Гости

               

… что же произошло?..
… события тех дней повергают меня в недоумение, безнадёжную растерянность и горгорический ужас…
Вот уже около трёх месяцев я не нахожу себе покоя. Около трёх… точнее я не могу сказать. Точно я не могу сказать когда это произошло… Я сомневаюсь в датах… Я сомневаюсь, что прошло какое-то время после тех событий… может оно и не проходило вовсе, а может и событий никаких не было… Я теперь вообще во всём сомневаюсь.
Возможно, если я попытаюсь изложить ход тех событий, что-то прояснится… или станет хоть чуть-чуть понятнее… возможно…

                - 1 энигмория –

В последних числах сентября мне позвонил Йорик и набился в гости.
- Док, можно подвалить к тебе на хату? Обсудим твой новый сборник ужастиков.
- Может встретимся в «Чёрном парашютисте»? – попробовал отбиться я.
- Да там толчётся столько народа…
- Тогда в другом месте… в «Гекконе», например…
- Док, у тебя такие тихие апартаменты…
- Но у меня мама…
- По-моему, она ещё тише… Вот кто-кто, а уж она нам не помешает.
Я понял, что спорить с Йориком бесполезно. Если ему что-то втемяшилось в голову… Да и самому не хотелось вылазить из дому – за окном дождь с утра до вечера, словно репетиция Всемирного Потопа.
- Ладно. Завтра в три. Устроит?
- Ок!

С Йориком (настоящее имя Юра) я знаком был уже не первый десяток лет. Он называл меня Доком («Ты доктор всех литератур» – вечно иронизировал он. Я его называл Йориком. Надеюсь, не надо объяснять значение этого имени). Йорик не раз бывал у меня, но сейчас мне не хотелось, чтобы кто-то переступал порог моего дома. Даже не знаю почему. Меланхолия… Но Йорик, если вцеплялся во что-то, то оторвать его уже от этого было невозможно. Хуже клеща. Хуже рыбы-прилипалы. Ладно, пусть приходит, к тому же давно не виделись.

На следующий день утром он позвонил и огорошил: «Док, а если я прихвачу друга…» Он не спрашивал, а ставил перед фактом. Голос у него был такой умоляюще-просящий и жалобный, словно Йорик стоял на церковной паперти и просил милостыню. Другой на моём месте даже всплакнул бы. И вместе с тем в голосе Йорика проскакивали железные, неумолимые нотки. Тут было в пору плакать уже над собой.
- Нет, Йор, мы так не договаривались.
- Док, да я и сам не ожидал, дружбана встретил вчера, случайно, он здесь проездом…
- Не бывает ничего случайного…
- Тем более…
- Тогда в другой день ко мне  завалишь… через недельку…
- Док, ну…
- Йор, не наглей.
На этом разговор закончился.
Через два часа Йорик позвонил снова.
- Док, ты не представляешь кого я встретил! – на этот раз голос Йорика поднимался до высот слащавого пафоса.
- Не представляю…
- Наших одноклассниц: Олю, Нелю, Лилю…
- Ну и что?..
- Как что! Вечером мы у тебя! Не отбрыкивайся! Организация стола полностью за наш счёт… В кафе мы так роскошно не посидим…
- Но у меня мама…
- Док, смени пластинку. Твоя мама – золото.
- Ну а наглая же ты рожа…
В ответ Йорик только что-то самодовольно проурчал как сытый кот.
Я заглянул в мамину комнату.
- Мам, у меня сегодня будут гости.
- Гости? Это хорошо, - сказал она, - у нас давно уже гостей не было.
Вечером около шести заявился Йорик.
- Ты один? – я облегчённо вздохнул.
- Пока один. Через полчаса-час подвалят остальные.
- А… - не успел я и рта открыть, как он меня перебил.
- Пожалуйста, позволь мне принять у тебя ванну. У меня уже целый месяц как отключили горячую воду.
- Ах, так вот главная причина…
- Нет, это не главная, но одна из главных. Полотенце у меня с собой.
- Хорошо… пожалуйста.
Через минут двадцать. Йорик вошёл в мою комнату завёрнутый в огромное махровое полотенце цвета спелого персика. Одежду свою он держал под мышкой, а на ногах у него были лохматые, совершенно пошлые, синие домашние тапочки.
- Док, - он весь сиял после помывки как кусок стекляшки в лучах восходящего солнца, - я даже тапочки свои прихватил.
- Да, основательно ты подготовился.
- У меня столько мыслей на счёт твоих рассказов… в том числе и критических, - левой рукой Йорик разлохматил влажные волосы и засиял ещё ярче.
- Да кто бы сомневался… без критического яда ты всё равно что кобра без своего.
- Если бы не было змей, крысы сожрали бы всю планету, - он бросил свою одежду на стул, а сам, усевшись в кресло и взяв с журнального столика сборник моих рассказов, принялся быстро перелистывать страницы.
- Ну вот, например, - он ткнул пальцем в страницу, - «он жутко захохотал». Ну это же банально. Плоский штамп. Или это: «его лицо цвета сукровицы». Мне это не нравится.
Я только плечами пожал.
- На гениальность не претендую.
- Причём здесь гениальность…
Зазвонил домофон.
- О! – поднял палец вверх Йорик.
Мы пошли открывать входную дверь.
- Это твои шедевры? – съязвил Йорик, указывая на картины, развешенные на стене в прихожей.
- Н-нет… - я остолбенел.
Ещё полчаса назад никаких картин здесь не было.
«Может это мамины чудачества?» – подумал я.
Картины, писаные маслом, небольшого размера, в лакированных под красное дерево вычурных рамках. Довольно таки мрачные абстракции: на буро-зеленоватом волнистом фоне тёмно-бордовые пятна почти круглой формы. Картины отличались только расположением пятен. Мне сразу же пришло название: цикл «Паталогическое рондо»: делириум-1, делириум-2, делириум-3, делириум-4. Всего четыре картины.
Идит к маме не было времени – домофон разрывался от нетерпения.
Я открыл дверь.
На пороге стояла внушительная толпа. Может человек десять-двенадцать. И ни одного знакомого лица.
Немая сцена.
Первым молчание нарушил Йорик, подтолкнув меня в плечо:
- Док, это же Оля, не узнаёшь?
- Ах да… да… не узнал… богатой будешь… – механически пролепетал я.
Но я её вовсе не узнал – просто так, ради приличия сказал.
- А вот Неля, - кричал Йорик, чмокая в щёку другую барышню.
- Да… все так изменились… - я растерянно разводил руками.
- Ну, приглашай гостей, - командовал Йорик.
- Ах да… проходите… – словно сомнамбула изрёк я, загораживая проход и не двигаясь с места.

