1.
Рим можно представить чашей, до краёв наполненной водой.
Из её недр вода всё прибывает, переливается через край, растекается, растворяя, словно кусочки сахара, самостоятельные государства Древнего Мира.
Раствор густеет, но прибывающая вода из глубин Рима ещё в состоянии разжижить его и движение жидкости, пусть и замедленное, продолжается, всё более и более замедляясь.
Когда раствор совсем загустеет и распространение его вот-вот грозит остановкой, на помощь приходят реки. Рейнские водопады, а сомнений нет, что они были ещё быстрее и полноводнее две тысячи лет назад, разбавляют образующуюся патоку, и способны оживить движение римских легионов.
До сих пор в городе Базеле одно из Базельских удовольствий – отдаться сильному течению Рейна и нестись через город, наблюдая красоты Базеля, ведя мирную беседу с соседями, так же несомыми водами великой реки, не утратившей своей молодости.
В разные годы римлянам помогали Везер, Маас, Майн, Эльба, Дунай, Эмс, Инн.
Даже Вальдбах – лесной ручей всего в пять с небольшим километров длины, гордо несущий малую толику воды Рейну-батюшке, две с небольшим тысячи лет назад оказал свою услугу римским легионам под командованием Друза.
Так или примерно так римляне сумели подчинить своему влиянию огромную территорию, которую необходимо было охранять, в которой необходимо было поддерживать порядок.
И вот главнокомандующим римскими войсками в Германии был назначен Квинтилий Вар. Он должен был за весьма короткое время сделать из захваченной части Германии очередную римскую провинцию, но насильно навязать римскую цивилизацию не удалось. Свободные племена, лишь вынужденно союзничающие с Римом, ясно увидели перспективу безысходного рабства. Молодой вождь по имени Арминий, из родовой знати племени херусков, взял на себя смелость объединить германские племена и дать отпор римлянам.
В 9-ом году под сомкнувшимися кронами деревьев-великанов Тойтобургского леса Арминий напал на войско Вара, двигавшееся к Рейну на зимние квартиры, и без малого тридцать тысяч римских солдат остались в ущелье Дерен недалеко от немецкого города Детмольд…
«Труднее тудержать повинцию, чем её приобрести: добытое силой, удерживается законностью. Германцев скорее победили, чем укротили! Во время правления Друза они больше уважали наши порядки, чем оружие. После его смерти они возненавидели распущенность и надменность Квинтилия Вара».
Так писал Луций Аней Флор про германскую войну.
А вот Дион Кассий:
«Неприятель превосходил римлян численностью и окружил более слабых римлян. Поэтому Вар и наиболее видные римские полководцы приняли печальное, но продиктованное необходимостью решение заколоться собственными мечами из страха перед тем, что их живыми возьмут в плен, или что они погибнут от руки ненавистных врагов. Когда это стало известно, то все перестали обороняться. Одни последовали примеру своего вождя, другие, бросив своё оружие, дали убить себя первому попавшемуся врагу, так как никто не мог думать о бегстве».
И ещё несколько строк из Марка Веллея Патеркула:
«Полусожжённое тело Вара было в ярости растерзано врагами. Его отрубленная голова, посланная Марободу, вождю маркоманов, и переправленная им Цезарю, была погребена в родовом склепе».
Этого самого Маробода Арминий победит через восемь лет после победы в Тойтобургском лесу.
2.
Но ещё раньше, до всей этой истории с Арминием, Цезарем, Варом, реки соединяли стоянки человека, которые, если им суждено было выжить и продолжить своё существование, росли и вырастали в большие города.
Уже гораздо позже, когда Германия волей короля Оттона I стала Великой Римской Империей Германской нации, через девять с половиной столетий после дерзкой выходки молодого вождя из племени херусков и далее на протяжении ещё без малого тысячи лет, эти города развивались, становились богаче и краше. В том же Базеле, что на Рейне, удивительно органично и трогательно смотрятся два дома на одной из улочек Старого города: один постройки 1636-го года, другой – 1714-го.
