В 1983 г. я перешёл из отдела Тартаковского в отдел Меньшикова, где выполнялись все работы по проектированию и сопровождению боевых алгоритмов КП СПРН. Отделы Тартаковского и Меньшикова входили в научно-исследовательское отделение НИО-1, начальником которого был Александр Александрович Курикша. Однако, мой перевод не был каким-то «одномоментным» действием, реакцией на моё заявление. Мне пришлось доказывать своё желание и необходимость перевода, в том числе, и Александру Александровичу.
И здесь надо ответить на вопрос – почему 12 отдел? Почему мне надо было переходить из отдела Тартаковского в отдел Меньшикова? Из сектора Широкова, который занимался задачами оценки помеховой обстановки в ещё непонятный сектор другого отдела? С задачей разработки перспективных алгоритмов оценки текущих боевых возможностей СПРН в том числе, в условиях помехового противодействия? И начальник НИО-1, Александр Александрович Курикша ответ знал.
И был против моего перехода. Считал, что такую тематику надо развивать в том подразделении, где я уже работал, а не концентрировать все разработки боевых алгоритмов КП СПРН в отделе Меньшикова. Полагал, я так думаю, что меня просто «сманили на чужие хлеба», используя желание заниматься алгоритмами оценки ТБВ, которые я стал придумывать ещё в армии. Доходило до смешного. Пытаясь доказать, что причиной моего перевода является отсутствие нужных исполнителей в 12 отделе, Курикша ещё раз запросил у Меньшикова список исполнителей всех боевых алгоритмов командного пункта.
Наличие такого письменного распределения задач было обязательным условием начала полномасштабной разработки 14АП (индекс комплексной боевой программы КП СПРН четвёртого этапа развития). Недолго думая, Меньшиков взял существующий список задач и на строчке с названием «алгоритмы оценки ТБВ» вписал своего сотрудника «Куликов Анатолий Михайлович». Для справки. Анатолий Михайлович был разработчиком алгоритмов оценки показателя гарантированной безопасности и гарантированного времени принятия решения на третьем этапе развития СПРН (подробнее см. п. 5).
И всё-таки я добился перевода. Понимал, что находясь вне 12 отдела, не смогу заниматься полноценной разработкой боевых алгоритмов с использованием сообщений обмена КП СПРН, общих массивов КБП, единого массива информации предупреждения.
К этому времени удалось, как мне кажется, достичь необходимого уровня взаимопонимания с Александром Владимировичем. Особенно, после выполнения работ по настройке алгоритма ПОНТИ (см. п.3), участия в различных испытаниях, и проведения исследований по режимам обзора сектора ответственности для перспективных радиолокаторов с несколькими барьерными зонами обнаружения целей. Здесь широко использовались цифровые модели радиолокаторов. Александр Владимирович, в шутку, наверное, говорил, что с такими моделями можно было бы проектировать новые радиолокационные средства.
Эти работы были тогда, по сути, «пионерскими». По совокупности полученных результатов я получил предложение перейти на позицию начальника сектора разработки средств контроля космического пространства (средств СККП), но отказался и решил сосредоточиться на алгоритмах оценки ТБВ. Тогда мы ещё не знали, что при правильном использовании алгоритмов оценки ТБВ СПРН можно было бы проектировать, вернее, уточнять проекты создания системы предупреждения.
Сейчас, если говорить о роли Александра Владимировича в разработке алгоритмов оценки ТБВ, то нужно говорить о роли соавтора и руководителя. Его авторству принадлежат многие технические решения и по самим алгоритмам, и по формализации ограничений на применение ракетного оружия.
Если говорить о продвижении результатов разработки, включая расширение информации предупреждения показателями ТБВ СПРН, усилия Александра Владимировича трудно переоценить [18].
Для программирования алгоритмов оценки ТБВ были выделены два сотрудника (женщины) в секторе программирования прикладных задач. Это уже в другом отделе, в другом НИО. Но то ли исполнители были плохо мотивированы, то ли задача оказалась слишком сложной, но прошло какое-то время, а мы не могли преодолеть «трение покоя» и как-то сдвинуть процесс написания боевых программ оценки ТБВ с «мёртвой точки», несмотря на жёсткие требования Технического задания на изделие 14АП.
Положение с реализацией алгоритмов оценки ТБВ стало меняться после того, как к программированию удалось привлечь Александра Прокофьевича Морозова, просто Сашу Морозова.
На третьем этапе Саша программировал алгоритмы ПОНТИ и алгоритмы ведения массивов КБП. Он с удовольствием, как мне казалось, взялся за боевые программы оценки ТБВ, успевая исправлять свои ошибки и мои «косяки» в постановке задачи.
