Наташа тяжёлый человек. С первого взгляда меня насторожила её манера здороваться со всеми встречными и поперечными работниками больницы с нарочито широкой улыбкой и называть всех уменьшительно-ласкательными формами имён и существительных. Как будто она сильно перечитала эзотерической литературы и решила на профессиональной основе интенсивно внедрять в повседневную практику тренинг по излучению миру позитива. При этом Наташе всё равно, что ты разговариваешь с пациентом по телефону. Она заходит и начинает без остановки речетатив тирады в твой адрес так, как если бы ты должна была оборвать уже начатый, не с ней, разговор на полуслове при её появлении. Ты должна делать всё только так, как сказала Наташа, если она решила во что-то вмешаться. Других вариантов нет. Все другие варианты – это не вариант.
Наташе около пятидесяти и я спросила её, как обращаться к ней по отчеству. Она позитивно улыбнулась и сказала: "Просто Наташа". Проблема в том, что она не хочет, а требует от окружающих в добровольно-принудительном порядке взаимности по этому вопросу. Рассказывают, заведующая долго возмущалась, когда Наташа на улице больничного городка стала панибратски окликать её по имени. Вначале долго возмущалась за глаза, потом сделала Наташе замечание.
Ты не должна, а обязана ей широко улыбаться и напряжённо излучать позитив в ответ на её дебиловатый в тему и не в тему позитив, вне зависимости от твоего настроения и ситуации. Напряжённый позитив в ответ на её напряжённый дебиловатый позитив ты должна излучать в добровольно-принудительном порядке. Когда я сидела с Дашей в кабинете, частенько была свидетельницей сцен, когда эта вот излучательница «позитива» приходила разделять обязанности. Разделение, естественно, было в сторону увеличения обязанностей Даши, как медсестры, и уменьшения обязанностей Наташи, как документоведа. При этом Даша сидела на работе до 19, а Наташа уходила с работы не позже 16:12.
У Наташи высшее техническое образование. Тем ни менее до ВМП она работала в венерологическом диспансере кем-то вроде оператора ЭВМ или медрегистратора. Там она познакомилась с врачом, которой вскоре надоело быть на передовой правды жизни: она переквалифицировалась во врача-методиста и устроилась работать в другую больницу. Продвинулась и стала заведующей оргметодотделом. Когда в отделе ВМП оказалась декретная ставка документоведа, эта женщина привела свою знакомую, которой оказалась Наташа. Наташа не сказать чтобы была её подругой или хотя бы приятельницей. Скорее знакомая. Но, из-за того, что связей у Наташи никаких нет, а ей их очень хочется, с того момента, как она устроилась в отдел ВМП, она стала нахаживать к этой женщине врачу с докладами о том, что происходит в ВМП, и напряжённо поздравлять со всеми праздниками. Та в общем-то нельзя сказать, чтобы об этих докладах очень просила… Тем ни менее, Наташа из «шапочной» знакомой почти натянулась на роль протеже.
Откуда знаю? Иришка рассказала. Мне не то, чтобы было до этого большое дело, если бы не то, что произошло потом.
У Наташи тяга к высокопоставленным людям. В рассказе о похоронах подруги главные подробности – с какими работниками администрации региона она посидела за одним столом. Кружка с эмблемой известной политической партии. И прочие дешёвые попытки пустить пыль в глаза, которые по временам то смешат, то утомляют.
Ко всему прочему, Наташа очень больная. Она «профессиональная» больная. Бесконечно спекулирует перед начальством тем, что перенесла инсульт и онкологию. Мужик, с которым она жила, вначале от её соседства впал в глубокую депрессию, а потом был выгнан Наташей как лежащий на диване бездельник. Бедный мужик – не позавидуешь. С такой бы кто угодно в депрессию впал. Но, ладно. В общем, она одна с маленьким ребёнком и бывшая больная. При малейших разборках на работе Наташа этими темами начинает спекулировать и любая полемика по любым вопросам просто исключена: Наташа права, потому что заведующей её жалко. А, если не жалко, то Наташа напоминает, что надо её пожалеть.
