Николай Гаврилович Чернышевский (1828 - 1889) - русский революционер и мыслитель, писатель, экономист, философ; один из родоначальников народничества и вдохновитель революционного движения.
Но даже с такими регалиями революционеру сложно пережить смену политического строя. В советское время Чернышевскому ставили памятники, называли в его честь площади, улицы и станции метро. Его роман «Что делать?» входил во все школьные и университетские программы, официально признаваясь выше беллетристики тургеневых, гончаровых и всех толстых. Чернышевский, к счастью, не оказался на месте Льва Троцкого, чтобы пришлось изменять все эти названия, но сейчас он уже безоговорочно признаётся не самым хорошим писателем и вообще малосимпатичным по характеру человеком. А его знаменитую книгу считают бездарной «революционной агиткой».
Однако биографические факты свидетельствуют о том, что человек он был далеко не обычный, с трагической судьбой и в своё время безусловно оказал большое влияние на современников. Так что есть причины рассмотреть его личность, надев белый врачебный халат, более пристально и беспристрастно.
Из наследственности Николая Чернышевского известно, что мать считалась болезненной особой с «психопатическими чертами характера». (Сегалин Г.В., 1925). Его сын Александр, математик, поэт-символист и писатель, страдал психическим заболеванием в форме какого-то шизофреноподобного расстройства с эпизодическим типом течения.
Уже в детстве одарённый выдающимися способностями Николай имел прозвище библиофага – «пожирателя книг». Учился отлично и его начитанность поражала окружающих. В 1843 г. поступил в Саратовскую духовную семинарию, в которой пробыл только три года, так как был «необыкновенно тщательно развит не по годам и образован далеко выше семинарского курса». Поэтому в 1846 г. поступил в Петербургский университет на историко-филологическое отделение философского факультета.
Племянница Николая Чернышевского Нина Михайловна составила подробную «Летопись жизни и деятельности» своего знаменитого дяди, к которой мы будем часто обращаться. По записям в этой книге можно составить впечатление о некоторых чертах личности будущего «буревестника» революции.
В мае 1849 г. Чернышевский делает в своём дневнике запись: «Пришла новая идея о вечном движении, самая простая, чрезвычайно легко осуществимая, так что соблазняет, не сделать ли самому модель». Не чуждо ему и некоторое тщеславие. Июль 1849 г.: «Надежды и желания: ...через несколько лет я журналист и предводитель или одно из главных лиц крайней левой стороны. ...уничтожение пролетариатства и вообще всякой материальной нужды... и это будет осуществлено через мои машины... Строил пробу своей машины. ...В связи с заболеванием пришло желание описать на всякий случай своё изобретение [машину], чтоб не могло погибнуть, и написал». (Чернышевская Н.М., 1953).
В 1852 г. Чернышевский женился на Ольге Сократовне и был назначен на должность «учителя 3-го рода», но в результате конфликта с коллегой, который хотел помочь ему навести в его классе тишину и порядок, вышел в отставку. Как видим, не очень покладистый характер был ему свойственен уже в молодости. Более того. Перед свадьбой он в буквальном смысле «ошарашил свою невесту сообщением, что предоставит ей в браке полную свободу… Когда же друзья пытались объяснить ему чрезмерную оригинальность такого “свободолюбия”, Чернышевский ответил совсем уж невероятное, заставляющее подумать о его психическом здоровье: “Если моя жена захочет жить с другим, если у меня будут чужие дети, это для меня всё равно… Я скажу ей только: Когда тебе, друг мой, покажется лучше воротиться ко мне, пожалуйста, возвращайся, не стесняясь нисколько”». Ольга Сократовна, надо сказать, не пренебрегала альтруистическим разрешением мужа, а он, в свою очередь, не обращал внимания на её измены и легкомысленные поступки. «Так и жили, душа в душу – писатель и его ветреная муза». (Стариков Н.В., 2017). Подобное отношение к институту семьи свидетельствует, с одной стороны, о его психической незрелости (инфантилизме), с другой, - о его, по крайней мере, частичной сексуальной неполноценности.
В январе 1853 г., обдумывая в очередной раз устройство клапана к своему вечному двигателю, Чернышевский убедился, что «машина не пойдёт при таком устройстве». После этого наконец-то уничтожил приготовленное письмо в Академию наук вместе с рукописью, чертежами и расчётами.