Когда Саша брался за новые для себя задачи программирования, у него было желание перейти в сектор Никандрова Владимира Николаевича, одного из высокотехнологичных подразделений в СКБ-1. Не сразу, но у него это получилось.
В этом же секторе Никандрова программировались телепрограммы отображения результатов оценки ТБВ, разрабатывались сервисные программы для работы с массивами констант ТБВ и массивами описания ракетных сил вероятных противников.
В 553 НИЦ СПРН (Красногорск, Павшино) нашлись офицеры, обеспечившие запись необходимых массивов констант и массивов описания противников на штатные магнитные диски вычислительных комплексов командных пунктов СПРН.
Так постепенно формировался коллектив исполнителей задач по тематике оценки ТБВ. Но это всё было потом. После моего перехода в 12 отдел Меньшикова.
Чтобы закончить тему перехода в другой отдел, расскажу об одной детали. Вместе с рабочим местом Меньшикова в кабинете стоял стол Григорьева Анатолия Леонидовича, тогда фактически заместителя начальника отдела. И очень часто, прежде чем читать какие-то материалы по разработке алгоритмов или описанию массивов данных, Меньшиков просил показать материал Григорьеву. Так он экономил время и повышал качество согласования (утверждения) за счёт дополнительного контроля и рецензирования. Это я к тому, что Анатолий Леонидович всегда был в курсе актуального состояния разработки алгоритмов оценки ТБВ.
Внутри отдела Меньшикова мне довелось работать в новом секторе, где начальником был Суханов Сергей Александрович, который после смерти Меньшикова в 2005 г., стал генеральным конструктором Вымпела и директором Научно-исследовательского центра системного проектирования (НИЦ СП) Вымпела. НИЦ СП создавался на базе СКБ-1.
Первым заданием в новом отделе была командировка в Печору, на РЛС 5Н79 «Дарьял». В начале восьмидесятых на радиолокационном узле РО-30 в районе г. Печора завершалось создание самой мощной РЛС СПРН «Дарьял» (изделие 5Н79). Приближались испытания РЛС и ввод станции в состав СПРН. Очевидно, Александру Владимировичу Меньшикову нужно было знать все нюансы информационного обмена с новой станцией ещё до начала испытаний. Нужно было досконально знать, как формируются сообщения обмена с новым средством. Тем более, что станция в Печоре была не единственной в своём роде. Следующая РЛС 5Н79 создавалась в Азербайджане, возле населённого пункта Куткашен (Габала).
В командировку я отправлялся не один, вместе со мной летели два опытных сотрудника отдела — Приезжий Николай Иванович и Закис Алексей Викторович. В отделе их звали «прикисы» или «грызуны». Приезжий и Закис были разработчиками самого математически сложного алгоритма КБП КП СПРН — алгоритма идентификации траекторных измерений (ИТИ). В этой командировке Алексей и Николай должны были уточнить дисциплину выдачи сообщений по элементам сложной баллистической цели с учётом возможного объединения на РЛС отдельных траекторий. В Печору мы вылетели, когда закончились разбирательства с пожаром на передающем сооружении [1].
Во время подготовки к испытаниям и в ходе самих испытаний станции в составе системы мне не раз приходилось выезжать в командировку на печорский объект как представителю Главного конструктора СПРН. Времени в таких командировках всегда не хватало. Очень пригодились поездки на «Даугаву» и весь опыт службы в 3-ей отдельной армии предупреждения. Приезжал на новую станцию и Владислав Георгиевич.
Тогда у меня была возможность наблюдать, как он работает. Спокойно, очень доброжелательно. Отношение к окружающим было всегда приветливым и ровным, неважно — были это его коллеги, подчинённые или начальники. Не помню, чтобы при решении сложных технических вопросов, в данном случае, внедрении новой станции в систему, Владислав Георгиевич использовал бы свой статус начальника подразделения или Главного конструктора. В любом обсуждении, на совещании любого уровня он исходил, прежде всего, из существа дела. Это не просто располагало к нему разработчиков. Взвешенный, аргументированный и продуманный до мелочей подход к проблеме всегда позволял Репину привлечь к делу необходимых специалистов, действительно, благодаря силе убеждения.
Как и раньше, авторитет Главного конструктора Репина на печорском объекте распространялся и на его представителей.
Когда в течение рабочего дня, чаще всего, в командировках, нам приходилось много времени проводить вместе, можно было говорить не только о работе, но и об увлечениях. Владислав Георгиевич довольно долго мог обсуждать свои «мастеровые» проекты, особенно столярные. По работе особо долгих разговоров не было, была конкретная работа. Но никогда Владислав Георгиевич сам не затрагивал и другим не давал повода к разговорам на темы сугубо личные, которые касались только его самого и его близких. Какая-то непреодолимая и признаваемая всеми грань…
На станции «Дарьял» приходилось общаться с разными разработчиками. Постепенно определился круг тех специалистов, без которых нельзя было обойтись при решении сложных задач взаимодействия радиолокационного узла на базе РЛС «Дарьял» с КП СПРН. Соответственно, увеличилось число моих знакомых разработчиков РТИ.
