита — здание бывшего австрийского посольства, а оттуда — в германское посольство на беседу с Шуленбургом. Вскоре туда позвонили из Кремля и сообщили, что их ждут в половине четвертого.
В Кремль поехали трое — Риббентроп, посол и советник Хильгер, знающий русский (он родился в Москве). Войдя в продолговатый небольшой зал (это был служебный кабинет Молотова), Шуленбург не смог сдержать удивленного возгласа — рядом с Молотовым стоял Сталин. Шуленбург был послом в Москве с октября 1934 года, но со Сталиным не виделся до этого никогда… К полуночи все бумаги, включая сам пакт, были подписаны. Щелкали камеры наркоматовского фотографа и Гофмана — первого иностранца, получившего разрешение на съемки такого уровня… Ни Гитлер, ни тем более Риббентроп не ожидали такой быстроты — русские имели репутацию упорных дипломатов. Кто бы мог подумать, что уже через какой то час разговор пойдет о деталях в проблеме разграничения интересов и сфер влияния. И Риббентроп, хотя и имел от фюрера неограниченные полномочия, на вопросе о портах Либау (Лиепая) и Виндау (Вентспилс) споткнулся… Риббентроп ринулся в посольство — к телефону. В Берлин ушел запрос…
В Берлине Гитлер ждал известий из Москвы. В Оберкомандо дер вермахт у Кейтеля и в Оберкомандо дес хеерес у Гальдера полным ходом шли совещания, перегревались телефонные трубки от напряженного дыхания адъютантов и генералов, уточнялись диспозиция и задачи уже изготовившихся к ударам частей и соединений в рейхе и Восточной Пруссии и в разговорах уже фигурировали «день Y» и «час Х». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Отщелкали пленки фотографы, бумаги были унесены и уложены в портфели… Устроившись за столом и обменявшись любезностями, Риббентроп после приглашения Молотова сказал: «Господин Сталин! Германия желала бы поставить германо советские отношения на новую основу. Мы хотим договориться с Россией на самый долгий срок на основе самых дружественных отношений. Как мы поняли из вашей весенней речи, вы тоже хотели бы этого»… Сталин посмотрел на гостя из Берлина и начал: «Вы поняли меня правильно, свою речь 10 марта я произнес сознательно, имея в виду желательность нашего взаимопонимания. Да, хотя мы многие годы выливали друг на друга ушаты грязи, это еще не причина для того, чтобы мы не смогли снова поладить друг с другом. Но подобные вещи так быстро не забываются. Поэтому мы должны быть осмотрительными и, продвигаясь к действительно дружественным отношениям, должны быть аккуратными в формулировках для общественного мнения наших стран, когда будем информировать наши народы о перемене, происшедшей в советско германских отношениях»… Тон Сталина сразу задал тон всей беседе — она шла деловито и была конкретной. Главное было уже понятно — пакт будет подписан и можно сразу договариваться о близких перспективах, среди которых, прежде всего, маячил не исключенный германо польский конфлит… Кроме немцев — Риббентропа, Шуленбурга и Гауса с Хильгером, за стол вместе со Сталиным и Молотовым сел и Лазарь Каганович…
Сталин, встав и сказал: «Я предлагаю выпить за рейсхканцлера Германии господина Адольфа Гитлера. Его любит германский народ, а мы видим в нем человека, который достоин уважения! Надеюсь, что подписанные сейчас вами, господином Риббентропом и товарищем Молотовым, договоры кладут начало новой фазе германо советских отношений…
И затем тосты следовали за тостами. Риббентроп, сидевший рядом со Сталиным, поднимал рюмку за Сталина и Молотова, Молотов — за Риббентропа и Шуленбурга…
Гитлер сказал: «Этот договор можно рассматривать, как разумную сделку. Конечно, со Сталиным надо быть начеку, но пакт с ним дает шанс на выключение Англии из польского конфликта…
— Мой фюрер, — рискнул заметить адъютант, — конфликт все же может перерасти в кровавую войну.
— Если уж ей быть, то пусть это произойдет как можно скорее. Чем дольше мы будем тянуть, тем больше прольется крови.  (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Риббентроп торопился домой, для доклада фюреру. И уже в час дня оба «Кондора» взяли курс на запад…
Впопыхах забыли заскочившего в ресторан при аэродроме личного переводчика фюрера — Шмидта…
Шмидт бросился к «Ju 52», уже запустившему двигатели в дальнем конце аэродрома…
Подходя к Польше, транспортный «Юнкерс» — небронированный — взял круто вправо, далеко в море…
— В чем дело? — поинтересовался Шмидт.
— Могут сбить польские зенитки, а то и истребители, — зло улыбнулся пилот… — А мы не такие важные, у нас брони нет…
Впрочем, «Кондор» с рейхсминистром тоже сделал над Балтийским морем большой крюк. Береженого бог бережет. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

24 августа 1939 г. Риббентроп вернулся в Берлин. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Пакт Молотова-Риббентропа предусматривал раздел Польши, после её захвата Германией. Таким образом, благодаря умелой внешней политике Гитлера ему не пришлось воевать со всеми ведущими державами Европы одновременно, что привело бы к его быстрому поражению. (Диск «Большая детская энциклопедия. История»).

В ночь с 23 на 24 августа 1939 г. в Москве был подписан Пакт о ненападении, к которому, как заявил Сталин Риббентропу, «советское правительство относится очень серьезно», и он лично «готов дать свое честное слово, что Советский Союз никогда не предаст своего партнера». Екатерининский зал в Кремле. Торжественный официальный прием в честь подписания документа. Вошел Риббентроп. Он приостановился в дверях и приветствовал собравшихся фашистским жестом – выбрасыванием вперед вытянутой руки и громким возгласом, почти воплем: «Хайль Гитлер!». Все ждали ответной реакции Сталина. Советский руководитель улыбнулся, потеребил тремя пальцами петлю и пуговицу своего кителя и вдруг исполнил нечто вроде жеманного полуприседания. Комичный жест снял напряжение. Об этом по телефонам сообщили все агентства мира. (89).

Советский Союз находился перед угрозой создания единого антисоветского фронта международного империализма, что было бы крайне опасно для него, для судеб социализма. Такова была обстановка, которая вынудила СССР пойти на заключение 23 августа 1939 г. договора о ненападении с Германией, хотя до срыва Англией и Францией московских переговоров этот акт никак не входил в планы советской дипломатии. Договор предусматривал обязательства сторон «воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга как отдельно, так и совместно с другими державами». СССР и Германия заявили, что не будут поддерживать ни в какой форме агрессию третьей державы против любой из договаривающихся сторон, равно как и не будут участвовать в какой-либо группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой стороны. Договор подписан сроком на 10 лет. (94).

К подписанию Пакта советская и германская дипломатия шли скрытно. Неизвестные ранее параграфы дополнительного секретного Протокола к главному документу – Пакту о ненападении между СССР и Германией. Суть этого Протокола – раздел сфер интересов двух держав в Восточной Европе. В советскую «зону» входили Западная Украина, Западная Белоруссия, Бессарабия, Эстония, Латвия, некоторые другие прибалтийские, финские, а также польские территории. СССР, таким образом, впервые заявил о своих интересах в Восточной Европе, добился их признания, хотя и камуфлировал свои наступательные планы оборонительными целями. Этим шагом Сталин стремился остановить вермахт подальше от своих границ, а также «отодвинуть» советско-финляндскую границу от Ленинграда.
В сферу интересов Германии «официально» входила Польша до оккупационной «линии четырех рек». Однако офицеры советской разведки выявили секретные карты гитлеровцев, по которым на будущих территориях рейха находился даже Львов: Берлин вынашивал наступательно-оккупационные антисоветские планы и уже прокладывал свои коммуникации, линии связи, к которым подключались советские разведчики. (89).

Советская дипломатия умело использовала противоречия в лагере империализма, в результате чего наша страна на время была выведена из-под непосредственного удара фашистского агрессора. Советское государство выиграло определенное время для ускорения своей обороноспособности и подготовки своих вооруженных сил к отпору врага. Оно сорвало расчеты империализма втянуть СССР в войну уже в 1939 г. Подписав договор, Советское правительство не строило на его основе никаких иллюзий. Как свидетельствовал Маршал Советского Союза Г. Жуков, назначенный в январе 1941 г. начальником Генерального штаба РККА, «ЦК ВКП(б) и Советское правительство исходили из того, что пакт не избавлял СССР от угрозы фашистской агрессии… Во всяком случае, мне не приходилось слышать от И. Сталина каких-либо успокоительных суждений, связанных с пактом о ненападении». (94).

Молотов и Риббентроп подписывают договор, а за их спинами шепчутся два заговорщика – Сталин и Шапошников. Сталин и Шапошников знают, что Советский Союз уже в состоянии войны, хотя пушки ещё не стреляют. (48).

После приема Сталин бросил знаменитую фразу: «Кажется, нам удалось перехитрить, провести их по всем статьям». (89).

Н. Хрущев свидетельствует о том, как Сталин после подписания пакта радостно кричал, что обманул Гитлера. Пакт был ловушкой для Гитлера. Пакт Молотова - Риббентропа был придуман Сталиным для того, чтобы руками Гитлера начать Вторую мировую войну, разорить и ослабить Европу, в том числе и Германию. Гитлер поверил Сталину и подписал пакт, который создал для Германии заведомо проигрышную ситуацию войны против всей Европы и всего мира. Пакт поставил Германию в положение единственного виновника войны.(48).

После 23 августа 1939 г. Советское правительство готово было продолжать переговоры с Англией и Францией, но последние не пошли на это. (94).

После подписания Пакта Кремль довёл до сведения Парижа и Лондона, что готов к продолжению переговоров с англо-французскими партнерами. (89).

23 августа 1939 г.,  когда в Монголии шли ожесточенные бои между советскими и японскими войсками, правительство Германии, не предупредив Японию, подписало в Москве пакт о ненападении. Это был вопиющий акт предательства своего союзника. (68).

Заключение московского пакта 23 августа 1939 г. вызвало в Японии глубокое возмущение Германией… Как сказали Скализе, это означает предательство японо германской дружбы и идей «Антикоминтерновского пакта».
О мнении Аурити Макензен докладывал так: «Как возможные последствия посол перечисляет:
1. Падение теперешнего правительства и новый англофильский кабинет.
2. Изменение курса японской внешней политики.
3. Отзыв посла в Берлине и, возможно, в Риме.
4. Направление подкреплений в Квантунскую армию, чтобы уравновесить русские подкрепления в этом районе»…
Чиано немедленно дал указание послу в Токио заявить японцам следующее:
«1) итальянская политика не претерпела никаких изменений, дружба и понимание в отношении Японии неизменны;
2) при оценке положения японцам следовало бы помнить, что любое ослабление позиций Англии и Франции в Европе было бы только выгодно для Японии;
3) отзыв послов явился бы беспрецедентным компрометирующим шагом»
По второму выходило, что для Японии выгодно ослабление двух европейских «демократий», косвенной причиной которого является тот СССР, который в Японии рассматривали как врага… С ним реально воевали, пусть и на периферии японских интересов.
Действия СССР объективно укрепляют позиции Японии… Англия и Франция Японию не могли дополнять — они ее лишь использовали в своих интересах в Китае. А вот СССР Японию дополнять мог, и с этим СССР теперь заключала пакт Германия — еще одна страна, которая тоже могла дополнять СССР, а не использовать его… Тонко уловленное Чиано обстоятельство могло быть иллюстрацией к уже совершенно иной идее — идее оси «Берлин — Москва — Токио»…  Германия, Италия и Япония были связаны общим «Антикоминтерновским пактом». Однако Германия и Италия были уже связаны и дружественными пактами с СССР. Гитлер в партийном кругу говорил о пакте с СССР, как о сделке с сатаной против дьявола. Сталин тоже рассматривал пакт с Германией как передышку. Недоверие обеих сторон и обоих лидеров было, увы, обоснованным. И еще более было обосновано наше недоверие к японцам. Но и три «антикоминтерновских» страны друг другу не очень доверяли. И расходились — на отношении Японии к СССР. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Символом целого пакета документов, которые и сегодня не все доступны изучению, стал советско-германский пакт о ненападении, подписанный 23 августа 1939 года… Ученые мужи из Института всеобщей истории Академии наук СССР почти полвека восхваляли мудрость и дальновидность этого решения, позволившего, «опираясь на ленинские принципы внешней политики и используя межимпериалистические противоречия, сорвать коварные планы поджигателей войны». Подписание пакта о ненападении «обнажило глубокий раскол в капиталистическом мире», позволило отсрочить германское нашествие и значительно отодвинуть на запад советскую границу, отчего безопасность страны сильно «укрепилась»… 3 июля 1941 года, оправившись от первого потрясения, вызванного «вероломством» агрессора, И.В. Сталин оправдывался перед «братьями и сестрами» именно этими аргументами: «Могут спросить: как могло случиться, что Советское правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского правительства ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном непременном условии – если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между СССР и Германией является именно таким пактом. Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Заключение договора о ненападении от 23 августа 1939 г. между Германией и СССР стало последним пунктом подготовки Второй мировой войны. Газета «Йени Сабах» (Турция) в своем номере от 28 августа 1939 г., комментируя советско-германский договор, отмечает, что сторонники мира потеряли надежду на Советский Союз, что, если бы СССР встал на сторону миролюбивых сил, возможно, войны удалось бы избежать. Однако теперь опасность войны неумолимо возрастает. Предположения газеты «Йени Сабах» оказались верными. Логическим продолжением пакта о ненападении стало объявление Германией танки войны Польше. Два дня спустя, 3 сентября, Англия и Франция, выполняя свои договорные обязательства перед Польшей, объявили войну Германии. Тем самым возникла новая военная, политическая, дипломатическая ситуация – началась Вторая мировая война. (105). (Д. Гасанлы).

Буржуазные фальсификаторы истории Второй мировой войны не раз пытались обвинить СССР в том, что, подписав договор с Германией, он якобы способствовал развязыванию Второй мировой войны. (94).

«Договор о ненападении между СССР и Германией подписан, через неделю началась Вторая мировая война – трагедия для десятков народов и обществ. Последующие события трудно отделить от предыдущих». Война началась потому, что был этот Договор, следовательно, в развязывании войны виновны Германия и СССР (или – СССР и Германия)… Не СССР и Германия развязали войну, а только СССР. Именно СССР был заинтересован в развязывании Второй мировой войны, так как она нужна была Сталину для того, чтобы «раздуть мировой революционный пожар в Европе». (7).

Неверные тезисы, которые господствовали в нашей историографии все эти годы:
-Мюнхен был чисто антисоветской акцией, предназначенной направить гитлеровскую агрессию на Восток.
-После разгрома Польши фашистская Германия могла напасть на Советский Союз, а пакт от 23 августа 1939 г. предотвратил такое развитие событий.
-Одновременно на Дальнем Востоке мог образоваться второй фронт против СССР в лице Японии.
-Англия и Франция не хотели заключать союз с СССР в августе 1939 г.
-Этот пакт дал нам передышку и позволил укрепить обороноспособность нашей страны. (7).

В 1939 г. Сталин пактом Молотова - Риббентропа расколол Польшу и установил общие границы с Германией. Внешне всё кажется поровну: часть Польши – Гитлеру, часть Польши – Сталину. Однако уже через неделю после подписания пакта Молотова-Риббентропа Сталин сыграл первую злую шутку. Гитлер начал войну против Польши, а Сталин объявил, что его войска ещё не готовы. Он мог бы об этом сказать Риббентропу перед подписанием договора, но он этого не сделал. Гитлер начал войну и оказался в одиночестве. (88).


Уже через полторы недели после подписания пакта Гитлер имел войну на два фронта, т.е. Германия с самого начала попала в ситуацию, в которой она могла только проиграть войну (и проиграла). Другими словами, уже 23 августа 1939 г. Сталин выиграл Вторую мировую войну – еще до того, как Гитлер в нее вступил. (88).

Многие историки думают, что сначала Сталин решил подписать с Гитлером мир, а потом решил готовить внезапное нападение на Германию. Но факты открыли и подтвердили, что не было двух разных решений. Подписать мир с Германией и окончательно решиться на неизбежное вторжение в Германию – это одно решение, это две части единого замысла. (48).

Мнение историков о Пакте расходились и прежде, порой – в диаметрально противоположных направлениях. Одни безапелляционно считали это большим успехом дипломатии И. Сталина, который отдалял начало войны; другие – называли Пакт «вынужденным шагом» Москвы и не видели ему иной альтернативы, учитывая тупиковое положение в ходе англо-франко-советских переговоров и стремление США и Японии столкнуть в непосредственной схватке две могущественнейшие военные машины – СССР и Германии. Третьи полагали, что решение Сталина подписать договор с Германией вообще было губительным просчетом, развязывало руки фашистам для нападения на Польшу. (89).

Среди обнародованных копий экземпляров «секретного протокола» к Пакту есть явные фальшивки. Существуют ли оригиналы документа? По идее, копий более двух экземпляров одного русскоязычного варианта секретного протокола быть просто не должно… В Интернете можно обнаружить и второй, и третий вариант русскоязычного текста «секретного протокола». Причём, со ссылкой на оригинал, который обнаружен ни много, ни мало, как в Архиве внешней политики СССР.
Утверждают, что к «пакту Молотова-Риббентропа» прилагался некий секретный протокол… Оба документа последние 20 лет в СССР и России публиковались неоднократно. Тем не менее, приведём  текст Договора и так называемого «секретного протокола» к нему.
ДОГОВОР И «СЕКРЕТНЫЙ ПРОТОКОЛ» ОТ 23.08.1939 ГОДА
Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом
«Правительство СССР и Правительство Германии, руководимые желанием укрепления дела мира между СССР и Германией и исходя из основных положений Договора о нейтралитете, заключённого между СССР и Германией в апреле 1926 года, пришли к следующему соглашению:
Статья I
Обе Договаривающиеся Стороны обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга как отдельно, так и совместно с другими державами.
Статья II
В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу.
Статья III
Правительства обеих Договаривающихся Сторон останутся в будущем в контакте друг с другом для консультации, чтобы информировать друг друга о вопросах, затрагивающих их общие интересы.
Статья IV
Ни одна из Договаривающихся Сторон не будет участвовать в какой-нибудь группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой стороны.
Статья V
В случае возникновения споров или конфликтов между Договаривающимися Сторонами по вопросам того или иного рода, обе стороны будут разрешать эти споры или конфликты исключительно мирным путём в порядке дружественного обмена мнениями или в нужных случаях путём создания комиссий по урегулированию конфликта.
Статья VI
Настоящий Договор заключается сроком на десять лет с тем, что, поскольку одна из Договаривающихся Сторон не денонсирует его за год до истечения срока, срок действия Договора будет считаться автоматически продлённым на следующие пять лет.
Статья VII
Настоящий Договор подлежит ратифицированию в возможно короткий срок. Обмен ратификационными грамотами должен произойти в Берлине. Договор вступает в силу немедленно после его подписания.
Составлен в двух оригиналах, на немецком и русском языках, в Москве, 23 августа 1939 года.
По уполномочию
Правительства СССР
В. Молотов
За Правительство
Германии
Й. Риббентроп».
Секретный дополнительный протокол
При подписании Договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:
1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами.
2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского Государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана.
Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского Государства, и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития.
Во всяком случае, оба Правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия.
3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчёркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о её полной политической незаинтересованности в этих областях.
4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете.
Москва, 23 августа 1939 года
По уполномочию
Правительства СССР
В. Молотов
За Правительство
Германии
Й. Риббентроп».

