Красноярский край.
Часть вторая. Подруга Этерия
Моя мама вновь ходила в детский сад поинтересоваться не освободилось ли место, чтобы меня устроить в детский сад. Но мест по прежнему не было. Мне приходилось самой развлекать себя. Сестра Светлана уже ходила в школу, я была на два года младше ее, и мне было скучно одной.
Потеряв такое замечательное развлечение, как катание на качелях, которые окончательно сломались, после прогулок возле детского сада я теперь не знала куда идти. Как то проходя возле соседского дома, я увидела девочку и подошла к ней. Ее звали Этерия, ее необычное имя для наших мест было обычным для девочек в Грузии. Она была старше меня на год, но ей тоже не достался детский сад, и она была дома с мамой. Ее мама, как и моя, по этой причине не работали, а нянчили нас дома. Но вечно занятые на кухне: то варкой супа, то варкой белья в огромном бачке, то походами в магазин, им было не до нас. Поэтому, после завтрака мы были свободны.
Мама Этерии в это время была дома и радостно встретила меня, так как ее дочь не знала чем заняться. В дождливую погоду, ладно говорила мама девочки, можно заняться рисованием или лепкой из пластилина, в солнечную же погоду надо быть на улице, а дочка не хочет идти одна, вот маме приходится, бросив все дела, выгуливать ее. Поэтому, черноглазая мама грузинка обрадовалась, что я смогу с ее дочкой погулять на улице, а она пойдет доваривать харчо.
С того дня мы с Этерией сдружилась, и я больше не ходила к детскому саду. Мы встречались с утра и играли в куклы, рисовали, лепили. В дождливую погоду в доме, в хорошую же погоду на улице, в «кукольном домике», проще говоря в дощатой пристройке к дровяным сараям, которую ее отец сделал сам.
Правда, мне быстро надоедала тихая игра, мне хотелось где-то побегать, подвигаться, да и моя подруга тоже была не против. Мы пытались покачаться на доске качалке, установленной в их дворе. Для этого надо было, усевшись с разных краев доски, отталкиваться ногами от земли, при этом мы то поднимались вверх, то опускались вниз. Пытались мы и попрыгать в «классики», в которые любили играть старшие девочки, приходя из школы.
Девочки прыгали в квадратах классов, расчерченных бороздками в плотной песчаной дорожке. Иногда они прыгали, толкая ногой из класса в класс плоскую баночку из-под гуталина, которым их военные отцы начищали до блеска свои сапоги. Иногда они прыгали с камушком, который кидали в квадрат класса, где по порядку были начерчены цифры от одного до десяти, допрыгивали до него на одной ноге, брали камушек в руку и пропрыгивали все оставшиеся классы. Правила игр в баночку и камушек отличались, и девочки, путаясь, иногда затевали споры.
Как то и мы с Этерией тоже поспорили из-за правил игры, и горячая восточная девочка, уверенная в своей правоте, кинула в меня палку. Эта длинная, гладенькая и остроносая палочка всегда лежала рядом с классиками, ею старшие девочки подравнивали в земле классы и цифры, когда те затаптывались.
Я успела увернуться от палки, и та с громким звуком ударилась о деревянную стенку сарайчика. Увидев свою неудачу, Этерия кинулась на меня с кулаками, на что я ей ответила тем же. Но мой удар, пусть младшей девочки, но натренированной катанием на качелях и лазаньем по солдатским турникам, был сильным. Этерия упала и заплакала, потом вскочила и убежала домой.
Постояв немного в недоумении, я тоже ушла. Больше я к ней не ходила. Я несколько раз пробиралась в воинскую часть, чтобы вновь полазать по турникам, но те чаще всего были заняты, там тренировались солдаты. Тогда я стала ходить на собачью площадку, благо в заборе была небольшая дырка, и я могла пролезть. Пока собаки не выходили на тренировки, можно было полазить по их лесенкам, которые поднимались ступенями на высоту дома и, тут же после небольшой площадки, спускались вниз.
Мне нравилось там стоять на верху, оглядывая окрестность. Мне виден был мой дом, сарайчики и, утонувший по крышу в саду, дом дедушки Эдика. Налюбовавшись, я осторожно спускалась вниз, так как спускаться было сложнее, чем подниматься, и шла к бревну, по которому молодые собаки очень боялись ходить.
На нем был ступенчатый подъем, состоящий из маленьких брусочков, набитых на наклонную доску, и спуск, который был просто одной наклонной доской. Я по нему просто сбегала. Правда и мне, как и собачкам было сначала страшно идти по этому полукруглому бревну.