Йорик толкнул меня в бок, и только тогда я опомнился.
Среди гостей выделялся парень в чёрном гольфе, чёрных джинсах и в чёрной панаме, надвинутой на глаза. Панаму он и не собирался снимать. Глаз я его так и не увидел. Он передвигался бесшумно, словно тень.
- Это Рэд, - представил его Йорик, - друг детства, художник; вообще-то его зовут Эдуард. В детстве мы его называли Эдик-рэдик, в смысле Эдик-редиска, потому что он любил делать всем мелкие пакости. Потом стали просто обзывать Рэдик, ну а теперь – Рэд. Кстати, может он оценит твои шедевры маслом, - ехидно улыбнулся Йорик.
- Они не мои. Я вообще маслом не пишу. И рисовать не умею.
Йорик в ответ только усилил свою улыбочку: мол, знаем-знаем, не прибедняйся.
Рэд внимательно рассмотрел картины, что-то буркнул себе под нос, многозначительно помолчал и наконец изрёк: «Атемпоральная меланхолия». Была ли это оценка или обозначение, трудно сказать. После этого он молчал и ходил из угла в угол. Зато все остальные болтали без умолку, особенно Йорик, непричёсанный и завёрнутый в своё махровое полотенце.

                - 2 энигмория –

Я открыл глаза. Сквозь неплотно задёрнутые шторы пробивались длинные, вибрирующие диффузориями пылинок, солнечные лучи.
«Интересный сон, - подумал я, - надо будет записать».
Сны мне снятся каждую ночь. Иногда с десяток за ночь.
Я встал. Одел халат и раздвинул шторы. За окном – гомогенное голубое пространство с далёкой размытой широкой розовой полосой. Не окно, а просто картина какого-нибудь импрессиониста-минималиста. И тут мне вспомнились подробности моего сна. Когда я увидел якобы мамины картины, развешенные в прихожей, я увидел между ними Тишину.

