Кто трахн..л Иришку Кошмарову?
«Ха-ха-ха, давайте делать ставки. Останется ли Римка после Нового года. Не, а чё? Я ж не на тебя ставки предлагаю делать», «Здесь у нас будет лОжа», «Отвезут за город на гей-вечеринку!». О коллеге: «Тома, сегодня отдаю её тебе попользоваться. Я ей вчера пользовалась. Ги-гииии-ги». Прочие загадочные фразы про ставки и лОжи, завершающиеся мотивами женской мести в мой адрес. Слова с контекстом про месть и попытка волевого взгляда исподлобья а-ля прибандиченный гопник бойкий мужичок-с-ноготок с деревенским юморком под простачка.
«Ты это заметила?» - при этих словах Иришкин многозначительный взгляд на меня, - «Хорошо, что ты это понимаешь». Что «понимаешь»? Иришка, не знаю, кто это сделал. Но, это не важно. Пойми, я с этим человеком не знакома и не я виновата в том, что он не взял тебя замуж и не дал твоему ребёнку свою фамилию. Не я виновата в том, что в свои под сорок ты живёшь никому не нужной матерью-одиночкой с мамой и папой.
Знает, что у меня есть муж, который с ней точно не знаком и я ей дорогу не переходила. Но, не может успокоиться и что-то такое вот именно по женской части её мелкой душонке не даёт покоя. Альбинос навозной мухи. Она замучила меня своими преследованиями на работе. В другом случае приписывание мне связи с неким несуществующим любовником, наверное, польстило бы. Но, не в этом.
Мне было глубоко индифферентно и на Иришку, и на её личную жизнь или её отсутствие, если бы Иришка не стала вгрызаться в меня, как Тузик в грелку с таким остервенением, что по-неволе пришлось озадачиться на предмет её мотивов.
Она давно работала в отделе. В качестве «серого кардинала» пережила многочисленных заведующих, никто из которых не уволился по собственной воле, и имела влияние на последнюю из них. Заведующая открыто соглашалась с тем, что заведующая заведующей Иришка и заняла позицию «чем бы дитя не тешилось» в отношении преследования меня. По временам она выбивалась из амплуа и сочувственно отмечала на коротке с другими: «Что она к ней пристала?!». Коллега, которая мне об этом рассказала, так же сочувственно добавила: «Алис, не знаю, чем ты ей не угодила. Не хочу тебя расстраивать, но у Иры такой характер… Если она за тебя взялась, ты не будешь здесь работать». Раньше ты об этом сказать не могла?! Когда я переходила сюда с работы на врачебном участке, где меня уговаривали не уходить и куда теперь мне не вернуться?! Про пакости этой гниды, с внешностью моли, по работе я не говорю. Но, тут накопилось другое.
Когда в начале нашего знакомства мы говорили про спортзал, я сказала, что всю жизнь занимаюсь физкультурой, потому что похожа на своего Папу и во мне говорит его генетическая память. Я это сказала, потому что не думала, что у взрослой женщины возраста под сорок хватит отсутствия понятий, чтобы пытаться над этим смеяться. С того момента фраза «ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ» «ги-ииии-ги-ги-ги» стала Иришкиным словом-паразитом. С тех пор я вот уже как раз пять-семь слушала в моём присутствии её попытки обыграть эту фразу с ёрничанием и чебоксарским деревенским юморком, чуть-чуть пробившейся над своим пролетарским окружением, гопницы.
Потом она стала подбивать моих колежанок обыгрывать мою фамилию. Пошли шуточки с «ги-и-иииии-ги-ги-ги-ги» по поводу фамилии. Садистскому нутру этой быдлы возможность безнаказанно поглумиться над моей фамилией видимо доставляла особенное удовольствие. Среди моих родственников её носителей, были чиновники уровня региона. Представляю, какой авторитет Иришка приобрела в своих собственных глазах от подобной попытки доминирования. Дескать, вот где она видела таких-то… Видали, как она! То-то же!
