Бэтсик…«больная летучая мышь»…
( В. Исаков)
Полярная ночь уже вступила в свои права. Небо от прожекторов освещения станции казалось чернильным. Тусклый мертвый свет вокзальных фонарей, проплывающих за окном, освещал рабочих одетых в канареечного цвета куртки. Поезд величаво подходил к вокзалу. Дяди посыпали песком утрамбованный грязный снег на платформе.Они тихо матерились, и не.по.кобе.ли.мый словарный запас проникал даже через металл стенок вагона. Думаю, наряд на работу им выписали перед самым окончанием смены. Громадный градусник на фасаде вокзала гордился своими показателями в минус тридцать семь по Цельсию. А мне было не холодно, может причиной были мои мысли о времени и расстоянии с увеличением скоростей. И еще одна странность, вот никак не мог привыкнуть к его текучести и играм с людьми, меняющее свои одежды с ловкостью рук фокусника. Вчера ещё было яркое солнышко и тепло, а сейчас вьюга с сухим снегом и серыми тучами не стесняясь, брала мир в плен. Еще шесть часов назад, как сидел в широком чёрной кожи кресле самолета: возвращался домой рейсом Париж – Москва. А ещё через три часа уже восседал шахом в купе на своей нижней полке. Было немного грустно. Да! Как мне хотелось домой в рыбалку и мастерскую: руки соскучились по работе, удочке, а душа по лесу. И в тоже время так не хотелось уезжать из доброго дома моего французского друга Рауля. С ним было тепло и уютно. По вечерам виски тридцатых годов прошлого века, красное тягучее ну очень,вкусное вино виноградников Рауля под кусочки сыра. На его вопрос, с какой целью я приехал, со всей серьезностью ответил, попробовать хотя бы несколько сортов настоящего французского сыра. "Братан", чуть задумавшись, с улыбкой ответил.
- Володя, у нас только официальных сортов триста видов желаемого тобой продукта, а сколько частных, не пересчитать, но мы будем стремиться.
И мы стремились! Днём или колесили по замкам, или же пешком бродили по узеньким старинным уличкам Парижа, Рауль так интересно рассказывал историю, а по вечерам снимали пробу с очередных нескольких видов…
Через две недели я возвращался домой с рюкзаком набитым под завязку сыром. Шёл по Москве, а за мной на цыпочках крался запах нестиранных портянок, вот точно, как у моего ротного старшины в жаркий июньский день. Даже пришлось подарить коробочку натур продукта девочкам проводницам. Они положили синий рюкзак с запахом в металлическую « приспособу» тамбура, иначе пассажиры вагона взбунтовались бы. Стоял возле окна. В мёртво белом свете на платформе за стеклянным увидел возле дверей вокзала стаю собак. Стая взяла кого-то в круг и, похоже,сжимали его, заглушая лаем даже сообщение о прибытии поезда Москва- Воркута. Жлобы в канареечных куртках пьяно улыбались, наблюдая продолжение. Даже встал левой ногой на металлический выступ в вагоне, чтобы было виднее, кого собакины выбрали себе в жертву. Увидел! Вагон затормозил. Я, как был в тапках и спортивном костюме, так и кинулся на выход. На удивленные взгляды проводниц не обратил внимания, сходу влетел в круг, пнув самого крупного пса по заднице, чтобы подвинулся и выхватил из середины клыкастых маленькую трясущегося от мороза, и страха чихуашку. Как мне хотелось остановиться и сказать в пьяные глаза всё, что я думаю о дяденьках с лопатами, ждущих кровавого зрелища, но стая оклемалась и полетела за мной вдогонку. Прибавил скорости, тапки скользили по снегу, чуть не упал. Успел заскочить в вагон с живой ношей, прижатой к груди, девочки в форме тут же с шумом захлопнули за мной тяжелую дверь. Поезд тронулся. А собаки преследовали вагон до конца платформы, не обращая внимания на провожающих. Резко метнулся в купе, сунул свою нечаянную радость под одеяло: пса трясло от пережитого. Тут же достал из сумки, для проводниц, два великолепных парижских брелка, сам покупал возле Триумфальной арки. Вернулся в купе,присел на полку. Малыш вылез, громко скуля, из – под одеяла и ткнулся черной кнопочкой носа в ладонь. Из громадных оливковых глаз пробивали себе дорожку настоящие слезы. Его ещё продолжало колотить. Погладил пацана! Вот почти всё видел в этой жизни, даже приведение, а плачущих собак в первый раз. Мысль свербила голову. « Какой же змеёныш - сучёнок бросила в такой мороз на произвол судьбы маленькое чудо?». Увидел след от ошейника на шее пса. Он ещё гадёныш и экономный, даже ошейник снял… Накрыл второй ладонью пса. Он был, как в домике! Парень чуть успокоился и заснул, но урывками просыпался и вновь красным языком лизал мне руки…
В купе во время стоянки, пока я делал забеги, присели две попутчицы. Вот не люблю болтушек! А они говорили и говорили, доказывая, что – то друг другу. Да уж! Это были педагоги! Их видно сразу, может из – за их оценивающего меня взгляда с ног до головы или поставленного голоса, или по беспросветной вере только в свою правду… Но молодцы, службу знали! На столике уже была постелена чистая белоснежная салфетка. На ней горделиво возлежала загорелая курица,салаты в контейнерах. Три пластиковые вилки лежали на красных бумажных салфетках. Мысленно им поставил зачёт. Отдельно на почетном месте в бумажном пакете постаментом возле окна стояла вычурно красивая бутылка французского коньячка, а рядом с ней опять же три рюмочки, больше похожие на мензурки. Улыбнуло! Как говорил Рауль.