Начальник Генерального штаба сухопутных войск III-го Рейха Франц Гальдер в своём «Военном дневнике» 28 августа 1939 года по поводу заключения договора и реакции на него в Германии замечал: «Совещание в имперской канцелярии в 17.30, на котором присутствовали депутаты рейхстага и некоторые партийные руководители, в том числе фюрер, Гиммлер, Гейдрих, Вольф, Геббельс и Борман… Пакт с Советским Союзом не был принят широкими партийными массами. Это пакт с сатаной, чтобы изгнать дьявола».
В своих мемуарах «Вторая мировая война» Уинстон Черчилль делает следующее наблюдение: «Невозможно сказать, кому он («Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом») внушал большее отвращение – Гитлеру или Сталину. Оба сознавали, что это могло быть только временной мерой, продиктованной обстоятельствами. Сталин, без сомнения, думал, что Гитлер будет менее опасным врагом для России после года войны против западных держав. Гитлер следовал своему принципу «поодиночке». Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской дипломатии за несколько лет… В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. В умах русских калёным железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году, когда они бросились в наступление на немцев, ещё не закончив мобилизацию. А теперь их границы были значительно восточнее, чем во время первой войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать прибалтийские государства и большую часть Польши, прежде чем на них нападут. Если их политика и была холодно расчётливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».
В начале 1990-х годов в России впервые была опубликована книга известного русского поэта и публициста Феликса Чуева (1941-1999), впоследствии не раз переиздававшаяся. Чуев на протяжении 17 лет (с 1969-го по 1986-й год) неоднократно встречался с Вячеславом Молотовым и беседовал с ним на самые разные темы. Эти беседы и составили текст книги. В книге есть весьма красноречивый эпизод, подтверждающий оценку Черчилля. В главе «Международные дела» (подглавка «Хотели оттянуть войну») Чуев приводит следующие воспоминания Молотова: «Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам придётся отступать. Весь вопрос был в том, докуда нам придётся отступать – до Смоленска или до Москвы, это перед войной мы обсуждали. Мы знали, что придётся отступать, и нам нужно иметь как можно больше территории. Мы делали всё, чтобы оттянуть войну. И нам это удалось – на год и десять месяцев. Сталин ещё перед войной считал, что только к 1943 году мы сможем встретить немца на равных».
Известно, что «пакт Молотова-Риббентропа» был опубликован немедленно после подписания, а информация о дополнительном протоколе, согласно общепринятой сегодня версии, держалась в строжайшем секрете. Тем не менее, по легенде, она просочилась в дипломатические круги практически сразу же. Утром 24 августа 1939 года немецкий дипломат Ганс фон Херварт сообщил своему американскому коллеге Чарлзу Болену полное содержание секретного протокола.
Считается, что в 1945 году немецкий оригинал текста дополнительного протокола был захвачен советскими войсками и вывезен в Москву, но его копия на микрофильме сохранилась в документальном архиве МИД Германии. Карл фон Лёш, служащий МИДа, передал эту копию британскому подполковнику Р.С. Томсону в мае 1945 года.
Публично речь о секретных протоколах впервые была поднята на Нюрнбергском процессе: обвиняемые построили на этом факте линию защиты. Об этом договоре говорил Риббентроп, а защитник Гесса – Зайдль – добыл копию с фотокопии и попытался огласить её, но ему было отказано под тем предлогом, что он отказался сообщить суду источник получения документа. Позднее, в воспоминаниях, он упомянул, что получил документы от американской разведки. Спустя несколько месяцев «протокол» был опубликован в американской провинциальной газете «Сан-Луи Пост Диспатч».
Широкую известность документ приобрёл в 1948 году, когда он был опубликован в сборнике Госдепартамента США «Нацистско-советские отношения. 1939-1941 г.г.» («Nazi-Soviet Relations 1939-1941», Washington, 1948). Кроме того, сборник содержал немецкую и немецко-советскую дипломатическую переписку, в которой находились прямые ссылки на секретные договорённости: о них, кстати, активно упоминал Уильям Ширер в своём труде «Взлёт и падение III Рейха», который впервые был опубликован, если не ошибаюсь, в 1960 году в Лондоне, то есть – в разгар «холодной войны».
Факт существования неких секретных договорённостей послужил ряду исследователей основанием для сравнения политики СССР с политикой нацистского III Рейха и обвинения Советского Союза в соучастии в развязывании Второй мировой войны. В связи с чем вопрос о советско-нацистских секретных протоколах (к «Договору о ненападении» от 23.08.1939 г. и «Договору о дружбе и границах» от 28.09.1939 г.) приобрёл важное политическое значение.
В СССР существование секретного протокола категорически отрицалось. Считается, что русско- и немецкоязычные варианты секретных протоколов хранились в личном сейфе Сталина, а потом были переданы в архиве ЦК КПСС. Вопрос о «пакте Молотова-Риббентропа», и особенно – секретном протоколе к нему, был поднят в СССР во время перестройки, прежде всего, из-за давления со стороны Польши. Для изучения вопроса была создана особая комиссия во главе с секретарём ЦК КПСС Александром Яковлевым.
24 декабря 1989 года Съезд народных депутатов СССР, заслушав доложенные Яковлевым выводы комиссии, принял резолюцию, в которой осудил протокол, отметив отсутствие подлинников, но признав его подлинность, основываясь на графологической, фототехнической и лексической экспертизе копий, и соответствие ему последующих событий. Публикация решения Съезда состоялась в официальном издании «Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1989. № 29» (с. 579). Тогда же, впервые в СССР, был опубликован текст секретного протокола (по немецкому микрофильму) в журнале «Вопросы истории» (№ 6, 1989).
«Википедия», со ссылкой на историка Л. Безыменского (Безыменский Л.А. «Гитлер и Сталин перед схваткой», М., 2000), замечает, что оригинал протокола хранился в Президентском архиве (ныне – Архив Президента РФ, Особая папка, пакет № 34), но скрывался М. Горбачёвым, знавшим о его существовании ещё с 1987 года. Причём, Горбачёв, по словам его управделами В. Болдина, намекал на желательность уничтожения этого документа (В. Болдин «Над пропастью во лжи», газета «Совершенно секретно», № 03, март 1999 г.).
После рассекречивания архива документ был «найден» 30 октября 1992 года заместителем начальника Главного политического управления Министерства обороны РФ генерал-полковником Д.А. Волкогоновым и опубликован в ряде СМИ. А научная публикация состоялась в журнале «Новая и новейшая история» (№ 1, 1993 г.).
Ф. Чуева также весьма интересовал вопрос существования пресловутого «секретного протокола» к Договору между Германией и СССР от августа 1939 года. Феликс Иванович в своих беседах с В. Молотовым неоднократно возвращался к теме «секретного протокола» и практически всегда получал от Молотова одинаковые ответы. Вот, к примеру, фрагмент записи беседы от 14 августа 1973 года:
«Интересно, был ли какой-нибудь секретный протокол к пакту 1939 года? Был всё-таки, наверное, говорят. О границах Польши, Бессарабии…
– Границы были опубликованы, – отвечает Молотов.
– А ещё дополнительно что-то было?
– Никаких секретных не было. Может быть, детали я сейчас точно не помню, но детали на карте более точно нанесены, чем, так сказать, известно, но никаких секретных – нет…
– Один дипломат мне говорил, что, по-видимому, был ещё протокол.
– Он не требуется. Не требуется. Я вот сейчас не помню, но границы были не как граница, а как демаркационная линия, как временная линия».
Не исключено, что Вячеслав Молотов, говоря о карте с нанесённой на неё демаркационной линией, имеет в виду договор сентября 1939 года, а не августовский пакт. А вот фрагмент ещё одной беседы Чуева с Молотовым, которая состоялась 10 лет спустя, 29 апреля 1983 года. И вновь – о секретном протоколе: «На Западе упорно пишут о том, что в 1939 году вместе с договором было подписано секретное соглашение…
– Никакого.
– Не было?
– Не было, это абсурдно.
– Сейчас уже, наверное, можно об этом говорить.
– Конечно, тут нет никаких секретов. По-моему, нарочно распускают слухи, чтобы как-нибудь, так сказать, подмочить. Нет, нет, по-моему, тут всё-таки очень чисто и ничего похожего на такое соглашение не могло быть. Я-то стоял к этому очень близко, фактически, занимался этим делом, могу твёрдо сказать, что это, безусловно, выдумка».
Сторонники существования «секретного протокола» говорят, что Молотов сознательно до конца своих дней отрицал существование подобного документа. Дескать, Вячеслав Михайлович понимал всю низость этих соглашений, а потому… Ну, и так далее. Можно, конечно, отметить, что Молотов рассуждал не с позиции сегодняшних высокоморальных историков и, безусловно, предвоенное время и политику СССР оценивал совершенно иначе.
Начальник Генерального штаба сухопутных войск III Рейха с 1938 по 1942 год Франц Гальдер в начале 1960-х годов опубликовал свой «Военный дневник». На русском языке воспоминания Гальдера в наиболее полном виде вышли в 1968-1971 годах в «Воениздате» и с тех пор неоднократно переиздавались. Ежедневные записи начальника генштаба сухопутных войск являются одним из самых ценных документальных источников периода Второй мировой войны, что признаётся практически всеми исследователями… Записи Гальдера августа-сентября 1939 года интересны тем, что они ставят под сомнение факт раздела Польши между Германией и СССР, зафиксированный, как известно, 23 августа 1939 года «пактом Молотова-Риббентропа» и «секретным протоколом» к нему.
1 сентября 1939 года германские войска вторглись на территорию Польши. Эта дата, как известно, является началом Второй мировой войны. Сегодня «прогрессивная общественность» и «сторонники общечеловеческих ценностей» уверены в том, что спусковым крючком для начала войны послужил именно «Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом», а также секретный протокол к нему: оба документа были подписаны 23 августа 1939 года. Известно, что пакту между Германией и СССР предшествовали активные дипломатические переговоры СССР, Германии, Англии, Франции, Польши и руководителей ряда других европейских стран… Без особого преувеличения можно сказать, что к началу 1939 года понимание неизбежности крупного военного столкновения на территории Европы присутствовало у большинства политиков и руководителей государств, как в Европе, так и во всём мире. Все пытались минимизировать грядущие потери и занять наиболее выгодное положение.
В 2008 году в московском издательстве «Вече» вышло в свет третье издание работы М. Мельтюхова «Упущенный шанс Сталина. Схватка за Европу 1939 – 1941 г.г.». Приводя массу статистических данных, автор внимательно и достаточно бесстрастно сравнивает подходы и оценки различных учёных, исследующих и оценивающих тот исторический период.
Говоря о начале Второй мировой войны, М. Мельтюхов делает замечание: «Начало войны в Европе в сентябре 1939 года оправдало самые худшие опасения Кремля. Оказалось, что Англия и Франция не готовы к реальному столкновению с Германией, и вместо быстрого поражения Германии, при фактическом невмешательстве западных союзников, была разгромлена Польша. Политика «умиротворения» принесла свои неизбежные плоды, продемонстрировав неспособность Лондона и Парижа отстаивать свои собственные интересы. Можно по-разному объяснять позицию Англии и Франции, но никуда не уйти от того факта, что союзники бросили Польшу на произвол судьбы. Причём, как теперь известно, эта позиция Лондона и Парижа не была какой-то импровизацией, возникшей под влиянием событий. Нет, это была заранее сформулированная и неуклонно проводимая в жизнь стратегическая линия англо-французских союзников, определявшаяся политикой «умиротворения» Германии. Поэтому трудно понять позицию исследователей, считающих, что союз с Англией и Францией отвечал интересам СССР, которому в этом случае пришлось бы вступить в войну с Германией на территории Польши, при полном бездействии союзников на западе».
Действия СССР в сентябре 1939 года историками оценивается крайне противоречиво. Ряд авторов полагает, что вторжение советских войск на территорию Польши, начавшееся 17 сентября, было предопределено договорённостями с Германией о разделе территорий стран Восточной Европы. По мнению других, Советский Союз возвращал себе территории, которые в ходе Первой мировой и последовавшей за ней Гражданской войны были отторгнуты от Российской империи (за исключением, разве что, Черновиц, которые всегда входили в состав Австро-Венгерской империи) – и с этой точки зрения действия Сталина имели под собой все основания.  Третьи полагают, что успешные действия вермахта в Польше и весьма неэффективные действия союзников Польши – Франции и Англии (правительства Эдуара Даладье и Артура Невилла Чемберлена объявили войну Германии 3 сентября 1939 г.), а также быстрый разгром Польши явились неожиданностью для руководства СССР, что и заставило его принимать ответные меры. Это подтверждает Уильям Ширер («Взлёт и падение III Рейха», глава «Падение Польши»).
Польское правительство в 1935-1939 годах отнюдь не являлось ангелом с белыми крылами за спиной, этакой невинной жертвой внешних агрессивных обстоятельств… Нет смысла упоминать о не «честной и открытой» политике польского правительства тех лет, о том, какие предложения с его стороны делались Гитлеру, как шли переговоры Польши и Германии в 1935-1939 годах, к каким шагам подталкивали Польшу «демократы» и сторонники «общечеловеческих ценностей» – Даладье и Чемберлен… В результате Мюнхенского соглашения, 1 октября 1938 г. Чехословакия уступила Польше область, где проживало около 80 000 поляков и порядка 120 000 чехов… Главным приобретением Мюнхенского соглашения для Польши стал весьма мощный промышленный потенциал захваченной территории: расположенные там предприятия давали в конце 1938 года почти 41% выплавляемого в Польше чугуна и почти 47% стали.
Строки из мемуаров Уинстона Черчилля: «Польша «с жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении чехословацкого государства». (Черчилль «Вторая мировая война», М.: Воениздат, 1991, Т.1).
«Они – или у твоих ног, или на твоём горле» - поговорка, приписываемая полякам по отношению к «национальному характеру» русских.
Россия, как страна, стала тем, чем всегда собиралась стать Польша. Фактически она отобрала у Польши её национальную идею: стать главным славянским или главным восточно-европейским государством… К тому же за всё время, что поляки её знают, Россия так и не получила по-заслугам,  по-настоящему, ни разу ни перед кем не капитулировав. Что создаёт естественное осознание польской неотмщённости. Это осознание тем горше, что Речь Посполитая такой примой почти была. Причём по эмоциональному счислению времени (которое в польском сознании куда важнее скучного летописного) — недавно. Ну, буквально лет триста-четыреста тому назад. Любой образованный поляк знает, что когда-то Польша была «от моря до моря» и от Познани до Смоленска. Это, впрочем, знает и любой образованный русский.  Проблема в другом: в современном польском сознании нет приемлемого ответа на вопрос,  почему его родная страна перестала этой примой быть… Существует масса объяснений польских национальных неудач. Главное из них — то, что любая сверхконцентрация ради каких-то далеких целей (с полным главенством центральной власти) польской национальной элите всегда была категорически противна. В XVII веке шляхетской аристократии было совершенно непонятно, зачем напрягаться, когда всё есть: и дворы, чтоб блистать, и земли с холопами на востоке, чтоб пороть и взимать. В итоге Польша осталась без военного флота в период, когда он был… необходим. Его в середине XVII столетия просто продали из-за отсутствия денег в казне — как раз перед шведским вторжением. Веком позже шляхте было непонятно, зачем… уравнивать в правах с собой всяких протестантов и православных, что привело к трем разделам Польши. Несколько позже, в XX столетии, Польша оказалась с двумя сотнями приличных танков против трех тысяч немецких — по той же, в общем, причине. Ибо, зачем напрягаться, если у нас есть договор с Францией и Великобританией, которые обязаны вступить в войну и нас выручить? Но эти объяснения в польское мироощущение не вошли. Хотя бы потому, что у всех исторических неприятностей есть более яркое, воплощённое объяснение: Россия. Ведь это она всю жизнь мешала Речи Посполитой нормально развиваться…
1) Это Московия, собравшись в авторитарный кулак, жестоко остановила естественное расширение Польши на восток в 1613 г.
 
2) Это «авторитарная Россия у уступчивой Польши» (так в тексте польской Википедии) оттягала Запорожскую Сечь.
 
3) Это она же совратила польскую знать в XVIII столетии.
 
4) Это она топила в крови польские восстания XIX столетия и попыталась завоевать юную республику в 1920 г.
 
5) Это она ударила в спину Войску Польскому 17 сентября 1939, когда поляки уже почти победили Гитлера.
 
6) Это она произвела геноцид цвета польской нации в Катынском лесу (иначе бы Польша точно всех победила).
 
7) Это она коварно не помогла Варшавскому восстанию, когда поляки были почти готовы победить немцев.
(http://www.rus-obr.ru/discuss/9263).

Это мировоззрение в Польше — совершенно институировано, официально закреплено и отлито в бетоне. В стране действует Институт национальной памяти, чуть менее чем полностью посвящённый преступлениям русских против поляков. Он (ИНП) состоит из высотки центрального бюро в Варшаве, 8 отделений и 11 филиалов по всей стране. Его годовой бюджет —  70.000.000 долларов: то есть каждый поляк, от младенца до старика, отдаёт 2 доллара ежегодно только на воспоминания о российских преступлениях за счет госбюджета. Следы деятельности ИНП в Польше видны на каждом шагу: так, в святая святых Ченстоховского монастыря в одном помещении с наиболее почитаемой польской иконой Богоматери висит большая траурная табличка с надписью «Катынь». Среди постоянных рубрик польских электронных СМИ — непременно есть рубрика «катыньская резня». Памятные камни, знаки и кресты этой «резни» стоят в центре множества населенных пунктов. До сих пор ведётся охота на «скрытых коммунистов» и «скрытых чекистов»… Без Виноватой России польским национальным мыслителям просто неуютно… И пока нынешнее польское национальное государство вообще существует, Россия будет занимать в его идеологии почётное место. Место глобальной виновницы, без которой народное счастье, цель всякой национальной идеи, наверняка было бы.  (http://www.rus-obr.ru/discuss/9263).
 
«Те, кто утверждает, что революция не закончена, – дураки. К сожалению, у нас в движении есть люди, которые понимают под революцией постоянный хаос… Главное – подбор людей, способных и со слепым повиновением претворяющих в жизнь правительственные распоряжения. Партия – это своего рода орден… Фюрер должен быть один… Сплоченность внутри движения должна быть небывало крепкой. Мы не имеем права вести борьбу между собой… Поэтому никаких ненужных дискуссий!»… Фюрер организовал своим «старым борцам» «ночь длинных ножей»… Гитлер – «великий стратег революции». Риббентроп позднее вспоминал, что среди кремлевских большевиков чувствовал себя, как в кругу старых партийных товарищей. Западные политики не видели особой разницы между германским фюрером и советским Генеральным секретарем. На их взгляд: «Россия Сталина никогда не была подходящим партнером для Запада в деле сопротивления фашизму. В эти годы Россия сама являлась местом кошмарных оргий современного тоталитаризма… Ее цели не соответствовали целям западной демократии». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).

Оба диктатора остались довольны собой и друг другом.
«Теперь весь мир у меня в кармане!» – стучал кулаком по столу Гитлер. Он уже отдал приказ о нападении на Польшу.
«Кажется, нам удалось провести их», – удовлетворенно произнес Сталин. Он уже подсчитывал политические барыши. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Факт подписания советско-германского соглашения… не заставил задуматься польское руководство: против кого собираются дружить два тоталитарных режима? В договоре с британцами возможность войны Польши на два фронта даже не рассматривалась. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).



Собирался ли Сталин соблюдать пакт? (88).

Адмирал флота Советского Союза Н. Кузнецов: «И. Сталин не особенно верил в силу договора с Германией и вообще мало доверял Гитлеру».
Маршал Советского Союза Г. Жуков: «Что касается пакта о ненападении, заключенного с Германией… нет никаких оснований утверждать, что И. Сталин полагался на него». (48).

Пакт означал, что началась Вторая мировая война, что между СССР и Германией больше нет разделительного барьера: теперь у них общая граница. В этой обстановке Сталин мог сделать многое, чтобы повысить безопасность советских западных рубежей и гарантировать нейтралитет СССР в ходе войны.
Сталин мог:
-дать приказ усилить гарнизоны укрепленных районов на «Линии Сталина»;
-приказать заводам, производящим вооружение для Уров, резко увеличить выпуск продукции;
-то же самое приказать заводам, производящим оборонительное вооружение: противотанковые пушки и противотанковые ружья;
-мобилизовать всю строительную технику государства, все ресурсы для того, чтобы резко ускорить строительство «Линии Сталина»;
-завершив строительство «Линии Сталина» и приведя ее в полную боевую готовность, начать строительство второй такой же (или еще более мощной) оборонительной системы впереди «Линии Сталина»;
-приказать войскам Красной Армии рыть тысячи километров траншей, противотанковых рвов, окопов и ходов сообщения, переплетая полевую оборону войск с полосами укрепленных районов. (88).


В Москве подписан пакт Молотова – Риббентропа и германская армия пошла на восток. И тут германские командиры вдруг стали творить те же «глупости», что и их советские коллеги. Великолепные укрепления на старой германской границе были брошены и никогда больше не были заняты войсками. Многие боевые сооружения были использованы для других нужд: например, в районе Хохвальде находился мощный фортификационный ансамбль, включавший в свой состав 22 четырехэтажных боевых сооружения, соединенных 30-километровым подземным тоннелем. Все это было отдано авиационной промышленности для размещения завода авиадвигателей… У Гитлера было так же не только на восточных границах, но и на западных. Там была в 30-е годы возведена «Линия Зигфрида». Традиционно германский удар против Франции со времен франко-прусской войны планировался на севере. «Линия Зигфрида» построена южнее этого направления, т.е. на второстепенном направлении по принципу – на главном направлении наступаем, второстепенное – прикрываем. В 1940 г. германская армия ушла далеко на запад, и «Линия Зигфрида» оказалась ненужной. В то время у Гитлера и мысли не было, что через 4 года ему снова придется обороняться на своих собственных границах. «Линию Зигфрида» бросили. Боевые сооружения передали фермерам для хранения картошки. Часть боевых сооружений с неприступными броневыми дверями закрыли на внутренние замки. Когда нужда заставила, ключей найти не смогли. (88).

Уйдя вперед и встретившись с Красной Армией посреди Польши, германские войска начали строительство новой линии укрепленных районов. Они строились на второстепенных направлениях, они были вплотную придвинуты к советским границам. Впереди новых укрепленных районов не возводилось минных полей и заграждений. Работы велись днем и ночью, и советские пограничники эту работу хорошо видели и докладывали «куда надо».  Строительство велось интенсивно до мая 1941 г., после чего было переведено в разряд непервоочередного. Из 80 боевых сооружений, запланированных на берегах пограничной реки Сан, было завершено только 17. Все они замаскированы недостаточно. Каждое из этих сооружений в сравнении с тем, что было на старой германской границе, можно считать легким. Точно так же делалось и на советской стороне. На «Линии Сталина» были мощные бронеколпаки и очень тяжелые броневые детали, а вот на строительстве «Линии Молотова» на берегах той же реки Сан советские инженеры использовали относительно тонкие броневые детали. Пока соседом была слабая Польша, германские войска возводили на своих границах сверхмощные укрепления, а как только сокрушили Польшу и установили общую границу с Советским Союзом, так старые укрепления забросили и на новых границах строили лишь легонькие оборонительные сооружения, да и то черепашьим темпом. Все, как в Красной Армии. Уж не поглупели ли германские генералы? Нет, не поглупели. Просто тут, на новых границах, они долго обороняться не намеревались. (88).

Если вы собрались наступать, то на главных направлениях собирайте ударные группировки войск, смело оголяя второстепенные направления и прикрывая второстепенные направления укрепленными районами. Не старайтесь маскировать ваши укрепления, пусть противник думает, что вы готовитесь к обороне. Не делайте Уры глубокими, все, что можно расположить прямо на берегах пограничных рек, там и располагайте, при переходе в наступление ваших войск все вынесенные к границе доты поддержат ваше наступление огнем, а каждый дот в глубине вашей обороны обречен на пассивное бездействие. Не прикрывайте доты минными полями и проволочными заграждениями – этим вы помешаете вашим же наступающим войскам. Не тратьте много цемента и стали на возведение Уров – вы же не собираетесь долго сидеть в обороне. Именно этими правилами руководствовались германские генералы. Именно так действовали и советские. (88).

Можно, конечно, выдающихся советских и германских генералов называть идиотами. Но тут не глупость. Просто и те, и другие были агрессорами. Те и другие мыслили наступательными категориями, и когда укрепления больше нельзя было использовать в наступательных целях, их сносили, чтобы открыть путь своим наступающим войскам. (88).

Сталин оказался в выигрыше, передвинув границы СССР на 300-350 километров, «никого не задевая»… Советско-германский «Договор о дружбе и границе», широко публиковавшийся в советской печати, после войны был изъят из оборота и ни в какие «истории» и энциклопедии не попал. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).

В дипломатическом словаре договор о Дружбе не удостоился даже упоминания. Как и заявление Молотова о преступности войны с гитлеризмом. Существование тайных протоколов о разграничении сфер интересов между Третьим Рейхом и «Родиной победившего пролетариата» нашими политиками, историками и дипломатами отрицалось категорически, с пеной у рта. Хотя на Западе о них знала каждая собака – американцы опубликовали архивы германского МИДа еще в 1946 году – и «погрязнув в болоте фальсификации, распространяли небылицы о договоре и целях Советского Союза». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Одной из основных задач советской делегации на Нюрнбергском процессе, кроме разоблачения преступлений нацистов, было составление перечня тем, обсуждение которых «неприемлемо с точки зрения СССР» – дабы победители «не стали объектом критики со стороны подсудимых». Среди вопросов, «недопустимых для обсуждения в суде», выделялись следующие:
1. Отношение СССР к Версальскому мирному договору.
2. Советско-германский пакт о ненападении 1939 года и все вопросы, имеющие к нему отношение.
3. Посещение Молотовым Берлина, посещение Риббентропом Москвы.
4. Вопросы, связанные с общественно-политическим строем СССР.
5. Советские Прибалтийские республики.
6. Советско-германское соглашение об обмене немецкого населения Литвы, Латвии и Эстонии с Германией.
7. Внешняя политика Советского Союза, в частности вопросы о проливах, о якобы территориальных притязаниях СССР.
8. Балканский вопрос.
9. Советско-польские отношения (вопросы Западной Украины и Западной Белоруссии).
Более половины запретных тем касались предвоенных договоренностей Сталина и Гитлера, которые коммунисты всех последующих поколений продолжали хранить «в строгом секрете». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


А. Авторханов: «Советские историки тщательно обходят «пакт Риббентропа-Молотова», когда пишут о предпосылках нападения Германии на СССР. Обходят потому, что заключением этого пакта Сталин прямо-таки злодейски приглашал Гитлера напасть на СССР тем, что, во-первых, создал для Германии территориально-стратегические предпосылки, во-вторых, наперед снабдил Гитлера военно-стратегическим сырьем из запасов СССР, в-третьих, поссорил СССР с западными демократическими державами, желавшими заключить с СССР военный союз против развязки Гитлером Второй мировой войны.
Пакт развязывал Гитлеру руки для ведения войны против Запада, да еще обеспечивал его жизненно важным для ведения этой войны стратегическим сырьем. Молотов должен был под видом «нейтралитета» поддерживать Гитлера политически, а Микоян под видом «торговли» – экономически».
Именно тесное и взаимовыгодное сотрудничество большевиков «с извергами и людоедами», связанными борьбой на Западе, и позволило Советской стране «обеспечить мир в течение полутора годов». Когда все лимиты «дружбы» были исчерпаны, один подельник, заподозрив другого в неискренности, дал ему по голове, и никакие «мирные соглашения» не могли ему помешать. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


До самой могилы всесоюзный пенсионер Молотов утверждал, что никаких тайных протоколов не было. И только под конец, за восемь месяцев до смерти, терзаемый неустанно Феликсом Чуевым, неохотно бросил: «Возможно». В бурные годы перестройки и крушения Мировой системы социализма протоколы нашлись. Новое поколение специалистов всё того же института выяснило, что Сталин в принципе выбрал политически наиболее верное решение, но, перекраивая и передвигая границы, «грубо нарушил ленинские принципы советской внешней политики и международно-правовые обязательства, взятые СССР перед третьими странами»… Дескать, тайные протоколы, решающие судьбу других народов за них, конечно, плохо, но сам пакт – несомненно, хорошо. Забывая о том, что без этих протоколов пакт для Сталина не имел смысла. Без протоколов он его и подписывать не собирался. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Некоторые современные исследователи истолковывают договор с Германией как циничный, но сугубо прагматический документ, мол, все так делали, и Сталин с Молотовым ничем не хуже в ряду других политиков того времени: «Межгосударственные договоры действуют до тех пор, пока это выгодно». По сути, это то же оправдание вероломства и агрессивности советской внешней политики, только с «реалистической» точки зрения и, кстати, ставящее знак равенства между нацистскими и большевистскими методами. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Если помнить о Цели, Сталин всё сделал правильно и первую партию с Гитлером разыграл безупречно. Д. Кеннан: «Она (Россия) пыталась остаться вне войны на основании сделки с теми, кто, прежде всего, её вызвал, сделки, которая фактически ускорила и обеспечила её начало и предусматривала делёж добычи с агрессором, как награду за благосклонное согласие в агрессии». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Советскому Союзу удалось остаться вне европейской войны, получив при этом значительную свободу рук в Европе, широкое пространство для маневра между воюющими группировками в собственных интересах и возможность при этом свалить вину за срыв переговоров на Лондон и Париж. Кроме того, удалось посеять серьёзные сомнения относительно германской политики у японцев, которых ошарашил сам факт заключения договора без консультаций с участниками Антикоминтерновского пакта. И самое главное – «одна из ведущих держав мира «признавала международные интересы Советского Союза и его естественное желание расширять свои границы». Ради этого «интереса» всё и затевалось. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Сегодня говорят, что текст секретного протокола формально не содержит каких-либо агрессивных намерений – совершенно безобидный документ. Дескать, Сталин не мог знать, что Гитлер нападет на Польшу, фюрер и сам этого не знал, надеясь урегулировать конфликт мирным путем… Всегда предпочтительнее получить желаемое даром, к примеру, как в Мюнхене. Если бы поляки пошли на уступки, возможно, немцы на них не напали бы. Но британские гарантии сделали невозможным мирное урегулирование, а соглашение с СССР было заключено именно на случай войны, с целью обеспечить Третьему Рейху благоприятные условия для достижения победы. Риббентроп ещё собирал чемоданы, а Гитлер уже объявил на совещании высших чинов Вермахта: «Противник всё ещё надеялся, что после завоевания Польши Россия выступит, как наш враг. Но противники не учли моей способности принимать нестандартные решения… Я был убеждён, что Россия никогда не пойдет на английское предложение. Россия не заинтересована в сохранении Польши… Россия ответила, что она готова на заключение пакта. Таким образом, я выбил из рук западных господ их оружие. Польшу мы завели в положение, наиболее удобное для достижения военного успеха… Нам нечего бояться блокады. Восток поставляет нам пшеницу, скот, уголь, свинец, цинк… На первом плане – уничтожение Польши». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


24 августа 1939 г. – предоставление парламентом Англии чрезвычайных полномочий правительству. (93).

