Хвост

1.

– Это был братец Лис!
  Трое взрослых удивлённо замолчали. В дверях веранды, прижимая к груди потасканного мягкого зайца, стояла светленькая девчушка лет восьми.
– Малька, иди поиграй, – вздохнула одна из женщин. Навскидку ей можно было дать тридцать с хвостиком – в основном, из-за усталых глаз.
  На мордашке Мальки появилось суровое детское упрямство:
– Нет! Это был братец Лис! Мишку украл братец Лис!
– Что за братец Лис? – поинтересовалась вторая женщина – темноволосая, с грубоватыми чертами лица, и кажется, немного младше первой.
– Мы с ним играли, и…
– …да это сказка у неё любимая, про братца Лиса, – махнула рукой первая.
– Да мам! – возмущённо воскликнула девчушка.
– А как братец Лис выглядел?
  Третий участник верандных посиделок, если бы не слегка затёртый советский спортивный костюм – синий с голубыми треугольниками, – вполне мог сойти за иностранца. Слишком уж явно в его чертах проступали северо-западные корни. Впрочем, говорил он без акцента, а других признаков "ненашести" заметно не было.
  Малька перевела взгляд круглых от возмущения дымчато-голубых глаз на внезапно обозначившегося слушателя:
– Ну ты что! Выглядел как братец Лис!
  Похоже, в детском сознании логичность этого заявления сомнениям не подлежала. Мужчина наклонился вперёд и оперся локтями о колени:
– Большой он был?
– Да! Очень! В дв… в три раза больше нашего Валдая! И чр… и почти чёрный, тоже как Валдай!
  Представить себе некоего "братца" по имени Лис размером впятеро больше огромного косматого кавказца, лениво гонявшего двух кошек по двору, оказалось непростой задачей. Мужчина изумлённо качнул головой.
  Мать девочки расценила его жест по-своему:
– Малька, иди. Не мешай взрослым разговаривать.
– Да ну ма-ам!
– Сейчас посуду мыть пойдёшь!
  Малька скорчила гримасу, с чувством топнула ножкой в стареньком кроссовке, едва не уронив игрушечного зайца, и с видом поруганной невинности прошествовала на улицу. Её мать снова глубоко вздохнула. Потёрла смуглое от постоянной работы на солнце лицо, заправила за ухо выбившуюся из хвоста тёмную прядь.
– А ты, Ириш, мне про "второго заводи". Я с этой-то егозой скоро кончусь.
  Ир усмехнулась:
– Ну, а чего тебе, Лен? Где один – там второй.
– Угу, и беспокойства вдвое, если не вдесятеро. Вот так случись чего…
  Повисла невесёлая пауза. С минуту все трое обдумывали предшествовавший появлению Мальки разговор. Малышни в посёлке было не так много, но все они свободно носились по окрестностям едва ли не с момента, как учились самостоятельно ходить. Десятки лет спокойной жизни никому и в голову не приходило, что в исхоженных вдоль и поперёк местах, где все друг друга знают как облупленных, ребёнок может просто взять и исчезнуть. Не потеряться в лесу, не спрятаться в соседском сарае, не сбежать в город – семь километров на север. Просто пропасть. Но увы, всё бывает впервые, и на сей раз "первым" выпало стать соседскому восьмилетке.
– А чего участкового-то ждёте? – Ир взяла баночку с молоком, подлила в свой стакан. – Собрали бы мужиков по посёлку…
– Да собирали – и мужиков, и баб, и по селу, и по лесу, даже город прошерстили. В каждую щель заглянули, –  Лена – мать Мальки – отодвинула от себя собственную кружку, развела руками. – Ну нет Мишки! Как испарился.
– Увезли, может?
– Отец вчера заявление писал, сегодня по области должны ориентировку разослать. А я как подумаю, что они с Малькой вдвоём были…
  Женщина оперлась на столик локтями, зажав ладонями виски. Ир качнула головой, цокнула.
– Ладно, не накручивай себя. Малька жива-здорова. С мальчишкой – подумаем, чем можем помочь. Фотографии же есть?
– Да конечно. Хоть целый альбом – позвоню попозже Вересовским.
  Мужчина, до сих слушавший их диалог молча, поднялся со стула.
– Пойду перекурю, если вы, девушки, не против.
  Ир, окинув его беглым взглядом, кивнула.

  Снаружи пахло летом. Яркое послеполуденное солнце нагрело траву, булыжники дорожек, древесину дома, и воздух пропитался пряно-смолистыми загородными ароматами.
  Малька нашлась у поленницы. Сидела на нераспиленном бревне и что-то выщипывала из свалявшейся бурой шерсти несчастной игрушки.
– Как его зовут? – мужчина сел на небольшую сухую колоду, валявшуюся там же.
– Яша, – пробормотала девочка. Помолчала, угрюмо колупая ногтем заячье ухо, затем всё-таки глянула на мужчину. – А тебя?
– Коля, – он механически хлопнул по карману, в котором лежали папиросы, но передумал курить. – Вы с Мишкой дружили? Сильно?
  Малька покивала, и мужчина рефлекторно повторил её жест.
– Расскажешь про братца Лиса?
– Мама ругаться будет.
– А мы ей не расскажем, – заметив недоверчивый детский взгляд, он подмигнул.
  Девчушка снова уткнулась в игрушку. Нагоняй от матери пугал её определённо больше возможной судьбы соседского друга. То ли особенности детской психики, то ли мальчишке, по её мнению, ничто особо и не угрожало.
– Мы играли, и всё. А потом братец Лис увёз Мишку в лес.
– В лес?
– Да, мы просто покататься хотели, а он его увёз и не вернул.
– А тебя они с собой почему не взяли?
– Ну ему же тяжело двоих везти! – Малька посмотрела на назвавшегося Колей с искренним недоумением. Действительно, и как взрослые умудряются быть такими глупыми? – Спина же заболит!
– Так он на спине вас катал?
– Мишку только. Просто Мишка смелый и зверей любит. И лисиц. Он даже за хвост братца Лиса дёргать не боится.
– А ты боялась, и поэтому братец Лис тебя не катал?
– Да, – пробормотала Малька практически в заячью макушку. – Он же укусить может. Я больше зайчиков люблю и синичек, они не кусаются.
  Ну, с этим можно было бы поспорить: перепуганный русак не только цапнет, но и глаз ударом лапы запросто выбьет.
  Мужчина невольно нахмурился. Картинка произошедшего потихоньку складывалась, хотя деталей пока не хватало. Судя по рассказу Ленкиной дочки, мальчишку украл не какой-то здоровенный косматый мужик с дурацким прозвищем – и на том спасибо. Хотя от осознания, что где-то в чаще могут лежать обглоданные зверьём детские останки, легче тоже не становилось.
– А где это было? – Коля в удивлённый взгляд маленькой собеседницы. – Ну, где вы с Мишкой играли, когда братец Лис его увёз?
  Малька насупилась, ещё крепче обняла игрушку, будто выщипывание и без того в конец истрёпанного заячьего уха могло помочь ей спрятаться.
– Только маме не говори, – тихонько попросила она.
– Не буду, – пообещал мужчина.
– В лесу на просеке. Где малинник.


2.