В первую очередь, хочется назвать Иванцова Виктора Михайловича, главного конструктора РЛС 5Н79 «Дарьял». Никогда не слышал, чтобы Виктор Михайлович повышал голос на подчинённых и никогда не видел, чтобы он как-то использовал свой «административный ресурс». В этом они были похожи с Владиславом Георгиевичем Репиным — всегда сначала говорить о деле, причём говорить спокойно и доброжелательно.
Разработкой и сопровождением боевых программ заведовал Соловьёв Владимир Александрович, заместитель главного конструктора. Как-то я присутствовал при разговоре Владимира Александровича с одним из его сотрудников. На вопрос, почему того долго не было видно, сотрудник гордо отвечал, что был занят написанием программы — несколько листов получилось. Владимир Александрович вздохнул: «Дурацкое дело нехитрое. Твою программу мог бы и кто-нибудь другой написать, а ты ТЗ (техническое задание) для программистов составил? За тебя эту работу никто не сделает».
С Ратынским Михаилом Владимировичем, который занимался построением аппаратуры и алгоритмов помехового канала станции, я уже был знаком раньше. На Печоре Михаил Владимирович приобщился к любителям освещённой лыжни, и ничто его не ограничивало в лыжных пробежках. Вообще, он очень придирчиво относился к соблюдению «распорядка дня», говорил, что так, с распорядком, он больше успевает.
Болдырев Вадим Сергеевич был занят обработкой данных помехового канала, включая алгоритмы обработки информации о помехоносителях. Как-то он советовал мне тоном опытного командировочного: «Главное, обратно, в Москву спецрейсом не возвращаться. С самолёта могут снять. Лучше Аэрофлотом». Я попытался ответить ему в тон: «А сам бы полетел в Москву?» Вадим улыбнулся: «Да, если б можно было… В чём есть, полетел бы».
С Олегом Константиновичем Хвацким, который и здесь, на Печоре, сопровождал алгоритмы обработки траекторной информации, мы познакомились на узле РО-1, когда велись работы по вводу в состав узла выносной приёмной позиции 5У83 «Даугава». Олег Константинович и на Печоре был спокоен и рассудителен, выглядел степенным, опытным разработчиком.
Даниленко Александр Александрович отвечал за алгоритмы первичной и вторичной обработки информации в «целевом» канале и был наиболее интересным собеседником, поскольку знал «изнутри» все тонкости выделения парциальных трасс элементов сложной баллистической цели.
А тонкостей и нюансов было немало. Боевые возможности радиолокатора по определению траекторий элементов сложной баллистической цели (СБЦ) существенно зависели от качества алгоритмов обработки измерений, который анализируют полученный в разных координатах «портрет» СБЦ и решают задачу сопровождения её элементов. Только потом, когда получены все необходимые параметры траекторий, станция пытается ещё раз уточнить движение цели, отбрасывая недостоверные измерения.
Накануне нашего возвращения в Москву появилось время проверить алгоритмы формирования параметров помеховой обстановки на станции. Не всё работало в соответствии с протоколом обмена. Показал свои вопросы Соловьёву Владимиру Александровичу. Он внимательно посмотрел и ответил, что со временем, конечно, всё исправят. Учтут все мои замечания. Утром следующего дня Владимир Александрович предложил мне проверить алгоритмы ещё раз. Боевая программа работала правильно. Все вчерашние ошибки были устранены.
Задача оценки в реальном масштабе времени текущих боевых возможностей СПРН (ТБВ СПРН) ставилась военными специалистами с первых лет существования системы. Однако первые механизмы решения этой задачи стали появляться только на третьем этапе развития СПРН (п.5). Тогда в комплексной боевой программе командного пункта были реализованы алгоритмы вычисления показателей гарантированной безопасности (ПГБ) и гарантированного времени. Эти показатели, с учётом складывающихся к текущему моменту времени условий работы СПРН, отвечали на вопросы, какой потенциал баллистических ракет иностранных государств контролировался системой и каким располагаемым временем обладали оповещаемые пункты управления. Оценки были достаточно приблизительными, поскольку в начале восьмидесятых возможности СПРН по контролю ракетных ударов были ограниченными. В первую очередь, на северо-восточном ракетоопасном направлении.
