Гизеле Л., пронзившей мою жизнь.
«Не хвались завтрашним днем;
потому что не знаешь, что родит этот день»
(Прит. 27:1)
3
В балконном окне сияло ночное небо, которое казалось светлым по сравнению с углами комнаты.
На кухне время от времени включался, гремел, потом с еще бОльшим грохотом отключался холодильник.
В ванной побулькивали фановые трубы.
Передавая вибрацию нагнетающих насосов, гудели пышущие жаром батареи.
Все эти звуки составляли тишину спящей квартиры.
Узкий диван был бугрист и неудобен.
Волынец часто ездил в командировки, привык спать в любых условиях, но сейчас не мог отключиться.
Он хорошо принял душ, переоделся в чистое, ощутил себя отпускником.
Затем они с Гретой Рудольфовной еще почаевничали, доели грибной пирог, выпили домашней наливки, поговорили о разных мелочах.
Перед сном женщина умылась, затем первой пошла укладываться, он отсиживался на кухне.
Когда она крикнула, что спряталась в постели, Волынец пробрался в комнату с задернутыми шторами. Пару раз ударившись непонятно обо что, он достиг смутно светлеющего окна, в нише тумбочки ощупью отыскал пульт, включил телевизор.
В почти полном молчании они смотрели по кабельной сети какой-то глупый сериал без начала и конца.
Когда семьдесят третья серия закончилась и пошла семьдесят четвертая, соседка предложила спать.
Олег Константинович предложил проветрить комнату перед сном.
Грета Рудольфовна согласилась, он все распахнул, открыл дверь и в одной футболке вышел на балкон.
Теплая осень обволокла со всех сторон, кроны посадки потеряли цвет и казались одинаково антрацитовыми. От них хлынул такой мощный спиртово-пробочный дух осыпающейся листвы, что впору было вспомнить о давно умершей молодости.
Вспомнилась даже юность, где все казалось лежащим впереди, но за весной жизни почти сразу пришла осень, лето промелькнуло незаметно.
Когда ноги ощутили холодный бетон пола, Волынец вернулся в комнату.
Грета Рудольфовна бесшумно дышала в импровизированном алькове, все шло по распорядку.
Забыв обратно задернуть шторы, он разделся и лег на кочковатый диван.
Луны снаружи не было, фонари под окном не горели, в комнате стоял спокойный сумрак.
Но именно в нем с особой остротой ощущалось присутствие женщины.
Это было трудно объяснить.
Сейчас Олег Константинович лежал головой к двери и не мог бы ее видеть, даже будь в комнате светло.
Соседка не производила никаких звуков, он ее не слышал.
И даже хрестоматийный «запах женщины» тут был не при чем.
От Греты Рудольфовны ничем особым не пахло. Аромат духов – которыми она, вероятно, побрызгала виски в Давлеканове – давно выветрился, а шампунем могло веять и от Лакмана, которого зовут Григорием.
Но Волынец чувствовал, как его что-то томит.
Нечто дергало и постукивало изнутри, не давало нырнуть в темные воды сна.
Признать, что причиной всему женщина, чей заросший черным волосом лобок ударил по глазам, Олег Константинович не мог.
Факт был смехотворным.
Оставалось только вспомнить Шэрон Стоун в платье без трусиков, по которой сходило с ума целое поколение недоумков.
Женился он по большой любви. К жене – женственной, как самочка зяблика – только такая и подходила.
Поток жизненных коллизий многое снивелировал.
В определенный период Волынец ходил на сторону, с кем попало – точнее, с кем получится.
Но по прошествии времени и это сошло на нет.
Чувственная жизнь из пространства превратилась в плоскость, потом вытянулась в линию, наконец схлопнулась в точку, которая растворилась без следа.
Он, конечно, рассматривал голые ноги девчонок, да и шары под белой блузкой Анны Иосифовны не оставляли равнодушным.
Но все шло на абстрактном уровне. Как мужчина Волынец ощущал себя мертвым.
Все произошло не от болезней. Смерть пришла под давлением жизни, валившей на голову горы обстоятельств, которых наслаивалось так много, что их приходилось решать одновременно и никогда не удавалось избежать потерь.
Метаморфоза радовала. Отсутствие желаний – точнее, необоримой потребности их удовлетворить – дарило покой.
А сейчас Олег Константинович мучился и мучился, и не понимал, что его мучит.
Лицо Греты Рудольфовны было обычным, узким и собранным, но не более того.
Длинные ноги тоже ничего не решали. А грудь – элемент, в прежней жизни приоритетный – была вовсе никакой.
Внешние женские признаки не играли роли.
Да и сама соседка была не при чем.
Ее ненужная близость лишь напомнила, что начался месяц, свободный от тягот жизни.
Подушка нагрелась до невыносимости.
Волынец перевернул ее и лег лицом к диванной спинке.
Так оказалось душно.
На правом боку стало еще хуже.
Ничего не видя, Олег Константинович представил, как под тонким одеялом лежит женщина, и принялся гадать: в трусиках она, или без?
Чертыхнувшись, он опрокинулся обратно на спину.
- Жалобно стонет ветер осенний,
Листья кружАтся-а поблекшие…
- прозвучал в тишине ясный голос.
- Что? – не понял Волынец.
- Ездят мужчины и женщины в одном купе. И ничего не случается.
В диване щелкнула и звонко заныла какая-то пружина.
**********************************************************
ВЫ ПРОЧИТАЛИ ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ.
Полный текст можно приобрести у автора –
обращайтесь по адресу victor_ulin@mail.ru
*********************
АННОТАЦИЯ
В современной России люди зрелого возраста, приближающиеся к концу пятого десятка, считаются выброшенными на обочину. В их жизни остаются лишь семья, дети и бесконечная, бессмысленная работа - не имеющая цели, не несущая радости. Лишь стечение случайных обстоятельств, как у героев этой повести, может ненадолго подарить внезапное счастье. Однако остается неясным, хорошо это или плохо, не окажется ли возвращение в прежний образ существования подобным смерти.
******************************************
2008-2022 г.г.
© Виктор Улин 2022 г.
© Виктор Улин 2023 г. – дизайн обложки.
http://ridero.ru/books/prokhodnaya_kumzha_1/
64 стр.
Аудиокнига (1 ч. 05 мин.) доступна напрямую от меня.