– И что это, по-твоему?
  Колман пожал плечами и отправил в рот пластик колбасы:
– Чернобурка-переросток?
– Или оборотень, – Ир поставила стакан с чаговым чаем и задумчиво пошкрябала присохшую к ручке капельку.
– Тогда пропавших было бы больше. Да и запах я бы заметил.
– Может, он тут только появился.
  Уютный оранжевый свет от единственной лампочки на летней веранде, где они чаёвничали, едва разгонял заползающий через окна мрак. Ночи в деревне ясные, звёздные, насыщенный травяными ароматами воздух кружит голову. Гулять бы да гулять.
  Хозяева дома – Лена и её муж – смотрели телевизор в большой комнате, в маленькой уже спала Малька. Двоих гостей разместили на мансарде: Ир – на кровати, Колману отрядили раскладушку с комплектом одеял и подушкой. Но спать пока не хотелось – оба были теми ещё совами. Работа приучила.
  Мужчина снова неуверенно повёл плечом. Подвёз коллегу до друзей, называется. Думал, благодарность банькой да кедровочкой принять – а получил какого-то четвероногого маньяка в сибирской глубинке.
– Ленка говорит, тут лисиц хватает, – женщина вытащила из нагрудного кармана ветровки пачку "ротманса". – Да и не только лисиц. Тайга рядом, зверьё часто выходит, по мусоркам лазит.
  Её собеседник неодобрительно покосился на сигареты. Сам он в помещении предпочитал не курить, тем более там, где стены деревянные. Табачная смоль легко впитывается даже в лакированный брус, а здесь слишком приятно пахло летом и выпечкой, чтобы поганить воздух дымом.
– Так чего ж за детьми-то тогда так плохо смотрят?
– А ты прям не знаешь, как за детьми "легко" уследить.
  Вообще-то не знал, но спорить Колман не собирался – видел, насколько задевала за живое его собеседницу вся эта тема с пропажей детей. Он помолчал, пожевал губами, разглядывая косматую еловую лапу, покачивавшуюся за широкими верандными окнами. Уснувшая на длинных, во всю галерею, прозрачных занавесках муха трепетала в такт тёмным иголкам, будто тоже ощущала уличный ветерок.
– Думаю завтра с утреца прогуляться до просеки. Поискать следы на месте, где Малька Мишку в последний раз видела.
  "Хороший план", – собиралась ответить Ир, когда дверь комнаты распахнулась. На веранду выскочили Лена с мужем, одеваясь на ходу. Оба взъерошенные спросонья.
– Вы чего? – женщина вскинула брови.
– Вересовская позвонила. Мать Мишки, – Лена не глядя запихнула ноги в кроссовки, одновременно шаря по карманам. – У них там какой-то дурдом.
– Нужна помощь?
– Да разберёмся, – махнул рукой Ленкин муж и сунул в карман небольшой чёрный баллончик с красной наклейкой. Перцовый.
  Взгляд Ир мгновенно стал колючим. Муж у Лены – некрупный жилистый мужичок с заметной залысиной, – привычки бегать по соседям с газовым баллончиком вроде не имел. Видать, масштаб "дурдома" у Мишкиных родителей был тот ещё.
– Останься, вдруг Малька проснётся, – бросила Ир Колману и, резко поднявшись из-за стола, вышла следом за друзьями.
–… мда, – спустя минуту заявил захлопнувшейся двери мужчина. – Не посёлок, а парад офигенных историй.