Видимо жизнь Наташу так долбанула за её властный характер, что она начиталась эзотерической литературы. Теперь излучает позитив. Человек хочет решить свои проблемы изменением формы без изменения содержания. А, содержание очень плохое, судя по тому, как она себя повела в отношении меня. Судите сами.
Эпизод первый. Первый мелкий неприятный момент произошёл, когда Наташа узнала, в каком доме я живу. Мы живём в соседних домах и встретились на улице по дороге на работу. Поскольку мой Папа был инженером промышленной электроники с дипломом московского МИРЭА, а моя Мама стоит у истоков основания одной государственной организации в нашем регионе, я живу в престижном доме. Когда на улице мы с Наташей разговорились и она узнала, в каком доме я живу, ей не было всё равно. Её позитив смыло волной и, обычно излучающее дебильную полуулыбку лицо, перекосила гримаса возмущения: «ТЫ?! живёшь в ЭТОМ доме?!». Она меня это так спросила, как будто была убеждена, что я ошиблась и что-то перепутала. Наташа очень дорожит своим высшим образованием и, хотя мама у неё портниха, она считает, что женщина со средним образованием априори не имеет права жить лучше неё, женщины с высшим образованием. Да, тем более, быть замужем. Это уж совсем наглость. В её понимании, конечно. Не в моём.
Задело это её так сильно, что она совсем перестала "держать фасад". «ТЫ?! Живёшь в ЭТОМ доме?!". Да, я! Бог у тебя, дебильной дуры, разрешения забыл спросить когда раздавал квартиры.
Маху дала? Не надо было отвечать на её вопрос, уйти от ответа? Всегда, сколько есть возможности, стараюсь юлить не отвечать буквально. Не тот это контингент, которому будешь объяснять, что у людей не то, что квартиры 93-ей серии в N-ске, а в Москве квартиры, в Испании и Черногории и такие обнаглевшие буржуи есть среди моих ближайших знакомых. А, может… пошла она на …? В конце концов, её зависть это её проблемы и не надо пытаться свалить с больной головы на здоровую. Пусть завидует молча.
Та же история с моей сумкой для спортзала. Едем вместе в маршрутке. Что за сумка? Куда ходишь? Позитив Наташи – опять же - смывает волной. Потупленный смущённый взгляд «тургеневской девушки» на пенсии и сбивчатые речи невпопад: «Я бы тоже ходила… Я бы тоже… Я бы …». Даже не знаю, кому это было и в ответ на что. Человек любое чужое благополучие воспринимает как личный вызов себе. Я и так не афишировала свои походы в спортзал, а после этого случая стала специально «шифроваться» прятать сумку с формой, чтобы никому ничего ни на какие вопросы на работе не отвечать.
Муж говорит: «Зачем ты ей сказала?!». «Не знала, что придумать. Она буквально допытывалась. Мне неудобно было врать. Вроде вместе работаем». «Сказала бы за картошкой после работы пойдёшь или в гости. Ты вообще не обязана была отвечать. Сказала бы, что не хочешь говорить и перевела разговор». Как по минному полю. А, вот на дорогих машинах женщины на работу приезжают, она к ним тоже пристаёт? А, в шубах дорогих с дорогими украшениями ходят? Не задевает?
Эпизод второй. Первое время на работе у меня была небольшая нагрузка. Тем ни менее я задерживалась, из-за того, что много болтала о женской ерунде с Дашей, училась и не было сноровки в работе. Наташа уходила вовремя. Из отделения принесли несколько комплектов документов, по которым я должна была создать талоны «день в день». Тамара Геннадьевна говорит мне, чтобы я проконтролировала Наташу. Т. Г. говорит, Наташа отложит их в «долгий ящик» до завтра и пойдёт домой, а я должна создать талоны по этим комплектам документов в компьютере сегодня и для этого они должны быть зарегистрированы Наташей сегодня. Спросят с меня.