Голова кружится от таких временных расстояний. Но сладко от сознания, что стоишь рядом, гладишь рукой шершавые стены, пропитавшиеся столетиями. И как бы сам напитываешься разными хорошими чувствами и ощущениями, и назвать-то которые не в состоянии, потому что названия им, видимо, никто ещё не придумал.
Чуть выше по течению Рейна немецкий Вайль-ам-Рейн – уютная деревушка, дышащая спокойствием и уверенностью в будущем; швейцарский Штайн-ам-Рейн – милое чудо с, как минимум, в две-три сотни лет возрастом домиками с расписными фасадами, брусчатыми улицами, деревенскими музыкантами, разносящими звуки традиционного рейнлендлера в знойном, почти осязаемом, воздухе. Мы медленно брели по Обергасс за густыми, сладкими звуками аккордеона. Фронхофф, Ундерштадт и вот – Ратхаусплатц – перламутровые клавиши под ловкими пальцами пожилого уже музыканта рождали музыку радости, стократ усиливающую радость от прогулки по этой, ставшей реальностью, сказке.
«Wenn’s schneiet rote Rosen und regent kuehlen Wein
Ade, mein Schatz, Ich scheide, ade, mein Schaetzelein.
Es schneit ja keine Rosen und regent keinen Wein
So kommst Du auch nicht wieder Herzallerliebster mein!»
И Рейн, стремительно несущийся к следующему населённому пункту через ухоженные поля земли Баден-Вюртемберг.
И ещё одна великая река Европы отражала в своих чистых водах гармоничные лини нашего автомобиля.
Эльба.
Встречи на Эльбе с Дрезденом, Майсеном, фантастическими и волшебными ландшафтами Саксонской и Чешской Швейцарий, тихий, уютный провинциальный городок Усти-над-Лабой – в Чехии Эльбу зовут Лабой. Удивлённые горожане, сидящие за столиками уличного кафе и провожающие взглядом белый Авенсис с доселе невиданными ими номерными знаками.
Да и Влтава, на брегах которой гордо стоит Прага, через какие-нибудь три десятка километров отдаётся Лабе.
А выше по течению Лабы непередаваемой красоты Градец Кралове.
Айзенах – город Баха. Чуть в стороне от ещё одной важной водной артерии Германии – Везера. Город Бремен, откуда родом петух, кот, пёс и осёл, удивлявшие немцев, да, наверное, и не только немцев, своими музыкальными способностями, тоже продукт развивающейся некогда торговли.
Висла – полноводная река, сильное течение.
По берегам Вислы – красавец Краков, каждая встреча с которым вызывает в моей душе неподдельный трепет: площадь Старого рынка, которую можно обходить справа налево, слева направо, по диагонали, змейкой – как угодно – и новый поворот дарит новые ощущения, хотя, казалось бы, каждый камень уже знаком до последней своей щербинки, мощный, строгий, но бесконечно милый и уютный Вавельский Замок, под которым в пещере жил страшный дракон – Вавельский змей; красавица Варшава, буквально дышащая, и это ощущаю я, любовью варшавян к своему городу, Пулавы – небольшой городок, славящийся великолепным замком и парком князя Чарторыского.
Я вдруг поймал себя на мысли, впрочем, ловить и не надо, думаю об этом я давно, что Москва – абсолютно ничем не может похвастаться, в плане туризма. Да и в остальном тоже. Единственно место, где можно побыть минут пять, ну хорошо, десять, Красная площадь. Выйти, повернуться пару раз – с одной стороны забор, с другой – магазин, полупустой, если не сказать, что совсем пустой по причине немыслимых цен, в любом европейском городе те же шмотки можно купить в разы дешевле, да ещё и насладиться красотой вокруг.
А в Москве – серость, убогость, неустроенность и какая-то безысходность. Во всём.
Чуть в сторону от центра я вообще не советую ходить – летом пыльно и грязно, зимой – ещё грязнее.