  Если бы Колман отправился с ними – наверняка выражение подобрал бы покрепче. По крайней мере, Ир, услышав грохот в доме Вересовских ещё от ворот, вопросы озвучила именно матом.
– Да я тоже ничего не поняла, ор в трубке услышала – Гену разбудила, и сорвались, – ответила Лена.
  Её муж, что-то согласно пробурчав, размашисто толкнул дверцу калитки и, не дожидаясь женщин, крупными скачками понёсся к крыльцу.
  Судя по звукам, всё легкобьющееся в доме уже разбито, и в дело вступили предметы потяжелее. Ир вдруг вспомнила, сколько этого бытового "добра" повидала на прошлой работе, и пожалела, что не прихватила дубинку или шокер.
  Шаг у Ленкиного мужа оказался будь здоров. Преодолев пространство двора буквально в секунды, мужик перескочил ступеньки и вломился в дом с отвагой и безрассудством классического сознательного гражданина. Подобная дурь лечится только ежедневной ловлей лицом летящих мимо снарядов вроде бутылок со стульями, но тут полномочия Ир, как говорится, всё. Тренером по предотвращению травм для гражданских она наниматься не планировала.
  Сама Ир оказалась в помещении, когда Гена уже сцепился с другим – сухопарым мужиком в возрасте, взбешённым до лопнувших капилляров в глазах, – пытаясь отобрать у того двустволку. Под ногами хрустели фарфор и стекло, ковёр можно будет выбрасывать – в решето осколками истопчут. Сорванные шторы, впрочем, тоже. Как и парочку картин, книжную полочку, журнальный столик и… кажется, когда-то это было креслом?
  Лена протиснулась следом за Ир и сразу бросилась к забившейся между столом и шкафом Вересовской. Сквозь гвалт из матов и воплей доораться до кого-то вряд ли получилось бы, и Ир, поймав Ленкин взгляд, резким движением показала сначала на истерично орущую мадам, затем на дверь. Лена поняла сразу: схватила Вересовскую в охапку и как могла резво выволокла наружу.
  Тише с их уходом не стало. Сцепившиеся посреди разгромленной комнаты мужики орали друг на друга не просто непечатными – немыслимыми конструкциями. Наверное, с улицы эти звуки можно было бы принять за рёв лосей в гоне. Генкин противник – муж Вересовской – был не намного массивнее, зато отличался внушительным ростом. Угадав момент, он двинул прикладом вперёд, и Ленкин муж шарахнулся, зажимая рот и нос руками.
  Не дожидаясь, пока этот ненормальный прицелится и пальнёт, Ир подскочила к нему сбоку, двинула под дых и тут же добавила по затылку. Агрессор сложился пополам, и Гена, всё ещё держась одной рукой за зубы, отобрал у него ружьё. Вересовский тут же бросился вперёд. Ир дёрнула его за шиворот рубахи. Тот с удивительной ловкостью вывернулся и потянулся за ружьём, когда женщина отточенным приёмом заломила ему руку.
– Совсем охренел?! – наконец взорвалась и она. – Бабу стрелять собрался?!
– Дай сюда-а!!! – Вересовский безуспешно дёргался в её захвате, пытаясь подняться с колен. – Убью падлу!!!
– Генка, воды принеси! Живей давай!
  Собиравшийся было двинуть буйному ещё разок Гена глянул на Ир, развернулся на пятках и выскочил за дверь.
– Да уймись ты… – Ирвиш выругалась не менее цветасто, чем парочка драчунов минутой ранее. Руки заболели от усилий, а ещё зажгло промеж лопаток.
  Задуматься о причинах второго она не успела: на пороге возникла Ленка с кастрюлей и с размаху плеснула ледяной водой прямо в морду ревущему Вересовскому, облив заодно и Ир. Рёв стих. Буйный муж прекратил дёргаться, потряс головой, разметав жидкие волосы по лбу, и осоловело глянул на Лену.
– Ты чё, мать?!
– "Чё"?!
  Та выпучила глаза, замахнулась посудиной – и…
– …да СТОП!
  Окрик Ир заставил Ленку подавиться вдохом. Ир дёрнула скрученного вверх и повела на выход, мимо так и застывшей с поднятой кастрюлей подруги.
– Успокоился?! – уже на улице поинтересовалась женщина.
  Вересовский закивал, и Ир разжала захват. Оказавшись на свободе, он сделал пару шагов, неловко завалился на отсыревшую траву, перевернулся и сел, глуповато оглядываясь по сторонам. Что бы ни нашло на него там, в доме, но хотя бы временно здравомыслие к нему вернулось.
– Гена, помоги ему в себя прийти, – попросила Ирвиш, забрала двустволку, которую Ленкин муж так и держал в руках, и пошла в дом. – Только не подеритесь снова. Обоих похороню, нахрен.
  В адекватности Гены она была относительно уверена. Хотя и Вересовский до сих пор создавал ощущение вполне здорового психически человека – а вот гляди ж ты. Поднимаясь по ступенькам, Ир запнулась о сползший коврик и выплюнула ещё парочку матов. Лопатки жечь перестало, зато едва заметно задрожали руки.
  Мда. Может, не так уж и удивительно, что мальчишка пропал – с такой-то семейкой…
  В доме на утеплённой веранде Лена потихоньку суетилась с чаем. Как говорят психологи, кушать и нервничать одновременно невозможно, так что тактику она выбрала верную. Вересовская – кажется, её Риммой звали, – сидела на самом мягком стуле у стенки. На столе перед ней лежала пачка дешёвых салфеток и какой-то заиндевевший свёрток – видимо, для расцветающего на челюсти кровоподтёка.
– Что у вас тут произошло? – Ир привалила ружьё у лестницы на второй этаж и села напротив.
– Да как сдурел! – вместо Вересовской возмутилась Ленка. – Заорал с нихрена, бросился…
– А из-за чего? Молчал-молчал – и вдруг сорвался?
– Рубашку попросила его снять, постирать засунуть, – дребезжащим от долгого крика голосом отозвалась жена буйнопомешанного. Ир прислушалась к звукам с улицы. Тихий плеск воды где-то во дворе и едва слышные мужские голоса. Пока всё спокойно.
– Прикинь, да?! – Лена развернулась к ним, чуть не расплескав воду из заварника. Руки её тоже подрагивали: не привыкла она к таким экспрессиям на ночь глядя. – Вот чё спокойно не ответить: не хочу, сам положу?!
– Да он сначала спокойно и ответил, а потом вдруг с ходу, не останавливаясь, раз – и…
– И понесло?
  Вересовская закивала. Взяв мороженый комок, приложила к скуле и сморщилась.
– Не надо, – Ир покачала головой. – Обморозишь поверх раны. Перекись есть?
  Та покачала головой.
– У нас есть, – подала голос Лена. – Сегодня у нас ночуешь. Пошёл этот бешеный, пусть один побудет, остынет. И срач заодно за собой приберёт.
  Ир хотела было расспросить Вересовскую про Мишку, но передумала. Поднялась и молча направилась в комнату, решив оставить подруг поболтать наедине. Не хватало ещё спровоцировать у только-только успокоившейся мамаши новый приступ истерики. С Ленкой они дружили много лет, а вот с Вересовской виделись постольку поскольку. Такие потрясения, да ещё вкупе с неопределённостью судьбы пропавшего малолетнего сына, лучше переживать в компании хорошо знакомых людей, а не случайных знакомых.
  В комнате ничего не поменялось. Настоящее место побоища, ночи на "убраться" будет мало. Конечно, ломать – не строить, но всё равно нужно здорово постараться, чтобы так измесить обстановку. Или здорово разозлиться.
  Женщина подняла с груды черепков рубаху, сдёрнутую с противника в пылу драки. Вылинявшая, в крупную серо-синюю клетку, с торчащими по подолу нитками и парочкой оторванных пуговиц. Из кармана на пол упало что-то светло-серое, почти белое. Ир присела на корточки. Какой-то меховой помпон. Она взяла пушистый кругляш, покрутила в пальцах: заячий хвостик, трофей с охоты. Женщина хмыкнула. Какие только части тел несчастным косым не отстригают на счастье. То лапы, то уши, то хвост… охотнички.
  На ступеньках раздались шаги. Ир поднялась, сунула хвостик в карман и поспешила на веранду.
  В дверях, мокрый практически по пояс, с лиловыми кругами под широко распахнутыми глазами, стоял Вересовский.
– …роднуль…
– Ага, "роднуль", нарисовался! – не дав никому опомниться, включилась Ленка. – Ты чё, твою мать, бухой?! Крыша протекла?!
  Мужик перевёл на неё совершенно несчастный взгляд. На небритой щеке алела пара кривых, но неглубоких царапин. Огород летом к маникюру не располагает – покогтила его жена не до мяса, зато от души. Ленку, впрочем, его боевые шрамы никак не тронули: зло вылупившись, из-за чего мгновенно приняла вид жуткой Мегеры, Ленка тыкнула пальцем на комнату:
– Так! Жопу в горсть и пошёл убирать вот это вот, что устроил! Жену не увидишь, пока чердак свой не починишь, скотина! Усёк?! Всё!
  И не дожидаясь реакции, она подскочила к подруге, обняла за плечи и, приговаривая "пошли, пусть тут хоть удавится, падла такая", повела на улицу.
  Вересовский, проводив их потерянным взглядом, повернулся к Ир. Икнул, попытавшись что-то сказать, но не нашёлся. Вид у мужика был мягко сказать, что жалкий – разбитый и раздавленный. В глазах плескались стыд и непонимание. На самом деле, женщине было интересно послушать его версию – не верила она, чтоб человек, за кем раньше ничего такого не водилось, вдруг просто взял и слетел с нарезки, – но она слишком устала.
– Давай приходи в себя. Завтра зайду – поговорим.
  Мужик рассеянно кивнул и молча побрёл в комнату. Ир окинула его последним взглядом, подумала и, прихватив рубашку и ружьё от греха подальше, отправилась за Ленкой.

– Что за дурдом-то, лять, господи, когда ж оно всё кончится? – бормотала Ленка, открывая дверь и подталкивая Вересовскую внутрь.
– Ты как, нормально?
  Гена на вопрос Ир поморщился и махнул рукой: "переживу". Удар двустволкой сколол ему уголок переднего зуба и разбил обе губы, уже начавшие распухать.
– Иди садись, счас валерьянки накапаю, – приговаривала хозяйка дома, усаживая гостью за стол. – Ирка, щёлкни плиту. Гена, там в морозилке сосиски достань…
– Лен, да сядь уже, подождут твои сосиски, – Ирвиш неосознанно скопировала выражение лица её мужа. Для некоторых суета после драки – лучший способ вернуться в колею.
– Щас, Мальку посмотрю и вернусь.
  Ир взяла с подоконника коробок, подошла к плите, повернула один из барашков и чиркнула спичкой. Синие язычки пламени с тихими хлопками разбежались во все стороны от быстро чернеющей деревяшки. Женщина подвинула старенький эмалированный чайник, заглянула под крышку. Нормально воды.
  Гена молча прижимал к физиономии её кружку с остывшим чаем, Вересовская тихонько глотала слёзы. Остаточное. Ир вздохнула и вытащила пачку сигарет. Не умела она успокаивать женские истерики. Вообще никакие не умела. Хотя вот Колман почему-то всегда считал иначе.
  Кстати, а он-то куда делся?
  Дверь в дом распахнулась. На веранде появилась Ленка – белее аптечного бинта.
– Малька пропала…
– Куда пропала? – тупо переспросил Гена.
  Вересовская, тут же подскочив из-за стола, всхлипнула.
  Ир бросила быстрый взгляд на обувную полочку. Ботинки Колмана отсутствовали.


3.

