Наверное, найдется немного барнаульцев, которые бы не слышали самую известную городскую легенду о Сине-голубой даме-привидении, появляющейся в бывшем доме начальника Алтайского горного округа, а ныне здании городской администрации.
По приданию, дама эта – бывшая жена горного начальника, замурованная заживо в стене дома за измену своему супругу.
Странно, что до сих пор, многие журналисты, исследователи и краеведы, вспоминаю эту легенду, все еще теряются в сомнениях – могло быть такое или нет. Оставим за скобками личностные мнения каждого о природе паранормальных явлений, о вероятности полной тайны исчезновения жены губернского начальника на глазах многочисленного окружения, никак не отраженной во всевозможных источниках того времени (напомню, что события происходили не в первобытные времена в пещере, а в XIX веке!). Проверим все это просто фактами.
Во-первых ограничим наши поиски временными рамками и дадим первоначальные вводные по нашему небольшому исследованию.
По легенде даму замуровали в стенах двухэтажного кирпичного здания по проспекту Ленина 18, которое было построено по проекту архитектора Я.Н. Попова в 1827 году для П.К. Фролова. Первое же литературное упоминание о загадочной даме-привидении приходится на 1870 год. Именно в этом году А.А. Черкасов услышал эту историю и сам стал свидетелем странных звуков, когда останавливался на ночь у бывшего в то время начальником округа Юлия Ивановича Эйвальда. Все это Черкасов описал позднее в своей работе «Из записок сибирского охотника».
Вот отрывок из этого произведения: «Мы доехали благополучно до Барнаула и лихо прокатили мимо дома начальника. Построен этот дом во времена Фролова, в 1820 годах, совершенно отдельно и занимает собой почти целый квартал, выходя на три улицы. С главного фаса к бульвару с одной стороны примыкает своим большим садом к улице, с другой — тоже к широкой улице, где стоит немецкая кирха; с четвертой же — его большой двор, усадебные постройки и огород. В 1870 годах я был в Барнауле еще новичком, служил тогда в Сузунском заводе, как я и говорил выше, и в город ездил только по делам службы. В один из этих годов меня пригласил остановиться в нижнем помещении дома бывший в то время горным начальником многоуважаемый и милейший человек Юлий Иванович Эйвальд. Сам он с семьей жил в верхнем этаже, а три большие комнаты внизу оставались пустыми, но отапливались и были меблированы. Ранее я имел честь служить с этим милым и добрым человеком в Нерчинском крае, и мне, конечно, было крайне приятно воспользоваться его любезным приглашением и чаще бывать в обществе его и его милой семьи. Приехав осенью уже по снежникам, когда отапливались комнаты и повсюду были двойные рамы, я остановился у него, и мне отвели внизу большую среднюю комнату, вторую от сада. Однажды после обеда я сначала прогулялся по Барнаулу, а потом пришел в свое помещение и ради сумерек прилег на диван, зная, что скоро будут пить вечерний чай и меня позовут. Внизу была полная тишина, потому что дежурный швейцар находился в это свободное время в своей комнате, четвертой по счету и через комнату от меня. Я лежал и думал о том, как бы мне угодить одному строптивому и горячему охотнику, который просил меня пристрелять ему винтовку, которая в его руках фальшивила и, вероятно, была им попорчена. Вдруг в это время я слышу превосходную игру на рояле, но где-то довольно далеко, так что я не мог сообразить, откуда доходят такие приятные мелодичные звуки, и, конечно, решил, что это играет, вероятно, милейшая, крайне симпатичная женщина супруга Юлия Ивановича многоуважаемая Аполлинария Алексеевна. «Ах, — думаю, — как она славно играет, так в душу и просится!.. » Лежу, слушаю и наслаждаюсь, но никак не могу разобрать, что именно она играет. Проживающий в настоящее время в С. -Петербурге.
Но вот отворяется тихонько дверь, показывается к коридорному свету фигура лакея.