Она решила поменять мне участки работы, потом поменять мне кабинет, потом на старом участке работы поменять профили работы. И раз, и два и три. Потом заставила отгулять все дни отпуска, которые я не использовала летом, зимой: «Вдруг ты завтра уволишься. Выгребешь нам весь премиальный фонд!». Потом она проверила реакцию и стала повторять всё то же самое, но в обратном порядке. Тянула с меня жилы, ежедневным: «Вдруг ты завтра уволишься», - и, - «Вдруг ты завтра заболеешь не придёшь». Она так затерроризировала меня своими абсолютно несмешными издёвками на предмет моего рациона на обед, что я стала уходить есть в другой корпус в сестринскую отделения, в котором работала раньше.
Мне поставили новый письменный стол. Как только это произошло и я уже разложила на нём свои вещи, Иришка заявила, что стол отдадут Миниюбке. Хотя та вслух своих претензий на него не заявляла. Таким образом, я осталась и без старого и без нового стола. Такого скотского оношения не допускали по отношению к операторам: "Если, она оператор, это же не значит, что она не человек! Что мы ей сегодня тумбочку дали, а завтра заберём? Так тоже нельзя!". Но со мной и моим столом иак оказалось можно. На складе списанной мебели нашлись два трухлявых письменных стола. Один нестандартно короткий, другой нестандартно длинный стол. По мнению заведующей и Иришки, длинный стол создавал дисгармонию и асимметричность в кабинете. Короткий стол был в длину вдвое меньше того стола, который был у меня до начала истории. Иришка предложила мне, для компенсации его маленького размера, класть свои документы на тумбочку. Почему нет? Можно и на тумбочку, только почему тогда за таким столом с такой тумбочкой кроме меня в отделе никто не сидит?
Вскоре Иришке стало мешать то, как стоит мой стол в другом (не в её) кабинете. Стол переставили. Ежедневно она упражнялась по типу: «Сделай так!» - «Сделала?» - «Кто тебе сказал так делать?! Мы никогда так не делаем!!!». Ко второму году своей работы в таком режиме я затравленно озиралась на любой шум у входной двери в ожидании, что сейчас опять нагрянут по мою душу, и молча глотая слёзы говорила в телефон: «Здравствуйте. Отдел ВМП».
Я взялась за перо - «А, вот, с этого момента поподробнее», - с тех пор, как Иришке помешала фотография моей Бабушки на моём рабочем столе.
У меня на столе стояла фотография Бабушки в медицинской одежде вместе с коллективом аптеки, в которой моя Бабушка проработала фармацевтом всю жизнь. Никому эта фотография не мешала и рабочему дресс-коду никак не противоречила. В больнице рядом с кабинетом главного врача огромный стенд «Наши династии» с фотографиями семейных династий медицинских работников больницы и города. Это традиционная практика оформления рабочего места при «кабинетной» «бумажной» работе. Моя соседка по кабинету расставила православные иконки. У кого-то фотографии детей на столе. У меня фотография Бабушки.
Спустя год нахождения на моём рабочем месте этой фотографии, мухосранская гопница вдруг опомнилась. «Если тебе уже двух столов мало, тогда надо фотографию своей Бабушки дома на полочку поставить. Ты здесь не дома». А, тут произошло невыносимое для её сознания бабо-пацанки – я прикрепила к Католическому календарю, который стоит под фотографией моей Бабушки, две заколочки со стразами. «Ты здесь не дома», - судя по её агрессивному самодурству она считала, что я не у себя дома и не на работе, а у неё в гостях.
Ну, нет у человека понятий и святого. Что быть никому не нужной матерью-одиночкой и одной воспитывать ребёнка, который нужен только ей - это больно - она понимает, а что нельзя богохульствовать рядом с глубоко верующим человеком, глумиться над смертью чужих близких родственников, пытаться издеваться над чужой Семьёй и чужой генетической памятью, она не понимает. Не понимает человек, что это такое, когда нельзя трогать чужое святое. Значит придётся ей слушать в свой адрес такие слова, как «быдло», «мать-одиночка», «ублю…ок» и много-много худших этих слов.