  С уходом Ир с друзьями в доме стало как-то пусто. Ночные насекомые – и те приглушили свои трели. Зато где-то далеко на окраине загалдели птицы. Чуткий слух мужчины легко вычленял вопли кедровки, пересвист дрозда с сойкой и недовольное уханье филина.
– Витю видел? – внезапно чирикнули за окном.
  Колман вскинул брови:
– Да не видел я твоего Витю, чё пристала?
  Чечевица, видимо, не поверив его заверениям, ещё пару раз вывела своё "фию-витю" и умолкла. Странно, чего дневной птахе не спится в такое время?
  В глубине дома раздался лёгкий поскрип половиц. Детские невесомые шажочки, шорох двери по паласу у порога. Малька. Проснулась, видать, когда родители из дома выбегали. Пойти, что ли, успокоить – сказку, может, рассказать или историю.
  Самого его в детстве сказками не баловали, так что душу Колман отводил уже в авиации. Пока сослуживцы передавали друг другу рассыпающийся томик Стругацких, он перечитывал сказки Андерсена. Перечитывал и плевал на поддёвки пацанов.
  В дальней комнате тихонько щёлкнуло. "Оконная задвижка", – как-то отстранённо подумал мужчина – и тут же встрепенулся. Дымка воспоминаний выветрилась мгновенно. Побег задумала, что ли? Быстро, но мягко поднявшись, он подошёл к двери и приник к ней ухом.
  Ну точно! Окно открыто, а маленькая егоза уже вовсю выбирается на улицу.
  Чертыхнувшись, Колман наспех напялил кроссовки и выскочил на крыльцо, прикидывая, с какой стороны дома покажется беглянка. Ночные звуки будто разом стали громче, затопили раздражающим гвалтом чуткие уши. Снова ругнувшись, мужчина сбежал по ступенькам – и в последний миг успел заметить мелькнувшую за рябиной низенькую тень. Не в первый раз сбегает, ох, не в первый.
  Вот же партизанка мелкая!
  Такая себе из него вышла нянька…
  Колман собрался окрикнуть Мальку, но передумал. Ну, вернёт он ребёнка на положенное место, и? Спроси потом, куда эта пигалица на ночь глядя намылилась – наврёт с три воза, и правды не доищешься.
  Хотя ответ он и сам почти наверняка знал.
  Стараясь двигаться как можно тише, мужчина вышел за калитку, потянул носом, прислушался. А Малька, оказавшись за пределами родной ограды, осмелела и вовсю топотала по улице в сторону восточной границы посёлка. Как раз туда, где начинался лес.
  И мужчина направился следом.

  Дорога была бы гораздо короче, если бы не поднявшие хай собаки. Что обидно, на Мальку "дворяне" даже внимания не обратили. Ну да, своя ж. И не важно, что "своя" шумит аки танк, а "чужак" ступает еле слышно. Чтоб не перебудить половину села, Колману пришлось сделать маленький крюк – и едва не потерять топот детских ножек по мягкой укатанной гравийке.
  Нагнать шуструю девчушку ему удалось лишь у самой кромки леса. Ещё на опушке, пробираясь сквозь ивняк, мужчина различил возмущённый детский голосок, что-то вещавший из-за ближайших деревьев. Осторожно, стараясь издавать как можно меньше звуков, Колман приподнял ветки и подался вперёд. Опушка поросла хилым лиственным подлеском вперемежку с кустами малины, так что Мальку он разглядел сразу. Восьмилетка с крайне серьёзным видом отчитывала здорового косматого тёмного с рыжеватыми подпалинами собакоподобного зверя. Можно было бы принять его за чернобурку, если бы не рост почти с пони.
  По рукам мужчины поползли мурашки.
  Едва ощутимый ветерок дул параллельно лесной кромке, так что запаха исполинской лисицы он не ощущал.
– Ну что ты молчишь?! – делая ударение на каждом слове, вопрошала Малька. – Где Мишка?! Родители же волнуются, ты как не понимаешь?!
  Огромный почти чёрный зверь сидел, обернув задние лапы пушистым хвостом, и внимательно смотрел на девчушку жёлтыми горящими, как два диода с гирлянды, зенками. Внимательно слушал, временами наклонял голову вправо-влево и, кажется, понимал каждое слово.
– Как тебе не стыдно детей красть! Что это такое?! – продолжала девчушка.
  Лис звонко гавкнул. В раскрывшейся на миг узкой пасти мелькнул набор волчьих зубов-шипов. Вот это варежка! Волосы на затылке Колмана встали дыбом. Имел он дело и с сибирскими волками, и с огнёвками, и много ещё с каким зверьём, но вот что делать с этим переростком? Дёрнешься – спровоцируешь на агрессию. А не дёргаться – как? Не пускать же ситуацию на самотёк.
– Что ты лаешь, ну вот что?! – Малька махнула ладошкой перед самым лисьим носом – лис даже не моргнул. – Вези Мишку назад!
  Детская непосредственность. И ведь знает, что зверь дикий, запросто укусит, а то и вообще сожрёт, и всё равно лезет!
  Лис снова гавкнул – и улёгся на землю, виляя самым кончиком хвоста.
– Ах, так?! Ну тогда меня к нему вези!
  Уверенности в голосе Мальки поубавилось. Но на лисий загривок она полезла не менее бойко, чем общалась с его хозяином. Видимо, чтоб не успеть передумать. И ведь как шустро справилась – при его-то габаритах!
  Колман дёрнулся – не мог больше сидеть и смотреть. Надеялся, что зверь от неожиданности шарахнется в лес и сбросит ребёнка.
  В кармане внезапно пиликнуло.
  Жёлтые зенки вперились в кусты, где засел Колман. На долю секунды всё замерло.
  А потом лис вместо того, чтобы ломануться в кусты и оставить девчонку валяться в траве, взял с места прямо из положения лёжа. Да так плавно, что Мальку лишь едва качнуло назад. Одним плавным прыжком огромный чёрный зверь пересёк опушку и скрылся за деревьями.
– Да твою ж…
  Матерясь, Колман выскочил из ивняка и бросился следом, но – поздно. Где-то вдалеке мелькнул подпалый лисий хвост.
  Карман снова тренькнул. Колман вытащил мобильник, не глядя нажал "принять".
– …ты где?! – с ходу зарычала трубка голосом Ирвиш.
– В лесу, – с длинным выдохом ответил мужчина. Потёр лоб. – На северо-восточной окраине. Мальку пасу.
– Она с тобой? – несмотря на свирепый тон, в голосе на том конце линии отчётливо проступили нотки облегчения. Будто за родную переживает. Колман качнул головой.
– Как раз ускакала верхом на двухметровой Патрикеевне.
Динамик телефона на миг вопросительно умолк. А потом разразился отборной руганью.
– Стой там, я щас буду! – прорычавшись, потребовала Ир.
– Пойду по следу, пока не остыл, придёшь – смс скинь, не звони. А то опять зверьё распугаешь.
  И не дожидаясь ответа, мужчина отключился. Подумал, снова достал телефон и включил фонарик.
  Странно, но трава почти не сохранила следов огромных лисьих лап. Звериного запаха над полянкой Колман тоже не улавливал. А ведь такой огромный шерстяной лисяра просто обязан хоть чем-то пахнуть.
  Лисяра, видимо, был иного мнения. Следов не оставляет, запаха не имеет. Колман не удивился бы, если б оказалось, что и отражения у "братца" нет. Но благо, на Малькин запах лис-ниндзя повлиять не мог, и тот тонкой ниточкой тянулся меж деревьев.
  Мужчина пробурчал что-то под нос. Слухом и нюхом его природа одарила весьма щедро, а вот на зрение поскупилась. Нет, близорукостью он не страдал, но уметь видеть ночью сейчас было бы весьма кстати.
  Глубоко вдохнув стылый лесной воздух ещё разок, Колман поднялся на ноги и, подсвечивая путь фонариком на телефоне, аккуратно пошёл за ниточкой Малькиного запаха.