- Чем красивее бутылка, тем хуже коньяк. Красивые бутылки это для русских наши изготавливают…
Меня пригласили за стол. Осторожно, чтобы не разбудить Бэтсика так назвал пса, левой рукой вытащил плоскую бутылку Мартеля из бокового кармана куртки и протянул женщинам, указав взглядом на спящего. Парень во сне подскуливал так жалобно, как ребёнок и при этом глубоко - глубоко вздыхал. Не хотелось будить малыша, натерпелся сегодня. Дамы поблагодарили, и протянули ножку курицы для собаки. Я поднёс её к чёрной мокрой пуговице, но тот даже не среагировал. Спал! А я оперся спиной о стенку, закрыл глаза и закимарил под жаркий шёпот симпатичных педагогов. Мне снился лес, серая изба на берегу речки. Собакин больше похожий на летучую мышь гонялся за бабочками в траве, смешно вставая на задние лапы: трава была высокой. А я сидел на березовой скамейке из сушняка и выдыхал шум импортных городов, чужую гортанную речь, суету аэропортов, вокзалов.
Вот она армейская привычка в крови: спать и слушать, что вокруг тебя творится. Навык пригодился и после службы, особенно в ночном лесу, когда засыпаешь под дождем под сухой громадной ёлкой… Голос, сидящей дамы у окна был строгий, но располагающий к себе. Вклинился в происходящий разговор, но веки не открывал: дремал. А дама в порыве откровенности, иногда всхлипывая продолжала. Оказывается! У неё погиб муж в Чечне, озноб женской боли и одиночества проскользнул по плечам, передёрнув спину, я когда – то привозил своих пацанов грузом двести оттуда. Помощи ей ждать было не откуда, а дочка, ковырясь ложечкой в тарелке однажды спросила наивно.
- Мама, а почему у нас в супике нет мяса, как в садике и только две половинки картошечки плавают и один хлебушек кусочек на столе?!
Она уже умела считать. На что она ответила.
- Теперь у тебя в супике будет всё!…
Через ресницы увидел немой вопрос собеседницы, женщина со слезами в голосе произнесла, что бросила учительствовать в школе и ушла на вольные хлеба. По началу мыла подъезды, одновременно взяв репетиторство. Потом занялась туризмом, страхованием. Но так мужа и не забыла, оставалась одна, хотя было несколько предложений стать любовницей, она так и сказала это слово, громко и чётко. У меня появилось чувство уважения к педагогу! А та продолжала, что свекровь – сука затеяла ещё и тяжбу в суде, хотела отобрать квартиру и продать, продать жильё, где живет её внучка. Но проиграла с треском! После затянувшейся минуты молчания тихо, почти шёпотом репетитор вымолвила.
- Через двадцать лет, дочь подросла, и я для свекрови стала самой дорогим человеком, дочь – то родная отвернулась…
Потом чуть громче, и резко перейдя на шёпот, вспомнив, что мы спим, произнесла.
- Да, я Оксана, сейчас получаю за месяц, как за год работы в школе. И мои ребятушки поступают в престижные вузы Москвы и Питера, а дочь работает в Китае переводчиком.
Я уловил её желание стать бабушкой… знакомое чувство… а дама пригубив, продолжала.
- На меня в городе стоит очередь и меня передают, как красное знамя. Зная наперед, что ребенок через три месяца будет говорить по англицки, как будто с ним родился. Мне же пришлось еще получить образование детского психолога.
Не стал показывать, что проснулся, чего уж смущать чуть разгулявшихся девчонок. Мартель и якобы французский коньяк, сделанный братьями армянами на малой Арнаутской,открыл ворота памяти. Еще раз погладил мелкого на коленях. Знакомый голос рассказал случай из жизни. Стало интересно. Бэтсик задрожал и заскулил, я на автомате прижал к себе его мышиное тельце. При каждом вздохе Бэтсика женщины старались говорить тише. Отметил про себя их сердоболие.
Как- то на восьмое марта, рассказчику бывшей учительнице девочка из многодетной семьи преподнесла подарочек, целую коробочку конфет «Рафаэла». Малыша делала задание, а дама считала, сколько раз девочка посмотрела на коробку с конфетами и сколько раз в тетрадь. Счет был не пользу тетради! Тогда она прекратила эти муки и приказала ученице открыть коробку и поделить конфеты на всех поровну. Малыша поделила на себя,на меня, сестренок, братишек и всем получилось по одной конфетке,осталась одна лишняя.Я заставила её взять себе лишнюю. Оксана, если бы ты видели,как девочка осторожно не нарушая тишины вскрыла фантик и достала вкусноту. Замерла на секунду и положила её на язык, от радости вкуса она даже закрыла глаза. Конфеты для семьи собрала в кулёчек и свою оставшуюся, как мину осторожно положила в пенал. Пояснила мне, что придет домой. Раздаст все малышам радости,а сама уйдет в туалет с пеналом,чтобы никто не попросил поделиться, достанет сладкое заморское чудо, и будет наслаждаться вкусом. Я попросила её всё, что она сейчас сказала произвести по английски...
Я открыл глаза. Меня тут же пригласили за стол. Пес так и спал, не обращая на мои движения внимание. Ему было уютно и надежно в моих ладонях, наверное, ему снились добрые сны… А мы уже втроем сидели за столом, за окном поезда северное сияние кинуло в небо свою зелёную кисею. Я тихонько почти не нарушая тишины рассказывал анекдоты и девчонки прыскали смехом. Нам с Бэтсиком скоро надо было выходить. Я нет – нет, да вспоминал ту девочку с конфетами.
Как, оказывается, мало надо человеку в этой жизни, чтобы почувствовать радость… всего лишь одну конфету.
Мне было стыдно за белую зависть к этому чистому ребёнку, который испытывыает радость...