Я всегда считала, что наличие или отсутствие детей, это личное дело каждого, до того момента, как мою бездетность (с лёгкой руки Иришки) не сделали любимой присказкой по поводу и без повода: "У неё ребёнок!!! А, ты что?!". Каждый... каждый... каждый Божий день. Видимо, наличие ребёнка было одним из немного, чем Иришка в жизни могла похвастаться, поэтому использовала этот факт для осуществления попыток доминирования в полную силу. Она умудрялась находить поводы для издёвок с такой изощрённой частотой, что я, давясь слезами, вспомнила всех святых, которые были унижаемы и презираемы за бездетность: святых Иоакима и Анну, святых пророка Захарию и Елизавету. Чем это закончилось для Иришки?
Женщина одна воспитывает ребёнка от мужчины, которому ни она ни этот ребёнок – по её же рассказам – не нужен. Вначале нашего знакомства она зачем-то врала мне про то, что у неё есть «муж» и рассказывала какие-то нелепые вещи про несуществующего «мужа», который занимается ребёнком и сейчас – якобы - с ребёнком и её родителями в отпуске. Хотя я её об этом не спрашивала, никак этой темой не интересовалась и мне неловко было слушать все эти рассказы, потому что от других коллег я знала, что она не замужем и воспитывает ребёнка одна. Затем в ней произошла какая-то внутренняя борьба и она с вызовом – хотя я, опять же, не интересовалась и не спрашивала – стала бравировать тем, что волевым решением смогла оставить ребёнка не считаясь с мнением своего полового партнёра. Стала многозначительно говорить мне, что муж может бросить каждую «со всеми бывает» - это очень с нажимом многозначительно. Сказала, как пожелала (мечтать не вредно, Иришка). Организовала клуб разбитых сердец в отделе с агрессивным пристрастным отстаиванием интересов всех брошенных матерей-одиночек.
При этом мне приходилось слушать её богохульства, жуткие ёрничания над чужой личной жизнью и такими вещами, как смерть пациентов и переписка об этом с их родственниками – «Ги-иии-ги-ги-ги-ги. Не пиши «умер». Пиши «скончался». Ну, не обкончался же. Ги-ии-ги-ги-ги». Её ёрничания и гримасничание по поводу серьёзных вещей просто пугали. По временам она была скорее садистка, по временам скорее болящая.
«Человек» не могу сказать. Эта гиена отлично знала, в какой безвыходной ситуации я находилась. Была домохозяйкой при муже-предпринимателе с поездками заграницу, украшениями с бриллиантами, ящиком креветок на балконе и баночкой чёрной икры в холодильнике. Стала женой декабриста. Тут не то, что не будешь расстраиваться, что мужу перекрыта возможность работать, а благодаришь Бога, что не в тюрьме. Мне приходилось работать с трудовой книжкой, с которой мало куда устроишься: по молодости вливаться в жизнь пролетариата не хотела, по неопытности увольнялась при первых же сложностях. Трудовая в двух томах.
«Если мы такие плохие обижаем тебя, почему ты до сих пор не уволилась?!», «И нечего делать вид, что мы делаем из тебя козла отпущения! Не притворяйся белой и пушистой! Мы знаем, что о тебе говорят!». «Нет ни одной твоей слезы в нашем отделе, которой бы ты ни заслужила!» - это уже заведующая.
Иришка Кошмарова… Это были два года, когда я во истину умывалась слезами. Это было во истину: «Всякий день поносят меня враги мои, и злобствующие на меня клянут мною. Я ем пепел, как хлеб, и питьё моё растворяю слезами». Благодаря Иришке Кошмаровой мой хлеб, заработанный в отделе ВМП, во истину был разбавлен слезами. Муж за меня заступиться не мог – ситуация такая, что самому день простоять, ночь продержаться. Знакомые и родственники попытались замолвить слово, вышло: «Ах, ты, падла, настучала на нас?! Стукачка! Обижаем мы тебя?! Да, я к министру здравоохранения области дверь ногой открываю!!!».
"Господи, прошу, возьми щит и латы, побори борющихся со мною!". «Я был молод и состарился, и не видал праведника оставленным и потомков его просящими хлеба».