  Иногда полезно быть не совсем человеком. А если научиться прятать свою "ненормальность" от обычных людей – так вообще отлично. Хотя иногда и изматывает. Хорошо хоть, от коллег нет необходимости прятаться: у этих у самих по целому склепу в шкафах, так что… Взять ту же Ирвиш. Колман не имел привычки расспрашивать её о прошлом, но то, как она остро реагирует на детей и связанные с ними случаи… А уж эта её суперспособность чувствовать паранормальщину буквально спиной – вообще из ряда вон.
  Детский запах очень чётко мерцал на фоне лесного ковра ароматов. Будто имел другой цвет. Переливался лёгкой оранжевой дымкой свежей выпечки и пряного чая с молоком.
  Под ноги попалось что-то жёсткое. Мужчина подпрыгнул на одной ноге, чудом удержав равновесие. Корни. Тфу, зар-раза. Шарахаться ночью по лесу – тот ещё вид искусства.
  Свет фонарика нырнул в темноту, растянувшуюся по земле впереди чёрным шрамом. Овраг. Небольшой, даже ребёнок перепрыгнет. Приземлившись на другой стороне, Колман втянул воздух – и понял, что потерял след. Обернулся, пошарил по склону – нет, в овраг лис со своей ношей не спускался. Мужчина заметался вдоль спуска, даже опустился на четвереньки – ничего.
  Отлично. Просто отлично!
  Отойдя от оврага, мужчина всмотрелся в чащу, насколько хватало света фонарика – без особой надежды на успех. В разноголосье ночных обитателей тоже не слышалось знакомого детского голоска.
  Колман в сердцах замахнулся кулаком на ближайшее дерево – с-собака, угораздило же! – и замер. За шероховатые чешуйки коры зацепился знакомый яркий след.
  "Человечий детёныш!" Совсем как у Киплинга.
  Едва не подпрыгнув от радости, Колман втянул носом воздух, будто собрался вдохнуть весь окружающий лес, шагнул в одну сторону, в другую… Есть!
  Прыжок огромного зверя оказался настолько длинным, что приземлился он только здесь, за три метра от края оврага. Видимо, Малька шаркнулась курткой об дерево, когда они проскакивали мимо. Хорошо хоть в кусты не улетела, с такими-то фигурными прыжками! Колман бодро зашагал вперёд – сначала от дерева к дереву, тыкаясь носом в кору, потом – немного пригнувшись ближе к земле, туда, где запах становился чётче.
  Спустя ещё метров десять детский след окончательно спустился на почву – тут девчонка шла на своих двоих, – доплыл до зарослей шиповника и нырнул в нору под корнями древней сломанной сосны.
  Мужчина опустился на колени, посветил фонариком в черноту. Земляные стенки тоннеля, хорошо утрамбованные и местами поросшие мхом, уходили под холм под небольшим углом. В принципе, при желании тут и взрослый пролезет.
  Хоть бы не медвежья берлога…
– Малька! – позвал Колман.
  Из норы ответил щенячий тяв.
  Не-ет. Не медвежья. Волчья!
– Малька, ты тут?! Вылазь, если да!
– Дядь-Коля? – после недолгого молчания, перемежаемого приглушённым щенячьим писком, послышалось в норе. – Дядь-Коля, мы тут с Мишкой!
  От так удача! Он аж подпрыгнул, хлопнув по мху перед лазом.
– Вылазьте оба!
– А тут ещё собачки!
– Собачек не трогай, они маму ждут!
– Нет, это наши собачки, дядь-Коля! У них мама умерла, она у Капитана жила!
  Колман подавил желание выругаться. Некогда сейчас про капитанских собак рассуждать: не медведь с волками, так лиса-переросток в любой момент вернётся, и всё, труба.
– Вылезайте, говорю, потом разберёмся с собачками!
  В черноте послышалась возня, тихие детские переговоры. Кто-то на кого-то шикнул, снова заскулил щенок, и наконец в луче фонарика показалась чумазая мордашка. Для Мальки нора была что труба в аквапарке – хоть на корточках передвигайся. Да она, собственно, почти на них и шла, придерживая подмышкой ворочающийся тёмный комочек. Мужчина подхватил её на выходе и вытащил на траву у входа. За Малькой по пятам следовал мальчишка едва ли старше её – всклокоченный, грязный, в отсыревшей, пропахшей сыростью куртейке поверх драной кофты. Из-за шиворота у Мишки торчали сразу два усатых носа – щенячий и кошачий.
– А кошка откуда? – ставя мальчонку рядом с Малькой, удивился Колман.
– А это наш Кузьма, он маленький ещё, он несколько дней назад потерялся, – пояснил Мишка.
– Видите, дядь-Коль, это наши собачки!
  В руках у Мальки, щурясь на яркий свет фонарика, и правда дрыгался обычный дворовый щенок. Крупные мощные лапы говорили, что вырастет он весьма немаленьким.
  Колман вздохнул и распрямился. Улов так улов…
– Миш, а ты почему здесь-то сидел, домой не шёл? Тебя там все обыскались, – он опустил фонарик пониже, чтобы не слепить малышню.
– Братец Лис не пускал. Сказал, туда пока нельзя.
– "Сказал"?..
– Ну да, – без малейшего смущения подтвердил мальчишка.
  Колман глубоко вздохнул, потёр лоб. Вот говорящих зверей в этой байке только и не хватало.
– Так. Ладно. Пошли домой, потом разберёмся.
 Оба маленьких приключенца согласно закивали.