«Правда» от 24 августа 1939 г.: «23 августа в 1 час дня в Москву прибыл министр иностранных дел Германии г-н Иоахим фон Риббентроп. В 3 часа 30 минут дня состоялась первая беседа председателя Совнаркома и Наркоминдел СССР тов. Молотова с министром иностранных дел Германии г. фон Риббентропом по вопросу о заключении пакта о ненападении. Беседа происходила в присутствии тов. Сталина и германского посла г. Шуленбурга и продолжалась около 3-х часов. После перерыва в 10 часов вечера беседа была возобновлена и закончилась подписанием договора о ненападении». (105).

24 августа 1939 г. – как предвестник грядущих указов - в «Известиях» появилась статья В. Малышева «О текучести кадров и резервах рабочей силы». В статье Малышева уже содержалось все то, что через год отольется в чеканные строки сталинских указов о закрепощении рабочей силы, о «трудовых резервах» и о фактическом превращении промышленности в единый механизм, работающий на войну. (48).

«Ни одно государство, какой бы сильной экономикой оно ни обладало, не выдержит, если оборонная промышленность еще в мирный период перейдет на режим военного времени… Экономика получает однобокое военное развитие, которое не может продолжаться до бесконечности. Оно или приводит к войне, или вследствие непроизводительных затрат на содержание вооруженных сил и другие военные цели к экономическому банкротству». (Маршал Советского Союза В. Соколовский). (48).

Б. Ванников – нарком оборонной промышленности перед войной; в начале июня 1941 г. его арестовали, пытали, готовили к расстрелу. Из 15 подельников двоих выпустили, 13 расстреляли. Мотивы ареста во мраке. В ходе войны – нарком боеприпасов. Кавалер золотой звезды Героя Социалистического Труда – в первой десятке (сам Сталин присвоил себе золотую звезду Героя Социалистического Труда с номером 1). После войны Ванникову Сталин дал вторую золотую звезду. И Ванников стал первым дважды Героем Социалистического Труда. За создание ядерного заряда. Вскоре Ванников стал первым в стране трижды Героем Социалистического Труда. За создание термоядерного заряда. (48).

В письме от 25 августа 1939 г. фюрер, не скрывая облегчения, сообщал Муссолини: «Могу сказать Вам, Дуче, что благодаря этим соглашениям гарантируется благожелательное отношение России на случай любого конфликта и то, что уже более не существует возможности участия в подобном конфликте Румынии! Я уверен, что могу сообщить Вам, Дуче, что благодаря переговорам с Советской Россией в международных отношениях возникло совершенно новое положение, которое должно принести Оси величайший из возможных выигрышей». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Гитлер знал, что делал, заключая пакт со Сталиным. И товарищ Сталин всё прекрасно понимал. Это подтверждает, в частности, Н.С. Хрущев: «Сталин рассказал, что согласно договору к нам фактически отходят Эстония, Латвия, Литва, Бессарабия и Финляндия таким образом, что мы сами будем решать с этими государствами вопрос о судьбе их территории, а гитлеровская Германия при сём как бы не присутствует, это будет сугубо наш вопрос. Относительно Польши Сталин сказал, что Гитлер нападёт на неё, захватит и сделает своим протекторатом. Восточная часть Польши, населенная белорусами и украинцами, отойдет к Советскому Союзу». О том, что подписан был не рядовой документ, свидетельствует и тот факт, что Сталин, не занимавший официально никаких государственных постов, впервые лично вел переговоры с иностранными дипломатами. Собственно говоря, это и был его личный договор с Гитлером: дополнительный протокол был изъят из процедур ратификации, о его существовании не были информированы ни правительство, ни Верховный Совет СССР, ни ЦК ВКП(б). Прошла всего неделя, и в Польше начались территориальные и политические «преобразования». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).



25 августа 1939 г. – подписание англо-польского договора о взаимной помощи в случае агрессии. (93).

25 августа 1939 г. Англия подписала с Польшей договор о взаимопомощи. Как все приличные страны, с тайным протоколом, определявшим общего противника – Германию, и с обозначенными «сферами влияния». Дальнейшие уступки означали для Лондона и Парижа добровольный отказ от статуса великих держав. Гитлера это не остановило, он полагался на собственный анализ ситуации: «Стало ясно, что богатые государства от войны мало выигрывают, но могут потерять очень многое, что каждому государству придется нести потери, что даже в случае выигранной войны силы победителя иссякают… В целом Англия находится на той же стадии развития, на какой мы были в 1934 году. Франция подобна слабосильному человеку, который, однако, несет на спине и пулемет, и пушку. Военный потенциал в целом ограничен». Вывод: при любом раскладе «немедленная помощь Восточному фронту путем англо-французских мероприятий невозможна». В конце концов, заявил фюрер на совещании в Оберзальцерберге: «Не существует ни политического, ни военного успеха без риска». Ко всему прочему, на случай конфликта с Англией, «нейтральный» Сталин пообещал ему укрыть в северных портах СССР находящиеся в Атлантике германские суда. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).



Чугуна и стали Германия выплавляла в 1939 году столько, сколько Англия и Франция — вместе. Алюминия Германия в 1939 году производила 200 тысяч тонн, а Франция — 50 (Англия — 25)…  Автомобилей Германия в 1937 году произвела 332 тысячи (из них 269 — легковых), а Англия — 493 (легковых — 379), а Франция — 200 тысяч (177 - легковых)… Почему, не будучи готовыми к войне, Англия и Франция так легкомысленно дали военные гарантии Польше? Почему они от этих гарантий не отказались тогда, когда такой отказ мог бы обеспечить мирное решение проблемы путем уступок со стороны Варшавы? Франция обязывалась в случае германской агрессии против Польши немедленно подвергнуть бомбардировке с воздуха военные объекты в Германии и провести ряд ограниченных наступательных операций, а на пятнадцатый день мобилизации — когда немцы втянулись бы в бои в Польше — организовать широкое наступление основными силами… Англия спровоцировала поляков на войну, ратифицировав 25 августа 1939 г. тот военный договор, который был заключен в мае 1939 г. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).


Постановление Политбюро о призыве в армию тысяч коммунистов было принято 29 августа 1939 г., а через 19 дней Красная Армия вступила в Польшу. На освобожденных польских территориях новая коммунистическая администрация заработала, как хороший механизм. И при «освобождении» Эстонии, Литвы, Латвии – никаких проблем. (48).

При военных советах армий и фронтов формируются группы особого назначения – Осназ. Мотострелковые дивизии Осназ НКВД создавались для советизации новых районов. Одна дивизия Осназ НКВД может навести революционный порядок в любом районе, но управлять районом могут только профессиональные администраторы. Вот именно для этого и создаются группы особого назначения. (48).

Факт подписания советско-германского соглашения ни о чем не заставил задуматься польское руководство, ну хотя бы: против кого собираются дружить два тоталитарных режима? В договоре с британцами возможность войны Польши на два фронта даже не рассматривалась. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Запад хотел, прежде всего, такого конфликта Гитлера с русскими, который взаимно обессиливал бы Германию и Россию и программировал англосаксонское мировое господство… Лелон заявлял: «Мы были бы довольны, если бы Гитлер завяз в России. Россия бы стала его могилой. Но офицеры германского генштаба… должны отсоветовать господину Гитлеру такой вариант… Я имею все основания думать, что русская армия будет защищать свои пределы… Всегда было преувеличением говорить о какой то потрясающей силе нынешней русской армии. Но столь же преувеличены слухи о нынешнем её якобы полнейшем бессилии. Если русские не послали войск в Чехословакию, то это произошло оттого, что мы сами не выполнили взятых на себя обязательств»…
Летом 1939 г. в одном из установочных меморандумов Форин Офис говорилось: «Желательно заключить какое то соглашение с СССР о том, что Советский Союз придет к нам на помощь, если мы будем атакованы с Востока (Германией), не только для того, чтобы заставить Германию воевать на два фронта, но и потому, что если война начнется, то следует постараться втянуть в нее Советский Союз». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Крича об угрозе со стороны Германии для Советской Украины, в Лондоне всерьез рассматривали вариант удара Гитлера по Западу! Тем не менее, на реальный союз с Россией «демократический» Запад не шел… Всё, что происходило в 1939 году в конечном счете объяснялось планами не Англии и Франции, а планами США… Золотая наднациональная элита уже устроила США один триумф в Первой мировой войне… И вот теперь эта элита готовила США и себе самой новый подарок, в виде новой мировой войны, успех в которой элита могла обеспечить, лишь столкнув националистический Третий рейх и социалистический Советский Союз. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Наконец, условия для вступления во внешнюю политику Сталина и его «команды» сформировались. И тогда всего лишь за три с лишним месяца Сталин сделал вот что:
1. Вначале сменил руководителя внешней политики. И сменил так, что всем стало ясно — это не рядовое кадровое перемещение, а полная смена курса… Никакой видимой смены курса не произошло — и без англофила Литвинова контакты с Лондоном сохранились. При этом особого потепления в отношениях с Берлином тоже не произошло.
2. Не отказываясь формально от линии Литвинова на блок с «миролюбивыми» государствами, Сталин позволил им в ходе августовских военных переговоров дойти до логической точки, до обнажения ими того факта, что быть союзниками СССР они не собираются.
3. Одновременно Сталин дал возможность и панской Польше продемонстрировать… политический кретинизм, идеально сочетающийся с полным отсутствием тревоги о Польше народа, а не Польше «гоноровых» панов.
4. Ведя переговоры с Западом, Сталин объективно обеспечил постоянную головную боль Гитлеру. Ведь военный союз Запада с СССР ломал тому все планы относительно решения проблемы Данцига и «коридора». И теперь Гитлер должен был сам стремиться к улаживанию отношений с СССР. А хорошие отношения с немцами нам нужны были по экономическим соображениям. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Всё золото мира было тогда в основном у Америки и «демократического» Запада. А золотой запас Германии был существенно меньше даже итальянского и «тянул» не более чем на 30 миллионов долларов (США к лету 1939 года имели золотых монетных запасов на 28,5 миллиарда долларов — 62% от общей суммы, имеющейся в распоряжении Запада)… «Золотая» прибавка за счёт чехов была для рейха очень весомой и своевременной — как и «стальная» прибавка за счет «Шкоды». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В советской печати Гитлера не раз называли кровавым палачом, изображали в виде шакала и прочее… Не оставалась в долгу и германская печать, призывая покончить с большевизмом и грубо оскорбляя лично Сталина. «Фёлькишер беобахтер» публиковала такие статьи даже весной 1939 года…
Но одна фраза в речи фюрера перед генералитетом 23 мая 1939 г. была всего лишь повторением того, что за три дня до этого заявил германскому послу Шуленбургу нарком иностранных дел СССР Молотов.
Появившись у Молотова 20 мая 1939 г., Шуленбург почти сразу начал уверять его, что со стороны Германии есть желание заключить торговое соглашение…
— У нас создается впечатление, что германское правительство вместо деловых экономических переговоров ведёт своего рода игру, — заявил ему Молотов. — Это ваше право, но тогда следовало бы поискать в качестве партнера другую страну, а мы в такого рода игре участвовать не собираемся…
— Речь не об игре, господин Молотов. Мы действительно желали бы урегулировать наши экономические отношения, — возразил Шуленбург. — И хотели бы прислать к вам Шнурре для переговоров с господином Микояном…
Имелся в виду заведующий восточно-европейской референтурой отдела экономической политики аусамта Карл Юлиус Шнурре — знаток России и мастер переговоров.
Шуленбург ждал ответа, и тут Молотов и сказал то, что через три дня повторил фюрер: «Мы пришли к выводу, что для успеха экономических переговоров должна быть создана соответствующая политическая база… Об этом надо подумать и нам, и германскому правительству… Экономическим переговорам должно предшествовать создание соответствующей политической базы».
Шуленбург тотчас же после визита в НКИД снесся с Берлином…
Мысль Молотова (собственно, Сталина), высказанную в Москве 20 мая 1939 г., уже 23 мая 1939 г. Гитлер повторил, как собственную. Причем перед генералами он сослался на осторожные комментарии печати, хотя про себя имел в виду явно осторожность, продемонстрированную советским руководством.
Гитлер уже отслеживал контакты с СССР… И всё более начинал мыслить так, как того и желала Москва, то есть Сталин. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Впервые Гитлер воспользовался кремлевскими формулировками 1 апреля 1939 г. В тот день в Вильгельмсхафене спускали на воду линкор «Тирпиц», и фюрер выступил там с большой речью… Не оставляя ни у кого из слушателей никакого сомнения в своей решимости окончательно покончить с диктатом Версаля (а это означало решить последний больной вопрос — «польский»), фюрер подчеркнул, что в Восточной Европе имеются сильные немецкие культурные корни, о чём английские государственные деятели понятия не имеют. Давно и мирно были связаны в Восточной Европе два народа — немецкий и русский. С поляками ни о какой серьезной общности речи быть не могло… В той же речи Гитлер пошел дальше и заявил: «Если мне сегодня кто нибудь скажет, что между Англией и Советской Россией не существует никаких мировоззренческих или идеологических разногласий, то я лишь отвечу: поздравляю… Думаю, очень скоро выяснится, как велика разница между демократической Великобританией и большевистской Россией Сталина… Гитлер пошел и ещё дальше и… фактически процитировал Сталина в подтверждение собственных мыслей. 10 марта на XVIII съезде партии Сталин призвал: «Соблюдать осторожность и не дать втянуть в конфликты нашу страну военным провокаторам, привыкшим загребать жар чужими руками»… Есть основания предполагать, что в то время Гитлер был знаком с речью Сталина только по западным газетным отчетам. Лишь 5 мая 1939 г., во время его встречи с Риббентропом и приехавшим из Москвы советником Хильгером, фюрер, к своему удивлению, узнал от Хильгера, что Сталин в своей речи заявил об отсутствии видимых причин для конфликта СССР и Германии. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

1 апреля 1939 г. Гитлер сказал: «Тот, кто готов таскать каштаны из огня для западных держав, обожжет себе пальцы». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В конце марта 1939 г. обер квартирмейстер Генерального штаба сухопутных сил Германии генерал Курт фон Типпельскирх запросил военного атташе в Москве генерала Кестринга о возможности «иных» действий Сталина. Под иными действиями понимались совместные действия против Польши… Кестринг отлично знал русский язык, очень высоко оценивал русского солдата, но одновременно считал, что русских надо активно привлекать к борьбе с коммунистическим режимом (тут он совпадал во взглядах с экс генералом Деникиным). То есть в отличие от Гитлера Кестринг был не только антикоммунистом, но и антисоветчиком. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

16 апреля 1939 г. Герман Геринг специально направился в Рим для того, чтобы заручиться поддержкой Муссолини в деле налаживания отношений с Россией… Герман Геринг сообщил Муссолини, что Германия склонна решить «польский» вопрос мирно, но что Польша в своей внешней политике совершает поворот не в пользу Германии… Думаю, что тут стоило бы прислушаться к речи Сталина 10 марта 1939 г., где он заявил, что русские не дадут капиталистам использовать себя, как пушечное мясо… Я хотел бы предложить фюреру через каких нибудь посредников осторожно прозондировать в России относительно возможного сближения, чтобы потом припугнуть Польшу Россией… Если Россия заявит о своем нейтралитете… У нас нет притязаний на Украину, а в связи с нехваткой сырья фюрер сам думает так же, как вы… Относительно же России уверен, что мы с ней договоримся»…
Муссолини заявил: «Мы в Италии и сами так думаем. В ходе торговых переговоров с русскими наше московское посольство стало разговаривать с ними более дружелюбно. И если державы «оси» решат сближаться с Россией, то мы могли бы отталкиваться как раз от торгового договора с ней… Державы «оси» могли бы объяснить Сталину, что не имеют намерения нападать на Россию. Ведь у нас в нашей идейной борьбе против плутократии и капитализма отчасти те же цели, что и у русского режима».
Согласие Муссолини было получено, и Геринг — зондировавший почву явно по поручению фюрера — сразу же сообщил об этом в Берлин. И теперь ничего не препятствовало Вайцзеккеру назначить Мерекалову дату встречи — 17 апреля 1939 г. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

17 апреля 1939 г. Литвинов передал английскому послу Сидсу наш ответ на предложения Лондона. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Поворотной могла стать беседа статс секретаря Вайцзеккера и советского полпреда Мерекалова 17 апреля 1939 г. По сути это была лишь вторая их встреча (первая состоялась в аусамте 6 июля 1938 г. перед вручением Мерекаловым верительных грамот)…
После беседы с Вайцзеккером полпред Мерекалов почти сразу же отбыл в Москву вместе с военным атташе, а 19 апреля 1939 г. туда же направился и наш полпред в Лондоне Майский.
Полпреды ехали на правительственное совещание в Политбюро, собираемое для обсуждения вопроса о тройственном пакте взаимопомощи и перспективах его заключения… Совещиние, проходившее в Кремле, кое что расставило для Сталина на свои места. А заодно фактически поставило крест на Литвинове и его политике. После совещания Мерекалов в Берлин уже не вернулся, и его в качестве временного поверенного в делах заменил Астахов. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

17 апреля 1939 г. советский полпред Мерекалов пришел в германский аусамт…
Вайцзеккер спросил: «Ходят слухи о предстоящем русско англо французском военно воздушном пакте… Германия является сейчас единственной страной в Европе, не бряцающей оружием… Мы уже три месяца ведём с поляками переговоры о передаче Данцига и проведении экстерриториальной автострады через «польский» коридор, в обмен на наши гарантии польской западной границы, зато Англия создает нервную обстановку»…
В своей телеграмме в НКИД от 18 апреля 1939 г. Мерекалов передал следующие утверждения Вайцзеккера: «Последнее время советская печать ведёт себя значительно корректнее английской. Германия имеет принципиальные политические разногласия с СССР. Всё же она хочет развить с ним экономические отношения»…
Вайцзеккер позже записал, что Мерекалов заявил следующее: «Политика России прямолинейна. Идеологические расхождения вряд ли влияли на русско итальянские отношения. И они не должны стать камнем преткновения в отношении Германии. Советская Россия не использовала против Германии существующих между ней и западными державами трений и не намерена их использовать. С точки зрения России, нет причин, могущих помешать нормальным взаимоотношениям. А начиная с нормальных, отношения могут становиться все лучше и лучше»… Некоторые обороты этого пассажа — даже в передаче Вайцзеккера — очень напоминают стиль мыслей и речей Сталина. И это не было случайным совпадением… Этим замечанием, к которому Мерекалов подвел разговор, он и закончил встречу». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Мерекалову было поручено провести зондаж германской стороны вне линии Литвинова. Немцам же надо было провести зондаж русских, что было делом непростым, потому что Мерекалов почти не контактировал с ними… Вайцзеккер мог упоминать о лояльности рейха к Советскому Союзу и готовности немцев к широкому диалогу… Немцы думали, что они ловко использовали момент, но этот момент им обеспечил, похоже, Сталин. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

18 апреля 1939 года посол США в Бельгии Джозеф Дэвис отправил срочную шифровку в Вашингтон государственному секретарю Кордэплу Хзллу: «Для президента и государственного секретаря. Я убежден, что решение Гитлера в основном будет зависеть от того, окажет ли Россия полную поддержку Англии и Франции. По собственному опыту я знаю, что у Советов существовало недоверие к Англии и Франции как в отношении их целей, так и в отношении их действий. Но они действительно доверяют Вам. Они также доверяют мне. Поэтому я чувствую себя обязанным предложить — в случае, если Вы сочтете целесообразным, — чтобы я поехал в Москву на несколько дней под предлогом приведения в порядок своих личных дел… и повидался — если это необходимо, то неофициально — с Литвиновым, Калининым, Молотовым и обязательно также со Сталиным с тем, чтобы помочь более скорому заключению соглашения с Англией против агрессии. Ни французы, ни англичане, по моему мнению, не смогут лично связаться во время переговоров с высокопоставленными руководителями… Я уверен в том, что я не только смогу встретиться с надлежащими людьми, с которыми иначе нельзя связаться, но и в том, что они доверяют правильности моих суждений и моей искренности… Гитлер сейчас не начнет войну, если он будет вынужден воевать на два фронта. Я считаю, что я мог бы помочь, не беря на себя обязательств, склонить чашу весов в нужном направлении при принятии решения Россией или помочь в укреплении этого решения и таким образом оказать скромную помощь в осуществлении Вами огромных усилий по сохранению мира на земле… Медлить нельзя. Дэвис». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).
 