До окончания рабочего дня Наташи остаётся пол часа. Я прошу её зарегистрировать дела для меня в журнале - раз. Жду десять минут – она не регистрирует. Я вежливо и мягко второй раз прошу её зарегистрировать дела до того, как она уйдёт с работы. Проходит пять минут – дела не зарегистрированы. Наташа ласково с полуулыбкой говорит мне, чтобы я не волновалась. А, я уже успела узнать, что Наташа из тех, кто не «разбежится» и «где сядешь, там и слезешь» - не переработает. Наташе по часам уже уходить – я подхожу и в третий раз прошу её зарегистрировать дела. Она начинает расспрашивать, бюджетные ли это дела или ОМС и из какого отделения. На, что я уже не выдерживаю: «Наташа, не всё ли равно, какие это дела. За то время, что мы с тобой это обсуждаем, можно было уже десять раз их зарегистрировать». Что тут началось… Я к себе в кабинет. Она за мной. Она считает, что я должна извиниться перед ней! Она не много разговаривает на работе! Это неправда! Как я посмела обвинить её в том, что она много разговаривает на работе?!?! Тирада на хороших 15 минут и только тут выясняется, что у неё теперь совместительство плюсом пол ставки, так что она задержится на 20 минут. Спокойно повторяю ей то, что было мной сказано за минусом её округления. Переговоры длятся так долго, что я вежливо, но твёрдо, прошу её оставить меня в покое. СО ВСЕМИ ЭТИМИ РАЗГОВОРАМИ ДЕЛА ТАК И НЕ ЗАРЕГИСТРИРОВАНЫ.
После этого приходит Т. Г., которая говорит, что с Наташей надо разговаривать по-другому. Я недостаточно понятно сказала ей, что дела надо зарегистрировать именно сегодня и какие-то ещё очень неубедительные вещи, целью которых является разъяснение мне, что в любом случае неправа я. Пытаюсь оправдываться.
Эпизод третий. Наташа подаёт мне протокол врачебной комиссии, в котором строчка замазана корректором и говорит, чтобы я написала сверху на замазанном то, что замазано. Спрашиваю: «Кто это замазал корректором? Почему?». Логично предположить, что если кто-то это замазал, была какая-то причина – раз. И, что если сверху что-то и надо написать, то пусть пишет тот, кто замазывал, - два. Наташа давит настаивает, чтобы я сделала, как она говорит, без рассуждений. Тем ни менее, я иду к оператору, узнавать не она ли замазала и почему. От оператора узнаю, что замазано специально, потому что так сказала Иришка: в протоколе такой формы не должно быть этой строчки. Появляется Иришка, которая где-то ходила. Подтверждает слова оператора. С Иришкой идём к Наташе. Наташа отказывается о своих слов: впервые слышит! И так во многих случаях много-много раз.
Эпизод четвёртый. Иришка, сидя со мной в одном кабинете, накручивает меня поставить Наташу на место, сказать ей то-то (…), и чтобы она сделала так-то (…). Когда я это делаю, она тут же – минуту спустя – говорит, что я зря так сделала и с Наташей так нельзя. Издевается?! Кто меня напутствовал это сделать?!
Эпизод пятый. Все комплекты документов на ВМП обязательно отправляются на рассмотрение врачебной комиссии, которое оформляется протоколами. Протоколы в трёх экземплярах. Один экземпляр в журнал отдела ВМП, один в дело, один в отделение больницы, если комплект собирался в больнице (в зависимости от конкретного случая). До недавнего (на тот момент времени) документовед Наташа при получении дела с протоколами самостоятельно отделяла протоколы по принадлежности. Но, в последнее время, она стала настаивать на том, что это не её работа. Как результат, отделять протоколы по принадлежности и отдавать их стопочками Наташе, было сказано мне. Иришка объяснила, что я могу не бегать с каждым протоколом отдельно, а отдавать их по мере накопления стопки. Что я и сделала. Это было на второй месяц моей работы в отделе. Всех тонкостей я по определению в это время знать не могла.
Когда через время я отнесла протоколы небольшими пачками Наташе, она с недоумением посмотрела на меня и спросила, куда она их денет?! Время подшивать их в журнал уже прошло две недели назад. Наташа пошла к заведующей. Заведующая – вот уж истинно мудрая женщина – пришла орать на меня. Вопроса о том, кто мне объяснял схему работы и кто не спросил меня про протоколы, когда подшивал журнал, у неё почему-то не возникло. Наташа с видом ягнёнка слушала, как заведующая на меня орёт, а потом со своей полуулыбкой пришла ко мне излучать позитив. Вот как это было.
