Орк

               

Когда заканчивается детство, и ты с сожалением смотришь на свои вчерашние игрушки, с которыми ты уже никогда не сможешь играть, ты понимаешь, что это не просто детство ушло навсегда – безвозвратно утрачены удивительные миры, где возможно всё, абсолютно всё. Ты понимаешь, что перед тобой открывается довольно скучный, жестокий и однообразный мир взрослой жизни, заканчивающийся банальным и тривиальным явлением – смертью. Причём нет никакой альтернативы – только вариации на тему. И тогда… Тогда начинается людская деятельность, имя которой суета. Бороться с ней – дело безнадёжное. Поэтому я и не пытаюсь этого делать. Я не хочу плыть против течения, но и по течению плыть не хочу. Я вообще не хочу плыть. К тому же я не умею плавать. Я сижу на берегу и созерцаю. Это не альтернатива течению, да и нового ничего в этом нет. И подобная позиция не возвращает детства и не продолжает его, увы.  Да и вообще, из всех возможных жизненных положений, это – положение пассивного наблюдателя – наиболее удачное, тем более если наблюдается не весь универсум, как то’ практикуется философами античной закалки или аскетами индийской выучки, а только наблюдаются отдельные незначительные его части, имеющие ничтожное значение как для человечества в целом, так и для отдельных его представителей. Например, звёздное небо. Конечно, если ты астроном, метеоролог или мореплаватель, тогда это очень важно. Но если ты просто пассивный зритель, совершенно не разбирающийся в астрономии и не способный отличить созвездие Льва от созвездия Пса, тогда… тогда ты просто сидишь и смотришь на звёздное небо.

Этим я и занимался в ночь с 11 на 12 августа. Из газет, которые я изредка просматриваю, мне удалось узнать, что этой ночью в созвездии Персея можно наблюдать метеоритный поток – так называемые Персеиды. Я понятие не имел где созвездие Персея. Просто вышел в полночь во двор и посмотрел вверх. Ночь была тихая, безветренная и тёплая. Небо безоблачное, прозрачное и глубокое. Его иссиня-чёрное пространство было почти белым от мириад сияющих звёзд. Луны не было, и её отсутствие только усиливало звёздный свет, своим зеленовато-синим сиянием обезоруживавшим кромешную тьму и создававшим атмосферу мягкого полумрака, словно при полнолунии, когда чётко видны загадочные и пугающие декорации ночи.

Я решил выйти на луг, чтобы ни строения, ни деревья не мешали мне насладиться картиной звёздного океана. Взяв с собой фонарик и охотничий нож – так на всякий случай, потому что мир суеты часто создаёт ситуации не совсем такие, какие бы хотелось – я не спеша пошёл по дороге, глядя чаще на небо, чем по сторонам. Звёзды нависали над землёй исполинской сетью, наполненной до отказа фосфоренцирующими ракушками и рыбинами, и готовой вот-вот лопнуть, если в неё добавить хоть парочку блистающих обитателей небесных глубин, и обрушить всё своё богатство мне на голову.

Оказавшись на лугу, я ахнул – звёздный купол накрыл меня со всех сторон. Я лёг на ещё не остывшую от дневного зноя траву и предался созерцанию. И вот – первый метеор прочертил белую короткую линию прямо по звёздной россыпи. А вот лёгкая серебряная дуга второго мелькнула между большой и маленькой звездой. Я был восхищён. Я забыл где я нахожусь. Мне казалось, что я левитирую под куполом колоссального оперного театра вселенной и слышу музыку небесных сфер. Я не знаю, что слышали древние философы, насколько эта музыка была утончённа и приятна, или это был только символ музыки, или её тени, её шёпоты, тающие в ночных покровах.