В обыденной жизни Чернышевский отличался неприхотливостью: «Ел мало и с полным равнодушием, вина в рот не брал, в карты, само собой, не игрывал и на девушек, упаси бог, не засматривался». (Киреев Р.Т., 2007). А ироничный Владимир Набоков добавляет: «Был нищ и нерасторопен».
Основной чертой его личности был трудоголизм. «Работал так лихорадочно, так много курил, так мало спал, что впечатление производил страшноватое: тощий, нервный, взгляд зараз слепой и сверлящий, отрывистая, рассеянная речь, руки трясутся». О его «чудовищной работоспособности» вспоминали многие биографы. Чернышевский, как Наполеон, мог делать сразу несколько дел: «Секретарю Студентскому… он диктовал перевод истории Шлоссера, а в промежутки, пока тот записывал фразу, писал сам статью для “Современника” или читал что-нибудь, делая на полях пометки». (Набоков В.В., 1952). Любое проявление болезни зависимости (в том числе и трудоголизм) принято рассматривать в рамках «ухода от реальности». В этом контексте можно сказать что Чернышевский бежал от неё стремглав и не оглядываясь.
За воззвание-прокламацию к «Барским крестьянам» в июне 1862 г. Чернышевский был арестован и помещён в одиночную камеру Алексеевского равелина Петропавловской крепости. За 678 суток ареста, пока шло следствие, Чернышевский умудрился написать роман «Что делать?». Затем на суде был объявлен приговор: ссылка на каторжные работы сроком на 14 лет, а затем поселение в Сибири пожизненно. Александр II уменьшил срок каторжных работ до 7 лет. Мы видим, что трудоголизм писателя помогал ему переносить невзгоды и лишения, поскольку окружающая действительность имела для него мало значения.
В Сибири, учитывая условия содержания, никогда не отличавшийся богатырским здоровьем Чернышевский много и часто болел: цинга («скорбут»), зоб щитовидной железы (базедова болезнь), ревматизм, «общее малокровие». Неоднократно лечился в лазаретах и к каторжным работам не привлекался. По замечанию недоброжелательного Набокова: «…он оказался не только неспособен к какому-либо каторжному труду, но и вообще прославился неумением что-либо делать своими руками». (Набоков В.В., 1952).
В «Летописи жизни и деятельности» его племянница приводит такие сведения о «рабочем дне» Чернышевского, относящиеся к 1867 г. Вставал «около 12-ти или часу, пил чай, вскоре обедал [заметим – собственной серебряной ложкой], опять пил чай и всё это время читал; в сумерки, а иногда и перед обедом, прохаживался по дворику и во время прогулки, если никого не было, распевал… греческие гекзаметры… После прогулки он садился писать или шёл» в камеру товарищей, где читал им свою беллетристику, просиживая «до 11-12 часов и уходил опять к себе и писал до свету, когда ложился в постель». (Чернышевская Н.М., 1953). Разумеется, всё зависело от места пребывания (в Вилюйске условия были гораздо хуже). Его положение ухудшали попытки товарищей по революционной борьбе освободить его или устроить побег. Последние делали режим содержания более строгим, местонахождение – ещё более глухим и отдалённым, увеличивая срок наказания. В общей сложности он провёл на каторге и в ссылке около двадцати лет.
С годами человек привыкает ко всему. В письме к супруге в январе 1871 г. Чернышевский писал: «А что касается лично до меня, я сам не умею разобрать, согласился ли б я вычеркнуть из моей судьбы этот переворот, который повергнул тебя на целые девять дет в огорчения и печали. За тебя я жалею, что было так. За себя самого совершенно доволен. …я радуюсь тому, что без моей воли и заслуги придано больше прежнего силы и авторитета моему голосу…» (Чернышевская, 1953). И ещё: «Я был бы здесь даже один из самых счастливый людей на целом свете, если бы не думалось, что эта очень выгодная лично для меня судьба слишком тяжело отзывается на твоей жизни, мой милый друг». (Набоков В.В., 1962).
Революционер-утопист из заключения напоминал жене, что «половое воздержание женщинам противопоказано» и что Ольга Сократовна в этом отношении совершенно свободна. Его супруга с готовностью прислушивалась к советам супруга.
В июле 1872 г. произошёл конфликт Чернышевского с жандармским унтер-офицером Ижевским, который был истолкован в донесениях начальству как «умопомешательство» заключённого. Скорее всего, истинная причина этого конфликта заключалась в том, что подозрительный жандарм в Вилюйске, уходя пьянствовать, запирал Чернышевского в остроге на целые сутки, чем доводил последнего до «крайнего нервного исступления». Несчастный узник безуспешно пытался железными щипцами выломать замок входной двери, что, естественно, расценивалось как попытка к побегу.