18 апреля 1939 г.  Дэвис получил ответ: «Лично для посла. Президент и я искренне ценим ваш совет и ваше предложение быть полезным в настоящей ситуации. Мы оба полагаем, что Вы поймете, однако, что с точки зрения внутренних соображений такой визит, как бы тщательно он ни был подготовлен, может быть истолкован превратно. В эти дни, когда конгресс рассматривает вопрос о нашем законодательстве о нейтралитете, более чем когда либо, важно не рисковать.  Хэлл».  (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

21 апреля 1939 г. совещание в Политбюро было напряженным… Майский подробно доложил о ситуации и настроениях в Лондоне, и по его же собственной оценке картина получалась малоутешительная. Сам он тем не менее считал, что договариваться необходимо с Англией и Францией. Докладывал на совещании и Мерекалов. И его информация наводила более чем на размышления — она подталкивала к вполне определенным выводам. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Из Лондона в дополнение к сказанному Майским шла иная информация — об отклонении наших разумных предложений… Молотов открыто обвинил Литвинова в политическом головотяпстве… Формальным итогом совещания стало решение продолжать диалог с Лондоном и Парижем. Но фактически главным решением стала скорая отставка Литвинова. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Эдуард Эррио — убежденный сторонник советско французской дружбы во имя перманентного советско германского раздора, с трибуны парламента заявил: «Ушёл последний великий друг коллективной безопасности»… Эррио не уточнял при этом, что ушёл последний великий друг коллективной безопасности Запада, за счет безопасности СССР. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Гитлер в речи 28 апреля 1939 г., произнесенной в рейхстаге, не допустил ни одного антисоветского выпада… В обращении к рейхстагу Гитлер сообщил: «Я взял на себя труд запросить упомянутые государства — чувствуют ли они, что им угрожают, и сделал ли господин Рузвельт свое заявление по их просьбе или по крайней мере с их согласия? Ответ был отрицательным, а в некоторых случаях звучал как подчеркнутое опровержение»… Так ответил Рузвельту фюрер… Вместо того, чтобы договориться с Западом за счет России, он предпочел договориться с Россией. А его ведь Лондон очень соблазнял — с мая по август 1939 года, то есть как раз тогда, когда Лондон соблазнял против него Москву… Контакты весны и лета (порой они носили характер переговоров) начались по инициативе Англии и велись целой компанией переменного состава, в которую с английской стороны входили Чемберлен, советник Чемберлена — Вильсон, министр иностранных дел Галифакс, его постоянный заместитель Ванситтарт, министр внешней торговли Хадсон, представитель консерваторов Болл, представитель лейбористов парламентский советник партии Бакстон, парламентский заместитель Галифакса — Батлер, офицер командования королевских ВВС Ропп, а с немецкой — посол Дирксен, советник посольства Теодор Кордт, рейхсчиновник по особым поручениям министериальдиректор Гельмут Вольтат и другие. Посредниками выступали шведский промышленник Биргер Далерус, верховный комиссар Лиги Наций в Данциге швейцарец Карл Буркхардт, аристократы Тротт цу Зольц и принц Гогенлоэ. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Сталин действовал безупречно… Теперь — на заключительном этапе — нужен уже дипломат профессионал, хорошо знающий обстановку в Берлине, владеющий языком, знающий немцев и знакомый им. И такой есть — это долговременный временный поверенный в делах Астахов… Однако нельзя выдавать немцам свой особый интерес к ним, и поэтому свою часть работы Астахов выполняет во все том же не очень высоком статусе временного поверенного (лишь после заключения Пакта в Германию назначается полпредом Шкварцев). (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

5 мая 1939 г. Шнурре сообщил Астахову, что Германия согласна соблюдать советские контракты с заводами «Шкода»… Астахов тут же подчеркнул не материальную, а принципиальную сторону вопроса о «Шкоде»… Советник советского полпредства (а теперь и временный поверенный в делах) затронул вопрос о смене главы НКИД и поинтересовался: не приведет ли это к изменению позиции рейха в отношении СССР? Первым показателем стала пресса — тон ее изменился. Как писал Астахов: «Исчезла грубая ругань, советские деятели называются их настоящими именами и по их официальным должностям без оскорбительных эпитетов, Советское правительство называется Советским правительством, Советский Союз — Советским Союзом, Красная Армия — Красной Армией, в то время как раньше эти же понятия передавались другими словами». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Розенберг в очередном сугубо идеологическом выступлении о борьбе с большевизмом не сказал ни слова. Зато заведующий отделом печати аусамта Браун фон Штумм учтиво беседовал с Астаховым почти час, доказывая отсутствие у Германии агрессивных намерений в части России. В одной из рейнских газет появились фотографии ряда советских новостроек. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

15 мая 1939 г. Астахов приехал в аусамт к Шнурре, чтобы «поговорить о правовом статусе советского торгового представительства в Праге». Москва хотела сохранить его как филиал берлинского торгпредства, и Шнурре высказался в том смысле, что лично он не видит препятствий для удовлетворения советской просьбы. Далее — если верить памятной записке Шнурре — Астахов перевёл разговор на возможное развитие советско германских отношений. Если же верить записи Астахова о той же беседе, то тему об улучшении этих отношений затронул сам Шнурре… Говорили они об этом много, а суть сходилась в обеих записях — во внешней политике двух стран особых противоречий нет и устранение взаимного недоверия вполне возможно. Был в беседе помянут в качестве показательного примера и дуче, который публично заявлял, что препятствий для нормального развития политических и экономических отношений между Советским Союзом и Италией не существует. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

20 мая 1939 г. Молотов беседовал с Шуленбургом. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

30 мая 1939 г. статс секретарь аусамта Эрнст фон Вайцзеккер, фактически ставший первым заместителем Риббентропа, пригласил к себе советского временного поверенного в делах Г. Астахова.
— Господин Астахов! Вы хотите открыть отделение берлинского торгпредства в Праге. Значит ли это, что вы хотите развивать экономические отношения с протекторатом? Учтите — вопрос важный, с Риббентропом говорил об этом сам фюрер… Вайцзеккер тут же прямо пояснил, что все это важно как повод к разговору о отношениях Германии и России. Причем не только экономических, а и политических… Беседа шла ещё добрых полчаса, в течение которых немец втолковывал русскому, что для России у Германии есть в «лавке» много «товаров» — от вражды до дружбы. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

31 мая 1939 г. Молотов на сессии Верховного Совета СССР сделал доклад «О международном положении и внешней политике СССР»… Уже в начале своей речи он сообщил депутатам, что последние изменения в международной обстановке «с точки зрения миролюбивых держав значительно ухудшили» его. В агрессивные державы была записана Италия, поскольку она аннексировала Албанию, но прежде всего — Германия, которой поставили в счет Судеты, Мемель и то, что она «пошла дальше, просто напросто ликвидировав одно из больших славянских государств — Чехословакию». Как на факты прискорбные Молотовым было указано на отказ Германии от морского соглашения с Англией и выход немцев из пакта о ненападении между Германией и Польшей. Заключенный неделю назад итало германский «Стальной пакт» Молотов оценил как наступательный и тоже агрессивный. Англия и Франция (а мимоходом и США) были зачислены докладчиком в «неагрессивные демократические державы», и было много сказано о том, что с ними СССР ведёт и намерен вести переговоры с целью организации сотрудничества «в деле противодействия агрессии… Мы стоим за дело мира и за недопущение дальнейшего развертывания агрессии. Но мы должны помнить выдвинутое товарищем Сталиным положение: «Соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками». Только две европейские страны привыкли на чужом горбу въезжать в рай — Англия на протяжении многих веков, а Франция — чуть менее. И последний раз эти «демократические» державы успешно загребали жар именно руками России — в Первой мировой войне… Ведя переговоры с Англией и Францией, мы вовсе не считаем необходимым отказываться от деловых связей с такими странами, как Германия и Италия. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

2 июня 1939 г. к наркому внешней торговли А. Микояну явился экономический советник германского посольства Хильгер. В то время в составе германского посольства было как минимум два уроженца Москвы — военный атташе генерал лейтенант Кестринг и Хильгер, для которого русский язык был вторым родным… Хильгер явно имел задание понять — чего же хотят русские и насколько далеко они готовы идти навстречу рейху… А. Микоян выслушал Хильгера, заявил, что разговоры о немецких кредитах и прочем идут уже два года и приняли характер политической игры и что лично у него, Микояна, пропала охота и желание разговаривать по этому вопросу. Под «занавес» визита Хильгера Микоян сообщил ему, что раньше стоял на точке зрения расширения экономических связей с Германией и ему хорошо известна германская промышленность, но заказы могут с успехом размещаться и в других странах — в Америке и Англии… Однако я обдумаю ваши мысли, господин советник, и в скором времени дам вам ответ, закончил разговор Микоян… Через полторы недели в Москву из Лондона приехал Стрэнг.  (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Окончание планового перевооружения Красной Армии одним из лучших в мире оружием приходилось на 1942 год. К концу этого года РККА получила бы по нескольку тысяч танков «Т 34», «KB», «Катюш», новых истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков. И после этого в оборонительной войне мы были бы непобедимы. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Сложно сказать — смог ли бы фюрер при альянсе с Англией мирно решить польскую проблему, но это было вполне возможно. При этом ценой нашей лояльности к таким его устремлениям могло стать согласие Германии на передачу нам Западной Украины и Западной Белоруссии…  Гитлер к идее альянса с Англией относился скептически, возможно потому, что мало сомневался в том, что англофранцузы планируемое вторжение в Польшу ему не простят. А на это Гитлер уже психологически почти решился, и если бы он обеспечил себе нейтралитет (как минимум) России, то колебаниям окончательно пришел бы конец. Не мог он и оставить в боку рейха чешскую «занозу». Так что дюссельдорфские перспективы были опрокинуты и его действиями, но они то не имели целью порвать с Англией. Секретные англо германские переговоры о разделе мировых рынков шли с мая по август! (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Торговое соглашение на 1939 год с Италией ко времени произнесения речи было уже подписано… Соглашение с Германией задерживалось, ибо Молотов заметил немцам, что вначале надо заложить политическую его базу… На всё развитие ситуации - от сдержанной холодности до полного решения всех вопросов — как политических, так и экономических — оставалось всего три месяца. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Последняя часть доклада Молотова касалась наших отношений с Японией… Председатель Совета Народных Комиссаров и народный комиссар иностранных дел СССР В. Молотов с кремлевской трибуны заявлял: «Кажется, уже пора понять кому следует, что Советское правительство не будет терпеть никаких провокаций со стороны японо маньчжурских воинских частей на своих границах. Сейчас надо об этом напомнить и в отношении границ Монгольской Народной Республики… Мы серьёзно относимся к таким вещам, как договор взаимопомощи… Я должен предупредить, что границу Монгольской Народной Республики, в силу заключенного между нами договора о взаимопомощи, мы будем защищать так же решительно, как и свою собственную границу». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Антикоминтерновский пакт был направлен не против страны реального коммунизма — СССР, а против коммунизма внутри стран участниц. И Гитлер был готов (и эту готовность не раз подчеркивал) проводить различие между идейной борьбой внутри рейха и межгосударственными отношениями. То есть, будучи антикоммунистом, Гитлер не обязательно числил себя в антисоветчиках. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Закон о нейтралитете 1935 года — это закон об эмбарго на продажу оружия воюющим странам. Весной 1939 года госдепартамент предложил его трансформировать так, чтобы можно было в случае войны продавать вооружения Англии и Франции на условиях «плати и вези». Даже эти скромные предложения конгресс тогда провалил. Причем это объективно способствовало войне (на что, похоже, в США и рассчитывали, по принятому в марте 1941 года закону о ленд лизе оружие в Европу всё равно потекло)… Шестидесятитрехлетний Джозеф Эдуард Дэвис был действительно сторонником искреннего сотрудничества с Советской Россией. В 1937 году он много поспособствовал заключению торгового соглашения между СССР и США, был одним из организаторов общества советско американской дружбы, трезво оценивая жесткость режима в СССР как неизбежность закономерной «борьбы с многочисленными врагами»… Дэвиса принимал Сталин, и, уже вернувшись в США, бывший посол отзывался о нем так: «Мудрый, простой человек, умеющий глядеть вперед, умеющий сочетать достоинство с приветливостью». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

25 мая 1939 г. американский посол в Париже масон Буллит в письме руководителям двух ведущих французских масонских лож — Грусье из «Великого Востока Франции» и Дюменилю де Грамону из «Великой Ложи Франции» — сообщал: «Имею честь довести до Вашего сведения, что… я хотел бы пригласить к себе на днях кого либо из Ваших великих магистров, чтобы сделать сообщение, только что полученное от президента». От имени обеих лож к брату Буллиту поехал брат Грусье, которому брат Буллит и вручил послание Рузвельта. В нем брат президент из Арабского ордена предлагал европейским братьям действовать таким образом, чтобы конфликт с Гитлером «сделался неизбежным»… «Компромисс за счет Польши стал бы очень серьезной ошибкой… Продолжение политики умиротворения приведет к отказу США от предоставления моральной, материальной и иной помощи… США бросят всю свою мощь на весы демократических государств, сражающихся в Европе». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

7 июня 1939 г. посол Польши в Токио Тадеуш Ромер был принят японским министром иностранных дел Аритой, у них состоялся разговор:
— 24 апреля я имел честь уведомить вас, что политика моего правительства в отношении Японии, с одной стороны, и СССР — с другой не претерпела изменения… Не будете ли вы, Ваше высокопревосходительство, склонны теперь на основе взаимности уполномочить меня в свете последних решений японского правительства заверить мое правительство в том, что дружественные отношения Японии к Польше также остаются без изменений?
Арита поспешил дать утвердительный ответ и заметил, что в Японии «горячо желают мирного устранения трудностей, возникших между Польшей и Германией».
Ромер начал жаловаться на немцев:
— Я не понимаю политики Германии, проводимой под антикоминтерновскими лозунгами. Западные державы добиваются сейчас дружбы с Советами, которые до недавнего времени находились в полной политической изоляции в мире, а Польша, без которой немыслима в Европе какая либо антисоветская акция, поставлена Германией перед необходимостью противодействовать неожиданным германским притязаниям.
Притязания были ещё со времен Версаля, и весьма обоснованными… Арита отвечал в том смысле, что «японское правительство в равной степени дружественно относящееся как к Польше, так и к Германии, не может занять никакой позиции в вопросах, разделяющих две страны, и вынуждено ограничиться тем, чтобы в меру своих возможностей оказать содействие в устранении этих разногласий»… Нас более всего беспокоят англо советские переговоры.
— Мы дали Лондону, — с готовностью откликнулся Ремер, — немало советов и предостережений относительно русских… Сами же не намерены участвовать в новых соглашениях с Советами. Мы, однако, не можем помешать в этом нашим западным союзникам. Особенно убедителен английский аргумент о необходимости привлечь на свою сторону Советы хотя бы для того, чтобы предупредить германо советское сближение… Я не придаю этому преувеличенного значения… Хотя могу доверительно сообщить, что нам известно об интересе к этому вопросу руководящих деятелей оси «Рим — Берлин»…
Арита заявил:
— Английская политика — это игра с советской опасностью! И заключение каким либо государством союза с Советами будет расценено нами как акт, нарушающий жизненные интересы Японии. Тогда нам придется выработать ясную позицию в отношении новой, созданной этим актом ситуации.
— Предрешён ли уже способ реакции Японии на вероятный акт такого рода? — спросил Ремер.
— Этот вопрос нуждается еще в изучении, — признался японец, пояснив: — В зависимости от условий, на которых состоялось бы заключение соглашения Англии и Франции с СССР…
В июне 1939 г. в Японии всерьез опасались англо франко советского соглашения, но отнюдь — не советско германского…
Лорд хранитель печати Коити Кидо записал в дневнике: «Вероломство Германии удивило и потрясло Японию»…
На другой день после заключения пакта в Москве Арита ворвался в германское посольство и, не стесняясь в выражениях, заявил послу Отту протест.
— Мы прерываем все переговоры с Германией и Италией, — проорал он и удалился.
(С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Позднее — когда война уже стала фактом, бывший посол США в Лондоне Джозеф Кеннеди играл в гольф с Джеймсом Винсентом Форрестолом.
Форрестол спросил: «Мог Чемберлен удержать Англию от вступления в войну?».
Кеннеди ответил: «Положение Чемберлена было таково, что Англия не имела ничего, чтобы отважиться на войну с Гитлером… Это Буллит внушал президенту, что немцев следует проучить в истории с Польшей… Ни французы, ни британцы не сделали бы Польшу причиной для войны, не будь это постоянным стремлением Вашингтона… Чемберлен заявлял мне, что именно Вашингтон и всемирное еврейство заставили Англию вступить в войну». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Крупный специалист по Германии Л. Безыменский в дипломатической игре западных держав летом 1939 года насчитывает аж шесть плоскостей:
1) английскую;
2) англо французскую по отношению к СССР;
3) англо французскую по отношению к Польше;
4) англо немецкую с целью возможного сговора с Германией;
5) англо немецкую по неофициальным каналам с целью определить подлинные намерения Германии;
6) немецко английскую в рамках неофициального информирования Англии о намерении Германии зондировать СССР.
Об одной только плоскости забыл упомянуть Лев Безыменский — американо европейской… О той плоскости, по которой США толкали европейские «демократии» к войне против Гитлера… А точнее — против себя, против мирных перспектив американского народа. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Вот так была окончательно решена новая война в Европе… И не Адольф Гитлер принимал решение о ее начале — он отнюдь не рвался к затяжному конфликту, хотя и был к нему психологически готов…
Готов он был к нему потому, что понимал: война решена без него. И ему остается одно — постараться провести её не так, как это предполагалось братьями Грусье, Буллитом, Рузвельтом, Черчиллем и прочими… А это оказывалось возможным лишь в том случае, если будет снята напряженность в «русском» вопросе. И Россия нужна была Германии не только как нейтральный элемент, но и как… союзник! (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Конфиденциально о решении английского правительства направить в Москву делегацию министр иностранных дел лорд Галифакс объявил нашему полпреду Майскому 25 июля 1939 г. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

23 июля 1939 г. Ллойд Джордж в публичной речи возмущался: «Лорд Галифакс посетил Гитлера и Геринга. Чемберлен отправлялся в объятия фюрера три раза подряд… Почему в гораздо более мощную страну, которая предлагает нам свою помощь, послали представлять нас лишь чиновника Форин Офис? На это можно дать лишь один ответ. Господин Невилл Чемберлен, лорд Галифакс и сэр Саймон не желают союза с Россией». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

25 июля 1939 г.  Шнурре, по прямому указанию Гитлера, пригласил на ужин в ресторан «Эвест» Астахова и заместителя торгового представителя Бабарина. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

26 июля 1939 г. о таком же решении французский МИД сообщил полпреду Сурицу. Французы делегировали в Москву второстепенного члена Верховного военного совета генерала армии Думенка, генерала Валена, преподавателя военно морской школы капитана 1 ранга Вийома, капитана Бофра и еще кое кого, которых должна была подкрепить тройка французских военных атташе в Москве во главе с генералом Паласом. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

26 июля 1939 г. заведующий восточноевропейской референтурой отдела экономической политики германского МИДа Шнурре сказал, что руководители германской политики исполнены самого серьезного намерения нормализовать и улучшить германо советские отношения… Шнурре подтвердил — Германия готова предложить СССР на выбор всё что угодно, от политического сближения и дружбы вплоть до открытой вражды. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

30 июля 1939 г. статс секретарь Вайцзеккер записал в своем дневнике: «Этим летом решение о войне и мире хотят у нас поставить в зависимость от того, приведут ли неоконченные переговоры в Москве к вступлению России в коалицию западных держав. Если этого не случится, то депрессия у них будет настолько большой, что мы сможем позволить себе в отношении Польши всё, что угодно. Я не верю, что разговоры в Москве закончатся ничем, но не верю и в то, что мы сможем чего то добиться, как это теперь пытаются, в течение ближайших 14 дней». Вайцзеккер имел в виду предстоящие московские переговоры СССР с Англией и Францией и явно переоценивал реализм Запада и недооценивал реализм Сталина. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В августе 1939 г. имперская служба по проблемам развития экономики подготовила докладную записку «Возможности межрегиональной военной промышленности под немецким руководством»… В ней был сделан следующий вывод: «Абсолютной защиты от блокады межрегионального пространства можно достичь только через тесное экономическое сплочение с Россией… Полная гарантия возможна только с сырьевыми ресурсами дружественной нам России… Без экономического союза с Россией полностью обезопасить оборонную промышленность от последствий блокады невозможно». Москва говорила Берлину — для экономического союза нужна политическая база. Но свой политический «Дранг нах Остен» в Россию летом 39 го года совершал Запад. Из Москвы уехал Стрэнг, тремя державами было решено провести в Москве теперь уже военные переговоры. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

1 августа 1939 г. во Франции и Англии было публично объявлено о назначении состава военных миссий на трехсторонних переговорах в Москве по военным вопросам. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

2 августа 1939 г. Политбюро утвердило состав советской делегации: нарком обороны Ворошилов, начальник Генштаба РККА Шапошников, его зам Смородинов, начальник ВВС РККА Локтионов и нарком военно морского флота Кузнецов. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

2 августа 1939 г. рейхсминистр Риббентроп принимает Астахова, что при разнице их статусов означало крайнюю срочность и важность демарша. Рейхсминистр подтвердил Астахову, что всё, что тот слышал от Шнурре, — это официальная позиция германского руководства. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

5 августа 1939 г. к Ленинграду ушел пакетбот «Сити оф Эксетер» (скорость хода — максимум 13 узлов, то есть около 25 километров в час) с комендантом Портсмута адмиралом Реджинальдом Планкетом Драксом и членами английской миссии (один маршал авиации, один генерал майор). (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

12 августа 1939 г. переговоры начались. Россия была готова защищать Польшу и Францию полутора сотнями дивизий, десятью тысячами танков, пятью тысячами боевых самолетов и пятью тысячами тяжелых орудий, Англия — одной двумя дивизиями. При этом Дракс сообщал в Лондон, что предложения СССР — пустая затея… Сталин хотел довести её до логического конца, то есть — до провала по вине Запада. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

15 августа 1939 г., в день доклада на трехсторонних переговорах маршала Шапошникова — Шуленбург получил из Берлина срочную телеграмму, где ему предписывалось немедленно посетить Молотова и сообщить ему, что Риббентроп готов прибыть в Москву с кратким визитом, чтобы «от имени фюрера изложить господину Сталину точку зрения фюрера».
В 20.00 Шуленбург был у Молотова, чтобы сообщить это, а также познакомить наркома и Предсовнаркома с запиской Риббентропа, а по сути — Гитлера…
Шуленбург сказал: «Мне поручено изложить эту памятную записку устно, но я желал бы ее зачитать»…
Молотов поинтересовался: «Граф Чиано в беседе с нашим временным поверенным в Риме Гельфандом сообщил ему 26 июня 1939 г. о некоем «плане Шуленбурга» из трех пунктов, а именно: германское содействие урегулированию взаимоотношений СССР и Японии; заключение пакта о ненападении и совместное гарантирование прибалтийских стран; заключение широкого хозяйственного соглашения с СССР… Насколько данное сообщение из Рима соответствует действительности?
Шуленбург пояснил, что речь шла о перспективах лишь в общих чертах… О Японии он говорил, о гарантиях для прибалтов — нет…
Молотов его успокоил: «В вашем плане ничего невероятного нет… Однако вопрос о Японии пока рассматривать нецелесообразно… Иное дело — «освежить» наши давние совместные договоренности…
Шуленбург был у Молотова один час и сорок минут, из которых сорок минут ушло на диктовку германского посла. Свои листки с текстом телеграммы Риббентропа Шуленбург из рук не выпускал и передать их нам не захотел…
И с его слов советский переводчик Павлов записал следующее:
«1. Противоречия между мировоззрением национал социалистской Германии и мировоззрением СССР были в прошедшие годы единственной причиной того, что Германия и СССР стояли на противоположных и враждующих друг с другом позициях. Из развития последнего времени, по видимому, явствует, что различные мировоззрения не исключают разумных отношений между этими двумя государствами и возможности восстановления доброго взаимного сотрудничества. Таким образом, периоду внешнеполитических противоречий мог бы быть навсегда положен конец и могла бы освободиться дорога к новому будущему обеих стран.
2. Реальных противоречий в интересах Германии и Советского Союза не существует. Жизненные пространства Германии и СССР соприкасаются, но в смысле своих естественных потребностей они друг с другом не конкурируют. Вследствие этого с самого начала отсутствует всякий повод для агрессивных тенденций одного государства против другого. Германия не имеет никаких агрессивных намерений против СССР. Германское правительство стоит на точке зрения, что между Балтийским и Черным морями не существует ни одного вопроса, который не мог бы быть разрешен к полному удовлетворению обеих стран. Сюда относятся вопросы Балтийского моря, Прибалтийских государств, Польши, Юго Востока и т. п. Помимо того, политическое сотрудничество обеих стран может быть только полезным. То же самое относится к германскому и советскому народным хозяйствам, во всех направлениях друг друга дополняющим.
3. Не подлежит никакому сомнению, что германо русские отношения достигли ныне своего исторического поворотного пункта. Политические решения, подлежащие в ближайшее время принятию в Берлине и Москве, будут иметь решающее значение для формирования отношений между немецким и русским народами на много поколений вперед. От них будет зависеть, скрестят ли оба народа вновь и без достаточных к тому оснований оружие или же они опять придут к дружественным отношениям. Обоим народам в прошлом было всегда хорошо, когда они были друзьями, и плохо, когда они были врагами.
4. Правда, что Германия и СССР вследствие существовавшей между ними в течение последних лет идеологической вражды питают в данный момент недоверие друг к другу. Придется устранить еще много накопившегося мусора. Нужно, однако, констатировать, что и в течение этого времени естественная симпатия германского народа к русскому никогда не исчезала. На этой основе политика обоих государств может начать новую созидательную работу.
5. На основании своего опыта германское правительство и правительство СССР должны считаться с тем, что капиталистические западные демократии являются непримиримыми врагами как национал социалистской Германии, так и Советского Союза. В настоящее время они вновь пытаются путем заключения военного союза втравить Советский Союз в войну с Германией. В 1914 году эта политика имела для России худые последствия. Интересы обеих стран требуют, чтобы было избегнуто навсегда взаимное растерзание Германии и СССР в угоду западным демократиям.
6. Вызванное английской политикой обострение германо польских отношений, а также поднятая Англией военная шумиха и связанные с этим попытки к заключению союзов делают необходимым, чтобы в германо советские отношения в скором времени была внесена ясность. Иначе дела без германского воздействия могут принять оборот, который отрежет у обоих правительств возможность восстановить германо советскую дружбу и при наличии соответствующего положения совместно внести ясность в территориальные вопросы Восточной Европы. Ввиду этого руководству обеих стран не следовало бы предоставлять развитие вещей самотеку, а своевременно принять меры. Было бы роковым, если бы из за обоюдного незнания взглядов и намерений другой страны оба народа окончательно пошли по разным путям.
Согласно сделанному нам сообщению, у Советского правительства также имеется желание внести ясность в германо советские отношения.
Ввиду того, что прежний опыт показал, что при использовании обычного дипломатического пути такое выяснение может быть достигнуто только медленно, министр иностранных дел фон Риббентроп готов на короткое время приехать в Москву, чтобы от имени фюрера изложить господину Сталину точку зрения фюрера. По мнению господина Риббентропа, перемена может быть достигнута путем такого непосредственного обмена мнениями, не исключающего возможности заложить фундамент для окончательного приведения в порядок германо советских отношений». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Это — умная и точная программа восстановления того нормального взгляда на судьбу России и Германии, который был утрачен уже во времена Витте и благодаря — во многом — тому же Витте и прочим внутренним и внешним врагам двух органически дружественных держав… Молотов с лету не оценил глубины германской записки… Для Сталина и до 15 августа 1939 г. было ясно, что немцы желают как можно скорее документально зафиксировать наметившиеся новые отношения с Россией. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