— Барин, вы спите? — окликнул лакей.
— Нет, не сплю, а что нужно?
— Пожалуйте чай кушать, барыня просит.
Я сейчас же соскочил, причесался, поправился и побежал чрез парадную лестницу наверх. Проходя громадное зало, я заметил, что тут нет рояли; думаю, верно, она в большой гостиной, но вхожу туда и, осмотрев комнату, вижу, что рояли нет и здесь. И делал я этот осмотр не потому, что я не знал, есть рояль или нет, быв в квартире не один десяток раз прежде, нет, а как-то невольно, вследствие живого впечатления от слышанной мною музыки.
В это время из маленькой гостиной выходит хозяйка, смотрит на меня и говорит:
— Вы, верно, слышали музыку и потому ищете у нас рояль? Такой вопрос меня очень удивил, и я сказал:
— Как вы угадали? Действительно, я слышал крайне приятную игру на рояли, а потому ищу инструмент и хотел поблагодарить вас за доставленное удовольствие.
— Гм! Да разве вы не знаете, что у нас нет рояли?.. А догадалась я потому, что тут жил раньше бывший наш постоялец К. Р. Лец, с которым несколько раз повторялась та же история, и он также неоднократно искал глазами у нас инструмент; вас выдал мне такой же растерянный вид.
— Что же это значит?
— Это пока неразрешенный вопрос — тайна дома! — шутя сказала она.
Мы пошли в столовую к чаю и тут, конечно, много говорили о том, откуда может быть слышна музыка, когда ближайший рояль только в доме г. Давидовича за садом и улицей, до которого будет не менее 70 или 80 сажен песчано-глинистого грунта. Тут же за чаем я услыхал в первый раз, что в этом доме изредка чудится и показывается какая-то фигура в образе женщины, которую и называют Синяя Дама, потому что ее будто вы видят всегда в синем костюме. Тем дело и кончилось; прожил я еще два или три дня внизу и слышал вторично такую же музыку, но уже глуше как-то ночью, но не обратил большого внимания.
Чрез несколько лет после этого в этом доме жил уже другой горный начальник, покойный Александр Алексеевич Смирнов с большой семьей. В семье некоторые барышни, шутя занимаясь столоверчением, спрашивали, что за особа является в этом доме; им всегда отвечал стол, что Синяя Дама — Лариса, которая лежит в саду под колодой около задней калитки, просит отрыть ее прах, отпеть и предать погребению. Слыша это от детей, покойный Александр Алексеевич всегда смеялся и, конечно, этому не верил, а для убеждения в том, что это чепуха, хотел нарочно прокопать указываемое место; но барышни восстали и упросили отца почему-то этого не делать...
Странное дало, однако же, но этот призрак Синей Дамы видали многие; прислуга, как говорят, так уже привыкла к нему, что не обращает внимания на его появление».
Итак, событие должно было бы произойти в период 1827-1870 гг., а дама должна является женой начальника Алтайского горного округа. Дата смерти ее должна попадать в период руководства мужа округом. Похоронена (или имитированы похороны) должны были быть в Барнауле или, в крайнем случае, в Томске – месте жительства начальников округа.
В этот период времени начальниками округа последовательно были: Фролов П.К. (1817-1830), Ковалевский Е.П. (1830-1835), Шленев Н.А. (1835-1838), Бегер Ф.Ф. (1838-1841), Татаринов С.П. (1841-1847), Аносов П.П. (1847-1851), Бекман В.А, (1851-1857), Озерский А.Д. (1857-1864), Фрезе А.Е. (1864-1871).
1) Фролов Пётр Козьмич (1775 – 1839). Руководил округом в 1817-1830 гг. Умер и похоронен в Санкт-Петербурге, на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. Его супруга Мария Ивановна, пережила мужа (!) и после его смерти вернулась назад на Алтай, жила в Змеиногорске, где и умерла в 1857 году. Детей у них не было. Отпадает кандидатура? Отпадает.