Такое жестокое содержание заключённого не могло пройти бесследно и для его психики. Чернышевский много сочинял (ему предоставляли такую возможность), но затем почти всё сжигал, чтобы не усугубить своё положение антиправительственными текстами. «Из всей груды беллетристики», которую он написал за долгие годы своей ссылки, сохранились, кроме «Пролога», две-три повести и цикл недописанных новелл. Стихотворения, которые он там сочинял, больше напоминали аранжировки различных религиозных псалмов.
После первых 12-ти лет заключения уже вполне явственно обнаруживались патологические изменения личности Чернышевского. В секретном рапорте на имя генерал-губернатора Восточной Сибири посетивший его в Вилюйске полковник докладывает: «Сильно похудевший и пожелтевший Чернышевский эксцентричен, странен и необщителен с людьми, кроток и вежлив с надзором, проводит время в чтении и письме, уничтожая свои работы. Обрядов православной церкви не соблюдает, в церковь не ходит, в пище воздержан, вина и водки не употребляет». (Чернышевская, 1953). Его творчество в этот период очень напоминает графоманию, при этом без особого интереса к конечному результату. Важен сам процесс, позволяющий структурировать и «убить» время.
В 1883 г. Чернышевский был помилован императором с разрешением жить в Астрахани. Надо отдать должное фанатичному упрямству Чернышевского: он не писал тех прошений о помиловании, которые «унтер-офицер Достоевский обращал из Семипалатинска к сильным мира сего». (Набоков В.В., 1952). Возможно писатель бессознательно испытывал удовольствие от подобного самоистязания.
Некоторые биографы считают, что срок ссылки революционера мог быть сокращён, если бы он написал прошение о помиловании. Но тот был абсолютно искренен в письмах к супруге, «когда говорил о сибирском периоде своей жизни как о самом счастливом… Учёный из Гарварда Адам Улам говорит, что есть нечто "граничащее с мазохизмом" в том, с каким упорством Чернышевский переносит страдания. Это не так. Это и был мазохизм». (Ранкур-Лаферрьер Д., 1996).
После освобождения к сибирским заболеваниям в жаркой Астрахани прибавилась «жёлтая лихорадка» и простудные лёгочные расстройства. Давно появившиеся раздражительность и «нервность» меньше, разумеется, не становились. Следует отметить, что почти до последних дней своей жизни Чернышевский «сохранил силу своего могучего мозга», которую доказал «невероятно энергической работой по переводам. Но что у него не "всё в порядке" - об этом я слышал ещё за несколько недель до его смерти и от людей, которые имели случай видеть его и говорить с ним лично... Чернышевский всегда был немного чудак». (Короленко В.Г., 1990).
При всей трогательно-самоотверженной любви Чернышевского к супруге, отношения с ней после освобождения складывались «мучительно». В письмах к сыновьям Ольга Сократовна писала, что ей трудно привыкать к Николаю Гавриловичу: он в Сибири даже «есть по-человечески» разучился, оставаясь один, читает наизусть стихи, поёт, рассуждает сам с собой. К тому же почти полное затворничество». (Ланщиков А.П., 1987). Было бы ещё более странно, если бы после двадцати лет каторги личность Чернышевского НЕ изменилась.
Каторга, одиночные заключения, ссылка в «Сибирь» всегда предъявляют повышенные требования к психике, почему мы и встречаем так много психических расстройств среди ссыльных революционеров XIX века. Но у Чернышевского некоторые аномалии психики отмечались ещё ДО каторги. Следует отметить его инфантильно-упрямое стремление создать «вечный двигатель», хотя Французская Академия наук отказалась рассматривать подобные проекты уже в 1775 г., и это вряд ли было тайной в России. Склонность Чернышевского к фантастическим сверхценным идеям способствовала возникновению и не менее утопической идее «хождения в народ». Его трудоголизм с элементами мазохизма можно рассматривать как компенсацию собственной несостоятельности в социальном реагировании. Учитывая идеалистически-утопические фантазии, можно думать о выраженном инфантилизме личности, что подтверждает и его «альтруистическое» отношение к супружеству.
Предположительный диагноз: Личностное расстройство паранойяльного типа с идеями реформаторства и изобретательства, усугубившееся шизоидными компонентами во время ссылки. Выраженный инфантилизм и гипосексуальность.