Я занимаюсь своей работой. Наташа подходит ко мне и что-то начинает говорить с нажимом. Я расстроена, но спокойно её слушаю и стараюсь делать вид, что ничего не произошло. Ей не нравится, что я не излучаю позитив. Она начинает совать мне документы в лицо, трясти ими перед моими глазами, требуя обратной связи. На это: «Я уже это поняла. Хорошо». Наташа с нажимом отвечает что-то иррационально-эмоциональное и продолжает тыкать документами мне в лицо так, что это уже становится неприлично. Говорю: «Ты хочешь, чтобы я с тобой после всего сюсюкала? Я не буду это делать». Она краснеет и уходит из кабинета со словами: «Мне не надо, чтобы ты со мной «сюсюкала». Кто ты такая?! Медсестра!». Тут я встаю со своего места и иду за ней узнать, что это сейчас было про медсестру. Наташа отказывается разговаривать: «Что ты о себе возомнила?! МЕДСЕСТРА! Иди работай в отделение утки носи!», - и абсолютно не в тему ещё что-то про то, что я – по её мнению - не такая уж и молодая и не на много моложе неё. Мне было 35.
Про Наташино пожелание мне идти работать медсестрой в отделение, могу сказать, что мало Наташа болела, что при том времени, которое она провела в больницах на химиотерапии, такое презрение испытывает к труду медсестёр.
Наташину – невпопад – вставку про возраст «не такая ты и молодая и не на много моложе меня» можно считать продолжением сцены, когда она узнала в каком доме я живу и в какой спортклуб хожу. Это всё равно как если бы она Памеле Андерсон (с которой они примерно ровесницы) при случае выдала: «Мы сами с усами! Нашлась звезда!».
Пожалела бы её, как юродивую болящую, если бы она не была такой злой.
Заведующая вместо того, чтобы призвать Наташу к порядку и запретить унижать меня, как месестру, на рабочем месте, полностью приняла её сторону. Заявила, что та права. Дескать, у тебя же действительно нет высшего образования. А, впрочем, прости её по-христиански или сходи к психологу.
Наташа напрочь отказывается со мной разговаривать. У неё высшее образование! Она столько лет в медицине! Я с её заслугами в медицине рядом не стояла! Она будет разговаривать со мной только через заведующую! И вообще: «Женщина, выйдите из моего кабинета! Я с вами не буду разговаривать!». Поведение явно припадошной. Что значит, хочет или не хочет она со мной разговаривать. Я, допустим, тоже не очень жажду, но работу никто не отменял. Наташа быстрым шагом выходит из своего и идёт в кабинет заведующей. С пафосом открывает настежь дверь её кабинета красная и явно не в адеквате, как будто объявили войну и всеобщую мобилизацию. Дело ближе к вечеру. Я молча это наблюдаю медленно продвигаясь по коридору в сторону врачебного участка, где я подрабатывала после основной работы. Заведующая выскакивает из своего кабинета и протяжно плачем ярославны, как будто пытается успокоить буйно-умолишённую, кричит не ей, а мне вслед: «А-ЛИ-СА!!! Успокойся! Отпусти ситуацию!». Какой-то сюрреализм.
После всего этого я – через время – говорю заведующей, что если она заняла такую позицию из-за знакомства Наташи с врачом-методистом руководителем оргметодотдела, то эта женщина за Наташу в отделе ВМП работать не будет и жизнь за Наташу не проживёт. Заведующая на это: «Алиса, ты лезешь в бутылку!».
Поняв, что заступаться за меня никто не собирается, я улучила момент и сказала женщине, отказывающейся со мной разговаривать, что если она будет пытаться так унижать других людей, то Бог её накажет и она со своим высшим образованием из документоведов окажется оператором: "Хорошего отпуска, будущий оператор!».