17 августа 1939 г. Шуленбург встретился с советским наркомом вновь и сообщил, что он получил ответ из Берлина…
Молотов заявил: «Я тоже имею ответ на ваши предложения… И должен предупредить, что товарищ Сталин в курсе дела и ответ согласован с ним… Мы считаем, что первым шагом должно быть заключение кредитно торгового соглашения. Вторым же шагом может быть либо освежение договора 1926 года, либо — заключение договора о ненападении плюс протокол по вопросам внешней политики… Относительно вопроса о приезде господина Риббентропа… Мы ценим постановку его германским правительством. Своим предложением послать в Москву видного политического деятеля оно подчеркивает серьезность своих намерений. Это не то, что англичане, которые прислали к нам второстепенного чиновника Стрэнга… Однако нам необходимо время для проведения подготовки, и мы не хотели бы сразу поднимать много шума»… Но у Гитлера, которому надо было до сезона дождей решить проблемы с Польшей, времени не было. И уже поэтому вопрос о Пакте стал вопросом нескольких суток. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Гитлер был готов прислать Риббентропа в Москву 18 августа 1939 г. (и почти собрался отправиться туда сам), но даже 19 августа 1939 г. Сталин ещё колебался. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Утром 19 августа 1939 г. Шуленбург получил инструкцию добиться «немедленной встречи с господином Молотовым»… Молотов с Шуленбургом принялись уточнять пункты и формулы будущего пакта.
Шуленбург и переводивший его Хильгер покинули кабинет Молотова в три часа дня.
А через полчаса в германское посольство позволили из НКИДа и попросили Шуленбурга вновь приехать к Молотову в полпятого…
Молотов заявил: «Я проинформировал правительство и сообщаю, что мы считаем, что господин Риббентроп мог бы приехать в Москву 26—27 августа, после опубликования торгового соглашения». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В ночь на 20 августа 1939 г. доктор Шнурре и наш торгпред Е. Бабарин подписали ранее парафированное кредитное соглашение.
Пункт первый его гласил: «Правительство Союза Советских Социалистических Республик сделает распоряжение, чтобы торговое представительство СССР в Германии или же импортные организации СССР передали германским фирмам добавочные заказы на сумму в 200 миллионов германских марок».
Пункт второй: «Предмет добавочных заказов составляют исключительно поставки для инвестиционных целей, т.е. преимущественно:
- устройство фабрик и заводов,
- установки,
- оборудование,
- машины и станки всякого рода,
- аппаратостроение,
- оборудование для нефтяной промышленности,
- оборудование для химической промышленности,
- изделия электротехнической промышленности,
- суда, средства передвижения и транспорта,
- измерительные приборы, оборудование лабораторий».
К соглашению прилагались списки «А» и «Б» «отдельных видов оборудования, подлежащих поставке германскими фирмами» за кредит и выручки от советского экспорта в рейх.
Из этих обширных списков приведём статью  «некоторые машины и станки всякого рода»:
«Специальные машины для железных дорог. Тяжелые карусельные станки диаметром от 2500 мм. Строгальные станки шириной строгания в 2000 мм и выше. Шлифовальные станки весом свыше 10 тыс. килограмм. Токарно лобовые станки с диаметром планшайбы от 1500 мм. Станки глубокого сверления с диаметром сверления свыше 100 мм. Зуборезные станки для шестерен диаметром свыше 1500 мм».
Были в списке ещё и «большие гидравлические пресса, краны: мостовые, кузнечные, поворотные, плавучие» и «прокатные станы: проволочные, листовые и для тонкого листового железа»…
Были «компрессоры: воздушные, водородные, газовые и пр.», и «различное специальное оборудование для сернокислотных, пороховых и др. химических фабрик», и «плавучие судоремонтные мастерские», и «турбины с генераторами от 2,5 до 12 тыс. киловатт», и «дизельные моторы мощностью от 600 до 1200 лошадиных сил»… Были даже «некоторые предметы вооружения — на сумму в 28,1 млн. герм. марок».
К соглашению прилагался и список «В» «товаров, подлежащих поставке из СССР» на сумму в 180 миллионов марок.
Мы обязывались поставить немцам на 22 миллиона кормовые хлеба, на 74 миллиона — лес, на 15 миллионов — хлопка и хлопковых отходов, на 13 миллионов — фосфаты, на 9 миллионов — мехов и пушнины, на 2 миллиона — платины, почти на 4 миллиона — марганцевой руды и даже на полтора миллиона — «тополевое и осиновое дерево для производства спичек».
В списке было много чего еще — вплоть до необработанного и обработанного конского волоса, рыбьего пузыря, пуха и перьев. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

21 августа 1939 г. миссиям Дракса и Думенка предложили собирать чемоданы. Банкир из группы Черчилля Леопольд Эмери позднее писал: «22 августа 1939 г. маршал Ворошилов заявил миссиям западных держав, что России надоело смотреть, как союзники без конца топчутся вокруг да около, и потому она вступает в соглашение иного рода. В тот же день мир узнал, что Германия и Россия заключили пакт о ненападении». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

21 августа 1939 г. Гитлер подписал для отправки Сталину личную срочную телеграмму. Шуленбург передал её Молотову в 15.00 по московскому времени и уже в 17.00 получил от Молотова ответ Сталина.
Гитлер, в частности, писал:
«Господину И. В. Сталину
1) Я искренне приветствую заключение германо советского торгового соглашения, являющегося первым шагом на пути изменения германо советских отношений.
2) Заключение пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгий срок. Германия, таким образом, возвращается к политической линии, которая в течение столетий была полезна обоим государствам. Поэтому Германское Правительство в таком случае исполнено решимости сделать все выводы из такой коренной перемены.
3) Я принимаю предложенный Председателем Совета Народных Комиссаров и Народным Комиссаром СССР господином Молотовым проект пакта о ненападении, но считаю необходимым выяснить связанные с ним вопросы скорейшим путем.
5) Напряжение между Германией и Польшей сделалось нетерпимым. Польское поведение по отношению к великой державе таково, что кризис может разразиться со дня на день. Германия, во всяком случае, исполнена решимости отныне всеми средствами ограждать свои интересы против этих притязаний.
6) Я считаю, что при наличии намерения обоих государств вступить в новые отношения друг к другу является целесообразным не терять времени. Поэтому я вторично предлагаю Вам принять моего Министра Иностранных Дел во вторник 22 августа, но не позднее среды 23 августа. Министр Иностранных Дел имеет всеобъемлющие и неограниченные полномочия, чтобы составить и подписать как пакт о ненападении, так и протокол (о протоколе было кратко сказано в пункте 4 м. — С. К.). Более продолжительное пребывание Министра Иностранных Дел в Москве, чем один день или максимально два дня, невозможно ввиду международного положения. Я был бы рад получить от Вас скорый ответ.
Адольф Гитлер».

Ответная телеграмма Сталина:
«Рейхсканцлеру Германии господину А. Гитлеру. Благодарю за письмо.
Надеюсь, что германо советское соглашение о ненападении создаст поворот к серьезному улучшению политических отношений между нашими странами. Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях между собою. Согласие германского правительства на заключение пакта ненападения создает базу для ликвидации политической напряженности и установления мира и сотрудничества между нашими странами. Советское правительство поручило мне сообщить вам, что оно согласно на приезд в Москву г. Риббентропа 23 августа.
И. Сталин».
Ответ был сдержанным. Но — однозначным и конкретным. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

22 августа 1939 г. «Известия» сообщили: «После заключения советско германского Торгово кредитного соглашения встал вопрос об улучшении политических отношений между Германией и СССР. Происшедший по этому вопросу обмен мнениями… установил желание обеих сторон разрядить напряженность, устранить угрозу войны и заключить пакт о ненападении. В связи с этим предстоит на днях приезд германского министра иностранных дел г. фон Риббентропа для соответствующих переговоров». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Утром 23 августа 1939 г. два четырехмоторных «Кондора» вылетели из Кёнигсберга, а во второй половине дня они приземлились на московском Центральном аэродроме. Заехав ненадолго в посольство, Риббентроп отправился в Кремль на первую трехчасовую встречу со Сталиным и Молотовым.
23 августа 1939 г. Пакт был подписан… Мы получили реальный шанс на прочный мир с Германией. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

23 августа 1939 г. в парижском отделении ТАСС заведующего пункта ТАСС Н. Пальгунова спросили: «Телеграфное агентство Фурнье сообщает, что Риббентроп прилетел в Москву для важных переговоров… Это правда?».
Н. Пальгунов ответил: «Не знаю». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

24 августа 1939 г. в Париж пришла уже точная информация. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»). (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

24 августа 1939 г. пресс-конференция Н. Пальгунова. Присутствовал директор отдела печати французского МИД маркиз Фук дю Парк… Пальгунов не удержался от комментария: «По мнению Запада, то, что позволено ему, Советский Союз себе позволить не может… Чемберлен и Гитлер подписали совместную декларацию с заверением никогда более не воевать друг с другом 30 сентября 1938 г. прошлого года — сразу после Мюнхена… А Даладье подписал аналогичную декларацию здесь, в Париже, вместе с Риббентропом 6 декабря 1938 г. Выходит, что Англия и Франция могут подписывать соглашения о ненападении с Германией, а СССР — нет?
В министерском коридоре Пальгунов наткнулся «директора парижской службы Польского Телеграфного Агентства» Т. Свенцицкого…
Т. Свенцицкий заявил: «Ваша страна ведет себя нелояльно… Нам придётся оставить на границе с вами три четыре дивизии… Но меняется мало что — Гитлер уже начинает понимать, что мы не уступим. Польская армия — крепка, английские и французские гарантии не допускают уклончивых толкований… Всё это Гитлер должен учитывать»…
Н. Пальгунов спросил: «В чем же вы усматриваете нелояльность? Три месяца назад, 11 мая 1939 г. Варшава отклонила наше предложение подписать пакт о взаимопомощи».
Т. Свенцицкий сказал: «Мы никогда не пустим ваши войска на свою территорию». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Большую часть 1939 года в мире с англофранцузами ещё пребывала и сама Германия… А Россия летом этого года ещё вела с Лондоном и Парижем активный диалог в духе антигерманских идей бывшего наркома иностранных дел Литвинова, отставленного Сталиным в начале мая… Муссолини идеи Великой Германии беспокоили в силу итальянских интересов в Австрии. Поэтому почти сразу после прихода Гитлера к власти он выступил с предложением заключить пакт «о согласии и сотрудничестве» между Великобританией, Францией, Италией и Германией… О «Пакте четырех» были и имеются разные мнения и уверения… Американцы уверяли, что идея пакта принадлежит английскому премьеру Макдональду, который просто подбросил её дуче во время визита в Рим. А Макдональд согласовал эту идею с госдепартаментом США. А США её одобрили, потому что при ее реализации обеспечивалось создание реакционной Германии в виде «шпаги», направленной в СССР… По уверению США, «Пакт четырех» был антисоветским… По замыслу Муссолини пакт был антиверсальским. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Беседуя 15 марта 1939 г. с германским послом в Риме Ульрихом Хасселем (противником идеи «оси»), дуче сказал: «Пакт обеспечит вам пять десять лет на вооружение на основе принципа равенства, и Франции на это нечего возразить. При этом и возможность ревизии мирных договоров будет официально признана, что практически ликвидирует её»… Разговоры о «Пакте четырех» вызвали тревогу у стран Малой Антанты: Чехословакии, Румынии и Югославии, а особенно — у Польши. Ведь последней Версаль отвалил бывших германских земель особенно много… Чехословакия, «сшитая» в Париже из нескольких национальных «лоскутов», получила в Версале жирный кус в виде бывших австрийских, этнически немецких Судет… Идея «пересмотра мирных договоров при наличии условий, которые могут повести к конфликту между государствами», почти прямо указывала на потенциальный европейский конфликт из за Судет и польского «Коридора»… Созданная не только волей южных славян, но и волей масонства, Югославия смотрела на «Пакт четырех» через призму возможных претензий к ней Рима (да и Берлина). (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В 1932 году Муссолини издал небольшую работу «Доктрина фашизма», где называл немецкий народ «народом высшей культуры»… Гитлер мог выбирать из двух противоположных оценок ту, которая ему была удобна. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

«Пакт четырёх» был подписан 15 июля 1933 года в рабочем кабинете Муссолини самим дуче и послами Англии, Франции и Германии… Советская печать с момента опубликования уже проекта пакта подавала его как «антисоветский», игнорирующий Советский Союз и направленный на его изоляцию. В то время этот «рупор общественного мнения» был по своему политическому и национальному составу в немалой степени как троцкистским, так и антигерманским, особенно «Известия»… Скрытым троцкистам пакт был не нужен потому, что тушил излюбленный ими «мировой пожар»… Реакционным выходцам из среды «избранного народа» он тоже был не нужен потому, что обеспечивал стабильность в Европе и мог способствовать улучшению отношений СССР с Германией… «Пакт четырех» подавали как антисоветский не только «Известия», но и многие буржуазные европейские газеты далеко не прогрессивного толка. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

5 июля 1933 г. посол Франции в Москве Шарль Эрве Альфан объяснял члену Коллегии НКИД Стомонякову относительно Европы: речь шла о любимом литвиновском детище — коллективной безопасности, о двух только что заключенных СССР в Лондоне 3 и 4 июля 1933 г. конвенциях об определении агрессора с Эстонией, Латвией, Польшей, Румынией, Турцией, Персией, Афганистаном, Чехословакией и Югославией… Альфан пришёл поздравить русских с «успехом»:
Альфан спросил: «А в сущности, что дают материально заключенные вами конвенции? Кто будет судьей в случае нарушения этих конвенций кем либо из участников?».
Стомоняков ответил: «Общественное мнение всего мира».
Альфан не выдержал: «Общественное мнение! Что это такое! Его делает пресса. А прессу мы знаем. У вас она выражает хоть взгляды правительства. А чьи взгляды отражает она у нас, во Франции? Взгляды тех, кто платит». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).
 
В ноябре 1933 г. Бенеш — тогда министр иностранных дел Чехословакии, дал интервью главному редактору французской газеты «Жур» Тома… Вот что представлял собой «Пакт четырёх» в описании Бенеша: «Когда господин Муссолини предпринял дипломатическую акцию, связанную с «Пактом четырех», он имел в виду определенную идею, план, проект. Мир, по его представлению, должен быть обеспечен путем раздела всего земного шара. Этот раздел мира предусматривал, что Европа и ее колонии образуют четыре зоны влияния. Англия обладала империей, размеры которой огромны; Франция сохраняла свои колониальные владения и мандаты; Германия и Италия делили Восточную Европу на две большие зоны влияния; Германия устанавливала свое господство в Бельгии и России. Италия получала сферу, включающую дунайские страны и Балканы. Италия и Германия полагали, что при этом большом разделе они легко договорятся с Польшей: она откажется от «Коридора» в обмен на часть Украины… Вы, наверное, помните в связи с этим заявление господина Гутенберга в Лондоне». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Тома не публиковал это интервью пять лет, обнародовав его в 1939 году… Если бы четыре державы смогли договориться о таких серьезных конкретных вещах, как раздел сфер влияния, то им не было бы нужды заключать пакт… Сам план раздела, излагаемый Бенешем, был удивительно наивен и географически невежественен, ибо вне идеи «раздела всего земного шара» оказывались целые континенты — две Америки и Африка, Китай, Тихоокеанский регион и много ещё чего другого… Ссылка же на заявление германского министра экономики Гугенберга не стоила ломаного гроша… Все эти россказни были провокацией Бенеша, для которого добрые отношения СССР и Германии означали крах. С Судетами, при реализации и укреплении режима «Пакта четырех», Бенешу скорее всего пришлось бы расстаться, без всякого Мюнхена. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Альфан считал, что в СССР пресса выражает взгляды правительства, то есть Сталина и Политбюро…  В беседе с Альфаном, Стомоняков помянул «меморандум Гугенберга», представленный на Международную экономическую конференцию в Лондоне, и сказал: «Немцы жалуются, что наша пресса возбуждает советскую общественность против Германии. Однако сто лет так называемой большевистской пропаганды не могли бы достигнуть того эффекта, как один меморандум Гугенберга, после которого рабочие и крестьяне считают гитлеризм своим злейшим врагом. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Германская делегация на Международной экономической конференции в Лондоне вручила председателю Экономической комиссии меморандум министра экономики Гугенберга… Литвиновский НКИД, по указанию самого Литвинова, выдернул из этого документа одну фразу, заявил, что она прямо касается СССР, и тут же бухнул 22 июня 1933 года ноту на стол статс секретарю аусамта Бюлову… Вот эта фраза, приведенная в ноте: «Второе мероприятие заключается в том, чтобы предоставить в распоряжение „народа без пространства» новые территории, где эта энергичная раса могла бы учреждать колонии и выполнять большие мирные работы… Мы страдаем не от перепроизводства, но от вынужденного недопотребления… Война, революция и внутренняя разруха нашли исходную точку в России, в великих областях Востока… Этот разрушительный процесс всё еще продолжается. Теперь настал момент его остановить»… Литвиновцы заявляли: «В этом абзаце содержится прямой призыв со стороны делегации Германии к представителям других держав совместными усилиями положить конец «революции и внутренней разрухе, которые нашли исходную точку в России», т.е. призыв к войне против СССР… Из всего контекста этого абзаца вытекает требование Германии, чтобы ей для колонизации была предоставлена территория Советского Союза»… Бюлов сказал: «Ответ будет дан в острой форме… Германия в отношении СССР неизменно стоит на точке зрения традиционных дружественных отношений, никогда не примет участия ни в каких интервенционистских планах в отношении СССР и не имеет никаких территориальных претензий. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Начавшись в 1933 году, подобные провокации литвиновского НКИД в отношении Германии, ставшей национал социалистической, продолжались почти до самой отставки Литвинова… Но эта крупная провокация была одной из первых… И ведь Литвинов в Лондоне был… И Молотова дезинформировал и спровоцировал… В точно такой же манере… действовала «советская» печать и в отношении «Пакта четырех»… Муссолини СССР не игнорировал… И «Пакт четырех» был, по его замыслу, не антисоветским. Он был антиверсальским… Пакт атаковали и «справа», и «слева»… И он вскоре скончался, так никем и не ратифицированный… Сразу же после его подписания в Риме французский министр иностранных дел Бонкур и французский премьер Даладье откровенно признавались 6 июля 1933 г. Литвинову, что «Пакт четырех» интересен для Франции только как средство сближения с Италией… В Италии писали, что «миссия Рима, благодаря дуче, становится всемирной»… Гитлер прислал дуче восторженную телеграмму с поздравлениями… Пакт не стал значительным реальным фактом политической жизни мира. Поджигателей войны за океаном и их европейскую агентуру мир в Европе итало германского образца не устраивал. Однако пакт стал мостиком к первой личной встрече рейхсканцлера Гитлера и дуче итальянского народа Муссолини. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Основной темой встречи в Венеции 14 июня 1934 г. стала судьба Австрии… В то время Альпийская республика находилась под влиянием Рима… В Австрии был весьма активен хеймвер — вооруженный фашистский легион, требовавший фашизации страны по итальянскому образцу. Возглавляли хеймвер молодой кавалерист князь Штаремберг и майор Фей, а финансировал — Муссолини… Укреплялись в Австрии и местные нацисты, поддерживаемые Берлином… Венецианская встреча закончилась крахом. После неё дуче заявил: «Этот назойливый человек, этот Гитлер — существо свирепое и жестокое. Он заставляет вспомнить Атиллу… Германия — страна варваров и извечный враг Рима». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

28 июля 1934 года австрийские нацисты пытаются совершить государственный переворот. Но единственный успех — гибель проитальянского канцлера католика Дольфуса, которого сменил канцлер в том же роде Шушнинг… Дуче перебрасывает на перевал Бреннер 4 дивизии и готов вступить в Австрию. В то время он был увлечен идеей Дунайской конфедерации под гегемонией Италии, и его очень волновало возможное продвижение Германии к итальянскому Тиролю, Адриатике и Балканам. А Муссолини очень хотелось превратить Средиземное море в «итальянское озеро»… Австрийский путч провалился, и Муссолини делает заявление для прессы: «Германский канцлер не раз давал обещание уважать независимость Австрии. Но события последних дней со всей очевидностью показали, намерен ли Гитлер соблюдать свои обязательства перед Европой. Нельзя подходить с обычными моральными мерками к человеку, который с таким цинизмом попирает элементарные нормы порядочности». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).
 
Дуче прекрасно понимал, что компетентный, национально мыслящий глава государства обязан руководствоваться его интересами и может быть «порядочен» лишь в той мере, в какой это не противоречит национальным интересам… Стомоняков после аншлюса Австрии в 1938 г. писал о проблемах Муссолини, получившего соседом «сильную Германию вместо слабой и полувассальной Австрии»…
Литвинов и его замы понимали всю естественность аншлюса, хотя и кричали публично о «насильственном лишении австрийского народа его политической, экономической и культурной независимости». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В августе 1934 г. в беседе с журналистами в Остии Муссолини спросили:
— Ваши личные впечатления от фюрера?
— Отвратительный сексуальный выродок и опасный сумасшедший!
— А насколько близки фашизм и нацизм?
— Германский национал социализм — дикое варварство… Европейская цивилизация будет разрушена, если позволить этой стране убийц и педерастов завладеть нашим континентом. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Давний друг  дуче, поэт и писатель Габриэле д'Анунцио, получивший от дуче титул князя, откликнулся еще более резко: «Я знаю, что прозорливость помогла тебе отбросить сомнения и вытолкать взашей этого подлеца, Адольфа Гитлера, с его мерзкой, вечно перемазанной в краске мордой. С его чудовищной клоунской чёлкой… Этот пачкун способен своей неповоротливой кистью измазать кровью все человеческое и божественное»… Вскоре д'Анунцио издаст сборник речей и статей «Держу тебя, Африка!», где воспоёт итальянскую агрессию в Эфиопии, когда кровью женщин и детей были густо измазаны развалины эфиопских деревень… Это обесценивало пафос «разоблачителя» — нацизм и немцев он не любил из за крайней собственной неряшливости мыслей и чувств, которым был чужд германский рационализм. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

11 апреля 1935 года дуче собирает конференцию в Стрезе, в связи с отказом Гитлера 16 марта 1935 г. от дальнейшего соблюдения военных статей Версальского договора и решением Германии восстановить всеобщую воинскую повинность. В Стрезу съехались Фланден и Лаваль — от Франции, Макдональд и Саймон — от Англии. Италию представляли дуче и Фульвио Сувич. Италия предлагала против рейха санкции, но Англия от этого уклонилась, и тут всё ограничилось выражением «сожаления» по поводу вооружения Германии. Сошлись также на том, что подтвердили общую верность принципу сохранения суверенитета Австрии. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

3 октября 1935 г. Муссолини начинает вторжение в Эфиопию… Это нравится далеко не всем, а Германия к действиям Италии относится спокойно. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

16 февраля 1936 г. на выборах в Испании побеждает Народный фронт. Это — отнюдь не шаг к социализму, но «розовой» Испанию назвать после этого уже было можно. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

7 марта 1936 г. Германия восстанавливает в полной мере свою юрисдикцию над демилитаризованной Рейнской зоной, вводит туда войска и отказывается от Локарнских соглашений. Франция сожалеет и протестует — но не более того. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В начале мая 1936 года Народный фронт побеждает во Франции. Премьером становится социалист Леон Блюм. Франция уже отдаёт определенной краснотой, там проводятся социальные реформы, а Блюм 18 июня 1936 г. распускает экстремистские фашистские союзы. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

17—18 июля 1936 г. в Испании начинается фашистский мятеж. Его глава — генерал Санхурхо, еще в марте получил заверения Берлина в поддержке. Получил он их и в Риме… Всё вместе взятое и подвело дуче к необходимости с фюрером договориться… Они и договорились. Ещё до мятежа адмирал Канарис — шеф военной разведки абвера, по поручению Гитлера вошёл в контакт с начальником СИМ — итальянской службы военной разведки, полковником генштаба Марио Роаттой… 49 летний Канарис и 47 летний Роатта, бывший в 1930 году военным атташе в Берлине, разработали план возможного подключения Италии к планируемому мятежу, и Муссолини его одобрил… Роатта, уже в чине генерала — возглавил позднее итальянский экспедиционный корпус в Испании. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

22 июля 1936 г. Хосе Санхурхо погиб в авиационной катастрофе, и его функции принял на себя командующий африканской армией Франсиско Франко. Он тут же направил в Берлин и Рим офицеров связи с просьбой о помощи. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

28 июля 1936 г. германские и итальянские самолеты начали переброску войск Франко из Тетуана в Испанском Марокко через Гибралтарский пролив в Андалузию. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