Бревно располагалось высоко, так что я под ним могла свободно пройти, дотягиваясь до верха рукой. Поэтому, пройти полностью все бревно мне удалось не сразу. Доходя до середины, наверное от страха, я начинала терять равновесие и, чтобы не упасть спрыгивала с него, на лету придерживаясь за него рукой. Но меня эти страхи не останавливали, я вновь и вновь повторяла попытки, и где-то через неделю уже могла быстро, а потом даже бегом преодолевать всю длину бревна и затем сбегать с него.
Когда на площадку начинали выходить кинологи с собаками, я быстренько ныряла в свою заветную щель в заборе и шла гулять по поселку. Если к этому времени приходила со школы моя сестра, мы шли в центр поселка к дому культуры, где обычно тетя Анфиса за небольшую оплату продавала жвачки завернутые в компрессную бумагу и сделанные из кедровой и сосновой живицы.
Это был день счастья. Жвачку можно было жевать целый день, а она не кончалась и лишь чуть-чуть уменьшалась. Правда тетю Анфису часто за что-то ругали и прогоняли с места торговли дяди милиционеры. Заметив это, мы с сестрой и еще некоторые ребятишки, так же желавшие купить жвачку, прятались за дощатым забором, пережидая облаву, а потом шли к тете Анфисе домой и там покупали заветную вкусняшку.
Однажды, гуляя недалеко от дома Этерии, я услышала, что меня кто-то позвал. Оглянувшись, я увидела отца Этерии — высокого, широкоплечего военного. Я остановилась, не зная, что делать, тогда папа моей бывшей подруги подошел сам. Он сказал, что его дочка очень грустит одна, что он поругал ее за то, что она первой кинулась драться, кинула палку, и ты ей дала сдачу. Он сказал, что все знает, так как соседи видели вашу ссору и рассказали маме, а она мне. Еще он сказал, что его дочь просит, чтобы я приходила к ней, но чтобы я ее больше ее не била, а в случае ссоры надо спрашивать взрослых, но если Этерия поведет себя плохо, он сам ее накажет за это.
После этого он протянул мне руку перемирия. Я протянула руку в ответ и, увидев, как моя крошечная ладошка утонула в его огромной ладони, поняла, что если что, Этерии достанется крепче этой большой рукой, чем моей крошечной ручонкой.
С тех пор мы с Этерией вновь подружились. Все спорные вопросы мы теперь разрешали с помощью ее мамы. Мы шли к ней, и она по-справедливости разрешала наши сомнения. Однажды я защитила Этерию от мальчишек, которые хотели занять ее пристройку к сарайчику, где мы играли. Пытаясь выгнать нас из нашего кукольного домика, мальчишки заявили, что мол когда девочка приехала сюда, они всегда играли здесь.
Этерия заплакала, зная, что сейчас мама в магазине, и за нее некому вступиться. Объяснения, что эту пристройку для нее сделал отец, мальчишек не останавливали. Они стояли в проеме двери и, выхватывая с полочек, начинали выкидывать наши игрушки. Тогда я рьяно вступилась за подругу, крикнув, что сейчас позову ее папу, я знаю где он работает и быстро сбегаю за ним. Я выхватила из их рук очередную игрушку, прокричав, что они обманывают, они здесь раньше не играли, этого домика раньше не было. Увидев такое яростное сопротивление, захватчики недоуменно переглянулись и ушли, решив не связываться с малышней.
Вечером папа Этерии поговорил с отцами мальчиков, и они нас больше не трогали. Весна и лето пролетело быстро, в кукольном домике стало холодно, и мы стали играть дома. Иногда, по договоренности, Этерия приходила ко мне домой. Мы с ней рисовали, раскрашивали картинки в папиных газетах (у нас раньше не было раскрасок), а потом, по разрешению моей мамы, запускали патефон, который вместе с огромным до потолка фикусом достался нам от прежних хозяев, которые по службе переехали в другой гарнизон.
Пусковой механизм у патефона был почти таким же, как у военных машин. Изогнутым металлическим стержнем, называемым ключом, надо было несколько раз повернуть, вставив его в небольшое отверстие. Патефон начинал шипеть, после этого надо было взять подвижный механизм — головку патефона и аккуратно поставить иголочку на пластинку. Тут начинала звучать мелодия, и мы радостно прыгали в такт мелодий, изображая танцы.
Больше всего нам нравилась веселая песенка на непонятном языке, где звучало: «муль мулькин нады, муль мулькин…». После того, как мы уехали из Красноярского края, я этой песенки больше никогда не слышала.
Начало:
*Часть первая Качели и весенний букет http://proza.ru/2022/02/07/515
Продолжение:
*Часть третья. Мандарины http://proza.ru/2022/02/14/624