2) Ковалевский Евграф Петрович (1790 – 1867). У руководства округом состоял в 1830-1835 гг. Был женат на Анне Степановне Колосовой. От этого брака родились: Михаил (1829-1884), Пётр (1827-1892), Анатолий (1834-1875), Зинаида (1835-1905),Николай (1837-1884), Евграф (1839-1886), Евгений (1842-1889). Таким образом, жена исправно рожала Евграфу Петровичу детей на протяжении всей его службы начальником округа. Умер Ковалевский в Санкт-Петербурге, а его супруга Анна Степановна (1809 – 1875) пережила мужа на восемь лет и была похоронена рядом с ним на кладбище Голицынской церкви во имя архистратига Михаила в Сергиевой пустыни. Тоже не подходит под легенду!
3) Шленёв Николай Алексеевич (1777 – 1863). Руководство округом в 1835-1838 гг. Его жена Шленева Мария Афанасьевна (1792 – 1850) умерла через 12 лет после окончания службы мужа на Алтае и похоронена на Смоленском православном кладбище. Позднее рядом с ней был похоронен и супруг. Тоже отметаем.
4) Бегер Фёдор Фёдорович (1790 – 1861). Годы руководства горными заводами 1838-1841 гг. Был женат на Юлии Ермолаевне (Германовне), урожденной Фрезе (1804 – 1872), родной сестре начальника Алтайского горного округа А.Е. Фрезе. В семье были дети: Александр (1823 – 1895), Михаил (1825 –?), Евгения (1830 – 1910), Екатерина (1832–?), Ольга (1835 – 1903), Юлия (1841–?) и Александра (1842 – 1848). Федор Федорович скончался в Санкт-Петербурге и похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. Жена пережила его на 11 лет и позже была погребена рядом с мужем.
5) Аносов Павел Петрович (1799 – 1851). У руля округа в 1847-1851 гг. Его супруга Анна Кононовна (1811– после 1859) была дочерью известного в свое время механика Конона Яковлевича Нестеровского. Венчались молодожены в 1831 году. В браке родилось девять детей: Александр (1833 – не ранее 1880), Николай (1834 - 1890), Петр (1836 - ?), Павел (1838 - 1888), Алексей (1841 – 1897), Мария (1832 - ?), Лариса (1840 – 1917), Анна (1843 - ?), Наталья (1845 - ?). О том, что Анна Кононовна пережила Павла Петровича можно судить по делу «О выдаче вдове генерал-майора Аносова пособия». Ходатайствовал о пособии статс-секретарь князь Голицын. Он представил исполняющему должность товарища министра финансов «всеподданнейшую» просьбу вдовы Аносова. В ней Анна Кононовна Аносова сообщала, что осталась после мужа с девятью детьми в крайне стесненном положении и просила о пожаловании ей пособия и о принятии на казенное содержание в военные школы двух ее сыновей — Петра и Павла. Исполняющий должность товарища министра финансов Брок представил по сему поводу соображения, в которых писал: «После него (Аносова) остались вдова, 5 сыновей, из коих двое на штатном содержании в Горном институте, один на собственном иждивении в школе гвардейских подпрапорщиков и двое при матери, и четыре малолетние дочери. Семейству Аносова - вдове с шестью детьми следует назначить по горному уставу: в пенсию из окладного по прежним штатам жалования ея мужа, т. е. 1142 руб. 60 коп., и в единовременное пособие полный оклад такого жалования 1715 руб. 40 коп. серебром. На этом сухом чиновничьем расчете Николай собственноручно написал: «Согласен. Петергоф, 27 июля 1851 г.». Исключаем из легенды и Анну Кононовну.
6) Бекман Валериан Александрович (1802 – 1870). Начальник округа в 1851- 1857 гг. Его супруга Августа (Августина) Николаевна (1818 – 1894) была дочерью вологодского городского врача, статского советника Н.Б.Нотбека и пережила своего мужа на целых 24 года!