2 августа 1936 г. в испанские воды вошли соединения германских и итальянских кораблей… В августе 1936 г.  Муссолини получает от Франции пощёчину, которая при его характере на ситуацию тоже повлияла… Как никак, с Францией он организовывал «фронт Стрезы» в поддержку Австрии, а Гитлера он публично аттестовал «отвратительным сексуальным выродком и опасным сумасшедшим»…  А теперь он вместе с этим «выродком» шагает в Испанию… Муссолини предлагает Леону Блюму подписать совместное соглашение о… невмешательстве в дела Испании… Объективные обстоятельства делали такой его шаг вполне разумным. Имея немало проблем в Африке, истощать себя ещё и в Испании было делом рискованным. Гитлер явно был склонен вмешаться в испанские дела так или иначе, и, отстраняясь от них, Муссолини мог рассчитывать на то, что нарастающее единоличное — без помощи Франко со стороны Италии — участие немцев в интервенции приведет к отвлечению внимания и сил Германии от Австрии. А заодно можно было улучшить и отношения с Францией. Но Блюм не ответил дуче, а вскоре публично заявил: «Я доверяю Муссолини не больше, чем Гитлеру. Я пожал бы руку Гитлеру, но ни за что — Муссолини».  И затем приказал разорвать все контакты с Италией. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Фашизм, как и позднее получивший власть и возможность реформ нацизм, был явлением весьма сложным. Вспомним хотя бы слова дуче, сказанные им Герингу весной 1939 года во дворце «Венеция» о схожести советских и фашистских целей по борьбе с плутократией… В СССР даже Сталин — чуть ли не единственный к началу тридцатых годов творческий марксист, определял эти два массовых социальных течения как диктатуру наиболее реакционных кругов капитала, но это было всё же далеко не так… В России большевики решили проблему наиболее основательно, сказав, что «лишь мы, работники всемирной, великой армии Труда, владеть Землей имеем право, а паразиты — никогда»! В Италии же, а позднее и в Германии, два авторитарных и ярких лидера предложили массам свою альтернативу большевистскому способу разрешения противоречий между Трудом и Капиталом и заявили, что в сильном национальном государстве классовое сотрудничество возможно. Большевики вообще отвергали Капитал. Дуче и фюрер не отвергали его, но и не были склонны ставить его интересы во главу своей политики. Их социальная политика была весьма сильной и действенной. Она, как и у большевиков, прямо апеллировала к массам… Это не могло не вызывать ненависти у наиболее элитной и наиболее реакционной части итальянского общества. Не могло это нравиться и наиболее элитной и, значит, наиболее реакционной плюс космополитической, части имущих слоев планеты. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

«Стальной пакт», подписан 22 мая 1939 г. в Берлине Чиано и Риббентропом. Зять дуче, впрочем, к немцам внутренне оставался холоден. И он был все более склонен совать при случае палку в то «колесо», на котором вращалась ось «Берлин — Рим»… Для Гитлера же теперь становится актуальной проблема Польши… Тем же летом своего пика достигает ситуация вокруг позиции России — в отношении Польши, в отношении военного союза с Англией и Францией, в отношении германского нацистского рейха… Имели своё значение и наши отношения с фашистской Италией. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

«Пакт четырех» не был антисоветским, он был антиверсальским. Ну, приняли бы Советский Союз с Наркоминделом Литвинова в компанию «Пакта четырех» пятым…  Представим, что четыре участника решили совместно нажать на Польшу в вопросе «Коридора»… А СССР бы всё заблокировал… И вероятность этого была велика, хотя требование решения проблемы «Коридора» было объективным… То же могло произойти и при постановке на повестку дня судетского вопроса… При той внешней политике СССР, которую проводил и олицетворял Литвинов, лучше было обойтись без СССР. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В  1934 году в Москве, с трибуны Первого Съезда советских писателей, проклинали «звериное лицо итальянского фашизма»… После начала событий в Эфиопии к ним подключился Литвинов, используя для этого уже трибуну Лиги Наций в Женеве…  К 1935 г. Рим принципиально улучшил свои отношения с Берлином и уже поэтому становился для Литвинова столицей нон грата. А тут такой повод — дуче начал агрессию! На Италию и Муссолини из Советского Союза покатилось газетное «цунами» «священного гнева», рожденного «кровавой агрессией»… Литвинов спровоцировал Советский Союз на крикливую антиитальянскую кампанию в Лиге Наций, не говоря уже о традиционном для «Известий», редактором которых стал Бухарин, революционном интернационалистическом галдеже… Опять же — антиитальянском. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

11 декабря 1935 г. Штейн отослал в НКИД экстренную телеграмму: «Сегодня «Пополо ди Рома» опубликовала статью, открыто призывающую Германию к нападению на СССР. На основании ряда признаков можно уже предвидеть, что возможность компромисса с Англией будет сопровождаться одновременно яростной атакой против нас. Пресса будет пытаться доказывать, что основным врагом является СССР, заинтересованный в санкциях в целях свержения фашистского режима»… Отношения Советского Союза и Италии к началу 1939 года были если и не свернуты, то о «сердечности» не было и речи, особенно после Мюнхена. Антигерманская линия Литвинова способствовала фактической изоляции СССР в Европе. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

2 октября 1938 г. советник нашего полпредства в Риме Лев Гельфанд, исполнявший обязанности временного поверенного в делах СССР в Италии вместо уехавшего в НКИД Штейна, встретился с Чиано. Чиано увлеченно говорил о полной капитуляции Франции и рассказал, что фюрер с дуче шутливо определили французского премьера Даладье как «человека, умело скрывающего союзное отношение Франции к Чехословакии»… Дуче и думать не хочет о соглашении с Францией… А вы не собираетесь сделать выводы из своего «одностороннего» пакта с ней? Мне кажется, СССР стоило бы подумать о лучших отношениях с Берлином и Римом…
Гельфанд задал вопрос: «А как, граф, вы оцениваете отношения Берлина и Лондона?».
Чиано ответил: «Думаю, Чемберлен и Гитлер договорятся… Чемберлен признал закономерность рассмотрения колониальных требований Германии… Без нас Гитлер на соглашение не пойдёт и портить итало германские отношения не будет. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

9 декабря 1938 г. толпа в 200 человек осадила советское консульство в Милане, орала, бросала камни, выбила окно и пыталась проломить дверь… Кончилось это закрытием нашего консульства в Милане и итальянского — в Одессе… Инициатива исходила от нас, но и итальянцы не очень стремились ситуацию как то спасти — очень уж невысоко стояла тогда репутация СССР, как европейской величины… В это время Токио очень хотелось бы заключить военный союз с Германией и Италией, но обязательно — против СССР. Берлин же и Рим были склонны лишь к союзу против Запада, и дело шло как раз к нему, но — двустороннему, «к Стальному». О таком своем решении вопроса Муссолини сообщил Чиано в качестве «новогоднего подарка» 1 января 1939 года. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

27 января 1939 г. Литвинов отправил шифровку Штейну в Рим: «Имеем точные данные о договоре. Можете поделиться ими с Филипсом (посол США в Италии). Речь идёт о военном союзном договоре между тремя странами - Германией, Италией и Японией». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

21 марта 1939 г. Риббентроп изложил в Берлине польскому послу Липскому германские предложения Польше. Эти предложения были четки, реалистичны и приемлемы:
1) Данциг входит в состав рейха как самостоятельная единица.
2) Германия получает право строительства экстерриториальной железнодорожной линии и автострады через «Коридор» для связи с Восточной Пруссией.
Эти магистрали не мешали бы жизни внутри «Коридора», потому что немцы предлагали провести их или по эстакаде над землей, или в туннеле под землей… Значение Данцига же для Польши подрывали сами поляки, построив под боком у Данцига Гданьска свой порт Гдыню. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

14 апреля 1939 г. президент Рузвельт отправил Муссолини и Гитлеру личное послание со следующим основным вопросом: «Готовы ли вы дать гарантию, что ваши вооруженные силы не нападут и не захватят территории или владения следующих независимых наций»…  Далее перечислялись 30 стран в Европе и вне ее.
Рузвельт предлагал сделать Германии и Италии заявления о ненападении на все страны из его списка на срок от 10 до 25 лет и взаимно согласовать их с ними.
В своей «заботе» о мире Рузвельт упустил из виду, что нация всегда независима, ибо независимость — это возможность самостоятельно определять свою судьбу, вопреки любым внешним влияниям. Те, кто не может этого себе обеспечить, нацией не являются… Главным тут была та наглость, с которой Золотая Элита устами Рузвельта самочинно «учила жить» две действительно суверенные нации — германскую и итальянскую… Заодно он походя оскорблял и еще три десятка независимых и… не очень независимых, но юридически все же суверенных, народов. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Рузвельт 14 апреля 1939 г. писал в послании Гитлеру и Муссолини: «Ничто не в состоянии убедить народы мира в том, что какое либо правительство имеет право… обрушить войну… на голову своего собственного или любого другого народа, исключая лишь само собой разумеющийся случай обороны своей страны»… США к тому времени уже не раз обрушивали войну на головы многих народов — исключая собственный — на Филиппинах и в Южной Америке, на Дальнем Востоке и в Европе. Уже со времен «доктрины Монро», то есть с 20 х годов XIX века, США провозгласили свое право на исключительность во внешней политике, равнозначную праву быть хозяином там, где они сами сочтут это для себя необходимым… Франклин Рузвельт поучал Гитлера: «Выступая с этим заявлением, мы, американцы, говорим это не в силу эгоизма, не потому, что мы боимся или слабы… Мы говорим это… голосом силы и дружбы к человечеству… Международные проблемы могут быть разрешены за столом совещания». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

28 апреля 1939 г. Гитлер аннулировал германо польский пакт о ненападении 1934 года. Еще раньше Англия и Франция дали Польше гарантии её безопасности. Одновременно они начали свои попытки пристегнуть к этим антигерманским гарантиям и СССР. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Гитлер в своей речи в рейхстаге 28 апреля 1939 г. объявил о денонсации англо германского морского соглашения 1935 г. и сделал весьма прозрачные дружественные политические намеки в адрес СССР… Было ясно, что Рим не пойдет против Берлина в польском вопросе. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

3 мая 1939 года советник полпредства в Риме, в очередной раз оставленный Штейном временным поверенным, Гельфанд увиделся с министром сельского и лесного хозяйства Италии, членом Большого фашистского совета Эдмондо Россони… Россони был встревожен и разговорчив сверх меры: «Мы в Италии очень боимся германо польского конфликта. Гитлер ввяжется в авантюру и втянет в нее всех нас, а дуче вынужден следовать за ним… И это при том, что мы всегда стремились культивировать дружбу с Варшавой… Ну зачем нам осложнения на Востоке? Во имя чего — германских интересов? Так они у нас чрезвычайно непопулярны… Мы хотели бы направить нажим итало германского блока на Запад. И если вы не подключитесь к системе англо французской гарантии, то мы бы имели больше шансов на успех, ставя на капитуляцию Франции… Гельфанд передал содержание этого разговора в НКИД с пометкой «Немедленно»… Направлял он шифровку Литвинову, но читал её уже Молотов. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

4 мая 1939 г. Москва вела политический диалог с Лондоном.  (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Письмо вице директора политического департамента польского МИДа Кобыляньского послу Польши в Румынии Р. Рачиньскому, от 4 мая 1939 года: «Посол Липский доносит, что во время беседы министра Гафенку (министр иностранных дел Румынии) с канцлером Гитлером последний… резко отзывался о Польше и указал на то, что последнее предложение Германии было исключительно благоприятным для Польши. Довольно агрессивно канцлер Гитлер высказывался и об Англии. Канцлер, а также Геринг весьма остро ставили вопрос о колониях… Министр Гафенку проинформировал посла Липского о своих заявлениях канцлеру и Риббентропу… Гафенку указал, что ни Польша, ни Румыния не желают связывать себя с Советами… Посол Рачиньский доносит из Лондона, что министр Гафенку заявил ему, что он убедился в том, что английское правительство не желает устанавливать тесных отношений с Советами. Министр Гафенку считает, что нынешние англо советские переговоры не дадут конкретных результатов. Посол Лукасевич (польский посол в Париже) сообщает, что во всех состоявшихся беседах министр Гафенку в отношении Советской России занимал позицию, идентичную позиции Польши… В связи с заявлением, сделанным послом Вянявой Длугошовским (польский посол в Риме) о том, что последняя речь Гитлера ни в чем не изменила нашу принципиальную позицию в вопросе отношения к Советской России, министр Гафенку сказал послу Веняве, что об этом ему уже известно от посла Франасовича (посол Румынии в Польше)… В беседе с Муссолини министр Гафенку подчеркнул, что позиция Польши исключительно спокойна и, так же, как и Румыния, она выступает против сближения с СССР. По словам министра Гафенку, Муссолини в беседе с ним проявил большую симпатию к Польше и одновременно высказал опасение, что поскольку Гитлер открыто поставил вопрос о Гданьске (Гафенку и дуче говорили о Данциге), он не захочет уступить, а вооруженный конфликт из за непримиримости поляков может быть чреват непредвиденными осложнениями и последствиями… В результате наблюдений, сделанных во время бесед в Риме, министр Гафенку пришел к заключению, что Италия не будет активно вмешиваться в возможный конфликт». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Гафенку объехал тогда с визитами всю Европу… На Румынию жала Германия, и он хотел понять, как в этой ситуации вести себя румынам. Кончилось тем, что румыны, поняв, что все «гарантии» Запада не стоят той бумаги, на которой даны, сопротивляться Германии не стали и пошли с ней на сближение… Интересна оценка Гафенку «гарантий» Лондона: «Давая Польше гарантии, прежде чем было заключено точное соглашение с СССР, Англия играла на руку тем, кто был заинтересован в предотвращении образования союза между Лондоном и Москвой»… Как следовало из письма Кобыляньского, поляки прекрасно были осведомлены о нежелании Англии сдерживать Гитлера — отказ от блока с СССР доказывал это более чем убедительно… И даже зная это, поляки отвергали любые реальные гарантии со стороны СССР.  (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

6 и 7 мая 1939 г. в Милане Чиано и Риббентроп провели переговоры, в официальном коммюнике о которых было сказано, что оба министра «решили тесную сплоченность обоих народов закрепить в виде широкого политического и военного пакта»… Вернувшись в Рим, Чиано сразу же принял Гельфанда… Вначале быстро решились вопросы, относящиеся к посредничеству Италии между СССР и Франко о возврате наших моряков, включая тех семерых с «Комсомольца», которых испанцы передали немцам для обмена на арестованных в СССР германских граждан. Затем разговор перешел на общеполитические проблемы.
— Вас можно поздравить с успехом в Милане? — спросил Гельфанд и прибавил: — Но что это значит для нас?
— Ничего опасного, уверяю вас! — воскликнул Чиано. — Я прошу передать в Москву, что предстоящий союз абсолютно лишен антисоветского острия. Именно поэтому в нём не участвует Япония…
— А сведения о том, что Токио готов присоединиться, если будет заключено англо советское соглашение? — возразил Гельфанд.
— Газетные утки! Весь вопрос в географическом направлении острия военного союза. Мы отстаивали и отстояли его чисто континентальное, западноевропейское направление, то есть противоположное СССР… И в этом вопросе у нас с Германией полное согласие… Так что я не вижу препятствий к улучшению наших с вами отношений в сторону дружественности. Во всяком случае, мы в Италии этого хотели бы…
Вспомнил Чиано и Польшу:
— Гитлер непримирим в данцигском вопросе, но думаю, что компромисс возможен. Проще будет договориться о дороге через «Коридор»… Гитлер обещал не менее шести месяцев против Варшавы ничего не предпринимать… Однако не предпринимать решительных мер против поляков становилось все труднее… Вся польская политическая элита, её ведущая часть, подставляла «ойчизну» совершенно сознательно, ведя рядовых поляков на войну с немцами, во имя будущего господства в Европе и в мире США… В Польше традиции безоглядного предательства её аристократией национальных интересов имели глубокие исторические и психологические корни ещё со времён шведско польской войны второй половины XVII века… Поколение за поколением польских панов воспитывалось в таком духе, что воспринимало, как естественную идею, возведения на польский трон заведомого чужака — лишь бы этот чужак не мог посягать на панское право своевольничать… «Гоноровый» кретинизм одних удачно и взаимно дополнял принципиальную бесчестность других. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

6 и 7 мая 1939 г. в Милане Чиано и Риббентроп провели переговоры, в официальном коммюнике о которых было сказано, что оба министра «решили тесную сплоченность обоих народов закрепить в виде широкого политического и военного пакта»… Вернувшись в Рим, Чиано сразу же принял Гельфанда…
Гельфанд задал вопрос: «Каковы перспективы германо польских отношений?».
Чиано ответил: «Я заявил Веняве Длугошовскому, что Италия была бы рада урегулированию проблем и готова взять на себя роль посредника между Германией и Польшей… У Варшавы не должно быть никаких сомнений: как только возникнет польско германский конфликт, Италия немедленно и механически станет на сторону Германии… Месяцев через шесть польско германское соглашение не представит труда. Гитлер непреклонен в вопросе о Данциге, но нельзя забывать, что там 92% населения — немцы. В вопросе о «Коридоре» Гитлер согласен на два подземных туннеля — для железной дороги и автострады. Ширина коридора невелика — всего 38 километров… Немцы обожают всяческие технические работы, подземные сооружения, а поляки смогут заявить, что Гитлер «Коридора» не захватывает и ради соглашения с ними готов даже забраться под землю… Чиано явно переоценивал здравомыслие поляков…
Гельфанд решил выяснить и другое: «А как ваши проблемы с Францией? В конце апреля вы говорили, что французы сдадутся и начнут с вами переговоры по своей инициативе. Но Даладье держится твердо и на путь капитуляции становиться не собирается…
Чиано заметил: «Ваши французские «союзники» вас плохо информируют… Они то и дело подсылают к нам неофициальных посредников с контрпредложениями в ответ на мою расшифровку итальянских требований… Франсуа Понсе во время своего последнего визита поинтересовался, и я ему всё расшифровал конкретно — по Тунису, Джибути и Суэцу… Перспектива англо франко советского соглашения беспокоит Италию, и было бы глупо утверждать, что мы не понимаем, какое громадное значение имело бы включение СССР в союз с Англией и Францией… Должен объективно признать, что СССР ведет очень мудрую политику и ваши условия Англии несомненно отвечают вашим интересам… Мы надеемся, что ваше соглашение с Англией не состоится… С одной стороны, вам всё же лучше бы какое то время сохранять нейтралитет. С другой стороны, мы неплохо знаем англичан и ненависть консерваторов к вам. Уверяю вас, что хотя вы нас считаете оголтелыми фашистами, у нас нет и не может быть такой вражды к советской системе и к советскому режиму, которую питают к ним крупные английские и французские буржуа… Поэтому мы думаем, что Англия будет тянуть с переговорами и может наступить момент, когда будет уже поздно и вы сами не захотите торопиться вступить в коалицию. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Эти мысли Чиано высказал уже после апрельского зондажного визита в Рим Геринга. То есть после того, как дуче и его зять уже были осведомлены о намерениях Гитлера выправить отношения с Москвой. К этому же склонялся и Сталин… «Пакт четырех» был обречен на крах изначально уже потому, что два его участника — «демократические» Англия и Франция, были уже не самостоятельны в выборе своего будущего. Элита этих стран в основном уже мыслила интересами всей мировой Золотой Элиты, то есть интересами США, кровно заинтересованных не в мире в Европе, а в войне… «Пакт четырех» мира не обеспечивал. А стратегическая дружественность России и германо итальянского блока почти автоматически обеспечивала Европе прочный мир. И даже не долговременный, а — при умном развитии отношений — вечный… И если бы к этой дружественности присоединилась и Япония, то это могло бы означать в перспективе если не скорый, то весьма возможный мир уже для всей планеты… Чиано через день уехал в Берлин. Заключать тот пакт, который был дуче и желателен, и привязывал его к политике фюрера. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

18 мая 1939 г. Чиано, в разговоре с нашим временным поверенным в делах Гельфандом заявлял: «Как только возникнет польско германский конфликт, Италия немедленно и механически станет на сторону Германии». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В июне 1939 г. в Москву приехал из Лондона Стрэнг, но летом 1939 г. шёл нарастающий диалог и Москвы с Берлином… Берлин тоже вёл переговоры с Лондоном, но успех их был примерно таким же, как и успех англо франко советских переговоров, начавшихся в августе в Москве.
Дело шло к реализации плана «Вайс» — «Белого плана», по выполнении которого Германия должна была взять решительный верх над Польшей… Гитлер был бы удовлетворен и мирным вариантом, но мог ли он быть мирным? (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

8 июня 1939 г. Чемберлен принимает Адама фон Тротт цу Зольца, перед этим беседовавшего с лордом Галифаксом, лордом Лотианом и еще кое с кем… В поданном в аусамт меморандуме Тротт утверждал: «Лорд Лотиан и его друзья действительно готовы уступить Германии в вопросе о протекторате над Восточной Европой и предоставить ей свободу рук в экономическом отношении в Восточной Европе». По протекции Асторов, которые имели доступ к премьеру в любое время, Тротт был принят и Чемберленом. Тот заявил Тротту, что «единственное решение европейской проблемы возможно лишь по линии Берлин — Лондон», что он готов продолжить политику Мюнхена и принести в жертву переговоры с СССР. После этого Трои направляется в Берлин и подает в аусамт свой меморандум. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

29 июня 1939 г. Галифакс в публичной речи выражает готовность договориться с Германией по вопросам, которые «внушают миру тревогу». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

11 августа 1939 г. в Зальцбурге встретились Риббентроп и Чиано.
— Польша должна понять, что Данциг должен вернуться в рейх, — заявил Риббентроп. — Требования фюрера умеренны, но положение обостряется тем, что Польша хочет поставить нас в Данциге перед свершившимися фактами…
Говорили и о подготовке к возможной войне. И Чиано поинтересовался у Риббентропа:
— Чего вы хотите — Данциг или «Коридор»?
— С фюрера хватит польских провокаций! — отрезал Риббентроп. — Мы хотим войны. Во всяком случае, мы её не боимся. Хотя лично я надеюсь на дипломатическое решение вопроса именно потому, что фюрер столь решителен.
Чиано выглядел ошеломленным:
— Но дуче желает иметь хотя бы ещё один спокойный год. Италия обессилена. У нас нет сырья, не хватает вооружений, береговых укреплений нет… Из Ливии ничего предпринять нельзя… Наш генштаб оценивает боевую мощь Италии и Франции, как один к пяти… Результаты в Албании разочаровывают…
Риббентроп заявил:
— Нам вашей помощи не нужно.
Жесткая и хлесткая «непреклонная» фраза Риббентропа была не случайной. Перед встречей с Чиано он получил от Гитлера четкую инструкцию.
— Вы ни в коем случае не должны вызвать у Чиано сомнения в моей решимости! — наставлял министра Гитлер.
— То есть мы готовы воевать и хотим воевать?
— Если надо — да! Вот ваша линия поведения…
На следующий день Чиано принимал уже фюрер.
— Вы действительно намерены решить «польскую» проблему уже в этом году? — спросил у него Чиано.
— У нас выходят резервы времени, — ответил Гитлер. — Осенью успешная кампания невозможна… С середины сентября погода не позволит использовать авиацию. С сентября по май Польша представляет собой большое болото и непригодна для военных действий. И если Польша в октябре просто займет Данциг — что очень вероятно, то…
— И в какой срок надо решить вопрос с Данцигом?
— Так или иначе — до конца августа.
— А как вы представляете себе его решение?
— Польша уступает Данциг при соблюдении ее экономических интересов. За это и за обеспечение связи между Восточной Пруссией и рейхом я лично обещал Беку во время его визита в Оберзальцберг гарантию границ и пакт о дружбе на 25 лет… Бек сказал, что хотел бы изучить мои предложения, но все изменило английское вмешательство… Почитайте варшавскую прессу… Из нее со всей ясностью можно понять цели Польши… Хотят захватить всю Восточную Пруссию, продвинуться вплоть до Берлина… И это еще и не всё… Для великой державы на длительный период невыносимо терпеть соседа, питающего к ней такую сильную вражду и отдаленного от ее столицы всего на 150 километров. Поэтому я преисполнен решимости использовать первую же политическую провокацию — будь то ультиматум, жестокое обращение с немцами в Польше, попытка установить голодную блокаду Данцига, ввод войск в Данциг или тому подобное, чтобы в течение 48 часов обрушиться на Польшу и таким путем решить проблему… Я неколебимо убежден, что ни Англия, ни Франция не вступят во всеобщую войну…
Чиано сказал: «Вы так часто оказывались правы, в то время как мы считали иначе, что, возможно, и на этот раз вы все видите лучше нас»…
Даже переводчик фюрера Пауль Шмидт был уверен в том, что Гитлер сказал то, что думал… Шмидт ведь не присутствовал при разговоре фюрера и Риббентропа, не знал, что его шефы решили взять красавца Галеаццо «на пушку»… Уверенность Чиано в отрицании Гитлером опасности войны с англофранцузами быстро дошла бы до Лондона и Парижа. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

12 августа 1939 г. временный поверенный в делах СССР в Германии Астахов доносил в Москву Молотову:
«Конфликт с Польшей назревает в усиливающемся темпе, и решающие события могут разразиться в самый короткий срок… Основные лозунги — «воссоединение Данцига с рейхом», «домой в рейх» — уже выброшены, причем мыслится не только рейх, но и вся германская Польша»…
По Версальскому договору Германия не только лишилась Данцига. Под власть Польши отдали не только немцев в зоне «Коридора», но еще и обширные земли, населенные немцами уже несколько веков и все это время входившие в состав Германии — Познань, часть Восточной и Западной Пруссии, часть Силезии… Германские города Торн и Позен стали именоваться Торунь и Познань. И жилось на этих «польских» землях немцам еще хуже, чем судетским немцам на «чешских»…
Вот об этой «германской» Польше Астахов и писал: «Пресса в отношении нас продолжает вести себя исключительно корректно, причем стали появляться даже заметки о наших успехах в области строительства (заметка о Казано Бугульминской дороге). Наоборот, в отношении Англии глумление переходит всякие границы элементарной пристойности… Сами немцы в официальных и неофициальных беседах не скрывают назревания развязки и признают приближение таковой, хотя и с оговорками о возможности «мирного» решения вопроса на базе своих весенних требований (Данциг и экстерриториальная связь с ним через «Коридор»). Впрочем, если бы поляки эти требования удовлетворили, то трудно предположить, чтобы немцы удержались от постановки вопроса о Познани, Силезии и Тешинской области. Вопрос по существу ставится о довоенной границе (если не больше)». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

В середине августа 1939 г. фюрер не исключал политического решения проблемы, если бы к нему была готова Польша, но прекрасно понимал, что она к нему не готова. И даже если бы Гитлер поставил вопрос о довоенной границе, то разве он был бы — с позиций декларированного «демократиями» права на самоопределение вплоть до отделения — не прав? Фактор Англии он, Гитлер, не мог не учитывать, но мог ли он — при самом неблагоприятном влиянии этого фактора — отказаться на этом основании от действий в Польше? Ведь «английский» фактор исчезнуть не мог, а поляки с течением времени только наглели бы… Гитлер не исключал военной реакции той же Англии, о чем говорил 14 августа в Оберзальцберге. В тот день начальник генерального штаба сухопутных войск Франц Гальдер пометил в своем дневнике: «Теперь следует показать для заграницы, что при любых обстоятельствах, даже если Англия вмешается, дело все равно дойдет до столкновения». Полностью исключить военной реакции Запада Гитлер не мог еще и потому, что с середины августа французы приводили в боевую готовность свой мощный пояс оборонительных укреплений на германской границе — «линию Мажино». Французы боялись ее обхода с юга, и на проходах к Базелю устанавливались тяжелые орудия. В середине августа Черчилль в сопровождении начальника французского генерального штаба Гамелена посетил «линию Мажино». И все это от внимания немцев, конечно же, не ускользнуло, как и от итальянцев. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

15 августа 1939 г. бывший посол Германии в СССР, а ныне — ее посол в Англии Герберт фон Дирксен зашел к итальянскому послу в Берлине Аттолико, с которым был дружен еще со времени совместного пребывания в Москве. Зашел по дружески, без предупреждения и застал у Аттолико посетителя…
Вскоре немецкий гость был приглашен к послу, и тот взволнованно выпалил:
— Мне только что звонил Чиано и сообщил, что приняты решения, чреватые войной с Польшей. При этом исходят из того, что Англия не вмешается. Но это же не так!
— Да, — согласился Дирксен, — но не может быть, чтобы в Берлине и Риме этого не учитывали. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Переговоры Франции, Великобритании и СССР ни к чему не привели. (Диск «Большая детская энциклопедия. История»).