И тут я понял, что это не просто метафора. Я действительно что-то слышал. Низкие звуки будто стекали со звёзд еле уловимыми мелодиями тяжёлых густых ноктюрнов. Я слышал настоящую, но очень тихую и приглушённую мрачную музыку безжизненного межзвёздного пространства. Здесь на земле была тишина, лишь нарушаемая вибрациями ночных насекомых и шорохами полевой живности, выбравшейся на охоту после знойного дня. Здесь на земле была только музыка какофоническая, сумбурная музыка флоры и фауны, но не музыка космоса. То, что доносилось из глубин звёздного неба не было земной музыкой – ни естественной, ни искусственной. Я был в этом уверен. Я прислушивался и всё явственнее различал музыку – совершенно неописуемо-потустороннюю, нечеловеческую, циклопическую – но музыку – не технические шумы и гулы, ни глухое рокотание приближающейся грозы или урагана, а именно музыку. Странную, страшную, смутную, сырую, слепую и… трудно подобрать определение. Чувство было непонятное: страх как бы приближался и удалялся – как морские волны. Дрожь сменялась блаженной негой. Оцепенение – нирваническим релаксом и растворением в необъятном. Я всматривался и вслушивался в звёздное небо, и чем пристальнее, тем фаталистичнее – так мне казалось. Мне казалось – ещё несколько мгновений и я навсегда растворюсь в этих бесчисленных звёздах и умопомрачительных звуках. Перед глазами время от времени проносились метеоры Персеид, внося лёгкий диссонанс в чёрную гармонию космического пространства и удивительной музыки. И среди их ослепительных белых стрел мелькали чёрные, вернее сверхчёрные стрелы, потому что они были чётко видны на чёрном фоне. Чёрные метеоры? Это неожиданное предположение вывело меня из транса.

Я вскочил на ноги и продолжал наблюдать. Чёрные метеоры появлялись в такт запредельной музыки. Громкость музыки усиливалась. Чёрные метеоры стали похожи на жирные чернильные запятые. Вдруг я увидел длинную чёрную широкую линию, прорезающую Млечный Путь. Здесь уже нельзя было отделаться словом «показалось». Конечно, можно употребить слово «галлюцинация» или слово «мираж», или «наваждение». Но какие бы слова не употреблять, от этого легче не становилось. Полоса становилась всё шире и вытесняла звёзды Млечного Пути на окраины неба. Если не верить своим глазам, тогда чему вообще верить? Хотя… Я глянул на ряды кустов возле реки. Они напомнили мне лавкрафтовских чудовищ. Я вздрогнул. Может я просто фантазирую и визиализирую? Не знаю зачем я включил фонарик и тем самым создал ещё более жуткую атмосферу – в простых стеблях полыни чудилось нечто стиксовое. Я тут же его выключил и глянул на небо. Чёрная полоса теперь заняла почти всё пространство, пожирая звёзды. Я видел как они гаснут. Одна за одной. Как будто их действительно глотал некий космический невидимый великан. По мере того, как исчезали звёзды, стихала и музыка.

Я решил возвращаться домой и быстро зашагал по уже почти неразличимой дороге. Меня подгонял страх, пропитавший буквально каждую клетку моего тела, и некое фаталистическое, апокалипсическое чувство. Я посмотрел в сторону дома и увидел как вертикальная сверхчёрная линия протянулась от остатков звёзд прямо к земле и исчезла. Будто удар сверхчёрной прямой молнии. Я вновь включил фонарик, хотя знал, что это только усилит мой страх. Но некое абсолютно иррациональное чувство внутри меня просило света – хоть какого-нибудь. Луч фонарика, выхватывая из придорожных зарослей крапивы причудливые тени, в насмешливом шаманском танце сплетающиеся в ирреальные коллажи и химеры и порождающие небывалых животных и птиц, только, как я и предполагал, нагнетал и без того накрученный до предела страх.