– Ну ты какой непонятливый, дядь-Коля! – втолковывала Малька, бойко топая по лесному ковру. – Чёрт Горы – это такой злой дух. Он как Бармалей и баба Яга, только страшнее!
– И что, этот чёрт прямо у Мишки дома сидит?
– Ну да!
– И потому дядя Лис его домой не пускал.
– Братец Лис, – поправил Мишка. – Он нас всех от него спрятал. Сначала Лайкиных детей, потом Кузьму, потом меня и Мальку.
– А Лайка – это…
– …это собака Капитана! – Малька похоже потихоньку теряла последнее терпение.
– А Капитан кто?
– Ну, он жил в сторожке!
– Сторож что ли?
– Да нет же, Капитан! – девчушка всплеснула ручонками.
– Ну, он и Капитан, и сторож, – вклинился Мишка. В яме мальчонка явно сильно засиделся, ноги его слушались с трудом. – Он злой был, пока не помер, детей не любил и зверей стрелял. Из ружья.
  "Был дед, да по-мер. Слепой и жут-ко злой"…
– Охотник, значит, – хмыкнул Колман. – Ну, и что потом?
– Ну и вот, он помер, а мы Лайку забрали, – Мишка поправил свою возюкающуюся запазухой зоогалерею. – А у неё дети в сторожке остались, она бегала к ним сама и никого не подпускала. А потом она укусила папу и убежала.
– И потерялась, – негромко добавила Малька.
– Я пошёл её детей смотреть, а их нет. Я думал, она их с собой забрала. А братец Лис сказал, Лайка умерла, а он её детей спрятал от Чёрта Горы.
– Так как этот чёрт-кто-то-там у вас дома появился?
  Мишка пожал плечами. Помолчал, занятый старательным вышагиванием по мягкому лесному насту.
– Он сначала у Капитана поселился. Братец Лис сказал, он злился на Капитана за то, что тот зверей обижал. А когда Капитан помер, Чёрт Горы к нам перебрался.
– Из-за того, что вы Лайку к себе взяли?
– Наверное, не знаю.
– Дурдомище, – пробормотал себе под нос мужчина. Какие-то Чёрт-Те-Кто-Горы, Капитаны-бармалеи, собаки, и вообще, при чём тут чернобыльский лис? Какое этому мутанту дело до человечьих проблем?
  А уж как лисице в голову пришло – ну ладно щенков, но – котёнка в нору утащить?!..
  Меж деревьями впереди забрезжил свет. Противный, синтетически белый, какой испускают только китайские дешёвые фонарики. Вроде того, что был на его собственном м.
  Будто почувствовав, что про него вспомнили, мобильник разразился целой трелью сигналов о входящих сообщениях. Прочитать их мужчина не успел – со стороны света донёсся знакомый голос:
– Коля! Ять, ты почему не отвечаешь?!
  Белое пятно света задёргалось в такт быстрым шагам, даже бегу, и стало быстро увеличиваться. Бежало, судя по звукам, двое.
– Да только пришли, вон, кучей сразу, – Колман прикрыл глаза рукой. – Ир, блин, выруби дальний свет, а! И так слепой…
  Но женщина уже и сама отвернула от него фонарик. Теперь пятно света выхватывало из лесной мглы малышню со всем их зверинцем.
– Малька! – из-за плеча Ирвиш показался отец девчонки. – Ты где была?!
  Малька залепетала что-то в ответ.
  А из-за ближайшей ели донёсся громкий стрекочущий рык.
  Ирвиш и Колман не сговариваясь повернули фонарики на звук. Огромная чёрная тень одним длинным прыжком вылетела из чащи чуть сбоку от ребятни и замерла аккурат меж двух групп людей. Даже нормальные лисы издают странные звуки, но в исполнении этого желтоглазого гиганта звук казался совсем уж потусторонним. Будто источником была не звериная утроба, а что-то за невидимой гулкой завесой.
–… да ну нахрен, – выдала Ир, изумлённо разглядывая представшее пред ней нечто. До последнего, видать, не верила, что речь и правда о лисице-переростке.
  Припав к земле на широко расставленных сухих лапах с непропорционально большими стопами, лис вздыбил чёрную, играющую алыми искорками в свете фонариков шерсть. Зверь щерился на женщину, периодически бросая быстрые взгляды в сторону детей, будто ждал, что они вот-вот что-нибудь выкинут.
  Гена рефлекторно шевельнул плечом, на котором висело ружьё, и лис, раззявив утыканную белоснежными зубами пасть, тут же угрожающе дёрнулся в его сторону.
  Нервы женщины сдали. Схватившись за висевший на поясе туристический ножик, она одним движением выхватила и тут же послала его в полёт. Лис метнулся в сторону. Колману тоже пришлось – чтобы летящее мимо лезвие не чиркнуло ему по бедру.
  Какого чёрта?! Она же видела, что прямо за животным стоит он и, что важнее, дети! Услышь Колман об этом от кого другого – не поверил бы. Чтобы Ир да бросить нож, когда на линии прицела ребёнок.
  Мысль оборвалась ещё на середине – в момент, когда на глазах мужчины зверь сделал ещё один прыжок и повалил его напарницу на землю. Малышня хором завопила. Озверевший чернобурый мутант, рыча, вцепился зубами в руку, метнувшую клинок. Если бы лисы дрались как собаки – руку женщине он оторвал бы сразу, мотнув пару раз башкой. Но вместо этого "братец" остервенело засучил когтистыми лапами по её груди, рукам, лицу – куда удавалось попасть.
  Колман бросился вперёд, на помощь, но уловил краем глаза движение и успел перехватить ломанувшегося к лису Мишку, оттаскивая и его, и заодно Мальку подальше.
  Впредь всегда будет брать с собой огнестрел. Даже в отпуск!
  Продлись лисье буйство ещё пару-другую секунд – и женщина имела все шансы превратиться в ворох кровавых ленточек. Но тут в себя пришёл Гена: с ходу заорал что-то нечленораздельное и от души пнул зверюгу в бок. Лис звонко кашлянул, поперхнувшись собственным рыком, и слетел с противницы, чудом устояв на лапах. Не теряя времени, та откатилась в сторону и попыталась подняться на колени. В дурацком белом свете мастерка на её груди превратилась в мерцающие чёрные лохмотья.
  При плохом освещении кровь всегда кажется чёрной.
– Лиська, Лиська, не надо, не ешь их! – перебивая друг друга, вопили дети. Щенки у них в руках отчаянно верещали, будто это их рвали когтями. Только котёнок предпочёл забраться в самый низ под кофту Мишки и сделать вид, что его вообще тут нет.
  Дети орут, папаша орёт, зверьё орёт. Колман зажал бы уши, да боялся отпустить ребятню, которую крепко держал за руки, пряча за собой. Интересно, что произойдёт раньше: всех сожрёт лис или все свихнутся от стоящего гвалта?
  Гена сдёрнул с плеча ружьё, и зверь попятился, вновь будто прикрывая собой малышей. Скрипучий рык давно перешёл в отвратительные глухие подвывания с лаем вперемешку, вздыбленная шерсть образовала чёткий треугольный ирокез вдоль всего хребта сантиметров в двадцать высотой, не меньше.
  Телефон Ир остался валяться там, где она несколько секунд назад боролась с лисом, и раздражающий яркий луч бил вверх, прямо в глаза Малькиного отца. Щурясь, но не сводя с гигантской твари глаз, он присел, нащупал телефон – его и что-то ещё рядом, небольшое, пушистое и, кажется, белое. Горящие жёлтые зенки не отрываясь следили за его рукой.
  И Колман внезапно сообразил.
– Гена! Гена, выбрось! Его бесит…
  Но что кого бесит, договорить он не успел. Едва Гена выпрямился, лис с дребезжащим рыком прыгнул вперёд.
  Щ-щёлк!
  Осечка.
  Ни Колман, ни дети не успели бы отпрыгнуть, если бы не слепая удача – он слишком поздно это осознал. Как и то, что в глазах Малькиного папаши не мелькнуло ни капли беспокойства по сему поводу. Гена просто навёл ружьё на животное, не заботясь, что может попасть в свою малолетнюю дочь.
  Лисья пасть с хрустом сомкнулась на руке – не с ружьём, что удивляло, с телефоном и белым заячьим хвостом. Гена заорал. В вопле этом под страхом и болью Колману явственно послышалось удивление. Лис рванул на себя руку – и тут же отскочил. Громко треснувший, но не потухший мобильник полетел в траву, а зверь принялся исступлённо драть на мелкие клочки несчастный пушистый обрубок.
  Ирвиш подползла к скрючившемуся подвывающему Гене, забыв о собственных ранах. Малышня за спиной Колмана в тихом ужасе умолкла. Даже щенки перестали вопить.
  А с лисом происходило что-то… неправильное. Даже для него. Изорвав трофей и проглотив всё до пушинки, он заходился кашлем и катался по траве. Большие когтистые ступни скребли землю, разбрасывая вокруг вырванные клочки травы, хвост болезненно распушился и метался с такой яростью, будто обрёл собственный разум и был намерен удрать отдельно от хозяина.
  Ир, обратившая наконец внимание на происходящее, потянулась за ружьём. Колман вытянул к ней руку, призывая остановиться, но в этом уже не было нужды. Огромный чёрный зверь затих. Рядом с Колманом тихонько всхлипнула Малька.
– Что с ним? – глухо поинтересовалась женщина.
– Подавился? – предположил Колман.
– Смотрите! – Мишка задёргал его за рукав.
  На шерсти лежащего небольшой чернобурой горой зверя заплясали едва заметные голубоватые искорки. Становясь всё ярче, они пробегали по самым кончикам чёрных волос, собирались маленькими облачками, постепенно сливаясь в один силуэт, как стая подчинённых единой воле светлячков. Колман опустил луч фонаря, и в темноте силуэт отчётливо очертил контуры неподвижно лежащего издохшего лиса.
  Будто издеваясь над этой последней мыслью, тело зверя содрогнулось. Из раскрывшейся пасти потянулось нечто белесое, чуть опалесцирующее – какая-то дымка. Синеватое облачко на шерсти отпрянуло – и тут же роем разозлённых мушек налетело на дымку. Полупрозрачная масса яростно заметалась, запереливалась из синего в белое и назад, взметнулась над лисьим телом. Почти магически красивое зрелище. Все присутствующие затаили дыхание. Сделав ещё несколько резких рывков в стороны, нечто вдруг расцвело бледно-голубым, взорвалось призрачно-белым шариком, втянулось, синея, и… однотонным индиговым облачком плавно поплыло куда-то вверх, в чернильно-чёрное звёздное небо.
  Не меньше минуты на поляне царила оглушающая тишина. И люди, и животные, и птицы с насекомыми – притихли все.
  Первым молчание нарушил Гена.
– Это что за световое шоу?!
  Кому другому Ир бы наплела про глюки и невроз, но тут пробормотала лишь:
– Самой интересно…
  Малька встрепенулась и бросилась к отцу. Колман с Мишкой тоже подошли. Мужчина поднял с травы еле живой погрызенный мобильник коллеги и отдал ей. Посветил своим на неё и Милькиного папашу. Ир определённо придётся зашивать, да и Генка оставил в лисьей пасти пару пальцев. Неприятные травмы.
– Я нормально, ничё, – отвечая на невысказанный вопрос, покивала женщина и медленно, с трудом поднялась. Следом, опираясь на ружьё, встал Гена.
  Колман молча кивнул. Откровенно говоря, вопросов у него имелась масса – например, с какого чёрта эти двое по очереди поизображали психопатов, безразличных к сопутствующим детским жертвам, когда пытались зарезать и пристрелить дикое животное. Но ещё больше ему сейчас хотелось помолчать, помыться, съесть чего-нибудь и завалиться спать. А разбираться с произошедшим феерическим звездецом он будет завтра.
  Ир, прочитав по лицу его мысли, оглядела малышню и кивнула.
– Всё. Пошли отсюда. Смотреть на ёлки больше не могу.