15 августа 1939 г. в Москве готовились вежливо прощаться с английской и французской военными делегациями. В Москве уже ждали Риббентропа. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

4 августа 1939 г. поляки предъявили Германии ультиматум… В ответ Германия ввела 6 августа 1939 г. в Данциг войска, а польским таможенникам на границе Данцига с Восточной Пруссией было предложено прекратить исполнение обязанностей… Гауляйтер Данцига Ферстер отправился к фюреру в Берхтесгаден за инструкциями… Англия играла в публичный «нейтралитет», провоцируя и поляков, и немцев, и русских… Переговорами в Москве наднациональная часть английской элиты хотела оторвать Россию от возможного союза с Германией, а переговорами в Лондоне — оторвать от возможного союза с Россией Германию. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

7 августа 1939 г. к  Далерусу ехали гости на встречу с Германом Герингом… Герингу сразу же задали вопрос: «Что привело к изменению взглядов фюрера после Мюнхена? Почему он был так резок по отношению к Англии и ее премьеру в своей речи 9 октября 1938 г. в Саарбрюккене?».
Геринг ответил: «Фюрер не нападал там на господина Чемберлена… Он нападал только на тех, кто выступал против него. Выступления господина Уинстона Черчилля, господина Идена и господина Дафф Купера говорят о том, что они предпочитают войну урегулированию. Мы видим, что положение господина Чемберлена неустойчиво… Кабинет, имеющий в своем составе Черчилля, Идена и Дафф Купера, вероятно, возьмет верх, а курс этого кабинета был бы направлен на войну… Я сделал исторический обзор по текущим проблемам и предлагаю обменяться мнениями по всему комплексу отношений между Великобританией и Германией без ограничений… Нынешняя обстановка чревата постоянной угрозой возникновения войны, и мысль о том, что может начаться кровопролитие, для меня ужасна… Идеи фюрера в «Майн кампф» ориентированы на взаимопонимание с Великобританией как на один из основных принципов внешней политики Германии… Однако есть ли добрая воля у Великобритании? Хотелось бы заметить, что мы пытаемся решить свои проблемы за столом переговоров пером, но ведь не пером, а мечом создана была Британская империя! Мюнхен был успехом, но после него Великобритания избегала обсуждать с нами колониальную проблему, проблемы Чехословакии и наши собственные. И после Мюнхена чехи вели странную политику, блокировали словаков, и всё это привело к нашему вступлению в Прагу… Что касается Польши, то после Мюнхена она извлекла для себя выгоды в Чехословакии, благодаря нам и получила Тешин. Однако следующим логичным шагом было бы решение данцигской проблемы. И это было бы реальным, но вмешательство Великобритании сделало поляков жесткими… Мы в Германии были удивлены тем фактом, что Великобритания вначале считала возможным говорить о легкомыслии поляков, а через несколько месяцев заговорила о них как о «гордом и мужественном народе»… Мы тоже будем отныне жестче в своих требованиях… В Москве с британскими участниками переговоров обошлись не лучшим образом. Но ведь среди них нет ни одного действительно авторитетного военного деятеля. Нет, конкретных результатов там не будет… И потом, двери для переговоров с Россией все еще открыты и для самой Германии. Рапалльский договор всё еще в силе, и следует помнить, что и у Германии до сих пор в России много друзей»…
Далерус предложил: «Возможно, имеет смысл рассмотреть возможности общего характера для достижения взаимопонимания между Великобританией и Германией?».
Геринг согласился: «Пожалуй, пора… И я сразу хочу указать на следующее… Если Великобритания в будущем станет проводить чисто британскую политику, то соглашение с Германией возможно — если, конечно, оно будет выгодно обеим сторонам. Наша насущная проблема в том, что сегодня население рейха насчитывает 82 миллиона немцев и 7 миллионов чехов. В урожайные годы нам продовольствия хватает, в неурожайные же мы можем получить недостающее или из колоний, или путем импорта, для чего нам нужна расширенная экспортная торговля… Однако важнее текущие проблемы: важно, чтобы Германия вернула себе Данциг… Я клянусь честью офицера и джентльмена, что это — последняя территориальная претензия Германии в Европе»…
Гитлер настраивал себя и окружающих на долгую войну в видах как минимум «Серединной Европы»… Он очень хорошо подметил, что мир возможен, если Великобритания станет проводить чисто британскую политику. А такая политика без войны отдавала бы приоритет политического и экономического лидерства в Европе Германии. Ведь даже без колоний она стала второй промышленной державой мира…
Геринг задал три прямых вопроса Спенсеру:
1. Если господин Чемберлен предложил сегодня Германии переговоры, не привел бы этот шаг к его падению?
Спенсер ответил: «Увы, ситуация такова, что пресса может представить общественности всё в таком свете, что после этого кабинет падет»…
2. Если с таким предложением к нему обратимся мы, он примет его?
Спенсер ответил: «Вероятно, да»…
3. Если будет созвана конференция для выяснения наших двусторонних проблем с учетом интересов Италии и Франции, согласится ли господин Чемберлен участвовать в ней без Польши?
Спенсер признался: «На этот вопрос мы ответить не можем». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Протягивая руку мирного партнерства Германии по своей инициативе, Чемберлен получал пробоины от рифов прессы и шёл ко дну. Принимая руку Германии, он тонул на тех же рифах. Элитная Британия была уже не способна проводить чисто британскую политику… Отчёт Спенсера о «частной» беседе был тут же положен на стол Чемберлену. Так что фактический уровень этого контакта был по сути высшим. И импульс шел из Великобритании. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

11 августа 1939 г. Гитлер в присутствии гауляйтера Данцига Альбрехта Форстера принимал Карла Буркхардта. Швейцарец устраивал накануне прием в честь отъезжающего Тадеуша Перковского — заместителя главы польской дипломатической миссии в «республике Данциг». Со стороны швейцарца, комиссара Лиги Наций, это уже была вполне определенная и провокационная демонстрация… Гитлер пригласил Буркхардта в Берхтесгаден… После беседы с фюрером он двинулся из Германии в тихий Базель… 13 августа 1939 г. к нему приехали эмиссары: из Форин Офис — Мэйкйнс, и с Кэ д'Орсэ — Арналь. Комиссар Буркхардт информировал, эмиссары записывали, и тут Арналю сообщили — «Пари Суар» дала сообщение о том, что фюрер через Буркхардта направил Чемберлену личное послание с предложением совместного крестового похода против России… Суть фальшивки просматривалась яснее ясного — дело шло к германо советскому сближению, и надо было этому помешать… Наш полпред в Париже Я. Суриц телеграфировал в Москву: «Сейчас в центре внимания миссия Буркхардта, поскольку все знающие его исключают возможность, чтобы свою поездку он мог предпринять без ведома и согласия Лондона и Парижа». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

12 августа 1939 г. Г. Астахов писал Молотову: «В населении уже вовсю гуляет версия о новой эре советско германской дружбы, в результате которой СССР не только не станет вмешиваться в германо польский конфликт, но и даст Германии столько сырья, что сырьевой и продовольственный кризисы будут совершенно изжиты… Перспектива приобщения Японии к итало германскому пакту остается в резерве Берлина на случай нашего соглашения с Англией и Францией»… Сохранение враждебности с Германией, пока не соглашавшейся входить в антисоветский союз с Токио, автоматически обостряло бы нам еще одну проблему. Однако Москва уже почти избавилась от этого литвиновского наследия. И у Молотова всё чаще бывал московский посол рейха, граф Фридрих Вернер фон дер Шуленбург. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

16 августа 1939 г. к руководителю внешнеполитической службы НСДАП  А. Розенбергу заглянул его давний знакомый, барон де Ропп из британского Министерства авиации…
Барон де Ропп заявил: «В генеральном штабе британских военно воздушных сил и в Министерстве авиации считают бессмыслицей, чтобы Англия и Германия оказались ввергнуты в борьбу не на жизнь, а на смерть из за Польши… Я и мои друзья детально изучали Германию и национал социалистическое движение, и мы не верим, чтобы вы помышляли разгромить Англию или Францию. Напротив, мы знаем, что фюрер и ваше движение уважают Британскую империю как целое… Однако, если война начнется, выступление Англии и Франции последует автоматически… Но важно не дать превратиться конфликту во взаимное уничтожение… Если Германия быстро покончит с Польшей, то войну можно ликвидировать. Ведь из за государства, которое уже перестало бы существовать в своем первоначальном виде, ни Британская империя, ни Германия не поставили бы на карту собственное существование… Если Англия надавит на поляков, они станут благоразумнее?».
А. Розенберг ответил: «Поляки сознательно провоцируют рейх, да и вас… Как я понимаю, они своими провокациями хотят вынудить нас на какой то шаг и получить вашу автоматическую поддержку в силу гарантий… Порой они просто теряют сдержанность и способность трезво рассуждать»…
Барон де Ропп спросил: «Что здесь можно предпринять? Не могли бы вы дать мне подборку документов о жестоком обращении с немцами в Польше?».
А. Розенберг ответил: «Дам указание подготовить к завтрашнему утру»…
Запись беседы Розенберг тут же передал Гитлеру. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Сталин был согласен обеспечить России и Германии мир… Англичане типа Спенсера предлагали Германии вроде бы то же самое — мир вместо войны… Но если в случае Советского Союза Гитлер знал, что предлагаемое русскими при его согласии будет гласно, честно и прочно закреплено на высшем государственном уровне, то англичане ограничивались детективными контактами вроде встречи на вилле Далеруса… И как тут должен был решать и поступать фюрер? Вновь пытаться договориться с Польшей? Но ведь и на минимальную долговременную лояльность Польши (ведомой Вашингтоном еще более жестко, чем Англия) фюрер рассчитывать не мог… Двойное «дно» в английской политике, увы, было… И его наличие программировало войну. Но политика Сталина сумела изменить ту часть программы, которая ориентировала Гитлера на вражду с СССР и перепрограммировала ситуацию «с точностью до наоборот»… Это было важно еще и потому, что у нас на Дальнем Востоке в любой момент могла тогда начаться уже серьезная, большая война… Как бы ни проигрывала японская армия Красной даже образца 1939 года, широкие военные действия на Дальнем Востоке, воздушные бомбардировки Хабаровска и морские обстрелы с моря Владивостока были — при неудачном для нас развитии событий на Халхин Голе — весьма вероятными. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Военный союз с «демократиями» провоцировал новую вражду СССР с рейхом, но он же раздражал бы и Японию… Уже одна смутная перспектива посылки на помощь советскому Дальнему Востоку каких то англо французских военно морских сил могла подтолкнуть Токио к наращиванию масштаба конфликта и расширения его географических границ… С другой стороны, в случае нашего соглашения с Англией и Францией, Берлин мог согласиться с подключением Японии к итало германскому «Стальному пакту» на японских условиях, то есть с приданием «Стальному пакту» того антисоветского характера, который для Берлина был до этого нежелателен… Напротив, пакт с немцами отрезвлял японцев и в перспективе создавал резерв возможностей улучшения отношений и с Японией — как за счет собственно наших усилий, так и при помощи немцев и итальянцев. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Леваки из Коминтерна, троцкисты, энтузиасты «красного мирового пожара» пытались подтолкнуть Советский Союз к войне с Германией в расчете на «пролетарскую германскую революцию, сметающую Гитлера»… Правые антикоммунисты аристократы тоже пытались подтолкнуть Гитлера на войну — с Западом, в расчете на успешный верхушечный антигитлеровский переворот… Европу подвела к войне наднациональная часть элиты Лондона и Парижа — провоцируя на наглое поведение антинациональную часть польской элиты… Европу подвела к войне сама эта «польская» элита — отказываясь вернуть Германии издавна населенный немцами Данциг и решить проблему надежной связи основной территории рейха с Восточной Пруссией… Европу подвела к войне и оппозиционная часть элиты Германии — провоцируя Лондон, Париж, Варшаву уверениями в близости «антинацистского восстания»… Но все эти европейские силы войны были вторичны по отношению к питающей их, порождающей их заокеанской силе Золотой Элиты США. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

24 августа 1939 г. Боннэ направил временному поверенному в делах Франции в Великобритании Камбону шифровку, где писал, что предпримет «весьма настоятельный демарш» перед поляками, чтобы те «воздержались от противодействия оружием, если Сенат Свободного города объявит о присоединении Данцига к рейху… Важно, чтобы Польша не заняла агрессивную позицию, которая воспрепятствовала бы осуществлению некоторых наших пактов»… Французы очень боялись, что поляки очертя голову ринутся в бой и дадут основания квалифицировать себя как агрессора, а не как жертву. А Франция обязывалась помочь Польше лишь в последнем случае… Вот как Париж хотел «сделать всё возможное для сохранения мира»… Не к миру они стремились, а резину тянули, чтобы возможный успех германского наступления превратить в возможный неуспех, при помощи осенней непогоды. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

24 августа 1939 г. из Будапешта пришли сведения о намерении поляков вступить в Данциг во второй половине 24 го или утром 25 августа 1939 г. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

25 августа 1939 г. Гитлер отдал приказ о начале военных действий в 4.30 26 августа 1939 года…  В 19.30  Гитлер приказ отменил, но не извещенные об отмене диверсанты абвера под командой обер лейтенанта Герцнера захватили Яблунковский перевал в районе туннеля и несколько часов его удерживали. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

25 августа 1939 г. Риббентроп говорил с Чиано. В тот же день Гитлер телеграфировал Муссолини, что он пойдет на Польшу в ближайшие дни и просил понимания с итальянской стороны. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

25 августа 1939 г. Гитлер беседовал с английским послом в Берлине Гендерсоном и сделал ему устное заявление… Гитлер говорил, что его надежды на взаимопонимание между Германией и Англией не исчезли. Чемберлен и Галифакс утверждают, что Германия стремится завоевать мир и при этом Британская империя занимает по всему миру 40 миллионов квадратных километров, площадь территории России — 19 миллионов, Америки — 9,5 миллиона, а Германии — менее 600 тысяч… Кто же именно стремится к завоеванию мира? Фактические провокации Польши невыносимы… Не имеет значения, кто виновен в этом… Проблема Данцига и «Коридора» должна быть решена. Но что касается Англии, после ликвидации германо польской проблемы я желаю сделать шаг, который был бы таким же решительным, как тот, что был сделан по отношению к России… Я желаю англо германского согласия… При этом я подчеркиваю окончательное решение Германии никогда вновь не вступать в конфликт с Россией… Если английское правительство учтет эти соображения, это будет благом как для Германии, так и для Британской империи. Если она отклонит эти соображения — будет война… Ни при каких условиях Великобритания не сможет выйти из неё более сильной… Последняя война доказала это… Английский посол поспешил в посольство для составления срочной шифровки, а потом в личном самолете фюрера улетел в Лондон для консультаций, которые продолжались до 28 августа 1939 г. Запрашивал Лондон и Варшаву… Но там упорствовали. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

25 августа 1939 г. виконт Галифакс и польский посол граф Рачиньский подписали в Лондоне соглашение о взаимопомощи (фактически — о военных гарантиях Польше). (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

25 августа 1939 г. генерал Франц Гальдер записал в служебном дневнике: «Вмешательство Англии совершенно очевидно», а 26 августа 1939 г. — «Вмешательство Англии безусловно». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Англия вела себя так, что ее вмешательство выглядело всего лишь возможным. Об этом 25 го и 26 го говорили Геринг и Далерус, потому что немцы хотели прояснить ситуацию и по этому каналу. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

25 августа 1939 г. через четыре часа после приема Гендерсона, Гитлер беседовал с французским послом Кулондром, сказав ему примерно то же, что и англичанину… Вермахт был изготовлен, а поляки за четыре часа ни в чем свою позицию не изменили…
Позднее Риббентроп сказал, что Англия в оба последних дня августа имела возможность одним кивком головы в Варшаве ликвидировать кризис и тем самым устранить опасность войны… Но в не меньшей мере сказанное относится и к Франции… Она ведь тоже дала полякам гарантии, и это ее, а не английские, дивизии должны были нанести удар по «агрессору» с Запада…
Робер Кулондр сидел перед Гитлером, а тот говорил: «Я, господин посол, буду сожалеть, если Франция и Германия будут втянуты в эту войну. После моего официального отказа от Эльзаса и Лотарингии между двумя соседями конфликтных вопросов нет. И я прошу вас передать это господину Даладье… Кулондр сказал: «В такой критической ситуации, как эта, герр рейхсканцлер, непонимание между странами является самым страшным. И чтобы прояснить суть дела, я даю вам честное слово французского офицера, что французская армия будет сражаться на стороне Польши. Если эта страна подвергнется нападению, но я также могу дать вам мое честное слово, что французское правительство готово сделать всё возможное для сохранения мира и стать посредником в вопросах урегулирования в Варшаве»… Вместо решающего нажима на поляков, Германии предлагалось довольствоваться даже не бумажкой от французов, а «честным словом» посла. Франция вместе с Англией сама спровоцировала поляков на спесивое презрение к законным германским интересам, а теперь и она набивалась в «посредники»… А от Английского острова и со стороны Ла Манша в сторону польского театра военных действий тянулись уже не только политические, но и метеорологические туманы… И в них могли полностью утонуть все потенциальные успехи люфтваффе Геринга… Кулондр прекрасно знал, что французская армия намерена отсиживаться на «линии Мажино». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

25 августа 1939 г. Гитлер всё это Кулондру объяснил, и теперь он просто спросил: «Почему же вы тогда дали Польше карт бланш действовать по ее разумению? Мне больно сознавать необходимость вступления в войну против Франции, но это решение не зависит от меня». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

25 августа 1939 г. Кулондр мог привести Липского к фюреру для выслушивания поляком германских предложений… Кулондр понимал и другое: «демократические державы» сами загоняют Германию и Гитлера «в угол» своими военными приготовлениями и под разглагольствования о деле мира уже прикидывают — а как они будут Германию блокировать с моря… Не было даже намека на СССР, как на важнейшего для Франции потенциального союзника… С 1936 по 1938 год Кулондр был послом в Москве, после чего получил назначение в Берлин. И вот при таком послужном списке он даже пары слов не сказал о срочной необходимости для Франции теснейшего и действенного военного союза с Россией… Для французов он был жизненно важен! А они предпочитали «в упор» этого не признавать. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

25 августа 1939 г. Даладье запретил органы Компартии «Юманите» и «Се суар» и вёл дело вообще к запрету Компартии. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

26 августа 1939 г. Даладье направил фюреру ответ, где уверял в стремлении к искреннему сотрудничеству и напыщенно называл Гитлера «вождем, направляющим Германию по пути мира к полному выполнению ее миссии в общем деле цивилизации»… Даладье предупреждал Гитлера об «опасности социальных последствий» в случае войны… Если на Польшу будет совершено нападение, честь Франции потребует, чтобы она выполнила свои обязательства»… Гитлер возразил в ответном послании: «Разве Франция не действовала бы таким же образом, если бы, например, вдруг Марсель был отторгнут от своей родной страны и в его возвращении Франции было бы отказано?». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

26 августа 1939 г. Муссолини через своего посла Аттолико телеграфировал Гитлеру в ответ, что если Германия нападет на Польшу, а Англия и Франция предпримут ответные меры, Италия не будет участвовать в войне… Дуче писал: «В один из самых трудных моментов моей жизни я должен сообщить вам, что Италия не готова к войне»… Союзник жаловался, что горючего в ВВС хватит всего на три недели военных действий, со снабжением армии и сырьем положение не лучшее… Ранее дуче предупреждал Гитлера, что Италии для подготовки к войне надо не менее трех лет, но теперь был готов её все же начать, если Германия в ближайшей перспективе поставит военные материалы по указанному списку (позднее его назвали «заявками на молибден»)… Эта заявка была заведомо непомерной, но была она такой по рекомендации германского посла в Риме Макензена, который был противником войны… Италия, кроме прочего, запрашивала 7 миллионов тонн нефти, 6 миллионов тонн угля, 2 миллиона тонн стали, миллион тонн лесоматериалов, семнадцать тысяч военных автомобилей и 150 зенитных батарей с обслуживающим личным составом… Список «тянул» по весу на 17 миллионов тонн (17 тысяч тысячетонных эшелонов), и эта «ноша» была, конечно, для рейха неподъемной. Сам Чиано признавал, что такой список «убил бы быка, если бы тот умел читать»…
Риббентроп спросил итальянского посла в Берлине Аттолико, когда итальянцам всё это потребуется, посол ответил (по собственной инициативе): «Немедленно, до начала военных действий»… То есть это был плохо завуалированный отказ…
Гитлер это, конечно, понял и сдержанно ответил, успокоив Муссолини — мол, позицию понимаю… Дуче ответил: «Так как Германия не может поставить нам необходимое сырье, я не могу принять активного участия в конфликте»… Через полчаса после него Гитлер получил тот ответ от Даладье, где было сказано о «высокой миссии» фюрера…

К полночи 26 августа 1939 г. Гитлер ответил дуче: «Сознаю, что Италия не может выступить. До начала боевых действий следует создавать впечатление о возможности вмешательства Италии и сковывать силы! Тогда я смогу решить «восточный» вопрос и зимой появлюсь на Западном фронте с силами, не уступающими англо французским»… Проблема Данцига итальянцев не волновала, и ввязываться в конфликт они не хотели. Гитлер был разочарован, однако рассчитывал справиться с поляками и сам. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

28 августа 1939 г. фюрер был уже крайне изнурен. Охрипший, рассеянный, в окружении охраны из СС, он провел в 17.30 совещание в Имперской канцелярии с депутатами рейхстага и руководящими деятелями партии. Были Гиммлер, Гейдрих, Вольф, Геббельс, Борман…
Гитлер заявил: «Положение очень серьезное… Минимальные требования: возвращение Данцига и решение вопроса о «Коридоре». Максимальные — по военной обстановке… Если минимальные требования не будут удовлетворены – война неизбежна… Война, и жестокая… Пока я жив, о капитуляции не будет и речи… Пакт с русскими — это пакт с сатаной, чтобы изгнать дьявола». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Англия и Франция не хотели лишить Польшу гарантий и тем подстрекали ее к войне с немцами… Польше пора было забыть о данном ей не по праву двадцать лет назад в Версале. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