И… грустно.
Вот уж поистине, умышленный город, становящийся с годами, при неумелом руководстве, а оно неумело последние лет девяносто пять, всё более умышленным.
Ну да Бог с ним, с городом этим. Вавилонские замашки опрокинут его в тартарары. И чем скорее это произойдёт, тем лучше будет всем, в том числе и европейским красавцам и красавицам.
По границе Германии и Польши течёт речка Лаузитцер Нейссе, или Лужицкая Ныса по-польски, или Ниса по-чешски. На левом берегу красивый город Гёрлиц. Я ходил и не мог находиться по его улицам, хранящим, казалось, физически ощущаемое дыхание средневековья: Карл IV из рода Пржемысловичей в середине четырнадцатого века включил Лужицу в «Корону Богемии», поскольку был королём Богемии до своей коронации в 1354-ом году Императором Германской Империи.
А по правую сторону Нейссе – польский Згожелец. По сути своей – один город, как Буда и Пешт по берегам Дуная. Только Буда и Пешт смогли договориться, перекинуть через Дунай великолепные мосты и стать городом Будапештом, а Гёрлиц и Згожелец до сих пор остаются разделенными людьми, их бессмысленными претензиями, войнами.
Город Губен разделён рекой на немецкую и польскую части. И даже название его не изменилось. В Польше он называется Губин. А по мосту проходит граница.
Зачем граница? Почему граница?
Ниже по течению, когда Нейссе впадает в Одер, в таком же положении находятся немецкий Франкфурт-на-Одере и польский Слубице. Сейчас, правда, границы нет, можно объединить эти города пусть даже и в своей душе. Но всё же некоторая торжественность есть при переезде по мосту через Нейссе или Одер.
А уж какой пограничный переход перед мостом через Одер! Величественный, важный, ответственный, строгий.
Сейчас это тёмная, остывшая масса зданий заставляет притормозить только из любопытства.
3.
В земле Тюрингии, раскинувшейся лесами и полями на территории, естественно ограниченной Гарцем, по реке Унструт, Айхсфельдом, по реке Вера, рекой Заале на востоке и рекой Майн на юге, сохранились три с половиной сотни замков, крепостей, строившихся в огромном количестве в Германии, начиная с XII-го века. С этого времени стали строить крепости, окружённые стенами. А сколькими подобными сооружениями, до сих пор впечатляющими своей мощью и пленяющими непреходящей красотой, наполнена вся Германия?
А началось всё с Карла Великого, взошедшего на трон в придворной церкви в Аахене и коронованного в Соборе Святого Петра в Риме на Рождество 800-го года.
Его сыновья Людовик Благочестивый и Карл Младший, его внуки Людовик Немецкий и Карл Лысый, его правнуки Карл Толстый и Людовик Дитятя, его праправнук Карл Простоватый…
Были ещё Фридрих Красивый и Людовик Сварливый, Карл Смелый и Людовик Дитя…
Все эти герцоги, короли, князья сыграли каждый свою роль в судьбе становящейся на ноги германской нации. И даже споря друг с другом, с многочисленными прочими лидерами отдельных земель, все они так или иначе приближали час образования единой Германии, Великой Германии.
А начало, саму мысль об объединении германских племён и земель, вероятно, подал в очень и очень далёком 9-ом году по Рождеству Христову молодой вождь херусков Арминий.
Пятнадцатью столетиями позже знаменитой битвы в Тойтобургервальде Ульрих фон Хуттен перечитал «Германию» Публия Корнелия Тацита, и нашёл в этом сочинении не дикарей, а настоящих немцев, которых ненавидел Рим за поражения, нанесённые своим легионам. Для Хуттена Рим был не просто прежним врагом. Рим был живой, враждебной силой, спрутом, щупальца которого готовы были задушить Германию.
По признанию Фридриха Энгельса, независимость германцев от Рима была победой Арминия установлена навсегда. И если много позже германские императоры ездили в Рим короноваться, то во многом это было условностью.