Я боялся смотреть на небо, но какое-то глубинное мазохистское любопытство заставило меня это сделать. Огромное чернильное пятно медленно сползало на землю, казалось, в нескольких десятков метров от меня, и растекалось пульсирующей рваной гигантской кляксой. Мой  внутренний ледяной холод столкнулся с внешним ледяным воздушным фронтом, отчего тело моё погрузилось на дно абсолютного остывания. Августовской майской ночи как не бывало – вокруг была антарктическая пустыня. Ледяные глыбы и торосы покрывали луг синевато-лиловыми абстракциями, на вершинах которых плясали сумасшедшие огоньки агонизирующих звёзд. Я превратился в ледяную глыбу, в которой из чувств остались только зрение безумца и животный страх. Луч фонарика, метавшийся около моих ног, направился вперёд – словно некто невидимый манипулировал моей рукой. Луч удлинился, стал неестественно длинным и тонким. Пронзая кляксоподобное образование, он вдруг расширился и мощным потоком света, словно прожектор, выхватил из темноты дом. Но это был не мой дом. Этот был гораздо выше, изящнее и причудливее. С его остроугольной крыши медленно, тяжело взмахивая грубыми громоздкими крыльями, взлетали огромные чёрные птицы, растворяясь за сомкнутыми рядами деревьев неподвижного, словно каменного, леса. Эта стена лесной колоннады будто оттолкнула меня и я невольно оглянулся. Сзади путь мне преградила исполинская плотная угольная стена базальтовой тьмы, уходящая в самое небо. Впрочем, небо уже было трудно отличить от всеобщей тьмы. Звёзд на небе почти не осталось. И вскоре все звёзды должны были исчезнуть.

Из состояния абсолютного нуля, из замороженного столбняка меня вывел не инстинкт самосохранения, а злость. Злость на себя и на всю вселенную! Мне с бешеной яростью хотелось сопротивляться. Скоро наступит кромешная тьма. В дом! Там должны быть хотя бы свечи, если в случае… Фонарик погас. Этого следовало ожидать. Я несколько раз клацнул выключателем. Бесполезно. Я понял, что никакого электричества нигде нет. Но всё равно в дом! Сжав в руке охотничий нож, я ринулся по направлению к едва заметным контурам дома. Калитка во двор и входные двери были открыты, но удивляться этому было некогда. Я запер двери и попытался включить свет в прихожей. Нет! Можно было и не пытаться. Электричество, как и звёзды, было сожрано сверхчёрной тьмой. В доме никого не оказалось.  Я стал шарить в поисках свечи и, когда её наконец-то нашёл, тьма стала совершенно непроницаемой. К счастью, спички я ношу всегда с собой. Я зажёг свечу и подошёл к окну. Всматриваться было бесполезно – за ним был бесконечный необъятный массив идеальной тьмы. Что оставалось делать? Только бороться со своим страхом и ждать. Чего? Чуда.

Я отыскал карандаш, какой-то полуисписанный блокнот и на чистых страницах стал описывать всё, что со мной произошло. Почему я начал с размышлений о детстве – не знаю. Я писал то, что приходило мне в голову…

Свеча догорает, чистые страницы в блокноте тоже на исходе… может и жизнь моя тоже… Когда-то в юности я задавался вопросом, как древние представляли себе Орк – подземное царство тьмы, потустороннее царство мёртвых. Теперь мне был дан ответ. Я видел Орк собственными глазами.

Свеча зашипела, затрещала и погасла.

Я очнулся от пронизывающего холода. В окно пробивались вялые, бледные солнечные лучи. Все предметы в доме были покрыты толстым слоем инея, как и я с головы до ног. С трудом распрямляя окоченевшее тело, я поднялся со стула, на котором так и заснул сидя, и поковылял к двери.

Лучше бы я не видел того, что увидел. Собственно, я ничего не увидел, кроме выжженной ровной земли до самого горизонта. Дом стоял один одинёшенек среди безжизненной и беспредметной планеты. Вместо забора, когда-то окружавшего его, торчал сухой ствол дерева с единственным корявым суком, на котором сидел нахохлившись, сверкая гагатовым глазом, заиндевевший ворон.