К процессу, в дополнение к Чемберлену и Гитлеру, Галифаксу и Чиано, Риббентропу и Гендерсону, Даладье и Муссолини, полковнику Беку и Биргеру Далерусу, подключался папа Пий XII…
Политике экспансии Германии в сторону СССР Пий XI остался верен до конца дней своих (10 февраля 1939 г., накануне произнесения речи в поддержку фашизма)…
Пачелли и его ближайшее окружение по мере своих немалых сил не раз помогали нацистам еще до их прихода к власти, подготовленного и усилиями Пачелли. Ведь фюрер шел к власти как антикоммунист, а это при Пие XI был чуть ли не пропуск в католический рай.
1 марта 1939 года 63 летний Эудженио Пачелли стал папой Пием XII… И сразу же — уже в новом качестве — продолжил линию Ватикана… Ватикан не желал войны, способной уничтожить католическую Польшу и ещё более ослабить католическую Италию. Поэтому друг графа Чиано, иезуит Таччи Вентури, влиял на светский Рим, как раз в том смысле, чтобы дуче смотрел на конфликт «из окна»…
С другой стороны, Пачелли пытался повлиять на поляков. Но польской элите даже святой папа был не указ… В свое время епископат отказался хоронить маршала Пилсудского в склепе Вавельского кафедрального собора в Кракове на том основании, что тот сам объявлял себя протестантом, чтобы жениться на одной из своих трех жен — протестантке.
Не очень то верным сыном церкви был и полковник Юлиус Бек — польский министр иностранных дел. В самый напряженный момент перед войной папский нунций в Варшаве смог добраться до Бека лишь по телефону, но в ответ услышал: «Передайте папе, что Гитлер боится нас и у него есть основания нас бояться»…
Папа — в согласии с дуче — выдвигал идею мирной конференции по Польше. План предусматривал референдум под международным контролем и вообще напоминал германские предложения… Бек отмахнулся, и 31 августа 1939 г., еще до войны, кардинал Маллионе заметил: «Даже если это лишь соломинка, то полковник Бек виноват в том, что не ухватился за нее»…
Не добился особого успеха и нунций в Париже Валерио Валери, хотя формально Боннэ его и поддержал.
Секретарь Пия XII — иезуит Лейбер, получил право на любые действия и контакты. Он быстро вышел на Далеруса, имевшего резиденцию в берлинском отеле «Эспланада», и через него — на Геринга… Лейбер посетил и посла Польши в Берлине, Юзефа Липского… Лейбер пришел к Липскому не один, а с Далерусом.
— Не пора ли вам изменять позицию, господин Липский? — вопросил подшипниковый шведский «король».
Ответ Липского прозвучал в странный унисон с предупреждением Даладье: «Если начнется война между Германией и Польшей, то в Германии вспыхнет революция, и польские войска маршем войдут в Берлин». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

28 августа 1939 г. в 17 часов Гендерсон вылетел в Берлин с меморандумом английского правительства. В 22.30 он передал его Гитлеру. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Лондон вел себя в 1939 году с немцами почти так же, как и накануне начала Первой мировой войны, то есть делал вид, что готов пойти на мировую… Но если в тот раз посол кайзера Лихновски поддался на провокацию тогдашнего английского министра иностранных дел Эдуарда Грея, то сейчас Гитлер был готов с Англией как к миру, так и к войне… Хотя очень надеялся, что британцы не пойдут на срыв мира из за Польши… Англия предлагала новые переговоры и свое посредничество. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

29 августа 1939 г. Гендерсона попросили прибыть к 18.45 в Имперскую канцелярию. Гитлер лично вручил ему ответ, суть которого сводилась к тому, что Германия готова к переговорам и ждет представителя Польши в Берлине в среду 30 августа…
По поводу краткого срока прибытия поляков Гендерсон пробурчал:
— Это похоже на ультиматум. Срок мал, и Варшава вряд ли успеет за сутки подготовить свои предложения.
— От Варшавы до Берлина девяносто минут полета, — заявил в ответ Гитлер. — Я не могу больше ждать. Армия и флот готовы уже с 25 августа 1939 г.  Неделя уже потеряна, и они не могут терять еще одну… Потом плохая погода будет работать на поляков.
Гитлер мог бы еще и добавить, что в Берлине уже сидит посол Липский, а для обдумывания ситуации у Бека было минимум сто пятьдесят суток — ведь основные требования Германии были известны Польше с конца марта текущего года. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

29 августа 1939 г. в Варшаве решили объявить открытую мобилизацию. Но и ее не сумели провести как следовало: поверили «умиротворителям» из Парижа и Лондона, рекомендовавшим не гневить Гитлера и не будить берлинского зверя, повременить с мобилизацией войск хотя бы до 31 августа. (89).

К вечеру 30 августа 1939 г. польский представитель не прибыл, хотя в Берлине все это время находился посол Липский. Зато Гендерсон вечером попросил Риббентропа принять его в 23.00 для передачи английского ответа… Ответ сводился к тому, что Англия предлагает немцам начать двусторонние переговоры с поляками. А Англия не может рекомендовать польскому правительству принять предложенную Германией процедуру. Гитлер уже объяснил Гендерсону, что близкие осенние туманы могут сорвать рейху военное решение вопроса и поэтому политическое решение необходимо принимать немедленно, сегодня. С учетом этого ответ Лондона выглядел издевательски.
Это была явная затяжка в целях как раз того, чего хотел избежать Гитлер — срыва всего плана «Вайс» по вторжению в Польшу. Причем было очень похоже, что проволочки англичан координировались с поляками — Гальдер отмечал наличие перехватов польских телефонных переговоров о затягивании дел… А велись переговоры с Парижем. Телефонные кабели из Варшавы туда шли по территории Германии, так что у службы перехвата особых проблем не было… Из Парижа все шло, естественно, в Лондон. Поэтому Риббентроп, узнав ответ, вспылил:
— Мы ждали поляка весь день. Где же ваш поляк? Время истекло!
— Мы рекомендовали полякам стремиться к сдержанности и рекомендуем это вам…
Итак, все «посредничество» Британии свелось к пустым рекомендациям, вместо того чтобы Гендерсон по приказу Лондона за ухо привел Липского к Риббентропу под угрозой немедленного отказа Англии от своих обязательств по отношению к Польше.
И Риббентроп уже почти кричал:
— Я могу сказать вам, герр Гендерсон, что ситуация чертовски серьезная!
Посол поднял указательный палец и тоже заорал:
— Вы только что сказали «чертовски»! Это не то слово, которое следует употреблять государственному деятелю в такой ситуации!
Ситуация достигла пика… Риббентроп вынул из кармана бумагу:
— Вот наши предложения Польше… Германия предлагала аншлюс Данцига и плебисцит на территории «Коридора» под международным контролем Англии, Франции, Италии и СССР.
— Могу я взять эту бумагу? — выслушав, попросил посол.
— Нет, она просрочена, потому что польский представитель не явился…
Вскоре Чемберлен с трибуны палаты общин заявит, что, мол, германский министр иностранных дел не дал возможности послу Его Величества разобраться с сутью, но бумага была предназначена не присутствовавшему Гендерсону, а отсутствовавшему польскому делегату… Англичанин основное понял правильно и уже в 2 часа ночи передал суть послу Липскому, признав ее «не слишком неприемлемой». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

31 августа 1939 г. Гендерсон сказал Липскому: «Я рекомендую вашему правительству предложить немцам немедленную встречу маршала Рыдз Смиглы и Геринга»… Липский сидел в посольстве, не имея никаких полномочий из Варшавы на любые контакты с германской стороной, не то что на получение ее предложений… После полудня 31 августа 1939 г. Липский получает указание встретиться с Риббентропом и сообщить, что польское правительство «благожелательно рассматривает предложение о прямых переговорах». Но полномочий на переговоры Липский не получил. В 13.00 Липский попросил приема у Риббентропа в качестве посла, для передачи сообщения польского правительства… В 18.30  31 августа 1939 г. Риббентроп Липского принял. Поляк вручил ему ноту.
Риббентроп спросил: «У вас есть полномочия вести с нами сейчас переговоры по предложениям Германии?».
Липский ответил: «Нет».
Риббентроп сказал: «Ну, тогда нет смысла продолжать этот разговор»…
В 21.00 31 августа 1939 г. на Вильгельмштрассе, в аусамт, были приглашены послы Англии, Франции и США, и их ознакомили с германскими предложениями. Одновременно предложения были переданы по берлинскому радио с пояснением, что фюрер собирался сделать их полякам, но делать их было некому…
До начала военных действий оставались считанные часы. (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

К началу Второй мировой войны численность немецко-фашистских войск составляла 4,6 миллиона человек, а объединённая армия Франции и Англии насчитывала около 4 миллионов. (Диск «Большая детская энциклопедия. История»).

Гитлер 31 августа 1939 г. подписал Директиву №1 о ведении войны с Польшей.
Директива №1 о ведении войны:
«Верховный главнокомандующий вооруженными силами ОКВ/Штаб оперативного руководства вермахта
Берлин, 31.8.1939 г. Совершенно секретно. Только для командования. Передавать только через офицера.
1. После того, как политические возможности мирным путем устранить нетерпимое для Германии положение на ее восточной границе исчерпаны, я решил пойти на решение этого вопроса силой.
2. Нападение на Польшу провести согласно принятым по плану «Вайс» приготовлениям… Распределение задач и цель операции остаются без изменений. Дата нападения: 1.09.1939 г. Время нападения: 4.45.
3. На Западе задача заключается в том, чтобы однозначно переложить ответственность за начало боевых действий на Англию и Францию… Данные нами Голландии, Бельгии, Люксембургу и Швейцарии гарантии их нейтралитета тщательно соблюдать.
Германскую сухопутную границу не переходить ни в одном пункте без моего категорического разрешения». (С. Кремлёв «Кремлёвский визит фюрера»).

Утром 31 августа 1939 года Гитлер подписал директиву № 1, согласно которой нападение на Польшу должно было начаться 1 сентября в 4.45 утра. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


31 августа 1939 г. в приграничном с Польшей немецком г. Глейвиц была совершена фашистская провокация, использованная, как повод для нападения Германии на Польшу. (СВЭ, 1976 г.).


Вечером 31 августа 1939 г. случилась провокация в Гляйвице. «Нестерпимые польские акции» вынудили миролюбивую Германию действовать. В соответствии с планом «Вейсс» немцы сосредоточили против Польши основные силы Вермахта – 42 кадровые дивизии, в том числе 6 танковых и 4 моторизованные. Еще 15 дивизий находились во втором эшелоне. Группа армий «Север» – 3-я и 4-я армии – под командованием генерал-полковника Теодора фон Бока наносила удар по «польскому коридору» из Померании и Восточной Пруссии. Разгромив находившиеся там войска противника, ее основные силы должны были продвигаться к реке Нарев. Трем армиям группы «Юг» генерал-полковника Герда фон Рундштедта, наступавшим из Силезии и Словакии, предстояло разгромить польскую группировку в Галиции и большой излучине Вислы и развивать наступление на Варшаву, отрезая пути отхода противнику из Познаньского выступа. Моторизованные дивизии должны были захватить ключевые переправы на Висле. Таким образом, немцы, используя выгодное географическое начертание польских границ и идеи «молниеносной войны», намечали совершить прорыв обороны с двух направлений, в темпе осуществить охватывающий маневр в глубину и окружение основных польских сил западнее Варшавы. «Необходимо достигнуть решающего успеха за короткое время, – внушал Гитлер главнокомандующему сухопутными войсками генерал-полковнику Вальтеру фон Браухичу. - В течение 8-14 дней должно стать ясно, что Польша погибнет».
Силы вторжения насчитывали около 1,5 миллиона человек, 2379 танков и 9824 орудия и миномета. Их поддерживали более 2000 самолетов 1-го и 4-го воздушных флотов.
На западной границе против возможного французского наступления были развернуты 11 кадровых дивизий группы армий «Ц», не имевшие никаких планов, кроме указания соседей не раздражать. Допускались исключительно ответные меры, причем не вызывающие противника на активность. (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


31 августа 1939 года В. Молотов сделал доклад на внеочередной сессии Верховного Совета СССР. Нарком объяснил суть советско-германского пакта: «Нам всем известно, что с тех пор, как нацисты пришли к власти, отношения между Советским Союзом и Германией были напряженными… Но, как сказал 10 марта товарищ Сталин, «мы за деловые отношения со всеми странами». Кажется, что в Германии правильно поняли заявления товарища Сталина и сделали правильные выводы. 23 августа следует рассматривать как дату великой исторической важности. Это поворотный пункт в истории Европы и не только Европы. Совсем недавно германские нацисты проводили внешнюю политику, которая была весьма враждебной по отношению к Советскому Союзу. Но теперь ситуация изменилась, и мы перестали быть врагами… По советско-германскому соглашению Советский Союз не обязан воевать ни на стороне британцев, ни на стороне германцев. СССР проводит свою собственную политику, которую определяют интересы народов СССР, и больше никто… Советский Союз заключил пакт о ненападении с Германией, в силу того обстоятельства, что переговоры с Францией и Англией натолкнулись на непреодолимые разногласия и кончились неудачей по вине англо-французских правящих кругов. Эти люди требуют, чтобы СССР обязательно втянулся в войну на стороне Англии против Германии. Уж не с ума ли сошли эти зарвавшиеся поджигатели войны? Если эти господа имеют такое страстное желание воевать – пусть воюют сами, без Советского Союза. А мы посмотрим, что они за вояки». (В. Бешанов «Красный блицкриг»).


Начальник Генерального штаба сухопутных войск III-го Рейха с 1938 по 1942 год Франц Гальдер в начале 1960-х годов опубликовал свой «Военный дневник». На русском языке воспоминания Гальдера в наиболее полном виде вышли в 1968-1971 годах в «Воениздате» и с тех пор неоднократно переиздавались. Ежедневные записи начальника генштаба сухопутных войск являются одним из самых ценных документальных источников периода Второй мировой войны, что признаётся практически всеми исследователями, вне зависимости от их взглядов и, так сказать, «партийной принадлежности». Записи Гальдера августа-сентября 1939 года интересны тем, что они ставят под сомнение факт раздела Польши между Германией и СССР, зафиксированный, как известно, 23 августа 1939 года «пактом Молотова-Риббентропа» и «секретным протоколом» к нему.
31 августа 1939 года Гальдер замечает: «В России осуществляются переброски войск по тревоге. Нельзя исключать возможность выступления русских в случае успешного продвижения наших войск» (сокращённая версия «Военного дневника»: «Оккупация Европы. Военный дневник начальника Генерального штаба. 1939-1941»).
Очевидно, что в записи Гальдера нет чёткого увязывания активности русских с достигнутой договорённостью о разделе Польши между Германией и СССР. Выше уже было сказано о том, что в тот момент преобладало мнение, что Польша с помощью союзников в лице Англии и Франции должна была достаточно быстро разбить армию Германии. Можно сказать иначе: зная о неизбежности нападения на Польшу, руководство СССР, безусловно, стремилось обезопасить свои западные границы от любой неожиданности. В том числе – и от армий «миролюбивых» соседей в лице Польши, Англии и Германии, которые всего лишь 20 лет назад, в 1918-1921 годах, участвовали в интервенции объединённых западных вооружённых сил против только что образованной Советской России. Об этом факте критики внешнеполитического курса СССР тех лет почему-то часто забывают.
Из записей в дневнике Франца Гальдера, который ежедневно фиксировал состояние дел на польском фронте, со всей очевидностью следует, что в середине и второй половине сентября между руководством Германии и СССР постоянно возникали вопросы о демаркационной линии, шли каждодневные переговоры о территориях, которые займут войска каждой из стран. Причём, это были именно «политические переговоры», которые велись на высшем государственном уровне. Всё это весьма плохо согласуется с планом раздела территории Польши, который ещё 23 августа был зафиксирован письменно в так называемом «секретном протоколе» к «пакту Молотова-Риббентропа».
Заметьте, «русский текст соглашения», о котором упоминает Гальдер, был готов только к четырём часам утра 21 сентября! О каком соглашении идёт речь, если, следуя «общепринятой» истории вопроса, территориальное разделение Польши было оговорено ещё месяц назад, 23 августа?
Наконец, что значит фраза из дневника от 26 сентября – о том, что Литву и другие страны Прибалтики придётся уступить России? Ведь традиционная (последних 20 лет) историография чётко увязывает заключение пакта с зафиксированным в «секретном протоколе» разделом прибалтийских стран. А по версии Гальдера получается, что этот вопрос встал в повестку дня не в конце августа, а лишь месяц спустя. Как же так? Очевидно, что поводов для сомнения в существовании пресловутого «протокола» имеется немало.
Сторонники наличия «секретного протокола» в ответ на сомнения в его существовании зачастую ссылаются на многочисленные интернет-публикации. Дескать, о чём можно спорить? В Интернете на массе сайтов вывешены многочисленные фотокопии этого самого секретного протокола: если сомневаетесь в его существовании, наглядно убедитесь! Изучение этого обширного пласта «документов» наводит на ещё большие размышления.
В абзаце 2 статьи VII Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом от 23 августа 1939 года сказано, что Договор составлен «в двух оригиналах, на немецком и русском языках». Про текст «секретного протокола» этого не сказано: судя по всему, его текст также должен быть составлен на двух языках.
Таким образом, должны были существовать 4 варианта Договора и 4 варианта протокола к нему: два – на русском языке, два – на немецком.
Немецкий вариант текста Договора и «секретного протокола» к нему и в самом деле можно обнаружить на ряде интернет-порталов, в частности – на сайте базирующегося в Чикаго (штат Иллинойс, США) фонда «Lituanus». Обратите внимание, что подпись наркома иностранных дел СССР Вячеслава Молотова на нём выполнена латинскими буквами.
Когда фотокопии «секретного протокола» в конце 1980-х – начале 1990-х годов начали появляться в советской, а потом и в российской печати, на этот факт обратил внимание упоминавшийся выше Феликс Чуев. Комментируя свою очередную беседу с Молотовым (опять же, по поводу наличия секретного протокола) от 9 марта 1986 года, Чуев замечает, что информация о «секретном протоколе» начала появляться только после смерти Молотова, который скончался 8 ноября 1986 года. На этих копиях Чуев заметил как минимум два настороживших его момента.
Во-первых, подпись Молотова к немецкоязычному варианту «секретного протокола» была сделана почему-то латинским шрифтом, чего никогда не было в других подписанных им международных соглашениях.
Кроме того, как объясняли Феликсу Чуеву сотрудники Министерства иностранных дел, подпись Молотова находится не на том месте, где ей полагалось быть: она расположена не на одном уровне с подписью Риббентропа, а выше, что хорошо видно на нижеприведённой копии русскоязычного экземпляра «секретного протокола».
Чуев справедливо задавался вопросом: как Молотов, такой «тщательно отшлифованный дипломат» (подобную оценку дал ему в своё время Черчилль), мог допустить подобную протокольную оплошность?
Приведённые выше фотокопии текстов «секретного протокола», представленные на разных сайтах, имеют одно и то же происхождение: они были опубликованы в 1948 году в сборнике упоминавшегося выше Госдепа США («Nazi-Soviet Relations 1939-1941». Washington, 1948, p.196). Они снабжены инвентарными 5-значными номерами. Русскоязычные варианты «секретного протокола» также можно найти на сайте «Википедии». В комментариях указано их происхождение. Один – вашингтонский, второй – копия с оригинала, который, дескать, хранится в Архиве Президента РФ (Особая папка, пакет № 34).
Если верить версии, что все варианты «секретного протокола» СССР реквизировал у Германии в 1945 году, стало быть, все они должны были храниться у товарища Сталина. Но, вне зависимости от места хранения, в общей сложности должны иметься копии двух русскоязычных экземпляров «секретного протокола»: одна копия – из американских источников (с фотоплёнки служащего германского МИДа Карла фон Лёша; германский экземпляр протокола), вторая – с подлинника, хранящегося в Архиве Президента РФ. Более двух вариантов копий русскоязычного экземпляра «секретного протокола» быть просто не должно… В интернете можно обнаружить и третий вариант «секретного протокола», к примеру, здесь: со ссылкой на сохранившуюся машинописную копию, которая хранилась в Архиве внешней политики СССР (Ф. 06, оп. 1, п. 8, д. 77, л. 1-2; опубликована в сборнике «Год кризиса, 1938-1939» в 2 т., М.: Политиздат, 1990, с. 321).
В том, что это уже третий вариант русскоязычного «секретного протокола» убеждает ряд обстоятельств.
Первое: в отличие от первых двух вариантов фотокопий «секретного протокола», первая строка фразы «По уполномочию Правительства СССР» находится на одной линии, а в конце – чуть выше машинописной строки «Москва, 23 августа 1939 года».
Второе: заглавные буквы «П» фразы «По уполномочию Правительства СССР» начертаны более размашисто, чем в двух предыдущих копиях русскоязычного варианта «секретного протокола».
Третье: подпись Йоахима Риббентропа наползает на вторую строку фразы «За Правительство Германии», что, опять-таки, отсутствует в двух предыдущих копиях русскоязычного варианта «секретного протокола».
Почему «ревизионисты», как за рубежом, так и в России, не пытались и не пытаются спекулировать на теме Договора о дружбе и границе между СССР и Германией от 28 сентября 1939 года и имеющихся двух секретных протоколах к нему? Почему предметом живейшего интереса стал именно «Договор о ненападении…» от 23 августа? Ответ очевиден… М. Мельтюхов верно замечает: «Следует помнить, что никаких реальных территориальных изменений или оккупации сфер интересов советско-германский договор не предусматривал (чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно вчитаться в приведённые выше тексты Договора и так называемого «секретного приложения» к нему; формулировки в них зафиксированы более чем обтекаемые: «если», «в случае возникновения», «может быть», «вопрос будет решаться», и пр.). В этом и заключается его принципиальное отличие от Мюнхенского соглашения, которое прямо передавало Германии приграничные районы Чехословакии. К сожалению, теперь, зная дальнейшие события, некоторые исследователи склонны полагать, что Гитлер и Сталин уже тогда, в ночь на 24 августа, заранее знали, что именно произойдёт в ближайшие 38 дней. Естественно, что в действительности этого не было. Вообще ситуация конца августа 1939 года была столь запутанной, что политики и дипломаты всех стран, в том числе и Советского Союза, старались подписывать максимально расплывчатые соглашения, которые в зависимости от обстановки можно было бы трактовать как угодно.
24 августа 1939 г. никто не знал, возникнет ли вообще германо-польская война, или будет достигнут какой-то компромисс, как это было в 1938 году. В этой ситуации термин «территориально-политическое переустройство» (зафиксированный в п.п. 1 и 2 т.н. «секретного протокола» к «пакту Молотова-Риббентропа») Польши и Прибалтики мог трактоваться и как вариант нового Мюнхена, то есть позволил бы Москве заявить о своих интересах на возможной международной конференции. А понятие «сфера интересов» вообще можно было трактовать как угодно. Таким образом, советско-германский пакт был соглашением, рассчитанным на любую ситуацию».
Четвёртый пункт «секретного протокола» («Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете») звучит несколько странно. Дело в том, что конфиденциальный (доверительный) и два секретных протокола к Договору о дружбе и границе между СССР и Германией, заключённому 28 сентября 1939 года, не имеют подобных оговорок. Хотя, по идее, подобного рода оговорки – о необходимости сохранять секретность секретных протоколов – должны были быть. Но их почему-то нет… Попытаемся встать на точку зрения сторонников существования «секретного протокола» к «пакту Молотова-Риббентропа». Пусть этот протокол имелся. Но тогда возникает вопрос: для чего он был необходим? К кому, в случае нарушения одной из сторон условий «секретного протокола», могли апеллировать заключившие его стороны? К «Лиге наций», которая к тому моменту как международная организация себя окончательно скомпрометировала? Вряд ли. К неким «третейским судьям» в лице, к примеру, США, Англии или Франции? Тоже сомнительно… В истории с «секретным протоколом» к «пакту Молотова-Риббентропа» и по сей день существует немало белых пятен и загадок, вразумительные ответы на которые пока ещё не озвучивались…
«Существуют две истории: история официальная, которую преподают в школе, и история секретная, в которой скрыты истинные причины событий». С этим наблюдением Оноре де Бальзака, вдумчивого исследователя человеческого материала, трудно не согласиться.
31 августа 1939 г. – в Польше объявлена мобилизация. (93).

В августе 1939 г., накануне вторжения в Польшу, Гитлер заявил: «Я должен иметь свободу рук на Востоке… Всё, что я предпринимаю, направлено против России». (94).


Продолжение:  http://proza.ru/2022/03/08/1198.