Длинная вереница руководителей, успевших короноваться в Риме и стать императорами, не успевших сделать этого по причине преходящести жизни, ладивших с наместниками Петра на земле и не ладивших с ними, где интригами, а где властью и хитростью, силой, наконец, ставивших на папство своих людей, длинная вереница руководителей сменялась у штурвала Священной Римской Империи Германской Нации.
Здесь опять следует упомянуть Карла IV. Его дорогая Богемия объединяла Моравию, Силезию, Лужицу, Верхний Пфальц. Карл всеми силами, а ему было уже за сорок, желал сделать эти земли пересечением торговых путей молодой Восточной Европы. Он дал большие привилегии торговцам из Любека, Нюрнберга, Гамбурга. Он хотел сместить торговые пути, связывающие Балтийское и Северное моря с Адриатическим морем повосточнее, чтобы они проходили через Прагу.
И новые торговые пути проходили вдоль Эльбы и пресекали Влтаву по длинному мосту в Прагу под окнами Королевского Дворца.
Карл IV задумал сделать из Праги второй Рим: перестройка Градчан, строительство собора святого Вита, открытие университета.
Но не хватило стойкости Карлу. Там, где требовалось приложить усилия, им овладевал скептицизм, и, дабы отгородиться от своих неудач, предавался он охоте, еде, удовольствиям.
Это и состарило Карла раньше времени…
4.
А нас в Праге ждал уже ставший традиционным ботель «Альбатрос», величавая Влтава – я смотрел на её воды и во мне пело allegro comodo non agitato Бедржиха Сметаны. Аж мурашки по телу, хорошо как!
Градчаны.
Долгий, по причине красоты, открывающейся глазу на каждом шагу, но совершенно неутомительный подъём через Сад под замком к мощнейшей стене Замка. Пражские крыши…
Столь же сильное впечатление окажут чуть позже Истринские крыши.
Но не серенького подмосковного городишки, а французской жемчужины департамента Буш-дю-Рон провинции Прованс – Альпы – Лазурный Берег…
Духовой квинтет солдат, наверное, президентского полка, а может гвардии, не скажу точно, как их и назвать правильно, в очень красивой, ладно подогнанной форме, с оригинальными гармоническими выкрутасами – надо отдать должное вкусной оркестровке – пусть и для крайне малого состава, зажигательно исполнили Маккартниевскую Obladi Oblada. Зрители были в восторге. Потом заиграли бесконечно красивую, вызывающую неизбывную ностальгию Yesterday, и мы, вздохнув, быть может по прошедшей молодости, а может по проходящей мимо нас красоте, вдоль впечатляющей стены Собора Святого Вита продолжили прогулку по прекрасной Праге.
Полнозвучным заключительным аккордом нашей прогулки по Праге стал ужин «У двух котов» с традиционным вепревым коленом. И, конечно же, пивом.
До Праги на нашем пути оказался, совершенно запланированно, город Турнов, где ещё сохранилось производство украшений из граната.
После Праги нас ждала Австрия, но по дороге заглянули мы в мы уютный городок Писек, чем-то напомнивший мне Градец Краловы. Надо думать, что и Писек сыграл свою роль в гигантской, архисложной и архидраматичной постановке про Священную Римскую Империю Германской нации, про формирование самосознания Богемии, про обретение ей независимости.
Я много размышляю на тему прошлого государств Восточной Европы. Не в смысле Восточной Европы Карла IV, а её социалистического прошлого, совсем недавнего. Изумительная сохранность старинных центров городов и городочков Чехии, Польши, Словакии, Германии, чтобы никого не обижать, Венгрии, Румынии, Югославии – надо полагать, что коммунисты этих стран оказались честнее, правильнее советских коммунистов, уродовавших города и деревни России и прочих стран СССР.
Прибалтика только, видимо, сопротивлялась. Но Прибалтика, даже советская, уже, будем считать, Запад.
Восточный, правда, но всё же Запад.
И вот – Австрия.