4.

  Утреннее ласковое солнце уже начало приобретать предобеденную яркость, когда на крылечке появился Колман. Мятая заспанная физиономия лучше всяких слов говорила о том, насколько крепким сегодня был его сон. Ирвиш, сидевшая на ступеньке, глянула на него поверх плеча и выдохнула дым.
– Выспался?
  Тот согласно промычал. Остановился рядом, потёр глаза, окинул взглядом двор перед крыльцом.
– Сама как?
  Женщина поморщилась и отмахнулась. Случались в её жизни неприятности покруче. Хотя если б лис-переросток вчера всерьёз захотел – легко порвал бы её на клочки. Как тот заячий хвост, который, к слову, и выцарапывал из её кармана с такой методичностью. Два и два она сложила, уже вернувшись домой и осмотрев царапины: лисьи когти искромсали её мастерку в лоскуты и лишь немного поранили кожу под ключицами. Перепало, правда, и щеке с руками, но недостаточно серьёзно, чтобы пришлось зашивать.
  Колман со вздохом присел на ступеньку рядом.
– Ириш, что это вчера было? – женщина пожала плечами, и он пояснил. – Я не про спецэффекты в конце, я про ваше с Генкой…
– Помешательство? – подсказала собеседница. – Поверишь, если скажу, что сама не знаю?
  Из взгляда её коллеги почти ушла сонная осоловелость. В их команде он появился года три назад, но Ир так до сих пор и не привыкла считать его… равным? Взрослым? Не из-за внешности – внешне Колман точно не был мальчишкой. И всё-таки проглядывало в нём что-то, из-за чего ей постоянно хотелось его опекать. Тем занятнее выглядела эта их вчерашняя смена ролей. Обычно патологическое беспокойство судьбой детей, попавших в ЧП, свойственно ей, а Колману – потребность в ком-то, кто мог бы его вовремя одёрнуть.
  Ир вздохнула и тоже оглядела участок. В траве под смородиной Малька возилась со своим новым щенком. Кутёныш тявкал на неё, постоянно отвлекался и никак не желал внимать увещеваниям маленькой дрессировщицы. Скрипнула калитка, и во двор протиснулся Мишка. Умытый, причёсанный, в новой футболке и шортах, он разительно отличался от вчерашнего заморыша, выуженного из звериной норы.
– Я правда не знаю, Коль. Может, адреналин по шарам так ударил…
  Колман достал из кармана сигареты, вытащил из пачки одну, подкурил.
– А не могло это быть какой-нибудь необычной одержимостью?
  Ир затянулась. Вообще-то именно такая мысль ей вчера и приходила в голову. Не просто же так, стоило хвосту вывалиться из её кармана, ей будто обухом по затылку съездили.
– Просто знаешь, – продолжал Колман, – я ещё пойму у тебя адреналин. Хотя сильно сомневаюсь. Но Гену-то что, тоже внезапно перекрыло? Настолько, что он чуть не пальнул по собственной дочке?
– Или на нём сказался шок.
  Мужчина резковато выдохнул дым и качнул головой. Такая версия не казалась ему правдоподобной.
– Не сердитесь на дядю Гену, – вдруг раздалось сбоку из-за ступенек.
  Ирвиш удивлённо перегнулась через старенькие, но идеально отполированные перильца.
– Мишань, ты чего подслушиваешь? А Малька где?
– За крекерами пошла.
  Взрослые переглянулись. Мимо них девчушка не проходила точно – они бы заметили, даже занятые столь увлекательной беседой.
– Дядя Гена не специально, – повторил мальчонка. – Это Чёрт Горы его разозлил.
– "Чёрт Горы"? – Ир нахмурилась. – Чотгор, что ли?
  Мишка закивал:
– Я плохо запомнил просто и так называю. Братец Лис съел Чёрта Горы, и дядя Гена сразу перестал злиться. Ты же видела, тёть-Ир.
– Ты где такое слово-то услышал?
– Братец Лис сказал.
– Он ещё и разговаривать умел? – женщина обернулась к Колману. Тот тоже выглядел озадаченно.
– Что за чотгор?
– Да азиатская нечисть вроде наших бесов.
– И что, он в предметы вселяться умеет?
– Понятия не имею, – Ир пошарила по карманам, вытащила телефон – треснувший в трёх местах, но всё ещё рабочий. – Спрошу у Шоно.
– Давай.
  Колман поднялся и пошёл в дом.
  На веранде полдникали Генка, Лена и Вересовская. Вокруг стола скакала Малька, выпрашивая вместо обеда вазочку с печеньем. Опять, что ли, через окно пролезла…
– Коль, чай будешь? – поднялась при виде его Лена и, не дожидаясь ответа, пошла доставать кружку.
  На подбородке у Вересовской расцвёл буйной синевой след вчерашних боевых действий, но глаза всё равно светились умиротворением. Вчера чуть не рехнулась, увидев Мишку на пороге, всю ночь от себя не отпускала. Под утро, видимо, разрешила сходить домой, успокоить отца.
– Слушай, Ген, а что за Капитан у вас тут жил? – Колман присел на свободный стул, сложил локти на столе.
  Гена на секунду перестал жевать, глянул на жену, затем пожал плечами:
– Браконьер, что ли, старый? Ну, был тут один. Кончился, правда.
– Давно помер?
– Да вот, месяц-полтора назад. А что?
– Да Малька рассказывала, вы его псину приютили.
– Лайку, – Лена поставила перед Колманом большую полосатую кружку, тот убрал локти, освобождая место. – Не мы, Мишкины родители. Красивая собака. Дурная, правда…
– Угу, Майдара покусала, – подала голос Вересовская. Колман перевёл взгляд на неё. – Он, кстати, после этого через день и взбеленился. Может, бешенство?
– Майдар – это муж? – уточнил у неё Колман, та кивнула. – Чего вдруг? Полез к собаке не вовремя?
– Да она таскалась на старый участок, приносила оттуда всякую хрень – ветошь, кости, вещи пердуна этого старого, хозяина своего любимого. Заколебались выкидывать. А вот пару дней назад Майдар утром вышел – опять что-то мусолит у будки. Пошёл отбирать, а она как кинется. Думали, руку отхватит.
  Кстати о птичках. Колман глянул на Генку.
– Твоя-то конечность как?
  Ленкин муж поглядел на свою забинтованную в большой марлевый свёрток кисть, покрутил…
– Два пальца отгрызла, скотина.
– Надо было в больницу – может, пришили бы.
– А там нечего пришивать было, она ж их сожрала вместе с этим драным хвостом.
– За моего Мишку пальцы отдал, – Вересовская виновато и одновременно благодарно улыбнулась.
– И за Мишку, и за Мальку, – Лена наклонилась, обняла мужа, чмокнула в лысину. Тот опустил голову, довольно заулыбавшись, и неуклюже похлопал жену по руке.
  Самой Мальки, кстати, на веранде и след простыл. Как и вазочки с печеньем. Колман улыбнулся: шустрая егоза – умудрилась, пока взрослые отвлеклись на свою болтологию. Молодчина.
– И всё-таки, что за Капитан-то? Прям такой страшный браконьер?
– Да какой страшный – сволота трухлявая, – отмахнулась Ленка и села на свой стул. – Терпеть его все не могли: хамло, да ещё и агрессивное. Сколько раз в детей камнями кидался. Мужики даже морду ему начистить пытались – вообще с ружьём на них попёр.
– Неадекватный… – поддакнула Вересовская.
– Зато на зверях отрывался, – хмыкнул Гена. – Вечно в запрет, да без лицензии, то силками, то крупной картечью, половину леса ямами изрыл, падла. Раньше дети по всему подлеску носились, сами орехи-ягоду собирали, а как этот пердун старый тут поселился – попробуй ребёнка одного отпусти!
  На несколько секунд за столом повисло молчание. Не вовремя тема всплыла – только детей вернули.
– И что в итоге, от вредности помер? – нарушил молчание Колман.
– Да свихнулся вроде, – пробормотал Гена. – Несчастный случай на охоте. Не интересовался деталями.
– Ну, нашли тоже тему, – не выдержав, возмутилась Ленка. – Давайте о чём-нибудь поприятнее поговорим, а!
– Да чё ты, мать? – Гена подцепил вилкой ломоть помидора: овощи его жена резала так, что не сразу в рот запихнёшь. – Ну интересуется человек.
– А ты и рад поддержать. Иришка, садись иди.
  Лена снова подскочила со стула и помчалась за очередным комплектом посуды. Колман оглянулся через плечо.
– Ну как Шоно?
  Ир села рядом на последний свободный стул.
– Вечером собирается сюда, так что можешь ехать домой.
  Мужчина глянул в телефон и кивнул:
– Через час пробки начнутся, надо собираться тогда.
– Проводить?
– Не-е, – он кивнул на стол. – Поешь лучше. Всё равно через неделю увидимся. Если у вас тут ещё пара катаклизмов не случится.
– Окстись, ну!
  Колман усмехнулся, поднялся из-за стола, протянул Гене руку:
– Поехал я. Спасибо, хозяева, всё было вкусно, и всё хорошо, что хорошо закончилось.
– Уже? – Лена отдала Ирвиш кружку и вытерла об подол рубашки руки. – Даже не пообедал!
– Как не пообедал? – Колман взял с блюдца колбасный кругляш, кусочек сыра и запихнул всё в рот. – Вот!
  Хозяйка скептически качнула головой и приобняла его:
– Ладно, давай. Заезжай, если что. С богом.