7) Озерский Александр Дмитриевич (1813 – 1880). В правлении округом в 1857-1864 гг. Супруга София (Софья) Семеновна (1831 – 1870) была активной общественницей в Томске. Состояла первой председательницей Дамского отделения Томского губернского попечительного о тюрьмах комитета. Ей принадлежала инициатива создания в Томске детского приюта. Похоронена на Митрофаниевском православном кладбище в Санкт-Петербурге через 6 лет после того, как муж оставил должность начальника округа. Позже, рядом с ней, был похоронен и ее супруг.
8) Фрезе Александр Ермолаевич (1804 – 1872). Годы управления округом 1864-1871 гг. Был женат на дочери бывшего начальника округа Степана Петровича Татаринова - Екатерине Степановне (1820 – 1896), которая пережила своего мужа, Александра Ермолаевича на 24 года.
Внимательный читатель, наверное, заметил, что мной пропущен один из окружных начальников. Что называется – оставил на сладкое.
9) Татаринов Степан Петрович (1782 – 1847). Руководил округом в 1841-1847 гг. Был женат на Анне Петровне, урожденной Гнедич - двоюродной сестре поэта и переводчика Н.И. Гнедича. В семье родились дети: Екатерина (1820 - 1896, та самая, которая жена Александра Ермолаевича Фрезе), Елизавета (1820-е - 1903), Юлия (1824 – 1879), Александр (1825 - 1877), Владимир (1827 – 1873), Всеволод (), Валериан (1836 – 1889), Софья (1831 - ?).
По формулярному списку Степана Петровича Татаринова видно, что его жена Анна Петровна скончалась раньше своего мужа и на 1845 год он уже числился вдовцом (ГАТО Ф. 3. Оп. 2. Д. 354). «Вдовец. Имеет детей – сыновей: Александра 20, Владимира 19, Всеволода 12 в Горном институте, Валериана 9 и дочь Софию 14 лет. Все они православного вероисповедания». Учитывая год рождения младшего из детей – Валериана, Анна Петровна умерла в период между 1936 и 1845 гг., то есть, вполне возможно, в период руководства мужа Алтайским горным округом, что вполне укладывается в условие легенды. И тогда, возможно, Анна Павловна и есть та единственная кандидатура на «Даму в голубом»?
Однако, давайте представим, хотя бы на миг, что все тяжкие события легенды произошли в семье видного государственного чиновника, который целыми днями находится на виду у тысяч людей. В семье, где три старшие дочери уже замужем, старший сын учится в Горном институте, а при родителях в доме растут еще четверо уже не малолетних детей в возрасте от 9 до 19 лет. Могло бы все это остаться тайным и незаметным? Вряд ли. А коль все в том же формулярном списке Степана Петровича, уже после смерти жены отмечено, что за все предыдущие годы: «В штрафах не был. Жалобам не подвергался. Слабым в отправлении обязанностей службы замечен не был, беспорядков и неисправностей между подчиненными не допускал. В неприличном поведении оглашаем и изобличаем не был», то значит и никаких эксцессов за ним не числилось. По воспоминаниям современников Татаринова он им запомнился как «порядочный служака, отзывчивый, доступный для простых смертных и (внимание!) очень набожный». Сослуживцы говорили о нём как о трудолюбивом, строгом и справедливом человеке. За 47 лет он ни разу не брал отпуск, лично следил за всеми заводскими работами, помогал коллегам.
В общем, легенда о жене начальника Алтайских заводов, представляется невероятной. Мог ли кто-то другой, кроме начальника округа, замуровывать своих жен в доме своего руководителя? Тоже сомнительно. Я высказал свое мнение, а вы свои выводы сделайте сами. Окошечко для того, чтобы легенда продолжала жить я все-таки оставлю – ведь могли же быть у вдовца и другие пассии? Или нет?