С особым трепетом отношусь я к земле Зальцбург. И не только потому, что там родился Вольфганг Амадей Моцарт. Чуть в стороне от города Моцарта небольшое озеро Фушль-зее. В этой жизни я впервые попал на его берега. Волнение, охватившее меня, передалось, видимо, и моей жене. Выпив вкусного пива в кафе на берегу озера, мы сделали круг почёта, озеро не очень большое, вернулись в Санкт-Гильген, это километрах в двенадцати, на берегу ещё одного озера – Вольфганг-зее. Припарковались у нашего гастхауса, и тут выяснилось, что сумочку мы оставили в кафе. На Фушль-зее…
Было около полуночи, кафе закрыто, но мой настойчивый стук привлек внимание, мелькнула полоска света, открылась дверь и приветливая девушка, выслушав мою тираду о забытой сумочке, любезно вернула её нам. И я встал на колени перед Австрией и её жителями.
Добавлю здесь, что мне обидно, когда австрийские власти пускают в страну на жительство нечистоплотных, скажу откровеннее – лживых и вороватых людей, типа бывшего московского градоначальника и его жену, купивших на ворованные деньги индульгенцию в благословенной стране, бесконечно любимой мной.
Меня нужно пустить в страну, меня!..
Прошу прощения за неловкое отступление от темы.
Vorzeichen Sie, bitte, как говорится.
А на утро моё беспокойство от близости к прародине сыграло ещё одну шутку. Шуткой, правда, назвать это можно с трудом. Три с половиной сотни кадров, сделанных мной в Кракове, Праге, Писеке, в дороге, кадров замечательных, повторить которые уже невозможно, я стёр, пытаясь изменить сущую мелочь в меню фотоаппарата.
В том числе и наканунешняя прогулка по Санкт-Гильгену.
Этот крошечный городок, посёлок даже, в нашем понимании, где каждый дом – без преувеличения шедевр. Двух одинаковых нет. Все дома заботой и любовью хозяев выглядят превосходно. Ходишь, голова налево, голова направо, голова назад, потому что, смотря направо, упустил красоту слева. Фантастика!
И в каждом доме – отель, гастхаус – Санкт-Гильген – курорт – горнолыжный зимой, пешие прогулки по десятку, если не больше, тщательно продуманных и проработанных горных маршрутов – летом.
Ах, Австрия, Австрия!
Рай!
Унынию моему, досаде, на себя, конечно же, не было предела.
И мы снова поехали на Фушль-зее, фотографировать, и ещё два раза объехали вокруг озера, и набрали воды из озера, которую торжественно вылили в наш прудик в Толстиково.
Бад Гаштайн, где у нас была ночёвка в отеле Симадер, тоже курортный город. Грязелечебницы, много подъёмников – для горнолыжников.
5.
Мне думается, что австрийцам необходимо просто включить тему экологии, как это сделали черногорцы, в свою конституцию. И, конечно же, туризм, для которого в Австрии абсолютно все условия. Позволю себе перечислить страны, которые несложно определяются по номерам автомашин, жители которых колесят по Австрии на мотоциклах, легковых автомобилях, микроавтобусах, кемперах, возможно даже, просто ходят пешком:
Немцы, испанцы, нидерландцы, англичане, французы, итальянцы, норвежцы. шведы, словенцы, чехи, словаки, албанцы, поляки, румыны, болгары, сербы, бельгийцы, датчане, швейцарцы, португальцы, финны, греки, эстонцы, литовцы. Если я не ошибаюсь, из европейской карты осталось две, ну, может, три страны. Но это не значит, что граждане этих стран не путешествуют по Австрии. Мы их просто не встретили.
Я гордился тем, что наш автомобиль с российскими номерами принимает участи е в этом благородном перемещении по великолепным австрийским дорогам. Замечу, гордился не номерами, а общностью интересов, принадлежностью к великой армии путешественников.