Эпизод шестой. Оператор Голубика – это такая вредная девочка, которой не то, что не стыдно, что она в одном письме с шаблона умудряется сделать пять-семь ошибок, но она ещё и пойдёт жаловаться на тебя по поводу своей седьмой ошибки, не рассказав о тех шести, которые по твоему указанию уже исправила. Так Голубика сделала в очередной раз. Было письмо пациенту с иностранной фамилией. Девочки операторы (с высшим образованием) никак не хотят осознать тот факт, что все иностранные фамилии, оканчивающиеся на согласный, в русском языке в женском роде не склоняются, а в мужском роде склоняются. И вот в письме, в котором исполнителем значусь я, девочки неправильно просклоняли фамилию пациента. Я исправила. Голубике это не понравилось. Она пошла не к кому-нибудь, а к документоведу Наташе (той самой) «против кого девочки дружим». Документовед Наташа (на правах имеющей высшее образование) разорвала и выбросила в мусорку экземпляр письма с моими исправлениями этой и других ошибок Голубики и написала так, как она считает нужным. В отделе правило, что исполнитель письма ставит подпись на экземпляре, который остаётся в деле и сдаётся в архив. Ни оператор, ни документовед, которая по функциям тот же оператор, никакой ответственности не несут. Они операторы ЭВМ наборщики текста машинистки. Иришка заявляет мне, что сейчас мне на подпись принесут письмо, в котором я исправила фамилию и, чтобы я подписала его в том виде, в каком его принесут вне зависимости от того, нравится мне это или нет. Письмо Наташа согласовала с заведующей.
После первого недоумения до меня доходит смысл ситуации. Я иду к Голубике. Голубика сидит у Наташи. Наташа отвечает на мой вопрос за Голубику. Ультимативно не даёт мне сказать слово тирадой про высшее образование, знакомого профессора и Бог знает ещё какого авторитета. Я иду к заведующей. Наташа кричит мне вслед, чтобы я вернулась и выполнила её задание отнесла что-то куда-то. Я не оборачиваюсь. Говорю заведующей, что исполнителем письма значусь я, подпись ставит она. Наташа со своим – каким угодно – образованием, не несёт никакой ответственности за это письмо, с какой стати она указывает. Почему я должна с этим мириться, если я хорошо знаю правила русского языка и знаю, что написано неправильно. Почему я, как исполнитель, должна позориться перед людьми, которые будут это читать, из-за самодурства Наташи?! Заведующая подпишет и тот и тот вариант. В результате я сама печатаю это письмо, минуя его обсуждение с дражайшей Голубикой и Наташей. Женщины пьют чай и обсуждают новости. Когда из канцелярии приходит копия отправленного письма (напечатанного мной) с исходящим номером, подтверждающим факт отправки пациенту, Наташа продолжает истерику: её обманули! я обошла её! вай!вай!
Зачем они обе - Наташа и Голубика - протирают штаны, если я делаю работу и за них и за себя не понятно. А, они реально их протирали. Потому что выяснения отношений занимали - из кабинета в кабинет и «из пустого в порожнее» - 2/3 их рабочего времени без ущерба для работы. Наташа идёт к заведующей жаловаться, что она окликнула меня, а я не обернулась. Этим я оскорбила её возраст, её образование, её слабое здоровье. Заведующая требует от меня объяснений. Пи-…-ец.
Как Наташа орала на весь коридор, что у неё высшее образование и она с какой-то там медсестрой даже разговаривать не будет, слышала медсестра Даша. Но, когда я попросила Дашу быть свидетелем в этом перед заведующей, Даша сказала: «Да, всё так. Но, Алис, я никуда не пойду и никому ничего говорить не буду. Разбирайтесь сами». Тут же сидела оператор Голубика, которая меня меньше всего интересовала. Хотя её никто не спрашивал и никто ни о чём не просил, она от себя с фырканьем йоркширского терьера возмущённо вставила: «И я тоже! И меня тоже нечего во всё это втягивать!». Я бы сказала ей, что в её поддержке точно не нуждаюсь, но так опешила от слов Даши, что уже никому ничего отвечать не стала.