Можно ли вообще увидеть тишину? Её можно ощутить. Но увидеть… Да, это была Тишина. Она выглядела как бело-бежевый овал, окаймлённый нежно-голубым ореолом. Внутри овала в хаотическом беспорядке летали бледно-розовые то ли листья, то ли лепестки и фрагменты то ли прозрачных медуз, то ли планктона. Затем я вспомнил, что когда Йорик сидел в кресле и критиковал мои рассказы, я посмотрел в окно. За ним был ярко-оранжевый прямоугольник и больше ничего. И ещё я вспомнил, что никак не мог рассмотреть лицо одной гостьи – она всё время пряталась за спины других гостей. Только помню её прямые пепельные волосы.
«Вчера дождь лил с утра до вечера, а сегодня такой ясный день», - подумал я и вышел в коридор.

Дверь маминой комнаты была приоткрыта, дверь же гостиной плотно закрыта. Я заглянул к маме. Она сидела в кресле и читала.
- Доброе утро. Сегодня такой прекрасный день.
- Доброе утро, - мама удивлённо посмотрела на меня, - а почему ты не с гостями?
- С гостями?!.. – у меня перехватило дыхание.
- Неприлично оставить гостей и уйти спать.
- Ос… та… вить… значит… это не сон, - я потёр глаза и помотал головой.
Мама недоумённо смотрела на меня.
- Я думал… гости мне приснились…
Мама только головой покачала.

Я приоткрыл дверь в гостиную. Да. Там было полно гостей. Они ели, пили, беседовали, смеялись (впрочем, не громко). Одна женщина уткнулась в смартфон. Рэд что-то рисовал в блокноте. Я притворил дверь и пошёл в прихожую. Картины были на месте. Я снова заглянул к маме.
- Это твои картины в прихожей?
- Да, - ответила мама так, словно спрашивать об этом было верхом глупости.
- Но я не знал…
- А что ты вообще знаешь? – насмешливым тоном спросила мама, - ты вечно летаешь в облаках и ничего не замечаешь вокруг. И даже своих гостей.
- Это не мои гости.
- А чьи же? – мамины брови подскочили вверх.
- Это гости Йорика, - кисло ответил я и пожал плечами, - это он их позвал.
- В наш дом? А почему он их не пригласил к себе? – взгляд мамы выражал растерянность и горькую весёлость. – Только такой человек как ты, не от мира сего, мог позволить… А ты знаешь, что Йорик уже давно ушёл, и полуночи ещё не было?
- Нет. Я спал. И…
- Ты много вчера выпил?
- Я вообще не пил… и не пью, как ты прекрасно знаешь.
- Может… тебе дали какой-то наркотик? Кто эти люди? – мама отложила книгу. В глазах у неё был только страх.
- Понятия не имею. Я их вижу впервые в жизни…
- И пускаешь к себе в дом! – теперь её серые глаза метали гневные зелёные молнии.
- Йорик сказал, что это наши одноклассники…
- Йорик сказал, - мамин голос задрожал и в нём закипали слёзы, - хорошо ещё, что он не сказал тебе, чтобы повесился или утопился. Ты взрослый мужчина, а…
- Но…
- Звони ему!
Гудки. Гудки. Гудки. Похоже Йорик и не собирался отвечать.

Мама решительно распахнула дверь гостиной.
- Уважаемые гости!.. – напористо начала она и запнулась.
Обстановка была настолько непринуждённой, доброжелательной, мирной, если не сказать идиллической, что любое резкое или негативное слово, просто таяло где-то в гортани.
- Мы у вас ещё немножко посидим, - сказала брюнетка с причёской а-ля-ампир, будто предчувствуя, что гостей сейчас попросят удалиться. Она мягко и ласково улыбнулась. И она вовсе не спросила, можно ли ещё посидеть, она произнесла свои слова утвердительно, и взгляд её блестящих тёмно-карих глаз без обиняков давал понять, что возражения не принимаются.
- Может ещё кофе?.. – неуверенно пролепетала мама.
- Не беспокойтесь, мы сами всё сделаем, и посуду помоем, - утешила её брюнетка.
Я пытался рассмотреть лицо женщины с пепельными волосами, но так и не мог.
Мама закрыла дверь.
- Милые ребята, но…
- … но кто же они? – я схватился за голову. – Я ничего не понимаю и ничего не помню. Я не помню когда я пошёл спать. Я не помню пил я или ел что-либо. Я… и главное, что в эту ночь мне не приснилось ни одного сна. Это невероятно. Сны мне всегда сняться… И значит я лёг раньше, чем ушёл Йорик… Я ничего не понимаю…
- Мне всё это не нравится, но я не могу их выгнать… - мама виновато посмотрела на меня.
- … и я не могу…
 
                - 3 энигмория –

Я зашёл в ванную комнату. На змеевике сушилось махровое полотенце цвета спелого персика, а в углу стояли совершенно пошлые, синие домашние тапочки. Это должно было означать, что Йорик вот-вот вернётся, но я вдруг понял с несомненной ясностью, что он уже никогда не вернётся.