Ещё из истории Германии средних веков:
«Что думали иностранцы, путешествуя по стране, где из-за каждого дерева мог появиться рыцарь-грабитель? Один из базельских священников жаловался: «Проедьте по государствам Великой Турции, и с вами ничего не случится; как только вы достигнете Верхнего Эльзаса, так грабители с большой дороги оберут вас до нитки».
Про Великую Турцию не скажу, но ныне базельский священник изменил бы своё мнение. Уже в Беларуси на душе разливается неизмеримое спокойствие, можно отдыхать в машине буквально на дороге, чуть съехав св сторону, на прощадку для отдыха. В прямом смысле этого слова. И абсолютным контрастом – Россия, с её безобразными дорогами, полнейшим отсутствием придорожного сервиса, элементарной безопасности.
Опять отклонился от темы.
Из Бад Гаштайна в Мальниц через перевал в туннеле проложена железная дорога.
Утром на горы нахлобучились тучи, пошёл дождик.
17 ойро за переезд на другую сторону горного хребта – машину надо поставить на платформу, пройти в вагон, через минут пятнадцать спокойного и мягкого перемещения в абсолютной темноте на стёклах вагонных окон снова дождь рисует замысловатые полоски.
И снова серпантины дороги В 107 – живописнейшая и захватывающая Гроссглокнер Хохальпенштрассе. Появились снежные вершины.
1462 метра над уровнем моря, 1668 метров, 1913, 2058...
Дождь сменился снегом.
2185, 2248 метров над уровнем моря.
Большая парковка, большой магазин с сувенирами, ресторан, естественно, и возможность полюбоваться ледником Гроссглокнер.
Можно даже со смотровой площадки спуститься немного вниз, подойти к нему, взять в руки снег, который никогда не тает. Сильный ветер, буквально ледяной при всего семи градусах.
2336 метров над уровнем моря, 2504 метра…
Пять градусов, снег, сильный туман, перевал.
И вбок уходит мощёная булыжником неширокая дорожка с совсем уже невообразимым уклоном.
Эдельвейсшпитце, 2751 метр над уровнем моря. Сильный туман помешал, конечно же, насладиться своим положением на почти макушке Европы, но одного осознания этого уже, как мне кажется, вполне достаточно для учащённого сердцебиения.
Гастхоф Hohe Bruecke предложил вкуснейший венский шницель. Здесь уже солнышко, открытая терраса, а впереди – Нойштифт, очередная ночёвка.
Но ещё не вечер, и – Иннсбрук.
Завораживает сильное течение Инна, завораживает Старый Город, впрочем, какой Старый Город Доброй Европы не притягивает к себе прелестью улочек, домов, прикосновение к их шершавым стенам как бы даёт новых сил, некую порцию нежности к хрупкости этого мира, понимание бессмысленности всей нашей суеты, её порочности, ведущей мир к неминуемой гибели.
И пусть уж – раз – и всё…
Не мучиться агонией, не страдать от беспомощности…
Гастхаус Аусервизерхоф в Нойштифте. Основан в 1679-ом году.
В аккуратном строении рядом с хозяйским домом посапывают коровы – упитанные, чистые, с крупными кожаными носами. Уж я не знаю, что считать основной деятельностью жители Аусервизерхофа – сдачу квартирок, милых и уютных, с небольшой кухонькой, где можно найти всё необходимое, со спальней, из окна коей открывается завораживающий вид на луга и горы, одна другой выше, а там, ещё дальше, строго и оценивающе взирают на суету человеческую величавые заснеженные вершины альпийских трёхтысячников. Или гастхаус – это для души. А важнее нет ничего, чем ежедневная суета со стадом. Гигантских сил требует такое хозяйство. Но начали дело три с лишним сотни лет назад далёкие предки – и не должно остановиться оно.
Нет, к великому сожалению, в России трёхсотлетних традиций, бросаемся мы, точнее, бросаем себя каждые пятьдесят или чуть больше или чуть меньше лет из одной крайности в другую, поэтому и неприкаянны, и нет в нас основы, памяти.
6...