Напомню, что в 1980 г. Владислав Георгиевич и его заместитель Александр Владимирович Меньшиков считали задачу оценки текущих боевых возможностей преждевременной. Боевые возможности СПРН даже в нормальных условиях функционирования ещё не были достаточно высокими, чтобы по их изменению можно было судить об изменении качества решения задач предупреждения. По отношению к любым ударам и в любых условиях обстановки.
Положение стало меняться только после ввода в эксплуатацию системы третьего этапа, устранения замечаний и выполнения рекомендаций по результатам испытаний, когда стали развёртываться работы по следующему этапу развития СПРН. Тогда же были предложены решения по созданию замкнутого радиолокационного поля по границам страны (на её периферии) и расширению зоны контроля и обнаружения стартов баллистических ракет на все ракетоопасные районы (речь о системе УС-КМО — УПРАВЛЯЕМАЯ СИСТЕМА «КОНТИНЕНТЫ — МОРЯ — ОКЕАНЫ»). Тем самым создавались предпосылки к появлению у СПРН высоких боевых возможностей по контролю ракетных ударов в любых условиях обстановки, повышалась актуальность решения задачи оценки текущих боевых возможностей СПРН.
В 1984 г. Владислав Георгиевич Репин при поддержке своих заместителей — А.В. Меньшикова и А.А. Курикши — принял решение о начале проектирования и создания в составе КБП КП СПРН IV этапа группы алгоритмов оценки текущих боевых возможностей (ГА ТБВ). При этом нужно было не только принять решение о начале разработки принципиально новых для системы алгоритмов и выделить в своём подразделении необходимые ресурсы для решения этой задачи, но и взять на себя жёсткие обязательства в виде требований Технического задания. А необходимые ресурсы для решения задачи были немаленькими для коллектива разработчиков СКБ-1, смежных предприятий промышленности и Министерства обороны. В разное время для решения задачи привлекалось более двадцати специалистов одновременно на разных объектах СПРН.
Сразу после принятия Репиным решения о разработке алгоритмов оценки ТБВ началось проектирование замысла и содержания алгоритмов. Эта работа требовала определения системы показателей ТБВ — своеобразной метрики задачи. Очень важно было выбрать такие показатели, содержание которых отвечало бы требованиям тактико-технического задания на СПРН, требованиям проектирования системы, проведения испытаний и требованиям эксплуатации, боевого дежурства СПРН.
Алгоритмами оценки ТБВ предусматривалось использование моделей средств СПРН и моделей наихудших для системы ударов баллистических ракет. Содержание моделей, которые должны были работать в реальном масштабе времени, определялось теми разработчиками, которые проектировали и испытывали СПРН. Алгоритмы вычисления показателей ТБВ должны были, кроме всего прочего, обеспечивать определённые гарантии полученных оценок.
Сейчас уже не помню точно, когда именно я решил воспользоваться рекомендацией для поступления в аспирантуру. Но хорошо помню, что утверждение темы диссертационной работы проходило в кабинете начальника отдела Георгия Петровича Тартаковского. Научным руководителем я выбрал Александра Владимировича Меньшикова.
Разговор шёл о содержании моей работы, возможных методах решения задачи оценки ТБВ, о том, что будет выноситься на защиту диссертации. Из этого разговора мне запомнился спор между Меньшиковым и Тартаковским о том, что можно считать научным методом, и действительно ли все средства хороши, если они позволяют решить задачу? Что значит «придумал», а не получил, не вывел нужную формулу? Георгий Петрович очень жёстко отстаивал строгость научного вывода и недопустимость рассуждений, исходя из «потребностей сегодняшнего дня». Мне тогда показалось, что разговор переходит как бы в полемику между доктором наук, придерживающимся ценностей академической науки, и прагматично настроенным инженером-практиком.
Много позже я понял, что был и третий участник этой энергичной дискуссии, имя которого не называлось и слова которому не давали. Это был, как я считаю, Владислав Георгиевич Репин, чьи взгляды, подходы, убеждения почувствовал Тартаковский в словах Меньшикова. Почувствовал и опять не мог смириться с тем, что Владислав Георгиевич никогда не будет заниматься «чистой наукой», не будет вкладывать в эту самую науку все силы своего таланта.
В самом деле, Владислав Георгиевич многого добился благодаря глубокой теоретической проработке своих замыслов. Но он также хорошо понимал и то, что без практической реализации своих знаний ему не суждено продвинуться дальше.
Если посмотреть на место СКБ-1 в структуре ЦНПО «Вымпел», то можно заметить, что этот далеко не самый многочисленный и «финансово ёмкий» коллектив приводил в движение и задавал работу чуть ли не всему объединению.
Возможно, этот разговор как-то сказался на том, что я окончил аспирантуру, неплохо сдав экзамены кандидатского минимума, но без защиты диссертации.