Мне очень не хотелось идти к гостям, но этого требовал этикет – неприлично, чтобы хозяин дома не уделял внимания гостям. Я понимал, что им и без меня хорошо, но… Я подошёл к двери гостиной и услышал приятные танцевальные мелодии и смех. Я долго не решался открыть дверь, но когда открыл… Как я не упал в обморок ума не приложу – я должен был плюхнуться на пол тут же. Гостиная была пуста. Но смех и музыка… Я понял, что выражение «дрожат коленки» вовсе не метафора. Они дрожали так, что заставляли трясьтись всё тело.

Вдруг, словно обнажённое невидимое женское тело коснулось моей руки. Я отдёрнул её как от огня, и в этот момент заметил на стене тени танцующих мужчин и женщин. Но комната была абсолютно пуста! Впрочем, не абсолютно. На столе стояли бокалы и чашки с недопитыми напитками, тарелки с недоеденными закусками, бутылки, ваза с розами… розы были чёрными… и такой ослепительно белой вазы у нас никогда не было… а на стуле висел женский изящный шарфик… чёрный с ярко-розовой каймой…
Я захлопнул дверь и с трудом доковылял на трясущихся ногах до маминой комнаты. Дверь была заперта изнутри. Я постучал. Мне никто не ответил. Я постучал сильнее. Позвал маму. Тишина. И тогда я стал бешено колотить в дверь руками и ногами. В это время отворилась дверь гостиной и оттуда вышла недовольная мама. Лицо её было заспанным и слегка припухшим.

- Ну что ты так шумишь? Что случилось?
Это было последней каплей. Оставалось только упасть в обморок. Что я и сделал.
Очнулся я на полу возле маминой комнаты. Первым делом я ринулся к двери. Дверь была не заперта. Мама спокойно спала в своей постели.
Я бросился в гостиную. Там никого не было. В тщательно убранной комнате ничто не напоминало о гостях.

Я отправился на кухню. И там всё было чисто. Посуда вымыта.
Оставалось надеяться, что мне приснился кошмар.

 Я решил принять холодный душ, чтобы окончательно успокоится. В ванной комнате меня что-то насторожило. Что-то не так. Я осмотрел стены, потолок, шкафчик… И вдруг меня осенило: полотенце и тапочки Йорика исчезли. Я весь похолодел. «А может и не было никакого полотенца и тапочек? – успокаивал я себя, - может Йорик и вся эта затея с гостями один длинный сон?» И внезапно мне пришла другая мысль: «А ведь я так и не рассмотрел лицо той женщины с пепельными волосами. И никогда не смогу уже этого сделать».

Я присел на край ванны. «Какой ещё женщины? Почему она меня так волнует? Почему меня волнует этот фантом?.. Или…»
Я принял холодный душ. Стало легче. Бредовые мысли улетучились.
Выходя из ванной комнаты, я столкнулся с мамой.
- Как ты себя вчера отвратительно вёл, - покачала головой мама, укоризненно глядя на меня, - мне было так стыдно перед гостями.
- Гостями… А что я делал? – коленки снова начинали дрожать.
- Ты не помнишь? Ты колотил кулаками в дверь гостиной и выгонял гостей из дому.
- Я?..
- Ты не помнишь что говорил? Я думала ты сошёл с ума. Но ты был, видимо, сильно пьян… или… ты принимаешь наркотики?..
- Мама, что ты говоришь!..
- Мне пришлось провожать гостей среди ночи и просить у них прощение… а ты беззаботно спал…
- Да я всю ночь пролежал на полу возле твоей комнаты… со мной случился обморок…
- Что ты ещё придумаешь?
У меня просто не было слов. Я открывал рот, но не мог вымолвить ни слова.
- И зачем ты написал эти нелепые картины? И вставил их в такие безвкусные и дорогие рамы?
- Я написал?????... – это было, видимо, последнее, что я изрёк в тот день.

Мама через знакомого психоневролога устроила меня на психологическую реабилитацию. Но усилия психологов оказались тщетными.

А потом пришла весть о том, что Йорик погиб в Гималаях. Сорвался в пропасть при восхождении на вершину горы Нангапарбат. Что он делал в Гималаях неизвестно. Как он мог совершать восхождение на вершину горы, которую не каждый опытный альпинист решится штурмовать? Ведь Йорик никогда альпинизмом не занимался и вообще горы не любил.