Послесловие

  Синяя королла неодобрительно скрипнула подвеской, налетев колесом на особо крупный камень. Сельские дороги для этой старой клячи – настоящее испытание. Машина каждый раз кашляла, скрипела, рычала рессорами – но продолжала беспрекословно слушаться хозяина. Колман постучал пальцами по рулю: ничего, скоро асфальт, потерпи, старушка.
  На свороте с моста через пересохшее русло у обочины голосовал какой-то мужичок. Лет шестьдесят, судя по смуглому сморщенному, как сушёный финик, личику, зато с густой чисто белой шевелюрой. И большим походным рюкзаком. Дачники-огородники…
  Колман притормозил.
– Сынок, подбрось до автобусной остановки! – чуточку скрипучим, но не старческим голосом попросил старик.
– Садись, папаша. Тебе вообще куда? В город?
– Да нет, я к дочери, по области. Ягоды тут подсобрал, да ещё кой-чего. Побаловать витаминами. Хочешь огурчиков?
  Мужчина искренне усмехнулся и аккуратно двинул к дороге:
– Не, спасибо. Сам только с дачи от друзей. Объелся уже этих витаминов.
– Ну, они свои-то когда, не лишние, – старичок хмыкнул. – Что не усвоится – выйдет, во вред точно не пойдёт.
– Это хорошо бы. А то с вашим бытом попробуй заболей не вовремя… – мимо по трассе пронёсся чёрный внедорожник. Пропустив его, Колман аккуратно вывернул на долгожданный асфальт. – …То дети пропадают, то мутанты по лесу бегают.
– Это где такое? У нас тут?
– Ну. Вчера вон ночью из норы в лесу детей соседских доставал, спасал от лисы-переростка. Здор-ровой такой, чёрной, метра полтора в холке, не меньше!
  Старичок задумчиво улыбнулся:
– Ну, это да. В Сибири звери необычные встречаются. Иногда как увидишь – потом думаешь, точно примерещилось. Я тогда мальчишкой ещё был, лет пяти, наверное, у нас тут дом моей бабки стоял. Потом сгорел, да мы новый отстроили со временем. Но я не о том. Был у меня ворон – красивый как с картинки, да большой ещё, во-о-от с таким клювом! – дедуля развёл ладони. – А умный, как сам чёрт, вот ей-богу. Даже говорить умел, веришь?
  Колман ухмыльнулся и покивал – верю, мол.
– Я его у кота лесного отбил: он запутался в нитке с флажками – мужики после облавы снять забыли, – а котяра его там и нашёл. От матери тогда влетело…
  Старик помолчал, на какое-то время погрузившись в воспоминания.
– Так этот ворон же мне потом отплатил!
– Чем?
– А к нам беглые зэки забрели, в дом залезли – родители у соседей отмечали, меня дома оставили, не помню уже, почему. Ночью слышу – такое тихонькое "тук, тук, тук" в оконную раму. Не по стеклу, по деревяшке стучал, чтоб негромко, понимаешь? Я в окно – там мой ворон. Крыльями машет, он меня так звал погулять или если что интересное найдёт и похвастаться хочет. Ну, я оделся, вылез – тепло было, лето. У нас недалеко на просеке родник бежал, а вокруг всё мхом поросло. Видать, нагулялся я тогда, устал и там и уснул. Утром домой пошёл – думал, батя с меня шкуру спустит. А родители меня видь – оба в слёзы. В общем, ограбили нас той ночью. Нас и ещё кое-кого из соседей. Сторожа прирезали, его животину, чтоб не голосила, тоже, чуть жену с мальцом не порешили – те удрать успели, по соседям – ну и спугнули зэков. В общем, останься я дома тогда – не рассказывал бы тебе эту историю.
– Обалдеть, – хмыкнул Колман. – Не ворон, а телохранитель. Волшебный прям.
– Во-он моя остановочка, там высади, если сможешь.
  Колман аккуратно притормозил у старенького, крытого жестью павильончика с развалившейся скамейкой.
– Точно нормально доедешь?
– Да точно, точно, – старик выбрался из машины, захлопнул дверцу и улыбнулся в открытое окно. – Спасибо, сынок, а то ноги не те уже по ухабам бегать.
– На здоровье, папаша. Счастливой дороги!
– И тебе счастливой. Что ни думай, а хорошо, когда есть кто-то – или что-то, что нас сбережёт от беды. Как мой ворон или как твой лис.
  Колман проводил старичка задумчивым взглядом. Вздохнув, повернул руль и плавно выехал назад на дорогу.
  И правда, хорошо. Кто-то – или Что-то.